. Послушай, Тожа! Хватит глумиться надо мной! Я... Т. Ну, не могу я его описать! Он самый обычный человек, только побасче всех будет. Б. Ладно, это он! А как его звали? Т. У него не было имени, он был настолько уродлив, что все посчитали издевательством над именем давать его такому. Б. Как же к нему обращались в таком случае? Т. Вот сколько ему было лет, вот так его и звали: сначала по неделям, одна неделя, три с половиной; потом по месяцам, два месяца, пять месяцев; когда ему исполнился годик, все стали звать его по годам, четыре, десять, шестнадцать... Б. У Дайма на майке была нарисована цифра "16"... А после того, как он стал красивым? Т. Я его только несколько раз видел... Б. Где? Где ты его видел? Т. В кафе... Прозрачный мальчик широко раскрыл глаза, скривился в испуге и повалился замертво на землю. Светло-голубая рубашка моментально пропиталась кровью, прозрачное тельце стало темнеть и прилипать к мокрой материи. Белые волосы Тожа превратились в жесткую упругую проволоку желтого цвета, золотые глаза заплыли слезами. На губах застыло имя убийцы. Й. Так вот вы где! А я уж испугался: Решил, что потерял я вас... - Йолс?! Откуда ты взялся?! - Башта не знал, что делать. Мутное замешательство, и он склонился перед ребенком, но из маленького тельца уже вытекли последние капли жизни, - Неужели он умер?! Но этого не может быть! Он мертв?! - Башта метался около мальчика. Толпа на остановке не обращала никакого внимания ни на этих мужчин, ни на маленький трупик. Троллейбусы приезжали, распухали и уезжали, а эти двое и мертвец оставались пребывать в голой нерешительности под навесом на остановке. Й. Зачем же так переживать Из-за какого-то мальчишки? Ведь оборванец этот - пьян, Он отмечал свои делишки. - Он вовсе и не пьяный. Его Тожа зовут. Он рассказал мне одну вещь: Дайма все выдумал! Дайма - это вовсе не Дайма, во всяком случае..., - Башта пытался взять трупик на руки, - Слушай, помоги мне отнести его в медпункт что-ли, а? Й. Я ?! Ну, уж нет! Не буду руки пачкать! Пусть помогает себе сам! - Как ты можешь? Вот так... Неужели мы не должны помочь ему? -- Башта негодовал, - Ну, а если бы с тобой такое случилось? -- он кое-как взял тело мальчика на руки, - Ты поможешь мне или нет? Й. Куда ты с ним?! Все обвинят тебя! Б. Я скажу правду! Я не виноват! Й. Скажи на милость, Кто ж его убил? - Его убили?! - Башта от удивленья открыл рот, - Но чем? В этот момент хрупкий труп, словно хорошее сливочное мороженное в погожий летний денек, растаял и вылился из рук Башта. Жидкое тело растеклось по скамейке, и Башта, никак не ожидавший такого, расплакался и, тупо уставившись на своего предусмотрительного спутника, молчал. Йолс вынул из кармана газету и стал вытирать ему руки. ["Факир" взмахивает своей волшебной палочкой. Рукава расшитого балахона вздымаются вверх, и подброшенные к потолку конфеты рассыпаются осиновыми листьями. Губы обоих актеров направляют лиственную шелуху в зрительное ложе и на лоджии. Публика истошно рукоплещет.] АКТ Ш?СТОЙ. ЗАКЛАДКИ ДЛЯ ВОЛ╟С [Хулиганствующий подросток из мясорубки мешает проведению культурного мероприятия.] Вета, ты объелась лука, Свою гордость сохраня, И позорная разлука Не найдет теперь тебя! [Дирекция театра просит прощения у зрителей и приносит им свои извинения.] Й. Ну, вот, опять мы влипли, На нас повесят дело это! Давайте же мотать отсюда, Уедемте к чертям подальше! Башта продолжал реветь и ничего не отвечал. Йолс взял под руки остолбеневшего товарища и повел его назад к Реке. Не доходя до лодки, около Чернильницы они наткнулись на слепого бурнастого старика в темно-черных очках, выкрикивающего что-то вроде: Подходи - Налетай! Не скупись - Покупай! В одной руке он держал кипу свежих газет, а другой опирался на третью деревянную ногу. Старик так громко расхваливал свой товар, что уже совсем сорвал голос; газеты не очень хорошо раскупались, и слепой, в двух словах пересказывая содержание статей, старался придать им как можно более сенсационный характер. Проходя возле слепого продавца, Йолс и Башта узнали, что "совесть народа получила серьезные затрещины", в то время как заседание, в общем и в целом, "прошло без сучек и задорников", и, несмотря на то, что неорганизованные выступления "были подорваны до мозга костей", следует опасаться "откровенных поползновений", и тем не менее "лучше меньше, чем никогда"! Все это они пропустили мимо ушей, но тут по воздуху до них донеслось: "... думают, что он умер от передозировки шампуня..." - Может в газетах есть что-нибудь новое о Дайма? - очнулся Башта. - Да вряд ли..., - Йолс тащил Башта к лодке. - Отстань! Я хочу купить газету! - Башта вырвался из рук Йолс и направился к слепому. - *** *** *** - Сколько стоит твоя газета? - спросил Башта у продавца. - Нэ может быт, - прошептал с акцентом слепой, - Это он! - Что ты там бормочешь? Я хочу купить газету! - Башта полез за кошельком. - Это ты? - спросил