, жуя печенье с джемом. Неужели не привык за двести лет к таким пустякам, как гибель очередного знакомого? Как будто на войну не ходил. Ничего, поспит, пообедает, и все уладится. Интересно, а как проявляется действие системоразрушающих снов? Выпадение кусков явлений, наверное. Но, по логике, явления если и пропадают, то связными группами, и их исчезновение не должно замечаться. Может быть, эти разрушительные сновидения затрагивают некие ключевые космические процессы, и какие-то регистраторы улавливают аномалии. Система в целом может оказаться терпимой к дефектам или противоречиям, но до определенной степени... Да, спросить больше не у кого. Не исключено, что Морис со временем узнал бы у своих покровителей, какой сон был исходным. Жаль, они не успели подумать над этой загадкой вместе со Стивом и Филомелой. Хотя чего тут особо гадать: очевидны два простых ответа. Или "слоеный пирог" изначально существовал с этим сновидением, как яйцо с зародышем, или же этот сон приснился кому-то (чему-то?) за пределами событийного клише. Некто извне вбросил первую щепотку соли в концентрированный раствор, за которой последовали остальные, но уже изнутри. Странно, что космические силы столь озабочены содержанием наших сновидений. Это значит, что сны имеют над ними власть, от которой не так-то просто избавиться: ближайшего случая не представлялось вплоть до сегодня, когда Богенбрума послали украсть интерферотрон. Он, кстати, загадочно выразился: "сроки поджимают". Неужели и боги подвластны времени, живут по графику? А почему бы и нет? Да и кто выступает богами в данной ситуации? Скорее, люди для высших сил -- боги. Это их сны заставляют тех суетиться. Густав злорадно подумал, что, возможно, и не существует никакой иерархической пирамиды из низших и высших сил, или же эта пирамида регулярно оказывается перевернутой. Кто-то наверху управляет движением галактик, зарождением звезд, но опасается, что на крошечной планете какому-нибудь совершенно незначительному человеческому организму, до отказа заряженному психической энергией, приснится нечто такое, отчего Вселенная содрогнется. Мы, конечно, черви, и медленно грызем свои тоннели, Но, наверное, в этом и состоял замысел: заставить нас ползать потихоньку по своей траектории, набираясь эмоций, ощущений, чтобы, перерабатывая их мозгом, выплескивать наружу во сне. Видел бы человек свое будущее так же хорошо, как и прошлое, не испытывал бы он в своей жизни ровным счетом никаких чувств. Все дело здесь в новизне и неожиданности. Старики, скорее всего, не видят системообразующих сновидений: им нечему уже удивляться. Как там в древности называли один киногородок? "Фабрика грез"?.. Все человечество -- одна сплошная фабрика снов. Только весьма неэкономичная. Сколько людей из многих миллиардов видело эти самые системообразующие сны? Остальные, получается, выполнили роль гумуса... Стоило ли строить теплицу ради нескольких цветов? Конец первой части Часть последняя Гонзу Мысливечека на этот разбудили, впечатав в лицо грязную подошву сапога: -- Вставай, п-п-придурок! Н-н-начальство зовет! Гонза открыл глаза. Поле зрения левого глаза было перекрыто подошвой; правый, обзор которого был ограничен носком сапога, увидел только край фигуры: трехпалую кисть, сжимавшую окурок, грязный рукав куртки и висевшую на поясе флягу. Это был Йозеф Бриттен, командир, а также давний мучитель Гонзы, получавший удовольствие от того, чтобы регулярно будить его ни свет ни заря жестокими способами: то вылив стакан холодной воды на голову, то приложив горящую сигарету ко лбу, то со всех сил заорав в ухо. Йозеф считал, что внезапные побудки способствуют повышению боеготовности. -- Встаю,-- тихо сказал Мысливечек.-- Уберите ногу, пожалуйста. Бриттен на секунду с силой вдавил сапог, затем снял его. Поднявшись с матраса, лежавшего на грязном полу, Гонза медленно пошел к двери. -- К-куда, кретин?! -- заорал Бриттен.-- А оружие, портупея, сетка? Мысливечек молча развернулся, подошел к скамейке и принялся надевать на себя снаряжение. Последним был рюкзак, в котором находилась широкая и тяжелая сетка,-- просунув руки в лямки, Гонза выпрямился и посмотрел на Бриттена. Тот, критически оглядев его с ног до головы, сказал: -- Шлем. Гонза направился к выходу и, сняв висевший на крючке потрепанный шлем, надел его на голову, после чего замер в ожидании дальнейших команд. Йозеф подошел к нему вплотную, втянул ноздрями воздух и с подозрением спросил: -- Опять обмочился? Мысливечек, взглянув вниз, на свои поношенные штаны, с грустью кивнул. Бриттен тут же выдал ему сокрушительную затрещину и заорал: -- Ну как я теперь тебя, кретина п-п-проклятого, начальнику покажу?! Сменная форма есть? Гонза отрицательно помотал головой. На нем был весь его гардероб, уцелевший после той злополучной телепортации с Луны: рваный рабочий комбинезон