зуспешно, -- настаивал богач. -- Я лечу в основном бедных, потому что они легче поддаются лечению, -- то ли пошутил, то ли сказал правду лекарь. -- Я тоже буду легко поддаваться лечению, только возьмись, -- не унимался богач. -- У тебя иные болезни, а перед ними я бессилен. -- Да у меня такие же, как и у всех: так же болит печень, мучит желудок и режет кишечник, также ломит спину, пухнут ноги и болит голова. -- У каждой болезни есть своя причина, -- твердил свое лекарь, -- у бедняка печень, желудок и кишечник болят от недоедания. Если его накормить, он будет здоров. У тебя же эти болезни от переедания. Тебе нужен голод, чтобы излечить твои внутренности. -- Голодом излечиться нельзя, от голода можно умереть, -- отрезал богач. -- Я понимаю, что ты шутишь, поэтому не сержусь. Но ноги и спина, -- продолжал он, -- не могут болеть от переедания и голодом их не вылечишь, а поэтому и лечить их нужно по тому же рецепту, по которому ты лечишь бедняков. -- И эта болезнь имеет разные причины, -- начал объяснять лекарь, -- у бедняка ноги и спина болят от тяжелого труда, а у тебя от постоянного лежания. Тебе бы я посоветовал побольше трудиться, а бедняку -- побольше отдыхать. -- Но голова ни у бедняка, ни у меня не занята работой, -- возмутился богач, -- но болит одинаково! -- Все болезни -- от головы, -- заключил лекарь, -- что она порождает, от того сама и болит, и у других органов здоровье отнимает. Лекарь сказал так мудрено, что богач ничего не понял. -- Вот тут ты прав, -- улыбаясь, продолжил целитель, -- и у бедняка, и у тебя одна и та же причина болезни -- много дурного в голове рождается, от того она и болит. И обоим я дал бы один рецепт: побольше думать о хорошем -- головную боль как рукой снимет. -- Говоришь ты много, но мудрено, -- возмутился богач. -- Не мудрец ты, а лекарь, и твое дело -- лечить. -- Я и лечу. -- Как же ты лечишь, -- закричал богач, -- если я от тебя ничего еще не получил, кроме глупой болтовни? -- Первое правило целителя: начинать лечить надо с головы. Вот я и пытаюсь ее лечить, но пока безуспешно, потому что твоя голова продолжает болеть. -- Оставь свои премудрствования, -- предложил богач, -- и займись лечением. Вот тебе деньги и чтоб в короткий срок меня вылечил. -- Бессилен я что-либо сделать, здесь глухоту лечить надо. -- Да ты вообще не лекарь! -- заорал богач, -- Я не глухой, я все слышу. Возьми деньги, много денег и дай мне рецепт от всех болезней. -- На деньги можно купить много мяса, а вот здоровья на них не купишь. Купи лучше мозгов, -- пошутил лекарь, -- вдруг поможет. Глупый богач пошел на базар и выбрал себе лучшие мозги быка, козла, барана, даже куриные нашел. Дома он их сварил и съел... но ни одна болезнь не прошла, только еще тяжелее стало. Пошел он снова к лекарю. -- Я съел все мозги, -- с порога крикнул богач, -- но мне это не помогло. -- У тебя их и так немного было, -- уже откровенно шутил лекарь, -- так ты еще и последние съел. -- У меня было много мозгов! -- возразил богач, и стал перечислять все, которые купил на базаре, -- бычьи, козлиные, бараньи и даже куриные. -- Если нет своих мозгов, то куриные не помогут. Я не смогу быть полезным тебе, -- сказал утомленный целитель, -- потому что каждый помогает себе сам. Любую болезнь можно вылечить, если приложить к ней мозги. И тут же лекарь представил, что мудрые слова могут превратиться еще в одну глупость, что и вышло: богач снова купил себе на базаре мозги животных и стал прикладывать их к больным местам. И так, обложенный мозгами, он умер. "Отмучился, " -- сказал, осмотрев умершего, лекарь, и никто не знает кому более было адресовано это заключение. Было смешно видеть эту глупую смерть, но более грешно смеяться в таких случаях. Лекарь сделал скорбное лицо и покинул ушедшего в иной мир богача. Так ведь и живут люди, прикладывая мозги не туда, куда следует. (Впору смеяться, да надо скорбить. ) Сказки -- это такие же уроки Бытия, как и философская Мудрость, но последние до-ступны только философам и мудрецам, а первые -- детям человечества, в каком бы возрасте они ни находились.  * СКАЗКИ *  ОБ ОРЛЕ И ГОРЛИЦЕ На дереве, что росло у подножия высокой скалы, свила горлица себе гнездо и отложила яйцо. Красивое оно было, маленькое. Грела она его своим телом, окутывала любовью сердца и ждала сыночка, которому хотела подарить мир, который имела, показать необъятный простор, который видела, рассказать о богатой земле и прекрасном небе, о которых так много знала. Пришлось как-то отлучиться горлице, и покинула она свое гнездо, а когда прилетела, то увидела, что яйцо, которое она грела, стало большим. Удивилась горлица, но рассуждать не стала, села она на яйцо и решила больше не улетать, чтобы с ним еще чего-нибудь не случилось. Наконец настал день, когда в яйце застучало, и оно стало трескаться, и вылез из него птенец, да такой большой и красивый, что