И падают черные розы На белую землю посмертно, Постскриптум, постфактум, постслезы. Постпепел... x x x Да пошли вы... Сжирает зима Вас, осенних. Закончилось время. Доводите себя до ума Холодами, живучее племя. Размножайтесь и стройте мосты До Полярной звезды. Переливы Ваших мыслей кристально чисты, И стоят ледяные кресты Ваши - нам. Навсегда. Да пошли вы... x x x Ты красива, изнежена И мила. А потом По ступенькам заснеженным В твой загадочный дом (Карты - перетасованы, Время - вниз головой) Я иду - зарифмованный, Заколдованный. Твой. Дурь Подумаешь, какая дурь... Ну да, один. Ну да, не нужен. Себя, простывшего, веду К тебе, полуостывший ужин. Давно спокойная постель Готовится к холодной ночи, Где желтая мадмуазель Луна - фригидна. (Между-прочим). Приходит сон. (Как Дед-Мороз - В снегу по самые... карманы), И снится нагло: гонит пес Мясистых девок караваны, И блудный гоголевский Нос Таскает их в туман нирваны (Последнюю он не донес), Еще - две суры из Корана О воздержании, утес И рог бараний. Без барана. Сон-импотент. Бастард. В бреду, Бездомное - явилось завтра. Себя, простывшего веду К тебе, полуостывший завтрак, И дует жизнь в свою дуду. И затыкает уши автор. x x x Эту крупу сухую снежную размету Стылой ладонью. Зеркала вижу темную гладь, И вглубь уходящий образ, помнящий высоту. Вечный образ, который нас заставляет ждать. x x x Я сегодня ходил по Невскому. Так, без цели, ходил и все. Шереметьевы, Оболенские И не вспомнились. Колесо Раскрутилось в другую сторону - Прочь из прошлого. А куда? Это с ними была - история. С нами - проще. Одна беда.  * Александр Лекомцев. СТИХОТВОРЕНИЯ *  x x x На небе темном вспыхивают свечи. Над необъятной русской стороной, Мне чудится, лечу дорогой млечной В мир непонятный, в сумрак неземной. Моя Россия, радость и страданье. Я жив тобой и в яви, и во сне. Пусть добрые, святые предсказанья Сбываются в тебе, живут во мне. На небе ярко свечи запылали. Чей трудный путь меж звездами пролег? Я не спешу в заоблачные дали, Я не прошел еще земных дорог. А коль случится, знать, дано судьбою. В последний путь над миром полечу, Но я вернусь, чтоб снова быть с тобою. ....Загасит ночь еще одну свечу. Санкт-Петербург Не корите меня, не надо, Я не здешний, но вам сродни. Этот город - исчадье ада... Спас, спаси его, сохрани! На мужицких костях построен, На несчастьях детей и баб, Он и плотник, и пекарь, и воин... Он и мученик, он и раб... Добрый город, пока он в силе... За страдания кто воздаст? Боль и слезы моей России, Миллионы печальных глаз. Все мы строим терем песочный, Верим в завтрашние огни. Те, кто славили белые ночи, Сотворили нам черные дни. А по городу славному важно, Как полвека назад, как всегда, Снисходительно и вальяжно Ходят черти, что господа. x x x Ночь притихшая бледна. Тени улиц незнакомы. Я увидел свет окна, Яркий свет чужого дома. Блеск огня заворожил. Увлекал он, день итожа. А в окне плескалась жизнь, На ночной мираж похожа. Ночь притихшая кругом, Слилась вместе с тополями. ....Далеко мой отчий дом, За горами, за долами. У зимнего костра К теплу костра я прикоснусь руками. Шаг в сторону - и яростный мороз. Зима долга, Крадутся дни за днями. Кругом снега, За сопками, полями, И прочный иней на ветвях берез. Тревожное январское молчанье. Была ль зима когда-нибудь добра? Кругом она. Но я весну встречаю. Идет весна С цветами и лучами... Нет, не весна, а только дым костра. x x x Колодезная вода Огнем на щеках горит. В ковше кусочек льда, Что в небе метеорит. Наполненное ведро - Счастливая из примет. Веришь ли ты в добро? Вижу, не веришь, нет. Мне кажется, этот дом, Что синее небо пуст. Только две тени в нем. Без смеха, без слез - без чувств. В чужом кругу То не пламя свечи угасает, То вчерашняя ночь воскресает, Очернившая душу мою. Пламя робкое властно задула, Зелья черного в кружку плеснула: - Пей сомненье свое! - Я не пью... Я с врагами не пью и сомненья. Если черен я был - на мгновенье. То мгновенье, что детство, прошло. Ночь целует мне руки и плечи. Я зажгу здесь все лампы и свечи! ....На душе и в квартире светло. Строки в духе Ли Бо В стране идет гражданская война. Бескровная? Давно в крови она. Ведь жив, как прежде, каменный вампир, Весь кумачово-уголовный мир. Мы носим к идолу и жизни, и цветы, Все сваливаем в чрево пустоты. Поэты то, что надобно, поют, Лишь их, да только мертвых издают. А те людишки, что жируют всласть, Ведут борьбу активную... за власть. Давно страна стоит на голове, И не чело, а лапти - в синеве. Во мне гудит с рождения набат, Я не молчал, и все же - виноват. Идолы Время тайну нам выдало, Размотался клубок. Откопали мы идола. То ли черт, то ли бог? Он глазами зловещими В наши души смотрел. Камень в сколах и трещинах За века просырел. В колдунов мы не веруем, Но средь света и тьмы Часто в непогодь серую Ищем идолов мы. Пусть