и безвкусные, которые быстро таяли во рту, густые, как томатный сок, напитки, что-то еще -- все чужое, вкуса то неопределенного, то совершенно незнакомого, но, в общем, терпимого. Сириус -- то ли был сыт, то ли еще чего -- есть не стал. -- Среди политоров есть еще так называемые геллы, а также -- моро, -- сказал Карпий. -- Это разные народы вашей планеты? -- А что значит "народы"? Папа пояснил, что на нашей планете очень разные народы и многие говорят на разных языках. -- О, у нас не так, не совсем так, -- сказал Карпий. -- У нас планета относительно невелика, ее занимают только политоры, и язык у всех общий. Исключение составляют моро -- это древнее, дикое племя, несколько племен, они упорно живут вне всякой цивилизации, в основном -- охотой, прячутся в далеких скалах и лесах, их не очень много и у них свой язык. -- А геллы? -- спросил папа. -- Геллы -- это политоры и говорят с нами на одном языке... -- Но их вы почему-то отделяете от себя? -- Да, они особые. Но лучше о них не говорить, лучше их увидеть! -- Но они тоже могут относиться к древнему или очень древнейшему роду? -- спросил папа. -- О нет. Их это совершенно не интересует. Вполне вежливо папа снял эту тему. -- А эти аппараты, ну, с помощью которых говорим мы с вами сейчас, созданы для разговоров с моро? -- Частично. Мы почти не сталкиваемся. -- Но не для нас же вы их изготовили? -- сказал папа. -- Как вам сказать, если вы не знаете других цивилизаций, то мы немного знаем. -- Немного?!! Ничего себе! -- Я опешил. -- Да, пару ближних планет. Аппараты созданы для общения с их жителями. Цивилизованными их не назовешь. Они выполняют для нас там, у себя, разного рода работы. Впрочем... -- Когда мы прилетаем? -- спросил папа. -- После этой ночи. -- Тогда, -- папа встал. Я -- тоже. -- Благодарим за ужин. Тотчас же появился еще один политор. -- А, Рук покажет вам вашу комнату. Желаю вам всех удобств и долгой жизни. Мы поклонились и пошли за а, Руком. Каюта оказалась почему-то круглой, но уютной. Несмотря на все события, я чувствовал, что клюю носом. -- Что-то странное у них происходит, -- сказал папа. -- "Странное" на чей взгляд? -- На наш. А на их -- что-то обычное, но они, кажется, понимают, что, возможно, не совсем обычное вообще. Спи. -- Ага, -- сказал я, снимая с Сириуса все причиндалы и засовывая его к себе под одеяло. -- Спокойной ночи. -- Все, -- прошептал папа. -- У тебя блочок для сигнализации с "Птиля" с собой? Вдруг... -- Да, -- шепнул он. -- Спи. 8 Мы проснулись, когда было уже светло; какая-то быстрая улыбка, еще сонная, что ли, пробежала между нами и испарилась: лицо папы стало снова жестким, суровым. Все случившееся разом навалилось на нас. Я потыкал кнопки, подергал ручки телека -- он засветился, и мы увидели лицо улыбающегося Карпия. Изображение было -- стерео, надо же! Но это был коммуникатор, а не телек. -- ... Надеюсь, спалось хорошо, сейчас принесут завтрак. Тихо вошел а, Рук с завтраком на подносе, едва заметно приветливо кивнул и поставил завтрак на стол. -- Долгой жизни, -- сказал он. -- Спасибо, -- сказал папа. -- Кто у вас, кроме вас, есть на Политории? Мать, отец? -- Я, жена, сын, -- а, Рук улыбнулся. -- А что они делают? -- Я -- тут, жена учит детей искусству планирования, сын... маленький, еще не планирует. Живем в столице, в Тарнфиле. -- А что, собственно, ваши дети планируют? -- В голосе папы было удивление. -- О! Вы сами увидите! -- И он быстро удалился. Опять мы поели какой-то красненькой травки с соусом, кубиков вроде вчерашних, но другого вкуса, куриного, что ли, попили густого сока. Морса этого. С низким поклоном и традиционным -- "долгой жизни" появился Карпий, но один, без Ол-ку, и сказав: "Почти прилетели", жестом предложил нам следовать за собой, покосившись на Сириуса, но тот уже был в наморднике и на поводке. В коридоре мы бодро тронулись за Карпием, полкоридора скоро перешел в движущуюся панель, мы ехали не только прямо, но и делали повороты, кругом сновали политоры, мчались быстро в обе стороны, почти бежали, несмотря на движущиеся панели, все они были в синих формах экипажа корабля, и каждый делал нам короткий поклон головой, причем было ощущение, что один их глаз по долгу службы глядел на Карпия, а второй -- на нас, более любопытный; я обернулся -- те, которые проскочили нас, не оборачивались, им это было не нужно -- третий глаз на затылке прекрасно нас видел. Представляю, что было бы с нами в школе, если бы наши педагоги, что-то чертя или пиша на доске, могли при этом смотреть на нас, не оборачиваясь. Бр-р! В очередной раз наша панель повернула и у стены ушла в пол; мы сделали несколько шагов вправо к огромному иллюминатору и замерли: шла медленная посадка, и вся их столица Тарнфил и природа вокруг города были сносно видны под лучами солнца. По границам космодрома и редким строениям я понял, что мы, конечно же, на