счастливая мать закружила над гнездом, ликуя и радуясь. И крикнул птенец в первый раз, и чудесной песней показался горлинке его крик, и полетела она за пищей для своего прекрасного сына. Сначала птенец ел то, что давала ему мать, но потом он сказал: -- Я хочу другой пищи. -- Мы, голуби, едим только эту, -- ответила расстроенная мать. И сын согласился с ней, но стал слабеть и чахнуть. И настал день, когда он не смог поднять головы. И заплакала горлица, заметалась над умирающим птенцом, потом села рядом, и, подавив в себе боль, заговорила. -- Я расскажу тебе о небе, которого ты не смог коснуться своими крылами, не смог познать своим сердцем. И она рассказывала такие прекрасные сказки о далеком и чудесном уголке этого мира, что сердце птенца забилось чаще, а тело стало оживать и наливаться силой от великой устремленности души. И поднял голову малыш, и увидел глубочайшую синеву прозрачного неба, и устремил он свой взор в этот необъятный простор. И поманил он его к себе, и устремилось сердце в эту удивительную даль, и наполнилось силой тело, и расправились крылья, и взмахнул ими птенец... но не смог еще подняться, только гнездо развалил. И увидела это счастливая горлинка, и взмахнула она своими крылами, и взмыла в бесконечную высь. Глядя на мать, ударил крыльями и птенец, и поднял он свое тело в небо. Но не все получилось с первого раза, упал он наземь, только материнской радости не было предела. -- Взлетел! Взлетел! -- кричала она, как бы извещая мир об этом первом полете. И хотя он был неудачным, чувствовало материнское сердце, что это первый шаг, что за ним обязательно последует второй, а потом уже невозможно будет пересчитать все шаги, а для птиц -- все полеты. Знает материнское сердце, что первые неудачи обязательно приведут к большим победам. И пела она свою прекрасную песню о победе сына, о будущей победе, но для нее не было уже ни будущего, ни прошлого -- все стало настоящим. И услышав эту чудесную песню, птенец ударил еще сильнее крыльями и, воодушевленный ее возгласами, взмыл в небо. И открылся перед ним необъятный простор неба. И увидел он такую ширь и красоту, такую глубину и бескрайность, что поначалу закружилась у него голова, и пошел он камнем вниз, но перед самой землей вынырнула откуда-то горлинка и крикнула громко: -- Развернись! Развернулся птенец в крутом повороте и взмыл в небо. -- Полетел! Полетел! -- восклицала откуда-то снизу горлица, а малыш, намного переросший мать, парил где-то высоко под облаками. -- Лети! Лети, мой сын, в небо! Мы -- птицы, а птицы должны летать! -- последнее, что услышал сын, что долетело до недосягаемых высот, в которых он уверенно парил. Пришло время, горлица свила новое гнездо и начала новую жизнь. Однажды, летая в небе, она почувствовала, как страшная тень накрывает ее. Почему-то дрогнуло сердце, забилось внутри, а тень все приближалась и приближалась к ней. И вдруг, что-то острое вцепилось в ее тело, крылья замерли, и понесло ее куда-то под облака. Увидела испуганная горлица скалу, к которой несло ее что-то страшное; увидела облака, до которых никогда не смогла бы долететь, и увидела безобразные, жадные, похожие на пропасть, рты; огромные и чудовищные, они как будто жаждали ее тела. И простилась уже горлинка с жизнью, готовая исчезнуть в ужасной пасти, но в последний миг вспомнила она своего сына, которого оставила в небе, чтобы жить, которого научила летать, чтобы быть счастливым, и стало ей легко и совсем не страшно умирать. И только посветлело у нее на сердце, как новая тень накрыла это ужасное место, и снова дрогнуло маленькое тельце птицы. Она закрыла глаза, чтобы не видеть смерти, как вдруг услышала: -- Это -- мать моя, отпусти ее! И рухнула горлица в гнездо, а когда открыла глаза, увидела похожих на ее сына птенцов, только не светилась в их глазах доброта, не лучились они любовью и нежностью, которые были в огромных красивых глазах ее сына. -- Не может быть у орла матери горлицы, -- услышала полумертвая птаха. -- у орла мать -- орлица! -- А моей матерью была горлица. Это она согревала меня своим телом, это она кормила меня зерном с поля. -- Орлы едят мясо! -- А моя мать выкормила меня не мясом, а любовью. -- Не выживут от такой пищи птенцы, а если и выживут, то не станут орлами. -- Но я стал орлом! -- с гордостью сказал тот, кто сидел на краю огромного гнезда, на дне которого лежало израненное тело горлицы. -- Когда я умирал от голода, моя мать сказала мне: "Голуби -- миролюбивые птицы, они никогда и никого не убивали, и я не смогу нарушить наши великие законы. Съешь лучше меня, но не требуй отдать живую душу на съедение. Я не смогу сделать этого даже ради моей сильной любви к тебе. " Она сложила крылья и села передо мной, но я так любил ее, что мне легче было умереть самому, чем растерзать ее тело и насытить себя. Я тоже сложил крылья и лег рядом. И тогда она начала