Оцените этот текст:




     ---------------------------------------------------------------------
     Станюкович К.М. Собр.соч. в 10 томах. Том 9. - М.: Правда, 1977.
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 28 марта 2003 года
     ---------------------------------------------------------------------

     {1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.




     Валерий Николаевич Привольев, крупный, свежий и видный курчавый блондин
под  сорок,  с  очень белым,  отливавшим нежным румянцем и  несколько рыхлым
лицом, напоминающим недошедшее заливное, в этот зимний день обедал торопливо
и  без  обычного плотоядного внимания к  наваристому супу  с  фрикадельками,
кровяному ростбифу и трубочкам со взбитыми сливками.
     Идеальный,  еще  влюбленный  муж,  любящий  прелесть  домашнего  очага,
Валерий Николаевич не  рассказывал сегодня жене  новостей и  свежих сплетен,
которые обыкновенно привозил со службы, мило пошутил с двумя птенцами, очень
похожими  на   него,   и   не  спорил  со  своим  гостем  Иваном  Ивановичем
Безбородовым,  давнишним другом-ровесником, худощавым чиновником-скептиком и
неисправимым спорщиком.
     Привольев только любезно подавал реплики и  помалчивал,  пощипывая свою
выхоленную  шелковистую бороду  и  стараясь  скрыть  нетерпение поговорить с
Иваном Ивановичем наедине.
     Когда  взрослые окончили пирожное,  Валерий Николаевич с  обычной своей
мягкостью деликатного мужа попросил у хозяйки позволения встать.
     Она поднялась, разрешив детям остаться и съесть еще по трубочке.
     - Но не больше, фрейлейн, пожалуйста! - сказала бонне молодая женщина.
     - О, ja! О, ja!* - ответила, вся краснея, немка из Эстляндии.
     ______________
     * О, да! О да! (нем.)

     Вид   этой   девицы,   самолюбиво-застенчивый   и   в   то   же   время
самодовольно-исполнительный,  словно  бы  говорил об  ее  добросовестности и
ревностной глупости.
     И Привольева подавила вздох.
     "Найди-ка бонну умнее за двенадцать рублей!" - подумала она.
     Валерий Николаевич быстро поднялся,  подошел к  жене,  горячо и  крепко
"по-влюбленному" поцеловал ее руку и проговорил, точно просил:
     - А нельзя ли кофе нам послать в кабинет, Лика?
     Лика,  как  звал  муж  Лидию  Антоновну,  стройная,  хорошо сложенная и
изящная,  в  ярко-пунцовом лифе  и  черной  юбке,  среднего роста  брюнетка,
разумеется, не имела ни малейшего повода уменьшать свои тридцать два года, -
так она была привлекательна редким сочетанием красоты и ума.
     Она не спросила мужа, какие тайны торопится он сообщить другу, - Лика к
тому же и догадывалась.
     И,  ласково улыбаясь большими греющими глазами,  она быстро,  с  нежной
шутливостью,  провела по  щеке  мужа ласковой,  душистой и  красивой рукой с
несколькими блестевшими кольцами  на  мизинце  и  с  обручальным кольцом  на
безымянном пальце и сказала:
     - Сейчас подадут, Валерий...
     И участливо спросила:
     - Ты встревожен по службе?
     - Не особенно, Лика...
     - То-то... Не волнуйся... Право, милый, не стоит. Везде одно и то же...
Всем порядочным людям трудно! - заботливо утешала жена мужа.
     И,  снова  пригладив  любящим  и  слегка  покровительственным взглядом,
прибавила:
     - Ну,  иди,  иди в  кабинет...  Спорь с Иваном Иванычем...  А я почитаю
детям сказку...
     - Милая! - сердечно шепнул Валерий Николаевич.




