той, кого при жизни считали уже полубогиней. Робко вошли они в сумеречные покои Нинсун. Светильники вдоль стены отбрасывали мигающий свет на каменные фигуры семейных предков -- богов. Там, в середине горел вечным огнем главный светильник -- он освещал фигуру того, кто запомнился многим как человек, как великий герой и правитель Урука, принесший городу много славных побед. То был Лугальбанда, отец Гильгамеша. В глубине покоев, что звались Эгальмахом, в широком плетеном кресле полулежала та, что хранила спокойную мудрость и печаль по ушедшему мужу. Тихо подвел к ней за руку друга своего Гильгамеш. -- Мать моя, всеведущая Нинсун! Я привел к тебе Энкиду, о котором ты сама рассказала мне. Взгляни же на того, кого боги создали, чтобы меня вразумить. Сильней его нет в степи никого. Лишь воинство бога Ана могло бы с ним состязаться, да Хумбаба -- злобное чудище гор. Благослови же его, пусть он станет мне братом. Взглянула на Энкиду всеведущая Нинсун и тихая, грустная улыбка на мгновение осветила ее лицо. В этот миг разглядела она и те подвиги, что он совершит, и тот страшный конец, который боги начертят Энкиду среди судеб людей. Но знала она и другое: пока не прожита человеком день за днем его жизнь до конца, нет у судьбы точного рисунка, может измениться она, как меняют свое течение реки. -- Я рада, -- сказала всеведущая, -- что и сын мой, нашел, наконец, друга, равного себе. Береги же, Энкиду, его, словно брата, а я принимаю тебя в свои сыновья. Так же тихо, как и вошли, покинули Гильгамеш и Энкиду жилище Нинсун. * * * Покинули Гильгамеш и Энкиду жилище нинсун, и царь снова отправился заниматься делами города. Лишь далекие от власти наивные люди могут подумать, что царская жизнь проходит в беспечности. В городе лишь Энкиду бродил в праздном бездельи. Здесь, в Уруке, ему не надо было думать о пище -- еду доставляли слуги на широких блюдах из золота. И прозрачную, как горный хрусталь, прохладную воду из темных глубин царского колодца приносили ему. И сикеру -- веселящий напиток он мог пить сколько угодно. Только не хотелось ему веселиться. Энкиду страдал от безделья. Его брат и друг Гильгамеш днем вершил дело в суде, осматривал корабли, что вязали из охапок тростника, заготовленного на берегу реки, мастерские оружейников, выезжал на поля, проверял, как роют каналы. Ночью же он встречался в храмовых брачных покоях с богинями, и был занят от утра до утра. Энкиду, умащенный елеем, в белом дорогом одеянии, которое ежедневно меняли ему слуги, слонялся по жарким улицам среди праздных, освобожденных от работ стариков и не знал, чем бы себя занять. Он чувствовал, что силы его от безделья уходят. Люди любили его по-прежнему и не раз на улице встречный прохожий говорил про него своему другу: -- Взгляни, вон Энкиду идет. Посмотри, какие у него длинные распущенные волосы, он их никогда не стрижет. Он не знает своих родителей, и хотя единственными его друзьями были степные звери, говорят, он умнее многих из нас. -- Я слышал о нем. Его привела в город Шамхат. Быть может богиня Иштар ей позволит покинуть храмовое служение и тогда она станет женою Энкиду. Видишь, какое печальное у него лицо -- небось от того, что он редковидит красотку Шамхат. Но Энкиду печалился не только из-за Шамхат. Он попробовал приподнять корабль, чтобы сдвинуть его с берега в воду, но корабль даже не шелохнулся. Лишь когда носильщики разгрузили его, Энкиду, напрягшись, столкнул судно в реку. В другой раз он с трудом забросил на плечи двух диких быков, забежавших на храмовые огороды и убитых охотниками. А когда однажды на глазах у всех он не смог поднести к строящемуся храму колонну, вырубленную из целого кедра, то пришел к Гильгамешу и сел рядом с ним в молчанье и скорби. Гильгамеш вершил городские дела, рядом скорбно сидел на земле Энкиду, верный друг молодого царя. * * * Скорбно сидел на земле Энкиду -- верный друг молодого царя. Но рассказ сначала пойдет не о нем, о богах. Ведь и сам он был спущен на землю по воле богов. Человек, прибывший в чужую землю как гость, первым делом должен принести жертвы местным богам, покровителям этой страны, чтобы получить их расположение. Но для этого полезно ему знать характер и прошлое главных богов незнакомой земли. Иначе нечаянным поступком своим можно оскорбить бога, а нет ничего страшнее для смертного мести богов. Теперь то время трудно представить, а оно было не так уж давно, когда боги жили одни, без людей. Уже оторвался с мучительным стоном бог небес Ан от супруги своей, богини земли. Так разделилась навек первая в мире семья -- земная твердь и небеса. У них народилось много детей и еще больше внуков, все они тоже были богами. Внук бога небес, Наннар -- то, кого люди наблюдают ночами в виде луны, породил двух детей -- Шамаша -- солнце и Иштар -- юную ветреницу, вечную красавицу, богиню, без