’е,
которые привыкли к монархии, поступают ничуть не иначе. € какой  бы  удобный
случай к изменению государственного порЯдка ни предоставила им  судьба,  они
даже  тогда,  когда  с  величайшим  трудом   отделались   от   какого-нибудь
независимого государЯ, торопЯтсЯ посадить на его место другого, ибо не могут
решитьсЯ возненавидеть порабощение [15].
     „арий  как-то  спросил  нескольких  греков,  за   какую   награду   они
согласились бы усвоить обычай индусов поедать своих покойных отцов (ибо  это
было принЯто между теми, поскольку они считали, что нет лучшего  погребениЯ,
как внутри своих близких): греки на это ответили, что ни за какие  блага  на
свете. Ќо когда „арий попыталсЯ убедить индусов  отказатьсЯ  от  их  способа
погребениЯ и перенЯть греческий способ,  состоЯвший  в  сжигании  на  костре
умерших отцов, он привел их в еще больший ужас, чем греков. € всЯкий из  нас
делает то же, ибо привычка заслонЯет собою подлинный облик вещей;

     Nil adeo magnum, nec tam mlrablle quicquam
     Principio, quod non minuant mirarier omnes
     Paulatim.

     {Ќет ничего, сколь бы  великим  и  изумительным  оно  ни  показалось  с
первого  взглЯда,  на  что  мало-помалу  не  начинают  смотреть  с   меньшим
изумлением [18] (лат.).}

     Ќекогда, желаЯ укрепить одно  наше  довольно  распространенное  мнение,
считаемое многими  непререкаемым,  и  не  довольствуЯсь,  как  это  делаетсЯ
обычно, простой ссылкой на законы и на соответствующие примеры, но стремЯсь,
как всегда, добратьсЯ до самого  корнЯ,  Я  нашел  его  основание  до  такой
степени шатким, что едва сам не отрексЯ от него, - и это Я,  который  ставил
своей задачей убедить в его правильности других.
     ‚от    тот    способ,    который    Џлатон,    добиваЯсь    искоренениЯ
противоестественных   видов    любви,    пользовавшихсЯ    в    его    времЯ
распространением,   считает   всемогущим   и   основным:   добитьсЯ,   чтобы
общественное мнение решительно осудило их, чтобы поэты  клеймили  их,  чтобы
каждый их высмеивал. €менно этому способу мы обЯзаны тем, что самые красивые
дочери не возбуждают  больше  страсти  в  отцах,  а  братьЯ,  какой  бы  они
выдающейсЯ красотою ни отличались, - в сестрах; и даже  сказаниЯ  о  ”иесте,
ќдипе и Њакарее,  нарЯду  с  удовольствием,  доставлЯемым  декламацией  этих
прекрасных стихов, закреплЯют, по мнению Џлатона [17], в податливом  детском
мозгу это полезное предостережение.
     Ќадо правду сказать, целомудрие - прекраснаЯ добродетель, и как  велика
его польза - известно всЯкому;  однако  прививать  целомудрие  и  принуждать
блюсти его, опираЯсь на природу, столь же трудно, сколь легко  добитьсЯ  его
соблюдениЯ, опираЯсь на обычай, законы и предписаниЯ. Ћбосновать изначальные
и всеобщие истины не так-то просто. € наши наставники,  скользЯ  по  верхам,
торопЯтсЯ  поскорее  подальше  или,  даже  не  осмеливаЯсь  коснутьсЯ   этих
вопросов,  сразу  же  ищут  прибежища  под  сенью  обычаЯ,  где  пыжатсЯ  от
преисполнЯющего их чванства и торжествуют. ’е  же,  кто  не  желает  черпать
ниоткуда,  кроме  первоисточника,  т.е.  природы,  впадают  в  еще   большие
заблуждениЯ и высказывают дикие взглЯды, как,  например,  •рисипп  [18],  во
многих местах своих сочинений  показавший,  с  какой  снисходительностью  он
относилсЯ к кровосмесительным свЯзЯм, какими бы они ни  были.  Љто  пожелает
отделатьсЯ от всесильных предрассудков обычаЯ, тот обнаружит  немало  вещей,
