Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
 © Власенко Дмитрий Юрьевич
 Email: vdj@maxidom.spb.su
 WWW:   http://www3.math.spbu.ru/stud/vdj/art.htm
---------------------------------------------------------------


     У Модема  Ильича был юбилей. Пришли гости, друзья, родственники, родные
и близкие, посидели, поговорили.  Выпили, поздравили. Пели  песни,  плясали,
слушали джаз. Обсудили Малевича,  в основном ругали, я сказал, наконец,  что
все  это  ерунда  и  ушел  курить. Выпили  много,  ели  меньше,  в  основном
закусывали.
     Детей после обеда выслали  в сад, они, необузданные,  носились и бегали
по саду, кто-то даже  обтряс яблоню. Модем Ильич сказал родителям, чтобы они
не боялись, яблоки зрелые.
     Красивый день:  ранняя осень, веранда,  палисадник, дачи,  дачи вокруг,
дети в саду, пятнадцатилетний племянник хозяина  в беседке, читающий книжку,
воздух и природа.
     Племянник, его звали  Ники, Никита,  читал  в  это время  псевдогоголя,
скучал и ни о чем не думал,  ни одна мысль не пыталась возникнуть  у  него в
голове. Он отдыхал,  почти ничего не слушая  и не видя, и пробудился только,
когда к дому подъехал грузовик.
     Из  машины вышли  десять  человек, двое направились к  нему,  остальные
пошли в  дом.  Гости  все  сидели за столом, только Ника и Толкнул курили на
кухне, говорить было не о чем, они и не говорили. Потом Ника докурила, стала
выходила  в гостиную,  и  тут боевики  начали  стрелять  по  гостям,  мебель
трещала, билась и звенела посуда, гости падали.
     Ника вбежала обратно в кухню, через всю кухню в заднюю дверь, следом за
ней -  Толкнул. Когда  они  за  дверью  наткнулись на боевика, они  даже  не
заметили его, врезались в  него, упали на него, вскочили и  побежали дальше,
сели в машину  и  уехали. Толкнул расцарапал бровь,  Ника - плечо, а  боевик
сломал себе шею своим же автоматом.
     Толкнул  был  инженер  днем,  что-то  чертил   на  работе,  зарабатывал
прилично,  не  пил,  ходил в театры. Вечером приходил домой, запирал  дверь,
читал, смотрел телевизор.
     Соседка из квартиры напротив иногда приходила пить чай, но это было для
него скучно. Еще более скучным было подсчитывать сколько осталось денег, или
готовить еде, пардон, пищу, от слова "Общепит". Хотя в это время  можно было
включить магнитофон  и  слушать  какого-нибудь певца (женщин - певчих  он не
выносил), правда, в последнее время  он  меньше стал интересоваться музыкой,
иногда включал  телевизор, желательно, новости. Газет он  не читал,  считая,
что газеты читают только беременные женщины, чиновники и пенсионеры.
     Ника вошла в квартиру, следом за ней - Толкнул.
     - Проходите, - сказал он, - сейчас будет кофе. Вам чай или кофе?
     - Кофе,  -  сказала Ника. Она прошла в  комнату, села в кресло, сгребла
заодно с пола кошку, положила себе на колени, стала гладить.
     - Вы развлекайтесь пока сами, я сейчас.
     - Угу, - ответила Ника, осматриваясь.
     Они помолчали. Надо бы что-нибудь сказать, подумала Ника.
     - А вы здорово водите машину.
     - Что?
     - Машину водите хорошо.
     - Спасибо, -  Толкнул поискал  что бы еще сказать, хмыкнул и  продолжил
готовить кофе.
     - А домой вы меня не отвезете?
     - Это где? - Если далеко, он мог и отказать.
     - В Кольцово
     - Хорошо, отвезу. Вам срочно или кофе попьете?
     - А готово уже?
     - Сейчас несу.
     Они сели пить кофе.
     - Чья это, кстати, была машина? - спросила Ника.
     - Не знаю. Наверное, этого, с золотыми зубами.
     - Ужасный тип.
     - Угу, - передразнил Толкнул. - А вы кем работаете, кстати?
     - Это допрос?
     - Это не допрос. Это интерес.
     - Понятно.
     Толкнул допил кофе.
     - Ну что, поехали?
     - Поехали.


--------
     Толкнул отвез  ее  и  уехал,  Ника  поднялась на лифте на седьмой этаж,
открыла дверь.
     - Здрасьте, - сказал кто-то сзади.
     Она  испугалась,  обернулась  резко,  но  это  был  всего  лишь  сосед,
школьник.
     - Здравствуй, - она попыталась вспомнить его имя,  вспомнила: его звали
Виктор. - Как дела?
     - Нормально, - сказал Вик и сбежал от нее по лестнице вниз.
     - Ну разве я не груб, - сказал он сам себе.
     Не  грубый,  а просто закомплексованый, маленький, в очках, некрасивый,
но умный. И он это понимал, потому и шутил надо всеми, довольно зло.
     Самая  лучшая  его  шутка была -  это когда  его вызвали не педсовет  и
дружно там  осудили за  передразнивание  учителей, после  этого  директор по
глупости приказал извиниться публично,  перед всеми учителями и перед каждым
в отдельности.  Мальчик гордо  выпрямился и сказал строго: "Неча  на зеркало
пенять, коли рожа крива". Пришлось перевестись в другую школу.
     Он вспомнил все это и снова засмеялся.
     - Это действительно  самая лучшая шутка,  - сказал он себе, он часто  с
собой говорил, особенно когда шел в школу. - Не хочется мне  в школу, просто
жуть, дорогой Вик.
     Рядом остановилась машина, его позвали оттуда:
     - Молодой человек, можно вас на секунду.
     - Я слушаю, - сказал Вик.
     Всего в машине  было трое человек: водитель, пассажир впереди, пассажир
сзади, все одеты в  хаки.  Позвал его  тот, который впереди.  Мальчику вдруг
стало грустно.
     - Я слушаю, - повторил он.
     - Где тут у  вас, молодой  человек,  находится СтройБанк? - сказал тот,
что сзади, со сломанным носом.
     Интересно, они все время по очереди говорят, подумал Вик.
     - А вы не подвезете меня туда? Я все покажу, - сказал он.
     - Садись, - сказал равнодушно  передний, вдруг улыбнулся. Оказалось что
все зубы у него золотые. Горбоносый сдвинулся влево, Вик сел.
     Машина тронулась, все молчали, только Вик говорил куда ехать.
     - Хороший у вас город, - сказал минут через пять золотозубый.
     - Хороший, - сказал горбоносый, - только маленький.
     - Да, - согласился Вик.
     - Там машина сзади, - сказал вдруг шофер.
     Золотозубый вынул из бардачка пистолет.
     - Какой номер? - спросил горбоносый.
     - ЩАС 199 РУ.
     -  Не  беспокойся,  свои,  -  сказал  горбоносый.  Золотозубый  положил
пистолет обратно в бардачок.
     Хороший у нас город, подумал Вик.
     - Как, кстати, этого мужика зовут? - спросил шофер.
     - Ткнул его зовут, - ответил равнодушно золотозубый.
     Интересная фамилия, подумал Вик. Почти как Толкнул, а вот, кстати, и он
идет.



