ому заодно выявили исчезновение спортивного комбинезона, пары тапочек и велосипеда из кладовки. -- Как это могло произойти? -- недоумевала Венис.-- Неужели вы ничего не слышали? -- Ни звука. А зачем вы убрали из палаты Богенбрума дежурную медсестру? -- Я подумала, что за ним как за почти выздоровевшим нет больше необходимости наблюдать. Наверное, я вчера переусердствовала с разговорами насчет операции. -- Вас сильно огорчает его бегство? -- Нет. -- Меня тоже. Стив проснется сегодня? -- Да, где-то после полудня. -- К вам можно будет зайти днем в гости? Часа в три, как высплюсь и отдохну? -- Разумеется. Вы сегодня разговаривали с Эшером? -- Да, обычные двадцать минут. -- Как у него настроение? -- Умеренное. Ждет, когда очнется Стив, чтобы начать испытания интерферотрона. -- За вашими манипуляциями можно будет понаблюдать? -- Если Густав разрешит. Он уже знает, что я вам почти обо всем рассказал. И задал одну философскую загадку для нас троих: вас, Стива и меня. Ею я поделюсь с вами вечером. На этом они расстались. *** Макналти заскрежетал зубами, когда узнал, что Богенбрум был рядом, в соседней палате, но сумел уйти от возмездия: -- Я бы из него сделал донора на месте! Разобрал бы на запчасти -- всем хватило бы! Филомела, мы можем как-нибудь помочь Густаву средствами обычной медицины? Венис отрицательно помотала головой. -- Дело в том, что действующий интерферотрон я видел только в то утро. Мне никогда не приходилось ни читать инструкции, ни тем более работать с этой машиной. Надо сказать, Густав исполнял вокруг нее весьма замысловатые танцы. -- Он объяснил мне, что специально усложнил пользование первым вариантом -- для ограничения доступа к аппарату,-- сказал Морис.-- То, что собрал я, гораздо проще в управлении. Хотя бы потому, что мы избавились от датчиков. -- Вот как? И что же вместо них? -- заинтересовался Стив. -- Специальная ткань, которую достаточно подбросить на небольшую высоту. -- Гм, уже неплохо. Но Густав ручается, что перенос его траектории не вызовет никаких катастрофических последствий? -- Готов вам объяснить -- со слов самого изобретателя. Если только дама не будет против, поскольку материя достаточно скучная. -- Тогда не станем утомлять нашу очаровательную хозяйку и спасительницу,-- проявил галантность Макналти.-- Расскажете мне попозже, когда продемонстрируете аппарат. -- Филомела, когда вашему пациенту будет разрешено приступить к активной деятельности? -- спросил Морис. -- В любое время. Он совершенно здоров. -- Стив, не согласились бы вы пройти ко мне домой, взглянуть на то, что у меня есть? -- И оставить даму в одиночестве? -- Я сама собиралась вас вот-вот бросить. Мне нужно посмотреть, как обстоят дела у Эшера. Можете прогуляться, я не возражаю. -- Тогда, с вашего позволения,-- Стив встал, поклонился и вместе с Морисом вышел из гостиной. -- Морис, что у вас есть из хореоматического оборудования? -- спросил Макналти, когда они вышли из дома. -- Почти ничего. Мне в своей жизни не приходилось часто сталкиваться с этой наукой. -- Неужели и дудочки нет? -- Нет. -- И музыкального бокса? -- Тоже. -- Плохо. Без них мы никак не обойдемся. Придется спросить Филомелу, вдруг у нее на хозяйстве остались. -- А чем плохи те, что можно заказать через холовизор? -- Я недолюбливаю холовизионные поделки,-- поморщился Стив. -- Постойте, мы же можем посмотреть среди той груды старья, что я приволок из Оливареса,-- осенило Мориса.-- Там обязательно должно что-нибудь найтись. Они спустились в подвал; Вейвановский достал из сейфа макет, и Стив принялся его внимательно осматривать. -- Ну что ж, выглядит он вполне симпатично. Но включать его без дудки и бокса нельзя. Где те вещи, о которых вы говорили? -- Рядом, в ангаре,-- Морис засунул интерферотрон в сейф и знаком пригласил гостя следовать за собой. -- Ух ты, гравитоплан! Действующий? -- удивился Стив. -- Конечно. На нем я недавно летал в город, и все, что притащил оттуда, лежит здесь, в багаже. Филомела вам разве не рассказала о причинах вашего столь скорого выздоровления? -- Она меня разбудила буквально за пять минут до вашего прихода. Вейвановский, немного повозившись с замком, откинул люк. Внутри гравитоплана Макналти был поражен численностью люпусов. -- Зачем так много? -- Чем больше, тем лучше,-- так сказал Густав. -- Хотел вас спросить: как мы будем работать с интерферотроном? Вдруг понадобится срочно спросить Эшера, и что же, придется ждать до трех часов ночи? -- К сожалению, да,-- Морис начал объяснять, по какой причине сеансы связи столь кратковременны, затем стал самым подробным образом пересказывать содержание своих предыдущих разговоров с Густавом и в конце дал полный отчет о вылазке в Оливарес. На это ушло более двух часов, которые они провели в салоне гравитоплана, попивая виски. Макналти внимательно слушал, изредка задавая уточняющие вопросы, затем сказал: -- Теперь общая картина для меня ясна. Более половины из того, что вы мне рассказали об интерферотроне, я знал раньше,-- Густав мне уже несколько лет подряд расписывал свое изобретение. Хотя почему-то не торопился показывать. Ну что ж, давайте вернемся к Филомеле, мы, кажется, тут слегка засиделись. Когда Морис прикоснулся к панели звонка, дверь в дом им открыл Густав Эшер. -- Здравствуйте, Морис! Привет, Стив! -- Густав явно получал удовольствие, глядя на вытянувшиеся лица Вейвановского и Макналти.