окраинах Тарнфила. Сам город был виден чуть хуже в утренней дымке, но и так было ясно, что строения вблизи космодрома были не специальными сооружениями, а просто домами: такие же точно были и вдали, в самом городе. Разобраться толком в этих домах я сейчас не мог, одно лишь было ясно (оказалось потом, что я не ошибся): дом -- это большей или меньшей длины относительно тонкая, сужающаяся кверху башня, и на башню, как на пику, были "нанизаны" большие шары, два, три, восемь шаров, каждый, казалось, чем выше, был меньше в диаметре предыдущего. -- Дома? -- спросил папа у Карпия. -- Да, -- сказал он. -- Так просторнее в городе, не правда ли? Внизу... как... парк. Так мы строим уже лет триста. Мы любим простор, аккуратность... -- А дома с одним шаром? -- спросил папа. -- Я вижу их тоже много вдали. -- Это личные дома. Или солидные конторы, фирмы. -- А политоры не очень древних родов имеют личные дома? -- О, почти нет, редко, -- сказал, улыбаясь, Карпий. -- Они живут в домах, где несколько шаров. -- А политоры без рода, где они? -- Под землей. У нас под землей превосходные дома, кондиционеры, улицы -- вообще прекрасные города под землей. О! Я вижу политоров, которые пришли встречать вас. Толпы!!! -- Я думаю, вас бы у нас встречали тоже с большим волнением, если бы мы захватили ваш корабль, -- вежливо сказал папа. Карпий рассмеялся. Непростая штучка был этот Карпий, я думаю. -- Помашите политорам, -- сказал он и сам поднял руку. -- Еще далеко. -- Нас уже давно снимают и передают в эфир камеры корабля. Вы сейчас прекрасно видны на большом наземном стереоэкране. Папа поднял руку и помахал ею, я тоже стал махать, а потом поднял вверх, на уровень своего лица, Сириуса -- пусть видят. Карпий нажал какую-то кнопку, и сразу же коридор наполнился ужасающим "чириканьем", голосами огромной толпы. -- Что, вы полагаете, будет первым делом, когда мы сядем? -- спросил папа. -- Ну, короткая встреча... в правительственном дворце. -- Серьезный диалог? -- Ну нет. Неофициальная встреча. Конференция -- позже. -- Два слова о вашем правительстве. Оно у вас одно? -- Да. Я понял, что на вашей планете их много, -- сказал Карпий, и папа кивнул. -- Наше состоит из десяти человек. Во главе его... царь. -- Ца-арь?! -- сказал пана. -- Поищите еще какое-нибудь слово... -- Тогда -- Великий Премьер. Или... я пытаюсь, чтобы аппарат произнес синхронный перевод звуков... или квистор. Господин Горгонерр. Или уль, уль Горгонерр. Внезапно я почувствовал малюсенький, очень мягкий толчок -- мы сели, это было неожиданно, корабль был огромным. -- Прибыли! -- улыбаясь, сказал Карпий и, обняв нас за плечи, пока мы были еще видны операторам с космоплана, развернул нас, и мы покатили на бегущей панели, как оказалось, уже к выходу. По дороге нам встретился улыбающийся Ол-ку. -- Это вы сажали корабль? -- спросил папа. Ол-ку кивнул. -- Превосходно! -- сказал папа и пожал Ол-ку руку. (Позже оказалось, что политоры, здороваясь, кладут свою правую руку на левое плечо другого.) Двое красавцев-политоров, стоя по обеим сторонам выходного люка, распахнули его, и Карпий, так и обнимая нас с папой за плечи (Сириуса я держал на руках), вывел нас на просторную площадку высокой лестницы. Под ногами у нас был ковер, который, струясь по лестнице, уходил по земле далеко вперед, где у высокой решетки стояло несколько политоров, которые, как только мы начали спускаться вниз (Карпий перестал нас обнимать), тронулись нам навстречу, причем один из них шел явно впереди остальных; уль Горгонерр, подумал я, ихний царь... Медленно мы сближались, а толпа прямо ревела; Сириус пару раз вякнул, чуть задрожал, но вырываться не стал, успокоился. Наконец мы встретились, остановились. Горгонерр, седоватый, с короткой стрижкой, в белом костюме, очень красивый, сделал нам с папой глубокий поклон (мы -- чуть менее глубокий), Карпий поднял высоко над головой руки, сжатые вместе, уль Горгонерр сделал то же самое. -- Великий Премьер! -- сказал Карпий. -- Позвольте доложить. Полет прошел нормально. Перед вами -- два инопланетянина, они оказались рядом с нами в космосе, наши языки чрезвычайно не схожи, контакты сигнализацией тоже были невозможны, и мы удачным маневром приняли их, как гостей, на наш лайнер. Предоставляю наших гостей в ваше распоряжение (снова сжатые руки вверх). Доложил капитан корабля Карпий. -- Благодарю вас, уль Карпий, -- быстро сказал "царь" Горгонерр, сделал шаг нам навстречу, быстро, продолжая мягко улыбаться, положил руку на плечо папе, а потом и мне, вовсе не боясь Сириуса в наморднике. -- Уль Горгонерр, -- сказал он. -- Владимир, -- сказал папа. Я сказал: -- Дмитрий. Горгонерр познакомил нас с людьми из своего окружения, и каждый клал нам руку на наше левое плечо; как отвечать, мы еще не знали, но догадывались, что руку протягивать не следует. Приглашающий жест Горгонерра, и все