со старой спортивной обувью. Мысливечеку, конечно, было стыдно, что он опять оросил себя ночью, но поделать с собой он ничего не мог: уж больно сон оказался интересный. Во сне Гонза складывал разноцветные кубики, они были теплые, пищали и шевелились. Потом он укладывал их себе на живот,-- они его грели и щекотали, а затем внезапно растеклись. Мысливечеку стало стыдно: его вызывал Доктор или даже сам Полковник, а он так опозорился. Если начальство звало к себе, то дело предстояло серьезное, а не просто бегать с мешком и палками вокруг дома,-- "для поддержания спортивной формы", как говорил Йозеф. Неужели экспедиция? Бриттен вытолкал Гонзу из его комнаты в коридор. Освещение здесь было слабое, поэтому Йозеф с размаху стукнулся о скрывшуюся в полумраке колонну. Ругательства разнеслись по длинному, пустынному коридору. Бриттен бился об эту колонну всегда, когда заходил за Гонзой,-- наверное, потому, что был слеп на правый глаз. Это не из-за телепортации, а еще раньше, когда взорвалась главная торсионная установка в Море Спокойствия. Гонза слышал, как Йозеф рассказывал об этом другим подчиненным: -- Сижу я себе мирно за пультами, все тихо-спокойно. Тут слышу, какой-то шум из генерирующей секции пошел подозрительный. А на пультах все как бы в норме. Дай-ка, думаю, позову старшего по смене. Вышел я из аппаратной,-- старший должен был рядом быть, в распределительной секции. Тут оно и рвануло. Его собрали по кускам, оставшимся от четырех человек. Поскольку сохранившийся мозг принадлежал Бриттену, то заново собранный организм постановили считать таковым. Исправного правого глаза, правда, не нашли, и руки всем трупам разнесло в клочья. Врачи на Луне обещали Йозефу вскоре нарастить все, чего не хватало, и просили подождать до лучших времен, но времена наступили совсем никудышные. Он надеялся, что Доктор, если не помрет, обязательно ему поможет: очередь на трансплантацию уже совсем подошла, и сам Полковник твердо обещал, что с ближайшей первой добычи Бриттену обязательно что-нибудь перепадет. Как-никак, а всех предыдущих живцов доставал Бриттен. Уже пятерым сделали пересадки: первым Полковнику, само собой, потом двум его заместителям (оба погибли, когда ходили -- без Йозефа, разумеется -- за живцами, так что все впустую оказалось), а после этого -- двум бабам, "для эксперимента", как сказал Доктор. Ничего из эксперимента не вышло: Доктор думал, что им мужские модули подойдут, а оказалось, не все так просто. Дохнуть стали бабы в страшных мучениях. Полковник смотрел на их агонию, смотрел, прослезился и лично перехлопал их из торсана. Слушая рассказы Бриттена в столовой, Гонза грустно вздыхал: его очередь на трансплантацию была последней. До того, как на Луне начались повальные катастрофы и болезни, Мысливечек работал инженером связи и имел репутацию одного из лучших специалистов. Когда же остатки населения в колониях охватила паника, и все ринулись в телепортеры, чтоб убежать хоть куда-нибудь, Гонза неудачно оказался занесенным толпой в кабину, рассчитанную на двадцать человек, но в которую набилось тридцать с лишним. Принимающий телепортер был на Земле, в районе Кулагангри, и его емкость ограничивалась тремя людьми, поэтому беженцы с Луны прибыли в сильно искаженном виде: Бриттен, к примеру, получил молекулярную контузию, Мысливечек -- жесточайшие повреждения коры головного мозга, Полковника же сразила проказа, вследствие которой у него отвалились пальцы на руках и все выступающие на голове части -- уши, губы, нос. Хорошо было только то, что численность прибывших, которых в несколько приемов выплюнул единственный на Земле функционирующий телепортер, совпала с числом убывших. Тех же, кто избрал для бегства другие маршруты -- остальные межпланетные поселения, постигло стремительное и жестокое разочарование. Бывшие колонисты быстро обнаружили, что длительное пребывание на Луне внесло в их организмы существенные изменения, не соответствовавшие местной психосреде. Те, кто прибыли с лунными болезнями, быстро умерли,-- гораздо стремительнее, чем если бы они остались на Луне; остальные же начали сильно болеть, но уже по-земному. Оказавшийся среди беженцев доктор объяснил, что единственный способ остаться в живых -- заменить основные телесные модули на те, которые находятся внутри землян. В окрестностях Кулагангри никаких запасов модулей не нашлось; средств передвижения, способных доставить бывших селенитов в другие районы планеты, -- тоже. В горной расщелине, милей выше дома, где все вместе расселились беженцы, был найден полуразвалившийся гравитоплан, очевидно, давным-давно попавший в аварию. Полковник, взявший руководство переселенцами на себя, обнаружил, что в машине действует индикатор человеческих организмов, показывающий присутствие трех землян по другую сторону гор, в небольшой деревушке. Туда была снаряжена "первая медицинская экспедиция", как ее впоследствии всегда называл Доктор. В состав ее вошли Доктор, Полковник, Бриттен и еще три человека. Застигнутые врасплох земляне не оказали сопротивления: их модули были быстро пересажены трем подопытным селенитам и вполне прижились. Воодушевленный успехом Полковник велел установить круглосуточную вахту в гравитоплане возле индикатора -- на тот случай, если в окрестностях объявятся другие земляне. Окрестности Кулагангри, к сожалению, выявились практически безлюдными; оставалось надеяться на счастливый случай -- залетных землян из Гиндукуша, Каракорума или Тянь-Шаня. Такие случаи подворачивались еще пару раз, но захват живцов проходил с переменным успехом. "Третья медицинская экспедиция", к примеру, оказалась наголову разбитой превосходящими силами противника; из шестерых спаслись только Полковник и Доктор. Последний вдобавок получил серьезное ранение: торсаном ему снесли левое предплечье, вследствие чего его искусство вивисектора заметно пострадало. Естественно, он не мог самому себе сделать операцию, и хотя из селенитов, в зависимости от их значимости для жизни колонии, был составлен список на пересадки, большинство считало (но в присутствии Полковника или Бриттена избегая говорить вслух), что Доктор долго не протянет и что очередь, хотя и поредевшая, уже утратила смысл. Тем не менее, дежурства в гравитоплане продолжались, и каждый из селенитов (за исключением Гонзы, официально считавшегося дебилом) обязан был нести эту повинность. График составлял лично Полковник, тщательно следивший за его соблюдением и регулярно инспектировавший войска: иногда среди ночи он обрушивался с внезапной проверкой на пост, сурово наказывая провинившихся, то есть спящих в кресле часовых. Кара была единственной -- понижение очередности на трансплантацию. Поскольку все за короткий промежуток времени успели оказаться покаранными, причем неоднократно, очередь несколько раз перетасовывалась. Только место Гонзы в списке оставалось неизменным, равно как и его должностные обязанности. Мысливечека привлекали к экспедициям в качестве вьючного животного: таскать за плечами в мешке сетку, которую набрасывали на живцов, дубинки, веревки и длинные палки. Последний поход состоялся давно, месяца три или четыре назад, так что лунные реэмигранты совсем пали духом. Уж слишком низкой была вероятность появления здесь кого-либо еще: во-первых, для этого требовались допотопные средства передвижения, во-вторых, следовало иметь авантюрный склад характера, чтобы забраться в этот заброшенный район, в-третьих, не исключено, что после провала третьей экспедиции среди землян распространилась информация об опасностях путешествий в Кулагангри. Поэтому вахта в гравитоплане неслась со все возрастающей халатностью, оставаясь, впрочем, одним из главных занятий колонистов, наряду со сном, едой и просмотром холовизора. Полковник же пытался подбодрить своих подопечных, рассказывая о тысячах землян, разбросанных по Гималаям, и о том, что здесь вот-вот появятся толпы живцов. Правда, оставалось неясным, почему многочисленные земляне должны покорно отдаться во власть Доктору, а не устроить здесь финальное сражение против горстки деморализованных и больных пришельцев. Единственным живцом, нежданно-негаданно появившимся в Кулагангри (точнее говоря, подобием живца), было странное создание, вывалившееся из телепортера пару недель назад и случайно замеченное возвращавшимся с дежурства часовым. Оно представляло собой плотный брикет из двух человек, мужчины и женщины. Женщина, похоже, в момент телепортации повисла у мужчины на шее, обхватив ногами его талию, а он обнял ее обеими руками,-- оба срослись настолько, что представляли единый организм. Мужчина не имел ног, судя по всему, потерянных при переброске; женские же ноги вросли в него насквозь, так что урод не мог самостоятельно передвигаться. Откуда взялось это чудище, можно было только гадать. Полковник захотел сразу пустить его в дело, но Доктор воспротивился: он считал, что, поскольку происхождение брикета невыяснено, его модули могут оказаться непригодными и даже смертельно опасными. Кроме того, Доктор попросил оставить живой слиток у себя "для медицинских наблюдений". Полковник с неохотой согласился (спорить с последним живым медиком во всей колонии было неразумно), и Бриттен перенес мужчино-женщину в соседнюю с квартирой Доктора пустую комнату. Никто из селенитов не знал, что делает Доктор с неподвижным уродом. Известно было только, что он лично его кормит и убирает за ним. Чудовище не имело лица; обе головы срослись в одну и деформировались настолько, что черты лица исчезли. Лишь на самой макушке обоих черепов, загадочной силой сдавленных так, что со всех сторон был сплошной затылок, остался один раскрытый рот с двумя рядами зубов. Туда, наверное, Доктор вливал жидкое