     Привольев взял за талию друга и  через залу провел в небольшой кабинет,
убранный не без претензий.
     Фотографии Лики,  детей и  нескольких писателей красовались на  стенах.
Большой письменный стол, мягкие кресла, шкап с книгами и оттоманка, словом -
все,  как  следует  у  интеллигентного человека,  получающего тысяч  пять  и
подумывающего иногда и о "душе".
     Валерий Николаевич запер двери и, внезапно возбуждаясь, проговорил:
     - Нет...   Ты  послушай,  Иван  Иваныч,  какую  сделали  пакость...  Я,
понимаешь, не хотел рассказывать при Лике. За что ее волновать заранее...
     - Ну, конечно...
     - Так ты выслушай, голубчик, и поймешь...
     - Позволь,  мой друг, только закурить твою сигару - твои лучше моих, ты
ведь по десяти берешь - и сесть в кресло... Тогда присядь и говори.
     Иван Иванович закурил,  поглубже уселся в мягкое кресло и подумал,  что
лучше всего было бы вздремнуть четверть часика после обеда.
     Но, считая одной из обязанностей друга быть складочным местом дружеских
излияний,  как  бы  ни  были  они  однообразны и  бесплодны,  Иван  Иванович
самоотверженно  готов  был  слушать  то,   что  время  от   времени  он  уже
добросовестно выслушивал в том же кресле, и не всхрапывал, чтобы не потерять
единственного друга,  которого,  конечно,  любил  и  у  которого можно  было
пообедать и  потом повинтить хоть до  утра{284},  если бы  не  строгая Лидия
Антоновна, заботившаяся о здоровье этого откормленного и влюбленного Валерия
Николаевича,  -  как сердито думал Иван Иванович, если приходилось уходить с
проигрышем.
     Не  без  снисходительно-ядовитой  улыбки,  обнаружившей  скверные  зубы
человека некрасивого,  совсем худого, желтого как лимон и лысого как колено,
но  зато не  сомневавшегося,  что он  и  умнее,  и  основательнее друга,  и,
главное,  не  под  башмаком своей  жены,  -  Иван  Иванович проговорил своим
скрипучим и назойливым голосом:
     - Ну,  рассказывай,  Валерий Николаевич...  Какая  такая  подлость тебя
огорчила?..
     И только было начал Привольев, как Иван Иванович перебил:
     - Значит, опять нашла полоса возмущения?..
     И хихикнул.
     - Да ты не смейся... Ты слушай...
     - Слушаю...  Не кипятись... Побеседуем толком, дружище, а потом... винт
устроишь?..
     - Тебе  только  винт...  Устрою,  успокойся!  Совсем ты,  Иван  Иваныч,
опустился... Ты войди в мое положение...
     Подали  кофе,  и  Валерий  Николаевич наконец стал  рассказывать о  той
обыкновенной  истории  в   правлении,   где  служил,   которую  он   называл
"подлостью".
     Чем подробнее и  картиннее говорил он о  лакействе и пролазничестве,  о
несправедливости и произволе, о взяточничестве и вымогательствах некоторых и
завистливом попустительстве многих, о полной беспринципности людей, думающих
только о наградах и деньгах,  - тем Привольев возбуждался все более и более,
и  ему  было приятно сознание,  что  все это он  понимает и  что все это его
возмущает.
     Недаром же  он с  молодых еще лет возмущался,  и  Лика знает и  любит и
уважает его за  то,  что он  благородный человек,  принимающий к  сердцу все
несправедливое  и   позорное...   И   сама  она   такая  же   благородная  и
сочувствующая...
     - Ведь после этого нужно уходить из этой клоаки!  -  воскликнул Валерий
Николаевич.
     И в эту минуту возбуждения,  подогретого своими же словами,  Привольев,
казалось, сейчас же ушел бы из своего учреждения.
     - Ведь  я  сам  подписываю то,  что  считаю вредным и  в  лучшем смысле
бессмысленным...  Я  сам подписываю отчет,  в  котором раздуваются цифры,  и
многие  верят,  что  наше  дело,  благодаря главному  распорядителю,  нашему
коммерческому гению, стоит на идеальной высоте... А между тем еще сегодня...
     Иван Иванович осторожно зевнул.
     "Ведь порядочный и  неглупый человек,  а все-таки по временам впадает в
транс  и  дает  представления!"  -  подумал Иван  Иванович,  уверенный,  что
все-таки  никуда Валерий Николаевич не  уйдет и  даже  испугается,  если его
"великолепная королева",  Лидия Антоновна, хоть для испытания согласилась бы
с  его  благородными намерениями бросить клоаку.  -  "Лидия  Антоновна умная
женщина и  недаром же любит друга и  держит его в  узде.  Ореол беспокойного
общественного человека ему оставляет и  милостиво разрешает приносить в  дом
каждое  двадцатое  число   четыреста  шестнадцать  рублей  шестьдесят  шесть
копеек!" - подсчитал в уме Иван Иванович.
     И когда Привольев объяснил, что сегодня он делал то же, что и вчера, но
что надо же когда-нибудь кончить, то Иван Иванович не без ехидного намерения
протянул и как будто бы сочувственно:
     - А награду тебе большую назначили к Новому году?
     - Разве мне дадут?
     - Да ведь ты дельный служащий.
     - Кажется...
     - И обещали полторы тысячи?
     - Обещали и надули...
     - Сколько?
     - Семьсот...  Урезали,  чтобы дать какому-то "племяннику", который и на
службу не ходит... Порядки... Прямо со мною подло поступили...
     - И  очень...  Нам,  семейным людям,  эти  наградные деньги на  затычки
долгам...
     - И к чему надувать?
     - А ты рассчитывал?.. Ты еще, мой милый, пижонист...
     - Ну, черт с их деньгами!.. А главное...
     - Хочется бросить?
     - Именно... И бросил бы...
     - Что ж?..  Уж если тебе так опостылело,  то уходи!  -  проговорил Иван
Иванович, словно бы убежденный словами друга.
     Но Валерий Николаевич покраснел и раздражительно сказал:
     - Уйди!..   Тебе  хорошо,  вице-директору,  говорить:  уйди...  А  куда
уйдешь?..  Точно  ты  не  понимаешь моего положения?..  А  ты  так  спокойно
говоришь:  уйди...  Это  просто свинство...  С  семьей я  едва свожу концы с
концами... И то еще благодаря Лике... Она во всем себе отказывает... Нарядов
никаких...   все  переделывает,   голубушка...  Детям  какого-то  идиота  за
двенадцать рублей должны были нанять...  Обивку надо бы в гостиной подновить
и...  не можем...  Все безобразно дорого... И без того жмемся, а ты: уйди!..
Что ж,  позволь тебя спросить,  я  должен Лику и  детей в  конуре поселить и
получать где-нибудь сто рублей?.. И поищи еще их...
     И  Валерию  Николаевичу  представилось,   что  его  любимая,   милая  и
ненаглядная Лика,  которая так  греет  и  одна  только дает  смысл жизни,  и
голубчики птенцы, и он сам - в конуре. Она - этот ангел - безропотно терпит,
дети больны,  он за сто рублей целые дни корпит...  Когда представилось, что
придется есть впроголодь и Лику запрятать в кухне, и не болтать с Ликой в их
уютной, теплой спальне, - Валерий Николаевич пришел в ужас.
     И  его небольшая квартира,  и  его родной очаг с Ликой,  -  этой верной
подругой, заботливой женой и очаровательной женщиной, которую после семи лет
он еще более любит и более влюблен в нее,  чем прежде,  и которая, казалось,
тоже еще сильнее чувствует счастье близости и верного и влюбленного друга, -
вся  обстановка,  все  привычки,  словом  -  все,  все  казалось  ему  таким
необходимым, дорогим и близким, добытым после бродяжной жизни необеспеченных
правильным заработком интеллигентных людей, что Валерию Николаевичу казалось
бесцельной подлостью с его стороны лишить семью удобств...
     И он снова обиженно воскликнул:
     - А ты: уходи! Нечего сказать... совет!
     - Так оставайся...
     - К сожалению, должен... Понимаешь: должен! Ты, небось, не уходишь?
     - Еще бы... И не думаю.
     - И не думаешь!.. Или твой хомут такая прелесть?
     - Такой же,  как твой, дружище... И атмосфера такая же, как и твоя... И
мне приходится фарисействовать, как и ты... И я, Валерий Николаич, такой же,
как ты!  Только не такой красивый здоровяк,  как мой благородный друг,  и...
знаешь ли еще что? - с насмешкой прибавил Иван Иванович.
     - Что?
     - Меня называют ретроградом-чиновником,  а  тебя...  либералом.  Ты  по
временам любишь "поманиловствовать"{287} о том,  что было бы, если бы ничего
не было,  а я...  помалчиваю,  делаю,  что велят -  а ты знаешь,  что иногда
велят?  -  и получаю столько же,  что и ты...  Ну, а теперь... я тебе скажу,
куда идти...
     - Куда?
     - К Лидии Антоновне!
     - Зачем?
     - Попроси ее разрешения послать за партнерами...  Винтить пора.  Право,
полезнее, чем сотрясать воздух.