рассказывать мне сказки про небо. Шли дни, я слабел, слабела со мной и она, но ни на миг не замолкал ее голос, и не прерывалась эта удивительная сказка. И пробудилась во мне жажда -- увидеть красоту неба, и познать его бесконечность, и стал я жить этим устремлением, и оно дало силу моим крыльям, и однажды я взмахнул ими... Но не получилось у меня взлететь. И увидела это моя мать, и встрепенулась она, и расправила крылья. Превозмогая свое бессилие, она стремилась вселить в меня уверенность. Сколько терпения было в этой крохотной птахе, сколько любви и желания помочь. И я не мог не взлететь. Теперь, когда я парю под величественными облаками, когда достигаю недоступных вершин высочайших скал, я всегда помню, что летать меня научила моя мать, а матерью была эта маленькая миролюбивая горлица. За то, что я стал орлом, я благодарен ей, и мой долг отплатить ей любовью за любовь, добром за добро, нежностью за нежность. Согрейте ее телом своим, пока я слетаю за пищей. И потеснились в гнезде орлята, и приняли к себе обессиленную горлицу. И села на край гнезда орлица, и расправила она свои крылья, и закрыла собою холодный ветер, который гулял на вершинах голых безжизненных скал. И согрелась горлица, отошла телом, почувствовала силу в себе. А когда возвратился орел, все выглянули из гнезда и увидели в лапах его не дичь, а плоды с дерева, которое росло у подножия скалы, где было орлиное гнездо, а в клюве -- золотой колосок пшеницы. Бросил он голодным орлятам плоды и протянул спелый колосок горлице, и казалось, будто соприкоснулись клювы сильного орла и хрупкой горлинки. Ожила горлинка в гнезде орла, и пришла пора покидать его. Взмыли орел и горлица в небо, закружили высоко над землей, только золотые лучи солнца отливали на их крыльях. И сияли две птицы в небе светом чистым и лучезарным. -- Мы -- птицы! -- клекотал орел. -- Мы -- птицы! -- тихо вторила горлица. -- Мы -- птицы, и наше счастье в полете! -- кричал орел. -- Я бы никогда не познал счастья, если бы мать не научила меня летать! Я бы никогда не ощутил пьянящего чувства полета, если бы она не дала мне устремленности! Я бы никогда не познал этот мир, если бы она не открыла его передо мной. Она научила меня тому, чего не знают орлы -- миролюбию. Так пусть же в этом мире все матери будут горлицами, а сыны -- орлами! И пусть матери учат своих детей не убивать, а летать, и воцарится тогда мир на земле, который когда-то очень давно называли раем. До сих пор звучит орлиная песня в небесах, и те птицы, которые слышат ее, находят истинное счастье -- полет в небе ради мира, любви и жизни. КУРОЧКА-ЗАМОРЫШ сказка-притча Снесла курица яйца, высидела, и вылупились из них цыплята. И были все такие желтенькие, такие красивые и такие одинаковые, что различить их было невозможно. Радости квочки не было конца. Время шло, цыплята подрастали, и из пушистых желтеньких комочков получились задиристые петушки и кокетливые курочки. Только один цыпленок ничем не выделился, был он тощий, хилый, и прозвали его заморышем. Все куры как куры, петухи как петухи -- носятся, суетятся, кричат квохчут, дерутся, пьют, едят, в навозе гребутся, а это непонятное существо станет среди двора, сожмется, стоит и думает. "О чем думать и зачем? -- размышляли нормальные обитатели птичьего двора, -- И так хорошо живется: кормят, поят, крыша над головой есть, червей в навозной куче полно -- чего еще надо? " А курочка-заморыш не понимала этих рассуждений, она по-своему думала, но о чем, никто не знал, потому что никому она не могла доверить свои сокровенные мысли, ибо не было среди знакомых ей птиц той, которая поняла бы ее и не осмеяла. Так и жили птицы на птичьем дворе, у каждого -- свой мир и свои интересы: у одних -- поесть-попить, да поспать раньше лечь, у других -- меньше этого желания были. Пробьет час обеда, насыплют зерна в кормушку, все бегут, толкаются, в кормушку с ногами залезут, зерна выгребают, тут же едят, тут же топчут. Каждый побольше ухватить норовит. А насытившись, отойдут и гордой походкой начнут расхаживать по двору. И тогда подойдет к кормушке курочка-заморыш, спокойно подберет что осталось, а наевшись, отойдет и задумается. Пробьет час сна, ринутся куры в сарай, чтобы место на насесте получше занять, а курочка-заморыш придет, когда все рассядутся да успокоятся, присядет где-нибудь, лишь бы ночь передремать. Пришло время семью создавать, детей заводить. Петушки за курочками стали ухаживать, хвосты распускают, гребни топорщат и гоголем вокруг избранниц ходят. Курицы же делают вид, что не замечают, а сами боковым зрением за женихами следят, получше выбирают. Петухи нередко рыцарские бои устраивают, дерутся, да так, что перья вокруг летят. Но и победители, и побежденные своих поклонниц находят. Другие крупным зернышком, найденным на земле, хотят подкупить какую-нибудь курицу, а кому повезет -- так и жирным червяком. И