Оцените этот текст:



     Переводы не включенные в это издание - http://lib.ru/SHAKESPEARE/sonets3.txt

----------------------------------------------------------------------------
    Перевод Н.Гербеля
----------------------------------------------------------------------------



                     Как быстро будешь ты, стареясь, увядать,
                     Так быстро и в своем потомстве возродишься,
                     И кровь - с растратой чьей святыни примиришься -
                     Еще живя, своей успеешь ты назвать.
                     При этом - красота, спокойствие, потомство,
                     Без этого - болезнь, безумье, вероломство.
                     Когда бы все как ты решились поступать,
                     Чрез семьдесят лет мир пришлось бы отпевать.
                     Пусть те, кому злой дух назначил быть скупцами,
                     Умрут, не дав плода до времени-поры;
                     Но ты, благих небес осыпанный дарами,
                     Беречь бы должен был те чудные дары.
                         Природа образ твой в печать преобразила,
                         Чтоб оттиски ее потомство сохранило.




                     Когда мой слух часы бегущие считает,
                     А глаз следит, как ночь день в сумрак превращает:
                     Когда я вижу, как фиалка никнет в прах,
                     И злая седина является в кудрях;
                     Когда на лес нагой гляжу я из оконца,
                     Дававший в летний зной убежище от солнца,
                     И вижу, как траву, красу родных лугов,
                     Увозят, чтоб сухой сложить ее под кров -
                     Тогда о красоте твоей я помышляю,
                     Что Время и ее погубит, так как знаю,
                     Что блеск и красота склоняются во прах,
                     Чтоб место дать другим, стоящим на глазах.
                         От Времени ж косы, таящей вероломство,
                         Способно охранять тебя одно потомство.




                     О если б мог ты быть всегда самим собой!
                     Но ты принадлежишь себе, покамест дышишь,
                     И, смерти чуть шаги зловещие услышишь,
                     Другому передать обязан образ свой.
                     Тогда лишь красота, которой обладаешь,
                     С тобою не умрет - и, превратившись в прах,
                     В потомстве снова ты звездою заблистаешь,
                     Когда твой образ вновь воскреснет в их чертах.
                     Кто пасть такому даст прекрасному жилищу,
                     Когда его еще возможно поддержать,
                     Чтоб силе вьюг оно могло противостать
                     И холоду времен, присущему кладбищу?
                         Тот, кто небережлив! Ведь ты, друг милый мой,
                         Имел отца - так пусть и сын то ж скажет твой!




                     Нет, зеркалу меня не сделать стариком,
                     Покамест юность лет одних с тобою будет;
                     Когда ж замечу я на личике твоем
                     Морщину - о, тогда пусть смерть меня рассудит!
                     Краса, в которой ты судьбой заключена,
                     Мне сердце как плащом вошебным покрывает,
                     Так как она в тебе, мой ангел, обитает.
                     Ну как же мне, друзья, быть старей, чем она?
                     О, охраняй себя, подруга дорогая,
                     Как сам себя начну теперь я охранять,
                     Твое сердечко тем от бед оберегая,
                     Как хилое дитя заботливая мать!
                         Умру - о и своем ты сердце брось заботу;
                         Ведь ты мне отдала его без повороту.




                     Пусть хвастают родством и почестями те,
                     Что увидали свет под счастия звездою;
                     Я ж счастье нахожу в любви - святой мечте,
                     Лишенный благ иных Фортуной молодою.
                     Любимцы королей, как нежные цветки,
                     Пред солнцем золотым вскрывают лепестки;
                     Но слава в них самих зарыта, как в могиле,-
                     И первый хмурый взгляд их уничтожить в силе.
                     Прославленный в боях герой на склоне лет,
                     За проигранный бой из тысячи побед,
                     Бывает исключен из летописей чести
                     И теми позабыт, из-за кого лил кровь.
                         Я ж рад, что на мою и на твою любовь
                         Никто не посягнет в порыве злобной мести.




                     Мой друг, в твоей груди сердца те обитают,
                     Что - думал я - в стране теней уже витают;
                     Царят же в ней любовь с утехами ея
                     И для меня давно погибшие друзья.
                     Как много слез любовь коварно похитила
                     Из глаз моих как дань погибнувшим друзьям,
                     Тогда как ты их всех в себе самой укрыла -
                     И вот до этих пор лежат они все там!
                     Могила ты, где страсть живет, как под землею,
                     Украшенная вдруг трофеями друзей,
                     Отдавшими тебе все данное им мною -
                     И вот принадлежит все вновь тебе, моей.
                         Ты образами их в глазах моих светлеешь
                         И через них теперь всего меня имеешь.




