Филострат Нет, мой герцог, Нет, это не для вас; ее я видел. Она - ничто, полнейшее ничто. Развлечь вас может разве их старанье, Столь напряженное в усилье тяжком Вам угодить. Тезей Ее хочу я видеть. Не может никогда быть то негодным, Что предлагают простота и долг. Введи их; дам прошу занять места. Уходит Филострат. Ипполита Мне тяжелы убожества потуги И гибель, бесполезного усердья. Тезей Здесь, нежный друг, вам не грозит их встретить. Ипполита Сказал он, им ничто не удается. Тезей Кто добр, благодарит и за ничто; А их ошибки нас лишь позабавят! Где не осилить рвенью, там оценим Мы не успех, а волю. Ученые нередко мой приезд Пытались чествовать готовой речью; Но на глазах моих они бледнели, Срывали речь на середине фразы, Душил испуг заученное слово, И, задрожав, они немели вдруг, Привета не сказав. Поверьте, друг мой: В молчанье их я находил привет, И в скромности испуганного рвенья Читал я столько же, как в пышной речи, Как в дерзком и трескучем краснобайстве. Пусть речь любви скромна, косноязычна: Тем явственней ее мне смысл обычно. Входит Филострат. Филострат Пролог, - коль вашей светлости угодно, - Готов. Тезей Пускай войдут. Фанфары. Входит Айва, изображающий Пролог. Пролог "Коль вас обидим, знайте - мы того Хотим. И тщимся мы о том не мало, Чтоб скромное явить вам мастерство: Конечной цели нашей здесь начало. Поверьте нам - мы тут. Без принужденья - Не ищем вас к себе расположить. Здесь цель одна; доставить развлеченье Мы не хотим. И, в мысли оскорбить вас, Актеры - тут; из нашего показу Все, что понятно, вы поймете сразу". Тезей Этот молодец не очень-то считается со знаками препинания. Лизандр Он проскакал свой пролог, словно необъезженный жеребец; он не признает пауз. Прямой вывод отсюда, государь: мало - говорить, надо говорить правильно. Ипполита Действительно, он сыграл этот пролог, как ребенок, играющий на флейте: звук есть, но управлять флейтой он не умеет. Тезей Его речь - точно спутанная цепь; все звенья есть, но они в беспорядке. - Ну, кто появится дальше? Входят Пирам и Фисба, Стена, Лунный Свет и Лев. Пролог "Что, господа, не дивно ль все тут вам? Дивитесь; правда станет вскоре ясной. Сей муж - будь всем то ведомо - Пирам, И Фисба - имя сей жены прекрасной. Сей - в гравии с известкой - злой Стены Играет роль, что милых разлучала; Сквозь щелку бедные принуждены Шептаться (в том диковинного мало!); Тот, с Фонарем, терновником и псом, - Он Лунный Свет; скрывать мне нет причины: Условлено, что при луне, тайком, Они сойдутся на могиле Нина. Сей жуткий зверь, что носит имя Лев, Спугнул бедняжку, что пришла сперва. Спасаясь прочь, от страху чуть жива, Она свой плащ при бегстве уронила, Его ж изгрыз кровавой пастью Лев. Тут, смел и юн, Пирам приходит милый; Убитый плащ он видит, онемев, Кровавым, злым клинком в одну минуту Кровавую крушит он храбро грудь. А Фисба, ждавшая под тенью тута, Зарезалась. Дальнейшего же суть Вам Лев, Луна, Стена и два влюбленных Покажут вскоре на подмостках оных". Уходят Пролог, Пирам, Фисба, Лев и Лунный Свет. Тезей Любопытно, заговорит ли Лев? Деметрий В этом ничего нет любопытного, государь: как не заговорить. хотя бы одному льву, раз столько ослов постоянно это делают? Стена "В сей интерлюдии мне роль дана; И - Рыльце-медник - я теперь Стена. В стене ж (хочу, чтоб вы уразумели) Есть дырка длинная, подобье щели. Любовники не раз сквозь щелку эту Между собой шептались по секрету. Известка, гравий, камень - это знак, Что я стена: оно и вправду так. А это - щель, направо и налево: Сквозь оную Пирам шептался с девой". Тезей Можно ли желать, чтобы известка и гравий говорили лучше? Деметрий Государь, это остроумнейшая перегородка, которую мне когда-либо приходилось слышать. Тезей Пирам подходит к стене: внимание! Возвращается Пирам. Пирам "Ночь хмурая! О злая мрака дочь! О ночь, поскольку света нет дневного! О ночь! О ночь! Увы, увы, о ночь! Свое ты, Фисба, не забыла ль слово? И ты, стена, о милая стена, Стена, что земли наших предков делишь, Ты, о стена, о милая стена, Дай щель свою, - в нее мигнуть бы мне лишь! Стена растопыривает пальцы. Благодарю! Богами будь хранима! Но что я зрю? Мне Фисба не видна! Стена-злодей. Не видно мне любимой, За сей обман - будь проклята, стена!" Тезей Мне кажется, уж раз стена обладает чувствами, она должна проклясть его в свою очередь. Пирам Нет, государь, это никак невозможно. "Будь проклята, стена!" - это уже реплика Фисбы. Она должна сейчас войти, а мне надо ее заметить сквозь стену. Вы увидите, всу случится точь в точь, как я говорю. Вот она идет. Входит Фисба. Фисба "Не ты ль, стена, мои слыхала стоны, Когда разлуки приключился час? С известкой камня, глиною скрепленной, Сливались вишни губ моих не раз". Пирам "Я голос зрю, - бегу скорее к щели, Услышу ль Фисбы милые черты? О Фисба!" Фисба "Милый! Ты ль то в самом деле?" Пирам "Да, это я, краса твоей мечты. И, как Лимандр,* я буду верен милой". {* Актеры-ремесленники все время путают или искажают античные имена: Лимандр вместо Леандр, Елена вместо Геро, Шафал вместо Кефал, Прокрус вместо Прокрид.} Фисба "Я - как Елена, пусть хоть до могилы". Пирам "Шафал Прокрусу не любил столь верно". Фисба "Шафал к Прокрусе так пылал усердно". Пирам "Целуй меня через дыру в стене". Фисба "Не губы, а стена досталась мне". Пирам "К могиле Нуна выйдешь на свиданье?" Фисба "Приду на жизнь и смерть - без опозданья@. Уходят Пирам и Фисба. Стена "Тут роль закончена, и я, Стена, Могу уйти, затем что не нужна". Уходит. Тезей Ну вот, стена между соседями пала. Деметрий Как же быть, государь, иначе, если стены склонны слушать без предупреждения? Ипполита Это нелепейший вздор, какой когда-либо я слышала. Тезей Лучшие вещи такого рода - лишь тени, и худшие из них - не так уже плохи, когда воображение помогает им. Ипполита Тут уж помогает не их воображение, а ваше. Тезей Если мы вообразим их не хуже, чем они сами себе представляются, - они смогут сойти за превосходных людей. Но вот идут два благородных зверя - Луна и Лев. Входят Лев и Лунный Свет. Лев "О дамы, вы, чей нежный дух в смятенье, Когда мышонок под полом бежит, - Как задрожите вы, спустя мгновенье, Коль буйный лев пред вами зарычит! Миляга я, столяр (к чему таиться?); Хоть в шкуре льва я, но не лев, не львица. Приди же я сюда, как истый лев, - Весьма опасен был бы мне ваш гнев!" Тезей Какое милое и совестливое животное. Деметрий Лучшее изо всех животных, мой государь, каких я только видел. Лизандр Не лев, а настоящая лисица по своей храбрости. Тезей Да, правда; а по осторожности - гусь. Деметрий Нет, государь, ибо его храбрость не в состоянии осилить его благоразумия, между тем как лисица всегда может осилить гуся. Тезей Я убежден, что и его осторожность не может осилить его храбрости, ибо гусю никак уж не осилить лисы. Ну, хорошо: предоставим его собственному его благоразумию и послушаем, что скажет Луна. Лунный Свет "Фонарь - луну двурогую являет..." Деметрий Ему надо бы носить рога на голове. Тезей Это не лунный серп, и его рога остаются невидимы в лунной сфере. Лунный Свет "Фонарь - луну двурогую являет; Я ж - человек, что чудится в луне". Тезей Вот главная их ошибка: этого человека надо было поместить в фонаре, иначе - какой же он человек в луне? Деметрий Он не решился залезть туда из-за свечки: боится, как бы не нагорело. Ипполита Мне уже надоела эта Луна! Пора бы ей обновиться. Тезей Слабый свет ее разумения говорит о том, что она уже на ущербе; все же учтивость требует, чтобы мы этого подождали. Лизандр Продолжай, Луна. Лунный Свет Все, что я должен сообщить вам, - это следующее: фонарь - это луна; я - человек на луне; этот куст - мой куст; а эта собака - моя собака. Деметрий Ну, так всему этому следовало бы поместиться в фонаре, ибо все это находится в луне. Но тише: вот идет Фисба! Входит Фисба. Фисба "Могила Нуна - здесь. Где мой любимый?" Лев (рычит) О-о-о... Фисба убегает. Деметрий Славно рычишь, Лев! Тезей Славно удираешь, Фисба! Ипполита Славно светишь. Луна! - Право, эта Луна светит очень мило. Лев треплет плащ Фисбы и уходит. Тезей Славно разодрал, Лев! Деметрий Теперь является Пирам. Лизандр И Лев исчезает. Входит Пирам. Пирам "За солнечный твой луч я благодарен Тебе, Луна! Как ярко светишь ты! Твой свет златой мерцает, лучезарен, Чтоб осязал я милые черты. Но ах, постой! Взгляни, герой! О, сколь мне вид сей жуток! Что сталось вдруг? О нежный друг, О уточка меж уток! Твой плащ, весь драный, В крови багряной! Ко мне, о фурий стая! Вы, Парки, рвите Сей жизни нити, Разя, круша, сжигая!" Тезей Такое отчаянье и смерть дорогого друга могут и в самом деле нагнать тоску. Ипполита Клянусь душой, мне жаль этого человека! Пирам "Тобой зачем, природа, создан лев, Раз гнусный зверь объял мою красотку, Ту, что милей... б_ы_л_а милей всех дев, Ту, что росла, жила, цвела столь кротко? Слеза, струись! Мой меч, вонзись Пираму в грудь, в костяк! Рази в сосок, Где сердце - скок; Так гибну; так, так, так! Теперь я нем, Я мертв совсем; Лечу в небесну твердь. Язык, затмись! Луна, умчись! Уходит Лунный Свет. Рассыпьтесь, кости: смерть!" (Умирает.) Деметрий Какие у него кости! Одно очко: ведь он тут одни. Лизандр Меньше даже, чем очко, милый друг, ибо он уже мертв; он ничто. Тезей С помощью врача он может еще воскреснуть, и тогда окажется уже не просто очком, а дур-очком. Ипполита Как же это Лунный Свет ушел раньше, чем пришла Фисба? Как она найдет своего возлюбленного? Тезей Она найдет его и при звездном свете. Вот она идет; и ее отчаянием закончится пьеса. Входит Фисба. Ипполита Не думаю, чтобы она долго предавалась отчаянью о таком Пираме; надеюсь, она выразит его кратко. Деметрий Пылинка перетянет, если начать взвешивать, кто лучше тут - Пирам или Фисба: он как мужчина (помилуй нас, боже!) или она как женщина (сохрани нас, господи!). Лизандр Вот она его уже заметила своими прекрасными глазами. Деметрий И начинает его оплакивать. Слушайте! Фисба "Любимый, спишь? Как мертв, лежишь? Восстань, о голубь милый! Ты нем? О мрак! Ты мертв? Твой зрак Сокроет глубь могилы! Где злато щек, Лилейность уст И глаз-порей зеленый? Где алый нос? Пусть реки слез Прольют черты влюбленны! О три сестры! Моей поры Порвите нить навечно. Еще в крови Моей любви Ладони ваши млечны. Умолкни, речь! Приди, о меч, И грудь пронзи мне так! (Закалывается.) Кончаюсь я. А вам, друзья, Всех благ, всех благ, всех благ!" (Умирает.) Тезей Лунный Свет и Лев остались в живых, чтобы похоронить умерших. Деметрий И Стена тоже! Основа Нет, уверяю вас, Стены, разделявшей их родителей, больше нет. Угодно вам будет посмотреть эпилог или же прослушать бергамский танец в исполнении двух наших актеров? Тезей Прошу вас, без эпилога: ваша пьеса не нуждается в извинениях. Они излишни: раз все исполнители умерли, упрекать некого. Право, если бы сочинитель этой пьесы сыграл Пирама и повесился на подвязке Фисбы, это была бы превосходнейшая трагедия; но, конечно, она и так хороша и исполнена была прекрасно. Но давайте ваш бергамский танец, а эпилога не надо. Танец. Язык железной ночи бьет двенадцать. В постель, влюбленные! То фейный час. Боюсь, так поздно засидевшись ночью, Проспим мы наступающее утро. Нелепое ускорило нам действо Тяжелый ночи шаг. Друзья, в постель! Пусть празднества, продлятся две недели В ночных пирах, в безудержном веселье. Все уходят. Входит Пек. Пек Вот рычит голодный лев, Волки воют при луне, Пахарь, труд свой одолев, Захрапел в тяжелом сне. Тлеет в печке головня, И под вопль совы унылой Умирающий, стеня, Грезит призраком могилы. Час урочный наступил: Растворясь, гробы пустеют; Тени встали из могил, Между троп погоста реют. Мы же, духи, что летим За упряжкою луны И от света дня бежим Вслед за мраком, точно сны, - Мы резвимся; пусть и мыши Не шуршат под этой крышей; Послан я с метлой вперед, Сор сметя, очистить вход. Входят Оберон и Титания со свитой. Оберон Пусть мерцая и тускнея, Свет струится по стенам. Взвейтесь в пляске, эльфы, Феи, Точно птицы по кустам; Все неситесь вслед за мной И напев ловите мой. Титания Песнь разучим в стройном хоре, Каждой трели трелью вторя: В хороводном нежном пенье Шлем мы им благословенье. Песни и пляски. Оберон Эльфы, близок уж восход! Все по залам, все - в разлет! На невестину кровать Ниспошлем мы благодать; Чтобы род, зачатый в ней, Был счастливым меж людей; Чтобы трем влюбленным парам Век пылать любовным жаром; Чтоб у них родились дети Без диковинных отметин: Без пятна, рубца, горба; Чтоб ни заячья губа Ни иной изъян природы Не пятнал детей их рода. Вот роса, она - благая; Залы замка облетая, Им на радость и покой Все опрыснем той росой, Благодать на дом навеем, Мир да будет над Тезеем! Ну, в разлет! Ночь не ждет. Нас сведет опять восход. Уходят Оберон, Титания и свита. Пек Коль ввели мы вас в досаду, Дело так понять вам надо, Что, вздремнув тут ввечеру, Зрели вы теней игру. В этой пьесе чахлой, хилой, Все как сон, лишенный силы. Вы за то простите нас: Все исправим мы тотчас. И клянусь как честный Робин: Если суд ваш так беззлобен, Что избегнем мы свистков, - Я загладить все готов, Иль вралем меня считайте! Доброй ночи! Руки дайте. Мы теперь - друзья навек. Наградит за все вас Пек. Уходит. СОН В ИВАНОВУ НОЧЬ Текст. Пьеса эта впервые была издана в 1600 г. под заглавием: "Сон в Иванову ночь. Как он был несколько раз публично представлен слугами достопочтенного лорда Камергера. Сочинение Вильяма Шекспира" (Q1). Этот текст лег в основу Q2 1619 г., которое в свою очередь послужило источником для текста F1 1623 г. В общем, текст Q1 довольно удовлетворителен. Датировка и первые представления. Комедия эта уже упоминается в списке Миреса 1598 г. Поскольку она явно принадлежит к числу так называемых "свадебных масок" (т. е. пьес, написанных для постановки по случаю бракосочетания знатных особ), то пытались уточнить датировку ее, приурочив ее к браку того или иного из крупных вельмож того времени. Однако все эти догадки носят весьма произвольный характер. Наиболее существенным указанием остается описание плохой погоды в монологе Титании (II, 1, 81-117). В этом можно видеть намек на исключительно холодное и дождливое лето 1594 г. В связи со стилистическими особенностями пьесы все это делает наиболее вероятным возникновение пьесы в 1595-1596 гг. Сведений о первых постановках комедии до нас не дошло. Судя по ее характеру, можно думать, что она ставилась чаще на придворной сцене, чем в городских театрах. Источники. В общем, пьеса представляет собою свободную композицию Шекспира. Основной сюжетный стержень ее - перипетии любви двух юных пар - представляет собою вольную переработку рассказа Чосера о любви Падамона и Арситы к прекрасной Эмилии, причем последняя раздвоена в пьесе на Гермию и Елену. К этой теме Шекспир присоединил ряд дополнительных мотивов, взятых им из разных источников. Поверья о Робине-Пеке были хорошо известны ему из уорикширского фольклора. С этим образом он смело ассоциировал образ царя духов Оберона, история которого рассказана в средневековом французском романе "Гюон Бордосский", переведенном на английский язык в 1534 г. и отразившемся в нескольких других современных Шекспиру пьесах (напр., в "Якове IV" Грина иди в анонимной пьесе, целиком посвященной Оберону, шедшей на сцене в 15931594 гг.). Образы Тезея и Ипполиты Шекспир нашел у того же Чосера, причем превращение древнего мифического афинского царя в "герцога" - вполне в духе средневековых рыцарских обработок античных сюжетов. История Пирама и Фисбы, разыгрываемая афинскими ремесленниками, рассказана в "Метаморфозах" Овидия. В них же, кстати, Шекспир нашел и имя Титании в применении к нимфе, откуда один шаг до превращения ее в царицу эльфов. Время действия. Вопреки названию пьесы, действие ее происходит отнюдь не в ночь на Ивана Купалу (24 июня), а под 1 мая. Вероятно, названием этим Шекспир хотел фигурально обозначить атмосферу волшебства, насыщающую всю пьесу и типичную по народным поверьям именно для Ивановой ночи. Возможно также, что оно относится не к времени действия, а ко дню первой постановки, для которой комедия была написана (подобный случай имеет место с "Двенадцатой ночью"). События пьесы занимают всего три дня, от 29 апреля до 1 мая, причем наибольшая часть их (акты II, III и IV до строки 143) происходит в последнюю ночь. ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ ПЬЕСЫ Акт I, сцена 1 169-174. Поэты отличали стрелы Купидона с золотым острием (счастливая любовь) от стрел со свинцовым наконечником (несчастная любовь). Афродиту (Венеру) часто сопровождали целующиеся голубки. В "Энеиде" Вергилия рассказывается, что Дидона, царица карфагенская, после того как троянец Эней покинул ее, сожгла себя на костре. Акт I, сцена 2 85-86. Бороде цвета французской кроны - чистого желтого цвета... У некоторых французских крон нет вовсе волос... Французская крона - золотая монета, т. е. желтого цвета. Весь этот диалог построен на перекрестной игре словами: 'французская крона' (монета) гола, на ней не может быть волос; но 'французская корона', corona Veneris (мед.), является последствием "французской болезни", часто приводящей к выпадению волос. Акт III, сцена 1 123-125. Кто посмеет обозвать эту птицу лгуньей, хотя бы она вечно кричала cвое "ку - ку"? Здесь Шекспир не упускает случая сыграть на созвучье слов: cuckoo - 'кукушка' и cuckold - 'рогоносец'. 178. Великан, ростбиф, пожрал множество лиц из вашей семьи. Горчица считалась весьма лакомой приправой к мясу. Акт III, сцена 2 19. Мой вышел мим. В Риме, уже на грани нашей эры, появились особые, смешанного типа, пьесы - мимы. Имя пьесы перешло и на ее исполнителей. 213. Подобны двум щитам в гербе одном. Дворянские гербы состояли из двух половинок (щитов) с изображением так называемых геральдических зверей (львы, единороги и т. п.), которые увенчивались перемычкой ("клейнодом"). Акт IV, сцена 1 27. Пускай сыграют мне на щипцах и костях. В F1 имеется ремарка, которую можно истолковать в том смысле, что здесь дело идет о деревенской "шумовой" музыке, отбивающей лишь ритм ударами щипцов о кости. 85. Где спят все пять. Неясно, имеются ли в виду пять чувств' или "пять спящих" (Лизандр, Деметрий, Гермия, Елена и Титания). Акт V, сцена 1 52-55. Возможно, что Плач трижды трех прекрасных муз представляет собою намек на поэму Спенсера "Слезы муз" (1591). 299. Какие у него кости! Одно очко. В подлиннике игра двойным значением слов: to die - 'умирать' и 'бросать кости' (игра). Одно очко в игре в кости - по-английски ace, что дает возможность дальнейшему диалогу (301-303) перебросить игру словами о брошенных игральных костях еще дальше (асе - 'очко' ass - 'осел'; в переводе дана замена: 'очком - дурачком'). 527. Три сестры - парки, по верованию греков и римлян, ткавшие и обрывавшие нити человеческих жизней.