     Толкнул  шел из  милиции,  немного злой, зашел в магазин,  потом провел
вечер, а утром пошел встречать поезд.
     Он пришел  на  вокзал,  было  скучно, потому что Гамлета он забыл дома,
занять ему себя было нечем, и пришлось рассматривать зал ожидания
     Насколько я помню, подумал он, здесь интереснее всего по ночам: женщины
сидят на чемоданах,  как курицы  на яйцах, женщина  -  не  птица,  а дорогие
соотечественники тоже были похожи на птиц - орлы, у всех носы крючком, клювы
повесили, глаза их  заволоклись мутной пленкой, иногда  кто-то встряхивался,
смотрел вокруг и снова засыпал. В  углу  было десять, примерно, солдат, тоже
сонные, пили "пэпси" и говорили, наверное, ни о чем.
     А  сейчас почему-то  народу  почти нет, скучно. Толкнул решил выйти  на
перрон.  Совершенно ничего  интересного. Слева  -  живые туристы,  справа  -
ржавый пионер, которого  кто-то излишне умный облил красной краской, так что
тот облазил и облетал выше пояса, а ноги его постепенно ржавели.
     Туристы были,  оказывается, вовсе не туристы, а ролевики - толкиенисты,
Толкнул понял это,  когда двое  из них начали  сражаться на деревянных мечах
прямо  на  перроне.  И  почему  у  толкиенистов  все  женщины  патологически
некрасивые,  подумал он. Странный факт, но факт.  Что же поезд - то не едет?
Все остальное  есть, как и  полагается: вокзал,  перрон,  туристы,  даже  не
просто  туристы, а ролевики, даже пионер  ржавый есть. А поезда нет. Украли,
засмеялся Толкнул, караул!
     Кстати, надо  будет завтра подменить Елену Алексеевну и провести вместо
нее урок литературы. О! Это сидят двадцать мальчиков в вицмундирах, шкребут.
Пардон, это урок труда.  А  у меня они будут сидеть и писать, творить, даже,
скорее, работать, вырисовывать. Писать.
     На  самом деле он провел урок совсем не так, никто ничего не писал и не
говорил,  он сам все  два часа и рассказывал, но  было интересно.  Прозвенел
звонок с урока.
     - Урок закончен, - сказал Толкнул.
     Дети стали собираться, некоторые уже выходили из класса, человек восемь
вышло,  прочие  остановились,  потому  что  навстречу  им  двигались  пятеро
боевиков с автоматами.
     Они  мне уже надоели, подумал Толкнул. Это что же  за  навязчивость? Ну
сколько можно бегать за мной, как собачки?
     Автоматчики  шли  гуськом, в  ногу,  след  в след,  одетые  в хакки,  с
автоматами   наперевес,   с   переломленными  носами,   волосатыми   руками,
равнодушными лицами, им было скучно  убивать  Толкнула, Толкнулу было скучно
убегать от них.
     Он развернулся, сделал тройной  прыжок  в длину и  выпрыгнул в окно. Он
прыгал  с  третьего  этажа, и под окном  был  не твердый асфальт,  а  мягкий
пришкольный участок.  Участок весь  зарос репейником, потому что в школе уже
пятый  год  не  было  учительницы  биологии, и поэтому  некому  было  за ним
следить.  Дети ходили изучать строение цветов и  животных в  соседнюю школу,
здесь  им  выдавали прозодежду, и они  в фуфайках,  ватных штанах, резиновых
сапогах всех размеров, шли, ругаясь, потея весной  и осенью, спотыкаясь, шли
изучать биологию.
     В прошлое лето Толкнулу было бы мягче падать, потому что прошлой весной
ученики десятых классов выдернули все сорняки и посадили семена мака.
     Целый год они с  любовью  удобряли землю, пропалывали грядки, поливали,
закрывали  ростки пленкой. Всеми силами они  боролись за урожай. И все равно
ничего не выросло. Зато этой весной репейник взошел особенно густо.
     Толкнул, весь  в колючках,  прихрамывая на левую  ногу, скрылся быстро,
как только смог за угол  школы.  Боевики постреляли по  нему из окна, но  не
попали.


