е. В соответствии с теорией интерферотрона, это означало завершение где-то в будущем жизненного пути Вейвановского; показ дальнейших извилин ограничивался возможностями макета. Густав подвел курсор к самому началу расслоения трассы; однако в правом нижнем углу картинка так и не появилась. Индикатор времени бесстрастно показал, что смерть Мориса должна наступить через пять дней, вне пределов визуализации макета. "Невероятно",-- вырвалось у Эшера. -- Что невероятно? -- донесся из угла голос Стива. Густав быстро выключил аппарат: -- Невероятно то, что даже в виде макета интерферотрон демонстрирует столь высокие показатели. -- Нам можно подойти? -- спросил Морис. -- Да, теперь уже можно. Вы молодец, Морис. Аппарат превзошел все мои ожидания. Когда Макналти и Вейвановский подошли к Густаву, сверху на них упала ткань, накрыв их словно сетью. -- Мне кажется, у старых датчиков были свои преимущества,-- заметил Стив, стягивая полотно.-- Что удалось увидеть, Густав? -- Массу интересного. Блуждания хозяина по просторам собственного ангара за последние два дня. Теперь, я думаю, можно приступать к сборке. Оборудование у вас здесь? -- повернулся Эшер к Морису. -- Да,-- Вейвановский подошел к столу и, открывая ящики один за другим, начал доставать приборы. Густав перебрав их, разложил на две кучки: -- Это -- мои, а это -- ваши. Давайте договоримся, кто какие узлы монтирует. Эшер и Вейвановский вступили в долгую техническую дискуссию, и Стив понял, что в пристройке ему больше делать нечего и что он вполне мог провести это утро в уютной постели. Оставив конструкторов, он перешел в дом, чтобы скоротать время холовизионными забавами. Густав и Морис же нацепили на носы специальные увеличивающие очки, так как сборка требовала ювелирной точности, и, взяв в руки особые соединяющие устройства (аналог древних паяльников), стали потихоньку сводить нагромождение деталей в компактное целое. Прикладывая два узла вместе, каждый из них проводил по шву соединителем, и обе детали срастались в одну. По окончании работы должен был образоваться монолит, из которого отдельные блоки уже нельзя было бы вычленить без длительной и кропотливой разборки,-- Густав собирался, кроме того, подвергнуть интерферотрон внутренней компрессии. Приходилось также регулярно отвлекаться на тестирование собранных блоков, не говоря уже о том, что демонтаж макета оказался гораздо более длительным, чем мог представить себе изобретатель. В трудах незаметно пролетело время до обеда, когда все собрались за столом у Филомелы. Хозяйка по-прежнему чувствовала себя неважно, выглядела бледной и была немногословной; Морис с Густавом, полностью погрузившись в работу, думали только о сборке, а Стив находился под впечатлением от какого-то сокрушительного холовизионного боевика, который благодаря совместной творческой работе коллектива люпусов обогатился несколькими небанальными сюжетными поворотами. Вследствие этого обед прошел почти в полном молчании. После трапезы Венис, сославшись на недомогание, удалилась к себе в спальню, и Стив погрузился в зрелища, оставшись в ее гостиной. Окончательный монтаж интерферотрона должен был закончиться к полуночи; Эшера с Вейвановским ожидали к ужину в девять часов. Они опоздали минут на двадцать, примчавшись с извинениями и объясняя свою задержку неожиданными проблемами, возникшим при монтаже. -- Что случилось? -- поинтересовался Макналти. -- Мы допустили ошибку и заметили ее слишком поздно. Пришлось идти назад, разбирая аппарат. Ты нам понадобишься, Стив на эту ночь,-- объяснил Эшер, быстро поглощая свой ужин.-- Нужна третья пара глаз, чтобы следить за очередностью сборки. -- Может быть, я вам смогу помочь? -- предложила Филомела. -- Нет, спасибо, думаю, что мы втроем управимся,-- ответил Густав.-- Как ваше самочувствие? -- Благодарю, уже гораздо лучше. Я не пила шампанское, наверное, лет десять, очевидно, утратила квалификацию. Если вам все-таки понадобится четвертая пара глаз, то смело будите меня. За истекшую неделю я привыкла вскакивать ночью каждые два часа. -- Хорошо, будем иметь в виду. Но я планирую закончить монтаж к утру. Сборка не была закончена ни к утру следующего дня, ни даже к полудню. После нескольких часов послеобеденного сна, вернувшись в ангар и обнаружив еще одну промашку в конструкции, Густав попросил Филомелу присоединиться к монтажу. Конвейер выглядел следующим образом: Стив, согласно исправленному в руководстве перечню, подбирал детали, из которых должен был составляться очередной блок интерферотрона, и выдавал их Морису с Густавом для соединения. Когда блок был готов, в дело вступала Венис, контролировавшая порядок монтажа более крупных узлов. Для этого на пол в ангаре бросили листы бумаги с условными обозначениями: масса прямоугольников соединялась между собой стрелками, и задачей Филомелы было располагать выходящие от Густава и Мориса узлы по соответствующим местам на схеме. Эшер, отложив сборку, потратил еще уйму времени на то, чтобы пронумеровать и обозначить прямоугольники. Но, несмотря на двойной контроль, ошибок избежать не удавалось: компании приходилось несколько раз с проклятиями разбирать готовые блоки, а ворвавшийся в пристройку вечерний ветерок смел с бумаг значительную часть легких деталей, вследствие чего Стиву и Филомеле пришлось проводить остаток дня, ползая на четвереньках и выискивая в щелях крошечные компоненты. После полуночи все собрались у Филомелы в угнетенном состоянии духа. Интерферотрон был смонтирован приблизительно на треть, и такими темпами он мог быть готов в лучшем случае дня через два. Поскольку все валились с ног от усталости, Густав назначил подъем на девять часов утра. Уходя домой, Морис заметил на себе грустный взгляд Эшера и почувствовал вину за то, что, преждевременно заказав шампанское, "сглазил" аппарат. Густав же думал совсем о другом: Вейвановскому оставалось жить три дня, но где и как должна настичь его смерть, было неизвестно. И если интерферотрон не будет собран в кратчайшие сроки, то... Тут Эшер вспомнил, как Филомела обозвала его мистификатором. Она была права: Густав никогда и никому не рассказывал все, что знал об интерферотроне, и перед разными слушателями обычно излагал теорию тоже по-разному, подстраиваясь под собеседников. Если бы Стив был более внимателен за годы их знакомства, он не раз смог бы поймать его на противоречиях. Свою порцию мистификаций получил Франц Богенбрум; Морис Вейвановский также узнал об аппарате лишь то, что счел нужным сообщить ему изобретатель. При желании Эшер мог не только разъяснить ему (и, за шампанским,-- всем остальным) парадоксы, возникающих в связи с использованием интерферотрона, но и подбросить парочку собственных. Густав видел свое безоговорочное преимущество во владении информацией,-- в точности как монарх, власть которого заключается не в том, что он восседает на троне, а в том, что, в отличие от своих подданных, обладает не разрозненными сведениями, а полной картиной, на основании которой принимает решения. Всеми данными об интерферотроне Густав не собирался делиться ни с кем, и ни за что не стал бы конструировать второй вариант аппарата, если бы не безвыходная ситуация. Да и с кем делиться? Добровольные помощники принимали на веру любую игру ума. Похоже, только Филомела обратила внимание на неубедительное толкование парадокса с гороскопом. Именно потому, что Густав знал другое объяснение, он не стал предупреждать Мориса об опасности. *** Накануне дня смерти Вейвановского интерферотрон был, наконец, собран, втиснут в металлический корпус, и, не подозревающий о своей скорой кончине Морис, с ликованием унеся аппарат в подвал, закрыл его в сейфе. Было уже почти двенадцать: Эшер назначил вылет на гравитоплане на восемь часов утра. В назначенное время вся компания собралась во дворе, возле ангара. Филомела, глядя на садящихся в машину мужчин, с сожалением думала о том, что от подаренных Морисом букета (который вопиюще разросся, превратившись в непроходимые чащи) и готических романов скоро ничего не останется. Вейвановский, в свою очередь, дал ей слово привезти горных эдельвейсов и, кроме того, по возвращении преподнести вазу с особо экзотическими цветами. При этих словах Мориса Стив хмыкнул: насколько он знал, кроме чертополоха, в горах ничего похожего на эдельвейсы не произрастало. Морис был уверен, что ему дадут вести гравитоплан,-- к его удивлению, Густав настоял, чтобы машиной управлял Стив. Эшер также пресек последнюю попытку Филомелы увязаться за ними, объясняя свой отказ риском, которыми чреваты испытания. -- Тем более вам может понадобиться скорая медицинская помощь,-- в очередной раз аргументировала Венис необходимость своего присутствия. -- Дорогая Филомела, если что-либо и произойдет, то, скорее всего, помощь будет ненужной. Уж слишком большие энергии будут фигурировать,-- устало возражал Густав. На душе у него было неспокойно: ему не удалось улучить минуты, чтобы, оставшись наедине с интерферотроном, взглянуть на свои со Стивом траектории. Последние два дня его одолевали сомнения: если здоровый, цветущий Морис без видимых причин умирает в столь короткий срок, то смерть его может быть только насильственной. Войны давно закончились, следовательно, он погибает в результате катастрофы или несчастного случая. Уж не при испытаниях ли? Люк гравитоплана захлопнулся, машина, взмыв вверх, замерла над домами. Филомела с крыльца своего дома помахала рукой Густаву со Стивом, видневшимся в окне кабины, и выглядывавшему в иллюминатор Морису. Те помахали ей в ответ, после чего стремительно унеслись в направлении вулкана Майпо. -- Мне нужна площадка где-то пятьдесят на пятьдесят ярдов. Естественно, без грибниц,-- сказал Густав, повернувшись к Стиву. Макналти молча кивнул и приступил к облету гор. Обогнув гряду с юга, они на небольшой высоте и малой скорости устремились вдоль западного побережья к северу. -- Славно мы погуляли,-- заметил Стив, когда гравитоплан пролетал мимо Сапалы. -- Да, замечательно,-- подтвердил Густав.-- Хотя благоразумнее было бы тогда остаться дома. Через несколько минут они заметили подходящую по размерам поляну, но, спустившись чуть пониже, увидели, как из травы тут и там торчали шляпки миноморов. Следующая площадка нашлась еще через минут двадцать, но и на ней пестрели грибы. Два часа облета западного берега показали, что приземлиться негде: в отсутствие саперов и благодаря дождям миноморы разрослись повсеместно. Замусоренный руинами Оливарес был забракован по той же причине, что и безлюдные поселки: Густав не был уверен, что сможет вычленить требуемую траекторию среди множества трасс, принадлежащих исчезнувшему городскому населению. Продвижение вдоль гор на юг, но уже по восточному побережью, выявило невероятный расцвет грибных культур: дойдя вниз до Тупунгато, Стив с Густавом решили идти назад над горными пиками в надежде обнаружить между ними потаенную, не оккупированную пока мицелиями поляну. -- Что скажешь, Густав? -- Макналти показал на небольшое скалистое плато внутри кратера Майпо. Эшер поморщился: -- Рискованно. Вдруг мы нечаянно вызовем извержение? Я не знаю, куда тогда бежать, в Гималаи разве что. Но на всякий случай запомним это место, если лучше ничего не найдется. Потратив полтора часа на поиски, экспедиция вернулась в кратер: буйный урожай миноморов, похоже, вытеснил всю остальную растительность в вершинах Анд. -- Морис, вам придется вручать даме вместо эдельвейсов корзинку разминированных шампиньонов,-- заметил Стив, выйдя в салон после посадки гравитоплана. -- Печально. Но, думаю, она меня простит,-- откликнулся Вейвановский. Или убьет, подумал Густав, открывая люк. В кратере оказалось дымно и душно, воняло серой. Первым делом все начали чихать. -- Неужели это единственное место из всех возможных? -- вытирая слезы, поинтересовался Морис. -- Боюсь, что да,-- ответил Эшер, сморкаясь в платок. -- Выгружать люпусы? -- спросил Стив. -- Подожди пока, надо осмотреться,-- Густав отправился изучать плато, на которое они высадились. Площадка была размерами приблизительно семьдесят на сто ярдов и полностью лишена растительности, так как представляла собой выступавшую из стенки кратера верхушку скалы. Край ее резко обрывался,-- если бы пришлось падать, то приземление состоялось бы спустя полмили, почти в самом жерле. Кромка кратера сквозь дым еле виднелась высоко вверху, похоже, площадку никогда не достигали солнечные лучи. Завершив осмотр, Эшер вернулся в приподнятом настроении: -- Идеальное место! Здесь, наверное, веками никто не появлялся! -- Какие будут указания? -- Морис высунул голову из салона, куда они со Стивом бежали, спасаясь от дыма. На лицах у них появились защитные маски. -- Передайте мне, пожалуйста, интерферотрон. Я сначала сделаю некоторые прикидки, а потом, если все окажется нормально, начнем расставлять психостанции. Стив вручил Густаву интерферотрон, музыкальный ящик, дудку и маску. -- Спасибо,-- сказал Эшер, натягивая респиратор на лицо.-- Ждите моего сигнала. Сквозь иллюминатор Макналти и Вейвановский увидели, как Густав, удалившись на расстояние пятидесяти ярдов, начал исполнять хореоматический ритуал. Вверх взлетела и закружилась ткань с датчиками; изобретатель принял необходимую позу... В этот момент из кабины пилотов донесся тревожный зуммер. -- Что за черт...-- Макналти бросился к панелям и на вычерченной автоматическим штурманом карте увидел, как над кратером кружит небольшая точка. Система оповещения уведомила его, что к ним приближается полицейский кабриоджет. Выбежав из рубки, Стив спросил Мориса: -- Вы не оставляли Филомеле кабриоджет? -- Нет,-- удивленно ответил Вейвановский. Они вдвоем бросились в багажный отсек: кабриоджет стоял на месте. Открыв люк, Стив с Морисом сбежали по трапу на землю и помчались к Эшеру. -- Густав! Тревога! -- крикнул Макналти. Эшер удивленно обернулся, но все сразу понял: над ними снижался, мигая огнями, полицейский кабриоджет,-- в точности как те, что много лет назад имелись у полиции Оливареса и еще про запас оставались кое-где в городе. Подбежав к Густаву, Стив и Морис остановились. Втроем они увидели, как из приземлившейся машины выпрыгнул Франц Богенбрум и, чихая на ходу, направился к ним. -- Ну и забрались же вы, господа! Насилу вас нашел! -- вместо приветствия сказал он. -- Франц? Чем обязаны вашему визиту? -- спросил Эшер. -- Дела, дорогой Густав, дела,-- ответил тот, в недоумении осмотрев Эшера с ног до головы.-- Какой приятный сюрприз! Поздравляю с выздоровлением. Нашли подходящего донора? -- Нет,-- хмуро ответил Эшер. -- Значит, Филомела меня тогда дезориентировала. Но это даже очень хорошо, что в итоге никто не пострадал. А я, честно говоря, устал бороться с вашим аппаратом, Густав. -- Это с каким аппаратом? -- грозно спросил Стив. -- С тем, что вы оставили в Сапале. Без инструкции к нему -- как без рук. Где она? Эшер и Макналти переглянулись: руководство к интерферотрону осталось в сейфе у Мориса. -- Для начала объясните, что происходит,-- стремясь сохранить самообладание, сказал Густав. -- Всех подробностей вам знать необязательно,-- подойдя к интерферотрону ближе, Франц не смог удержать возглас удивления.-- Неужели вторая модель? И что она умеет? -- Массу полезных вещей,-- ответил Эшер. -- А поконкретней? Вы реализовали, наконец, функцию изменения ячеек? Густав ничего не ответил. Зато слово взял Стив: -- Надеюсь, вы понимаете, что, оказавшись здесь, сильно рискуете здоровьем? -- Я? Нисколько,-- Франц опять чихнул и полез в карман, но вместо носового платка вынул торсан и спокойно направил его на Стива.-- Если же вы будете несговорчивы, то, боюсь, вашему здоровью уже ничего не поможет. Итак, повторяю вопрос. Что умеет эта машина? -- Я пока сам не знаю,-- сказал Эшер.-- Мы выехали сюда на испытания. -- Не смешите меня. Не пироги же печь вы собирались. Хотя, с другой стороны, несложно догадаться, зачем вы столь стремительно собрали второй аппарат. -- И зачем же? -- холодно спросил Густав. -- Исправлять чей-то вектор. Ваш, его,-- Богенбрум указал торсаном на Стива,-- Филомелы. Я очень удачно здесь оказался. Теперь все упрощается, мне нет необходимости ломать голову над переделкой вашего первого варианта. -- Что вы собираетесь с ними делать? -- Стив сжал кулаки. -- Использовать в своих целях. Собственно, ради этого я и появился тогда в Кантабиле. Для вашей информации: прилетел на этом самом кабриоджете и сел в лесу за полмили от вашего дома. Остаток пути проделал на велосипеде. О вашем изобретении, Густав, я был наслышан задолго до того, еще в Оливаресе, но непосредственно заняться им довелось только сейчас. -- Польщен таким вниманием к моей скромной разработке. -- Если бы вы знали, кто проявляет интерес к интерферотрону! О-о! -- Богенбрум закатил глаза.--Все было бы тихо и спокойно, если бы черт не дернул вас увязаться за мной в Сапалу, где я должен был пройти сеанс энергетической накачки. Не могли подождать меня пару часов! -- Опаздывать на встречи невежливо,-- заметил Морис. -- Опоздали те силы, которые должны были мною заниматься в церкви. Ваше неожиданное появление там, Стив и Густав, спутало все карты. Хорошо, хоть интерферотрон удалось у вас изъять. -- Что было бы, если бы мы не пошли за вами? -- Макналти потихоньку свирепел. -- Я бы скопировал или запомнил инструкцию и собрал аппарат в другом месте, снабдив его, естественно, необходимыми мне функциями. А теперь приходится изымать интерферотрон у вас насильственным образом. Но что поделать, сроки поджимают. Прошу вас, Густав, сворачивайте аппарат. Эшер дал команду, и ткань с датчиками упала, накрыв его вместе с Богенбрумом. Тут же на Франца сверху прыгнул Стив, а Густав нанес Богенбруму сильнейший удар в солнечное сплетение, другой рукой попытавшись отвести в сторону торсан. Эшер заметил на лице Франца самодовольную улыбку: присев на корточки и легко освободив свое запястье от хватки Густава, он, как пружина, мгновенно разогнулся, в результате чего Стив кубарем отлетел в сторону. Следующим движением Богенбрум смахнул с себя полотно и, приставив торсан ко лбу Эшера, спокойно сказал: -- Вы невнимательно слушаете. Я, кажется, упомянул, что прохожу сеансы энергетической накачки. За мной стоят силы, с которыми вам бесполезно тягаться. Складывайте интерферотрон. Вы,-- другой рукой он указал на Мориса,-- едете со мной. Первый вариант аппарата показал мне, Густав, как он выносил из вашего дома в Кантабиле инструкцию. Так что ее, полагаю, можно обнаружить у него в особняке. А ту пару датчиков, которую вы никак не могли найти, любезный изобретатель, я обнаружил под кроватью в вашей спальне. Морис, забирайте все. Флейту, бокс в том числе. Тряпку эту с датчиками тоже не забудьте Вейвановский засунул полотно в выемку на корпусе, покорно захлопнул интерферотрон и переглянулся с Эшером: на замке сработала кодовая защита. Богенбрум ничего не заметил и, переведя торсан от Густава к Морису, скомандовал: -- Теперь вы спокойно берете все и садитесь в кабриоджет. Попрошу без резких движений. Густав, вы узнаете эту модель кабриоджета? -- Да. Приходилось летать,-- ответил тот. -- А помните, чем она оборудована спереди и сзади? Это я к тому, чтобы вам в голову не пришла глупая мысль меня преследовать. Эшер прекрасно знал, что полицейские кабриоджеты вооружали мощными торсанами, и сказал: -- Мы не собираемся за вами гнаться. -- Замечательно. Можете вылетать отсюда через час. Не раньше! -- Богенбрум угрожающе поводил торсаном. Морис медленно залез в кабриоджет и поставил интерферотрон себе в ноги. Франц, обогнув машину, запрыгнул в сиденье пилота, закрыл дверцы и, спрятав оружие, оживленно заговорил, обращаясь к Вейвановскому: -- Я не собираюсь никому причинять вреда. Тем более что все это бессмысленно, сами потом поймете. Вернее, вряд ли поймете, но неважно. Ведите себя спокойно, и все закончится хорошо. Морис еле заметно кивнул головой: он лихорадочно старался перейти в состояние транса, чтобы вызвать на подмогу братьев. За похищение доверенного ему интерферотрона наказание от куратора могло быть самое суровое. Тем более, что, по всем признакам, Богенбрум был из противоположного лагеря, а противника следовало уничтожать немедленно, без всяких разговоров. Но на физическом уровне Морису тягаться с ним не было смысла. -- Что будем делать дальше, Густав? -- спросил Стив. Он сидел на земле и, как Эшер, смотрел на удалявшуюся в небе точку. Густав пожал плечами: -- Не знаю, Стив. Можно пытаться восстановить интерферотрон, но, честно говоря, я не помню всего перечня деталей. Если Богенбрум не дурак -- а он таковым не выглядит, то заберет у Мориса и те листы, на которых мы расписывали монтажную схему. -- Но, может быть, вчетвером удастся вспомнить? -- Втроем, Стив, втроем. -- Почему? -- изумился Макналти. -- Мне почему-то кажется, что Морис не уцелеет в этой переделке,-- загадочно произнес Эшер. *** Спуск от Майпо до Тупунгато, по оценке Вейвановского, не должен был занять более шести минут. Богенбрум был молчалив и сосредоточен,-- если он не заговорит хотя бы ближайшие секунд сорок, надеялся Морис, связь с братьями будет обеспечена. Кабриоджет неторопливо поднялся над вулканом и перевалил через склон. -- Фил, ты здесь? -- Да, Морис. Что случилось? -- Тревога! Мне нужна помощь! Меня захватил агент противника, я срываю задание куратора! Дайте мне энергии! Срочно! Связь оборвалась; выйдя из транса, он услыхал обрывок фразы Богенбрума: -- ...за оказанную мне помощь, но дело превыше всего. Из-за вас я провел массу неприятных минут, петляя по усеянной грибами дороге через перевал. Да еще ночью. Потом опять пришлось идти в Сапалу, лазить среди развалин... Вейвановский на мгновение отключился, ощутив мощный прилив энергии. Интересно, хватит ли этого, чтобы одолеть Франца, подумал он, придя в себя. И решил рискнуть, прервав монолог Богенбрума сильным ударом кулака в висок. Тот от неожиданности выпустил рычаги управления; кабриоджет начал валиться вниз. До падения оставалось совсем чуть-чуть, и, пока оглушенный Франц держался за голову, Вейвановский, перегнувшись через небольшую перегородку, отделявшую пилота от пассажира, перехватил штурвал и потянул его на себя. Кабриоджет вышел из пике, но теперь наносить ответный удар предстояло Богенбруму. Отняв руки от головы, он зло посмотрел на Мориса и, прорычав что-то нечленораздельное, вскочил из сиденья, намереваясь схватить соперника за горло. На расстоянии двух дюймов от лица Вейвановского руки Франца уперлись в невидимую преграду,-- Морис окружил себя силовым барьером. -- Ах, вот мы какие...-- процедил Богенбрум, медленно садясь в кресло и доставая из кармана торсан. Вейвановский резко крутанул штурвал, и машина перевернулась вверх дном. Кабина кабриоджета не отличалась большими размерами, простора для выяснения отношений в ней не предусматривалось, и поэтому внутри возникла свалка: Морис с Францем, вывалившись из кресел, катались по потолку, об них регулярно стукались интерферотрон и музыкальный бокс, где-то под ногами путался торсан. Краем глаза увидев быстро приближающуюся навстречу скалу, Богенбрум пяткой ударил по штурвалу. Кабриоджет, как камень, пущенный по поверхности воды, несколько раз отпружинил от грибных полян, вызвав череду взрывов, и со скоростью сто пятьдесят миль в час полетел в сторону океана. Совокупный психотротиловый эквивалент миноморов, разросшихся в Андах, к этому времени составлял около двух мегатонн. В принципе, для того, чтобы рванули все мицелии, достаточно было бы с небольшой высоты бросить стофунтовый камень в любое созвездье шляпок: датчики грибниц росли настолько плотно, что катастрофа могла произойти в любое время от какого-нибудь нечаянного оползня. Поэтому, особой вины Богенбрума и Вейвановского в последовавшем землетрясении (95 баллов по шкале Ашкенази) и извержении вулкана Майпо, строго говоря, не было. Края кратера защитили от ударной волны Стива и Густава, зато заставили кабриоджет изрядно покувыркаться в воздухе. Во время одного из бросков Франц сумел зацепиться за левое кресло и схватить рычаги управления. Машина с сильным креном в правую сторону, где находился Морис, мчалась над самой поверхностью воды, грозя вот-вот нырнуть в океан. Вейвановский в свалке потерял ориентацию и ослабил свою защиту,-- несколько раз ударившись о различные выступы внутри кабины, он в итоге оказался лежащим вниз головой на полу, не соображая, в каком месте кабриоджета находится. Его полубессознательным состоянием воспользовался Богенбрум, открывший правую дверь и, еще сильнее накренив машину, вытряхнувший Мориса в океан. Заметив, что вслед за соперником наружу вот-вот вывалится интерферотрон, заскользивший к краю двери, Франц выпрыгнул из сиденья, схватив металлический чемодан буквально за долю секунды до того, как тот чуть не выпал из кабины. Далее Богенбрум пережил несколько неприятных мгновений: одной рукой прижимая к груди интерферотрон, другой он схватился за ножку кресла, наполовину свесившись из кабины. Пару раз он даже чиркнул носком о гребень волны, что на той скорости было равносильно удару о камень. Напрягая все силы, Франц отжался одной рукой и, тяжело дыша, перевалился через порог внутрь кабины, затем переполз на левую сторону и вцепился в штурвал. Выровняв и развернув кабриоджет, Богенбрум притормозил машину. Перед его глазами предстала живописная картина: взрывами с лица земли стерло все поселки, огромные куски скал падали вниз, а вулкан Майпо выплюнул вверх первую порцию лавы и бомб, опустившихся на прибрежные участки. Поняв, что искать особняк Вейвановского не имеет смысла, Богенбрум круто повернул руль влево, подальше от опасной зоны. Запасов энергии кабриоджета ему вполне хватило бы для пяти кругосветных путешествий, а в небольшом багажнике, помимо первого варианта интерферотрона со всеми датчиками, находилось оборудование штурмовиков, потерянное в Сапале Стивом и Густавом, и люпус, изъятый накануне в Кантабиле. Разогнавшись до пятисот миль в час, Франц направил машину на северо-запад. Эшера и Макналти взрывом повалило на землю. Сразу догадавшись, что случилось нечто экстраординарное, они, вскочив, немедленно помчались к гравитоплану. Пока Стив заводил двигатели, Майпо разверз свое жерло и сделал предварительный плевок. Несколько бомб упали на окна кабины, оставив грязный след. Уже когда приятели поднялись в воздух, вулкан исторг мощную порцию лавы, обрушившуюся на корпус машины. Стив еле смог выровнять гравитоплан; перевалив за пределы кратера, он на большой скорости, опасаясь падающих скал, повел машину резко вверх и в сторону океана. Затем, развернув аппарат, Стив молча переглянулся с Густавом, сидевшим в кресле второго пилота. Тот кивнул головой: Филомела. Макналти прибавил скорости и через минуту оказался над поселком, на который обильно сыпались бомбы и вулканический пепел. Индикатор присутствия людей показывал, что в Тупунгато осталось в живых пять человек. -- Кажется, здесь,-- показал Густав пальцем на изменившийся до неузнаваемости участок возле дороги, уходившей в горы,-- теперь по ней устремились вниз потоки лавы. Стив резко снизился, ориентируясь по показаниям индикатора; гравитоплан завис над двором, где груда камней указывала на существование в прошлом дома с ангаром. Густав, внимательно взглянув на датчик присутствия, выскочил в салон и, открыв люк, крикнул Стиву, чтобы тот опустил гравитоплан как можно ниже. Дом Филомелы исчез, от него остались лишь небольшие фрагменты первого этажа. Прыгнув на землю, Эшер побежал к развалинам. Филомела, свернувшись в клубок, лежала на том месте, где была гостиная. Густав потряс ее за плечо: -- Филомела, вы живы? Она была цела и даже невредима, но в состоянии глубокого шока. Повернув голову, она непонимающим взглядом посмотрела на Эшера и отмахнулась от него, как от видения. Схватив ее в охапку, Густав побежал к гравитоплану, лавируя между посыпавшимися с небес бомбами. Как только он оказался в салоне, Стив из кабины закрыл люк и, дернув машину так, что Эшер со своей ношей свалились на пол, унесся подальше в океан. Зависнув над водой на безопасном расстоянии от суши, Макналти выскочил из кабины: -- Как она? -- В порядке,-- ответил Эшер, закончив хлестать Венис по щекам. Забрав у появившейся стюардессы стакан с виски, он влил его Филомеле в горло. Та моментально заглотнула напиток, но не стала, как обычно бывает в таких случаях, кашлять и плеваться. Посмотрев по сторонам и узнав своих спасителей, она сказала: -- Еще. После четвертой дозы она окончательно пришла в себя и принялась расспрашивать Густава со Стивом об их приключениях. Филомела поначалу была глубоко уверена, что взрыв и землетрясение произошли из-за неудачного испытания интерферотрона: -- Сразу после вашего отлета у меня объявился Богенбрум. Был весьма корректен, но настойчив. Интересовался, куда вы делись. Я сказала, что вы отправились покататься на гравитоплане. Он тут же сел в кабриоджет и улетел. Откуда, кстати, он его мог взять? Когда приятели рассказали ей о том, что произошло в кратере, Венис стукнула кулаком по столу: -- Мерзавец! И что, они исчезли бесследно? -- Да,-- ответил Густав.-- Я думаю, оба погибли при взрыве. -- Но из-за чего он мог произойти? -- спросил Стив. -- Не знаю,-- пожал плечами Эшер.-- И, думаю, уже никогда не узнаем. -- Что же теперь делать? -- Филомела выжидательно смотрела на него. -- Лететь дальше. -- Куда? -- В Гималаи. Больше некуда,-- ответил Стив. -- Нам хватит ресурсов? -- поинтересовался Густав. Стив выразительно махнул рукой: -- Можем месяц не приземляться. Вскоре гравитоплан, обойдя Анды с севера, взял курс на Гималаи,-- единственное место, где еще могли оставаться пригодные для обитания селения. Прибыть туда Стив предполагал часов через одиннадцать, медленным ходом. Растаявшую в облаках машину грустным взглядом проводил торчавший из воды стебель с глазом на конце. Акуляр, не дождавшись новых поступлений, медленно опустился на дно переваривать свой скромный завтрак, столь неожиданно свалившийся с небес,-- Мориса Вейвановского. *** После ударной дозы алкоголя Филомела быстро опьянела и уснула в кресле, заботливо разложенном стюардессой. Густав, накрыв ее пледом, ушел в кабину к Стиву, который, меланхолично попивая кофе, рассматривал бушующий внизу океан. Эшер молча сел. -- Ты заранее знал, что Морис погибнет? -- спросил Стив после долгого молчания. -- Да,-- мрачно ответил Эшер. -- Почему ты ему не сказал? -- Я не знал, как и где он умрет. Все, что я смог увидеть на экране,-- это расщепление его трассы сегодня. -- Мы могли бы не брать его с собой. -- Ты заблуждаешься. Мы не могли не взять его с собой. Все уже было предопределено. -- Но если бы ты ему сказал... -- Что я ему сказал бы? "Дорогой Морис, сегодня последний день твоей жизни. Ты успел составить завещание"? -- Ты знал о его гибели пять дней назад,-- упрямо повторил Стив. -- Да, знал. Ну и что с того? Останься -- чисто гипотетически -- Морис дома, он все равно бы погиб. Не из-за Богенбрума, так от чего-нибудь еще. От того же самого взрыва. Но это ерунда, догадки. Он мог умереть только так, как он погиб на самом деле, и никак иначе. -- Если бы мы все знали, что ему угрожает смерть, то не спали бы все эти дни, но собрали бы аппарат! -- Макналти стукнул по ручке кресла. -- А я считаю, что мы бы в таком случае не собрали его и по сей день! Или слепили бы его с ошибками! Сожгли при включении! Ты что, серьезно думаешь, что если бы не Франц, то я уже сегодня спас бы Мориса? -- Конечно! -- удивился Стив.-- Неужели так тяжело было бы переместить его траекторию? -- Все гораздо сложнее, Стив,-- покачал головой Густав.-- Во много раз сложнее. Ты даже не представляешь себе, как это непросто. Выйдя из кабины, он сел напротив тихо посапывавшей Филомелы и погрузился в раздумья. Впервые мысль о фиксированном характере событийного ряда пришла к Эшеру много лет назад, во время очередного "дежа вю". Эти видения посещали его ночью достаточно часто, особенно в молодости, отличаясь от обычных снов своей фрагментарностью и нелепостью. Именно вследствие своей кажущейся нескладности они оставались в памяти, чтобы всплыть спустя несколько месяцев, а то и лет, когда та же самая ситуация, поразившая Густава своей неправдоподобностью, развертывалась перед ним наяву. "Дежа вю", посещавшие Эшера, имели между собой много схожего. Они возникали на рассвете, после какого-нибудь мелкого, незначительного сна. Густав обычно видел перед собой знакомое место, где находились известные ему люди. Он неожиданно начинал ощущать все те эмоции, который должен был испытывать там, сообразно логике видения. Вернее, эти чувства сваливались на него за мгновение до того, как появлялось "дежа вю", и часто казались ему странными, не менее загадочными, чем сама картина. Внутри "дежа вю" поведение и высказывания знакомых Густава выглядели невероятными. Ни при каких условиях Эшер не мог бы представить себе такого стечения обстоятельств, которое заставило бы его знакомых вести себя подобным образом. Однако со временем ситуация поворачивалась так, что когда он сталкивался со своим "дежа вю" в реальности (Густав, механически регистрируя про себя очередное совпадение сна и яви, называл это "вплыванием в "дежа вю""), поступки и разговоры оказывались совершенно логичными. Именно эта неизбежность попадания в обстоятельства, заранее и мельком продемонстрированные сонному уму, натолкнула Эшера на первые догадки, которые впоследствии оформились в теорию "слоеного пирога". Густав, конечно, ушел от ответа, когда за бокалом шампанского с помощью интерферотрона, как волшебным зерцалом, спас Вейвановского от гипотетической гибели вследствие падения камня. Правда заключалась в том, что уберечь Мориса от реальной гибели, даже если бы она в цветах и красках заблаговременно предстала на экране, было невозможно. Недопустимо, чтобы увидев свою смерть, Морис сумел ее избежать: уехав, закрывшись дома, окружив себя оружием и надежными друзьями. Парадокса гороскопа на самом деле не существует: верно предсказанное всегда сбывается,-- будущее изменить нельзя, даже если его можно увидеть (разве что, прибегнув к интерферотрону, пытаться сдвинуть траекторию, но осуществимость этого на практике осталась недоказанной). В этом смысле утраченное изобретение можно было бы назвать демонстратором "дежа вю". Вейвановский умер в назначенный срок, и с этим ничего нельзя было поделать. А истинный парадокс вот в чем: если человеку показать его будущее -- даже посредством машины времени, он в него не поверит. Он сочтет все это невозможным, абсурдным; скорее всего, заявит, что аппарат неисправен и что его изобретатель -- мошенник. Тем не менее, через месяц, год, пять или двадцать лет этот человек неизбежно вплывет в свое "дежа вю", с удивлением отметив точность воплощения ситуаций, в свое время показавшихся ему невероятными. Поверил бы Морис в свою смерть внутри полицейского кабриоджета в компании Франца Богенбрума, на фоне колоссального взрыва, извержения вулкана и землетрясения? Вряд ли. Если бы какая-нибудь пифия предсказала ему такое еще до того, как к нему свалились на крышу незваные гости, он счел бы это пророчество фантастикой. Он наверняка не стал бы верить в такой поворот событий, даже если бы та же самая пифия сказала ему об этом сегодня утром. У Вейвановского не было иного выбора, кроме как погибнуть. Тогда, пять дней назад, рассматривая в ангаре на дисплее интерферотрона мотки траекторий, Эшер не мог удержаться от сравнения: словно дождевые черви под землей, люди прогрызают свой ход, свой жизненный путь внутри "слоеного пирога". Они видят то, что осталось сзади,-- канал уже проделан, но не ведают того, что ждет их дальше: перед ними, как им кажется, сплошная непроницаемая стена. Эту стенку соорудило их сознание, погрузившее их в плен инерции, заставившее последовательно скользить вдоль массы явлений внутри раз и навсегда проложенной, неизменной траектории. В этом смысле у дождевого червя в грунте больше разнообразия,-- он может прокладывать ход как ему заблагорассудится. Человек же обречен двигаться исключительно по своей траектории, и, как выразился один мудрец, свободы у него не больше, чем у камня, катящегося под гору. Установленная мозгом непроницаемая завеса, скрывающая будущее, создает иллюзию выбора (хотя непроницаемость достаточно условна: взять, к примеру, те же самые "дежа вю"); даже раздумья над тем, какой избрать вариант действий,-- тоже часть неизменной траектории. Любой выбор и обусловленные им действия были впечатаны в трассу еще до того, как к ним приблизилось ползущее сквозь событийный пирог сознание. Правильность же выбора невозможно оценить иначе, как не взглянув на него задним числом, то есть уже прогрызя эту часть траектории. Только тогда возникают варианты: "а что было бы, если?..", "тогда мне надо было поступать по-другому" и тому подобное. Густав Эшер знает, что допустил ошибку, ринувшись в Сапалу, но знает об этом сейчас. Тогда, 11 августа, ему показалось, что он принял верное решение, отправившись в поселок. Но у него все равно отсутствовала альтернатива: его нынешняя траектория проложена таким образом, что неумолимо вела его в Тупунгато, ударив лицом об крышу и продержав в состоянии комы, затем отправив в кратер вулкана. А теперь она толкает его в Гималаи, в полную неизвестность... Густав встал из кресла и заглянул к Стиву: -- Могу тебя сменить, если хочешь. Макналти кивнул в знак согласия. Разминувшись в дверях с Эшером, он показал на приборные панели гравитоплана: -- Машина идет фиксированным курсом. Высота -- две мили над уровнем моря. Присматривайся на всякий случай,-- вдруг где-нибудь гора выросла. А я, пожалуй, вздремну. -- Когда тебя разбудить? -- Через два часа. Густав прикрыл дверь в кабину, вызвал стюардессу и заказал кофе. Устроившись в сиденье поудобнее, он взглянул на табло рельефа. Внизу все было гладко; дисплей изредка, несколькими линиями, показывал только наиболее крупные волны. Однако занятную мысль подбросил Морис насчет системообразующих снов, подумал Эшер. К сожалению, погиб он прежде, чем удалось у него выведать, с кем именно ему приходится общаться вне нашего мира,-- он обязательно рассказал бы много интересного. Богенбрум тоже что-то намекал насчет высших сил. Зачем им всем вдруг понадобился интерферотрон? Неужели они не могут сделать все, что пожелают, без того, чтобы прибегнуть к скромному творению рук человеческих? Выходит, что не могут. Эшер ощутил кратковременный прилив гордости за себя и свое погибшее изобретение, прерванный появлением фантома с подносом, на котором стояли кофе, джем, сливки и печенье. -- Поставьте сюда,-- скомандовал Эшер, показывая на небольшую нишу, специально для таких целей предусмотренную в приборной панели возле каждого пилота. Стюардесса выгрузила еду и исчезла. Одиннадцать часов полета... Времени более чем достаточно, чтобы прийти в себя после очередной порции приключений. Стив, похоже, на меня обиделся, подумал Густав