тронулись к выходу, загремел оркестр (музыку мне просто не передать! о-со-ба-я), откуда-то выскочили люди с аппаратурой -- нечто похожее на фотоаппараты, на кино- и телекамеры, распахнулись двери первой и второй решеток, встречающие нас политоры закричали на нашем языке не поймешь что -- гром голосов! -- и образовали проход для нас. Мы шли с папой, кивая налево и направо, Сириус вел себя спокойно, за проемом второй решетки мы увидели множество красно-белых машинок на воздушной подушке (по ярко-желтым шлемам я предположил, что это их полиция, что ли), тут же стояла большая на воздушной же подушке машина, куда мы залезли с папой и Сириусом, следом Горгонерр и его шатия-братия, и мы тронулись в сопровождении окруживших нас полицейских, и я еще раз почувствовал себя очень как-то странно, видя впереди себя разрезы на задней стенке шлемов полицейских, откуда сверкали их глаза, точнее глаз. Не знаю, как папу, меня все это ошеломило, и я только потом, когда мы уже мягко "подплывали", вероятно, к дому правительства, увидел, что Карпия с нами нет, в машину он и не садился, наверное, мы уже были в совсем иных, высших, сферах, куда он был, как бы это сказать, не вхож, разве что еще с борта корабля, в полете, сообщил своему Горгонерру все, что можно было сообщить о нас и о Сириусе. 9 Квистория была одним всего большим шаром на огромной игле, окруженной очень высокой ажурной металлической стеной, "проходная", охрана и прочее. Главный зал, тоже круглый, был без окон, с искусственным освещением. Огромный стол, стаканы, какая-то голубая вода в высоких бутылках... Нас усадили. Стоя, уль Горгонерр сказал: -- Я, квистор Политории, и в моем лице вся планета Политория приветствует наших гостей из космоса, представителей неизвестной нам, иной цивилизации! Полагаю, что я потрясен не менее других политоров. Мне известно, что капитан Карпий сообщил вам о двух ближних планетах, с которыми мы поддерживаем деловые отношения, но эти планеты, в отличие, как мне представляется, от вашей, очень далеки от понятия "цивилизация". Планеты эти лишь много-много сотен лет своим существованием дразнили наше воображение. Мы всегда надеялись, что где-то в просторах Галактики есть разумные, высокоорганизованные существа. Несколько сотен лет наши сигналы не получали ответа, но вот -- вы здесь. И ваш облик, и ваш интерес к нам (сами вы о себе рассказывали улю Карпию очень мало) говорят о том, как мы близки и, возможно, равны по уровню развития. Еще раз приветствую вас -- наших гостей! Великие предположения материализовались, чудо свершилось. Вы -- тут! Мы не хотим сразу обременять вас сложным и долгим заседанием, поэтому сообщу вам кратко и сжато о наших планах и надеждах и о ваших возможностях. Далее шел перечень: уютный особняк для нас, стереовидение, коммуникаторы связи (и прямой канал с ним лично), машина, молодая женщина, которая будет нам готовить, личный гид (младший, член правительства), прогулки по городу -- по земле и под ней, любые магазины и любые товары (бесплатно) -- большая честь для фирм и правительства. Нижайшая просьба: энное количество пресс-конференций, бесед и встреч, разумеется, и таких, где будет удовлетворяться наш интерес к Политории. К нашим услугам -- другие города планеты, дикая природа (путешествия)... Квистор Горгонерр улыбнулся, поклонился нам и сел. Уже сидя и сделав глоток голубой воды, он добавил: -- Мы внимательно слушаем вас. -- Как вы полагаете, уль Горгонерр, как долго наше присутствие не будет обременительным для вас? (Ну и речи, ну и оборотики включил мой папа. Такого я от него не ожидал.) -- О! -- сказал квистор. -- Вы -- гости! Вы можете быть с нами сколько угодно. Год, два, всю жизнь! -- Улыбка. -- Знаете ли вы, квистор, что такое отпуск? -- Перерыв в работе для отдыха, не так ли? -- Верно. Мой отпуск -- две недели. Мы летели с сыном отдохнуть на какой-нибудь пустой планете, -- сказал папа. -- О, вы чудесно отдохнете, и уверен, что контакт с новой цивилизацией, -- это не сравнимо с простым отдыхом. -- Конечно! -- воскликнул папа. -- Мы взволнованы... это не передать, но отпуск есть отпуск, у нас с этим строго. -- Да, я понимаю, но, наладь вы связь со своей планетой, они не только продлят вам отпуск, но, может, просто с радостью вменят вам в обязанность как можно дольше быть уполномоченными представителями вашей планеты для установления контактов с нами. Достаточно связаться с вашей планетой. "Внимание, папа!" -- чуть ли не тоном приказа подумал я, а вслух быстро (пропади все пропадом, ведь я же ребенок) сказал: -- Уль Горгонерр, а на Политории есть речки, озера? Мы хотели бы с папой половить рыбу. Папа не сделал мне никакого замечания, квистор пошушукался со своими и сказал, мило улыбаясь: -- Да, у нас есть существа, живущие в воде, -- не знаю, рыбы ли это, они вкусные, но иногда ядовитые. Конечно, вы половите. Я