ть! - А где же ты росла? Рассказывай. Я выслушаю молча Все до конца и не прерву ни разу. Марина Едва ли ты поверишь мне. Довольно. Перикл Поверю! Слову каждому поверю! Всему, что скажешь. Только объясни, Как здесь ты очутилась. Где росла ты? Марина Царь, мой отец, меня оставил в Тарсе; Я там росла, пока Клеон жестокий, С преступною женой своей замыслив Меня сгубить, не подослал злодея Свершить убийство. Нож был занесен, Но в этот миг пираты появились, Меня спасли и привезли сюда... Ты плачешь? Что с тобой? Ты, может быть, Не веришь мне? Клянусь тебе, клянусь, Я - дочь царя Перикла, если только Такой есть царь на свете! Перикл Геликан! Геликан Да, государь! Перикл Ты, честный мой советник, Ты, благородный, мудрый человек, Скажи мне, если можешь, Геликан: Кто эта девушка, меня сегодня Заставившая плакать? Геликан Я не знаю. Но Лизимах, правитель Митилены, С высокой похвалою, государь, Мне говорил о ней. Лизимах Она ни разу Не вспоминала о своих родных, А на расспросы отвечала только Печальными и тихими слезами. Перикл О Геликан, ударь меня ножом, Чтоб чувство боли испытал я снова, Чтоб это море радости великой Моих не затопило берегов. - О, подойди, дарующая жизнь Тому, кто даровал ее когда-то Тебе самой! Ты в море рождена, Ты в Тарсе умерла и снова в море Обретена и обретаешь жизнь! - О Геликан мой, преклони колени, Пускай звучит торжественно, как гром, Хвала богам! Так, значит, ты - Марина? Скажи мне имя матери твоей - Хотя сомненья спят, еще я жажду Прекрасной этой правды подтвержденья. Марина Но, государь, сперва скажи, кто ты! Перикл Я - царь Перикл из Тира. Назови Моей царицы утонувшей имя С такою же правдивостью - и станешь Наследницей престола и владений, И жизнью твоего отца, Перикла. Марина Достаточно ль для этого сказать, Что имя матери моей - Таиса? Да, государь, Таиса имя той, Чья жизнь окончилась с началом жизни Моей. Перикл Так будь же ты благословенна! Встань, дочь моя! - Скорее, Геликан, Вели подать мне новые одежды. Она жива и в Тарсе не убита Клеоном злобным. Все она расскажет - И перед ней преклонишь ты колени, Признав ее принцессой. - Это кто? Геликан Правитель Митилены, государь. Он, о твоем печальном состоянье Узнав, к тебе явился. Перикл О блаженство! Но почему я так одет ужасно? Подать мне платье! - Дочь моя Марина, Пусть небеса тебя благословят. - Я слышу звуки дивные. - Марина! Все расскажи подробно Геликану. Мне кажется, еще в сомненье он, Что подлинно ты дочь моя. - Послушай: Откуда эта музыка опять? Геликан Я ничего не слышу, государь. Перикл Ты музыки небесных сфер не слышишь. - А ты, Марина, слышишь? Лизимах Говорите, Что слышите; нельзя ему перечить. Перикл О звуки дивные! (Лизимаху.) Ты слышишь их? Музыка. Лизимах Отлично слышу, государь. Перикл Невольно Я музыке небесной покоряюсь. Мне дрема затуманивает очи! Хочу я отдохнуть. (Засыпает.) Лизимах Подушку дайте Под голову ему, и все уйдем. Коль оправдаются мои надежды, Я этот день запомню навсегда. Все, кроме Перикла, уходят. Перикл спит. В сновидении ему является Диана. Диана Мой храм - в Эфесе. Поспеши туда И принеси мне жертву. Соберутся Там девы-жрицы: ты поведай им, Как отняло царицу море злое, Как ты судьбой жестокою гоним; Проси их горе разделить с тобою. Исполнишь - будешь счастлив и любим. Проснись и расскажи свой сон другим. (Исчезает.) Перикл Богиня серебристая, Диана, Исполню все. - Сюда, мой Геликан! Входят Геликан, Лизимах и Марина. Геликан Ты звал, мой государь? Перикл Я собирался В далекий Тарс. Хотел я наказать Бесчестного Клеона. Но решенье Я изменил. К Эфесу поверните Надувшиеся ветром паруса, Зачем - об этом ты узнаешь позже. (Лизимаху.) Дозволено ль нам будет отдохнуть На этом берегу и золотыми За провиант, как должно, заплатить? Лизимах Я, государь, тебе