не каменных, новое Рядом всякие дни. Нас тупые, суровые Пожирают они. Мы пред ними бесправные, Пред вершащими суд. Может быть, наши правнуки Нас простят и поймут. Кормлю почти ручную птицу Щедра ль моя десница?.. В ладони крохи хлеба. Лови, лесная птица, И устремляйся в небо. Травинки в крохах мятых, Травинки в летнем зное... Я птицей был когда-то, А эта птица - мною. x x x Вот и апрелюшка водяной, Плачущий в мир сосулями. Жалко, что нынче, и этой весной Старую обувь обули мы. Нет у апрелюшки ни гроша, Да он и не будет каяться. Вся водяная его душа Маю травой достанется. То ли там смех, то ли птичья трель, То ли река говорливая... Вот и пришел под окошко апрель, Время земли счастливое. x x x На танкодроме старом Березоньки взошли, Живет под солнцем ярым Покой и мир земли. Тут косари по рани В заботушке до пят. В зеленом океане Кузнечики звенят. На венчиках ромашек Искристая роса, Веселый посвист пташек И юные леса. Маслята на полянке. Их много рождено! Ушли отсюда танки, Ушли давным-давно. Старица От цветов пестреет старица, Русло старое реки, А на ней растут и старятся Голубые васильки. Где текла водица, окая, Там резвится детвора. Наша старица широкая Молода, а не стара. Над высокими деревьями Проплывают облака. Вспоминает русло древнее Говорливая река. Мы пойдем путями старыми, Вспомним радость, вспомним грусть. Тут долинами да ярами Протекла по судьбам Русь. x x x Резные лебеди над крышей. Запечатлен движенья миг, Но я волны дыханье слышу И лебединый резкий крик. Мне на плечо рука ложится, И я вхожу через порог В дом, где живут резные птицы, Где светел горницы чертог. - Тут все в селе мастеровые, - Сказал хозяин. - Добрый край. А лебеди, они живые. Как хочешь, так и понимай. Пахарь Иду за плугом, - мочи нет, - За клячей с громкой кличкой Время. Я вечен, вот уж сотни лет Бросаю в нашу землю семя. По светлой осени я жнец, По темной осени - я мельник. У беломраморных крылец Мой труд благословил бездельник. Белый остров Был белый остров не понятен, Не постижим уму людей. Он состоял из белых пятен, Из ярко-белых, как нигде. Вокруг все до предела просто: Трава, слова, улыбки, труд... А я плыву на белый остров. Быть может, я родился тут. x x x Каждый уход за порог Полон утрат и потерь. Если б я только мог Не выходить за дверь. Если б не вяли цветы И не желтела трава... Я возвращусь, но ты Помни мои слова: "Нет, не моя вина, Что бел я средь бела дня. С каждым годом весна Суровее у меня." Ощущение весны Распахнутое небо, бескрайняя душа. Мы встретились бы рано или поздно... Над нашим небосводом вершинами шуршат Теплом лучей одаренные сосны. Безмерно созидание, движение весны. Трава цветет, смешались краски луга, И мы с тобой не только друг в друга влюблены, Мы просто невозможны друг без друга. x x x Яблоко за яблоком падает в росу. Я силен и влюбчив - юности следы. Я силен и яблоню стройную трясу. Алыми шарами светятся плоды. Так лови же яблоко, с ветки, на лету... Наступает осень, плодоносит сад. Наступает осень, только я цвету Поздно и не вовремя. Скоро листопад. Не спеши, любимая, сад мой покидать. Сбрасывают яблони непосильный груз. Нам с тобою вместе век наш вековать, И совсем не горькие яблоки на вкус. x x x Любить не хочу на словах, Привычных, затертых, случайных... Покуда огонь не зачах, Храни золотое молчанье. Покуда он ярко горит, Заботливый взгляд понимаю. Ведь каждый твой жест говорит, Что любишь. Я верю, я знаю. x x x Есть камень у залива. Зовут его Рыбачкой. Здесь волны торопливо По лукоморью скачут. Здесь запах ливней горек, Здесь время камни рушит. И люди смотрят в море, А камень смотрит в душу. x x x "Нет, нет, я не погиб в пути! Конец ночлегам на большой дороге Под небом осени глухой." Басе "Что я на свете значу? - Жизнь я спросил свою". Утраты и неудачи. Некрепко я в ней стою. Сед и помят годами. Радоваться бы весне... Видать, угасает пламя, Стареющее во мне. Жизнь ничего не сказала, Да что и могла-то она, Кроме "начни сначала", Сгорающая до тла. "Да разве же ты прекрасна?! Не жизнь, а потертый грош." Шепнула трава безучастно: "Радуйся, что живешь". x x x В часах жила кукушка На радость старику, И старилась избушка Под тихое "ку-ку". За десять верст в округе Ни счастья, ни беды... Дед подставлял пичуге Хлеб с мискою воды. Дед ладил домовину (Привык топор к руке), Рубаху из сатина Берег он в сундуке. Печаль в избе-светлице, А на дворе темно, И выпорхнула птица В раскрытое окно. Видение наяву О, господи! Что же такое? Да что же случилось со мной? Склонившись, стою над рекою, Над бурой водою речной... Гляжу я на воды, страдая. Чьи души из бездны глядят? Посульники светлого рая, Как прежде, готовят нам ад. Из темной реки не напиться. Как грешен земной неуют! Я вижу, - в реке не водица, А кровушка та, что прольют. x x x На выжженном поле стою... И все еще верю в добро. А