вашей командой. Только что к вам отправился с охотниками политор, который вылечит кого угодно. Нашли вы у себя второго болтуна? -- Да. Старались вовсю и обнаружили. Привет. Только тут я развернул сверточек от Ир-фа: это был полный чертеж аппарата для "планирования"! Потрясающе! И тут появилась Оли. Она подошла совсем близко ко мне и, проведя ладонью по моей руке, ткнула пальцем в лист. -- Крылья, -- сказал я. -- Чертеж. -- ... Я сегодня летала. Без таких. Ночью. -- Махнем на речку? -- сказал я. -- Только папу предупрежу. Я захватил снасти, фотоаппарат, лазер. Оли взяла кистевой пистолет, как у Орика, мы сели в машину и взлетели. Пролетев над ущельем и первой к морю высокой грядой скал, мы нырнули вниз, я повел машину над речкой, и мы наконец сели почти у моря. Когда Оли вышла, я развернулся и "вплыл" в извилистую щель в боковой части скального массива; если идти мимо, машина была не видна. Я спиннинговал возле самого впадения речки в море, надеясь поймать либо речную, либо даже морскую рыбу. Оли фотографировала меня, в том числе и тогда (я просто заорал ей), когда что-то крупное село у меня на блесну, и она, умница, отсняла весь "процесс" вываживания рыбы. Она прыгала, хлопала в ладошки и радостно смеялась, а я никуда не мог деться от собственной гордости и никак не мог ее скрыть. Потом мы разделись, купнулись у самого берега и легли позагорать лицом к морю. Мы молчали, было тихо, как-то дико вокруг и жарко. Я попросил Оли лечь чуточку иначе, чтобы сделать ее портрет на фоне моря. Она легла, как я просил, я вывел трансфокатором камеру в положение съемки телевиком и, лежа, стал искать нужную мне точку. Неожиданно я увидел с помощью мощного моего телевика какую-то очень далекую точечку на глади моря. Я щелкнул пару портретов Оли, передал ей камеру и попросил поглядеть, что это там в море. -- Давай. Мы, птицы, видим лучше вас. -- С полминуты она глядела в море и наконец сказала: -- Катер на воздушной подушке, очень далеко, идет быстро и именно к устью нашей речки. -- Пошли, -- сказал я, и мы, на всякий случай пригибаясь, добрались до щели, прошли по ней метров триста к нашей машине, спрятали в нее все, кроме оружия и камеры, отыскали годные скальные уступы и начали медленно и осторожно подниматься вверх по скалам. Минут через пять мы уже были наверху гряды и, когда наконец добрались до обрыва, уже лежа, отыскали удобные щели, я отдал Оли камеру, она поглядела на море и сказала: -- Катер военный. Идет точно к устью. Их трое. Через пару минут катер этот "вылез" на берег, и из него вышли трое политоров в морской форме, такую я в Тарнфиле не видел. Эти трое быстро разделись, искупались (Оли отвернулась, купались они голыми), выйдя на берег, оделись, оделись и улеглись почти под нами. -- Отлично, что их ждать еще целый час, отдохнем хоть. Надоело, все вода и вода под ногами, -- сказал один. -- А как они сообщили, что они будто бы раскрыты?.. Я положил ладонь на плечо Оли -- она поглядела на меня. Я приложил палец к губам, указал ей рукой на ее пистолет и изобразил, что я немного отползу, а она пусть слушает. Тихо я отполз подальше, нашел наконец нечто вроде колодца, спустился в него и вызвал а,Тула. -- Великородный? -- Еще какой. Это ты, акулий глаз? -- Напрягись, -- зашептал я. -- Где двое болтунов? -- Ушли ловить рыбу на часок-полтора. -- Это не так, -- зашептал я. -- Я прячусь наверху скалы, километрах в пятнадцати от моро в сторону Тарнфила, где скалы у моря прерываются. Устье речки. Когда те ушли? -- Минут тридцать назад. -- Подо мной трое военных с катера. Ждут двоих через час, тех двоих, которые боятся, что их раскрыли. -- Это очень важно. Очень. Спасибо тебе. -- Послать вам машину с отцом? -- Да. Наши машины прибудут только завтра. Ждем. Я вызвал папу: -- Пап, это я. Ты далеко от машины? -- Нет, я в поселке. -- Помнишь точно дорогу к а,Тулу? Только точно. -- Да. -- Возьми вторую машину и гони на просеку к а,Тулу. Лети, сделав левый крюк, и как можно ниже над скалами, правее тебя могут засечь. Все. Сверхосторожно я дополз до Оли. Те, внизу, молчали, млели на солнышке; нам оставалось только ждать, не шевелясь. Это было нелегко. Плюс -- жара. Я распластался поудобнее, вовсе не пытаясь заглянуть вниз, даже чуточку расслабился. Мы лежали тихо, те, внизу, -- тоже; я быстренько глянул вниз, они загорали лицом к земле, жара, их третий глаз был закрыт. Я тоже закрыл глаза, положив правую щеку на гладкий камень. Неожиданно левой щекой я почувствовал прикосновение ладони Оли, ладонь легла мягко и чуть тяжело при этом, и так мы лежали долго и молча, и сердце мое тукало несколько быстрее, чем обычно. Время медленно приближалось к моменту прихода а, Пика и а, Капа. Может, от застылости и неудобства позы мы с Оли одновременно, не высовывая головы, приподнялись на локтях и стали глядеть на море. Мы были высоко над ним, у берега глубина здесь была