, глядя, как мальчишка жадно глотает воду. - Стрелочники мне звонят, пожарные звонят... Одни сообщают: Ерохин на путях трещины ищет, другие - что он в огонь лезет, третьи - что он спасательную станцию имени Антарктиды открывает... - Какие трещины? Зачем трещины? - переспросил Ерохин. - Какие и зачем - это уж ты мне расскажи, - сказал майор. - Я никакие трещины нигде не искал. Майор пристально посмотрел Женьке в глаза. Было не похоже, чтобы мальчуган говорил неправду. - Как это не искал? - спросил он удивленно. - Так, не искал! - Да тебя же стрелочница у Ховрина видела! И разговаривала с тобой. - Не был я у Ховрина... И со стрелочницей не разговаривал. - Подожди, подожди, как это не был? Что же это получается? Получается, значит, не ты трещины искал? - Не я, товарищ майор! В это время где-то вдалеке раздался глухой гром. Мальчишка внимательно прислушался к нему и, глядя в недоверчивые глаза майора, еще раз повторил: - Ну честное антарктическое, не я! Шум приближался. - Ну, если честное антарктическое, тогда конечно... - Майор покачал головой и сказал: - А зачем ты в Химках в пожарную машину прятался? Шум приближался. Он становился все слышней и отчетливей. Теперь было ясно, что это бил в барабаны проходивший по улице пионерский отряд. - Не был я в Химках, - сказал Женька. - И вообще нигде не прятался! "Точка! Точка! Точка-тире-точка!" - говорили барабаны. - Я все время на Москве-реке был... "Точка-тире-точка! Точка! Точка!" - били барабаны. - Сначала я был у пионерского лагеря, потом у детского сада, а потом возле пансионата... А если я ночью под лодкой лежал, так я тоже не прятался, я под нее от града залез... Тире-тире-точечный марш гремел на далекой улице, рассыпая во все концы города тысячи ребячьих радиограмм! Майор с Женькой прислушались к барабанному бою. - Значит, в пожарном депо тоже не ты был? - сказал майор. - На путях не ты, и в депо не ты... Вот те раз - два раза! В отделении милиции даже стекла дрожали от барабанных радиограмм. - Товарищ майор! - крикнул дежурный милиционер, входя в комнату. - Там еще двух мальчишек привезли! - Каких мальчишек? - Да, говорят, вроде бы еще двух Ерохиных. Барабаны замолчали. Майор и Женька посмотрели на открытую дверь, за которой были слышны приближающиеся шаги. ВТОРОЙ ЕРОХИН... И ТРЕТИЙ ЕРОХИН Пожарный был в полной форме. Брезентовая роба и штаны были перепачканы сажей и пахли дымом. - Я вам о нем звонил, товарищ майор, - сказал пожарный, показывая глазами на стоящего рядом паренька с измазанным лицом, в прожженной ковбойке. - Сначала в машину прятался, а утром на пожаре встретились. Я его со второго этажа из горящего дома за шиворот вытаскиваю, а он кричит: "Меня не надо спасать, я сам спасаю!" Мы бы его, конечно, и сами домой отправили, так он ни имени, ни фамилии, ни адреса - ничего не говорит... - Так, - сказал майор, переводя взгляд на стоящего рядом парня. - А это кто? - Задержан при переходе железнодорожного моста! - отрапортовал сержант. - Можно, я еще попью? - спросил тихо майора Женя Ерохин. - Давай пей - и в машину, - сказал майор, не отрывая глаз от третьего Ерохина. - Значит, это ты трещины на рельсах ищешь? - Какие трещины? - От которых крушения бывают... - Что я, маленький - трещины искать. - Значит, опять не ты? - Что значит "опять"? Я трещины никогда не искал. - А что же ты искал на мосту? - Что искал, то искал... Стакан выскользнул из Женькиных рук и разбился. Закрыв глаза, Женька прислонился к стене. Майор обернулся. - Э, - сказал он, прикладывая руку к Женькиному лбу, - да у тебя, брат, температура... А ну, скорей в машину и домой! Федоров, - крикнул майор в открытую дверь, - давай его в машину! - А можно мне на мотоцикле? - спросил Женя. - С температурой-то? Нет, брат, давай в машину, а на мотоцикле в следующий раз... Ну, герои, будете сообщать свои адреса? Это была последняя фраза, которую успел услышать Женька, выходя из комнаты майора. ТИРЕ-ТИРЕ-ТОЧКА Женька стоял рядом с мамой и прижимался к ней изо всех сил молча и так сильно, что ему было слышно, как громко бьется ее сердце. Наверное, мама была очень взволнована, потому что ее сердце билось, словно по азбуке Морзе. Точка! Тире! Точка! И была она такая теплая, и от нее так хорошо пахло ее любимыми духами... А потом Женьке показалось, что это бьется не мамино сердце, а это стучит дятел. Тире! Тире! Точка! Точка! Тире! А может быть, это стучит не дятел, а вода из крана или это тает лед ледника Шеклтона, тает и падает в пропасть радиограммой. Точка! Точка! Точка! И лед пахнет мамиными духами. И откуда-то издалека доносится гром барабанов, тире-тире-точечный громовой марш, рассылая во все концы земли ребячьи радиограммы. А потом совсем издалека, может быть, с ледового барьера Росса, донесся папин голос: "Да он же весь в огне! Весь в огне! Весь в огне!" И сразу же почему-то запахло лекарством... СЧАСТЛИВОГО ВОЗДУХА, ПАПА! Очнулся Женька в постели через несколько часов. На тумбочке лежал термометр и стояло несколько пузырьков с приклеенными к ним рецептами. Женька поднялся с постели и увидел на стуле две записки. Одну, написанную маминой рукой: "Женька! Я ушла в аптеку!" На другой была выведена цифра "73!". И подпись: "Лешка Пингвин". Чувствуя незнакомую слабость, Женька спустил ноги на пол, посидел немного, потом встал и медленно подошел к письменному столу. На столе лежала недописанная радиограмма со словами: "Здравствуй, дорогой папочка!!" Женька медленно опустился на стул и взял ручку. Перо плохо слушалось его, оно спотыкалось на каждой букве. Женьке было жарко, так жарко, будто он писал не письмо, а пил горячий чай с малиной... - А ну-ка марш в постель! - услышал Женька мамин голос. - Я только последнее слово... - сказал Женька и медленно вывел: "Папочка! Счастливого воздуха! 73!" Потом он вытер рукавом пижамы выступивший на лбу пот и лег в постель. Когда Женькина мама вернулась из кухни, Женька уже крепко спал. Она подошла к столу, взяла в руки письмо сына и стала его читать. ОТВЕТ ОТЦУ Письмо было как письмо. Женька сообщал в нем папе о том, какую замечательную картину он смотрел на днях. Что "Динамо" обыграло "Спартака" в Лужниках и как они с приятелем Мишкой видели это собственными глазами. Потом он перечислил новые марки, описал подарок, который подарил маме в день ее рождения. Написал, что скучает и что нового у него в жизни ничего не произошло... Держа в руках радиограмму, Женькина мама подошла к постели и долго смотрела на своего сына. Она смотрела на него так, словно они встретились после большой разлуки. Потом она поправила одеяло и тихо вышла из комнаты. Уложив Женькино письмо в посылку, она оделась, закрыла квартиру на ключ. На улице Горького она остановила такси. - В аэропорт Шереметьево! - сказала она водителю. - Очень прошу вас поскорее! Самолет улетает через час...