которой невозможно в мире любовь и плодородие, ее мы наблюдаем в виде утренней звезды, Венеры. Жизнь богов без людей была скудной. Они бедно питались, не умея выращивать хлеб, делать вино, не знали одежд. С каждым днем становилось их больше, они были бессмертны, но голод их мучал постоянно. Знаменитый мудрец их, бог Энки спокойно дремал в глубине своей бездны и не слышал их стоны и вопли. Они же, собравшись все вместе громко просили его придумать хоть что-то, лишь бы хватило на земле пропитания для бессмертных. Наконец, сын бога небес, мудрый Энки проснулся, услышал стенания и поднялся из бездны. Вместе со старой Аруру решили они создать для богов помощников. Помощников можно слепить сколько угодно -- глины было достаточно. Их назвали людьми. Эти люди должны были чтить богов, выращивать для них на земле промитание. Их старались лепить похожими на богов, но сначала получались уроды, не способные ни к какому занятию. Зато потом боги слепили немало разумных и сильных людей. Сразу жизнь богов стала легче и интересней. Мудрый Энки научил людей разным ремеслам. Люди исправно исполняли главное свое назначение -- жили и работали для богов. Где бы ни селились они -- сразу строили храм -- жилище для бога, а при храме -- огромные кладовые, куда свозили все, что дала им земля. Изредка кое-кто из людей самовольничал, или пытался добыть то, что доступно только богам -- таких боги усмиряли безжалостно. Однажды и весь род человеческий, по мнению богов, черезчур усилился, тогда он и был наказан всемирным потопом. Спасся лишь один человек со своею семьей -- предок Гильгамеша, Утнапиштим. Первым городом после потопа боги поставили город Киш. * * * Первым городом после потопа боги поставили город Киш. В нем царствовал мудрый герой Этана. Только несчастным ощущал себя царь, потому что не было у него детей. Все остальное, положенное царям, было, но только не дети. Богатый дом, верные слуги, храбрые воины, храм, в котором почитали богов -- что еще надо царям. Но не радовало это бедного Этану. Вместе с воинами он покорил города Шумера, поставил в них наместников. Наместники собирали налоги, товары, зерно, драгоценности -- их грузили на корабли, и все это плыло в Киш. Многим казалось, что их царь, как бог, может все. Но про себя-то Этана знал, что совсем он не бог. Иногда его мучала бессонница, он вставал, шлепая босыми ногами, ходил по каменным полам покоев, ночные стражники в набедренных повязках, с копьями, вытягивались навстречу ему, он с печальной улыбкой жестом успокаивал их, выходил на площадь под черное небо и яркие звезды, но и там было пусто ему, одиноко. У царя не рождались дети. Никто не плакал у него на коленях, не смеялся и радостно не бежал навстречу. Он мечтал о сыне, едва женился, мечтал воспитать в нем воина и управителя царством, чтобы потом, в старости, однажды выйти на площадь и перед собравшимися горожанами провозгласить: -- Вот ваш новый молодой царь! Почитайте его, как меня! Не раз, едва дождавшись восхода всесильного Шамаша, царь Этана молил его, упрашивал помочь. И однажды солнечный бог пожалел плачущего царя. Он явился ему ночью во сне в лучезарных одеждах и сказал так: -- Если сумеешь достигнуть самого верхнего неба, где уже давно поселился мой прадед, если найдешь там траву рождения и вернешься с нею на землю, обретешь много детей и внуков. У тебя их станет столько, сколько звезд на ночном небе, и все они прославят себя и тебя своими делами, каждый будет воздавать тебе почести. Великий Шамаш! Я готов это сделать. Но как мне добраться до верхнего неба? Многие мастера делают крылья, но ни один не взлетел выше крыши. -- Тебе не надо заказывать крылья, -- объяснил бог. -- Выйди из города завтра, едва рассветет и иди так, чтобы лицо твое было постоянно освещено моими лучами. Ты дойдешь до глубокой расщелины. Там, на дне, во мраке и холоде лежит едва живой орел. У него сломаны крылья, вырваны перья и когти. Трудно поверить, что был он когда-то могуч и красив. Он совершил недавно злодейство, и мне пришлось наказать его. Если сумеешь его отыскать, скажи ему, что срок наказания кончился. А если сумеешь его излечить, он взлетит с тобою на самое верхнее небо. Едва рассвело, царь вышел из города. * * * Едва рассвело, царь вышел из города. Шамаш едва поднявшись над краем земли освещал его лицо, по узким тропам он пересек огороды, добрался до бесплодной растрескавшейся земли, вдали показались холмы, Этана заглядывал во все ямы, что были на пути, но орла нигде не было. "Уж не пустой ли то сон?" -- подумал царь, но тут же прогнал эту мысль. Боги по пустякам не являются. И только он подумал так, как услышал слабый стон, а путь его пересек глубокий овраг. На краю оврага лежала куча гладких, потемневших от времени костей буйвола. Царь заглянул в темную глубину -- туда, откуда послышался стон, и увидел лежащую в неловкой позе огромную птицу со сломанными крыльями, почти без перьев. Птица пыталась дотянуться до крохотной лужицы на дне оврага, но даже и это не удавалось ей. Цепляясь за колючие кусты, царь побежал в сторону птицы по крутому склону оврага и комья земли покатились у него из-под ног. Торопясь, он зачерпнул в ладонь воды и дал ей напиться. Раз за разом он подносил ладонь с водою к широко раскрытому клюву, пока не вычерпал лужу. Потом он накормил орла из своих запасов. А потом орел рассказал ему свою историю. * * * А потом орел рассказал ему свою историю. Я не всегда был столь беспомощен и жалок, о могучий царь! У меня была иная жизнь -- птицы уважали меня, а многие твари земные трепетали при моем появлении. Спокойно и гордо парил я в небесной выси, выглядывая добычу. Так было бы и сегодня, если бы не поддался я злому соблазну. Уже давно я жил в просторном гнезде на вершине высокого дерева. В том гнезде росли и мои птенцы, дети, которым ежедневно носил я пищу. А под деревом давно поселилась большая старая гадюка. В этом году у нее тоже родились змееныши, и она радовалась им, как и я своим клювастым птенцам. Со змеей мы жили мирно и не держали обид друг на друга. Но недавно, когда я увидел, как беспомощны маленькие ее змейки, я вдруг представил себе сладостный вкус их нежного мяса, и этот вкус стал преследовать меня постоянно. Скоро я решился: откуда ей догадаться, кто заберет у нее детенышей, если сама она целый день на промысле. Уже и детям своим, молодым орлятам я обещал: -- Завтра принесу вам в гнездо нежное змеиное мяср. Видите змеек, что живут внизу нашего дерева. Завтра вы их попробуете. Сынок, самый младший, но самый мудрый сказал мне тогда: -- Оставь эту мысль, отец! Великий Шамаш не потерпит такое злодейство. Разве ты не говорил, что он наблюдает за дневной жизнью людей и зверей и строго их судит! Но я уже не мог удержать себя, и на другой день, едва большая гадюка уползла на охоту, я схватил одну за другой ее змеек, и мы расклевали их всех в нашем гнезде. Скоро змея вернулась к своей норе. С высоты я видел, как ползала она вокруг дерева, искала повсюду детей, а потом исчезла и на старое место не возвратилась. Ночью я проснулся от изжоги, мои птенцы тоже беспокойно себя вели, просили пить, чтобы успокоить жжение внутри. Возможно, в змейках было уже немного яда, и мы проглотили его, когда расклевывали их. "На что мне были эти соседские дети? -- подумал я тогда. -- Надо ли быть настолько жадным, да и мясо у них противное!" Я считал, что змея уползла навсегда и больше мы с ней не увидимся. Но случилось иначе. Не зря предупреждал меня младший орленок, самый мудрый из сыновей. Змея, дождавшись следующего утра, взмолилась Шамашу: -- Помоги же мне наказать злодея, бог великий и справедливый! И Шамаш помог. Он указал змее на мертвого буйвола. Этот буйвол умер накануне от старости, и тело его лежало на краю оврага. Возможно, и сегодня на том месте валяется груда костей -- все, что остается от умерших буйволов. Змея заползла во-внутрь, а я, не догадываясь об этом, разглядел мертвое тело с высоты, устремился к нему, вонзил свои когти и стал вырывать куски мяса. Тут-то змея на меня и накинулась сзади. Она обломала мне крылья, вырвала когти, перья и долго таскала меня по острым камням. Я стонал и молил о пощаде. Но она подтащила мое ослабевшее тело к пропасти и швырнула меня на самое дно. Здесь я и умирал до того мгновения, пока ты, о могущественный и добрый царь, не нашел меня. -- Великий Шамаш велел передать тебе, что наказание кончено, и ты можешь вернуться в гнездо к своим детям, -- проговорил царь Этана. И тут он увидел, как из глаз орла упали на сухую землю две большие слезы. * * * Из глаз орла упали на сухую землю две большие слезы. -- Нет у меня больше ни дома, ни детей. Орлята не умели летать, но постоянно просили есть. За дни, пока я лежал здесь, они или умерли с голоду, или разбились, упав с высоты, или сами стали чьей-то добычей. Единственный дом мой теперь -- это твой дом, о, великий царь! Вылечи меня, и ты получишь верного слугу до конца моей жизни. Царь перенес израненного орла в свои покои, сам ухаживал за ним, сам кормил сырым мясом убитых хищников, и скоро орел снова научился летать, сначало неуверенно, а потом все смелее. Прошло еще несколько дней, и он уже парил в небесной высоте, освещенный лучами бога Шамаша. Тогда Этана и рассказал ему о своем несчастье. О том, что посоветовал ему великий Шамаш, когда явился во сне. -- Садись на меня, добрый царь, прижмешься покрепче к моей спине, и мы полетим на верхнее небо. Другие орлы мне говорили о чудесной траве рождения, но никто из них не смог долететь до той высоты. Я попытаюсь сделать это для тебя. Только прошу об одном -- знаю, ты -- человек отваги, наберись же еще больше смелости, чтобы не убояться во время полета. Рано утром, когда лучи Шамаша едва озарили землю, Этана надел через плечо суму для травы рождения, чтоб побольше взять ее с верхнего неба, сел верхом на орла, прижался грудью к его спине, руки положил вдоль могучих крыльев, и они взлетели над площадью, над крышами домов города Киша, над землей Шумер, над реками, горами, лесами и морем. -- Взгляни вниз, далеко ли земля? -- крикнул орел. Царь свесил голову и закружилась она от небывалой высоты. Пустая сума била его по спине. Ветер перемешал волосы на голове и норовил сбросить их на глаза, но царь не мог поправить ни суму, ни волосы, потому что крепко прижимался руками к крыльям орла. -- Реки, как нити, а люди -- словно пылинки! -- прокричал Этана. -- Скоро верхнее небо? -- Еще далеко, -- ответил орел и сильнее замахал крыльями. Они летели уже давно. Этана старался не смотреть на землю, прижимался грудью к спине орла и думал об одном: не сорваться бы вниз. -- А теперь какой ты видишь землю? -- снова крикнул орел. Этана взглянул, и так страшно ему стало, что не сразу сумел он ответить. Никогда, ни один человек в мире не бывал на столь чудовищной высоте. -- Земля -- как арбуз, а великое море на ней -- словно несколько чаш и не разглядеть ни животного, ни человека! -- прокричал он, когда совладал со страхом. -- Теперь-то уж скоро верхнее небо? -- Далеко! -- ответил орел и еще сильнее замахал крыльями. Снова они летели в небесной выси и не было рядом с ними ни одной птицы, только Шамаш над ними. -- Как теперь земля? -- спросил орел. -- Что видишь? Взглянул Этана, а земля -- словно яблоко где-то внизу. И кругом -- воздушная бездна. В этот миг не стало больше храброго царя, повелителя Киша Этаны. Испуганный старик, дрожащий от ужаса, хватающий крылья орла слабеющими руками сидел на могучей птице. -- Ну что? Что видишь там? -- крикнул орел. -- Я, я не знаю, как тебе и ответить. Земля, словно яблоко, и не видно ни гор, ни морей. -- Наконец-то! Отсюда только и начинается дорога к верхнему небу. -- Но когда же, когда мы на него прилетим? -- Не знаю. Старые орлы мне рассказывали, а им говорили в их детстве другие орлы-старики, что сначала земля должна стать, словно яблоко, а потом начинается долгий путь к верхнему небу. -- Но я не хочу лететь дальше! -- прокричал испуганный царь. -- Орел, слышишь, мне страшно! Орел, я понял, что путь этот не для человека! Поверни же назад! О, великий Шамаш! Этана кричал и страх его, слабость тела стала заражать и орла. -- Орел, поворачивай же назад! Выше я не хочу! Мне надо травы с верхнего неба! И орел подчинился, отвернул от Шамаша к земле, но уже не так мощно работали его крылья, уже и они затряслись в мелкой противной дрожи. -- Что ты сделал, старик! Что ты сделал со мною! -- выкрикнул орел. И вместе, вдвоем, кувыркаясь, словно бесформенный груз, полетели они к земле. Где-то, в чужой стране, они разбились о каменный холм и чужие незнакомые люди похороноли их. А в городе Кише стали править дальние родственники Этаны, и последний из них -- царь Агга, который слал теперь каждый год корабли с зерном в город Урук. Человеку, даже если он царь, не дано владеть тем, чем владеют лишь боги. И горе тому, кто об этом забудет. Богам же позволно многое. Но не все. И когда Иштар однажды спустилась в подземное царство, где живут только тени, она с трудом была спасена, пожертвовав мужем своим, Думузи. Главных богов Шумера было немного. Иногда вчетвером, иногда всемером собирались они на совет. В каждом городе люди ставили им святилища -- храмы. Но каждый из главных богов мог выбрать себе и город, в котором его почитали бы больше других. Бог небес Ан и дочь его, ветреная красавица Иштар выбрали из всех городов Урук. Всем известно, что храм Эану спустился с небес и первым верховным жрецом в нем был Мескингашер, сын бога солнца. Могилы его не найти в Уруке. Состарившись, Мескингашер передал правление сыну своему, Энмеркару, а сам ушел в горы. И больше его не видел никто. Иштар не раз помогала царю Энмеркару. * * * Иштар не раз помогала царю Энмеркару. Если сесть в Уруке в ладью, оттолкнуться шестом так, чтобы ладью подхватили мутные воды Евфрата, река сама вынесет к городу Эриду. Отталкивайся вовремя от берегов, обходи опасные водовороты, направляй ее по течению, и окажешься в городе, там, куда когда-то давно, еще до потопа, приплыли Шумеры с райского острова, далекой земли Дильмун. В глубокой бездне, дна которой не способен разглядеть человеческий глаз, в глубокой бездне, что зовется Абзу, поселился великий Энки, самый мудрый из богов и людей. Вот почему в каждом своем городе, где есть жилища богов, черноголовые устраивают рукотворную бездну. И пусть эта Абзу больше похожа на бассейн, может статься, ненадолго Энки селится там. Но чаще мудрый бог дремлет на дне бездны около самого древнего из городов, города