душевно рад. Когда ты на берег сойдешь, хочу я Тебя просить... Перикл Проси, чего желаешь, Хотя бы даже в жены дочь мою. Ты с нею благородно поступил, Лизимах Дай руку, государь! Перикл Пойдем, Марина! Уходят. СЦЕНА 2 Перед храмом Дианы в Эфесе. Входит Гауэр. Гауэр К концу подходит мой рассказ. Минуты три еще у вас Хочу я все же попросить: Не трудно вам вообразить, Какими пышными пирами, Увеселеньями, дарами Перикла Лизимах почтил, Как весел и радушен был. В том нет большого дива - он С принцессой нежной обручен. Но повенчают их не ране, Чем жертву принесет Диане Перикл. О сборах в этот путь Я не успел упомянуть: Как птицы, паруса взвились, Быстрее мысли понеслись. Вот царь уже в Эфесе, вот Со свитой он во храм идет. А вы фантазией своей Им помогли путь долгий сей Молниеносно совершить, За что вас надо похвалить! (Уходит.) СЦЕНА 3 Храм Дианы в Эфесе. Таиса стоит у алтаря как верховная жрица; вокруг нее - девы; тут же Церимон и другие жители Эфеса. Входят Перикл со свитой, Лизимах, Геликан и Марина с подругой. Перикл Хвала тебе, Диана! Исполняя Высокое веление твое, Я объявляю здесь: я - царь Перикл. Врагов своих страшась, я Тир покинул, В Пентаполисе браком сочетался С прекрасною Таисой, но она. Когда корабль наш был в открытом море, Скончалась от родов, мне дочь оставив, Мариной нареченную. Я отдал Ее Клеону в Тарсе; там росла Марина до четырнадцати лет, Пока Клеон убить ее не вздумал. Но привела счастливая звезда Спасенную Марину в Митилену, А в Митилене я ее увидел И, выслушав рассказ ее печальный, В ней дочь свою признал. Таиса Его лицо И голос! Ты ли это, царь Перикл! (Лишается чувств.) Перикл Что это значит? Что она сказала? Ей плохо! Помогите! Церимон Государь! Коль правду ты сказал у алтаря Дианы, пред тобой - твоя супруга. Перикл О нет! Я сам вот этими руками Похоронил ее в морской пучине. Церимон Недалеко от этих берегов? Перикл Пожалуй, так... Церимон Взгляни же на нас! Однажды утром выбросило море На этот берег гроб. Я гроб открыл, Нашел в нем драгоценности и тело Красавицы. Ее вернул я к жизни И в этот храм привел. Перикл Могу ли я Увидеть то, что было в этом гробе? Церимон Тебя в мой дом прошу я, государь, Пожаловать, и там ты все узнаешь. - Смотри, смотри: пришла в себя Таиса! Таиса О, дайте мне взглянуть! Да, это он! Не будь он мне супругом, я сумела б Не слышать и не видеть ничего И помнить лишь о святости обета. - Ужели ты - Перикл? И голос твой, И облик твой... Ты говорил о буре, О родах и о смерти... Перикл Милый голос Утраченной Таисы! Таиса Это я, Которую считали погребенной В морских волнах! Перикл Бессмертная Диана! Таиса Теперь сомнений нет, что это ты. Когда Пентаполис мы покидали, Слезами обливаясь, царь, отец мой, Тебе такой же перстень подарил. (Показывает ему свой перстень.) Перикл Да, этот самый! Праведные боги! Так щедрость ваша велика, что все Прошедшие несчастья и невзгоды Мне кажутся ничтожными! Одно Осталось мне - прильнуть к ее устам И в сладостном блаженстве раствориться. - Дай заключу тебя в свои объятья. Как в гроб тебя однажды заключил, Любимая моя! Марина Как рвется сердце Прижаться к сердцу матери моей! (Опускается на колени перед Таисой.) Перикл Смотри, кто пред тобою на коленях. Таиса, это дочь твоя Марина, Которую ты в море родила. Таиса Благословляю дочь мою родную! Геликан Приветствую и я тебя, царица! Таиса Тебя не знаю я. Перикл Я говорил, Что, покидая Тир, я власть доверил Надежному наместнику. Припомни: Я часто это имя называл. Таиса Ты - Геликан? Перикл Ты знаешь это имя! Вот подтвержденье новое. Таиса, Да, это он. Так обними ж его. Теперь узнать хочу, кто спас тебя И где тебя нашли. За это чудо Кого благодарить мне кроме неба? Таиса Перед тобой почтенный Церимон: Свое могущество явили боги Через него. Он все