-- Что же вы замерли? Проходите, пожалуйста! Филомела, у ваших гостей столбняк! Срочно несите вакцину! -- Это как? -- только и смог спросить Вейвановский. -- Очень просто! -- раздался голос Венис, стоявшей за спиной Густава.-- Если помните, Морис, вы с самого начала предлагали заказать запасные модули через холовизор, но я тогда от этой затеи отказалась, чтобы не потрошить нашего уважаемого изобретателя каждые два часа. Но дочитав второй том сочинений госпожи Рэдклифф, я подумала: а почему бы нет? И вчера утром проделала эту небольшую операцию. Я не стала вам говорить ничего заранее, так как не была уверена в положительном исходе. -- Но теперь успех, благодаря нашему великому целителю,-- налицо! -- повернувшись к Венис, Густав сделал шутливый книксен, затем опять обратился к окаменевшим гостям.-- Ну что же вы стоите, в конце концов? Идемте в дом! Шагнув в коридор, Стив громко расхохотался: -- Ну и дела! Густав, дружище, чертовски рад тебя видеть! Друзья бросились друг другу в объятия и так, в обнимку, оживленно разговаривая, направились в гостиную. Морис поплелся за ними и, когда поравнялся с Филомелой, та ему шепнула: -- Как видите, свои секреты я умею хранить лучше вас. Морис, остановившись, тоже шепотом спросил: -- Но надолго ли этого хватит? Венис пожала плечами: -- Лишь пока рядом есть куча люпусов, и все они исправны. Ни за что, впрочем, поручиться не могу даже в этом случае. Я таких манипуляций раньше не предпринимала. -- Густав это понимает? -- Да. Я его уже просветила. Войдя в комнату, Филомела и Морис, к своему удивлению, не обнаружили в ней приятелей. Ворс рядом с диваном, однако, подозрительно шевелился. Когда Венис подошла к дивану поближе, из ковра вынырнули физиономии Густава и Стива. Вид у них был озадаченный; на немой вопрос Филомелы Эшер ответил: -- Вот досада! Хотели открыть шампанское и выронили бутылку! -- Бросьте, Густав! Лучше закажите новую! -- Сей момент! -- сказал Стив и, подойдя к холовизионному столику, снял с него свежую бутылку. К небольшому торжеству все уже было готово: вокруг ведра со льдом стояли бокалы, на обширном блюде громоздились фрукты. Макналти оглушительно пальнул пробкой, попавшей прямо в лысину Будды, и "Кардан Бле" хлынул в хрустальные бокалы. Густав принял торжественный вид: -- Уважаемые дамы и господа! Я хотел бы поднять этот бокал за двух замечательных людей, благодаря самоотверженным усилиям которых мы с моим другом остались в живых. Нам со Стивом повезло просто-таки невероятно. Во-первых, в лице госпожи Венис мы имеем честь находиться в присутствии выдающегося медика, искусного специалиста, которому Стив и я обязаны всем. Первый тост -- за вас, дорогая Филомела! Все чокнулись бокалами со слегка зардевшейся Филомелой. Когда шампанское было налито вновь, слово взял Стив: -- А во-вторых, нашей столь невероятно быстрой поправкой мы должны быть бесконечно благодарны Морису. Он предпринял весьма рискованную экспедицию в Оливарес, где, невзирая на опасности, смог собрать то количество люпусов, которое мгновенно поставило нас с Густавом на ноги и, при благоприятном стечении обстоятельств, как мы надеемся, позволит успешно реализовать задуманные планы. Морису это было весьма приятно слышать; вместе с тем, он что-то не припоминал никаких опасностей, которые подкарауливали бы его во время десанта в город. Стив продолжал: -- Кроме того, наш дорогой Морис бескорыстно дежурил по ночам и сумел благодаря своим неординарным способностям установить связь с Густавом, а также -- что почти невероятно -- в одиночку собрать такое сложнейшее устройство, как интерферотрон. За вас, Морис! Теперь настала очередь пунцоветь Вейвановскому. Тут же была открыта вторая бутылка (на нее в ковре наступил и с победоносным восклицанием выудил Эшер); с ответной речью решила выступить Венис: -- Спасибо вам за столь высокую оценку наших скромных усилий. Мне очень приятно познакомиться с вами, Стив, и с вами, Густав. Надеюсь, это знакомство будет продолжено, невзирая ни на какие обстоятельства. Будьте уверены: вы всегда сможете рассчитывать на мою помощь в любое время. За вас, джентльмены! Последний тост был за Морисом. -- Я тоже хотел бы прежде всего сказать спасибо за ваши теплые слова. Бесконечно рад нашему знакомству. Надеюсь, все намеченные задачи будут успешно решены. За ваше здоровье! Вейвановский был не мастер произносить речи,-- это был второй или третий тост в его жизни. К счастью, шампанское быстро ударило всем в голову, и финальные фразы спича утонули в звоне хрусталя. Компания, вооружившись фруктами, расползлась по гостиной, обсуждая между собой события последних дней. Морис спохватился: -- Как же это я не догадался прихватить с собой настоящее шампанское! У меня ведь там целая винотека лежит в гравитоплане! -- Непростительная ошибка! -- грозно сказал Эшер.