o be beloved of thee. 150 Где, недостойная, ты мощь взяла Меня поработить? Мой взор затмила, И стала ложью - правда, светом - мгла, И день не красит яркое светило. Как злу очарованье придаешь, Порочность обращая в совершенство? Волшебница - пленительная ложь - Гнев усмиряет мой, даря блаженство. Где научилась этой ворожбе? Любовь растет во мне взамен презренья: Я то люблю, что все клянут в тебе! Не им дари - мне! - сладость заблужденья. Отдавшись недостойной на века, Достоин я любви наверняка! 151 Love is too young to know what conscience is; Yet who knows not conscience is born of love? Then, gentle cheater, urge not my amiss, Lest guilty of my faults thy sweet self prove: For, thou betraying me, I do betray My nobler part to my gross body's, treason; My soul doth tell my body that he may Triumph in love; flesh stays no farther reason; But, rising at thy name, doth point out thee As his triumphant prize. Proud of this pride, He is contented thy poor drudge to be, To stand in the affairs, fall by thy side. No want of conscience hold it that I call Her "love" for whose dear love I rise and fall. 151 Любовь юна. Не до раздумий ей, Хоть разум от нее берет начало; Винить меня в порочности не смей, - Твоей вины, обманщица, немало. Ты предаешь меня, я предаю Свой Дух - он телу грубому сдается, Оно победу празднует свою - Скажи, что телу делать остается? Ликует плоть при имени твоем: Восстав и видя цель перед собою, Ей отдается вся и целиком, Чтоб взяв победный приз, упасть рабою. Я не казнюсь за вечную напасть: Любя, готов я то восстать, то пасть. 152 In loving thee thou know'st I am forsworn, But thou art twice forsworn, to me love swearing, In act thy bed-vow broke and new faith torn In vowing new hate after new love bearing. But why of two oaths' breach do I accuse thee, When I break twenty? I am perjured most; For all my vows are oaths but to misuse thee And all my honest faith in thee is lost, For I have sworn deep oaths of thy deep kindness, Oaths of thy love, thy truth, thy constancy, And, to enlighten thee, gave eyes to blindness, Or made them swear against the thing they see; For I have sworn thee fair; more perjured I, To swear against the truth so foul a lie! 152 Клятвопреступник я - тебя люблю, Тебя, что клятву дважды преступила: Я об измене не один скорблю - Ты и другому тоже изменила. Но разве вправе я тебя корить: Два раза обманула ты, я - двадцать! Тебя я брался клятвенно хвалить, А через миг не знал, куда деваться! Клянясь, хвалил правдивость, чистоту, Привязанность - все лучшие начала! Чтоб лицезреть в тебе свою мечту, Я ослеплял себя, и ты - сверкала! Я клялся: "Ты чиста!" - Какой позор: Клятвопреступник я, увы, с тех пор. 153 Cupid laid by his brand, and fell asleep: A maid of Dian's this advantage found, And his love-kindling fire did quickly steep In a cold valley-fountain of that ground; Which borrow'd from this holy fire of Love A dateless lively heat, still to endure, And grew a seething bath, which yet men prove Against strange maladies a sovereign cure. But at my mistress' eye Love's brand new-fired, The boy for trial needs would touch my breast; I, sick withal, the help of bath desired, And thither hied, a sad distemper'd guest, But found no cure: the bath for my help lies Where Cupid got new fire-my mistress' eyes. 153 Проказник Купидон вздремнуть прилег. Диана подбежала - вот плутовка: Чтоб юный бог огнем сердца не жег, Коварный факел выхватила ловко И тотчас бросила его в ручей. Вода согрелась в нем и забурлила, Целительною стала для людей И многих от болезней излечила. Но запалил находчивый божок От глаз моей подруги факел снова И сердце мимоходом мне поджег. Я лег в ручей - спасенья никакого: Там лечатся сердечные недуги, Где факел был зажжен - в очах подруги. 154 The little Love-god lying-once asleep Laid by his side his heart-inflaming brand, Whilst many nymphs that vow'd chaste life to keep Came tripping by; but in her maiden hand The fairest votary took up that fire Which many legions of true hearts had warm'd; And so the general of hot desire Was sleeping by a virgin hand disarm'd. This brand she quenched in a cool well by, Which from Love's fire took heat perpetual, Growing a bath and healthful remedy For men diseased; but I, my mistress' thrall, Came there for cure, and this by that I prove, Love's fire heats water, water cools not love. 154 Отбросив факел свой, источник бед, Божок любви уснул, а в ту дубраву Примчались нимфы, давшие обет Блюсти невинность - небесам во славу. Пытаясь положить любви конец, К ее властителю подкравшись смело, Одна из нимф огонь, грозу сердец, В родник студеный окунуть сумела. Целебной стала теплая вода И от недугов многих исцеляет, Но от любви не лечит никогда. У милой в рабстве я - жар не стихает: Огнем любви родник разгорячен, Но охладить любовь бессилен он! Дружба, Любовь и Время в Сонетах Шекспира Вильям Шекспир (1564-1616) - явление выдающееся в мировой драматургии и поэзии. Немецкий поэт Петер Хакс в эссе, посвященном 400-летию со дня рождения Шекспира, заметил: "Шекспир - это то, чего мы все хотим и не можем... От Шекспира можно отличаться - недостатками". О существовании _Сонетов_ впервые упомянул Франсис Мерез в обзорной статье "Сокровища ума", восхищаясь способностью Шекспира оплакивать горести и превратности дружбы и любви: "Подобно тому, как полагали, что душа Эвфорба жила в Пифагоре, так сладостный, остроумный дух Овидия живет в сладкозвучном и медоточивом Шекспире, о чем свидетельствуют его "Венера и Адонис", его "Лукреция", его сладостные сонеты, известные его личным друзьям... Подобно тому, как Эпий Столо сказал, что если бы музы знали латынь, то они стали бы говорить языком Плавта, так я утверждаю, что, если бы музы изъяснялись по-английски, то они ввели бы в обиход изящные фразы Шекспира..." (1598). Шекспир по неизвестной причине не хотел публиковать _Сонеты_, и они ходили в рукописи среди друзей Поэта. Лишь два сонета было напечатано в 1599 году, видимо, без ведома Шекспира, и только через десять лет, в 1609 году (и вновь без разрешения автора) были опубликованы все сонеты неким издателем Томасом Торпом с загадочным посвящением: "Тому единственному, кому обязаны эти сонеты своим появлением: Мистеру W. Н.". Кто был этот W. Н.? - исследователи творчества Шекспира тщетно пытаются до сих пор разгадать. Сонеты, как считают некоторые литературоведы, Шекспиром создавались, начиная с 1585 года. Кому они посвящались? Да так ли важно это? Для любителей поэзии главной ценностью является то обстоятельство, что гений Шекспира вдохнул новую жизнь в, казалось бы устоявшуюся, традиционную лирику своих предшественников-поэтов. Его поэтические образы смелы и необычны, они впервые были связаны с повседневной жизнью простых людей - только земные образы Шекспир считал истинно поэтическими. Современники Поэта, постигая глубины его лирики, сравнивали Шекспира с великими художниками слова античного мира, ставили Сонеты в ряд высших человеческих творений. Этот жанр под пером Шекспира засверкал новыми гранями, вмещая в себя обширнейшую гамму чувств и мыслей - от интимных переживаний до глубоких философских раздумий и обобщений. Необычайное разнообразие поэтических средств, выразительность языка, то возвышенного, то слишком приземленного, грубого, до сих пор не оставляют равнодушными любителей поэзии. Великий исследователь человеческой натуры, Шекспир поднял культуру Ренессанса на высшую ступень и - преодолел ее. Известно, что в европейском искусстве XVI века между Ренессансом и Барокко существовало художественное направление промежуточного характера - Маньеризм, отразивший духовный путь от ренессансного гармонического восприятия мира - к трагизму, преувеличенной экспрессии, эклектизму и сложнейшим аллегориям. Конец Маньеризма означал наступление Барокко и мощнейших реалистических течений. Для Маньеризма характерен глубокий интерес к внутреннему миру человека с его противоречивостью, дерзанием, иронией, неистовством во всех проявлениях, душевными страданиями и напряжением. А Барокко возвратил искусство к уравновешенности и гармоничности. По ходу создания сонетного цикла Шекспира все больше и больше привлекала страсть в ее крайних проявлениях, поэтическая речь становилась все более метафоричной - с богатейшей игрой слов и смелыми сравнениями, необычными для поэзии его времени. Шекспир первым из поэтов слил поэзию с жизнью, создав невиданные до него образы, сплавленные из жизненной простоты и конкретности. Создавая поэтические образы, Поэт берет их почти из всех областей науки и жизни его времени - сельского хозяйства, юриспруденции, медицины, истории, военного дела, гастрономии, минералогии, физиологии, дипломатии, ремесленничества, естествознания, экономики, торговли, искусства, поэзии и, конечно, философии. Философские категории, в первую очередь такие как Время, Смерть, Жизнь - красной нитью проходят через все сонетное творчество Шекспира и встречаются более чем в ста сонетах из 154-х. Главные две темы _Сонетов_ - дружба и любовь: духовная платоническая дружба с любимым и прекрасным другом и плотская земная любовь к не менее прекрасной возлюбленной. Сонетов о друге в несколько раз больше, чем о возлюбленной. Это отличает Шекспира от всех других сонетистов эпохи Возрождения - только Микеланджело воспевал своего юного друга, посвятив ему несколько сонетов. Гуманисты-неоплатоники дружбу между мужчинами ставили довольно высоко, ибо она чиста и основана на духовной близости, лишенной сексуальности. Кстати и в русской традиции представление о красоте нерасторжимо с целомудренностью и предпочтение отдается духовной платонической любви, а не чувственности и физической страсти. В одной из последних работ А. А. Аникст предложил следующую примерную схему разбивки сонетов по темам: - сонеты, посвященные другу, - первые 126 сонетов; - сонеты, обращенные к смуглой возлюбленной, - сонеты 127-152; - сонеты, прославляющие красоту и радость любви, - сонеты 153-154. При этом сонеты другу включают в себя такие небольшие циклы, как: воспевание друга - сонеты 1-32; горечь разлуки - сонеты 27-32; разочарование в друге - сонеты 33-42; тоска и опасение потери дружбы - сонеты 43-55; отчуждение и меланхолия - сонеты 56-75; ревность к другим поэтам - сонеты 76-96; "зима" разлуки и возобновление дружбы - сонеты 97-126. Разбивка по темам, конечно, условна, поскольку, например, сонет 55 предусматривает двойное обращение - и к другу, и к самому себе, это вариант горациевского "Памятника". А такие сонеты, как 94, 119, 121, 123, 129, 146 вообще не имеют, по нашему мнению, конкретного адресата. Сонет 123 - это разговор поэта со Временем, в сонете 129 нет ни одного персонифицирующего намека - это размышление Шекспира над человеческими страстями. Особняком стоит и сонет 116, являющийся гимном любви вообще. С темами дружбы и любви связан один из самых главных образов Шекспира - образ Времени, беспощадного врага человечества. На Время Поэт смотрит как на объективную существующую реальность, у него нет фатальной боязни всепожирающего и всепоглощающего Времени. Конечно, Шекспир смотрит в прошлое с сожалением, ибо Время уносит все, что мило душе и сердцу, ведь впереди бесповоротный уход из этого мира - гибель, Смерть, но все же Поэт настроен оптимистически: да, победить Время человек физически бессилен, но существует человеческий разум и реальность бесконечной жизни грядущих потомков. Для борьбы со Временем у человека имеется два вида оружия - во-первых, продолжение рода, во-вторых, незаурядные способности, которые позволяют уникальной человеческой личности оставаться в памяти грядущих поколений благодаря своим деяниям в исторической или поэтической памяти человечества. Образ Времени Шекспир связывает прежде всего с темой Смерти, которая отождествляется им с ночью, серпом, косой, закатом, зимой и т. п. К Смерти Поэт относится более сдержанно, чем ко Времени. По сравнению с поэтами-предшественниками у Шекспира в _Сонетах_ Бога как Создателя нет. Вместо Бога у него выступает олицетворенная Природа - она творит и созидает, ваяет и рисует, и она же ожидает от человека того, что дает как бы в долг (сонеты 2, 4, 11, 122, 126). По ходу развития сонетного цикла связь времен в _Сонетах_ становится все менее прочной, и Время, пользуясь выражением А. Н, Горбунова, "выходит из пазов": в вывернутом наизнанку мире Время тоже "вывихнуто". Порою именно это определяет трагическое крушение надежд дружбы и любви. В первых 17-ти сонетах мир еще гармоничен, друг прекрасен и внешностью и душою, и Шекспир, видимо не веря в загробную жизнь и не сомневаясь в душевной доблести друга, уговаривает его не губить в собственной утробе дивный зародыш и дать жизнь сыну, иначе прекрасное уйдет из мира навсегда: Мир отощает - мщенья час придет: Пожрет в могиле Мир тебя и плод. {*} {* Здесь и далее сонеты приведены в переводе И. Фрадкина.} Уговаривая друга продолжить род, Поэт не останавливается и перед употреблением фольклорных сравнений: Где есть невспаханное чрево, чтоб Искусный плуг принять не захотело? В сонете 6 Шекспир уговаривает друга наполнять "сосуд И сладостью своею и красою, Не то они бесследно пропадут". Смерть всегда оставалась всевластной, делая красоту и славу хрупкими и недолговечными. Но именно Шекспир воплотил в своей поэзии этот трагический мотив с необычайной силой. Сначала этот ропот звучит приглушенно, но уже в сонете 19 Поэт не выдерживает и гневно осуждает Время, обращается к нему панибратски, называя его old Time - Старина: Прожорливое Время! Возвращай Земле ее детей, печали множа: Клыки у тигра с корнем вырывай И феникса сжигай в крови его же. . . . . . . . . . . . . . . . . . Зря не старайся, Старина: в веках Друг будет вечно юн в моих стихах, Несколько особняком среди первых сонетов, посвященных другу, стоит сонет 20, из которого становится ясно, что подобно неоплатоникам Поэт ставит духовную, разумную дружбу выше плотской любви к женщине: Тебя Природа женщиной лепила, Но страстно увлеклась: перерешив, Неженскую вещицу прикрепила Тебе, меня возлюбленной лишив. Ты жен вещицей тою ублажи, А мне даруй сокровища души. Постепенно, по мере осознания того, что прожорливое Время неудержимо и что красота, перед которой Поэт преклоняется и которую боготворит, вот-вот будет безвозвратно потеряна, отношение Шекспира к миру и Времени в сонетах меняется. В сонете 64 звучит скорбь: "Нам жизнь дается на одно мгновенье, Вот-вот и Время друга заберет". Трагические ноты приобретают невиданную до Шекспира в лирической поэзии силу: О кто Весны медовое дыханье От неизбежной гибели спасет?! Сберечь от Времени не в состоянье Ни крепости и ни металл ворот, И мысль гнетет - от Времени где скрыться: Чуть перл оно родит - спешит сгубить. Чья длань дерзнет остановить убийцу, Красу спасти - вспять Время обратить? Высокий трагизм звучит и в сонете 73 - смерть означает разлуку навсегда и одному из влюбленных предстоит прощание с умирающим другом: "Тебе все ясно и в твоей крови Все пламенней прощальный жар любви". В знаменитом сонете 66 Поэт дает оценку новой картине мира, в котором "вывихнутое Время" окончательно взяло верх над всем и вся - Доброта вскормила Зло. Тем ярче и оптимистичнее звучит в сонете 116 гимн любви, вера в то, что союз истинно любящих друг друга, безмерная любовь способна преодолеть любые преграды, победив всесильное Время: Пускай ликуют верные сердца, Не допущу, чтоб Зло Любовь ломало - У той Любви не должно быть конца, Что рождена для вечного начала. Но, увы, "вывихнутое Время" дает о себе знать, и у Поэта прорываются упреки в адрес друга, союз с которым стал далек от гармонии и совершенства. В сонете 69 Шекспир упрекает друга: "Когда в саду гуляют все подряд, Совсем не тот уже в нем аромат", а в сонете 95 упрек еще определеннее: "Твоя порочность красотой прикрыта - Грешишь, не зная радостней игры; В твоей душе гнездо порока свито: Прекрасна роза, да червяк внутри". Литературоведами давно замечено существование тесной связи _Сонетов_ с трагедиями Шекспира, в которых жизнь бьет ключом и кипят страсти. Пример тому - отношения героев трагедии "Антоний и Клеопатра", главная тема которой - губительность страсти. Так, например, Антоний в сцене с Клеопатрой восклицает: "There's beggary in the love that can be reckoned" - "Ничтожна страсть, в которой есть мерила" и далее: "Жизни высота... в смелости и страсти... прямее!.. Выражений не смягчай!" - перевод Б. Пастернака. В сцене смерти Ирады Клеопатра высказывает догадку о том, что смерть подобна долгожданной ласке возлюбленного - больно, но ее страстно ждешь: "The stroke of death is a lover's pinch Which hurts and is desired" - "Судороги смерти - как с любимым схватка: Боль и желанное блаженство". Великая страсть кипит в _Сонетах_: "How have mine eyes of their spheres been fitted In the distraction of madding fever!" - "О, как в любовной лихорадке бился - Глаза выскакивали из орбит!"; "My love is fever, longing still For that which longer nurseth the disease" - "Любовь - горячка, жар не утихает, Наоборот, становится сильней". Эти примеры нам кажутся убедительными. И еще - существующие переводы ряда сонетов не всегда адекватны стилю и духу оригинала, поэтому число дерзающих достичь совершенства при переводе _Сонетов_ с годами не уменьшается. Ставя дружбу выше любви, Шекспир посвящает своему юному другу более ста сонетов, а о своих взаимоотношениях со смуглой возлюбленной рассказывает лишь в двадцати пяти. Но какого трагического накала достигают чувства Поэта в сонетах к смуглой леди! В сонете 127 Поэт восторгается красотой своей черноглазой возлюбленной. Он полушутливо называет ее "Музыка моя" (сонет 128) и сравнивает клавиши рояля, на котором она вдохновенно играет, с беспардонными парнями-ухажерами, целующими пальчики его милой, и требует от нее быть более сдержанной: "Ты ухажерам в меру потакай: Даруй им пальцы, губы мне отдай!" Но уже в следующем сонете Шекспир обрушивается как бы на самого себя, страстно осуждая плоть, безумную чувственность, берущую верх над человеческим разумом: Безумна похоть в беге за мечтой, Безумна похоть на пиру свиданья... Не в силах избежать ни стар, ни млад Пути в рай плотский, что заводит в ад. Трагизм любви выплеснут на строки любовных сонетов и звучит то приглушенно ("Надменная краса сродни тирану"; "За что коришь меня, тиран-царица?; Где, недостойная, ты мощь взяла Меня поработить?"), а то громко и гневно Поэт перечисляет недостойные поступки изменчивой и лживой возлюбленной: Теперь и друг попался - оба мы В твоих руках... Ты - бухта, где бросают якоря Все корабли; тебе же, алчной, мало: Ты выковала цепи, мне даря Из фальши путы, что прочней металла... Два Духа сердцем тешатся моим, Несут восторг и муку, им владея: Друг белокурый - нежный херувим - И смуглая подруга - злая фея. Я словно в преисподней в горький час: Бесовка соблазняет херувима... И в конце концов рвущий душу трагизм любви Поэта достигает невероятной высоты: Любовь - горячка, жар не утихает, Наоборот, становится сильней: Ее туда влечет, где полыхает Огонь всепожирающих страстей. Оставил разум-врач меня в несчастье: Разгневан: я советом пренебрег; Смерть ненасытна и смертельны страсти, Я жду, когда придет последний срок. Живу на грани умопомраченья... Ключевым сонетом является, по нашему мнению, сонет 146, содержащий философское кредо Шекспира: один из путей победы над Временем - неустанная творческая работа Духа. Тело бренно, Дух - бессмертен. Не холи тело и плоть, холи Дух, Душу. Не трать силы и время на тело, временную обитель Духа, а расходуй их на взращение Духа, обеспечивая ему бессмертие: Знай: тело - раб; сокровища копи, За счет раба живи, Смерть объедая, Божественную будущность скупи, Летящие в ничто дни продавая. Ту Смерть, что жрет людей, сам поглоти: Пожрав ее, бессмертье обрети. Сопоставляя заключительные строки сонетов 1-го и 146-го ("Pity the world, or else this glutton be, To eat the world's due by the grave and three"; "So shalt thou feed on Death, that feed on men, And Death once dead, there's no more dying then"), нетрудно заметить, что их лейтмотивами являются Смерть и Возрождение, то есть постоянная смена отжившего новым - путем преодоления голода-смерти, для обозначения которых Шекспиром употребляются такие ключевые понятия, как "поглощение пищи", "обжора", "обжорство", "жрать" и др. Если в 1-м сонете Поэт напоминает другу, что возрождение после смерти невозможно без продления рода, ибо отощавший мир набросится и пожрет в могиле останки друга вместе с неродившимся сыном, то в 146-м сонете воспевается волшебная способность творчества морить Смерь голодом и сживать ее со света, обретая таким образом собственное бессмертие и оставаясь в памяти человечества. Сонеты, прославляющие друга, сонеты о трагической любви Поэта к смуглой возлюбленной и, наконец, два заключительных сонета о красоте и о радости любви к женщине, которые заканчиваются строками о всепобеждающей силе любви: ...but I, my mistress'thrall, Came there for cure, and this be that I prove, Love 'sfire heats water, water cools not love. У милой в рабстве я - жар не стихает: Огнем любви родник разгорячен, Но охладить любовь бессилен он! Если Вийон поведал нам о жизни, о Боге и пороке, о смерти и бессмертии, а Рабле показал нам тело и его радости, то Шекспир осудил всепожирающее Время, определил Смерть как необходимую ступень к возрождению новых жизней, воспел красоту и радость любви и, главное, раскрыл сложный и противоречивый внутренний мир человека. "Сонеты - ключ, отмыкающий шекспировское сердце" - сказал У. Вордсворт. В представленных в этой книге переводах Сонетов нами предпринята очередная попытка передать на русском языке более точно дух, смысл и стиль оригинала. Насколько удалось это - судить читателю. Игорь Фрадкин О переводчике Петербургский поэт Игорь Залманович Фрадкин родился в 1929 г. в Ленинграде. Пережил ленинградскую блокаду. Стихи начал писать с детских лет. После войны он окончил Ленинградское речное училище и работал топографом в изыскательской экспедиции в Карелии, на Беломорско-Балтийском канале. Затем поступил в Ленинградский политехнический институт и выучился на инженера-гидротехника. Еще будучи курсантом училища, хорошо овладел английским языком, за что получил прозвище "англичанин". В эти же годы делал первые (увы, не слишком удачные) попытки перевода английских поэтов-классиков. И продолжал писать и писать стихи. Поэтическое мастерство в 1950-х годах оттачивал в литературном объединении "Нарвская застава", которое известно тем, что в нем взрастало мастерство лучшего лирического поэта современности Николая Рубцова. Первые поэтические публикации И. Фрадкина относятся к этим же годам. Как инженер-гидротехник он участвовал в проектировании гидроэлектростанций на Иртыше и в Албании, сооружений Беломорско-Балтийского канала, причалов в Ленинграде и на реках Дальнего Востока, а также комплекса сооружений защиты Ленинграда от наводнений. За проектирование сооружений Волго-Балтийского водного пути имеет правительственные награды. Как поэт-переводчик неоднократно был участником "Шекспировских чтений" и симпозиумов по проблемам теории и истории сонета. За его плечами большой опыт переводческой работы, которую отличает высокое мастерство. В последние годы в переводах И. Фрадкина изданы такие книги, как "Сонеты английских поэтов XVI-XIX вв." (1997), "Американская поэзия"(1998), "Английская поэзия XVI-XX вв." (1998), а также двуязычные издания, посвященные 300-летию Санкт-Петербурга - "Джон Донн. Избранное" (2002) и "Перси Биши Шелли" (2002). Сонеты Шекспира неоднократно публиковались на русском языке. Однако, крупнейший ученый, литературовед и искусствовед А. Аникст еще в 1976 г. в статье, которая предваряла публикацию Сонетов Шекспира в новых переводах A. Финкеля, отметил, что "...при огромной талантливости С. Маршака, его переводы не передают в полной мере своеобразия лирики Шекспира" и далее - "так при прелести стихов B. Жуковского "Шильонский узник", он в своих переводах не сохраняет особенностей энергичной и страстной поэзии Байрона. То же происходит и с Шекспиром в переводах Маршака". ("Шекспировские чтения 1976". М., Наука, с. 218.) Подобную мысль высказал и выдающийся русский переводчик В. Левик о существующих переводах _Сонетов_ Шекспира, говоря о том, что мы не будем иметь настоящего Шекспира на русском языке "пока не явится поэт, который переведет Шекспира заново тем свежим, безудержным буйным и многоцветным языком, которым писал великий Вильям". Двадцать лет назад И. Фрадкин "загорелся" Шекспиром. Его многолетний подвижнический труд так оценен известным шекспироведом Еленой Лавровой: "Игорь Фрадкин успешно справляется с задачей передачи стиля _Сонетов_. Его переводы могут соперничать с переводами С. Маршака, и, как нынче модно говорить, должны стать их альтернативой, потому что они более точны в передаче смысла и стиля, более современны по языку и высокохудожественны".