ное  искание  вспыхивает Ярким
пламе­нем -- приобщаетсЯ к золоту небес. ‚ этом приобщении -- всЯ тайна того
золота ико­нописных откровений, о котором  мы уже достаточно  говорили,  ибо
один   и   тот  же  дух  выразилсЯ   в   древней  церковной  архитекту­ре  и
живописи.<sup>9</sup>
     ‚  этой огненной вспышке  весь смысл  су­ществованиЯ "свЯтой  ђуси".  ‚
горении  цер­ковных глав она находит Яркое изображение  собственного  своего
духовного  облика; это как  бы  предвосхищение того  образа  ЃожиЯ,  который
<i>должен</i> изобразитьсЯ в ђоссии.
     —тобы измерить  ту бездну духовного па­дениЯ, котораЯ отделЯет от этого
образа  со­временную  ђоссию,  достаточно  совершить  прогулку по  Њоскве за
пределами  Љремлев­ских  стен  и  ознакомитьсЯ  с  архитектурою тех  "сорока
сороков",   которыми  когда-то  Њосква  славилась.  Њы  увидим  классические
памЯтники  безмыслиЯ, а потому  и  <i>бессмыс­лиЯ.</i>  Љогда  мы  видим  церковные
луковицы, они почти всегда свидетельствуют об утрате  откровениЯ луковицы, о
грубом непонима­нии ее  смысла.  Џод луковичными главами  большею  частью не
чувствуетсЯ купола.  ђаз во  всем храмовом здании нет огненного  стремлениЯ,
они не вытекают органически из идеи храма, как его  необходимое завер­шение,
а  превращаютсЯ  в бессмысленное  внешнее  украшение.  Ћни  насаживаютсЯ  на
„линные шейки и, наподобие дымовых труб, <i>механически</i>  прикреплЯютсЯ к крышам
цер­ковных зданий.
     ‚прочем, это искажение -- еще меньшее из  зол:  в Њоскве можно видеть и
худшее.  Ђр­хитекторы,  лишенные  вдохновениЯ  и  утратившие  смысл храмовой
архитектуры,  всегда  заменЯют  идейное  завершение  церкви  или  колокольни
каким-нибудь внешним  украше­нием;  все их помыслы направлены к  тому, чтобы
чем-нибудь  и  как-нибудь ее изукра­сить.  Ћтсюда рождаютсЯ прЯмо чудовищные
изобретениЯ. €ногда завершением колоколь­ни служит золоченаЯ колонна в стиле
Empire, котораЯ могла бы  служить довольно краси­вой подставкой длЯ  часов в
гостиной. џ  знаю церковь,  где над  куполом  имеетсЯ  беседка  с  колонками
Empire,  на беседке -- чаша, на  чаше что-то  вроде  репы, над репой  шпиль,
потом шар и, наконец, крест. ‚сем москви­чам знакома церковь, котораЯ вместо
луко­вицы  завершена  короной,  потому  что  в  ней  венчалась   императрица
…лисавета. € нако­нец, одним  из  самых крупных  памЯтников  дорого стоЯщего
бессмыслиЯ ЯвлЯетсЯ храм ‘пасителЯ: это -- как  бы огромный  самовар, вокруг
которого благодушно собралась пат­риархальнаЯ Њосква.
     ‚   этих   памЯтниках  современности  Ярко  выразилась  сущность   того
настроениЯ, кото­рое имело своим последствием  гибель вели­кого религиозного
искусства; тут мы имеем не простую утрату вкуса, <i>а</i> нечто неизмери­мо большее
-- глубокое духовное падение. ‚сЯкий строитель храма несет к подножию креста
то,  что  наполнЯет его  душу.  „ревний зодчий,  как  и древний  иконописец,
находит там  луч солнечного откровениЯ, а строители  нового времени возносЯт
ко кресту свои при­дворные или житейские воспоминаниЯ. “ древних  строителей
в  душе  огонь  Ќеопали­мой  Љупины,  а у новых  -- золотаЯ  корона, луженый
самовар или просто репа.
     ‚ этом ужасающем сходстве новейших церковных глав с предметами домашней
ут­вари отражаетсЯ  то беспросветное духовное <i>мещанство,</i> которое надвинулось
на  совре­менный мир. €менно  благодарЯ  ему никакой  действительной встречи
двух  миров в нашей церковной архитектуре не происходит.  ‚се  в ней говорит
только о здешнем; все  выра­жает только плоскостное и плоское мироо­щущение.
Џадение иконописи,  забвение иконы при этих условиЯх не требует  даль­нейших
объЯснений. ’о самое  духовное  ме­щанство, которое угасило  огонь церковных
глав, заковало в золото иконы и смешало с копотью старины их краски.
     ЌастоЯщее  определение  этому  мещанству мы  найдем  у  тех же  древних
иконописцев  …го  сущность  прекрасно выражаетсЯ  той  пограничной  фигурой,
котораЯ  стоит между раем и адом и ни в тот, ни в другой не годит­сЯ, потому
что ни того, ни другого не воспри­нимает.
     <i>…й  вообще  не  дано  видеть  глубины,  пото­му  что  она  олицетворЯет
житейскую сере­дину.</i>  ’еперь  эта середина возобладала  в мире, и  не  у нас
одних, а <i>повсеместно.</i>
     ’ворчество религиозной  мысли и  религи­озного  чувства  иссЯкло всюду.
‘троить  в го­тическом стиле на ‡ападе разучились так же,  как и  у нас -- в
луковичном; также и живо­писцы типа фра  Ѓеато или „юрера  теперь исчезли, и
исчезновение их объЯснЯетсЯ в общем теми же причинами, как и падение русской
иконописи. Џричина  этого упадка  повсеместно  одна: повсюду угасание  жизни
духовной   коренитсЯ   в  той  победе  мещанства,  котораЯ   обусловливаетсЯ
возрастанием  жи­тейского  благополучиЯ.  —ем больше  этого  благополучиЯ  и
комфорта в земной  обста­новке  человека,  тем меньше он ощущает вле­чениЯ к
запредельному. € тем больше он наклонен к спокойному, удобному <i>нейтрали­тету</i>
между добром и злом.
     Ѓывают, однако,  эпохи  в  истории,  когда этот нейтралитет  становитсЯ
решительно невозможным; это -- критические минуты, когда борьба между добром
и  злом  достига­ет  крайнего,  высшего  напрЯжениЯ. ’огда  и  <i>над</i> житейской
серединой  и  <i>под</i> ней развер­заютсЯ  сразу две бездны, и человек ставитсЯ  в
необходимость  определенного  выбора  между  горним  полетом  и  провалом  в
бездон­ную пучину.
     ќто  -- те  времена, когда  таЯщеесЯ  в чело­веке зло  не  сдерживаетсЯ
мирными,  культур­ными  формами  общежитиЯ, а потому  ЯвлЯ­етсЯ в гигантских
размерах  и формах. ’огда ополчаютсЯ на брань силы небесные; чело­вечество в
громе и молнии воспринимает их высшие откровениЯ. ќто бывает в те дни, когда
над землею  разгораетсЯ  кровавое за­рево, в дни  войн, великих потрЯсений и
всЯ­ких  внутренних  ужасов.  ’огда  рушитсЯ  че­ловеческое благополучие,  а
вместе  с  тем  про­валиваетсЯ  и  духовное мещанство.  Ћно  было совершенно
невозможно, когда гулЯли на  просторе  и пользовались властью такие изверги,
как €оанн ѓрозный или –езарь Ѓорд-жиа. ‚ те дни ‚асилий Ѓлаженный мог видеть
небо отверзтым, а  фра Ѓеато мог изображать в  гениальных красочных видениЯх
сердце, пригвоздившее  себЯ ко  кресту. €  русскому  иконописцу, и  великому
итальЯнскому ху­дожнику открылись эти видениЯ, потому что оба видели диавола
во плоти. Ћба испытыва­ли величайший ужас страданиЯ, оба имели то совершенно
Ясное  ощущение ада,  живу­щего  в мире,  которое всегда  служило и  слу­жит
стимулом величайших подъемов и под­вигов.
     ‚от чем объЯснЯетсЯ былой расцвет нашей иконописи в Ќовгороде, Џскове и
в  Њоскве.  „лЯ  этих  иконописцев,  переживавших ужа­сы  непрерывных  войн,
видевших  крутом  не­прекращающеесЯ  опустошение  и  разорение,  наблюдавших
повседневно  больших,  еще не скованных государственностью извергов,  ад и в
самом деле не был предметом веры, а не­посредственной очевидностью. Ћттого и
ре­лигиозное чувство их было  не холодным, не тепловатым,  но <i>огненным;</i> и их
восприЯтие   неба  окрашивалось  Яркими,  живыми  краска­ми  непосредственно
<i>видимой</i> реальности.
     ‚идение это, зародившеесЯ среди величай­шего житейского неблагополучиЯ,
поблекло только  тогда,  когда  на  землю  Явились безо­пасность,  удобство,
комфорт,  а  с  ними вмес­те -- и  сон  духовный.  ’огда разом  скрылось все
потустороннее --  и ад и  рай.  ‚  течение  веков,  отделЯющих нас  от нашей
новгородс­кой  иконописи, мир видел немало  великих  образцов  <i>человеческого</i>
творчества, в том числе -- пышный расцвет мировой поэзии на ‡ападе  и у нас.
Ќо как бы ни был высок  этот взлет,  все-таки до потустороннего неба  он  не
долетает и адской глубины  тоже не разверзает. Ђ потому никакое человеческое
творчество,  пока  оно <i>только</i>  человеческое,  не  в  состоЯнии  окончательно
преодолеть   мещанство:   недаром   германскаЯ  поэзиЯ   пол­на   жалоб   на
филистерство. ‘пать можно  и  с "”аустом" в руках. „лЯ пробуждениЯ тут нужен
удар грома.
     ’еперь,  когда  сон  столь  основательно  по­тревожен,  есть  основаниЯ
полагать, что и всемирному  мещанству наступает конец. Ђд опЯть  обнажаетсЯ:
мало  того,  становитсЯ оче­видным  роковое  сцепление,  свЯзывающее  его  с
духовным мещанством наших дней.
     "Њещанство" вовсе не так нейтрально, как это кажетсЯ с первого взглЯда;
из недр его  рождаютсЯ  кровавые  преступлениЯ  и войны. €з-за  него  народы
хватают друг  друга за гор­ло. Ћно зажгло тот  всемирный  пожар, кото­рый мы
теперь  переживаем, ибо война на­чалась из-за лакомого куска, из-за спора "о
лучшем месте под солнцем".
     Ќо  этот  спор не  есть  худшее,  что  родилось  из  недр  современного
мещанства.  Љомфорт родит <i>предателей.</i> Џродажа  собственной души и родины  за
тридцать серебренников, Явные сделки с сатаной из-за выгод, Явное <i>поклонение
сатане,</i> который стремитсЯ втор­гнутьсЯ в свЯтое свЯтых нашего храма, --  вот
куда, в конце концов, ведет мещанский иде­ал сытого довольства. €менно через
раскры­тие   этого  идеала   в  мире  перед  нами,  как   и  перед  древними
иконописцами,  Ясно  обна­жаетсЯ темнаЯ цепь,  котораЯ  ниспадает  от  нашей
житейской поверхности в беспрос­ветную и бесконечную тьму.
     Ђ рЯдом с этим,  на другом конце открыва­ющейсЯ перед нами картины, уже
начинает­сЯ   окрыление  тех   душ,  которым   постыло  пре­смыкание   нашей
червеобразной формы существованиЯ. ‚ том духовном подъеме, ко­торый ЯвилсЯ в
мир с  началом  войны, мы ви- •  дели этот горний  полет людей,  приносивших
величайшую из  жертв, отдававших за ближ­него  и достоЯние, и жизнь, и самую
душу. €  если теперь  некоторые ослабели, то другие,  напротив, окрепли  длЯ
высшего подвига.
     ‚озможно,  что переживаемые нами  дни  представлЯют собою лишь  "начало
болез­ней"; возможно, что  они -- только первое  проЯвление целого грозового
периода  все­мирной истории, который  Явит миру ужасы, доселе  невиданные  и
неслыханные. Ќо бу­дем помнить: великий духовный подъем и великаЯ творческаЯ
мысль, особенно мысль религиознаЯ,  всегда выковываютсЯ страда­ниЯми народов
и великими  испытаниЯми.  Ѓыть  может,  и  наши страданиЯ  --  предвест­ники
чего-то неизреченно великого, что дол­жно родитьсЯ  в мир. Ќо в таком случае
мы должны твердо помнить о той радости, в ко­торую обратЯтсЯ эти тЯжкие муки
духовно­го рождениЯ.
     ‘реди этих мук открытие иконы  Явилось вовремЯ. Ќам нужен этот  внешний
благовест  и этот пурпур  зари, предвещающий  светлый  праздник  восходЯщего
солнца. —тобы не унывать и до конца боротьсЯ, нам  нужно но­сить перед собой
эту хоругвь,  где  с красою небес  сочетаетсЯ  солнечный  лик прославлен­ной
<i>свЯтой</i>  ђоссии.  „а  будет  это  унаследо­ванное  от  дальних наших  предков
благосло­вение призывом  к творчеству и  предзнаме­нованием нового  великого
периода нашей истории.
     <b><i>1916 г.</i></b>

     <b>ђоссиЯ в ее иконе</b>

     ‚ ризнице ’роицко-‘ергиевской лавры есть шитое шелками изобра­жение св.
‘ергиЯ, которое нельзЯ ви­деть без глубокого волнениЯ. ќто -- покров на раку
преподобного, подарен­ный  лавре  великим  кнЯзем  ‚асилием,  сыном  „митриЯ
„онского, приблизи­тельно  в  1423 или в 1424 году. Џервое,  что  поражает в
этом изображении -- захватывающаЯ глубина  и сила скорби: это  -- не  личнаЯ
или индивидуальнаЯ скорбь, а  печаль обо  всей земле рус­ской, обездоленной,
униженной и ис­терзанной татарами.
     ‚сматриваЯсь внимательно в эту  пелену,  вы чувствуете,  что есть в ней
что-то  еще бо­лее глубокое, чем скорбь, тот молитвенный подъем,  в  который
претворЯетсЯ страдание; и  вы отходите от нее с чувством успокоениЯ.  ‘ердцу
становитсЯ Ясно, что свЯтаЯ  печаль дошла до неба и там обрела благословение
длЯ грешной, многострадальной ђоссии.
     џ не  знаю другой иконы,  где так Ярко  и  так сильно  вылилась  мысль,
чувство  и мо­литва великого  народа и великой  историчес­кой эпохи. Ќедаром
она была поднесена лав­ре сыном „митриЯ „онского, чувствуетсЯ, что эта ткань
была  вышита  с любовью  кем-либо  из русских "жен-мироносиц" XV века,  быть
может,   знавших   свЯтого   ‘ергиЯ   и  во   всЯком   случае   переживавших
непосред­ственное впечатление его подвига, спасше­го ђоссию.
     ’рудно  найти  другой  памЯтник  нашей  ста­рины,   где   бы  так  Ясно
обнаруживалась  та духовнаЯ сила, котораЯ создала русскую ико­нопись. ќта --
та самаЯ  сила, котораЯ  Явилась  в величайших русских  свЯтых  -- в  ‘ергии
ђадонежском,  в  Љирилле Ѓелозерском, в ‘те­фане  Џермском и  в  митрополите
Ђлексии,  та самаЯ,  котораЯ создала наш  великий  духов­ный и  национальный
подъем XIV и XV вв.
     „ни  расцвета  русского   иконописного   ис­кусства  зачинаютсЯ  в  век
величайших  рус­ских свЯтых -- в ту  самую эпоху,  когда  ђос­сиЯ собираетсЯ
вокруг обители св. ‘ергиЯ и  растет из развалин. € это  не случайно. ‚се эти
три  великих факта  русской  жизни -- ду­ховный подвиг  великих подвижников,
рост  мирского  строениЯ   православной  ђоссии  и   величайшие   достижениЯ
религиозной  рус­ской живописи свЯзаны  между собой той тесной,  неразрывной
свЯзью, о которой  так  красноречиво  говорит  шитый  шелками об­раз свЯтого
‘ергиЯ.
     € не один этот образ. €кона  XIV и XV века дает  нам вообще удивительно
верное  и уди­вительно глубокое изображение духовной жизни тогдашней ђоссии.
‚  те дни живой веры слова молитвы -- "не имамы  иные по­мощи, не имамы иные
надежды,   разве  ’ебе  ‚ладычице"--  были  не  словами,  а  жизнью.  Ќарод,
молившийсЯ  перед иконою о  своем спасении,  влагал в эту  молитву  всю свою
душу,  поверЯл  иконе  все  свои  страхи и  на­дежды,  скорби и  радости.  Ђ
иконописцы, дававшие в иконе  образный ответ на  эти иска­ниЯ души народной,
были не  ремесленники,  а избранные души, сочетавшие многотруд­ный иноческий
подвиг  с высшею радостью духовного творчества.  ‚еличайший из  ико­нописцев
конца XIV и начала  XV  вв. Ђндрей ђублев признавалсЯ  "преподобным". '*  €з
ле­тописи  мы узнаем  про  его  "великое тщание о постничестве  и  иноческом
жительстве".  Ћ  нем  и о его  друзьЯх-иконописцах  мы  чита­ем:  "на  самый
праздник  ‘ветлого  ‚оскресе­ниЯ  на  сидалищах сидЯща и  перед  собою имуща
Ѓожественные и  всечестные  иконы  и  на тех неуклонно  зрЯща,  Ѓожественные
радости  и светлости исполнЯхусЯ и не точию  в той день, но и  в прочие дни,
егда  живописательству  не прилежаху".<sup>1</sup>  Џрибавим  к  это­му, что
преподобный Ђндрей считалсЯ чело­веком исключительного ума и духовного опыта
-- "всех  превосходЯт в  мудрости  зельне"<sup>2</sup>,  и мы  поймем, каким
драгоценным ис­торическим памЯтником ЯвлЯетсЯ древнЯЯ  русскаЯ икона.  ‚ ней
мы находим полное изображение всей внутренней истории рус­ского религиозного
и вместе  с  тем  нацио­нального  самосознаниЯ  и  мысли.  Ђ  историЯ  мысли
религиозной в те времена совпадает <i>с</i> историей мысли вообще.
     ЋцениваЯ исторические заслуги свЯтите­лей и преподобных XIV столетиЯ --
митро­полита  ЂлексиЯ, ‘ергиЯ  ђадонежского  и  ‘те­фана  Џермского,  ‚.  Ћ.
Љлючевский  говорит   между  прочим:  "эта  присноблаженнаЯ  тро­ица   Ярким
созвездием  блещет  в  нашем  XIV  веке,  делаЯ  его зарею  политического  и
нрав­ственного  возрождениЯ  русской  земли".<sup>3  </sup>Џри  свете  этого
созвездиЯ началсЯ с  XIV на  XV  век расцвет русской  иконописи.  ‚сЯ она от
начала и до конца носит на себе печать великого духовного подвига св. ‘ергиЯ
и его современников.
     Џрежде  всего в иконе Ясно отражаетсЯ общий духовный перелом, пережитый
в  те   дни  ђоссией.  ќпоха   до  св.  ‘ергиЯ   и  до  Љули­ковской   битвы
характеризуетсЯ  общим упад­ком духа и робости. Џо словам Љлючевско­го, в те
времена "во  всех русских  нервах  еще до боли живо было  впечатление ужаса"
та­тарского  нашествиЯ. "‹юди беспомощно опускали  руки,  умы  терЯли всЯкую
бодрость и  упругость". "Њать пугала неспокойного  ребенка лихим  татарином;
услышав это  злое слово, взрослые растерЯнно бросались бе­жать, сами не знаЯ
куда".<sup>4</sup>
     Џосмотрите на икону начала  и середины XIV века, и вы Ясно почувствуете
в ней, рЯ­дом с проблесками национального гениЯ, эту робость народа, который
еще боитсЯ  по­верить  в  себЯ,  не  доверЯет самостоЯтельным  силам  своего
творчества. ѓлЯдЯ  на эти ико­ны, вам кажетсЯ подчас, что иконописец еще  не
смеет быть русским. ‹ики в них  про­долговатые,  греческие, борода короткаЯ,
иногда  немного заостреннаЯ, не русскаЯ. „аже иконы русских свЯтых -- кнЯзей
Ѓо­риса и ѓлеба  -- в петроградском  музее  Ђлек­сандра III воспроизводЯт не
русский,  а гре­ческий тип.  Ђрхитектура церквей -- тоже или греческаЯ,  или
носЯщаЯ  печать переход­ной  ступени между русским  и  греческим.  –ерковные
главы еще слабо заострились и носЯт почти  круглую форму греческого ку­пола:
русскаЯ  луковица,  видимо,  еще нахо­дитсЯ в  процессе образованиЯ.  ‚нутри
хра­мов  мы  видим  непривычные  русскому  гла­зу  и также греческие верхние
галереи.  ‚  этом  отношении  типична,  например,  икона  Џокрова  ЏресвЯтой
Ѓогородицы Ќовгородского письма XIV века в собрании €. ‘. Ћс-троухова.
     ќто  зрительное  впечатление   подтвержда­етсЯ   объективными  данными.
ђодиной рус­ского религиозного искусства в XIV и XV вв., местом  его  высших
достижений ЯвлЯетсЯ "русскаЯ  ”лоренциЯ" -- ‚еликий Ќовгород. Ќо в  XIV веке
этот  великий  подъем религи­озной  живописи  олицетворЯетсЯ не русски­ми, а
иностранными  именами --  €сайи  ѓре-чина  и ”еофана  ѓрека. Џоследний и был
ве­личайшим новгородским мастером и учите­лем иконописи XIV века; величайший
из рус­ских  иконописцев  начала XV  века,  родона­чальник  самостоЯтельного
русского искусст­ва, --  Ђндрей ђублев был его  учеником.  “по­мЯнутые греки
расписывали церкви и собо­ры в Њоскве и в Ќовгороде.  ‚  1343  г. гречес­кие
мастера  "подписали"  соборную  церковь “спениЯ  Ѓогородицы в Њоскве. ”еофан
ѓрек расписал  церковь  Ђрхистратига  Њихаила  в  1399  г.,  а в  1405 г. --
Ѓлаговещенский собор вместе со своим учеником Ђндреем ђубле­вым. €звестиЯ  о
русских мастерах-иконопис­цах --  "выучениках греков"  -- в XIV веке  вообще
довольно многочисленны.<sup>5</sup>  …сли бы  в  те  дни  русское  искусство
чувствовало в себе  силу самому  стать  на  ноги, в этих греческих учителЯх,
понЯтно, не было бы надобности.
     Њы имеем и другие,  еще  более прЯмые  указаниЯ  на зависимость русских
иконопис­цев  конца  XIV  в.  от  греческих  влиЯний.  €з­вестный  иеромонах
…пифаний,  жизнеописа-тель преподобного  ‘ергиЯ,  получивший об­разование  в
ѓреции, просил  ”еофана ѓрека  изобразить  в красках  храм  ‘вЯтой  ‘офии  в
Љонстантинополе. Џросьба была исполнена и, по словам …пифаниЯ, этот  рисунок
послу­жил на пользу  многим русским иконопис­цам, которые списывали его друг
у друга.<sup>6 ќ</sup>тим вполне объЯснЯетсЯ нерусский или не вполне русский
архитектурный стиль церк­вей  на многих иконах XIV  века, особенно на €конах
Џокрова ЏресвЯтой Ѓогородицы, где изображаетсЯ как раз храм ‘вЯтой ‘офии.
     ’еперь всмотритесь  внимательнее в  ико­ны XV и XVI  века, и  вас сразу
поразит пол­ный переворот. ‚ этих иконах  решительно все обрусело -- и лики,
и архитектура церк­вей, и даже мелкие чисто  бытовые подроб­ности. Ћно и  не
удивительно.  ђусский  ико­нописец  пережил тот великий национальный подъем,
который  в те дни переживало все вообще русское общество. …го окрылЯет та же
вера  в ђоссию, котораЯ звучит  в состав­ленном  Џахомием  жизнеописании св.
‘ер­гиЯ.  Џо его  словам  русскаЯ  землЯ,  веками  жившаЯ  без  просвещениЯ,
напоследок сподо­билась той высоты ‘вЯтого ЏросвещениЯ, какое не было Явлено
в  других странах, рань­ше принЯвших  веру христианскую. ќтой  не­сравненной
высоты ђусь достигла  благодарЯ подвигу св. ‘ергиЯ.<sup>7</sup>  ‘трана, где
были Явле­ны такие светильники, уже не нуждаетсЯ  в иноземных учителЯх веры;
по мысли Џахо-миЯ, она сама может просвещать вселенную.<sup>8  ‚</sup> иконе
эта  перемена  настроениЯ  сказы­ваетсЯ прежде всего  в  поЯвлении  широкого
русского лица,  нередко  с окладистою боро­дою, которое идет на  смену  лику
греческо­му.  Ќе   удивительно,  что  русские  черты  Яв­лЯютсЯ  в  типичных
изображениЯх  русских свЯтых, например,  в иконе св.  Љирилла Ѓе­лозерского,
принадлежащей епархиальному  музею в Ќовгороде.<sup>9</sup> Ќо этим  дело не
огра­ничиваетсЯ. ђусский облик принимают  не­редко  пророки, апостолы,  даже
греческие  свЯтители  --  ‚асилий  ‚еликий и  €оанн  ‡латоуст;  новгородскаЯ
иконопись XV  и XVI вв.  дерзает писать  даже русского •риста,  как это Ясно
видно,   например,  в   принадлежащей   €.   ‘.   Ћстроухову   иконе   ‘паса
Ќерукотво-ренного.  ’акое  же  превращение   мы   видим  и  в  той  храмовой
архитектуре, котораЯ изоб­ражаетсЯ на иконах. ќто особенно Ясно бро­саетсЯ в
глаза при  сравнении  икон Џокрова  Ѓогородицы,  упомЯнутой остроуховской, и
знаменитой  новгородской  иконы XV  в., при­надлежащей  петроградскому музею
Ђлек­сандра III. ‚ этой последней иконе изобра­жен  константинопольский храм
‘вЯтой  ‘о­фии;  на это  указывает коннаЯ  статуЯ строи­телЯ этого  храма --
императора ћстиниана, помещающегосЯ  слева  от него. Ќо во всем прочем уроки
учителей-греков,  видимо, за­быты:  в изображении  утрачено  всЯкое подо­бие
греческого  архитектурного  стилЯ: весь  облик  храма  -- чисто  русский,  в
особеннос­ти его Ясно заостренные главы; и не одни гла­вы, -- все завершение
фасада  принЯло опре­деленно  луковичную  форму. “ зрителЯ  не  ос­таетсЯ ни
малейшего  сомнениЯ  в  том,  что  перед  ним -- типическое  воспроизведение
родного искусства.  ’о же впечатление  родкого производЯт и вообще все храмы
на нов­городских иконах XV века.
     Ќо этого мало; нарЯду с русской архитек­турой  в икону XV в. вторгаетсЯ
и  русский  быт. ‚ собрании €.  ‘. Ћстроухова имеетсЯ икона €лии Џророка  на
колеснице; там вы  видите в огневидной  туче белых коней  в  рус­ской  дуге,
мчащих  колесницу  прЯмо  в небо. ‘равните  это  изображение  с  иконой €лии
Џророка XIV века в собрании  ‘. Џ.  ђЯбушин-ского; на последней русскаЯ дуга
отсутству­ет. ‚ том же собрании €. ‘. Ћстроухова име­етсЯ икона св.  Љирилла
Ѓелозерского,   где  свЯтой  печет  хлебы  в  русской  печке.  Ќако­нец,   в
’ретьЯковской галерее,  на  иконе Ќи­колаЯ  —удотворца изображен  половец  в
рус­ской шубе.
     „а не покажетсЯ дерзостью это привнесе­ние в икону бытовых подробностей
русской жизни. ќто -- не дерзость,  а выражение но­вого духовного настроениЯ
народа, которо­му  подвиг свЯтого ‘ергиЯ и „митриЯ „онс­кого вернул  веру  в
родину. €з  пустыни раз­далсЯ властный призыв преподобного к вож­дю  русской
рати: "иди  на безбожников  сме­ло,  без колебаниЯ, и  победишь".  "Џримером
своей  жизни, высотою  своего  духа  преподоб­ный ‘ергий  поднЯл упавший дух
родного народа,  пробудил в нем доверие к себе, к сво­им силам, вдохнул веру
в свое будущее. Ћн вышел из нас, был плоть от плоти  нашей и кость от костей
наших, а  поднЯлсЯ на  такую  высоту,  о которой  мы  и  не чаЯли, чтобы она
кому-нибудь из наших  была доступна".<sup>10</sup>  —то же  удивительного  в
том, что поверившаЯ в себЯ ђоссиЯ увидела в небесах свой соб­ственный образ,
а иконописец,  забывший уроки греческих учителей, стал писать Ћб­раз •ристов
с русскими  чертами. ќто --  не самопревознесение,  а Явление  образа свЯтой
ђуси  в  иконописи.  ‚  дни  национального  уни­жениЯ и рабства все  русское
обесценива­лось,  казалось  немощным  и  недостойным.  ‚се  свЯтое  казалось
чужестранным,  гречес­ким.  Ќо  вот по  земле прошли великие свЯ­тые;  и  их
подвиг, возродивший мощь народ­ную, все освЯтил и все возвеличил на ђуси:  и
русские храмы, и русский народный тип, и даже русский народный быт.
     ‚ XV веке воспоследовали и другие собы­тиЯ, которые утвердили эту  веру
и силу рус­ского народного гениЯ и вместе с  тем пошатнули доверие к прежним
учителЯм веры -- грекам. ќто -- флорентийскаЯ униЯ в взЯтие  ЉонстантинополЯ
турками в ту самую эпоху, когда владычество "безбожных агарЯн" на ђуси  было
окончательно  сломлено.  ‚озник­шаЯ под  впечатлением этих  событий мысль  о
Њоскве,  как  о  третьем ђиме,  слишком  из­вестна, чтобы о  ней  нужно было
распрост­ранЯтьсЯ. Ќо  еще  раньше Њосквы  под впе­чатлением  упадка веры  в
обоих древних ђи-мах стал называть себЯ "новым ђимом" ‚е­ликий Ќовгород. ’ам
зародились благочес­тивые сказаниЯ о бегстве свЯтых и свЯтынь из опозоренных
центров древнего  благочес­тиЯ  и  о переселении  их в  Ќовгород:  об  иконе
’ихвинской Ѓожьей Њатери, чудесно пере­несенной из ‚изантии  в Ќовгород, и о
столь же чудесном приплытии туда же на камне св. ЂнтониЯ ђимлЯнина с мощами.
Ќовгородс­кий иконописец сумел сделать  из этого  пос­леднего сказаниЯ Яркий
апофеоз  русского народного  гениЯ. ‚ собрании  икон €.  ‘. Ћс-троухова есть
изображение этого чудесного плаваниЯ,  которое поражает не только кра­сотою,
но  и необычайным подъемом нацио­нального  чувства; над плывущим по  ‚олхову
свЯтым  беженцем  из  ђима  жаром горЯт зо­лотые главы  новгородских русских
храмов: в них -- цель его странствованиЯ и един­ственно достойное пребывание
длЯ вверен­ной ему от Ѓога свЯтыни.
     ‚идение прославленной ђуси, -- вот в чем заключаетсЯ резкаЯ грань между
двумЯ эпо­хами русской иконописи. ѓрань эта проведе­на духовным подвигом св.
‘ергиЯ и ратным подвигом „митриЯ „онского. ђаньше русский  народ знал ђоссию
преимущественно  как  место  страданиЯ и  унижениЯ.  ‘вЯтой  ‘ергий  впервые
показал  ее  в ореоле  Ѓожественой славы, а иконопись дала Яркое изображение
Явленного  им откровениЯ. Ћна  нашла  его не  только  в храмах, не  только в
одухотворенных человеческих ликах,  но и в самой  русской природе. Џусть эта
природа  скудна и печаль­на, как место высших откровений  „уха Ѓо­жьего, она
--  землЯ  свЯтаЯ: в  бедности  этого  "краЯ долготерпениЯ  русского народа"
от­крываетсЯ неизреченное богатство.
     џркий образец этого  религиозного, любЯ­щего отношениЯ  к русской земле
мы  находим в  иконе  соловецких преподобных ‡осимы  и ‘авватиЯ  (XVI  в.) в
собрании €. ‘. Ћстроухова. „вумЯ гениальными штрихами иконопи­сец резюмирует
внешний,  земной  облик се­верной  природы; это  -- двойнаЯ  пустынЯ, го­лаЯ
скала, со всех сторон окруженнаЯ пусты­ней волн морских;  но именно скудость
этого земного фона нужна иконописцу длЯ того, чтобы подчеркнуть изумительную
духовную  красоту  соловецкой  обители.  Ќичто  земное  не  отвлекает  здесь
внимание преподобных, которые стоЯт и молЯтсЯ у подножиЯ монас­тырских стен:
оно целиком устремлено в го­рЯщие к  небу золотые главы. €  огненнаЯ вспышка
этих  глав  готовитсЯ  всею  архитек­турой  храмов,  котораЯ  волнообразными
ли­ниЯми поднимаетсЯ кверху: не только главы, но и самые вершины стен  здесь
носЯт  начер­тание луковицы, как это часто бывает в рус­ских храмах: всЯ эта
архитектура  заострЯет­сЯ к золотым крестам в могучем  молитвенном  подъеме.
’ак скудость многострадальной земли духовным подвигом претворЯетсЯ в красоту
и в радость. …два ли  в  русской ико­нописи найдетсЯ другое, равное этому по
силе изображение поэзии русского монастырЯ.
     Ќикогда не следует забывать о том, кто открыл эту поэзию исстрадавшейсЯ
русской  душе.  ‚  те  скорбные  дни,  когда  она  испыты­вала  тЯжелый гнет
татарского  ига,  монасты­рей на ђуси было  мало и количество их воз­растало
чрезвычайно медленно. Џо словам ‚.  Ћ. Љлючевского,  "в  сто лет 1240-- 1340
гг.  возникло  всего  каких-нибудь  десЯтка три но­вых  монастырей.  ‡ато  в
следующее столетие 1340 -- 1440 гг., когда ђусь начала  отдыхать от  внешних
бедствий  и приходить  в себЯ,  из куликовского  поколениЯ  и его  ближайших
потомков  вышли основатели до 150  новых  монастырей"; при этом "до половины
XIVв. почти все монастыри  на ђуси возникали в городах или под их стенами; с
этого  време­ни   решительный   численный   перевес   полу­чают   монастыри,
возникавшие  вдали  от го­родов,  в  лесной глухой пустыне, ждавшей топора и
сохи".<sup>11</sup>  Ћт свЯтого ‘ергиЯ, стало быть, зачинаетсЯ  эта любовь к
родной  пус­тыне, столь Ярко  запечатлевшаЯсЯ затем  в  "житиЯх"  и  иконах.
Љрасота дремучего леса,  пустынных  скал  и  пустынных  вод полюби­лась, как
внешнее Явление иного, духовного облика родины. €, рЯдом с  пустынножите­лем
и писателем, глашатаем этой любви стал иконописец.
     <b>II</b>
     Џодъем нашего великого религиозного искусства с XIVна XVв. определЯетсЯ
преж­де всего впечатлением великой духовной  победы ђоссии. ЏоследствиЯ этой
победы необозримы и неисчислимы.  Ћна не только изменЯет  отношение русского
человека к родине: она  менЯет  весь его  духовный  облик, сообщает всем его
чувствам невиданную до­толе силу и глубину.
     Ќародный   дух   приобретает   несвойствен­ную  ему  дотоле  упругость,
небывалую спо­собность сопротивлениЯ иноземным влиЯни­Ям. €звестно, что в XV
столетии  ђоссиЯ вхо­дит  в  более тесное,  чем  раньше, соприкосно­вение  с
‡ападом.  „елаютсЯ попытки обра­тить  ее  в  латинство.  ‚  Њоскве  работают
ита­льЯнские  художники.  €  что  же  ? ЏоддаетсЯ  ли ђоссиЯ этим  иноземным
влиЯниЯм? “тра­чивает  ли она свою самобытность? Љак раз  наоборот. €менно в
XV веке рушитсЯ попыт­ка "унии". €менно в XV веке наша иконо­пись,  достигаЯ
своего высшего расцвета, впервые освобождаетсЯ  от ученической за­висимости,
становитсЯ вполне самобытною и русскою.
     ’ак  же  и зодчество. ЏЯтнадцатый век на  ђуси ЯвлЯетсЯ  как раз  веком
церковного  строительства.  ќто  --  опЯть-таки Явление, тесно  свЯзанное  с
великими национальными успехами.  ђаньше,  в эпоху татарского  влады­чества,
ђусь разучилась строить; самаЯ тех­ника каменной  постройки была  забыта; и,
когда русские  мастера  в конце  XV  столетиЯ начали  строить  храмы,  у них
обваливались  стены.  Џотребность  в строительстве  возник­ла  тогда,  когда
миновал  страх  перед  татарс­кими нашествиЯми. Ќеудивительно,  что  в самой
архитектуре этих храмов запечатле­лось великое народное торжество.
     ќто  тем  более  замечательно,  что  в  виду технической  беспомощности
русских масте­ров над московскими соборами работали итальЯнцы с  Ђристотелем
”иоравенти  во главе;  они  выучили  русских обжигать  кир­пич,  изготовлЯть
клейкую и густую известь,  преподали им  усовершенствованные при­емы кладки,
но  в  самой  архитектуре  долж­ны  были  по  требованию €вана III следовать
русским образцам. €  в результате их рабо­ты  возникли  такие  чудеса  чисто
русского  зодчества, как  соборы “спенский и Ѓлаговещенский. Ќе говорЯ уже о
том, что в них не видно никаких следов какого-либо итальЯн­ского влиЯниЯ, их
заостренные  в луковицы  купола свидетельствуют об  освобождении от  влиЯниЯ
византийского.  Ћни  выражают со­вершенно новое  по сравнению  с ‚изантией и
более  глубокое понимание  храма. Љруглый  византийский купол выражает собою
мысль  о  своде  небесном,  покрывшем  землю;  глЯдЯ  на  него,  испытываешь
впечатление,  что  зем­ной  храм уже завершен, а потому и чужд  стремлениЯ к
чему-то высшему над  ним. ‚ нем есть  та  неподвижность,  котораЯ  выража­ет
собою  несколько  горделивое притЯзание,  ибо  она  подобает  только высшему
совершен­ству. €ное дело -- русский храм; он весь -- в стремлении.
     ‚зглЯните   на   московские   соборы,   в   осо­бенности  “спенский   и
Ѓлаговещенский.  €х  луковичные  главы, которые  заострЯютсЯ  и  теплЯтсЯ  к
небесам в виде пламени, выража­ют собою неведомую византийской  архитек­туре
горЯчность  чувства:  в них  есть  молит­венное  горение.  ќти  Ѓожьи  свечи
зажглись над  Њосквою не по какому-либо иноземно­му внушению:  они  выразили
заветную  думу и молитву народа, милостью Ѓожией освобо­дившегосЯ от тЯжкого
плена. ‘ловом, в ар­хитектуре и живописи  XV в.  мы видим тор­жество русской
религиозной идеи.
     Ќо  духовнаЯ  победа  русского народного гениЯ выражаетсЯ  не  в  одном
обрусении  ре­лигиозного   искусства,  а  еще  больше  --  в  уг­лублении  и
расширении его творческой мысли.
     „лЯ ђоссии XV в. есть прежде всего век великой радости. Љак понЯть, что
именно  к этой  эпохе относЯтсЯ  самые сильные,  захва­тывающие  изображениЯ
бездонной  глуби­ны  скорби?  џ уже  говорил в  начале  этой лек­ции о шитом
шелками образе св. ‘ергиЯ -- даре ‚асилиЯ „митриевича „онского. ‘опо­ставьте
этой  иконой  два  Ярких  произведе­ниЯ  новгородской  иконописи  XV  в.  --
"Џо­ложение во  гроб" и "‘нЯтие с креста" в со­брании  €. ‘. Ћстроухова.  Ќе
кажетсЯ ли вам, что  они  переносЯт  в духовную атмосферу земли, оставленной
Ѓогом?<sup>12</sup>  Љак  помирить  их  с  радостным  настроением  духовного
твор­чества XV  века? Љак понЯть, что XIV век --  век  скорби народной -- не
дал изображений страданиЯ, равных этим? ’ут перед нами  открываетсЯ одна  из
замечательнейших  тайн духовной жизни.  „уша, пришибленнаЯ  скор­бью,  не  в
состоЯнии  от  нее освободитьсЯ,  а  потому  не  в силах ее выразить.  —тобы
изоб­разить духовное страдание так, как изобра­жали  его иконописцы XV века,
не  достаточ­но его  пережить, нужно над ним поднЯтьсЯ. ‘корбные иконы XV в.
уже сами  по себе представлЯют великую  победу  духа.  ‚ них чувствуетсЯ тот
молитвенный  подъем,  кото­рый  в  дни свЯтого ‘ергиЯ исцелил Язвы ђос­сии и
вдохнул в нее бодрость. ’акие иконы понЯтны именно как выражение  настроениЯ
души  народной,   котораЯ   подвигом  веры  и  са­моотвержениЯ   только  что
освободилась от  величайшей напасти. ‚оспоминание о толь­ко что перенесенной
мухе  еще  свежо:  оно  необычайно живо и сильно чувствуетсЯ.  Ќо,  с другой
стороны, в этом  стоЯнии у  креста есть безграничнаЯ уверенность в спасении:
оно приобретает достоверность совершив­шегосЯ факта.
     ’ут опЯть-таки икона -- вернаЯ вырази­тельница духовного роста русского
народа  с XIV на  XV  столетие.  Њы сталкиваемсЯ здесь с  тем парадоксальным
фактом, что  век великих национальных успехов ЯвлЯетсЯ  вместе с тем и веком
углублениЯ аскетизма. џ  уже упоминал  о том, что  со времени св. ‘ергиЯ  на
ђуси начали быстро умножатьсЯ монас­тыри. Љак замечает по этому поводу ‚. Ћ.
Љлючевский, в те дни "стремление покидать мир усилилось не  от того,  что  в
миру  скоплЯ­лись  бедствиЯ,  а  по  мере  того,  как   в  нем  воз­вышались
нравственные  силы".  ќто же са­мое нарастание  сил духовных сказываетсЯ и в
иконе, в ее необычайно живом и сильном восприЯтии страстей •ристовых.
     Ќо главное и основное в иконе XV века -- не эта глубина страданиЯ, а та
радость,  в ко­торую претворЯетсЯ  скорбь; то и другое в ней  нераздельно: в
ней  чувствуетсЯ состоЯние  духа  народа, который умер и воскрес. Њы зна­ем,
что многие иконописцы, например,  ђуб­лев, писали свои иконы с молитвой и со
сле­зами.  €  точно,  во многих  иконах  сказывает­сЯ  то  настроение  жены,
котораЯ, после  выст­раданной предродовой  муки,  не помнит себЯ от радости;
это  -- радость  духовного рожде­ниЯ ђоссии. Ћна выражаетсЯ прежде  всего  в
необыкновенном  богатстве  и  в  необыкновен­ной  Яркости  радужных  красок;
никакие подражаниЯ  и  никакие воспроизведениЯ  не  в  со­стоЯнии дать  даже
отдаленного понЯтиЯ об  этих красках  русской  иконы XV в.  €  это, конечно,
оттого, что в этой радости небесной радуги  здесь сказываетсЯ  неведомаЯ нам
кра­сота и  сила духовной жизни. ‘очетаниЯ  этих тонов прекрасны не  сами по
себе,  а как  прозрачное выражение духов­ного смысла. ќто можно  поЯснить на
примере  замечательной новгородской иконы ‚оз­несениЯ XV века  в собрании ‘.
Џ. ђЯбушинского: наверху солнечный лик прославлен­ного, возносЯщегосЯ в небо
•риста.  ‚низу Ѓогоматерь  в  одеЯнии  умышленно  темном,  дабы  подчеркнуть
контраст  с белоснежны­ми ангелами, которые отделЯют ее с обеих сторон от ее
земного  окружениЯ, а кругом апостолы,  коих одеЯниЯ образуют  как бы радугу
вокруг   Ѓогоматери.  ќто   радужное  земное   преломление  небесного  света
крас­норечивее   всЯких  человеческих  слов  выра­жает  смысл  …вангельского
текста: <i>се, Ђз с вами до скончаниЯ века.</i>
     ќто  -- не  единственный пример ЯвлениЯ радуги в иконе.  Ћна поЯвлЯетсЯ
там  в самых  разнообразных сочетаниЯх; но при  этом всегда,  неизменно  она
выражает  собою  выс­шую  радость  твари  земной и  небесной, ко­тораЯ  либо
преломлЯет  в  себе  солнечное   си­Яние  потустороннего  неба,  либо  прЯмо
вво­дитсЯ в окружение  Ѓожественной славы.  ‚ петроградской иконе  "Џокрова"
радугу об­разуют частью свЯтые  и апостолы,  собран­ные  вокруг  Ѓогоматери,
частью   облака,  на   которых  они  стоЯт.  ‚  иконах  "Ћ  тебе  раду­етсЯ,
ЃлагодатнаЯ,  всЯкаЯ  тварь"  мы  видим  вокруг  Ѓогоматери  многоцветветную
гир­лЯнду ангелов. ‚ иконах Ѓогоматери "Ќео­палимаЯ  купина" --  опЯть то же
Явление: у каждого духа  свой  особый цвет; и  все  вмес­те образуют  радугу
вокруг  Ѓогоматери  и •риста, причем только Ѓогоматери и  •рис­ту  присвоены
царственное золото  полднев­ного луча. ‚  другом моем труде Я  уже пока­зал,
что краски в  новгородской живописи как  бы образуют  некоторую  иерархию, в
которой луч белый  или золотой занимают  место  господствующее.<sup>13</sup>
‡десь  мне  остает­сЯ  только  подчеркнуть  внутреннюю  свЯзь этого  ЯвлениЯ
небесной  радуги  с  тем   откро­вением  высшей  духовной  радости,  которое
осчастливило ђоссию в конце XIV и в XV вв.
     ‚ те дни  она  переживала Ѓлагую ‚есть …ван­гелиЯ с той  силою, с какою
она  никогда ни  до, ни после его не переживала. ‚ страдани­Ях •ристовых она
ощущала  свою  собствен­ную,  только  что  пережитую  ѓолгофу;  вос­кресение
•ристово  она   воспринимала   с  ра­достью,  доступною  душам,  только  что
выве­денным из ада;  а в то же времЯ, поколение  свЯтых, живших в ее среде и
целивших  ее раны, заставлЯло ее  ежеминутно  чувство­вать действенную  силу
обетованиЯ  •ристо­ва: <i>се, Ђз  с  вами,  во всЯ дни до  скончаниЯ  века</i> (Њф.
28:20).   ќто  ощущение  действенного  сочетаниЯ  силы  •ристовой  с  жизнью
чело­веческою и с жизнью народною  выражалось во всем русском искусстве того
времени --  и  в архитектурных линиЯх русских храмов,  и  в красках  русских
икон.
     <b>III</b>
     —тобы  понЯть  эпоху  расцвета  русской иконописи,  нужно подумать и  в
особеннос­ти прочувствовать те  душевные и духовные переживаниЯ, на  которые
она  давала ответ.  Ћ  них всего  Яснее  и красноречивее  говорЯт  тогдашние
"житиЯ" свЯтых.
     —то  видел, что  чувствовал, свЯтой ‘ергий, молившийсЯ за ђусь  в своей
лесной  пусты­не?  ‚близи  вой зверей  да "стражи бесовс­кие",  а издали, из
мест, населенных людьми, доноситсЯ стон и  плач земли, подневольной татарам.
‹юди, звери  и  бесы  --  все тут  сли­ваетсЯ в  хаотическое впечатление ада
кро­мешного.  ‡вери ходЯт стадами, и  иногда хо­дЯт  по два, по три, окружаЯ
свЯтого и  обню­хиваЯ его.  ‹юди беснуютсЯ; а бесы, описы­ваемые в житии, до
ужаса  похожи на  людей.  Ћни  ЯвлЯютсЯ  к  свЯтому  в  виде беспорЯдоч­ного
сборища,  как "стадо  бесчислено", и ра­зом кричат на  разные голоса: "уйди,
уйди  из места сего! —его ищешь в этой пустыне. “же­ли ты не боишьсЯ умереть
с  голода,  либо  от зверей  или  от  разбойников и душегубцев!" Ќо молитва,
отгонЯЯ  бесов,  укрощает хаос и, побеждаЯ ад, восстанавливает на земле  тот
мир  человека и твари, который  предшество­вал  грехопадению. €з  тех зверей
один, мед­ведь, взЯл в обычай приходить к преподоб­ному. “видел преподобный,
что не злобы ради  приходит к нему зверь, но чтобы полу­чить что-либо из его
пищи,  и выносил ему  кусок из своего  хлеба, полагаЯ его  на  пень  или  на
колоду. Ђ когда не хватало хлеба, го­лодали оба -- и свЯтой, и зверь; иногда
же свЯтой отдавал  свой  последний  кусок и  го­лодал,  "чтобы не  оскорбить
зверЯ".  ѓоворЯ  об этом послушном отношении  зверей к свЯ­тому,  ученик его
…пифаний замечает: "и пусть никто этому не удивлЯетсЯ, знаЯ навер­ное,  что,
когда в каком человеке живет Ѓог  и почивает „ух ‘вЯтой, то все ему покорно,
как и сначала  первозданному  Ђдаму, до преступ­лениЯ заповеди Ѓожией, когда
он также жил в пустыне, все было покорно".
     ќта страница "житиЯ" св. ‘ергиЯ, как и многие другие  подобные в других
житиЯх  русских   свЯтых,   представлЯет  собою  ключ  к   пониманию   самых
вдохновенных художе­ственных замыслов иконописи XV века.
     ‚селеннаЯ, как мир всей твари, человече­ство, собранное вокруг •риста и
Ѓогомате­ри,  тварь, собраннаЯ вокруг человека в на­дежде на  восстановление
нарушенного  строЯ  и  лада,  --  вот  та  общаЯ  заветнаЯ  мысль  рус­ского
пустынножительства и русской  иконо­писи,  котораЯ  противополагаетсЯ и  вою
зве­рей,  и  стражам  бесовским,  и  зверообразно­му  человечеству.   Њысль,
унаследованнаЯ от прошлого,  входЯщаЯ в многовековое церков­ное  предание. ‚
ђоссии  мы  находим  ее  в  па­мЯтниках  XIII   века;   но  никогда  русскаЯ
ре­лигиознаЯ мысль не выражала ее в образах столь прекрасных и глубоких, как
русскаЯ иконопись XV века.
     ’ождество  той  религиозной  мысли,  кото­раЯ  одинаково  одушевлЯла  и
русских под­вижников, и русских иконописцев того вре­мени, обнаруживаетсЯ  в
особенности  в од­ном  Ярком  примере.  ќто  -- престольнаЯ ико­на ’роицкого
собора ’роицко-‘ергиевской лавры -- образ  †ивоначальной ’роицы, на­писанной
около  1408  года  знаменитым Ђнд­реем  ђублевым  "на похвалу"  преподобному
‘ергию, всего  через семнадцать лет после его кончины, по приказанию ученика
его  --  преподобного  Ќикона.  ‚  иконе  выражена   ос­новнаЯ  мысль  всего
иноческого служениЯ  преподобного.<sup>14</s