дал хоть каждому по охапке знамен. То есть: в деталях ритуала, в разнообразных табу - мы всегда имеем перенос значения на какое-то условное действие, условный предмет. Знамя и его неприкосновенность - есть свидетельство значительности воинской части. Плюнув на знамя, человек тем самым говорит: "Да вы слабаки, дураки, я не считаюсь с вами и вашими чувствами и мыслями, я значительнее вас". Вот этого негодяю уже спустить нельзя - да он завтра приказ не выполнит, в атаку не пойдет, к врагу перебежит: расстрелять перед строем под барабанный треск! Что означает вполне бессмысленный жест: вложить большой палец руки между указательным и средним и направить в чью-то сторону? Ну и что? Мало ли пальцев на руках у каждого. Но этот жест значит "фигу": я тебя не уважаю, по-твоему не сделаю, ты дурак, я зна чительнее тебя. Значит, так: жизнь человека в обществе регулируется массой мелких и менее мелких деталей, а ритуал и запрет - это внешний механизм взаиморегулирования отношений человека с окружающим обществом, а шире - вообще с окружающей средой (жертвы богам, соблюдени й заветов Бога и пр.). А с ходом времени, как обычно бывает, смысл ритуала и запрета растворяется в ежедневной повторяемости, над ним уже не задумываются, и остается самодовлеющая форма. Возьмем-ка табу российских зеков в зонах: вот уж пример удобный, наглядный и современный, и прекрасно доступен наблюдению. Масса идиотских и жестоких табу! Особенно малолетние зоны свирепствуют. Так. Нельзя ходить на парашу, когда кто-то ест. Понятно? Понятно. Ход мысли естественный? Вполне. Дальше имеем развитие мысли: если ты - один, сам! - ешь, а в небе летит самолет - надо прикрыть еду и подождать жевать, пока он не пролетит: там кто-то в этот миг может сидеть на унитазе. Гм. А если через дорогу дом? Там ведь тоже сейчас за стеной кто-то может в туалете сидеть. Ну, если дом,, то это ничего, это не считается. Почему? Потому! Нельзя есть помидоры. Почему? Они красные, а красный цвет - табу, "западло" - это цвет посадившего тебя государства, врагов-ментов, волков позорных. Красные трусы - нельзя, и т. п. А кровь красная?.. Ну, тут ничего не поделаешь. С земли ничего поднимать нельзя, особенно с плаца. Западло. Зачушишься. Вот поднимешь зимой с плаца упавшую с головы свою шапку - и через это можешь "зачушиться", оказаться опущенным. Почему?! Могут пробормотать, что нельзя кланяться, работать на земле и проч. ерунда. То есть люди сами усложняют себе жизнь. Зачем? Такой ритуал соблюдать любой шибздик может, силы и ума не надо. Наука социопсихология в ответ бормочет невнятно, не в курсе дела. Дорогие мои! Да именно в этом усложнении себе жизни собака и зарыта. Зек не может костюмчиков накупить, музычку послушать, модной машиной похвастаться, ни такси, ни метро он не пользуется, и социум, в котором он существует годами долгими, прост и примитивен до ужаса: ну, пахан, блатные, мужики, опущенные, феня, кум, татуировки, и изо дня в день, из года в год одно и тоже. И он придумывает и создает себе более сложную жизнь, условности в нее вводит и значение им придает. И через то жизнь его делается пол нее и интереснее, разнообразнее, забот у него больше, поводов для переживаний больше, - короче, его центральная нервная система получает больше ощущений, для этого она поводы к ощущениям и придумала. Только и всего. Неясно еще? Вот две дамы на пляжу. Одна в купальных мини-трусиках топлесс: меж ягодиц у нее ленточка, на лобке у нее треугольник уже ладони, мужики на нее глаза пялят вожделеюще, но - приличия соблюдены: так ходить на пляже сейчас принято. Кое-где. В Европе. А вторая дама в прекрасном кружевном белье, и панталоны у нее с оборочками, и бюстгальтер с цветочками, и прелести ее прикрыты гораздо основательнее при этом, чем у первой. Но выглядит она, по всеобщему мнению, неприлично, неподобающе. В таком белье перед любовником раздеваются, а не на пляж ходят. Первая обнаженная, а вторая - раздетая, разницу улавливаете? Назначение иное, ассоциации возникают немного разные. А пусть-ка они обе на дипломатическом приеме снимут только юбки, а все остальное останется - оживления-то сколько будет! Потому что нарушение условностей вызывает сильную эмоциональную реакцию прочих граждан, эти условности соблюдающих. Это нарушение уже - вызов, вольность, шокинг, хамство, неприличие, оскорбление. Если ты на пляже в плавках, еле прикрывающих гениталии - это нормально. А в длинных кальсонах с пуговицами - идиот и посмешище. А вы говорите об отсталости дикарей с их табу. Но. Но. Масса условностей и запретов напрягают человеческую жизнь массой мелких смыслов и дают массу поводов для забот и переживаний. Общая сумма ощущений при этом увеличивается. Надо соблюдать, и стараться, чтоб у тебя в этом смысле было все в порядке, как надо, как принято, как у всех, тогда ты чувствуешь себя уверенно, ты не хуже других, а иначе - ты не такой, как все, тебя не уважают, тебе дискомфортно. Ритуал и табу обогащают твою жизнь дополнительными представлениями и ощущениями. Это первое. А второе: что значит усложнение жизни? Это значит, что она более структурирована, более упорядочена, дальше от хаоса, чем при беспорядочном и вседозволенном смешении всего и вся. Это та организация, которая противоположна энтропии. Избыточная энергетика человека и есть истинная причина ритуала и табу. Эта энергетика выражается во всем, в том числе и в ритуально-запрещающих формах организации человеческого общежития. Чем меньше хаоса - тем больше энергии. Масса идиотских и условных предписаний на все случаи жизни - одно из воплощений избыточной энергетики человека, один из ее аспектов. Это происходит на уровне инстинкта, на уровне витальной силы, а уж смысл к этому подстегнуть можно всегда, для рефлексирующего разума это дело нехитрое. Один из сильнейших примеров - соблюдение ортодоксальными евреями всех многочисленнейших предписаний ветвистого Закона. Боже! Нельзя того и нельзя сего, надо так и надо эдак. Это же ведь надо додуматься, что в субботу можно все-таки ехать на лифте, но нельзя самому нажимать его кнопку, потому что это включение подпадает под запрет на работу в субботний день. А пешком топать - хоть на сотый этаж, сколько влезет, на это запрета нет. Это же ведь надо было додуматься, чтобы из библейского запрета "не вари козленка в молоке его матери" вывести не только запрет на бутерброд с колбасой, потому что масло молочное, а колбаса мясная, но и вообще на употребление мясного и молочного в одну трапезу, и запрет на использование под мясное и молочное одной и той же посуды, и холодильников под них надобно держать два, и если нельзя два стола - то необходимо две разные скатерти, и странно еще, что не два разных комплекта вставных челюстей. Явная бессмыслица, да? Но с каким нечеловеческим упрямством из века в век, из тысячелетия в тысячелетие соблюдают верующие евреи все свои предписания! А теперь скажите, что евреи - народ с пониженной энергетикой. Да нет, все сходятся на том, что напротив , с повышенной. А делать ортодоксальному еврею нечего, кроме как ревностно соблюдать закон и выискивать в священных книгах все новые скрытые указания к новым соблюдениям всего на свете. И вот немалая его человеческая энергия прет на дальнейшее разветвлен ие и строжайшее соблюдение ритуала (ибо, полагает иудаизм, "если все евреи хоть два шабата подряд будуг свято соблюдать все, что велел Господь", то придет Мессия и настанет счастье Израиля и Царство Божие. Что вряд ли, уже по той причине, что разные тече ния иудаизма придерживаются немного разных взглядов на соблюдение и исполнение массы мелочей). Жесточайшая и подробнейшая структуризация иудаизма - система антиэнтропийная, высокая степень порядка противостоит хаосу. Эта структуризация - суть энергия народа в одном из аспектов своего воплощения.  Чего в основном касаются ритуал и табу? Всяческое регулирование сексуальных отношений. Естественно связанные с ним степени и условия оголения тел. Степень лояльности господствующей идеологии общества. Поведение в обществе. Получается, братцы, что масса смешных, нелепых, условных вещей - связаны, однако, с базовыми ценностями существования человечества. Ух ты. То есть: Не в том дело, что ритуал и табу условны и бессмысленны, а в том, что смысл их-в самом их существовании: повышении энергетических связей человеческого сообщества на главнейших направлениях - размножение и взаимодействие в деятельности. И что же мы видим сейчас? Мощной мировой силой является исламский фундаментализм. Он энергичен, агрессивен. Фанатичная вера, жесткий религиозный ритуал, масса запретов и ограничений, резкое разделение женской и мужской функций. Воюют непримиримо, жертвуют жизнями, наглы, ни черта не боятся. Общество энергично - и структура его жестка: это аспекты одного и того же. Кем считает исламист голых белых баб на пляже, которые по обстановке не прочь трахнуться? Шлюхами. Их можно драть с презрением, но жениться на такой - Аллах избавь от дикой мысли. Европейцы считают кавказцев и арабов, которые в стриптизах и на пляжах ист екают слюной, но плюются, дикарями: отсталые взгляды, понимаешь. А кем европейцы считали голых полинезийцев - когда сами европейцы взглядов придерживались суровых, и дамская ножка, по щиколотку публично обнаженная, была пикантной вольностью? Опять же, дикарями. Оценочка малость хромает: получается, что дикарь - это не такой, как ты, только и всего. ...Собственно говоря, табу - величина негативная. Это понятно. Запрет не существует сам по себе, запрет - это противо-действие. Есть ритуал - позитивная величина, свод предписаний к действиям, и запрет - это его, так сказать, запретительная половина. Зап рет на какое-то действие - это, во-первых, подразумевает, что импульс к такому действию уже имеется, и, во-вторых, означает, что действовать надо не так, а как-то иначе. То есть: Табу свидетельствует о наличии энергии на этом участке - и регулирует, направляет эту энергию, ставя заслон в одном направлении и оставляя пространство для выхода ее в другом направлении. Это можно уподобить системе шлюзов, плотин, клапанов и т. п., аккумулирующих массу и силу воды и пускающих ее в определенном направлении, где она может совершить определенную работу - будь то мельница или гидроэлектростанция. А если убрать все перегородки? Свободно растекающаяся вода никакой работы совершать уже не будет, не сможет. Запрет (см. "Искушение") уже сам по себе рождает противодействие. Он привлекает внимание, возбуждает протест, и энергия противодействия, если не взламывает его, то ищет себе применения в другом направлении, на другом участке. Тогда можно сказать: Табуирование - это способ повышения человеческой энергии, как индивидуальной, так и в сообществе. Самая простая аналогия - это известная теория творчества и вообще многих видов и способов деятельности как сублимация энергии сексуальной при запрете или вообще невозможности реализовывать сексуальную энергию напрямую. Строго говоря, это даже не аналогия - это один из примеров основных, генеральных табу и их следствий. Возьмем еще для примера армию - в мирной и военной обстановке. Мирный армейский ритуал был изощрен везде и всегда. Сложные и поступенчатые формы отличий и наград, подробности экипировки и вооружения, формы отдачи приказа и формы изъявления подчинения и т .д.- отдание чести, соблюдение распорядка и масса разных изгилений, доводящих до изнеможения новобранцев и держащих бездельничающую армию в таком напряжении, что римские легионеры вообще рассматривали войну как отдых от всего этого кошмара. И вот армия в действии, в бою. Мгновенно и "автоматически" слетают глупые ритуальные предписания. Вся энергия устремляется в одном направлении - победить и выжить. Все, что способствует победе в бою - всячески культивируется. А чистка пуговиц, парадная м аршировка, обязательное единообразие не только обмундирования, но и заправки постелей - фронтовиками отбрасывается с глумливым пренебрежением: глупо,. ненужно, не до этого. (Отчего фанатики армейского блеска типа Вильгельма I и констатировали со вздохом: "От войны армия портится".) Фронтовик гордится своей внешней расхлябанностью, своим неуставным, но эффективным и удобным оружием, своим полным пренебрежением к ритуалу. И хороший командир так же гордится своей толпой оборванцев, которые могут привести в ужас инспектора, но в бою перегрызут глотку любому врагу. На кой же черт в мирное время ритуал? Любой приличный командир это знает прекрасно. "Чтоб поняли службу". Иначе разложившаяся в безделье и вседозволенности армия не будет пригодна к бою: духа армейского не будет, напряга энергетического не будет. Дисципл ина ритуала переходит в ту дисциплину, которая заставляет выполнять приказ - уже приказ на тяготы огромные, на бой и смерть. Могут спросить: а если замордовать армию ритуалом? Конечно, тогда тоже ничего хорошего не будет. Измученный за-долбанный солдат будет еле дышать, и место ему не в бою, а в санатории для восстановления сил. Все хорошо в меру. Не надо заставлять дурака так богу молиться, чтоб он лоб расшиб. Точно так же в тоталитарном обществе можно залудить такой всеобъемлющий ритуал на все случаи жизни- что народ будет просто задыхаться среди перегородок по клеточкам, и нормальная деятельность быстро станет невозможной. Но сейчас евроатлантическая цивилизация находится в другой стадии - грубо говоря, вседозволенности. Шо мы с этого имеем, и шо это означает? Поедем не спеша и с разбега. Когда-то пойти в театр - это было событием. Люди соответствующе одевались, и настроение было соответствующее, и буфет в антракте, и вообще праздник в храме искусства. Пойти в театр в ежедневной обычной одежде, не говоря уже о мятых штанах и старом свитере, было хамством, да одетый так человек и сам бы чувствовал свою ущемленность, неполноценность, бедность как жалкое неприличие (спец-богема и эпатажники. не в счет, они на этом и играли). И как-то постепенно это исчезло (в СССР - на рубеже начала 70-х годов). И поход в театр приобрел характер чего-то обыденного или даже рабочего - билеты недороги, ходить можно часто, все после рабочего дня, буржуев у нас нет, и т.п. Интересно, что именно в это время и происходит закат советского театра, который в конце 60-х был очень хорош, а лучшие театры были невиданно блестящи, гениальны были. Да весь театр с его условностью и держится на ритуале! С вешалки он начинается, как фабрикант канительной фабрики Станиславский справедливо заметил! Падение искусства начинается с пренебрежения к нему, и поначалу это всегда пренебрежение к мелочам. Нет, не потому, конечно, театр загнил, что зрители хуже одеваться стали. Это явления одного порядка - уравнивание всего пошло, исключительность всего происходящего стала снижаться, энергия института театра стала уменьшаться, энтропия пошла нарастать. Зал и сцена - они ведь вместе, две стороны одного явления, взаимозаряжаются и т.д. Заметим, что было это не только в СССР. К нам с опозданием на несколько лет докатилось то, что на Западе было отмечено видимой чертой 1968-го года, с ее студенческими волнениями, революцией хиппи и т. п. - мода на небрежность, неряшливость, грязность, ут рированную "демократичность" поведения и раскованность манер. Была отменена "ханжеская", "буржуазная" языковая цензура, и мат вылез в обыденную речь, на сцену, страницу, экран. Это что? Это языковая энтропия. Выматериться перестало быть экстраординарным выражением экстраординарных чувств - а так, вообще, выражение. В славном и глобальном американском английском вместо "скотина!", или "чтоб ты сдох!", или "черт тебя возьми" вошло в общем в языковую норму "я тебя ебал!". Если раньше такое брякнуть в приличном обществе, у людей глаза выпучивались и дар речи пропадал. А теперь - нет, ничего, привыкли. А что теперь можно сказать в приличном обществе, чтоб у него глаза выпучились? А нечего уже сказать!!! Вот это и называется языковая энтропия, вот это и есть снижение энергетики языка - когда ты убираешь перегородки зап ретов, и накопления и концентрации сдерживаемой энергии уже не происходит, и введением слова в обыденный оборот ты лишаешь его исключительности и взрывной силы, и если раньше ты мог выразить им сверхсильные эмоции, то теперь тебе нечем их выразить - пото му что слово, которое было для исключительных случаев, стало для обычных случаев, и сравнялось по употреблению со словами, которые раньше были гораздо более слабыми выражениями, чем табуированные. Удивительно умственное убожество сексологов и сексопсихологов, которые с научным видом поучали, что надо свободнее и без ограничений разговаривать о половых органах и половых отношениях, используя медицинскую лексику, и нечего придерживаться ханжеских табу, надо просвещать население. Надо-то надо, да ведь смотря как. Одно дело - поголовно обеспечить школьников бесплатной книгой, исчерпывающе дающей необходимые им основы всего, связанного с полом, а другое - присылать в класс сексолога, да еще мужского пола, и проводить занятие на тему дефлорации, да еще в смешанной аудитории. А что тут плохого, спросите вы? А то, что стало больше импотентов и извращенцев, с сожалением констатируют сексологи, не будучи в умственных силах провести прямую зависимость между снятием сексуальных табу и понижением сексуальной напряженности общества. А понижение напряженности - это в переводе на механический уровень означает, что стоит хуже и хочется меньше, неужели не ясно. Боже мой, да люди всегда знали: чтобы хотелось - надо, чтоб было нельзя. Еще Екатерина Великая так ввела картошку на Руси, которой раньше не знали и сажать не хотели, даже если из казны крестьянам раздавали бесплатно сажать: ну его к черту, фрукт гадкий бусурманский. Поля велели охранять солдатами, картошку давать только аристократам! А на ночь охрану снимать. По ночам крестьяне стали воровать картошку и сажать у себя. В президенты Академии психологических наук Екатерину! Если бы я был председателем Всемирного общества импотентов, я бы через ООН добился запрещения повсеместной рекламы презервативов и менструальных прокладок, которая гремит со всех каналов телевидения круглые сутки. Потому что если женщина, которую приучено рассматривать как источник менструации и вообще мокрых и пахнущих выделений из половых органов, с вежливой улыбкой и светским тоном предлагает презерватив, чтобы надеть его перед половым актом на эрегированный половой член, дабы избежать возможной инфекции, - то нормальному мужчине хочется избежать инфекции вместе с самим половым актом, а по возможности избежать и акта, и инфекции, и самой этой женщины, а лучше выпить лимонаду, или водки, или сыграть с друзьями в бильярд, или в лучшем случае попытаться заняться онанизмом, воображая сексуальные сцены с прекрасной принцессой, которая и слов-то таких не знает, а если и пользуется прокладкой, то мама-королева ее научила в нежном возрасте, что говорить на эти темы неприлично, а в обществе - просто невозможно. Но сегодня мы имеем то, что имеем. А имеем мы не только понижение рождаемости белой цивилизации, но и понижение ее сексуальной энергии. Невозможность развода при церковном браке - это бывало ужасно. Сейчас жениться вообще необязательно: живи с кем хочешь, хоть ночь хоть всю жизнь, хошь рожай, хошь не рожай, - права человека. Никакой девственности, никакой простыни на дворе после первой брачной ночи, и статьи в газетах о пользе внебрачных связей для укрепления брака. Порнография, наркомания, отмена смертной казни за убийство, гомосексуализм, пособия безработным, провозглашение отсутствия социальных, расовых и национальных перегородок и т.д.- всем явно, что маятник либерализации от положения крайних зажимов качнулся в другую крайность - узаконенной вседозволенности. (Не полной, полная невозможна. Где мера, как ее определить? Мы лишь констатируем перегиб.) И в институте брака, и буквально во всех прочих социальных институтах мы имеем сегодня резкую либерализацию - ина че это можно назвать свободой допусков, люфтом, разбалтыванием. А можно сказать так: упрощение ритуальности и резкое сокращение запретов. Комплекс табу белой цивилизации резко сократился по сравнению с тем, что было во многовековой истории и что было еще полвека назад. Это означает: упорядоченность жизни сообщества уменьшилась. Уменьшилось разделение всех поступков на можно-нельзя. Можно сказать и так: степень структуризации поведения снизилась. Что это означает уже само по себе? Это означает повышение энтропии сегодняшней белой цивилизации. Понижение энергетики. Закат, упадок, разложение, гибель. Снятие ограничителя с дроссельной заслонки двигателя ведет к его быстрому износу, падению мощности и приведению в негодность. А если насверлить дырок в стенках цилиндров, чтоб газ при сжатии мог выходить куда хочет, а то его давит сильно, он тоже имеет п раво - то степень сжатия упадет и автомобиль не поедет, а может мотор вообще работать не будет. Табу - это ограничители энергии в двигателе человечества, которые в суммарном результате и общем историческом итоге направляют человеческую энергию в созидательное русло. Сегодняшние снятия табу - отчасти причина, а отчасти следствие, а отчасти свидетельство, а отчасти аспект - взаимосвязь тут сложная, всякая бывает, одно с другим сопрягается и взаимопроникает, взаимообуславливает, - аспект упадка цивилизации. Интеллигенция и ее уход Эта частность вообще не заслуживала бы рассмотрения, но уж больно много вокруг интеллигенции сейчас разговоров - притом, что до сих пор никто не в силах оказался определить, что же это, собственно, такое. Сходятся лишь на том, Что это явление свойственно именно и только России, и что в самом конце XX века оно, похоже, кончается, Кого же мы имеем в виду под интеллигентом? Сейчас мы выделим все черты и отличия, а затем резюмируем результат. 1. Это человек со сравнительно вышесредним образованием. Образованный человек. 2. Это человек более или менее интеллектуального труда. Но этого мало. Интеллектуалы были всегда во всех странах. Русский же интеллигент отчаянно пищит о своей исключительности в мировой практике, да и интеллектуалы других стран это подтверждают. И само понятие "интеллигент" есть только в русском языке. Чем же просто интеллектуал отличается от пана интеллигента? И вообще когда и как это понятие возникло? Иногда первым интеллигентом называют Радищева, который был в жизни неплохо устроен в конце XVIII века при Екатерине, и пострадал за свое антиправительственное сочинение "Путешествие из Петербурга в Москву", где возопил о страданиях крестьянства, т. е. "простого народа", при законах проклятого царизма. Сам он, значит, "простым народом" не был. Он имел средства и не бедствовал. Но он имел совесть и сострадал. Черт возьми, почему Гай и Тиберий Гракхи, которые сострадали бедному люду и жизнь отдали за улучшение его положения, не были никогда названы интеллигентами? Разберемся и в этом. В XIX веке, когда оформилось понятие "интеллигенции", общество было устроено так: был царь, дворянство, духовенство, чиновничество, армия, промышленники, купцы, торговцы, ремесленники, увеличивающийся пролетариат, свободные крестьяне, крепостные крестьяне (до 1861 г.). Так. Еще кто? А еще были работники интеллектуального труда, количество которых стремительно росло, и значение их труда тоже росло. Это учителя, врачи, адвокаты, университетская профессура, а также растущее количество инженеров и вообще "синих воротничков", образованных служивых технарей. Плюс бухгалтеры, счетоводы, землемеры. Кто же в эти профессии шел? Обедневшее и деклассировавшее дворянство. Дети мелкого торгово-промышленного люда (дети богатых семей шли в более крупную, значительную и денежную карьеру - золотом ворочать, дома строить и т. п.). Ну, и дети представителей тех же профессий - по стопам отцов, так сказать. Теперь соотнесемся с табелью о рангах. А она примерно названа полустраницей выше. Куда шел человек, распираемый энергией и честолюбием? Шел он во врачи или учителя? Э, нет. Он мог сделать карьеру в армии, поступив в юнкерское училище или записавшись юнкером прямо в полк, прогибаться перед начальством и рваться к подвигам, первый офицерский чин давал ему личное дворянство, чин майора уже позволял передавать дворянство детям. Суворов, Аракчеев, Нахимов, Ушаков, - эти громкие и славные в русской военной истории фамилии принадлежат выходцам из разночинцев, в общем, т. е. бедных людей, имевших минимальные средства и возможности, чтоб сунуться наверх с нулевого уровня. Он мог начать с лакея или швейцара - и стать купцом, ресторатором, миллионером. Миллионер булочник Филиппов был пекарем, миллионер кондитер Ландрин был уличным лоточником. Он мог сколотить состояние торговлей, а потом, используя свои деньги, пойти по служивой лестнице, в политику, - так всегда делалось в разных странах. Итого: в эти интеллектуальные профессии, в "средний класс" (!), шли не самые жизнелюбивые и честолюбивые люди. Потому что по-настоящему энергичный человек в XIX веке (да и всегда почти) мог выскочить наверх, быть личностью крупной и делами ворочать крупными, мог реализовать свои силы в делах больших. Что мы имеем? Мы имеем "среднюю" энергетику среднего класса. Престиж класса средний, значение его среднее. В работяги-простолюдины для него идти мелко, скучно, малозначительно. В губернаторы или миллионеры он идти не может или не хочет, по тем или иным причинам - это не его уровень. А на дворе - век технического прогресса! Капитализм везде обороты набирает, образование и наука становятся производительной силой, значение интеллектуалов растет! А в России - царизм вместо демократии и вообще масса элементов феодального строя. Несоответствие! Образованный же человек - он повякать любит. Он умный, он мыслит, книжки читает, и по разным вопросам имеет свое мнение. И в этих мнениях - обязательно сколько-то "перпендикулярных", нонконформистских, самостоятельных, - он самоутверждается! А вякать не моги. Это в лондонском Гайд-парке свобода слова и газеты без цензуры, а в России цензура и дисциплина. Власть крепка и весьма всеобъемлюща. О! И русский интеллектуал автоматически становится в интеллектуально-духовную оппозицию власти. Источники его оппозиционности таковы: 1). Государственное ограничение свобод; 2). Вышесредний уровень интеллекта и образования; 3). Невозможность применить свои идеи и чаяния на практике, невозможность активно влиять на судьбы государства; 4). Сравнительно высокий материальный уровень, оставляющий время и силы для размышлений и разговоров, - потому что оплата была сравнительно приличная. Пункт 3 тут главный. И невозможность (вернее, конечно, очень большая трудность, уж кто крайне хотел - умел найти возможность) - невозможность эта была характера как объективного, устройство государства такое, так и субъективного, энергии взлома мало у не го было, у интеллигента. Что мы имеем? Мы имеем невостребованность его возможностей. Наверх ему особо не дернуться, вниз тоже особо не опуститься, не так трудно на своем среднем уровне по инерции грести тихонько. А время, а силы, а мысли есть. А как самореализовываться? Как самоутверждаться? Как быть значительным в глазах собственных и окружающих? Что делать человеку в, условно говоря, клетке? Если через власть, деньги и крупные действия он по разным причинам не может? В каком аспекте, в какой плоскости он утверждаться может? В интеллектуальной, в моральной, в духовной. А). Я понимаю все лучше вас, я знаю больше вас. Б). Я по-человечески значительнее и лучше вас, гуманнее, духовнее, я живу по морали. Вспомним: христианство возникло как религия рабов. Ты можешь меня избить, продать, лишить всех благ - но мое достоинство я нахожу в другом, мне ведома высшая истина, и сгинешь ты в грехах своих, а я возвышен Господом через свою истинную веру. Вот так русская интеллигенция объявила себя солью земли. Интеллект и образование здесь не главные, не отличительные черты, - они лишь база для духовности, для социального положения интеллигента, для скромного достойного достатка, они позволяют читать книги, грамотно выражать свои мысли, анализировать все происходящее. Посади умника в клетку и заверь, что его советы на фиг никому не нужны - кем он будет? Критиком- он будет. Он будет язвительно говорить тебе: вот я в клетке, а ведь ты все делаешь не так, надо иначе, я лучше знаю, и вообще ты дерьмо, ты наживаешь деньги на людских страданиях, заставляешь их работать сверх сил, гонишь на войну, и воюешь-то бездарно, ты же тупой жлоб, а мой друг Вася из соседней клетки - приличный и мыслящий человек. Онегин - вот первый русский интеллигент!!! Лишний он, что делать не знает! Он пока еще байбак, плэйбой, и деньги из имения есть, - а вот разорится, сносится, постареет - и, если не сопьется, книжки начнет читать, и дети его, критики наслушавшись, в разночинцы пойдут. Это, конечно, шутка, однако не совсем. Невостребуемая энергия интеллигента идет в критиканство, а вернее - в законное человеческое несогласие с имеющимся положением. Это несогласие имеет два аспекта - интеллектуальный и моральный. Он хочет быть интеллектуальным, и он хочет быть моральным. И в своих мыслях и чувствах он всемогущ! Как дивно заметил Мелихан, "человек может все, пока он ничего не делает". Как не менее дивно заметил Достоевский, "истинно умный человек вообще ничего не способен делать, ибо всегда предвидит скверную, нежелательную сторону любого своего действия, а без такой стороны никакое действие вовсе невозможно". Как заметил журнал "Крокодил", "стоит посадить обезьяну в клетку, как она воображает себя птицей". Чем больше человека распирает энергия - тем активнее он действует. Чем активнее он действует - тем больше он не в ладах с моралью, ибо мораль - идеал поведения, а идеалы в жизни всегда видоизменяются при реализации, пачкаются, опускаются и т.д. Итак, интеллигент - это мыслящий носитель моральных ценностей, утверждающий в теории и на практике примат морали во всех поступках. Дикси. Это - .определение. И пусть кто может попробует сформулировать лучше. Именно здесь зарыта собака, свинья, и куча прочих домашних животных. Интеллигент отличается от интеллектуала следующим: 1. Он не просто физик-теоретик или инженер. Он - мыслящий по жизни, как сейчас выражаются. Он всегда немножко философ, пусть доморощенный. И не абстрактный философ, он может в философии как таковой ничего вообще не понимать. Он стихийный философ-прикладн ик, он вечно соображает насчет устройства жизни, сложности и противоречивости человеческих отношений и т.д. 2. Он всегда оппозиционер, критик, более или менее. Ибо мыслящий всегда означает инакомыслящий, ему потребно иметь собственные взгляды, собственную точку зрения на все. Он участвует в переделке мира, в вечном процессе энергопреобразования - своим извечным человеческим несогласием принимать все в мире так, как оно уже устроено. Но участвует в этом не делом, к делу его не подпускают настолько, насколько силы его требуют, а словом, - это тоже аспект необходимый, важный, стадия понимания, стадия переделки мира на уровне высказанного взгляда, мысли, плана, пусть безумного, но все равно.- мир должен быть не таким, как есть сейчас, как требует человеческая сущность! 3. Он моралист, и он идеалист. Мораль его гуманна, и идеал гуманен. Он не станет строить счастливое общество, в основании которого лежит детская слезинка. Он никого не пошлет на костер - предпочтет взойти сам. Он предпочтет в идеале самоубийство любому убийству. Он первый пойдет на работу и последний - за стол, и возьмет себе меньший кусок, а больший отдаст другому. И если мораль противоречит прагматике - он всегда предпочтет прагматике мораль. Он готов проиграть в жизни в плане любых материальных ценностей - сохраняя моральные, и поэтому обычно и проигрывает прагматикам. И все, что противоречит морали, ему не нравится. И вот тут таится страшная вещь. Вот тут его ахиллесова пята, слабое место, глиняная нога колосса. Потому что интеллигент утверждает примат морали над истиной. Ему не нравится, что солдат должен быть в бою цепным волкодавом, что человечество когда-нибудь погибнет, что часто жестокость может быть побеждена еще большей жестокостью, что с сажей играть - руки замарать, и что чем больше ты хочешь в жизни совершить - тем большее зло явится оборотной стороной каждого совершенного тобой добра. Ему не нравится, что выигрывая в силе - неизбежно проигрываешь в расстоянии, фигурально выражаясь. Ему не нравится диалектика. Ему не нравится все, что не по морали, и он старается отрицать все, что не по морали, насколько он может это отрицать. В идеале он стремится быть монахом, по сути - лучше буддийским монахом. Надеюсь, это понятно, речь о векторе стремления. Поэтому он не может быть военачальником, руководителем, политиком, строго говоря, если быть последовательным, он вообще ничем не может быть, если вы вспомните того же Достоевского двумя страницами ранее. И вот этот примат морали над истиной я не приемлю. Поэтому, очевидно, я не интеллигент. Хотя в жизни, конечно, любой интеллигент идет на компромиссы, определяя для себя границы этих компромиссов - либо просто не задумываясь над ними. ...А теперь обратимся к советской интеллигенции. Уже тем, что она честно работала на это государство с его преступной политикой с преступной КПСС во главе, она соучаствовала в преступлении. Уже этим была безнравственна. Но всячески договаривалась со своим подсознанием и своей совестью: в милиции служить нехорошо, а в армии нормально. Писать доносы нехорошо, а в мерзкие лживые газеты - ну что ж, допустимо. Конечно, были диссиденты. Но уже тем, что они ели хлеб, выращенный рабским подневольным трудом государственных рабов, крепостных, колхозных крестьян,- они принимали "сучий кусок", как выражались воры в законе - кусок из рук преступной власти. Увы, нет идеала на Земле. Повторим еще раз вслед за де Картом (которого русские корректоры упрямо желают писать по традиции "Декарт" в одно слово - наследие борьбы с мировыми эксплуататорскими классами) - давайте повторим: "Давайте же честно и добросовестно мыслить - в этом и заключается высшая нравственность". Если уж вам так дорога нравственность. Повторим: невостребованность интеллектуальных и моральных сил образованной части общества, невостребованность большей части его энергии - вот что было основой советской интеллигенции. ...И вот клетки открыты и сломаны: обезьяны направо, птицы налево. И обнаружилась естественная и кошмарная вещь - что птиц мало, а обезьян много. Да и то: рассуждать легче, чем делать. И добродетельным быть несложно, если порочность свою проявить все рав но невозможно. По клеточкам сидели, братцы, вся жизнь разграфлена, как лист в тетрадке по арифметике. Воля!!! И всю свою энергию можно прикладывать куда угодно, и еще свободные места для ее приложения останутся, такое время - реформы, понимаешь. И энергия, уходившая в морализаторство и анализ окружающего, у одних ринулась в полезное русло: политика! бизнес! управление! строительство! книгоиздание! путешествовать, богатеть, все переделать, познать, перечувствовать! Таких - меньшинство. Большинство жестокой конкуренции нынешней эпохи не потянуло. Вписаться и приспособиться не смогло. Бедствует. Но и не это главное. Запреты рухнули, вот в чем кошмар. Журналисты говорят абсолютно все. Книги издаются абсолютно все. Говорить на кухнях стало не о чем... И не с кем. Все делом заняты, деньги зарабатывают, свое дело делают, всю энергию прикладывают, устают. И незачем. Ибо то, что было ясно только интеллигенции - теперь и так все из телека знают. А то, чего не знают или не понимают журналисты, интеллигент сам тоже не понимает. Это он советских газет был умнее, что несложно было при потоке бредовой лжи. А нормального журналиста он отнюдь не умнее. Был бы умнее - сам бы стал телезвездой ток-шоу. И церковь православная с христианской моралью прямо-таки на глазах пытается замещать Моральный Кодекс строителя коммунизма, от которого тошнило со всех стен. Мы вынуждены констатировать, что для русской интеллигенции сегодня исчезла база. Ум, образованность и мораль больше не являются особенностью, или принадлежностью, или прерогативой какой-то более или менее определенной или аморфной социальной прослойки. Есть интеллектуалы и неинтеллектуалы. Есть люди хорошие и честные, и есть плохие и нечестные. Жестокий профессионализм современного общества разобрал агнцев и козлищ по породам и сортам: на шерсть, на мясо, на молоко, на племя. Как невозможность дела была причиной задумываться, причиной трындежа, причиной внутреннего протеста - так возможность дела стала причиной любого действия либо бездействия с любыми оправданиями. Склоним знамена. Или плюнем через плечо. Кому как больше нравится. ГЛАВА III. Отсюда и в вечность Продолжительность жизни Часто приходится слышать или читать: "Жизнь слишком коротка", "Человек создан так, чтобы жить сто двадцать лет", "В будущем человек будет жить дольше, свой настоящий век" и прочие благоглупости. Означают они только одно: человек обычно хочет жить и не хочет умирать. Почему - "сто двадцать лет"? Почему не четыреста восемьдесят? Речь не о неких абстрактных цифрах. Речь о продлении конкретного срока. Если взять средние семьдесят лет или условно-предельные девяносто, то мечтают о прибавке семидесяти или тридцати процентов. Плюс сто процентов выглядят уже даже теоретическим пределом. Если бы люди жили в норме двадцать или двести лет, процент желаемой прибавки был бы тот же. Просто исходят из имеющегося. Что есть - то и мало. Вопрос о бессмертии рассматривать, разумеется, незачем - это из области метафор. Солнце не вечно, а человек вечен, як же. В Библии сообщено, что первые люди жили по девятьсот лет - вот, мол. Если взять поправку на поколения трепетных переписчиков, и считать срок лунными месяцами вместо солнечных лет, как и делали в древности большинство народов, то у нас получится как раз семьдесят пять лет, что и выглядит вполне соответствующим действительности. Тут еще стали пропагандировать идею, что человек умирает обычно не от старости вообще, а от конкретных болезней - кардио, онко и др. Искоренить болезни, научиться с ними бороться - и лет до девяноста пяти протянем все. Предположим, что мы искореним всех вредных микробов и станем вести до крайности здоровый и рациональный образ жизни. А стрессы? - Никогда не волноваться и не перенапрягаться. Мирно, спокойно, умеренно и регулярно. А страсти?! А всепоглощающие идеи?! А жажда свершений и приключений?! А врожденная потребность в сильных ощущениях, которые сокращаают жизнь, ох сокращают! Если бы человек как таковой мог поставить во главу угла продление