-- Впрочем, усилиями гвардии люпусов и синтезированная жидкость оказалась вполне приемлемой. Или мне померещилось? Он обвел взглядом аудиторию: все дружно закивали, подтверждая высокое качество напитка. -- Хорошо. Но, полагаю, от настоящего продукта никто не откажется? Отказа не последовало, и Морис с Густавом пошли в ангар. Обойдя гравитоплан снаружи и внутри, Эшер заметил: -- Замечательно придумано: у вас тут целый дом на колесах. Можете перемещаться в любую точку, не заботясь о снабжении. Запасов-то надолго хватит? -- Даже не считал. Быстренько сгреб все, что было в Оливаресе, и назад. -- А где интерферотрон? Он же до сих пор лежал на столе. -- На всякий случай спрятал в сейф. -- Логично. Осторожность не помешает, тем более что аппарат весьма опасный. Морис перебрал груду пластин, валявшихся на полу багажного отсека, и после серии деархивирующих телодвижений снял с края одной из них три бутылки "Дот Перидот". -- Гляжу, нам предстоит насыщенный вечер,-- улыбнулся Эшер.-- Не слишком ли много будет? Я планировал с утра пораньше заняться испытаниями, и мне понадобится ясная голова. -- Две я взял для того, чтобы завтра отметить их успех. -- Постучите по дереву! Когда я собирал первую версию машины, то смог запустить ее только с пятнадцатого или семнадцатого раза. -- Вы сами ею займетесь или все-таки попросите Стива? -- Морис закрыл за собой ангар. -- Сам, но в вашем присутствии, чтобы вы поняли, как ею управлять. Если по какой-либо причине я лишусь своих умственных способностей или опять впаду в кому, кто-нибудь из вас, надеюсь, сможет закончить это дело. Филомела предупредила меня, что никаких гарантий дать не может. А я себя чувствую сейчас как собака на поводке. Насколько мне помнится, психостанция действует в радиусе двух с половиной миль,-- дальше этого расстояния мне отходить от вашего гравитоплана нельзя. -- Ну почему же? -- удивился Морис.-- Здесь и так избыточное поле. Даже если с изменением вашей траектории ничего не выйдет, по крайней мере половину люпусов можно будет безболезненно перебросить к вам в Кантабиле. Тем более, вы говорили, что если расставить психостанции особым способом, напряженность поля резко усиливается. -- Спасибо, Морис. Именно это я хотел услышать от вас: то, что вы не возражаете против расставания с частью люпусов. -- Не вижу здесь никакой проблемы. Добывал-то я их по вашей просьбе,-- Вейвановский коснулся панели дверного звонка. -- Хорошо. На какое количество я могу рассчитывать? -- За вычетом тех, что обеспечивают нетленность букета в вазе у Филомелы, все люпусы -- ваши. Я буду очень признателен, если вы и у меня дома расставите психостанции так, чтобы нарастить напряженность поля. Густав кивнул в знак согласия. Шампанское было откупорено под рассказ Мориса о том, как Филомела разыграла Богенбрума с трансплантацией. -- Грандиозно! -- хохотал Эшер.-- А на самом деле, вы когда-нибудь делали такие операции? -- Приходилось заниматься вивисекцией тысячи раз,-- ответила Филомела.-- В войну из нескольких кусков тел, привезенных с поля боя, мы собирали одно, а уже через сутки наш Франкенштейн отправлялся на передовую. Часто бывало так, что одна и та же часть организма по очереди приделывалась к разным телам. -- Вам, наверное, пришлось всякого насмотреться в войну,-- сочувственно сказал Макналти. -- Как любому из нас,-- вздохнула она. -- За ваш острый ум и чувство юмора! -- предложил тост Стив. -- Спасибо,-- Венис смущенно потупилась. "Дот Перидот" намного превзошел предыдущий напиток. Компания, сделав первый глоток, не смогла остановиться, пока в один присест не осушила бокалы. -- Вы правильно сделали, Морис, что взяли только одну бутылку,-- заметил Густав. -- Как, разве есть еще? -- оживился Стив. -- Вот видите,-- Густав назидательно показал пальцем на Макналти,-- Ему совершенно наплевать на то, что завтра с утра предстоит серьезнейшее мероприятие. Вернемся домой, Стив,-- повешу на дверь твоей винотеки замок с пятикратной защитой. -- О каком мероприятии идет речь, Густав? -- бросив взгляд на Мориса, спросила Филомела. -- Ах, мы вам опять не сказали. Извините, пожалуйста, что по моей вине так долго держали вас в неведении. Часиков в семь утра я собираюсь приступить к испытанию макета интерферотрона. -- Так рано? -- удивилась Филомела. -- Даже если все