удивленно старик. - Да что с тобой?! Ты газеты продаешь или нет?! - Башта стало раздражать такое отношение. - Думаэшь я нэ узналь тэб'я? Я твой камэн надольго запомн'ю! -- вдруг закричал старый продавец. Б. Я не понимаю... Какой камень? - Сволеч! Я досталь, что ты просиль! Perola Barocca! Гдэ моэ сэрдце?! Эсли я нэ быт таким слепцом! - старик злобно кричал в сторону Башта. - Сердце?! Но... Шуй?! - Башта тут же замолчал. - Думаэшь, ты таким красафчиком и останэшьс'я? Чорта с два! После пэрвой же ночи вс'е на свэтэ проклинат бюдэшь! - слепой стал размахивать своей тростью перед собой. - Еще посмотрим! Про себя лучше подумай! Ишь, размахался! -- Решил, что на дурачка напал? - Башта старался показать, как он зол, и это у него хорошо получалось. Ш. Мнэ-то вольновац'я особэно нэчэго: вр'яд ли эта сумасшедшая самозванка Мара мэн'я здэс найд'ет. А вот тэбэ после этой ночи даже и уродом дольго пожит нэ удасц'я! Мара отомстит тэбэ. Das macht sie sehr gern! Б. Да пошел ты... Ш. Я буду смэяц'я, когда ТЭБ'Я пошлют! Ich mache das selbst. Ха-ха-ха! Б. Меня? Да я с'час... Ш. Сорок днэй пройд'ет и сдохнэшь, эсли..., - но тут слепого прервал Йолс. Й. Азаж! Опять вы, Башта, за свое! Когда же кончится все это? Оставьте старика в покое, В нем проку ни на грамм... - Тише! - Башта попытался показать знаками Йолс, чтобы тот не произносил больше ни слова, но было поздно. - А он живет да живет... - прошептал Йолс. - Ты?! Ты нэ Урод?! - Шуй запнулся и начал быстро ковылять, неуклюже опираясь на свою клюку, - Этот голес. Нэужели и ОНА здэс? Tschu-u-u?! - шептал он убегая. Й. Ну, нет, постойте, старичок! Мой друг вам заплатил сполна, Так дайте ж нам газету нашу! Йолс бросился бежать за стариком, а, догнав его, набросился на слепого и ударил по темным очкам. - Нет!!! - бежал за ним Башта, - Только не это!!! Потеряв контроль над собой, Йолс продолжал избивать Шуя. Тот почти не сопротивлялся, слепой неумело пытался закрыться от ударов Йолс, но безуспешно. Вдруг Шуй зашелся кашлем, начал отхаркиваться, и пока Башта пытался оттащить Йолс от беспомощного, совсем свернулся калачиком. Черные очки слепого лежали разбитые, вдавленные в грязь. Дергаясь и что-то бормоча бессвязное, старик укоризненно глазел по сторонам. Башта сначала попытался как-то помочь ему, но Шуй только отшатнулся от него со страхом, сделал еще пару вдохов и, с хрипотцой прокашлявшись, перестал дышать совсем. Через секунду, так ничего и не сказав, слепец умер. Башта подошел, чтобы закрыть широко открытые мутные глаза Шуя, но, увидав свое перевернутое изображение в них, отшатнулся. Йолс отошел в сторону, но потом вернулся к Башта, взял его под руку и стал уводить от трупа. Из-под Шуя выползла лягушка и убежала. АКТ СЕ?ЬМоЙ. НЕЖНЫЙ ВЗДОР [Дежурный милиционер: Убедительная просьба к сидящему на люстре, да, да, я к Вам обращаюсь, слезьте, пожалуйста, с осветительного прибора! Вы мешаете проведению спектакля! ОТ АВТОРА Уважаемый! Не обращайте внимание на убогое невежество. Смею вас заверить, что без Вас здесь вообще нечего было бы делать.] - Вот что ты наделал? - Башта закричал на Йолс, - Это же старик Шуй! Й. /ухмыляясь/ Да, признаюсь, я был не прав, Не стоило его гнембить Ведь сколько дел полезных он Нам смог бы точно натворить! Б. Он принял меня за Урода! Й. В толк не могу никак я взять: Как он, слепой, на это согласился? - Ты ничего не понимаешь! - кричал на Йолс Башта, - У нас с Дайма голоса очень похожие, Шуй меня за Дайма принял! Он даже какое-то проклятие говорить начал. Й. Ну и фантазия у вас! Уж разыгралась не на шутку! Вы лучше поубавьте пыл, Газетку почитайте, что-ли... Йолс поднял свежий номер и протянул Башта. На странице было написано: Гр. Дайм? все ещ? не найден. Если вы видели этого человека, сообщите по тел.: 987942 Под всем этим была напечатана фотография какого-то типа с обезображенным лицом: один глаз заметно больше другого и немножко косит, нос сломан, рот искажен улыбкой, на шее несколько грязных шрамов. Надпись на фото недвусмысленно заявляла, что это никто иной, как "гр. Дайма". Прочитав несколько раз объявление, Башта отшвырнул газету и, не говоря ни слова, двинулся к лодке. Йолс подобрал скомканный номер и побежал за ним. Й. О! Любезный Башта! Довольно дуться на меня, Ну, что ты там бормочешь? /незаметно для зрителей Йолс стал тыкать Башта/ Башта впал в оцепенение и все что-то шептал себе под нос. - Я хочу собрать воедино все, что сказал слепой, - задумчиво ответил Башта, - Слепой принял меня за Урода, то есть за Дайма. После первой ночи я, как бы я, должен был опять стать Уродом, а потом, через 40 дней, умереть. Й. Ну, что из этого? Ты веришь, Что тот Урод и есть Дайма? Б. Ты же видел фото в газете, это невероятно, но Дайма действительно опять стал Уродом. Й. Быть может, кто-нибудь другой В газете этой напечатан. Б. Нет, это он. Я видел этого Урода. Утром, тогда, после ночи, я был с ним в одной комнате, я