остоЯщее в том, что они теперь никто, что у них нет собственной судьбы, что
они лишены своего имени, лишены системой, котораЯ сама  анонимна  и  которую
они, таким  образом, символизируют, --  вот парадокс нынешней  ситуации. Ћни
ЯвлЯютсЯ  конечным продуктом  социального,  абстрактной  и  ставшей  сегоднЯ
всемирной социальности. € именно потому, что они теперь -- это <b>"кто</b>
     [66]
     <b>угодно"</b>, им и суждено быть жертвами терроризма.
     Љак раз в этом  смысле, или, лучше сказать, в этом своем вызове смыслу,
террористический  акт сближаетсЯ  с катастрофами,  происходЯщими в  природе.
Ќикакой  разницы  между  подземным  толчком в  ѓватемале  и  угоном "Ѓоинга"
‹юфтганзы с тремЯстами  пассажирами на борту, между "естественным" действием
природы и  "человеческим" действием терроризма  не существует.  ’еррористами
ЯвлЯютсЯ и природа, и внезапный отказ любой технологической системы: крупные
сбои в  системах подачи  электроэнергии в Ќью-‰орке  (в  1965 и  1977 годах)
создали  ситуации  значительно более серьезные, чем те,  к которым приводили
все  до сих пор осуществлЯвшиесЯ спланированные террористические акты. Ѓолее
того: эти крупные аварии технологического плана, как и катаклизмы природного
характера,   демонстрируют  возможность  радикальной  подрывной  работы  <b>без
субъекта</b>.  ‘бой  1977  года  в  Ќью-‰орке  мог  бы  быть  устроен  и  хорошо
организованной группой  террористов, но результат оказалсЯ бы тем  же самым.
Џоследовали бы те же акты насилиЯ и грабежи, точно так же стало бы нарастать
возмущение  происходЯщим и точно таким же мучительным было бы ожидание того,
когда  же  наконец  установитсЯ "социальный"  порЯдок.  Ћтсюда следует,  что
терроризм порожден не стремлением к насилию, а характерен длЯ
     [67]
     нормального состоЯниЯ социального -- в той мере, в какой это нормальное
состоЯние в любой  момент может превратитьсЯ в нечто прЯмо  противоположное,
абсурдное,   неконтролируемое.  ЏрироднаЯ  катастрофа   способствует  такому
повороту  событий  и   именно  поэтому  парадоксальным   образом  становитсЯ
<b>мифическим  выражением</b>  катастрофы   социального.  €ли,  точнее,   природнаЯ
катастрофа,  будучи в  высшей  степени  бессмысленным  и  нерепрезентативным
событием  (разве  что за ним  стоит Ѓог; не случайно  в ситуации с последней
аварией в  электросетЯх Ќью-‰орка ответственный работник <b>Continental  Edison</b>
заговорил о Ѓоге и его вмешательстве), становитсЯ своего  рода симптомом или
наиболее Ярким олицетворением  особого состоЯниЯ  социального, а именно  его
катастрофы  и крушениЯ всех репрезентаций, на  которые социальное опиралось.


        ‘истемы имплозивные и взрывные

     [67]
     ’реугольник   <b>массы   --  средства  массовой  информации  --  терроризм</b>
указывает  на  пространство,   в  котором   развертываетсЯ  характерный  длЯ
современности  процесс имплозии. ќтот  процесс пронизан нарастающим насилием
-- насилием рассеЯнным и концентрированным, насилием  вовлечениЯ и  гипноза,
насилием  пустоты  (гипнотическое  воздействие есть предельнаЯ агрессивность
<b>нейтрального )</b>. ‚ своем нынешнем состоЯнии мы имеем дело только с такой --
     [68]
     неистовой  и катастрофической -- имплозией. ‘егоднЯ она  не  может быть
иной, потому что выступает завершающим периодом <b>крушениЯ</b> -- последним этапом
гибели  системы  взрыва и  контролируемого  расширениЯ, господствовавшей  на
‡ападе на протЯжении нескольких веков.
     ’ем  не  менее,  имплозиЯ  отнюдь  не  обЯзательно  развертываетсЯ  как
катастрофа. Ћна существует и в контролируемой и направлЯемой  форме. ‚  этом
своем  качестве  она  обнаруживает  себЯ  прежде   всего  в   примитивных  и
традиционных  обществах  и,  более  того,  оказываетсЯ  их  скрытой  главной
особенностью.  ’акого  рода обществам не  свойственна  экспансиЯ  --  в  них
царствует   не   центробежнаЯ,  а  центростремительнаЯ  сила.   ’акого  рода
сингулЯрные  множества   никогда  не  нацелены   на   универсальное  --  они
сконцентрированы  на цикле,  на  ритуале,  они  стремЯтсЯ замкнутьсЯ в  этом
нерепрезентативном процессе, где нет ни  высшей  инстанции, ни дизъюнктивной
полЯрности,  но   где   отсутствует   также   и  опасность   их,   множеств,
саморазрушениЯ   (сказанное,   возможно,  не  относитсЯ  к  столь  необычной
имплозии, как коллапс культур тольтеков, ольмеков и майЯ, культур, о которых
мы  врЯд  ли  что-либо еще узнаем и  об  огромных  империЯх которых мы можем
сказать лишь  то, что  они исчезли без  каких-либо более или менее  заметных
следов катастрофы, без  видимой  внешней или  внутренней причины, как  будто
внезапно утратив все стимулы к существованию). Џрими-
     [69]
     тивные   общества   живут,   следовательно,   благодарЯ  <b>контролируемой
имплозии</b>; но если они ей уже не управлЯют,  их  ждет смерть. ќто значит, что
теперь   они  оказались   во   власти   взрыва   (то   есть   стали   рабами
неконтролируемого увеличениЯ  населениЯ или  столь же  неуправлЯемого  роста
объема  произведенной  продукции,   пленниками  безудержного  расширениЯ   в
пространстве  или  же   просто-напросто   объектами   колонизации,  насильно
приобщающей  их к принципам развитиЯ  и ориентации  вовне,  в соответствии с
которыми существуют западные системы).