жизнь разменяли мою На злато и серебро. А ветер разносит золу Моих опаленных россий. Я все еще кланяюсь злу, Твержу ему: "Не убий!" Все заповеди кругом Сгорели в пламени лжи. Приют мой и отчий дом Средь серой спаленной ржи. Дорожный инок (из русской летописи) Я шел по иссохшей степи босиком, Мне жажда и зной не давали покоя. Струящийся пот я истлевшим платком С лица вытирал, что струился рекою. Один ли я был иль за мною брели Огромные толпы бездомных и нищих? Им нечего брать у бесплодной земли - Ни ласки, ни доли, ни воли, ни пищи... А в белых светлицах, в резных теремах Решали бояре судьбину народа, И шлюхой продажной валялась в ногах Нагая, тупая людская свобода. Мне нужно в пути себя трудном сберечь. Спасти и сберечь мы крянемся друг друга! За поясом драным - отточенный меч, Под рубищем ветхим - стальная кольчуга. x x x Жгу костер я в распадке, Он и жарок, и сыт. Ветер полог палатки Без конца теребит. Растворяюсь в природе Необычной, что сон. То ли жизнь на исходе, То ли только рожден? Я сквозь легкую дрему Ясно слышу шаги. Это друг незнакомый. Так не ходят враги. На охоте Над светлою протокой плачут гуси, В далекий путь отставших собирая. Горят в костре осин осенних брусья И щелкает в огне листва сырая. Кромсают воздух гулкие дуплеты, И дробь стремится к птицам сизо-черным. Чего ж вы ждете? Торопитесь в лето! Здесь непонятен плач по обреченным. x x x Не дай мне, бог, взвести курок ружья, Когда олень идет к ручью напиться, На свет гнезда летит ночная птица, Летит к теплу. Останови меня! Не дай мне, бог, представить, что паду На эти травы под сверканьем синим. Иду с добром я по моей России. В пути я в спину выстрела не жду.  * Юлия Рюмшина. СТИХОТВОРЕНИЯ *  Мы и они. Один, другой, четвертый... Кому сколь довелось. Мы были распростерты, пронзенные насквозь. Мы распростерты были, и слезы в этот час до век не доходили, близ сердца испарясь. Теперь живем с другими, остывшими, как мы. Привычно дорогими средь пира и чумы. Про выстрелы забыли, простили боль и грех. Но мы их не любили так истово, как ТЕХ. x x x Там, где зияют кирпичи под штукатуркой сорванной, где клочья высохшей травы придавлены стеной, сидят и курят палачи: один воняет ворванью, другой с ужимками совы, со скрюченной спиной. А третий - мил и юн, как май, пускает дым застенчиво он, от усердия кося, с улыбкой за щекой: "Люблю, когда "Не убивай!" кричит истошно женщина..." - и на лопату оперся крестьянскою рукой. x x x Из марева тоски, из серева явился мне крылатый вестник поведать: "Жизнь - что ветка дерева, наступишь на нее - и треснет". Я оглянулась в удивлении: кому-кому, а мне известно - раздавленные поколения там, где исконно духу тесно. Но ангел - хлоп крылом досадливо: "Я совершенно не об этом. Мне думалось, что ты догадлива, коль быть пытаешься поэтом. Не слушай ум, отринь условности, забудь совсем про эту ветку. В окно бьет дождь, но ровной ровности паук вытягивает сетку. Не плачь о хрупкости и робости, о том, с чем ты вчера не сдюжила. Стекло мокро, но ровной ровности паук вывязывает кружево. Оставь сокрытое из скромности, раздавленное, искореженное. Дождь льет ливмя, но ровной ровности плетет паук свое мереживо. Безнадежность. Дождь идет. Даже он с грустью схож. Не найдет тот, чей взгляд - словно сталь. Ночь кудрей волшебных, чернозвездный лик - слишком далеко. Не найдет тот, чей луч - словно нож. Шепчет сад. В гнездах там спит печаль. У любви из первых - лучший ученик - слишком далеко. x x x Порог. Зеленый ветер в ноги, и молит так влекуще: "Будь со мной! Я посещал далеких гор отроги, летя за опоздавшею весной. Я море перемешивал в ладонях, я птиц губил о стекла маяка, я сеял семена и на балконах терзал белье за чистые бока... Да будет сладкой флейта милых губ!" Я отвечала - "Ветер мне не люб". x x x Лучник, ты точил стрелу усердно. Так она качается у сердца, что врастет в него корнями, то ли вскорости обуглится от боли. Мне ни сленг, ни хинди не помогут объяснить все то, что я подолгу выражаю ночью бредом дыма. В качестве мишени - я любима. Можно бы не счесть стрелу своею, но сама придумала затею: пробираться к центру полигона и искать стрелы почти влюбленно. Раньше б знать, что это нестерпимо: как недетской жаждою томима, раскрываю детские объятья двум моим пригрезившимся братьям. Я стрелу носила, как ребенка. Острием написанное - тонко, и четыре грани оперенья напевали мне стихотворенье. Где же лучник? Тот же, но с винтовкой. Он привычно взял на изготовку, испугавшись взгляда или слова, в ту же точку выстрел кинул снова. Небо потемнело слишком рано. Я переживу и эту рану без упрека, горести и страха. Но стрелок разжалован в монаха. x x x Карта сердца. Холмы и равнины. Те, что в этом рельефе повинны, не составят моей половины, удостоившись, разве, трех строк. Но на самом возвышенном пике, в восхищенном