авь себе, дарю... - Разумный шаг. Воспользуюсь, чтобы потратить их на адвоката. - Какого адвоката? - поинтересовалась она лениво, приоткрывая ногой дверь подъезда и слегка сожалея даже, что глюк проходит прочь... - Понимаешь, какое дело, барышня, - Гнухм обернулся к ней, - гуляла как-то некая особа по улице Утомленного тушканчика... - Он ведь был Безумный только что! - Да. Но теперь-то он - утомленный, не станешь же ты спорить... Так вот: и повстречала молодого человека необыкновенной красоты. А он от доброты своей взял да сунул ей в руку оружие страшное, смертоубийственное, стрелялку богомерзкую. Да забыл, что на стволе - страшное мокрое дело. А беспечная девочка понаставляла там своих отпечатков видимо-невидимо. Он же нет, поскольку предусмотрительный, - он поднял руки в перчатках, - теперь соображаешь, зачем тебе адвокат? Рита побледнела так, что было наверное видно даже ночью: - Ты пошутил, да? Постой, постой! Он держал ствол наготове, но по-прежнему через тряпку, она заметила. - Зачем переживать, красотка? Я же не собираюсь на тебя заявлять и не говорил, что пистолет найдут. Не найдут, наверно. Да он и мне еще пригодиться. - Ты шантажист? - спросила она. - Опять же мимо... - А для чего тебе мои отпечатки там? - На память, что ли. Мало ли для чего. - Сотри их, сотри их сейчас же! - она произнесла это совсем не своим голосом, мир вокруг побежал на нее вонючим миазмом, дурным сном... - Вряд ли... - Постой... Теперь уже я бегу за тобой, подожди. Объясни, что все это значит! - Просто иду домой. - Что мне сделать, чтобы ты их уничтожил? - голос Риты предательски дрогнул, и было ясно: девочка стремается. - Ты чего - боишься? Она молча кивнула головой один раз, потом подошла ближе, обняв его внезапно... Даже для себя внезапно. - Ну для начала я выиграл триста тысяч... И еще раз кивнула, - что же еще? - Как предполагаешь расплачиваться: наличными, безналичными?.. - У меня не может быть таких денег, откуда? - тихо стояла она, опустив голову. Все было ясно и предсказуемо. Этот тип желал ее, вероятно, ничего больше. - Раз выиграл, собирай карты, - ей было тяжело говорить это, но она сказала - так спокойно, что сама удивилась бы, если б захотела... - И гаси свечи? - продолжил Гнухм, - намекаешь на тривиальную связь? Ну долларов сто я тебе дам, ладно. А остальные? - Зачем тебе это? - спросила Рита, соблазнительно наклонив голову. И ей показалась, что власть ее над собеседником намного сильнее, чем пять минут назад, когда он еще тащился за ней жалким пристающим осликом. Опять же, как ни странно. Собеседник насмешливо смотрел на нее, потом поцеловал: - Иди домой, красавица. Не след тебе гулять так поздно. Скоро рассвет, наше вампирское дело - домой и на бочок... Она не двинулась с места, пристально глядя в его непонятные глаза. - Иди, - сказал Гнухм, - не то обижусь. Через два дня в семнадцать два ноля буду ждать тебя у Крымского моста. Только ты одна приходи, без дураков. Без дураков, поняла?! - крикнул он и побежал, скрывшись за ближайшим поворотом. Бантик остался лежать одинокий покинутый на мостовой. Она опустилась на грубый асфальт, плача. И чтобы рассмотреть, что это. Обычная ленточка такая же темная, как и он. Упала? Упала на землю. 3. СТРАНСТВУЮЩИЙ ВПЕРЕД Судьба заблудилась в мегаполисе, ушла куда-то... - Глум, постой, он не туда совсем ушел! - Туда, - откликнулся Глум без особой охоты. - Кирдык ему! - торжественно произнес Прыг, без особой, впрочем, уверенности. Света и Женя бежали за ними следом, боясь остановится и затеряться в дурном сне переулков средь ночи. За одним из пустынных перекрестков Прыг одернул друга за руку и показал ему вправо. И точно, в той стороне медленно таял одинокий силуэт. Глум ринулся за ним следом, сильно вырвавшись вперед. Когда трое подбежали к нему, он стоял склонившись над телом незнакомца. Глаза его полны были тумана и ужаса. - Я не стрелял... - лепетал он. - Он мертв? - в ужасе воскликнули их подружки, не боясь, что услышат. Никто не услышит. - Я не стрелял, - отчетливо повторил Глум. - Да, выстрела не было... - откликнулся Прыг. - Зато труп есть, - добавила Женя. Оспаривать утверждение никто не взялся. - Что же с ним произошло? - удивился Прыг. - Скажи лучше, что нам с ним делать? - Да, ты прав. Может, бежать отсюда? - Нет, его лучше спрятать. - Девчонки, помогите, - обратился Прыг к спутницам, - так мы его куда-нибудь спрячем. Глаза покойного равнодушно смотрели на них, а его пронзенное пулями тело стало легким, как те воздушные шарики, которые он носил с собой. Сейчас их, правда, не было видно. - Шарики его запропастились куда-то, - пытаясь вызвать в себе ненависть и торжество, брякнул Глум. Но получилось жалко: он уже давно перестал ненавидеть своего обидчика, тот вызывал в нем лишь ужас и ужас. Девушки с Прыгом