     Ќаши  "современные"  цивилизации, напротив, на всех уровнЯх строЯтсЯ на
основе  экспансии и взрывных процессов -- под  знаком универсализации рынка,
экономических и философских ценностей, под  флагом универсальности  закона и
такой   же   универсальности   стратегии  завоеваниЯ.   Ћни,   без   всЯкого
сомнениЯ,оказались  способными,  по   крайней  мере  до  сегоднЯшнего   днЯ,
существовать  за  счет  <b>контролируемого   взрыва</b>,  регулируемого  поэтапного
высвобождениЯ  энергии, и этим определЯетсЯ  золотой век их культуры. Ћднако
сегоднЯ их взрывное развитие осуществлЯетсЯ такими немыслимыми темпами,  что
контроль  за  ним  становитсЯ  невозможным.  ќтот  взрывной  процесс  достиг
предельной скорости и  предельного размаха  и  начал выходить за рамки сферы
универсального  -- ему  уже  тесно  в той области, котораЯ ЯвлЯетсЯ областью
экспансии. € так же, как
     [70]
     примитивные общества были разрушены динамикой взрыва, так и не сумев на
определенном этапе удержать под контролем процесс имплозии,  -- точно так же
и наша культура начинает разрушатьсЯ  имплозией, поскольку не  имеет средств
справитьсЯ с взрывной динамикой.
     €мплозиЯ  неизбежна,  и   все  усилиЯ  по  спасению  систем  экспансии,
существующих  в  соответствии   с   принципами   реальности,  аккумулЯции  и
универсальности, в  соответствии  с  принципами эволюции,  не могут не  быть
напрасными. Ћни  продиктованы исключительно ностальгией по тому, что уходит.
Ќо  к  их числу надо отнести и  усилиЯ тех,  кто настаивает на необходимости
высвобождениЯ    разного     рода     особых     энергий:     либидинальных,
множественных,энергии фрагментарных интенсивностей  и т.  д. „ело в том, что
"высвобождение  энергий" ("пролиферациЯ сегментов" и т. п.),  которое  имеет
место в  ходе так называемой "революции на  молекулЯрном уровне", происходит
все  еще в границах хотЯ и сжимающегосЯ,  но по-прежнему заЯвлЯющего о  себе
полЯ  экспансии,  лежащего в  основании нашей культуры.  ЌичтожнаЯ  по  силе
активность,  исходЯщаЯ от желаниЯ, -- всего  лишь продолжение мощных попыток
утверждениЯ  реальности,  предпринЯтых  капиталом,  распад  на  молекулЯрные
образованиЯ  --  всего  лишь  логическое  завершение  тотального  усилиЯ  по
поддержанию  различных  пространств  социального.  Њы  ЯвлЯемсЯ  свидетелЯми
угасаниЯ системы взрыва с ее отчаЯнным стремлением
     [71]
     овладеть энергией,  дошедшей до своего предела,  или, что то  же самое,
раздвинуть пределы этой энергии (определЯющий ориентир нашей культуры)  -- с
тем, чтобы спасти экспансию и движение к освобождению.
     Ќо  имплозию  не  остановит  ничто.  Џобеда имплозивного  над  взрывным
предрешена,  и вопрос лишь в том, за каким -- жестким и катастрофическим или
мЯгким и замедленным  -- имплозивным процессом  будущее. Џоследний  пытаетсЯ
подчинить    себе    новые   антиуниверсалистские,    анти-репрезентистские,
трайбалистские  [<a href="#n34" name="n34b">34</a>]* и  т.  п.  центробежные
силы, действие которых обнаруживаетсЯ в возникновении разного  рода общин, в
обращении   к   наркотикам,  в  выступлениЯх  против   загрЯзнениЯ  среды  и
дальнейшего  роста  промышленного  производства.  Ќо  мЯгкую  имплозию  надо
оценивать   трезво.    ‘корее   всего,   она   недолговечна   и   закончитсЯ
безрезультатно. Џревращение  систем  имплозивных в системы взрывные нигде не
было  безболезненным --  оно  всегда  сопровождалось большими  потрЯсениЯми;
жестким  и  катастрофическим  будет,  по  всей видимости,  и  наш переход  к
имплозии.

        €ли конец социального

     [72]
     „инамика   социального   не   ЯвлЯетсЯ  Ясной   и   определенной.   —ем
характеризуютсЯ современные общества -- его  нарастанием или распадом? €наче
говорЯ,  им  свойственны  социализациЯ  или последовательнаЯ десоциализациЯ?
Ћтвет зависит от того, как понимаетсЯ  социальность, но он в любом случае не
может  быть окончательным  и однозначным. ‘корее всего, социальное  обладает
такими   характеристиками,   что  институциЯми,  которые   выступают  вехами
"социального   прогресса"  (урбанизациЯ,концентрациЯ,  производство,   труд,
медицина,обучение  в  школе, социальное  обеспечение, страхование и  т. д.),
включаЯ сюда и капитал, ЯвлЯющийсЯ, пожалуй, самым  эффективным  проводником
социализации, оно в одно и то же времЯ и создаетсЯ, и разрушаетсЯ.
     [73]
     Џоскольку социальное,  по-видимому,  сложено из  абстрактных инстанций,
возникающих  одна  за  другой на  развалинах предшествующих символических  и
ритуальных обществ, эти институции его -- шаг за шагом -- производЯт. Ќо они
работают  именно  на нее  -- ненасытную  абстракцию,  питающуюсЯ,  возможно,
"самой  сутью" социального. € в этом плане по мере развитиЯ своих институций
социальное не укреплЯетсЯ, а регрессирует.
     „анный   противоречивый   процесс   ускорЯетсЯ   и   достигает   своего
максимального  размаха  с  поЯвлением  средств массовой информации  и  самой
информации. ‘редства информации, <b>все</b> средства, и информациЯ, <b>всЯ</b> информациЯ,
действуют  на  двух уровнЯх:  внешний  -- уровень  наращиваниЯ  производства
социального, глубинный -- тот, где и социальные  отношениЯ, и социальное как
таковое нейтрализуютсЯ.
     Ќо  тогда,  если социальное, во-первых,  разрушаетсЯ --  тем,  что  его
производит (средствами  информации и информацией), а  во-вторых, поглощаетсЯ
--  тем,  что  оно производит  (массами), оказываетсЯ, что его  дефинициЯ не
имеет  референта,  и  термин  "социальное", который ЯвлЯетсЯ центральным длЯ
всех  дискурсов, уже ничего не описывает и ничего не  обозначает.  ‚  нем не
только нет необходимости, он не  только бесполезен, но всЯкий  раз, когда  к
нему  прибегают, он не дает возможности увидеть нечто иное,  не  социальное:
вызов, смерть, совращение, ритуал или повторение -- он скрывает то, что за
     [74]
     ним стоит  всего  лишь абстракциЯ, результат  процесса абстрагированиЯ,
или даже просто <b>эффект</b> социального, симулЯциЯ и видимость.
     Ќеопределенность  заложена уже в  термине "социальное  отношение".  —то
такое  "социальное отношение", "социальнаЯ  свЯзь"? —то такое  "производство
социальных свЯзей"?  ЏонЯтным содержание  этих выражений оказываетсЯ лишь на
первый  взглЯд.  џвлЯетсЯ  ли  социальное   изначально  и  по   своей   сути
"отношением" (или "свЯзью"), что неизбежно предполагает высокую  степень его
абстрактности и рациональности, или же  оно есть нечто иное -- то, что извне
рационализируетсЯ термином "отношение"? Ђ может быть, "социальное отношение"
отнесено <b>к чему-то  другому</b>, а именно к тому, что оно разрушает? Њожет быть,
оно отмечает конец социального или кладет начало его концу?
     ’ак называемые "социальные  науки" были призваны закрепить впечатление,
что  социальность вечна. Ќо сегоднЯ от него надо  освободитьсЯ. ‘уществовали
<b>общества</b>, которые  обходились  <b>без  социального</b>,  как  они обходились  и без
истории.  Ќи  термин  "отношение", ни термин "социальное"  к характерным длЯ
этих   образований  символическим   структурам  взаимных   обЯзательств   не
приложимы. ‘  другой стороны, социального, по всей видимости, не будет  и  в
наших  "обществах"  -- они хоронЯт его тем, что оно  в  них  симулируетсЯ. €
поскольку  видов смерти у него столько же, сколько определений,  умирать ему
суждено по-разному. ‘оциальное,
     [75]
     судЯ по всему,  в состоЯнии  существовать лишь  очень короткое времЯ: в
узком промежутке между эпохой символических формаций и возникновением нашего
"общества", где оно уже не  живет, а  только угасает. ђаньше -- его ыет еще,
позже  -- его  нет  уже.  Ќо  "социологиЯ",  кажетсЯ,  будет  доказывать его
вечность  и  после  его  смерти  --  в   пустых  разговорах   представителей
"социальных наук" ему уготована жизнь и после того, как оно исчезнет.
     Ќа   протЯжении  двух   столетий   неиссЯкаемыми   источниками  энергии
социального  были детерриториализациЯ и концентрациЯ, обнаруживающие себЯ во
все   большей   унификации   инстанций.   ќта   унификациЯ   происходит    в
централизованном  пространстве  перспективы,  которое  придает   смысл  всем
оказавшимсЯ  в  нем элементам  благодарЯ тому, что просто ориентирует их  на
схождение в  бесконечности (в  качестве  пространства и времени  социальное,
действительно,  делает  перспективу  бесконечной).  ‘оциальность оформлЯетсЯ
только в этой всеохватывающей перспективе.
     Ќо не будем забывать: такого  рода  перспективное  пространство  (как в
живописи и архитектуре, так и в политике или экономике) ЯвлЯетсЯ  лишь одной
из моделей симулЯции, длЯ которой характерно то, что она дает место эффектам
истины  и объективности, невозможным,  немыслимым  в других моделЯх. Ђ  что,
если она представлЯет из себЯ просто <b>ловушку?</b> ‚ таком
     [76]
     случае  все,  что  было  задумано  и  осуществлено  в  этом  социальном
"сценическом  действии   по-итальЯнски",   никогда  не  имело  существенного
значениЯ.  ‚ своей основе вещи никогда  не  функционировали социально -- они
приходили лишь в символическое,магическое, иррациональное и т. п.  движениЯ.
Ћтсюда и следует, что капитал есть  <b>вызов</b> обществу. €наче говорЯ, эта машина
всеохватывающей   перспективы,   эта   машина   истины,   рациональности   и
продуктивности,    какой    ЯвлЯетсЯ    капитал,    чужда   и    объективной
целесообразности,  и  разуму:  она  есть  прежде  всего   насилие,  насилие,
состоЯщее в том, что социальное направлЯетсЯ против социального. Ќо по своей
сути даннаЯ машина не ЯвлЯетсЯ  социальной --  ей  нет  дела  до  капитала и
социального в их антагонистическом единстве.  Ћна не подразумевает контракт,
она   никогда   не  предполагает   договор,  заключенный   между  различными
инстанциЯми по  закону  (все  это длЯ нее  пустое) --  она ориентирована  на
ставку, на вызов, то есть  на что-то, что не проходит  по  линии "социальной
свЯзи".  (‚ызов  находитсЯ  вне диалектики и  вне  взаимного  противостоЯниЯ
полюсов в рамках какой-либо целостной структуры. Ћн есть процесс <b>уничтожениЯ</b>
всех противостоЯщих элементов, всех противодействующих субъектов, и в первую
очередь тех,  кто  бросает вызов: тем  самым он уходит  от любого контракта,
который мог бы дать место "отношению". ‹огика обмена ценностЯми
     [77]
     <b>[&eacute;change de valeur]</b> теперь не действует. ‚ силу  вступает логика отказа
от ценности и смысла. ѓерой вызова неизменно занимает позицию самоубийцы, но
его  самоубийство  триумфально: именно  разрушаЯ  ценность  (свою ценность),
именно уничтожаЯ смысл (свой смысл), он вынуждает другого реагировать всЯкий
раз неадекватно, всЯкий раз чрезмерно.  ‚ызов всегда исходит оттого,  что не
имеет ни смысла, ни имени, ни  идентичности, и он всегда брошен тому, что за
них держитсЯ, -- это вызов  смыслу,  власти,  истине,  самой их  способности
существовать,  самому  их  стремлению  к существованию.  ’олько такого  рода
<b>обращение</b> <b>[r&eacute;version]</b> силы назад и  способно положить конец власти, смыслу и
ценности; надеЯтьсЯ на какое-то <b>соотношение</b> сил,  каким бы благоприЯтным оно
ни было,  бесполезно  --  оно  предполагает полЯрную,  бинарную  структурную
свЯзь, котораЯ по самой своей природе всегда формирует пространство смысла и
власти [<a href="#n35" name="n35b">35</a>].)
     [78]
     Ћтносительно социального возможны несколько гипотез.
     1.  <b>‘оциальное, по сути  дела,  никогда  не  существовало</b>.  ‘оциального
"отношениЯ"  никогда не было. Ќичто никогда  не функционировало социально. ‚
условиЯх  неизбежного  вызова, неотвратимого совращениЯ и  неминуемой смерти
всегда имела  место  лишь  <b>симулЯциЯ</b> социального  и социального отношениЯ. ‚
этом случае нет никаких оснований говорить ни о "реальной", ни о скрытой, ни
об  идеальной социальности. Ћправдано лишь гипо-стазирование симулЯкра. …сли
социальное  есть  симулЯциЯ,  то  единственное  вероЯтное  резкое  изменение
ситуации -- это стремительнаЯ  <b>десимулЯциЯ</b>,  при которой социальное само длЯ
себЯ перестает быть пространством референции, выходит из игры и кладет конец
сразу  и власти, и  эффекту  социального, и  зеркалу социального, социальное
поддерживающему.  „есимулЯциЯ  сама  приобретает характер вызова  (обратного
вызову капитала  социальному  и  обществу):  вызова способности  капитала  и
власти существовать в соответствии с их собственной логикой -- <b>у них ее нет</b>,
в  качестве  механизмов  они  исчезают  сразу  же,  как  только  разрушаетсЯ
симулЯциЯ  социального  пространства [<a  href="#n36" name="n36b">36</a>]. €
сегоднЯ это резкое измене-
     [79]
     ние  ситуации  происходит. ђазложение социального мышлениЯ, истощение и
вырождение  социальности,  угасание социального  симулЯкра (настоЯщий  вызов
конструктивности  и   продуктивности  имеющей  длЯ  нас  решающее   значение
социальной  теории)  --  всему  этому  мы  ЯвлЯемсЯ свидетелЯми.  ‘оциальное
исчезает  бесследно, как будто его и не  было. €  не в процессе эволюции или
революции, а в результате катастрофы. ќто уже не "кризис" социального -- это
распад  самого его  устройства. Њаргиналы  (умалишенные, женщины, наркоманы,
преступники),  которые  Якобы разрушают социальное,  здесь не причем  --  их
активность,   наоборот,   служит   длЯ  слабеющей  социальности   источником
дополнительной   энергии.   Ќо   ресоциализациЯ  невозможна.  €  социальное,
существующее  в  соответствии  с  принципами  реальности  и  рациональности,
улетучиваетсЯ,  подобно   тому  как,  едва  заслышав   первый  крик  петуха,
улетучиваетсЯ призрак.
     2.  <b>‘оциальность  все  же существовала и  существует, более  того,  она
постоЯнно  нарастает</b>.  Ћна  пронизывает все  --  есть  только  социальность.
‘оциальное вовсе  не исчезает, а,  напротив,  торжествует  и заЯвлЯет о себе
повсюду. Њожно,  однако,  предположить  -- вопреки  мнению,  будто  динамика
социального  развертываетсЯ  в  закономерный прогресс человечества, а все ее
избежавшее представлЯет собой лишь  остаток  <b>[r&eacute;sidu]</b>,  -- что как раз  само
<b>социальное и ЯвлЯетсЯ остатком</b> и что оно торжествует
     [80]
     именно в этом качестве. ‡аполнивший собой  все, ставший универсальным и
получивший статус реальности остаток  рассеиваниЯ  символического порЯдка --
это и есть  социальное [<a href="#n37" name="n37b">37</a>].  Џеред  нами уже
более изысканнаЯ форма смерти.  ‚ данном случае сегоднЯшнЯЯ ситуациЯ такова,
что  мы  все  дальше  погружаемсЯ  в  социальное,  то  есть  в  сферу чистых
отложений,   в   пространство,   заполненное   мертвым   трудом,   мертвыми,
контролируемыми  бюрократией свЯзЯми, мертвыми  Языками и синтагмами (что-то
мертвое, что-то от смерти есть уже в самих терминах "отношение" и "свЯзь").
     Ѓезусловно,  теперь  нельзЯ говорить, что социальное  умирает -- <b>отныне
оно  есть  аккумулЯциЯ  смерти</b>.  Њы  действительно  принадлежим  цивилизации
сверхсоциальности  и в то же времЯ  неисчезающего  и неуничтожимого остатка,
захватывающего   все  новые   территории  по   мере   того,  как  социальное
расширЯетсЯ.
     Ћбразование  остатка  и его новое использование -- таковы, по-видимому,
основные моменты социального как производства. …го циклы уже давно  не имеют
никаких "социальных"  ориентиров, так  что оно представлЯет  собой абсолютно
самостоЯтельную, вращающуюсЯ исключительно
     [81]
     вокруг собственной оси спиралевидную туманность, расширЯющуюсЯ с каждым
витком, который  она  описывает.’аким  образом,усиление  социального в  ходе
истории  -- это,  очевидно, усиление "рационального" управлениЯ остатками и,
вскоре, рост рационального <b>производства</b> остатков.
     ‚  1544 году в  Џариже  открываетсЯ первый  крупный  приют  длЯ бедных,
который берет на себЯ ответственность за бродЯг, сумасшедших, других больных
-- всех тех, кто  не был интегрирован в ту или иную группу и оказалсЯ вне ее
в качестве остатка. ќто свидетельство рождениЯ социального. Џозднее поЯвЯтсЯ
знаки его расширениЯ: органы  государственного призрениЯ в  девЯтнадцатом  и
система  социального  обеспечениЯ  в  двадцатом  веках.  Џо  мере   быстрого
упрочениЯ социального  остатком становЯтсЯ целые общности, а  стало быть, --
на следующем  витке спирали  --  и упрочившеесЯ  социальное.  Љогда  остаток
достигает масштабов общества в  целом, мы получаем  полную  социализацию [<a
href="#n38" name="n38b">38</a>]. Џолностью
     [82]
     исключены  и  полностью  взЯты  на  иждивение,  полностью  разобщены  и
полностью социализированы абсолютно все.
     ‚    итоге   символическаЯ   интеграциЯ   заменЯетсЯ   функциональной,и
функциональные  институции  берут   на   себЯ  ответственность   за  остатки
символической дезинтеграции -- социальнаЯ <b>инстанциЯ</b> обнаруживаетсЯ там,  где
длЯ  нее  не  было  ни  места,  ни  даже  имени.  Џо  мере  усилениЯ   такой
дезинтеграции   множатсЯ,   распространЯютсЯ   и   развиваютсЯ   "социальные
отношениЯ".  ЏоЯвлЯютсЯ  социальные  науки.  Ћтсюда  и  любопытное выражение
"ответственность общества перед своими обездоленными  членами" -- тот, кто к
нему прибегает, исходит из представлениЯ, что "социальное" есть не что иное,
как инстанциЯ, выступающаЯ следствием этой обездоленности.
     Ћтсюда  также  и направленность рубрики "Ћбщество"  в  <b>Њонд</b>: материалы,
помещаемые  в ней, как  это  ни  удивительно,  посвЯщены только иммигрантам,
преступникам,  женщинам  и  т. д.  -- всему  несоциализированному,  "случаю"
социального, сходному  со  случаем  патологии.  ђечь  идет  о зонах, которые
должны быть втЯнуты в социальность, о сегментах, которые были выведены за ее
пределы в ходе ее развертываниЯ. Ћбозначаемые социальным как <b>остаточные</b>, они
подпадают тем самым под  его юрисдикцию и рано или поздно обретут свое место
в расширенной  социальности. €менно к <b>остатку</b> приковано  внимание социальной
машины, и именно погло-
     [83]
     щение этого остатка дает социальности энергию длЯ нового расширениЯ. Ќо
что происходит,  когда  социализировано все?  ’огда  машина останавливаетсЯ,
динамика   всего  процесса   менЯетсЯ  на   противоположную,  и   <b>в  остаток
превращаетсЯ  всЯ  ставшаЯ целостной  социальнаЯ система</b>.  Џо мере того, как
социальное  в  своем   прогрессировании  поглощает  все  остатки,  оно  само
оказываетсЯ   остаточным.  Ђ   помещаЯ  в  раздел  "Ћбщество"  материалы  об
остаточности, оно, к тому же, и <b>именует себЯ остатком</b>.
     Ћднако чем становЯтсЯ рациональность социального, контракт и социальное
отношение, если последнее, вместо того чтобы выступать  исходной структурой,
заЯвлЯет о себе как об остатке и управлении остатками? …сли  социальное есть
всего лишь  остаток,  оно  уже  не  ЯвлЯетсЯ местом  процесса  развитиЯ  или
позитивной   истории,    оно   оказываетсЯ   теперь   только   пространством
нагромождений  и  расчетливого  руководства,  осуществлЯемого  смертью.  Ћно
больше не имеет  смысла,  поскольку смысл дан другому, а  у  социального  не
может быть  шансов стать другим: оно представлЯет  собой отбросы. “ него нет
никакой  светлой перспективы, ибо  остаток -- это превзойденное небытие, это
то,  что из праха уже  не  восстанет. € потому  политика социального  -- это
политика мертвеца. ‘оциальному  свойственно либо  заточать,  либо вытеснЯть.
‘начала,  выступаЯ под  знаком  продуктивного разума,  оно  оказалось местом
великого ‡аключениЯ, теперь, когда его знаком стали симулЯциЯ и разубежде-
     [84]
     ние, оно  превратилось  в пространство не  менее  великого  €сключениЯ.
‚прочем, это, возможно, уже и не "социальное" пространство.
     €менно  в  этом  плане  руководства  остатками  социальное  и  может  в
настоЯщее  времЯ обнаруживатьсЯ  как таковое: в  формах  права, потребности,
обслуживаниЯ,   простой    потребительной   стоимости.    €    сегоднЯ   оно
характеризуетсЯ  уже не столько  структурами конфликта и  политики,  сколько
структурой  приема  <b>[structure  d'accueil]</b>.  Ќад  экономической сферой
социального как  потребительной стоимости  надстраиваетсЯ его  экологическаЯ
сфера как <b>ниши</b>. Ћно начинает играть роль одной из форм эквивалентного обмена
индивида   со   средой,   выступать  в  качестве   экосистемы,   гомеостаза,
функциональной  супербиологии  человеческого  рода.  ќто  даже  больше,  чем
структура, --  это безликаЯ  питательнаЯ белковаЯ  субстанциЯ. Ћно  образует
некую зону безопасности, где  можно укрытьсЯ  от  всех  трудностей и обрести
беззаботное существование (своего рода страхование с ответственностью за все
риски  взамен прежней жизни). ”орма  деградирующей  социальности  (снимающей
напрЯженность,   предохранЯющей,  успокаивающей  и  снисходительной),  форма
предельно  низкого уровнЯ  социальной  энергетики (энергетики экологического
функционированиЯ), форма  энтропии  -- именно  в таком виде предстает  перед
нами социальное. ќто уже другой облик смерти.
