лю. Тiло ©© покрилося струпом, лице услалося синiми плямами, на лобi з кулак завбiльшки вигнало гниючу гулю, горло болiло, голос, як розбитий чавун, хрипiв, а далi й зовсiм спав, не говорила вона, а щось стиха сичала. XIV Надворi стояла осiння негода: дощ та грязюка, грязюка та дощ. Небо заслалося непроглядними хмарами, з землi вста╨ важка пара i закрива╨ вiд очей свiт бiлий, якiсь померки стоять над землею, i люди снували у тому мутному свiтi, наче непривiтнi тiнi. Вечорiло. Над землею розiслалася чорна нiч. По хатах запалювали свiтло, по улицях - лiхтарнi. Жовтий свiт ©х мутним кружалом стояв у густому мороцi ночi i ледве-ледве освiчував те мiсце, де стояли лiхтарнi. За ©х жовтим кружалом починалася непроглядна темнота. Чулося шльопання важко© ноги по невилазнiй калюцi, прокльони на дощ, на негоду. Все поспiшало додому, всяке шукало собi захисту, ховалося по хатах. Однi хурщики торохтiли по опустiлих улицях, вигукуючи охриплим вiд негоди голосом: "Давать? Давать?" Нiхто ©х не кликав, луна не розносила ©х глухого гуку, i вiд суму вони, знай, пере©жджали з одного мiсця на друге. Не дивлячись на таку твань та негоду, земський на©зд не нi одного разу не був такий людний, як тепера. Земський дом, наче купа багаття, палав свiтлом вiд гори i до самого низу. По всiх хатах i проходах повно гласних, котрi то снують сюди та туди, то збираються в купи, то знову розходяться. Тут i свiтлiшi князi, i вельможнi пани, i заможнi дуки-купцi, i наш брат сiра-сiромаха... Слово по слову - цiле море слiв, гук i гам сто©ть, мов у вулику перед рiйбою. Що ж за дiло зiбрало сих людей докупи, що за рада зiбрала ©х з близьких i дальнiх кра©в i повiтiв? А ось увiйдiм, послухаймо. Дзвоник предсiдателя давно вже гуде i ззива╨ до мiсця гласних, що розтеклися по всiх усюдах, гомонiли одно з другим, гвалтуючи цiлими купами. - Господа! Прошу занять места! - гука предсiдатель, утомившись дзвонити. I, перегодивши, знову дзвоне. - Чу╨те, дзвонять!.. Буде... годi! - почува╨ться то там, то там. I поодинокi тузи, одстаючи вiд куп, простують до мiсця, тодi як юркi сухоребрики розмахують руками, щось гаряче доказуючи, сивi бороди, порозкидавшись по залi, крiзь окуляри обдивляються купи, а товстопузi купцi, стоячи пiд дверима, пихтять та втираються червоними платками. Однi сiрi-сiроманцi, скупившись у кутку пiд стiною, смиренно стоять собi, похнюпивши голову, мов винуватi, котрих зiбрались судити. - Господа! Прошу занять места! Еще много предстоит нам рассмотреть вопросов... - знову гука предсiдатель. - Чуете? Чуете? - i купи шарахнули до мiсць. Гомiн та рип чобiт, рип чобiт та гомiн... i тiльки дзвоник, мов скигля собача, голосно та тонко розда╨ться серед того глухого гуку. Аж ось посiдали гласнi. Дзвоник вгава╨. Тихо, хiба то пронесеться неясне шептання. - Господа! - почав предсiдатель. - Теперь нам предстоит вопрос о растрате бывшим членом управы Колесником двадцати тысяч земских денег. Прошу вашего внимания.. Вопрос о растрате столь значительной суммы уже сам собою представляет довольно серьезный вопрос, но серьезность его усложняется еще тем печальным обстоятельством, что, к стыду нашему, должен сознаться, представляет не единичное явление. - Та грошi за Колiсника заплаченi! - не то спиталася, не то прямо казала якась сiра свита. - Да, деньги внесены. Но я вовсе не о том говорю. Я говорю о самом явлении. Оно столь необычайно, столь часто начало повторяться в последнее время, что я просил бы вас обратить на это свое серьезное внимание и в настоящее заседание рядом мер положить раз навсегда предел такому печальному положению. - Який же предiл положити? Пiд суд злодiя - от увесь предiл! - Я прошу не перебивать меня. Слово за мною, и моя мысль впереди. - Послуха╨мо. - Господа! - скрикнув, червонiючи, предсiдатель. - Я того лишу слова, кто еще раз перебьет меня. - I, посовавшись на мiсцi, знову почав. Плавно i красно лилась його бурлива рiч, часами на хвилину стихаючи, видно, для передишки, бо через Другу хвилину знову знiмалася бурхливо, як вихор, котрий все ломе i змiта, грiзна, як той грiм, що розбива╨ всяку заборону на сво╨му слiду... Без жалю, немилосердно вiн катував лихую замашку до крадiжки, безчестив злодiйськi замiри, окидаючи усiх сво©м по©дливим поглядом, уриваючись в кожного душу сво©м дзвiнким та гудючим голосом. - Таковы, господа, печальные последствия простой кражи, - сказав вiн, переводячи духа, - неуважение к чужой собственности, разрушение общественного спокойствия, шаткость религиозных убеждений. Но во сколько раз преступнее, во сколько раз позорнее кража или растрата общественного добра? - гукнув вiн, наче випалив з рушницi. Вiн не знаходив слова, яким би можна було охрестити той порок, збагнути i вирiкти його гiркi шкоди та утрати: дивно, що земля не розiйдеться пiд ногами такого злочинця i не пожре вiдразу, що грiм небесний не положить його на мiсцi, як тiльки зла думка здiйметься у його головi. Живе ж така огида i паскудить свiт i людей! Ми, не знаючи спершу нiчого, живемо з ним, брата╨мося, хлiб-сiль водимо укупi, а потiм, як виявиться, другi кивають i на нас: одного, мов, поля ягода, з одного глека пили!.. - Нет, господа, нам нужно обелить себя в глазах честолюбивых интриганов, которые не задумаются бросить комком грязи во всякую светлую личность в глазах общества, в глазах всего света! Кому, как не нам, дворянам, стоящим на страже чести, взяться за это дело. И я, как дворянин, первый считаю священным долгом предложить вам, господа, некоторые меры, могущие служить для искоренения столь гнусного зла. Но прежде всего позволю себе спросить вас: какие причины, какие, так сказать, условия породили возможность появления среди нас такого рода личностей? Скажут нам: разве и в прежнее время не было этого? Разве чиновничество не брало взяток? Отвечу: да брало, брало потому, что было нищенское жалованье, брало, чтобы с голоду не умереть, но не крало! Не крало потому, что чиновники - это мы, те же дворяне. А это много! Целый ряд веков стоит за нами, рыцарями порядка и честности, вековые традиции создали нас таковыми. Таковы были и чиновники, самой природе их присуще, не скажу понятие, а ощущение о чесги, о достоинстве. Вот почему тогда у нас не было воровства общественного достояния. А теперь? Наряду с нами сидят люди иных сословий, иных общественных положений, где понятие о честности или же недоразвилось, или же приняло какие-то уродливые проявления: обвесить, обмерить, обойти другого вовсе не считается преступным. Чего же вы хотите после этого? Руководствуясь таковым взглядом, я предложил бы следующую меру: очистить земство от того преобладающего большинства чуждого дворянству элемента, который, в особенности по уездам, создал управы из своих, все прибрал к своим рукам. - Так оце нас, Паньку, по зашийку з хати! - вирвався вiд сiрих-сiромах гудючий поклик. - Ничаво, ничаво, ваше превосходительство, - пiдводячись, мовив бородатий кацап у куценькому каптанi, - обрили вы нас, нечево сказать. А двадцять-то тыщ попризаняли у меня за пять процентов, тогда как мне давали десять, да вот уже пятый годок-то требую, да никак не истребуем. - Тише, господа, я еще не окончил. Тише! - скрикнув Лошаков i несамовито задзвонив на всю залу, почервонiвши, як рак печении. - Ходiм, Грицьку, поки не вибили в шию, - знову обiзвався хтось, i сiрiсiроманцi один за одним повставали i почимчикували до дверей. - Господа, тише! Стойте! Куда вы? - гукнув Лошаков на сiрих. - Куда? Додому! - обiзвався один. - Я не позволю. Я требую вас остаться. Вопрос очень серьезный. - Нi, ще такого нема╨ закону, щоб нас чистили на всi боки та ще заставляли й слухати. - Уже вони стовпилися бiля дверей. Як тут з усього розгону увiрвався у залу незнайомий чоловiк. Одежина на йому пошмагана, пика заросла, суха, як скiпка, голова закустрана, нечесана, вуси, наче котячi хвости, одстовбурчилися, а очi - як у хижака, горять, палають. - Стiйте! Стiйте, добрi люди! - гукнув вiн. - Я вам усе по правдi скажу. Не вiрте ви нiчому, усе то брехня! Як давно колись крали, так i тепер крадуть i будуть красти... Поки в одного добра бiльше, а в другого менше, крадiжка не переведеться! Оце я вам по правдi сказав. - Социалист! Нигилист! Арестовать его! - загуло з усiх куткiв, i всi посхоплювалися з мiсця. - Кто это? Кто? - допитувались другi. - Это, господа, один сумасшедший, не очень давно из дома умалишенных выпущен, - пояснив предсiдатель управи. - Кто он? - спросив Лошаков. - Довбня. Окончивший когда-то курс семинарии. - Ну, и верно, что социалист. Сторож! Позвать сюда полицейского, арестовать того господина. - Ет, застрахали! - махнув на його Довбня i зареготався. - Я i в божевiльницi був, а вони - арестувати! Я не тiкаю, - одмовив вiн i повернувся знову до сiромах. - А вам, братця, одно скажу: не вiрте ви нiчому на свiтi - усе брехня! Тiльки коли е у кого правди крихта, то тiльки у бiдного чоловiка, Зате ж тому бiдному i найгiрше! Тут саме увiйшов полiцейський, i Довбню, пiдхопивши пiд руки, поволокли З хати, як вiн не кричав, не огинався... Сiрi-сiроманцi не знать де дiлися. Стороннiх людей за те, що плескали у долошки Довбнi i кричали йому браво, Лошаков попрохав вийти з собранiя, а тим часом перервав на десять хвилин засiданi╨. У залi почувся гук-гам; гласнi гвалтували, стороннi реготалися, дехто уголос лаяв Лошакова, дехто свистав... усi разом несамовито гупали ногами, виходячи. Не забарилася зала опустiти. Стороннiх - анi духу, однi гласнi, мов бджоли, утерявши матку, метушилися по всiх усюдах. Аж ось знову роздався дзвоник Лошакова - i всi ущухнули. Лошаков знову почав говорити. Вiн раяв, щоб зменшити недворянських гласних, прохати уряд заборонить козакам бути самостiйними виборцями разом з малоземельними панками, а хай вони вибирають вiд цiло© волостi, як крiпаки казеннi. Утомившись, вiн закiнчив свою довгу рiч надi╨ю, що його рада буде прийнята, а тим часом, може, хто краще що вiд його пригадав, то хай повiда перед нашими зборами. Нестямний ляск у долошки привiтав красномовного пана за його рiч. Разом скiльки гласних, схопившись, побiгли до Лошакова i гаряче потрушували його руку; другi з мiсця кричали: що, мов, нам ще слухати? Яко© кращо© поради ждати? Пускайте на голоси! Серед того гвалту та гуку, серед радiсно© бiганини та реготу в одному тiльки мiсцi щось одиноке чорнiло, скурюючись кругом, наче хмарою, димом. Аж ось дим заколихався, i поверх його, неначе поверх хмари, з'явилася патлата голова у синiх окулярах, з здоровенною бородою. - Я прошу слова! - гукнула голова, покриваючи сво©м товстим голосом i гук нестямно© радостi, i бiганину панiв. - Тише, тише, господа! - скрикнув Лошаков i почав роздивлятися по залi. - Вы желаете говорить? - спитав вiн, ╨хидно уклоняючись. - Я, - гримнула знову голова. - Не надо! Не надо! - загукали кругом гласнi. - Мы наперед знаем, что услышим одни порицания. - Но позвольте же, господа! - скрикнув Лошаков, пiдводячись. - Не будемте пристрастны. Может быть, господин профессор, как гласный от N крестьянского общества, скажет нам что в защиту своих избирателей. - Не надо! Не надо! - одно гвалтуе кругом. - Да позвольте же: не могу же я запретить говорить. - Не надо! Не надо! Лошаков дзвоне. - Не надо! Не надо! - Господа! - гукнула голова, - я не стану долго истязать вашего внимания. Я не стану говорить часовые речи. Я скажу только несколько слов. Я думаю, господа, что мы прежде всего представители земства, а не представители какого-нибудь одного сословия, почему и в речах касаться сословных каких вопросов по меньшей мере неделикатно... - Мы уже слышали... Не надо! Пускайте на голоса. Вопрос так ясно поставлен, что в прениях нет надобности. - Вы не хотите меня выслушать. Но позвольте: два слова. Я, господа, считаю для себя позорным быть в таком собрании, где нарушается свобода прений, где возбуждается сословная вражда, причем обвиняющая сторона даже не дает возможности обвиняемой сказать что-либо в свое оправдание. - Не надо! - Я слагаю свои полномочия и удаляюсь, - сказала голова, з грюком одсовуючи стул i виходячи з зали. - И лучше. Счастливой вам дороги! - Помилуйте! Что это такое? Приходишь в собрание - одни свиты да серяки. Вонь, грязь, просто сидеть нет возможности. Опять же: их же члены, их же председатель. Сами себе назначают содержание, какое желают. Налоги накладают, какие сами вздумают, не справляясь ни с законом, ни с доходностью. Да к этому еще и воруют земские деньги! - чулося то там, то там. - Но как же, господа? Никто не желает сказать что-либо? - спитав Лошаков. - Что тут говорить? - Баллотируйте, да и вся тут. Помилуйте, одиннадцать часов, меня в клубе ждут: партия винта не составится. - Господа, садитесь же. Буду сейчас баллотировать вопрос. - Зачем баллотировать? Вот все станем, все будем стоять. Единогласно, да и только. - Единогласно! Единогласно! - загукало, наче в дзвони, кругом. - Никого нет против предложения? - Никого. Единогласно. - Вопрос принят, господа, единогласно. Поздравляю вас... - Закрывайте заседание. Чего долго тянуть? Главное порешено, а что другое может остаться и до другого собрания, если в это не успеем. - Да, я думаю, господа, что после этого вопроса нам следует и отдохнуть. Вот только еще вопрос о Колосникове. - На завтра! На завтра! Сегодня поздно. Пора в клуб. - Заедание закрываю. Зявтра прошу, господа, пораньше, часов в одиннадцать, - сказав Лошаков i вийшов з-за столу. Через десять хвилин зала опустiла, у виходiв i коло пiд'©зду крик, гук, давка. - Извозчик! Давай! Карета генерала N! Эй, давай скоре╨! - Трiскотнява Залiзних шин об камiницю, гуркiт ридванiв, кресання копит i гомiн, мов у бджолянику... Через пiвгодини все i тут стихло, аще трохи - почало гаснути свiтло. Ясно освiчений будинок покривався густим мороком все бiльше та бiльше, поти й зовсiм не скрився у темнiй темнотi ночi. Здзиздося, злякалися того, що ту© ско©лося, жильцi його i мерщiй поспiшали гасити свiтло. Коли послiдн╨ вiкно окрилося темнотою, з-за камiнного стовпа, де жовтiло, наче пiдслiпе, око лiхтаря, висунулась чиясь невiдома постать i невилазною калюкою прочимчикувала прямо майданом. Серед непроглядного мороку ночi, густого дощового туману чулося тiльки чвиркання води з-пiд ступнi та якесь вурчання - не то лайка, не то бiдкання. Аж ось на кра© улицi у кружалi жовто© плями, що лежала на землi вiд лiхтарнi, замаячила темна тiнь. То була тiнь жiночо© постатi, бо як тiльки вона пiдступила пiд лiхтарню, то пiдслiпий свiт освiтив лиху спiдницю, низько попущену, i всю у дiрках юпку, пiдперезану мотузком. Голови не було видно, бо аж по плечi, наче покрiвлею, була вона накрита лихенькою рогожею. Невiдома пiдiйшла пiд лiхтарню i почала об стовпець обтирати сво© покалянi чоботи з кривими закаблуками, драними халявами. - Оце яка твань! - не то прогула, не то прошипiла вона. - Гей, ти! Безноса боско! Обтира╨шся? - донiсся до не© другий охриплий голос. Рогожка заворушилася на всi боки. Видно, що та, котра носила ©©, не одчула, звiдки до не© обзивався хтось. - Уже ослiпла, не бач? - знову озвався охриплий голос. - Ти, Марино? - просвистала рогожка, додивляючись. - Я. Iди сюди, на сей бiк: сюди не так дощем набива╨. - Сама, небiйсь, краща: тiльки й того, що нiс, як той димар, а пранцi так i кишать! - огризнулася рогожка i почимчикувала через улицю на другий бiк. - Здорова! - привiтала ©© теж жiноча постать, прикрита зверху платком. - Здорова, - просвистала рогожка. - Де була, що так обтира╨ш ноги? - А там, коло земства. Та твань через майдан - насилу вилiзла! - Що ж, i заробила що? - Заробиш! Пiд таку нiч хоч би очей де не виколоти. А ти? - Та й я ж так. Тут один iшов п'яний халамидник. - Та й що? - Та й пройшов. Помовкли на якийсь час, пiдпираючи забор спинами. - Я ще сьогоднi нiчого й не ©ла, - мовила журливо рогожка. - Хiба жиди через день тебе годують? - зареготалася Марина. - Нi, не те. А сьогоднi нiчого не варили, шабаш. - Я 6 ©м, бiсовим, i гугiль би по©ла. Рогожка зiтхнула. - А чула? - спитала трохи перегодом. - Що? - Твого у полiцiю повели. - П'яного? - Нi, не те, а вилаяв панiв у земствi. Там такий гвалт збив, цю i за полiцi╨ю послали, насилу його на звощика узяли. - I краще. Хай не напива╨ться. - Кучери гомонiли мiж собою, що за се йому лихо буде. У тюрму запруть, в Сибiр зашлють. - I пошли боже, як уже менi з таким п'яницею вiк калатати! - А все ж ти сьогоднi ©ла, не голодна. - Не в його дяку. Я i горiлку пила, то що? Вiн би з рота вирвав, коли б побачив. - А все краще. Я, зна╨ш що, Марино, надумала. - А що? - Пiду додому. - Яко© трясцi? Пiд тином здихати? - А тут не все рiвно? - Тут хоч у жида мiсце ма╨ш. А там - хто тебе пусте. I знову помовкли. Через хвилину геть-геть здалека донiсся якийсь гук, туп. Щось п'яне чи гукало, чи пiсню заводило. - Чу╨ш? - спитала Марина. - Чую. - Ходiмо, а може?.. - Марина почимчикувала уперед заводити тонкимтонким голосом: Якби таки чоловiк молодий, То по хатi б поводив, поводив! А рогожка слiдом за нею сипко, мов сухий оситняг перекладала: Ой гоп по вечерi! Замикайте, дiти, дверi. Гоп! Гоп! гоп! - i, вхопивши Марину за руку, почала вибивати тропака. - Стой! Не шуми! Расшибу! - плутаючи ногами, крикнув на ©х п'яний чоловiк i з одного маху ухопив за руку рогожку. Марина, вирвавшись, побiгла далi. Рогожка зосталася. П'яний, схилившись на не©, не то що шептав, не то сам з собою гомонiв. - Як не сороковку, то й не хочу, - гомонiла рогожка. - Что мне твоя сороковка? У меня денег куры не клюют. Вона! - i вiн ударив по кишенi рукою. Почувся брязкiт мiдi. Через хвилину вони окрилися у темному переулку. Незабаром рогожка знову виткнулася. - Марино! - гукнула вона. - Агов! - обiзвалася та здалека з-пiд крамниць. - Iди сюди. Марина пiдiйшла. - А що? Заробила? - Семигривеника. Ходiмо вип'╨мо та по©мо. - А того де дiла? - Заснув пiд лавками. - А грошей у його не зосталося? - Бог його зна╨. Вiн уперед дав. - То ти, дурна, сама и не пошукала? - Нехай йому! - Де вiн лежить? Я пiду. - Пiшов, ©й-богу, пiшов. - Брешеш! - От хай мене бог поб'╨! - махнула рукою та так, що аж рогожка посунулася з голови i упала додолу. Вона стояла саме коло лiхтарнi. Свiт упав прямо на не© i освiтив безносе, дощем змочене лице, покарбованi губи, розкуйдану голову. - Оце ще менi оця халабуда! - скрикнула вона i, пiднявши рогожку, знову накрила голову. - Ходiмо, кажу. - Куди? - А он у шинку свiтиться. I мовчки обидвi пiшли через вулицю. То були Христя iз Мариною, котру Довбня з п'яних очей витребував собi у губернiю. XV На другий день у собранi© Лошаков на чiм свiт сто©ть громив Колiсника. Коли його душа ше до того лiтала по свiту, то, певно, прослухавши Лошакову рiч, мерщiй почимчикувала до пекла, шоб у гарячiй смолi спокутувати тi грiхи тяжкi, якi викопав з самого дна ©© Лошаков: таких злочинств, такого сорому не видержала б i душа найпершого зарiзяки! А щодо кiсток, то, певно, вони аж танцювали в глухiй домовинi, бо й кiстка не влеже покiйно пiсля тако© красно© мови. Шмагаючи по коневi - не без того, щоб не зачепити i оглобель: говорячи про Колiсника - не минеш i Христi. Досталося i ©й на горiхи, "этому продукту глубокого нравственного растления", "куртизанке", "камелии", "кокотке"... Коли б чула все те безноса Христя, прислужуючи жидам, то вiд радостi перенесла б i свiй голод, дякуючи великим панам, що не забули ©©, жидiвсько© наймички. Та вона не чула, чешучи гнидявi пейси жиденятi, котре гидувало дивитися на ©© безносу пику i все, знай, рукою одпихало невiрну наймичку. А Лошаков не вгавав: соловей весняно© ночi утомився так довго б спiвати, а вiн - нi. Аж зблiд, аж перепався... I було чого: вдячливе земство вiддало йому Колiсниковий ма╨ток, щоб аби у двадцять лiт заплатив двадцять тисяч, що вкрав покiйний Колiсник. На роз'©здi Лошаков задав земцям бенкет: там були однi тiльки пани дворяни. Пили i ©ли, ©ли i пили, незгiрше, чим на бенкетi в Колiсника, тiльки не пили, як там, "за мир", "за земську згоду", а бiльше "за победу". Полупанки прихильно дякували Лошакова, що вiн потяг руку за свого брата дворянина. А то - одтерто нас, зовсiм вiд дiла одтерто. А ми хiба колись не служили й не робили? I справниками, i непремiнними, i суддями, i засiдателями. Хрестян одiбрали - i сiре мужицтво узяло гору! За здоров'я нашого сословного предводителя! За побiду! - i нестямним "ура!" оголошувалися високi стiни дворянського дому. Чи чуло ти, сiре хлiборобство, розтикане по горах i по долинах, по хуторах i селах, чи ти чуло той нестямний викрик дворянсько© радостi? Нi, ти не чуло, тобi нiколи було дослухатися. Хатнi клопоти, клопоти села, хутора, а найбiльше клопоти бiля землi тобi ближчi були, нiж що друге. Аби земля-мати добре родила, щоб не довелося упроголодь зиму сидiти. А про земство - тобi байдуже. Тво© гласнi, правда, усi ©здили на збори, бiльше думаючи про те, а що там воно дома дi╨ться, нiж про громадську справу. Вони i до тебе занесли недобру чутку про панськi замiри. - От нашого брата хотять з земства вижити. Мулить, бач, панам очi сiра свита. - Ат, земство! Що земство? Тiльки одно здирство! - казало ти, глухе до його, i переводило розмову про урожай, про низькi цiни на хлiб та про землю, що в тебе ©© так обмаль - нi об вiщо рук зачепити! Зима. Земля, скована морозом, покрилася бiлим снiгом. Сонця не видно, високе небо замазалося зелено-бурими хмарами, припало до землi, наче нагнiтило на не©. Сумно, сумно... Один вiтер гуля╨ по волi, гуде та реве, мов туже посеред того всесвiтнього гробовища. Справжн╨ гробовище: мальованi лани прикритi снiгом, серед котрого де-не-де бовванi╨ почорнiлий бур'ян, темно-зеленi лiси, позбувшись свого пишного одягу, повистирчали з снiгу товстелезнi цiвки, позадирали угору посинiлi паростi; спiвучi пташки одлетiли, хiба де горобцi по токах заведуть сво╨ цвiрiнькання та чорний крук, надувшись, жалiбно закряче з високо© могили серед пустельного поля, мов поскаржиться i на голод, i на холод. I життя людське змандрувало знадвору у хати, у теплi захисти, не чутно нiгде нi спiву, нi реготу-гомону. Всюди пусто та глухо. З зимньою добою прийшлося Христi зовсiм пропадати i вiд холоду, i вiд голоду. Одежина в не© - старе дрантя та ганчiр'я, з-пiд котрого то там, то там вигляда╨ посинiле зашкарубле тiло, ©жа - об'©дки жидiвсько© страви та цибуля з черствим хлiбом. Коли було теплiше, то хоч нiчнi походеньки колине-коли принесуть сороковку-другу, хоч погрiтися було чим, а стали морози - i походеньки минулися. Кого стрiнеш у холод та у вiхолу? А тут iще одного разу Христя приморозила ноги... Горять i щемлять ©© пальцi - боляче ступати, а жидiвка шле по воду за три гони - до само© рiчки. - Куди менi дiйти? Я недужа, - з жалем у голосi плачеться Христя. - А ©сти дужа! А на нiчнi побiганки дужа? То коли не хочеш робити, iди собi к бiсу! - свариться жидiвка. Нiчого Христi робити, накида╨ на себе рамтя та дрантя, закуту╨ у ганчiрки голi литки та руки, бере вiдра i суне до рiчки. Одного разу у вiхолу вона, щоб скорiше справитись, не пiшла до рiчки, а завернула поблизу до колодязя, хоч ©й жид i жидiвка ще при уговорi заказали з колодязя води брати - i гiрка, i солона, нi на страву, нi помити нею. "Питимуть. Не вiзьме ©х лиха година!" - подумала Христя, набираючи воду. Вечорiло. Пора самовар ставити, гарячим ча╨м погрiтись, бо незабаром i сам Лейба прибiжить з сво©х щоденних побiганок, а Лейба так любить чай. Христя постановила самовар i сiла до©дати свою вечерю - цибулю з сухарем. Ось i жид Лейба iде. - Сидиш, а самовар хай хоч безвiсти забiжить! - гримнув вiн на не©. Христя кинула ©сти i побiгла за самоваром. Жидiвка зразу наставила чай, дiти з печi позскакували до столу, а жид вже у ©утку сидить, дожида╨ чаю. - Та наливай, досi вже настоявся. Хайка начала наливати. Не чай, а якась жовта мутна водиця потекла з чайника. - Це ти з колодязя води набирала! - угадала жидiвка. - От, iще ж таки! З колодязя! З яко© речi з колодязя! - Жидiвка попробувала, виплювала i дала попробувати Лейбi. Лейба покуштував. - Брешеш, - гримнув вiн, - з колодязя! Христя мовчала. - Хiба на те я тебе прийняв хлiб переводити, щоб ти за увесь день хоч раз води з рiчки не принесла! - почав виговорювати жид. - Пiди сам та добийся до тi© рiчки у таку вiхолу! - гарикнула Христя. - А коли так - вон з мо╨© хати, пранцюватi недо©дки! - скрикнув жид, вискакуючи з-за столу. - Куди я пiду пiд нiч та лиху годину? - Хоч i до чорта в гостi! - гукнув жид, розпалившись, i, схопивши Христю за руку, помчав з хати. Христя уп'ялася: - Пiдожди. Дай же хоч зiбратись. Жид кинув, а Христя почала намотувати на себе сво╨ ганчiр'я. "Ну, куди тепер проти ночi?" - не кидала ©© думка, поти вона одягалася. Не можна сказати, щоб ©й було страшно, або гiрко, або об чому шкодувала. Вона давно намiрялася кинути жида i давно сього ждала. Не ждала тiльки тепер - сьогоднi, зараз, та ще вночi. А от узяло та й випало! - i аж усмiхалася сама до себе Христя, дивуючись, що випало, та ще проти ночi. Намотавши на себе що тiльки можна, останн╨ шмаття вона згорнула у купу, Зв'язала у лиху ряднину i, перекинувши через голову за плечi, пiшла з хати, не сказавши нiкому нiчого. Вона вже зробила скiльки ступнiв вiд хати, як З сiней почувся Лейбин окрик: - Гей, ти! Пiдожди! - А що ще за рада? - повернувшись, спитала Христя. - Вiзьми ж з собою i свою воду! - у©дливо гукнув жид. - Подавися нею! - тiльки що одрубала Христя, як цiле вiдро холодно© води обдало ©© з голови i до нiг, дверi стукнули, засув загурчав i все стихло. Вiд нестямки вона не знала, що ©й робити, ухнула, струснулася i не пiшла, а побiгла з двору. Уже на улицi опам'яталася. Холоднi патьоки бiгли за шию, стiкали на ноги, достали тiла. Вона лапнулась за спину-хлюща хлющею! Регiт, глуз жидiвський почувся ззаду... нелюдське зло ©© опанувало... Вона спiткнулася на мерзлу груду, прихилилася i, як собака, одгребла руками шматок льодини i пошпурила на жидiвську хату. Почувся брязкiт битого скла, жидiвський гвалт, галас... Вона чимдуж подрала улицею i незабаром окрилася у темнiй темнотi ночi. Кожен раз тiльки, коли вона задирала руку за спину i черкалася об мокру одежу, зло розбирало ©©, i вона, на ходу викручуючи воду, костила на всi заставки жида. ©й шкода так стало свого дрантя... Мокре, обмерзне... Поки то його висушиш - зогни╨ скорiше! Вона не думала про те, чи буде ще де сушити i куди вона дере тепер, а от ©й шкода, що мокре. Про се думка не швидко прийшла до не©. Уже вона геть-геть увiйшла, бiльшу половину мiста прочухрала, тодi тiльки спитала сама себе: та куди ж вона йде i куди пiде? Холод пронизав ©© аж до самого серця, безмiрная туга спустилась на душу, безнадiйна тривога опанувала ©©. Вона опустила коло забору свою в'язку i сама сiла на не©. "Ну, куди ж тепер, куди?" - "У Мар'янiвку, - наче пiдказало що ©й, - там твоя батькiвщина, грунт, хата... Нiхто не вижене, з холоду не околi╨ш. Туди, туди, у Мар'янiвку!" - i вона схопилася вже, щоб iти. "Куди уночi? - знову ударило ©й у голову. - Десь зблудишся, тропи не знайдеш, десь замерзнеш серед поля. Друге дiло удень по-видному - прибився до якого села або хутора, переночував, перепочив та й знову свiтом далi. I нащо оця нiч? I чого все це випало уночi? Скiльки вона думала мандрувати, а от i не рiшалася, поти силомiць не випхали з хати. Куди ж тепер, куди?" Вона знову безнадiйно опустилася на свою в'язанку. Така ©© туга пронизала, що аж сльози пiшли з очей... Недалеко од не© роздався свисток сторожа. Ось i його постать, закутана у кожух, показалася. - Ти хто? Чого тут сидиш? - спитав сторож. - А де ж менi бути, коли нема╨ де? - одказала вона. - Як нема╨ де? На мiсце де стала б, робити хiба не здужа╨ш? Халамидниця! Iди зараз вiдсiля, а то я тебе! Христя схопила мерщiй в'язанку i подрала далi. Рiзучий посвист сторожа роздався за нею, попередив i скривсь десь далеко-далеко у вулицi, а ©й здалося - у ©© душi: такою пустельною вона стала у не©. Безнадiйно вона плелася все далi та далi, зазираючи, як та приблудна собака, то в однi ворота, то в другi, чи не вiдчинена де хвiртка, чи нема╨ де захисту, щоб до свiту перебути. А там вона знайде ярмiс. Ворота зачиненi, хвiртки запертi, по той i iю другий бiк улицi стоять будинки, мов сторожi нiмi, виставилися. Крiзь намерзлi вiкна ледве-ледве пробива╨ться свiт, доноситься тихий гомiн, гра, спiви... Добре ©м, тепло там... I тобi колись було i добре, i тепло, i тебе вiтали, поти випили, виссали все, що було доброго, красу-вроду немилосердно стоптали i вигнали на улицю пропадати. Рiзучий жаль на саму себе, на немилосердних людей розбирав ©© все бiльше та бiльше. Дедалi вона теряла мiру... Скiльки раз, проходячи повз ясно освiчений будинок, намiрялася кинутися i побити високi вiкна. Хай знають, як на улицi людинi пропадати! Та подивиться-подивиться i знову одiйде. А мороз дужчав та дужчав, добрався крiзь дiрки i лати до ©© тiла, ущипне то з того боку, то з другого, лихоманка ©© б'╨, рук сво©х вона вже не чу╨, а все йде, не зостановлю╨ться... Ось уже й мiсто кiнча╨ться, широкий вигiн перед нею. Миготить по йому снiг то там, то там, далекi кра© криються у нiчнiй темнотi. Що там ©© дожида╨: чи смерть нагла, чи хата тепла? "Уже ж що б не було!" -рiшуче сказала вона i пiшла далi, одного тiльки доглядаючи: коли 6 ©й не збитися з шляху. Аж ось щось заблищало в темнотi: то блимне, то зникне. Чи не звiр, бува, свiтить очима? "Хоч i звiр, i йому з голоду не пропадати!" - i вона пiшла прямо на його. Недалеко й пройшла... Затемнiла хатка, заблищав огоньок крiзь вiкна. "Пiду попрошуся. Невже i сюди не пустять?" Вона пiдiйшла до вiкна, прихилилася до намерзло© шибки - тiльки свiтло гра╨ у товстiй льодинi, а в хату нiчого не видно. Одначе чутно гомiн. Христя постукала. - Хто там? - Пустiть, ради самого бога, переночувати. Буботiння i гомiн чутно затихли. Жiночий голос чу╨ться i товстий чоловiчий. Аж ось засув стукнув, дверi розчинилися, i на порозi появився москаль. - А што тебе? - Чи не можна у вас переночувати? - спитала Христя. - Эй, Маринка, женщина просится переночевать! - Хай iде далi. Нам i самим тiсно! - одзива╨ться з хати. - Марино! Невже й ти мене випхнеш? - пiзнавши по голосу Марину. замолила Христя. - Хто там, що й мене знав? - здивувалась Марина. - Се я - Христя. - Христя? Чого ж се ти? куди се? Христя увiйшла в хату обмерзла, оклякла. Скинувши лишню одежу, вона мерщiй побралася на пiч, щоб хоч трохи нагрiтись. Марина сидiла коло невеличко© лампочки, щось корписала голкою, з Другого боку москаль, перекидаючись жартiвливою розмовою, смикав ©© за шитво. Марина сердилась, лаялась, пiдбирала шитво, а коли i те не помагало - кололась голкою. - Маринко! Заколешь! Во черт! - гукав москаль, жахаючись. А Марина носилася перед його зляканою пикою з голкою. - Дивися! так i встромлю ув око! Так i винесу його на кiнцi голки! - Не коли, не дури! Не буду. Ну, говорят же тебе, не буду! Оставь! - умовляв москаль. Марина знову приймалася за шитво. Москаль, як кiт на мишу, позираючи на не© сво©ми очима, непримiтно пiдкрадався з-за лампи i смикнув за шитво... голка не видержала. Москаль покотився по полу з реготу, а Марина тiльки плюнула йому услiд. Христя не дослухалася i не додивлялася до ©х iгор-забавок: вона раднiша бiльше всього на свiтi тому привiтному теплу, котре обiймало ©© кругом серед гарячого череня. Вона чула, як воно непримiтно уходило у не©, переливалося З боку на бiк, переходило з однi© частi тiла у другу. То рука нагрiлась, ноги - як лiд; се i ноги почали зiгрiватись; голова спершу болiла - i голова перестала; у душi тихая радiсть, на серцi теплий спокiй... Сон стиха крадеться, плута╨ думки, вiдбира╨ помку, сповива╨ спочинком тiло... Христя i незчулася, коли заснула. Не швидко прокинулася. Тихо, свiтло жеврi╨. Серед полу коло його Марина зiгнулася, корписае голкою, кругом нiкого не видно. - Ти й ще досi не лягала, Марино? - спитала подруги. - Оце! А ти й не чула. Я вже давно удосвiта сиджу. Добре ж ти спиш. - То так перемерзла, заснула. Так уже i свiт видно. - Швидко повинно б свiтати. - Ох, ох! Збиратися ж, - спускаючись з печi, мовг.ла Христя. - Куди? - Та вже ж не куди. У Мар'янiвку. - По такому холоду? Вибрала путь! - А що ж ти будеш робити? жид вигнав... де я буду зиму зимувати? - А в Мар'янiвцi де? - А своя хата. - Сподiвайся! Досi i хата розвалилася. - Та вже старо© нема╨. Жид шинок на тому мiсцi вибудував. - Сподiва╨шся, жид тебе до себе пусте? - А не пусте - хай iде к лихiй годинi. Мо╨ добро, батькiвщина. - Яка там у ката батькiвщина? Ви ж панськi. В надiл вам дано. Не стало вас - общество й передало ваш надiл другому. - Ти шутку╨ш, Марино? - виставляючи до не© сво╨ зблiдле липе з якоюсь нугвичкою замiсть носа, спитала Христя. - Чого шуткую. Хiба ти не зна╨ш? Христя замовкла, уставившись на свiт здивованими очима. Свiт тон, зда╨ться, ©й нiскiльки не перечив дивитись, так вона у його уп'ялася, мов прикликала його у свiдки, мов допитувалася, чи правду каже Марина, чи бреше. - Чого так наставилася на свiтло? Не брешу, не бiйся! - сказала Марина. Христя зiтхнула i одвернулася. - Коли мов передали - Здiр прийме. - Нащо ти Здоров здалася? Посадить хiба та буде дивитися на тебе? Христя трохи не заплакала: то було гiрке натякання на ©© безносся. - Що ж менi робити на свiтi? - безнадiйно спитала вона. - Що ж робити? Нiчого вже не вдi╨ш. I Марина, i Христя - обидвi задумалися... Перед Христею стояло безнадiйне скитания - вiдплата за тi розкошi, якi приходилося пережити, голод i холод далекого шляху, а бог зна╨ - може, де i смерть нагла пiд тином... Марина бачила Христину долю i собi рiдну, почувала, що i ©© життя напрямилося по тому слизькому шляху... Ще вона поки хоч на що-небудь здалася. А там?.. Обох зразу облягло несказанне зло. Зло на себе, що так спакощене молоде життя, зло на людей, що допомогли його спакостити. - Так нiчого, кажеш? - позеленiвши, спитала Христя. - Нiчого... Отак, як бач! I знову обидвi задумалися... Сiрий ранок пробивався крiзь намерзлi шибки у хату, свiтло почало тусквiти... Христя пiдвелася i почала одягатись. Марина сидiла, мов скам'янiла або у не© рiч одняло. Христя закуталася, перекинула через плече за спину свою в'язку. - Прощай, Марино, спасибi, що перегрiла. - Прощай, Христе! Поклонися рiднiй сторонi. Привiталися, i Христя пiшла. Марина не виходила проводити, не вставала. Вона наче приросла до мiсця, або хто ©© прибив. Уже зовсiм розсвiло, свiт бiлий носиться по хатi, а Марина сидить коло свiтла i не примiча╨, що воно вже не свiтить ©й, а бiльше чадить. Чи не од того чаду заболiла у Марини так дуже голова? Вона дмухнула на свiтло, погасила i побралася на пiч спати, мов уночi не доспала. А Христя пiшла i пiшла, не озираючись, не оглядаючись на те мiсто, що пiдняло було високо угору та разом спустило так низько, що ©й уже нiзащо не викарабкатись. Вона бiльше думала про Мар'янiвку, коли i як вона до тьопа╨ться до не© i чи знайде хоч там захист. Перед нею степ i степ - скiльки оком скинеш, покритий бiлим снiгом, i тiльки шлях перетина╨ його надво╨ та де-не-де стрiнеться висока бурта, полога долина або невеличкий прилiсок, у котрому i гiлля не знать - гайвороння. Недалеко вiд сiл стрiвалися i люди: той iде з мiста, той - до млина, а мине село - знову степ рiвний та довгий, голий, як пустиня, по котрому один вiтер безперестанно гуля╨ та часом чорний крук закряче на буртi i, пiднявшись угору, полетить геть. Вона йшла стовповим шляхом, щоб не заблудитися, та по йому i людей бiльше осiло, - дивись, то село стрiнеться, то деревня, то хутори манячать. Коли вже невидержка, то зайти хоч е куди. А ©й аби добитися до N, звiдти вона уже зна╨ тропу до Мар'янiвки. Звiдси довго, а там - рукою подати. I ©й пригадалося, як вона уперше з Кирилом простувала у N, пригадалося, як той шубовснув у протiчок, як лаявся, витрушувався, ©й аж смiшно стало. Коли то було, а от мов воно учора дiялось. Кожний випадок нагадував ©й то тим, то другим Мар'янiвку. Коли упрохувалась вона до людей переночувати, ©й i снилася Мар'янiвка. Наче хто гвiздочки забив ©й у голову ©©. I не диво: всi надi© Христя тiльки й покладала на не©. Усе чуже, нерiдне, непривiтне, одна вона на всьому свiтi, одна i порада, i утiха. Коли судити, хай вона суде, карати - хай i кара╨. Там вона спокуту╨ сво© грiхи тяжкi, там вона зложе сво© кiстки грiшнi... Все брехня, одна вона - правда! Христя якомога поспiшала. Мерзла, голодувала, пiдбивалася... Там перегрi╨ться, там Христа ради випросе попо©сти, там перепочине - i знову йде. На п'ятий день добилася до N. Зизйомi мiсця, улицi, котрi мiряли ©© босi ноги, хати, де вона жила, - все-все нагадало ©й давне. Он Загнибiдина хата - i досi пусту╨, валиться. Там вона уперше побачила людську неправду, уперше дозналася i горя, i напастi. Звiдти почалося ©© лихо... А он i та хата, де Рубець жив. Яка була, така i досi е, як стояла, так i сто©ть. I те вiкно, у котре вона уперше побачила Проценка. Там, за тим вiкном, була ©© перша радiсть i перша мука. Звiдти вона зробила той перший ступiнь на слизький шлях, котрий тепер веде ©©... куди i наздо? Вона зна, що в Мар'янiвку, а нащо - нiхто не вгада╨. Що судиться, те й буде! На самому краю мiста у кривобоку хатину вона упрохалася пiдночувати, щоб на завтра, чуть свiт уставши, потягти на Мар'янiвку. ©й уже почувся i гар диму ©©, убачалися кривi улицi, знайомi люди. Чи живий там ще Супруненко, чи до©хала його ╞вга? А Федiр, Горпина? Здори... до ©х би поки що упрохатися, та запанiли вони. Не пiду до ©х. Де то тепер Кирило з Оришкою? Вона таки у його вiдьма, i люди кажуть, що вона така. Та чого люди? Хiба i менi не напророкувала Оришка сього лиха... Тодi ж, у Федора як були... Смiялись чогось. А вона: "Не смiйся, не смiйся, тебе лихо жде". Як ув око влiпила! З того часу все пiшло - як з гори посунулося... До самого бiлого ранку Христя не спала, перегадуючи всяку всячину за Мар'янiвку, не минаючи i самого малого випадку. Любi ©й спомини i разом гiркi, ©й прийшла невесела думка: що тепер вона застане, що стрiне ©© там? По знайомому шляху пустилася Христя додому. Покрите хмарами сонце на сей день вибилося з неволi, червоно пiднялося з-за гори i, блискуче та ясне, поплило по чистому небi. Свiт його, падаючи на бiлий снiг, вiдбивався, дво©вся, тро©вся, пiднiмався вгору, падав знову на землю. Його було такого багато, що аж дивитися боляче: золотi зайчики так i носилися в морозному повiтрi. А й мороз прижарив - аж скалки скачуть, аж кипить! Вiн наче змагався з сонцем: де воно взялося непрошене-несподiване? Кликав на помiч свого непосидючого брата-вiтра i люту╨, що той десь забарився з сво©ми хмарами-запонами, покотив туманом землю, чiплявся iне╨м по лiсах, вигонив шишаки iз стрiх, малював усякi вiзерунки по шибках... Ще Христi не доводилося бути на такому морозi - крiзь ©© лати вiн добрався до тiла, то там, то там гризучи та щипаючи, сплющував очi докупи льодяними сосульками, видавлював з очей сльози. Христя нi на хвилину не зостановлювалася, було так, що приходилося i танцювати по шляху, щоб хоч трохи нагрiти задубiлi ноги. Христя i танцювала, i пускалася сама з собою наввипередки, i, затомившись, ледве-ледве чапала. А все чапала далi та далi. Тиха надiя пiд латками у серцi пiдганяла ©© уперед, манила у Мар'янiвку: тут i голод, i холод, i страждання далекого шляху, зате там на добрi та в теплi... Була обiдня пора. Иосипенковi