-------------
     Вечером Толкнул сидел в поезде, в спальном вагоне, одетый по-домашнему:
в шлепанцах  и  халате, сидел, пил чай, читал газету.  Открылась дверь купе,
вошел сосед.
     Молодой  старикан, подумал Толкнул, уже лет  семьдесят, а морщин  почти
нет,  мускулистый, поджарый, крепенький, как гриб -  лесовик. Старичок вошел
не здороваясь, кинул чемодан на третью полку, повесил плащ и сел.
     - Толкнул, Алексей, - представился Толкнул.
     - Кто кого толкнул? - спросил дед.
     - Это фамилия - Толкнул.
     - Извините. А меня зовут Березов Натан Евгеньевич.
     - Приятно познакомиться.
     Они улыбнулись друг другу.
     - Вы часто ездите поездом? - спросил Толкнул.
     - Конечно. А что?
     -  Ничего,  просто  раньше  все время ездил  плацкартой,  сейчас  очень
непривычно.
     - Какая у вас профессия?
     - Инженер.
     - В командировку направляетесь?
     - К родственникам. А вы? - Толкнул решил больше не говорить о себе.
     - Я как раз еду в командировку описывать картину.
     - Это такая профессия?
     - Так точно. Гиды водят по музеям туристов, объясняют им что они видят.
А я пишу для гидов тексты.
     - А они не сами их сочиняют?
     - Нет, только  описыватели  картин. Некоторые гиды по  совместительству
занимаются этим, - старичок улыбнулся, Толкнул не понял почему.
     - Интересно этим заниматься?
     - Да, конечно. Это творчество.
     - А вы мне не опишите что-нибудь? - попросил Толкнул
     -  Хорошо,  опишу.  Только  вы,  скорее  всего,  не видели эту картину.
Картина Владимира Соболя "Бег одного  негра от трех" находится в Доме Ученых
города Велого. Она  висит в левом  зале  третьей от входа. Написана  картина
маслом, и лучше всего ее разглядывать издали.
     - Трое человек  с копьями пытаются  догнать  четвертого, кругом  только
пустыня, песок и  небо, ничего больше, половину  картины занимает песок. Все
четверо почти не  одеты, только что-то вроде шорт  или набедренных  повязок.
Очень  красиво:  на  бело  -   голубом  фоне  черные  негры.  Трое,  которые
преследовали  бегуна,  почти  не злились  на него,  скорее, они  скучали или
устали  -  плохо видно,  только зубы и  глаза блестят, остальное -  силуэты.
Бегун же ближе  всего к зрителю, он бежал легко и быстро, он даже был весел,
он был счастлив.
     - Почему? - спросил Толкнул.
     - Что почему? - ответил Натан Евгеньевич.
     - Почему он счастлив?
     Старичок хитро улыбнулся.
     - Этот же вопрос я задал  автору. Владимир Борисович  долго отказывался
отвечать, но, - старичок снова хитро улыбнулся, - наконец  признался. Дело в
том что  этот  человек  бежит  уже давно,  он рад  вовсе не  тому что с  ним
происходит сейчас, а тому что он  жив, все  еще жив. Это его любовь к жизни:
он рад этому миру, он его любит.
     Какая чушь, подумал Толкнул:
     - Интересно, - сказал он. - Время не скажете?
     - Одиннадцать.
     - Спать пора.
     Они легли, погасили свет и заснули.


----------------
     Через два дня они приехали, уже подружившись, попрощались, договорились
прееТолкнул через скоро уехал в  деревню. Было очень интересно, но  почти не
было времени, даже на то, чтобы читать  книги. Несчастная  Набоковская "Ада"
пролежала полгода на полке без движения, и когда  Толкнул вспомнил о ней, то
от нее уже остались  только обложка и страниц двадцать  текста,  который  он
прочел с удовольствием.
     Хозяин  жилища  сказал,  что он  не прикасался к  ней,  и  только когда
Толкнул пригрозил ему  что  сходит в район  и приведет милицию, только тогда
хозяин сознался.  Оказалось,  что в деревне  нет  туалетной бумаги.  Толкнул
сильно преувеличил ядовитость  типографской краски,  взял  с  хозяина десять
кило мяса и малиновую фуфайку за лечение, вылечил, а через две недели привез
из района пятьдесят рулонов пипифакса.
     Скучать было почти некогда. В городе крутые развлекались от скуки  тем,
что ездили по тротуарам  на машинах, здесь  не было ни скуки, ни крутых,  ни
машин, ни тротуаров. Для собирания ягод Толкнул даже придумал песню, которую
все пели:

     Проснувшись утром, выходи из чума,
     Росой умойся и прогрейся солнцем,
     Бери скорей палатку и иди к ней,
     Прекраснейшей из ягод - голубике.

     Палатка  ставилась поверх куста,  внутри дымили, чтобы выгнать мошку, и
потом собирали ягоду.

     Вечером тоглкнул пришел домой, поскучал, поел, потом сел писать письмо.

     Письмо Толкнула
     Здравствуйте, уважаемый Натан  Евгеньевич. Хочу описать вам,  как живут
люди на севере.
     Летом сюда прилетают птицы  на отдых. Достаточно  птичке встать  против
ветра, открыть клюв, через полминуты закрыть - и она уже сыта на весь  день.
Очень много мошек, например,  масса всей  мошки,  которая летает над  стадом
оленей, в десять раз больше веса стада.
     Как и  у  нас, здесьселянам  всегда есть работа, они, как  и мы, держат
коней и коров. Живут они в чумах, гоняют оленей, и едят только мясо. Те, кто
живут около рек или моря, едят рыбу. Зимой холодно, до минус шестидесяти, но
они и при такой погоде кочуют вместе со стадами и  семьями. Мужчины  бегут и
криками подгоняют оленей, женщины  и дети едут  на  нартах, и над всем  этим
сверкает северное сияние.
     Единственные музыканты, которые здесь  есть, - это шаманы. Выглядят они
и ведут себя так, что становится немного страшно.  Одежда -  сапоги, штаны и
куртка из шкур, куда вплетено множество ленточек, с криком, с воем, ударяя в
бубен, они пляшут вокруг костров, сначала медленно,  потом все быстрее,  это
выглядит страшно - красиво. Все племя сидит вокруг костра.
     По вечерам они  ходят друг  к другу в гости, мужчины  играют в карты, в
основном в дурака,  пьют, быстро спиваются, женщины шьют и вяжут. Книг почти
никто  не читает.  Однажды я  пытался читать  им  вслух  китайские  народные
сказания, им понравилось, но сами они читать не стали.
     У  меня же никаких, практически новостей нет. Я жив, здоров, чего и вам
желаю.
     На этом пожалуй, все. До свидания.

     Толкнул вспомнил как  он  читал  деревенским. Он  сидел посредине своей
комнаты, как  он ее  назвал,  рядом за стеной кто-то громко вздохнул, скорее
всего,  корова,  там, в пристройке  (считай, в  соседней комнате), жили  две
коровы и пять лошадей, а в этой комнате - Толкнул. Первое время животные ему
мешали тем, что шумели, а потом он привык. Толкнул тоже вздохнул.
     В  шесть  вечера  начали  собираться гости,  их  рассаживали Толкнул  и
хозяин, к семи вечера уже все подошли. Лавки поставили буквой П, на них сели
гости  и  хозяева,  Толкнул  сел  на  стул лицом  ко  всем, спиной к  двери,
откашлялся, сказал:
     - Я хочу прочитать  вам  один из народных китайских  рассказов, который
считается одним из лучших среди подобных произведений.


     ЛАО СОБЛАЗНЯЕТ ЧУЖУЮ ЖЕНУ И УМИРАЕТ ЗА ЭТО.

     Став старым и немного богатым,
     Не забудь каким был молодым и бедным.
     Доверяй не женщинам, а мыслям,
     Воспоминаниям о них: они не изменились.

     Это стихи написал школяр  Лао, глядя как ректор Ли Нань поднимается ему
навстречу по крыльцу университета и ведет за собой свою молодую жену Кино.
     Директор,  не  посмотрел  на  него,  вошел в университет,  а  его  жена
равнодушно шла за ним, на миг взглянув на Лао.
     Лао был красив и умен,  строен, а его волосы были стрижены лучше всех в
городе. Кино взглянула на него и не смогла больше выбросить его из мыслей.
     Вечером  Кино  пошла  с  мужем  на  прогулку  по  набережной,  кланяясь
встречным знакомым, а муж ее шел очень  важно, только кивая чиновникам, в то
время  как  Лао, дорога которого  была  извилистой  от  безделья  и праздных
мыслей, шел по мосту, который был очень  рядом с набережной.  Случилось так,
что Лао увидел Кино.
     Она  прекрасна, подумал он:  лицо  круглое и белое, сама она тонкая как
молодая ветка, а ее ноги идут чуть выше земли. Лао влюбился в нее, как может
только школяр.  Забыв  обо всем, он  громко  крикнул,  так, что  все к  нему
обернулись, и Кино тоже услышала его, обернулась, и смущенно улыбнулась ему.
     Ли  Нань,  увидев  впервые,  что  она не хмурится и  не глядит  на  все
равнодушно, а  радуется,  словно младенец,  словно Ю Нань, родившийся у  нее
через год назад, спросил о том что ее так развеселило.
     Кино,  покраснев,  быстро нашлась  и сказала что человек,  который  так
громко кричит, должно быть, увидел самого Будду, а это очень радостно.
     - Это так, - сказал Ли, направляясь домой, Кино последовала за ним, два
раза оглянувшись на Лао, смотревшего на нее не отрываясь.
     С  тех  пор, что ни  вечер, когда муж  уходил к  своему  другу, певцу и
поэту, Ни Дзи,  где они пили  вино и развлекались беседой, в дом Наня входил
Лао, которого Кино пускала через второй вход.
     Лао  и  сам  играл и пел  не очень  плохо, каждый  вечер  супруги  Нани
наслаждались пением, хотя и разных домах, но очень свободно, не стесняя друг
друга своим присутствием.
     Лао   был  очень  стеснителен  с  женщинами,  но  порывист,  и,  сделав
что-нибудь вечером, утром  раскаивался, потому обычно  избегал женщин. Через
месяц, пресытившись пением  Лао,  Кино, когда ей наскучило глядеть в  полные
доверху томлением глаза Лао, решила сама все сделать.
     Она, проводив мужа, надела свое лучшее прозрачное платье, и стала ждать
Лао. Когда тот  пришел,  Кино, не выходя из-за ширмы, попросила  его сыграть
для нее. Лао не отказался и запел:
     Поздний вечер.
     Сегодня спишь через час,
     Или тебя убьют через час,
     А пока танцуй, веселись,
     Мой милый Лао.
     Кино  слушала это  с интересом, и вышла  из-за ширмы на середине песни,
улыбаясь  Лао, стала танцевать. Лао играл и пел все быстрее, волнуясь, глядя
на нее  глазами, наполненными  любовью.  Наконец,  посреди песни  он  бросил
инструмент и прыгнул к ней, схватил ее на руки и отнес в комнату.
     С  тех пор каждый вечер Ли уходил к  поэту,  Кино  впускала Лао, и  все
очень неплохо  проводили время. Но через  месяц случилось худшее  - поэт Дзи
заболел.
     Ли ушел  из дома, узнал что поэт болен  и вернулся домой.  Кино  и Лао,
забыв  всякую  осмотрительность,  не  заперев  дверей,  не предупредив слуг,
делали любовь. В таком состоянии их и застал Ли Нань.
     Лао,  почувствовав  его  за своей  спиной, вдруг  спрыгнул с кровати, и
увидел Ли, готовящегося вынуть свой меч. Лао, не успев одеться, схватил меч,
висевший на стене над кроватью, и стал ждать пока Ли кончит готовиться. Кино
спрятала голову в подушки.
     Первый удар Ли Наня был очень  силен, но Лао ловко отпрыгнул назад, как
рак, продолжая следить за врагом, только  пол был пробит от удара. Ли  снова
ударил, снова Лао отпрыгнул, а Ли шагнул вперед.
     Они так обошли вкруг кровати, испортив  весь пол. Наконец, Лао, увидев,
что враг  утомлен, решился сам ударить, при этом Кино выглянула  из подушек,
увидела голую спину и ноги Лао, и спрятала снова голову в подушки.
     Удар Лао был хоть и легок,  но меток,  Лао ранил Ли в ногу. Разъяренный
Ли Нань  тут  же ударил в ответ и развалил врага напополам, забрызгал Кино и
кровать его кровью.

     - Замечательно,  - сказал староста, раздались аплодисменты.  - Я должен
сказать что это лучшее из всех китайских произведений, слышанных мной. А вы,
Алексей Николаевич, очень хорошо смогли прочесть эту вещь. Большое спасибо.
     Все снова захлопали. Рассказ действительно слушали с большим интересом,
женщины иногда краснели от смущения, но всем понравилось.


---------
     Толкнул  приобрел   определенную  репутацию  благодаря   своей  попытке
просвещения,  но  жил  как  и раньше, познакомился  Зинаидой,  а  тут вскоре
подошло  восьмое марта. Восьмого же  он уехал  в  район вместе с  еще  тремя
парнями, которые не были женаты, в район за подарками.
     Деревенские  пошли  по  гастрономам, покупая  подарки и  шампанское,  а
Толкнул направился  в центральный универмаг. От  универмага  здесь -  только
название,  подумал  Толкнул,  обычный магазин, одноэтажный, где продают все,
кроме  еды и  тракторов. Он отыскал там даже букинистический отдел, взял там
"Алгебру"  Ван  дер  Вардена для  усыпления,  стихи Киплинга и Уайлдеровский
"Мост..." - колоссальная вещь.
     О  себе я позаботился, подумал  Толкнул,  теперь осталась  только  одна
проблема  - что дарить? Косметика и  книги  не подходят: я  не разбираюсь  в
косметике
     Все сувениры, которые продавалось в лавке, были сделаны стандартно, ему
не  понравились.  Были  нэцки,   но  сделанные   специально   для  туристов,
мерзенькие. Толкнул зашел в "Художественный салон" и вышел.
     Осталось только одно - купить розы. Недовымерзший грузин сурово и тепло
глядел из-под кепки, говорил на акценте и продал - таки Толкнулу на пять роз
больше чем  тот хотел. В  дороге обратно не  скучали: пили пиво, поздравляли
друг друга с международным женским днем, потом пели песни.