немалой, уходящие под воду скальные камни были темными, колыхались водоросли, вода под берегом была слепящей и мутной одновременно, но мы почему-то уставились на нее. И неожиданно, и очень тихо из воды выросли три фигуры в темных костюмах, масках, ластах и баллонах, с пистолетами в руках, и тут же самый высокий из пловцов вынул трубку изо рта и громко и резко сказал, рявкнул: "Встать!", и обалдевшие трое военных вскочили, повернувшись лицом к берегу. Их оружие было далеко, у катера. -- Быстро! Кого вы ждете?! Их имена! Ваша цель? -- А,Пик и а,Кап. Переброска на подлодку. -- Номерные знаки подлодки и имя капитана. Те назвали. -- Это вы доставили оружие в Калихар? Мы из морской разведки. -- Да. -- Кое-кто из вашего экипажа помогал полиции в Калихаре, когда арестовывали политоров с рудников? -- Да. Глухо щелкнули три выстрела, и те трое сползли по стене скалы на землю. Повстанцы оттащили убитых за выступающий угол скалы, и там же, раздевшись, оставили свое подводное снаряжение, вернулись и в одних трусиках легли лицом вниз загорать. Подняв голову, а,Тул сказал мне: -- Как просматривается берег реки до поворота? -- Хорошо, -- сказал я, посмотрев в ту сторону. -- Можешь устроиться так, чтобы была гарантия, что тебя не заметят?.. Жди их и предупреди нас. -- Понял. Они вот-вот появятся. -- Оли, -- сказал а,Тул. -- Вы с пистолетом? С бионаводкой? -- Да. С таким. -- Если что -- не стреляйте, неизвестно, кого дуло выберет. А у тебя какое оружие? -- спросил у меня а,Тул. -- Лазер. -- Ага. Выстрел только точечный! Не стреляй без команды. -- Понял, -- поглядев вдоль реки, сказал я. Оли перевернулась на спину, нашла удобное положение и замерла, глядя в небо. Я ждал этих героев, и, хотя знал, что они появятся, все-таки немного поразился, увидев их вдруг, быстро шедших в нашу сторону. У каждого в руке был пистолет, и я, перевесившись чуть вниз, сказал об этом а,Тулу, а,Тул приподнял руку, мол, все понял. Медленно они приближались. Я боялся выглядывать, вдруг они меня увидят и, даже слыша их шаги под нами, тоже сдержался, помня о третьем глазе. -- Во, расшвыряли форму, -- сказал один; они дошли до разбросанной одежды и сейчас должны были увидеть своих спасителей. -- Эй, привет, -- сказал первый. -- Мы тут, хвала небу! Ну, где ваша подлодка? -- Заснули, -- сказал второй. -- Разморило. Растолкаем их? Видимо, они подошли вплотную к а,Тулу. -- Пощекочем им пятки, -- сказал первый, и я чуть-чуть выглянул (правда, уже с лазером в руке), зная, что вряд ли они сейчас поглядят наверх. Они стояли над повстанцами, и мне не передать ту скорость, с которой трое повстанцев вскочили, а те двое рухнули, получив пару плотных ударов по челюсти, и "легли", испуганно глядя на знакомые лица и пистолеты. -- Вытяните руки вверх, -- сказал а,Тул. -- Шевельнетесь -- стреляем. -- Он отошел к катеру, принес веревки и тряпку. Связали повстанцы их быстро и тряпкой завязали глаза. -- Ну что? -- сказал им а,Тул. -- Там вы у нас были на примете, но точно доказать что-либо мы не могли. Теперь вам все ясно. Мы с Оли тихо спустились вниз и вышли из-за скалы. А, Тул подошел к нам и обнял нас: Оли -- легонько, меня -- крепко и по-мужски. "Растет ребенок", -- подумал я про себя. А, Тул, ослабив глушитель, выстрелил в воздух, и через минуту на своей машине подлетел и сел папа. Мы помахали молча друг другу рукой. Вдевятером в машине им было тесновато, а,Тул нашел в катере длинный конец, катер они сбросили на воду, подвязали конец к его носу и "корме" машины, сели в катер, и папа мягко взлетел, а вскоре и мы на своей машине. Когда мы прибыли к моро, Пилли и Орик были уже там, и Оли все подробно им рассказала. Тут вернулся из лагеря а,Тула папа, и мы отправились обедать. 3 Как оказалось позже, Орик и Пилли снова улетают, но мы, трое, уже ночевать у моро не будем, нам на двух машинах, собрав все вещи, предстояло вылететь самим... Далее шла инструкция, куда и как лететь. Нам следовало "перевалить" через скалы к морю и лететь направо, то есть от Тарнфила, и лететь километров двадцать над береговой линией вдоль скал, причем лететь максимально низко, чуть-чуть над пляжем, и не одна машина за другой, гуськом, а две рядом, параллельно друг другу. Отрезок до моря над скалами следует преодолеть на максимальной скорости, а потом лететь очень медленно. -- Как интересно, -- сказал я, засмеявшись. Орик прекрасно понял, что я просто стесняюсь спросить, почему такая предосторожность. -- Катер не вернулся на подлодку, -- сказал он. -- Там, разумеется, встревожены и будут следить за береговой линией. -- Таинственность потрясающая! -- позже сказала Оли. -- Ничего особенного, -- сказал я. -- Важно лишь прибыть туда-то и тогда-то. -- Ага, -- усмехнувшись, сказала Оли. -- "Т у д а -- т о"! Действительно, как-то мы "проглядели", слушая инструкцию, докуда нам лететь. Мы начали прощаться с моро минут за десять