тебе расскажет. Перикл О муж почтенный! Боги не могли бы Избрать слугу достойнее, чем ты. Ты сам богам подобен! Объясни же, Как воскресил ты мертвую царицу. Церимон О государь! Прошу тебя сперва Войти в мой дом: там покажу тебе Все то, что я нашел в гробу царицы, И расскажу, как в этот храм она Попала. Перикл Непорочная Диана! Хвала тебе за дивное виденье! Я принесу тебе ночные жертвы! - Таиса, вот жених твоей Марины. В Пентаполисе мы их повенчаем; Теперь я срежу волосы густые, Мой облик исказившие. Довольно! Четырнадцать уж лет, как я не брился; В честь свадьбы их хочу красивым стать. Таиса В Пентаполисе нас никто не ждет - Скончался мой отец. Перикл Да станет он По воле неба нового звездою! Но все же свадьбу праздновать хочу я В Пентаполисе, ибо там решил я С тобой остаться. Дочь моя и зять Получат царство Тирское в наследство. - Теперь веди нас, Церимон, прошу, В твой дом: послушать твой рассказ спешу! Уходят. Входит Гауэр. Гауэр Так Антиох, развратник похотливый, За мерзкий блуд наказан справедливо, Меж тем Перикл с женой и дочкой юной, Как ни был угнетаем злой Фортуной, В страданьях добродетель сохранил И как награду счастье получил. Вы видели, что Геликан не льстец, А верности и чести образец, И удивил вас Церимон почтенный Ученостью и добротой отменной. Клеон же низкий и его жена, Когда открылась злая их вина, В своем дворце народом сожжены: Так были в Тарсе все возмущены. Ведь кто преступный умысел таит, Хоть даже он его не совершит, Достоин кары, как убийца злой, И по сердцу богам закон такой. Спасибо вам за доброе вниманье. На том и пьесы нашей окончанье. (Уходит.) А.Смирнов. Примечания к тексту "Перикла" Луцина - древнеримская богиня родов, отождествляемая одними мифографиями с Юноной, другими - с Дианой. Геспериды (греч. миф.). - В их саду, находившемся на "счастливых островах" на далеком западе, росли золотые яблоки, которые охранял огнедышащий дракон. Последний из двенадцати подвигов Геркулеса состоял в том, что он добыл эти яблоки. ...разумный человек был тот, кто на вопрос, чего бы он хотел от царя, ответил, что не хотел бы знать ни одной из царских тайн. - По-видимому, анекдот этот заимствован из сборника новелл Барнеби Рича "Прощание с военным ремеслом", где подобный ответ дает поэт Филиппид царю Лизимаху. ...музыканты наши играют пусть пронзительно и скорбно. - Можно предположить, что музыка (действуя наподобие заклинаний) имеет в таких случаях цель призвать бога врачевания Эскулапа, Возможно, что вместо "пронзительно" ("rough") надо читать: "slow" ("медленно") или "soft" ("нежно"), Вероль (verole) - по-французски значит люэс. Гарпии (греко-римск. миф.) - наполовину женщины, наполовину птицы, отличавшиеся крайней жестокостью, Фетида, этой крестницей гордясь... - Фетида (греч. миф.) - богиня моря, поэтому "рожденная морем" Марина - ее дочь или "крестница". Марина поет. - Песня Марины приводится у Туайна и (с небольшими отклонениями) у Уилкинса. Можно думать, что та же песня исполнялась на представлениях драмы. Приводим текст ее в дословном прозаическом переводе: "Я живу среди распутниц, но сама распутницей не стала: роза растет в терновнике, но неуязвима для терний. Разбойник, похитивший меня, наверно, давно погиб. Сводня купила меня, но я не осквернила себя плотским грехом. Для меня не было бы ничего отраднее, как узнать моих родителей. Я отпрыск царя, и кровь во мне царская. Надеюсь, что господь изменит мое положение и пошлет мне лучшие дни. Перестаньте плакать, воспряньте духом и прогоните тоску; исполнитесь радостью, глядите веселее, ибо жив бог, создавший из ничего небо и землю. Он не допустит, чтобы вы провели всю жизнь в тоске и печали, и все понапрасну". Да станет он по воле неба новою звездою! - По представлениям древних греков и