пройдет удачно -- в чем я, откровенно говоря, сильно сомневаюсь -- окончательная сборка аппарата может занять целый день. Потом, для финальной процедуры, надо будет переместиться отсюда куда-нибудь подальше, в безлюдное место. -- Опять из соображений секретности? -- На этот раз -- безопасности. Я не могу предусмотреть всех последствий, которые повлечет за собой работа интерферотрона в новом режиме. Уж слишком мощные энергии будут использоваться. Придется также прихватить все люпусы и, соответственно, использовать гравитоплан. Здесь я надеюсь на вашу помощь, Морис. -- Всегда в вашем распоряжении,-- ответил тот. -- Ой, а как же мои цветы и книги? -- заволновалась Венис. -- Если они вам дороги из сентиментальных соображений,-- Густав хитро посмотрел в сторону Вейвановского,-- то прихватывайте их и присоединяйтесь к экспедиции. Но я бы рекомендовал вам остаться дома. А Морис по возвращении принесет букет хотя и не такой живописный, но вполне натуральный, из горных цветов. -- Так мы едем в горы? -- спросил Макналти. -- Да, думаю, что найти ровную площадку с минимумом посторонних траекторий можно будет только там. -- А чем плохи безлюдные поселки? -- задала вопрос Филомела. -- Там могут буянить элементалы. Это во-первых. Во-вторых, неизбежно будут наслаиваться паразитные траектории -- бывшие обитатели, курортники, здания и тому подобное. А я еще не работал с интерферотроном в его новом воплощении, чтобы уверенно отделять полезную информацию от ненужной. Конечно, навыки появятся со временем, но его-то у меня может и не оказаться. -- С другой стороны, у вас его может быть более чем достаточно,-- заметила Венис.-- Даже если люпусы начнут ломаться по одному в день, что крайне маловероятно, то и тут запас образуется вполне приличный. -- Не исключено. Однако не хочется злоупотреблять вашим гостеприимством. Мы и так причинили вам слишком много хлопот. Есть еще и чисто технические соображения. -- Густав, я, честно говоря, так и не понял, с какого момента ты собираешься смещать свою траекторию,-- Стив наполнил бокалы и предложил фрукты хозяйке дома. -- Не от будущего, конечно, хотя моя посмертная трасса меня совершенно не прельщает. Я хочу избежать той последовательности событий, которая в итоге швырнула меня об крышу. -- Получается, это участок из прошлого, и я не представляю себе, как ты избежишь парадокса,-- Макналти чокнулся с Филомелой и отпил шампанского. -- Никакого парадокса не возникает; я уже объяснял Морису, и он со мной согласился. Правда, Морис? -- Да,-- подтвердил Вейвановский. -- Я, конечно, мог бы рассказать тебе сейчас, но не хотелось бы утомлять нашу великодушную хозяйку,-- Густав поднял бокал в честь Филомелы. -- Пару часов назад Стив тоже был настолько любезен, что избавил меня от этих разъяснений. Чем только разжег мое любопытство,-- сказала она.-- С нетерпением жду вашего рассказа. Можете не делать скидок на дамский интеллект. Я не так глупа, как могу показаться на первый взгляд. Правда, Морис? -- Да,-- со вздохом вновь подтвердил Вейвановский. -- Хорошо. Тогда давайте присядем,-- предложил Эшер,-- дабы в неловком положении не оказались те члены нашей аудитории, которых от моей лекции начнет клонить ко сну. -- Я к таковым себя не отношу,-- сказала Филомела. -- Я тоже,-- присоединился Макналти. Морис молча разлил всем остатки шампанского; компания расселась по диванам и креслам. -- Насколько я понимаю,-- начал Эшер,-- основная трудность возникает при попытке согласовать изменения в прошлом с тем, что уже имеется в настоящем. Так? Все кивнули. -- Помимо того, что я рассказывал о траекториях или пишется о них в руководстве к интерферотрону, они обладают еще двумя свойствами. Это -- упругость и связанность. Первое выражается в том, что любую траекторию нельзя выгибать как заблагорассудится. Второе -- в том, что траектории нашего мира взаимопереплетены. Рассмотрим для начала упругость. Траекторию, как я считаю, можно сместить в ту или иную сторону, но, несмотря на ее дискретность между пиками внутри событийного клише, она не допускает резких поворотов. Даже такие эпохальные для любого организма явления, как расщепление или схождение трассы выглядят более-менее гладко. Проведу аналогию с сильно натянутой струной. Ее можно ущипнуть, оттянуть, но невозможно ее сложить под прямым углом. Так же и с траекторией. Хотя она в целом весьма извилиста внутри "слоеного пирога", но это извилины не распутанного мотка ниток, а, скорее, жесткой металлической спирали. Если я смещаю фрагмент своей траектории в сторону, то за этим отрезком неизбежно потянутся и остальные ее участки, причем более близко расположенные сместятся сильнее, чем отдаленные, а самые дальние, скорее всего, вообще не шелохнутся. Это означает: а) чем сильнее оттянута струна-траектория или, правильнее выражаясь, чем больше энергии