до вылета. Сириус забрался вождю на колени и "бодал" головой его в руки и в живот, ласково урча, а я с явной грустью подумал, что, может, не только не вернусь погостить к моро, но и вообще не увижу их никогда. ... Небо было в тучах, в темноте шел все же какой-то неясный свет, мы мягко взлетели (Оли села со мной) и тут же увидели, как хорошо угадываются в темноте вершины деревьев и скал. Мы с папой резко бросили наши машины вперед. До моря было рукой подать, и скоро мы снизились над береговой полосой, прижались к пляжу и очень медленно "поплыли" над берегом вперед; внизу света было куда меньше, и папа зажег неяркий фонарь, освещая нам путь, чтобы не врезаться в какой-нибудь случайный камень. Слева море тихо накатывало на берег, справа были скалы, мы молчали, не знаю, было ли что-то таинственное для нас в этом полете (для меня почему-то не очень), скорее, было просто неясно: сколько лететь, куда, зачем... Мы "плыли" так довольно долго, луч горгонерровской подлодки с моря не появлялся... Наконец что-то "загадочное" началось. Перед нами узкая полоса берега вдруг кончилась, вновь продолжившись впереди нас метров через пятьдесят, а эта полоса воды перед нами была и частью моря, и частью узкого залива, уходящего вправо глубоко в берег, точнее -- прямо в скалы; это был довольно высокий и очень длинный грот. Нам ничего о нем не говорили, мы, естественно, выключили моторы, и тут же в темноте от угла грота отделилась темная фигура и со словами "Привет. Все точно" к нам подошел Орик. -- Пап! -- сказала Оли. -- Таинственно -- колоссально! -- Ну само собой, -- сказал Орик. Он взял с пляжа камешек и кинул его в воду -- чуть в глубину грота и посередине его ширины. Неожиданно вода почти по всей длине грота снизу осветилась, потом как-то вскипела, и в гроте всплыло огромное тело подводной лодки. Тут же заработали двигатели, лодка почти вся задним ходом выплыла в море, открылся огромный, освещенный снизу люк, кто-то крикнул: "Милости просим!"; Орик сел к папе, обе наши машины взлетели, и сначала Орик с папой, а потом и я с Оли мягко "вплыли" под небольшим углом в тело лодки и сели в просторном коридоре. Перед нами стояло четверо политоров: улыбающаяся Пилли, двое в морской форме и... Ир-фа. Я так обрадовался, что, не сдерживаясь, с криком "Ир-фа, миленький" бросился к нему, и мы обнялись. -- Как же так? -- сказал я радостно. -- А планетарий? -- А я, раз уж врачи нашли, что рука моя ни к черту, позволяю себе иногда отдых на пять- десять дней, то ли охочусь, то ли... -- Вот именно -- "то ли"! -- сказал я, радостно смеясь. -- Спасибо вам огромное за чертеж! -- Уль Митя, вернемся к ритуалу, -- сказал Орик, и я смутился. Конечно, раньше следовало представиться. -- Уль Владимир, Уль Митя, -- сказал Орик. -- Позвольте вам представить наших друзей. Капитан Рольт. Его помощник -- Ки-лан. Они поочередно положили нам руку на плечо, мы -- им, и папа сказал: -- Это большой сюрприз. Если будет необходимость, уль Рольт, вы покажете мне систему управления лодкой, и я, если надо, пригожусь вам в качестве второго помощника. -- Папа, -- сказал я. -- Это как прикажешь понимать? -- Как? -- сказал он. -- Или я не говорил тебе? Когда ты еще не родился, я служил в армии, в подводном флоте. -- Да-а, -- сказал я. -- Ну и скромность. Мы задраились, двигатели заработали, и сразу я ощутил погружение. Потом все мы пошли куда-то по коридору, лодка была огромной, очень скромно оформленной, никаких даже полос-эскалаторов, и наконец оказались, вероятно, в кают-компании, где ничего, кроме низких столиков, кресел и коммуникатора видеосвязи, не было. Принесли легкий ужин, Сириус вольно расхаживал по кают-компании, по коленям и рукам присутствующих, и я спросил: -- Уль Рольт, это та самая подлодка, экипаж которой навсегда разлюбил бедного Горгонерра? Мне говорили. -- Она самая, -- сказал, улыбаясь, Рольт. -- И вот она-то и неуловима для остальных подлодок? -- Совершенно верно. Наше "поле" не прощупать. -- Почему же квистор не построил таких побольше? -- Дорога сама система исключения из пространства тела лодки. -- Уважаемые земляне, -- сказал Орик. -- Увы, я разрываюсь между делами и вами. Не знаю, не лучше ли было оставить вас в Тарнфиле, хотя как бы я это объяснил Горгонерру? С другой стороны, до вашего отлета на Землю я бы хотел все же показать вам Политорию. А с третьей -- показ этот совпадает с моими делами и с накаляющейся ситуацией. Не знаю, право, как мне быть, и в ту ли жизнь я вас ввергаю? -- В ту, -- сказал папа. -- Вы не только наши друзья, которые хотели бы и уже помогли нам, но и те самые люди, политоры, которым посильно хотели бы помочь мы. Это была замечательная, хоть и краткая, папина речь, точная и к месту, и которую вряд ли бы осилил я. Орик сказал: -- Спасибо, уль Владимир. Теперь о наших планах. В Лукусе довольно спокойно. Не спокойно в Калихаре и Ромбисе. Квистор часть войск Лукуса перекинул туда. В Лукусе появился некоторый избыток нашего оружия, в котором нуждается Калихар и Ромбис. Задача сегодняшней ночи -- подойти в район Лукуса (хотя он и не рядом с морем) и забрать оружие, а потом перебросить его в Калихар, он ближе к морю. Потом мы сможем прямо с лодки улететь в Калихар и пожить там, правда, в несколько накаленной обстановке. Как вы к этому относитесь? -- Мы -- за, -- сказал папа. -- Отлично. Калихар -- город, который стоит посмотреть. В этот момент я, да думаю, что и все, почувствовали несколько мягких толчков по подлодке. -- Что это, уль Рольт? -- спросила Оли. -- В море не одна подлодка Горгонерра. И та, которая потеряла сегодня катер и трех солдат, возможно, связывает это с нашей лодкой. Мы будто бы недалеко от берега, поближе к повстанцам, где именно, они нащупать не могут, а подойти боятся. И они ради красивого жеста, веерообразно обстреливают наш берег торпедами. Толчки вот отчего: несколько торпед шли в нашу зону или, может, буквально в нас и мы их взорвали встречными зарядами. Толчки -- это обратная волна. -- Торпеды, которые прошли мимо нас, -- взорвались на берегу? -- Нет, они нацелены только на подлодки, дойдя до берега, они возвращаются на свою подлодку. -- А у противника есть такая же система защиты? -- Менее чуткая. Если мы близко -- им ничто не поможет. -- А если они ударят с близкого расстояния? -- Наш контрудар не зависит от расстояния. Он всегда эффективен, так как программируется их же выстрелами. -- Да-а, квистор дал маху с этой лодкой. -- Только в том смысле, что тем нас не найти. -- А система безупречного контрудара? -- Она была обычной и стала более совершенной уже в море. -- Как это удалось? -- спросил папа. -- Вы конструктор? -- Я-то конструктор, -- засмеялся Рольт, -- но разработку я сделать не сумел. Это сделала -- Пилли. -- Да что же это такое?! -- воскликнул я, честно, потрясенный. -- Пилли, ты сверхученый, что ли?! -- Ага, -- сказала Пилли. -- Просто гений, обыкновенный. Готовишь обед, и нет-нет что-то и придет в голову. Ки-лан, заговорив впервые, сказал: -- Я рекомендую нашим гостям поспать. Каюты готовы. -- Отлично, -- сказал папа. -- Если вы сами не ложитесь и покажете мне систему управления лодкой, я буду рад. -- К вашим услугам, уль Владимир, -- сказал Рольт, после чего все мы встали и разошлись по указанным нам каютам. ... Как это ни странно, я заснул довольно быстро, и, когда Орик, пообещав, честно разбудил меня, папы в каюте не было. Двигатели не работали, лодка наша, как я скоро убедился, всплыла, люк ее, когда я подошел к нему, был открыт, Пилли, папа и Оли были рядом. Рольта и Ки-лана не было. Потихонечку, но я вылез-таки наверх, на большой борт лодки. Светало. Перед нами был берег не далеко, и я увидел свет фонаря на берегу, толпу политоров и с десяток машин нашего типа. Береговая полоса казалась узкой и крутовато уходила вверх метра на два; дальше, кроме леса, метрах в ста впереди ничего не было видно. Из нашего люка "выплыли" три катера и направились к берегу. Из машин в катера политоры стали перегружать оружие, по цепочке, и когда катера наполнились, они вернулись к подлодке и их разгрузили. Так было сделано три раза. Когда катера разгрузили в третий раз, матрос одного из них сказал: "Все, еще один рейс". Не знаю, что на меня нашло, глубокое детство, что ли, но, когда катера отходили, я, с криком "Я тоже хочу помочь" прыгнул в катер и тут же, огромным прыжком, в него свалился папа. -- С ума сошел?! -- рявкнул он. Я опустил голову, но катера мчались и уже подходили к берегу. Мы пристроились к цепочке политоров и стали помогать грузить оружие. Прошло минут пять, и вдруг, как бы подчеркивая мою идиотскую вольность, со стороны леса раздались выстрелы, и все мы мигом залегли на песке пляжа. -- Выследили, гады! -- крикнул кто-то из политоров, и все они поползли по песку к двухметровому возвышению над пляжиком и моментально открыли ответный огонь. -- Неужели они сняли наш патруль?! -- крикнул тот же политор, потом он выкрикнул несколько имен и велел им продолжать вести погрузку катеров. Я увидел, как папа со своим лазером подполз к остальным политорам и начал стрелять. Мгновенно высунется -- выстрел, высунется -- выстрел. Я оказался рядом с ним, он цыкнул на меня, но, конечно, смешно ему было отгонять меня вместо того, чтобы стрелять, и он смирился. Помня политорское положение о лазерах, я, как и папа, стрелял одиночными выстрелами, хотя лес был далеко, и залегшего противника можно было попытаться "покосить" лучом. С подлодки тоже начали стрелять чем-то похожим на навесные разрывные снаряды и довольно точно: обернувшись, я увидел перископ, с помощью которого они видели, на каком расстоянии противник. Огонь с чужой стороны стал ослабевать, тут и там лежали горгонерровские солдаты, сраженные огнем с двух точек. Вдруг меня по щеке царапнула пуля (папа не видел), тут же раздался крик: "Оружие загружено", и мы с папой скатились вниз и впрыгнули в катер. Через пару минут мы были на борту лодки. На берегу продолжалась стрельба, с нашей лодки тоже стреляли, катера мигом разгрузили, и береговой катер ушел обратно, а наши три "заплыли" быстро в люк. Постепенно выстрелы прекратились вовсе. "Они отступили!" -- закричал кто-то громко с берега, тогда наша лодка "задраилась" и ушла под воду. Пилли, ни слова не говоря, увидев раньше папы кровь на моей щеке, куда-то быстро утащила меня, и политор в отдельной каюте, где было полно колбочек, лекарств и инструментов, молча мигом промыл мою неглубокую рану и наложил нечто вроде пластыря. Позже, в кают-компании, происшествию со мной была поставлена логическая точка. Среди общего молчания капитан Рольт спокойно сказал: -- Уль Владимир, я не имею к вам никаких претензий. Вы прыгнули за сыном, -- вы отец. Благодарю вас за помощь политорам, там, на берегу. Уль Митя, впредь вы должны знать, что вы на военном корабле, где все действуют, подчиняясь только моей команде. Отмечая ваше благородное рвение, не могу не сказать, что ваше ранение никак вас не украшает. Все, все свободны. Все стали расходиться, папа не глядел на меня, я дождался, когда он выйдет, подошел к капитану Рольту и, не поднимая головы, сказал: -- Не знаю, что на меня нашло. Я искренне прошу вас... -- Извиняю, -- строго сказал он, и мне оставалось только уйти, так как он ничего не добавил и спокойно молчал. -- Ты позоришь меня в глазах чужой высокоразвитой цивилизации! -- позже как-то уж очень напыщенно сказал папа. Я механически уткнулся в чертеж Ир-фа, потом мне это надоело, я лег на мягкую койку и -- неожиданно уснул. Меня разбудили, когда лодка медленно уходила от Калихара, и сообщили, что разгрузка была, пора позавтракать и покинуть лодку. Вскоре, за завтраком, решила восстановить мое доброе имя Оли (Пилли и Ир-фа, по ощущению, были тоже на моей стороне, Орик держался нейтрально, а папа, ясное дело, смущенно и строго). -- Дорогой капитан Рольт, -- сказала Оли. -- Могу ли я высказаться в защиту уля Дмитрия? Мы покидаем вас, и не хотелось бы увозить с собой или оставлять у вас некий осадок. Все это выглядело крайне тонко и дипломатично, и капитан Рольт, чуть улыбнувшись, сказал: "Разумеется, разумеется". -- Я не мужчина и не моряк, -- сказала Оли. -- Может, мне простительна будет моя логика, но я считаю вас неправым, уль Рольт. Вы не были на выгрузке оружия. Возможно, будь вы рядом, уль Митя был бы сдержанней. Мне показалось, что Рольт был несколько смущен и смотрел на Оли чуть застенчиво и с напряженным вниманием. -- Я не права?! -- спросила Оли. -- Вполне правы, -- сказал он. -- Я принимаю упрек. Честно говоря, чувствовал я себя все же виноватым, но мне показалось, что безотносительно ко всему довод Оли был не просто спасительным, но, пожалуй, и справедливым. ... Осмотрев внимательно горизонт, капитан Рольт дал команду к всплытию. Мы всплыли, открылся люк, Пилли и Орик сели в одну машину, папа -- в другую, я с Оли -- в третью, Ир-фа обнял меня, сказал, что остается, но что мы скоро встретимся в Калихаре, потом короткое прощание, и мы взлетели. Лодка на наших глазах задраилась и ушла под воду, а мы на предельной скорости прямо над вершинами леса быстро "нырнули" вглубь Политории. -- Это даже для меня поразительный и странный город, -- сказал Орик. -- Даже к внешнему виду Калихара я не могу привыкнуть. Это промышленный город, окруженный рудниками, точнее, построенный среди рудников. Внешне он похож на ("плеер" "задумался")... паука. Да вы сами увидите. В Калихаре нас ждет отдельный дом, но уже иной, нежели в Тарнфиле. Тарнфил изящный город-парк для элиты. Калихар -- чуть ли не антипод. Тут же "заговорил" коммуникатор Орика -- это был квистор. -- Да-да, уважаемый друг, -- сказал Орик. -- Я только что собирался звонить вам. Все в порядке, все живы-здоровы, мы летим от моро в Калихар. Нет, я думаю, Калихар все же не опасен для наших гостей. Вас беспокоит отсутствие контакта с вашими людьми, которых вы направили в скалы? (Тут я понял, что и у них есть "код", а это обращение к квистору "уважаемый друг"?) Вряд ли они совершенные работники, да и как-то так вышло, что они без коммуникаторов. Плохая подготовка. А дорога в Селим лесом -- опасна. Ваш поклон передам непременно. Да. По-моему, они восхищены Политорией. Долгой жизни! Оли сказала: -- А Сириус, это такое же имя, как Митя? -- Да. Так можно назвать и кольво, и человека, но прежде всего это имя принадлежит двойной звезде из созвездия Пса. -- А что такое "пес"? -- Так иногда говорят у нас про собаку мужского пола, а что такое собака -- я объяснял, помнишь? -- Митя, -- сказала Пилли. -- А почему мы не знаем Сириус? -- Слишком далек от вас. Вероятно, ваши космопилоты ее знают, но, скорее всего, под другим, вашим именем. -- Вот, начинается, -- сказал Орик. Впереди, за лесами показалось острие башни, постепенно оно росло, и мне вскоре стало понятно, что эта башня-игла куда выше башни-иглы, скажем, квистории. Но поразительным было другое (и скоро я понял, почему Орик сказал про Калихар, что это город-паук): от вершин башни во все стороны вниз расходились под не очень острыми углами "лучи". Причем эти "лучи" отходили не только от самого верха, но и от участка пониже и еще ниже, "лучей" было много. -- Вот под этим "пауком" и стоит Калихар. -- Каждый "луч" -- это что? -- спросил папа. -- Это очень длинный двусторонний тоннель. На лифтах (их полно) основной башни-иглы поднимаются наверх рабочие-политоры и в вагончиках по "лучам" спускаются прямо в рудники. Когда мы уже почти влетели в Калихар, я наконец ощутил подлинную величину этого "паука": пространство под ним и между лучами было таким, что летать там на машинах нашего типа ничего не стоило. Подчеркивая известное неспокойствие в Калихаре, в воздухе было полно винтокрылов. Миновав пару "лучей", мы приземлились почти в центре Калихара, возле отдельного, небольшой площади по периметру фундамента, но башнеобразного трехэтажного домика. Он тоже был окружен ажурной высокой стеною и зеленью за ней; был и бассейн с розоватой водой, возле которого мы и сели. -- Это и есть наш домик, -- сказал Орик. Домик оказался уютным, со всеми удобствами, на второй и третий этаж вел лифт, на площадках против лифта были двери в квартиру, она была одна, трехэтажная. Мы разработали "культурную" программу в Калихаре, обедать сели поздно, и, в сущности, этот день можно было считать завершенным, так как в семь вечера и я, и папа, и Орик должны были ехать на выступление по стереовидению. Пилли и Оли остались дома, а мы трое на двух машинах отправились в студию. Выступление было долгим, но прошло гладко, весело и вроде интересно. В маленьком перерыве Орик позвонил, и оказалось, что он свободен, поэтому, когда мы возвращались домой опять втроем, так получилось, что в свою машину я сел один. Мы долетели почти до нашего домика, когда я сказал, что пусть они идут домой, а я немного полетаю еще по вечернему Калихару, и Орик согласился, сказав, что только недолго и недалеко. И я улетел. Я сделал несколько малых кругов над огнями засыпающего города, и неожиданно, сзади, меня догнали две, похожие на мою, машины, они приняли мою скорость и "сжали" меня с обоих бортов. Водители улыбались и были в обычной одежде, вовсе не в полицейской форме, если допустить, что я нарушил летные правила. -- Привет! -- сказал один из них, и я ответил: -- Привет. -- Мы смотрели по телеку твое с отцом выступление, здорово! Я сказал: -- Спасибо, что понравилось. Я почувствовал какую-то тревогу, к несчастью, лазер был дома. -- Выключи свой мотор, -- сказал один. -- Хорошая шутка, -- сказал я. -- Мы держим тебя на магнитах, -- сказал второй. Они улыбались, но ничего приятного в этом не было. -- Хорошо, -- сказал я. -- Я сброшу скорость, но не до конца, на Политории тоже, я думаю, есть шутники. -- Это мы-то? -- улыбнулся второй. -- Ну, сбрось не до конца. Прежде чем это сделать, я врубил мотор на полную катушку и как бы на несколько мгновений "проволок" их машины вперед, но они быстро выровняли общую скорость, и второй сказал: -- Ну, вот, не научился водить толком, что ли? -- И опять заулыбался. Я заметил, что они "завернули" меня в сторону центра и пошли на снижение, но ничего не мог поделать. -- Эй, ребята! -- сказал я. -- Это как понимать?! -- Летим в гости! -- весело крикнул первый. -- В какие это гости?! -- сказал я грубовато, но машины, все три, "прыгнули" вниз, потом сбросили скорость, и мы сели у подъезда такого же домика, как и наш. Тут же они быстро схватили меня под руки и ввели в дом. -- Спрячь машину уля Дмитрия под тент возле бассейна, -- сказал первый. Мы поехали на лифте на самый верх, я так волновался, что не знал, что и думать. Потом мы вошли в квартиру, второй, вернувшись, захлопнул дверь и закрыл на скрытый замок "люк" на нижний этаж. Первый, поставив на пол сумку, сказал: -- Это тебе продукты на несколько дней, малыш. Да ты не волнуйся, когда все узнаешь, ты все поймешь и успокоишься. Я сказал грубо: -- Давайте быстрее к делу. Сколько дней вы собираетесь меня здесь держать? -- Дня три! -- весело сказал второй, быстрым движением снимая с меня коммуникатор. -- Это собственность квистории, так что осторожно, -- сказал я. -- Да и вообще, если я не буду отвечать по коммуникатору, меня будут искать, стало быть -- и вас. Я вдруг осознал, что не испытываю страха, они меня не убьют, да и не собирались, я волновался только за своих: как будет им, когда они поймут, что я намертво исчез? Первый сказал: -- А мы не боимся, что нас станут искать. Нас и так ищут. -- А что вы натворили, друзья? -- улыбаясь, и, вероятно, от волнения чуточку развязно и по-хамски спросил я, а