римлян, души особенно доблестных и добродетельных людей после их смерти боги иногда превращали в звезды. A.Aникст. Шекспир: "ПЕРИКЛ" Когда после всего цикла драм от "Ричарда III" до "Тимона Афинского" читатель переходит к "Периклу", то он испытывает ощущение, что данная пьеса не принадлежит перу Шекспира. Как первый, так и второй акты пьесы совсем не похожи на то, с чем мы привыкли встречаться у Шекспира. Даже при знакомство с пьесой в переводе, обычно сглаживающем стилистические особенности оригинала, такое ощущение возникает у всякого вдумчивого читателя, а при чтении "Перикла" в подлиннике с еще большей несомненностью обнаруживаются отличия от того, к чему мы привыкли в других произведениях нашего автора. Но уже в третьем акте мы совершенно явственно слышим голос Шекспира и узнаем его манеру речи. Постепенно мы начинаем чувствовать, что перед нами подлинный Шекспир. Остается только чувство, что по сюжету и драматургической конструкции эта пьеса нее же непохожа на другие произведения зрелой поры творчества Шекспира. Для того чтобы фактическая сторона была ясна читателю, напомним, что Хеминг и Конделл не включили "Перикла" в фолио 1623 г., хотя они утверждали, что изданный им том содержал в_с_е написанное Шекспиром. С другой стороны, известно, что пьеса была опубликована впервые еще при жизни Шекспира, а 1609 г., и на титульном листе указывалось, что она "много раз и в разное время игралась слугами его величества в театре "Глобус". На титульном листе также полностью было обозначено имя Шекспира как автора пьесы. Она еще два раза была переиздана при жизни Шекспира (1609, 1611) и три раза после его смерти (1619, 1630, 1635). Наконец, в 1664 г. в третьем издании фолио (во втором его выпуске) она была включена в собрание сочинений наряду с некоторыми другими пьесами, приписанными Шекспиру. Таким образом, если Хеминг и Конделл по неизвестной нам причине не включили "Перикла" в свое собрание, то, с другой стороны, прижизненные издания пьесы являются достаточно веским аргументом в пользу ее принадлежности Шекспиру, если не целиком, то хотя бы частично. 06 этом говорит также то, что пьеса игралась труппой, к которой принадлежал Шекспир, и шла на сцене театра "Глобус". Было время, когда некоторые критики полностью отвергали принадлежность "Перикла" Шекспиру, Позже утвердилось мнение, что пьеса является шекспировской частично. Этой точки зрения придерживалось большинство исследователей в XIX в. Установлено, что в 1608 г. некий Джордж Уилкинс опубликовал повесть "Печальные приключения Перикла, принца Тирского". При этом в подзаголовке было добавлено, что книга является "Подлинной историей пьесы о Перикле, как она была недавно представлена достойным и древним поэтом Джоном Гауэром". Содержание повести соответствует сюжету пьесы. Но в данном случае перед нами не произведение, послужившее источником для пьесы, а, наоборот, повесть, для которой пьеса была источником. В связи с этим возникло довольно правдоподобное предположение о том. что Джордж Уилкинс был, возможно, автором первого варианта пьесы, которую он предложил шекспировской труппе, но Шекспир эту пьесу переделал, оставив, по-видимому, нетронутыми первые два акта. Я уже сказал, что первые два акта не производят впечатления шекспировских. И все же вполне возможно, что это впечатление является ошибочным. Писатель такого широкого диапазона, как Шекспир, мог, конечно, писать в любом стиле. За последние годы все чаще раздаются голоса в пользу того, что "Перикл" был написан Шекспиром, В частности, такого мнения придерживается Ч, Дж. Сиссон. "Пьеса, - пишет он, - является цельной и принадлежит Шекспиру, в чьем доме было много разных палат". Он же рассказывает, что недавняя постановка "Перикла" в Стретфорде, в которой был опущен первый акт, произвела большое впечатление на зрителей, включая и присутствовавших на спектакле шекспироведов. Поскольку лучшей проверкой всякой пьесы является ее сценическое воплощение, это свидетельство театральной эффективности "Перикла" нельзя не принимать в расчет. Вполне убедительно и другое соображение Сиссона, а именно, что "отрицание авторства Шекспира и попытка распределить авторство пьесы между различными авторами порождает гораздо Гюлыне неразрешимых проблем, чем признание авторства самого Шекспира". Три следующие пьесы - "Цимбелин", "Зимняя сказка" и "Буря" - тоже существенно отличаются от предшествующих пьес Шекспира. Правда, здесь стиль автора не вызывает сомнений и почерк Шекспира узнается без труда, но тем не менее по характеру содержания и драматургической композиции эти пьесы, как и "Перикл", непохожи на все, что Шекспир писал до того. Нам удастся преодолеть представление об этой пьесе как нешекспировской, если мы сразу же поймем, что, создавая это произведение, драматург вступил на новый путь. Если мы при этом еще откажемся от мысли, что каждое следующее произведение Шекспира должно по своим художественным качествам превосходить предыдущие, это тоже поможет нам вернее понять данное произведение. Естественно предположить, что, обращаясь к новому жанру, Шекспир не сразу достиг в нем большого мастерства. Нельзя не вспомнить в данном случае мнения польского ученого Романа Дибоского о том, что творческий путь Шекспира отнюдь не представлял собой прямой поступательной линии развития, а характеризовался перемежающимися периодами подъема и спада. "Перикл", во всяком случае, подтверждает такое мнение. Эта пьеса отличается от предшествующих тем, что здесь нет ни шекспировского мастерства в раскрытии сложностей душевной жизни, нет и характеров, которые могли бы быть поставлены на один уровень с Гамлетом, Отелло или Макбетом. При всем желании трудно извлечь из этого произведения значительные социально-философские проблемы. Столь же несомненно, что композиция пьесы лишена того подлинного драматизма, который присущ лучшим из произведений Шекспира. Автор пьесы как бы возвращается к принципам построения действия, характерным для начального периода английской драмы эпохи Возрождения. В основу сюжета положен не драматический, а эпический сюжет. Перед нами история злоключений героя, распадающаяся на ряд отдельных, почти не связанных Друг с другом эпизодов. Романтическая история Перикла была слишком обширна, чтобы ее можно было всю представить на сцене. Автор поэтому прибегнул к помощи пролога - актера, знакомящего публику с событиями, которые нельзя было изобразить. Роль пролога возложена на английского поэта XIV в. Гауэра. Гауэр был выбран потому, что он был автором, впервые рассказавшим историю Перикла на английском языке в своей поэме "Исповедь влюбленного". Но Шекспир, по-видимому, пользовался также в качестве источника сюжета прозаическим пересказом этой истории в книге Лоренса Туэйна ("Образцы печальных приключений" (2-е изд., 1607 г.). На протяжении всего действия Гауэр выступает как рассказчик и комментатор происшествий. Его речи написаны стихом, не похожим на обычные шекспировские стихи. Он говорит рифмованными стихами в старинной манере. Речь его изобилует словами, являвшимися архаичными уже в шекспировскую эпоху. В частности, именно речи Гауэра создают впечатление того, что перед нами не шекспировский текст. Но нетрудно представить себе, что Шекспир мог прибегнуть к стилизации, для того чтобы сделать фигуру Гауэра более достоверной. Если подойти к образу Гауэра с точки зрения художественной правдивости, то при всем том, что его монологи кажутся наивными, в этом следует видеть яе незрелость автора, написавшего их, а сознательный прием. Ведь Шекспир