спал с ним в одной постели! Й. Допустим. Почему тогда Он рассказал тебе легенду, Которая и не легенда вовсе? Зачем наврал, солгал тебе? - Не знаю... Может что-то перепутал я? Мне до смерти хотелось спать, я ведь толком не слушал-то его, - казалось, Башта пытался еще раз вспомнить все, что говорилось в ту ночь. - Ведь если б он любил тебя, То рассказал бы тебе правду Предупредил бы как-то, что-ли! - укоризненно сказал Йолс. Б. Может Дайма и предупреждал, да только я не слушал его... А что, если он и сам не знал о том, что с ним может произойти? Й. А если знал, Да не сказал? - Если бы Дайма знал, то не стал бы ничего от меня скрывать, он любил меня, - уверенно произнес Башта, - Ты, случаем, не захватил с собой газету, которую мы нашли в коляске на ветвях, помнишь, там, на Реке? В коляске еще ребенок лежал, мы оставили его там. Й. Ага... газета... Б. Да-да, в ней было объявление о том, что пропал Дайма, может ты помнишь, когда точно это произошло? Й. Все с памятью моей прекрасно и отлично, Но всяким хламом ее не забиваю И мелочи такие я сбоку оставляю. Б. Газета осталась в той коляске. Дай-ка мне эту газету с фото. Йолс вынул из запазухи скомканный номер и отдал Башта. - Здесь тоже нет даты! - Башта закрыл глаза и пытался вспомнить день, когда он последний раз видел Дайма. - Я думаю, нам крупно повезло: Припоминаю дату роковую, - вдруг заговорил Йолс. - Да? - с недоверием спросил Башта, - Что ж ты сразу-то не вспомнил? Й. Написано там было, что Дайма Двадцатьчетвертого пропал числа. Б. Января? Точно? Тут каждый день важен. Значит, 24 января. Сколько в январе дней, 30? Й. Нет - 31. Б. Таким образом, с 24 по 31 января ... 8 дней. Так, плюс 28 дней в феврале. Итак, 8 да 28 - это 35. /считать Башта не умел никогда/ - Нет! Это 36! - поправил его Йолс. Б. Хорошо, 36 и еще 4 дня до 40. Вот, завтра, 4 марта - последний день. Й. Уже ничем не сможешь ты ему помочь. Оставь свои попытки и забудь, что было. - Еще целый день! Я хочу найти его! - Башта был полон решимости. Й. Дайма уже не тот; а тот, кого любил ты, В Урода превратился по подлости своей. - Ты не знаешь Дайма. Он не мог никого обмануть! - пытался оправдываться Башта. Й. Не рассказал тебе, что был когда-то гадким Утенком, мазь украл, проклятие навлек... - Я..., но может... Ведь я прослушал его историю... Я сам виноват, - Башта не знал, что сказать. Й. И даже, если он тебе все рассказал, Раскрыл свои секреты и убогость, Он настоящим не был никогда, Искусственный красавец он, подделка. Б. А как бы ты сам поступил, будь ты на его месте, если бы тебе выпал случай из урода превратиться в красавца? Неужели ты не воспользовался бы таким шансом? Й. Не знаю, что сказать. Не доводилось мне В подобную историю попасть, Но, если бы пришлось, - Обманывать не стал бы никого. Б. И отдал бы свое сердце? Я не верю тебе. И пусть он сейчас отвратительный, внутри он, наверное, остался прежним! Я не верю в то, что он подлец, что он смог обмануть кого-то. Й. Ты видишь только то, что хочется увидеть, Отбрасывая факты, что не подходят те. А как же Тожа, Шуй, неужто сговорились? Оклеветали "бедного, красивого" Дайма? Б. Нет, наверное, они говорили правду... Й. Смотрите, сам же признает... Б. Все! Хватит! Я окончательно запутался! Я был без него от ума! Ой! Я хотел сказать... В общем, когда он был красивым, он был совершенно другим, но теперь я ни в чем не уверен. Й. Послушай, завтра он умрет. Зачем тебе Дайма? Иллюзии любить Не стоит никогда! И чем скорей от них Освободишься ты, Тем лучше для тебя. Пойми это, пойми! - Как же мне быть? Ведь я ничем не могу ему помочь, да? - Башта был в кромешном замешательстве. Й. Забудь скорей его. Кошмарный сон прошел. Брюзжать по поводу прошедшего не надо. Б. Но я не могу вот так взять и выбросить его из головы! Й. Зачем его жалеть? С тобой он был нечестен! В придачу ко всему, Он проклят и умрет. Б. Я предам его, ведь он любил... любит меня, и я тоже люблю его. Й. Уверен ли ты в том, что он в тебя влюблен, Ведь столько лет уродом он прожил в той деревне? Мне кажется, что здесь все просто как bonjour! Ты просто первым был, кто под руку попался. Б. Прекрати! Как ты можешь такое говорить?! Ты же ничего про нас не знаешь! Мы были знакомы несколько недель! Я успел хорошо его узнать. Он вовсе не такой плохой, как ты думаешь! Уж во всяком случае, получше чем ты! Й. Что возразить? Действительно, Эррированный бландер , Святым не назовешь, Так что ж теперь - не жить? Подумай вот о чем, Хотел бы сам Дайма, Чтоб ты теперь страдал По поводу кончины безвременной его? Б. Не знаю... Я не могу ничего сказать. Что же мне делать? Й. Так прекрати страдать, Изматывать себя. Все это время ты Искал его, и не Твоя вина, что все Вот так произошло. Ничем не можешь ты Ему сейчас помочь. Б. Похоже, что так. Но, все равно, я должен увидеть его, хотя бы в последний раз. Просто сказать ему, что все еще люблю... Люблю? ... Не знаю, я ничего больше не знаю наверняка... Й. He loves thee or loves not? Вот в чем вопрос. Йолс обнял Башта за плечи. Й. Необходимо отдохнуть тебе И килканадцать часиков поспать. Но прежде чем уснуть, Нам нужно подкрепиться. - Но хотя бы в последний раз увидеть его, - Башта не унимался. Й. Урода? Б. Черт! Я вечно забываю про это! Голос из-за левой кулисы: /шелковым тембром, задумчиво и внятно/ Да-а, если бы Великий Буддха был недалеко отсюда, то он, наверное, сказал бы что-то вроде: "Бхикшу, который, хотя и молод, обращается к учению Буддхи, освещает этот мир, как Луна, освободившаяся от облака" Голос из-за правой кулисы: /устало, проникновенно/ Уж если бы Великий Буддха был недалеко отсюда, то он сказал бы вот что: "Приятно материнство в этом мире; отцовство также приятно; приятно отшельничество в этом мире; также приятно брахманство" Голос из-за левой кулисы: Если бы Великий Буддха был недалеко отсюда, то он, взглянув на тебя, сказал бы: "Завистливый, жадный, изворотливый человек не становится привлекательным только из-за красноречия или красивого лица" Голос из-за правой кулисы: Если бы Великий Буддха был недалеко отсюда, то он произнес бы: "Вы сами должны сделать усилие. Те, кто следует этим путем и самоуглублен, освободятся от оков Мары" Голос Свыши: Я, Великий Свыше, наместник Великого Буддхи на вверенной мне территории, приказываю вам прекратить эту словесную пачкотню и буддхахульство! Не мешайте наслаждаться действом! Й. Конечно, в демперации находишься с'час ты, Но помни, что Дайма в урода превратился, И гомоусион не важный он теперь. Б. Слышь, ты не мог бы понятнее выражаться? Сколько сейчас времени? Й. Часов семь вечера, а что? - Ты прав в одном, пора чего-нибудь поесть. Тут есть одно местечко, как раз в такое время должны макароны бесплатно пролетать, если ты тоже будешь грести, мы возможно и успеем, - Башта взялся за весла и карбас ускорил свой ход. Й. Алкание замучило меня! И так хочу я выпить чашку чая! Не будучи в зените, ласковое Солнышко ярко не расплескивало свое добро вниз, но фонари, тесно облепившие площадь со всех сторон, делали свое светлое дело, и поэтому везде все блестело. А в это время лодка с двумя индивидуумами пересекала по кругу Квадратную площадь. В одном из ее трех углов стояла высокая статная арка прямоугольного типа. Все выбеленное, чистое, огромное, все время стоящее на одном и том же месте, строение с шикарным Рогом Изобилия невольно привлекало к себе внимание. Извиваясь в выгнутом поклоне, кремового цвета Рог Изобилия вселял в одних страх и чувство преклонения перед чем-то изобильным, в других надежды и уважение, подпитывая тем самым имманентное счастье некоторых. Рог назвали "Изобилия", так как он был составлен из обилия всякой всячины: фруктов, овощей, цветов, разноразмерных ленточек и кульков с попкорном. Все это сплеталось вместе, соединялось и вживалось в неестественный орнамент, но, тем не менее, все вместе это выглядело эффектно, а иногда - даже непревзойденно. Б. /неуверенно/ Йолс, у тебя бабки есть? Й. Когда-то у прабабки... Б. /перебивает, тоном заговорщика/ Просто я подумал, что было бы не плохо надыбать кое-что еще к макаронам. Й. Не очень понимаю... Имеешь в виду сыр ты? Б. Йолс, послушай меня внимательно. Хватит выпендриваться! Какие такие сырты-юрты? Может, скинемся на кораблик? Й. Зачем тебе кораблик, Есть лодка у тебя? Б. Ты не понял. Я хочу косячок забить. Ну так как? Тут в Трубе, это недалеко отсюда, Бублик есть, там можно подешевше... Й. /морщась/ Довольно! Хватит! Башта! Во-первых - подешевле! А во-вторых, не очень я сленг твой не понимаю! Куда же испарились the dansant , беседы И светские манеры, язык эпохи той? Б. /обреченно/ Все ясно. Ладно, поехали на макароны. Там дальше Парк Наркоманов будет, может на халяву удастся ширнуться. Макароны только-только начали вылетать из Рога Изобилия и еще не успели набрать свойственную им скорость, а уже вовсю пахли и уверенно разжигали аппетит всех присутствовавших на площади. Сегодня макароны были просто отменные, это было заметно сразу же с момента их вылета, все говорило в пользу этого: и их великолепный желтый цвет, и форма их продолговато-округлых тел, да и вся атмосфера вокруг них только на то и намекала, что в этот вечер все останутся довольны. Не успели отлететь макароны, как из Рога Изобилия с треском полетели миниатюрные птифуры, целая руля рулетов с орехами на пиве, маковки, крокеты с изюмом, шанежики, яблочный самбук и печенье "Бантики". Промеж насытившихся суетились маленькие поворята, которые немного приворовывали и раздавали всем какие-то листовочки. Башта взял листочек и для себя, но ничего интересного в нем не прочитал: Варенье из брусники на меду. Необыкновенно вкусное варенье можно приготовить на меду. Перебрать и промыть спелые ягоды. Пробланшировав их в кипящей воде 2 - 3 мин., выложить в приготовленный сироп. Для сиропа требуется: на 1 кг ягод 100 г воды, 500-700 г меду, на кончике ножа молотой корицы, 2-3 бутона гвоздики и 1 ч. ложка лимонной цедры. Варить до готовности на слабом огне за один прием. Перед окончанием варки добавить приправу - листья мяты (2-3 шт.), цвет липы и лепестки розы. [В правом углу сцены появляется столик, накрытый на одну персону. Стоит надпись "СЫТЬ". Выходит актер, он садится за стол, кладет ложку "вверх лицом" и начинает кушать черный хлеб за спиной у Башта и Йолса. На стол падают многочисленные крошки. В тарелке лежат оранжевые грибы. Опускается занавес. В зале зажигается свет.] А Н Т Р А К T (16 мин.) ОТ АВТОРА Уважаемый! Во время антракта, дабы не тратить свое драгоценное время, Вам предлагается небольшой текст для перевода с английского языка на русский. Правильность перевода можно проверить после спектакля. A pen waved its pens, looked at a pen with a pen in his hand, who lived only by his pen, and who was going to pen a book about negroes, who lived in a pen and who were put in the pen, and flied away from its pen, which was penned. ВТОРОЕ ?ИСОЕДИНЕНИЕ АКТ ВОСЬМОЙ. ГАБ?РДИНО-ПАЛКАНСКАЯ АССР [Свет гаснет. Взволнованный зритель в шестнадцатом ряду с нетерпением ждет. Чей-то голос в микрофон читает стихи.] Я вам в штанах принес Шиповника букет, Надеюсь, вы мне скажете Одно лишь слово - нет! [На сцене опять идет спектакль.] - Ну как, подкрепился? - осведомился Башта у Йолс. Й. Не в силах встать - лежу во власти грез . Вдруг за спиной Башта раздалось зловещее "ку-ку ку-ку". Обернувшись, Башта увидал на крыше дома (да, да, вы не ошиблись) Кукушку. - Кукушка, Кукушка, сколько мне жить осталось? - улыбнувшись, спросил Башта. - Четыре часа, шестнадцать минут, - ответила Кукушка и упорхала прочь. - Ну и дура! - обиделся Башта, - Посмотрим, как ты зимой закукуешь! Й. Ad notam , ласточки, кукушки Не улетают осенью на юг, Они зимуют под водой, Сцепившись крылышками в круг. Весна приходит и, ad vocem , Молоденькие птички вылетают, Ломая хрупкий лед, укрытье покидают, А что же старые? Все ясно: alae jacta est - В лягушек превращаются, Таков их тяжкий крест. Б. Все это чушь собачья! Дайма говорил, что он сам видел, как ласточка зимой сбросила все перья и залезла под кору дерева, а весной вылезла на свет, покрытая новыми перьями, и щебетала. И вообще, я ужасно хочу спать. Й. Пробило еще только восемь, А солнце уже село, впрочем. - Да, я, наверное, лягу спать. Надо где-то остановиться. Извини, конечно, за вопрос, но где ты собираешься ночевать? -- Башта посмотрел на Йолс. Й. Понимаешь, как тебе сказать... Меня же бросили... и вот... Б. Я так понимаю, ты хочешь остаться со мной? - Ну хотя бы до центра довези, а? - сердито попросил Йолс. - Я спать хочу, вот сам себя и довези! - Башта закутался в своем носовом углублении и заснул мертвым сном, а Йолс продолжил грести, до центра оставалось немного. Где-то на окраинах прокукарекал петух. Буса замедлила свой ход, взяла курс на берег и через несколько минут нежно ткнулась носом во влажный грунт. Йолс ловко спрыгнул на землю. Старая, удрученная опытом осина о чем-то сплетничала с подругой. Справив нужду, Йолс позаимствовал веточку с ее поседевшей кроны и вернулся в лодку к спящему Башта. Суденышко, оставляя посеченные волны позади, ринулось на середину Реки, где и замерло в ожидании дальнейших указаний. Й. Проснитесь, дорогуша, - Крепко спит - прекрасно! Настало время приступить мне к делу, Сейчас посмотрим, что у вас внутри! Взяв осиновый прутик в руку, Йолс взмахнул им и бесшумно прикоснулся веточкой к груди спящего Башта. Одежда безропотно расстегнулась, перси разверзлись, и взору Йолса показались миллиарды кровеносных носителей, которые тут же куда-то убежали. Мышцы напряглись и лопнули по линии перфорации, обнажая камерное сердце. Йолс с секунду завороженно смотрел на него, затем просунул десницу в образовавшуюся расщелину и вырвал поекивающий аппарат из клетки. Мышцы скрипнули и срослись; красные червячки забегали, засуетились, прокладывая новые маршруты, и скрылись с глаз под тонким слоем кожи. Одежда застегнулась и Башта глубоко вздохнул. Червлено-бурые капли потекли по дланям Йолс, когда он поднес сердце к губам и облизал его. Солнце почти что спряталось далеко на Западе; остатки дневного цвета муссоргщик собрал в совочек и выкинул под забор; Йолс доедал сердце Башта. Мышка догрызала дырочку в шлыке спящего, когда Йолс, довольный и уставший, прошептал: "Пусть относит меня волною..." АКТ ДЕВЯТЫЙ. ДЕНЕЖНО? УДО?О?ЬСТВИ? [Свет в зале медленно тухнет. Трещат чуть слышные вентиляторы, освежители воздуха и кондиционеры. Опускается занавес. Показывают кадры из сна.] ...Воет облезлая черная собака. В доме нет окон, дом очень старый, весь почернел, под черной соломенной крышей чуть просматриваются черные буквы ООНАЙМ. На улице черно. Уже поздно... На кровати непраздная женщина. Роженица мучается зубами, вчера два черных зуба выпало изо рта. Собака не перестает выть. Бабка-повитуха нерыхло бегает по темной ложне. Огромные часы из черного дерева степенно бьют двенадцать черных раз. В кромешной тьме курица-чернушка пропела петухом. На стене почерневшие обои, в конике висит отрывной календарь. Бабка-повитуха в черной робе срывает листочек, на нем черные цифры и буквы: 28 АВГУСТА завтра новолуние У роженицы начинаются схватки. Н-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Т !!! ...Рождается двойня, оба мальчики. Полупьяный лад выходит на оград, в его руках лопата и два мдлых подувядших саженца осины. Хота плачет. Бабка возится с новорожденными. Мама двойняшек исходит кровью, через мгновение она умирает. Дети кричат. Слышится истошный вой черной собаки. Один из двойняшек не может закричать и умирает, не издав ни звука. Бабка-повитуха закутывает живого ребеночка и пытается выбежать из хибарки. В дверях она сталкивается с женщиной в черной япончице. Они дерутся. Женщина отталкивает бабку и забирает младенца себе. Завидев пьяного с лопатой, женщина в черном плаще с малюпасеньким ребенком убегает вдоль черного забора пригнувшись... Муж возвращается назад. В люльке лежит рахитичного вида существо: огромная головушка с оттопыренными ушками повернута набок, большущий вздутый волосатый животик поддерживает сложенные на нем худенькие волосатые ручки, на пальцах не подрезанные коготки, тоненькие волосатые ножки безвольно подрыгиваются в такт равномерного повизгивания... /Сон на миг прерывается, Башта ворочается, перед его сознанием плывут неясные силуэты каких-то существ:/ ...Мужчина с младенцем на руках и батюшка выходят из дверей дома и направляются мимо двух засохших деревцев к церкви. Они о чем-то разговаривают; поп мотает головой, не соглашаясь с мужчиной. Тот протягивает ему пакетик огненной воды, батюшка шустро прячет его в карман рясы, из другого отверстия поп достает сверток и отдает отцу. В пакетике яйцо, на нем имя... Около купели стоят две коровы: одна красная, другая черная. Из волосиков ребеночка батюшка скатывает шарик, смазывает воском и опускает в купель. Шарик тонет... [Занавес поднимается. На авансцене два авантюриста.] Башта окончательно проснулся и огляделся по сторонам. В противоположном углу лодки дремал Йолс, насад плыл, сам не зная куда. Гмин тусовался вдоль всей улицы, и в воздухе витало предчувствие ожидания чего-то великого. Как воздушный шарик, который надувают опять и опять каждый раз, когда он сдувается, предчувствие не несло в себе никакого р?ального ожидания, но все- таки представлялось почти что великим. Если бы люди взглянули чуть повыше фонарных столбов, то, скорее всего, заметили бы, как поздно они это сделали. Беззвездочная темнота самой черной частью себя касалась голов двуногих, и только слишком яркий электрический свет искусственных просветителей усиливал иллюзию того, что все в норме и нечего волноваться. Особые синие и зеленые люди сдерживали расчувствовавшуюся толпу. "Зеленка" и "синька". Над ними уже давно никто не смеялся. Атавизмы в виде продолговатых упругих резиновых отростков, висевшие у них сбоку, вызывали только жалость и ненависть. Толпа ждала. По Захарьевской проносились милицейские машины, внося воплями своих сирен (фантастические твари кричали во все свои луженые горла) лепту в шумовую завесу, которая свисала откуда-то сверху и с боков. Завеса, особенно по бокам, мешала наблюдать за улицей. Но никто не уходил, все продолжали ждать, ничего не делая, ни в чем не участвуя, никак не высказывая своего удовольствия или презрения. И даже получая атавизмом по голове, а иногда и по бокам (с тех боков, где завесы не было), все равно не могли оторвать взгляды от замусоленного перекрестка. И вот из- за бугорка появилась целая группировка милицейских машин; вперемежку с нарядом милиции (милиционеры были обмундированы в свой обычный наряд) они отлично смотрелись на фоне блистательного и искрящегося асфальта, всегда мокрого цвета. Служители правопорядка, некоторые уже на конях, принялись усиленно теснить и без того тесную толкучку людей. В то время как Башта и Йолс покидали Горький Парк, в котором фольклорный ансамбль песни и тряски тянул развеселую народную балладу "Как упалы...", вой сирен послышался еще сильнее и агрессивнее. Сначала промчались два черных лимузина, затем целый кортеж мотоциклистов. Следом за ними послышался реквием, и вот на Захарьевской со стороны Профков показалась огромная похоронная процессия, за которой ехала обычная золотая телега с серебряными колесами, издававшими тихий поцокивающий звук. Телега ехала неспешно и важно. На ней стояло белое инвалидное кресло, а на нем сидел Лятавец. Его большие пушистые крылья были аккуратно сложены и упакованы в специальный мешок позади кресла. Лятавец был одет в белый савван с мелким вышитым мельхиоровыми нитками узором в виде маленьких цифр "??", переплетавшихся и своими телами создающими магический орнамент. Босых ног не было видно - их закрывала бежевая бахрома, при езде она тихонько перешептывалась сама с собой. Лятавец сидел, но согнутая в колене нога не портила общего впечатления, даже наоборот - придавала ему еще больше величия и благоухания. Второй ноги у Лятавца не было, но это не сразу кидалось в глаза, а подкрадывалось к очам постепенно и незаметно, а когда Башта обратил на это внимание, то было уже поздно. В воздухе пахло пижмо. Левая кисть Лятавца лежала безмятежно; говорило ли это о том, что внутри он был абсолютно спокоен, или свидетельствовало о скрытых революционных настроениях Лятавца - Башта знать не мог. Правая рука, сжатая в кулак и увешанная одним- единственным кольцом, была сломана в локте, и поэтому Лятавец прижал ее к груди, которая неясно просматривалась даже сквозь новехонький савван. На широковатых плечах лежал золотистый шелковый шарф, прикрывший чуть наклоненную вперед шею лонного привидения. Башта не разглядел его лица: фонари все уставились прямо на Лятавца, светло-белые волосы покрылись бликами и навязчивыми отблесками. Из-за такой освещенности никто не понимал, кто есть пред ними. Ошеломленная толпа не заметила, как телега остановилась, машины милиции расцепили цепи сцепления и выключили моторы. Вокруг образовалась тишина, граничащая с немотой: никто не мог промолвить и слова. Совершенно обескураженный Башта, полностью увлеченный невиданным ранее зрелищем, совсем забыл про лодку и Йолс, который, в свою очередь, напрочь позабыв о хозяине насада, широко открыл всего себя и поедал глазами Лятавца. Течение прибило карбас к бордюру, а его толчек о землю привел к закрывательному движению нижнюю челюсть Йолс и она со скрипом защелкнулась. Лятавец направил свой зрак в сторону Башта и начал что-то говорить, но Башта никак не мог услышать его слова. Он подбежал к коляске Лятавца, и по дороге наступил на лягушку, пробуя что-то кричать, но существо не поняло ни слова. Скрип вывел из оцепенения Башта и он крикнул: - УОЦЙООНАЙМ? - МИНАЙМИЗДАЙВИДБЭУИ! - Что вы говорите? - закричал Башта. - ...если человек, с которым Урод проведет ночь, не встретится с ним до смерти Урода, то этот несчастный тоже умрет через шестнадцать минут после того, как закончится сороковой день, - послышалось из инвалидного кресла. Башта стоял с широко раскрытыми глазами, не замечая никого, кроме ослепительно-белого вещателя. В его мозгу носились сумбурные мысли о всем сразу и ни о чем конкретно. "Это же я! Это же я!" - билось в виски изнутри, стараясь прорвать стенки головы. "Этожея!" - Где мне его найти? - вырвалось из Башта. Свечение вокруг лица Лятавца стало постепенно исчезать, сквозь дымку светло-тусклого света до Башта донеслись его слова: - Високосный год... Через секунду все исчезло, привидение растворился в темноте, свет рассеялся и везде опять стало темно. Нигде никого не было. Весь народ, заполнявший все тротуары до этого, куда-то подевался. Тишина и бешенно скачущие мысли Башта заполняли все пространство внутри его головы, тесня мозги и разрывая череп на части. "Это же я!!! Високосный!!! Это же я!!! Високосный!!! Это же я!!! ВИСОКОСНЫЙ!!!" В И С О К О С Н Ы Й !!! 24 января - 8 дней в январе + 29 дней февраля = 37 + 3 дня до сорока дней = 3 МАРТА !!! 3 МАРТА !!! ЭТО ЖЕ СЕГОДНЯ !!! СЕЙЧАС 23:16 !!! ОСТАЛОСЬ МЕНЬШЕ ЧАСА !!! "Я должен умереть, - носилось с реактивной скоростью у Башта, - Я умру, если не увижу Дайма до смерти, но за что?! Почему я?! Я люблю тебя, Дайма! Но почему я обязан умереть? Через час все, может быть, закончится! Нет!!!" [Взволнованный зритель в шестнадцатом ряду с нетерпением ждет.] ?кТ ДЕСЯТЫЙ. ОТЫРКА Башта стоял один посреди холодной улицы, и внезапно с Волоцкой улицы в эту пустоту ворвался легкий Ветерок, и вместе с прозрачной пылью приволок с собой газетный лист, еще пахнущий типографской краской. Бумажка сделала двойное сальто-мортале с переворотом в воздухе и дала пощечину Башта. Объявление в рамочке кричало вырви-глазными чернилами: ВНИМАНИЕ !!! В КАНАЛЕ ПО УЛ. МЕРТВЫХ ЛЬВОВ НАЙДЕН гр. ДАЙМА !!! Спасибо всем, кто помогал моим поискам. Мара. Не медля ни секунды, Башта бросился к лодке, с разбегу запрыгнул в нее, схватился за весла, и только тут заметил, что он не один в своей водоплавающей обители. На другом конце бусы сидела молодая (с виду) девушка, дымя тоненькой беленькой ментоловенькой сигареткой. Посреди лодки стоял черный конь. Вдруг пошел сильный дождь лягушками, и коня смыло за борт. [Между первым рядом и оркестровой ямой, по краю пропасти бегают люди в белых беретах, халатах и тапочках. Насобирав лягушек, они исчезают.] Б. /немного пофыркивая/ Я, конечно, все понимаю, но вообще- то, как бы это получше выразиться, чтобы вас не обидеть, но Стометровка не здесь, вам к Захарьевской, а там направо... Я просто не пользуюсь услугами таких, как вы, да и платить мне нечем, так что... - Скажи, к чему все эти пустые междометья, Ты был всегда бесстрашным лодочником, Башта! Неужто твое зрение свинью те подложило, В колеса спицу вдело, прикрылось глаукомой? /девушка надменно поплевывает/ Б. Я сегодня весь день ехал с одним придурком, так вот он точно так же разговаривал. Это что, мода сейчас такая, стихами говорить? - Я вижу, ты совсем не узнаешь меня. Уж если я в обличьи женщины пред вами, Зовут меня все Марой, А если же в мужском - то кличут меня Йолс, Нечистая я Сила, и в этом весь прикол-с! [Пораженные зрители издают возгласы удивления.] - Мара? Йолс! Почему именно сегодня все решили окончательно испортить мне жизнь? Я тебе не верю. Давай, выметывайся отсюда, живо! - Башта занес весло над своей головой. М. Убери свое весло, не позорь честной народ! Я с тобою по Реке путешествую с утра, Помнишь Мавку, Тожа, Шуя, Аиста, Кукушку в Парке, Изобильный Рог, Лятавца? Что так смотришь удивленно? Б. Может ты и в самом деле Мара? /опускает весло/ Я одного не понимаю: как ты из человека в женщину превратился, т.е. превратилась? М. Известным старым способом - Thelytoky зовется. Б. Замечательно. Получается, что Шуй украл у тебя мазь, чтобы обменять ее на молодое сердце Дайма? М. Да, признаю, затасканный сюжет. /разводит руками: дескать, что поделаешь/ Б. И проклятье тоже ты придумала? М. Закон недавно приняли об авторских правах, И никому нельзя нахально, беспардонно Использовать know-how из лэба моего. /вытаскивает из бюстгальтера целлофановый пакетик, в котором лежит сложенное "Свидетельство о Патентации"/ Б. Интересно, а как Шуй узнал, что у тебя есть эта самая мазь? М. Я сжалилась над бедным мальчиком-сироткой, Просил он подаяние на улице Сто Лет, Помыла, отбелила волосы в цвет белый, Сводила к офтальмологу, давала на "морже", А он, подлюга гаденький, таскал мои сигары, Испортил мой CD, про мазь проговорился! Б. И тогда, ты решила наложить проклятье на того, кто воспользуется твоим изобретением? М. /зло, с болью в голосе/ Проведав о пропаже, я сильно разозлилась, В аффектном состояньи проклятье изрекла. Двоих из провинившихся уже я наказала, Оставшиеся двое получат все сполна! Б. Лятавец сказал, что если я найду Дайма до того, как закончится сороковой день, то останусь жив. Еще посмотрим, кто кого! Башта уже в который раз схватился за весла; лодка заскрипела, зевнула, потянулась и сдвинулась с мертвой точки. Набирая скорость, карбас направился вниз по течению. Задрав бьющиеся током хвосты, стая диких котов, мяукая и изгибая спины, взобралась на деревья и линии теплопередач когда насад с двумя собеседниками рассек вместе с Забыть-Рекой истоптанную улицу Кошарскую на два неравных отрезка. М. Витаешь, Башта, в облаках лазурных где-то ты. Но с самого рождения Смрт ходит за тобой. Отец твой был обязан на матери жениться. В септеврии, 11, мать двойню родила. Один из сыновей на месте сразу умер, Второго подменили, но Бабка помогла: Умелым колдовством тебя она вернула. Вскормленный самовилами, красивый был всегда, Немного странноватый, но, в общем-то, не глупый, Ты, в принципе, хороший, да только вот Судьба... /улыбаясь, тяжело вздыхает/ Б. Я не знаю, откуда ты все это выкопала, но это все так и есть. Но, как бы там ни было, я еще успею найти Дайма! Я знаю, где он, и я уже близко! АКТ ОДИНАДЦАТЫЙ. КАКАНЯ [Выходит актер и читает четверостишие.] Носы прошлись кровью по вашим следам, Кидая объедки в отъявленных дам, А "чэсныя" бабы, куря фимиам, Урчали и мыли загривки слонам... [Открывается занавес.] Паниковка осталась справа, а Забыть-Река на пересечении Подгорной и Доминиканской свернула влево, к палаткам и киоскам, в которых вовсю шла бойкая торговля. Башта и Мара последовали за Рекой на Ярмарку. Из-за народно-массовых гуляний торговать разрешалось до самой поздней ночи. Ни шума, ни гама на ярмарке слышно не было, никто не толкался, не ругался, не мухлевал, не искал примерочную и не пытался сбросить цену, все только то и делали, что обменивались денежными единицами, а некоторые даже умудрялись обмениваться денежными двойками, и никто их за это не осуждал. [На сцену выбегают артисты балета (в количестве двадцати штук) и разбиваются по стенам. Санитары незаметно выносят танцоров. На смену им вытанцовывают заслуженные артисты балета, и они это заслужили. Балеруны исполняют танец умудренных опытом гончаров, соревнующихся между собой на потеху публике, кто сделает самый красивый, удобоваримый и неповторимый горшок. Балерины исполняют роль гончарных кругов.] М. Вот iгрышча, дык iгрышча, Не такое, як у нас: У цымбалы б'ець жыдзiшча, Як калом, дык вот якраз. Б. Мара! Даже я знаю про политкорректность! Как у тебя язык поворачивается такое говорить? Да к тому же, нет здесь никаких цимбалистов. [Мара высовывает язык и вертит им перед Башта.] М. Хочу, о, Башта, я купить горшок! Об этом я давно мечтала, Да только ходу мыслям не давала. /Мара пытается отвлечь Башта/ Б. Отстаньте от меня, Дела есть поважнее! /чертыхнувшись:/ Тьфу