жество картин, в основном абстрактных. Висит также ветвистый сук с надетыми на него пустыми бутылками и номер, какие бывают на старых домах: надпись по окружности и цифра посередине, а сверху лампочка колпаком в форме призмы. Прежнее название улицы закрашено и написано "Wall Street". На столе - старинная пишущая машинка, кучи бумаг и книг, чашки и стеклянный чайник. Из закуски он предложил лишь одну конфетку на двоих. Потом он выдал мне коробки с кассетами и я тут же заторопился уходить, хотя он, как мне показалось, намекнул, чтобы я оставался еще посидеть. 4.9. Колос июльского хлеба 22.VII.82 На протяжении последних суток - настоящий "парад уродов". Выражение из песни Галича о памятниках Сталину: Он выходит на место Лобное, Гений всех времен и народов, И как в старое время доброе Принимает парад уродов. Вчера, когда я еще был в Москве, пошел очень сильный дождь. Крыша сразу же опять протекла; с потолка на кухне закапало. Я пошел в домоуправление. Не жаловаться, конечно, жаловаться просто глупо: ремонт уже был всего два года назад; кто же будет еще раз ремонтировать? Взял там ключи от люка на чердак и подставил под струю тазик. В домоуправлении увидел поставленный на шкафу для всеобщего обозрения бюстик "мудрого, родного и любимого". А в прошлый раз когда заходил - тоже по вопросу крыши - вроде не было. (Хорошо хоть не Гитлера выставили... Если теперь появились даже поклонники самого Гитлера - то что можно спрашивать с поклонников Сталина?) (*) Сегодня утром поехал в Ж. По дороге вышел на Дзержинской площади, заглянул в "Детский мир". На площади и в магазине мельтешило множество товарищей с короткими прическами, в пиджаках и галстуках. Несомненно - служащие расположенного по соседству учреждения. Температура была почти 30 градусов и в других районах города прохожих в пиджаках почти не встречалось. Место весьма тоскливое: огромная площадь с торчащим памятником, высокие серые дома, в ущелья между которыми почти не проникает солнце. Народу почти нет - по контрасту с толпой возле магазина. Ворота - черные и железные, с вертикальным волнистым узором, - наглухо закрывают арку ворот высотой в три этажа. На окнах решетки с таким же рисунком. В комнатах можно разглядеть казенные конусообразные плафоны на потолках, а на стенах - портреты Дзержинского. Очень мрачное впечатление. Возможно, что дело тут не только в архитектуре: некоторые утверждают, будто бы большое скопление служащих известного учреждения создает в этом районе биополе, действующее на психику крайне угнетающе. А кто-то, говорят, экспериментально обнаружил, что молоко рядом с этим зданием скисает намного быстрее. Последнее, я полагаю, шутка. Напротив, должен был бы проявиться бактерицидный эффект. Когда я приехал в Хотьково и сел на автобус, то увидел в кабине перед шофером черно-белую усатую фотографию; кокарда фуражки и ордена раскрашены красным и желтым. Такие вещи наблюдаю в последнее время в автобусах довольно часто, особенно за городом. Оригинальным же здесь было то, что рядом с портретом на ниточке болталась игрушечная обезьянка: рожица и лапки на пружинках. Просто гениально вышло: вождь в компании с обезьяной. К сожалению, вряд ли преднамеренно. А когда я приехал на дачу и сидел возле грядки, обжираясь горохом, - увидел идущего мимо участка сторожа Алексея. Точнее, сначала почувствовал запах перегара и дым папиросы. (Все чувства на природе предельно обостряются, особенно обоняние. Когда по шоссе метрах в 50 от участков прогоняют коров, то издалека чувствуется смешанный запах навоза и сливочного масла. А когда проезжает машина, то от выхлопных газов прямо тошнит. А в городе их за минуту сто штук по улице проедет - и хоть бы что. Начинаешь верить приключенческим романам, в которых дикари обнаруживают белого человека за сотни метров по запаху табака.) Время было около четырех и Алексей был уже совсем пьяный. Рубашка расстегнута и на бледном теле (только загорелый треугольник ниже шеи) видна очень яркая татуировка: снизу от самого пупа торчит кремлевская башня, а на груди - два грубо, но похоже выполненных профиля. Справа Ленин, а слева Сталин. Друг на дружку смотрят. Слышал, что он наколол себе это дело вскоре после войны в армии. Его забрали и отправили куда-то в Читу и там он себя разукрасил. И на знаменах эта компания, и на портретах тоже, а вот не угодно ли вам еще дополнительно, не угодно ли вам еще добровольно и сверх плана - на собственной груди? А человеку, которому не нравится Советская власть, в таком случае можно посоветовать выколоть себе на груди портреты Сахарова и Солженицына. А любителю неофициальных песен - портреты Высоцкого и Галича. На одном из участков на другой стороне шоссе работают солдаты. Человек семь. Привезли их сюда на автобусе с военными номерами. Неделю назад они тоже там