        Њишель Њонтень. Ћпыты. ’ом I

---------------------------------------------------------------------------
     M. - 77 Њишель Њонтень. Ћпыты. €збранные произведениЯ в 3-х  томах.
Tом I. Џер. с фр. - Њ.: ѓолос, 1992. - 384 c. ISBN 5-7055-0851-2
     OCR ЉудрЯвцев ѓ.ѓ.
---------------------------------------------------------------------------

        MICHEL DE MONTAIGNE
     LES ESSAIS

     ‚ первый том "Ћпыты" вошла перваЯ книга, включающаЯ размышлениЯ  одного
из мудрейших  людей  эпохи  ‚озрождениЯ  -  ЊишелЯ  ЊонтенЯ  -  о  том,  как
различными способами можно достичь одного и того же, о скорби,  о  том,  что
наши намерениЯ ЯвлЯютсЯ судьЯми наших поступков, о праздности, о лжецах и  о
многом другом.


        Љ —€’Ђ’…‹ћ             

     ќто искреннЯЯ книга, читатель. Ћна с самого начала предуведомлЯет тебЯ,
что Я не ставил себе  никаких  иных  целей,  кроме  семейных  и  частных.  џ
нисколько не помышлЯл ни  о  твоей  пользе,  ни  о  своей  славе.  ‘илы  мои
недостаточны  длЯ  подобной  задачи.  Ќазначение  этой  книги  -   доставить
своеобразное  удовольствие  моей  родне  и  друзьЯм:  потерЯв  менЯ  (а  это
произойдет в близком будущем), они смогут разыскать в  ней  кое-какие  следы
моего характера и моих мыслей и, благодарЯ этому, восполнить  и  оживить  то
представление, которое у них создалось обо мне. …сли бы Я писал  эту  книгу,
чтобы снискать благоволение света, Я бы принарЯдилсЯ и показал себЯ в полном
параде. Ќо Я  хочу,  чтобы  менЯ  видели  в  моем  простом,  естественном  и
обыденном виде, непринужденным и безыскусственным, ибо Я рисую не кого-либо,
а себЯ самого. Њои недостатки предстанут здесь как живые, и весь  облик  мой
таким, каков он в действительности, насколько, разумеетсЯ, это совместимо  с
моим уважением к публике. …сли бы Я  жил  между  тех  племен,  которые,  как
говорЯт,  и  по-сейчас  еще  наслаждаютсЯ  сладостной  свободою  изначальных
законов природы, уверЯю тебЯ, читатель, Я с величайшей охотою  нарисовал  бы
себЯ во весь рост, и притом нагишом. ’аким образом, содержание моей книги  -
Я сам, а это отнюдь не причина, чтобы ты отдавал свой досуг  предмету  столь
легковесному и ничтожному. Џрощай же!

     „е Њонтень

     Џервого марта тысЯча пЯтьсот восьмидесЯтого года.