слушаю вас, уль Владимир. -- С таким понятием как "отпуск" у нас очень строго. Очень! По профессии я инженер, а вы, уль Горгонерр? -- Я -- философ, логик, математик и биолог. -- Отлично. Вы все легко поймете. Заметьте, я не тот человек на планете Земля, который получил высшую подготовку как специалист по общению с иными цивилизациями. -- Но велика ли разница? А вы -- уже здесь. -- Уль квистор, -- опять встрял я, -- а как по-политорски называются рыбы? -- Своих "рыб" мы называем "апеллы". Никто из присутствующих, и папа тоже, не прерывали меня, дитя малое, но я не просто трепался, задавая эти вопросы, я и хотел, чтобы они-то уж точно считали меня дитем малым и ничего не знали о том, что я тоже кое-что соображаю. Но главное, я очень надеялся, что папа в эти паузы, может быть, определится в своей позиции: у меня было ощущение, что он не знает, как точно себя вести. По-моему, он не знал, как "преподнести" им Землю: как очень развитую планету (с огромными возможностями спасения нас), или мы куда слабее Политории (хотя мы и были, пожалуй, слабее; пока казалось именно так). -- Я продолжу, уль Горгонерр. Если я не вернусь через десять дней, меня уволят с работы и мне не на что будет жить. -- Уволят в такой уникальной ситуации?!! -- Увы -- да. Если, конечно, я вообще вернусь. -- То есть?! -- Сверхудивление. Глаза -- две плошки. -- Космос даже для вас пока еще во многом -- тайна. На Земле знают, что я ушел в космос не очень надолго, и если меня и сына начнут искать через, скажем, полгода и -- теоретически -- обнаружат нас на Политории, то я не знаю (учитывая срок поисков), как отнесутся к этому земляне. Они ни на секунду не подумают, что мы остались добровольно. -- Ну, всегда можно договориться. Объяснить. -- Но куда с большими предварительными сложностями. И еще: у вас есть жена, уль Горгонерр? Все политоры как-то мягко заулыбались, и он тоже. -- Разумеется, -- сказал он. -- Я не чужд... -- Я полагаю, вы ее любите. А она вас. -- Конечно, мы любим друг друга. -- Тогда представьте мое положение и еще больше положение моей жены, если я исчезаю с сыном и нас нет полгода. -- Это ужасно, -- сказал квистор. -- Но я и предлагаю вашу задержку с предварительным вашим сообщением об этом на Землю. "Начинается, -- подумал я. -- Ну, папа, давай". -- Вы предлагаете связь с Землей, но я плохо вас понимаю. -- Папа сделал большую паузу. Погладил Сириуса. Снял с него намордник и жестом успокоил всех: кот был у меня на руках. -- Связь с Землей? Вы, если я не ошибаюсь, говорили, что уже очень давно посылали свои сигналы во Вселенную. Но мы за всю историю Земли не принимали никаких сигналов, даже неясных. Папина мысль была настолько простой, что она и без уточнений была ясна философу, логику и математику Горгонерру. -- Если же предположить, -- продолжал папа мягко, -- что такая связь возможна, то вы не только узнали бы наши координаты, но и сообщили свои. Вас это не смущает, не пугает? -- Как видите, нет, раз я предложил подобное. -- Несколько Горгонерр все же был смущен своим предположением связи с Землей, которое по логике выглядело простой болтовней. -- Мы давали свои сигналы, ничего не боясь. Мы знали, что их примут разумные существа, а если они воинственны -- то мы, скажу кратко, абсолютно спокойны. Мы надежно защищены. К тому же теперь вы и так знаете наше расположение во Вселенной. -- Каким образом мы это узнали?! -- Когда Карпий, не имея возможности договориться с вами... -- Но... -- Нет, он пробовал -- вы почему-то ничего не слышали, да, вероятно, и не поняли бы. Словом, когда он просто взял вас, как гостей, к себе на борт -- вы уже узнали наши координаты. -- Уль Горгонерр несколько победно улыбнулся. -- Когда Карпий взял нас к себе на борт, мои приборы показывали бывшее до этого наше направление полета, но стоило Карпию выйти на свой основной курс, наши приборы почему-то сбросили все показания до нуля, вероятно, таково влияние устройства вашего корабля. Мы не знаем ваших координат. -- Вы полагаете, -- сказал Горгонерр, -- что раз связи с Землей быть не может, вы способны осчастливить нас своим пребыванием лишь дней на десять? -- К нашему огромному огорчению, да, -- мягко сказал папа, и, вероятно, каждый из политоров и я знали, что это всего лишь заявление смелого человека, не более. -- Как вы представляете себе ваше возвращение? -- вежливо спросил Горгонерр. ("Если мы не уничтожим ваш корабль", -- подумал я.) -- Здесь все ясно, -- сказал папа, -- отпадает, увы, вариант нашего ухода на нашем же корабле: если ваше топливо подойдет нам, то его нужно столько, что на наш корабль его не поместить, корабль мал, а Земля очень далека. -- А второй вариант? -- спросил квистор. -- Единственный возможный, если вы будете столь любезны: Карпий "довозит" нас до той точки, где он нас "взял", и выпускает на волю, тогда у нас хватит и своего топлива. Наступила