длятся эти пляски до тех пор, пока курицы не соблаговолят с петухом соединиться, чтобы появились на свет дети, такие же петухи и курицы. Только курочка-заморыш не попадала в поле зрения самодовольных петухов. Никто за ней не ухаживал, никто ради нее в бою не сражался, никто ей даже самого маленького зернышка не предлагал. И была она в этот период просто незамеченной. А когда закончился брачный период, подошел как-то к ней петушок-забияка и начал задираться: -- Ты почему не такая, как все? Есть из одной кормушки с нами брезгуешь, с курицами нашими не сплетничаешь, за петухами не носишься? Выше всех себя ставишь? Курочка-заморыш молчала. Да и что тут скажешь. -- Ты что из себя корчишь? Ты, как заморышем была, так заморышем и помрешь. Строишь из себя птицу, в облаках витаешь, а сама-то ничего не стоишь, -- выкрикивал молодой петух. -- Опустись на землю и живи как все, -- посоветовал старый. -- Не могу я как все, другая я, -- ответила курочка. Не удержался петух-драчун, клюнул курочку и добавил при этом: -- Ты такая же, как все! -- Нет! -- тихо ответила курочка. Налетели тут петухи и куры, раздраженные глупой речью курочки-заморыша, и давай ее клевать. И чем больше твердила курочка "нет", тем ожесточеннее клевали ее сородичи. И упала курочка, и не могла больше подняться. Посмотрели собратья на полуживую сестру и с чувством исполненного долга разошлись. Впервые было такое с курочкой -- в глазах потемнело, голова закружилась. Лежала она полумертвая среди двора и не могла подняться, а все мирно занимались своей жизнью: гребли навоз, купались в пыли, выискивали червячков пожирнее. Но вдруг все засуетились, забегали, закричали, закудахтали. Такого переполоха еще не видела курочка, а кто-то, бежавший мимо, крикнул: -- Беги, а то в лапшу угодишь! Курочка-заморыш не поняла сказанного, да и встать не могла. И тут кто-то взял ее за ноги и поднял высоко над землей. -- На лапшу такая не пойдет, слишком дохлая, выбери пожирнее, а эту отсади на время -- заклюют ведь, -- услышала что-то непонятное курочка. Но когда ее положили на сено в другом сарае, она поняла, что ей ничего не грозит, и заснула. Прошло еще какое-то время, снова жила курочка-заморыш на птичьем дворе, но все так же всех сторонилась. Только время от времени налетал на нее кто-нибудь недовольный, начинал клевать ее, и тогда к нему тут же присоединялись другие. И снова оказывалась курочка забитой до полусмерти и отлеживалась да отсиживалась в другом месте. Была курочка маленькая, щупленькая, потому и в суп не годилась -- толку с нее мало было. Да и никакого другого проку от курочки не было, яйца она не несла, цыплят, как другие, не выводила. Решили однажды куры, что она только даром зерно ест. Стали они снова выяснять с ней отношения, и закончилось все как обычно тем, что заклевали заморыша до полусмерти. И осталась лежать курочка у навозной кучи на всю ночь. Все у нее болело, кровь сочилась, глаза не открывались, а когда открылись, увидела курочка темноту. "Все, ослепла", -- подумала она и заплакала. Но омыли слезы глаза ее от грязи и пыли, и вдруг увидела курочка зерна, и были они золотые. Удивилась курочка -- никогда в жизни не видела она таких зерен. И устремились ее мысли к ним, и стало сразу на сердце радостно и светло. Наполнили золотые зерна курочку силой, и почувствовала она себя необыкновенной птицей. Утром поспешила она к сородичам, с которыми впервые в жизни хотела поделиться радостью, рассказать о виденном, но слушали ее куры и думали: "И чего только не придет в больную голову! " А закончилось все это как обычно -- заклевали ее петухи да куры. С тех пор стала хорониться курочка-заморыш: днем спала, а ночью, когда птичий двор пустел, выходила на золотые зерна любоваться. И клевала курочка их жадным взглядом своим, да в сердце складывала. Этим и жила. Жизнь на птичьем дворе шла своим чередом; куры исправно на гнезда садились, яйца несли, цыплят выводили; петухи гордые ходили, по утрам песни пели, всех будили. И от всех польза была, только от курочки заморыша никакой пользы не было. Взяли ее как-то за ноги, как это уже было, подняли над землей и стали решать, что делать: -- Зарезать ее -- проку все равно нету, только зерно зря переводит. -- А в супе какой навар от нее -- кости да кожа? Заморыш, а не курица. -- Да пусть еще походит, посмотрим, может, нестись все-таки начнет. И бросили курочку. Встала она на ноги, отбежала в безопасное место, спряталась в ямке под сараем и заплакала: "Зря я живу, лучше умереть". Но вот стало темно, и появились высоко над землей золотые зерна. Курочка смотрела на них и словно оживала. И почувствовала она вдруг, что что-то в ней зародилось. Затрепетало от волнения сердце, приятная дрожь прошла по телу, и вдруг это что-то вышло из нее. На душе стало легко и приятно. Не знала еще курочка, что произошло, но ощутила -- что-то необыкновенное случилось, что-то такое, что изменит ее жизнь. Наступило утро. Все выбежали во двор, забегали, засуетились, а курочке было так хорошо в своем убежище, что не хотелось выходить. Вдруг кто-то совсем рядом крикнул: -- Кыш! Гребете где попало, ямы где не надо делаете, теперь вода под самый сарай будет лить. Кыш! Вскочила курочка и побежала. А через время начался такой переполох, какого даже перед лапшой не бывает: все бегают, кого-то ловят. "Наверное, опять на суп", -- подумала курочка, но прятаться не стала -- знала, что для лапши не годилась. Но схватили именно ее и не за ноги, как было прежде, а взяв нежно за тело, при этом прижали к чему-то теплому и, поглаживая по голове, куда-то понесли. Испугалась курочка -- все, конец пришел -- и слышала, как хохотали вокруг сородичи. -- В лапшу заморыша! В лапшу! Там ей место! Горько было курочке, но что здесь поделаешь -- знала она, что злых больше, чем добрых. Курочку внесли в дом, усадили в красивое теплое гнездо, поставили рядом миску с чистой водой и насыпали отборного зерна. Что-то большое наклонилось над ней и произнесло странную речь: -- Теперь ты у нас курочка золотая, коль золотое яичко снесла. Мы тебя теперь лучшим зерном кормить будем, чистейшей водой поить, в тепле держать, а ты нам золотые яйца неси, да побольше. И поняла курочка, что снесла яйцо не простое, как все куры, а такое же, как зерна в небе, и обрадовалась -- будет теперь мир и счастье. Но не было в этой сытой и спокойной жизни курочки чего-то того, что было в той трудной жизни на птичьем дворе. Накормят курочку, напоят, выведут во двор, за веревочку к столбу привяжут, чтобы на травке гуляла и не убежала, а ей тоскливо, да на сердце тяжело. Налетели однажды куры: -- "Все, -- думает курочка, -- заклюют", а они ее окружили, да как раскудахтались, одна вперед другой сказать хочет, да ничего не понятно. Ясно только курочке, что завидуют курицы заморышу, норовят в подружки набиться, авось и им что перепадет от хорошей жизни родственницы. Налетели петухи, куриц растолкали, червей и зерен принесли, перед курочкой сложили, хвосты пораспустили, гребни подняли, ходят, себя показывают. Смотрит на весь этот маскарад курочка и думает: "Не случись золотому яйцу появиться, заклевали бы уже". Горько и больно курочке, но ни курицы, ни петухи не понимают того -- своего добиваются. И сказала курочка: -- В небо, а не под ноги смотрите. Кто небесные зерна клюет, тот золотые яйца несет. Но не поняли своими куриными мозгами сородичи курочки, о чем говорила она, только кудахтали: -- Научи нести золотые яйца! -- Как же я могу вас этому научить, если вы глаз от земли оторвать не можете, если от навозной кучи отойти боитесь, если ради жирного червя убить собрата готовы? Куры крылья имеют, да летать не могут, но не все куры -- курицы, есть среди них и птицы, которые сердцем летают, небес достигают, зерна золотые собирают, да золотые яйца рождают. А яйца эти ценны тем, что богатство приносить могут. Но так как не слушали курочку, то так и не поняли, какое богатство яйца ее золотые приносят. Плохо стало жить курочке в этом новом положении -- все от нее чего-то добиваются: одним хочется знать, как яйца золотые можно нести, другим хочется иметь побольше таких яиц. И решила курочка уйти. Выбрала она удачный момент, вырвалась, да как побежит, и так быстро, что показалось ей -- будто летит она. С того самого дня стала ходить курочка из дома в дом и дарить людям золотые яйца. Так она весь мир обошла, каждого золотым яйцом одарила, да не каждый нашел ему правильное применение, только об этом уже другая сказка. Долго бродила по свету курочка-заморыш, да случилось ей попасть на родной птичий двор. Окружили ее курицы и петухи, стали почести воздавать, а курочка поклонилась им и говорит: -- Я вернулась к вам, чтобы сказать спасибо. Если бы вы не клевали меня, я бы никогда не увидела золотых зерен, никогда бы не собрала их в сердце своем и никогда бы не снесла золотого яичка. Сказала так курочка, взмахнула крыльями и полетела. Долго смотрели петухи и курицы в небо, но так и не поняли -- почему это курица летает. Будет время, когда курицы-заморыша не станет, но золотые яйца, оставленные ею, будут жить вечно, а тот, кто будет правильно пользоваться ими, обретет настоящее счастье, и это будут крылья, которые поднимут к небу. ПРИТЧА ОБ ОРЛЕ И ВОРОБЬЯХ Однажды на ферму, где жила стая воробьев, залетел Орел. Воробьи слетелись посмотреть на царя птиц и послушать, о чем он скажет. И стал рассказывать Орел о других мирах и иной жизни. Слушали, слушали воробьи, но так ничего понять не могли. Тогда вышел вперед один воробей и сказал: -- Сказываешь ты об интересном, но чуждом нам. Ты бы лучше рассказал о фермах и о том, как протекает жизнь в этих прекрасных местах; поведал бы лучше о свиньях и об их чудесной жизни -- нам это близко и понятно. Окинул Орел своим зорким оком окрестность, и увидел он огромную ферму, в загонах которой толкались толстый грязные, дурно пахнущие животные. Одни утаптывали грязь или валялись в ней, другие толклись у кормушек, жадно поедая корм, безобразно чавкая и толкая друг друга, ибо их было так много, а места так мало, что приходилось отвоевывать себе лучший кусок. И ужасно хрюкали эти животные, и безобразно визжали, кто от удовольствия, а кто от обиды. И было ужасным это зрелище стада свиней. И сказал тогда Орел воробьям: -- Я считал воробьев птицами, ибо они наделены крыльями и способны летать, потому и прилетел к вам, чтобы рассказать о других мирах и позвать с собой в неведомые дали, к непостижимым высотам. Но нашел я не птиц, а существ с крыльями, которые используют божий дар, чтобы где-нибудь и как-нибудь безбедно перебиться в этой жизни. И летают они не на просторах необъятных, а в загонах; и видят они не миры чудесные, а свинарники; и живут они не с себе подобными, а со стадом свиней; и кормятся они не дарами природы, а объедками из чужих кормушек. И недостойны они носить гордое имя птицы, ибо нет устремления в их крыльях, в их взоре и в их сердце. Возмутились таким речам воробьи, тучей взметнулись над Орлом и давай клевать его. Расправил тогда Орел крылья, взмыл в небо и растворился в его высотах, только и донеслось до земли: -- Короткое крыло -- низкий полет... А воробьи вернулись к своим гнездам под крышей фермы и снова защебетали в кустах. Даны человеку глаза, но дальше желаний тела они не видят. Дан человеку разум, но дальше взгляда человеческого он не устремляется. СЕРЕБРЯНАЯ ПЛАНЕТА Далеко в Космосе, в самых глубинах его, есть планета, у которой нет солнца. Ее всегда окружало несколько лун, и только они дарили ей свой серебряный свет, отраженный от серебряных звезд. Не знала эта планета не только другого света, но и тепла. И не было никогда на ней ни дня, ни ночи. Она всегда пребывала в одном состоянии, которое на других планетах, где есть солнце, называют серебряным рассветом. Все на этой планете было серебряное: и снежные равнины, и ледяные скалы, и сады из ледяного хрусталя, и водопады с искрящимися нитями ледяных струй; и даже существа, живущие здесь, были серебристо-искрящимися. И был на этой планете свой Владыка, который строго следил за тем, чтобы ничто не нарушило великое чудо этой серебряной жизни. Звали Владыку Снежин. И был похож он на снежную гору. Борода и волосы его отливали серебром, а глаза светились так, словно искрился снег. Был он стар и мудр. Все он познал и все постиг, и пора ему было уходить в страну ледяных скал, где обитали Духи его предков. Да не мог он уйти. Надлежало ему передать всю власть над планетой своему сыну. Да не просто это сделать. Чтобы получить власть, сын должен был достичь определенного возраста, обладать хорошим умом и необходимыми знаниями, и, непременно быть женатым и познать чувство отцовства. "Кто научился лелеять свое дитя, тот сможет лелеять и свою планету, " -- гласил основной Закон серебряной планеты. Но самое главное -- надо было совершить подвиг, без которого никто не мог получить титул владыки планеты. Сын Владыки еще не напоминал гору. Он был юн, красив, чист и прозрачен, тонок и звонок, как говорят о молодых. И звали его Снеж. Несмотря на свой возраст, он был достаточно умен и обладал большими знаниями. И в его возрасте становились Владыками, но он не мог стать повелителем этой чудесной планеты потому, что был еще неженат и не познал чувства отцовства. Не только это прекрасное чувство не было знакомо ему, он не познал еще самого главного чувства -- любви, которая окрыляет и делает человека способным на совершение подвига. Был Снеж удивительно красив -- глаза его были прозрачнее и чище льда, а волосы напоминали струи серебристого водопада -- и был он любим многими красавицами этой планеты, которые очаровывали каждого, кто видел их. Но ни одна не взволновала его сердца, ни к одной из серебряных чудесниц не заискрилось оно любовью. Были они одна красивее другой, а речи и песни их звенели, как ледяной хрусталь, но ничто не трогало серебряных струн сердца Снежа, не рождалась в нем прекрасная песня любви, способная вести влюбленного по дороге совершения чудес и подвигов. А не мог Снеж никого полюбить только потому, что приснилась ему однажды удивительной красоты принцесса с далекой, еще более красивой планеты, похожей на звезду. И звали эту принцессу именем ее планеты, Звезда. И была она в тысячу раз красивее ледяных красавиц, потому что обладала красотой звездной. Глаза у нее были как две большие звезды, и сияли они таким светом любви и нежности, что не могли не покорить сердце Снежа. Волосы ее ниспадали нитями мельчайших звезд, платье было расшито звездами, и во лбу ее, словно светоч великой истины, сияла ярчайшая звезда. Гуляла она по звездному саду и пела звездные песни, а мириады ее подруг водили звездные хороводы вокруг нее. Ни такого звездного голоса, какой был у этой принцессы, ни такой звездной песни, которую исполняла она, не приходилось еще слышать Снежу. И увидел Снеж себя рядом с принцессой, протянула она руку и молвила, и голос ее зазвучал так, словно звезды рассыпались по небу: -- Я много знаю планет и звезд, но ни на одной не видела такого покоя и такой всеобщей любви, как на твоей. Я могу жить там, где мне не грозит гибель, где нет войн и разрушений, ненависти и вражды, где не проклинают и не убивают тех, кто дарует благость жизни. Я готова стать твоей женой и пойти за тобой по твоему мирному пути счастья, если ты не оставишь где-нибудь свое сердце по пути ко мне. Если ты будешь готов стать супругом моим и повести свою планету по прекрасному пути ярчайших звезд, произнеси заклинание: "Звезда моя негасимая", и я вмиг преодолею звездные просторы и окажусь рядом с тобой. Не мог забыть Снеж этот сон, не мог забыть и Звезду, которая завладела его сердцем, и потому ни одна из красавиц планеты не могла покорить его, чтобы стать женой будущего Владыки. Время шло, Владыка старел, а Снеж никак не мог найти ту, что приходила к нему во сне. Не знал отец о сне сына, но сердцем чувствовал, что нужна тут помощь Волшебницы. Призвал он однажды сына к себе и сказал: -- Найди Волшебницу нашей чудесной планеты и попроси ее помочь тебе найти ту, которая высечет из сердца твоего искру любви. Дорога к Волшебнице дальняя, а путь нелегок, но кто преодолеет его, будет обязательно вознагражден. Но помни, что великая Волшебница просто так чудеса не творит: всем, кто обращается к ней, она дает такое задание, которое, кажется, невозможно выполнить. Но тот, кто невозможное делает возможным, получает от Волшебницы такую награду, о которой и не мечтал. Готов ли ты отправиться в такой трудный путь и пройти испытание? -- спросил Владыка сына. -- Готов, -- твердо ответил Снеж. -- Благослови меня на великое дело, отец. И опустился сын перед отцом на колени, и возложил Владыка руки свои серебряные на голову сына, и почувствовал Снеж, как неведомая ему доселе сила влилась в его тело, и стал он как будто больше, старше, могущественнее. Встал Снеж и ощутил за спиной что-то такое, чего не ведали существа серебряной планеты, но это нечто было способно поднять его и понести над чудесной страной. И полетел Снеж искать Волшебницу. И предстали перед ним снежные вершины, которым, казалось, нет ни конца, ни края. И увидел он обитателей этих мест, и были это красоты неописуемой Снежинки в серебристо-белых кружевных нарядах и сияющих коронах, и прекрасные мужественные Ледины в прозрачно-голубых одеяниях. И встретили они Снежа хрустально-звенящей песней и летящим хороводом. Поразили они его красотой танца своего и изяществом пения. Закружился Снеж в хороводе, который водили жители этих равнин, и был этот хоровод нескончаем. В нем рождались и жили прекрасные существа этого края. И стало ясно Снежу, что хоровод этот -- это вечный танец любви, который исполняют только те, кто познал это прекрасное чувство. И был это удивительный танец -- нежный, красивый, искрящийся. Но не познавшему любовь -- не кружиться в этом хороводе. Вышел Снеж из хоровода, поднялся к небу и посмотрел с высоты на это чарующее чудо танца. И понял Снеж, в чем суть красоты жизни этого края -- в любви вечной и преданной. Какой бы рисунок ни создавали исполнители этого волшебного танца, связующая нить общего хоровода не рвалась. И рождались в этом танце новые существа, и занимали места тех, кому пришло время покинуть этот хоровод. И становились уходящие в другую вечность прозрачны и невидимы, словно растворялись, но не исчезали они бесследно, а поднималась душа их к другим планетам, чтобы рассказать о вечном чувстве. И добрым сердцем позавидовал Снеж этой вечной и преданной любви, царившей в чудесных серебряных долинах. И понял он, какой должна быть настоящая любовь, и захотелось ему познать красоту и силу такой любви. И вспомнилась ему та, которая жила на далекой звезде, и помчался он туда, где обитала Волшебница. Но долог еще был его путь. И вот, попал он в край серебряных садов, которым, как и снежным равнинам, не было ни конца, ни края. И росли здесь чудные деревья-кристаллы, которые вечно цвели искрящимися серебряными цветами. И увидел Снеж красоту необыкновенную, и ходил он от дерева к дереву, наслаждаясь замысловатой формой и изяществом разнообразных цветов. Долго любовался он величественной красотой серебряных садов, пока не понял, что и жизнь должна быть так же прекрасна, как этот цветущий сад, и если она будет в вечном цветении, то никогда не постигнет ее пора увядания и смерти. И снова в мыслях увидел он ту, которая гуляет по звездному саду, где деревья цветут звездами. И в вечном цветении звезд заключена вечность жизни космоса. И когда осознал Снеж и эту истину, устремился он туда, куда влекло его сердце. Но далек был еще его путь к дворцу Волшебницы, предстояло пролететь еще через одну страну. И предстала наконец перед Снежем самая таинственная, неведомая никому страна ледяных скал. И было их здесь много, и стояли они сгрудившись, как каменная стена, только седые вершины уходили далеко в небо. Каждая из множества этих удивительных скал хранила образ и дух Владыки серебряной планеты, которые жили и правили планетой, а покинув жизнь, превратились в монолиты ледяных скал. Сколько было в этой стране скал, столько было на планете и Владык. И ни один не исчез бесследно, не ушел в небытие, потому что каждый отдал себя на благо, процветание и счастье своей планеты. Все, что познал Владыка или постиг, не исчезло бесследно. Каждый перед уходом в мир вечности приходил в тайную пещеру, которую называли сердцем планеты, и оставлял там свои знания. И делалось это для того, чтобы в трудный для планеты час смог прийти туда Владыка, правящий планетой, и извлечь оттуда знания, способные спасти жизнь этой прекрасной и удивительной ледяной звездочке. Глубоко была спрятана тайна мудрости в недоступном месте, и только тот, кто пришел с благой целью, мог получить светоч великих знаний. Всмотрелся Снеж в скалы и увидел убеленных сединами старцев. Великие Владыки, отдавшие жизнь для процветания своей планеты, были теперь монолитами скал. И крепко стояли они на тверди планеты, упираясь серебряными вершинами своими в беспредельный космос, символизируя собой несокрушимую силу и могущество. И понял Снеж, глядя на ледяных исполинов, каким должен быть Владыка планеты, чтобы сохранить ее такой, какой создала ее Мать Природа и Отец Космос. И взвился он ввысь, и полетел в страну искрящихся водопадов. Серебристые нити воды ниспадали с самых небес и впадали в огромное озеро вечного льда. И была гладь того озера как зеркало, и отражалось в нем серебряное небо и сразу несколько серебряных лун, похожих на большие жемчужины, украшающие серебряный свод прекрасных небес. Вгляделся Снеж в глубину озера и неба, и почувствовал единство тверди и небес -- непостижимую глубину одной великой сути вселенского Мироздания. И произнес он тихо, чтобы не нарушить эту великую связь: -- Я понял Истину. Я постиг суть Великой Жизни и теперь готов совершить подвиг, потому что знаю, во имя чего совершу его. И зазвенела тишина, и раздвинул водопад серебряные нити своих вод, и увидел Снеж великолепный дворец. Ледяной хрусталь, из которого был сделан дворец, переливался так, словно тысячи звезд отражались в нем. Стоял дворец на зеркальной поверхности льда, возвышаясь прекрасными колоннами и упираясь острыми ледяными шпилями в небо. Снеж совершенно забыл, зачем пришел сюда, он стоял, очарованный этой невиданной красотой. -- Входи, я жду тебя, будущий Владыка серебряной планеты, -- услышал Снеж удивительный по звучанию голос. Он так чисто и нежно прозвенел в высоте, что казалось, тысячи льдинок соприкоснулись и издали хрустальный звон. И пошел Снеж к чудо-дворцу. Хрустально-серебряные ступени вели к прозрачным ледяным колоннам, за которыми виднелись двери, расписанные искусным узором. Узор был такой красоты, что глаз оторвать было невозможно. И раскрылись двери, и вошел Снеж в обитель великой Волшебницы. Зеркало льда было полом дворца, а гирлянды льдинок, свисавшие с потолка, были похожи на удивительной красоты люстры. И не были эти гирлянды светильниками, а свет по всему дворцу разливали. И искрился он серебром по всем залам, освещая сиянием своим все уголки дворца. И не только светили эти люстры, но и звенели серебряным звоном, наполняя залы прекраснейшей, нежной и чистой мелодией. И снова забыл Снеж, куда и зачем пришел, видя перед собой красоту неописуемую и слыша звуки необычайно чудесные. Поразило его и изящество дворца: каждая стена -- зеркало льда, каждый ледяной кристалл -- удивительной красоты цветок, каждая снежная занавеска на окне -- тончайшей работы кружева. И бродил он долго, любуясь и восхищаясь дивной красотой, пока не увидел перед собой величественный трон, а на нем -- саму Волшебницу. И еще больше был он удивлен и сражен строгой и величественной красотой Волшебницы. Глаза -- жемчуг льда, а наряд -- изящнейшее кружево. Но не было в ней холодного величия, светилась Волшебница добротой и нежностью. Склонил Снеж голову перед хозяйкой дворца. -- Знаю я, зачем ты пожаловал, -- сказала хозяйка этой волшебной страны. -- Многие из Владык этой планеты приходили ко мне, когда не могли справиться с трудной задачей. Видимо, и у тебя есть трудности, которые ты сам не можешь решить. Но известно ли тебе, что прежде, чем я совершу чудо, ты должен невозможное сделать возможным. -- Я знаком с условием и готов выполнить его, -- твердо ответил Снеж. И задала Волшебница труднейшую задачу. -- Проложи лунную дорогу в страну ледяных скал. -- Я могу спросить т