к. В центре студии прогорело ковролиновое покрытие. Стены и потолок студии сильно покрыты копотью. Из оборудования студии пострадали: электроорган "Хаммонд", акустическая колонка "Лесли". 3. Анализ повреждений дает основания заключить, что пожар возник от небрежно брошенного на ковер окурка одним из работников радио "Моржо". 4. Комиссия предлагает АОЗТ "Радио "Моржо" срочно произвести в студии косметический ремонт, а также в приказном порядке разработать мероприятия по повышению ответственности за противопожарную безопасность лиц, работающих в студии радио "Моржо". Настоящий Акт направляется в районное управление ПО МВД РФ. Подписи: Рокофьев, Анилов, Узнецов, Арпович". Впервые за много лет дружбы Количек позволил себе в разговоре с Шин-Жином покровительственно-раздраженный тон. А Митя, раздавленный страхом перед неминуемым объяснением с Моржом и обязательно последующим за ним бесславным увольнением, не только принял этот Количеков тон, но и с униженной готовностью снести и еще большее по-собачьи, снизу, заглядывал ему в глаза, ловя хоть какой-нибудь намек на защиту и помощь в навалившейся беде. - Ты чего, Митя, совсем охренел, Морж ведь чикаться с тобой не будет! - Знаю, Количек, знаю, он ведь лучшего диск-жокея в Москве не пожалел, уволил за сигарету в студии в тот же день, как увидел, и даже оправдаться слова не дал, а здесь такое, что и не знаю, чего будет теперь. - Да, он если узнает, тебе хана, - не скрывая злорадства, хмыкнул Количек. Митя совсем сник. - Что делать, Количек? Спаси, помоги, век помнить буду. - "Помнить буду-незабуду", - передразнил Количек. - Сухари сушить, вот что делать! Морж тебе еще счет выкатит за "Хаммонд" с колонками, слабо не будет... - Уу-уу! - завыл Митя. - Ты что, ты что, тридцать тысяч баков без колонки, и "Лесли" еще тыщщ на шесть потянет! - Ну, ничего, продашь "мерседес", а если не хватит - дачу в Зеленогорске, - не унимался поддразнивать Количек, зло похохатывая. - Кончай издеваться, - взмолился Шин-Жин. - Говори, чего делать, или я пойду и отравлюсь... - Хорошо, я знаю, что делать... - Количек ! - возопил Шин-Жин. - Век помнить буду! - Успокойся, мне век твоей памяти на хрен не нужен, - холодно осадил его Количек. - Я берусь все уладить, но при одном условии... - Любые условия, Колич, любые, я на все согласен, только помоги уладить, - снова завилял хвостом Шин-Жин. - Пиши расписку! - Да ты чего, какую расписку? - ошалело уставился на Количека Шин-Жин. - Ты что, мне не веришь? - Верю, - спокойно глядя прямо в глаза, сказал Количек. - Но, если хочешь, чтобы я все уладил, пиши расписку. Митя глубоко вздохнул и, вынув из кармана даренный кем-то из холуев "паркер", приготовился писать. Он внутренне чуял, что с этой запиской жизнь его как-то изменится, однако даже и не предполагал, как сильно изменится она. Расписка. Я, Катилов Д.Д., находясь в полном уме и трезвом рассудке, даю сию расписку в том, что начиная с сегодняшнего дня продаю себя в рабство иметелю (обладателю) этой расписки. 10.09.94 г. Катилов Митя (Шин-Жин)". Написав, Митя сразу успокоился и стал смотреть в окно. Вторую неделю в Москве с большой помпой проводился фестиваль "Кто не слушает радио "Моржо" - тот дурак". В программе фестиваля были ежевечерние дискотеки в клубах "Малина", "Новая Бутырка" и "У Пахана", которые вели диск-жокейши-стриптизерки Маналова и Забаралова, концерт на Васильевском спуске с раздачей публике бесплатных гандонов с логотипом радио "Моржо" и участием групп "Мудилус" и "Морщины от трения". Кульминацией фестиваля должно было стать открытие на Дмитровском шоссе лозунга "Кто не слушает радио "Моржо" - тот дурак". Лозунг, представлявший собою двухсотметровый ряд из алюминиево-титановых букв высотой три человеческих роста каждая, достался Павлинскому почти даром. Двадцать лет назад в этом же месте из этих же букв тогдашним генсеком Леней был торжественно открыт лозунг "Коммунизм - светлое будущее всего человечества". С началом перекройки буквы сняли с фундаментов и хотели загнать в Эстонию в виде лома цветных металлов. Однако замешкались, и буквы пролежали на станции "Москва-Сортировочная", пока у одного папы не угнали любимый "мерседес". В клубе "Новая Бутырка", где папа оказался в одной компании с Павлинским, сторговались двадцать две алюминиево-титановых буквы отдать за двадцать два объявления на радио "Моржо" о пропаже "мерседеса". В шесть Большой Вождь проводил собрание диск-жокеев и директоров филиалов, посвященное предстоящему открытию лозунга. Диск-жокей Птица в этот раз не опоздал. Он уже с часу дня вел из радиостудии музыкальную программу, в этот раз помимо комментариев скрашивая ее играми и забавами вроде "Позвони в студию, ответь на вопрос: столица Италии, три буквы, первая "рэ" - и получишь приз - гандон с логотипом радио "Моржо". Ровно в шесть, передав микрофон сменщику, Журке Веселухину, Птица побрел в зал совещаний. В середине зала за большим столом сидел Большой Вождь и громко разговаривал по мобильному телефончику. Слева и справа от него сидели диск-жокейши Маналова и Забаралова, одетые в платья, именуемые во Франции petit robe и представляющие из себя маечки длиною под нижний обрез ягодиц. Обе обильно курили и, с тоской глядя в потолок, ерзали задницами по стульям, страдая от непреодолимого желания почесать места обитания недовыведенных мондовошек. Большой Вождь громко ругал по телефону какого-то нерадивого продюсера, и сидевшие по стенкам филиальцы из Талды-Кургана вздрагивали каждый раз, когда Вождь кричал в трубку такие слова, как "передай Макаревичу, что он мой вечный должник" или "скажи Гребенщикову, что ни копейки не получит". Кончив разговаривать, Вождь блаженно улыбнулся и пошутил: - Вот и Птица прилетела, значит, пора начинать. Филиальцы восторженно захихикали. - Кстати, Птица, ты почему опять вчерась на эфире перед песней Элтона Джона, "блядь" сказал? - Не говорил я, "блядь", - обиделся Птица. - Контрольку несите. Принесли контрольку, перемотали до нужного места, включили. - Вот, видите! - торжествуя закричал Птица. - Опять на меня напраслину гоните, я говорю: "А предста-ВЛЯТЬ новый час в нашем эфире будет Элтон Джон". Это у меня просто дыхания не хватило всю фразу выговорить, а вы сразу "блядь" да "блядь". - Опять вывернулся, - с досадой махнул рукой Большой Вождь и обратился ко всей аудитории: - Товарищи, господа и дамы! Наше мудрое руководство в лице президента радио "Моржо" господина Павлинского в связи с полученными недавно объективными исследованиями агентства "Хренометри", - Вождь взял со стола папку и для убедительности помахал ею в воздухе, - которые снова показали неуклонный рост нашей бешеной популярности среди народа, решил провести всероссийскую акцию, которая называется "Кто не слушает радио "Моржо" - тот дурак". Филиальцы из Талды-Кургана по углам тихонько заблеяли нервически. Девицы Маналова и Забаралова, закинув ногу на ногу, пускали ноздрями дым и с тоской глядели в потолок. - В программе этой акции - всероссийское турне наших артистов Наташи Опупеловой, Сени Борзого, ансамблей "Уй в жо" и "Голубая бля". Это всероссийское турне проходит под девизом "Радио "Моржо" представляет". В городах, где работают наши филиалы, директора местных отделений радио "Моржо" обязаны организовать в местном эфире мощную поддержку концертам, которая должна выразиться в насыщении программы музыкальными произведениями перечисленных исполнителей, а также их интервью, приглашением артистов в радиостудии филиалов для совместного ведения программы вместе с диск-жокеем и так далее... - Была у меня в прямом эфире эта Наташа Опупелова, - вставил вдруг с места Птица. - Так она на вопрос, что любит в жизни больше всего, ответила: "Ибацца". Среди талды-курганцев пронеслось легкое блеяние. - Ну, энто ничего, если и скажет разок, - сказал Большой Вождь. - В этом для нашего радио большой беды не будет. - А у нас такая машинка есть, - встал вдруг один из филиальцев, - дилеем называется, то бишь задержка по-нашему, так режиссер с этим дилеем, выпуская программу в эфир с пяти-шестисекундной задержкой, успевает нажать биппер. Вот у меня с собой есть кассетка, где мы записали эфир, когда в студии у нас был... - Не надо, - прервал его Большой Вождь, - у нас тоже такая машинка имеется. В этот момент зазвонил мобильный телефончик, и Большой Вождь закричал в трубку: - А-а, это ты, засранец, передай Алле Пугачевой, что я ею очень недоволен... Юная директриса каряцко-ненецкого филиала в углу судорожно описалась. Частое "баловство" таблетками трезвости, которыми в бурную пору студенчества Количека щедро наделял его гэ-бэшный покровитель, сделало его в зрелые годы, по выражению врачей, неадекватно реактивным на алкоголь. Выражалось это, попросту говоря, в том, что после стакана Количек мог запросто потерять над собой всякий контроль, а после второго он либо падал без чувств, либо впадал в состояние совершенного помешательства рассудка. Зная такое за собой, он не бросил пить совершенно, но пил только дома и только с близкими, которые, в случае чего, всегда были готовы попросту его связать. Для того чтобы иметь вескую причину к отказу от угощения, Количек повсюду, даже на очень короткие расстояния, ездил на машине, и так привыкшие вскоре сослуживцы и родственники ему даже и не предлагали. Однако однажды весною случилась с ним неприятная история. За какой-то надобностью отправился Количек к своему корешу Сидорову, который прославился среди друзей тем, что, торгуя подержанными автомагнитолами, которые под прикрытием какого-то гуманитарного детского фонда без пошлины ввозил прямо с германских автосвалок, одним из первых в городе купил пятисотый "мерседес". Машина у Количека, как назло, была в ремонте, и, то ли расслабившись от весеннего воздуха, то ли просто по легкомыслию, на предложение Сидорова выпить он почему-то не ответил отказом. А потом поехало. После первой он позабыл, зачем приехал. После второй забыл, как его зовут, а после третьей уселся играть в карты с совершенно незнакомыми ему "кооператорами". Наутро друг Сидоров сообщил ему, то ребятам нужно отдать ять тысяч долларов. Причем, так как ребята проездом, отдать просят без задержки. А карточный долг... Количек загрустил. Такая внезапная трата была ему совершенно некстати. Свободных денег в тумбочке у него не было, да и отказывать себе в уже запланированных на ближайшее будущее покупках новой машины и гаража страшно не хотелось. Количек думал ровно три дня. И придумал. Вернее, думал он всего полчаса, а остальное время он лишь обдумывал детали. Решение проблеммы, как учил Игорь Игоревич, должно было быть кардинальным, неординарным и радикальным. Всем этим требованиям Количеков план добычи денег отвечал безусловно. Более того, этот план был перспективен, так как решал несколько параллельных с основной идеей задач. Итак, во Вторник после обеда Количек объявил сослуживцам, что у него из стола пропали деньги, приготовленные на покупку гаража и стройматериалов для дачи. Зачем он припер такую сумму на работу, почему оставил ее без присмотра и вообще как с таким аккуратным и даже педантичным человеком, у которого не то что деньги, зажигалку старую, и то стырить мудрено, могла произойти подобная история - таких вопросов никто не задавал. Все были в шоке. Подозрение падало на всех сослуживцев без исключения, так как в кабинет Количека в течение дня заходили все работники радиостанции. Так проблема Количека стала проблемой коллектива. Все шло так, как и было задумано. Шин-Жин, перепуганный возможностью скандала, выписал Количеку квартальную премию в пять тысяч долларов. Сослуживцы стали коситься друг на друга и всерьез обсуждать в курилке, не тот ли да не этот ли потырил бабки. Многие из работников радиостанции были даже вынуждены отложить до поры крупные покупки, чтобы кто чего не подумал. Под "крышей" собственного расследования Количек с разрешения Шин-Жина взял у начальника кадров все личные дела сотрудников, о чем давно сам мечтал и к чему его давно побуждало гэ-бэшное руководство. Только Саша Мурашов своей глупой назойливостью чуть было все не испортил. Все ходил да спрашивал всех: мол, чего милицию не вызывают, давайте, мол, вызовем?.. Едва удалось его заткнуть, через Шин-Жина опять-таки, пустив "парашу", что милицию вызывать нельзя, это, де, подорвет репутацию радиостанции. Таким образом, с одобрения Шин-Жина в жертву фетиша - репутации радио "Моржо" - коллектив добровольно принес доверие и уважение друг к другу. А Количек, получив свои денежки и сняв копии с личных дел, потирал руки. По курилке он пустил слух, что ходил к экстрасенсу и что тот по коллективной фотографии работников радиостанции точно определил вора. Сотрудники перестали делиться друг с другом. На станции началась новая эра взаимоотношений. Жена Саши Мурашова месяца через два после описываемых событий действительно пошла к знаменитому экстрасенсу лечить какую-то свою послеродовую болячку. Разговорившись, она поведала чародею и о краже, случившейся на работе у мужа. - А вы принесите фотокарточку, - попросил экстрасенс. - Дело-то нетрудное. Жена принесла на другой день групповой снимок мужниных сослуживцев. - Вот он, кто украл! - воскликнул экстрасенс, едва взглянув на фотографию. Палец его уткнулся в небритое Количеково лицо. Количек ехал с работы домой в машине и слушал радио. Размечтавшись о тех сладких днях, когда у него будет джип "чероки", он слушал рассеянно, не вникая в слова диктора, а лишь подсвистывая тихонечко, если мелодия нравилась. Вдруг ему показалось, что диск-жокей сказал слово "блядь". Количек остановил машину, посмотрел на часы и записал в поминальнике назавтра: "Большому Вождю, "блядь" в 19.30". В вагоне поезда "Красная стрела" Количек нос к носу столкнулся с подполковником Синюхиным. - Игорь Игоревич, - в нерешительности было протянул Количек руку . - Можно, можно, не робей, - широко улыбнулся Синюхин и пригласил в свое купе, которое занимал один, без попутчиков. - Ну, рассказывай, - предложил он, когда выпили попервой. - А что рассказывать, Игорь Игоревич, работаю потихоньку на радио буржуинском, бизнес, так сказать... - Знаю, знаю, все знаю, и про пять тысяч долларов, которые у тебя там якобы свистнули, и про гибкую систему скидок, и про "черный нал", - похлопав Количека по плечу, сказал Синюхин и налил повторой. - А вы все там же, в конторе? - спросил Количек, при слове "контора" мотнув головой куда-то вбок и вверх. - В конторе, да уже не в той, - ответил Синюхин, улыбаясь тонкой, многозначительной улыбкой. - Дело, видишь ли, в том, дружище, что в любой системе всегда была, есть и будет своя, соответствующая сути и качеству системы контора. Был у нас СССР - была та контора, где и мы с тобой славно трудились. И выполняла та контора, с нашей с тобой помощью, главную для той системы, какой был СССР, функцию - обеспечивала ее политическую безопасность, так как для такой системы, какой был СССР, политическая безопасность была главной составляющей ее стабильного существования, - Синюхин налил еще по полстакана. - Но времена меняются, друг мой, меняются системы, меняются общественно-политические формации. Меняются и конторы. - Так вы в ФСБ? - неуверенно спросил Количек. - Раньше ты лучше соображал, - неодобрительно покачав головой, протянул Игорь Игоревич. - Я ж тебе объясняю: новая система - новые жизненные функции... - Не пойму чего-то, вы уж простите, пьяный я, наверное. - А ты сейчас все-таки у меня сам догадаешься, о чем я тебе толкую. Давай пойдем рассуждать с другого конца. Ты хочешь узнать, как теперь называется моя контора, так? - Так. - А что всегда вызывала контора у простых смертных? - Cтрах, по-моему... - Правильно, друг мой, правильно, страх, а теперь подумай, чего боится нынешний, новый россиянин-гражданин - ФСБ? - Нет. - Правильно, не боится ФСБ, а чего боится? - Налоговой... - Ну вот! Догадался наконец, - Синюхин схватил Количека за шею и принялся с покровительственным дружелюбием гнуть ее вправо-влево. - Так вы в налоговой... Здорово, как же я сразу-то не догадался? Так вы, поди, и генерал? - Ну, наверное, генерал, - улыбнулся своей тонкой улыбкой Игорь Игоревич... Наутро, когда проводник мягкого спального вагона, уважительно тихо постучав в дверь купе, прервал похмельный Количеков сон, генерал был уже в галстуке и заканчивал водить по лицу дорогой японской электробритвой. - Долго спишь, агент, так и радио свое проспишь, - пошутил он. - Не просплю, будьте покойны, - ответил Количек, высвобождая ноги из-под белоснежных железнодорожных простыней. - Не забудь детали, связь со мной держи через Олега. - Так Олег что, разве не... - Они теперь подотдел нашей конторы. - Ах, как же я сразу не... - А Моржа твоего мы для начала пугнем, уже на следующей неделе пугнем, так что готовься в ферзи, пешечка моя... В канун Старого Нового года приснился Количеку сон. Будто снимают о нем документальное кино, для потомков. Чтобы увековечить значительное событие в жизни общества. Внутри Исаакиевского собора стоит большой стол президиума, накрытый красным. На столе боржом, пепси-кола - все как на совещаниях партактива. За столом сидит он, Количек, и отвечает на вопросы корреспондентов разных заграничных газет. В лицо ему светят яркие горячие лампы - идет киносъемка. Поодаль, в глубине собора, стоят накрытые, как в ресторане, столики - на двоих, на четверых, - а за столиками все знакомые Количека, все кореша его по университету, по киностудии, по радио. Да и не только кореша. И задают Количеку корреспонденты разные вопросы на всех языках мира: на французском - а он, Количек, "силь ву пле, битте шен", отвечает свободно; на немецком спрашивают - а он - "битте шен, силь ву пле"... Изумляются все тут учености его. Хлопают. И спрашивают его: "А правда, что у вас самая иностранная машина в нашем городе?" А он отвечает: "Правда, у меня американо-японская машина с финляндской предпродажной подготовкой. Два двигателя, восемь карбюраторов. Зимой в России не использовалась. Ходила только на финском масле" - "Уу-у-ух! - прокатилось по залу. - Завидуем!" Спрашивают еще, причем по-иностранному: "А правда, что у вас дача самая большая в области, и даже больше, чем у... ?" - "Правда, - отвечает Количек скромно. - Но это не было самоцелью, это так само получилось, по заслугам, так сказать" - "Уу-ух, завидуем!" - вновь прокатилось по залу. А потом очень-очень миленькая такая иностраночка-корреспондентка, которая уже так многообещающе дарила ему взгляды и улыбки, что у него случилась эрекция, спрашивает: "А правда, что вы настоящий владелец, президент и директор радио "Моржо"?" И уж было открыл Количек рот для утвердительного ответа, как почувствовал спиною, что стоит кто-то сзади. Он глядь назад - а там подполковник Синюхин стоит. А изо лба у него рожки козлиные растут. И вместо кистей рук из рукавов пиджака копытца сдвоенные торчат. И смотрит на него Игорь Игоревич со своей тонкой улыбочкой и говорит: "Ну что, поросенок, айда говно грузить?.." И - уу-ух! - куда-то полетел он, Количек, спиной вниз, и обидно почему-то стало очень-очень, что публика в зале совершенно не заметила его, Количека, исчезновения. И он, как будто из глубины, видел, как танцуют все, смеются и как та иностраночка-корреспондентка уже не ему, а какому-то дядьке в пиджаке строит глазки и улыбается... Выйдя замуж за Моржа Павлинского, Галя Шнеерсон ни одного дня не пожелала оставаться в России и, получив в консульстве бессрочную визу как жена гражданина Франции, первым же самолетом отбыла в Париж. Морж поохал, поахал, сетуя на то, что не для того женился, чтобы девять месяцев в году заниматься онанизмом в своей московской квартире, однако, уткнувшись в железобетонное упрямство Гали, пробормотал что-то вроде "же ле компранд" и дал ей ключи от petit studio, которую снял накануне в десятом округе за пять тысяч франков в месяц. Проучившись до этого два года на филфаке, Галя понимала немного по-французски, и даже достаточно для того, чтобы купить пару бутылок спиртного или приобрести абонемент в салон африканского массажа. Однако лексика ее была еще недостаточно развита, чтобы объясняться с водопроводчиками, нижними соседями и полицейскими инспекторами. Таким образом, сидя у себя в офисе в Останкино, в полдень по московскому времени Морж каждый раз с тревогой ожидал, что как раз в это время на Рю-дез-Орфан живущие под Галей Дюпоны просыпаются от капающей с потолка воды, так как накануне Галя заснула бухая в ванной. Зимой девяносто второго Моржу раз пять пришлось звонить из Москвы в ЖЭК десятого округа, то вызывая водопроводчика, то маляров для косметического ремонта. Два раза пришлось объясняться с полицейским коммиссаром. Однако кончилось все неожиданно быстро. Осенью Галя подцепила в "Брассери Гиго" какого-то из Техаса, страшно богатого, приехавшего в Париж потрахаться с настоящей француженкой. Этот американец был настолько потрясен любовным искусством нашей парижанки, что не принял никаких возражений, замужем она или не замужем, и увез ее за океан. Через неделю Морж получил из Лас-Вегаса сообщение, что Галя заочно взяла развод. - Куда ты меня пригласишь? - спросил Синюхин, когда Количек кряхтя влез на заднее сиденье его светло-серой "Волги". - Давайте, может пивка... - неуверенно ответил Количек. Машина тронулась - Показывай тогда дорогу, я ведь теперь в Ленинграде вроде как гость, - улыбаясь, пророкотал Синюхин. - Пока прямо. А машина что, все та же? - робко спросил Количек. - Что значит - "та же"? - не понял генерал. - Ну, на которой вы еще когда университет курировали... - А-а, вспомнил! - рассмеялся Синюхин. - Не-ет, у нас в конторе машины по столько не живут... - он вздохнул тяжело. - У нас и агенты по столько, как ты, не живут... - и, выдержав паузу, вдруг расхохотался: - Ладно, не писай в галошу, студент, быть тебе президентом твоего радио "Моржо", вот увидишь, и очень-очень скоро, - Синюхин откашлялся и, сделав тоненький девчачий голосок, пропел: "Радио-оо "Моо-ор-жооо"... Приехав в новомодную ирландскую пивную, Синюхин с Количеком взяли столик в отдельном кабинете. Официант принес по кружке черного, как битумный лак, "Гиннесса" и почтительно удалился. Синюхин засунул руку в портфель, который не пожелал оставить в гардеробе, и чем-то щелкнул внутри. - Ну, теперь можно разговаривать, - облегченно сказал он. - Ни один слухач, даже на самой разъяпонской мандуле, ничего не расслышит. - Игорь Игоревич, - начал Количек, отхлебнув пива. - Почему приостановили наезд на Моржа? - Да, приостановили. Тебе, как будущему партнеру, скажу: у нас аппетиты выросли. Если бы мы сейчас большую мышку поймали, пускай даже самую большую, остальные бы все разбежались, нам бы их никогда не собрать, - Синюхин тоже сделал добрый глоток и, достав из внутреннего кармана пиджака сигару, продолжал: - А мы в следующий раз, чтобы за каждой такой радиостанцией не гоняться, одним наездом возьмем всех. - Сейчас ведь так просто уже было... - Да, конечно. Разве ты думаешь, наши люди не видели ловушку, которую сам Морж себе же и поставил в московской лицензии? Видели! Прекрасно видели. Разрешенная мощность вещания в УКВ - сто ватт, а передатчик - киловаттный. Видели, а в ФМ - там вообще разрешено один киловатт, а все пять лет работали на шести. Все видели, друг мой, все могли доказать, и уже бы твой Павлинский ехал бы тихой скоростью к себе в Марсель голый, как лох с ярмарки... Чистый был выигрыш дела, чистый. Абсолютно корректно с юридической точки зрения: незаконно заработанные деньги за все пять лет необходимо вернуть в бюджет государства. - Ну, так, как было, теперь уже так просто не получится, - с сожалением сказал Количек. - Это не твоя забота, получится, и еще не так получится, - Синюхин сделал успокаивающий жест открытой ладонью. - Еще твой Морж и посидит у нас, это тебе я обещаю, - генерал махнул рукой, приглашая официанта подойти. - Принесите-ка нам водочки, - он откинулся спиной на мягкую спинку кресла и, засунув руки в карманы, вытянул под столом свои длинные ноги так, что ботинки его коснулись Количековых. - Надо выпить нам за президента. За нового президента, - он сделал тоненький девчоночий голос и пропел: "Радиоооо "Моор-жооо". Митинг и концерт, посвященные открытию лозунга на Дмитровском шоссе, решили проводить вечером, когда сгустятся сумерки, чтобы лучше смотрелись фейерверк и светомузыка. Бесплатные пригласительные билеты загодя раздавались на вещевых рынках, в пивных, а также в псих- и вендиспансерах города. Поговаривали, что на открытие лозунга приедет мэр столицы и что освящать сооружение должен будет главный раввин московской синагоги. Несмотря на мелкий холодный дождик, публика начала собираться уже за час до объявленного времени, и, так как лотки с разливной водкой работали исправно, настроение у всех было не по погоде приподнятое. На собранных из строительных лесов подмостках стояли динамики и микрофоны. После торжественной части для публики были обещаны "живые" выступления Вовы Очумелова, ансамбля "Голубая бля" и личного друга Моржа - Васи Буйного. Вести программу вечера должен был любимый диск-жокей радио "Моржо" - Птица. Без пяти шесть подогретая спиртным толпа (около десяти тысяч, по оценкам милиции) начала скандировать: "Пти-ца! Пти-ца! Пти-ца!..." Ровно в шесть на подмостках в лучах прожекторов появился Морж Павлинский в сопровождении г-жи Анисовой и диск-жокеев Маналовой и Забараловой. - Здра-ству, Моск-ва, - на польско-французском обратился к публике президент. В ответ раздался ликующий рев, сквозь который тонкое ухо могло разобрать выкрики вроде "Попс давай!", "Кончай мудню!", "На фуй!" и "Ельцин - президент!". Потом Морж начал квакать по-лягушачьи, а ловкая Анисова стала тут же переводить. - Ква-ква, - говорил Морж, шустро сверкая очками на морде. - Я очень рад, что мы здесь сегодня собрались, - переводила Анисова. "Пти-ца!", "На-фуй!", "Гнать кончай!" - ревел народ. - А сейчас я буду рад предоставить слово младшему помощнику атташе по культуре в Москве госпоже Тратиньяк. "На-фуй!", "Забарали!", "Давай попса!.." После похожей на африканского гамадрила, если его одеть в юбку и жакет от Кардена, атташе на подиум позвали раввина Осю Шлибензона, который, едва открыв рот, получил в глаз пепси-кольной бутылкой, пушечно просвистевшей из толпы. "Кончай базар!", "Пти-ца, Пти-ца!". Торжественную часть на этом срочно закончили, и Маналова с Забараловой широким жестом пригласили на помост любимца Москвы, победителя конкурса "Золотой Шанкр", лауреата фестиваля "Блюет Москва", завсегдатая хит-парада Абрама Суворова - Вову Очумелова. - Й-и-иииии, - завизжали девки, писая в трусы, кто был в трусах... - Бллляяяяяяяяя , - заорали прыщавые ценители культуры... - Радиооо "Мор- жооооооо", - взревели динамики... - Нормально прошло, - сказал шоферу Большой Вождь, садясь в поджидавшую его студийную машину. - Давай на радио. Через три с половиной года выпущенный из колонии общего режима, где он отбывал срок по приговору московского городского суда по статьям 193 и 199 УК РФ, Морж, добравшись поездом до Москвы, ждал самолета на Париж. Ожидавшие самолета дамочки из новейших русских при виде татуировок на его мозолистых руках прижимали сумочки к телу и отодвигались, брезгливо поджимая губки. Из развешанных в зале ожидания динамиков слышалась музыка, прерываемая иногда объявлениями о начавшейся регистрации на рейс "Москва - Дюссельдорф" или о совершившем посадку рейсе "Бомбей - Москва". Вдруг из динамиков он услышал такую знакомую мелодию, что в горле спазмом перехватило жизненную жилку... Мелодию эту по заказу Моржа девять лет тому назад сочинил один московский музыкант с кавказской фамилией. Музыкант, который в юности очень тяготился славой своего отца, тоже музыканта, с такой же кавказской фамилией. Только из сочиненного им осталась лишь эта мелодия на четыре ноты. А от отца осталось две сотни песен и тысяча стихов. - Радиоооо "Моор-жоооооо"...