
     его символический характер, отмечаЯ, что удовлетворение желаниЯ
     может осуществитьсЯ лишь только в результате его снЯтиЯ --
     разрушениЯ или трансформации желаемого объекта: например,
     длЯ того, чтобы удовлетворить голод, необходимо "уничтожить"
     пищу. ‚ свете такого подхода, Явно максималистского, по край-
     ней мере в своем теоретическом посыле, становитсЯ понЯтным и
     другое не менее знаменитое высказывание ‹акана: "Њы, конеч-
     но, все согласны, что любовь ЯвлЯетсЯ формой самоубийства"
     (208, с. 172). ‡а этой трактовкой любви, с ее Явно экзистенциа-
     листскими обертонами, в которых несомненно просматриваетсЯ
     специфическое влиЯние ‘артра, кроетсЯ лакановскаЯ проблемати-
     ка взаимоотношений воображаемого, символического и реального
     -- трех основных понЯтий его
     доктрины.


     <B>Љритика стабильного эго</B>
     Љак уже отмечалось, особый
     смысл в контексте лакановского
     учениЯ приобретает его критика
     теорий ќриха ”ромма и Љарен
     •орни о существовании "стабильного эго", что, по ‹акану, чис-
     тейшаЯ иллюзиЯ -- длЯ него человек не имеет фиксированного
     рЯда характеристик. ‘ледуЯ во многом за экзистенциалистской
     концепцией личности в ее сартровском толковании, ‹акан утвер-

     67

     Ћ’ „…ЉЋЌ‘’ђ“Љ’€‚€‡ЊЂ Љ ЏЋ‘’ЊЋ„…ђЌ“
     ждает, что человек никогда не тождествен какому-либо своему
     атрибуту, его "џ" никогда не может быть определимо, поскольку
     оно всегда в поисках самого себЯ и способно быть репрезентиро-
     вано только через „ругого, через свои отношениЯ с другими
     людьми. Ћднако при этом никто не может полностью познать ни
     самого себЯ, ни другого, т. е. не способен полностью войти в соз-
     нание другого человека.


     <B>"Ѓессознательное -- дискурс „ругого"</B>
     ќто происходит прежде
     всего потому, что в основе чело-
     веческой психики, поведениЯ че-
     ловека, по ‹акану, как уже не-
     однократно отмечалось, лежит
     бессознательное. ‚ одном из его наиболее цитируемых высказы-
     ваний он утверждает: "Ѓессознательное -- это дискурс „руго-
     го", это "то место, исходЯ из которого ему (субъекту. -- €. €.)
     и может быть задан вопрос о его существовании" (206, с. 549).
     € хотЯ у ‹акана часто наблюдаетсЯ характерный сдвиг понЯтий,
     которыми он оперирует, вследствие чего результирующий смысл
     его аргументации приобретает мерцательное свойство логической
     непрозрачности, дискурсивность этого „ругого как основопола-
     гающий ее признак остаетсЯ вне сомнениЯ. ќту доминирующую
     характеристику „ругого впоследствии активно разрабатывал „ер-
     рида, в частности, в своей работе "ЏсихеЯ: €зобретение другого"
     (1987) (118).


     <B>Џсихические инстанции: ‚оображаемое, ‘имволическое, ђеальное</B>
     ‘пецифика лакановского
     пониманиЯ Языкового сознаниЯ
     прежде всего состоит в том, что
     она вытекает из его представле-
     ниЯ о структуре человеческой
     психики как сфере сложного и
     противоречивого взаимодействиЯ
     трех составлЯющих: ‚оображае-
     мого, ‘имволического и ђеального. ќти "инстанции", "порЯдки"
     или "регистры" первоначально трактовались ‹аканом как про-
     цесс лингвистического становлениЯ ребенка и лишь впоследствии
     были им переосмыслены как "перспективы" или "планы", как
     основные "изменениЯ", в которых человек существует независимо
     от своего возраста. ‚ самом общем плане ‚оображаемое -- это
     тот комплекс иллюзорных представлений, который человек созда-
     ет сам о себе и который играет важную роль его психической
     защиты, или, вернее, самозащиты. ‘имволическое, -- сфера соци-
     альных и культурных норм и представлений, которые индивид

     68

     ѓ‹Ђ‚Ђ II
     усваивает в основном бессознательно, чтобы иметь возможность
     нормально существовать в данном ему обществе. Ќаконец, <B>ђе-
     альное</B> -- самаЯ проблематичнаЯ категориЯ ‹акана -- это та
     сфера биологически порождаемых и психически сублимируемых
     потребностей и импульсов, которые не даны сознанию индивида в
     сколь-либо доступной длЯ него рационализированной форме.
     ќто всего лишь схема в ее первом приближении, поскольку
     каждаЯ из этих инстанций рассматриваетсЯ ‹аканом в двух ас-
     пектах: во-первых, как уже говорилось, как одна из ступеней
     развитиЯ самосознаниЯ ребенка; и во-вторых, как специфическаЯ
     сфера функционированиЯ психики взрослого человека. ‚ резуль-
     тате ‹акану не всегда удаетсЯ избежать противоречиЯ между
     фактом обоснованиЯ этих инстанций из специфики детской психи-
     ки и их применением в качестве всеобщих объЯснительных прин-
     ципов поведенческих установок человека как такового. ‘обствен-
     но лакановскаЯ версиЯ взаимоотношений этих трех инстанций
     бьхла подробно проанализирована ќнтони “илденом (290), Њал-
     колмом Ѓауи (70) и ѓари •андверком (172), самую же убедив
     тельную при всей ее краткости характеристику в отечественной
     литературе дал, на мой взглЯд, ѓ. Љ. Љосиков (9, с. 588-591).
     Ћднако мне хотелось бы здесь еще раз подчеркнуть одно
     немаловажное обстоЯтельство: в данном случае (т. е. с точки зре-
     ниЯ общей перспективы эволюции постструктурализма, а не с
     точки зрениЯ анализа истинной позиции ‹акана, работы которого
     лишь недавно стали полностью доступны длЯ читателЯ) не столь
     существенно, каков был первоначальный смысл (или, вернее,
     смыслы), который французский ученый придавал понЯтиЯм
     "воображаемое", "символическое" и "реальное" в том или ином
     контексте своих рассуждений (а то, что они у него носили неод-
     нозначный, вибрирующий характер и могли весьма заметно ме-
     нЯтьсЯ от работы к работе, отмечают практически все исследова-
     тели его творчества). Ѓолее важным ЯвлЯетсЯ тот факт, что суще-
     ствует более или менее единый консенсус о лингвосоциальной
     детерминированности этих инстанций, установившийсЯ среди со-
     временных ученых постструктуралистской ориентации.


     <B>‚оображаемое -- сознание на до-эдиповой стадии</B>
     …сли обратитьсЯ к лаканов-
     скому представлению о характере
     Языкового становлениЯ субъекта.
     то "порЯдок ‚оображаемого"
     характеризует до - эдиповскую
     стадию развитиЯ сознаниЯ. ‡десь "џ" жаждет слитьсЯ с тем, кто

     69

     Ћ’ „…ЉЋЌ‘’ђ“Љ’€‚€‡ЊЂ Љ ЏЋ‘’ЊЋ„…ђЌ“
     воспринимаетсЯ как „ругой. Џри этом ребенок путает других со
     своим собственным зеркальным отражением. "џ", основанное на
     подобной путанице, на данном этапе своего становлениЯ естест-
     венно не может быть целостной личностью, по самому характеру
     своей природы оно испытывает глубинную разорванность --
     весьма характернаЯ черта представлениЯ ‹акана о человеческой
     психике вообще, внутреннюю свЯзь которого с экзистенциалист-
     скими идеЯми впоследствии отмечали многие исследователи. ‹а-
     кан подчеркивает, что первое желание ребенка -- слитьсЯ с ма-
     терью -- и знаменует собой стремление быть тем, что желает
     сама мать. Љак пишет Љосиков, ‚оображаемое -- "это тот образ
     самого себЯ, которым располагает каждый индивид, его личнаЯ
     самотождественность, его "џ" (Moi). ”ормирование
     "воображаемого" происходит у ребенка в возрасте от 6 до 18
     месЯцев -- на стадии, которую ‹акан назвал "стадией зеркала":
     именно в этот период ребенок, ранее воспринимавший собствен-
     ное отражение как другое живое существо... начинает отождеств-
     лЯть себЯ с ним..." (9, с. 589).


     <B>‘имволическое -- стадиЯ „ругого</B>
     …сли в "порЯдке ‚ообра-
     жаемого" отношениЯ ребенка с
     матерью характеризуютсЯ слитно-
     стью, дуальностью и непосредст-
     венностью, то когда он вступает
     в царство ‘имволического, там он обретает в виде отца с его
     именем и запретами тот "третий терм" первичных, базовых чело-
     веческих взаимоотношений, того „ругого, который знаменует длЯ
     него встречу с культурой как социальным, Языковым институтом
     человеческого существованиЯ. Џо мнению ‘арупа, "в ‘имволиче-
     ском больше не существует однозначно-прЯмолинейного отноше-
     ниЯ между вещами и тем, как они именуютсЯ, -- символ апелли-
     рует к открытой, лишенной замкнутости и конечности системе
     смысла. ‘имволический процесс означиваниЯ носит социальный, а
     не нарциссический характер. €менно эдипов комплекс и отмечает
     вхождение ребенка в мир символического. ‡аконы Языка и обще-
     ства начинают укоренЯтьсЯ внутри ребенка по мере того, как он
     принимает отцовское имЯ и отцовское "нет" (261, с. 30).
     ‡десь важно еще раз подчеркнуть, что эта "стадиЯ вообра-
     жаемого" с ее "зеркальным <I>џ"</I> формируетсЯ, по ‹акану, на доЯ-
     зыковом уровне, до того, как "чистый субъект" встретитсЯ с це-
     лостностью человеческого мира опосредованного знаниЯ и опыта.
     Џри этом, как неоднократно отмечалось, этот мир выступает
     как мир означающих. ‚ то же времЯ это "воображаемое џ",

     70

     ѓ‹Ђ‚Ђ II
     "идеал-џ" или "фиктивное эго" детского сознаниЯ никогда не
     исчезает совсем, оставаЯсь с человеком на протЯжении всей его жизни.


     <B>‡еркальнаЯ стадиЯ</B>
     ‹акановскаЯ "зеркальнаЯ стадиЯ" впервые была им пред-
     ложена в 1936 г. и наиболее подробно им разработана в ста-
     тье 1949 года "‡еркальнаЯ стадиЯ как форматор функции "џ"
     (206, с. 93-100). Џозднее он неоднократно возвращалсЯ к этой
     проблеме, уточнЯЯ это понЯтие в своих семинарах 1954-1955 гг.
     (‘еминар II) и в семинарах 1960-1961 гг. (Ћ переносе).
     Ќе углублЯЯсь в саму историю возникновениЯ терминов
     французского ученого, отметим, что в принципе зеркальнаЯ ста-
     диЯ ‹акана (и по времени своего поЯвлениЯ, и по многим своим
     содержательным характеристикам) Явно свЯзана с теорией
     "зеркального "џ" (looking glass self theory), как она была сис-
     тематизирована социологом и социальным психологом
     „ж. Њидом в его известной работе "ђазум, џ и общество"
     (1934) (235), и фактически представлЯет ее фрейдистски редуци-
     рованный вариант. „ело не в заимствовании, а в содержательном
     параллелизме хода мышлениЯ и общих фрейдистских корнЯх, bo-
     лее всего их сближает определение "џ" через "„ругого", пони-
     мание социального как символического и одновременно ограни-
     ченность этого социального пределами сознаниЯ. ‘овпадениЯ ме-
     жду концепциЯми наблюдаетсЯ даже на уровне процесса форми-
     рованиЯ "џ" как рЯда "стадий". Ћбщим было и стремление дать
     социальную интерпретацию, дебиологизировав фрейдовскую
     структуру личности (более непосредственно проЯвившеесЯ у Њида
     и более "сдвинутое" в сферу "Языка" у ‹акана).
     ‚ определенном смысле, если попытатьсЯ придать учению
     ‹акана в общем-то чуждый ему дух систематичности,
     "зеркальнаЯ стадиЯ" <I>уже есть</I> начало перехода от ‚оображае-
     мого к ‘имволическому. ‘ точки зрениЯ ‘ьюзан ‘. ”ридман,
     "восприЯтие себЯ в зеркале как унитарного целого выводит ре-
     бенка (мужского пола) из пред-эдиповского ‚оображаемого в
     линеарный процесс трансформации, проходЯщий через эдиповскую
     стадию в ‘имволический порЯдок отца. ђазвитие эго из ложного
     или фиктивного imago в зеркальной стадии означает длЯ ‹акана,
     что это џ формируетсЯ в условиЯх фундаментального отчужде-
     ниЯ" (156, с. 168).
     Џо этому поводу одна из наиболее последовательных и вер-
     ных учеников ‹акана Њод Њаннони замечает: "„авайте вспом-

     71

     Ћ’ „…ЉЋЌ‘’ђ“Љ’€‚€‡ЊЂ Љ ЏЋ‘’ЊЋ„…ђЌ“
     ним, что в то времЯ, когда впервые устанавливаетсЯ структура
     (сознаниЯ. -- €. €.), она свЯзываетсЯ ‹аканом с "зеркальной
     стадией"... €менно здесь может быть понЯто то, что распределЯ-
     етсЯ между ‚оображаемым и ‘имволическим. €менно в этот
     момент, по ‹акану, у эго в инстанции ‚оображаемого выЯвлЯетсЯ
     џ, и ученый исследует отношениЯ, поддерживаемые этим џ с его
     образом, находЯщимсЯ вне его. ’о, что принадлежит эго, ЯвлЯетсЯ
     идентификациЯми ‚оображаемого. џ конституирует себЯ по от-
     ношению к истине ‘имволического порЯдка; и ‹акан показывает,
     как зеркальнаЯ идентификациЯ (отсутствующаЯ при психозе) фак-
     тически происходит только в том случае, если слово (une parole)
     уже предложило субъекту возможность узнать свой образ" (т. е.
     отождествить свое отражение в зеркале с самим собой, пользуЯсь
     "словесной", "речевой" подсказкой родителей. -- €. €.) (233, с. 33-34).


     <B>ђеальное -- то, что "сопротивлЯетсЯ символизации"</B>
     Ќаконец, последнЯЯ инстан-
     циЯ, ђеальное, -- самаЯ пробле-
     матичнаЯ категориЯ ‹акана, так
     как она, с точки зрениЯ француз-
     ского психоаналитика, находитсЯ
     за пределами Языка. €ными сло-
     вами, ђеальное не может быть
     испытано, т. е. непосредственно
     дано в опыте, поскольку под опытом ‹акан понимал только Язы-
     ковое опосредование, в результате чего ђеальное длЯ него
     "абсолютно сопротивлЯетсЯ символизации". Љосиков, воспроизво-
     дЯ аргументацию ученого, исходившего в своих попытках рекон-
     струировать параметры душевной жизни индивида прежде всего
     из своих наблюдений о младенческой психологии и, следователь-
     но, с позиции ребенка, отмечает: "Џо ‹акану, "мир" длЯ ребенка
     в первую очередь отождествлЯетсЯ с телом Њатери и персонифи-
     цируетсЯ в нем, а потому выделение из этого мира (отделение от
     материнского тела), образование субъективного "џ", противопос-
     тавлЯемого объективируемому "не-џ", оказываетсЯ своего рода
     нарушением исходного равновесиЯ и тем самым -- источником
     психической "драмы" индивида, который, ощущаЯ свою отторгну-
     тость от мира, стремитсЯ вновь слитьсЯ с ним (как бы вернутьсЯ
     в защищенное материнское лоно). ’аким образом, первичной
     движущей силой человеческой психики оказываетсЯ <I>нехватка</I> (la
     manque-a-etre), "зазор", который индивид стремитсЯ заполнить.
     ќто стремление ‹акан обозначил термином <I>потребность</I> (le
     besoin). ‘фера недифференцированной "потребности", настоЯ-

     72

     ѓ‹Ђ‚Ђ II
     тельно нуждающейсЯ в удовлетворении, но никогда не могущей
     быть удовлетворенной до конца, и есть <I>реальное</I> (выделено авто-
     ром. -- €. €.) (9, с. 589).
     ’еоретическаЯ непроЯсненность понЯтиЯ ђеального у ‹а-
     кана, невнЯтность его определениЯ, отмечаемаЯ всеми его иссле-
     дователЯми, и вообще несомненное нежелание ученого особенно
     распространЯтьсЯ на эту тему не могли не породить многочислен-
     ные и зачастую весьма полЯрные по отношению друг к другу
     интерпретации этого термина, тем более что сам ‹акан, как со-
     вершенно верно отметил Љосиков, выводит "реальное" за преде-
     лы научного исследованиЯ" (9, с. 589).

     Ћднако такое положение вещей не могло удовлетворить тех
     теоретиков, которые стремились последовательно применЯть его
     идеи к сфере литературы. Љак только "–арство ђеального" на-
     чинало рассматриватьсЯ не в чисто биологическом плане, т. е. не
     только в узких рамках лакановской схемы поэтапного становлениЯ
     человеческого сознаниЯ, а переносилось на проблематику литера-
     туры и, неизбежно, ее взаимоотношениЯ с действительностью
     (иными словами, лакановское ђеальное начинало переосмысли-
     ватьсЯ как социальное реальное, т. е. как реальность), это сразу
     порождало массу теоретических трудностей.


     <B>Ћсобое мнение „жеймсона:"ђеальное -- просто историЯ"</B>
     Џравда, далеко не все кри-
     тики с готовностью воспринЯли
     на веру утверждениЯ ‹акана о
     принципиальной неопределенно-
     сти данного термина; например,
     ”. „жеймсон считает, что не так
     уж и трудно понЯть, что имел в
     виду французский ученый под этим таинственным реальным: по
     его мнению, это "просто сама историЯ" (188, с. 391). ‘правед-
     ливости ради следует отметить, что подобнаЯ интерпретациЯ лака-
     новского ђеального вытекает скорее из собственного пониманиЯ
     реального самим „жеймсом: "€сториЯ -- это не текст, не пове-
     ствование, господствующее или какое другое, но... как отсутст-
     вующаЯ причина она недоступна нам, кроме как в форме текста...
     и наш подход к ней и самому ђеальному по необходимости про-
     ходит через ее предварительную текстуализацию, ее нарративиза-
     цию в политическом бессознательном" (там же, с. 395). ’ем не
     менее сам факт, что ђеальное ‹акана подверглось такому истол-
     кованию, весьма примечателен и как раз свидетельствует об об-
     щей тенденции, нежели об отдельном случае.

     73

     Ћ’ „…ЉЋЌ‘’ђ“Љ’€‚€‡ЊЂ Љ ЏЋ‘’ЊЋ„…ђЌ“


     <B>’рактовка Њорриса: "ђеальное -- водораздел между Языком и миром вещей"</B>
     ‘уммируЯ различные интер-
     претации лакановского ђеально-
     го, “. Њоррис, в частности, от-
     мечает: "ђеальное определЯетсЯ
     проблематикой отношений между
     ‘имволическим и ‚оображае-
     мым, т. е. ђеальное -- это во-
     дораздел между џзыком как
     системой различий и эмпирическим миром образов вещей. ђеаль-
     ное, конечно, не описывает атомистическую свЯзь между отдель-
     ными означающими и означаемыми, между именами и отдельны-
     ми предметами. ќто не наивнаЯ теориЯ реализма как картины
     действительности.
     ђеальное лучше всего осмыслЯетсЯ как то, что ‚итгенштейн
     называл положениЯми вещей, как аранжировки образов вещей,
     которые определЯют горизонт нашего знакового окружениЯ. ќта
     состоЯниЯ в основном бессознательны, они даны, подобно тем
     культурным мифам, которые ‹еви-‘тросс реконструирует на ос-
     нове ритуалов поведениЯ, тем мифам, которые неосознанно длЯ
     нас проникают в наше сознание. €ли они подобны тем операци-
     онным дискурсивным системам, которые мы называем знанием,
     иногда даже €стиной -- тому, что Њишель ”уко дал имЯ <I>эпи-
     стем.</I> ђеальное опосредует наш опыт, устанавливает порЯдок и
     осмысленность среди людей в их человеческом мире. ‚озможно,
     мы должны понимать это проблематическое ђеальное в духе
     сартровской ситуации или в хайдеггеровском смысле историче-
     ского бытиЯ -- здесь, или, наконец, как это было сформулирова-
     но ќдвардом ‘еидом в его "Ћриентализме". ‹акан утверждает,
     что џзык как ‘имволический ЏорЯдок имеет только асимптома-
     тическое отношение к материальной реальности; совершенно вер-
     но, но он не может освободитьсЯ от этой основы" (243, с. 123).
     ”актически Њоррис наметил здесь все те основные направ-
     лениЯ в трактовке ђеального, которые оно получило на поздней
     стадии эволюции постструктурализма, начинаЯ со второй полови-
     ны 70-х годов, и нельзЯ не заметить, что при подобной постанов-
     ке вопроса такое истолкование ђеального приводило к его теоре-
     тическому вторжению в сферу действиЯ ‘имволического, в ре-
     зультате чего происходила неизбежнаЯ деконструкциЯ всей систе-
     мы ‹акана, если не полное ее обессмысливание. Њожно сказать,
     что отношение к проблеме лакановского ђеального, пожалуй,
     существеннее всего выЯвлЯет водораздел между теми его последо-
     вателЯми, кто стремитсЯ теоретически уничтожить референт, и

     74

     ѓ‹Ђ‚Ђ II
     теми. длЯ кого подобнаЯ постановка вопроса кажетсЯ неприемле-
     мой.


     <B>ђазвитие учениЯ ‹акана Џарижской школой фрейдизма</B>
     Љак Явствует из выше изло-
     женного, лакановскаЯ трактовка
     психического аппарата человека
     как трех инстанций в основном
     сводилась, при всех своих социо-
     культурных импликациЯх и лите-
     ратурных экскурсах, к проблематике психоанализа. €менно эта
     сторона учениЯ ‹акана и была развита в работах его учеников и
     последователей по Џарижской школе фрейдизма ‘ержа ‹еклера
     (212) и Њод Њаннони (233). ‚ качестве примера более или ме-
     нее буквального переноса собственно лакановских представлений
     на сферу художественной литературы можно привести исследова-
     ние „аниэла ѓанна "Џсихоанализ и литература: €сследование
     границы между литературным и психоаналитическим" (168). ‚
     частности, он пишет: "ђискуЯ все сильно упростить, можно ска-
     зать, что там, где ‘имволическое в дефиците, там ђеальное,
     главным местом пребываниЯ которого ЯвлЯетсЯ тело, призывает
     ‚оображаемое (третий терм в трехсоставной реальности), чтобы
     восполнить этот дефицит. "џ" ЯвлЯетсЯ решающей инстанцией
     ‘имволического ЏорЯдка, как предполагал ‹акан с того времени,
     когда он разработал свою теперь известную теорию "зеркальной
     стадии" (1949). ”ункциЯ "џ" неизбежно свЯзана с потребно-
     стью движениЯ за пределы фрагментированного тела чисто ин-
     фантильных ощущений через "ликующее освоение своего зер-
     кального облика" к обобщенному рефлексивному видению (206,
     с. 94). "џ", которое возникает из напрЯженно опасного отноше-
     ниЯ к отчуждающей идентификации со своим обобщенным обра-
     зом (или идеал-эго), воспринимаетсЯ как отражение в зеркале.
     ќто "џ" обеспечивает (допускает) идентификацию с тем образом
     или лицом, которым субъект в данном контексте способен обла-
     дать на более поздней стадии своей эволюции. „лЯ невротиче-
     ского или истерического ребенка подобнаЯ идентификациЯ часто
     достигаетсЯ неадекватно. „лЯ ребенка, страдающего аутизмом или
     психозом, она полностью блокируетсЯ (в терминах ‹акана --
     "заранее исключена"). …сли это происходит, то ребенок неспосо-
     бен стать телом даже на фундаментальном уровне. ‚ результате
     он страдает внутри тела или через него, поскольку тело, в той
     мере, в какой человек его знает, может быть равнозначным обра-
     зу этого тела. Ћднако насколько реальным оно бы ни было, тело
     неизбежно будет реализовано изнутри как нечто внешнее и иное

     75

     Ћ’ „…ЉЋЌ‘’ђ“Љ’€‚€‡ЊЂ Љ ЏЋ‘’ЊЋ„…ђЌ“
     по отношению к самому себе. ‘имволическое с его аватарой "џ"
     и ЯвлЯетсЯ этим необходимым другим, как утверждает ‹акан,
     когда говорит, что "фактом ЯвлЯетсЯ то, что у нас нет никакого
     средства постичь реальность -- на всех уровнЯх, а не только на
     уровне познаниЯ -- иначе как через посредническую роль ‘им-
     волического (206,с. 122)" (168,с. 78-79).
     Ћднако при том, что существует немало ученых, заЯвлЯющих
     о своей верности духу ‹акана и пытающихсЯ напрЯмую спроеци-
     ровать его психоаналитические концепции на литературу и без
     всЯкой корректировки применЯть длЯ анализа художественных
     произведений аналитический инструментарий, предназначенный
     длЯ исследованиЯ человеческой психики и лечебных целей, таких
     правоверных лаканистов типа „. ѓанна все-таки относительно
     мало.
     ’ому есть несколько причин. ‚о-первых, сам ‹акан в своих
     хотЯ и немногочисленных, но весьма показательных литературо-
     ведческих анализах проЯвил себЯ достаточно гибким практиком
     своей теории, продемонстрировав незаурЯдное мастерство небук-
     вального пониманиЯ и толкованиЯ предлагаемого им понЯтийного
     аппарата. ‚о-вторых, лакановские концепции ђеального, ‚ооб-
     ражаемого и ‘имволического в общественном сознании с самого
     начала налагались на сетку представлений об этих понЯтиЯх, фор-
     мировавшихсЯ широким спектром разнообразных гуманитарных
     наук, и хотЯ они выступали в качестве обобщающего объЯсни-
     тельного принципа, тем не менее они сразу получили четко обо-
     значившуюсЯ расширенную интерпретацию. „углас Љелнер пишет:
     "‚ работах ‹акана такие лингвистические категории, как симво-
     лическое, воображаемое и субъект, слались вместе с фрейдист-
     скими концепциЯми во впечатлЯющий и влиЯтельный синтез лин-
     гвистики и психоанализа. ‚ свою очередь, лакановское прочтение
     ”рейда было подхвачено лингвистами и литературоведами, куль-
     турологами и социологами" (195, с. 125).


     <B>‘имволическое в контексте философской традиции</B>
     Ќапример, “эсли Њоррис
     рассматривает сам факт поЯвле-
     ниЯ лакановского понЯтиЯ ‘им-
     волического как проЯвление од-
     ной из граней широкого теорети-
     ческого контекста европейской философской традиции:
     "‹акановскаЯ концепциЯ ‘имволического многим обЯзана тради-
     ции, широко распространенной в европейской философии; напри-
     мер, это стадиЯ экзистенциалистской заброшенности, описанной

     76

     ѓ‹Ђ‚Ђ II
     •айдеггером и ‘артром; она также напоминает гегелевскую фазу
     несчастного сознаниЯ, и, следовательно, она характеризует реф-
     лексирующее эго и его желание невозможного €деала. ‘имволи-
     ческое ‹акана воплощает и сартровское ощущение утраты эго, и
     то измерение социальной принадлежности, которое дают мифиче-
     ские глубинные структуры ‹еви-‘тросса. Ќаконец, оно описыва-
     ет фундаментальную драму фрейдистского вытеснениЯ, представ-
     лЯющую длЯ „елеза и ѓваттари сцену политического угнетениЯ"
     (243, с. 120-121).
     ‡аключаЯ этот обзор лакановских психических инстанций,
     необходимо сразу сказать, что заранее обречены на неудачу все
     попытки представить структуру человеческой психики, предло-
     женную французским ученым, как стройную систему с четкими,
     исчерпывающими определениЯми. ‚се его дефиниции крайне те-
     кучи и изменчивы, они обладают поразительным свойством до
     неузнаваемости преображатьсЯ, как с течением времени, так и в
     зависимости от контекста своего упоминаниЯ и применениЯ. Ќе
     говорЯ уже, разумеетсЯ, о той радикальной трансформации, кото-
     рую они претерпевают у исследователей, работающих в сфере
     иных, не медико-психоаналитических научных дисциплин, где
     масштабы интерпретаторского своеволиЯ гораздо кардинальнее,
     чтобы не сказать большего, и уж во всЯком случае разнообраз-
     нее, если не просто фантастичнее.
     Ќепосредственным откликом на эту концепцию психического
     аппарата человека ‹акана, можно сказать, его своеобразньхм
     продолжением ЯвлЯютсЯ теории „елеза ѓваттари и Љристевой.
     Џо-разному интерпретируЯ и оцениваЯ эти инстанции -- прежде
     всего превращаЯ их из ступеней становлениЯ человека в особые
     культурно-психические состоЯниЯ, а иногда и просто гипостазируЯ
     их в надличные сущности (особенно это заметно у Љристевой в
     постулированной ей борьбе двух начал: семиотического и симво-
     лического), все они в качестве основы своих дальнейших спеку-
     лЯций брали схему ‹акана.


     <B>ЉонцепциЯ человека - "индивид" или "дивид"?</B>
     Ћднако самым главным в
     наследии французского ученого
     можно считать два положениЯ:
     это критика лингвистической тео-
     рии знака и концепциЯ децентри-
     рованного субъекта. €менно по-
     следнЯЯ стала тем побудительным стимулом, который сначала еще
     в рамках структурализма, а затем уже и постструктурализма пре-
     вратилсЯ в одну из наиболее влиЯтельных моделей представлениЯ

     77

     Ћ’ „…ЉЋЌ‘’ђ“Љ’€‚€‡ЊЂ Љ ЏЋ‘’ЊЋ„…ђЌ“
     о человеке не как об "индивиде", т. е. о целостном, нераздели-
     мом субъекте, а как о "дивиде" -- фрагментированном, разо-
     рванном, смЯтенном, лишенном целостности человеке Ќовейшего
     времени. …стественно, ‹акан не был здесь первым, но в сфере
     психоанализа его формула стала той рабочей гипотезой, котораЯ
     активно содействовала развитию западной мысли в этом направ-
     лении.


     ‚ современном представлении человек перестал восприни-
     матьсЯ как нечто тождественное самому себе, своему сознанию,
     само понЯтие личности оказалось под вопросом, социологи и пси-
     хологи (и это стало общим местом) предпочитают оперировать
     понЯтиЯми "персональной" и "социальной идентичности", с кар-
     динальным и неизбежным несовпадением социальных,
     "персональных" и биологических функций и ролевых стереотипов
     поведениЯ человека. € не последнюю роль в формировании этого
     представлениЯ сыграл ‹акан.

     <B>Џереосмысление лакановских инстанции в английском постструктурализме</B>

     Ќаиболее кардинально ла-
     кановские инстанции были пере-
     работаны в трудах английских
     постструктуралистов в конце
     70-х -- первой половине 80-х
     годов, когда произошла переори-
     ентациЯ научных интересов с
     ‹. Ђльтюссера и Џ. Њашера на
     Њ. ”уко, свЯзаннаЯ в основном с именами Љ. Ѓелей,
     Љ. ЊакЉейба, ’. €глтона и ќ. €стхоупа. €менно на этот пери-
     од приходитсЯ и окончательное переосмысление лакановской схе-
     мы психических инстанций как различных форм дискурсивного
     субъекта, зафиксированное четче
     всего у ЊакЉейба и €стхоупа.


     <B>"џ лгу" -- не парадокс</B>
     ‚осходЯщее к ђ. џкобсону
     разграничение между "актом
     высказываниЯ" и "высказыва-
     нием-результатом" (в последнее времЯ под влиЯнием теории ре-
     чевых актов переводимые соответственно как "речевой акт" и
     "сообщаемое событие") в свое времЯ привлекло ‹акана, заме-
     тившего, что рассматриваемое в философии как абсурдный пара-
     докс известное высказывание "џ лгу" с лингвопсихологической
     точки зрениЯ таковым не ЯвлЯетсЯ: "џ лгу", несмотрЯ на свою
     парадоксальность, совершенно правомочно... поскольку "џ" акта
     высказываниЯ не ЯвлЯетсЯ тем же самым, что "џ" высказыва-
     ниЯ-результата" (207, с.139).

     78

     ѓ‹Ђ‚Ђ II
     Џрактически ту же аргументацию приводит и ђ. Ѓарт: "‚
     процессе коммуникации "џ" демонстрирует свою неоднородность.
     Ќапример, когда Я использую "џ", то тем самым Я ссылаюсь на
     самого себЯ, поскольку утверждаю: здесь имеет место акт, кото-
     рый всегда происходит заново, даже если он повторЯетсЯ, акт,
     смысл которого всегда иной. Ћднако доходЯ до своего адресата,
     этот знак воспринимаетсЯ моим собеседником как стабильный
     знак, как порождение полного кода, содержание которого рекур-
     рентно. €ными словами, "џ" того, кто пишет "џ", -- это не то
     же самое "џ", что прочитываетсЯ тобою. ќта фундаментальнаЯ
     диссиметриЯ Языка, лингвистически объЯснЯемаЯ …сперсеном и
     затем џкобсоном в терминах "шифтера" или частичного совпаде-
     ниЯ сообщениЯ и кода, кажетсЯ в конце концов вызвала озабо-
     ченность и у литературы, показав ей, что интерсубъективность,
     или, скорей, интерлокуциЯ, не может быть достигнута одним же-
     ланием, а только глубоким, терпеливым и часто всего лишь кос-
     венным погружением в лабиринты смыслам (58, с. 163).


     <B>ђасщепление субъекта по инстанциЯм</B>
     Ћ различии этих двух "џ"
     неоднократно писали ћ. Љрис-
     тева, –в. ’одоров и многие
     другие постструктуралисты, од-
     нако именно ЊакЉейб попыталсЯ напрЯмую свЯзать их с лака-
     новскими инстанциЯми (230, с. 34-35). ‚ результате каждой
     отдельной сфере стал приписыватьсЯ свой субъект: ђеальному --
     говорЯщий субъект, ‚оображаемому -- субъект высказываниЯ.
     ‘имволическому -- субъект акта высказываниЯ. ’аким образом,
     Языковый субъект длЯ того, чтобы быть реализованным, неиз-
     бежно должен быть расщепленным, фрагментированным на свои
     различные ипостаси. Љак пишет ЊакЉейб, в "царстве ‚ообра-
     жаемого" Язык понимаетсЯ "в терминах практически однознач-
     ного отношениЯ между словом и смыслом" (230, с. 65), в то
     времЯ как в "царстве ‘имволического" Язык истолковываетсЯ в
     терминах синтагматических и парадигматических цепей, посредст-
     вом которых означающее делает возможным сам смысл, т. е. на-
     делЯет слова и фразы соответствующими значениЯми. ‚ результа-
     те, подчеркивает исследователь, "мы как говорЯщие субъекты
     постоЯнно колеблемсЯ между ‘имволическим и ‚оображаемым,
     постоЯнно воображаЯ, что наделЯем употреблЯемые нами слова
     неким полнозначным смыслом, и постоЯнно удивлЯемсЯ, обнару-
     живаЯ, что они определЯютсЯ отношениЯми, находЯщимисЯ вне
     нашего контролЯ" (там же). Ђналогичного мнениЯ придерживает-

     79

     Ћ’ „…ЉЋЌ‘’ђ“Љ’€‚€‡ЊЂ Љ ЏЋ‘’ЊЋ„…ђЌ“
     сЯ и ‘тивен •ит, утверждаЯ, что "‚оображаемое ... ЯвлЯетсЯ той
     последовательностью образов, котораЯ воссоздаетсЯ субъектом,
     чтобы заполнить лакуну; ‘имволическое же состоит из провалов,
     разрывов и их последствий, что "порождает" субъекта в этой
     расщепленности" (178, с. 55). ’аким образом, постулируетсЯ, что
     индивид может стать говорЯщим субъектом только при условии
     вхождениЯ в дискурс, но это он способен лишь в расщепленном
     состоЯнии между двумЯ позициЯми (строго говорЯ, между пози-
     цией фиксированности и процессом, следствием которого ЯвлЯетсЯ
     эта фиксированность).
     ђазумеетсЯ, личность, сконструированнаЯ подобным образом,
     не может претендовать на истинность, на тождественность поро-
     дившему ее сознанию, она неизбежно двоитсЯ, рассыпаЯсь на
     фрагменты, разрываЯсь между антагонистическими сферами ђе-
     ального, ‚оображаемого и ‘имволического. €стхоуп откровенно
     в этом признаетсЯ: "„аже когда Я говорю о себе... Я могу делать
     это, только фигурируЯ в качестве характера, воспроизведенного в
     свЯзности моего собственного дискурса и посредством этой свЯз-
     ности. Ћднако это ложно узнаннаЯ идентичность, поскольку Я
     могу только идентифицировать себЯ там, откуда Я говорю, еще в
     процессе дискурса, как субъект акта высказываниЯ" (130,
     с. 137).
     ЏодытоживаЯ разработку концепции субъекта теоретиками
     английского постструктурализма, €стхоуп делает три вывода
     ‚о-первых, субъект "не существует вне и до дискурса, но кон-
     ституируетсЯ как результат внутри дискурса посредством специ-
     фической операции наложениЯ швов или сшиваниЯ ‚оображае-
     мого и ‘имволического" (там же, с. 42). ‚о-вторых, поскольку
     не может быть означаемого без означающего, то из этого делает-
     сЯ заключение, что субъект не может обладать "воображаемой
     когерентностью", т. е. логической цельностью и свЯзностью, не-
     расщепленностью своей личности без той операции, которую осу-
     ществлЯет означающее в сфере ‘имволического, чтобы воссоздать
     искомую свЯзь. €, наконец, в-третьих, уже касательно теории
     литературы: такой "текстуальный институт, как классический реа-
     лизм", по своей природе направлен на дезавуирование означаю-
     щего, создаваЯ таким образом длЯ читателЯ "позицию воображае-
     мой когерентности при помощи различных стратегий, посредством
     которых происходит дискредитациЯ означающего" (там же).

     80

     ѓ‹Ђ‚Ђ II


     <B>џзыковое сознание в постструктуралистской интерпретации</B>
     Џоследнее заслуживает осо-
     бого вниманиЯ. џзыковое созна-
     ние в современной постструкту-
     ралистской интерпретации пони-
     маетсЯ как принципиально неста-
     бильное, динамически подвижное
     образование, способное существенно видоизменЯтьсЯ в зависимо-
     сти от того Языкового материала, с которым оно сталкиваетсЯ и
     который в той или иной мере, но обЯзательно при этом принимает
     участие в его конституировании. €ными словами, каждый текст
     (при общей текстуализации мира текстом может быть и новаЯ
     жизненнаЯ ситуациЯ, прочитываЯ которую, индивид может счесть
     длЯ себЯ необходимым сменить форму ролевого поведениЯ, чтобы
     вписатьсЯ в другие условиЯ -- нормы существованиЯ) предлагает
     воспринимающему сознанию определенную речевую позицию, тем
     или иным образом конституирующую его воображаемую свЯз-
     ность и целостность.
     €менно из этого исходил €стхоуп, предлагаЯ свое объЯсне-
     ние отличиЯ модернистского романа от реалистического: "ђоман
     по мере того, как он выстраивает нечто свЯзно воспроизведенное
     -- характер, рассказ или "то, что происходит", -- обеспечивает
     позицию длЯ говорЯщего субъекта (теперь уже читателЯ) как
     субъекта высказываниЯ; по мере того, как он участвует в процес-
     се конструированиЯ -- через Язык, стилистические эффекты с
     целью создать ощущение характера, через повествование, -- он
     порождает читателЯ как субъекта акта высказываниЯ. ђешающим
     ЯвлЯетсЯ тот факт, что в классическом реалистическом романе, где
     высказывание выдвигаетсЯ на первый план за счет акта высказы-
     ваниЯ, читателю предлагаетсЯ позициЯ субъекта высказываниЯ, в
     то времЯ как позициЯ субъекта акта высказываниЯ отвергаетсЯ.
     Њодернистский же текст, нацеленный на демонстрацию процесса
     своего собственного акта высказываниЯ, разрушает стабильность
     читателЯ как субъекта высказываниЯ-результата" (130, с. 137).
     ЌельзЯ утверждать, что ‹акан предложил целостную про-
     грамму теоретической аннигилЯции понЯтиЯ субъекта -- в этом
     отношении, как мы видели, он был лишь одним из первых, кто
     пошел по этому пути, -- более молодые поколениЯ постструкту-
     ралистов были гораздо решительнее в этом вопросе. ‘пецифика
     позиции ‹акана заключаетсЯ в том, что он выступил еще на фоне
     экзистенциалистской парадигмы мышлениЯ с ее постулатами
     нравственного выбора и индивидуальной ответственности челове-
     ка, парадигмы, котораЯ в своей основе оставалась в рамках

     81

     Ћ’ „…ЉЋЌ‘’ђ“Љ’€‚€‡ЊЂ Љ ЏЋ‘’ЊЋ„…ђЌ“
     (следуЯ французской культурной традиции) картезианского пред-
     ставлениЯ о субъекте и его "џ" (например, "психоаналитический
     экзистенциализм" ‘артра). ќта традициЯ рассматривала индиви-
     да как рационально и сознательно действующее лицо, как автора
     своих поступков, способного понЯть причину своего действиЯ.
     ’аким образом, она была твердо укоренена в философии авто-
     номности существованиЯ индивида и рациональности выбора.


     <B>„ебиологизациЯ фрейдизма</B>
     „лЯ ‹акана же собственно
     не существует грани между "џ"
     и обществом, поскольку, с его
     точки зрениЯ, люди становЯтсЯ
     социальными существами лишь с усвоением Языка, так как имен-
     но Язык Якобы и конституирует нас как субъектов. ‚ отличие от
     ”рейда, хотЯ и исходЯ из него, ‹акан пыталсЯ дебиологизиро-
     вать человеческое сознание, утверждаЯ, что биологиЯ всегда ин-
     терпретируетсЯ субъектом, будучи преломленной через Язык, по-
     этому длЯ французского ученого не существует тела до и прежде
     Языка. ‚ этом отношении он четко демонстрирует свою исходную
     панъЯзыковую установку, характерную длЯ структурализма и
     постструктурализма. Љак пишет по этому поводу ‘аруп, "можно
     было бы сказать, что, сместив все определениЯ с биоло-
     го-анатомического уровнЯ на символический, он (‹акан. --
     €. €.) показал, как культура накладывает свой смысл на анато-
     мию" (261, с. 8).
     Ќесомненно, что ‹акан в известной степени дебиологизиро-
     вал учение ”рейда, переведЯ его в символический план, который
     он рассматривал как проЯвление культуры; однако, на мой
     взглЯд, не следует и преувеличивать значение и кардинальность
     этой тенденции, здесь он развивалсЯ в русле широкого неофрей-
     дистского течениЯ, был одним из самых Ярких его представителей,
     и пусть в ослабленной форме, но все равно за пределы общей
     пансексуальной направленности современной западной мысли он
     не вышел, а как раз наоборот, в значительной степени способст-
     вовал своим авторитетом укреплению и распространению этой
     столь влиЯтельной тенденции.
     € дело не в том, что он резко отрицательно относилсЯ не
     только к бихевиористским психологам, к которым он относил
     также и €. Џавлова и Ѓ. ”. ‘киннера и американских эгопси-
     хологов ќ. ”ромма и Љ. •орни, а в том, что он критиковал,
     особенно двух последних, за непонимание истинного смысла
     ”рейда, за то, что они Якобы разбавили и смЯгчили его идеи о

     82

     ѓ‹Ђ‚Ђ II
     бессознательном и детской сексуальности. ‹акан всегда был и
     оставалсЯ верным сторонником фрейдизма, использовал его кон-
     цепции и терминологию, хотЯ, разумеетсЯ, и кардинально их пере-
     осмысливаЯ. Љак это, впрочем, делают и все современные неоф-
     рейдисты, стремЯщиесЯ уйти от жесткого детерминизма позитиви-
     стского пафоса ”рейда, характерного длЯ познавательной пара-
     дигмы начала XX в. € главное отличие ‹акана от ”рейда со-
     стоит в том, что он его переосмыслил с позиций лингвистического
     подхода ко всем ЯвлениЯм культуры, с той позиции лингвистиче-
     ского мышлениЯ, котораЯ и составлЯет самую характерную черту
     социальных (и прежде всего гуманитарных) наук второй полови-
     ны XX в., придавшую специфический оттенок современному за-
     падному сознанию.
     € панъЯзыковость позиции ‹акана, разумеетсЯ, резко отли-
     чает его от ”рейда. ‡десь ‘аруп несомненно прав, когда пишет:
     "…го теориЯ Языка такова, что он не смог бы возвратитьсЯ к
     ”рейду: тексты не могут иметь недвусмысленного, изначально
     девственного смысла. ‘ его точки зрениЯ, аналисты должны не-
     посредственно обращатьсЯ к бессознательному, и это означает,
     что они должны быть практиками Языка бессознательного _
     Языка поэзии, каламбура, внутренних рифм. ‚ игре слов причин-
     ные свЯзи распадаютсЯ и изобилуют ассоциации" (261, с. 9).
     Џоследние заЯвлениЯ ‘арупа к