молчали, перетаскивая тело к Москве-реке. Они не боялись, что их увидят - непонятно, почему. Хотелось скорее сбросить его в воду и забыть. Ехать домой. - А кто его все-таки? - спросила умная Женя. - Какая разница... Минут за двадцать они вышли почти на то самое место, где повстречали его впервые. Мальчики взяли незнакомца один за руки, другой за ноги и отпустили плыть. Внизу, на воде, раздался глухой всплеск. - Ко дну пошел, - удовлетворенно сказал Прыг. И тут стало страшно. Да, пока у них была цель - скорее, скорее, донести его и бросить... - чувствовать было некогда. Но теперь страх налетел на них, как призрак в пустыне. - Никто не узнает, - тихо сказал Глум, - я не знаю, что случилось. У меня голова болит. Я хочу домой. - Никто... - Света обняла его нежно и поцеловала, - не бойся, маленький. Прыг похабно хмыкнул. Девушка явно изменила планы и вознамерилась провести остаток ночи с этим плачущим убийцей или кем там еще... Они шли куда глаза глядят, лишь потом заметив, что их ведут на то самое место. В это же время рассвет озарил чистое небо, и краски вокруг стали проясняться, как на проявляющейся фотографии, и тогда они поняли, что их пугало во тьме. Вокруг были разбросаны надутые до непривычных небывалых размеров воздушные шарики. Разноцветные и странные, что-то не то. Сосчитать их было трудно, но сотни три наличествовали явно. 4. РИТУАЛЫ ПОЗАБЫТЫХ СНОВ В пустоте - только ветер свистящий Колобок, бумерангом летящий Никому ничего не сулящий Тот летящий невинно кричит... Назавтра Риту везли на дачу, где надо было два дня сидеть и ждать понедельника, Крымского моста. А там опять этот Никита Белозерцев, опять будет надоедать своими просьбами погулять и посочувствовать его одиночеству, неумело спрятанному за выражением того, что могло бы быть и лицом. Никита напоминал ей шелудивого пса с вечными его тоскливыми глазами, с запахом довольно соответственным; и тогда на душе бывало смутно и печально. - Марго!.. - с безнадежной торжественностью вякнул он, завидев вдалеке московскую знакомую, но та не думала останавливаться и быстрыми шагами прошла на веранду. Холодно-то как. Она встала перед зеркалом, пользуясь минутным своим одиночеством. Да, было чему смутить ночного странника. Рита незаметно прижалась губами к своему отражению, смущаясь близостью его и доступностью, кажется, еще шаг, и... - Чего ты хочешь, а? - спросила она сама себя и выгнула спину, отвела волосы назад, сжав сильно виски, отчего на мгновение показалась самой себе похожей на восточную пери. Не слыша вокруг, отошла она назад; не думая, подтолкнула к зеркалу маленький пуфик и присела, сняв туфли и задумчиво опустив лицо на нервное сплетение рук. Хотелось ей так и смотреть не мигая на эту дурманящую красоту в зеркале, к которой не прикоснешься ближе звука разбитого стекла... Рита опустилась на подвернувшуюся нелепость, подняв высоко юбку. Отражение заставило ее вздрогнуть, а потом уважительно кивнуть - да. Она задумчиво поцеловала пальцы и совершенно серьезно взялась коснуться губ за стеклом. Но прикоснулась только руки с отражением, тогда же провела ею вниз, назад и усмехнулась возникшей напротив двусмысленности, почти непристойной. Тогда продолжила она движение со всей заданной закономерностью и нагло посмотрела себе в глаза. Та, напротив, нравилась ей и в то же время раздражала своей бесстрастностью, своим лунатическим послушанием. Ей хотелось повалить ее и смять, вызвать румянец на ее болезненных щеках, заставить нелепо и бессмысленно засопротивляться. Она только коснулась губами губ и опустилась перед зеркалом на пол; случайность рисунка упавшей юбки показалось ей красивым предзнаменованием, так тихо и неожиданно легла она рядом. Рита бросила ее в зеркало, чтобы на миг прикрыть отражение, а потом увидала ту беззащитную прелесть, которой хотела владеть (да...) и которой грезила поклоняться, все забыв. Словно забыв, она сделала больно, но вскрикнув едва, закусила губу и так продолжила себя мучать, с интересом всматриваясь в глаза напротив, наполненные слегка поволокой, как от наркотика. Astound me, нежно сказала она отражению и дернулась, словно волною прибоя подхваченная; та волна застала ее врасплох. Она вспомнила себя год назад, как вот так же лежала она в дюнах, отдавшись прибою и ветру, смущавшим ее тем, что были они живые, ведь были они так аритмичны... Шаги на веранде вернули ее к действительности; она вскочила, застигнутая врасплох, в помятой одежде, с алым румянцем на щеках, вся нервно дыша. Шаги не приближались, не уходили; она быстро оделась и повела рукой по волосам, даже не надеясь привести в порядок их растрепанный вид, опустилась перед зеркалом еще раз, виновато целуя прелестное отражение в губы, словно извиняясь, и решительно выскочила на улицу. Стоял перед ней контрастирующий с пережитым