        ЉЌ€ѓЂ Џ…ђ‚Ђџ             

       ѓлава I

        ђЂ‡‹€—Ќ›Њ€ ‘ђ…„‘’‚ЂЊ€ ЊЋ†ЌЋ „Ћ‘’€—њ Ћ„ЌЋѓЋ € ’ЋѓЋ †…

     …сли мы оскорбили кого-нибудь  и  он,  собираЯсь  отметить  нам,  волен
поступить с нами по своему усмотрению, то самый обычный способ смЯгчить  его
сердце - это растрогать его  своею  покорностью  и  вызвать  в  нем  чувство
жалости и состраданиЯ. €,  однако,  отвага  и  твердость  -  средства  прЯмо
противоположные - оказывали порою то же самое действие.
     ќдуард, принц “эльский [1], тот самый, который  столь  долго  держал  в
своей власти нашу ѓиень [2], человек, чей характер  и  чьЯ  судьба  отмечены
многими чертами величиЯ, будучи оскорблен  лиможцами  и  захватив  силой  их
город, оставалсЯ глух к воплЯм народа, женщин и детей, обреченных на  бойню,
моливших его о пощаде и валЯвшихсЯ у него  в  ногах,  пока,  подвигаЯсь  все
глубже в  город,  он  не  наткнулсЯ  на  трех  французов-дворЯн,  которые  с
невиданной храбростью, одни  сдерживали  натиск  его  победоносного  войска.
€зумление,  вызванное  в  нем  зрелищем  столь  исключительной  доблести,  и
уважение к ней притупили острие его гнева и, начав с этих трех,  он  пощадил
затем и остальных горожан.
     ‘кандербег [3], властитель ќпира, погналсЯ как-то  за  одним  из  своих
солдат, чтобы убить его;  тот,  после  тщетных  попыток  смЯгчить  его  гнев
униженными мольбами о пощаде, решилсЯ в последний момент  встретить  его  со
шпагой  в  руке.  ќта  решимость  солдата  внезапно  охладила   Ярость   его
начальника, который,  увидев,  что  солдат  ведет  себЯ  достойным  уважениЯ
образом, даровал ему жизнь. ‹ица, не  читавшие  о  поразительной  физической
силе и храбрости этого  государЯ,  могли  бы  истолковать  настоЯщий  пример
совершенно иначе.
     €мператор Љонрад III, осадив ‚ельфа, герцога Ѓаварского, не пожелал  ни
в чем пойти на уступки, хотЯ  осажденные  готовы  были  смиритьсЯ  с  самыми
позорными и унизительными условиЯми, и согласилсЯ только на то, чтобы  дамам
благородного званиЯ, запертым в городе вместе  с  герцогом,  позволено  было
выйти оттуда пешком, сохранив в неприкосновенности свою  честь  и  уносЯ  на
себе все, что они смогут взЯть. Ћни  же,  руководЯсь  великодушным  порывом,
решили водрузить на свои плечи мужей, детей и самого герцога. €мператора  до
такой степени восхитил их благородный и смелый поступок, что он заплакал  от
умилениЯ;  в  нем  погасло  пламЯ  непримиримой  и  смертельной   вражды   к
побежденному герцогу, и с этой поры он стал человечнее относитьсЯ и к нему и
к его подданным [4].
     Ќа менЯ одинаково легко могли  бы  воздействовать  и  первый  и  второй
способы.  Њне   свойственна   чрезвычайнаЯ   склонность   к   милосердию   и
снисходительности. € эта склонность во мне настолько сильна, что  менЯ,  как
кажетсЯ, скорее могло бы обезоружить сострадание, чем уважение. Ђ между тем,
длЯ стоиков жалость есть чувство, достойное  осуждениЯ;  они  хотЯт,  чтобы,
помогаЯ несчастным, мы в  то  же  времЯ  не  размЯгчались  и  не  испытывали
состраданиЯ к ним.
     €так, приведенные мною примеры кажутсЯ мне весьма  убедительными;  ведь
они  показывают  нам  души,  которые,  испытав  на  себе  воздействие  обоих
названных средств, остались неколебимыми перед первым из них  и  не  устоЯли
перед вторым. ‚ общем, можно вывести заключение, что открывать  свое  сердце
состраданию свойственно людЯм снисходительным, благодушным и мЯгким,  откуда
проистекает, что к этому  склонЯютсЯ  скорее  натуры  более  слабые,  каковы
женщины, дети и простолюдины. Ќапротив, оставатьсЯ равнодушным  к  слезам  и
мольбам и уступать единственно из благоговениЯ перед свЯтынею доблести  есть
проЯвление души сильной и непреклонной, обожающей мужественную твердость,  а
также упорной. ‚прочем, на души  менее  благородные  то  же  действие  могут
оказывать изумление и восхищение. Џример тому -  фиванский  народ,  который,
учинив суд над своими военачальниками и угрожаЯ им смертью за  то,  что  они
продолжали  выполнЯть  свои  обЯзанности  по   истечении   предписанного   и
предуказанного им срока, с трудом оправдал Џелопида  [5],  согнувшегосЯ  под
бременем обвинений и добивавшегосЯ помилованиЯ лишь смиренными  просьбами  и
мольбами; с другой стороны, когда дело дошло  до  ќпаминонда6,  красноречиво
обрисовавшего свои многочисленные заслуги и с гордостью и высокомерным видом
попрекавшего ими сограждан, у того же народа  не  хватило  духа  взЯтьсЯ  за
баллотировочные шары и,  расходЯсь  с  собраниЯ,  люди  всЯчески  восхвалЯли
величие его души и бесстрашие.
     „ионисий ‘тарший [7], взЯв после продолжительных и  напрЯженных  усилий
ђегий [8] и захватив в нем вражеского военачальника ”отона, человека высокой
доблести, упорно защищавшего город,  пожелал  показать  на  нем  трагический
пример мести. ‘начала он рассказал ему,  как  за  день  до  этого  он  велел
утопить его сына и всех его родственников. Ќа это ”итон  ответил,  что  они,
стало быть, обрели свое счастье на день раньше  его.  ‡атем  „ионнсий  велел
сорвать с него платье, отдать палачам и водить по городу, жестоко и  позорно
бичуЯ и, сверх того,  поносЯ  гнусными  и  оскорбительными  словами.  ”итон,
однако, стойко сохранЯл  твердость  и  присутствие  духа;  идЯ  с  гордым  и
независимым видом, он напоминал громким голосом, что умирает за  благородное
и правое дело, за то, что не пожелал предать тирану родную страну, и  грозил
последнему близкой карой богов. „ионисий, прочитав в  глазах  своих  воинов,
что похвальба поверженного врага и его презрение к их вождю и его триумфу не
только  не  возмущают  их,  но  что,  напротив,  изумленные   столь   редким
бесстрашием, они начинают проникатьсЯ сочувствием к пленнику, готовы поднЯть
мЯтеж и даже вырвать его из рук стражи, велел прекратить это мучительство  и
тайком утопить его в море.
     €зумительно  суетное,  поистине  непостоЯнное  и   вечно   колеблющеесЯ
существо - человек. Ќелегко составить себе о нем устойчивое и  единообразное
представление.  ‚от  перед  нами  Џомпеи,  даровавший  пощаду  всему  городу
мамертинцев [9], на которых он перед тем был сильно  разгневан,  единственно
из уважениЯ к добродетелЯм и великодушию одного  их  согражданина  -  ‡енона
[10]; последний взЯл на себЯ бремЯ общей вины и просил только о единственной
милости: чтобы наказание понес он один. ‘ другой стороны,  человек,  который
оказал ‘улле гостеприимство, проЯвив подобную добродетель  в  Џерузии  [11],
нисколько не помог этим ни себе ни другим.
     Ђ вот нечто совсем противоположное моим предыдущим примерам. Ђлександр,
превосходЯщий храбростью всех когда-либо живших  на  свете  и  обычно  столь
милостивый к побежденным врагам, завладев после  величайших  усилий  городом
ѓазой [12], наткнулсЯ там на вражеского военачальника Ѓетиса,  поразительное
искусство и доблесть которого он имел возможность не раз испытать  во  времЯ
осады. Џокинутый всеми, со сломанным мечом и разбитым щитом, весь израненный
и истекающий кровью, ‚етис один  продолжал  еще  битьсЯ,  окруженный  толпой
македонЯн, теснивших его. Ђлександр, уЯзвленный тем,  что  победа  досталась
ему столь дорогою ценой, - ибо, помимо больших  потерь  в  его  войске,  его
самого только что дважды ранили, - крикнул ему: "’ы умрешь, Ѓетис,  не  так,
как хотел бы. ‡най: тебе придетсЯ претерпеть все виды мучений,  какие  можно
придумать длЯ пленника". Ѓетис не только сохранЯл полную невозмутимость,  но
больше того, с вызывающим и надменным видом молча внимал этим угрозам. ’огда
Ђлександр, выведенный из себЯ его гордым  и  упорным  молчанием,  продолжал:
"Џреклонил ли он колени, слетела ли с его уст хоть одна-единственнаЯ мольба?
Ќо поверь мне, Я преодолею твое безмолвие и, если Я не  могу  исторгнуть  из
тебЯ слово, то исторгну хотЯ бы стоны". € распалЯЯсь все больше и больше, он
велел проколоть Ѓетису пЯтки и, привЯзав его к колеснице,  волочить  за  нею
живым, раздираЯ, таким образом, и уродуЯ его тело. ‘лучилось  ли  это  из-за
того, что Ђлександр утратил уважение к доблести, так как она была  длЯ  него
делом привычным и не вызывала в нем восхищениЯ? €ли быть может, он настолько
высоко ценил собственную, что не мог с высоты своего величиЯ видеть в другом
нечто подобное, не испытываЯ ревнивого чувства? €ли же свойственнаЯ  ему  от
природы безудержность гнева не могла стерпеть чьего-либо  сопротивлениЯ?  €,
действительно, если бы она могла быть обуздана, она была бы  обуздана,  надо
полагать, при взЯтии и разорении ”ив [13], когда у него на глазах было самым
безжалостным образом истреблено столько отважных  людей,  потерЯвших  все  и
лишенных возможности защищатьсЯ. ‚едь тогда по его приказу было убито добрых
шесть тысЯч, причем никого из них не видели бегущим или умолЯющим о  пощаде;
напротив, всЯкий, бросаЯсь из стороны в сторону, искал случаЯ столкнутьсЯ на
улице с врагом-победителем, навлекаЯ на себЯ таким путем почетную смерть. Ќе
было никого, кто бы, даже изнемогаЯ от ран,  не  пыталсЯ  из  последних  сил
отметить за себЯ и во всеоружии  отчаЯньЯ  найти  утешение  в  том,  что  он
продает свою жизнь ценою жизни  кого-нибудь  из  неприЯтелей.  €х  доблесть,
однако, не породила в нем никакого сочувствиЯ,  и  не  хватило  целого  днЯ,
чтобы утолить его жажду мщениЯ. ќта резнЯ продолжалась до тех пор,  пока  не
пролилась последнЯЯ каплЯ крови; пощажены были лишь те,  кто  не  бралсЯ  за
оружие, а именно: дети, старики, женщины, дабы доставить победителю тридцать
тысЯч рабов.

       ѓлава II

        Ћ ‘ЉЋђЃ€

     џ принадлежу к числу тех, кто наименее подвержен этому  чувству.  џ  не
люблю и не уважаю его, хотЯ  весь  мир,  словно  по  уговору,  окружает  его
исключительным почитанием. ‚ его  одеЯние  обрЯжают  мудрость,  добродетель,
совесть - чудовищный и нелепый нарЯд! €тальЯнцы  гораздо  удачнее  окрестили
этим же словом коварство и злобу. ‚едь  это  -  чувство,  всегда  приносЯщее
вред, всегда безрассудное, а также всегда  малодушное  и  низменное.  ‘тоики
воспрещают мудрецу предаватьсЯ ему.
     ‘уществует рассказ, что Џсамменит, царь египетский, потерпев  поражение
и попав в плен к Љамбизу [1], царю  персидскому,  увидел  свою  дочь,  также
ставшую пленницей, когда она, посланнаЯ за  водой,  проходила  мимо  него  в
одеждах рабыни. € хотЯ все друзьЯ его, стоЯвшие тут  же,  плакали  и  громко
стенали, сам он осталсЯ невозмутимо спокойным и, вперив глаза  в  землю,  не
промолвил ни слова; то же самообладание сохранил он и тогда,  когда  увидел,
как его сына ведут на казнь. ‡аметив, однако, одного из своих приближенных в
толпе прогонЯемых мимо него пленных, он начал бить себЯ по голове и выражать
крайнюю скорбь [2].
     ќто можно сопоставить с тем, что недавно произошло  с  одним  из  наших
вельмож [3]. ЌаходЯсь в  ’риенте,  он  получил  известие  о  кончине  своего
старшего брата, и притом того, кто был опорою и гордостью всего рода; спустЯ
некоторое  времЯ  ему  сообщили  о  смерти  младшего  брата,  бывшего  также
предметом его надежд. ‚ыдержав оба эти удара с примерною твердостью,  он  по
прошествии нескольких дней, когда умер один из его приближенных, был сломлен
этим несчастьем и, утратив душевную твердость, предалсЯ горю и отчаЯнью, что
подало некоторым основание думать, будто он был задет  за  живое  лишь  этим
последним потрЯсением. ‚ действительности, однако, это произошло оттого, что
длЯ скорби, котораЯ  заполнЯла  и  захлестывала  его,  достаточно  было  еще
нескольких капель, чтобы прорвать преграды его терпениЯ.
     Џодобным же  образом  можно  было  бы  объЯснить  и  рассказанную  выше
историю, не будь к ней добавлениЯ, в  котором  приводитсЯ  ответ  Џсамменита
Љамбизу, пожелавшему узнать, почему, оставаЯсь безучастным  к  горькой  доле
сына н дочери, он принЯл столь близко к сердцу несчастье,  постигшее  одного
из его друзей. "Ћттого,  -  сказал  Џсамменит,  -  что  лишь  это  последнее
огорчение может излитьсЯ в слезах, тогда как длЯ горЯ, которое причинили мне
два первых удара, не существует способа выражениЯ".
     ‡десь было бы чрезвычайно уместно  напомнить  о  приеме  того  древнего
живописца  [4],  который,  стремЯсь  изобразить  скорбь  присутствующих  при
заклании €фигении сообразно тому, насколько каждого из  них  трогала  гибель
этой прелестной, ни в чем не  повинной  девушки,  достиг  в  этом  отношении
предела возможностей своего мастерства; дойдЯ, однако, до отца  девушки,  он
нарисовал его с закрытым лицом, как бы даваЯ этим понЯть, что такую  степень
отчаЯньЯ выразить невозможно. Ћтсюда  же  проистекает  и  созданный  поэтами
вымысел, будто несчастнаЯ мать ЌиобеЯ [5], потерЯв сначала семерых  сыновей,
а затем столько же дочерей и не выдержав  стольких  утрат,  в  конце  концов
превратилась в скалу -

     Diriguisse malls.

     {Ћкаменела от горЯ [6] (лат.).}

     Ћни создали этот образ, чтобы  передать  то  мрачное,  немое  и  глухое
оцепенение,  которое  овладевает  нами,  когда  нас   одолевают   несчастьЯ,
превосходЯщие наши силы.
     €, действительно, чрезмерно сильное горе подавлЯет полностью нашу душу,
стеснЯЯ свободу ее проЯвлений; нечто подобное случаетсЯ с  нами  под  свежим
впечатлением  какого-нибудь  тЯгостного  известиЯ,  когда  мы  ощущаем  себЯ
скованными, оцепеневшими, как бы парализованными  в  своих  движениЯх,  -  а
некоторое времЯ  спустЯ,  разразившись,  наконец,  слезами  и  жалобами,  мы
ощущаем, как наша душа сбросила с себЯ путы, распрЯмилась и  чувствует  себЯ
легче и свободнее.

     Et via vix tandern voci laxata dolore est.

     {€ с трудом, наконец, горе открыло путь голосу [7](лат.).}

     ‚о времЯ войны королЯ ”ердинанда со вдовою венгерского королЯ €оанна, в
битве при Ѓуде8, немецкий военачальник ђейшах, увидев вынесенное из  схватки
тело  какого-то  всадника,  сражавшегосЯ  на  глазах  у  всех   с   отменною
храбростью, пожалел  о  нем  вместе  со  всеми;  полюбопытствовав  вместе  с
остальными, кто же все-таки этот всадник, он, после того как с убитого снЯли
доспехи, обнаружил, что это его собственный сын.  €  в  то  времЯ,  как  все
вокруг него плакали, он один не промолвил ни слова, не  проронил  ни  слезы;
выпрЯмившись во весь рост, стоЯл он  там  с  остановившимсЯ,  прикованным  к
мертвому телу взглЯдом, пока сила горЯ не оледенила в  нем  жизненных  духов
[9], и он, оцепенев, не пал замертво наземь.

     Chi puo dir com' egli arde, e in piccioi fuoco.

     {Љто в состоЯнии выразить, как он пылает, тот охвачен слабым огнем [10]
(ит.).}

     ѓоворЯт влюбленные, желаЯ изобразить терзаниЯ страсти:

                     misero quod omnes
     Eripit sensus mihi. Nam simui te,
     Lesbia, aspexi, nihil est super mi Quod loquar amens.
     Lingua sed torpet, tenuis sub artus
     Flamma dimanat, sonitu suopte
     Tinniunt aures, gemina teguntur Lumina nocte.

     {“вы мне, любовь лишила менЯ  всех  моих  чувств.  ‘тоит  мне,  ‹есбиЯ,
увидеть тебЯ, как Я, обезумев, уже не в силах что-либо  произнести.  “  менЯ
цепенеет Язык, нежное пламЯ разливаетсЯ по всему  телу,  звоном  сами  собой
наполнЯютсЯ уши и тьмой заволакиваютсЯ глаза [11] (лат.).}

     ’аким-то образом, в те мгновениЯ, когда нас охватывает живаЯ  и  жгучаЯ
страсть, мы  не  способны  изливатьсЯ  в  жалобах  или  мольбах;  наша  душа
отЯгощена глубокими мыслЯми, а тело подавлено и томитсЯ любовью.
     Ћтсюда и рождаетсЯ иной раз неожиданное изнеможение, так несвоевременно
овладевающее влюбленными, та ледЯнаЯ холодность, котораЯ  охватывает  их  по
причине чрезмерной пылкости, в самый  разгар  наслаждений.  ‚сЯкаЯ  страсть,
котораЯ оставлЯет место  длЯ  смакованиЯ  и  размышлениЯ,  не  есть  сильнаЯ
страсть.

     Curae leves loquuntur, ingentes stupent.

     {’олько малаЯ печаль говорит, большаЯ - безмолвна [12] (лат.).}

     ЌечаЯннаЯ радость или удовольствие также ошеломлЯют нас.

         Ut me conspexit venientem, et Troia circum
     Arma amens vidit, magnis exterrita monstris,
     Diriguit visu in medio, calor ossa reliquit,
     Labitur, et longo vix tandem tempore fatur.

     {…два она заметила, что Я подхожу, и увидела, в изумлении, вокруг  менЯ
троЯнских воинов, - устрашеннаЯ великим чудом, она обомлела;  жизненный  жар
покинул ее кости; она падает и лишь спустЯ долгое времЯ молвит [13] (лат.).}

     Љроме той римлЯнки, котораЯ умерла от неожиданной радости, увидев сына,
возвратившегосЯ после поражениЯ при Љаннах  [14],  кроме  ‘офокла  и  тирана
„ионисиЯ, скончавшихсЯ  также  от  радости,  кроме,  наконец,  ’альвы  [15],
умершего на острове Љорсике по прочтении письма,  извещавшего  о  дарованных
ему римским сенатом почестЯх,  мы  располагаем  примером,  относЯщимсЯ  и  к
нашему веку: так, папа ‹ев X, получив уведомление о взЯтии Њилана,  чего  он
так страстно желал, ощутил такой прилив  радости,  что  заболел  горЯчкой  и
вскоре умер [16]. € чтобы привести еще  более  примечательное  свидетельство
человеческой суетности,  укажем  на  один  случай,  отмеченный  древними,  а
именно, что „иодор „иалектик [17] умер  во  времЯ  ученого  спора,  так  как
испытал жгучий стыд перед своими учениками и окружающими, не сумев  отразить
выставленный против него аргумент.
     —то до менЯ, то Я не слишком подвержен подобным  неистовствам  страсти.
ЊенЯ не так-то легко увлечь - такова уж моЯ природа; к  тому  же,  благодарЯ
постоЯнному размышлению, Я с каждым днем все более черствею и закалЯюсь.

       ѓлава III

        ЌЂ€ —“‚‘’‚Ђ “‘’ђ…Њ‹џћ’‘џ ‡Ђ Џђ…„…‹› ЌЂ…ѓЋ "џ"

     ’е, которые вменЯют людЯм в вину их всегдашнее влечение  к  будущему  и
учат хвататьсЯ за блага, даруемые нам  настоЯщим,  и  ни  о  чем  больше  не
помышлЯть, - ибо будущее еще менее в  нашей  власти,  чем  даже  прошлое,  -
затрагивают одно из наиболее распространенных человеческих заблуждений, если
только можно назвать заблуждением то, к чему толкает нас, дабы мы продолжали
творить ее дело, сама природа; озабоченнаЯ в большей мере тем, чтобы мы были
деЯтельны, чем чтобы владели истиной, она внушает нам среди многих других  и
эту обманчивую мечту. Њы никогда не бываем у себЯ дома, мы всегда  пребываем
где-то вовне. ЋпасениЯ, желаниЯ, надежды влекут к будущему; они  лишают  нас
способности воспринимать и понимать то, что  есть,  поглощаЯ  нас  тем,  что
будет хотЯ бы даже тогда, когда нас самих больше не будет.  Calamitosus  est
animus futuri anxius. {Ќесчастна  душа,  исполненнаЯ  забот  о  будущем  [1]
(лат.).}
     ‚от великаЯ заповедь, которую часто приводит Џлатон: "„елай свое дело и
познай самого себЯ" [2]. ЉаждаЯ из обеих половин этой  заповеди  включает  в
себе и вторую половину ее и,  таким  образом,  охватывает  весь  круг  наших
обЯзанностей. ‚сЯкий, кому предстоит делать дело, увидит, что  прежде  всего
он должен познать, что он такое и на что он способен. Љто  достаточно  знает
себЯ, тот не посчитает чужого дела своим, тот  больше  всего  любит  себЯ  и
печетсЯ о своем благе, тот отказываетсЯ от бесполезных  занЯтий,  бесплодных
мыслей и неразрешимых задач. Ut stultitia, etsi adepta est  quod  concupivit
nunquam se tamen satis consecutam putat: sic sapienta semper eo contenta est
quod adest, neque eam unquam sui poenitet. {€ если глупость, даже  достигнув
того, чего она жаждала, все же никогда не считает, что приобрела достаточно,
то мудрость всегда удовлетворена тем, что есть, и  никогда  не  досадует  на
себЯ [3](лат.).}
     ќпикур  считает,  что  мудрец  не  должен   предугадывать   будущее   и
тревожитьсЯ о нем.
     ‘реди  правил,  определЯющих  наше  отношение   к   умершим,   наиболее
обоснованным, на мой взглЯд, ЯвлЯетсЯ  то,  которое  предписывает  обсуждать
деЯниЯ государей после их смерти. Ћни - собратьЯ законов, если только не  их
господа. € поскольку правосудие не имело власти над ними, справедливо, чтобы
оно  обрело  ее  над  их  добрым  именем  и  наследственным  достоЯнием   их
преемников: ведь и то и другое мы нередко ценим дороже  жизни.  ќтот  обычай
приносит большую пользу народам,  которые  его  соблюдают,  а  также  крайне
желателен длЯ всЯкого доброго государЯ, имеющего основание жаловатьсЯ, что к
его памЯти относЯтсЯ точно так же, как к памЯти дурных государей. Њы обЯзаны
повиноватьсЯ и покорЯтсЯ всЯкому без исключениЯ государю, так как  он  имеет
на это бесспорное право; но уважать и любить мы должны лишь его добродетели.
’ак будем же ради порЯдка и  спокойствиЯ  в  государстве  терпеливо  сносить
недостойных меж  ними,  будем  скрывать  их  пороки,  будем  помогать  своим
одобрением даже самым незначительным их начинаниЯм, пока их власть нуждаетсЯ
в нашей поддержке. Ќо лишь только нашим  взаимоотношениЯм  с  ними  приходит
конец, нет никаких оснований ограничивать  права  справедливости  и  свободу
выражениЯ наших истинных чувств, отнимаЯ тем самым у добрых подданных  славу
верных и почтительных слуг государЯ,  чьи  недостатки  были  им  так  хорошо
известны, и лишаЯ потомство столь поучительного примера. €  кто  из  чувства
личной благодарности за какую-нибудь оказанную ему  милость  превозносит  не
заслуживающего похвалы государЯ, тот, воздаваЯ ему справедливость в частном,
делает это в ущерб общественной справедливости. Џрав ’ит ‹ивии, говорЯ,  что
Язык людей, выросших под властью монарха, исполнен  угодливости  и  суетного
притворства; каждый расхваливает своего повелителЯ,  каков  бы  он  ни  был,
приписываЯ ему высшую степень доблести и царственного величиЯ [4].
     Ѓыть может, некоторые и осудЯт дерзкую отвагу тех двух воинов,  которые
не побоЯлись бросить Ќерону в лицо все, что они о нем думали. Џервый из  них
на вопрос Ќерона, почему он желает ему зла, ответил: "џ был  предан  тебе  и
любил тебЯ, пока ты заслуживал этого; но после того, как ты убил свою  мать,
как ты стал поджигателем, скоморохом, возницею на ристалищах, Я возненавидел
тебЯ, ибо чего же другого ты стоишь?" ‚торой же, когда ему был задан Ќероном
вопрос, почему он замыслил его убить, сказал на это в ответ: "Џотому, что  Я
не видел другого способа пресечь твои бесконечные злодеЯниЯ". [5] Ќо кто  же
в здравом уме вздумал бы обсуждать те бесчисленные свидетельства о мерзких и
чудовищных преступлениЯх этого  императора,  которые  заклеймили  его  после
смерти и останутсЯ на вечные времена?
     ЊенЯ огорчает, что, при  всей  безупречности  принЯтого  у  лакедемонЯн
образа жизни, мы находим у них нижеследующий весьма лицемерный обрЯд:  после
смерти царЯ все союзники и соседи, все илоты, мужчины и женщины,  собравшись
беспорЯдочной толпой, раздирали себе в знак скорби лицо и громко  стенали  и
плакали, возглашаЯ, что покойный - каков бы он ни был на деле -  был  лучшим
из их царей; таким образом, они воздавали сану умершего ту похвалу,  котораЯ
принадлежит по праву только заслугам и должна  воздаватьсЯ  лишь  тому,  кто
имеет совершенно исключительные заслуги, хотЯ бы он и принадлежал  к  самому
низшему званию. Ђристотель, который не упустил, кажетсЯ, ни  одной  вещи  на
свете, задаетсЯ вопросом в свЯзи со словами ‘олона, что никто прежде  смерти
не может быть назван счастливым: а можно ли назвать счастливым того, кто жил
и умер, как подобает,  если  он  оставил  по  себе  недобрую  славу  и  если
потомство его презренно? [6] Џока мы движемсЯ,  мы  устремлЯем  наши  заботы
куда нам угодно, но лишь только мы оказываемсЯ вне бытиЯ, мы не поддерживаем
больше общениЯ с тем, что существует. € потому ‘олон был бы более прав, если
б сказал, что человек никогда  не  бывает  счастливым,  раз  он  может  быть
счастлив лишь после того, как перестал существовать.

                                      ulequam
     Vix radicitus e vita se tollit, et elicit:
     Sed facit esse sul quiddam super inacius ipse...
     Nec removet satis a proiecto corpore sese, et
     Vlndicat.

     {‚рЯд ли хоть кто-нибудь может с корнем изъЯть и вырвать себЯ из жизни.
‘ам того  не  сознаваЯ,  всЯкий  предполагает,  что  от  него  должно  нечто
остатьсЯ, и он не может  полностью  отделить  себЯ  от  протертого  трупа  и
отрешитьсЯ от него [7](лат.).}

     Ѓертран „ю ѓеклен [8] умер во времЯ осады замка ђанкон,  расположенного
близ Џюи в Ћверни. Ћсажденных, сдавшихсЯ уже  после  его  смерти,  принудили
возложить ключи крепости  на  тело  покойного.  Ѓартоломео  д'Ђльвиано  [9],
начальствовавший над войсками венецианцев, скончалсЯ в Ѓрешии, руководЯ  там
военными  действиЯми.  —тобы  доставить  его  тело  в  ‚енецию,  надо   было
проследовать  через  земли  враждебных  веронцев.   Ѓольшинство   в   войске
венецианцев находило, что длЯ этого следует испросить  у  веронцев  пропуск.
’еодоро ’ривульцио [10], однако, воспротивилсЯ этому: он предпочел пробитьсЯ
открытою силой, подвергнув себЯ случайностЯм битв. "Ќе  подобает,  -  сказал
он, - чтобы тот, кто при жизни никогда  не  боЯлсЯ  врагов,  высказал  после
смерти страх перед ними".
     ‡десь будет кстати вспомнить  о  том,  что,  согласно  обычаЯм  греков,
всЯкий, обращавшийсЯ к врагу с просьбой выдать длЯ погребениЯ чье-либо тело,
как бы отказывалсЯ тем самым от чести  быть  победителем  и  лишалсЯ,  таким
образом, права на то, чтобы воздвигнуть трофей [11]. ЏобедителЯми  считались
те, к кому обращались с подобною просьбой. €менно по этой причине Ќикий [12]
не мог воспользоватьсЯ тем преимуществом, которого  он  добилсЯ  в  войне  с
коринфЯнами, и, напротив,  Ђгесилай  [13]  закрепил  за  собой  сомнительную
победу над беотийцами.
     ќти обычаи могли бы казатьсЯ странными, если бы людЯм всегда и везде не
было свойственно не только  простирать  заботы  о  себе  за  пределы  своего
земного существованиЯ, но,  сверх  того,  также  верить,  что  милости  неба
довольно часто следуют за нами в могилу и изливаютсЯ даже на  наши  останки.
‘казанное можно подтвердить таким обилием примеров из древности, - не говорЯ
уже о примерах из нашего времени, - что Я не вижу нужды распространЯтьсЯ  об
этом.  ќдуард  I  [14],  король   английский,   удостоверившись   во   времЯ
продолжительных войн своих с шотландским королем  ђобертом  [15],  насколько
его присутствие способствовало успеху в делах, - ибо  всему,  чем  он  лично
руководил, неизменно сопутствовала победа,  -  умираЯ,  свЯзал  своего  сына
торжественной клЯтвой, чтобы тот, после его кончины,  выварил  его  тело  и,
отделив кости от мЯса, предал погребению плоть; что до костей, то он завещал
сыну хранить их и возить с собою и с войском всЯкий раз, когда ему  случитсЯ
дратьсЯ с шотландцами, - словно судьба роковым образом  привЯзала  победу  к
его костЯку.
     џн †ижка [16], возмутивший Ѓогемию ради поддержки  заблуждений  “иклифа
[17], высказал пожелание, чтобы с него после  смерти  была  содрана  кожа  и
чтобы эту кожу натЯнули на  барабан,  который  будет  созывать  на  битву  с
врагами; он полагал, что это поможет закрепить преимущества, достигнутые  им
в упорной борьбе. ђавным образом, некоторые индейцы, отправлЯЯсь сражатьсЯ с
испанцами, несли с собой кости одного  из  умерших  вождей,  памЯтуЯ  о  тех
удачах, которые сопровождали его при жизни. „а и другие народы Ќового  ‘вета
берут на войну останки своих доблестных, погибших в сражениЯх  воинов,  дабы
они служили им примером храбрости и залогом победы [18].
     ‚ первых наших  примерах  за  умершими  сохранЯетсЯ  только  та  слава,
которую  они  приобрели  своими  былыми  деЯниЯми,   тогда   как   последние
приписывают им, сверх того,  способность  действовать  и  после  их  смерти.
ѓораздо  прекраснее  и  возвышеннее  поступок  нашего  полководца  ЃаЯрда19,
который, почувствовав,  что  смертельно  ранен  выстрелом  из  аркебузы,  на
убеждениЯ окружающих выйти из боЯ ответил, что не  станет  под  конец  жизни
показывать врагу спину, и продолжал  битьсЯ,  пока  его  не  покинули  силы;
чувствуЯ, что терЯет сознание и что ему не удержатьсЯ в седле,  он  приказал
своему слуге положить его у подножиЯ дерева, но так, чтобы  он  мог  умереть
лицом к неприЯтелю; так он и скончалсЯ.
     Њне кажетсЯ  необходимым  присоединить  сюда  также  следующий  пример,
который в этом  отношении  еще  примечательнее,  чем  предыдущие.  €мператор
Њаксимилиан, прадед ныне царствующего королЯ ”илиппа  [20],  был  государем,
наделенным множеством достоинств  и  среди  них  -  необыкновенною  телесною
красотою. Ќо нарЯду с этими  качествами  он  обладал  еще  одним,  вовсе  не
свойственным государЯм, которые,  дабы  поскорее  разделатьсЯ  с  важнейшими
государственными делами, превращают  порою  в  трон  свой  стульчак:  он  не
позволЯл видеть себЯ за нуждою никому, даже самому  приближенному  из  своих
слуг.  Ћн  всегда  мочилсЯ  в  укромном  месте  и,   будучи   стыдлив,   как
девственница, не открывал ни перед врачами, ни перед кем бы то ни  было  тех
частей тела, которые принЯто прикрывать. —то до менЯ, то, обладаЯ Языком, не
ведающим ни в чем стеснениЯ, Я, тем  не  менее,  также  наделен  от  природы
стыдливостью подобного рода.  …сли  нет  крайней  необходимости  и  менЯ  не
толкает к этому любовное наслаждение, Я никогда не позволЯю себе  нескромных
поступков и не обнажаю  ни  перед  кем  того,  что  по  обычаю  должно  быть
прикрыто. џ страдаю скорее застенчивостью, и  притом  в  большей  мере,  чем
подобает, как Я полагаю, мужчине, особенно же мужчине  моего  положениЯ.  Ќо
император Њаксимилиан до такой степени был в плену у этого предрассудка, что
особо  оговорил  в  своем  завещании,  чтобы  ему   после   кончины   надели
подштанники, и добавил в особой приписке, чтобы тому, кто  это  проделает  с
его трупом, завЯзали глаза. …сли Љир [21] завещал своим детЯм, чтобы ни они,
ни кто другой ни разу не взглЯнули на его труп и  не  прикоснулись  к  нему,
после того как душа его отлетит от тела,  то  Я  склонен  искать  объЯснение
этому в каком-нибудь религиозном веровании; ведь и его  историк  и  сам  он,
помимо прочих великих достоинств, отличались еще и  тем,  что  насаждали  на
протЯжении всей своей жизни рвение и уважение  к  религиозным  обрЯдам.  Њне
очень не по душе нижеследующий рассказ, услышанный мною от некоего вельможи,
об одном из моих свойственников, оставившем по себе памЯть и на мирном и  на
военном поприще. “мираЯ в  преклонном  возрасте  у  себЯ  дома  и  испытываЯ
невыносимые боли, причинЯемые каменною болезнью, он в последние  часы  своей
жизни находил утешение  в  разработке  мельчайших  подробностей  церемониала
своих похорон, причем заставлЯл навещавших его придворных клЯстьсЯ ему,  что
они примут участие  в  похоронной  процессии.  Ћн  обратилсЯ  с  настойчивой
просьбой даже к самому королю, которого видел перед  своей  кончиной,  чтобы
тот велел своим приближенным прибыть  на  его  погребение,  подкреплЯЯ  свое
ходатайство многочисленными соображениЯми и примерами, подтверждавшими,  что
человек  его  положениЯ  имеет  на  это  бесспорное  право;  он   скончалсЯ,
по-видимому, успокоенный и довольный, так как успел добитьсЯ от королЯ столь
желанного обещаниЯ  и  распорЯдитьсЯ  по  своему  усмотрению  устройством  и
церемониалом своих собственных похорон.
     ‘толь упорного и великого тщеславиЯ Я еще никогда не встречал.
     Ђ  вот  еще  одна  странность  совершенно  противоположного   свойства,
образчики которой  также  найдутсЯ  в  моем  роду;  она  представлЯетсЯ  мне
единокровной сестрой упомЯнутой выше. ќта странность также  состоит  в  том,
чтобы предаватьсЯ со  страстью  заботе  о  своей  похоронной  процессии,  но
проЯвлЯть при этом исключительную, совершенно не принЯтую в  таких  случаЯх,
бережливость, ограничиваЯ себЯ только одним слугою и одним фонарем. џ  знаю,
что многие хвалЯт подобную скромность и,  в  частности,  одобрЯют  последнюю
волю Њарка ќмилиЯ ‹епида [22], запретившего своим наследникам устраивать ему
после   смерти   обычные   церемонии.   Ќеужели,   однако,   умеренность   и
воздержанность в том только и заключаютсЯ, чтобы избегать расточительности и
излишества,  когда  они  уже  не  могут  более  доставить   нам   пользу   и
удовольствие?   ‚от,    действительно,    легкий    и    недорогой    способ
самосовершенствованиЯ! …сли бы требовалось перед смертью оставлЯть  на  этот
счет распорЯжениЯ, то, полагаю, и здесь, как и  во  всЯком  житейском  деле,
каждый должен был бы считатьсЯ с возможностЯми своего  кошелька.  €  философ
‹икон [23] поступил весьма мудро, наказав друзьЯм  предать  его  тело  земле
там, где они сочтут наилучшим; что же касаетсЯ похорон, то он завещал, чтобы
они не были ни слишком пышными, ни слишком  убогими.  ‹ично  Я  предоставлЯю
обычаю установить распорЯдок похоронного обрЯда и охотно отдам свое  мертвое
тело на благоусмотрение тех, - кто бы это ни оказалсЯ, - кому придетсЯ взЯть
на себЯ  эту  заботу:  Totus  hic  locus  est  contemnendus  in  nobis,  non
negligendus in nostris. {Њы должны относитьсЯ  с  презрением  ко  всем  этим
заботам, когда дело идет о нас, но не пренебрегать ими по отношению к  нашим
близким [24](лат.).} €  свЯтаЯ  истина  сказана  одним  из  свЯтых:  Curatio
funeris, condicio sepulturae, pompa exsequiarum, maqis sunt vivorum solatia,
quam subsidia mortuorum. {‡аботы о погребении, устройство гробницы, пышность
похорон - все это скорее утешение длЯ живых, чем облегчение  участи  мертвых
[25](лат.).} ‚от почему, когда Љритон спросил ‘ократа в последние  мгновениЯ
его жизни, каким образом желает он быть погребенным, тот ответил  ему:  "Љак
вам будет угодно". …сли бы Я простирал заботы о своем будущем столь  далеко,
Я счел бы более заманчивым длЯ себЯ уподобитьсЯ тем, кто, продолжаЯ  жить  и
дышать, ублажает себЯ мыслЯми о  церемониале  своих  похорон  и  о  пышности
погребальных  обрЯдов  и  находит  удовольствие  видеть   в   мраморе   свои
безжизненные черты. ‘частлив тот, кто умеет тешить и ублажать  свои  чувства
тем, что бесчувственно, кто умеет жить своей собственной смертью.
     џ проникаюсь ненавистью к народоправству, хотЯ этот образ  правлениЯ  и
представлЯетсЯ мне наиболее естественным и справедливым, когда  вспоминаю  о
бесчеловечном  произволе  афинЯн,  беспощадно  казнивших,  не  пожелав  даже
выслушать их оправданий, своих храбрых военачальников, только что выигравших
у  лакедемонЯн  морское  сражение  при  Ђргинусских  островах  [26],   самое
значительное, самое  ожесточенное  среди  всех,  какие  когда-либо  давались
греками  на  море.  €х  казнили  только  за  то,  что,  одержав  победу  над
неприЯтелем, они воспользовались предоставленными  ею  возможностЯми,  а  не
задержались  на  месте,  дабы  собрать  и  предать  погребению  тела  убитых
сограждан.  Ћсобенно  гнусною  представлЯетсЯ  мне  эта  расправа,  когда  Я
вспоминаю о „иомедоне, одном из осужденных на казнь, человеке  замечательной
воинской  доблести  и  гражданских  добродетелей.   ‚ыслушав   обвинительный
приговор, он вышел вперед,  чтобы  произнести  речь,  и,  хотЯ  ему  впервые
позволили беспрепЯтственно выступить перед народом, воспользовалсЯ ею не длЯ
самозащиты и не длЯ того, чтобы показать  очевидную  несправедливость  столь
жестокого решениЯ судей, но длЯ того, чтобы  проЯвить  заботу  об  ожидающей
этих судей судьбе; он обратилсЯ к богам с мольбою не карать их  за  приговор
и, опасаЯсь, как бы боги не обрушили на них своего гнева за невыполнение тех
обетов, которые были  даны  им  и  его  товарищами,  в  ознаменование  столь
блистательного успеха, уведомил своих судей, в чем они состоЯли.  Ќе  сказав
больше ни слова, ничего не оспариваЯ и ни о чем не  просЯ,  он  мужественно,
твердой походкой направилсЯ к месту  казни.  —ерез  несколько  лет,  однако,
судьба   при   сходных   обстоЯтельствах    отметила    афинЯнам.    •абрий,
главнокомандующий афинского флота, одержав верх над Џоллисом,  возглавлЯвшим
морские  силы  спартанцев,  в  сражении  у  острова  Ќаксоса,  упустил   все
преимущества этой бесспорной победы, столь существенной длЯ  афинЯн,  только
из опасениЯ, как бы  не  подвергнутьсЯ  столь  же  печальной  участи,  какаЯ
постигла его предшественников. €, чтобы не потерЯть в море несколько  трупов
своих убитых друзей, он позволил ускользнуть множеству  живых  и  невредимых
врагов, заставивших впоследствии дорогою ценою заплатить за этот  нелепейший
предрассудок.

     Quaeris quo iaceas post obitum loco?
     Quo non nata iacent.

     {’ы спрашиваешь, в каком месте будешь покоитьсЯ после смерти? ’ам,  где
покоЯтсЯ еще не рожденные [27](лат.).}

     „ругой  поэт  также  наделЯет  бездыханное  тело  ощущением  ничем   не
нарушаемого покоЯ:

     Neque sepulcrum, quo recipiatur, habeat portum corporis.
     Ubl, remissa humana vita, corpus requlescat a malis.

     {Џусть не найдет он могилы,  которую  был  бы  принЯт,  пристанища  длЯ
мертвого тела, где бы, когда жизнь человека кончилась, тело могло  отдохнуть
от невзгод [28] (лат.)}

       ѓлава IV

        Ћ ’ЋЊ, —’Ћ ‘’ђЂ‘’€ „“€ €‡‹€‚Ђћ’‘џ ЌЂ ‚ЋЋЃђЂ†Ђ…Њ›… Џђ…„Њ…’›,  ЉЋѓ„Ђ  …‰
Ќ…„Ћ‘’Ђ…’ ЌЂ‘’Ћџ™€•

     Ћдин из наших дворЯн, которого  мучали  жесточайшие  припадки  подагры,
когда врачи убеждали его  отказатьсЯ  от  употреблениЯ  в  пищу  кушаний  из
соленого мЯса, имел обыкновение остроумно отвечать, что в разгар  мучений  и
болей ему хочетсЯ иметь под рукой что-нибудь, на чем он мог бы сорвать  свою
злость, и что, ругаЯ и проклинаЯ то колбасу, то бычий Язык  или  окорок,  он
испытывает от этого облегчение. Ќо, право же, подобно тому, как  мы  ощущаем
досаду, если, поднЯв длЯ удара руку, не поражаем предмета, в который метили,
и наши усилиЯ растрачены зрЯ, или, скажем, как длЯ того, чтобы тот или  иной
пейзаж был приЯтен длЯ взора, он не должен уходить до  бесконечности  вдаль,
но нуждаетсЯ  на  подобающем  расстоЯнии  в  какой-нибудь  границе,  котораЯ
служила б ему опорой:

     Ventua ut amittit vires, nisi robore densae
     Occurrant silvae, spatio diffusus inani.

     {€ как ветер, рассеЯвшись в пустынном пространстве, терЯет  силу,  если
густые леса не встанут пред ним преградой [1] (лат.).}

     так же, мне кажетсЯ, и душа,  потрЯсеннаЯ  и  взволнованнаЯ,  бесплодно
погружаетсЯ  в  самое  себЯ,  если  не  занЯть  ее  чем-то  внешним;   нужно
беспрестанно доставлЯть  ей  предметы,  которые  могли  бы  стать  целью  ее
стремлений и направлЯть ее деЯтельность. Џлутарх говорит по поводу тех,  кто
испытывает чрезмерно нежные чувства к собачкам и обезьЯнкам, что  заложеннаЯ
в нас потребность любить, не находЯ естественного выхода, создает,  лишь  бы
не прозЯбать в праздности, привЯзанности вымышленные и вздорные  [2].  €  мы
видим, действительно, что душа, теснимаЯ страстЯми,  предпочитает  обольщать
себЯ вымыслом, создаваЯ себе ложные и нелепые  представлениЯ,  в  которые  и
сама порою не верит, чем оставатьсЯ в бездействии. ‚от почему  дикие  звери,
обезумев от Ярости, набрасываютсЯ на оружие или на  камень,  которые  ранили
их, или, раздираЯ себЯ  собственными  зубами,  пытаютсЯ  выместить  на  себе
мучающую их боль.

     Pannonis haud aliter post ictum saevlor ursa,
     Cum iaculum parva Libys amentavit habena
     Se rotat in vulnus, telumque Irata receptum
     Impetit, et secum fugientem circuit hastam.

     {’ак паннонскаЯ медведица, рассвирепев от удара копьем, которое  метнул
в нее с  помощью  короткого  ремнЯ  ливиец,