питание. Урод не мог разговаривать, только рычал и выл. Рук у него не было,-- точнее, они были, но у мужчины вросли в спину женщины, а у женщины -- превратились в подобие костяного воротника, окружившего сдвоенную голову. Гонза видел урода всего пару раз, чисто случайно, но вид чудища его неприятно поразил: ночью, во сне, он обмочился два раза. Бриттен, всякий раз ведя Мысливечека к Полковнику, игнорировал лифт (наверное, опять-таки "для поддержания спортивной формы"), поэтому путь на пятый этаж, где размещались квартира начальства и штаб, приходилось проделывать пешком. Комната Гонзы находилась в подвале, где никто больше не жил,-- соседство с идиотом остальным селенитам казалось невозможным. Мысливечек не возражал: в подвале было сухо и тепло, к тому же, без соседей он себя чувствовал лучше. Гонза появлялся на людях только в столовой, расположенной на первом этаже, в установленное начальством время для принятия пищи. Полковник считал, что совместные трапезы и групповой просмотр холовизионных программ укрепляют дух беженцев, изрядно деморализованных выпавшими на их долю испытаниями. К холовизору Гонзу не допускали: он слишком эмоционально воспринимал зрелища и не контролировал свои телесные функции. В остальных случаях Мысливечек выходил из подвала исключительно по команде Бриттена -- для тренировок или в поход за живцами. Выйдя на лестничную клетку возле подвала, Гонза потянулся к трем большим палкам, стоявшим в углу и связанным в нескольких местах веревками. К этим палкам приторачивали за конечности отловленных живцов, чтобы тащить их в операционную, так как Доктор был уже слишком слаб, чтобы бегать по экспедициям и делать пересадки на месте. В последний раз пришлось тащить добычу за четыре мили, и все совершенно вымотались. -- Брось! Ты что, к Полковнику с палками попрешься? -- остановил Мысливечека резкий окрик Йозефа. Гонза, послушно отдернув руку, повернулся и, шагнув на ступеньки лестницы, начал подыматься вверх. Дом, где обитали селениты, был непонятного предназначения, представляя собой облезлую коробку со сквозными коридорами-галереями внутри и многочисленными узкими окнами снаружи. В нем насчитывалось пять этажей плюс подвал. На первом этаже находились хозяйственные помещения и столовая, на втором -- жила основная масса беженцев, третий занимал Доктор, четвертый закрыли после гибели живших здесь друзей Полковника, а на пятом размещался сам Полковник со своими штабными помещениями и дежурной любовницей. Пожалуй, к этому зданию более всего подходила его нынешняя функция общежития полуказарменного типа. Гонза добрался до пятого этажа гораздо быстрее Бриттена, переступая через две ступеньки и не чувствуя тяжесть поклажи. Йозеф все еще пыхтел двумя пролетами ниже,-- его мучила одышка. Когда он, цепляясь за перила, добрался до входа в резиденцию Полковника, Мысливечек изучал дверную табличку, задумчиво ковыряясь в носу, за что получил от командира по рукам. -- Попробуй мне только в присутствии начальника палец в нос засунуть! Шкуру спущу! -- прошипел Йозеф. Постояв и отдышавшись, он деликатно коснулся панели звонка. Замок тихо прошелестел, и дверь открылась. Первым вошел Бриттен,-- увидев, что коридор пуст, он кивком головы подозвал Гонзу: -- Становись здесь и жди, когда я тебя позову. С места не сходить! В носу не ковыряться! После этого Йозеф направился в глубь темного коридора, к приоткрытой двери, из которой на пол падала полоса тусклого света. Это было помещение штабной бильярдной. Полковник, одетый в украшенное драконами кимоно, пытался играть в бильярд пятью шарами на столе с рваным сукном. Получалось у него плохо: новые пальцы не успели отрасти как следует. Доктор после трансплантации сетовал на недолговечность регенерационного раствора, исчезавшего каждые двадцать минут из-за слабости местного люпуса. Счастливчики, успевшие поменять себе модули, выздоравливали поэтому долго. И у Полковника, хотя ему сделали операцию одному из первых, пальчики на руках были как у младенца, крошечные и розовые. Такими же несуразно микроскопическими на большой голове смотрелись свежевыращенные нос, уши и губы. -- Видишь, Йозеф, развлекаюсь тут в одиночку,-- почти что извинительно проговорил Полковник.-- Кий в руках сто лет уже не держал. Дай, думаю, попробую, а у меня все из рук валится. Ну, как там наши дела? -- Все готово к походу, господин полковник,-- отрапортовал Бриттен.