небывалым волнением гнусный Никита, и оттого так рассердилась она, что громко пожелала ему уйти раз и навсегда. Присмиренный отрок виновато проскулил, что пришел пригласить барышню прогуляться до мельницы, откуда можно на луну полюбоваться. Родители ушли куда-то, Рита еще раз вспомнила про зеркало и решила вернуться чуть после. - Ладно, - сказала она просто, и глаза отрока уподобились габаритам. - Никита, ты на собаку похож очень! - А ты - на принцессу, - сказал он так страстно истово, что она быстро отвернулась, смущенная своей обидой. Так молча и шли они к дальней мельнице, по разным сторонам проселка. Никто не попался им навстречу в этот поздний час, и Луна восходила - все выше. - Рита, тебе нравится здесь? - Да, - быстро отвечала она. - Спасибо, - с беспокойной любезностью откликнулся Ник. Он подал ей руку, чтобы провести по шаткой скрипучей лестнице прямо наверх, к звездам. Вот амбар, подумала Рита, но ничего не сказала. А наверху все было порушено вразнос, словно стадо слонов здесь давеча буйствовало. Рита рассмеялась - она поймала себя на мысли, что самозабвенно занимается ерундой. Никита сел с ней рядом, изобразив собой глубокую задумчивость. Рита старалась не смотреть в его сторону - не дай бог опять рассмеешься, зачем. Отрок заговорил первым, изрекая что-то ненужное и лишнее, что и не упомнить. Рита не ответила, только присела на окно картинно. И сразу руки отрока коснулись ее коленей, с дрожью и печалью. Он решился на античные ласки, уверенный, что его пренепременно ударят - может, словом, но ударят; а Рита только отвернулась. И тогда он стал смелее и безумнее, едва ли не разрывая ее юбку, и без того сегодня уже пострадавшую. Рита легла на перила, равнодушно уклоняясь от его поцелуев и тут Никита совершил страшное. Он застонал, или зарычал... - издал звук скорбный, безнадежно и разом испортивший благолепие звездной ночи, ее неслышные запахи, потворствующие немому распутству. Но немому; а стон этот испортил все за одно мгновение. Рита представила свою красоту рядом с его страстным уродством и ей стало противно. Настолько, что даже некая приятственность от его самозабвенных ласк ничего уже не стоила. Она толкнула его ногой в подбородок: - Уйди. - Не могу, - прошептал Никита и схватил ее крепче и уже как добычу. Вот это уже хамство, подумала лениво разнеженная Рита и так наподдала отроку, что голова его только что не взлетела до смутно прорисованного в темноте потолка. Продолжая страстно стенать, он отбежал от нее в угол с глазами, полными ужаса, еще не понимая, что произошло. И тут же свирепо ринулся на нее. Рита почувствовала, что дело принимает пренеприятный оборот и встала на подоконник. Спрыгнуть на пол уже не оставалось времени. - Никита! Я выброшусь, ты этого хочешь? Тот задумался. Он не хотел, чтобы барышня улетела от него. Оставалось схватить ее и стащить с окна, а там можно и справиться... Рита почувствовала это и украдкой обернулась назал - да, высоко. Отсюда улетишь капитально и насовсем. Но уж точно не дамся этому простолюдину, решилась она. Как удивилась, что думает такое длинное слово - но ведь думала. Рука машинально опустилась в невесть зачем прихваченную сумочку и машинальным жестом вытащила железку, блеснувшую недобрым отсветом в лунных лучах. Это был давешний пистолет Гнухма. Неведомо как попавший сюда. 5. НЕВИДИМАЯ БАШНЯ See you later if I'll see you anytime Maybe never... Никита запрыгал перед ней потешно, как неумелый клоун. Она прострелила ему руку. Она не хотела его убивать. Но он отстал, всецело поглощенный своей неприятностью, утвердив Риту в правильности сделанного. Вот если бы он, презрев боль и страх нового выстрела, бросился бы к ней с прежней страстностью, она б еще подумала. А так - о любви своей чувак позабыл, от другого теперь страдает. - Козел! - громко сказала Рита, прыгая на пол (Никита дернулся от нее в дальний угол), - не бойся, я больше стрелять не буду. Покажи руку. Рука была только поцарапана. Отрок тем не менее стенал от ужаса, делая круглые глаза. - Ты мне противен, Белозерцев, - презрительно сказала Рита, и он закивал головой непонятно чему. - Ну скажи чего-нибудь... - Ы-ы-ы... - Ясно, - Рита разорвала на себе юбку невероятно развратным разрезом, на что отрок уставился и заплакал снова. - Руку. Руку давай. Да не сюда, - она сердито посмотрела на него, - недостоин. Он жалостно протянул руку, обреченно, словно за второй пулей пошел. Рита перевязала его щедрым обрывком юбки своей разорванной. И отвела домой. В центре Москвы стояла большая невидимая башня. Она была высока настолько, что дома вокруг казались нелепыми игрушками. Она была красива и непонятна. Ее могли бы занести в книгу рекордов Гиннеса, но почему-то не занесли. Люди не замечали ее, хотя она была рядом. Наверное, они просто очень спешили... А на башне были непонятные, гуляющие по балконам. Они молчали. Иногда они смотрели вниз, наблюдая смешные дела людей. Они видели их нелепые пробуждения, сами похожие на беспробудные сны. Их пустые глаза, их ненужную спешку. Они видели, как приходят в себя в московской подворотне наркоманы, всю ночь хоронившие торговца воздушными шариками - странного молодого человека, брата темных и странных, но не ведавшие, что все это просто глюк. Наутро они шли домой и смеялись, а он - настоящий - ждал их на том самом месте у "Ударника", но только было шумно и светло. Они видели, как прелестная юная леди бежит по Крымскому мосту навстречу человеку, подарившему ей силу, а тот приветливо машет ей рукой а потом падает в воду. Может, они видели совсем другое. Но они молчали, а жизнь текла мимо грязной водой технического стока. СЕРГЕЙ ДУНАЕВ, февраль 1998 ТРИ ШАГА В НОЧЬ Моя маршрутка неслась по настолько колдоебаной дороге, что количество строчек в книге раза в два уже как превышало необходимое. Однако я не отказывал себе в своем сомнительном удовольствии, напряженно вглядываясь в скачущие страницы. Их затруднительно было отнести с сколь-нибудь узнаваемому жанру; повествовалось о путешествии в превратности воды, которая в финале оказывалась вовсе уже и не морем, а небом. Видно, момент трансформации, неизбежный для трипа, предполагал, что путешествие, начавшееся в море, вполне может завести тревеллера в дождевую муть, так что над собой будет видеть он только каменных лошадей Большого театра, прежде чем опасть дождем с нервным запахом озона на мрачную Москву. Остановка, наконец, показалась впереди. Я ленивым жестом закрыл дочитанную новеллу и ступил на асфальт. Как все это одиноко, подумалась мне ни с того ни с сего неожиданная для моего безупречного доселе синтаксиса мысль, после же вовсе я перестал думать и пошел себе вдоль улицы в направлении, прямо противоположному только что проделанному пути. День сегодняшний был неудачным - и при том обычным. Вечное ожидание, что вот-вот и что-то тебе и произойдет, опять привычно обмануло. Но не отступило. Бессмысленность маршрута, только отдаляющая от дома, где меня напряженно ждали, подтверждала это вопреки всякому здравому смыслу. Хотелось творить чушь всякую. Лечь посреди улицы и так лежать. Мне и с крыши хотелось спрыгнуть, но разбиваться было несколько лень и оттого не пошел я в гостеприимно распахнутый и благоухающий смрадом подъезд, в котором (я-то знал) - незаблокированный выход наверх. Потом еще с полчаса я делал вид, что гуляю, заворачивая в едва знакомые переулки, мысленно описывая сходную с моими нелепыми ощущениями траекторию, что вывела бы назад. В гости совсем не хотелось, домой тож. Оставалось идти в том же несуразном духе, авось что-нибудь да... Ее появления я поначалу и вовсе не заметил. Потом же обратил внимание, что несколько минут как движусь вослед незнакомой юной леди, и, сам того не желая, заворачиваюсь в совершенно противное желанному направление. Я медленно остановился, раздумывая для самого себя неожиданно нерешительно. И вот впереди уже было почти пусто... я убыстрил шаги, чтобы догнать мелькнувшую в отдалении только было пересеченного переулка блонди и предусмотрительно исчезнуть средь ближайших домов. (Быть может, ей доведется меня сегодня развлечь? отчего бы и нет...) Ближе к предполагаемому месту столкновения (а я, казалось, точно рассчитал свое старательно нечаянное появление из двора, выносящего на улицу, по которой она должна была выйти навстречу) я замедлил шаг и начал старательно изображать, будто что-то потерял. Так и вышел я на другую, незнакомого названия, улицу, едва посмотрев туда, откуда ей надлежало возникнуть, и сразу бросил валять дурака. Ее не было; ни позади, ни впереди. Наверное, ушла, подумал я, не особо при том жалея. Зато сообразил, что лимит на любимые мои бессмысленные гуляния на сегодня очевидно исчерпан и пора бы идти к гостеприимным дверям, что так давно ждали. Развлекаться таким образом было немного интереснее, чем просто гулять. Нет, не спорю, иногда просто ходить интереснее - но это когда погода к тому располагает и на душе вьется дым, словно осенний. Запах умирающих костров, ненаписанных стихов, располагает к меланхоличным гуляниям. Но сегодня я был неспокоен и хотелось приключений. Такие иногда радовали. Юное создание показалось внезапно, даже по вредности какой не с противоположной стороны, а просто: непонятно откуда. - Вот небывалое дело, - раздалось в близлежащем, будто с широким нерасчитанным жестом торжествующий махальщик флагом с шумом вывалился за борт чего-то там. Я как и прежде до того замедлил шаг и изобразил, будто что-то потерял и теперь очень жду отыскать обратно. Леди приближалась, двигаясь рассеянными быстрыми шагами, глядя впереди себя метра на полтора. Очень красивая, давно таких не видел. С тех пор, наверное, как восьмидесятые кончились. Наступает сценарный момент, когда надо возникнуть не эффектно (что за пошлость!), а как нечто само собою разумеющееся, как часть ее жизни, такой из снов сотканной, если верить ее глазам, такой томной, аля в небе ясном догарающая ароматическая свеча, невесть как туда попавшая - частью этой жизни... ну, может, несколько подзабытой. Это просто театр, исключительно для собственного развлечения. Не то тоска будет единственной спутницей - идеальной, однообразной, великолепной и тошнотворной. - Извините, юная леди, вы не покажете кратчайший путь к крейсеру "Аврора", очень прошу... - Я не знаю, это кажется в Петербурге такая есть... Хотя бы остановилась. Одно это было первым успехом, зато, как было видно, она не поняла высокопарного юмора, или не захотела понимать. Тогда вот так еще можно... - А это что: Москва? - спросил я с красочно деланым удивлением. - Да. - Вот попал... - прошептал я, на мгновение став меньше. - А вы думали? - Можно на "ты"? Я слишком ошарашен вышеприведенным обстоятельством. Правда Москва? Она не ответила. - Делать-то чего, куда же это я... Тогда она впервые улыбнулась: - Можете на поезде доехать. Так, на "ты" она не перешла. Ну да ладно, мне-то что за дело? Надо играть свою роль, надо по-правде сокрушаться. Я сел на придорожный бордюр. - Я думал, это и есть Питер. - А зачем? - Понимаешь, наверно с ориентировкой на местности что-то не то. Меня вчера высадили в близлежащем лесу и я тут с утра все хожу, хожу, а город-то в упор не узнаю - ищу, где со связным встретиться, а зряшные мои поиски утомили... - Вы шпион? - Ну да, разведшкола, все такое прочее. Теперь, кстати, ты знаешь мою тайну и так просто не уйдешь. - Ну, тогда я уйду сложно. - Даже так? Совсем не хочешь узнать, откуда я вывалился, сдать куда надо или гражданские добродетели тебя не прельщают? Она не ответила, просто пошла дальше, но едва заметно медленнее, чем шла до того. В чем усмотрел я, неизвестно, с основанием или же без такого, знак остаться и пошел вслед. - А откуда? - спросила она безразлично. - Ты этого места не знаешь, но это там, - показав пальцем в хмурое небо, не менее мрачно откомментировал я ей ситуацию. - Вы инопланетянин? - Совсем верно. Умею многие чудеса творить, к тому же. - Это видно, - сказала она почти будто равнодушно и встала, - сэр, все это не так уж и безобразно, как бывает, но мне совершенно не хочется смеяться. - Да и мне тоже, - ответил я вполне искренне, радуясь за "сэра", все-таки она симитировала мою пустяковую манеру манерничать соответствующим манером. - А вдруг я правду сказал... или почти правду? - Тогда докажи. - Чем? - обрадовался я состоявшемуся переходу на "ты". - Что-нибудь оттуда покажи. - Что именно? Вдруг скажешь, что я заранее готовился? - Например, документ на инопланетном. - Аусвайса, ясно дело, нет. Но некую бумагу явить взору готов. И тотчас достал из сумки весь исчерченный псевдописьменами неведомого языка манускрипт. Еще сегодня, на лекции, я развлекался, от нечего делать выписывая вязь несуществующих языков ("как кстати-то дурью маялся"). Девушка внимательно рассматривала белиберду, потом посмотрела своими ясными глазами и с каким-то упреком: - Поклянись. - Клянусь, - сказал я, как конченый пример клинической стадии паранойи. И пожалел, ведь она смотрела на меня так "проникновенно" (никогда не любил я пошлого этого слова), что захотелось не то заплакать, не то извиниться и уйти быстро. - Тогда мне очень повезло, - она вернула лист. - Ты поверила? - Ну ты же показал, что я просила. - Нет, я все ж не ожидал никак... - Расскажи, там тоже так холодно?.. - она продолжала идти. - И да и нет. Конечно, никакого рая там нет. Но тем не менее милее как-то, красок что-ли больше в цветовом диапазоне, не знаю, как объяснить. Хочешь со мной? - Ты возьмешь? - Не сразу, но да. - Тогда скучно, - ответила она и до меня дошло, что она, в отличие от меня, праздношатающегося, очень несчастлива. И еще почему-то поверила. - Я возьму тебя, - сказал я, - но сразу не могу, правда. Мне еще надо здесь клад отыскать. - Хочешь, я тебе помогу? Обыкновенный стеб завел меня слишком далеко, но она была чуть дальше, я чувствовал, и оттого дороги назад не наблюдалось. - Да. - Я помогу. Ты только скажи, где. - Я скажу, но почему ты такая печальная? Что с тобой? - спросил я, стараясь сменить ироничный тон на доверительный. - Не важно, - ответила девушка. - Меня зовут Жанна. Она протянула руку, я хотел было ее поцеловать, но она не дала: - Вот еще глупости... Скажи лучше, как тебя-то зовут. - Бельфабон. - Странное имя, ни на что не похожее. - А чего же ты ожидала, раз оно оттуда? Она молчала, рассматривая меня недоверчивым взглядом. - Хорошо, я скажу тебе, - по легенде звать меня Андрей. Теперь выбирай сама, какой вариант тебе ближе... - Мне ближе тот, который инопланетный. Где затарено твое сокровище? - Если б я знал, - вздохнулось мне совершенно искренне, - понятия не имею. Одни догадки. Понимаешь (пусть это и бред), мы с друзьями по путешествию порастерялись. Так, что больше не встретимся. Не могу объяснить, но это так. Приходится решать проблемы собственными силами. - Я сказала: можешь рассчитывать на меня. А когда улетать? - Месяца два у нас есть, леди. Потом я начну здесь задыхаться и все в таком роде. Воздух-то у вас - одно название, дрянь порядочная. - Да, - отвечала она, кивая. - А на чем улетать? - Это моя проблема. Какой-нибудь кораблик-то построим. Слушай, неужели ты и вправду мне поверила? - Ну конечно же нет. Но верить тебе хочется. - Пока, Жанна. Выбирай сама. Жду тебя здесь завтра в полдень. Я бегу. На самом деле я очень бегу. - До завтра, Андрей, - сказала она так неповторимо, что я, наваждением обуянный, обнял ее и поцеловал. Я даже не ждал, что будет дальше. Развернулся и быстро ушел. Два квартала спустя меня ждали непутевые мои знакомые, с полчаса глядящие с балкона и откликнувшиеся на появления объекта ожидания таким звуковым и эмоциональным всплеском, что я напрягся: как бы она не услышала из своей недалекой дали это позорище. - Андрюха!!!! - орало с балкона многоголовое существо, сливавшееся в единое малоприятное, но недостаточно все ж при этом мерзопакостное человеческое общество. Общество махало многочислием рук и приветствовало меня вполне искренне, пусть и без моей на то взаимности; они, впрочем, знали. Так сложилось: ты нужен лишь тем, кто тебе не нужен. Я знал, это неправильно, но без них начинал ощущать себя смотрителем бесконечности зеркал, которыми украсил свою квартиру (ее подобие, вернее будет сказать - другой мебели там и не предвиделось), в тщете жить не в миру, а в великолепной иллюзии. Временами и это становилось скучно, оттого избрал я переменный ток поведения. По четным, к примеру, освоение прозрачности, гуляние в зеркала, поцелуи Луны и шепот звезд. Добрый Wellcolor, мой фокстерьер, вечно он со своими глубокомысленными проблемами, глазами бездонными пьяной тьмой. Вечерние прогулки, чтение путеводителей по иным мирам и инструкций по обработке древесины, в коих искал я перевернутые множества тайного смысла. На ночь - Рэмбо на французском, порция волшебного успокоительного, перевернутый дом в окне, это уж сон смежает мне веки - объятия их, я падал к ним, я целовал их иногда. Необъяснимые гостьи приходили ко мне ночью, и все равно мне было, сон и это или уже нет. Но я не рвался в тот мир, пусть и открывался он мне с той широтой, что и эзотерику, обдолбавшемуся головой о ту дверь, не предвиделась. По нечетным же - виски с содовой, дешевые подружки, друзья, при встрече с которыми трудно отделаться от желания одеть на них ценник с какой-нибудь малозначащей цифрой, дурацкие беседы, работа (интеллигентская поденщина очередная). Дискотеки обдолбавшихся придурков, на ночь - "белый шум". И такова жизнь. Леди - иногда, но тоже незачем. Ничего путного не приходило мне в голову и я шел общаться к знакомым, которых не было у меня сил даже презирать. Тосковать себе. - Андрей, ты вечно опаздываешь! - Таков уж я, Аленушка. Прости, если можешь, а лучше - не прощай вовсе. Налей мне лучше черри бренди - такую гадость, что я авось сдохну... - Ты чего-то несешь околесицу, - поправил заботливо меня и мой плед некто Борис. Я зажег ему сигарету в знак величайшей благодарности. - Где был? - Повстречался с феей из сна - живет, оказывается, такая здесь рядом. Всегда искал нечто в подобном роде - девочка не улыбается, совсем никогда. Наплел ей вранья и теперь стыдно. - А чего стыдно-то? Забудь. (Позволю себе воздержаться от перечисления имен всех своих собеседников - я и сам бы их с превеликой радостью забыл). - Мне стыдно, поскольку во мне есть чувство благородства. Раздался взрыв хохота, а я уже обнимал дурочку Аленушку, бормоча скабрезности про то, как ночью прогуляю ее по своим зеркалам но за одну услугу. - Андрей, все чего захочешь! - не то всерьез, не то еще больше всерьез попробовала пошутить она. - Ну и дура... Сигарета-то кончилась, я подзабыл про Аленушку и мысленно пожелал им всем оставить меня в покое. Что странно: моментально они занялись своими дурацкими делами, только два художника в углу с невзрачными лицами, словно бы предусмотрительно скрытыми немытыми волосами, гундосили что-то о постмодернизме и Пелевине. - Нет, Феодор, я продолжаю стоять на своем... - нудил один из них. - На чем именно своем? - прервал я его бестактно. В квартире зашумели от нечаянного моего остроумия. Нечасто ведь случается. - Слушай, Андрюш, а что ты ей такого сказал, что сидишь дуешься? - Сказал, будто из космоса прилетел. - Да это не совсем уж и не так... - вставила Настенька, единственная симпатичная особа в этом мусоросборнике. - Она поверила. Теперь мне надо ее с собой на родину забирать. - Решаемо, - сказал обычно молчаливый субъект по прозванию Даббилбобер Сумчатый. - Пойдем-ка выйдем в коридор. - А ты все зашкаливал где-то... - издалека начал Даббилбоббер. - Ближе к делу, дорогой. Не то усну прямо на ходу, устал. - Обожди. Ты в Исландию соберешься или только гонишь без жалости? - Обратись лучше Трофу. - Чего, Трофим решил идти так далеко? - Стопом... - Кому еще есть маза фонить на эту тему? - Не ведаю, Дабб. Я сам передумал ехать, не собирался никогда. Да, я трепло. Тебе получшало или еще каких самоуничижений ждешь? - Да нет, я так вообще-то спросил, - ответствовал мой собеседник, но уже без прежнего восторга и нетерпения в глазах. - Кстати, о птахах египетских. Советую тебе погулять с ней по околоземному пространству для начала вот с этим, - он сунул мне в руку коробочку. - Сочтемся после прилета. - Наркота? - Фу!.. Намного круче, Андрей. Это калифорнийский ингибитор, можно мешать с ЛСД-25 и еще одной феней забавной, вот она. Дает тринитарный эффект, потом в тебе такое начинается, что сам пролетишь в ense. Знаешь, что это? - Не намереваюсь. Знаю я все эти штуки, путешествие в себя, гуляние по собственным венам, путь прямо к сердцу, расщепление атомов. - Это настоящий холодный термояд. Девочка твоя порадуется. Я же понял, она тоскует одна на земле. - Ты может и прав, Даббилбобер. Спрячь это утром на пересечении вот тех улиц, видишь, там ящик почтовый виднеется. Кинь туда. - Сопрут ведь. - Нет. Почту вынимают два раза в день, так что высчитай момент. Спасибо тебе. Такие мальчики спасут Германию. - Нужна мне очень твоя Германия... Я вернулся к остальным. Впрочем, количество их поубавилось, многие парами разбрелись трахаться. - Фу, гадость... - пробормотал я. - А? - откликнулся от окна скучающий со звездным небом Феодор. - Не берут? - Это тебя не берут, урод. Меня же так просто достали. - Ты секса что, вообще не хочешь? - Я этим занимаюсь только из сострадания, не больше. - Да ну? - С чего мне тебе врать? Иди вон, скажи Аленке, что жить без нее не можешь. Ну влей ей на всякий пару стаканов. - Она уже с Трофом. - Иди третьим, велика важность. - Я не могу. Я человек моральный, верующ... - Да иди ты в жопу... - отмахнулся я. - Тоже мне спермострел непристрелянный... В этой квартире процветал бурный фрилав, скучный, как партсобрание в советском НИИ. Сам я в свое время шутки ради предложил им пользовать заместо презервативов надувные детские шарики, думая хоть этим разнообразить их ударный физиологический труд. Господи, зачем я сюда пришел? А ведь мне не сказать чтобы совсем уж и плохо здесь... так, где мой плед, ага, кровать мягкая, узкая, не дай черт какая блядь еще заберется. Ничего, столкнем. Я закрыл глаза и представил себе леди сегодняшнюю, Жанну. Как давно не волновали меня настоящие девушки (земные), - мне захотелось сейчас же позвонить ей, потом только проняло - телефона-то я и не знаю. Тогда испугался: вдруг она не придет завтра? И все? Второй такой не встретить. Жаль будет, если не придет. Останется выброситься из окна с тяжелым чемоданом. Спи, мой милый. Она придет. Ты ей безумно понравился. - Знаешь, что самое страшное бывает на свете? - спросил из темного угла передумавший было задремать Феодор. - Встретиться с абсолютом в темном переулке. - Да... - протянул он, - о такой вот возможности я и не подумал. Ты победил. - Играть в игры со мной вздумал, пятно кислотное. Спи себе. За стеной ходили кровати, словно каравеллы. - Поцелуй от меня Гипноса, - сипло попросил Феодор, прекрасно сознавая, что самому ему такая перспектива не светит ни при каком освещении. - Разбежался, - зевнул я и упал во сны. Наутро можно было недосчитаться половины былых собеседников. Я по обыкновению проснулся поздно - они же разбрелись кто куда, кто-то может и на работу. Равнодушно гостеприимный Троф вздумал было угощать меня кофе с макаронами, за первое я благодарствовал, второе с презрением, переходящим в изумление, отклонил. Пора было идти к девочке на стрелку. Уже ближе к двенадцати я медленно шел по улице, наблюдая окрестности и весну. Надо же, прелестная картинка вчера со мною случилась. Интересно, как там у нее с to be continued?.. Мимо никого не было, и, воспользовавшись редкой возможностью, я обезобразил стену влагой граффити из баллончика: АЛЯБЬЕВА МАША - ГОВИНДА. Не знаю и тогда не знал, к чему бы это я. - Здравствуй, земная девушка. Что это за паук у тебя на куртке нарисован? - Андрей, привет! Ты все-таки пришел? - Все-таки? - Я была уверена, что у тебя не хватит наглости врать дальше. - Я просто настолько сильно тобой прельщен. Знаешь, Жанна, скажи я тебе правду, откуда я выпал такой загадочный и неповторимый, ты тем более не поверишь. Так что версия моя давешняя - почти правда. Хочешь, будем играть в разные находки из потустороннего мира? - Хочу... Она словно рассекла чертой вчера и сегодня, впервые улыбнулась. Впрочем, выходило это у нее так беззащитно, что я счел за должное отвернуться. - Видишь ящик почтовый? Она кивнула. - Обычный ящик, скажешь? А вот и нет: там послание, вернее подарок. Тебе. - В каждом ящике или только в одном? - Хочешь - будет в каждом. На данный же момент только в ближайшем к тебе. Смотри далее на перформанс. Я открыл нож и быстрым движением ломанул нижнюю дверцу. Ящик скромно стошнило десятком писем и двумя пакетиками некондиционных размеров, их-то я и поднял с асфальта, мысленно благодаря Даббилбобера Сумчатого за то, что он ничего не напутал. - Смотри, - я отдал ей пакетики. - Наркота, - мечтательно произнесла она. - Это, между прочим, - назидательно сказал я, - в сто раз больше наркота, чем бесконечность наркоты. Это не говно какое-нибудь общедоспупное, это энса. - Энса?.. - Ты и не слышала о ней. А перед энсой даже лизергиновые кислости - будто чай малиновый. Страшно? - Мне не бывает страшно. - Это риторический вопрос был, - мрачно ответствовал я. - Могла бы и не отвечать. Мы гуляли по Москве опять, как и вчера, в самом непредсказуемом направлении и говорили всякие пустяки. Мне, как понял я уже спустя несколько минут, удалось все же развеять ее опасения по поводу моего слабоумия. Жанна уже догадывалась, что я несколько превосхожу своими возможностями уличного приставалу и слегка оттаяла мне навстречу. Я же старался быть ироничным. - Ты что планировала делать до вчера? - До эпохальной встречи, намекаешь, Буль... или как? - Бельфабон... - Училась себе, кстати неплохо. У меня таланты. - Не сомневаюсь, земная девушка. - Думала, будет любовников много - тогда хоть кто-нибудь... Она заметно помрачнела. - Их было слишком много, - сказал я. - Да, слишком... Предвосхищаю вопрос: я никого никогда не любила. - Да это уже прямо мой стиль ответов... Но нет, ты ошиблась, земная девушка. Любовь уже подобралась к тебе и накинула на голову мешок. - Из-под капусты, наверное? - Отчего же так... Вернее будет сказать, из-под моркови. - Морковь слишком грязная, - вздохнула Жанна. - Пускай будет из-под капусты. - Будь по-твоему, из-под капусты... Так я не совсем понял, у тебя жених просматривался? - Гипотетически... - То есть нет конкретного лица? - Нет, у него и лицо - в целом гипотетическое. - У всех людей лица гипотетические, - строго поправил ее я, - на некоторых посмотришь, так внешность даже чересчур гипотетическая окажется. - Ты их тоже не выносишь? - остановилась она. - Людей? Не выношу. И не вношу. Я от них отшатываюсь. Я не человек, Жанна. И ты тоже. - Спасибо. - В смысле? - Спасибо, что ты это понял. Расскажи мне о чудесах, а, Бельфабон? - Садись поудобнее, - я щедрым жестом подарил ей скамейку. - ...Так ты и будешь смотреть на то, на что смотришь, или будешь рассказывать? - спросила она по прошествии минут этак трех. - Я буду смотреть на то, на что я смотрю, и рассказывать. Попробую одновременно. - О чем? - Для начала не о тебе, не насмотрелся. Но не волнуйся, я просто изучаю особенности телосложения земных девушек. - А, - ответила она. - Мне сесть как-то особенно? - Залезай вся на скамейку. Вот. Спасибо. - Легко, - резюмировала Жанна, - теперь рассказывай. - Хм... К примеру, вот эту. Любишь фотографировать? - Немного. - А что? - Облака, волны. Кошек. - Ты умеешь фотографировать мысли кошек? Только не надо так смотреть на меня: будто впервые услышала о такой возможности. - Впервые услышала о такой возможности. - Это ты зря, надо образовываться. Для начала, обвораживаешь нечаянно какого-нибудь бизнесмена с гипотетической внешностью и разводишь его на камеру ночного видения, позволяющую с тем одновременно просвечивать чемоданы трудящихся в аэропортах (запамятовал, как эта хрень обзывается)... Ведь, между прочим, в момент, когда кошки зевают, буквально на долю секунды появляется в зоне видимости ИХ МЫСЛЬ. - Да ну? - совсем простецки спросила она и, на этот раз явно восхитившись, машинально подвинулась ко мне. - У тебя такой вид, земная девушка, будто ты мне поверила в первый раз. - Просто врешь классно, - с восхищением сказала она. - Позвольте за первый искренний комплимент реплику прозвучавшую засчитать и соответственно - за преждевременный ответ галантный мое вчерашнее хамство. - Какое именно? - удивленно подыграла она мне. - А именно, что я осмелился тебя давеча поцеловать без твоего на то разрешения. - А... ерунда. Забудь. - Еще чего не хватало, забыть! Я, между прочим, всю ночь заснуть не мог, храня на губах вкус тебя. - И теперь ты хочешь еще? - Только теперь - по-настоящему, - я потупил долу взор, весь заливаясь краской.