     [85]   <h3><b>[экскурс]</b>   социальное,   или   функциональнаЯ   калькулЯциЯ
остатка</h3>
     ‘оциальное занЯто тем, что устранЯет всЯкий прирост богатства. …сли  бы
дополнительное  богатство  было  пущено  в  процесс  перераспределениЯ,  это
неизбежно  разрушило бы социальный порЯдок  и  создало недопустимую ситуацию
утопии.
     ’о  перемещение богатства,  любого  богатства,  которое  осуществлЯлось
когда-то  посредством   жертвоприношениЯ  и  которое   не  оставлЯет   место
аккумулЯции остатка, длЯ  наших обществ  также  неприемлемо. “же потому, что
они "общества", а следовательно,  всегда производЯт  излишек, остаток (каким
бы он ни  был --  демографическим,  экономическим  или  лингвистическим),  и
потому,  что  этот  остаток должен  быть  ликвидирован (ни  в коем случае не
принесен в жертву -- это опасно: просто-напросто ликвидирован).
     “  социального  две  обЯзанности:  производить  остаток  и  тут же  его
уничтожать.
     …сли бы все  богатство  приносилось в жертву,  люди утратили бы чувство
реальности.  …сли  бы  все  богатство  оказывалось  в  их распорЯжении,  они
перестали бы отличать полезное от бесполезного. <b>‘оциальное  призвано следить
за  бесполезным потреблением остатка,  с  тем чтобы  индивиды  были готовы к
полезной длЯ них организации их жизни</b>.
     €спользование    и   потребительнаЯ   стоимость   конституируют   некую
фундаментальную мораль. Ќо она существует только в симулЯции нищеты и
     [86]
     расчета. …сли бы все богатство было перераспределено, оно уничтожило бы
собой потребительную стоимость (то же самое со смертью:
     если  бы смерть  была  перераспределена,  если  бы  она  была <b>обращаема</b>
<b>[revers&eacute;e]</b>,  уничтожению  подверглась  бы потребительнаЯ  стоимость  жизни).
‘разу  же и со всей очевидностью стало бы Ясно, что потребительнаЯ стоимость
есть всего лишь основаннаЯ  на меркантильной  приземленности, предполагающаЯ
постоЯнный прагматический расчет  моральнаЯ  конвенциЯ. Ќо она  держит нас в
своей  власти,  и  потому вынести  эту  <b>катастрофу</b>  перемещениЯ  богатств  и
перемещениЯ   смерти  мы,  чье   сознание   навсегда   отравлено   фантазмом
потребительной  стоимости,  были  бы  не  в  состоЯнии.  ЌельзЯ,  чтобы  все
обращалось. Ќеобходим остаток. € социальное следит за тем, чтобы он был.
     „о сих  пор автомобиль, дом и  другие "полезные вещи" так или иначе, но
все  же с успехом поглощали материальные и духовные запасы индивидов. Ћднако
предположим,  что  теперь  между индивидами распределили  все находЯщеесЯ  в
распорЯжении общества свободное богатство. …сли бы это случилось, они  бы  в
нем  просто-напросто   утонули.  Ћни  потерЯли  бы   ориентацию  и   чувство
умеренности и бережливости, утратили потребность просчитывать свои действиЯ.
Ћни  столкнулись  бы   или  с   разбалансированными   отношениЯми  стоимости
(внезапный  приток  валюты <b>[devises]</b> стремительно и до основаниЯ разрушил бы
денежную систему), или же с
     [87]
     патологическим развитием потребительной  стоимости (каждый имел бы 3, 4
и т. д.  автомобилей), котораЯ  в этом обществе изобилиЯ,  однако, неизбежно
растворилась бы в гиперреальном функционализме.
     ’аково свойство любого  излишка -- перемещаемый без всЯких ограничений,
он  разрушает  систему эквивалентности, а  заодно  и систему нашей  <b>духовной
ориентации</b> на эквивалентность [<a href="#n39" name="n39b">39</a>].
     [88]
     ЏротивостоЯть этому может  только  мудрость  социального --  стоЯщей на
страже  эквивалентного матрицы расширениЯ  и  обращениЯ  богатств,  среды их
контролируемого расточениЯ.
     Ћбщество,   неспособное   к    тотальному   перемещению   богатства   и
ориентированное на потребительную стоимость, всегда опираетсЯ на своего рода
ум и  дальновидность института  социальности  и его  абсурдную "объективную"
расточительность. „ействиЯ,  направленные  на  поддержание престижа  страны,
строительство "Љонкордов",  полеты  на ‹уну, запуски баллистических ракет  и
спутников,  даже организациЯ общественных  работ и  социального обеспечениЯ,
безусловно, свидетельствуют о бессмысленных тратах. Ќо ум социального -- это
и есть глупость в пределах потребительной стоимости. Ќаивно не социальное --
наивны  разного рода социалисты и гуманисты, мечтающие  о  перераспределении
всего богатства, исключении  любых бесполезных расходов  и т. п. ‘оциалисты,
борцы  за  потребительную   стоимость,  борцы  за  потребительную  стоимость
социального,  демонстрируют, что социальность ими абсолютно не понЯта -- они
полагают, будто  социальное может стать оптимальным коллективным управлением
потребительной стоимостью людей и вещей.
     Ќо  оно  никогда  им  не  будет.  Ћно,  вопреки  надеждам  социалистов,
бессмысленно,неуправлЯемо,оно есть безответственно расходующий, разрушающий,
огромный  по  своим  размерам протуберанец  оптимального управлениЯ.  Ћднако
именно
     [89]
     <b>поэтому</b>  оно и  ЯвлЯетсЯ  функциональным, именно  поэтому (что так и не
усвоили  идеалисты  [<a  href="#n40"  name="n40b">40</a>]*)  оно в  точности
соответствует  своему   предназначению,  которое  состоит  в   том,   чтобы,
осуществив   объективно  неизбежный  обходной  маневр,  то  есть   используЯ
расточительство, a  contrario [<a href="#n41" name="n41b">41</a>]*  укрепить
потребительную  стоимость  и  сохранить  основание   реальности.  ‘оциальное
создает ту  нехватку  богатства,  которар необходима длЯ  различениЯ добра и
зла, в которой  нуждаетсЯ любаЯ  мораль, -- нехватку, абсолютно  неизвестную
"первым обществам изобилиЯ",  описанным Њаршаллом  ‘алинзом  [<a href="#n42"
name="n42b">42</a>]*. ќто  то, чего  не видЯт  социалисты: желаЯ  уничтожить
недостаток  благ и требуЯ  всеобщего  права пользованиЯ богатством, они  тем
самым  устранЯют  социальность,  хотЯ им кажетсЯ,  что они  настаивают на ее
развитии.
     ‚опрос о  смерти социального  в  этом плане решаетсЯ просто: социальное
умирает  в  результате  распространениЯ  потребительной  стоимости,  которое
равнозначно  ее   ликвидации.  Љогда  все,  включаЯ  социальное,  становитсЯ
потребительной стоимостью, мир оказываетсЯ инертным, и в
     [90]
     нем происходит нечто прЯмо противоположное тому, о чем мечтал Њаркс. Ћн
мечтал о поглощении экономического улучшенным социальным. Њы же имеем дело с
поглощением  социального ухудшенной политической  экономией [<a  href="#n43"
name="n43b">43</a>] -- просто-напросто управлением.
     Ћбщество  спасаетсЯ именно  <b>дурным использованием  богатств</b>:  со времен
ЊандевилЯ и его  <b>Ѓасни о пчелах</b> все осталось по-прежнему. € социализм тут не
может  ничего  изменить.  ЏолитическаЯ экономиЯ была призвана  устранить эту
двойственность, эту  далее нетерпимую длЯ  нее  противоречивость  социальной
динамики.    Ќо   сложнаЯ   функциональность   социального,   своего    рода
функциональность во  второй степени,  оказалась ей не  по  силам. €,  тем не
менее,   эта  экономиЯ  сегоднЯ,  кажетсЯ,  торжествует:   после  того,  как
политическое  исчезло, растворилось в социальном, само  социальное  начинает
поглощатьсЯ  экономическим -- экономией даже еще более  политической, чем ей
полагалось  быть,   лишенной   "ubris",   излишества  и  излишка,   которыми
характеризовалась капиталистическаЯ фаза. <h3><b>[конец экскурса]</b></h3>
     3. <b>‘оциальное, безусловно, существовало, но сейчас его больше нет</b>.  Ћно
существовало как
     [91]
     свЯзное пространство,  как основание  реальности. ‘оциальное отношение,
производство  социальных отношений, социальное как  динамическаЯ абстракциЯ,
место  конфликтов  и  противоречий истории, социальное как  структура и  как
ставка, как  стратегиЯ и как идеал  -- все  это имело смысл, все это  что-то
значило. ‘оциальное  никогда  не было  ни ловушкой,  как  в случае  с первой
гипотезой, ни  остатком -- как  в  случае  со  второй. Ќо, вместе  с  тем, в
качестве власти,  в  качестве  труда, в  качестве капитала  оно  имело смысл
только в пространстве перспективы рационального размещениЯ,  в пространстве,
ориентированном на  некую  идеальную точку  схождениЯ  всех  линий,  которое
ЯвлЯетсЯ также и пространством производства. Ћно, короче говорЯ, имело смысл
исключительно  в  пределах  симулЯкров   второго  порЯдка  [<a   href="#n44"
name="n44b">44</a>]*. ‘егоднЯ оно поглощаетсЯ симулЯкрами третьего порЯдка и
потому умирает.
     Џерспективному  пространству социального  приходит  конец. ђациональнаЯ
социальность  договора,  социальность  диалектическаЯ (распространЯющаЯсЯ на
государство  и  гражданское  общество,  публичное  и  частное, социальное  и
индивиду-
     [92]
     альное)  уступает  место  социальности  контакта,  множества  временных
свЯзей, в  которые  вступают  миллионы  молекулЯрных  образований  и частиц,
удерживаемых  вместе  зоной  неустойчивой  гравитации  и  намагничиваемых  и
электризуемых  пронизывающим  их непрекращающимсЯ  движением. Ќо  можно ли в
данном  случае  по-прежнему  говорить  о <b>социуме?</b>  ‚  ‹ос-Ђнджелесе  никакой
социальности  уже нет. €  ее тем более не будут знать следующие поколениЯ (в
‹ос-Ђнджелесе  пока  что  живет  поколение  телевидениЯ,  кино,  телефона  и
автомобилЯ) -- поколениЯ  рассеиваниЯ,  распределениЯ индивидов  как пунктов
получениЯ и передачи  информации в  пространстве даже еще более размеренном,
чем  конвергентное: пространстве  свЯзи, соединениЯ.  ‘оциальное  существует
только в  пространстве  перспективы  --  в  пространстве  симулЯции, которое
ЯвлЯетсЯ также и пространством разубеждениЯ, оно умирает.
     Џространство симулЯции  --  это  место  смешениЯ  реального  и  модели.
ђеальное  и  рациональное  длЯ  того,  кто  находитсЯ  внутри  данной сферы,
неразличимы  ни практически, ни  теоретически. ‘трого говорЯ, тут нет даже и
вхождениЯ  моделей  в  реальность (это была бы  ситуациЯ  замены  территории
картой, представленнаЯ  Ѓорхесом  [<a  href="#n45" name="n45b">45</a>]*)  --
есть мгновенное, осуществлЯющеесЯ
     [93]
     здесь и теперь преображение реального в модель. Џроисходит невероЯтное:
реальное   оказываетсЯ   гиперреализованным   --    не   реализованным,   не
идеализированным, а именно гиперреализованным.  ѓиперреализациЯ означает его
упразднение,  но  это  упразднение  не   ЯвлЯетсЯ  грубой  деструкцией.  Ћно
выступает   возведением  реального   в   ранг  модели.   Њодель   упреждает,
разубеждает,  предусмотрительно преображает-- и тем  самым  всегда поглощает
реальность.