сам подумал явную нелепицу: а чертеж-то Ир-фа у меня под бобочкой. -- Что натворили?.. Мы -- повстанцы. Слышал о таких? -- Да, конечно, -- сказал я. -- Вот наш план, и хотя ты в плену, ты как добрый мальчик, спасший политорку от криспы, должен помочь нам. Мы будем навещать тебя, продукты и все такое, стереосвязь мы, понятное дело, отключим. Телек оставим -- смотри на здоровье. Вы, земляне, очень всем понравились. Если мы сообщим народу, что ты стал пленником правительства, народ еще больше будет на нашей стороне. Понял? -- Тогда почему меня одного в плен, без папы? -- Ну, это уж случайность. Мы видели вторую машину, там был еще и член правительства, уль Орик. -- Ну и что? Если бы взяли в плен еще и члена правительства, народ был бы доволен. -- У тебя вроде бы есть голова на плечах, а?! -- сказал второй. -- Мы же делаем вид, что ты украден правительством, -- понял? Не может же правительство украсть члена правительства?! -- Логично, -- сказал я. -- Но почему вы не могли договориться со мной и отцом, будто мы украдены правительством, и никуда меня не прятать? -- Я гнул свою линию. Оба они долго и охотно смеялись. -- Договориться?! И с улем Ориком тоже? Не смеши нас! -- Но меня будут искать! -- сказал я. -- Те же полицейские. -- Да ты не беспокойся. Это же игра. Пару дней -- и мы тебя выпустим. Вскоре они ушли. Высокие окна они закрыли наглухо -- скрытые замки, оставили только узкие форточки наверху и включили кондиционеры, дверь, уходя, они закрыли тоже наглухо. Телек оставили, но, когда они ушли и я бросился к нему, он не работал. И они уволокли постельное белье, чтобы я не разорвал его на полосы и не спустился через форточку вниз. -- Малыш, не выбивай, пожалуйста, стекла, чтобы испортить нашу игру, они -- сверхпрочные. Я остался один. Один на третьем этаже высокого домика. Я осмотрел несколько комнат, мебели было мало, и вся она была низкой, конструкцию до форточки, не шаткую, нормальную, создать было невозможно. Да и чем мне могла помочь форточка? Засыпая и просыпаясь (я не спал всю ночь), я размышлял, паниковал, но размышлял. Я знал лишь одно, что эти двое будут появляться в девять утра, в три дня и в девять вечера, и еще -- форточка все-таки открыта. Я забрел в противоположную первой комнату (она смотрела в сад, а не на улицу) и решил, что, может быть, утром проверю, не наврали ли они про прочность стекла, шуму тут будет поменьше. Прежде всего -- кто они? Интуитивно я чувствовал -- никакие не повстанцы. Дом явно для элиты, никак не для простых людей. А они им владели и тем более могли держать его пустым. Я чувствовал, что это люди из правительства или о т правительства, а точнее -- какой-то малой его группы. Здесь все наоборот: не повстанцы сообщат народу о том, что меня похитило правительство, а правительство сообщит народу, что я похищен повстанцами, как заложник, чтобы повлиять на правительство. И Орик, уверенный в обратном, ничего не сможет опровергнуть, не выдав себя. И если меня сложно будет найти и так будет продолжаться неизвестно как долго, то наш отлет на Землю, домой, превращается в вопрос, помноженный на "икс в степени эн". Я ломал голову, как дать о себе знать. Нет, черт побери, будь со мной лазер, который я не взял, летя на телепередачу, я был бы вынужден показать этим двоим, почем фунт лиха. Ну, хорошо, допустим, я доберусь до форточки, -- что дальше? Написать записку? Выкинуть в форточку? Да, авторучка была, но как написать записку? На русском языке? Гадкая была ситуация, хуже не придумаешь. Конечно, может быть, Орик и папа уже подняли тревогу, и полицейские ищут меня, как пропавшего, как, может быть, потерпевшего аварию на машине, но не как украденного. Потом, ближе к утру, когда начало светать, я обнаружил, что бессознательно шастаю по всем комнатам, стараясь понять, какую конструкцию я могу создать из мебели, чтобы в случае чего подобраться к форточке. ... Их прихода в девять я едва дождался. У меня было ощущение, что что-то такое, важное, я от них узнаю. -- Зачем столько еды?! -- спросил я, не отвечая на их "Привет". -- Ешь на здоровье. Повстанцы -- народ щедрый. -- Я не хурпу, -- сказал я. -- К тому же, откуда у повстанцев такая шикарная еда? Как у высокородных. -- Среди нас есть и высокородные. Смотрел телек? -- Шиш я смотрел, а не телек! -- сказал я. -- Он не работает. -- А что такое "шиш"? -- спросил второй. -- А вот что, -- сказал я, показывая фигу. Глаза -- на лоб. -- Что же с телеком? -- сказал первый. -- Попробуем разобраться. -- Он пошел к телеку, а я сказал второму: -- Ну, выкладывайте новости, раз уж телек не работает. -- Новости нормальные, -- сказал он. -- В утреннем выпуске газет уже было о том, что ты исчез. То же по телеку заявил твой отец и уль Орик. Выступил полицейский чин и заявил, что будет сделано все, чтобы найти тебя, живого или мертвого. -- Дальше, -- сказал я. -- А вы-то, повстанцы, что