                     Довольно о своем проступке сожалеть:
                     На розе есть шипы и грязь в ручье сребристом;
                     И солнцу, и луне случается тускнеть;
                     Живет же и червяк в венце цветка душистом.
                     Все грешны на земле - и сам в том грешен я,
                     Что поощрял твои сравнением проступки.
                     Льщусь подкупить себя, чтоб оправдать тебя -
                     И нахожу исход грехам моей голубки.
                     Не будет речь моя к грехам твоим строга:
                     Став адвокатом вновь из прежнего врага,
                     Я строгий иск начну против себя - и скоро
                     Меж страстию моей и ненавистью злой,
                         Кипящими в груди, возникнет ярый бой
                         Из-за проказ со мной хорошенького вора.





                     Не может Муза в снах и вымыслах нуждаться,
                     Покамест будет в стих мой пламенный вливаться
                     Твоих мышлений рой, которым было б грех
                     В величии своем доступным стать для всех.
                     Благодари себя, когда мои созданья
                     Проявят что-нибудь, достойное вниманья!
                     И как мне не найти на песнь себе ума,
                     Когда снабжаешь мозг мой крыльями сама?
                     Будь музой же сама, десятою по счету
                     И лучшей в десять раз, чем старые, кому
                     Петь гимны не унять в поэтах нам охоту,
                     И за собой веди достойных славы тьму.
                         Когда ж мои стихи прославятся молвою,
                         Пусть труд живет со мной, а похвала с тобою!




                     Возьми себе все то, что я люблю, мой друг:
                     Но к прежнему всему не много то прибавит,
                     Ведь все, что мог бы дать тебе любви досуг,
                     Уже давно тебя и нежит и забавит.
                     Я не могу за то сердиться на тебя,
                     Что ты в делах любви владеешь лучшей долей;
                     Но грех тебе, когда, влекомый злою волей,
                     Берешь, что после прочь бросаешь от себя.
                     Я извиню тебе покражу, похититель,
                     Когда ты оберешь и всю мою обитель,
                     Хотя щипки любви бывают тяжелей,
                     Всей желчности людской и ярости их всей.
                         О, сладострастье, зло златящее лучами,
                         Убей меня, но быть не можем мы врагами!




                     Не в том беда, что ты красоткой обладаешь,
                     Хоть горячо ее любил я - понимаешь,
                     А в том, что и она владеет уж тобой;
                     А это тяжелей всего мне, милый мой.
                     Но я молчу, своих обидчиков прощая:
                     Ты любишь потому, что я люблю ее;
                     Она ж кидает тень на счастие мое,
                     Тебе любить себя открыто позволяя.
                     Расстанься с ним - она его приобретет;
                     А потеряй ее - мой друг ее возьмет;
                     Они сойдутся, я ж обоих потеряю,
                     Причем мне оба крест на плечи взвалят - знаю.
                         Но вот в чем счастье: друг и я одно звено,
                         И значит, что любим я ею с ним равно.




                     Ни гордому столпу, ни царственной гробнице
                     Не пережить моих прославленных стихов,
                     И имя в них твое надежней сохранится,
                     Чем на дрянной плите, игралище веков.
                     Когда война столпы и арки вдруг низложит,
                     А памятники в прах рассыпятся в борьбе,
                     Ни Марса меч, ни пыл войны не уничтожат
                     Свидетельства, мой друг, живого о тебе.
                     И вопреки вражде и демону сомнений
                     Ты выступишь вперед - и похвала всегда
                     Сумеет место дать тебе средь поколений,
                     Какие будут жить до страшного суда.
                         И так, покамест сам на суд ты не предстанешь,
                         В стихах ты и в глазах век жить не перестанешь.





                     Когда мне раз слугой твоим пришлося стать,
                     Я должен лишь твои желанья исполнять.
                     Есть время у меня - оно не драгоценно -
                     И я твоим рабом останусь неизменно.
                     Я не могу роптать на долгие часы,
                     Когда слежу их бег, велениям красы
                     Послушен, и в тиши о горечи разлуки
                     Не смею помышлять, терпя в замену муки.
                     В злых мыслях даже я не смею вопрошать,
                     Где ты живешь и бдишь, с кем говоришь и ходишь,
                     А, осужден, как раб, о том лишь все мечтать,
                     Как счастливы все те, с кем время ты проводишь.
                         Любовь ведь так глупа, что все, что ни придет
                         Тебе на ум, всегда достойным хвал найдет.




