че, ясно осяваючи тiк, двори, вулицю. Провулком, вулицею й городами вже скрiзь збiгався народ, збудившися вiд Стручишиного лементу. Бiльша частина бiгла з вiдрами, хто з сокирою, а хто й з порожнiми руками. Почався крик, плач, метушня. Дехто метнувся по пожарку. Стручиха бiгала й- голосила. Струк ходив од чоловiка до чоловiка й благав: - Люди добрi, порятуйте! Там же мiй хлiб!.. I на току хлiб! Ми ж у старцi пiдемо!.. Але що могли зробити цi люди? Бiгали, носили вiдрами воду, хлюпали на вогонь, а вiн горiв усе дужче. Суха солома, як порох, бралася враз огнем, скоро вiн до не© доторкався. Пожарки все не було. Тим часом Денис кинув гасити, бо вже й без нього народу товпилось багато, та й сiпнув свата Манойла за рукав: - Треба палi©в шукати. Це неминуче пiдпал. Горiло так ясно, що скрiзь було видко, як удень. Вони почали дивитися, чи не видко де слiдiв. Бiля само© клунi вже нiчого не можна було розiбрати, бо скрiзь позатоптували люди. Вони вiдiйшли трохи далi - Денис до городiв наниз, а сват Манойло до садка - i почали придивлятися. - Ось! Ось! - крикнув ураз Манойло. Денис пiдбiг до нього. На сирiй вiд осiнньо© вогкостi землi виразно витискалися слiди пари городянських чобiт на кривий копил, з високими корками. У Дениса й очi засвiтились, як вiн побачив ©х. Вiн побiг додому i принiс лiхтар. Пильнуючи слiду, пiшли за ним аж до перелазу в Струкiв садок. Зазирнули через перелаз - слiд i там. Денис, поспiшаючись, перескочив через перелаз, вони перейшли увесь Струкiв садок, тодi Сивашiв i нарештi перелiзли на Сивашiв тiк. Слiд iшов через тiк наче до ворiт, що були з току в провулок, але тодi виразно завертав до Сивашево© клунi, обходив ©© кругом i зникав перед ворiтьми з не©. У клунi хлiба вже не було, вона була незамкнена, але Денис добре пам'ятав, що вiн замiсто замка заложив кiлок. Тепер кiлочок було витягнено,- видко було, що ворота вiдчинювано. - Бачите? - пошепки казав Денис.- Вiн тут. Хотiв утекти ворiтьми в провулок, та, мабуть, або нас з Зiньком на току побачив, або вже люди провулком бiгли, дак вiн завернувся та сюди й сховався. Я постою тут, а ви бiжiть людей кличте! Манойло побiг, а Денис накинув знову ворота i заложив кiлком. Вiн був цiлком певний, що пiймав злодiя, i боявся, щоб той, одразу вихопившися, не втiк у його з рук. Манойло повернувся незабаром, ведучи за собою чоловiка п'ять людей. - А що? Де? Як? - питалися всi. - Тут вовчик! Пiймався! - казав Денис.- Увiходьте обережно, щоб не вискочив. Не дуже вiдчиняючи ворота, всi поввiходили i знову ©х зачинили. Тодi почали обдивлятися скрiзь у клунi. Нiкого не було видко. - Шукайте в соломi! - сказав Денис.- Свiтiть лиш! Почали розкидати солому, топтатися по нiй,- нiкого не було. - Що за знак? - здивувалися люди.- Отже, чи не помилився ти, Денисе? Але Денис певний був, що не помилився. - А от ходiм туди! - сказав вiн i повiв людей у найдальший куток, де теж лежала купа соломи. Манойло присвiтив, а Денис одкинув верхнiй шар соломи. Перед шукачами зачорнiла людська спина й голова. Чоловiк лежав ниць, урившися в солому, сховавши обличчя в руки. - Ану лиш уставай! - крикнув Денис i вдарив невiдомого чоботом у бiк. Той здригнувся, але не встав. - Треба його звести,- сказав Тонконоженко i вдвох iз Денисом ухопив чоловiка пiд груди, зводячи його на ноги. Невiдомий не пручався, але й не вставав, а був здоровий, i вони вдвох ледве здужали поставити його. Вiн стояв, але не вiдтуляв вiд обличчя рук. - Чи ба! Неначе дiвка на сватаннi, засоромився! - сказав Денис.- Ану-бо покажiться, паничу, якi ви ╨сть! - I вiн враз iрвонув йому руки вiд обличчя. Тодi вiдступив уражений: перед ним стояв Роман. - Е-ге-ге! Та це Роман! - скрикнув Манойло, а за ним i iншi люди.- Дак он хто! _Ну, вовчику-братику, тепер попався! - Чого ви до мене причепились? - озвався Роман хрипким голосом, дивлячися несамовитим поглядом.- Що я вам iзробив? Я нiчого не знаю... Я прийшов у село i тут хотiв заночувати. - Добре! Добре! Коли ти не зна╨ш, то ми тобi покажемо, що ти зробив. Ходiм лиш! Кiлька рук ухопило його мiцно i потягло з клунi -до пожежi. Вiн не пручався, йшов, перелазив через перелази, але часом казав: - Пустiть мене до батька... Я прийшов до батька i заночував у клунi... - Еге! - глузували з нього.- Був би ж у хату йшов, а не в клуню!.. Коли за батька озвався!.. А то так не знав, чи ╨ в його батько. Як вони пiдводили Романа до пожежi, то вже всю клуню обнiмав огонь, i вона палахкотiла до темного неба величезним огняним стовпом. Маленька пожарка бризкала на не© тоненькою течiйкою води, i та вода, нiчого не погасивши, зараз же бралася парою i зникала вкупi з димом у повiтрi. Кiлька душ чiпляли двома гаками за клуню, силкуючися ©© розтягти, але нiчого не помагалося, бо сухе, пересипане соломою дерево горiло, упавши купою на землю. - Бережись! Бережись! - розкотилися серед стовпища переляканi голоси. Пiдгорiлi крокви затрiщали з одного боку, вся покрiвля враз скривилася набiк, посунулась одним причiлком униз, спинилася на хвилину, потiм страшенно затрiщала з других бокiв i провалилась наниз, усередину, розвалявши стiни стодолi. Бухнув дим чорною хмарою, покриваючи собою й полум'я; на всi боки повiяло рясним дощем величезних iскор, шматкiв горючо© соломи, розкидаючи ©х на людей i поза людей. Стовпище опинилося серед завiрюхи, диму й iскор, залементувало, закричало й шарахнуло геть. Але полум'я вже знову звивалося високо, жарко лижучи чорнi челюстi вночiшнього темного неба. Дим розвiявся, i люди знову насунули ближче, галасуючи, клопочучись i нiчого путнього не роблячи, безсилi щось iзробити. В цю мить позад ©х загукано: - Пустiть! Пустiть!.. Палiя ведемо. I, протискаючися помiж натовпом, купка людей витягла Романа аж до самого вогню. - Хто це?.. Хто?.. Роман?.. Сивашенко Роман! - почувсь крик, i люди, зацiкавленi й розлютованi, насували ближче, щоб подивитися на злочинця. Тонконоженко з Манойлом поставили Романа саме перед огнем. Старий, увесь сивий, дiд Карпо став перед Романом. - Романе! - сказав вiн, показуючи на пожежу.- Чи твiй то грiх? - Нi. - А хто ж би то зробив, коли б не ти? Признавайся, твiй то грiх? -_ Нi. Враз, зовсiм з другого боку, почулися якiсь крики, i скудовчений, задиханий чоловiк вибiг наперед, репетуючи: - Конi поведено!.. Конi!.. - Конi?.. Якi конi? Що ти кажеш? - озвалися навкруги. - Тро╨ коней... У Панаса... Вивели й подались... Нашi побiгли верхи навздогiн. Люди на мить затихли. Тодi мов буря вдарила сво©м дужим крилом по хвилях, i заревли вони, зашумiли - так ураз озвалося, загаласувало, залементувало, лютуючи, стовпище: - Дак он воно що!.. Цей палить, а тi тим часом конi ведуть!.. Убить його!.. Як собаку!.. Розлютована юрма насувала на Романа, а дво╨ здоровенних чоловiкiв мiцно держало його. Червонi вiд полум'я обличчя, повирячуванi страшнi очi, стисненi в кулак руки... ще мить - i кинулись би всi, щоб розiрвати того, хто тепер не мав уже сили нi шкодити, нi боронитися. Але дiд Карпо махнув рукою. - Стривайте, стривайте!- гукнув до людей. На мить усi спинилися, а вiн знову почав питати Романа: - Романе! Признайсь хоч тепер! Тво╨ це дiло? Роман одну мить мовчав... Як блискавка швидка, промайнула в його головi думка: "Виявилось!.." Коли призна╨ться, може, не катуватимуть. I вiн промовив хрипким, здавленим голосом: - Мо╨... Винен... I враз учинилося щось незрозумiле й несподiване, щось без мiри нелюдське. Натовп знову сколихнувся, залементував, завив... Десятки рук простяглися до Романа, вирвали його в тих, хто держав, i штовхнули, мало не кинули його туди, просто в полум'я. Чоловiк пiрнув в огонь, щез у ньому, тiльки страшний крик озвався звiдтiля. Але за мить вiн уже вискочив назад, димлячи, тлiючи одежею, волоссям. Але стрiв перед собою несамовитi, по-звiрячому лютi обличчя, i дужi неминучi руки знову кинули його в пекло. Вiн так само вискочив удруге. Вiн уже горiв. - Скаженi! Що ви робите! - скрикнув Карпо i, вхопивши вiдро води, вилив на Романа. Одежа погасла, тiльки димiла. Безщасний стояв i трусився з болю, з нелюдського страху. - I правда,-озвався хтось,-нащо його палить? Тiльк'и одвiчать будемо. - А що ж, помилувати його, чи як? - кричали iншi. - Нам треба, щоб вiн сво╨ товариство виказав, щоб гнiздо вовче видушити. - Правда! Правда! - Ну, дак чого ж ви дивитесь? Роззуйте панича гарненько та погрiйте йому панськi нiжки - поки призна╨ться... Ще порадник не доказав до краю, а вже з Романа стягнено обгорiлi чоботи, хтось розгрiб купу жару. Четверо людей ухопило недогорiлого чоловiка i поставило босими ногами на жар. Мордований пручався, одбивався, звивався, як вуж, у руках у сво©х ворогiв, але в натовпу була бiльша сила, нiж у нього самого. I в той час, як ноги йому горiли, його страшнi з муки очi бачили перед себе спокiйну Денисову постать... - Признавайсь! Ти попереду крав конi? - Я. - Хто в тебе товаришi були? - Я сам! Все, що у вас було попереду крадено, все то я сам!.. Все!.. Нiкого товаришiв не було!.. Пустiть мене!.. Пустiть!.. Те страшне "Пустiть!" покотилося далеко, i його почув Зiнько. Так трапилось, що вiн саме в цей час був далеко - то коло хати, то бiля стогiв, укриваючи ©х мокрими ряднами, i нiчого не знав про Романа. Почувши тепер те нелюдське "Пустiть!", вiн кинувся крiзь натовп, розкидаючи, валяючи людей. Роман, босими ногами на жару, бився в руках у сво©х катiв, а Денис стояв проти його i мовчки дивився. Одним скоком Зiнько штовхнув двох од Романа, а дво╨ других з несподiванки пустили мордованого з рук. Вiн вискочив з жару. - Ка©не проклятий! - крикнув Зiнько на Дениса.- Брата вбива╨ш! А ви, душогуби! - повернувся до людей.- Катюги! Що ви робите? Чи ви бога забули й совiсть? Геть, звiрi лютi, бо першого, хто його займе, я самого кину в полум'я. Вражене стовпище на мить притихло. Але тiльки на мить. - Що ви його слуха╨те? Такого вовцюгу жалiти? Печiть, поки викаже всiх! I знов штовхнули Романа, i вiн упав руками просто на жар... I враз стовпище мов розбилось надво╨, пропускаючи когось, хто бiг сюди, мов його гнала якась надмiрна сила. Дiвчина, задихана, з розмаяним од довгого й швидкого бiгу волоссям, вискочила перед пожежу... Роман пiдводився з огню... Несамовитi очi, змiнене тяжким болем обличчя, почорнiлi голова й руки, цi страшнi, печенi, пошмуглянi в боротьбi кривавi руки, а з них висiла обгорiла шкура... Голос вирвався з грудей з надлюдською силою, покриваючи i гомiн стовпища, i гугот пожежi одним несамовитим, божевiльним криком - i дiвчина впала, як мертва, додолу, пiд ноги стовпищевi. Епiлог Тро╨ суддiв, прокурор i судовий секретар посiдали за довгий стiл, покритий червоним сукном. Лiворуч од ©х, на двох м'яких канапах, сидiли присяжнi. Просто суддiв трохи далi посiла публiка: кiлька панночок i панiй, дво╨-тро╨ паничiв, якийсь пан з газети, кiлька мiщан... Праворуч стояло зроблене з дерева щось пiдхоже до клiтки з двома загородками; в однiй було ще порожньо, а в другiй, зiпершись на пульт, сидiв оборонець од суду. Звелено ввести обвинувачених. Первий увiйшов високий кремезний чоловiк у сiрiй рештантськiй куцинi, з чорною, в тюрмi зарослою, бородою. Увiйшов i став рiвно, випроставшись, як солдат на муштрi. Силкувався триматися непорушне, але ного очi турботно перебiгали вiд суддiв до присяжних i знову до суддiв. За ©м увiйшла дiвчина. Насунута наперед хустка ледве давала бачити худе, змучене обличчя; ©© очi дивилися додолу, i довгi вi© виразно лягали на бiлих як бiль щоках. Нервово закривала сво© схудлi груди гидкою сiрою рештантською свитою. Питають ©х про iм'я. Його звуть Роман Сиваш, ©© - вона каже: "Левантина",- суддя виправля╨: "Валентина",- Тополiвна. Вибрано присяжних: двох мужикiв, чотири мiськi крамарi, а то якiсь панки-урядовцi. Секретар чита╨ про обвинувачених - чим вони виннi. Розказу╨ться все поряду: як Романа Сиваша пiймано на пiдпалi, як сам вiн признався в злочинствi, та ще й у тому, що крав конi. Мають судити його за пiдпал i за конi. Валентина Тополiвна допомагала йому. Це було видко ось iз чого. Вона мусила бути в городi, у хазя©на в наймах, а опинилася в Диблях на пожежi. Там ©© так уразило мордування над Романом Сивашем, що впала непритомна i з мiсяць була пiсля того хвора. Дослiджуючи справи Сивашево©, слiдчий натрапив на цю подiю i вияснив, що Тополiвна була коханкою Сивашевi, що ©© бачено раз у раз iз ним, що вона жила в Струкiв, була зла на них, бо вони не вiддали ©й усiх зароблених грошей; знаючи все в дворi у ©х, могла провести туди Сиваша на пiдпал. Дiйшовши до цього висновку, слiдчий звелiв забрати Тополiвну до тюрми, скоро вона одужала, i оце тепер мають ©© судити. Роман Сиваш каже, що вiн винен, але сам вiн, бiльше нiкого з ним не було. Хоч його тодi мордовано так, що потiм два мiсяцi в лiкарнi го╨но, але й тодi, i тепер вiн каже одно: тiльки вiн сам i винен, бiльше нiхто. Левантина Тополiвна каже ледве чутним голосом, що вона не винна. Приводять свiдкiв. Серед ©х нема нi одного, хто мiг би сказати щось доброго про Романа або про Левантину. Слiдчий дба╨ про те, щоб обвинувачено, а не просте, щоб виявлено невиннiсть тих, кого вiн посила╨ на суд. Перший свiдок - Денис Сиваш. Суд каже, що вiн може не свiдчити, бо вiн брат обвинуваченому, але Денис сам того хоче. Вiн почина╨ розказувати про брата, як той нiчого не робив, обкрадав усiх i нарештi пiдпалив. Оповiда╨ всю подiю з пожежею, але каже, що Романа нiхто при ньому не мордував, що сам вiн признався в сво©х злочинствах. За ©м iдуть iншi селяни з Диблiв, i всi вони кажуть те, що й Денис. Про Левантину всi говорять, що вона справдi була коханкою Романовi, мала вiд нього дитину, пiшла слiдком за ©м у город i вернулася на село тi╨© ж ночi, що й Роман. Пiсля селян - городяни. Це насамперед Квасюк. Вiн каже, що не один раз бачив, як Роман приходив до Левантини, бачив, як вони вдвох по городу ходили, а за нiч перед пожежею Левантина втекла вiд нього не знати з чого. Квасючка свiдчить, що Левантина була дiвчина негарна, гуляща, лiнива, що як вона покинула ©х, то чимало дечого в хазяйствi не стало. - Бога бiйтеся, хазяйко...- почина╨ щось Левантина, але найстарший суддя спиня╨ ©©, кажучи, що вона може питати свiдкiв через нього. Левантина не розумi╨, змовка╨ i вже бiльше не пита╨ нiчого, а тим часом свiдчить той хазя©н, де Роман на квартирi був, що бачив Левантину в Романа вранцi,- либонь, вона в його й ночувала. Якийсь присяжний пита╨ться в Левантини, чого вона опинилася тi╨© ночi в Диблях? Вона каже, що хотiла перестерегти про пожежу.- Почому ж вона про це знала? - Довiдалась од Романа.- А чого вона була в Романа? - Вона червонi╨ й мовчить. Присяжнi й суддi певнi, що вона все бреше. Почина╨ говорити прокурор. Йому легко обвинувачувати Романа Сиваша, бо видко його провини. Але як на його думку, то й Левантина не може бути не винною. Зiпсована, лiнива дiвчина покида╨ одних хазя©в, покида╨ других, охоча до того, щоб i чуже зайняти, вона знаходить собi такого ж коханця, як i сама, iде за ним слiдком у город i хоч живе окремо, але раз у раз iз ним бачиться, а нарештi й допомага йому в страшнiй злочинськiй подi© - запалити село, щоб покрасти конi. Що ж до ©© певнення, мовбито вона прибiгла на село перестерегти про пожежу, то, знаючи все iнше, ми можемо тiльки дивуватися тiй безсоромностi, яка дозволя╨ ©й так нахабно перекручувати правду. Видко цiлковито зiпсовану душу, i не можна таку небезпечну громадянству людину лишити на волi, щоб вона не могла й далi шкодити людям. Не можна вiддати наш безпорадний убогий народ на хижацтво цим ворогам людського добробуту. Палi© й коноводи - це найбiльшi вороги нашому мужиковi, i кому дороге його щастя, кому дорога мужицька кривава праця, той мусить обвинуватити не самого Романа, а й Левантину, бо скiльки з погляду вона невинна й гарна, стiльки вона злочинниця в душi. Через те вiн сподiва╨ться, що присяжнi не дадуть нiяко© пiльги ©м обом. Вiн говорить гарно, мальовничо, з запалом i сiда╨, вдоволений з себе, рахуючи сам собi, що коли присяжнi послухаються його, то Сиваш пiде на каторгу, а Левантина - на заслання в Сибiр. Вста╨ оборонець. Вiн сам (думкою) замалим не цiлком згоджувався з прокурором щодо провин обох обвинувачених, але ма╨ обороняти ©х i говорити проти прокурора, то й говорить, силкуючись скористуватися з усього, з чого можна, щоб якось виправити тих, кого боронить. Питають обвинувачених, чи не скажуть ще чого. Роман мовчить. Левантина говорить тiльки: - Я нiчого не знаю... Я нiчого не робила...- I змовка╨ плачучи. Говорить довго найстарший суддя. Каже, що хоча Романа й помордовано, але за це виннi вiдбудуть належну кару, а присяжних це мордування не повинно спиняти, коли б вони схотiли обвинуватити Романа: це мордування не ╨сть обвинуваченому кара, бо воно беззаконне, через те його не можна рахувати, його перед законом нема, а треба Сивашевi накинути кару законну. Виходять присяжнi, суд, з половини й публiки. Роман та Левантина зостаються там, де й були, i коло ©х два солдати з шаблями. Левантина сiда╨ знеможена. Вона нiчого не зрозумiла з усi╨© цi╨© судово© справи. Розумiла тiльки, що ©х хочуть покарати. Але вона сидiла в тюрмi, i там уже ©й розказано, що значить, коли присяжнi вiзьмуть папери i пiдуть у свою хату. Вона ма╨ ждати присуду. Вона його дожидала вже п'ять мiсяцiв у тюрмi. П'ять довгих страшних мiсяцiв... Тяжко вiдбувати кару навiть за зроблену провину. Ще тяжче вiдбувати ©© невинному. А надто тяжко, а страшно, як загин душi, вiдбувати ©© вiд людей за те, що схотiв допомогти людям. Левантина вiдбувала ©© за це. Вона все життя вiдбувала кару. Малою - як була попихачем-байстрючкою, ображу-ваною й кривдженою. Дорослою сиротою - тиняючися по наймах, зазнаючи тяжко© роботи, бiйки, лайки i того, що гiрше за все це. Коханкою - вiддавши все тому, хто занапастив ©©. А нарештi тепер - схотiвши оборонити людей вiд ворожого заходу. Це був кiнець i вiнець ©© земних пригод, найвища болюча нота в тужливiй пiснi ©© змученого життя. Найвища i остання... Гостро вдарив дзвоник. Сповнилась свiтлиця людьми. Ввiйшли присяжнi. Вони обвинуватили Романа, а Левантину... Вони були добрi: всi, опрiч одного, були певнi, що вона винна, не може не бути винна, але пожалiли ©©, помилували... Але що ©й з того? Вона вернулася до тюрми, щоб скинути рештантську одежу, i скоро дiйшла до свого мiсця, що на йому промучилась, убиваючи сво╨ тiло й душу п'ять мiсяцiв, упала i не могла встати. Занедужала тяжко i вже не звелась на ноги нiколи. Зiнько, при©хавши по не© з села, не побачив навiть ©© могилки. Умерла серед похмурих, огидних стiн з гратами. Нi один сонячний промiнь не осяяв ©й обличчя в час смертний. Нi одна рiдна щира рука не стиснула ©й руки. Над нею схилились тiльки попсованi неволею й грiхом обличчя. Це були обличчя таких безщасних, як i вона... хоч i не таких прекрасних i чистих душею. Тихо, i тяжко, i сумно без мiри затихала й затихла пiсня покривдженого людського життя. Без сонця затихла, i те, що творило ту пiсню, сховалося в землi пiд невеличкою могилкою на острожному кладовищi. Без сонця вмерла дiвчина, i тiльки ©© могилку цiлу╨ сонце. Воно свiтить ясно i добрим i злим; свiтить i на ©© могилку, i Романовi в далекому Сибiру, i тим, що вiдбувають кару за його мордування, i тим, кого судять, i тим, хто судить. Ся╨ однаково i над хатами, i над городянськими будинками - скрiзь, де люди зробили собi' з широкого й ясного свiту тiсний свiт неволi й темряви, звiрячо© боротьби за шматок хлiба, за право жити,там, де щедра рука могучо© природи розлила багатство життя i способiв до життя i де люди силкуються всiма можливими заходами завдати один одному якомога бiльше муки, неволi й кривди. Думки про це не покидають i Зiнька. Сумно тепер у Сивашевiй сiм'©. Дениса вже там давно нема: не могли простити йому, що не оборонив Романа, сам оддав на мордування. Живе Денис окремо, багатi╨. Старий батько згорбився, бiлий як молоко зробився, за малий час зовсiм постарiвся. Осумнiв i Зiнько i, вкупi з батьком та з матiр'ю, часто згаду╨ i Левантину бiдолашну, i безщасного Романа, що блука╨ в холодному Сибiру, нудьгуючи за рiдним кра╨м. I дума╨ Зiнько про те, чи то божа воля, чи то люди самi такий лад промiж себе завели, що як кому так i гарно серед його жити, а як кому дак нiяк не можна. I треба б, щоб краще зробити, та як? Дума╨ по-простому, по-мужицькому, але його думки займають зглибока те, що не да╨ спокою всiм чесним душам, усiм благородним серцям, намученим загадкою людського життя, натомленим працею задля того, щоб здiйснити людське щастя... У Чернiговi, 1900