победою крике, в истощенном дорогою лике отражается твой альпеншток. x x x Нет смысла искать в перепутьях ветвей какого-то смысла. Там есть воробей, фонарь с концентрическим светом, лист-аскет, не помнящий лета. Там сморщенный праздничный шарик и лист, как горелый сухарик. Кривая причудливо ветка и лист, как павлинья эгретка. x x x Он меток был, но сотни стрел его стрелу встречали на лету. Он убегал, почти летел под злобный крик "Ату его, ату!" Беглец упал под лай собак, смирясь с судьбой, как загнанный олень. Его могилой стал овраг, и равнодушно занимался день. x x x Огромный город. Я - часть, частично невидимей многих. Здесь можно взлететь и упасть, и снова подняться на ноги. Песчинка из мелких песчин - свой голос едва ли услышу, с пустыней один на один карабкаюсь выше и выше. А время толпою течет в воронку часов. Разминулись. Кто колбы с песком повернет, чтоб снова песчинки столкнулись? Как случай такой рассчитать? В песочных часах - миллионы туда и обратно опять струятся песком раскаленным. Устало упали на дно и новою жизнью - в стремнину. Быть может, свиданье дано, а ты не узнал, мимо, минул... Я в узкое горло стекла рванусь, замирая в паденье, полет... и устало легла. Терпенье, терпенье, терпенье. Возможно, что в тысячный раз часы станут вниз пустотою. Чьей прихотью слаженно нас над пропастью стиснет толпою? Ты так удален от меня! Нас в стороны тянет упруго. Чуть слышно о стенки звеня, песчинки шлифуют друг друга. Разбив суматоху часов, не буду частичкою глупой, стряхну этот пыльный песок, чуть видимый даже под лупой. Пусть даже и через года. Тогда, предвкусив перемены, мы встретимся. Верю, что - да. Мы все-таки одновременны. x x x Когда об этом мне случалось прочесть, услышать, то сначала я лишь презрительно смеялась, затем презрительно скучала. Когда со мной случилось это, я сто вигилий написала. Жаль, ни один не стал поэтом из тех, кого в любви бросала. Змея. Подними мой узор и скажи - я теперь некрасива? Ты не ждал новой встречи, но я, как и прежде - жива. Вот и дрогнул твой взор - ты узнал, и незримая сила облекла наши речи в безмолвье. А мысли - в слова. x x x Я отопру окно навстречу ветру, и в сумерках, как бабочки к огню, слетятся: белый стих, терцины, тетры, - я только прозу властно прогоню. Верлибры будут нимбом надо мною, как лавровый венок из мотыльков. И будут, осязаемы рукою, приколоты в тетрадь черновиков. Я до утра останусь ждать сонета - хоть знаю наперед - не навестит. Ракетой вспыхнет хокку - на три цвета. И вновь я жду, ресницы опустив. А может, жалко съежившись в кровати, не допишу усталою рукой, и не окончив строчки, буду рвать их, не обретя в бессоннице покой. x x x Ты глядишь на меня, Словно водишь глазами по строчкам. Ты читаешь меня, Как предисловие к сказке. Ты следишь, как корректор, Мои запятые и точки. Как художник, Перебираешь эскизы ко мне. x x x Облик, осколок, обман. Вглядись в чужие лица. Выбрал каждый родиться в какой из неназванных стран? Образ, обломок, пусть ложь - собственно, ваше ли дело, что мое сердце задело - звезда, поцелуй или нож? x x x Мне больно. Дай руку... вот так. Я слышу сочувствие тела, и первый шифрованный знак уже разгадать я посмела. Мне лучше. Останься. Будь здесь. Я слышу предчувствие тела, и тайная, сладкая весть пронзила, вспугнула, согрела. Взгляд, запретивший слова. Кто так руки сковал? Кто так спеша целовал, был так печален сперва? Прозренье идет по пятам. Первейшее превоплощенье. Я все еще мысленно там - на грани блаженства и мщенья. Древнее мистерий и сцен, всех масок и кукол ведомых, паденье с обрыва вдоль стен, сухих колосков переломы. Я не хочу говорить. Словно мы два янтаря, сопритяженьем горя, нанизаны рядом на нить. От Попугая. Вот - графоманство, что приходит, когда обрубок языка сакральным, невозможным сводит, и судорога глубока. Враждебны архаизмов монстры, но небо пучит новых слов отсутствие. Пером безостым запечатленных - нет стихов. Вот - блажь, что непреодолима иначе, чем залезть в петлю иль написать про "не любима", а то и хуже - "не люблю". Пусть множится бумажек стопка, тихонько ручечка скрипит, чернильца льются... Ave, Попка, что жив, покуда говорит! x x x Слова летят, как лист, гонимый ветром. Зачем впустую тратить эти звуки? Я предвкушаю осень летом. Любовь нельзя брать на поруки. Пришел черед, и воздух так смертельно вдруг посинел, деревья обрамляя. Обводит осень веки тенью, быть привлекательней желая. Она - как я, почти спокойна с виду. Не торопясь листает листья - книги. Она не скажет про обиду, найдя стихов святые лики. И все же я чужда осенней смерти. Я забираю все, что мною спето, и ухожу, желая встретить тобою изгнанное лето.  * Саша Ротай. СТИХОТВОРЕНИЯ *  x x x "...Я ее как мог успокаивал; ели мы вишни, принесенные ею с базара, си- дя рядком на казенном моем шерстя- ном одеяле..." Е. Звягин "Сентиментальное путешествие вдоль реки Мойки." Ели мы вишни, снесенные ею с базара, сидя рядком на казенном моем одеяле, столь шерстяном, словно роза под лапой Азора, и в непослушные волосы пальцы ныряли. Если Есенина вспомнить ночуя на Пряжке: он же на Девичьем Поле (*) с больничного клена сделал пейзаж изумленный. Во льняной рубашке, весь под иконами думал отбыть одаренным. После времян достопакостных - призвуки чувства горних объемов. Проемы оконные дремно веки смежают, творя завещания. Густо календарями завешаны вещими темными. Пух тополиный на город старинный цепляя, слой утепляя культурный, терпя и ревнуя, ???????????????????? *) Девичье Поле - место, где в Москве распо- ложена психиатрическая лечебница, куда поэт поступил 26.XI.25. Святый Симон - гид по раю, по-светски дерзну я, - "Наспех стареют теперь" - говорит, отпирая: "Воля не наша подчас надо слушаться сверху вешают каплю для шуйной щеки осмеянной и погружаясь нуждаясь во светлую веру мы поднимаемся маемся медленно дланно. Данные от Никодима, Фомы, Иоанна." Землю проспоря, в сатори взлетают саперы. В путь приоткрытый однажды как свиток программный стоит ли плыть, если подл и убоги уборы. Идеология как диалог с кроманьонцем. Дольние помыслы долгими омый слезами, в доски дотошные допрежь герой уберется, если ему зафекалит примат панораму. СЛЫШИТЕ! Вьется в зенит - как лазурная флейта, синий Мариин театр покинув нечайно, как стрекоза с озорством над озерным омЛетом - малой молитвы сигнал о спасении райном. Крик без помех - он помешан на нотах высоких. Память погостная острого компаса тоньше - постным костям указует невидимость ноши и невредимость от сшибок дорог винторогих. Одному поэту Вы как Илья на колеснице, высотозвучия достигши, создали гром в обход милиций лишь по моей облезлой крыше, почти уехавшей, на ухо шепча приливом канонадным. И ни пера бы мне, ни пуха, но чую странные команды: возьмись, ляг, сядь, совсем исчезни, воскреснь, ну что ты будешь делать, то вспомни, это без претензий. Побудь один. Звони. На белом черкни два слова, три в период бери скобой, дели на вечность... В ущелье страшное как вывод вон он твой ноль ползет овечкой... Я не согласен - ноль уставший засел на веточке на отдых, и, просушив свои гамаши, он как пропеллер через воздух начнет напенивать спирально азот, наструивать в потоки не строго вверх по-вертикали, но все же к Солнцу, там, где Боги простят, наверно, эту дерзость и детскость с левизною вкупе... Тут нет надежды на известность, тут ни намека на уступки, Поблажки. Блаже, души наши по благодати упаси от: дурного глаза алчных вражин,.. умалишенья,.. судеб сирот. x x x Опять астения. Крадусь по стене я. Лопатки спинные пропеллерной тенью дымятся за мною, я громко седею, и мраморной молью взлетаю и рею. x x x "...И я, перебирая листья, шепчу раскаянья слова: "Очисти, Господи, очисти душе моя, почто мертва..." Игумен Роман И сотворив две-три молитвы, бреду от стен монастыря в конец деревни до калитки, ее легонько отворя, уже блажу и предыхаю: "Подайте калике на хлеб, дошел до ручки и до краю Загорья (*) в сретеньи судеб. Пусть в этом доме в полной чаше цветут и кактус и фикус, но заходить сюда по чаще, по бурелому не берусь. Прибегнув к езженой дороге, я сто пудов снимаю с плеч невзрачных дней, недель убогих на грешной питерской земле. ?????????????????? *) Козье Загорье - деревня рядом с г. Печоры Псковской области. Иду: ромашки мне по пояс, букеты гнутся между брюк. Споткнусь, бывало - тут же скроюсь, увижу птиц... махну на юг... Не долетев на южный полюс, на теплой гальке средь голов волной соленою умоюсь, и возвращусь опять на Псков. Опять в луга, в Изборск родимый, где столько Солнц провел и Лун, где был влюбленным и любимым, как летний берег свеж и юн, где свет увидев негасимый, прозрел и плакал, что грядет небесный град неопалимый высокогорний как курорт." И вознеся две-три молитвы, четыре-пять во слезном сне, космат, не думаю о бритве, женитве, службе и родне. x x x С. А. Есенин "...И голову вздымая выше, Не то за рощей, за холмом Я снова чью-то песню слышу Про отчий край и отчий дом..." Объедем, если объединимся Мы объедем Псковщину (летом этим) славную оптом, круизом. Как певца из рощицы (бледной ночи баловня) оптин опыт в дом, поманя из памяти (бересте и грамоте) свистнем и споем. На без "ню" нанюхавшись (пав из брюха кухонек) луговинных вин, с холмоватым юмором избухавшись, вдумавшись мордой в грязь равнин. Мы, конечно, "конники" - в брешь промежь прикольными пролезя в нельзя, протряся исподними пока все не поняли, взнуздем порося. И... объедем псковскую, объедимся ягодой, и грибы гребя, часть меню покровского Севера и Запада стрескаем в себя, но остатки сладкия - под ноги копытныя тяглового Хрю, - жуйте, рты корытные - раздадим упитанных братьям по вепрю. И... объедем что-нибудь, обернемся засветло, хоть вокруг плетня полем аки понебу, каплуна лобастого перегомоня. x x x Старик был крепкий на самом пекле, загар толстенный. Схватил бы в темпе теплом по репе, но он - военный. Где жарче - лучше, удачный случай, от солнца брови совсем облезли, но как полезен загар слоновий. x x x 1 Листва под линзою небес в направленное жженье попала ...