-----------------------
     Когда приехали, Толкнул помог все выгрузить из машины. Подарил половину
роз хозяйке, пошел в гости к Зине, постучался, она открыла.
     - Здравствуй, - сказал Толкнул, протянул букет. - Это тебе.
     - Спасибо.
     - Я пришел пригласить тебя к нам отмечать международный женский день.
     - Спасибо. Подождите секунду,  ладно,  - сказала  Зина и ушла в  другую
комнату,  Толкнул остался у  входа  в  гостиную.  Забавно, подумал  Толкнул,
напротив  входа повесить  свою  фотографию тридцать на сорок, забавно.  А  в
остальном совершенно обычная комната, общебыт, прости, господи. Не прошло  и
пятнадцати минут, как вышла Зина.
     - Фотография красивая, - сказал Толкнул,  - я уже говорил тебе что  она
красивая?
     - Говорил, говорил.
     - Тогда идем.
     Они  пришли, когда  половина  гостей уже сидела  за столом,  сели  друг
против друга,  стали праздновать. Через два  часа Толкнул  понял что  он уже
пьян. Он подумал, что ему нравится эта милая и забавная женщина Зина, как он
ее называл про себя. И что в ней такого, подумал Толкнул.
     Вдруг у него потемнело в глазах, он начал падать  на стол, встряхнулся,
сел  ровно и  увидел за  столом не десять людей, а десять медведей - панд, и
сам он был не человеком, а страусом.
     - А  вы,  Толкнул, - сказала панда  Зина, сидящая напротив,  -  чего бы
хотели сейчас?
     - Сейчас не  Новый  год,  -  сказал Толкнул,  беря  одновременно правым
крылом стакан с чаем, - зачем загадывать?
     - Но все-таки, - настаивала эта забавная панда.
     Толкнул понял что он достаточно раскован чтобы ответить.
     - Чтобы вы все стали страусами или я пандой, - бухнул он, краснея.
     Все  засмеялись, это  было  очень смешно, к тому  же  он  сказал  это с
серьезным видом, да еще и покраснел.
     - Здесь  душно,  - сказал  Толкнул, - я  пойду, подышу  воздухом, -  он
встал, протиснулся вдоль ряда  стульев и  гостей, вышел,  наконец, на улицу,
прислонился спиной  к стене, весь хвост помял. Если сейчас закурить, подумал
Толкнул,  то это  будет  очень  похоже на  красивый фильм,  французский  или
венгерский, а если нет, то это будет образцом проявления воли, а ни того, ни
другого не  хочется. Вышла бы Зина, все еще панда, встала бы рядом, постояли
бы, помолчали.
     Толкнул вернулся в дом, допразновали, потом, когда праздник закончился,
и  Зина пошла домой, пошел  ее провожать, напросился на  кружку чая. Толкнул
закурил, сунул сигарету в клюв и поджег ее.
     - Дрянь все  эти праздники, - сказал  Толкнул.  -  Скучно как-то, пить,
говорить, карты, курево,  скучно.  И  что  самое  худшее -  это чувство  что
теряешь время, постоянное ощущение потери времени, а тут еще и скучно к тому
же, как-то не то все это, не знаю, и ведь все так отдыхают, вот.
     - Я не поняла, - сказала Зина, смущенно улыбаясь, глядя на его клюв.
     Ну  и  ладно,  подумал   Толкнул.  Он  проводил   ее  и   пошел   домой
допраздновать.