работали. Уже сделали фундамент и начали класть стены. Не только фундамент, но и стены делают из красного кирпича, которого нет в продаже. Правда, никакого другого кирпича в продаже тоже давно нет, но красного не было и раньше. Да уж, господа! Министерство обороны - это, несомненно, крупнейший рабовладелец и работорговец в мировой истории. За исключением, возможно, китайского министерства обороны. Хоть бы в гражданское их переодели, а то выходит, как бы это сказать, чересчур откровенно, что ли... Впрочем, вы не думайте, я нисколько не протестую. Кому, объясните, от этого плохо? Хозяину дачи - хорошо, военным начальникам - тоже. И сами солдатам развлечение... Приятнее, я думаю, чем маршировкой заниматься. Что вы говорите? Плохо всему советскому народу? Да растолкуйте вы мне, как это может всем быть плохо, когда каждому в отдельности хорошо? Вот чего я никогда не понимал и, видимо никогда уже не пойму. (**), (***) Ближе к вечеру сделал прогулку к речке. Идти минут десять: через покатое поле, засеянное рожью, а затем через лес - комары, трава, уже густо покрытая росой и очень узкий серпик луны на фоне заката над вершинами молодых елок. Вода в речке жутко холодная. Течение быстрое и вода не прогревается даже летом. Климат тут заметно холоднее, чем в Москве. Не за 55-й параллелью, а за 56-й, которая проходит через Пушкино. Особенно заметно весной, в апреле: в Москве о снеге уже и забыть успели, а тут он лежит и в лесу и в оврагах. На поле уже появились колосья, но вместо зерен в них пока что кашица с мучным вкусом. Но сами колосья уже выросли высотой чуть ли не до пояса и когда идешь через поле, то они цепляются и хлещутся об тебя, точно в песне Галича: Когда я вернусь, я пойду в тот единственный дом, Где с куполом синим не властно соперничать небо. И ладана запах, как колос июльского хлеба, (****) Ударит меня и заплещется в сердце моем. Здесь километрах в двух, в деревне за озером, имеются развалины церкви. (Неделю назад ходил туда и осматривал. Круглый купол, изнутри, как в песне - синий с золотыми звездами. Правда, совсем облупившийся. В церкви, видимо, когда-то устроили мастерскую: на полу среди битого кирпича валялись детали тракторов. Но потом забросили даже мастерскую.) Сейчас, после заката, церковь сделалась почти неотличимой от крон разросшихся вокруг нее деревьев. По причине округлых очертаний купола и колокольни, лишенных луковиц. Пейзаж вокруг озера по вечерам абсолютно булгаковский, в стиле предпоследней главы "Мастера и Маргариты". "Туманы земли, ее болотца и реки." И, соответственно, далекие огоньки чахлого желтого цвета в деревне. Туман зарождается над поверхностью озера, поднимается и затопляет расположенные на его берегах рощицы и заросли кустарника, верхушки которых после этого становятся похожими на островки в море. А затем все скрывается в темноте. ________ (*) Так кто же, все-таки, по твоему, хуже: Гитлер или Сталин? Только честно? (**) Вскоре, однако, эту дачу конфисковали, причем без суда, в административном порядке, как они теперь делают. И прямо не знаешь - ужасаться таким вещам (хоть и советские, а все же - капиталисты) или наоборот - радоваться (не капиталисты, прошу прощения, а рабовладельцы). (***) И новый хозяин дачи до сих пор не может ее достроить. Андропов, наверное, так их напугал, что они со страху отдали эту дачу не тому, кому следовало. (****) Очень хорошо сказано, даже гениально: "колос июльского хлеба", хотя Галич на самом деле поет: "запах приютского хлеба": эта песня тогда была только в эфирной записи, под глушилку. V. ВРАГ - ЭТО ТЫ 5.1. Зимнее время 30.IX.82 Несколько дней подряд предупреждали являться на практику точно к началу рабочего дня - в 9:15. Сегодня так и поступил, опоздал всего на 10 минут. Но именно сегодня с утра заняться было совершенно нечем. Посидел в читальном зале, где стоят шкафы с энциклопедиями; в их числе - Британская и Американская. Шкафы обычно запирают, хотя их несложно открыть, если надавить на дверцы. Очень непонятно. Если рядовым посетителям дозволено читать заграничные энциклопедии, то зачем их запирать? А в противном случае спрятали бы куда подальше, чтобы не дразнить публику. В Британской энциклопедии вырезаны 20 листов, повествующих об истории России после 1917 года. И отсутствует еще один лист (плюс небольшой прямоугольный кусочек справа внизу на предыдущей странице) - когда в статье о русской литературе повествование доходит до этого периода истории. Портрет Мережковского на вклейке, однако, почему-то пощадили. В Американской же энциклопедии никаких изъятий не обнаружил. Видимо, это как-то связано со штампиком "только для служебного пользования" на форзаце. (В Британской такого нет.) А я, подлец, прочитал не для служебного, а с целью личного любопытства, в чем дико раскаиваюсь. Не изъята даже статья "soviet", хотя там имеются абсолютно ужасные вещи: "Demagogues and party men control all high soviets." (Почему же только "high"?) Рядом с иностранными энциклопедиями стоит шкаф с БСЭ, который периодически тоже оказывается на запоре, что уже совершенно необъяснимо с марксистской точки зрения. Хотя при желании можно вычитать немало антисоветского даже из БСЭ. Статья "тоталитаризм". Государство управляет всеми сферами общественной и личной жизни. Установлена общеобязательная государственная идеология и предусмотрены наказания за неверие в ее догмы. Запрет любой непредусмотренной инициативы. Все "общественные организации" суть государственные учреждения, управляемые сверху. В энциклопедии, естественно, написано, что все это имеет отношение лишь к капиталистическим странам, в частности к гитлеровской Германии. Точнее сказать - этот тезис не доказывается, и даже не постулируется, а подразумевается, как очевидный. (Хотя при Гитлере в Германии, по крайней мере, сохранялась частная экономика.) Может быть, тоталитаризм является злом лишь до тех пор, пока он не достиг какого-то предела, но после его достижения, когда он становится в полной мере тоталитарным - оборачивается величайшим благом для народа? Переход количества в качество. Так бы и говорили. (Все равно как считать, что побои - зло тоже лишь до какого-то предела, пока человека не забили насмерть.) К. Чуковский приводит оправдательные слова ребенка-драчуна: "А что мне делать, если драка так и лезет из меня?" Ну а мне что делать, если антисоветчина так и лезет из меня? Лезет и лезет, проклятая. А вот у нас на факультете - какая может быт инициатива, не исходящая от начальства? Именно общественная? Кроме той, чтобы закупить пива с водкой и нажраться? (Да и это тоже очень не поощряется.) В декабре кто-то попытался отметить годовщину смерти Дж. Леннона. (Видел тогда написанное от руки объявление, но сходить поленился.) Собрались на набережной с гитарами и магнитофонами; сразу явилась милиция и приказала разойтись. Потом некоторых таскали в комитет комсомола: отчего не согласовали? Бонифация тогда тоже накололи. А наше коллективное заслушивание Галича - это, сами понимаете, деяние явно за рамками Уголовного кодекса. При желании можно найти даже призыв к антисоветскому вооруженному восстанию: Пой же труба, пой же Пой и зови к бою! Вечером все втроем - я, Главком и Чуркина - поехали на факультет на комсомольское собрание. Днем было ясно и, можно сказать, жарко, а вечером появились тучи, задержали тепло; духота была почти летняя. Деревья некоторые стоят еще зеленые. Чуркина, отметившись в списках присутствующих, ухитрилась прошмыгнуть обратно в дверь и скрылась. А мы с Главкомом торчали там два часа - с 5-ти до 7-ми. Удалось занять место в глубине аудитории. В начале заседания случилось вполне демократическое обсуждение регламента. Буржуазно-демократическое, я имею в виду. Что, сами понимаете, равнозначно. Комитетчик, вышедший зачитывать отчет, потребовал себе 40 минут, а кто-то смелый при утверждении регламента встал и сказал: зачем 40, хватит и 20. Уже собрались голосовать два предложения и проголосовали бы, конечно же, за 20, но тут возник какой-то козел из парткома и начал вонять: "Я не понимаю вашего отношения! Люди столько готовились, а вы не можете их даже выслушать!" И комитетчик тот долдонил больше часа. Наверное, назло слушателям. Они, то есть мы, вели себя, мягко выражаясь, невнимательно. Особенно после истечения положенных сорока минут. Докладчика почти не было слышно. Главком баловался едва ли не больше всех, да и я от него не отставал. Трепались, умышленно не понижая голоса. Главком вспомнил, что этой ночью предстоит переход на зимнее время и предложил перейти на него немедленно: с тем, чтобы великодушно подарить докладчику дополнительный час, раз уж его продрал словесный понос. Я же снисходительно заметил, что вся Европа перешла на зимнее время еще 4 дня назад - в ночь с субботы на воскресенье, что гораздо удобнее. А они, наши то есть, даже здесь сумели выебнуться. Главком начал с притворным гневом обличать меня: "Я считаю, что такие диссиденты и космополиты, как ты, недостойны состоять в комсомоле!" Сразу после окончания доклада один человек, сидевший очень близко от нас, вскочил, вышел к столу и в нарушение регламента начал критиковать присутствующих за "недисциплинированность на грани аполитичности". Шум на некоторое время прекратился, но потом - он еще не договорил - возобновился и даже стал намного громче. Несомненно, какая-то шишка из комитета комсомола, а то и из парткома. Я ведь их не знаю никого. Я всерьез опасался, что он возьмется за нас с Главкомом персонально - мы сидели совсем рядом, но он все же не стал. "Я в первый раз присутствую на собрании, где комсомольцы, я не боюсь этого слова, откровенно хулиганят. Если вам неинтересно, то вас сюда никто насильно не тянул!" (Переписать перед началом, однако, не забыли.) А кончил он свою речь совершенно потрясающе: "Я уж не говорю о годах войны и так далее, но даже на моей памяти, всего пять лет назад, люди на собраниях были гораздо активнее. Тогда хоть комитет комсомола критиковали, а теперь уже даже и не критикуют." Памяти Галича Я стучу, стучу, стучу и награды не ищу: труд превыше всех наград; я и так ужасно рад. Тру я морду кирпичом, пою песню ни о чем: "Затрубили трубачи; застучали стукачи!" А какой-то гражданин шел по городу один. Он по улице идет - песню вредную поет. Эта улица длинна и на улице весна: мокр асфальт и черен снег, пьяных нет и буйных нет. Только он, подлец, идет - во все урны он плюет. Улица уходит вверх и в глаза мне неба свет; в уши мне гремит трамвай; окна настежь все в домах; и из каждого окна песня вредная слышна. Я стучу, я все стучу, я корысти не ищу: труд мне слаще всех наград; я бесплатно тоже рад. Чищу морду кирпичом, и пою я ни о чем: "Затрубите, трубачи; застучите, стукачи!" 28 сентября 1982 г. 5.2. Страна слепых 13.X.82 Прямо как в анекдоте, господа товарищи, совсем как в анекдоте. Солдаты спрашивают замполита: отчего в США армия добровольная, в то время как в СССР имеется воинская повинность? Ответ: разве вы не знаете, что советские люди - самые мирные люди на свете и нападать, в отличие от США, ни на кого не собираются?! Нет, я охотно согласился бы служить не два года, а целых три, если бы мне кто-нибудь объяснил понятно: отчего США, вместо того, чтобы нападать на нас, не завоюют Канаду? Это же им несоизмеримо проще. Ядерного оружия у Канады нет, а граница практически не охраняется. За одни день управиться можно. Даже Гитлер сначала напал на Польшу... В начале октября распространились слухи: в этом году будет "распределение в армию". (Прошлый год не было, и позапрошлый, кажется, тоже.) А три дня назад на факультете вывесили список: кому срочно явиться на военную кафедру. Из нашей группы нет только Олега и Главкома, а все остальные присутствуют, даже Мойша. На военной кафедре кратко побеседовали в успокоительном тоне. Сказали что мы всего лишь "кандидаты на призыв", причем сама кафедра ничего не решает, а только передает в военкомат списки, составленные на факультете. Рассказали, какие бумажки нужно представить в военкомат. Вчера утром, в частности, я навестился в психиатрический диспансер за справкой, что на учете у них я не состою. Непонятно, отчего за всеми справками должен бегать я, если они мне вовсе не нужны и даже наоборот? Кто, интересно мне, из нас сумасшедший? Но все же, конечно, пошел. Намекали, что кто будет тянуть - тех заберут в первую очередь. (*) Уже несколько дней продолжается безнадежный осенний холод. Градуса 2 - 3 выше нуля, тучи и ветер. Деревья совсем голые. Диспансер расположен в дурацком районе: заборы, пустыри, свалки и запутанная нумерация домов. Долго ходил и искал. Справку мне дали сразу, как только узнали, что она нужна мне именно для военкомата. Даже не смотрели в картотеку. Меня так и подмывало взять и отчудить какую-нибудь дикую шутку и я уже начал огрызаться с сидевшей в регистратуре глупой и вредной теткой. Без каких-либо симулянтских умыслов, чисто инстинктивно, такая ненормальная там атмосфера. В военкомате в коридоре сидело человек 20 с нашего курса. Дали заполнять анкету со множеством пунктов. Анкета похожа на ту, что была на втором курсе перед засекречиванием, но, как мне показалось, еще более подробная и въедливая. "Родственники, в том числе и умершие." В той анкете, насколько я помню, не трогали хотя бы умерших. "Привлекались ли к судебной ответственности?" Не о приговоре спрашивают, суки хитрожопые, а о самом факте привлечения; а вдруг меня оправдали? Обилие вопросов насчет "заграницы". Явно нездоровый интерес к этой теме. Поездки и даже переписка не только самого опрашиваемого, но и его родственников. Вопросы насколько неприятные, настолько и наивные. Таинственная и коварная страна Заграница, источник всего плохого в нашей жизни. Страна, одна лишь переписка с которой так же сильно компрометирует человека, как приговор за кражу или убийство. Ждал очереди в кабинет довольно долго. Сидел и слушал многочисленные истории про двухгодичных лейтенантов. Особенно запомнился грустный, но поучительный рассказ о человеке, всего за месяц до увольнения умершем самой подлой смертью, какую только можно вообразить: крепко выпил, уснул на спине и захлебнулся собственной блевотой. Далее последовал полезный совет рассказчика: когда будешь там пить (будешь, будешь!) - то ни в коем случае потом не лежи на спине. Наконец вызвали и меня. Сидели два полковника, один с нашей военной кафедры. На анкету мою даже не взглянули, положили ее в стопку других. Снова объявили мне, что я являюсь "кандидатом на призыв". Опять - без определенности и окончательности. "Кандидат" - и думай, что хочешь. Нельзя же, сами понимаете, человека полностью лишать надежды... В коридоре на стенде были выставлены различные агитационные брошюрки. Скучая в очереди, подошел и почитал. Одна особенно позабавила своей тупостью, тем более, что написал ее один очень большой начальник. (**) Брошюрка на тему о правах человека в СССР. Какие хорошие там (в смысле тут) бывают права человека. Доходит просто до смешного. Написано, например, что в США ежегодно происходит свыше 30,000 убийств. Разумеется, что любой приличный автор привел бы здесь соответствующие данные по Советскому Союзу (а у этого-то автора непременно есть к ним "допуск"). Но, как вы сами понимаете, ничего определенного на эту тему я там не нашел. Постоянные логические зацикливания. Чехарда посылок и выводов. Пример. Посылка: организации трудящихся, всеобщие выборы, наказы депутатов. Вывод: наше государство народное и вся собственность тоже народная. Но часто встречается и прямо противоположный ход мысли: главное - не внешние формы демократии (многопартийность и пр.), но экономические: кому принадлежат средства производства. А они, как всем известно, принадлежат у нас трудящимся. Не надо смеяться, я понимаю, что все это величины мнимые, но даже с мнимыми величинами следует оперировать по правилам математики. Видимо, выстроить однозначную и непротиворечивую картину мира в любом случае невозможно и вся проблема заключается не в устранении противоречий, а в выборе точки зрения. И в разных случаях могут проявиться либо глобальные проблемы (антиномии Канта, например: кончена ли Вселенная, есть ли Бог и т.д.) либо же - примитивное мухлевание со статистикой. Гневное и неубедительное опровержение различных буржуазных теорий. Причем наиболее интересные и, соответственно, наиболее опасные теории опровергаются с наибольшим шумом и грохотом. Вплоть до обвинений в разжигании войны и в пособничестве иностранным разведкам. То есть сами они тоже хорошо понимают, где именно их идеология наиболее явно расходится с фактами. Намного лучше тебя понимают. Отчего, в самом деле, американцам Канаду не завоевать? В рассказе Г. Уэллса "Страна слепых" описано, как один человек попал в горное ущелье, где жило племя, ослепшее несколько поколений назад. О зрении они давно не имели даже воспоминаний, однако диагноз тому человеку поставили вполне точный. Пощупали руками его глаза и сообщили, что у него на лице имеются две ненормальные выпуклости, кожа на которых все время дергается. Это, несомненно, и мешает его мозгу сосредоточиться. От этого он и говорит разные глупости о каком-то зрении. И слепые решили удалить эти выпуклости хирургическим путем. _________ (*) Слышал, что в других вузах "кандидатам", помимо всего прочего, еще и предлагают написать рапорт о якобы добровольном зачислении на службу. А вот от "кандидатов" с нашего факультета ничего подобного требовать не осмелились. Уважают нас, ироды. (**) А теперь он, я извиняюсь, самый большой начальник. 5.3. Некролог подписанный 11.XI.82 Сегодня, как и обычно, приехал на практику к 11 часам. В вестибюле было громко включено радио, играла классическая музыка, а потом стали передавать официальное сообщение. Всегда было "с глубоким прискорбием", а тут сказали "с глубокой скорбью". И я уже понял, о чем пойдет речь. Которые люди шли мимо - останавливались и слушали. Я успел сдать гардеробщице куртку до того, как назвали фамилию. В лабораторию на седьмой этаж поднялся пешком, для нервной разрядки, хотя лифт работал. По коридору из комнаты в комнату ходили сотрудники. Одни - с видом плохо скрываемого злорадства, другие - с опущенными физиономиями, не столько печальными, сколько испуганными, большинство же выглядели непроницаемо. У меня самого настроение было вполне грустное, даже сочувственное; сочувствие было, правда, не то чтобы как к политическому деятелю, а, точнее будет сказать, как к живому существу. Если так подробно расписывать смерть, то хоть кого жалко станет. Хоть курицу, хоть рыбу. Вспомнил, как этим летом привез на дачу рыбу, которая уже на следующее утро завоняла без холодильника, да еще в полиэтиленовом пакете. Собрался ее выкидывать, уже дошел до мусорной кучи - и тут стало ее ужасно жалко. Не как продукт питания, а как биологический объект. Плавала там себе, потом ее выловили, а теперь она сгниет без всякой пользы. Уже вытряхивал из пакета - может, хоть собака съест, и тут решил все же сначала попробовать самому. Зажарил на сковородке на костре, а потом скушал не без аппетита: при жарении выпарились все гнилостные запахи. Вскоре пришел Главком, спросил: "Уже слышал?". В честь такого эпохального события выкурил с ним сигарету, хотя обычно отказывался. Потом, по моему настойчивому предложению, вышли "на разведку". Ведь почти 30 лет такого не случалось, 30 лет без четырех месяцев: умерший на пенсии Хрущев не в счет. Сели на автобус, поехали к центру. Милиции везде было полно с карманными передатчиками. В кремлевские ворота одна за одной въезжали черные машины. На Красной площади спешно доканчивали убирать октябрьское оформление и развешивали огромные флаги с черными лентами. А в остальном ничего особенного, только люди несколько суетливее и очереди явно длиннее. Когда проезжали по Большому каменному мосту, неожиданно вспомнил сон, приснившийся месяца три назад, летом на даче. Тоже этот мост, но раз в десять шире и длиннее, чем в реальности. Башни Кремля на другом берегу видны где-то на горизонте. И от башен прямо на меня несутся удивительные и страшные сооружения, наподобие передвижных лозунгов, какие возят на демонстрациях, но не красного, а черного цвета. Размеры тоже громадные. Белые по черному фону надписи и черные флаги. И со всех сторон из динамиков гремит молодой и необычайно ражий голос, который с предельной яростью обличает империалистов и поджигателей войны. И от всего этого, в особенности от голоса - острое чувство предсмертной тоски. К счастью, моментально проснулся. 14.XI.82 Вчера поехал в Ж., чтобы привезти картошки. В сентябре накопали на колхозном поле килограммов сто. Поле до того убирали и солдаты, и студенты, но картошки после них все равно осталось необычайное количество. Погода очень теплая для ноября. Вчера было плюс 10 градусов, светило солнце. Воздух в лесу по вкусу напоминал недоспелое яблоко. Снег уже выпадал целых два раза и морозы были, как настоящей зимой, но теперь все растаяло. Остался там ночевать. В августе, наконец, провели электричество. Сидел чуть ли не до 3 ночи - читал и сочинял. В полном одиночестве. Во всем поселке было, наверное, 2 - 3 человека. Точно король сидел. Как в песне на слова Ю. Мориц: "Я с тобой." "Нельзя, любимый. Не надейся, не возьму. В те края дорогой мнимой Едут все по одному." В литературные сферы, то есть. Правда, в попутчики мне никто и не набивался. Сегодня вечером автобус в Хотьково не пошел, пришлось сесть на встречный, в Дмитров. Ехать на 10 минут дольше. Недавно слышал по вредным голосам, что во время строительства канала возле Дмитрова был крупнейший концлагерь "Дмитлаг". Чуть ли не миллион заключенных. Следующая за Дмитровом станция называется "Каналстрой", есть и другие в том же роде: "Ударник", "Темпы". Смешно, конечно, признаться, но мне кажется, что и вся Савеловская дорога до сих пор сохранила явно лагерный облик. Мост на пересечении с каналом окружен столбами с колючей проволокой, а в будке рядом с полотном стоит часовой. До сих пор стоит. Ярославская дорога ведь явно важнее Савеловской, но даже на ней часовых возле мостов не ставят. Кроме того, почти каждую поездку замечаю там неприятные компании, не только хулиганские, но и явно уголовные. (В отличие от той же Ярославской, где чувствуется близость Троице-Сергиевой лавры: встречаются бабки в платках, читающие религиозные книжки и мужчины поповского вида - с волосами и бородой, хотя и в штатском.) В этот раз какие-то пьяные парни всю дорогу дубасились в тамбуре. Целый час, хотя и с перерывами на отдых. Время от времени возвращались в вагон, мирно разговаривали и обнимались. Затем опять ссорились и говорили друг другу: "Может, пойдем выйдем?". Выходили и в тамбуре возобновлялись вопли и грохот. 5.4. Молчаливая демонстрация *** ...Колька пришел на площадь без двадцати семь; народу там было уже заметно больше, чем обычно в это время, не говоря о милиции: возле памятника торчал целый взвод ментов и вокруг в сквере тоже; через каждые двадцать метров. Колька сел пока что на одну из лавочек, двумя полукружиями охватывающих памятник. Вытащил из кармана печеньице и начал его медленно, откусывая мелкие кусочки, поедать. Сигарета, конечно, в такой ситуации очень бы не помешала, но сигарет с собой у него не было. Почти все места на лавочках, несмотря на довольно сильный мороз, были заняты. А прямо напротив Кольки стоял топтун. Колька сразу понял, что это именно топтун. Стоит на одном месте, как приклеенный и периодически не спеша поглядывает по сторонам. И морда такая особенная. Через некоторое время толпа вокруг памятника заметно уплотнилась и лавочка тоже оказалась полностью забитой. Люди сидят и внимательно смотрят в сторону памятника. Точно в театр пришли. Фонари на площади натриевые и лица у всех бледно-желтого цвета. Без пяти семь кто-то рядом произнес: "Ну, пора!" и несколько человек разом встали и направились к памятнику. Но большинство осталось сидеть. И тут Колька увидел, что мимо идет человек вполне приличного вида с бородой. Идет вроде как сам по себе, но с обеих сторон его сопровождают два милиционера. Спустились по ступенькам за памятником и свернули в аллею. Повели его, видимо, в одну из ментовозок, в изобилии припаркованных по периметру сквера. А еще через минуту кто-то заорал что-то неразборчивое и туда сразу рыпнулся со всех сторон десяток милиционеров. Орали в гуще толпы и Кольке сперва ничего не было видно, но потом мимо Кольки провели еще одного человека - в обвисших брюках и старом пальто. Его, в противоположность первому, волокли за обе руки и подталкивали сзади, а он упирался и кричал: "Бандиты!" Но его тоже очень быстро увели из поля зрения. Колька поднялся, подошел к памятнику. Толпа уже стояла совсем плотная, оставив лишь два коридора для людей, идущих из кинотеатра к станции метро. Наверное, не меньше тысячи человек, если прикинуть. А то и две. Перед самым памятником в толпе разрежение, стоит шеренга милиции плечом к плечу, а за ними, возле самых цепей, огораживающих памятник, - человек пять в штатском, но явно не топтунского облика. Их почему-то не хватают, хотя некоторые сняли шапки и держат их в руках. Ритуал заключается в том, чтобы явиться к памятнику и ровно в семь вечера снять шапку. Называется "молчаливая демонстрация". (Сам Колька капюшон куртки с головы скинул еще когда вставал с лавочки.) Милиции к этому времени появилось совсем уж дикое количество, на каждом шагу буквально, пятьдесят на пятьдесят со штатскими. (Да еще сколько среди последних топтунов.) Даже десяток милицейских полковников в папахах и пара генералов. Стоят на некотором отдалении и беседуют с топтунами. Отпор клеветнику (ТАСС, 11 декабря 1982 года.) Уже длительное время советская общественность с тревогой следила за деятельностью одного из сотрудников Минлитературы СССР Н. Цырлина. В его книгах читатели с недоумением замечали маниакальное стремление к всяческому глумлению над нашей советской действительностью. Так, в своем пресловутом опусе, издевательски названном "Строгое счастье", Н. Цырлин утверждал, что жизнь в родной стране ему невыносима до такой степени, что он готов броситься на стенку. (Видимо, вслед за печально известным персонажем Ф.М. Достоевского.) Руководство Министерства литературы считает, что ответственность за этот выпад должен нести не только Н. Цырлин, но и отдельные члены коллегии Минлитературы, в частности В.Э Поцек, с непосредственной подачи которого Н. Цырлину удалось пролезть в нашу советскую печать со своими "произведениями". Разродившись этой антисоветской стряпней, Н. Цырлин ушел в глубокий ступор и с тех пор не опубликовал в советской печати ни строчки. (Нет, как говорится, худа без добра!) Все это время он, однако, продолжал числиться сотрудником Минлитературы СССР и не забывал регулярно получать зарплату. Будучи назначенным в руководство управления по контрпропаганде, он менее чем за два года ухитрился полностью развалить работу в этой области. Контрпропаганда на литературном направлении практически не велась. Известны случаи идеологических диверсий на этой почве. А в дальнейшем свою творческую импотенцию Н. Цырлин решил компенсировать уже открыто антисоветскими деяниями. Чего стоит, хотя бы, его позирование летом прошлого года перед объективами буржуазных корреспондентов в облачении нищего оборванца! Это можно расценивать лишь как подрывную акцию, имеющую целью представить в клеветнической форме жизнь в Советском Союзе, вызвав тем самым раскол в мировом рабочем и национально-освободительном движении. Казалось бы, позитивные изменения, произошедшие в этом году в руководстве советской литературой, могли приостановить творческую и политическую деградацию Н. Цырлина. Обновленное руководство Минлитературы СССР по личной инициативе тов. Херова немедленно организовало широкое обсуждение его партийно-патриотического лица. Но к этому времени Н. Цырлин успел настолько запутаться в своих антисоветских интригах, что даже эту суровую, но товарищескую критику он использовал лишь как повод для новых провокаций. В последнее время его художества приобрели характер открытой оппозиции нашему обществу. Ему удалось сколотить вокруг себя преступную группировку, состоящую из пьяниц, хулиганов, тунеядцев и прочих отщепенцев нашей Родины. Совместно с этим низкопробным окружением он чуть ли не ежедневно устраивал буйные пьяные оргии, во время которых не только неизменно вел антисоветские разговоры, но и распространял подрывную эмигрантскую литературу. Но даже этого Н. Цырлину в конце концов показалось недостаточно. Вчера он и его свита, находясь, как и обычно, в изрядном подпитии, учинила гнусный дебош возле памятника А.С. Пушкину, поэту, чье имя является священным для каждого советского, каждого русского человека. Этим глумлением над патриотическими чувствами нашего народа любовалось множество иностранных корреспондентов, заблаговременно уведомленных Н. Цырлиным. Отвратительное хулиганство Н. Цырлина и компании было своевременно пресечено четкими действиями правоохранительных органов и возмущенных граждан. Теперь оценку деяниям бывшего писателя будет давать наш советский суд. Не может оставаться в стороне и литературное руководство. На сегодняшнем совместном заседании Минлитературы СССР и его Особого спецпартполитотдела было принято единогласное решение: уволить Н. Цырлина из числа работников Минлитературы СССР за, как сказано в постановлении, "систематическую дискредитацию высокого звания советского литератора". Руководство Минлитературы СССР и Особого спецпартполитотдела выражают уверенность в том, что этот решительный отпор клеветнику послужит хорошим уроком всем тем, кто ищет дешевой популярности на Западе и еще теснее сплотит советских литераторов вокруг нашей партии и правительства, вокруг нашей официальной идеологии, которая в условиях усиливающейся с каждым часом опасности капиталистической агрессии против нашей Родины продолжает уверенно вести нас вперед и вперед, от одной победы к другой победе! 5.5. Роскошная книжка 13.XII.82 Сегодня на практике все утро переписывал для диплома из разных журналов и отчетов. Один толстый переплетенный отчет, из которого не успел переписать, вынес домой, чтобы завтра на практику лишний раз не таскаться. Переписывать можно и дома. Оттуда строго запрещено выносить любые материалы, даже несекретные, но это, сами понимаете - фигня. За полтора года вахтеры ошмоняли всего один раз, и то не меня, а Главкома, когда мы с ним шли через проходную и у него был толстый портфель. Случилось это месяц назад, вскоре после похорон, и мы с ним полушутя предположили, что работники охраны, учитывая гебистское происхождение нового вождя, решили отметить его воцарение таким оригинальным образом. А в пятницу, заехав в университет за стипендией, обнаружил, что вход в Главное здание теперь охраняется милицией, которая у всех спрашивает пропуск. (У входа на факультет все еще сидят бабки-вахтерши и пропусков по-прежнему не требуют.) Бонифаций с вполне серьезным видом рассказал, что недавно, когда он шел через проходную, одетый в старый черный ватник и обутый в кирзовые сапоги, то милиционер, вместо того, чтобы потребовать пропуск, якобы заорал на него: "Почему без номера, падло?!" Не сразу я понял, что он шутит. Затем Бонифаций изложил версию, что терминология: Главное здание - "зона А", общежития - зоны "Б", "В" (и так далее - до "К" и "Л") имеет самое прямое значение. Строили университет заключенные, имелось множество отдельных рабочих зон, обозначавшихся буквами. Название "зона" с тех пор так и прижилось и даже буквы сохранились те же самые. Происходят и другие события в том же вертухайском духе. От сотрудников на практике слышал про начавшиеся в последнее время облавы в магазинах, ресторанах и прочих публичных местах. Милиция неожиданно закупоривает выходы и требует от присутствующих предъявить документ, объясняющий, отчего в дневное время они не пребывают на рабочем месте. Одна тетка, будучи дома по болезни, вышла в магазин за продуктами, а там ее сгребли и сволокли в мусарню. В лягавку замели, я имею в виду. В ментовку, то есть. Педорасили в течении нескольких часов с дебильной добросовестностью: и на работу позвонили, и в поликлинику. Я, конечно, не являюсь особым поклонником нового вождя, но очень сомневаюсь, что все эти выкрутасы - его личная инициатива. Настолько это глупо. Глупо и жалобно. Бессильная попытка заставить людей в рабочее время хотя бы посидеть на рабочем месте. В "Похождениях Хуренито" Эренбурга описано, как Хуренито, направленный в провинциальный город на должность комиссара, издал декрет, воспрещающий гражданам с 10 утра до 4 вечера ходить по улицам. "За исключением следующих по делам службы и снабженных соответствующими удостоверениями." Напоминает также эпизод из одной еще более роскошной книжки. Самое первое опубликованное произведение самого вредного писателя в мире. Как начальник лагеря издал приказ: никому из заключенных в одиночку по зоне не ходить. Только строем под началом старшего. Сегодня Чуркина наконец-то принесла обещанный еще весной номер "Роман-газеты" за 1963 год. Весь пожелтевший и потертый, страницы на куски рассыпаются. Читал сегодня весь вечер - взамен писания диплома. Настоящая энциклопедия советской жизни. Деньги в лагере запрещены и обращаются нелегально, причем лагерный курс рубля в несколько раз выше, чем на воле. (Наподобие валюты, на которую тут тоже можно купить гораздо больше, чем там.) Узаконены лишь заверенные начальством записки в лагерный ларек на определенную сумму. (Наподобие распределения квартир, автомобилей и прочего дефицита исключительно по месту работы.) Если по какой-то причине заключенный не потратил всю сумму, то остаток ее у него отбирается.