расходуется на смещение траектории, тем более длинные участки трассы будут охвачены передвижением внутри клише; б) от струны-траектории невозможно "отщипнуть" крошечный кусочек или же перегнуть ее. В противном случае, струна попросту лопнет,-- траектория исчезнет. Повторюсь: несмотря на свойственную ей дискретность, то есть отсутствие в промежутках между событийными пиками, трасса в целом слитна и неразрывна. Перемещать можно только достаточно протяженные и связные фрагменты траектории; в) чем дальше в будущем или прошлом от нас расположен тот участок траектории, на который мы собираемся воздействовать, тем больше энергии требуется для его смещения. Теперь все это рассмотрим на конкретном примере, в данном случае -- на мне. Моя траектория взаимодействует со всеми вашими. Чем ближе моя трасса проходит к вашей на любом событийном пике, тем сильнее или плотнее вы меня ощущаете. Это следует из того, что всякое событие участвует в формировании каждого явления внутри "слоеного пирога", но сила этого участия обратно пропорциональна условному расстоянию между пиками. Сейчас наши трассы проходят практически рядом. Если же мы расстанемся, то вы, надеюсь, будете меня изредка вспоминать, не так ли? -- Все зависит от той силы, с которой вы утащите свою траекторию,-- улыбнулась Филомела. -- Правильно,-- удивленно подтвердил Густав.-- Вы уловили самую суть. Действительно, мое место в ваших воспоминаниях также определяется взаимодействием трасс. Все картины, звуки, мелькающие в вашей голове как воспоминания,-- тоже явления. И связаны они с другими явлениями внутри "слоеного пирога". Когда вы завтра, проснувшись с мигренью, вспомните, что слегка перебрали шампанского, то это воспоминание будет опираться на другие явления, происходящие сейчас в этой комнате. Но чем дальше от вас по ходу вашей траектории расположены явления, тем слабее их воздействие на вас, тем тяжелее их вспомнить. А если, условно говоря, выбить из прошлого или подменить другими те явления, которые служат опорой для воспоминаний, то и состав вашей памяти изменится. -- А как же быть с событиями столетней давности, которые, кажется, произошли только вчера, настолько они в памяти яркие и свежие? -- спросил Стив. -- Это вещи, которые применительно к вашей конкретной траектории обладали мощной психической энергией, распространившейся вдоль всей трассы. Дальнее явление -- то самое незабываемое событие в вашей жизни -- подпитывает энергией все последующие воспоминания о нем, возникающие у вас в голове. Еще раз подчеркну: воспоминание, мелькнувшее в сознании,-- такое же самое явление, что и все остальные. Его существование обусловлено взаимодействием массы событий-ячеек. Если какой-то составной элемент в этой смеси отсутствует или выражен иначе, то и явление будет обладать другими характеристиками. Предположим, я через интерферотрон дохожу до той точки своей биографии, когда мне впервые пришла в голову мысль о создании интерферотрона. Это было, скажем, пятьдесят лет назад. Тогда мне идея показалась замечательной, и я активно принялся за разработки. Но сейчас я радикально изменил свое мнение об аппарате и смещаю свою трассу таким образом, что в тот же самый момент полвека назад эта же самая идея кажется мне невыносимо глупой и я вскоре ее напрочь забываю. Естественно, возникает масса последствий: иным образом укладывается не только моя траектория, но и колоссальное количество других. Интерферотрон исчезает, мы вполне можем оказаться разбросанными по всей солнечной системе. Но самое интересное то, что место выпавшего интерферотрона в нашей памяти занимают совершенно другие воспоминания: память о том, что происходило, когда интерферотрон не был изобретен. -- Но этих событий на самом деле не было? -- спросила Филомела. -- Они были. Они совершенно реальны. Они остались у всех в памяти. Просто изменение одной моей трассы вызвало смещение всех остальных трасс, хоть как-то соприкоснувшихся с интерферотроном и мною как его изобретателем. Это как раз то, что я имел в виду под вторым свойством траекторий,-- их связанность. Невозможно маневрировать только одной траекторией. Начав сдвигать свою трассу, я неизбежно смещу все с ней соприкасающиеся. Как только траектории улягутся внутри "слоеного пирога" в другой комбинации, прошлое -- и воспоминания о нем -- выстроятся иным образом, исключающим возможность парадоксов. Попросту не будет существовать ничего, что могло бы свидетельствовать о наличии в минувшем каких-либо других вариантов развития событий. Если же говорить конкретно о том, что я собираюсь сделать, так это следующее: подойдя 11 августа к границе Сапалы, не лезть дальше, а передумать и вернуться домой. -- И что же произойдет со всеми нами, если вам удастся это осуществить? -- Филомела внимательно слушала Густава, в отличие от Мориса, рассеянно катавшего