-----------
     Уутром этот юный павиан проснулся в чужой постели, у Зинаиды, и начинал
думать, что же он натворил.
     Я совершил необратимый поступок,  подумал Толкнул. Теперь  у меня  есть
обязательства, и их очень много. Что же мне теперь делать? Ходить по утрам в
школу, провожать  жену, учить школьников. Я могу  готовить, я  даже  немного
люблю готовить. Он был в растерянности.
     Толкнул сел  на  кровати.  В  комнате  никого  не  было, он  вздохнул с
облегчением:  он  был один. В горле было сухо,  немного болела голова,  но в
целом  он  чувствовал  себя неплохо.  С сумрачным видом Толкнул надел штаны,
встал, подошел к зеркалу. Ну и лицо же у  тебя, Толкнул, подумал он,  это не
лицо, это подлокотник, он усмехнулся.
     - Бр-р-р, - сказал Толкнул и пошел умываться.
     Умываться пришлось снегом, он  разогрелся,  отвлекся, и  все встало  на
свои места: по  вечерам он  читал  с женой Эндера  и Акутогаву,  учил детей,
отдыхал по воскресеньям.  Они вдвоем  ходили в  гости,  играли там в  карты,
иногда  говорили, постепенно  он привык к своей жене, даже привык к тому что
она  ему не нравилась. Ради душевного спокойствия он во всем подчинился ей и
жил почти так как  она хотела, мирно и неплохо. Бог не дал им  детей, но они
жили долго и счастливо и умерли в 1 день.
     Так  думал  Толкнул,  умываясь снегом,  чувствуя грусть и успокоение, и
чувствовал  он почему-то  только  светлую  непонятную грусть  и  успокоение,
необъяснимую легкость на  душе. Он разогнулся и... трое  боевиков размахивая
копьями бежали к нему.
     В ясное  морозное утро, между  заснеженных изб, по заледеневшей дороге,
среди снега и льда, в это утро бежал Толкнул, преследуемый  тремя боевиками.
На нем были  только унты и штаны, дыхание  у него сбилось,  в  руке он зажал
алюминиевую ложечку, и он был счастлив.


-----------------------
     В  отпуск Толкнул  поехал  в  Африку.  На  лодке он,  проводник и  жена
добрались до одной из деревень аборигенов всего за день. Около восьми вечера
лодка  уже   причаливала  к   берегу.  Милые  субтропики,  подумал  Толкнул,
оглядевшись.  Вокруг  была  сплошная  зелень:  растения,  листья,  форма  на
проводнике, даже река была зеленой.
     - Мы приехали? - спросил Толкнул лодочника по-русски,  сразу поправился
и спросил по-английски.
     - Да, господин,  -  сказал проводник. - Вот это и есть дикая деревня. -
Заметив несколько человек, которые шли к ним, добавил, - а это аборигены,  -
улыбнулся, - дикие люди.
     -  А  по-английски  они  говорят?  -  спросила  Ика,   которая  наконец
проснулась.
     - Конечно. Они не знают других языков.
     - Это их родной язык?
     - Да, - проводник говорил совершенно серьезно.
     - Забавно, - сказала Ика.
     - Ну что, милочка, - спросил Толкнул, - выходим? Давай руку.
     - Какое тут все зеленое, однако, - сказала Ика, она за  Толкнулом вышла
на берег. - Мы охотится будем?
     - Если аборигены станут, то и мы с ними.
     В это время уже подошли деревенские, человек десять.
     - Здравствуйте, - сказал Толкнул.
     - Добрый день, - ответил вождь.
     -  Мы  хотели  бы  пожить у вас какое-то  время,  еслш вы, конечно,  не
против.
     - Мы нх против. Только с жильеь... проблема. У нас нет свободных домов.
     - У нас есть палатка, - сказал Толкнул.
     - Тогдр все замечательно. Вам помочь донести вещи?
     - Да, пожалуйста. Все рюкзаки -pмои.
     Толкнул,  Ика  и  вождь  пошлиpв  деревню,  иногда  оглядываясь,  чтобы
посмотреть, не отстали ли те, кто нес рюкзаки.
     Место для  палатки Толкнул и вождь  выбрали  на  краю  деревни,  тихое,
спокойное.  Палатку  сразу же  и  поставили,  закинули  туда  вещи, вождь  и
остальные аборигены пошли по домам.
     - Еще будешь спать? - спросил Толкнул жену.
     - Ага, - она зевнула и ушла в палатку.
     - Я сейчас приду, - сказал Толкнул.
     Он сел на  какой-то  корень,  закурил. Хорошо, подумал Толкнул. Вот уже
два года его никто не преследовал,  он успокоился, женился,  работал, сейчас
ушел в отпуск. Он  зевнул, снова подумал, хорошо, деревня, река, субтропики,
звезды, романтика, он снова зевнул.





     КОНЕЦ.


Last-modified: Tue, 02 Mar 1999 23:10:50 GMT
Оцените этот текст: