ная девушка, -- сказал Колен. -- Я бы ее очень полюбил. -- Уже полдень, -- заключил Николас. -- Не хочет ли Месье позавтракать? Могу предложить толченый бычий хвост и чашу благовонного пунша с гренками, намазанными анчоусным маслом. -- Николас, почему Шик отказывается обедать у меня с вашей племянницей до тех пор, пока я не приглашу другую девушку? -- Месье простит меня, -- сказал Николас, -- но я бы поступил точно так же. Месье, вне всякого сомнения, -- весьма красивый молодой человек. -- Николас, -- сказал Колен, -- если сегодня вечером я всерьез не влюблюсь, я... я начну собирать произведения герцогини де Бонвуар, чтобы подшутить над моим другом Шиком. X -- Я хотел бы влюбиться, -- сказал Колен. -- Ты хотел бы влюбиться. Он хотел бы того же (быть влюбленным). Мы, вы, хотим, хотите. В равной степени и они хотели бы влюбиться... Он завязывал галстук перед зеркалом в ванной комнате. -- Мне осталось надеть куртку, и пальто, и шейный платок, и правую перчатку, и левую перчатку, И никаких шляп, а то я растреплю волосы. Что ты там делаешь? -- обратился он к серой мышке с черными усами, которой, конечно же, было не место в зубном стакане, о край которого она с равнодушным видом облокотилась. -- Предположим, -- сказал он мыши, садясь на край ванны (прямоугольник из желтой эмали), чтобы быть к ней поближе, -- я встречу у фон Тызюмов моего старого друга Типа... Мышь не возражала. -- Предположим, -- почему бы, собственно, и нет, -- что у него есть кузина. И одета она будет в белый свитер, в желтую юбку, а звать ее будут Ал... Онезимой... Мышь скрестила лапки, казалось, она удивлена. -- Имя не из красивых, -- сказал Колен. -- Но ведь ты -- мышь, и у тебя отменные усы. Итак? Он поднялся. -- Уже три часа. Видишь, ты заставляешь меня терять время. Шик и... Шик, конечно же, будет там очень рано. Он послюнил палец и поднял его над головой. И тут же отдернул. Палец обожгло, как огнем. -- Воздух пропитан любовью, -- заключил он. -- И какой пылкой! -- Я встаю, ты встаешь, он встает, мы, вы, они, встаем, встаете, встают. Ты хочешь вылезти из стакана? Мышь доказала, что ни в чьей помощи не нуждается, она вылезла сама и принялась выгрызать себе из куска мыла леденец на палочке. -- Не сори, -- сказал Колен. -- Какая ты все-таки лакомка!.. Он вышел, отправился к себе в комнату и надел куртку. -- Николас, должно быть, ушел... Наверное, он знаком с необыкновенными девушками... Говорят, что девушки из Отея поступают к философам горничными на все руки... Он притворил за собой дверь комнаты. -- Подкладка на левом рукаве чуть-чуть порвалась... А у меня дольше нет скотча... Ничего не поделаешь, придется гвоздем. Дверь квартиры хлопнула за ним, будто голая рука шлепнула по голому заду... Он невольно содрогнулся... -- Буду думать о чем-нибудь другом... Предположим, что я расквашу себе на лестнице рожу... Светло-сиреневый ковер на лестнице был вытерт лишь на каждой третьей ступени: дело в том, что Колен всегда спускался дактилем. Он зацепился ногой за одну из никелированных штанг и вмазался в перила. -- Этак приучишься нести белиберду. Здорово получилось. Я, ты глупы, он глуп!!! У него болела спина. В самом низу он понял почему и вытащил из-под воротника пальто целую штану... Дверь подъезда захлопнулась за ним, будто поцеловала чье-то голое плечо... -- Что интересного на этой улице? На переднем плане два землекопа играли в классики. Живот того, что потолще, подпрыгивал в противофазе к прыжкам своего хозяина. Биткой им служило написанное в красных тонах распятие, от которого отодрали крест. Колен прошел мимо. Справа, слева возвышались красивые строения из самана с окнами, падающими как нож гильотины. Из одного окна высунулась женщина. Колен послал ей воздушный поцелуй, а она вытряхнула ему на голову лежавший у кровати коврик из черного моветона с серебром -- ее муж очень этот коврик не любил. Жесткий облик больших зданий оживлялся магазинами. Внимание Колена привлекла витрина с товарами для факиров. Он заметил, что цены на винегрет из стекла и на гвозди для набивки мягкой мебели с прошлой недели сильно пошли в гору. Он встретил собаку и еще двоих. Холод разогнал всех по домам. Вырваться из его хватки удавалось, лишь разодрав в клочья примерзшую к стенам одежду, что неминуемо вело к смерти от ангины. Полицейский на перекрестке закутал голову в пелерину. Он походил на большой черный зонтик. Официанты из кафе, чтобы согреться, бегали вокруг него. Двое влюбленных целовались в парадной. -- Я не хочу их видеть... Я не, я не хочу их видеть... Зачем они ко мне пристают... Колен пересек улицу. Двое влюбленных целовались в парадной. Он закрыл глаза и бросился бежать... Очень скоро пришлось их открыть, так как под веками обнаружилась уйма девушек и он сбился из-за этого с дороги. Одна из них оказалась перед ним. Она шла в ту же сторону. Были видны ее белые ножки в сапожках из белого барашка, манто из истертой кожи головореза и подходящая к ансамблю шляпка. И рыжие волосы под шляпкой. Пальто плясало вокруг ее тела, из-за него казалось, что у нее широкие плечи. -- Я хочу ее обогнать. Я хочу видеть ее лицо... -- Колен обогнал ее и заплакал: ей было самое меньшее пятьдесят девять лет. Он сел на край тротуара и поплакал еще немного. Это его утешило, а слезы замерзали с легким потрескиванием и разбивались о гладкий гранит тротуара. Минут через пять он обнаружил, что находится напротив дома Изиды фон Тызюм. Две молоденькие девушки прошли мимо него и проникли в вестибюль здания. Сердце его раздалось во все стороны, полегчало, подняло его с земли, и он вошел вслед за ними. XI Уже снизу было слышно, как галдят собравшиеся у родителей Изиды гости. Лестница, которая трижды оборачивалась вокруг себя, усиливала в своей клетке все звуки, как лопатки в цилиндрическом резонаторе виброфона. Колен поднимался, уткнувшись носом в каблуки двух девушек. Красивенькие пяточки из белого нейлона, высокие туфельки из тонкой кожи и нежные лодыжки. А дальше -- швы чулок, слегка сморщенные, как длинные гусеницы, и симпатичные подколенные впадинки. Колен остановился и потерял на этом две ступеньки. Отправился дальше. Теперь он видел верхнюю часть чулок левой девушки: двойную толщину кружевных петель и затененную белизну бедра. Юбка второй, в складную складку, не доставляла такого же увеселения, но под бобровой шубкой ее округлости перекатывались более равномерно, образуя едва заметные, попеременно исчезающие складочки. Из приличия Колен принялся разглядывать ноги и увидел, что они остановились на третьем этаже. Горничная открыла двум девушкам дверь, и он устремился за ними следом. -- Здравствуйте, Колен, -- сказала Изида. -- Как поживаете? Он привлек ее к себе и поцеловал где-то рядом с волосами. Она чудесно пахла. -- Но это не мой день рождения! -- запротестовала Изида. -- Это день рождения Дюпона!.. -- А где Дюпон? Я хочу его поздравить!.. -- Это возмутительно, -- сказала Изида. -- Сегодня утром его повели к стригалю, хотели, чтобы он был красивым. Заставили его искупаться -- и все: в два часа сюда заявились два его дружка с каким-то омерзительным старым мешком с костями и увели его. Представляю, в каком безобразном состоянии он вернется!.. -- В конце концов, это его день рождения, -- заметил Колен. Сквозь проем двойной двери он видел молодых людей и девушек. Дюжина танцевала. Большинство же, стоя рядом друг с другом, разбилось на однополые пары и, заложив руки за спину, с отнюдь не убежденным видом обменивалось отнюдь не убедительными впечатлениями. -- Снимайте пальто, -- сказала Изида. -- Идемте, я отведу вас в мужскую раздевалку. Он пошел следом за ней, навстречу им попались все те же две девушки, которые под щелканье затворов сумочек и пудрениц возвращались из комнаты Изиды, преображенной в женскую раздевалку. На потолке висели позаимствованные у мясника железные крюки. Чтобы украсить помещение, Изида прихватила еще и две свежеосвежеванные бараньи головы, которые улыбались с крайних крюков. Мужская раздевалка, разместившаяся в кабинете отца Изиды, получилась путем выбрасывания оттуда всей мебели вышеупомянутого. Забавляясь, все швыряли одежду прямо на пол и спешили прочь. Колен не поддался и задержался перед зеркалом. -- Пошли, пошли, -- сердилась Изида, -- Я представлю вас прелестным девушкам. Он притянул ее к себе за запястья. -- Какое очаровательное платье, -- сказал он. Это было маленькое, совсем простое платьице из шерсти цвета зеленого миндаля с большими позолоченными керамическими пуговицами и с решеткой кованого железа, образовывавшей на спине кокетку. -- Вам нравится? -- спросила Изида. -- Необычайно очаровательное, -- сказал Колен. -- А если просунуть руку, никто не укусит? -- Не очень-то на это надейтесь, -- сказала Изида. Она высвободилась, схватила Колена за руку и потащила его к центру потоотделения. Они оттолкнули двух вновь прибывших представителей острого пола, проскользнули по повороту коридора и, пройдя через дверь столовой, влились в центральное ядро. -- Надо же!.. -- сказал Колен. -- Ализа и Шик уже здесь. -- Да, -- сказала Изида, -- я вас представлю... Среднее арифметическое девушек вполне заслуживало представления. Одна из них была в платье из шерсти цвета зеленого миндаля с большими позолоченными керамическими пуговицами и с кокеткой необычной формы на спине. -- Непременно представьте меня вот этой, -- сказал Колен. Чтобы немного привести Колена в чувство, Изида слегка его встряхнула. -- Образумьтесь же наконец... Он выслеживал уже другую и тянул свою поводыршу за руку. -- Это Колен, -- сказала Изида. -- Колен, познакомьтесь, это Хлоя. Колен сглотнул слюну. Ему показалось, что весь рот забит ошметками сгоревших пирожков. -- Добрый день! -- сказала Хлоя... -- Добр... Это вас аранжировал Дюк Эллингтон? -- спросил Колен... И бросился наутек, потому что был убежден, что сморозил глупость. Шик поймал его за полу куртки. -- Куда это ты так мчишься? Неужели уже уходишь? Посмотри!.. Он вытащил из кармана маленькую книжечку, переплетенную в красный сафьян. -- Оригинал "Парадокса блева" Партра... -- Ты все-таки его нашел? -- спросил Колен. Но тут он вспомнил, что убегал, и побежал дальше. Дорогу ему загородила Ализа. -- Неужели вы уйдете отсюда, не станцевав со мной даже одного малюсенького танца? -- сказала она. -- Извините, -- сказал Колен, -- но я только что сморозил глупость, и мне стыдно здесь оставаться. -- Однако, когда на вас так смотрят, вы не можете отказать... -- Ализа... -- заныл, обнимая ее. Колен и стал тереться щекой о ее волосы. -- Что, старина Колен? -- Черт... Черт... и дьявол!.. Холера дьяволу в зад. Вы видите вон ту девушку?.. -- Хлою? -- Вы ее знаете?.. -- спросил Колен. -- Я сказал ей глупость и именно поэтому решил уйти. Он умолчал, что в грудной клетке у него зазвучало нечто вроде немецкого военного марша -- за ударами барабана точнее было не разобрать. -- Не правда ли, она прелестна? -- спросила Ализа. У Хлои были алые губы, темные волосы, счастливый вид, и ее платье было здесь ни при чем. -- Я не осмелюсь! -- сказал Колен. А затем он выпустил Ализу и побежал приглашать Хлою. Она взглянула на него. Она засмеялась и положила правую руку на его плечо. Он ощутил у себя на шее ее прохладные пальцы. Посредством сокращения правого бицепса, сигнал к которому поступил из мозга по очень разумно выбранной паре нейронов, он свел до минимума отстранение их тел. Хлоя опять посмотрела на него. У нее были голубые глаза. Она тряхнула головой, чтобы откинуть назад свои блестящие вьющиеся волосы, и решительно прижалась виском к щеке Колена. Вокруг разлилась изобильная тишина, и большая часть остального мира как сквозь землю провалилась. Но, как и следовало ожидать, пластинка остановилась. Только тогда Колен вновь вернулся на землю и заметил, что потолок был с многочисленными просветами, сквозь которые за происходящим наблюдали жильцы верхнего этажа, что густая бахрома водяных ирисов покрывала низ стен, что разнообразно раскрашенный газ выбивался из пробитых там и сям отверстий и что его приятельница Изида стояла перед ним и протягивала ему птифуры на герцинских складках блюда. -- Спасибо, Изида, -- сказала Хлоя, тряхнув локонами. -- Спасибо, Изида, -- сказал Колен, беря миниатюрный эклер сложной разветвленной структуры. -- Вы не правы, -- сказал он Хлое. -- Они очень вкусные. И тут же закашлялся, потому что, к несчастью, наткнулся на скрытую в пирожном ежовую иголку. Хлоя засмеялась, стали видны ее красивые зубы. -- Что случилось? Ему пришлось покинуть ее и отойти в сторонку, чтобы покашлять в свое удовольствие; потом наконец все пришло в порядок. Хлоя подошла с двумя бокалами. -- Выпейте, -- сказала она, -- вам поможет. -- Спасибо, -- сказал Колен. -- Это шампанское? -- Это смесь. Он сделал большой глоток и поперхнулся. Хлоя не могла удержаться и засмеялась. Подошли Шик и Ализа. -- Что случилось? -- спросил Шик. -- Он не умеет пить! -- сказала Хлоя. Ализа ласково похлопала Колена по спине, раздалось нечто вроде звука балийского гонга. Все сразу же перестали танцевать и пошли к столу. -- Ну вот, -- сказал Шик. -- Все спокойно. Не поставить ли хорошую пластинку? Он подмигнул Колену. -- Не потанцевать ли немного косячок? -- предложила Ализа. Шик в поисках фуража копался в груде пластинок рядом с проигрывателем. -- Потанцуй со мной, Шик, -- сказала Ализа. -- Сейчас, -- сказал Шик, -- я ставлю пластинку. Это были буги-вуги. Хлоя ждала. -- Вы же не будете танцевать под это косячок? -- спросил ужаснувшийся Колен. -- Почему бы и нет?.. -- спросил Шик. -- Не смотрите туда, -- сказал Колен Хлое. Он слегка наклонил голову и поцеловал ее между ухом и плечом. Она вздрогнула, но не отстранилась. И Колен тоже не отвел свои губы. Между тем Ализа и Шик предавались демонстрации замечательного косячка в негритянском стиле. Пластинка кончилась очень быстро. Ализа отошла поискать что-либо еще. Шик повалился на диван. Колен и Хлоя очутились перед ним. Он подцепил их за лодыжки и повалил рядом с собой. -- Ну-с, мои овечки, -- сказал он, -- дело продвигается? Колен уселся, и Хлоя удобно расположилась рядом с ним. -- Она мила, эта малышка, а? -- сказал Шик. Хлоя улыбнулась. Колен ничего не сказал, но обвил рукой шею Хлои и принялся небрежно играть верхней пуговицей ее платья, которое застегивалось спереди. Вернулась Ализа. -- Подвинься, Шик, я хочу сесть между тобой и Коленом. Она удачно выбрала пластинку. Это была "Хлоя" в аранжировке Дюка Эллингтона. Колен покусывал волосы Хлои рядом с ухом. Он пробормотал: -- Это именно вы. И прежде чем Хлоя успела ответить, все остальные вернулись танцевать, все же сообразив наконец, что отнюдь не время сидеть за столом. -- Ох, -- сказала Хлоя, -- какая жалость!.. XII -- Ты встретишься с ней еще? -- спросил Шик. Они восседали за столом перед последним творением Николаса -- фаршированной орехами тыквой. -- Не знаю, -- сказал Колен. -- Не знаю, что делать. Понимаешь, это очень воспитанная девушка. В последний раз у Изиды она выпила много шампанского... -- Ей это идет, -- сказал Шик. -- Она прелестна. Ну-ка, перестань дуться!.. Подумай только, сегодня я нашел издание "Пролегоменов к выбору перед тошнотой" Партра на туалетной бумаге без зубчиков... -- Но откуда у тебя на все это деньги? -- спросил Колен. Шик покраснел. -- Оно стоило мне очень дорого, но мне без этого не обойтись, -- сказал он. -- Мне необходим Партр. Я -- коллекционер. Мне нужно все, что он произвел. -- Но он без остановки производит все новое и новое, -- сказал Колен. -- Он публикует по меньшей мере пять статей в неделю... -- Я отлично это знаю, -- сказал Шик... Колен подбавил ему тыквы. -- Как же мне еще раз увидеть Хлою? -- сказал он. Шик посмотрел на него и улыбнулся. -- Ну конечно, -- сказал он. -- А я тебе надоедаю своими историями о Жан-Соле Партре. Мне бы очень хотелось тебе помочь... Что ты хочешь, чтобы я сделал?.. -- Ужасно, -- сказал Колен. -- Я одновременно и отчаявшийся, и ужасно счастливый. Очень приятно хотеть чего-либо до такой степени. Мне хотелось бы, -- продолжал он, -- лежать в слегка выжженной траве, и чтобы вокруг была сухая земля, и солнце, знаешь ли, и трава, желтая, как солома, и ломкая, с уймой всякой копошащейся в ней мелюзги, и еще сухой мох. Лежать на животе и смотреть. И еще, чтобы была каменная ограда, и кривые, корявые деревья, и маленькие листочки. Это было бы замечательно. -- И Хлоя? -- сказал Шик. -- И Хлоя, естественно, -- сказал Колен. -- Хлоя в идее. На несколько мгновений они замолчали. Этим воспользовался графин, он издал хрустальный, многократно отразившийся от стен звук. -- Налей сотерна, -- сказал Колен. -- Ага, -- сказал Шик. -- Спасибо. Николас внес следующее блюдо -- ломтики ананаса в апельсиновом ликере. -- Благодарю, Николас, -- сказал Колен. -- На ваш взгляд, что нужно сделать, чтобы еще раз увидеть девушку, в которую влюблен? -- Ей-Богу, Месье, -- сказал Николас, -- вам наверняка может представиться случай... Я должен признаться, Месье, что со мной такого никогда не случалось. -- Естественно, -- сказал Шик. -- Вы сложены как Джонни Вейсмюллер. Но другие-то нет! -- Я благодарю Месье за эту оценку, она тронула меня до глубины души, -- сказал Николас. -- Я советую Месье, -- продолжал он, обращаясь к Колену, -- всячески постараться получить посредством той персоны, у которой Месье встретил персону, присутствия которой, по-видимому, недостает Месье, некоторую информацию о привычках последней и о местах, где она обычно бывает. -- Несмотря на всю сложность ваших оборотов, -- сказал Колен, -- я думаю, Николас, что и впрямь имеется такая возможность. Но знаете, когда влюбляешься, становишься идиотом. И потому я не сказал Шику, что уже давно обдумываю этот способ. Николас отправился обратно на кухню. -- Неоценимый парень, -- сказал Колен. -- Да, -- сказал Шик, -- он действительно умеет готовить. Они выпили еще сотерна. Вернулся Николас, он нес огромный сладкий пирог. -- Дополнительный десерт, -- сказал он. Колен взялся за нож, но в последний момент замер, так и не надрезав ровную поверхность. -- Он слишком красив, -- сказал он. -- Подождем немного. -- Ожидание, -- сказал Шик, -- это прелюдия в минорном ладу. -- Почему ты так сказал? -- спросил Колен. Он взял бокал Шика и наполнил его золотистым вином, тяжелым и подвижным, как густой эфир. -- Не знаю, -- сказал Шик. -- Просто внезапная мысль. -- Попробуй! -- сказал Колен. И они осушили свои бокалы. -- Необыкновенно! -- сказал Шик, глаза которого засветились красноватым мерцающим огнем. Колен держался за грудь. -- Даже лучше, -- сказал он. -- Это не похоже ни на что известное. -- Ну и что, -- сказал Шик. -- Ты тоже не похож ни на что известное. -- Уверен, -- сказал Колен, -- что, если выпить достаточно, Хлоя сразу же появится. -- Бездоказательно! -- сказал Шик. -- Ты меня провоцируешь! -- сказал Колен, протягивая бокал. Шик наполнил бокалы. -- Подожди! -- сказал Колен. Он потушил люстру и маленькую лампу, освещавшую стол. Теперь только в углу мерцал зеленый огонек шотландской иконы, перед которой Колен обычно медитировал. -- О! -- пробормотал Шик. В хрустале вино мерцало переменчивым фосфоресцентным блеском, эманацией мириадов светящихся всеми цветами точек. -- Пей! -- сказал Колен. Они выпили. Отблеск остался у них на губах. Колен зажег свет, казалось, он колеблется, стоит ли стоять. -- Один раз не в счет, -- сказал он. -- Я думаю, бутылку нужно кончить. -- Может, разрежем пирог? -- сказал Шик. Колен схватил серебряный нож и прочертил спираль на ровной белизне пирога. Вдруг он остановился и с удивлением уставился на свое творение. -- Испробую-ка я кое-что, -- сказал он. Из стоящего на столе букета он выхватил лист остролиста, а другой рукой поднял пирог. Бистро вращая его на кончике пальца, он опустил одно из остриев остролиста на спираль. -- Слушай!.. -- сказал он. Шик прислушался. Это была "Хлоя" в аранжировке Дюка Эллингтона. Шик посмотрел на Колена. Тот был очень бледен. Шик взял у него из рук нож и недрогнувшей рукой вонзил его в пирог. Он рассек его надвое, и в пироге оказалась новая статья Партра для Шика и свидание с Хлоей для Колена. XIII Колен стоял на углу площади и ждал Хлою. Площадь была круглая, на ней имелись церковь, голуби, сквер, скамейки, на переднем плане автомобили и автобусы на щебенке. Солнце тоже ждало Хлою, но оно могло развлекаться, отбрасывая тени, заставляя прорастать через равные промежутки времени семена дикой фасоли, толкая ставни и вгоняя в краску стыда зажженный из-за безалаберности верховного электрика уличный фонарь. Колен теребил край перчатки и готовил первую фразу. Чем дальше, тем быстрее и быстрее видоизменялась эта злополучная фраза. Он не знал, что делать с Хлоей. Может быть, увести ее в чайный салон, но там обычно такая жуткая атмосфера, да еще эти прожорливые сорокалетние дамы, поедающие, оттопырив мизинец, по семь пирожных с кремом, просто противно. Он признавал лишь мужское обжорство, которое расцветало, не умаляя природного достоинства мужчин. Не в кино -- она не согласится. Не на депутатодром -- там ей не понравится. Не на телячьи бега -- она испугается. Не в больницу Сен-Луи -- это запрещено. Не в Лувр -- там позади ассирийских херувимов скрываются сатиры. Не на вокзал Сен-Лазар -- там только и есть что тележки и ни единого поезда. -- Добрый день!.. Хлоя подошла сзади. Он быстро стащил перчатку, запутался внутри, влепил себе в нос затрещину, сделал "Уй!.." и пожал Хлое руку. Она смеялась. -- У вас смущенный вид!.. Манто из пышного меха под цвет волос, меховая же шапочка, короткие сапожки с меховыми отворотами. Она взяла Колена под руку. -- Почему вы не предлагаете мне руку? Сегодня вы нерасторопны!.. -- В прошлый раз все шло само собой, -- признался Колен. Хлоя опять засмеялась, а затем взглянула на него и засмеялась еще сильнее. -- Вы смеетесь надо мной, -- жалобно сказал Колен. -- Будьте милосердны. -- Вы рады меня видеть? -- спросила Хлоя. -- Да!.. -- сказал Колен. Они шли по первому попавшемуся тротуару, сверху спустилось маленькое розовое облачко и приблизилось к ним. -- Я подойду! -- предложило оно. -- Валяй! -- сказал Колен. И облачко обволокло их. Внутри было жарко и пахло сахаром и корицей. -- Нас больше не видно! -- сказал Колен... -- Но мы... нам их видно!.. -- Оно немножко прозрачное, -- сказала Хлоя. -- Не доверяйте ему. -- Ну и Бог с ним, все равно так лучше, -- сказал Колен. -- Что вы хотите делать? -- Просто прогуляться... Вы не заскучаете? -- Ну так расскажите мне что-нибудь... -- Я ничего особенного не знаю, -- сказала Хлоя. -- Можно разглядывать витрины. Посмотрите на эту. Как интересно. В витрине на пружинном матрасе покоилась красивая женщина. Какой-то аппарат чистил снизу вверх ее обнаженные груди длинными шелковистыми щетками из тонкого белого ворса. Табличка гласила: "Сберечь вашу обувь поможет Антипод Преподобного Шарля". -- Здравая мысль, -- сказала Хлоя. -- В этом нет никакого смысла! -- сказал Колен. -- Гораздо приятнее делать это рукой. Хлоя покраснела. -- Не говорите таких вещей. Я не люблю молодых людей, которые говорят девушкам гадости. -- Я в отчаянии... -- сказал Колен, -- я не хотел... У него был настолько огорченный вид, что она улыбнулась и, чтобы показать, что не сердится, слегка его встряхнула. В следующей витрине толстый мужчина в фартуке мясника резал маленьких детей. Витрина пропагандировала Общественную Благотворительность. -- Вот куда идут деньги, -- сказал Колен. -- Вычищать все это каждый вечер влетает им, должно быть, в копеечку? -- Они ненастоящие! -- сказала испуганная Хлоя. -- Разве можно знать наверняка? -- сказал Колен. -- Они им там, в Общественной Благотворительности, ничего не стоят... -- Мне это не нравится, -- сказала Хлоя. -- Раньше не было подобных рекламных витрин. Разве это прогресс? -- Какая разница, -- сказал Колен. -- Все равно весь этот идиотизм действует только на того, кто в него уже верит. -- А что здесь? -- поинтересовалась Хлоя. В витрине находился водруженный на орезиненные колеса живот, очень круглый и поэтому гладкий. Вывеска утверждала: "И на вашем тоже не будет ни одной складки -- прогладьте его Электрическим утюгом". -- Но я же его отлично знаю! -- сказал Колен. -- Это живот Сержа, моего старого повара!.. Что он здесь делает? -- Ничего, -- сказала Хлоя. -- Вы же не будете его за это порицать? Да и к тому же он слишком толст... -- Все потому, что он умел готовить! -- Уйдем отсюда, -- сказала Хлоя. -- Я не хочу больше смотреть на витрины. Они мне неприятны. -- А что будем делать? -- сказал Колен. -- Пойдет попьем где-нибудь чая? -- О!.. Сейчас не время...да я и не очень это люблю. Колен вздохнул с облегчением, и его подтяжки затрещали. -- Что это за треск? -- Я наступил на сухую ветку, -- покраснев, объяснил Колен. -- Может, пойдем прогуляться в Лес? -- сказало Хлоя. Колен посмотрел на нее с восхищением. -- Замечательная идея. Там никого не будет. Хлоя покраснела. -- Совсем не поэтому. К тому же, -- добавила она в отместку, -- мы будем ходить только по центральным аллеям, чтобы не промочить ноги. Он слегка прижал к себе локоть, который ощущал под рукой. -- Пойдем через подземный переход, -- сказал он. Вдоль перехода с обеих сторон тянулись шеренги просторных вольер, в которых Городские Аранжировщики устроили склад запасных голубей для Скверов и Памятников. Кроме того, там помещались Питомники воробьев и чирикали птенцы их питомцев. Люди туда спускались редко, так как крылья всех этих птиц служили источником ужасных вихрей и сквозняков, в которых парили мельчайшие перышки, белые, голубые и голубиные. -- Они что, так без передышки и трепыхаются? -- сказала Хлоя, придерживая шляпку, чтобы та не упорхнула. -- Нет, они подменяют друг друга, -- сказал Колен. Он боролся с полами своего пальто. -- Надо поскорее пройти мимо голубей. Воробьи подымают меньше ветра, -- сказала Хлоя, прижимаясь к Колену. Они заторопились и вышли из опасной зоны. Маленькое облачко не последовало за ними. Оно избрало кратчайший путь и уже ожидало их на другом конце перехода. XIV Скамейка казалась слегка влажной и темно-зеленой. Как бы там ни было, по этой аллее ходили редко, и им было неплохо. -- Вы не замерзли? -- спросил Колен. -- Нет, в этом облачке, -- сказала Хлоя. -- Но... мне все равно хотелось бы прижаться... -- О!.. -- сказал Колен и покраснел. У него возникло странное ощущение. Он обнял Хлою за талию. Ее шляпка сбилась на сторону и совсем рядом с его губами оказалась прядь блестящих волос. -- Мне нравится быть с вами, -- сказал он. Хлоя ничего не сказала. Она задышала чуть быстрее и едва уловимо прижалась к нему. Колен говорил ей почти в самое ухо. -- Вам не скучно? -- спросил он. Она качнула головой, и благодаря этому движению Колен смог еще придвинуться к ней. -- Я... -- сказал он ей в самое ухо, и в этот момент, как бы по ошибке, она повернула голову, и Колен поцеловал ее в губы. Это длилось не очень долго, но в следующий раз у них получилось уже значительно лучше. Затем он зарылся лицом Хлое в волосы, и они так и остались сидеть, не произнося ни слова. XV -- Очень мило, что вы пришли, -- сказал Колен. -- Правда, кроме вас, девушек не будет... -- Ничего, -- сказала Ализа. -- Шик не против. Шик кивнул. Но, по правде говоря, голос Ализы звучал не очень-то весело. -- Хлои нет в Париже, -- сказал Колен. -- Она на три недели уехала с предками на юг. -- А! -- сказал Шик. -- Ты, наверное, очень несчастен. -- Я никогда не был более счастлив! -- сказал Колен. -- Я хочу сообщить вам о нашей помолвке... -- Поздравляю. -- сказал Шик. Он старался не смотреть на Ализу. -- Что там у вас? -- сказал Колен. -- Похоже, не все ладно? -- Все в порядке, -- сказала Ализа. -- Просто Шик -- глупец. -- Да нет, -- сказал Шик. -- Не слушай ее. Колен... Все в порядке. -- Вы говорите одно и то же, и в то же время вы не согласны, -- сказал Колен, -- следовательно, кто-то из вас лжет, а может быть, и оба сразу. Пошли, пора обедать. Они перебрались в столовую. -- Садитесь, Ализа, -- сказал Колен. -- Сядьте рядом, расскажите, в чем дело. -- Шик -- глупец, -- сказала Ализа. -- Он говорит, что не хочет, чтобы я жила с ним, поскольку у него нет средств обеспечить мне сносную жизнь, а не жениться на мне ему стыдно. -- Я подлец, -- сказал Шик. -- Не знаю, что вам и сказать, -- сказал Колен. Он был столь счастлив, что все это просто терзало его. -- Дело не только в деньгах, -- сказал Шик. -- Дело в том, что родители Ализы никогда не согласятся на нашу женитьбу и будут правы. Подобная история есть в одной из книг Партра. -- Замечательная книга, -- сказала Ализа. -- Вы не читали ее. Колен? -- Вот такие вы и есть, -- сказал Колен. -- Уверен, все ваши деньги только на это и уходят. Шик и Ализа повесили носы. -- Это я виноват, -- сказал Шик. -- Ализа больше ничего не тратит на Партра. Она почти им не занимается, с тех пор как живет со мной. В его голосе звучала укоризна. -- Я люблю тебя больше, чем Партра, -- сказала Ализа. Она почти плакала. -- Ты очень славная, -- сказал Шик. -- Я тебя недостоин. Но это мой порок -- коллекционировать Партра, а, к несчастью, инженер не может позволить себе иметь все сразу. -- Я так расстроен, -- сказал Колен. -- Мне хотелось бы, чтобы у вас все шло хорошо. Может, вы развернете свои салфетки? Под салфеткой Шика оказался экземпляр "Блева" в полукоже вонючки, а под салфеткой Ализы -- большое золотое кольцо тошнотной формы. -- О!.. -- сказала Ализа. Она обвила руками шею Колена и поцеловала его. -- Ты шикарный тип, -- сказал Шик. -- Не знаю, как тебя благодарить, впрочем, ты отлично знаешь, что я не могу отблагодарить тебя так, как хотел бы... Колен слегка приободрился. И Ализа была в этот вечер необычайно хороша. -- А чем вы душитесь? -- сказал он. -- Хлоя предпочитает орхидейную эссенцию трехлетней выдержки. -- Я не пользуюсь духами, -- сказала Ализа. -- Это у нее от природы, -- сказал Шик. -- Просто сказка!.. -- сказал Колен. -- Вы пахнете лесом с ручейком и крольчатами. -- Поговорим о Хлое, -- сказала польщенная Ализа. Николас принес закуски. -- Привет, Николас, -- сказала Ализа. -- Как дела? -- Все в порядке, -- сказал Николас. Он поставил поднос на стол. -- Ты меня не поцелуешь? -- сказала Ализа. -- Не смущайтесь, Николас, -- сказал Колен. -- Вы доставите мне большое удовольствие, если пообедаете с нами... -- Да!.. -- сказала Ализа. -- Пообедай с нами. -- Месье повергает меня в смущение, -- сказал Николас. -- Я не могу сесть за стол в подобном виде... -- Послушайте, Николас, -- сказал Колен. -- Если хотите, ступайте и переоденьтесь, но я вам просто приказываю с нами пообедать. -- Весьма благодарен Месье, -- сказал Николас. -- Я пойду переоденусь. Он оставил поднос на столе и вышел. -- Итак, -- сказала Ализа, -- вернемся к Хлое. -- Берите сами, -- сказал Колен. -- Не знаю, что это такое, но должно быть очень вкусно. -- Не отвлекайся!.. -- сказал Шик. -- Через месяц я женюсь на Хлое, -- сказал Колен. -- А хочется, чтоб это было уже завтра!.. -- О!.. -- сказала Ализа. -- Счастливчик. Колену стало стыдно, что он так богат. -- Послушай, Шик, -- сказал он, -- не возьмешь ли ты у меня денег? Ализа с нежностью посмотрела на Колена. Он был столь благороден, что сквозь жилы его рук голубели незабудками благие намерения. -- Не думаю, что это поможет, -- сказал Шик. -- Ты женишься на Ализе, -- сказал Колен. -- Ее родители этого не хотят, -- ответил Шик, -- а я не хочу, чтобы она с ними ссорилась. Она слишком юная. -- Не такая уж я юная, -- сказала Ализа и, чтобы подчеркнуть свою соблазнительную грудь, потянулась на мягком сиденье. -- Он имеет в виду совсем не это!.. -- перебил Колен. -- Послушай, Шик, у меня есть сто тысяч дублезвонов, я дам тебе четверть, и ты сможешь жить спокойно. Будешь по-прежнему работать, и так все и устроится. -- Мне никогда не отблагодарить тебя должным образом, -- сказал Шик. -- И не благодари. Меня интересует не счастье для всех людей, а счастье для каждого. В дверь позвонили. -- Пойду открою, -- сказала Ализа. -- Я ведь самая молодая, вы сами меня в этом упрекали. Она вышла, и шорох ее шагов по мягкому ковру тут же сошел на нет. Это был ушедший через черный ход Николас. Теперь он вернулся, разодетый в пальто из плотного аглицкого твида в бежево-зеленую елочку и с суперплоским штатовским фетряком на голове. У него были перчатки из свиной кожи от знаменитого экзорциста, башмаки из преизрядного гавиала, а когда он снял пальто, блеск его и вовсе вышел из берегов: слоновой кости рубчик на вельветовой куртке цвета кокоса с молоком и зеленовато-синие брюки с отворотами шириной в шестерню -- пятерню с двумя большими пальцами. -- О! -- сказала Ализа. -- Какой ты шикарный!.. -- Как ты там поживаешь, племянница? Все хорошеешь?.. Он погладил ей грудь и бедра. -- Иди за стол, -- сказала Ализа. -- Привет, друзья, -- сказал Николас, входя в столовую. -- Наконец-то, -- сказал Колен, -- вы решились говорить нормально!.. -- Конечно! -- сказал Николас. -- Я тоже могу. Но, скажите-ка, -- продолжал он, -- не перейти ли нам всем на "ты"? -- Согласен, -- сказал Колен. -- Заметано. Николас уселся напротив Шика. -- Бери закуску, -- сказал тот. -- Ребята, -- заключил Колен, -- вы будете моими дружками? -- Идет, -- согласился Николас. -- Только не надо нас спаривать с уродливыми девицами, ладно? Классический общеизвестный трюк... -- Я собираюсь попросить Ализу и Изиду быть подружками, -- сказал Колен, -- а братьев Де Маре -- педеружками. -- Подходяще! -- сказал Шик. -- Ализа, -- перебил Николас, -- сходи на кухню и принеси блюдо, которое стоит в печи. Оно, должно быть, уже готово. Она выполнила инструкции Николаса и принесла массивное серебряное блюдо. И когда Шик приподнял крышку, все увидели внутри две фигурки, изваянные из гусиной печенки: они изображали Колена в визитке и Хлою в свадебном платье. Вокруг можно было прочесть дату свадьбы, а в углу стояла подпись: Николас. XVI Колен бежал по улице. -- Это будет очень красивая свадьба... Завтра, завтра утром. Там будут все мои друзья... Улица вела к Хлое. -- Хлоя, ваши губы сладостны. У вас фруктовый цвет лица. Ваши глаза видят все, как надо, а от вашего тела меня бросает в жар... По улице катились стеклянные шарики, а за ними бежали детишки. -- Понадобятся месяцы, месяцы и месяцы, чтобы я насытился поцелуями, понадобятся годы месяцев, чтобы исчерпать поцелуи, которые я хочу запечатлеть на вас: на ваших руках, на ваших волосах, на ваших глазах, на вашей шее... Три девочки очень округло выводили хороводную песенку и танцевали под нее треугольником квадриль. -- Хлоя, мне хотелось бы ощутить ваши груди на моей груди, свои руки, сомкнувшиеся на вашем теле, ваши руки вокруг моей шеи, вашу благоухающую голову у меня на ключице, и вашу трепещущую кожу, и запах, исходящий от вас. Небо было светлое и голубое, все еще стояла сильная стужа, хотя уже и не такая лютая. Совершенно черные деревья выказывали по краю обесцвеченного леса набухшие зеленые почки. -- Когда вы далеко от меня, я вижу вас в платье с серебряными пуговицами, но когда же вы были в нем? Ведь не в первый же раз? А, в день свидания под тяжелым и мягким пальто на вашем теле было это платье. Он толкнул дверь лавки и вошел в нее. -- Мне нужно множество цветов для Хлои, -- сказал он. -- Когда их ей отнести? -- спросила цветочница. Она была молоденькая и хрупкая, с красными руками. Она очень любила цветы. -- Завтра утром, а заодно отнесите цветы и ко мне. Чтобы вся наша комната была ими заполнена: лилиями, белыми гладиолусами, розами, охапками других белых цветов, -- и, главное, приготовьте большой букет алых роз... XVII Братья Де Маре одевались к свадьбе. Их очень часто приглашали в педеружки, так как они хорошо выглядели. Они были близнецами. Старшего звали Кориолан. У него были черные кудрявые волосы, мягкая белая кожа, невинный вид, прямой нос и голубые глаза, прикрытые длинными желтыми ресницами. Младший, которого звали Пегас, являл собою полное подобие старшего, за одним, правда, исключением -- его ресницы были зелеными; этого обычно вполне хватало, чтобы отличить их друг от друга. Они выбрали карьеру педиков и по необходимости, и по призванию, но, так как им хорошо платили за роль педеружек, они больше почти не работали, и, к сожалению, пагубная праздность толкала их время от времени к пороку. Так, например, накануне Кориолан плохо вел себя с девушкой. Пегас отчитывал его, одновременно втирая себе в кожу ягодиц пасту из мужских миндалин перед большим трехстворчатым зеркалом. -- И в каком часу ты вернулся домой, а? -- говорил Пегас. -- Понятия не имею, -- сказал Кориолан. -- Оставь меня в покое. Занимайся своими ягодицами. Кориолан хирургическим зажимом выщипывал себе брови. -- Ты похабник! -- сказал Пегас. -- Девица!.. Если бы тебя видела твоя тетушка!.. -- О!.. А ты, ты этого никогда не делал? А? -- с угрозой сказал Кориолан. -- Когда это? -- сказал слегка встревоженный Пегас. Он прервал массаж и сделал перед зеркалом несколько элементов художественной гимнастики. -- Ладно, -- сказал Кориолан, -- иди к черту. Я не хочу сводить тебя в могилу. Лучше застегни мне штанишки. У них были специальные штанишки с ширинкой сзади, застегнуть которую самому было очень трудно. -- А! -- засмеялся Пегас. -- Вот видишь? Тебе нечего сказать!.. -- К черту, я тебе говорю, -- повторил Кориолан. -- Кто сегодня женится? -- Колен. Он женится на Хлое, -- сказал его брат с отвращением. -- Что за тон? -- спросил Кориолан. -- Он совсем недурен, этот парень. -- Да, недурен, -- сказал Пегас с завистью. -- Но вот она... У нее такая пышная грудь, что никак не примешь ее за мальчика!.. Кориолан покраснел. -- Я нахожу ее красивой... -- пробормотал он. -- Хочется дотронуться до ее груди... С тобой такого не бывает? Брат взглянул на него с изумлением. -- Каким же подонком ты становишься! -- энергично заключил он. -- Другого такого развратника надо еще поискать... В один прекрасный день ты женишься на женщине!..