     „огадатьсЯ об  этой  тонкой,  быстрой и незаметной работе  модели можно
лишь  тогда,  когда реальное  начинает  заЯвлЯть о  себе как о чем-то  более
истинном, чем истина, как о  чем-то  слишком реальном,  чтобы быть истинным.
‘егоднЯ на производство  такого рода реальности, такого рода сверхреальности
ориентированы все mass media  и информациЯ (вспомним многообразные интервью,
прЯмой  эфир, кино, документальное телевидение и т. п.).  Ћни производЯт  ее
настолько   много,   что   мы  оказываемсЯ   окруженными  непристойностью  и
порнографией. Ќаезд камеры на объект, по сути  дела  порносъемка, делает длЯ
нас  реальным  то, что реальностью никогда  не  было, что всегда имело смысл
только <b>на  некотором  расстоЯнии</b>.  ѓиперреальность  --  это  разубеждение  в
возможности  хоть  какой-то  реальности.  ђазубеждение,   которое  подавлЯет
реальность  тем,  что  заставлЯет  ее  постоЯнно  разрастатьсЯ,  становитьсЯ
гиперочевидной и, однако, навЯзывать себЯ снова и снова. Ћно
     [94]
     делает  ее  предельно  насыщенной  и   толкает  к  непристойности,  оно
упразднЯет  всЯкое  различие между ней  и  ее репрезентацией,  оно, наконец,
доводит  ситуацию до  имплозии полюсов,  между которыми  циркулирует энергиЯ
реального.  ђеального  как  системы  координат  больше нет, оно живет жизнью
модели.
     Ќо  тем самым гиперреальность устранЯет и  социальное. ‘оциальное, если
оно имеет место как симулЯкр второго порЯдка, в симулЯкрах третьего  порЯдка
производитьсЯ уже не может: подвергнутое усиленной, предельной, делающей его
непристойным  инсценировке, оно сразу же оказываетсЯ в невыносимом  длЯ себЯ
положении. Џризнаки  этой  гиперреализации  социального,  свидетельства  его
чрезмерной интенсификации  и предвестники завершениЯ присутствуют повсюду: и
тут и  там подчеркивают, обозначают и  используют  прозрачность  социального
отношениЯ.  €сториЯ  социального  никогда  не  приведет к  революции  -- она
навсегда  остановлена <b>знаками</b> социального и революции. ‘оциальное никогда не
подойдет к социализму -- оно наткнулось на непреодолимую длЯ себЯ преграду в
лице гиперсоциального,  гиперреальности.  социального (но, может быть, это и
есть   социализм?).  ЏонЯтие  пролетариата  заменЯетсЯ  каким-то  пародийным
экстенсивным дубликатом,  "массой  трудЯщихсЯ"  или  просто  ретроспективной
симулЯцией  пролетариата,  и  пролетариату  уже  не  суждено  начать процесс
"отрицаниЯ себЯ как такового". ЏолитическаЯ экономиЯ
     [95]
     уходит  в   гиперреальность  экономики   (характеризующуюсЯ   безмерным
наращиванием   производства,    преобладанием   производства   спроса    над
производством  товаров и  бесконечной  чередой  кризисов)  и  потому  уже не
достигнет   стадии   своего   диалектического   преодолениЯ,   не  обернетсЯ
возникновением  системы  удовлетворениЯ  всех  потребностей   и  оптимальной
организации дела (а мы так и не сможем оценить ее достоинства и недостатки).
     Ћтныне  ничто  не  добираетсЯ до  конца своей истории,  ибо ничто  не в
состоЯнии избежать этого захвата симулЯкрами. € социальное умирает, так и не
раскрыв нам полностью своей тайны [<a href="#n46" name="n46b">46</a>].
     Џусть,  однако,   ностальгии  по   социальности  предаютсЯ  приверженцы
удивительной по своей наивности социальной и социалистической мысли. ќто они
умудрились  объЯвить  универсальной и  возвести  в  ранг идеала прозрачности
столь  неЯсную и  противоречивую, более того,  остаточную  и воображаемую, и
более  того, упразднЯемую своей  собственной симулЯцией  "реальность", какой
ЯвлЯетсЯ социальное.

     ЏримечаниЯ


     <b><a name="n1">[1]</a>*</b> To есть не "взрывающеесЯ", не  распространЯющеесЯ
вовне, а, наоборот, вбирающее, втЯгивающее в себЯ. [‡десь и далее примечаниЯ
переводчика обозначены (*).]
     <a href="#n1b">Ќазад</a>
     <b><a   name="n2">[2]</a>*</b>   <b><em>Њана</em></b>  --   сверхъестественнаЯ  сила,
согласно  верованиЯм народов  Њеланезии и  Џолинезии  присущаЯ  определенным
людЯм, животным, вещам и духам.
     <a href="#n2b">Ќазад</a>
     <b><a name="n3">[3]</a>*</b> ‘лово <b>r&eacute;sili&eacute;</b> --  аннулирован, расторгнут  --  †.
ЃодрийЯр  сближает  с похожим  по  звучанию <b>resille</b>  --  сетка,  сеть.
     <a
href="#n3b">Ќазад</a>
     <b><a name="n4">[4]</a>*</b> †. ЃодрийЯр отсылает к лат. <b>neuter</b> -- ни  тот, ни
другой; никто из двух.
     <a href="#n4b">Ќазад</a>
     <b><a  name="n5">[5]</a>*</b>  Diff&eacute;rence, на русский  обычно  переводимое как
различие, происходит от  differer, означающего  не только <b>различатьсЯ</b>, но  и
<b>откладывать</b>,<b>  медлить</b>. ‚  своем diff&eacute;rence  †. ЃодрийЯр,  по всей ви