в руках пустой бокал. -- Ничего существенного. Мы просто никогда бы не встретились. -- А с Богенбрумом? -- Не знаю. Наверное, он был бы давно мертв. А если бы вы, Филомела, сегодня вечером принялись вспоминать, что с вами происходило минувшую неделю, то, скорее всего, ничего особенного и не смогли бы отметить. Равно как и вы, Морис. Франц, Стив и я не упали бы на крышу. Естественно, никакой вылазки в Оливарес не было бы. Хотя, вероятно, Богенбрум все-таки свалился бы вам на голову. Возможно, он упомянул бы нас со Стивом при каком-нибудь разговоре спустя пару недель, придя в сознание,-- батареи люпусов здесь бы без моей просьбы не появилось. -- Неужели вам понадобятся такие мощные затраты энергии, чтобы столь незначительно изменить свою траекторию?-- спросила Венис. -- С каждой секундой я все больше отдаляюсь от того утра 11 августа, и влиять на свою траекторию плюс массу смежных с ней мне будет все тяжелее. Ведь направлять энергию я смогу только из своего -- нашего -- настоящего. Поэтому я хочу все ускорить, начав завтра испытания пораньше. -- Густав, знаешь, что я сейчас подумал,-- медленно выговорил Макналти.-- Ты ведь опасаешься и того, куда тебя занесет после расщепления твоей трассы, правда? -- Да. Я туда ступил одной ногой, но и этого было более чем достаточно. Меня до сих пор дрожь продирает, как вспомню. -- Я пока валялся без сознания, тоже насмотрелся всякой чуши. Ничего страшного, впрочем, не было. -- А что тебе привиделось? -- Так, ерунда. Говорящий паук, лекции о карме. Но почти все забылось. А подумал я вот о чем: если считать наше настоящее нулем на оси координат, то не может ли быть так, что если ты расходуешь энергию на изменение прошлого, то, наоборот, воздействие на будущее должно давать тебе энергию? И чем дальше в будущем находится точка воздействия, тем больше энергии ты сможешь из нее выкачать? Густав, слегка удивленный такой гипотезой, ничего не ответил: приподняв в изумлении брови, он погрузился в раздумья. Остальная компания сидела тихо, боясь потревожить ход его мыслей. Наконец, Эшер нарушил молчание: -- Очень даже может быть! Ведь все равно энергия остается внутри событийного клише, только переходит из одного пучка в другой. Было бы весьма интересно посмотреть, насколько эта идея реализуема. Тогда я, меняя свою расщепленную трассу, могу получить оттуда энергию, необходимую для смещения всей массы траекторий на границе Сапалы 11 августа! Но проверить твою гипотезу, Стив, боюсь, мы сможем, только запустив машину. -- Скажите, Густав,-- заговорила Филомела,-- а не возникает ли противоречий, когда вы не то что изменяете, а просто просматриваете будущее? -- Вы имеете в виду парадокс гороскопа? -- повернулся к ней Макналти. -- А это еще что такое? -- неожиданно оживился Морис. -- Я сам точно не помню,-- сказал Стив,-- но суть, кажется в том, что если гороскоп прав, то он неправ. -- Что-то не пойму,-- пробормотал Вейвановский. -- Представьте, Морис,-- принялся объяснять Густав,-- что вам гадалка или гороскоп предсказывают, например, падение камня на голову послезавтра ровно в полдень в двух шагах от вашего дома. Естественно, вы сделаете все возможное, чтобы уехать отсюда подальше. Правильно? -- Ну да,-- неуверенно ответил Морис. -- Ровно в указанное время и место с неба сваливается камень. В этом гороскоп и гадалка абсолютно правы. Но вас на месте не оказывается! Следовательно, они оказались неправы, предсказывая вам смерть от камня. Так? Вы ведь остались в живых? -- Да. -- Вот это и есть тот самый парадокс: когда предсказание сбывается, но вы предприняли шаги, чтобы избежать его воздействия в отношении себя или кого-то другого, то предсказание тем самым не сбывается. Применительно к интерферотрону это выглядит следующим образом. Просматривая будущие события, я неожиданно обнаруживаю, что, например, с кем-то из нас в скором времени происходит неприятность. Допустим, тот же камень должен упасть вам на голову. Вы не против, Морис? -- Только если не очень больно. -- Хорошо, заметано. Я вас, в точности как гадалка, предупреждаю о грозящей опасности. Вы уезжаете. И тогда, Филомела, если я обращусь к интерферотрону повторно, этого явления уже не будет. -- Почему? -- удивилась Венис.