                     Избави Бог меня, чтоб, ставши раз рабом,
                     Я вздумал проверять дела твои, забавы
                     И ждать отчета, друг, во времени твоем,
                     Тогда как я твои обязан чтить уставы.
                     Пусть буду я страдать в отсутствии твоем,
                     Покорный всем твоим капризам и веленьям
                     И ложь надежды злой, не чтя ее грехом
                     Твоим, переносить с безропотным терпеньем.
                     Ты так сильна, что где б дух ни носился твой,
                     Ты временем своим сама располагаешь,
                     Так как оно тебе принадлежит одной,
                     И цену ты сама своим поступкам знаешь.
                         Я ж должен только ждать, хоть ожиданье - ад,
                         И молча прохожу твоих проступков ряд.




                     Когда лишь ново то, что есть и было прежде,
                     То как далек на ум от истины, в надежде
                     Трудящийся создать, но лишь несущий гнет
                     Рожденных до того бесчисленных забот.
                     О, если бы могла нас летопись заставить
                     За несколько сот лет на миг один взглянуть
                     И образ твой таким могла бы нам представить,
                     Каким его впервой из слов усвоил взгляд,
                     Чтоб я увидеть мог, что древность рассказала
                     Про созданный вполне прекрасный образ твой
                     И лучше ль древних мы, иль раса хуже стала,
                     Иль в мире все идет обычной чередой.
                         Я ж знаю, что умы философов покойных
                         Хвалили иногда и менее достойных.




                     Как волны к берегам стремятся чередой,
                     Так и минуты вслед одна другой стремятся,
                     Становятся в ряды одна вслед за другой
                     И силятся вперед пробиться и умчаться.
                     Рожденное едва - уж к зрелости ползет,
                     Но лишь она его цветами увенчает,
                     С ним разрушенье в бой вступает в свой черед,
                     А Время всех даров своих его лишает.
                     И по челу оно проводит борозды,
                     Румянец молодой с прекрасных щек смывает,
                     Растаптывает в прах всех прелестей следы
                     И все своей косой бесчувственной срезает.
                         Но стих мой, не страшась руки его сухой,
                         В грядущих временах почтит тебя хвалой.




                     Уже ль желала ты, чтоб образ твой прекрасный
                     Попытку лечь, уснуть мне сделал бы напрасной
                     И сон мой возмутил явлением теней,
                     Похожих на тебя и милых для очей?
                     Не дух ли свой ты шлешь в сомненьи неотступном
                     В такую даль, чтоб здесь за мною наблюдать,
                     Найти меня в пыли и праздным и преступным
                     И ревность тем свою и гордость оправдать.
                     О нет, любовь твоя не так уж безгранична!
                     Зато моя к тебе смущает мой покой
                     И не дает сомкнуть очей в тиши ночной,
                     Храня из-за тебя все зорко безразлично.
                         Да, я храню твой сон, когда ты средь чужих,
                         Далеко от меня и близко от других.




                     Придет пора, когда мой друг таким же будет,
                     Каким я стал теперь, злой времени рукой
                     Поверженный во прах. Когда гнет лет остудит
                     Бушующую кровь, широкой бороздой
                     Морщина пробежит по лбу, потухнут очи,
                     И жизнь в своем пути достигнет дряхлой ночи,
                     И вся та красота, что в нем теперь царит,
                     Похитив блеск весны, далеко улетит;
                     Вот к этому-то дню я так приготовляюсь,
                     Чтоб времени косе успеть противостать,
                     Чтоб не могло оно из памяти изгнать
                     Благую красоту, которой удивляюсь.
                         Она навек в моих останется стихах
                         И будет жить у всех в сердцах и на глазах.




                     В усталости моей я жажду лишь покоя!
                     Как видеть тяжело достойных в нищете,
                     Ничтожество в тиши вкушающим благое,
                     Измену всех надежд, обман в святой мечте,
                     Почет среди толпы, присвоенный неправо,
                     Девическую честь, растоптанную в прах,
                     Клонящуюся мощь пред роком величаво,
                     Искусство, свой огонь влачащее в цепях,
                     Низвергнутое в грязь прямое совершенство,
                     Ученость пред судом надменного осла,
                     Правдивость, простоте сулимая в блаженство,
                     И доброту души в служении у зла!
                         Всем этим утомлен, я бредил бы могилой,
                         Когда бы не пришлось тогда проститься с милой.




                     Когда умру, меня оплакивай не доле,
                     Чем будет лить свой звон наш колокол большой,
                     Который возвестит, что принят я землей,
                     Чтоб сделаться червей добычею - не боле.
                     При чтеньи этих строк, прошу, не вспоминай
                     Писавшей их руки, затем что ты - мой рай,
                     И я бы не хотел в мечтах твоих прекрасных
                     Явиться пред тобой причиной слез напрасных.
                     Прошу тебя, когда я обращуся в прах,
                     Не называй меня по имени, царица,
                     При виде этих строк, написанных в стихах;
                     Но пусть любовь твою возьмет моя гробница.
                         Чтобы лукавый свет, услыша тихий вздох
                         Твой, осмеять тебя из-за меня не мог.





                     Как часто Муза, друг, моя к тебе взывала
                     И помощь от тебя такую ж получала,
                     Как и враждебных мне поэтов наших рой,
                     Бряцанье лир своих склонявших пред тобой.
                     Глаза твои, немых подвигнувшие к пенью
                     И дикость научив высокому паренью,
                     Вложили перьев пук в ученое крыло,
                     И Грацию поднять заставили чело.
                     Но ты гордись лишь тем, что я к своим созданьям
                     Схожу в тиши ночной лишь под твоим влияньем!
                     Ты исправляешь стиль в творениях других
                     И прелесть чувств своих даешь страницам их;
                         Искусство же мое живет одним тобою,
                         Взнесенное твоей ученостью благою.




                     В какую прелесть ты свой облекаешь грех,
                     Который точно яд, что розу отравляет,
                     Святую чистоту любви твоей пятнает?
                     В какой приют его ты прячешь ото всех?
                     Припоминая дни твоей протекшей славы,
                     А с нею и твои нескромные забавы,
                     Язык перестает корить и осуждать
                     И принужден в конце бывает замолчать.
                     И что за жизнь была твоим порокам скверным,
                     Назначившим тебя своим приютом верным,
                     Чья прелесть флер кладет на каждое пятно
                     И придает красу всему, что нам дано.
                         Но берегись, мой друг, отличия такого:
                         И лучший нож в руках тупится у иного.





                     Как было на зиму похоже это время,
                     Которое провел с тобой я не вдвоем!
                     Что за мороз и мрак спускалися, как бремя,
                     И как все вдруг в глаза глядело декабрем!
                     Однако время то - благое было лето
                     И осень с золотой кошницею своей,
                     Несущей бремя благ весеннего привета,
                     Подобно чреву вдов по смерти их мужей.
                     И те дары небес казались мне в томленьи
                     Несчастными детьми, не знавшими отцов,
                     Затем что у тебя и лето в услуженьи,
                     И птицы не поют, не вслушавшись в твой зов;
                         А если и поют, то с грустию такою,
                         Что листья блекнут вкруг - ну, точно пред зимою.




                     Ты для меня, мой друг, не можешь быть стара:
                     Какою в первый раз явилась ты для взора,
                     Такой же блещешь мне и нынче, как вчера.
                     Холодных три зимы лишили лес убора,
                     Три недные весны сплелися в хоровод
                     И в осень перешли, сменяясь каждый год,
                     И трижды цвет весны сожжен был зноем лета
                     С тех пор, как ты мой пыл почла лучом привета.
                     Но красота идет как стрелка часовая,
                     Идет себе вперед, свой мерный путь свершая -
                     И цвет лица, что взор мой радовал не раз,
                     Быть может, уж не тот, обманывая глаз.
                         Так пусть же знает, друг, невежливое время,
                         Что с дня твоих родин ее не страшно бремя.




                     Лицом моя любовь на солнце не похожа,
                     Кораллы ярче, чем уста ее горят,
                     Когда снег бел, то грудь прекрасной с ним не схожа,
                     А волосы есть шелк - у ней их не каскад.
                     Я видел много роз, в садах хранимых строго,
                     Но им подобных нет у милой на щеках,
                     А благовоний вкруг найдется лучших много,
                     Чем то, что на ее покоются устах.
                     Я лепету ее внимать люблю, но знаю,
                     Что музыка звучит и лучше и нежней,
                     И к поступи богинь никак не прировняю
                     Вполне земных шагов возлюбленной моей.
                         И все же для меня она стократ милее
                         Всех тех, кого сравнить возможно б было с нею.

Last-modified: Tue, 10 Jan 2006 13:09:56 GMT
Оцените этот текст: