сейчас... Очевидно уже, что Новиков подводит его к какой-то одному ему видимой точке, чтобы завершить спор очередным макиавеллиевским пассажем, наверняка для него, Олега, унизительным. По коротким репликам, а главное, по выражению лиц друзей он понимал, что все они на стороне Андрея. А иначе и быть не могло. Берестину больше всего на свете хочется еще повоевать, а поскольку профессионалу повторять уже раз отгремевшие кампании нет никакого интереса, вот он и возмечтал! В роли вождя победоносного Белого воинства въехать, чем черт не шутит, в Кремль на белом коне! Воронцов, став крупным судовладельцем, конечно, предпочитает единый капиталистический "свободный мир", без границ, противостоящих блоков и классовой борьбы, а на судьбы народов ему наплевать. Опять же репрессированный дедушка-белогвардеец? С Сашкой все ясно - авантюрист, и этим все сказано. Значит, в любом случае он остается в одиночестве. И даже Лариса... Она-то почему медлит? Или ей как историку просто интересно посмотреть иную линию событий? Да и предыдущая жизнь в СССР получилась у нее слишком уж невеселая... Левашов почувствовал, что у него задергались губы и внезапная, иррациональная злость пополам с отчаянием - совсем не только от проигрыша в не первом уже споре на подобные темы - охватывает его, и нет сил удержать себя в руках. С ним сейчас происходило нечто похожее на аффект, вроде как у Александра Матросова или, к примеру, народовольцев, из-за почти абстрактной, недоказанной и недоказуемой идеи кладущих "на алтарь" свою единственную и неповторимую жизнь. Новиков понял это слишком поздно. Хотя ведь должен был понимать, давно видел, что Левашов от непосильных нагрузок, глубокого, неважно, что неоправданного, чувства вины за случившееся - мол, если бы не его устройство, ничего и не случилось бы - находится на грани острого невроза, чтобы не сказать хуже. Левашов опустил руку в карман и сказал неожиданно тихо: - Не наигрались еще с судьбами людскими? Все вам мало? Так лучше сразу поставить на всем точку... - все увидели на его ладони золотой портсигар Ирины. Раньше других поняв, что это может означать, Ирина подалась вперед, будто в попытке остановить, да так и замерла. - Включу сейчас, и вышибет нас куда-нибудь в палеозой, там и экспериментируйте... Элементарная ошибка произошла в мозгу Левашова. По-научному выражаясь - дистресс. От невозможности найти компромисс между "личным и общественным", между старой дружбой, судьбой компании и судьбой "мировой революции"... Одно движение пальца, и... Спас положение Шульгин. В который уже раз. Да никто другой и не смог бы ничего сделать. Это как с самоубийцей, балансирующим на карнизе небоскреба. Одно неосторожное слово, жест спасителей - и все! Сильвия была слишком далеко, Ирина - прямо у него перед глазами, даже намек с ее стороны на попытку помешать мог вызвать непроизвольную реакцию Левашова. А Шульгин успел. Как и тогда, с пришельцами в Москве. Никто ничего не понял, только Олег с недоумением уставился на свою пустую ладонь, с которой испарился роковой пульт. - Знаешь, Олег, - совершенно невинным тоном сказал Сашка, едва заметно улыбаясь, - а я ведь знаю приемлемый выход... Все уже давно привыкли к его фокусам, но сейчас даже Новиков выглядел удивленным. Правда, удивило его не то, как Шульгин сумел изъять опасную игрушку, а то, что с сигареты, которую он манерно, двумя пальцами поднес к губам, в процессе акции не свалился довольно длинный столбик белого пепла! Левашов перевел взгляд со своей ладони на Сашкины руки, одну - с сигаретой, другую - спокойно лежащую на льдисто поблескивающей крахмальной скатерти. И неожиданно рассмеялся, не совсем, впрочем, нормально, с каким-то повизгиванием. Но кризис, судя по всему, миновал. Берестин сунул в опустевшую ладонь Олега фужер. Тот машинальным движением сжал пальцы, еще раз посмотрел на свою руку, будто по-прежнему недоумевая по поводу случившегося, залпом выпил, не поняв даже, что именно, после короткого размышления переломил длинную хрустальную ножку, обломки положил на тарелку. - Что ты сказал? Какой выход? Все дружно сделали вид, что ничего не произошло, что застольная беседа продолжается без короткого перерыва, чуть не поставившего крест на всех надеждах и планах. - Да совершенно простой, оттого и гениальный. Ты уверен, что большевики правы, народ за них, миллионы мужиков и пролетариев переполнены энтузиазмом. "Не спи, вставай, кудрявая..." - напел он несколько фраз из соответствующего марша. - О'кей! Мы, - Шульгин округлым жестом обвел салон, причем сделал это так виртуозно, что как бы отсек от круга единомышленников Сильвию, Ирину и Ларису, не желая брать на себя ответственность за их политическую позицию, - мы убеждены в противоположном: как раз подлинный народ означенных большевиков хотел бы видеть в гробу, но в этом желании или окончательно не разобрался, или надеется, что их скинут без его непосредственного участия. Вся беда в том, что когда разберется - поздно будет... Вот я и предлагаю джентльменское пари. Я, Андрей и прочие желающие играют белыми. Как бы в шахматы. Ты, хоть один, хоть со своими единомышленниками, - взгляд Шульгина мельком коснулся Ларисы и вновь уперся в глаза Левашова, - играй красными. Лично никто из нас в боях участвовать не будет, но имеет право оказывать любую помощь своим... фигурам. Техническую, финансовую, идейную. И ты, и мы играем в открытую, пользуемся на равных всеми возможностями "Валгаллы". Ограничение одно - не раскрывать планы партнера своим... подшефным... Ну и берем на себя обязательство максимальной гуманизации конфликта - соблюдение концепций, недопущение массового террора и так далее. Если ты действительно прав и сумеешь победить - виват! Начнешь, если угодно, строить "гуманный социализм"... Лицо Шульгина вдруг приобрело задумчивое выражение. Он поднял глаза к потолку и зашевелили губами. Через несколько секунд расплылся в улыбке: - Во! Умозаключение. Если социализм, как говорил вождь, это учет, то гуманный социализм - это учет с человеческим лицом! Все расхохотались от неожиданности. - Нормально, - одобрил сентенцию Воронцов. - Развиваем дальше. Раз учет - ведущая государственная идея, то главу новой советской России следует именовать "Генеральный бухгалтер". Обещаю в случае твоей победы всячески способствовать в получении этого титула... - В случае ИХ победы, - вступил со своей репликой Берестин, - нас скорее всего ждут Соловки... - Но поскольку Олег наш друг и гуманист, то позволит на тех же Соловках и под тем наименованием "СЛОН" создать в лагерных интерьерах этакий северный Лас-Вегас... Намного раньше настоящего. От туристов со всего мира отбоя не будет... Начинался уже обыкновенный, традиционный треп, и на нем бы все и закончилось, потому что и у Новикова и у Шульгина наготове были идеи в развитие уже сказанного, но помешала Сильвия, по англо-саксонской своей природе не понимавшая славянского юмора. - И чем же такая идея отличается от того, чем мы здесь занимались? - спрошено было невинным, даже наивным тоном. Эта "дочь Альбиона" с каждым днем все теснее вживалась в компанию и все больше интересовала Новикова. Как личность, разумеется, ни в каком другом смысле. Его всегда привлекали женщины, чей ум не уступал их же красоте. Сочетание, увы, крайне редкое, но если уж встречающееся, то дающее пищу глубоким психофилософским построениям. Вот и Сильвия: она не только изумительно быстро адаптировалась к совершенно новому кругу, она стала незаметно, но для психолога весьма отчетливо претендовать на лидерство в дамской его половине. Словно новая жена в гареме со сложившейся иерархией. "Ирина-то будет на ее стороне, - прикидывал Андрей, - тут все понятно, а Наташа с Ларисой пока сообразят, в чем дело, может оказаться поздно. Слава богу, что мы вырвались из изолятора Замка и Валгаллы. Там женское соперничество могло бы иметь разрушительный эффект. А на воле - пусть. Даже полезно - добавить перчика, чтобы не закисали". Сильвия спросила и теперь ждала ответа, прищурив свои бирюзовые глаза, постукивая тонкими пальцами с припорошенными золотыми блестками ногтями по обтянутому палевой замшей брюк бедру. Сегодня она напоминала средневекового пажа королевы - замшевым костюмом, падающими на плечи локонами, мягкими, выше колен, сапогами, а главное - выражением лица, вроде бы и, несомненно, женского, но с какими-то неуловимыми черточками искушенного в жизни юноши. Новиков отметил еще, что свои ядовитые стрелы она пока что позволяет себе пускать только в Сашку, других не задевает, наоборот, со всеми подчеркнуто деликатна и благожелательна. - Да, конечно же, ничем! - Шульгин не стал убирать с лица веселость, удовольствие от приятной и остроумной беседы. - За маленьким пустячком. Мы у себя дома, имеем право делать, что нравится, и никаких умозрительных теорий высшего порядка воплощать не собираемся. А так, посмотреть интересуемся, какая из сторон в той дурацкой войне действительно правее была. Ты "Двенадцать стульев" не читала, скорее всего. Так там Остап, проигрывая, что сделал? Набрал полную горсть фигур и швырнул их в глаза партнера... Вот и индейцы отцы наши, Лукич и компания, свободные выборы проиграв, в Учредилку то есть, подобный финт и проделали. Что в таком случае беспристрастный судья сделать должен? Сегодня Шульгин продолжал удивлять Новикова. Не сейчас ведь придумал он все свои неординарные доводы, не один день должен был размышлять, поскольку ранее мало интересовался этими вопросами. Если... Если это не очередное проявление его вновь обретенной суперинтуиции. Ничего существенного Шульгину не возразили. Поскольку главное им было сделано - трагедия плавно перетекала в фарс. Вдобавок, совместными усилиями Олега довели до кондиции, в которой он становился тих и благодушен. Берестов, тоже навеселе, подсел к нему и стал объяснять, что вообще зря он спорит и принимает все близко к сердцу, потому что все ерунда. - Ты ж пойми, все уже случилось. И война кончилась, и дедушка твой победил, и даже развитой социализм построил, если, конечно, жив, прошу прощения... А раз так, какое тебе дело, чем здесь эта война кончится? Раз красные, раз белые, а потом что-нибудь еще придумаем, пусть Махно победит... - Потом, повторяясь и путаясь, начал рассуждать, что вот в роли Маркова, вернее, через память Маркова, или нет, как-то еще по-другому, но он уже один раз брал Перекоп с той стороны и теперь считает только справедливым, если ему дадут с противоположной стороны Перекоп отстоять... Новиков наклонился к Воронцову и, стараясь не привлекать общего внимания, шепнул: - Знаешь, капитан, хорошо бы Наталья намекнула Лариске - пусть забирает Олега и устроит ему "ночь любви"... Пить ему хватит, а так - пусть отвлечется и завтра целый день спит. А впредь мы не позволим ему забивать себе голову ненужными мечтаниями... - Сделаем, - подмигнул Дмитрий, - все, что требуется, и многое сверх того... Это ты правильно придумал! - А то! Лариска, на мой взгляд, если всерьез за него возьмется... Особенно, если ей самой предварительно кассетку поинтереснее подсунуть, чтобы растормозилась... - Да она и без допинга в полном порядке, смотри, как глаза сверкают... К ним подошла Наташа, от ее ревнивого внимания не укрылась странная, по ее мнению, конфиденция друзей-соперников. Воронцов тут же пересказал ей замысел открытым текстом. Наталья Андреевна (у нее очень четко прослеживались переходы, когда она просто Наташа, а когда с отчеством) чопорно поджала губы, но не сдержалась, прыснула, чуть закрасневшись. - Пошляки вы, господа офицеры. Чем всякие глупости придумывать, приглашайте дам танцевать. Прочее же - не ваша забота... ИЗ ЗАПИСОК АНДРЕЯ НОВИКОВА "...Растормозившись, сбросив так долго угнетавшую меня моральную тяжесть, потому что так или иначе, а томительное ожидание и недоумение закончилось, я устроился в уютном уголке за роялем. С бокалом коктейля собственного изготовления и изобретения, под названием "Тридцать два румба" - виски, два сорта вермута, шартрез, апельсиновый сок, маслина и много льда. Народ, не менее меня расслабляющийся, счастливый по той же самой причине, самозабвенно сливался в объятиях под рыдания саксофонов и прочих томно звучащих инструментов. Небольшая пологая качка придавала этому делу дополнительный шарм. Берестин раз за разом приглашал Ирину, а я, глуповато улыбаясь, только добродушно кивал. Я всех сейчас любил, а Алексею вдобавок сочувствовал. Лукулл, испытывающий муки Тантала - это же ужас, что такое! Ну, пусть подержит ее за талию, поуплывает от запаха ее волос и духов. Я же все-все понимаю! Тем более, что недолго ему монашествовать... ...Уже совсем потом, под утро, Ирина села на край постели, вернувшись из ванной, отняла книгу и уставилась на меня посверкивающими отраженным светом ночника глазами. - Жестоко ты поступил. Я тебе сколько раз намекнуть пыталась - отвлеки его, хоть раз меня пригласи, пусть он с кем-нибудь еще потанцует. Я же чувствовала его состояние. Садист ты какой-то... - А-а, брось! От меня не убудет, от тебя тем более, а парень хоть чуть взбодрился. Ты же ему ничего не обещала, надеюсь? А танцевать с симпатичной ему дамой каждый имеет право... - Ничего ты не понимаешь... - Слушай, кто из нас мужик? Вот и позволь мне судить, что лучше, что хуже. В Стамбул приплывем, в бордель сходит, разрядится. - Не говори гадостей, противно слушать... - Виноват, но такова жизнь, дорогая. Спи лучше, пока не поссорились. И утром я тоже встал с ощущением давно не испытанным - через лобовые иллюминаторы каюты (я выбрал себе место в передней части надстройки, чтобы всегда смотреть по курсу), засвечивало раннее солнце. Отодвинув шторку, увидел бесконечную вереницу примерно трехбалльных волн, в которые врезался высокий полубак, и прямо-таки подсознанием ощутил недалекие уже скалы Гибралтара. У Геркулесовых столбов Лежит моя дорога, У Геркулесовых столбов, Где плавал Одиссей... Стоя перед зеркалом, только что сбрив несколько надоевшую бороду, я как бы после долгой разлуки рассматривал свое полузабытое лицо. Вопреки опасениям, вид был еще ничего себе. Надо только подольше сидеть на палубе, под солнцем, убрать болезненную белизну подбородка. Впереди совсем новая жизнь, к которой придется еще приспосабливаться. Но и это должно быть приятно. В общем, трудно передать владевшие мной тогда чувства. Не знаю, может быть, они походили на то, что испытывал в свое время Буковский - из тюремного карцера, без перехода, в свободный мир, да не так просто, где ты сам по себе, а туда, где ты сразу герой и историческая личность. И снова у меня в голове как-то одномоментно возникла картина предстоящей жизни, с ее радостями, а если и сложностями, то все равно приятными и интересными... Предстоящее требовало пройти процесс новой самоидентификации. Обрести новый имидж. И я его нашел. На солнечной палубе - не в смысле, что она освещалась солнцем, хотя и это тоже, но просто так называется крыша самой верхней на корабле надстройки - я встретил прогуливающегося Шульгина. Сашка был хорош! Очевидно, он тоже задумался о своем предстоящем существовании. Облаченный в белый костюм с жилеткой, белые кожаные туфли на пуговицах, в стетсоновской шляпе и с тростью, он выглядел этаким Чеховым Антоном Павловичем, излеченным от чахотки и вместо Сахалина побывавшем на каторге Новой Каледонии. Приветствовав меня небрежным кивком, он счел нужным заметить: - Свой путь земной пройдя до половины, я решил, что пора приобретать ПРИВЫЧКИ! Для начала - ни капли спиртного до захода солнца, ежедневно - свежее белье и рубашки, и никакого металла, кроме золота... В подтверждение он продемонстрировал мне массивный, как кистень, брегет с репетицией, пригодную для удержания буль-терьера цепь поперек пуза и перстень с бриллиантом каратов в десять. - Недурно, - сказал я. - Совсем недурно. Только как насчет пистолета? Тяжеловат будет... - Могу водить при себе телохранителей или сделать золотое напыление... - Тоже выход. Однако это все для девочек. А в натуре соображения имеются? - Натюрлих, яволь! - вне всякого сомнения, Сашка осознал себя в полной мере. И что бы там ни ждало нас в будущем, скучно не будет. Рефлексия штука хорошая. В определенные моменты. И как же здорово, что рядом всегда есть человек, рефлексиям чуждый или умеющий их непринужденно скрывать. - Слышь, Дик, а что ты сегодня ночью делал? Он посмотрел на меня подозрительно. - Желаешь знать подробности? Как я это самое?.. - Нет, по правде... - Тогда... Перечитывал "Черный обелиск"... - Слава богу. Это уже похоже на серьезный подход. У меня было много идей, которые заслуживали обсуждения, и я увлек его в один из уединенных баров, чтобы, нарушив напоследок вновь обретенные принципы, за чашкой кофе с бенедиктином обсудить некоторые неотложные вопросы... 3 ...Проснулась Наталья Андреевна в сероватых предутренних сумерках, и в первые мгновения ей показалось, что вернулся тот же самый сон, а все предыдущее тоже было только сном, и увидит она сейчас заплаканное дождем окно, и за ним все ту же площадь с пересекающимися потоками машин, бело-зеленым зданием вокзала и даже на отдалении внушающими тоску толпами суетливых прохожих. И так ей стало смутно на душе, что хоть вообще не просыпайся. Открыв глаза, она действительно увидела на противоположной стене квадратное стекло с бегущими по нему крупными каплями, и еще пара секунд потребовалась ей, чтобы ощутить плавное покачивание постели и окончательно вспомнить все. И теперь уже ее захлестнула радость - как в детстве, в первый день летних каникул, оттого, что новая жизнь - не сон, что впереди много ярких солнечных дней и свободы. Вчерашний ночной спор в кают-компании утомил ее прежде всего тем, что она никак не могла понять, отчего и почему вообще возникла такая проблема? Неужели кому-то на самом деле кажется, что могут быть сомнения? Конечно, если есть шанс сделать Россию такой, как она изображена на страницах журнала "Столица и усадьба", так надо его использовать. Жить она предпочла бы на Родине, особенно если купить участок в сотню гектаров в Крыму, построить дворец... А левашовские рассуждения насчет исторической ответственности, нежные воспоминания о пионерских девизах: "К борьбе за дело Ленина будьте готовы!" и прочей ерунде - сопоставимо ли это с возможностью ни от кого не зависеть, делать только то, что нравится и хочется в данный момент, наслаждаться неограниченными возможностями и ждать от будущего лишь волнующих приключений. Как все это образуется - не ее забота, на то мужики есть. И еще - забыть навсегда об этих ужасных пришельцах. Все они, кроме Ирины, да теперь, пожалуй, Сильвии, внушали ей отвращение и страх. Как обитатели террариума. Но теперь-то все позади, ничего теперь не изменить. Левашов, похоже, окончательно смирился, "Валгалла" плывет по океанским волнам, с каждым часом приближаясь к берегам Европы. Ну, а если что у ребят и не получится - ее устроит любой другой вариант, кроме одного-единственного - возвращения к прежнему унизительному существованию. Наташа отбросила одеяло, по мягкому ковру подошла в иллюминатору и, опершись о его полированную дубовую раму, залюбовалась плавно вздымающимися внизу серовато-голубыми волнами Атлантики. У едва заметной границы между океаном и небом сквозь плотную пелену облаков пыталось протолкнуть свои лучи утреннее солнце, но ему удавалось лишь подкрасить розовым подошвы громоздящихся друг на друга сизо-серых "кумулонибусов", как называл такие облака Воронцов. Потом, набросив на плечи длинный муаровый халат прелестного жемчужного оттенка, Наташа через длинный коридор и прихожую прошла в ванную, и минут десять стояла в черной мраморной чаше под жесткими струями душа, рассматривая свое тело в окружающих ее со всех четырех сторон зеркалах. Бесконечные ряды уходящих в никуда двойников, соблазнительно изгибающихся в ореоле сверкающих капель, приятно ее возбуждали. Словно не ее это отражения, а совсем другой женщины, загадочной и влекущей... Обсушившись в горячем ветерке фена, она долго и тщательно наносила на лицо едва заметный, но весьма важный утренний макияж, после долгих размышлений выбрала подходящее белье и платье, напоминающее моды двадцатого года, но современное (а что теперь это слово означает? - усмехнулась Наташа) по духу. Могла ли она вроде бы совсем недавно вообразить, что будет хозяйкой океанского лайнера, женой Дмитрия, будет жить в двенадцатикомнатной каюте, сможет час или два проводить в размышлениях о тоне губной помады, сорте духов, фасоне бюстгальтера, покрое и цвете платья, в котором следует выйти к завтраку, чтобы к обеду все это кардинально поменять, а в промежутке - плескаться в бассейне на шлюпочной палубе или листать страницы старых журналов, готовясь к давно (для всех прочих) исчезнувшей жизни, лежа в шезлонге под лучами нежаркого солнца. Что оттого, если Лариса в очередной раз дернет плечом и осуждающе прищурит глаза, увидев ее новое сногсшибательное платье? Как будто Наташа сама не знает, что ее поведение вполне можно назвать демонстративно-вызывающим. Впрочем, для кого и почему? Кто мешает самой Ларисе натянуть на свои, совсем неплохие ноги, что-нибудь поприличнее вечных вытертых джинсов и разношенных грязновато-белых кроссовок? Как-то они уже говорили на эту тему наедине. Ревнует, что ли, Лариска? Раньше, в прошлой жизни, за ней этого не замечалось. Или тогда поводов не находилось, обе они были одинаково бедны и неприкаянны, отчего и сдружились? Теперь же Лариса сказала, что слишком откровенно Наташа изображает из себя гранд-даму, хозяйку и капитана, и парохода, и вообще всего вокруг. Наташа только посмеялась незло. Как будто она не дает Ларисе тоже занять любое количество комнат на любой палубе и придумать себе самый потрясный стиль. Слава богу, пароход размером с двенадцатиэтажный дом на целый квартал, всем места хватит. А кстати, свою-то каюту она еще не показала, может, там такое... - В конце концов, - сказала она подруге, - твоя маечка на голое тело ничуть не менее вызывающа, чем мои туалеты, и не стоило бы зацикливаться на ерунде. Нам еще жить вместе и жить, в Москве пять лет тем и спасались, что держались друг за друга, а сейчас вдруг... Может, у тебя проблемы, так прямо и скажи, что-нибудь придумаем, а то совершенно фрейдизм какой-то... Однако Лариса предложенного тона не приняла. Неужели на самом деле таким, как она, противопоказано благополучие и изобилие? Или набралась от своего Левашова первобытно-коммунистических предрассудков. Вроде как Рахметов в известном романе: если простой народ апельсинов есть не может, так я и не буду! И ограничил себя, кажется, фунтом говядины в день. Вот аскет, действительно! А двести граммов ливера на завтрак и обед квалифицированному архитектору и бутылку кефира на ночь не угодно ли? "Да бог с ней, с Лариской, - подумала Наташа, поправляя в глубоком вырезе шафранового платья приподнятую специальным бюстгальтером загорелую грудь. - Надо бы кулончик в тон подобрать. Топазовый, что ли, или для контраста сапфировый? А Лариска перебесится. С ней и раньше всякие забросы бывали, рационально необъяснимые..." Каждый сам выбирал себе интерьер личных апартаментов. Раз уж, скорее всего, придется провести здесь остаток жизни. И когда Воронцов предложил ей подумать, как оформить свою каюту, она только спросила, каковы граничные условия? - Разве только размеры парохода... - Отлично. Но чтобы потом от своих слов не отказывался! А я уж нарисую... - Рисовать необязательно. Антон о нас позаботился. Вот дисплей, мнемодатчик, садись, воображай. В памяти компьютера все есть, достаточно хоть смутно представить, он сам доформулирует и изобразит во всем блеске компьютерной графики... Так и получилось. Наташа и сама хорошо помнила рисунки и фотографии интерьеров в стиле русского модерна - особняки Кшесинской, Рябушинского, Франка, а компьютер услужливо подсказывал и еще кое-что из чисто корабельной архитектуры времен "Титаника" и самой "Мавритании", помог гармонично вписать в удачно найденный стиль некоторые остроумные и изящные решения современных западных дизайнеров. Увидев то, что у нее получилось, Воронцов удивленно-одобрительно поцокал языком. Не ожидал, похоже, такого размаха и полета воображения. Ну а кто сказал, что молодая и уважающая себя женщина должна ютиться на пятнадцати квадратных метрах, и что ей не нужна двадцатиметровая спальня с альковом, такой же кабинет, втрое больший парадный зал с камином и еще десяток не менее функционально и эстетически необходимых помещений на трех уровнях, которые соединялись резными деревянными лестницами, тоже, разумеется, стиля модерн... - Ты же ведь, как я понимаю, не собираешься поселяться вместе со мной, - сказала Наташа, - наверняка устроишься в каморке рядом с капитанским мостиком. Вот и будешь приходить... в увольнение, а я тебя принимать, словно в собственном особняке на берегу. - В проницательности тебе не откажешь. Каморка не каморка, а действительно, капитанская каюта - тот же проходной двор, и лучше, если дверь открывается прямо в ходовую рубку. - А прочий народ как устроился? - полюбопытствовала Наташа без всякой задней мысли, просто из профессионального интереса. - А вот тут извини. Наш главный психолог предложил, чтобы каждый имел полное "прайвести" - индивидуальный, от всех изолированный мирок. Настолько, чтобы даже, если угодно, прочие трудящиеся и адреса не знали. Достаточно для общения и иных, группового пользования, помещений. А захочется человеку побыть одному - пожалуйста. Полная гарантия. Тут он прав, не могу не признать. Так что, если в гости кто пригласит, тогда и узнаешь, кто, где и как живет. ...Прозрачная, в меру прохладная вода, искрящаяся миллионами солнечных бликов, плескалась в малахитовых стенках бассейна. А за ограждением палубы медленно колыхалось такое же искрящееся, праздничное Средиземное море, уже забывшее про терзавшие его долгих четыре года кили английских, немецких, французских, итальянских крейсеров и эсминцев, взрывы мин, торпед и снарядов, последние крики захлебывающихся водой моряков. Море, забывшее про Великую войну и не подозревающее, что всего через девятнадцать лет начнется (а может, теперь и нет?) война под номером "два", и морю придется снова, но в удесятеренных количествах принимать в себя взрывчатку, металл и людские тела... Лариса подняла тонкую загорелую руку, с запястья соскользнул к середине предплечья массивный серебряный браслет, ее единственная семейная драгоценность. Щелкнула пальцами, призывно помахала мелькнувшему неподалеку биороботу палубной команды. Через мгновение тот замер рядом, почтительно наклонив голову и не испытывая никакого смущения оттого, что подозвавшая его хозяйка, отнюдь не в традициях пуританского начала века, прикрыта лишь крошечным треугольничком ткани на тонком шнурке. Здоровенный, почти двухметрового роста, с "честным и открытым", как любил писать Жюль Верн, лицом типичного уроженца Новой Англии. Для удобства, кроме соответствующей форменной одежды, Воронцов придал каждой группе роботов и характерную внешность. Палубная команда как раз и состояла из рослых, рыжеватых англосаксов. На левой стороне белой голландки - ленточка с номером и именем. Этого звали Стив. - Вот что, милый, - сказала Наташа, - принеси-ка ты нам сюда по бокалу ледяного шампанского-Брют. Или тебе сладкое? - опросила она у Ларисы. - Пусть будет Брют. Жарко. - Ну, значит, два Брюта и сигаретки... "Сент-Моррис"... Пока Стив исполнял заказ, Наташа успела окунуться в воду и вновь легла рядом с Ларисой в глубокий камышовый шезлонг. Робот поставил рядом с дамами предусмотрительно принесенный раскладной столик, водрузил на него поднос с бокалами, пачкой сигарет, зажигалкой и пепельницей. Все фирменное, с изображением парохода, замысловатого герба и готической надписью "Валгалла". Поклонился и замер в ожидании дальнейших распоряжений, пока Наташа не отпустила его движением руки. - Так о чем мы говорили? - Наташа сделала несколько мелких глотков и зажмурилась от удовольствия. - Ты никак не поймешь простой вещи. Если уж очутилась во сне или в сказке - а я до сих пор не убеждена, что тот сон на самом деле закончился, - так надо и вести себя соответственно. Ты же, дорогая, все время стараешься жить по московским правилам. Кому это нужно? К крылу переднего мостика подошли Новиков с Шульгиным, тоже о чем-то оживленно беседующие, и хоть до них было метров пятьдесят, Наташа, словно невзначай, прикрыла свою обнаженную, не по фигуре высокую грудь локтем. Альба в свое время приучила, вернее почти приучила не стесняться своей наготы, но какие-то внутренние барьеры оставались, девушки так и не научились обходиться без плавок, а при неожиданном появлении мужчин по-прежнему испытывали мгновенную неловкость. - Не совсем тебя понимаю... - Лариса опять была не по-хорошему серьезна. В прошлые времена это часто было признаком надвигающейся депрессии. И пусть теперь все возможные для нее причины устранены, но кто его знает... Наташа решила просить Новикова серьезно заняться Ларисиным здоровьем. А пока старалась ее веселить и развлекать, раз у Левашова это не получается. - Что же тут не понять? В реальной жизни, если человеку вдруг предложат мешок денег, он - нормальный человек - начнет раздумывать, колебаться, что да как, а нет ли здесь чего некрасивого? Во сне же - хватай скорее, да начинай тратить, пока не проснулась! Или, между нами говоря, если незнакомый, но красивый парень сразу потянет тебя в кусты или в постель... Наяву ведь кричать начнешь, отбиваться, а во сне - сама знаешь... Лариса слегка поморщилась, но тема ее явно заинтересовала. - То есть ты хочешь сказать, что во сне любая мерзость позволена? - Ну зачем же сразу мерзость? Красивая любовь с красивым мужчиной... Ты разве не замечала, что после самых... впечатляющих снов стыда-то ведь не испытываешь... Скорее наоборот. Значит, там происходит именно то, чего ты на самом деле хочешь, и как раз освобождение от гнета условностей приносит облегчение и радость. Наяву же нормальным людям мешает больше всего именно то, что это происходит в реальности и могут быть последствия. Какие угодно. Жена твоего любовника узнает, или мужу донесут, или просто знаешь, что человек он дерьмовый, несмотря на... Лежишь с ним и понимаешь, что завтра смотреть противно будет. Да и подзалететь тоже почти всегда боишься... - Что это ты про одно и то же говоришь? - Просто для наглядности. И Фрейд считает, что все, в конце концов, от этого. Но я и про другое могу. Наяву на диете сидишь, куска лишнего не съешь, а во сне до стола дорвешься и жуешь, жуешь... Вот и здесь так надо. Есть в свое удовольствие, платья по десять раз на день менять, любые глупости себя позволять, пока все не кончилось. Я каждое утро боюсь проснуться насовсем... - И Дмитрию изменять готова? С первым встречным, по твоей же теории? Наташа улыбнулась с чувством превосходства. - А разве я сказала, что мне этого хочется? Вот уж нет. Совсем наоборот. Это как раз входит в сценарий сна. Или сказки. Пятнадцать лет без него жила и вдруг встретила. Мне теперь долго-долго никто другой не потребуется. - Тогда скажи мне вот что... - Ларису тоже увлек разговор, да и бокал шампанского успел подействовать (а что, действительно, может быть лучше ледяного, остро покалывающего пузырьками в нос и небо шампанского, да в жару, на берегу бассейна с чистейшей морской водой?!). - Как, правда, угадать, не сон ли все это вокруг нас? Ведь на самом деле - жили мы с тобой, жили, да так, что хоть в петлю лезь, и вдруг на тебе! Если бы я к тебе тогда не зашла, ты и без меня бы на Валгаллу уехала - и... все для меня? - Куда бы я без тебя уехала? Забыла, что ли, я же сама тебе позвонила, про Дмитрия сказала и пообещала с хорошим парнем познакомить... - Пусть так. Но ведь того, что с нами случилось, просто не бывает. И, может, вправду все бред? Допустим, после твоего звонка я наглоталась таблеток, и все это, засыпая, навоображала. Проснусь утром, голова ватная и во рту гадость... - Есть один способ, ненаучный, но все же... В обычном сне, я давно уже заметила, во-первых - наесться и напиться нельзя, чем сильнее хочешь, тем быстрее просыпаешься. И книгу новую ни за что не прочтешь - буквы расплываются. Ты вот сейчас пить хочешь? - Хотела. Бокал выпила, больше пока не хочу... - Ну, значит, не спишь. И мы с тобою не во сне, а в сказке. Что не отменяет всего вышесказанного. Там тоже не принято спрашивать, отчего да почему. Раз происходит, значит, так и надо... И незачем себя ограничивать в запросах и желаниях. - Да? А как со старухой, не будет? - Кто его знает. Посмотрим. Тут, наверное, надо вовремя сообразить, какого предела нельзя перейти. - Наташа засмеялась, просто так, от избытка радости в душе. И цели своей она, кажется, добилась. Лариса повеселела, охотно поддерживает разговор, не избегает фривольных тем. Осталось убедить ее наплевать на аскетические привычки, зажить, наконец, полной жизнью. - А куда это подевался наш народ? - вдруг спросила Лариса, увидев, что Шульгин с Новиковым скрылись из виду, да и вообще будто впервые заметила, что они тут загорают только вдвоем. - Какой тебе еще народ нужен? Ирина, подозреваю, со вновь обретенной соотечественницей уединилась, не решенные в прошлом проблемы обсуждают. Дим, как всегда, на вахте, никак не натешится, роботов муштрует, где твой - тебе лучше знать. Берестин с компьютером в войну играет. Дранг нах Москау репетирует. Наш же кандидат в диктаторы со своим альтер эго на наши прелести тайком налюбовались и пошли в бар пиво пить... Крепкого теперь не употребляют-с... - Не любишь его? - спросила Лариса, будто не зная, что Наташа куда ревнивее самого Воронцова относится к их подспудному с Новиковым соперничеству. - Почему я должна его не любить? Я, скорее, должна его боготворить за исполнение желаний, самых заветных. Его и Олега... - Лариса поняла по некоторым ноткам в голосе подруги, что продолжать эту тему не стоит. - Как раз по поводу твоей в их адрес догадки могу поспорить, - Лариса подмигнула. - С моего места видно, что никуда они не ушли, просто чуть сместились и, делая вид, что наблюдают горизонт, все время на нас в бинокли пялятся. Словно никогда раньше голых сисек не видели, - и она демонстративно изогнулась, закинула руки за голову, нацелив означенную часть тела прямо на мостик. - Шульгин, кстати, по губам читать умеет... - заметила Наташа. - Да? Рада за него! - с вызовом ответила Лариса, но все же отвернулась как бы невзначай. - Алексея жалко, - вновь сменила тему Наташа. - Теперь у него вообще никаких шансов... - А их у него никогда и не было. Ирина с первого момента определилась. - Я не про то. Пока Альба не ушла, были варианты... Идеально - Новиков с ней, а Ирина к Берестину возвращается. - Ну ты, мать, фантазерка! - насмешливо протянула Лариса. - Все равно это был бы лучший для всех выход. При нем обиженных бы не осталось. А так Альба где-то там страдает, Алексей здесь... - Но по разным поводам.... - Само собой. А если по-моему, то не страдал бы никто. Ирине, мне кажется, с Лешкой не хуже было бы, да и Новиков на Альбу посматривал. Теперь Лариса испытывала явное превосходство. Казалось бы, Наталья старшее ее и опытнее, а рассуждает, как семиклассница. - Ты-то за пятнадцать лет без Дмитрия так уж и утешилась? Думаешь, с Сергеем своим разошлась, потому что мужик был плохой? - Да не говорила я, что плохой. Получше многих, но моим так и не стал... - Вот-вот! Всю жизнь, небось, то сознательно, то подсознательно сравнивала и всегда убеждалась, что Воронцов в этих обстоятельствах был бы на три головы выше... Понимая, что Лариса права, Наташа все равно зачем-то стремилась доказать, что ее вариант имеет под собой основания. К Ирине она относилась сложно. Ощущала, что по каким-то показателям ей проигрывает. Пусть принадлежат они к разным типам женщин, и нельзя было так прямо сказать, что одна из них красивее или привлекательнее другой. На чей, как говорится, вкус. Наверное, Наташа, сама не догадываясь об этом, исходила из степени приближения каждой к какому-то неведомому идеалу. И хоть не без протеста, но признавала, что на этой шкале Ирина ее превосходит. - Ты вон вообще замуж сходила, а Ирина всего-то вполне невинно с Алексеем пофлиртовала пару месяцев. А Андрей, как и твой Дим, вообще не женился... Так что ничего другого, кроме уже случившегося, произойти не могло. - Ну и ладно, наша ли это забота? - Наташе захотелось свернуть действительно никчемный разговор. Но Лариса не позволила. - А ведь знаешь - наша. Если среди нас все время будет жить одинокий мужик... Все что угодно может случиться. - С кем? С тобой или со мной? - В конечном итоге - и с нами тоже. Свой примелькается, на другого потянет. А если даже и нет, все равно конфликтность будет нарастать. Глядишь, и до дуэлей дойдет... - Ну, ты скажешь... - А что удивляться? Я историк, сколько таких примеров знаю. Стоит только начаться. Обстановка у нас совершенно нездоровая, помесь монастыря с борделем. И в итоге всем будет плохо, нам с тобой - в частности. Мы же не знаем, на чью сторону мой станет, на чью - твой, тоже перессориться могут. И конец твоей сказочной жизни. Скандал в коммуналке, и только... - Предложения какие-нибудь есть? - Обязательно. Надо как можно скорее найти ему подругу. А поскольку в нашей компании расклад сил два-один-один (она имела в виду себя с Наташей, Ирину и Сильвию), а очень просто может стать два-два - инопланетянки наши запросто сговорятся, то нужно, чтобы Лешкина подруга была на нашей стороне. Нам ее и искать. Мы же с тобой умные бабы и хитрые... - Где ж такую найдешь? - А вот там, куда плывем. В настоящей России. Представляешь, сколько сейчас там одиноких красавиц, аристократок, княжон и графинь, смолянок и камер-фрейлин... Найдем, и как надо все сделаем. - Ай, Лариска, вот это ты здорово придумала. Одно дело, что Алексею проблему решим, так и нам самим сколько удовольствия. Вот это уже действительно начинается авантюра в стиле Дюма! Теперь уже Лариса улыбалась довольно и снисходительно. Она ведь тоже вела свою партию, ей казалось, что Наташа слишком от нее отдалилась, увлеченная своей личной жизнью, а теперь ее интерес повернулся в ту плоскость, где Лариса сможет играть первую роль. Что ей и требовалось. - Только учти, Натали, готовиться придется серьезно. Генеалогию изучить, все тонкости светской жизни, ускоренный, так сказать курс Смольного института. - Ну, это уж твоя забота. Я всегда, как пионерка... И дамы начали оживленно обсуждать детали предстоящей кампании. 4 В одном из пунктов своих предположений - касательно сиюминутного времяпрепровождения Берестина - Наташа с Ларисой ошиблись. Потому что он отнюдь не играл в войну, а занимался делом сугубо мирным. Известно, что не