Эриду. Туда и направила путь свой великая богиня Иштар. В великий путь с великой целью направилась она -- добыть для любимого города правила человеческой жизни -- законы, которыми владел мудрый Энки, старший ее родственник. Иштар -- лишь одно из имен великой богини. Ветер носил и сегодня разносит по миру немало красивых созвучий, которыми люди обозначают богиню любви. Иштар решила возвысить свой город над другими жилищами черноголовых. Сон мудрого Энки чуток. Он знает причины многих поступков богов и людей. -- Исимуд! -- вызвал он своего слугу. -- Ко мне из Урука в Эриду направляется божественная дева Иштар. Открой же перед нею все входы Абзу, расставь перед ней угощенье, достойное богов, подай богине ячменные лепешки с маслом, чашу, наполненную сикерой, обрадуй богиню словами привета. Верный слуга Исимуд встретил великую деву, проводил ее в Абзу и усадил за праздничный стол. В тот же миг появился и старый Энки, сел рядом с прекрасной богиней и пил с нею вместе пьянящий напиток чашу за чашей. -- Отец мой! -- вопрошала богиня старшего родича, глядя прекрасными своими глазами, -- ни земной мужчина, ни даже бог не могли остаться спокойными под этим взглядом. -- Отец мой, я знаю, ты сделал мотыгу и форму для кирпича и поручил их богу Кабта. Не ты ли создал и нить, поручив ее богине ткачества Утту? -- Ты права, прекрасная дочь! Все это сделал я: что для забавы, а что -- для пользы людей. Поднимем же еще одну чашу сикеры, ибо сердце мое ликует, когда я вижу рядом твою красоту. -- Отец мой, подумай: эта Аруру завладела сосудом из лазурита, она теперь получила право назначать в городах царей. Одна из сестер моих, Нинмуг -- завладела золотым веретеном, другая -- Нидаба получила из рук твоих измерительную веревку и теперь с умным видом следит за соблюдением границ и договоров. Что же осталось мне, отец мой? Ведь ты не обидишь меня? -- Стоит ли так печалиться из-за тех мелочей, -- успокаивал Энки, выпивая очередную чашу сикеры. -- У каждой из них есть своя должность, но тебе-то, тебе зачем это все при твоей красоте! -- Отец мой, я тоже хочу, мне все это нужно, или я не богиня? Взгляни же, у меня нет ничего, чем владеют они! Даже и на богов иногда находит затмение. Мудрому Энки затмила глаза лучезарная красота божественной девы. -- Не сокрушайся так! Я подарю тебе все эти мелочи, видишь небесную ладью? Она для тебя. Я прикажу ее нагрузить всеми установлениями, их я изобретал от нечего делать здесь, в своей бездне, а теперь они будут твоими. Прими мой подарок, прекрасная дочь! Все, чему люди могли научиться в прошлом и будущем, подарил богине мудрый, но хмельной Энки. Все установления жизни приказал он свалить в ладью, и небесное судно грузно осело под их тяжестью. Тайны обработки металлов и плотницкая сноровка, искусство высекать каменные скульптуры и мастерство лепки из глины, лежали вместе с царской властью, знатностью рода и храбростьюж сила воина, чистота помыслов жреца, ловкость торговца смешались с искусством игры на флейте и арфе. Лодка, полная законов человеческой жизни, плыла вверх по реке, веселая Иштар правила этой божественной лодкой, направляла ее к Уруку, и вместе с ней уплывали великие тайны, которыми прежде владел единственный из богов. -- Где мои тайны! Где законы, которые я познавал на дне бездны? -- воскликнул очнувшийся ото сна великий бог Энки. И слуги охотно объяснили ему, что он сам подарил их юной красавице. -- Догнать и вернуть! -- приказал он слуге Исимуду. -- Тех тайн, которые я подарил, хватило бы каждому городу, она же поместит их в своем Уруке, сделает город сильнее других. Исимуд, собрав морских чудовищ, помчался за богиней вдогонку. На середине пути он догнал юную деву. -- Великая богиня, прости нас, но мой повелитель Энки требует повернуть назад. -- Раб, ты требуешь невозможного! -- возмутилась богиня. -- Отец мой сам вручил эти дары и я везу их в свой город. -- Богиня, со мною чудовища, не делай непоправимого. Я прикажу им напасть на ладью и река вернет все, что принадлежит моему хозяину. -- Ты еще смеешь грозить мне! -- разъярилась юная дева. И в тот же миг в ладье у нее появился советник Ниншубура. -- Я, как всегда, готов верно служить тебе, о богиня! -- склонился в поклоне советник. -- Быстро, зови других стражей, отгони от ладьи этих! -- Иштар показала на бурлящую вокруг ладьи воду. -- Разве не видишь, нам смеют грозить! В следующий миг по бортам ладьи, на корме появились стражи. Копьями они отгоняли океанских чудовищ, пытавшихся напасть на ладью. Наконец, показался Эана, божественный храм, спущенный с неба. Чудовища были бессильны. Иштар торжественно перенесла все законы и тайны в свой храм, и люди с тех пор постепенно познают их, но тайны не убывают. И каждому поколению новых людей Иштар открывает новые тайны, рожденные в бездне познания. Счастлив народ и цари, когда к ним благоволят боги! * * * Счастлив народ и цари, когда к ним благоволят боги. Счастлив в правлении своем был царь Энмеркар. Внук солнца, он украсил Урук новыми храмами, породил немало детей, и младшим среди них был Лугальбанда. Богиня Иштар отпустила царя в военный поход. Семь гор, страшные пропасти и густые леса, полные диких зверей, преграждали путь войску. Но царь Энмеркар был настойчив в своем желании дойти до страны Арраты и победить. Многие мужчины города, вооруженные копьями, палицами вышли с ним вместе. Все сыновья и младший из них, Лугальбанда, следовали за ним. Но сначала были несколько лет переписки. Гонцы из Урука, знаменитые скороходы пересекали горы и пропасти, держа при себе великую драгоценность -- коробку, плетеную из тростника, а в ней -- глиняную табличку со знаками. Тогда, в той войне, черноголовые впервые применили письмо, которое придумали боги, и тайну которого привезла от великого Энки богиня Иштар. Скороход -- он может забыть тонкости человеческой речи, неверно истолковав, может придать посланию обратный смысл. Знаки, прочерченные на глине -- сохраняют сказанное навсегда. Тогда в Уруке и появились первые школы писцов, которые потом размножились по всему городу. Внук Шамаша, царь Энмеркар убеждал в посланиях царя Арраты прислать в Урук золото, серебро, лазурит, драгоценные камни. Человек, почитая богов, должен украсить их настоящими ценностями. Царь Арраты заупрямился, и тогда Энмеркару пришлось отправиться с войском. Жителю равнин непривычен вид гор, утесы и хребты нагоняют на него печаль и ужас. Немало храбрецов из Урука нашли свою смерть в страшных пропастях по дороге к Аррате. Но самой большой утратой была гибель младшего сына, Лугальбанды. Так получилось, что войско вместе с царем ушло вперед, братья же приотстали, и когда заболел Лугальбанда, посоветовавшись, они оставили его одного. Лугальбанда не мог сделать и шага, что толку тащить его по горным звериным тропам, и братья, сделав укрытие, подобно гнезду, снабдили больного пищей и пошли догонять отца. -- На обратном пути мы его заберем, похороним в Уруке, -- рассуждали братья и чувствовали свою правоту. Догнав же отца, они сообщили с печалью ему о смерти любимого сына. Но счастлив тот человек, которому помогают боги. * * * Счастлив тот человек, которому помогают боги. Великий Шамаш, бог справедливости, взойдя на небо, увидел, что правнук его умирает. В укрытьи из веток, брошенный братьями в диких горах, Лугальбанда лежал бездыханный, не мог дотянуться ни до пищи, оставленной братьями, ни до воды. Боги -- они обладатели самых великих тайн, и тем отличаются от человека. Шамаш проник в укрытие и понял, что больного спасет лишь другая пища и другая вода. Он принес Лугальбанде траву, что зовут боги "трава жизни" и воду, которая у богов носит похожее имя: "вода жизни". Спасенный прадедом Лугальбанда, еще не окрепший, но уже живой, вышел из укрытия и увидел кругом дикие скалы и лес. Он мечтал догнать войско отца, но не мог понять, как найти верный путь. Несколько дней блуждал он в горах и всякий раз возвращался на прежнее место. Наконец, он отчаялся и подумал, что снова умрет там же, где бросили его братья. Он был одинок и не знал пути ни домой, ни к Аррате. Скоро раздался ужасающий грохот, небо над ним почернело -- это пришла гроза, а в горах гроза страшнее, чем смерть. И тут Лугальбанда услышал жалобный писк. Писк доносился к нему со скалы, прямо над головой. В свете молнии на скале правнук Шамаша разглядел гнездо исполинской птицы, а в гнезде -- голову испуганного птенца, от ужаса забывшего об осторожности. По мокрой скале, рискуя сорваться, Лугальбанда подобрался к птенцу, укрыл его от обвала воды, успокоил, накормил пищей, что оставили ему братья. Потом, когда гроза стихла, он сорвал пучок горных цветовы, растущих рядом в скалистой расщелине, и украсил ими гнездо. Тучи скоро ушли, и тогда Лугальбанда услышал издалека шум могучих крыльев, а потом увидел и птицу, заслонившую половину неба. Правнук Шамаша спрятался за скалой, не желая нечаянно превратиться в орлиную пищу. -- Я спешил к тебе, но гроза помешала, и только теперь я с тобой, бедный мой птенчик, -- проговорил исполинский орел, присев у гнезда. И тут он увидел, что сын его не испуган, а весел и сыт, гнездо же украшено, как никогда прежде. -- Кто-то был рядом с тобою, ответь? -- спросил удивленно орел. -- Если лн был так добр и заботлив, то и я помогу ему. В этих горах нечасто встретишь добро и нельзя оставлять его без награды. Лугальбанда, услышав эти слова исполинской птицы, вышел из-за скалы. -- Это ты? Тот, которого братья бросили умирать? -- удивился орел. -- Но я жив и мечтаю вернуться к отцу, так же сильно, как ты стремился вернуться к сыну. Он был испуган грозой и я утешал его. -- Твой отец далеко, он стоит вместе с войском у Аратты. Пролетая в небе над ним, я наблюдал его скорбь, он скорбит потере любимого сына. Ты помог моему ребенку, а я помогу тебе. Иди же к отцу. Отныне ты обладаешь даром, какого нет у многих из смертных. Ты стал скороходом и тайна каждой тропы теперь понятна тебе. В тот вечер в шатре Энмеркара собрался военный совет. Войско дошло до Аратты, оно осадило город, но толку с этого было мало, воины ослабели и в схватках с противниками не могли добиться победы. -- Был бы с нами мой сын, он бы помог советом, -- скорбно сказал Энмеркар. И тут же услышал от входа шатра: -- Я здесь, отец, я уже рядом с тобой. * * * -- Я здесь, отец, я уже рядом с тобой, -- сказал Лугальбанда и вошел в шатер. В шатре все окаменели от удивления. -- О, великий Шамаш! Сын мой, ты не умер в скалистых горах? Тебя ли снова видят глаза мои! -- радостно воскликнул, наконец, царь Энмеркар. -- Как ты нашел нас один, без провожатых? -- Мне помогли боги, отец! -- скромно сказал Лугальбанда. Он смотрел на своих братьев и видел, как те смущенно опустили головы. -- Иди же, приляг в соседнем шатре. Ты устал от болезни и длинного перехода. -- Я бы лучше побыл с вами, отец. Сдалась ли Аратта? -- Об этом мы и говорим как раз. Мы не знаем почему, но боги не дают нам победу. Я бросил клич среди войска. Нужен гонец, который сумеет быстро пройти дорогу назад, встретиться с великой богиней Иштар, испросить у нее совета. Но такого гонца, такого скорохода не нашлось в нашем войске. Мало того, жрец и правитель Аратты Энсухкежданна смеет утверждать, что богиня Иштар оказывает расположение им, мы же -- его потеряли. Что скажешь, сынок, что посоветуешь? -- Отец, тебе не надо искать другого гонца. Я готов выйти немедля, достигнуть священного храма и предстать перед великой богиней. -- Сын мой, ты говоришь неразумное. Ты слаб от болезни. -- Опомнись, Лугальбанда! В одиночку тебе не дойти до дому, -- вмешался старший из братьев. -- Мы не оставили бы тебя, знай, что ты способен ходить. Но теперь ты ступай и ложись. Мы решим без тебя, кого посылать. -- Отец, теперь я знаю дорогу и готов выйти немедля, -- вновь повторил Лугальбанда. И такая решимость была в его голосе, что отец подчинился. -- Иди, сынок, и спаси нас от гнева Иштар. Лугальбанда послушно кивнул, повернулся и вышел. Те же, кто вышли следом, уже не смогли увидеть его, так велико было проворство Лугальбанды, которым одарила его исполинская птица. Под вечерним темнеющим небом правнук Шамаша пересек семь горных хребтов, вышел в родные долины, вошел в свой город, тогда еще не огражденный ничем и к полуночи предстал перед великой богиней. Юная красавица с улыбкой встретила посланца людей, предложила ему отдохнуть. -- Я же скоро покину тебя, мне пора отправляться своим небесным путем. Мне рассказывал брат мой, как он увидел тебя одного среди гор. И я помогла собрать ему воду жизни из капель росы. -- О, великая богиня, скажи, в чем виноват мой отец? Разве не ты отпустила его из Урука в военный поход? В чем же мы все провинились? Победа к нам не приходит, Энсухкежданна смеет утверждать, что ты, о, богиня, стоишь на стороне Аратты. Мы же всего лишь хотим получить драгоценные камни и золото, чтобы украсить твои статуи в нашем храме. -- Юноша, тебя любит мой брат и я не обижу тебя. Хотя вы, люди Урука, меня удивили. Не я ли принесла в ваш храм тайны познания? Чем же вы отплатили мне? Выйди на берег Евфрата, на места, где издавна мне поклонялись. Посмотри, они заросли травой и сухим тростником. Там, среди трав ходит хищная рыба, и появилась одна рыбина, огромная, как бог среди рыбин. Чешуя ее хвоста постоянно сверкает в сухих тростниках. Так ли поступают с местами, где издавна чтили богиню? Или, быть может, отец твой прикажет выбрасывать мусор из города в эти места? -- Богиня, прости же отца моего! -- взмолился испуганный Лугальбанда. Он видел, что прекрасная Иштар всерьез рассердилась за обиду, которую люди по неразумию не считали столь уж большой.- Отец мой с войском стоит в Аратте, иначе бы он не дал зарасти этому берегу. Я же с утра сделаю все, что ты скажешь! -- Юноша, мой брат не зря любит тебя. Расчисти же эти места! Сруби тамариск, который одиноко растет поодаль. Выдолби из его ствола чан, излови страшную хищную рыбину, свари ее в чане и принеси мне ее в жертву. Ты молод и не можешь знать о том, что так поступали твои предки -- те люди, что желали вернуть мое расположение. Так предписано богами с давних времен и ты должен это исполнить. Иди же, отдохни после трудного перехода, и с утра принимайся за дело. Тогда твой отец получит победу. Лугальбанда, младший сын Энмеркара, с утра собрал горожан, не ушедших в военный поход. Он повел их к реке, где все они принялись расчищать священные места. А жрецы в храме великой богини в это время воздавали ей почести, моля о прощении. И богиня смилостивилась. Царь Энмеркар возвратился в свой город с победой. Каждый вьючный осел был нагружен плетеной сумой с драгоценностями для статуй богов. С тех пор-то и стали храмы Урука самыми богатыми из всех городов черноголовых. После смерти отца Лугальбанда сделался царем и верховным жрецом в своем городе. И каждый знал: нет в мире другого царя, прекрасней и могущественней, чем Лугальбанда. А Гильгамеш был его сыном. Часть третья Не было в мире другого царя, прекрасней и мужественней, чем Лугальбанда. А Гильгамеш был его сыном, еще более прекрасным и мужественным, чем отец. Но только скорбным стало его лицо. Оттого, что друг молодого царя, верный Энкиду сидел рядом на каменных плитах молча, печально. Долго ждал Гильгамеш от Энкиду хоть слова, хоть звука. Но великан оставался безмолвным, лишь изредка капали из глазззз его огромные слезы. У великана и слеза была гтгантской -- одна могла бы заполнить чашу. И тогда не выдержал царь, заговорил первым. -- Энкиду, брат мой, скажи, отчего ты печален? Что за тоска легла на твое сердце? Расскажи не медля, чтобы я мог скорее тебе помочь. -- Друг мой, ты верно сказал о моей тоске -- она сжимает мне сердце. А все оттого, что в твоем городе я сижу без дела. Каждый житель его -- и царь и раб -- все заняты работой на радость богам. Лишь я один слоняюсь по улицам среди стен. От безделья слабеет моя сила. Я чувствую, как теряю ее. Оттого и пришел я к тебе в печали. Или нет в твоем городе места богатырям? Нет им больше работы? Долго молчал Гильгамеш, не решаясь ответить. Но, наконец, заговорил: -- Есть одно дело, друг мой, Энкиду. И это дело под силу только богатырям. Я думал о нем давно, но не было у меня товарища, того, что готов делить опасность и славу. Теперь он есть, он сидит рядом со мной, и все же я не решаюсь заговорить об этом деле, столь ужасен тот, на кого я хотел бы пойти походом. -- Друг мой, таких слов я от тебя не ждал. Или ты не знаешь, что на земле нет силы, с которой я не мог бы сразиться. Назови же мне имя своего врага и с этого мгновения он станет моим врагом. Сказав это, Энкиду поднялся с каменных белых плит, он уже чувствовал, как сила снова вливается в его тело. -- Назови мне скорее имя твоего врага и я готов отправиться на битву с ним один или вместе с тобою! -- повторил он. -- Не спеши, Энкиду, не давай преждевременных клятв, друг мой, -- ответил Гильгамеш, и богатырь услышал печаль в его голосе. -- Далеко от нашей земли стоят ливанские горы. И если в нашей земле деревья почти не растут, то эти горы заросли могучими лесами. Кедры, необходимые для наших новых построек, растут в этих лесах. Но к горам подступиться непросто... -- Хумбаба? -- в ужасе выдохнул Энкиду и снова рухнул на каменные плиты рядом с царем. -- Ты не ошибся, Энкиду, и верно назвал имя моего врага. Что же, ты и теперь согласен пойти вместе со мной, чтобы изгнать его из мира? Если нам удастся убить его, в мире больше не останется страшной и злой силы. А у города будет столько кедра, сколько нужно. Сраженье с сасмим Хумбабой -- вот что прославит меня на века. -- Друг мой и царь, ты лишь слышал об этом чудовище, я же подходил близко к горам, когда бродил по степи вместе со зверями. От зверей я и слышал, что никто никогда не входил в эти леса. Однажды я все же решился, приблизился и услышал громовой ураган -- это был голос Хумбабы. Я увидел страшный огонь -- это было его дыхание, я почувствовал ужас смерти -- это был его взгляд, который он устремил на меня откуда-то издалека. Не надо тебе думать о сражении с Хумбабой. Его победить невозможно. -- Все это я уже слышал, Энкиду. Но не ты ли просил меня назвать имя врага? Я окружил город высокой стеной и теперь Уруку не страшен никто. Нет такого врага, рожденного среди людей, которому под силу завоевать мой город. Но есть страшное злое чудовище. И кто скажет, какое желание придет к нему завтра утром? Его не остановит ничто -- ни храмы, ни стены, ни мольбы людей к богам. Любой город, к которому он приблизится, будет сожжен и растоптан. И потому я давно мечтал пойти на него походом. Ты, выросший среди животных, не знаешь, что именем Хумбабы пугают всякого черноголового с детства, даже если он рожден в царском доме. Мой отец, великий Лугальбанда, подвиги которого известны всем, даже он не смел думать о битве с Хумбабой. Я же мечтаю о ней давно. Но не было прежде у меня друга. Теперь же я решился, если ты согласишься встать рядом со мной. Гильгамеш! Подумай! Хумбабу невозможно застать врасплох -- он не спит никогда. Сами боги создали его, чтобы он охранял кедровые леса. Говорят, что силой наделил его Шамаш, а Эллиль подарил ему власть над людскими страхами. Стоит разгневать его -- и сотрясаются горы, рушатся скалы, колеблются земля и небо. Как же мы победим его? -- Мой бедный Энкиду! Уж не боишься ли ты смерти? Оглян