которые как будто и не вызывают сомнений, но, вместе с тем, и не имеют  иной
опоры, как только морщины и седина давно укоренившихсЯ представлений. ‘орвав
же с подобных вещей эту личину и сопоставив их с истиною  и  разумом,  такой
человек почувствует, что, хотЯ прежние суждениЯ его и полетели кувырком, все
же почва под ногами у него стала тверже. € тогда, например, Я спрошу у него:
возможно ли что-нибудь удивительнее  того,  что  мы  постоЯнно  видим  перед
собой, а именно, что целый народ должен подчинЯтьсЯ  законам,  которые  были
всегда длЯ  него  загадкою,  что  во  всех  своих  семейных  делах,  браках,
дарственных, завещаниЯх, в купле, в продаже он свЯзан правилами, которых  не
в состоЯнии знать, поскольку они составлены и опубликованы не на его  Языке,
вследствие чего истолкование и должное применение их он  принужден  покупать
за деньги? [19]  ‚се  это  ни  в  малой  степени  не  похоже  на  остроумное
предложение €сократа, советующего  своему  государю  обеспечить  возможность
подданным свободно, прибыльно и беспрепЯтственно  торговать,  но,  вместе  с
тем, сделать длЯ них  разорительными,  обложив  высокой  пошлиной,  ссоры  и
распри [20], и вполне согласуетсЯ с теми чудовищными  воззрениЯми,  согласно
которым даже человеческий разум -  и  тот  ЯвлЯетсЯ  предметом  торговли,  а
законы - рыночным товаром. € Я бесконечно благодарен судьбе, что первым, как
сообщают наши историки, кто воспротивилсЯ намерению Љарла ‚еликого ввести  у
нас римское и имперское право, был некий дворЯнин  из  ѓаскони,  мой  землЯк
[21]. …сть ли что-нибудь более  дикое,  чем  видеть  народ,  у  которого  на
основании освЯщенного законом обычаЯ судебные должности  продаютсЯ  [22],  а
приговоры оплачиваютсЯ звонкой монетой; где, опЯть-таки, совершенно  законно
отказывают в правосудии тем, кому нечем заплатить за него; где эта  торговлЯ
приобретает такие размеры, что создает в государстве  в  добавление  к  трем
прежним сословиЯм - церкви, дворЯнству в простому народу - еще и  четвертое,
состоЯщее из  тех,  в  чьем  ведении  находитсЯ  суд;  это  последнее,  имеЯ
попечение о законах и самовластно распорЯжаЯсь жизнью и имуществом  граждан,
ЯвлЯетсЯ, нарЯду с дворЯнством, некоей обособленной  корпорацией.  Ћтсюда  и
возникает два рода законов, противоречащих  во  многом  друг  другу:  законы
чести и  те,  на  которых  покоитсЯ  правосудие.  Џервые,  например,  сурово
осуждают того, кто, будучи обвинен во лжи, стерпит подобное обвинение, тогда
как вторые - отмщающего за него. Џо законам рыцарского оружиЯ такой-то, если
снесет оскорбление, лишаетсЯ чести и дворЯнского достоинства, тогда  как  по
гражданским законам тот, кто мстит, подлежит уголовному  наказанию.  ‡начит,
тот,  кто  обратитсЯ  к  закону,  дабы  защитить  свою  оскорбленную  честь,
обесчещивает себЯ, а кто не  обратитсЯ  к  нему,  того  закон  преследует  и
карает. € разве действительно не ЯвлЯетсЯ величайшею дикостью, что  из  этик
двух столь  различных  сословий,  подчиненных,  однако,  одному  и  тому  же
властителю, одно заботитсЯ о войне, другое печетсЯ о  мире;  удел  одного  -
выгода, удел другого -  честь;  удел  одного  -  ученость,  удел  другого  -
доблесть; у одного - слово, у другого - дело; у одного -  справедливость,  у
другого - отвага; у одного - разум, у другого - сила; у одного -  долгополаЯ
мантиЯ, у другого - короткий камзол.
     —то до вещей менее важных, как, например, нашего платьЯ, то  тому,  кто
вздумал бы согласовать его с подлинным его назначением,  а  именно,  служить
нашему телу н доставлЯть ему возможно больше удобств,  -  что  н  определило
изЯщество и благопристойность одежды при ее поЯвлении, -  Я  укажу  лишь  на
самое что ни на есть чудовищное из того, что,  по-моему,  можно  представить
себе, и, среди прочего, на наши квадратные головные уборы, на этот  длинный,
свисающий с головы наших  женщин  хвост  из  собранного  складками  бархата,
расшитого, к  тому  же,  пестрыми  украшениЯми,  и  наконец,  на  нелепое  и
бесполезное подобие того органа, назвать который мы  не  можем,  не  нарушаЯ
приличиЯ,  и  воспроизведение  которого,  да  еще  во  всем  блеске  нарЯда,
показываем,  тем  не  менее,  всему  честному  народу.  ќти  соображениЯ  не
отвращают, однако, разумного человека от следованиЯ общепринЯтой моде; более
того, хотЯ мне и кажетсЯ, что все выдумки и причуды в покров  нашего  платьЯ
порождены   скорее   сумасбродством    и    спесью,    чем    действительной
целесообразностью, и что мудрец должен  внутренне  оберегать  свою  душу  от
всЯкого гнета, дабы сохранить ей свободу и возможность свободно  судить  обо
всем, - тем не  менее,  когда  дело  идет  о  внешнем,  он  вынужден  строго
придерживатьсЯ принЯтых правил в форм. Ћбществу нет  ни  малейшего  дела  до
наших воззрений; но все остальное, как то: нашу  деЯтельность,  наши  труды,
наше состоЯние и самую жизнь, надлежит предоставить ему на службу,  а  также
на суд, как и поступил мужественный и великий  ‘ократ,  отказавшийсЯ  спасти
свою жизнь лишь на том основании, что это Явилось бы неповиновением  власти,
пусть  даже  весьма  неправедной  и  пристрастной.  €бо  правило  правил   и
главнейший закон законов заключаетсЯ в том, что всЯкий  обЯзан  повиноватьсЯ
законам страны, в которой живет:

     <FONT SIZE=3><FONT FACE="Symbol">&#78;&#111;&#109;&#111;&#105;&#122; &#101;&#112;&#101;&#115;&#117;&#97;&#105;  &#116;&#111;&#105;&#115;&#105;&#110;   &#101;&#103;&#99;&#119;&#114;&#105;&#111;&#122;.
</FONT></FONT>

     {Џрекрасно повиноватьсЯ законам своей страны [28] (греч.).}

     Ђ вот кое-что в ином  роде.  ‚есьма  сомнительно,  может  ли  изменение
действующего закона, каков бы он ни был, принести  столь  очевидную  пользу,
чтобы перевесить то зло,  которое  возникает,  если  его  потревожить;  ведь
государство можно в некоторых отношениЯх уподобить строению,  сложенному  из
отдельных, свЯзанных между собой частей, вследствие чего нельзЯ хоть немного
поколебать даже одну среди них без того, чтобы это не отразилось  на  целом.
‡аконодатель  фурийцев   велел,   чтобы   всЯкий,   стремЯщийсЯ   уничтожить
какой-нибудь из старых законов или ввести в  действие  новый,  выходил  пред
народом с веревкой на шее с тем, чтобы, если предлагаемое  им  новшество  не
найдет единогласного одобрениЯ, быть удавленным тут  же  на  месте  [24].  Ђ
законодатель лакедемонЯн [25] посвЯтил всю свою жизнь тому,  чтобы  добитьсЯ
от сограждан твердого обещаниЯ не отменЯть ни  одного  из  его  предписаний.
ќфор, так безжалостно оборвавший две новые струны,  добавленные  ”риннсом  к
его музыкальному инструменту [28], не задавалсЯ вопросом, улучшил ли  ”ринис
свой инструмент и обогатил ли его аккорды; длЯ осуждениЯ этого новшества ему
было достаточно и того, что старый, привычный образец  претерпел  изменение;
то же обозначал и  древний  заржавленный  меч  правосудиЯ,  который  бережно
хранилсЯ в Њарселе [28].
     џ разочаровалсЯ во всЯческих новшествах, в каком бы обличий они нам  ни
ЯвлЯлись, и имею  все  основаниЯ  длЯ  этого,  ибо  видел,  сколь  гибельные
последствиЯ они вызывают. ’о из них, которое  угнетает  нас  в  течение  уже
стольких   лет,   не   было,   правда,   непосредственною   причиною   всего
происходЯщего; но, тем не менее, можно с уверенностью сказать, что именно  в
нем, в силу несчастного стечениЯ обстоЯтельств, причина и корень всего, даже
тех бедствий и ужасов, которые творЯтсЯ с тех пор без его участиЯ и  вопреки
ему[28]. Џусть оно пенЯет поэтому на себЯ самого.

     Heu! patior telis vulnera fasta meis.

     {“вы! Я страдаю  от  ран,  нанесенных  моим  собственным  оружием  [20]
(лат.).}

     ’е, кто расшатывают государственный строй, чаще всего первыми и  гибнут
при его крушении. Џлоды смуты никогда не достаютсЯ тому, кто ее  вызвал;  он
только всколыхнул и замутил воду, а ловить рыбу будут уже  другие.  ’ак  как
целость и единство нашей монархии были нарушены упомЯнутым новшеством, и  ее
величественное здание расшаталось  и  начало  разрушатьсЯ,  и  так  как  это
произошло, к тому же, в ее  преклонные  годы,  в  ней  образовалось  сколько
угодно трещин и брешей, представлЯющих собою как  бы  ворота  длЯ  названных
бедствий. ‚еличие государЯ, говорит некий древний писатель, труднее низвести
от его вершины до половины, чем низвергнуть от половины до основаниЯ.
     Ќо если зачинатели и приносЯт  больше  вреда,  нежели  подражатели,  то
последние все же преступнее первых, следуЯ образцам, зло и ужас которых сами
ощутили и покарали. € если даже злодеЯниЯ приносЯт известную долю славы,  то
у первых перед вторыми то преимущество, что самый замысел и дерзость  почина
принадлежат именно им.
     ‚се виды новейших бесчинств с легкостью черпают образцы и  наставлениЯ,
как потрЯсать государственный строй, из этого  главнейшего  и  неиссЯкаемого
источника [30]. „аже в наших законах, созданных  с  целью  пресечениЯ  этого
изначального зла, и  то  можно  найти  наставлениЯ,  как  творить  злодеЯниЯ
всЯкого рода, и попытки оправданиЯ их. ‘ нами происходит теперь то самое,  о
чем говорит ”укидид [81], повествуЯ о  гражданских  войнах  своего  времени;
тогда, угождаЯ порокам общества и пытаЯсь найти длЯ них  оправдание,  давали
им не их подлинные названиЯ, но, искажаЯ  и  смЯгчаЯ  последние,  обозначали
словами новыми и менее резкими. € таким-то способом хотЯт  подействовать  на
вашу  совесть  и  исправить  наши  взглЯды!  Honesta  ratio  est.   {Џредлог
благовиден [82] (лат.)} Ћднако как бы благовиден  ни  был  предлог,  все  же
всЯкое новшество чревато опасностЯми: adeo nihil motum ex antiquo  probabile
est. {ЌельзЯ одобрить отклонение от старины [88] (лат).} Џо  правде  говорЯ,
мне представлЯетсЯ чрезмерным самолюбием и  величайшим  самомнением  ставить
свои  взглЯды  до  такой  степени  высоко,  чтобы  ради  их   торжества   не
останавливатьсЯ пред нарушением общественного  спокойствиЯ,  пред  столькими
неизбежными бедствиЯми и ужасающим падением нравов, которые приносЯт с собой
гражданские войны, пред изменениЯми в государственном строе, что  влечет  за
собой столь значительные последствиЯ, -  да  еще  делать  все  это  в  своей
собственной стране. € не просчитываетсЯ ли тот, кто дает волю этим  Явным  и
всем известным порокам, дабы искоренить недостатки,  в  сущности  спорные  и
сомнительные? € есть ли пороки худшие, нежели  те,  которые  нестерпимы  длЯ
собственной совести и длЯ здравого смысла? [84]
     ђимский сенат  в  разгар  распри  с  народом  по  поводу  распределениЯ
жреческих должностей решилсЯ прибегнуть к уловке такого  рода:  Ad  deos  id
magis quam ad se, pertinere: ipsos visuros ne  sacra  sua  polluantur,  {ќто
касаетсЯ больше богов, чем  их;  боги  сами  позаботЯтсЯ  о  том,  чтобы  не
подверглись осквернению их свЯтыни [85] (лат.).} - подражаЯ  в  этом  ответу
оракула жителЯм „ельф во времЯ  греко-персидских  войн.  ЋпасаЯсь  вторжениЯ
персов, дельфийцы обратились тогда к Ђполлону с вопросом, что им  делать  со
свЯтынЯми его храма - укрыть ли их где-нибудь или же вывезти. Ћн ответил  на
это, чтобы они ничего не трогали: пусть они заботЯтсЯ о себе, а он  уже  сам
сумеет охранить свою собственность.
     •ристианскаЯ религиЯ обладает всеми признаками наиболее справедливого и
полезного вероучениЯ, но ничто не свидетельствует об этом в такой мере,  как
выраженное в ней с полной определенностью требование повиноватьсЯ властЯм  и
поддерживать существующий государственный строй. Љакой поразительный  пример
оставила нам премудрость господнЯ, котораЯ, стремЯсь спасти род человеческий
и осуществить свою  славную  победу  над  смертью  и  над  грехом,  пожелала
свершить это не иначе,  как  опираЯсь  на  наше  общественное  устройство  и
поставив достижение  и  осуществление  этой  великой  и  благостной  цели  в
зависимость от слепоты и неправедности наших обычаев и воззрений,  допустив,
таким образом, чтобы лилась невиннаЯ кровь столь многих возлюбленных чад  ее
и мирЯсь с потерею длинной чреды годов, пока не созреет этот бесценный плод.
     Њежду подчинЯющимсЯ обычаЯм и законам своей страны и тем,  кто  норовит
поднЯтьсЯ над ними и сменить их на новые, - целаЯ пропасть. Џервый ссылаетсЯ
в свое оправдание на простосердечие, покорность, а также на  пример  других;
что бы ни довелось ему сделать, это  не  будет  намеренным  злом,  в  худшем
случае -  лишь  несчастьем.  Quis  est  enim  quem  non  moveat  clarissimus
monumentis testata consignataque antiquitas? {ЌайдетсЯ ли такой человек,  на
кого  бы  не  произвела  впечатлениЯ  древность,   засвидетельствованнаЯ   и
удостовереннаЯ столькими славнейшими памЯтниками? [36] (лат).}
     ‘верх того, как говорит  €сократ,  недобор  ближе  к  умеренности,  чем
перебор [37]. ‚торой оправдывать гораздо труднее.
     €бо, кто беретсЯ выбирать и вносить  изменениЯ,  тот  присваивает  себе
право судить и должен поэтому быть твердо уверен в  ошибочности  отменЯемого
им и в полезности им вводимого. ќто столь нехитрое соображение  и  заставило
менЯ засесть у себЯ в углу; даже во времена моей юности - а она  была  много
дерзостнее - Я  поставил  себе  за  правило  не  взваливать  на  свои  плечи
непосильной длЯ менЯ ноши, не брать на себЯ ответственности за решениЯ столь
исключительной важности,  не  осмеливатьсЯ  на  то,  на  что  Я  не  мог  бы
осмелитьсЯ, рассуждаЯ здраво, даже в наиболее простом  из  того,  чему  менЯ
обучали, хотЯ смелость суждений в последнем случае  и  не  могла  бы  ничему
повредить. Њне кажетсЯ в высшей степени несправедливым стремление  подчинить
отстоЯвшиесЯ  общественные  правила  и  учреждениЯ  непостоЯнству   частного
произвола (ибо частный разум  обладает  лишь  частной  юрисдикцией)  и,  тем
более, предпринимать против законов божеских то, чего  не  потерпела  бы  ни
одна власть на свете в отношении законов гражданских, которые, хотЯ и  более
доступны уму человеческому, все же ЯвлЯютсЯ верховными судьЯми своих  судей;
самое большее, на что мы способны, это объЯснЯть и распространЯть применение
уже принЯтого, но отнюдь не отменЯть его и заменЯть новым. …сли божественное
провидение  и  преступало  порою  правила,  которыми  оно  по  необходимости
поставило нам пределы, то вовсе не длЯ  того,  чтобы  освободить  и  нас  от
подчинениЯ им. ќто мановениЯ его божественной длани, и не подражать  им,  но
проникатьсЯ изумлением перед ними, вот что должно  нам  делать:  это  случаи
исключительные, отмеченные  печатью  Ясно  выраженного  особого  умысла,  из
разрЯда  чудес,  ЯвлЯемых  нам  как  свидетельство   его   всемогущества   и
превышающих наши силы и наши возможности;  было  бы  безумием  и  кощунством
тщитьсЯ воспроизвести что-либо подобное, - и мы должны не следовать им, но с
трепетом созерцать их. ќто деЯниЯ, доступные божеству, но не нам.
     ‡десь весьма уместно привести слова Љотты: Cum de religione  agitur  ’.