     Несколько сконфуженный вошел Валерий Николаевич в спальную.
     Дети уж были уложены, и Лика сидела за книгой.
     - Ну что, милый, доспорились?
     - Иван Иванович совсем закис, Лика, и только хихикает...
     - А что?.. Да ты присядь, Валерий... О чем вы спорили?
     - Да он не понимает,  что можно возмущаться... Можешь себе представить,
Лика?
     И, присевши к Лике, Привольев поцеловал ее руку.
     - Чего от него ждать... Сухой формалист и больше ничего!
     - А говорит: уйди!
     - Пусть он сам уйдет с своего места, - возмущенно сказала Лика. - Ты по
крайней мере людям не вредишь,  Валерий.  Ты у  меня ведь независимый...  На
сделки с совестью не пойдешь...
     - Ну, положим, Лика!
     - Что  положим?..  Что  ты  хочешь  сказать,  Валя?  -  спросила  Лика,
сдерживая волнение.
     - Я только что рассказывал Ивану Ивановичу, Лика...
     - Напрасно считаешь его твоим другом.  Хорош друг: "уйди". Что ж подало
ему такой глупый совет?..
     - Да ты не волнуйся,  Лика...  Не волнуйся,  милая...  Ну, ты ведь меня
знаешь...
     - Еще бы не знать своего хорошего?
     - Ну,  я говорил о неприятностях в правлении...  Говорил, что бросил бы
правление...  Ну, конечно, если бы получил другое и лучшее место! - прибавил
Валерий Николаевич, боясь огорчить свою Лику.
     - Милый!.. Я знаю, как ты всех нас любишь и как мы тебя любим. Я первая
сказала бы:  уйди,  если  бы  везде таким людям,  как  ты,  не  было  подчас
тяжело...  Это вот только Ивану Ивановичу везде легко,  а ты... Так уж лучше
оставаться там, где тебя знают и ценят все-таки тебя... Разве не так?
     - Умница ты моя. Конечно, так!
     - Они  с  тобою  подлость  сделали...  большую  подлость!  -  горячо  и
возмущенно  говорила  Лика.   -   Обманули  с  наградными.  Я  понимаю  твое
раздражение порядочного человека.  Но бог с ними!.. Плюнь на них!.. Без этих
денег ведь мы  не  пропадем!..  Живем же  мы  с  тобою и  не нуждаемся...  Я
счастлива... Ты ведь тоже, кажется, немножко любишь свою Лику?
     Любит ли он?
     И вместо слов Привольев обнял жену.
     - Дети у  нас прелестные.  Все у  нас,  слава богу,  мирно и хорошо!  -
радостно говорила Лика,  улыбаясь.  - Так не тревожься, мой милый... Не мучь
себя напрасными и незаслуженными упреками... Помни, что хорошие люди в таких
условиях,  в каких мы живем,  приносят большую пользу уже потому,  что на их
местах могли быть нехорошие люди... Разве ты не согласен?..
     Еще бы не согласен! Ведь Лика говорит так умно и убедительно, что часто
думает и он.  Недаром же он возмущается и все-таки сам не делает ничего, что
заставило бы его покраснеть.
     И  Валерий Николаевич уже совсем успокоился и,  обрадованный,  что Лика
по-прежнему считает  его  если  не  героем,  то  во  всяком  случае  честным
общественным  деятелем,   принимающим  участие  в  разных  благотворительных
обществах вместе с Ликой, горячо и восторженно сказал:
     - Ты такая... такая прелестная, моя умница... И как я счастлив...
     И через минуту весело проговорил:
     - А  на  Ивана Иваныча ты  не  сердись,  Лика...  Он так посоветовал...
Верно,  думал,  что у меня есть другое место... А потом, напротив, советовал
не уходить,  точно я  в самом деле идиот и злодей перед тобою и детьми,  что
мог бы  вас сделать нищими...  Не  сердись...  Лика,  на  него...  Он хоть и
воображает, что очень умен, а... Но все-таки он в сущности добрый.
     - Он и не стоит того, чтобы сердиться... Бог с ним!..
     - И уж знаешь ли что?
     - Что хочешь, милый?
     - Я пошлю за двумя партнерами...
     - И отлично... Но не заигрывайся, Валя. Тебе вредно.
     - Конечно, в двенадцать окончим. А ты что будешь делать, Лика?
     - Дома останусь... По крайней мере почитаю. А на неделе три собрания...
И мы везде должны быть...