значительная пауза. -- Разумеется, -- добавил папа, -- в момент расхождения наших кораблей существует возможность, что обе стороны узнают координаты друг друга, но, как я понял, вы этого не боитесь, мы -- тоже. А вы, с ваших слов, так заинтересованы в контакте с нами ("О!" -- воскликнул квистор), что, пожалуй, при прощании мы просто должны обменяться нашими координатами. -- Разумеется, -- сказал Горгонерр и добавил грустно: -- Если вы, конечно, настаиваете на отлете через десять дней. Папа сказал: -- Одна из самых сложных вещей -- это разница наших психологии, точно определить которую посложнее, чем определить уровень цивилизаций и, скажем, уровень военных возможностей, не так ли? -- О, естественно, уль Владимир! -- Поэтому я не уверен, поймете ли вы точно то, что я скажу вам. Если бы я был уверен, что вы настроены против нас воинственно (Горгонерр и остальные дружно замахали руками, явно протестуя), если бы, -- продолжал папа, -- ваша угроза была очевидной и я был бы здесь один, то все бы решалось просто: вы от меня ничего бы не узнали -- точка. Казалось бы, здесь со мной маленький сын, за которого я отвечаю, но вы тем не менее от меня ничего не узнаете тоже. Мы здесь будем всего десять дней -- ну и что? Мы можем установить посредник в космосе -- спутник связи -- и договориться о визите любой из сторон в гости друг к другу. Вот и все. Есть Земля -- и поэтому у меня нет выбора. Опять была длинная пауза (несколько, по-моему, политоры себя ею выдавали; или они, действительно, боялись нашего нашествия, отпусти они нас на волю?). -- Все это очень серьезно с ваших слов, уль Владимир, -- сказал наконец Горгонерр. -- Вы бы хотели улететь, мы были бы счастливы задержать вас, но вы очень тверды в своих намерениях, а мы... В этот момент вдруг дико заорал Сириус, все вскочили, только Горгонерр гордо остался сидеть, я успокоил Сириуса, надел на него намордник, политоры, похоже, облегченно вздохнули и снова сели, но было ясно, что первая встреча окончена. Возле выхода из садика нас ждала, как я понял, наша машина и улыбающийся голубоглазый политор. -- Этого молодого человека, младшего квистора нашего правительства и вашего постоянного гида, зовут Орик. -- Горгонерр сделал ударение на "и". -- Прошу к вашей машине. Мы распрощались с ним самым любезным образом, сели в машину. Орик занял место за рулем, улыбнулся нам очень весело и открыто, и наша машина мягко и быстро поплыла над самой землей, а потом вдруг резко взмыла в воздух, и мы с папой увидели и услышали жутко веселое чириканье Ори-ка: вероятно, их "плееры" смех "перевести" не могли никак. Мы с папой заулыбались: Орик явно был веселым политором, и что нас просто поразило, перегнулся через свое сиденье (мы сидели сзади) и погладил Сириуса, хотя я вновь снял с него намордник. 10 Парк "Тропики" был гордостью нашего спецгородка. Его обнесли высокой прозрачной стеной, чтобы он и снаружи был виден, и создали там тропический климат. Естественно, все растения в парке были тропические и субтропические и тропические же, конечно, звери. Мы этот парк обожали, особенно зимой: снимешь пальто и зимние сапожки в раздевалке парка, кроссовочки на ноги -- и гуляй себе по жарище в одних шортах и бобочке. Глубоко вздохнув, я вспомнил, что именно в "Тропиках" я впервые в жизни поцеловался с Наткой. Я думал об этом, сидя с папой в нашей летящей машине и глядя на улыбающийся на затылке глаз Орика, наверное, потому, что высоченные деревья под нами были явно тропические, разве что цвета непривычного: листья красные, фиолетовые, ядовито-светло-зеленые, даже белые. Орик "вез" нас в наш дом, он явно просто пока катал кругами; я догадался, что кружит он именно в центре Тарнфила, по плавным поворотам и потому еще, что все здания состояли из одного шара и принадлежали политорам знатных родов. -- А знаете, -- сказал Орик, -- почему я так лихо взмыл вверх, хотя вы были не пристегнуты ремнями? Ощути я в сотую долю секунды хоть на чуточку лишний угол взлета -- мгновенное нажатие вот этой вот кнопки -- и сразу же машина закрывается прозрачным куполом, -- видите щели по всей длине борта? -- А ну-ка, -- сказал ему папа. -- Разочек для интереса. Полсекунды не прошло -- и мы оказались под куполом. Потом Орик его убрал. Было очень тепло, но не жарко, и я спросил у Орика, как же так, климат тропический, а дикой жары нет, и он объяснил, что летом у них обязательно проходят недельные полосы умеренного тепла -- таково влияние их центрального моря. -- А оно далеко? -- спросил я. -- На такой машинке, как эта, часа два лета. А ее предельная скорость четыреста километров в час. -- Красивое море? -- спросил папа. -- О да, -- сказал Орик. -- Чудесные пляжи, другая, очень пышная растительность, скалы, скал очень много. -- Туда можно будет сгонять? -- спросил я. -- Пожалуй, -- несколько неуверенно сказал Орик, но