тябрьский подлесок шуршит от шелушения, от чешуения чешуй - земля как карп на суше томится. Жабер парашют синеет холоднющий. Желтеют факелы древес во плоскостях фокальных сигнальных радуг. Тих процесс осенних поминальных записок, чинов, покровов, до Рождества дотеплит покой. Не скрыть от холодов кленовых благолепий. Увы? У вас, у нас, у всех лоскутных транспарантов не счесть. По чести сотню "эх" не спрятать по карманам, но полтораста грибошляп выносят губошлеы из леса. Бах!! Двуствольный залп утиному полету - и старт и стон, и дробь и пыж. Что пыжишься, охотник? Придет черед и замолчишь в цветах, как подоконник. 2 Смыв лунный нуль, рассвет упал напалмом, плазмой на пол, накапал, вплыл, но отпылав, вполз в полдень тихой сапой. x x x Я еду в город, чтобы помолчать, устав глаголить, гикать голосисто, в мечтальных залах скромно почитать и в улицу: до ночи узнавать в себе неистощимого туриста. x x x Мудрая походка Верная осанка У него бородка Партизанская У него атлетка Акробатка гарная У нее беретка Чегеварная Туалетное пространство (или ясное видение) "...О ванная комната, пою тебе хвалу за простоту, за чистоту, за мыло и за душ, за очищенье наших душ..." М. Науменко По двести - два: с ума схожу, под стол валюсь, не помня где я, или в сортире спя сижу, идеей бденья не владея. Из опыта Я взялся за дверную ручку и увидел его, Его завтра приведет сюда случай, он - Вова. Откуда он взялся, я не понимаю, и свитер надел из собачьей шерсти, но, если честно сказать меж нами: а дзен его знает со всеми вместе. Эти стены многие плечи спирали, однажды даже полныя сутки. Сигарета тут испаряется по спирали в зависимости от работы желудка. Прекратить эту спертость можно, ежели скажешь: "Не кривите морду, распахнитесь настежь!" А прекрасная хозяйка умоляет гостей перед пьянкой в туалете не трахаться и добавляет: в ванну не блевать, ибо вода не идет из крана. Но вовсе не потому, что ее выпили ближние представители, а в силу того, что в сифоне засор, плюс к тому, в дабл-дыму прочно висит топор. А на коммунальной кухне двое спрятались за холодильник (спина - к брюху) и не хотят, чтобы к ним заходили. А я к туалетной двери прочно прижат портвейном, смотрю фольклорное видение, не одно - так другое, третье про чебурашку и зеленого Гения. Но звук бачка возвращает к мысли: надо бы вон отсюда. А снаружи думают: "Вы писали? Или кололи сосуды? Или ели бычки в томате?" "Девчонки, - говорю, - простите, вы так нуждаетесь, а я простой посетитель. Я мельком, я извиняюсь, я в стельку, я всем на зависть." Не симулянт Чейза чтец. Конечно, мой пузырь очень имеет вес, и хоть буха кромешная внешность, но и я иногда экстрасенс. Могу в далекое смотреть насквозь. Без правил трудно и колко сердцу, (размыто чудно и вскользь и врозь), но проявляется как день из детства. Сегодня вечер удался: без яких - крутой атас, а после танцев и вальса у одних долгий сеанс; у других длинный троллейбус, метро и трамвай и пешком. Большое спасибо небу со свешивающимся ковшом. Взглянул и опешил - ходом, крестясь и ища примет. Сняло как рукою холод, и чей-то зажегся след! x x x Средняя осень. Ноль. Лезу на антресоль. x x x Тихо душу тешит братственная грейша. x x x Каких-то лет десять назад был весел и бородат. x x x Много в жизни хочешь? Что-то уже можешь? Юбку покороче для мужских прохожих? Или рвешься в дело, или в плане дети, или опупела в дым на рок-концерте? x x x 1 Давнишним дервишем ветшая, вещаю в придорожных кущах. Все вещи знаком освящаю, не знахарь - путь идя, идущий. В имуществе зачах бы, мучась, но участь древних подымая, дымлю пыльцой и лик обтучивая, живой портрет перерастаю. В меня полночные подстрочники лучом курчавым заворачивают ВАНГОГОВСКИЕ многоточия, совиным именем означенные. 2 Толпилась ночь, насыщенная танцем, что некуда ступить на острие пуантовом, воткнуться пулей глянца, ни криком блика дернуться в чадре, в расплаве ль битума... Исчадием теченья у бездны обездоленный бедняк просил свеченья не для огорченья - преодоленья ради: "На камнях, - АЛЛАХ - Луна играла б замирая, и ветроногих брызг или борзых немного мимо пролетела б стая, реки бы рык маленько поутих!" x x x Встречный еле узнаваем, желтизноем оплетаем. x x x я слушал запах ощупью x x x Как кресты, покосились антенны на крышах домов - бесконечное гетто прокуренных многоэтажек. Абразивный дизайн выбивает из окон годов девятнадцати Юность на воздух: пуглив и оранжев. Благодать разбивается логикой полок и ниш, косяков (бесконечно покинутых Богом), порогов (беззаветно оставленных Им) - квадроглазых кладбищ. Это в дамки выходит лукавый из пыльных коробок. (...