не раз прибегал к тому, что включал в текст своих пьес речи, написанные в манере, отличающейся от его обычного стиля. Вспомним, например, пьесу "Убийство Гонзаго", которую играют заезжие актеры при дворе Клавдия в трагедии "Гамлет". Кто читал эту сцену в подлиннике, тот легко согласится с тем, что Шекспир иногда нарочно менял стиль речи, желая подчеркнуть условность и театральность определенных персонажей. Гауэр говорит языком, отличающимся от языка персонажей "Перикла", и это выделяет его, как условную театральную фигуру, среди остальных действующих лиц, которые должны производить на зрителя впечатление реальных людей. Это тот же самый прием, который был применен Шекспиром в "Гамлете". Надо, однако, отметить, что на протяжении пьесы стилевое разграничение речей Гауэра от речей других персонажей выдержано не полностью. Так, например, во второй половине пьесы Гауэр иногда переходит с четырехстопного рифмованного ямба на нерифмованный пятистопный белый стих (III, 1), или на рифмованный пятистопный стих с парными рифмами (IV, 1), пли, наконец, на пятистопник с перекрестной рифмой (abab, в начале V акта). Это разнообразие может подать повод для предположения, что все речи, написанные четырехстопником, не шекспировские, а те, которые написаны пятистопником, - шекспировские. Думается, однако, что если мы считаем разнообразие стиля одним из качеств Шекспира вообще, то и в данном случае различия между речами Гауэра отнюдь не обязательно означают, что в каждом отдельном случае следует искать иного автора, чем Шекспир. В XIX в, критики, утверждавшие особую моральность Шекспира, отказывались считать его автором сцен в публичном доме (IV, 2; IV, 6). Особенно настаивали на этом английские шекопироведы "викторианского" периода, считая, что "сладостный лебедь Эйвона" не мог написать сальных речей и выражений, встречающихся в этой сцене. Современные шекспироведы, свободные от моральных предрассудков и лицемерия "викторианского" периода, нисколько не сомневаются в принадлежности этих сцен Шекспиру. Сопоставляя их с тем, что мы знаем о Шекспира по другим его пьесам, легко убедиться в том, что эти эпизоды написаны с подлинно шекспировским реализмом, как и все эпизоды его трагедий, комедий и хроник, где изображаются низшие слои общества. Яснее всего принадлежность этих сцен Шекспиру обнаруживается при сопоставлении их с эпизодами в трактире "Кабанья голова" во 2-й части "Генриха IV" (II, 1 и особенно II, 4). С другой стороны, мы также узнаем Шекспира в поэтических речах Перикла, Геликана, Таисы, Марины, Лизимаха, Дианы и других персонажей пьесы. Сочетание возвышенного и низменного, реализма и романтики, как известно, всегда было присуще Шекспиру, и "Перикл" в этом отношении не отличается от других пьес Шекспира, где его авторство является неоспоримым. "Перикл", однако, отличается от других произведений тем, что романтическое здесь решительно преобладает над реальным. Пьеса в целом производит впечатление сказки. Хотя мы встречаем в ней вполне жизненные мотивы злобы, зависти, жестокости, продажности, но все они не раскрываются Шекспиром с такой тщательностью, как мы это видели в трагедиях третьего периода. Там Шекспир был погружен в исследование корней зла и раскрывал перед нами всю сложную механику противоречий жизни. Здесь эти мотивы только называются и обозначаются чисто внешним образом как поводы и причины бедствий героя. Концентрация проявлений зла в "Перикле" довольно большая. Однако не трудно увидеть, во-первых, что зло возникает как ряд случайностей, встречающихся на пути героя или других персонажей, а во-вторых, то, что положительные персонажи ни в малейшей степени не испытывают влияния зла на своем характере. Беды и злоключения Перикла не ожесточают его. Он от начала и до конца остается благородным и прекрасным человеком, полным доброжелательства. Еще выразительнее это бессилие зла проявляется в образе Марины. Сила ее душевного благородства столь велика, что она даже оказывает нравственно очищающее воздействие на людей, преданных пороку, сама ни в малой степени ие поддаваясь влиянию той низменной среды, в которую она попала. Не трудно представить себе, что при сценическом воплощении "Перикла" зритель с какого-то момента перестанет ощущать наивность и даже примитивность драматургической формы "Перикла" и будет хотя бы в некоторой степени увлечен стремительным ходом событий, сменой разнообразных эпизодов. При чтении тот же эффект производит поэзия пьесы, которую мы начинаем постепенно воспринимать, поддаваясь ее обаянию. И тогда совершенная нереалистичность всего происходящего перестает нас смущать. Мы проникаемся сознанием того, что это сказка. Но в этой сказке рядом с невероятными случайностями много проблесков самой доподлинной жизненной правды. Правда жизни дает себя знать в том дурном и отвратительном, что предстает перед нами в пьесе. Ей Шекспир противопоставляет другую правду-истину человеческого благородства, нравственной чистоты, прекрасных чувств, выдерживающих любое испытание. "Перикл" знаменует поворот в творчестве Шекспира. С этой пьесы начинается новый, последний период его драматической деятельности. По сравнению с трагедиями поворот в шекспировском мировосприятии сказывается в том, что пьеса проникнута идеей непобедимости лучших начал жизни. В ней утверждается мысль, что, как ни много зла в жизни, добро сильнее его, ибо коренится в самой природе человека. Когда-то в романтических комедиях первого и второго периода герои Шекспира находили спасение от бед цивилизации на лоне природы. В "Перикле" природа равно творит добро и зло. Воплощением ее является морская стихия. Перикл все время плавает по волнам, и кроме житейских бурь он переживает бури на море. Море, по которому он плавает, бросает его в разные стороны. Это имеет символический смысл: Перикл одновременно носится по волнам житейского моря и по волнам моря настоящего, то оказываясь на гребне волны, то низвергаясь вниз. В этом неустойчивом мире есть только один устойчивый элемент - человеческая душа. Если она предана добру, то это должно вывести ее обладателя из всех бедствий и страданий к солнцу человеческого счастья. Сила добра в самом человеке. Его сердце, его ум, его преданность благородным началам нравственности и его знания - вот что является единственным источником возможного обновления жизни, средствами к победе над злом. Эта мысль выражена врачом Церимоном: "Всегда ценил я ум и добродетель Превыше знатности и состоянья: Беспечные наследники и знатность Позорят и богатство расточают, А ум и добродетель человека Богам бессмертным могут уподобить" (III, 2). Для того чтобы победить зло, существующее в жизни, Церимон обратился к науке, ибо она должна дать в руки человека средства достижения благополучия и счастья. Для этого надо познать природу. Однако природа содержит в себе равно как возможности добра, так и зла. Церимон говорит о том, что природа является источником потрясений жизни, но она же содержит и средства от них. (Ср. с монологом Лоренцо в "Ромео и Джульетте", II, 3). Чудесное исцеление Таисы, осуществляемое им, как бы наглядно подтверждает это. Природа поставила Таису на грань смерти, врачебное искусство Церимона, основанное на знании тайн природы, вернуло ей жизнь, В этом смысле "искусство" человека могущественнее природы. Эта мысль не раз встречается у Шекспира. Вполне в духе гуманистической идеологии эпохи Возрождения Шекспир утверждает здесь могущество человеческого знания. Величайшая сила жизни не в самой природе, а в способности человека