-- Кого прикажете брать с собой? Полковник задумался, опершись о кий. -- Этого, дурачка, возьми. Он тут? -- Тут, господин полковник. Прикажете представить? -- Зови, посмотрю. Бриттен высунул голову в коридор и крикнул: -- Мысливечек! Ко мне! Гонза вздрогнул: его откуда-то звали. Он нерешительно огляделся по сторонам. -- Гонза! Бегом сюда! -- еще громче гаркнул Йозеф. Мысливечек все еще не мог сориентироваться. Бриттен повернулся к Полковнику: -- Прошу прощения, господин полковник, разрешите мне за ним сходить. -- Давайте,-- ответил тот. Бриттен бегом промчался к Гонзе, схватил его под локоть и потащил к освещенной двери. -- Вот он,-- задыхаясь, сказал Йозеф. Увидев Полковника, Мысливечек приветливо улыбнулся. Начальство, включая Доктора, никогда не делало ему ничего плохого, в отличие от большинства обитателей второго этажа. -- Как дела, Гонза? -- спросил Полковник, отставив кий и подойдя к Мысливечеку. -- Хорошо,-- смущаясь, ответил тот. -- Готов идти на задание? -- повысил голос Полковник. -- Так точно,-- выпалил Гонза. Бриттен выдрессировал его отвечать на все вопросы начальства "есть", "хорошо" и "так точно". На этом Полковник утратил интерес к Гонзе и сделал небрежное движение рукой, приказывая ему удалиться. Мысливечек не понял команды, но, направленный пинком своего непосредственного командира, быстро очутился в коридоре. -- Кого еще собираетесь взять, сержант? -- спросил Полковник. Бриттена раздражало, что тот все время называл его сержантом. Мог бы за особые заслуги повысить в звании до унтер-офицера или, еще лучше, до лейтенанта. Кто его знает, что он за полковник,-- сам таким назвался, когда вывалился из телепортера. Как пить дать, отставной капрал, не больше. -- Хотел как раз с вами посоветоваться по этому поводу, господин полковник,-- преданно глядя в глаза вождю, сказал Йозеф. Он знал: тот обожает, когда с ним советуются. Хотя, по правде, от его указаний толку не было никакого. Большинство операций фактически планировал и проводил Бриттен. В первую экспедицию Полковник вообще был балластом -- без пальцев и губ ничего толком скомандовать не мог, только мямлил что-то, и если бы не Йозеф, живцы бы определенно разбежались. А третья? Тогда Бриттена не взяли,-- Полковник сказал, что сам в состоянии управиться, да только еле ноги унес вдвоем с Доктором. -- Сколько у нас человек в активном составе? "Как будто не знаешь",-- подумал Йозеф и ответил: -- Шесть, господин полковник. Полковник принял глубоко задумчивый вид. В процессе размышления он слегка прикрыл слезящиеся глаза,-- веки еще не отросли настолько, чтобы закрыть их полностью, ввиду чего Полковник у себя в штаб-квартире пребывал в постоянном полумраке, а вне здания надевал темные очки. "Ну чего тут думать",-- недоумевал Бриттен. Он уже знал, что этой ночью в резиденцию начальства примчался дежурный по гравитоплану, дабы доложить важную новость: в том самом поселке, где были отловлены первые живцы, появились трое землян. -- Что тут за шум и крики, Дитрих? -- в бильярдную, шурша фосфоресцирующим пеньюаром и почесываясь, впорхнула текущая фаворитка Полковника, дама по имени Анжела Рамбер. -- Извини, мы тебя разбудили,-- прикладывая крошечные губки к руке Анжелы, сказал Полковник, которого на самом деле звали Дитрих Зумпель. Правом называть его по имени обладали только очередные любовницы; выйдя из фавора, они, как и все, должны были обращаться к нему "господин полковник". Активный состав любовниц насчитывал восемь человек, смена их происходила по принципу ротации каждую неделю, согласно утвержденному Полковником списку. Ни для кого не являлось секретом, что Полковник, как и остальные прибывшие с Луны мужчины, был импотентом, фавориток же держал для укрепления собственного авторитета и дальше целомудренных поцелуев отношений с ними не развивал. В отличие от Полковника, Доктор никогда не стремился повышать свой престиж и жил весьма замкнуто, а последние пару месяцев вообще не показывался в обществе. Анжела взяла кий и мощным ударом вышибла два шара со стола. Один из них попал в живот Бриттену, который поморщился от боли, но ничего не сказал, про себя же подумал: "Попадешься ты мне на той неделе в столовой, стерва, чайник кипятку на тебя вылью. Небось сразу чесаться перестанешь". Анжела Рамбер страдала от опоясывающего лишая. -- Вам не больно, Йозеф? -- невинно спросила она. -- Ничуть,-- деланно улыбаясь, ответил тот. "Скотина,-- подумала Анжела,-- ты у меня еще попляшешь. Нажалуюсь Полковнику, он тебя из очереди выкинет". Между Рамбер и Бриттеном, сотрудниками торсионной станции на Луне, существовал затянувшийся конфликт, причины которого уходили в глубину веков и были давно забыты. -- Я не помешала обсуждению ваших военных тайн? -- спросила Анжела у Полковника. Зумпель вытянул губы в тонюсенькую трубочку: с одной стороны, не хотелось обижать фаворитку, с другой, следовало поддерживать дисциплину и повышать свой престиж. Взвесив все обстоятельства, и, с учетом недолгого пребывания Рамбер в новой должности, он сказал: -- Дорогая, оставь нас. Здесь рассматриваются серьезные дела. Анжела швырнула кий на стол и ушла к себе в штабной будуар, по пути метнув свирепый взгляд на Гонзу, приветливо улыбнувшегося ей в коридоре. Полковник потер лоб: -- О чем это мы, сержант? -- Об активном составе, господин полковник. -- Ах, да. Из шестерых кто сейчас занят дежурствами? -- Менотти сменился, Грубер дежурит. -- Итого для активных мероприятий в распоряжении имеется четверо,-- сделал многозначительный вывод Зумпель.