Отврати лице твое от грех моих и вся беззакония мои очисти... Псалом 50.) x x x Я был прозрачен, а стал коробчат и околпачен, любитель обществ. Жил одиозен, одномерзавчат. Теперь колхозен и говнодавчат. Страдал канючен - стал конь покладист, осел навьючен: не зря старались, смеясь, бесята, а ангел плакал, - теперь на грядке гнию буряком. Бежал балконен, а сел партерен, - знать, влип на склоне и съехал в дебри. Не Мастрояни - оркестроямин. На поле брани с блохой в кармане. Но "гулкой ранью" (как в снег из бани), на волках наглых, как три подростка, я проканаю на щучий остров. Прости, Таити, мне "шито-крыто", изба открытий пока забита!!! x x x Дорога - наркотик. Шагающий прав. Попутной погоды в запутаный рай. Мозолистой пяткой помазанник мастер выстукивать краткий урок благодати. Шаг задней, толк левый, день длинный, час поздний, как старая дева, запудренный круто крупой в подворотне по самую рубку. Дородовое отделение Здесь все кого-то ждут кого-то в Отто отправят тут же травят - рвота всех потрясет как? сверху? снизу? как по карнизу луноход торжественными стопами ну просто путь усеян кнопками она несет она живот он как цунами на нос прет иные ноют и снуют как с контрабандой лодки без флагов весел и кают ну словом тетки а кто такие да сякие? условно плавают гусынями гордятся кто положением кто выменем кто ситуацией они страдалицы стараются держаться x x x "...роняет лес багряный свой убор..." А.С. Пушкин Роняет осень пуд багровых дел, не иначе, настали годовые. Или ученья, в чем-то боевые: букет снарядов мимо просвистел, упал, шипя, но перлы дождевые его стушили, в оборот беря, в рагу из гильз из листьев октября. x x x Рисуй артикль к вертикали. Курант натикал полночь с музыкой. Болтанка восемь баллов в кузове меж стенкой... ГУМом... Куполами, сползаю к речке каплей палевой в отпаде полном, уподобившись победам бедным, но прославленным, ныряя в беспредел сегодняшний, вчерашний день искать по косточкам, опять надеяться на завтраки, с грядущим Грозным иль Иосифом шутить - не ведая - метафорой шальной, сравненьями скабрезными. Напропалую с пятипалыми опять по маю бресть. Березами оплакать песню разудалую. x x x Что нам трескучая треска? Шалит и нерестится налим, сом, щука. Широка там Ангара, где Колчака, как варвары патриция, беснуясь, ввергли в бездну вод веселые и нищие, его дельфин не подберет, но выудят удильщики сетями в тине мертвеца и вынут как попало, всплеснут руками: "На ловца... неужто адмирала?" На високосную весну - поверье есть ангарское - кто трупа словит на блесну, тому удача царская. Давно молва по ангаре гуляет Тимофеичем - в чей борт труп ткнется на заре, к тому придет копеечка. Годов с двадцатых слух лихой меж стариками знается: кто трупа тронет - молодой с рыбалки возвращается. Но, если на руку не чист, честь с молоду подмокла, к тому правитель-утопист заглядывает в окна. А где-то за морем треска трещит и веселится. Ныряют в гавань облака, нуреют с криком птицы, над гладью водной, волновой их фуэте пестрится. Покуда чудится покой на лике ясновидца.  * Валерия Крестова *  --------------------------------------------------------------- Email: valerie_lacroix@hotmail.com --------------------------------------------------------------- x x x Печать печали на челе, Луна в начале - на нуле, И эта ночь в календаре - Точь-в-точь - листочек в серебре, И дальше следуют недели - Как сахарные карамели. Староновогоднее Давай погуляем с тобой в снегопад - Увидишь, деревья по небу летят, Троллейбусы, как бегемоты, парят, А люди похожи на черных котят. Давай затеряемся в снежном дожде, Нам будет казаться, что звезды - везде, Мы утром проснемся с тобой в высоте - Две черные точки в сияющем льде. x x x Улитка, выйди на звуки флейты, ты станешь птицей - пришла весна! Так пел торговец дарами моря, холодным утром на берегу. x x x Что же там такое синее На горизонте? Может, это синее море, Или синее завтрашнее небо, Или это туман, В котором увязнут мои мысли? Или это птицы дождя - Они пролетят надо мной, Испугают криком И хлопаньем крыльев, И исчезнут? А я буду вглядываться в ночь И думать: Что же там такое синее На горизонте? x x x Усну - запру в постели тело, Но душу в доме не замкнуть. Босая, по проспектам белым, Она пойдет уйдет в свой странный путь - Гулять по заметенным скверам, Где замерзают тополя, По подворотням, к стенам серым, Среди помоек и угля... Она к утру ко мне вернется. Но целый день не улыбнется. x x x Луна, как маятник, качалась, Но убаюкать не могла, Я наблюдать за ней осталась Из-за холодного стекла. Кололись звезды, как булавки, На юг летели облака, Душа и тело, будто в лавке, Подрались из-за кошелька. x x x Томление духа в метро по утрам, Себя доверяя железным дверям, Пытаюсь продолжить разорванный сон, Витаю в тумане, а рядом - бетон. x x x Солнечный век, гелиоцен, Мы с тобой - у церковных стен, Я б хотела туда попасть, В мир, где время теряет власть, В мир, где больше нет перемен. x x x С тобою встретились мы снова: Ты смотришь, как всегда, сурово, А я опять люблю другого. x x x Когда дороги, словно реки, Стекают грязью под мосты, Туман вселяется навеки В пространство тающей воды. Он заполняет все аптеки, Он размывает все следы, Он поселяет в человеке Предощущение беды. И человек идет по крыше, И ничего уже не слышит, И только дохлые коты С ним обращаются на ?ты?. Потом три месяца он где-то, Потом опять наступит лето. x x x Дождь - непрерывным паденьем минут, Осколки хрустальные - в пыль. Где-то за стенкой стучит ?ундервуд? - Черточки сложатся в быль, Будет короткий рассказ без причуд, Дождь - наш естественный стиль. x x x Ты говоришь - Ты прыгаешь На одной ножке. Звенят украшения, Колышется одежда. Твой собеседник Слушает молча, Улыбается, словно Чеширский кот. Ваш разговор Необычайно глубок. Случайный свидетель Счел бы себя идиотом. x x x Е.О. Ночь: обнаженные звуки И электрический свет. Из подворотни тянутся руки Мертвых газет. Ночь. Ты прокатишься по переулку, Озеро ждет за углом. Каждое слово доносится гулко, Тянется долго ночная прогулка, Будет ли снова светло? x x x Жить, Ни от кого не зависеть, Ничего не читать, Наблюдать, Пить Поток собственных мыслей, Спать. Ждать, Когда рак на горе свистнет, Устать, Уйти в запредельные выси, Вернуться опять, И спать В холодном потоке мыслей. x x x Я ищу к тебе отмычки, В темноте ломаю спички, Откликаюсь в перекличке, Но уже совсем не та. Скоро новые привычки Ощетиню, как косички, Не останется от птички, Кроме песни, ни черта. x x x Снег выпал и опять растает, Мои ботинки протекают. Забыто счастье и несчастье, Кругом - весеннее ненастье. x x x Благородная пара за стойкою бара, Где дымится сигара и блещет гитара. Благородные леди в хмельном водопаде, Пирамида бутылок возвышается сзади. Благородные лица и пьяные рожи - Все одно - пастораль, если век уже прожит. x x x Стук воды и звон серебряных монет - Странный сон на целый день оставил след. И лазурь и бирюза далеких стран, И забытый с пробужденьем талисман. x x x Улитка, зацепив травинку, Ее волочит по песку. Мы с ней вдвоем на мертвом пляже, Мы можем больше не спешить. x x x Я устала, я выдохлась, мне не спалось; В полутемном вагоне Закрываю глаза: мельтешенье полос На заснеженном фоне. Это катится стая безумных колес По ухабистым склонам, Этот тонут клочки обреченных волос В густом баритоне. x x x Меня преследуют картины, Углами задевают льдины, Деревья расставляют мины На самых выгодных местах. Но нету сил достать бумагу, Соединить огонь и влагу, От лени не ступить ни шагу, Мой замысел вернется в прах. x x x Признание в любви Задумчивым домам В возвышенных стихах, Но грош цена - стихам. Сонетов кружева - Деревьям и мостам, Не слышащим стихов, И грош цена - стихам. Разбросаны листы По сонным площадям, Исчезнут все следы, И грош цена - стихам. x x x Водопад Из твоих слов, Твоих взглядов, Острых углов Нашего диалога, Природы, В виде пейзажа Проезжающей мимо - Всего лишь повод Для стихотворения, Для новой встречи, Для будущего лета И новых воспоминаний. x x x Суета сует - твой закон, Солнца блик среди мертвых книг, Ты от колокола - язык, По тебе звонит телефон. x x x Прошлогодние пирушки - На куски разбились кружки, Позабытые подружки - Прошлогодние игрушки. Прошлогодние знакомства Скоро могут дать потомство, Пережитые недели Безнадежно надоели. x x x Покуда будни не воспеты, К ним не приставлены поэты, Курорты солнцем не согреты, Безвкусны лучшие обеды, Красотки кое-как одеты, Глупы мудреные советы. Но вот является поэт. Он ненавидит целый свет, Давно готов за медный грош Воспеть в стихах любую ложь. Он принесет вам только боль, Но вы почувствуете соль, Соль вашей жизни будет в том, Что он намелет языком. x x x Два беглеца и две погони, Четыре стороны ладони, Болят усталые глаза, Двоится ясная слеза, Сто тысяч звезд в ночной короне И две луны на небосклоне. x x x С. Пыль спальных кварталов, Стук спальных вагонов, Восход над вокзалом, Цветы на газонах. Нас город не встретил, А просто отметил, Как два человека Влились в его реку. Сирень была белой, Закат - сине-алый. Мы всюду успели, И снова - к вокзалу. x x x Сквозь лес зеленого стекла Я, словно зебра, проплыла, Сорвала два больших цветка, Мой образ унесла река, И я теперь в себе несу Зеленый лес, и я - в лесу. x x x Я буду не первой кошкой В списке жертв Любопытства. x x x Встает заря над целым светом, Душа не хочет видеть это, Душа не хочет верить в чудо, Надувшись, говорит: ?Не буду!? ?Я вовсе не открою глаз, На небо не взгляну сейч