заставить природу служить его целям и потребностям. Если в период создания трагедий внимание Шекспира было сосредоточено на познании тех причин, которые делают зло таким могущественным, то, начиная с "Перикла", он обращается к поискам тех животворных начал, которые могут принести победу добру. Мы не скажем, что художественное воплощение этой идеи дано в "Перикле" с несокрушимой убедительностью жизненной логики. Едва ли можно утверждать, что а данной пьесе Шекспир искал эту логику. Он только хотел выявить тот непреложный факт, что в море житейских бед и страданий человек может остаться верен себе, истинной нравственности, сохранить преданность лучшим идеалам гуманности. Может быть, нельзя доказать, что добро должно победить. Но если этого нельзя доказать, то Шекспир, создавая "Перикла", хочет в это верить. Этой верой он стремится заразить тех, к кому обращено его произведение. Зло можно истребить. Хотя человек способен сбиться с пути добра, но от него самого зависит отдаться ли злу или стать на стезю подлинной нравственности. Люди, обладающие, чистой душой и незапятнанной совестью, могут оказать благоприятное воздействие на других. Когда испробованы все средства убедить Марину, чтобы она стала проституткой, и все уловки оказались бесплодными, сводня решает прибегнуть к насилию. Она предоставляет Марину вышибале своего публичного дома, разрешая ему делать с ней что угодно. Но даже на этого закоренелого в зле человека Марина оказывает нравственно очищающее воздействие своими речами. Эти сцены, пожалуй, являются центральными в пьесе, ибо здесь непосредственно изображено столкновение добра и зла, добродетели и порока. Это столкновение завершается торжеством душевной чистоты Марины. Через всю драму проходит мысль о том, что добрые начала жизни побеждают зло, и, чтобы в этом не было сомнений, в эпилоге выражается "мораль" пьесы с ясностью, не оставляющей места для сомнений. Именно это обстоятельство лишний раз заставляет задуматься над тем. Шекспир ли написал все это. Ведь мы видели, что поучение менее всего было свойственно ему. Не является ли в таком случае финал "Перикла" основанием для того, чтобы все же отвергнуть авторство Шекспира? "Перикл" - произведение переломное для Шекспира. Если не требовать от Шекспира всякий раз художественного совершенства, а видеть в нем писателя, подверженного тем же законам, что и другие художники слова, то есть писателя, не всегда ровного, тогда мы найдем место для "Перикла" в творческой эволюции Шекспира, Мы признаем, что "Перикл" значительно уступает в художественной силе шедеврам Шекспира, но вместе с тем, смотря на это произведение без предубеждения, увидим в нем великого художника в состоянии поисков новых путей, и тогда эта пьеса привлечет паше внимание, хотя бы ради той ясности, с какой она обнаруживает идейные искания автора. Новая идейная направленность Шекспира, отошедшего от трагического мировосприятия, в "Перикле" уже определилась. Наметилась и новая художественная форма. Однако Шекспир еще не в полной мере овладел ею. Ни в одной из Драм Шекспира повествовательный элемент не доминирует в такой степени, как в "Перикле". Вся пьеса представляет собой как бы рассказ Гауэра, прерывающего речь для того, чтобы дать возможность актерам наглядно изобразить самые драматичные эпизоды в судьбах героев. Затем рассказ возобновляется и снова прерывается иллюстративным эпизодом. Рассматривая композицию "Перикла" под таким углом зрения, мы должны будем признать, что драматическая конструкция пьесы имеет свой стержень, определяющий ее единство. Однако обнаженность драматической конструкции свидетельствует о ее художественном несовершенстве. "Перикл" - первенец новой творческой манеры великого драматурга. Отсюда недостатки этого произ