-- Ведь незадолго до этого вы могли его видеть на экране. -- Да, но отсутствовала одна важная взаимосвязь: Морис тогда не знал о грозящей опасности. Как только он получил от меня эти сведения, в его трассу вмешались другие событийные пики, траектория изменилась, и камень упал на пустое место, если вообще появился. -- Тогда теоретически существует возможность, что мы, регулярно поглядывая на экран интерферотрона, сможем отсюда менять свое будущее, словно вращая калейдоскоп? -- Конечно. -- А как это согласуется с вашим тезисом о практической неизменности траекторий? -- Не вижу здесь противоречия. Вы упускаете один важный момент, Филомела. -- Какой же? -- Наличие интерферотрона, этого зеркала времени. Могли бы вы менять свою траекторию или даже видеть ее, не имея под рукой такого аппарата? Нет. Точно как древние люди, не имевшие зеркал, не могли видеть своих ушей. Вплоть до сегодняшнего дня вы даже ничего не знали о траекториях, событийном клише и всем остальном, связанном с интерферотроном. Приходило ли вам тогда в голову, что вы можете каким-либо образом влиять на свое будущее или прошлое? И не только на свое, но и, выбрав на свое усмотрение любую траекторию, изменять судьбу другого человека? Или, уничтожив его траекторию, абсолютно безнаказанно его убить? Ведь человек, убитый таким образом, исчезает совершенно бесследно, его попросту никогда не было! О нем не помнит даже убийца! Теперь вы понимаете, почему я считаю свое изобретение исключительно опасным? Представьте, что существует два аппарата и что два человека, сидя за ними, пытаются стереть траектории друг у друга или еще у кого-нибудь. А если бы интерферотронов были сотни? Тысячи? -- Густав окинул всех взглядом.-- Ну как, я сумел снять опасения относительно парадоксов? -- Вроде бы да,-- отозвался Стив.-- Что скажете, Филомела? -- Мне почти все ясно,-- Филомела пребывала в состоянии глубокой задумчивости.-- Спасибо, Густав, что потратили свое драгоценное время на общение с нами, профанами. С одной стороны, мне хочется пожелать вам удачи. С другой, мне будет очень жаль, что в случае успеха мы так никогда и не встретились. Ну, а с третьей, вам пора спать. -- Как? Ведь еще так рано! -- удивился Эшер. -- Вы по-прежнему находитесь под медицинским наблюдением, любезный изобретатель. Завтра, если не ошибаюсь, подъем в половину седьмого? -- Даже лучше в четверть седьмого,-- предложил Стив.-- Наверное, не стоило нам пить шампанское. Могли бы на трезвую голову приступить к делам немедленно. -- Пустое, Стив,-- поморщился Густав.-- Сам знаешь, хорошие напитки попадаются так редко. Ради них иногда стоит пожертвовать временем и энергией. -- А вы -- мистификатор, Густав,-- тихо проронила Венис. -- Что вы имеете в виду? -- удивился Эшер, а вместе с ним -- остальные мужчины. -- Ваш ответ на мой вопрос относительно будущего. -- Может, вы проясните, в чем подвох? -- Густав, слегка улыбаясь, внимательно смотрел на Филомелу. -- Вы сами прекрасно знаете. Скажите мне, ваши теории относительно пространства и времени неизменны или же колеблются в зависимости от состава аудитории? -- Я всегда стараюсь быть доступным,-- учтиво ответил Эшер, и Венис больше его ни о чем не спрашивала. Вскоре все разошлись: Густав отправился спать под надзором фантома, Стив и Филомела остались беседовать в гостиной, Морис пошел к себе домой. Уже выключив свет в спальне, он вспомнил, что забыл подбросить компании философскую загадку Эшера. *** В семь утра Эшер и Макналти стояли у входа в дом Вейвановского. Дверь им открыл бодрый хозяин, после приветствий сразу же спросивший: -- Ну как, голова не болит? -- Все отлично! -- за двоих ответил Густав.-- А у вас? -- Никаких последствий! А где Филомела? Она, насколько я помню, собиралась присутствовать при испытаниях? -- У нее как раз самочувствие весьма неважное. Мы ее великодушно отправили спать, хотя она порывалась прийти к вам в гости. Пусть отдохнет, за эту неделю она и так устала больше всех,-- объяснил Стив.-- Где аппарат? -- Я его перенес обратно в пристройку. Идемте,-- Вейвановский вышел во двор и направился к ангару, гости последовали за ним. Интерферотрон был разбросан по всему пространству рабочего стола. Густав придирчивым взглядом впился в составные части, затем принялся забрасывать Мориса разнообразными техническими вопросами, из которых Стив уразумел в лучшем случае не более одной десятой. Когда допрос закончился, Эшер потребовал дудочку и музыкальный бокс. Макналти удивился: -- Что, уже начинаем? -- А зачем откладывать в долгий ящик? Морис потрудился на славу, никаких претензий к сборке у меня нет. -- Холовизионные подойдут? -- с надеждой в голосе спросил Вейвановский. -- Для испытаний -- да. Через две минуты хозяин дома вернулся в ангар, неся усыпанную бриллиантами продольную флейту из чистого золота и титаново-платиновый музыкальный ящичек. -- Неужели ничего попроще не нашлось? -- Эшер с сомнением повертел в руках железки. -- Взял первые попавшиеся. Если не подойдут, сбегаю за другими,-- объяснил запыхавшийся Морис. Густав приложил флейту к губам, выдул несколько нот и обратился к Макналти: -- Что скажешь, Стив? Тембр подходящий? -- Да вроде ничего,-- пожал тот плечами.