тут же бодро добавил: -- Поднатужимся -- и махнем. -- Это в тех скалах, -- голос папы вдруг сделался вкрадчивым, -- и живут моро, ваши дикие племена? -- Да, в основном, там, -- сказал Орик. -- Они опасны? -- По ситуации, -- сказал Орик. -- Они принимают у себя только некоторых политоров для обмена разных своих штучек на кой-какую еду и оружие. Цивилизацию не любят. -- А лично вас, Орик, простите, уль Орик, они принимают? -- Да, -- сказал, улыбаясь, Орик. -- Зовите меня просто Орик, я не обижусь, хоть я и младший квистор в правительстве. Я спросил у него, как это он сумел бы в малую долю секунды определить и лишний угол наклона машины, и нажать нужную кнопку, чтобы мы не вывалились. -- Тренаж, -- сказал он. -- Я спортсмен. -- А какой вид спорта? -- спросил я. -- Игра в мяч, метание копья, планирование, бой кулаками... -- Кстати, расскажите потом о планировании, жена одного политора учит детей планированью, -- сказал папа. -- Ясно ведь, что это не планирование в промышленности. -- Конечно, -- сказал Орик. -- А я про копья не понял, -- сказал я. -- Как это делается? Как их бросают? В цель? В мишень? -- Нет. Копья типа старинных, как у моро, но с мягким резиновым наконечником. Противников двое, расстояние -- двадцать пять метров, бросают по очереди друг в друга, у каждого маска, нагрудник и щитки на ногах из легких металлов. Попадание в противника -- один балл. Но он может и увернуться. Или поймает копье, но это уже суперкласс, три балла, некоторые научились посылать копье со скоростью километр в секунду. -- А какой у вас класс, Орик? -- спросил я. -- Суперкласс, -- смущенно сказал он. Вокруг одного из домов для родовитых он сделал круг (кто-то помахал ему из окна). -- Это мой домик, -- сказал он без всякой гордости и напыщенности. -- Мы почти соседи с вами. -- Послушайте, Орик, -- сказал вдруг папа. -- Несколько нелепый вопрос: а почему именно вас сделали нашим гидом? -- Гидом? -- переспросил Орик. -- И сторожем! -- Он расхохотался. -- Во-первых, я в правительстве единственный специалист по вопросам энергетики и техники и, пока я с вами, могу кое-что узнать о Земле, узнать и понять. Во-вторых (поскольку ваши аппаратики только переводят, но ничего не записывают; машину эту я, кстати, проверил на этот счет -- ничего записывающего нет), не скрою от вас, что внутри правительства Политории существует оппозиция, и я в нее вхожу. Если я свои обязанности гида выполню хорошо, ничего особенного в этом не будет, а вот если плохо -- это минус и мне, и оппозиции. -- Минус вам? -- улыбаясь, спросил папа. -- Горгонерр получит голосов больше, чем вы? -- Нет, я не главная фигура в нашей оппозиции. Они помолчали, глаз Орика на затылке улыбался; не знаю, может, я это выдумал, но Орик, кажется, был доволен тем, как тактично папа не стал его расспрашивать об оппозиции. Наоборот, после паузы папа спросил: -- Что же это за планирование за такое? -- О, это вещь! -- сказал Орик. -- Вы прыгаете с вышки, нажимаете кнопку, срабатывают пружины в обе стороны, и из трубы у вас за спиной вылетают длинные хлысты, растягивая при этом ткань очень туго и ровно, -- получается длинный треугольник с точками на концах хлыстов и в вашем поясе -- пара длиннющих крыльев. И вы планируете, летите. -- У нас есть похожее! -- почему-то радостно заорал я. -- Орик! У нас это называется дельтаплан. Только выглядит иначе. -- Планировать -- это колоссально. На дальность полета, полеты по кругу, акробатика. -- Ой, попробовать бы, -- сказал я, вздохнув. -- Без учебы? -- сказал Орик. -- Это опасно, Митя. -- Приятно: вы сразу запомнили наши имена, -- сказал папа. -- А вы запомните еще одно имя: Пилли. Это молодая женщина, которая будет убирать ваш дом и готовить вам пищу. -- И будет нашей... прислугой? -- Это уже спросил папа. -- Странно. Очень странно. Мы к этому не привыкли. -- О, что вы, если это делает не мужчина, как было на корабле Карпия, а женщина, то это для вас большая честь, так как искусство готовить у политоров -- это культ. И если этому учат специально, а Пилли училась, то это могли позволить только женщинам древнего рода. Это высокое искусство. -- А вы знаете, Орик, почему ваш род древний? Что такое совершил ваш предок? Или он был богат? -- спросил папа. -- Мы уже подлетели, -- сказал Орик. -- Во-он ваш дом. Мой предок? Это очень смешная история, которая произошла много сотен лет назад, еще до начала цивилизации. У нас тогда водились, да и сейчас водятся, ну, такие... свиньи... кабаны... у них над рылом длинный, очень твердый и очень острый клык. Однажды мой предок удирал от такого вот кабана. Он никогда не умел (так записано в книгах) быстро бегать, но тут он летел, как копье, а кабан -- за ним. Но оказалось, что мой предок не только быстро бежал, но и очень быстро думал, чего за ним никто никогда не замечал. Как копье он ворвался в поселение врагов, резко упал, вскочил и умчался обратно. А кабан всадил свой острый клык прямо в пузо вождя врагов. Это был колоссальный расчет, вроде точнейшей посадки корабля на незнакомой планете. За этот номер, кстати, он тоже был избран вождем. Вот я из каких. Насмеялись мы вволю. -- Вы не заметили, заболтавшись со мной, что мы уже сделали четыре облета вашего дома, и я видел, как четырежды Пилли махала нам из окна -- пора обедать, летим. Я не обижусь, кстати, если вы, оставшись одни, подумаете: отличный парень, этот Орик, а вдруг это не случайно, вдруг такого к нам и должны были приставить -- гида-сторожа-раэведчика. С таким, как он, вполне можно подружиться -- и рассказать ему больше, чем следует. Я не обижусь: так вы и обязаны думать, судя по вашей беседе с Горгонерром. Все. Обедать! Мы молчали. Машина плавно и мягко пошла на посадку над высокой решеткой вокруг нашего дома прямо к плавательному бассейну. Мы сели, и папа сказал: -- Так ли, этак ли, Орик, но вы обронили одну фразу, -- вы сказали, что записывающих устройств в нашей машине вы не обнаружили. Допустим, я вам верю, и поэтому прямо спрашиваю: могут ли быть подслушивающие устройства в доме? -- Допускаю, -- сказал Орик. -- Я внимательно осмотрю его и, если обнаружу их, то тут же прихлопну. -- Но постойте! -- воскликнул папа. -- Это же, это же... Мы же инопланетяне, мало ли что... Горгонерр... -- Я вас понял, -- сказал Орик. -- Если Горгонерр узнает, что я вытворил такое, будет крупный разговор, но у меня есть аргумент: я, по сути своей, не подслушиватель. Если я должен глубоко узнать вас, проникнуть в вас на благо Политории, то я предпочитаю сделать это с помощью своего ума и интуиции. -- Вы смелый... политор, -- сказал папа. -- А иначе какой смысл жить? -- сказал Орик, но просто, вовсе не возвышенно. -- Да, -- сказал папа, -- конечно, мы с Митей вольны думать о вас как угодно (это вы сами заметили и даже предложили нам), но мне бы не хотелось, чтобы Горгонерр сменил нам гида. -- Я постараюсь, -- улыбаясь, сказал Орик, и в этот момент дверь внизу башни-пики открылась, и из нее вышла и подошла к нам очень молодая женщина такой невозможной красоты, что я задохнулся. Как нежное облако... нет-нет, не то... Она сказала, и меня качнуло, я ахнул. Она сказала: -- Владимир, Митя, Орик! В чем дело?! Распустились! Сколько времени я должна ждать вас?! Ни капельки такта! Кстати, меня зовут Пилли. -- И она поклонилась мне и папе. Если бы не этот ее поклон, я бы почувствовал, будто мы на Земле. -- Привет, Пилли, -- сказал я. -- Пошли, я голоден, как черт. 11 Минуты три Орик простоял на коленях перед Пилли, умоляя ее простить его: он не может обедать с нами, он занят. Пилли потрясающе разыграла оскорбленность и в конце концов простила его. Нам он сказал, что до вечера мы можем делать что угодно -- спать, гулять по городу, на всякий случай вот номер его аппарата, вот два микроаппаратика -- звонить из любой точки, где бы мы ни находились, вот номер аппарата Пилли, сам он появится вечером, а Пилли, покормив нас, уйдет или побудет с нами, если мы этого захотим. Честно говоря, я не помню точно, что именно мы ели. Супа не было, но второе -- какое-то мясо, овощи, много соуса -- напоминало густой суп; всякие непонятные травки, кубики, сладости и напитки -- все было фантастически вкусным. -- Мы очень просим вас, -- сказал папа. -- После обеда побудьте с нами, Пилли. Вам не трудно? -- О! Я с восторгом! -- воскликнула она и добавила: -- Орик ищет сейчас, нет ли в доме подслушивающих устройств. -- Колоссально! -- сказал я. -- Ну а даже, если они есть, эти устройства, во-первых, когда у нас гости -- ведь не заговоры же мы затеваем? А когда мы с папой вдвоем, мы просто снимаем с себя аппаратуру с присосками и говорим, что хотим. -- Ага, -- сказала, улыбаясь, Пилли, -- они запишут ваш язык, а потом прослушают, надев на себя такую же, как у вас, аппаратуру, то есть получат перевод. -- Балда! -- воскликнул я и хлопнул себя по лбу, а Пилли рассмеялась. Чириканье, да? Вполне. Но у нее -- нежнейшее. -- А этот наш разговор, -- сказал папа, -- вполне заговорщицкий, не так ли, Пилли? -- О да! Но здесь, в столовой, записывающих устройств нет -- я проверила еще до вашего приезда. Папа развел руками. А я млел: фея-разведчица! -- Знаете, Пилли, -- сказал он. -- Что-то я плохо понимаю: Орик и вы, допуская слежку за нами вашего правительства, не скрываете этого от нас. Вы же нас совсем не знаете! Может быть. Земля настроена агрессивно. -- Да?! -- сказала Пилли. -- Каким это образом? Ваш корабль был уже изучен, когда он был на борту Карпия. На такой вашей штуке до нас и не долететь. Во-вторых, вы, скорее, просто пленники. И еще есть ощущение, что Земля не агрессивна. -- Да, это так, -- сказал папа. -- Но вы-то откуда об этом знаете? Земля -- это масса государств, масса правительств, а вы делаете вывод, глядя на нас, всего лишь двоих землян. -- Политории важно понять, воинственны вы или нет и какой у вас уровень техники, в том числе -- военной. Если он ниже нашего, нам бояться нечего. А похоже -- так оно и есть. -- Но если это и так -- нам-то есть чего бояться? -- Не могу сказать ничего определенного, -- ответила Пилли, -- догадки -- не в счет, а знания мои ограниченны. Сфера политики -- тем более такой -- скрыта в глубинах самой этой сферы. Мне туда входа нет, хотя я и физик по профессии. -- Вы ходите на работу, Пилли? -- спросил я. -- Фи-изик?! -- Нет, -- она улыбнулась. -- Я закончила "Сверхособую школу Хозяйки Дома" и Высший Технициум, как физик. Если я не склонна ходить на работу, но тем не менее хочу получать... деньги (я только сейчас сообразил, что Сириус хоть и без поводка, но в ошейнике и наморднике, и снял их), я могу и не ходить, но обязана раз в два года представлять Высшему Техническому Совету какой-либо научный труд, а они его оценивают. Дома у меня лаборатория. Вошел Орик и сказал, что "слушалок" нет. -- Что же, -- сказал папа. -- Горгонерр не успел или не захотел это сделать? -- Пока нет окончательного представления об уровне вашей цивилизации, нет и уверенности, что вы и сами эти штуки не обнаружили бы, а случись это -- полный провал в попытке установить контакт. Горгонерр не так глуп. И, быстро попрощавшись, Орик умчался, сказав, что двери внизу башни и двери квартиры закрываются сами, а открывают их просто прикосновением этих вот двух пластинок -- желтой и красной, и отдал их нам. -- Спасибо, Пилли, что вы остались посидеть с нами, -- сказал папа, и в этот момент Сириус, пришедший в себя после ошейника и намордника, вякнул и запрыгнул на колени Пилли. Самовнушение поразительно: мы с папой выдумали, что у него ядовитые зубы, -- мы же и вскочили в испуге. Но Пилли улыбнулась и стала гладить кота. -- Кольво, кольво, славный, -- повторяла она. -- Хороший кольво. Как его зовут? Сириус? Странно. Очень похож на наших кольво. Вы от нас так далеко, а кольво -- одинаковые, да и политоры вполне похожи на вас... Похожа я на женщину Земли? Папа, улыбаясь, кивнул, а я сказал: -- Очень! Очень! И у наших -- тоже сзади нет глаза, Пилли! (Она рассмеялась.) И еще -- вы очень, невозможно красивая! -- Спасибо! -- сказала она. -- Наш интерес друг к другу был бы более высок, если бы вы и мы были так же разумны, но кто-то из нас имел, например, облик... слизняка со щупальцами. -- Конечно, -- сказал папа. -- Вы открыли две планеты... Кстати, это тоже снижает реакцию на нас... -- Очень-очень частично, -- сказала Пилли. -- Мы именно открыли их. Не более. Они -- полудикари. Аппаратики -- для связи с ними, чтобы не учить их язык. -- Вы с ними общаетесь. Зачем? -- Мы берем у них металлы, сырье для топлива. В обмен. -- Я не спрашиваю, на что, -- сказал папа. -- Спасибо. Ничего особенного мы им не даем. -- Это она сказала чуть грустно, -- Я почему-то ни на секунду не испугалась Сириуса. -- Он разбирается в политорках, -- сказал я. -- Наверное, люди изучали языки друг друга или изучали какой-то один, наиболее удобный для всех. -- Похоже, -- сказал папа, -- но не совсем. -- Прошу вас, оторвите от себя присоски и поговорите. Мы исполнили ее просьбу и, глупо поглядев друг на друга, поговорили о том, что Пилли -- это какое-то совершенство, судя по ее отношению к ядовитому Сириусу. Затем Пилли сделала нам знак замолчать и заговорила сама. Потом, опять жестом, попросила нас вернуть присоски на свои места. -- Ваш язык -- это что-то чудовищное, чуждое, страшное, -- сказала она. -- И полагаю, что наш для вас... -- Да, тоже полная дикость, -- сказал папа. -- Не язык, а набор технических звуков разных частот плюс голоса, точнее, звуки каких-то птиц с металлическим оттенком. -- У политоров, в отличие от вас, очень сильно выпирает грудная клетка, может, отсюда и разница голосовых аппаратов. У наших женщин тоже, но, по-моему, это менее заметно и уж внешне никак нам не вредит. Да? Ведь верно? -- Угу, -- сказал папа смущенно. -- Теперь вывод, -- продолжала Пилли, не переставая гладить Сириуса и бесстрашно запихивая ему в рот кусок какой-то еды; он отбивался от нее всеми четырьмя лапами, но ел. -- Вывод. Вы на Земле обошлись без машинно-языковой связи. Мне почему-то кажется, что вы, конечно, могли бы ее создать для себя. Это наверняка была бы машина огромных размеров, в память которой были бы заложены все слова всех языков и многочисленные каналы связи внутри. Скажем, кто-то нажимает кнопку своего языка, а другой -- своего, и можно разговаривать. Фу, как нудно и долго я рассуждаю. Но маленький аппаратик, вроде нашего, вы бы создать не могли и не создали. Для меня, например, этого достаточно для оценки уровня вашей техники вообще. -- Да, не создали, -- сказал папа. -- Но почему не могли бы? -- Я уже говорила, ваш корабль был тщательно изучен. -- Ну, н