Валерий Медведев. Баранкин, будь человеком! --------------------------------------------------------------- OCR: Dolph Kahn --------------------------------------------------------------- Тридцать шесть событий из жизни Юры Баранкина  * Часть первая. БАРАНКИН, К ДОСКЕ! *  СОБЫТИЕ ПЕРВОЕ Позор на всю школу! Если бы я и Костя Малинин не умудрились получить двойки по геометрии в самом начале учебного года, то, может быть, ничего такого невероятного и фантастического в нашей жизни не приключилось бы, но двойки мы схлопотали, и поэтому на следующий день с нами случилось что-то невероятное, фантастическое и, можно сказать, сверхъестественное!.. На перемене, сразу же после этого злополучного события, Зинка Фокина, староста нашего класса, подошла к нам и сказала: "Ой, Баранкин и Малинин! Ой, какой позор! На всю школу позор!" Потом она собрала вокруг себя девчонок и стала с ними, судя по всему, составлять против нас с Костей какой-то заговор. Совещание продолжалось всю перемену, пока не прозвенел звонок к следующему уроку. За это же время Алик Новиков, специальный фотокорреспондент нашей стенгазеты, сфотографировал нас с Костей и со словами: "Двойка скачет! Двойка мчится!"-- прилепил наши физиономии на газету, в раздел "Юмор и сатира". После этого Эра Кузякина, главный редактор стенгазеты, посмотрела на нас уничтожающим взглядом и прошипела: "Эх, вы! Такую красивую газету испортили!" Газета, которую, по словам Кузякиной, испортили мы с Костей, выглядела действительно очень красиво. Она была вся раскрашена разноцветными красками, на самом видном месте от края до края был выведен яркими буквами лозунг: "Учиться только на "хорошо" и "отлично"!" Честно говоря, наши мрачные физиономии типичных двоечников действительно как-то не вязались с ее нарядным и праздничным видом. Я даже не выдержал и послал Эрке записку: "Кузякина! Предлагаю снять наши карточки, чтобы газета была опять красивой! Или в крайнем случае зачеркнуть лозунг!" Слово "красивой" я подчеркнул двумя жирными линиями, а "зачеркнуть лозунг" -- тремя, но Эрка только передернула плечами и даже не посмотрела в мою сторону... Подумаешь!.. СОБЫТИЕ ВТОРОЕ Не дают даже опомниться... Как только прозвенел звонок с последнего урока, ребята гурьбой ринулись к дверям. Я уже собирался толкнуть дверь плечом, но Эрка Кузякина успела каким-то образом встать на моем пути. -- Не расходиться! Не расходиться! Будет общее собрание!-- закричала она и добавила ехидным тоном: -- Посвященное Баранкину и Малинину! -- И никакое не собрание,-- крикнула Зинка Фокина,-- а разговор! Очень серьезный разговор!.. Садитесь на места!.. Что здесь началось! Все ребята стали возмущаться, хлопать партами, ругать нас с Костей и кричать, что они ни за что не останутся. Мы с Костей вопили, конечно, больше всех. Это еще что за порядки? Не успели, можно сказать, получить двойки, и на тебе -- сразу же общее собрание, ну, не собрание, так "серьезный разговор"... Еще неизвестно, что хуже. В прошлом учебном году этого не было. То есть двойки у нас с Костей и в прошлом году тоже были, но никто не устраивал из этого никакого пожара. Прорабатывали, конечно, но не так, не сразу... Давали, как говорится, опомниться... Пока такие мысли мелькали у меня в голове, староста нашего класса Фокина и главный редактор стенгазеты Кузякина успели "подавить бунт" и заставили всех ребят сесть на свои места. Когда шум постепенно затих и в классе наступила относительная тишина, Зинка Фокина сразу же начала собрание, то есть "серьезный разговор", посвященный мне и моему лучшему другу. Мне, конечно, очень неприятно вспоминать, что говорили о нас с Костей Зинка Фокина и остальные наши товарищи на том собрании, и, несмотря на это, я расскажу все так, как было на самом деле, не искажая ни одного слова и ничего не прибавляя от себя... СОБЫТИЕ ТРЕТЬЕ Как в опере, получается... Когда все расселись и в классе наступило временное затишье, Зинка Фокина закричала: -- Ой, ребята! Это просто какое-то несчастье! Новый учебный год еще не успел начаться, а Баранкин и Малинин уже успели получить две двойки!.. В классе снова поднялся ужасный шум, но отдельные выкрики, конечно, можно было разобрать. -- В таких условиях я отказываюсь быть главным редактором стенгазеты! (Это сказала Эрка Кузякина.) -- А еще слово давали, что исправятся! (Мишка Яковлев.) -- Трутни несчастные! В прошлом году с ними нянчились, и опять все сначала! (Алик Новиков.) -- Вызвать родителей! (Нина Семенова.) -- Только класс наш позорят! (Ирка Пухова.) -- Решили все заниматься на "хорошо" и "отлично", и вот вам, пожалуйста! (Элла Синицына.) -- Позор Баранкину и Малинину!! (Нинка и Ирка вместе.) -- Да выгнать их из нашей школы, и все!!! (Эрка Кузякина.) "Ладно, Эрка, я тебе припомню эту фразу". После этих слов все заорали в один голос, да так громко, что нам с Костей уже совершенно было невозможно разобрать, кто и что о нас думает, хотя из отдельных слов можно было уловить, что мы с Костей Малининым -- оболтусы, тунеядцы, трутни! Еще раз трутни, оболтусы, лоботрясы, эгоисты! И так далее! И тому подобное!.. Меня и Костю больше всего разозлило, что громче всех орал Венька Смирнов. Уж чья бы корова, как говорится, мычала, а его бы молчала. У этого Веньки успеваемость в прошлом году была еще хуже, чем у нас с Костей. Поэтому я не выдержал и тоже закричал. -- Рыжий,-- закричал я на Веньку Смирнова,-- а тыто чего орешь громче всех? Если бы первым вызвали тебя к доске, ты бы не двойку, а единицу схлопотал! Так что молчи в тряпочку. -- Эх ты, Баранкин,-- заорал на меня Венька Смирнов,-- я же не против тебя, я за тебя ору! Я что хочу сказать, ребята!.. Я говорю: нельзя после каникул так сразу вызывать к доске. Надо, чтобы мы сначала пришли в себя после каникул... -- Смирнов! -- крикнула на Веньку Зинка Фокина. -- И вообще,-- продолжал кричать на весь класс Венька,-- предлагаю, чтобы в течение первого месяца никому не задавали никаких вопросов и вообще не вызывали к доске!.. -- Так ты эти слова ори отдельно,-- крикнул я Веньке,-- а не со всеми вместе!.. Здесь опять все ребята закричали в один голос и так громко, что уже нельзя было разобрать ни одного слова и вообще было невозможно понять, кто с Венькиным предложением согласен, а кто против. -- Ой, тише, ребята,-- сказала Фокина,-- замолчите! Пусть говорит Баранкин! -- А что говорить? -- сказал я.-- Мы с Костей не виноваты, что Михаил Михалыч в этом учебном году вызвал нас к доске первыми. Спросил бы сначала кого-нибудь из отличников, например Мишку Яковлева, и все началось бы с пятерки... Все стали шуметь и смеяться, а Фокина сказала: -- Ты бы, Баранкин, лучше не острил, а брал пример с Миши Яковлева. -- Подумаешь, какой пример-министр! -- сказал я не очень громко, но так, чтобы все слышали. Ребята опять засмеялись. Зинка Фокина заойкала, а Эрка покачала головой, как большая, и сказала: -- Баранкин! Ты лучше скажи, когда вы с Малининым исправите свои двойки? -- Малинин! -- сказал я Косте.-- Разъясни... -- Вот пристали! -- сказал Малинин.-- Да исправим мы ваши двойки... то есть наши двойки... -- Когда? -- Юра, когда мы исправим двойки? -- спросил меня Костя. -- А ты, Малинин, своей головы на плечах не имеешь? -- закричала Кузякина. -- В четверти исправим,-- сказал я твердым голосом, чтобы внести окончательную ясность в этот вопрос. -- Ребята! Это что же получается? Значит, наш класс должен всю четверть переживать эти несчастные двойки! -- всполошилась Кузякина. -- Баранкин! -- сказала Зинка Фокина.-- Класс постановил, чтобы вы исправили двойки завтра! -- Извините, пожалуйста! -- возмутился я.-- Завтра воскресенье! -- Ничего, позанимаетесь! (Миша Яковлев.) -- Так им и надо! (Алик Новиков.) -- Привязать их веревками к партам! (Эрка Кузякина.) -- А если мы не понимаем с Костей решение задачи? (Это сказал уже я.) -- А я вам объясню! (Миша Яковлев.) Мы с Костей переглянулись и ничего не сказали. -- Молчание -- знак согласия! -- сказала Зинка Фокина.-- Значит, договорились на воскресенье! Утром позанимаетесь с Яковлевым, а потом придете в школьный сад -- будем сажать деревья! -- Что? -- заорали мы с Костей в один голос.-- Еще и деревья сажать?.. Да мы же... мы же устанем после занятий! -- Физический труд,-- сказала главный редактор нашей стенгазеты,-- лучший отдых после умственной работы. -- Это что же получается,-- сказал я,-- значит, как в опере, получается... "Ни сна, ни отдыха измученной душе!.." -- Алик! -- сказала староста нашего класса.-- Смотри, чтобы они не сбежали!.. -- Не сбегут! -- сказал Алик.-- Сделайте веселое лицо! У меня разговор короткий! В случае чего...-- Алик <Я1 навел фотоаппарат на нас с Костей.-- И подпись... СОБЫТИЕ ЧЕТВЕРТОЕ (Очень важное!) А если я устал быть человеком?! Ребята, переговариваясь, выходили из класса, а мы с Костей все еще продолжали сидеть за партой и молчать. Признаться, мы оба были просто, как говорится, ошарашены. Я уже говорил, что раньше нам тоже приходилось получать двойки, и не раз, но никогда еще наши ребята не брали нас с Костей в самом начале года в такой оборот, как в эту субботу. Я думал, что мы с Костей остались в классе совсем одни, и хотел уже поделиться с ним своими мрачными мыслями, но в это время сбоку ко мне подошла вдруг Зинка Фокина. -- Юра! -- сказала Зинка Фокина. (Вот странно! Раньше она всегда называла меня только по фамилии.) -- Юра... Ну будь человеком!.. Ну исправь завтра двойку! Ну исправишь? Она говорила со мной так, словно мы были в классе совсем одни. Словно рядом со мной не сидел мой лучший друг Костя Малинин. -- Фокина! -- сказал я официальным голосом.-- Если бы я был некультурный, я бы тебе сказал: "Не при-ставай!.." Фокина (возмущенно). С тобой совершенно невозможно разговаривать по-человечески! Я (хладнокровно). Ну и не разговаривай! Фокина (еще возмущенней). И не буду! Я (еще хладнокровней). А сама разговариваешь!.. Фокина (возмущенней в тысячу раз). Потому что я хочу, чтобы ты стал че-лове-ком! -- А я что, не человек, что ли? -- Нет, Юра! -- сказала Фокина серьезно.-- Я хочу, чтобы ты стал человеком в полном смысле этого слова! -- А если я устал... Устал быть человеком! Тогда что? -- Как это устал? -- спросила Фокина изумленным голосом. -- А вот так! Вот так! -- возмущенно закричал я ка Фокину.-- Устал, и все! Устал быть человеком!.. Устал! В полном смысле этого слова! Зинка Фокина так растерялась, что просто не знала, что мне сказать. Она стояла молча и только часто-часто моргала глазами. Я боялся, вдруг она разнюнится. Но Зинка не разнюнилась, а как-то вся переменилась и сказала: -- Ну, Баранкин! Знаешь, Баранкин!.. Все, Баранкин!..-- и вышла из класса. А я снова остался сидеть за партой, молча сидеть и думать о том, как действительно я устал быть человеком... Уже устал... А впереди еще целая человеческая жизнь и такой тяжелый учебный год... А завтра еще такое тяжелое воскресенье!.. СОБЫТИЕ ПЯТОЕ Лопаты все-таки вручают... И Мишка вот-вот появится И вот то воскресенье наступило! На папином календаре, число и буквы раскрашены веселой розовой краской. У всех ребят из нашего дома праздник. Идут кто в кино, кто на футбол, кто по своим личным делам, а мы сидим во дворе на лавочке и ждем Мишку Яковлева, чтобы начать с ним заниматься. В будние дни учиться тоже небольшое удовольствие, но заниматься в выходной день, когда все отдыхают,-- просто одно мучение. На дворе, как назло, замечательная погода. На небе ни облачка, а солнце греет совсем полетнему. С утра, когда я проснулся и выглянул на улицу, все небо было в тучах. За окном свистел ветер и срывал с деревьев желтые листья. Я обрадовался. Думал, пойдет град с голубиное яйцо, Мишка побоится выйти на улицу, и наши занятия не состоятся. Если не град, то, может быть, ветер надует снег или дождь. Мишка с его характером, конечно, и в снег и в дождь притащится, зато в слякоть будет не так обидно сидеть дома и корпеть над учебниками. Пока я составлял в голове разные планы, все получилось наоборот. Тучи сначала превратились в облака, а потом совсем исчезли. А к приходу Кости Малинина погода вообще разгулялась, и теперь на дворе солнце и небо чистоечистое. И воздух не шевелится. Тихо. Так тихо, что с березы, под которой мы сидим с Костей, даже перестали падать желтые листья. -- Эй вы, подберезовики! -- раздался из окна нашей квартиры мамин голос.-- Вы пойдете в конце концов заниматься или нет? Этот вопрос она задавала нам пятый или шестой раз. -- Мы ждем Яковлева! -- А разве без Яковлева начать нельзя? -- Нельзя! -- сказали мы с Костей в один голос и отвернулись от окошка и стали смотреть сквозь кусты акаций на калитку, из которой должен был появиться Мишка. Но Мишки все не было. Вместо него за калиткой маячил, то и дело высовываясь из-за дерева, Алик Новиков. Он был, как всегда, весь увешан фотоаппаратами и всякими фотопринадлежностями. Я, конечно, не мог смотреть спокойно на этого шпиона и поэтому отвел взгляд в сторону. -- Воскресенье называется! -- сказал я, стиснув зубы. В это время к Алику подошла Зинка Фокина; на плече она несла четыре лопаты, под мышкой у нее была зажата какая-то картонная коробка, а в левой руке сачок для ловли бабочек. Алик сфотографировал Зинку с лопатами на плече, и они вместе направились к нам. Я думал, что Алик взвалит теперь лопаты на свои плечи, но этого почему-то не случилось. Все четыре лопаты продолжала тащить Зинка Фокина, а Алик продолжал держаться обеими руками за фотоаппарат, который висел у него на шее. -- Эй Вы, Фото-Граф,-- сказал я Алику, когда они вместе с Зинкой приблизились к скамейке.-- Кажется, эти лопаты Вам не по плечу, Ваше Проявительство! -- Зато они будут по плечу вам с Костей,-- сказал, ничуть не смутившись, Алик Новиков, наводя аппарат на нас с Костей.-- И подпись: староста класса 3. Фокина торжественно вручает хозинвентарь своим соотечественникам... Зинка Фокина прислонила лопаты к сиденью скамейки, а Алик Новиков щелкнул фотоаппаратом. -- Да,-- сказал я, внимательно разглядывая лопаты.-- Как в журнале "Костер" получается... -- Что это еще получается? -- спросила меня Фокина. -- Загадочная картинка,-- пояснил я. -- Понимаю,-- сказал Алик,-- где у этой лопаты ручка? -- Нет,-- сказал я Алику.-- Где мальчик, который будет работать этой лопатой?.. -- Баранкин! -- возмутилась Зинка Фокина.-- Ты что, не собираешься сегодня озеленять школу? -- Почему это я не собираюсь? -- ответил я Зинке.-- Собираться я собираюсь... Только неизвестно, сколько времени я буду собираться... -- Баранкин, будь человеком! -- сказала Фокина. Она хотела сказать нам с Костей что-то еще, но раздумала, повернулась и с лопатой на плече молча зашагала по направлению к школе. Алик Новиков снова занял свой пост у калитки за деревом. Костя помрачнел еще больше и уставился на лопаты; он смотрел на них как загипнотизированный, а я наоборот: я пытался на этот "инвентарь" не обращать никакого внимания. Стараясь изо всех сил казаться веселым, я стал смотреть на деревья, даже не догадываясь о том, что до невероятных, фантастических и, можно сказать, сверхъестественных событий, которые развернутся в нашем дворе, остается совсем немного времени... СОБЫТИЕ ШЕСТОЕ Семь выходных дней в неделе -- вот что поразило мое воображение! В кустах громко чирикали воробьи. Веселыми компаниями они то и дело срывались с веток, перелетая с дерева на дерево, на лету их стайки то сжимались, то растягивались. Было похоже, будто все воробьи были связаны между собой резиновыми нитями. Перед самым моим носом в воздухе беззаботно летала какая-то мошкара. Над клумбой порхали бабочки. На скамейке, на которой мы сидели с Костей, бегали черненькие муравьи. Один муравей даже залез мне на колено и стал греться на солнышке. "Вот у кого, вероятно, каждый день воскресенье!" -- подумал я, с завистью глядя на воробьев. Не сводя глаз с акации, я стал, наверное, в двести пятидесятый раз сравнивать свою жизнь и жизнь воробьев и пришел к очень печальному заключению. Достаточно было взглянуть один раз, чтобы убедиться, что жизнь птиц и разных насекомых была беззаботной и просто замечательной: никто из них никого не ждал, никто ничему не учился, никого никуда не посылали, никому не читали нотации, никому не давали в руки лопаты... Каждый жил сам по себе и делал все, что ему вздумается. И так всю жизнь! Все дни раскрашены розовой краской! Все время -- праздник! Семь дней в неделе -- и все воскресенья! А у нас с Малининым один выходной в семь дней, и то разве это выходной день? Так, только одно название. А хорошо бы пожить хоть один денечек вот так, как живут эти счастливые мураши, или воробьи, или бабочки, только чтобы не слышать этих глаголов, которые с утра до вечера так и сыплются на твою несчастную голову: просыпайся, одевайся, пойди, принеси, отнеси, купи, подмети, помоги, выучи! В школе тоже не легче. Стоит мне появиться в классе, только я и слышу от Фокиной: "Ой, Баранкин, будь человеком! Не вертись, не списывай, не груби, не опаздывай!.." И так далее, и тому подобное... В школе будь человеком! На улице будь человеком! Дома будь человеком! А отдыхать когда же?! И где взять время для отдыха? Немного свободного времени еще, конечно, можно выкроить, а вот где найти для отдыха такое местечко, чтобы тебе абсолютно никто не мешал заниматься всем, что твоей душе угодно? И здесь мне пришла в голову та невероятная идея, которую я уже давно тайно от всех вынашивал в своей голове. А что, если взять и попытаться ее о-су-щест-вить! Осуществить сегодня же! Сейчас! Более подходящей минуты, может быть, больше никогда и не будет, и более подходящей обстановки и настроения тоже, может быть, никогда не будет!.. Сначала надо обо всем рассказать Косте Малинину. А может быть, не стоит?.. Нет, стоит! Расскажу! А там будь что будет! -- Малинин! -- сказал я шепотом.-- Слушай меня, Малинин!..-- От волнения я чуть было не задохнулся.-- Слушай! Конечно, если бы мне не нужно было в этот выходной день заниматься, а потом еще и работать в школьном саду, то я, может быть, никогда бы не поделился с Костей своим невероятным и неслыханным замыслом, но двойка, красовавшаяся в моем дневнике, и лопата, прислонившаяся ко мне своим черенком, переполнили, как говорится, чашу моего терпения, и я решил действовать. СОБЫТИЕ СЕДЬМОЕ Единственная в мире инструкция Я еще раз взглянул на окна нашей квартиры, на небо, на воробьев, на калитку, из которой вот-вот должен был появиться Мишка Яковлев, и сказал по-настоящему взволнованным голосом: -- Костя! А ты знаешь, что утверждает моя мама?! -- Что? -- спросил Костя. -- Моя мама утверждает,-- сказал я,-- что если понастоящему захотеть, то даже курносый нос может превратиться в орлиный! -- В орлиный? -- переспросил Костя Малинин и, не понимая, к чему это я говорю, уставился в стену нашего дома, на которой было написано мелом: БАРАНКИН ФАНТАЗЕР НЕСЧАСТНЫЙ!!! -- В орлиный! -- подтвердил я.-- Но только, если захотеть по-настоящему. Малинин отвел свой взгляд от забора и недоверчиво посмотрел на мой нос. Мой профиль был полной противоположностью орлиного. Я был курносый. По выражению моей мамы, я настолько курнос, что через дырочки моего задранного кверху носа можно разглядеть, о чем я думаю. -- Так что же ты ходишь с таким носом, если он может у тебя превратиться в орлиный? -- спросил Костя Малинин. -- Да я не о носе, дуралей! -- ао чем? -- все еще не понимал Костя. -- ао том, что, если по-настоящему захотеть, значит, можно из человека превратиться, к примеру, в воробья... -- Это зачем же нам превращаться, к примеру, в воробьев? -- спросил Костя Малинин, глядя на меня как на ненормального. -- Как -- зачем? Превратимся в воробьев и хоть одно воскресенье проведем по-человечески! -- А как это -- по-человечески? -- спросил ошеломленный Малинин. -- По-человечески -- значит по-настоящему,-- пояснил я. -- Устроим себе настоящий выходной день и отдохнем как полагается от этой арифметики, от Мишки Яковлева... от всего на свете отдохнем. Конечно, если ты не устал быть человеком, тогда можешь не превращаться -- сиди и жди Мишку... -- Как это -- не устал? Я очень даже устал быть человеком! -- сказал Костя.-- Может, побольше твоего устал!.. -- Ну вот! Вот это по-товарищески! И я с еще большим увлечением стал расписывать Косте Малинину ту жизнь, без всяких забот и хлопот, которая, по моему мнению, ожидала нас, если бы нам удалось каким-то образом превратиться в воробьев. -- Вот здорово,-- сказал Костя.-- Вдох -- выход! -- Конечно, здорово! -- сказал я. -- Подожди! -- сказал Костя.-- А как же мы с тобой будем превращаться? По какой системе? -- Не читал, что ли, в сказках: "Стукнулся об землю и превратился Иванушка в орла быстрокрылого... Стукнулся еще раз об землю и превратился..." -- Слушай, Юрка,-- сказал мне Костя Малинин,-- а это обязательно -- стукаться об землю?.. -- Можно и не стукаться,-- сказал я,-- можно и при помощи настоящего желания и волшебных слов... -- А где же мы с тобой возьмем волшебные слова? Из старой сказки, что ли? -- Зачем -- из сказки? Я сам придумал. Вот...-- Я протянул Косте тетрадь, тетрадь, которую еще никто не видел на свете, кроме меня. -- "Как превратиться из человека в воробья по системе Баранкина. Инструкция",-- прочитал Костя свистящим шепотом надпись на обложке тетради и перевернул первую страницу... СОБЫТИЕ ВОСЬМОЕ "Не хочу учиться, хочу быть птицей!.." -- "Не хочу учиться, хочу быть птицей!.." А это что, стихи, что ли? -- спросил меня Костя. -- Не стихи, а заклинание. В рифму...-- пояснил я.-- В сказках так всегда полагается. Читал в "Снежной королеве"? Снип-снап-снур-ре-пурре-безелюрре... -- "Я уверен, без забот воробей живет! Вот я! Вот я..." А дальше неразборчиво... -- Чего неразборчиво? -- сказал я.-- "Вот я! Вот я! Превращаюсь в воробья..." -- Складно получается! -- сказал Костя. -- Всю ночь не спал,-- сказал я шепотом, чтобы нас с Костей кто-нибудь не подслушал. -- А что ж мы с тобой теряем время? -- крикнул Малинин.-- Давай скорее превращаться, пока Мишка Яковлев не пришел! -- Ты какой-то чудак, Малинин! Как это -- скорей? Может, у нас с тобой еще ничего не получится, а ты уже радуешься да еще орешь на весь двор! -- Ну и что? -- Как это -- ну и что! Дело таинственное, можно сказать, непроверенное. Кто-нибудь подслушает -- потом смеяться будут, если у нас ничего не выйдет. -- Ты же сам говорил, что если есть волшебные слова да еще захотеть по-настоящему, то обязательно выйдет! -- сказал Костя шепотом. -- Конечно, выйдет, если захотеть по-настоящему! А вот как это захотеть по-настоящему? Вот в чем загадка! -- прошептал я.-- Ты, Костя, в жизни чего-нибудь хотел по-настоящему? -- Не знаю,-- тихо сказал Костя. -- Ну вот! А говоришь -- скорей! Это тебе не двойку в тройку превращать. Здесь, брат, двух человек надо превратить в воробьев. Вот какая задача! -- А зачем -- в воробьев? В бабочек, я думаю, легче. -- Зачем же в бабочек? Бабочки -- насекомые, а воробьи -- это как-никак птицы. На прошлом уроке мы как раз проходили воробьев. Ты в это время, правда, постороннюю книгу читал. -- Верно. Я про воробьев не слушал. -- Ну вот, а я слушал. Нина Николаевна нам целый час рассказывала о воробьях. Знаешь, какая у них замечательная жизнь? -- В воробьев так в воробьев! -- сдался Костя Малинин.-- Я в драмкружке в "Снежной королеве" ворона играл, мне в воробья будет даже легче превращаться. Давай скорее! -- Тебе бы только скорее! Сначала надо хоть немного потренироваться,-- сказал я, забираясь с ногами на лавочку. Присев на корточки, как воробей, я втянул голову в плечи и заложил руки за спину, словно крылья. -- Похоже! -- сказал Костя, повторяя за мной все двежения.-- Чик-чирик! -- Ну вот что! -- сказал я.-- Тренироваться так тренироваться, а раньше времени чирикать нечего. Давай лучше отработаем воробьиную походку. Сидя на корточках, мы стали прыгать по лавочке и чуть не свалились на землю. -- Тяжело! -- сознался Костя, для равновесия размахивая руками, как крыльями. -- Ничего,-- успокоил я Малинина,-- когда мы станем настоящими воробьями, прыгать будет легче. Костя хотел еще немного попрыгать, но я ему сказал, что тренировка окончена и что теперь мы переходим к самому главному -- к превращению человека Малинина и человека Баранкина в воробьев. -- Замри! -- скомандовал я Косте Малинину. -- Замер! -- Сосредоточься! -- Сосредоточился! -- ответил Костя. -- А теперь по команде, мысленно, как говорится, в своем воображении, начинай превращаться в воробья! Понятно? -- -- Понятно! -- Если понятно, тогда к превращению из человека в воробья приготовились! -- Приготовились! -- Начали! -- Начали! Я зажмурил глаза, напрягся и, мысленно повторяя слова заклинания, начал изо всех сил мысленно, в своем воображении, превращаться в воробья, сомневаясь про себя в том, что у меня хватит настоящего желания и настоящих сил, необходимых для такого неслыханного и невиданного и, можно сказать, сверхъестественного задания...  * Часть вторая. ЧИК-ЧИРИК! ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА! *  СОБЫТИЕ ДЕВЯТОЕ Стоит захотеть по-настоящему и... Сказать по правде, у меня всю жизнь часто возникали в голове всякие трудноосуществимые желания и фантазии. Одно время я, например, мечтал изобрести такой аппарат, с помощью которого можно было бы у любого человека на расстоянии отключить голос. По моим расчетам, этот аппарат (я его назвал ТИХОФОН БЮ-1 -- отключатель голоса по системе Баранкина) должен был действовать так: предположим, сегодня на уроке учитель рассказывает нам о чем-нибудь неинтересном и тем самым мешает мне, Баранкину, думать о чем-нибудь интересном; я щелкаю в кармане выключателем тихофона, и голос учителя исчезает. У кого такого аппарата нет, те продолжают слушать, а я в тишине спокойно занимаюсь своим делом. Другой пример: я вхожу утром в класс. Зинка Фокина налетает на меня и тут же начинает читать мне нотацию; я спокойно щелкаю в кармане рычажком и выключаю голос Фокиной на весь день... Мне очень хотелось изобрести такой аппарат, но дальше названия у меня почему-то дело не пошло, может быть, потому, что я не по-настоящему хотел изобрести такой аппарат? Или вот в прошлом году, в последний день летних каникул, перед тем как лечь спать, мне, например, ужасно захотелось стать взрослым, но не через пятнадцать -- двадцать лет, как становятся все нормальные люди, а на завтра же. Скажем, так: спать ты ложишься еще мальчишкой, просыпаешься утром, смотришь -- ты уже взрослый, с усами, и в школу идти не надо... Желание мое было ужасно сильным, я даже во сне только об этом и думал. Утром первого сентября я проснулся, конечно, пораньше. Смотрю -- лежу в постели таким же, как уснул, без усов, и надо идти в школу... Были у меня и другие сильные желания, но ни одно из них, конечно, не захватывало меня вот так, понастоящему, как желание превратиться из человека в воробья!.. Я сидел на лавочке не шевелясь, не отвлекаясь, не размышляя ни о чем постороннем, и думал только об одном: "Как бы мне скорее превратиться в воробья". Я ждал наступления этого момента с такой силой, с какой не ждал даже начала летних каникул. А то, что во дворе с минуту на минуту должен был появиться Мишка Яковлев, только удесятеряло мои силы и намерения. Сначала я сидел на лавочке просто так, как сидят все обыкновенные люди, и не чувствовал ничего особенного. В голову по-прежнему лезли всякие неприятные человеческие мысли: и про двойку, и про арифметику, и про Мишку Яковлева, но я старался обо всем этом не думать. Я считал, что если уж я решил твердо превратиться в воробья, то и думать надо только исключительно о чемнибудь воробьином. Через некоторое время я заметил, что у меня в голове наконец-то вместо человеческих мыслей стали появляться и не человеческие. Так, например, мне внезапно захотелось немного пощебетать на воробьином языке. Вслед за мыслями стали возникать сами по себе разные нечеловеческие желания и намерения: то мне захотелось вспорхнуть с лавочки и немного полетать по воздуху, то посидеть на самой вершине березы, то немного пожить в скворечнике... А когда я, по привычке, попробовал опять подумать о чем-нибудь человеческом, то у меня, к моему удивлению, на этот раз ничего не получилось. Арифметика мне показалась глупейшим занятием. Двойка почему-то вообще перестала меня расстраивать и потеряла всякое значение, а Мишка Яковлев стал мне представляться не знаменитым на всю школу отличником, а каким-то неуклюжим и несчастным существом, которое не умеет делать даже такой простой вещи, как летать по воздуху. В это самое время у меня по ногам начали ползать мурашки. Они ползли все скорее и скорее. Потом побежали по спине, по рукам, по всему телу. Вдруг совершенно неожиданно мне захотелось поклевать овса. Да, да! Овса! Нечищеного, сырого овса! И чтобы он лежал на земле в пыли. И чтоб его было много, этого овса, очень мноно. В общем, столько, чтобы я мог наклеваться досыта. Сижу я на лавочке с закрытыми глазами, по телу у меня мурашки, словно сумасшедшие, носятся, как ребята на большой перемене, а я сижу и думаю: "Интересно, что же означают эти мурашки и этот овес? Мурашки -- это еще мне понятно, это я, наверное, ноги отсидел, а при чем здесь овес?" Я даже мамину овсяную кашу на молоке с вареньем и ту ел дома всегда без всякого удовольствия. Почему же мне хочется сырого овса? Я ведь все-таки человек, а не лошадь! Сижу, думаю, гадаю, но ничего сам себе объяснить не могу, потому что глаза у меня плотно закрыты, и от этого в голове совершенно темно и неясно. Тогда я подумал: "Уж не случилось ли со мной чегонибудь такого..." --и поэтому я решил осмотреть себя с ног до головы... Затаив дыхание, я чуть-чуть приоткрыл глаза и первым делом взглянул на свои ноги. Смотрю -- у меня вместо ног, одетых в ботинки, босые воробьиные лапы, и этими лапами я стою босиком на лавочке, как самый заправский воробей. Я открыл глаза пошире, смотрю -- вместо рук у меня крылья. Открываю глаза еще больше, верчу головой, гляжу -- сзади торчит хвост. Это что же получается! Получается, что я все-таки превратился в воробья! Я -- воробей! Я больше не Баранкин! Я самый настоящий, самый что ни на есть воробейный воробей! Так вот почему мне так вдруг захотелось овса: овес -- любимое кушанье лошадей и воробьев! Все понятно! Нет, не все понятно! Это что же выходит? Значит, моя мама была права. Значит, если по-на-сто-я-ще-му захотеть, то можно действительно всего достичь и всего добиться! Вот это открытие! О таком открытии стоит, пожалуй, прочирикать на весь двор. Да что на весь двор -- на весь город, даже на весь мир! Я распустил свои крылья! Я выкатил грудь! Я повернулся в сторону Кости Малинина -- и замер с разинутым клювом. Мой друг Костя Малинин продолжал сидеть на лавочке, как самый обыкновенный человек... Косте не удалось превратиться в воробья!.. Вот тебе раз! СОБЫТИЕ ДЕСЯТОЕ Что на воробьином языке означает... Малинину не удалось превратиться в воробья! Он пыжился, жмурился, все время ощупывал себя руками, чуть слышно шептал себе под нос: "Вот я! Вот я! Превращаюсь в воробья!" --и все безрезультатно. А еще торопил меня, а еще кричал на весь двор: "Давай скорее превращаться в воробьев! Давай быстрее! Давай сейчас же!" А сам как был Малининым, так и остался. Только покраснел как рак, и больше ничего. -- Малинин! -- закричал я на Костю.-- В чем дело? Почему ты не превращаешься в воробья?.. Но вместо этих слов из моего рта вылетало обыкновенное воробьиное чириканье: "Чик-чирик! Чьвит-чьвит! Чиу-чиу!" Повернув голову, Костя посмотрел в мою сторону и с изумлением вытаращил глаза. -- Баранкин! -- сказал он.-- Это ты, Баранкин?.. -- Чио! Чио! Чья! Чья! -- ответил я ему по-воробьиному, что означало: "Конечно, я! Нехузнаешь, что ли?!" Убедившись, что я не вру и что я уже действительно не я, а самый настоящий воробей, Малинин покраснел еще больше -- наверное, от зависти! -- и чуть даже не разревелся. -- Как же это у тебя получилось? -- спросил он, часто моргая глазами. Я сказал: -- Чень-чень-чень! Чик-чик-чик!.. (Очень просто! Чик! Чик! Чик! И готово!) Затем между мною и Костей произошел следующий разговор на разных языках: Костя (со слезами на глазах). Значит, превратился! Вот здорово! А почему же я не превратился? Я. Чирик! Чим-чирим! (Откуда я знаю!) Чирик-чиквить-чить! (Наверное, хотел не по-настоящему!) Костя. Что ты на меня чвикаешь? Говори по-человечески! Я. Р-р-р-рчик! Чуть-чуть-чьвим-чим! (Как же я могу говорить по-человечески, если я воробей!) Чепчик! Чичинип! Костя. Еще "чепчиком" обзывает! А я совсем его и не обзывал "чепчиком". Я ему сказал: "Не падай духом, Малинин! Еще раз попытайся". Костя стал ругать меня за то, что я, не дожидаясь его, превратился в воробья, но я ему не стал ничего чирикать в ответ. Мне самому тоже было это неприятно. Уговаривались вместе превратиться в воробьев -- и вот вам, пожалуйста. Конечно, быть воробьем одному не так интересно, как вдвоем. Я махнул крыльями. Взлетел. Уселся на забор злойпрезлой и повернулся спиной к Косте Малинину. И надо же было, чтобы в эту минуту на улице из-за угла показался на велосипеде Мишка Яковлев. Я схватился крыльями за голову. Все пропало! Теперь Малинин уже ни за что не успеет превратиться. -- Вот я! Вот я! Превращаюсь в воробья! -- донесся до меня снизу голос Кости Малинина. Не сводя глаз с Мишки Яковлева, я крикнул Косте с забора: -- Чим-чим-чим! Чер-чилим! Чер-чилим! Черес-чур! Черес-чур! (Поздно! Мишка на велосипеде едет! Сейчас он тебя учиться поведет!) Сам чирикаю и вижу, как Мишка уже въехал во двор и к лавочке подъезжает, на которой сидит несчастный Костя Малинин, то есть не сидит, а должен был сидеть... Я говорю "должен был", потому что, когда Мишка Яковлев подрулил к лавочке, Кости на скамейке уже не было. Вместо Кости на скамейке стоял на полусогнутых лапах воробей, и, судя по всему, этот воробей был не воробей, а бывший Костя Малинин. Значит, пока я переживал и уже ни во что не верил, Костя Малинин взял и тоже превратился в воробья со второй, а может, и с третьей попытки. Впрочем, неважно, с какой попытки, важно, что превратился. -- Костя,-- крикнул Мишка, слезая с велосипеда,-- Малинин! Ты куда спрятался? Странно! По-моему, я его только что видел не лавочке. Конечно, видел. Вот его учебники и тетради! Мишка собрал тетради и учебники, и, не обращая никакого внимания на рядом сидящего воробья (который был вовсе не воробей, а Костя Малинин -- вот смехота!), оглядел весь двор, потом посмотрел на наше окно, из которого показалась голова моей мамы. -- Здравствуй, Миша! -- сказала мама.-- А где же Юра и Костя? -- А я как раз хотел вас об этом спросить! -- сказал Яковлев.-- Учебники и лопаты на лавочке лежат, а их нет... -- Вот сорванцы! -- сказала мама.-- Наверное, на улицу убежали... Ты, Миша, заходи в комнату, они сейчас вернутся! Мишка положил Костины учебники на седло и скрылся в подъезде, а я слетел с забора на лавочку к Косте Малинину. -- Ир-чик! Ир-чик! Чуть-чуть-чуть! -- сказал я Косте. (Молодец, Малинин! Превратился все-таки!) На что мне Костя прочирикал: -- Че-че-че? (Честное слово?) -- Че-че-че! -- сказал я.-- Чуф-чуф-чуф! Чи-чи-чи! (Честное слово! Открой глаза и увидишь!) И Костя открыл свои голубые, как у девочки, глазаГлаза у него так и остались голубыми! Воробей с голубыми глазами! Здорово! Стоит на лапках, качается, хвостом сам себе равновесие помогает держать и от удивления все еще прийти в себя никак не может. А я вытер крылом пот со лба и сказал: -- Все в порядке! (Ч-уфф!) -- Ч-уфф! (Все в порядке!) -- сказал Костя Малинин и тоже вытер крылом лоб. Мы обнялись и, подпрыгивая от радости, закружились по скамейке... СОБЫТИЕ ОДИННАДЦАТОЕ Встреча с бесхвостым -- Сей-час наедимся овса,-- сказал я Косте Малинину,-- и пом-чим-чим-ся! Полетим! -- Куда? -- Можно направо, можно налево. Раз мы с тобой превратились, то теперь все можно.-- Я поднял крыло, отставил лапку и прочитал с выражением: -- "Мы вольные пти-ти-ти-цы! Пора, брат, пора! Туда, где за морем белеет гора!.." Одним словом, куда захотим-тим, туда и полетим-тим! Вот какая жизнь! Малинин засмеялся. -- Юр-чи-чик! -- сказал он.-- В воробья ты превратился, а клюв у тебя остался курносым. Чу-чу-деса! -- Врешь! -- Ни-чуть, ни-чуть! -- А у тебя глаза голубыми остались, как у дев-чонки! Чеп-чик! Я спорхнул с лавочки к луже и стал смотреться в воду. Клюв у меня действительно остался курносым, и вообще я весь получился какой-то серый, и перья у меня топорщились во все стороны, и на лбу торчал хохолокКостя Малинин выглядел совсем по-другому: у него была нарядная белая грудка с галстуком, сам он был весь чистенький, аккуратненький, с приглаженными перышками, как будто он только что из парикмахерской вылетел. Впрочем, я ничуть не расстроился: я, когда был человеком, тоже не отличался особенной красотой и аккуратностью. Подумаешь, курносый так курносый. Взъерошенный так взъерошенный. Не в этом дело. Дело в том, что я во-ро-бей и что теперь мне никто и ничто не может испортить моего замечательного воробьиного настроения. А настроение у меня было действительно замечательное! Еще бы! В голове совершенно пусто -- ни забот, ни мыслей, ни тревог! И так будет весь день! Целый день-день-день-день! .Ну и день-день-день! Вот так день-день-день! Заме-ча-чательный день! Че-че-рес-чур за-ме-ча-тельный! Я напился дождевой воды и ударил крылом по своему отражению, обдав брызгами Костю Малинина, скакавшего по ту сторону лужицы. -- Костю-чок-чок-чок! Ну, как жизнь? -- Заме-ча-тельная! -- чирикнул Малинин, брызгая в меня водой. -- А что я тебе говорил? А ты говорил: "Превратимся лучше в бабочек!" Давай искупаемся! -- Холодно! Давай лучше овес искать. Очень-чень есть хочется. Найти овес на нашем дворе оказалось делом нелегким. Мне попадались и конопляные зернышки, и арбузные семечки, и семечки обыкновенные, а вот овса все не было. -- Ты че-чего дерешься! -- услышал я вдруг за спиной Костин голос.-- Юр-чик! Он у меня из хвоста перо выдернул! Хулиган какой! Я оглянулся и увидел, что невдалеке от меня Костю Малинина гоняет по траве здоровенный бесхвостый воробей. -- Я скачу,-- затрещал Костя, подбегая вприпрыжку и прячась за мою спину,-- вижу, в траве овес лежит, нагнулся -- слышу, у меня из хвоста кто-то перо дергает! Хулиганство какое! -- Ты че-чего к маленьким пристаешь? -- спросил я, подскакивая к здоровенному воробью.-- Че-чего ты людям выходной день-день портишь? -- Я ни-че-че-го! А че-че-го этот птен-чик на мой овес разлетелся? На чу-чу-жой двор заявились да еще распоряжаются здесь! Что-то я вас здесь раньше никогда не замечал! Я хотел по-хорошему