-- Как они? Боеспособны? -- Двое болеют, но несильно. -- Насколько несильно? -- У двух диарея. -- У кого именно? -- У Грубера и Рибаяза. -- Все с той вечеринки? -- Да, господин полковник. Три недели назад Зумпель имел неосторожность угостить в штабном салоне нескольких подчиненных синтезированным шампанским. Большинство, кроме Грубераи Рибаяза, благоразумно отказалось, памятуя о слабости своих пищеварительных модулей. Полковник же после трансплантации мог больше не ограничивать себя в спиртном, и преодолению этих ограничений он самоотверженно отдался. У Бриттена сложилось впечатление, что Полковник круглыми сутками лечится от похмелья, причем дозировка лекарств непрерывно нарастает. -- А что со вторым? -- Ослеп. -- Как ослеп? Полностью? -- Нет. Куриная слепота. Ночью от него толку никакого, господин полковник. -- Тогда кого из второго состава вы планируете привлечь, сержант? -- Корнелиуса, Кольдеро и Шейдта. -- Зачем столько? -- удивился Зумпель. -- Так ведь трех живцов тащить через горы, господин полковник, да еще на приличное расстояние,-- в свою очередь изумился Йозеф.-- Всего я беру семерых, вместе с Гонзой. -- Хорошо, согласен. План операции готов? -- Так точно. -- Тогда вызывайте остальных. Через двадцать минут -- инструктаж в моем кабинете. -- Есть,-- щелкнуть каблуками у Йозефа не получилось, так как носил он спортивную обувь на мягкой подошве. Зато он почти по-военному развернулся и отправился будить остальных участников экспедиции. Выйдя за дверь, Бриттен поднес к носу Мысливечека кулак: -- Стоять тут и не шевелиться! Гонза покорно кивнул. Кабинет Полковника был обычной комнатой с несколькими столами и стульями, только чуть более светлой по сравнению с остальными штабными помещениями. "Чтобы подчиненные могли записывать под диктовку мои указания",-- объяснял Полковник. Подчиненные действительно изредка заполняли бумагу распоряжениями Зумпеля, но поскольку и ручки, и блокноты были синтезированные, то сразу после совещаний бесследно рассыпались. Сейчас же, ранним утром, в кабинете было темно. Полковник, впрочем, не планировал ничего надиктовывать: обойдя нестройную шеренгу заспанных воинов, он сразу приступил к инструктажу: -- Мною разработан план операции. Сержант Бриттен сейчас доведет до вас его детали. Приступайте, сержант. Выйдя на середину комнаты, Йозеф принялся излагать схему действий. В район операции предполагалось прибыть через полтора часа, маршем преодолев расстояние в пять миль, после чего занять позиции в кустах около домов, по два человека возле каждого. В качестве приманки должен был, как обычно, выступать Гонза, которого ставили под дверью дома с живцами. После пробуждения земляне имели привычку шататься по окрестностям, гуляя или купаясь в океане. Заметив Мысливечека, они пытались завязать с ним разговор, и в этот момент на них с сеткой и дубинками набрасывалась группа захвата. Экспедиционная гвардия слушала Бриттена невнимательно, зевая, покашливая и нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу,-- после срочной побудки никто не успел наведаться в уборную. Тем более что тактический гений Йозефа не блистал разнообразием: план нынешней операции ничем не отличался от предыдущих. Успех всего дела целиком зависел от внезапности нападения и нерасторопности землян. Впрочем, один нерасторопный землянин, но имеющий торсан, был гораздо опаснее троих невооруженных, хотя и ловких, живцов. -- Дубинками по головам сильно не м-м-молотить! Одного аккуратного удара вполне достаточно,-- напоминал Бриттен.-- Не забывайте, что от сильно поврежденного при захвате живца толку никакого не будет. Не успеете перевалить через горы, как он рассыплется. П-п-правило тут простое: чем целее живец, тем быстрее вы попадете к Доктору. При упоминании Доктора по шеренге прошел смешок. -- Что за веселье? -- грозно спросил Йозеф. -- Бриттен, а ты Доктора живым давно видел? -- раздался голос с правого края. Это был Шейдт. -- В строю не разговаривать! -- прикрикнул Бриттен.-- С Д-доктором я разговаривал не далее как позавчера. Он жив, здоров и готов делать операции, как раньше. Йозеф соврал: Доктора он не видел уже пару недель. Но, с другой стороны, если бы тот помер, его урод наверняка бы с голоду начал выть на весь этаж. -- Бреши больше,-- тихо сказали из середины шеренги. Это был Корнелиус. Бриттен вытаращил глаза от изумления и подумал, что ослышался. -- Это что т-т-такое? -- срывающимся от гнева голосом спросил он, вплотную подойдя к Корнелиусу.-- Нарушать дисциплину?! Корнелиус в нескольких емких словах объяснил ему, где самое подходящее место для дисциплины, Бриттена, Доктора и Полковника. Последний, мирно сидевший за столом и освящавший инструктаж своим присутствием, от неожиданности чуть не свалился со стула. Так как Полковник едва успел отрастить новые веки, то глаза у него были постоянно навыкате,-- пялясь на Корнелиуса, насколько это было технически возможно, Зумпель медленно начал подниматься из-за стола, шипя: -- Бунт?! Мятеж?! Сгною! -- Где это ты, придурок лысый, нас гноить собрался? -- поступил деловой вопрос от Эйндакоуммы, стоявшего рядом с Корнелиусом. Несмотря на оскорбительный характер высказывания, в нем была доля правды: вследствие проказы Полковник начисто лишился волосяного покрова, и никаких признаков новой поросли пока не наблюдалось. Бриттен подскочил к вышедшему из-под контроля подчиненному и занес было кулак для удара, но тут же ойкнул, скрючился и свалился на пол. -- Будешь ручками махать, башку сверну,-- пообещал Йозефу Эйндакоумма.-- А тебе, придурок лысый,-- эти слова, обратившись к Зумпелю, он выговорил медленно и смакуя,-- я пообрываю все, что выросло. Морда будет как мое колено. Полковник сунул руку за пазуху, намереваясь вытащить оружие. Однако подчиненные его опередили: в лицо Зумпелю смотрело три торсана, мгновенно извлеченные из карманов. -- Расслабься, Зумпель,-- порекомендовал Полковнику Шейдт.-- Не то в сквозняк превратим. -- К-к-как вы разговариваете со с-с-старшим по званию? -- разочарованно прошептал лежащий на полу Йозеф. -- Чего-чего? -- издевательски переспросил следующий заговорщик, Новак.-- Откуда тут звания взялись, Бриттен? -- Но вы же сами были согласны...-- пролепетал Полковник. -- А теперь несогласны. Поиграли мальчики в войну, и хватит. Надоело,-- ответил ему Корнелиус. -- Так что, вы не пойдете в поход? -- спросил Зумпель. -- А чего лазить по горам, если Доктор, может, давно коньки отбросил? -- задал вопрос Шейдт. -- Даю вам честное слово, что он жив,-- Полковник приложил руку к груди, туда, где полагалось произрастать сердцу. -- Твое честное слово нам до одного места,-- Эйндакоумма из всей группы бунтовщиков был, похоже, самый грубый.-- В общем, поступаем так. Тебя как по имени, Зумпель? -- Дитрих,-- тихо ответил тот. -- Так вот, Дитрих, слушай. Армия твоя распущена. Ты теперь не полковник. А ты, Бриттен,-- Эйндакоумма приложил ботинок к лицу Йозефа, немало порадовав тем самым стоявшего на левом фланге Гонзу,-- больше не сержант. Сейчас мы спускаемся к Доктору и выясняем, жив он или нет. Если он на месте, то идем в поход. Правильно я говорю, ребята? Из шеренги послышались голоса одобрения. -- Идем тем же составом, что и сейчас,-- продолжал Эйндакоумма.-- Без всяких командиров! Понял, Бриттен? Эйндакоумма убрал ногу, чтобы посмотреть на реакцию Йозефа. Последний оживленно закивал. -- Все списки и очереди отменяются. Если донесем живцов, то операции первыми делаются нам. -- Но живцов ведь всего т-трое,-- простонал Бриттен. -- Мы между собой договоримся, как поделиться,-- успокоил его Корнелиус.-- Да, кстати, Зумпель. Пока мы будем лазить по горам, ты себе подыщи комнату попроще. Говорят, в подвале много свободного места. Только если Гонза возражать не станет. Ну что, пошли вниз? -- спросил шеренгу Корнелиус.-- Давай, Дитрих, веди нас к Доктору. Полковник медленно вышел из-за стола и направился к выходу. А Бриттен получил бодрящий пинок под ребра от Кольдеро,-- у этого заговорщика для сержанта, видимо, не нашлось больше теплых слов. Йозеф верно расценил это удар как приглашение присоединиться к Зумпелю, шустро вскочил и побежал за своим бывшим начальником, карьера которого столь легко и стремительно завершилась у него на глазах. В коридоре Бриттен увидел Анжелу, высунувшую голову из двери, подскочил к ней и, грязно выругавшись, влепил ей крепкую затрещину. От неожиданности та плюхнулась на пол будуара,-- Йозеф захлопнул у нее перед носом дверь и бегом присоединился к Зумпелю, вышедшему на лестничную площадку. -- Вход сюда к нашему возвращению открыть! -- распорядился Корнелиус, когда компания проследовала мимо закрытого четвертого этажа. Бывший полковник не имел никаких возражений. -- Коллективные трапезы и просмотры отменяются,-- проинформировал его Шейдт. -- А дежурства в гравитоплане? -- спросил Дитрих, надеясь, что бунтовщики оставят хоть что-нибудь от прежних устоев. -- Пока нет,-- подумав, ответил Шейдт. Зумпель приободрился. -- Будете по очереди дежурить с Бриттеном,-- Шейдт, с удовольствием наблюдая, как у Дитриха вытягивается лицо, добавил: -- Временно. -- Ближайшие два месяца,-- уточнил Корнелиус. Совершенно упавший духом Зумпель, подойдя к двери Доктора, нерешительно поскребся в панель. Прошло несколько минут; из квартиры никто не появился. Тогда Эйндакоумма стукнул по звонку кулаком, и вскоре за дверью послышались шаркающие шаги. -- О, какая представительная делегация! И в столь ранний час! -- произнес Доктор, водя глазами по выстроившейся перед ним полукольцом группе. -- Что с вами? -- выдавил из себя Шейдт. Он, как и все остальные, был потрясен, увидев Доктора. Вид у того действительно был весьма скверный. Доктор состарился до такой степени, что выглядел -- по новым стандартам человеческой биологии -- лет на девятьсот, в точности как задержавшийся на краю могилы средневековый пенсионер. Руки у него дрожали,-- вернее, вибрировал кусок отхваченной торсаном конечности, так как второй рукой Доктор опирался на палку. Половина зубов у него выпала, из-за чего он шамкал, а на глянцевом, покрытом пигментными пятнами черепе было разбросано несколько жухлых островков желтовато-седых волос. На фоне остальных селенитов, измученных разнообразными болезнями, но более-менее сохранивших соответствие исходным артикулам, Доктор смотрелся ужасающе. -- Гипофиз, друзья мои, гипофиз,-- ответил он.-- Как говорится, каждому -- свое. А вы, я гляжу, собираетесь в очередной поход? К сожалению, на этот раз не смогу составить вам компанию. Но от всей души желаю вам удачи и готов оказать посильную помощь по вашем возвращении. Разглядев сомнение в лицах своих собеседников, Доктор с наигранным оптимизмом заявил: -- Не беспокойтесь, недельку я еще протяну. Чего и вам желаю. Как ваш туберкулез, фон Бинген? -- спросил он, повернувшись к самому неприметному заговорщику с румянцем на щеках. -- Все так же, Доктор. Кашляю потихоньку,-- ответил тот.-- По-моему, половину легкого уже выхаркал. -- Замечательно. Надеюсь, вы еще никого не успели заразить,-- широко улыбнулся Доктор, обнажив кровоточащие десны.-- Я имею в виду не туберкулез, а мальтийскую ундулирующую лихорадку. А что с вашей печенью, Корнелиус? Дает знать? -- Побаливает,-- сдержанно сказал Корнелиус. -- На вашем месте я был бы несказанно рад и этому,-- покачал головой Доктор.-- С таким обширным циррозом долго не живут. В особенности, если течение болезни осложнено облитерирующим эндартериитом. Переходя от одного к другому, лунный эскулап для каждого находил особые, проникновенные слова. Осведомившись у Бриттена относительно течения его астмы и ишемической болезни сердца, Доктор выразил сомнение, что тот сможет выдержать намеченную экспедицию. "До перевала протянете, а дальше -- уж не знаю как",-- было сказано побледневшему Йозефу. Шейдту с его гипертонией и мерцательной аритмией был обещан инсульт, правда, на обратном пути. Кольдеро Доктор, хихикая, сказал, что когда у него начнут выходить камни из почек, ему следует позвать дамскую часть общества, дабы те узнали, каково приходилось роженицам в незапамятные времена. "Если только при первых мучительных приступах не умрете от аневризмы аорты",-- добавил Доктор. Перед Эйндакоуммой была обрисована радужная перспектива бурного развития диабета с гангреной, ампутацией обеих ног, возможностью комы и... Тут Доктор сделал кокетливую паузу, после чего весело произнес: "Впрочем, надеюсь, что недавно обнаруженная обширная бластома избавит вас от этих страданий". Новак же явно не испытал восторга от того, что болезнь Альцгеймера в сочетании с болезнью Вестфаля-Вильсона-Коновалова на фоне болезни Крейтцфельда-Якоба с первыми признаками болезни Паркинсона вскоре низведет его умственные способности до уровня, по сравнению с которым Мысливечек покажется интеллектуальным титаном. -- Вот кому надо завидовать -- наш самый здоровый больной! -- Доктор радостно ткнул пальцем в Гонзу.-- Если не считать кретинизма, геморрагического васкулита, гайморита, вазомоторного ринита, прогрессирующей полидистрофии мозга и десятка прочих мелочей. Но у него шансов протянуть больше, чем у вас всех, вместе взятых. Как ваше драгоценное здоровье, господин полковник? -- учтиво обратился Доктор к Зумпелю. -- А он больше не полковник,-- мрачно заметил Новак. -- Как? Что произошло? -- поднял остатки бровей вверх Доктор. -- Ничего особенного. Зумпель сложил полномочия. Ушел в отставку. Отрекся,-- объяснил Шейдт. -- Это правда? -- Доктор повернулся к Дитриху. Тот развел руками. -- И кто же теперь главный? -- заволновался Доктор.-- Чьи медицинские тайны я нечаянно выдал? Прошу меня заранее простить, я это сделал по незнанию. -- У нас больше нет главных,-- сказал Шейдт.-- Старые порядки отменяются. Доктор задумчиво покачал головой, вздохнул и с сожалением произнес: -- К несчастью, недавно прошедшая у господина Зумпеля операция не позволяет мне указать на какие-либо интересные моменты в состоянии его здоровья, за исключением последствий гангрены Фурнье. Но будем надеяться, что имплантированные модули -- если не все, то хотя бы часть -- в самом скором времени придут в негодность. А сейчас прошу простить,-- меня, кажется, зовут. Из дальнего конца коридора действительно послышался вой загадочного урода. Доктор поклонился и скрылся за дверью, оставив компанию в со