-- Хотя серебро лучше. Репертуар музыкального бокса был признан обоими приятелями хотя и куцым, но для конкретных целей и с учетом высокой напряженности психического поля вполне приемлемым. Густав взял со стола панель экрана и поставил в вертикальном положении, подперев для устойчивости несколькими блоками интерферотрона. -- Ткань с датчиками далеко? -- спросил он Мориса. Тот, спохватившись, нырнул под стол, достал чемоданчик, предназначавшийся под корпус, и вытряхнул из него на стол два куска полотна. -- Оба рабочие? -- поинтересовался Эшер. Вейвановский кивнул. -- Отлично. Начинаем, джентльмены. Прошу вас отойти в сторону, ярдов на десять-пятнадцать. Стив и Морис на цыпочках удалились в угол ангара, откуда, затаив дыхание, принялись следить за изобретателем. Густав, повертев музыкальный кубик, нажал на него, и пристройку залили жалобные оперные стенания. "Не иначе отчет Тангейзера о своих похождениях",-- подумал Макналти. Вейвановский был очень слабо знаком с мировым оперным наследием и не подумал ничего. На второй минуте песнопений Эшер невысоко подпрыгнул, отвел в сторону правую, а потом левую руку. Экран интерферотрона неярко засветился, и Густав метнул полотно с датчиками под потолок. Полотно, раскрывшись, в медленном вращении опустилось до высоты десяти футов. Густав начертил на управляющей панели несколько крестов: на экране возникла картина внутренностей ангара. Кинув взгляд через плечо, Эшер заметил, что за ним внимательно наблюдают из угла, и сделал шаг в сторону, загородив монитор. Стив с Морисом ощутили легкую досаду. Для начала Густав решил проверить аппарат на местности, выбрав ангар в качестве испытательной площадки. Он навел курсор на вход в пристройку и зафиксировал его там. После очередного касания панели управления изображение разделилось на две части: в левой половине образовался клубок линий разной толщины, правая же часть продолжала показывать ворота ангара. Эшер разделил правую половину по горизонтали: теперь у него было две идентичных картинки вверху и внизу. Он активизировал курсор в левой части и начал им водить по центральной части клубка, пытаясь нащупать нить, соответствующую траектории ворот пристройки. В то время как верхняя картинка оставалась неизменной, нижняя непрерывно менялась, показывая какие-то посторонние фрагменты. Наконец, после десяти минут поисков Эшер смог зацепить требуемую траекторию: оба изображения в правой части более-менее совпали. Густав поставил метку на трассе. Индикаторы времени показали, что расхождение между двумя картинками ворот минимально -- всего лишь десять дней со смещением в прошлое. Увеличив вид клубка, Эшер медленно передвинул курсор по траектории, добившись совпадения дат на картинках, а затем дал команду окончательно синхронизировать оба вида. Теперь изображения оказались идентичными, с той лишь разницей, что нижнее было неподвижным, тогда как верхнее показывало ворота в реальном времени. Густав потер панель: нижняя картинка в ускоренном темпе начала отматывать события назад, до того момента, когда в ангаре должен был кто-нибудь появиться. Таким человеком, как и ожидал Эшер, оказался Морис, за полчаса до прихода гостей перенесший в пристройку макет. На траектории Мориса была поставлена метка; интерферотрон, автоматически перешедший в режим показа на нормальной скорости, вновь был переведен в поиск. Вейвановский появился еще несколько раз, один из них -- в сопровождении Макналти; но, к удивлению Густава, уже собиравшегося переключиться на другую задачу, в воротах неожиданно возник Франц Богенбрум. Эшер бросил взгляд на индикатор времени: часы показывали полчетвертого утра. Франц беспокойно оглянулся по сторонам, явно опасаясь быть замеченным. Было понятно, что в ангар он проник без ведома хозяина,-- в тот момент Морис и Густав находились на связи. Прикрыв за собой ворота и осторожно ступая, Богенбрум обошел всю пристройку, затем несколько раз дернул за ручку дверь, которая вела на кухню: та не поддалась. Потерпев неудачу с одной дверью, тайный визитер решил заняться входом в гравитоплан. Франц потратил, судя по счетчику, около тридцати минут, пытаясь проникнуть внутрь, но ему это не удалось. Плюнув в сердцах, Богенбрум вышел из ангара. Густав переместил угол обзора за пределы пристройки: в лунном свете было видно, как ночной гость оседлал велосипед и покатил в северо-западном направлении. Через несколько минут, удалившись на милю по дороге, которая вела в горы, Богенбрум растаял в тумане. "Одна миля видимости? Для черновой сборки очень неплохо",-- подумал Эшер, переводя метку на траекторию Мориса. Изображение справа вверху дернулось, затем сфокусировалось на Вейвановском, замершем в углу рядом со Стивом. Прошлая деятельность Мориса мало интересовала Густава: он очистил траекторию нового объекта исследования от всех остальных, и в левой части монитора осталась одна извилистая тонкая нить. Эшер увеличил изображение,-- нить превратилась в толстый шланг с размытыми контурами. Правый конец шланга расслаивался на множество небольших канатиков, концы которых таяли на черном фон