     В первом часу партнеры сели ужинать.
     Хозяин с  обычным вниманием отнесся к  скромному ужину,  умело и хорошо
приготовленному и поданному благодаря заботам Лики, и, когда выпил несколько
стаканов  вина  и  раскраснелся,  он  поговорил  о  долге,  об  обязанностях
общественных людей  делать хоть  маленькие дела,  памятуя о  больших,  и  не
оставлять своих постов, хотя бы и встречались на них тернии.
     Иван  Иванович,  выигравший  десять  рублей,  не  перебивал  друга,  не
вставлял ехидных  примечаний и  не  заводил спора.  Он  скромно помалчивал и
усердно потягивал красное вино.
     А Лика взглядывала на мужа блестящими ласковыми глазами и думала:
     "И какой же он добрый и хороший человек, и как я его люблю!"






     Впервые -  в  газете "Русские ведомости",  1901,  Э  33,  под рубрикой:
"Современные картинки".

     Стр.  284.  ...и потом повинтить хоть до утра... - то есть проиграть до
утра в винт. Винт - разновидность карточной игры.
     Стр.  287.  "Поманиловствовать" -  образовано от ставшего нарицательным
имени героя "Мертвых душ" - Манилова.

                                                                 В.Гуминский

Last-modified: Sat, 29 Mar 2003 09:11:38 GMT
Оцените этот текст: