Марко Вовчок. Оповiдання ------------------------------------------------------------------------ Оригинал этого текста расположен в "Сетевой библиотеке украинской литературы" OCR: Евгений Васильев Для украинских литер использованы обозначения: ╙, ╨ - "э оборотное" большое и маленькое (коды AAh,BAh) ╞, © - "i с двумя точками" большое и маленькое (коды AFh,BFh) I,i (укр) = I,i (лат) ------------------------------------------------------------------------ ЛЕДАЩИЦЯ I Панi наша була не перволiток та й не яка стара; а з себе була висока, огрядна, говiрки скоро©, гучно©. Вбиралася шпетненько - шнурочок до шнурочка, гапличок до гапличка. Ходить, було, як намальована. I в кiмнатах у нас було гарно: вичищено, вилощено, покрашено, - i крiслечко, i столичок, усе як слiд, по-панськiи. Було, панi кам'яних цяцьок понаставля╨, чарочок, мисочок з зеленого, з червоного скла. Був у не© i собака з мiдi кований, i зайчик череп'яний, мережанi ушка. Все те нi до чого, а вкупi воно блищить i на очi наверта╨ться, i рябi╨ - аж б'╨. А найдорожча штука-висiв у не© на стiнi пан мальований, чорнявий, як жук, а хмурий, як нiч, з золотими перснями на руцi, - ©© батько покiйний, князь вельможний. Хто, було, не прийде до панi© з гостей, кожному панi оповiстить: "Се мiй татонько покiйничок!" Знала вона, як з ким поводитись, як заговорити, як глянути, зiтхнути. Прийде якнй-небудь бiдолах, то вона йому гучно говорить: "Це мiй батько - князь!" Другому, пихатому, багачевi, зiтхаючи: "Ото, як мiй батенько живий був, - ось iз його малювання, - не знала я бiди!" А третьому, щирому й молодому хлоп'ятi: "Що, - каже, - те свiтове - i вельможнiсть, i багатство? От був мiй панотець - князь, великого чину дойшов..." Отже, то сяк, то так, а кожному розкаже, що вона князька дочка. А про те не згадувала, як жукуватий князь прогайнував усю батькiвщину, зоставив ©й тiльки будинок невеличкий у мiстi з садочком i двором, бо то була ©© материзна - того вже не змiг прогайнувати. Чотири кiмнаточки було кругленьких в тiм будинковi: створчатi вiкна, рундучок з пiддашшям. За будинком садочок густий, старий вже. Зелений двiр травою високою порiс; од ворiт двi стежечки по йому бiгло узеньких: до будинку одна, друга до хати. Серед двору гiлляста яблуня стояла. Половину будинку панi оддавала якимсь паничам пiд найми; ще й столувала ©х, - з того й жила, небога. А чоловiк ©© десь далеко служив; ми його й не бачили. Та й панi© було байдуже. Паничi скучати ©й не давали: щодня, щовечора з нею бавились, то в карти грали, то пiсеньок спiвали... Не гадки нашiй панi© по такому життю... II Мене ©й подаровано. Я родом iз Глущихи; була колись Iваньковських панiв... Жила я в батька-матерi, - боже мiй милий! Тепер спогадаю, як-то жилось тодi менi! Оженився наш пан, i взяли мене на вслугу до молодо© панi©. А вона, ся вже моя панi, у пригодi якось ©й ставала. Гостю╨, було, мiсяць або й бiльше, догоджа╨ ©й. От як стала вона жалкуватись: - Що менi робити? Нема слуги! Чи не дасте ви менi яку з ваших? - Чому нi? Берiть собi, котру схочете. То вона i взяла мене, i завезла з собою од роду мого, од родини. Без мене i батько i мати померли; без мене рiд увесь перевiвся. Зосталась я сама одна у свiтi. Жила я в панi© рокiв з п'ять. Спершу я сама була в не©, а далi, як уже столовникiв завелося багато, панi взяла свою крiпосну молодицю з дочкою. Доти панi ©х держала у якихсь приятелiв сво©х, бо в не©, окрiм сього двору, не було нi садиби, анi кроку землi сво╨©: усе спродане, - тiльки оцю молодицю з дочкою до вслуги ©й придано. Князь то так, панотець ©© вельможний, похазяйнував. Далеко десь були вони завдатi, i довго панi виважала, поки зважилась ©х до себе забрать. А вони ще якось були з вiльного роду, козаки, чи що: якось-то ними князь той жукуватий неправдою завладав, то й опасувалась небога держати ©х у мiстi, щоб не збаламутились за вiльнiсть Проти не©, зайшовши у ради, в совiти з городянами. Молодиця звалася Чайчиха Горпина, дочка - Настя. Не великомовна була та Чайчиха, не привiтна: якась хмара повила ©© навiки. Чи панi свариться, чи б'╨ (бо хоч панi i не зла була, а все часом попоб'╨), чи сам спiдницю дару╨ або хустку - Чайчиха прийме усе мовчки й одiйде. Роботяща, покiрна людина зда╨ться з не©, поки не глянеш на тi брови здвигнутi, чорнi, на тi очi ямкуватi, огнем блискотючi. Якось було менi смутненько. От я й плачу собi, сидячи на лавцi. Звiсно, чоловiк i в щастi, то часом смуток обiйма╨ - не то що нам. Воно кажуть: привикнеш!.. Нi!.. Втомишся терплячи, то й зда╨ться тобi, що все тобi байдуже, - та разом прокинеться лихо. Часом одно слово... А що ви дума╨те? Часом бiйку забудеш у годину, а якесь там слово гiрке╨ вразить тебе до самого серця, - мiсяцi, роки пам'ятатимеш... Сумно менi було, i перемовити щире слово жадалося. А Чайчиха коло печi пора╨ться. - Горпино! - кажу. - Ось я журюся, я плачу, а ви все однаковi. Так вам, мабуть, бог дав!.. Певно, що й ви лихо зна╨те? Вона скинула на мене чорними очима, немов питала, яка в мене думка, та й одказала: - Чому нi? - Господи! - кажу знов. - Як я колись молодого вiку жила в батька, в матерi! - А я, - каже, - вiк iзвiкувала, усе тягаючись по чужих дворах. Та й змовкли ми. - Ви сиротою зосталися змалку, Горпино? - знов питаю. - Нi, мене взято з сiм'© маленькою. Батька й матiр ледве зазнаю. I вони чи пiзнали б, упослi мене побачивши!.. Та не бачили - вмерли. - А чоловiк ваш, небiжчик, звiдки був родом? - З того села, де я жила з панами, з Горi╨вки. Дворак був. - I довгенько ви жили з ним? - Пiвроку. - Господи! I не нажилися! Що ж то йому за лихо сталося? - Сп'янчивсь i вмер. По сiм словi вийшла з хати, i вже нiколи я до тi╨© речi з нею не верталась. III Було надвечiр одробимось, панi куди в гостину пiде, - сидимо коло ворiт. То з тим перемовимо, то з другим, - спита╨мо, привiта╨мо, а Чайчиха мовчки сидить. Настя щебече з сусiдчиною дiвчиною. Жила проти нас мiщаночка. Сирiтка була, Кривоши╨нкова звалася. Така славна дiвчина була! Очi в не© були яснi, коси довгi, великi, чорнорусi, а личко - як яблучко. Було, як не побачиш, весела собi, щебетлива, i голосочок був у не© - наче струмочок прудко бiжучий. Дуже вони з Настею любилися: як сестри рiднi - все, було, вкупцi. Дiла небагато в Настi: ще тодi вона тiльки з дiтей виходила; от собi й щебечуть щебетушечки. А Горпина все сама, все мовчить. - Горпино! - кажу, - чому ви хоч з дочкою сво╨ю не поговорите? Веселiш вам було б... - Яка ще з нею мова? Вона ще дурна, нехай перше розуму дiйде. - А на мене, - говорю, - то я б iз малою дитиною розмовляла. Нехай менi спочу╨ абихто! Сво© думки-гадки повимовляю, поплачу... - А дитина то п'ятому, десятому оповiщатиме, яке ваше горе... На те воно молоде в бога! - Що ж! - кажу;- добрий чоловiк пожалку╨!.. На те менi Чайчиха нiчого не вiдказала. А дiвчина в не© була хороша, як квiтка. I така вона була якась палка, чующа... Вже, було, як зажуриться чим, то аж занедужа╨; як же весела - що то за жарти, що в не© за пiснi, за вигадки!.. Шамка, легка, станом струнка, волосом чорнява, а що вже очi! Там були такi, що й без мови говорять. От iнше то поплаче собi тихенько, зiтхне, та й годi; а весело - всмiхнеться. Нi, воно було у горi, то сльози виплаче, у радощах - смiх висмi╨. Що спочу╨, то з само© душi, з самого серця, щирого, киплячого... От i росла вона, i виростала. IV А Чайчиха щодалi, усе вона хмурнiша - от мов хмара чорна. I замiчати я стала, що вона почала кудись ходити. Увечерi пiзно якiсь до не© люди приходять, i довго вона з ними говорить. Я собi мовчу, в не© не питаю. Коли одного дня - бачу, iде у двiр чи москаль, чи хто його зна, - з червоним комiром, такий пикатий, усатий, i пита╨, чи дома панi. От я кажу: "дома", а сама - зирк: Горпина сто©ть на хатньому порозi бiла як хустка i проводить того москаля очима. Я аж злякалась. До не©: "Що вам, Горпино?" Вона тiльки менi рукою махнула. Оддав той москаль бумагу якусь панi©. Вона ж, як прочитала, розгнiвалась, стривожилась. Написала щось i дала тому москалевi. Вiн понiс. Незабаром прийшов якийсь пан-черевань, i стали вони удвох iз панi╨ю радитись. Панi так i сипле словами, i хусточкою очi обiтре, i руками сплесне. Дала йому грошi. А вiн усе слухав, брови пiднiмаючи та по крiслечку нiгтями стукаючи. Грошi взяв i, сховавши в кишеню: "Не бiйтесь, - каже, - нiчого не бiйтесь!" Панi йому дяку╨, до ворiт проводить i там дяку╨. Приходжу я та й розказую Горпинi. - Що се таке? А вона тiльки зуби зцiпила та простогнала нiби: "Знала я, знала!" Я нiчого не розумiю. А тут приходять якiсь судовi© два панки. Велiли Горпинi стати перед себе, а самi сiли. Один табаки понюхав, другий хусточкою обтерся, та й питають. - Ти, молодице, вiльностi шука╨ш? А вона: - Я. - Попадешся у бiду, дурна! Лучче служи сво©й панi© та роби. Вона мовчить. - Чу╨ш? Розумi╨ш?.. Гляди ж, шануйся! Не зводь напастi на себе! Почу╨мо iще - негарно буде! Та й пiшли. Хочу я ©й слово сказати... та гляну на не© - не вимовлю. Сiла вона та голову на руку схилила. Не плаче, не тужить - як замерла! I Настя тут сто©ть; задумалась i на лицi мiниться. V Господи, як вже сварилась панi на Горпину! I на очi ©© не пускала тижнiв iзо два. А Настя менi якось i каже: - Так от чого матуся така думна ходила!.. Ось чим журилась! Отож вона менi, маленькiй, було, розказу╨ про наших батькiв вiльних, та й сама волi забажала! Веселiша вона тодi була, - каже, а сама задумалася, зажурилася, - не така, як тепер... Розказу╨, було, менi прядучи казки, як нашi батьки вiльними козаками по Днiпру жили, i пiсень гарних про ту старовину спiвала. А я ©й говорю: - То чого ж се ти й собi, Настусю, усе дума╨ш? - Та все менi, - каже, - давня воля сниться, чогось менi невпокiйно: усе чогось дожидаю, сама не знаю чого... I думки мо© мiшаються, i сон мене не бере; а засну - все сниться, що на волi!.. VI А Настя вже шiстнадцятий рочок почина╨. Панi гаптувати ©© учить, шити: розумна, жвава вона, швидко й навчилась - на свою голову: панi зрадiла та чужу роботу почала брати. Було, кому треба, вона погодиться: "Маю тут сусiдку-молодицю; вона гарно ши╨", та й дасть Настi пошити. I добрi грошi вона брала, й багато роботи ©й давали. Настя сиди та ший. А воно таке молоде, юна ще така, а в не© ще серце од кожного слова кипить, в не© ще думки рояться веселi дiвочi, ще б молоденькiй порозкошувати, по зелених садках тихими вечорами, красними зорями побiгати, любих речей, проти мiсяця стоя, послухати. Ну, що ж робить! Iнша, кажу, поплакала б та й сумирилась. Настя не така вдалася. Скiльки вона слiз вилила, боже мiй, свiте мiй! Станула як вiск. Яснi очi веселi стемнiли, i стала вона похмура, як ©© мати. VII Якось панi пiшла в гостину i нiкого з столовникiв дома не було. Ми з Чайчихою, упоравшись у хатi, пiшли до Настi. А Настя шила у паниному поко©. Увiйшли, а дiвчина, затулившись руками, рида╨-рида╨! аж задиха╨ться. - Що тобi, Насте? - питаю. А Чайчиха тiльки глянула на дочку, нiчого не сказала й сiла. - Що тобi? Настя менi в вiкно показу╨, на улицю кива╨. - Що там, голубко? - Там люди! - покрикнула. - Живуть, ходять собi, на божий свiт дивляться, а я отут над чужою роботою пропадаю. - О, пташко! - я вмовляти. - Хiба в ©х горя нема╨, в тих людей! - То що - горе? Я горя не боюся... Менi гiрш: я не знаю нi горя, нi радощiв; я мов камiнь тут каменiю! Гляну на Горпину, а вона сидить, слуха╨, наче ©й ся пiсня вiдома, - i головою не поведе. Зiтхнула Настя важко, обтерла сльози дрiбнi та й каже: - Сядьте ближченько, мамо! Погомонiть, тiточко, розговорiть мене. Що тут менi ©й говорити! - Ти, Насте, не журися, не плач... А вона, не вважаючи, не слухаючи, як кинеться до матерi, як ухопить ©© за руки: - Мамо, мамо! Скажiть менi словечко, скажiть! Моя душа переболiла... мо╨ серце схне! - А що я тобi казатиму, дочко? - заговорила Чайчиха похмуро. - Поради нема! Коли тут хтось - шам, шам! - Панi, - кажу, - панi! А вона в дверi. VIII - От, - крикне панi, - який собор! Аби я з двора, то й не питай роботи! Бере сорочку в Настi, дивиться: - Та ти й не шила, мабуть, нiчого, га? - У мене голова болить, - одказу╨ Настя понуро. - А гав ловити, то в тебе й не болить тодi голова?.. Ледащице! У матiр удалася! Може, й тобi на волю заманулось? Ось я вам дам волю!.. А сама на порозi сто©ть, не да╨ й нам з Чайчихою пройти. - Я ©© годую, я зодягаю, я ©© на свiтi держу, а воно, ледащо, менi робити не хоче! - Може, собi роблю? - каже Настя, да так-то вже гiрко каже тi© слова. - Може, собi заробила що? - Ти менi смi╨ш так одвiтувати? Я ще тебе не вчила! - та й стала ©© бити. - Бийте, бийте, - покрикнула Настя, - та й за се кажiть дякувати! - Мовчи ж! Мовчи! А то буде на ввесь вiк тобi лиха! - Нехай буде! Гляну я - панi у гнiву, розгорiлась. Гляну на дiвчину - блiда, грiзна, сама розпач гiркая! Гляну на Чайчиху - хмара хмарою! Та, на наше щастя, столовники надiйшли. Панi випхала тодi Настю за дверi. - От життя мо╨! - жалку╨ться. - Яке ледащо, та й те грубить менi. А за що? Що не школено по-хазяйськiй, не бито, як у iнших. О, мiй татонько! - зиркав на мальованого князя, а в само© очi такi зробились, як у його, в само© така морщина мiж бровами. - Чи думав ти, чи гадав, що твоя доня - княжна - мусить iз тою негiддю поганитись, клопотатись! А столовники ©й: - Та годi вам клопотатись! Чи сто©ть того ледащо, щоб ви себе турбували? Нумо вечеряти!.. Життя наше, життя! Молодого вiку робиш-робиш, а сам в убожествi, в ганибi, - i такеньки старiсть нахопиться... По чiм вас, молодi лiта, згадувати?.. IX I вже в нас у хатi нi мови, нi говiрки. Чутно з поко©в, як там смiються, говорять, жартують голосно. Панi, було, на картах столовникам долю вгаду╨ або що розказу╨, iнодi спiва╨, - i все про якогось друга милого спiва╨: "Чому друг не любить, забува╨, чому не бува╨..." Себто свого пана згаду╨, чи що... А в нас тихо. У печi пала╨. Я в кутку, Настя у другому, понура. Чайчиха коло печi, як хмара, хиба╨ться, робить. Убiжить, було, сусiдочка-дiвчина до Настi: - Настусю, йди-бо до нас! Поговоримо... Чого така смутна? Коли вже тебе панi не пуска╨, то ти тим не журись; а ось як годинонька вiльна, то собi й погуляй, надолужи, що втеряла! - Не надолужу, сестрице, не надолужу! - скаже гiрко так, аж та, весела щебетушечка, голiвку схилить, зiтхне i змовкне. Коли ее так уже почалося: як вечiр, то й нема Настi. I так було не два, не три вечори. Одного вечора ми й спати полягали - ©© нема. Удень ©© не бачили: робила при панi©, а ввечерi знов зникла. Не лягла Чайчиха, сидить © дожида╨ дочки. I я собi не сплю: сумно менi такеньки, мати божа! I от iде вона вже вночi, вже зорi поперед нею мерхнуть. Iде вона, а мати стрiча й пита╨: - Де була, дочко? А голос у само©, як струна перебита... - Не питай мене, моя мати! Не питай! - одкаже ©й Настя. I задзвенiли слова ©© по хатi, як плач... I почне Чайчиха: - Що се ти робиш, дочко? Що ти собi задумала? Чи не на мою голову безталанну? А дочка лягла; лежить - нiма, мов убита. - Де ти була? Де ти була, дочко? Нi просьби, нi грозьби не чу╨ - нiма. Х На другий день увечерi Чайчиха бiля ворiт зажида╨. Вибiгла дочка, вона ©© за руку: - Куди йдеш? Вернись! Завернула, привела до хати, i цiлiсiнький вечiр просидiла Настя у кутку, руки схрестивши, дивлячись у землю, слова не промовивши. I вже так пiшлося: аби мати не догледiла - дочка втече. Як вже не просили, як не благали - нiчого не сказала. Ми й слiдком за нею слiдкували, - iде вона, огляда╨ться, а загледiвши, що ©© доганяють, побiжить, як полетить на крилах: не дожене i молоде, не то що пiдбита мати або й я. Анi слiз, анi слiв не чу╨, не вважа╨. Як-то сумно було в нас у хатi! Як-то тихо, глухо!.. По тижнях слiвця, було, не промовимо любого. Я було й хочу озватись до матерi або до дочки, - не зважуся, хiба тiльки подивлюсь на ©х. Одного вечора сидимо ми з Чайчихою в хатi. Пани вже спать полягали, усе тихо. Настi нема. Довгенько сидiли ми. Тiльки й чути, як вiтер у садку зiллям колиса╨ та соловейко свище-щебече. Коли знеобачка Настин регiт почувся. Аж ми iздригнулись. Я злякалась... А Настя розчахнула дверi з гуком, стала на порозi й смi╨ться. В хатi каганець ледве-ледве свiтив. Сто©ть вона така червона, очi горять! Сто©ть i смi╨ться. Мати проти не© стала, дивиться. I от Настя почала... та так весело, що менi сумно-сумно: - Матусенько моя! Мабуть, ви мене дожидали? Ось дочка прийшла... Чого дивитесь, мамо? Хiба мене не пiзнали? Се я... Менi весело... Та ступила й захиталась... Боже мiй! Свiте мiн! Се ж вона п'яна! Хитаючись, прийшла до столу й сiла. - Ну, моя матiнко! Iзнайшла вже я чоловiка, що мене визволить... Напевно вам говорю, що визволить... Будемо вiльнi, станемо жити, на самих себе робити, будемо за його богу молитись... Хоч вiн тепереньки й зневажа╨ мене i од людей мене не кри╨... та нехай! Я йому, матiнко, дякую, я йому, матiнко, низенько кланяюсь у самi ноги... Вiн бумагу менi напише... Панi не ма╨ права жодного на нас! У не© землi, мовляв, нема╨... Ми ж, моя матiнко, козачого роду... Як-то нам застряти у неволi вiчнiй... Нi, вiн нас визволить... I ©© визволить (на мене вже). Весело менi, як-то вже весело, мати моя рiдна!.. А засмучуся - вiн грошей менi дасть... я горiлки куплю... i зорi яснi в головi в мене свiтять!.. I так-то вона говорить i смi╨ться, а Чайчиха тiльки слуха╨, не зводячи з дочки очей похмурих... Заснула Настя, на стiл схилившись... I каганець iзгас... Темна ©х нiч покрила. XI I з того часу щовечiр вона було й п'яна; а вирве вдень годинку, то i вдень уп'╨ться. Постерегла й панi: гнiвалась велико, соромила ©© i матiр: "Ти - мати: чому не впиня╨ш?" Замикали Настю - вона, було, таки втече; чи дверима, чи вiкнами, а втече. Ла╨ панi, б'╨, а вона було: - Нехай, нехай! Уп'юся - все забуду, весело буде! Чого вже панi не робила! Було як ще твереза Настя, то панi умисне ©© перед столовниками соромить: "От дiвка, от золото, от ледащиця!" А Настя нiби й не чу╨. Смiються вони, i вона ще всмiхнеться. Втомилася вже й панi сердившись: "Хоч удень же роби менi добре, ледащо! Нехай тобi всячина!" Замика╨, було, удень ©©, стереже, а ввечерi тiльки пустила, - вона й зникне до ночi. XII Найшлася в Настi дитинка... таке-то малесеньке, сухесеньке, слабеньке! Як забачила його Настя: "Дитино моя! Лихо мо╨!" - застогнала i, затулившись руками, заплаче. А давно вже вона не плакала... Я боюся, що Чайчиха, думаю, вже на дочку не дивиться, то й дитину не привiтить, та пiдношу до не© тихенько. - Бог... - кажу, - дитинку нам бог дав! Вона взяла дитинку на руки й дивиться пильно й журливо, i понуро... Дивиться, дивиться, поки аж сльози в не© покотилися. "Горе, - каже, - горе да горе...". Я й собi кажу: "Горе!" плачучи. Отак ми народженця привiтали - сумом та плачем! I росло ж воно трудно та болезно: усе нездужа╨, та нездужа╨, та квилить. А Настя стала бiльш iще пити. Як п'яна, то, було, ще заговорить до мене i дитину попестить, пожалу╨: "Дитино моя! Чому твiй тато не прийде одвiдати?.. Шкода його дожидати: не прийде! Що йому? Вiн i не спита╨ нiколи... А ти мене, янголятко, не клени". Отакi, було, слова промовля╨, а сама до дитини всмiха╨ться i ладки ©й б'╨. Б'╨ ладки, - сумно було дивитись: дитина мов неживенька, а вона з нею гра╨ться... Як же твереза, то зроду не пiдiйде до дитини, не гляне - бiжить геть. Ми вже ту безталанночку молочком напували. Одного разу, як не пустили Настi два днi, чи що, господи! Билась вона, кричала, наче ©© гарячим залiзом пекли: "Ой, пустiть мене, пустiть! Або з мене голову здiймiть! Змилуйтеся! Мучите мене нащо й про що? Я п'яниця вiчная... Помилуйте мене, пустiть! Уп'юся я, сво╨ лихо засиплю... А в тверезо© - лихо обiк мене сидить, лихо менi в вiчi дивиться!" А панi все не велить пускати та жалку╨ться столовникам: "Якi сi люди п'яницi! Мабуть, вони вже iншу iстоiу мають, не таку, як у нас... Гляньте - молодесенька, а вже впива╨ться! Ледащиця, та й годi!.. Пхе! А дитя сво╨ зовсiм занедбала, - пропада╨ дитя". А вони вже ©й на те: "Страх! У цих людей нi сорому, нi совiстi, нi душi десь нема╨!" Да так i судять собi, смачненько вечеряючи або так бавлячись. XIII А дитинка тихо дiйшла... одного ранку приходжу я ©© попестити, нагодувати; входжу - у хатi темно, бо надворi нахмарило, далеко грiм одгриму╨, вiтерець залiг десь, тиша... Входжу, дивлюсь, а дитинка вже очицями поводить. Я до не© кинулась, перехрестила. Воно зiтхнуло разочок, i душечка ©© одлетiла... Нi Чайчихи, анi Настi не було дома. Я дитинку обмила, прибрала, стiл заслала i на столi ©© положила. Збiгала - свiчечку купила, засвiтила в головках... ручечки ©й зложила... Прийшла Горпина, перехрестила, поцiлувала холодну онучечку i довго стояла над нею, довго. Прийшла й Настя, весела й п'яна. - Що се таке? - каже. - Дочка моя вмерла? Дочко, дочко малая! Рученьки мо© холоднiсiнькi! Личенько мо╨ прив'яле! - сама бере ©© за ручечки, цiлу╨, у голiвку цiлу╨. -Яке ж нiме! Колись-то квилило тихенько - тепер нiме... Так оте╨ ти вмерло?.. Добре, донечко, добре! ╞й же богу, добре! А сама слiзьми обсипа╨ться, наче й горю╨, й радi╨ чогось разом. Коли схопиться хутенько: - Горiлки треба, горiлки! Люди будуть: ховати доню прийдуть!.. Чи прийдуть же? Що ж? Все треба горiлки... Побiжу! I побiгла, i до ночi не верталась. А ми тут розгорили труночку, прибрали, зiллячком уквiтчали. Уночi Настя вернулась. Знов дитину за ручечки брала, знов у голiвку цiлувала. Коло труночки й звалилась, i заснула, i все: "Добре, добре, ©й же богу, добре!" Все те слово промовляла. А вранцi прокинулась, побачила труночку, - iздригнулась, збiлiла. - Умерла! - промовила, наче вона того й не знала, забула. До дитини, а я ©© одводжу: - Насте! Насте! - Пустiть! - гримнула. - Нехай подивлюсь! Я ще не бачила ©© досi, до само© смертi ©©... Дивилась-дивилась, якось тихшала все, нiби сумирялась, та й вийшла з хати. Ми й поховали дитинку - ©© не було; а потiм, як уже прийшла, - прийшла того вечора твереза i бiла-бiла, стомлена така прийшла, - нiчого в нас не питала... Пiсля сього ще гiрш запила. XIV Не день же й не два таке життя велося... матiнко, два роки! Коли Настя разом покинула пити, нiкуди й кроку з двора не йде; а сама така тривожна! В лицi мiниться, здрига╨ться, труситься, - от начеб вона собi смертi чи... волi ждала! Питаю - мовчить. I так три днi. На третiй день увечерi промовила слово: "Обманив!" - Насте, голубко, - кажу ©й, - що тобi таке? Скажи ж менi, моя безталанна! - Що менi зробити? Я пiду до його, пiду... Або я його з свiта зведу, або сама зiйду. Вiн мене впевнив, що в понедiлок волю пришле... Пiду, пiду, хоть задушу його... Може, полегша╨Вирвалась у мене з рук та й побiгла. Я за нею, сама старiй кричу: "Лихо, горе буде!" А стара тiльки головою кивнула, нiби й не ждала iншого. Бiжу я та кричу: "Насте, Насте! Пожди мене! Я з тобою хочу йти... Я тобi поможу у всьому". Не слуха╨, бiжить. Мусила я додому вернутись. Нема Настi до ночi; нема уночi; не прийшла i вдень. Посилала панi шукати. Шукали ми, не знайшли. Коли так, на другий уже день, в обiдню добу, iде вона i два москалi ©© проводять. Кинусь я до них: - Голуби мо© сизi! Що ви з нею робитимете? - От баба здурiла! Певно, всi ви дурного роду! - каже менi сухенький, жовтенький москалик, розмахуючи бумагою. - От i ся, - на Настю показу╨, - тут ©й воля, тут би ©й вибрикувати, а вона останнiй розум згубила. - Яка воля? - питаю, не розумiючи. - А вже ж вiльна буде! От яка!.. Вже порiшили. Який панич гарний за не© просив! А другий москаль: - Еге! За стару не попросять! Пропадай стара! I жартують такеньки межи себе. А Настя йде бiла як хустка, нi журлива, нi весела, - от мов з каменю. Вибiгла Чайчиха. Кажу ©й - вiри не йме i слухати не хоче. А панi перелякалась: то за тим знайомим шле, то за другим, плаче, ради просить, жалку╨ться. А ми чека╨мо - ждемо: чи смерть, чи воля бiдолашним буде. Колотилось в нас такеньки аж тиждень. Зовсiм уже порiшили, що ми вiльнi, а все панi пускати нас не хотiла - та мусила вже. От як зiбрали нас в останнiй раз та об'явили, що ми всi вiльнi, у руку бумагу дали, вийшли ми за ворота панськi, - як зарида╨ тодi Чайчиха!.. Рида╨, рида╨ так, господи! Та тiльки приказу╨: "Ой, свiте мiй, свiте мiй милий, свiте мiй красний!" Зiйшлися сусiди, товплються на улицi, оступили, поздоровляють нас, самi з нами плачуть, а нас умовляють. А Чайчиха ©м на те: - Сестрицi! Брати! Родина! - так-то вже велича╨ ©х! - Не боронiть - нехай поплачу! Я двадцять рокiв не плакала! I так вона вимовила, що всi знов дрiбними сльозами вмилися. Як я тодi на не© глянула, тодi я тiльки й побачила, якi в не© очi добрi, який усмiх ласкавий, - наче то не Чайчиха передо мною мовчуща, понура... А далi як схаменулась вона, як глянула на дочку, охмурнiла i осмутнiла знов тяжко. А Настя сто©ть, на всiх, на все дивиться та шепче: - Я вже сьогоднi випила, - шумить менi в головi... А далi: - Люди добрi! - простогнала. - Чи я вiльна, чи я тiльки п'яна?.. XV Настина подруга давня, ота Кривошиенкiвна, прийняла нас до себе в хату. Зiбралось ще скiльки добрих сусiдочок туди до нас та радимось. Тiльки Настя - як сiла в кутку, як схилила голову, - немов замерла так. - Насте, - кличемо, - iди лишень до ради, порадимось. - Голова болить! - одказала. На другий день ще гiрше вона занедужала; вже з того дня й не вставала. Танула вона як свiчечка. Нiкого не пiзна╨, дивиться страшно i все за голову себе хапа╨. - Горить, горить! - каже. На п'ятий день пiдвелась, хустки шука╨, зрива╨ться нiби куди бiгти. - Насте, куди се? - Горiлки хочу!.. Пiду! Пiду! Мати заплакала, - просить: - Доню моя, схаменись! - Пустiть мене, пустiть! - Куди ж тебе пустити! Ти на ногах не всто©ш... Ляж! - То вбийте мене, вбийте! - крикне, ламлючи руки. Положили ©© знов на лiжко. Почала, вона кидаться, почала стогнати, кричати: - Я вiльна, вiльна!.. Ну, добре!.. I вiльна, i п'яниця, i ледащо!.. Де ж менi прихилитись, де? Добрий хазя©н вижене: "П'яниця, ледащо, треба ©© з свого двору вигнати!" - скаже i вижене... i добре зробить. К ночi вже з сили зовсiм вибилася, - тiльки стогнала стиха та просилась: - Не женiть мене, не женiть, - нехай я хоч трохи одпочину! Матiнко, я ж ваша дитина, - не женiть! Усе ©й привиджу╨ться, що ©© женуть. I дитину свою згадувала. - Сховайте, сховайте мою дитину, - шепче, - вона вже давно вмерла! Так опiвночi пiднялась на лiжку... - Зима люта! - вимовила. - Куди ви мене женете? I впала... Се вже ©© останн╨ слово було... ГОРПИНА I Старий Якименко оженив сина та таку-то вже невiсточку собi взяв, що й не сказати! Бiлолиця, гарна й весела, а прудка, як зайчик; i в хатi й на дворi в'╨ться, порядку╨, господарю╨, i спiва╨, i смi╨ться, аж геть чутно ©© голосок дзвенячий. Аби на свiт благословилось, уже вона й прокинулась, як рання пташка, i клопочеться, й бiга╨. I свекру догодить-услужить, i чоловiка пожалу╨, i дiло не сто©ть - зроблено все. Живуть щасливо, любенько; старий, на ©х глядячи, тiльки бога милосердного дяку╨. Одно й журило ©х, що дiток господь не да╨. Вона, було, як де попаде чужу дитинку, то вже й цiлу╨, й милу╨, а сама зiтхне тяжко. Аж ось послав ©м господь, - уродилась дiвчинка. Так-то вже коха╨ та пестить Горпина свою первичку, i з рук не спуска╨; аби прокинулось, аби поворухнулось - уже вона й коло колиски, i хрестить, i цiлу╨, i колише, i спiва╨ над нею. На панщину поженуть, - дитинку за собою несе та вже й моститься там з нею; сама робить, а око бiжить до дитинки. Ото, було, молодицi й жартують: - А що, - кажуть, - ваша дочка, Горпино? Вона й почне: - Та вже всмiха╨ться, сестрицi-голубоньки, i рученята до мене простяга╨; вже зна╨ мене; нi до кого не йде, тiльки до мене. Свекор бубликом манив - не хоче! I в долонечки вже плеще! Вийду я з хати та з-за дверей i дивлюсь, а воно й водить оченятами - шука╨ мене! - Розумна, розумна зросла, - кажуть. - Готуй лишень посаг та рушники: хутко й свататимуть! А дiвчинка, справдi, як та квiточка розпуку╨ться; таке славне дитяточко, веселе й здорове, на пречудо! II Тим врем'ям помер наш пан; почав молодий господарювати. I старий був недобрий, а сей такий лихий, що нехай господь боронить! Так людей жене, гiрш як тих волiв. Оте╨ три днi панськi одбудем, а четвертий за подушне, п'ятниця й субота якiсь толочнi повидумували. А яка толока? Не то страви, та й хлiба не дають. День при днi, день при днi робимо. Перше все сподiвались: молодий пан буде добрий, та й дождали собi доброго! Вiн був не дуже багатий, а жити пишно, у розкошi великiй хотiв, по-панськи! Що йому до того, що люди, було, на нивi падають? Вiн собi то коней заведе таких, що як змi©, то коляску купить новеньку, то у мiсто по©де - там стратиться.А нам iще, було, кажуть сусiднi панки (вони заходять часто з чужими людьми в розмову, а сво╨, то б'ють так, як i великi пани - аби рука досягла); то й кажуть було: "Десь у вас тепереньки пан добрий дуже! Так говорить, що аж лихо! Що мужик©в треба й наукам учити, i жалувати, i невiть-що! Десь його мудро дуже навчено!" А се справдi перше говорив, що й хати новi поставлю у три вiконця, а потiм - то й старi розвалились! Може, його на добре й учено, та, мабуть, панську iстоту не переробиш! Все село як за стiну засунулось, такi смутнi всi, що сумно й глянуть! Тiльки Горпина трохи веселенька, тiшитьея малою донечкою та й про громадське лихо забува╨. Та не минула й ©© лиха година! Занедужала дитинка, кричить, плаче. Горпина й сама плаче над нею, та нiчого не врадить. Бiгав старий свекор до лiкарки - нема дома, та навiть i з молодиць нема нiкого: всi на панщинi. Далi й за Горпиною прийшли: - Чому не йдеш? - В мене дитина нездужа╨, - каже вона плачучи. - Пановi треба робити, а про твою дитину байдуже. Мусила йти. Узяла дитину, обгорнула та й пiшла. А воно, бiднесеньке, кричить та кричить. Дойшли, пан стрiча╨ сам, такий гнiвний, крий мати божа! Почав ©© словами картати, а дитиночка на руках так i пруча╨ться - кричить. Пан iще гiрш розгнiвався: - Геть ту дитину! - гукнув, - геть! Треба менi робити, а не з дитиною панькатись! Звелiв десятнику додому однести. - Ой, паночку, голубчику! - блага╨ його Горпина плачуща. - Нехай же я хоч однесу сама! Паночку мiй! Будьте милостивi! Се моя дитинка ╨дина! - Неси, неси, - каже десятнику, - а ти роби дiло, коли не хочеш кари здобути. Понесли дитинку полем. Iще довго Горпина чула дитячий плач, жалкий та болiзний; далi все тихш, а там i зовсiм затихло. III Як уже вона там робила сей день, - увечерi прибiгла додому, аж дух ©й захватило: - Дитинко моя! Донечко! Чи ви ж доглядали ©©, батеньку? Скажiть же бо, що й як? - Та годi побиватись, дочко, - каже старий свекор, - дякувати господовi, втихла трохи. Та не надовго: вночi прокинулось iзнов та ще гiрш стражда╨, аж горить. Радилась Горпина з бабами, - нiчого не врадили, нiчого не помоглося. А тут день уже нахопля╨ться, треба на панщину йти. Згадала Горпина, що чула колись, як дитина не спить, то настояти маковi головки на молоцi та й дать випити. Так вона й зробила. "Нехай хоч воно вiдпочине - не мучиться", - дума╨. Як дала ©й, дитина зараз i втихла, засипати почала, та так крiпко заснула i не здригнулась, як крикнув десятник на весь голос: "На панщину!" Положила Горпина дочку в колисцi, перехрестила та й пiшла плачучи. Як там ©© лаяли, як на не© сварились - i не слуха╨, аби ©й до вечора дождати! Перемучилась день. От сонечко вже за синю гору запало, от уже й вечiр. Бiжить вона додому, бiжить... Убiгла в хату: тихо й темно. Вона до колиски, за дитину, - дитина холодна лежить: не ворухнеться, не дише. IV - Тату! - крикнула. - А чого, дочко, мене ляка╨ш? Я був задрiмав. Мала спить i досi. Горпина й слова не промовить, обхопила дочку руками та наче й замерла. Старий iзнов задрiмав. - Свiтла! Свiтла дайте! - скрикнула. - Тату! Свiтла! Старий викресав огню. "Що се з нею подiялося?" - дума╨, та як засвiтив, глянув, так i прикипiв на мiсцi. Сто©ть серед хати Горпина, аж почорнiла i страшно дивиться, а на руках у не© мертва дитина. - Дочко, - промовив старий, - дочко! - А що, - одмовля╨, - бач, як помоглося! Затихла моя дитинка, не кричить! А далi як заплаче, як затужить, - де тi й сльози беруться! Так i ллються струменем. Почули люди, прибiгли, говорять, вмовляють. Вона мов i не чу╨, i не одiрвуть од дитинки. Чоловiк ходить сам як не при собi; свекор аж занедужав. Стали похорон ладити. От уже й домовинку принесли новеньку, всипали квiтками пахучими та зiллям. - Горпино, - кажуть, - дай дитину. Не дала. Сама обмила ©© й положила. Час уже й нести, а вона сто©ть - дивиться. Люди до не© говорять - не чу╨, не слуха╨. Одвели якось, узяли й понесли. Глянула вона тодi вперше округи, перехрестилась i собi пiшла. Куди люди не ступлять, i вона слiдком за ними, за тою домовинкою; йде, словечка не промовить. I в церквi достояла мов спокiйна, та як стали ховати, боже мiй милий! так i кинулась за дитям у яму. Ледве вхопили ©© та принесли додому, мов неживу. Хорувала вона тяжко тижнiв iзо три. Якось господь помилував, вернув здоров'я, та розум не вернувсь! Така вона стала, якась не при умi. Цiлiсiнький день ходить мовчки та городнiй мак iзбира╨; а спитати, нащо? "А се, - каже, - для мо╨© дитинки". Взимку то все плаче: "Нема макiвокi Чим менi донечку рятувати!" Аби почала перша макiвочка бринiти, вже й угледить, i зараз вирве й любу╨ ╨ю, не натiшиться. То ще дiло робить, пора╨ться, а тiльки зацвiтуть маки в городах, вона й хату покине i не вийде з тих макiв. Iдеш понад городами, то й бачиш: сидить мiж повними макiвками в бiлiй сорочцi, гарно убрана, у намистi, й сама ще молоденька, -тiльки як крейда бiла; сидить та перекида╨ться макiвочками, i всмiха╨ться, як дитина... А маки процвiтають, i бiлим, i сивим, i червоним квiтом повно. СЕСТРА I Мати вмерла - я ще малесенькою була, добре й не запам'ятаю. Тiльки менi наче сниться, що хитав мене хтось у колисцi i спiвав надо мною тихесенько. Як поховали панiматку, батько не хотiв удруге оженитись. Не буде вже над мою першу милу, - було, каже. - Коли господь ©© прийняв, нехай уже дiточки господарюють!" Батько наш був дуже добрий: жалував нас обох рiвно, i брата й мене. Жили ми при достатку, всього було доволi; що, було, собi задумаю, те й зроблю: все менi вiльно було. Що яке-то мо╨ дiвування було розкiшне й веселе, то й згадать любо! Нехай мiй батенько царству╨! Погуляла дiвчиною рокiв зо три; сватають мене. Я все не хочу. а батько не силу╨, хоч там якi були й багатi, й пишнi женихи. Аж ось послав i менi господь до пари й до любовi. Мiй жених був хороший такий, господи! Чорнявий, ставний... Так-то вже я його сподобала! Тiльки й на думцi, що Павло; як би то хутче побачитись! А вiн не з нашого села був, геть iз чужого. Побачу - й веселенька, а не побачу, то такий уже сум мене вiзьме, такий жаль обiйме, що й свiт менi не милий! Спiзниться вiн на гуляннячко, я й очi виплачу. "Може, - думаю, - в його друга ╨ дiвчина". Коли так по Семенi, другого дня, i не сподiвалась, i не снилось менi, та й посватався вiн. Батько поблагословив. Дарма що чужестороннiй, та господар був добрий такий, хазяйствував, що й на сторонi його всяке знало. Привiз мене чоловiк на сво╨ господарство. Боже мiй милий! Як-то жили ми любенько! Та не дав йому господь довгого вiку... Тiльки всього два роки була я за ним. Такий вiн був люб'ячий до мене! В хату то й заглянуть весело: як у вiночку. Сидимо, робимо чи так говоримо, усе собi вкупцi. Коли тут - лихо менi тяжке - рознедужався Павло мiй. Кидалась я й до знахарiв, i до лiкарiв - нiхто нiчого не врадив! Смерти, кажуть, не одперти... помер Павло... При©хав за мною батько та й до себе взяв. Чоловiкову хату продали i худобу всю. - Живи в мене, дочко! Чого ти ма╨ш у чужому селi одинока сидiти! Хiба ти сирота, нехай бог милу╨! II А брат мiй тими часами оженився, узяв таки з нашого села дiвчину; моторна така, чепурна, що й годi! I дитинка в ©х була, дiвчинка, як ясочка, свiжа й повна, як гурочок. Не поплакала я ще й пiвроку за сво©м Павлом а тут i батька ми поховали. Кажуть люди: як одна бiда йде то й другу за собою веде. - то недурно й кажуть! До якого с часу ми добре жили; далi зубожiв мiй брат: то хлiб не вродив, то худоба вигинула; а п'ятеро дiток бог дав: двi дiвчини й три хлопцi. Журиться так брат, аж в'яне. Невiстка смутная ходить, i дiтки навiть посумiли. Таке вже настало що й хлiба нi за що купити. - Сестро! - каже брат. - Коли твоя ласка, позич менi грошей! Як буду жив, зароблю - оддам, а вмру, то бог тобi оддасть! Я й прзичила йому тi грошi, що за хату й за худобу взяла, та нiби в нас i в хатi повеселiшало: i брат заговорить, i братова всмiхнеться, й дiтвора бубонить, регочеться. Я радiю: "Слава господовi, що i в нас, як i в людей благодатно!" Купив мiй брат худобу, став потроху розживаться. Ми з братом щиро любилися зроду, змалку. Щоб посваритись або скривдити одно одного, крий боже! Вже як там не погодимось на чому, то подару╨мось. I небожата мене дуже жалували, аж за мене було змагаються мiж собою: "Се моя тiтка!", а той собi тягне: "Моя!" Та як учепляться цiлувати, то було й роботу з оук вихоплять, i хустка з голови спаде. Тiльки братова багацько гордувала. Вже ж я й годила як малiй дитинi, та нi, не вгодила! "Братова, серце! - було раджу ©й. - Зробiмо так да отак, то добре буде". Там чи купити що, чи продати, - зроду-вiку не послуха╨; хоч шкода з того видима буде; вона свого докаже. Перед нею затихну, поплачу нишком, та й годi. Не хотiла брата турбувати; знов до не© з ласкавою мовою пiдiйду. Якось розсаду з нею садимо в городi. Я говорю до не©; вона, мов не чу╨, одiйшла собi геть. Важко менi на серцi - заспiвала собi; спiваю, а сльози так з очей i ллються... Коли чую: "Боже помагай, i день вам добрий!" Дивлюсь - се наша сусiда. Перехилилась через тин та й кланя╨ться. Я хутенько втерла сльози. - Добридень, - кажу, - сестрице! - А я оце до вас iду. - Та милостi ж вашо© просимо! - Чи не продали б ви менi розсади трошечки? - То вже для чужого продати, а для сусiди й так треба дати. - Коли ваша ласка, серце! - i простяга╨ менi глечичка. Я набрала скiльки там у глечичок та й дала ©й. Подякувала та жiнка та й пiшла собi. Братова на мене й накинулась. - Се, - каже, - як усi господарюватимуть, то й господарство мо╨ рознесуть чисто! Такi й золоту гору розiмчать! Як почала, як почала... Мати божа милостива! Я тiльки слiзьми вмиваюсь... - Братова, - кажу, - не жалувала я для вас нiчого, поки що мала! Грiх вам буде, що ви мене хлiба куском тепер дорiка╨те! - Покинула робити й вийшла з города. Тяжко й важко менi. Узяла собi таку думку: "Покину ©х, пiду служити!" Зiбрала сво╨ добро; що в тлумочок склала, а що покликала братових дiвчаток та ©х обдiлила. У мене було всяко© одежини й не злiчити, а все добра, нова. Скiльки полотна було, хусток, плахот, юпок! Дiти радiють; зараз дiвчатка й почали вбиратись. "А чи менi гарно, тiтусю?" - "А менi?" - "Як оддамся, то зав'яжу оцю червону хустку", - говорить, а сама ще така, як узлик. Джергочуть коло мене, а менi вже так жалко, що й словечка не скажу; за слiзоньками свiту божого не бачу! I дiти помiтили - жалують мене: "Тiточко-любочко! Чого ви журитесь? Може, хто вас налаяв? Може, ви нездужа╨те?" Обсiли мене, як дрiбнi пташенята. "Не плачте", - вмовляють та менi рученятами очi затуляють. III Чую, так надвечiр, брат iде. Я уступилась та й сiла в кутку. Вiн веселий увiйшов: - Зд