сделали? -- Мы-то? Ну, нам в газеты и на стереовиденье не пробиться. Мы просто разбросали с винтокрылов листовки, что ты в руках правительства и что они ни на какую Землю тебя не выпустят, если мы будем настаивать на своих правах, тем более -- возьмем в руки оружие. Через некоторое время по телеку правительство опровергло нас, но народ-то верит нам, а не им. "Что-то я не видел из окон ни одной листовки", -- подумал я. Внезапно мне стало чуточку легче, в принципе легче. Кто бы там ни заявил, что я их заложник, -- повстанцы или правительство, мои-то уже знают, что я жив. Это главное. И второе: Орик, конечно, понял, что меня похитили отнюдь не повстанцы, а его величество квистор. -- Похоже, -- сказал я этим, -- раз дело сделано и вы настроили народ против квистора, пора меня и выпустить. -- Ну, не так уж и скоро. Если выпустить, то ведь тебя не должны видеть -- понимать надо. Вскоре они ушли, сказав, что с телеком завал, а сами придут днем. Я вдруг подумал: "А одеяла? Их-то можно разрезать и связать "веревки"?" Я бросился на кухню: ни ножей, ни вилок, ни ложек, ни точильного камня. Может, разбить бутылку и нарезать полос осколком. Дальше начался полный бред. Я поставил в упор от стены три кровати гуськом, а четвертую -- от третьей -- вверх, к стенке у самого окна. Потом пошли сплошные нелады -- кровати, их обивка, были скользкими, а четвертая шла вверх довольно круто. Тогда я заменил одну из трех креслом, но третья кровать подымалась слишком полого, и от ее верха до форточки я не дотягивался. А заберись я высоко, фортка открывалась на меня, если же все соорудить с другой стороны окна -- уже было не дотянуться до самой фортки. Я обозлился сам на себя, растащил все кровати, лег на одну из них в главной комнате, стал думать и -- на тебе -- уснул. Когда днем приперлись эти, я от еды и от разговоров отказался и сказал, что сплю, не спал ночь. Потрясающе, я заснул при них (они все норовили поговорить со мной). Конечно, их не было, когда я проснулся. Но вечером, когда они снова должны были появиться, они не появились до следующего утра. Нужны мне они были, как рыбке зонтик, но я все равно был зол на них дальше некуда, причем к этой злобе вовсе не примешивалась мысль: а вдруг они вообще не придут, и я погибну голодной смертью? Наверное, потому, что я поспал днем, следующая ночь тоже далась мне с трудом, а утром -- колоссально! -- на кухне я нашел две пустые металлические банки, довольно высокие и неясного назначения. Так была посрамлена моя "бредятина" с кроватями, я (само собой попробовал это на окне, глядящем в сад) поставил банки на подоконник, с помощью кресла влез на него, а после уж -- и на обе банки: хвала небу, встав на цыпочки, я дотянулся до фортки! Во-вторых, я нашел под одним из кресел катушку ниток и подумал, а не спустить ли на нитке из окна на улицу записку. А как, кто подберет эту записку, если и с лицевой стороны дома был сад, а его от улицы отделяла кольцевая ограда? Ноль сообразительности! А что если из чертежа Ир-фа я сделаю птичку и, когда увижу кого-нибудь на улице, пущу ее? А?! Вот это уже было похоже на идею! 4 Утром, в девять, эти все же заявились, опять с едой и улыбочками. С невинным видом я спросил, как их-то зовут, и некоторой паузы-заминки было достаточно для меня, чтобы понять: свои имена они мне врут, хотя, конечно, среди шпиков Горгонерра вполне могли быть и безродные. Еще я им сказал, что жаль, что я не умею читать по-политорски, но может, в три часа они принесут мне какую-нибудь книгу, которую я мог бы разглядывать: все-таки не так скучно. И они пообещали мне книгу и добавили, что вчера вечером не явились, так как была важная повстанческая сходка. -- Как там дела, на воле? -- спросил я. -- Нормально! Правительство в панике. Народ-то негодует. Правительство заверяет всех, что не они тебя украли, -- никто не верит, и, возможно, высокородные повысят зарплату рабочим. -- Неплохо бы, -- сказал я. -- А вы-то кем работаете? -- Мы... в шахтах, -- как-то не сразу сказали они. -- Бедные? -- Достаточно. Еле перебиваемся. -- Тогда почему же вы не на работе? -- Бастуем, -- сказал первый. -- Смешной ты! -- Понятно, -- сказал я, и на этом мы распрощались до трех. Сразу же я сделал птичку из обложки чертежа, довольно аккуратную, чтобы не заваливалась в полете и не пошла по кругу. Потом принес две банки к окну и стал ждать. Передо мной, собственно, была не улица, а широкая дорожка, по ту сторону ее на приличном расстоянии друг от друга стояли домики, особнячки вроде моего. Как и вчера, так и сегодня, я не видел ни одного гелла, пролетающего мимо. Любой гелл помог бы мне, доставил бы записку папе. Тут же я опять поймал себя на том, что, видно, я не в форме: если рассчитывать на пролетающего гелла, надо все время стоять на банках: чушь собачья! И почти не веря в возможность их появления, я просто стоял у окна. И вдруг я