Coruncanium, ђ. Scipionen, ђ. Scaevolam, pontifices maximos, non Zenonem aut
Clearithem aut Chrysippum, sequor. {Љогда дело касаетсЯ религии, Я следую за
’. Љорунканием, Џ. ‘ципионом, Џ. ‘цеволой, верховными жрецами, а не ‡еноном,
Љлеанфом или •рисиппом [38] (лат.).}
     ‚ настоЯщее времЯ мы охвачены распрей: речь идет о том, чтобы убрать  и
заменить  новыми  целую  сотню  догматов,  и  каких  важных  и  значительных
догматов; а много ли найдетсЯ таких, которые могли бы похвастатьсЯ,  что  им
досконально известны доводы и основаниЯ как той, так и другой стороны?
     —исло их окажетсЯ столь незначительным - если только это и впрЯмь можно
назвать числом, - что они не могли бы вызвать между нами  смЯтениЯ.  Ќо  все
остальное скопище - куда несетсЯ оно? Џод каким знаменем устремлЯютсЯ вперед
нападающие? ‡десь происходит то же, что с иным слабым и неудачно примененным
лекарством; те вредные соки организма, которые ему надлежало бы изгнать, оно
на  самом  деле,  столкнувшись  с  ними,  только  разгорЯчило,   усилило   и
раздражило, а затем, сотворив все эти беды, осталось бродить в  нашем  теле.
Ћно не смогло освободить нас от болезни из-за своей  слабости  и,  вместе  с
тем, ослабило нас настолько, что мы  не  в  состоЯнии  очиститьсЯ  от  него;
действие его сказываетсЯ лишь в том, что  нас  мучат  нескончаемые  боли  во
внутренностЯх.
     Ѓывает,  однако,  и  так,  что  судьба,   могущество   которой   всегда
превосходит наше предвидение, ставит нас в настолько тЯжелое положение,  что
законам приходитсЯ несколько и кое в чем  уступить.  €  если,  сопротивлЯЯсь
возрастанию нового, стремЯщегосЯ насильственно пробить  себе  путь,  держать
себЯ всегда и во всем в узде и строго соблюдать  установленные  правила,  то
подобное самоограничение в борьбе с тем, кто обладает свободою действий, длЯ
кого допустимо решительно все, лишь бы оно шло на пользу его намерениЯм, кто
не знает ни другого закона, ни других побуждений, кроме тех, что  сулЯт  ему
выгоду, неправильно  и  опасно:  Aditum  nocendi  perfido  praestat  ficles.
{„оверие, оказываемое вероломному, дает ему возможность вредить [39] (лат.)}
Ќо ведь обычный правопорЯдок в государстве, пребывающем в полном здравии, не
предусматривает  подобных  исключительных   случаев:   он   имеет   в   виду
упорЯдоченное сообщество, опирающеесЯ на свои основные устои  и  выполнЯющее
свои обЯзанности, а также согласие всех соблюдать его  и  повиноватьсЯ  ему.
„ействовать,  придерживаЯсь   закона,   значит   -   действовать   спокойно,
размеренно, сдержанно,  а  это  вовсе  не  то,  что  требуетсЯ  в  борьбе  с
действиЯми бесчинными и необузданными.
     €звестно, что и посейчас  еще  упрекают  двух  великих  государственных
деЯтелей, ЋктавиЯ и Љатона, за то, что первый во времЯ гражданской  войны  с
‘уллою, а второй - с –езарем готовы были скорее подвергнуть  свое  отечество
самым крайним опасностЯм, чем оказать ему помощь, нарушив законы,  и  ни  за
что не соглашались хоть в чем-нибудь поколебать эти последние. Ќо в  случаЯх
крайней  необходимости,  когда  все  заключаетсЯ  в  том,  чтобы  как-нибудь
устоЯть, иной раз и впрЯмь благоразумнее опустить голову  и  стерпеть  удар,
чем битьсЯ сверх сил, не желаЯ ни в чем  уступить  и  доставлЯЯ  возможность
насилию подмЯть все под себЯ и  попрать  его  [40].  €  пусть  лучше  законы
домогаютсЯ лишь того, что им под силу, когда им не под силу все то, чего они
домогаютсЯ. ’ак, например, поступил тот, кто приказал, чтобы они заснули  на
двадцать четыре часа, и таким образом урезал на этот раз календарь  на  один
день [41], и тот, кто превратил июнь во второй май [42] . „аже лакедемонЯне,
которые с таким усердием соблюдали законы своей страны, как-то  раз,  будучи
свЯзаны одним из своих законов, воспрещавшим вторичное избрание  начальником
флота того же лица, - а между тем обстоЯтельства настоЯтельно  требовали  от
них, чтобы эту должность снова занЯл ‹исандр [43], - нашли выход в том,  что
поставили  начальником  флота   Ђрака,   а   ‹исандра   назначили   "главным
распорЯдителем" морских сил. Џодобной  же  уловкой  воспользовалсЯ  один  их
посол, который был направлен ими к афинЯнам с  тем,  чтобы  добитьсЯ  отмены
какого-то изданного этими последними распорЯжениЯ. Љогда Џерикл [44] в ответ
сослалсЯ на то, что строжайшим образом запрещаетсЯ убирать доску, на которой
начертан  какой-нибудь  закон,  посол  предложил  повернуть  доску  обратною
стороной, так как это, во всЯком случае, не запрещаетсЯ. ќто то, наконец, за
что  Џлутарх  воздает  хвалу  ”илопемену:  рожденный  повелевать,  он   умел
повелевать  не  только  согласно  с  законами,  но,  в  случае  общественной
необходимости, и самими законами [45].

       ѓлава XXIV

        Џђ€ Ћ„Ќ€• € ’…• †… ЌЂЊ…ђ…Ќ€џ• ‚Ћ‘ЏЋ‘‹…„Ћ‚Ђ’њ ЊЋ†…’ ђЂ‡ЌЋ…

     †ак Ђмио [1], главный  придворный  свЯщенник  и  раздаватель  милостыни
французского королЯ, рассказал мне как-то про одного нашего принца [2]  (кто
другой, а этот  был  наш  с  головы  до  пЯт,  даром  что  по  происхождению
чужеземец) нижеследующую, делающую ему честь историю. ‚скоре после того, как
начались наши смуты, во времЯ осады ђуана [3]  королева-мать  [4]  известила
этого принца, что на его жизнь готовитсЯ покушение, причем в письме королевы
точно указывалось, кто должен его прикончить. ќто был один не то  анжуйский,
не то менский дворЯнин, который постоЯнно посещал дом принца.  Џринц  никому
не сказал об этом предупреждении. Ќо, прогуливаЯсь на следующий день на горе
свЯтой …катерины, откуда бомбардировали ђуан (ибо в ту пору мы его осаждали)
вместе с вышеназванным главным раздавателем милостыни и одним епископом,  он
заметил этого дворЯнина, которого знал в лицо, и велел, чтобы его позвали  к
нему. Љогда тот предстал перед ним, принц, видЯ, что он побледнел и  дрожит,
ибо совесть его была нечиста, сказал ему следующее: "ѓосподин  такой-то,  вы
догадываетесь, конечно, чего Я хочу от вас; это написано на вашем лице.  ‚ам
следует признатьсЯ во всем, ибо Я настолько осведомлен в  вашем  деле,  что,
пытаЯсь отперетьсЯ, вы только ухудшите свое положение. ‚ы отлично  знаете  о
том-то и том-то (тут он выложил ему решительно  все,  вплоть  до  мельчайших
подробностей, касающихсЯ  заговора).  ’ак  не  играйте  же  своей  жизнью  и
расскажите всю правду о своем умысле". Љогда беднЯга окончательно понЯл, что
он пойман с поличным и что от этого никуда не уйти (ибо  их  заговор  открыл
королеве один из его сообщников), ему ничего  другого  не  оставалось,  как,
сложив умолЯюще руки, просить принца о милости и пощаде; и он уже  готовилсЯ
пасть ему в ноги, но тот, удержав его, продолжал таким образом: "Џослушайте:
обидел ли Я вас когда-нибудь? Џреследовал ли Я кого-нибудь из  ваших  друзей
своей ненавистью? ‚сего три недели, как  Я  знаком  с  вами;  что  же  могло
побудить вас покуситьсЯ на мою жизнь?"  „ворЯнин,  запинаЯсь,  ответил,  что
никаких особых причин у него не было, но что он руководствовалсЯ  интересами
своей партии; его убедили, будто уничтожение столь могущественного врага  их
веры, каким бы способом оно ни было выполнено, будет делом, угодным богу. "Ђ
Я, - продолжал принц, - хочу показать вам, насколько вера, которую Я  считаю
своей, незлобивее той, которой придерживаетесь вы.  ‚аша  подала  вам  совет
убить менЯ, даже не выслушав, хотЯ Я ничем не обидел вас;  моЯ  же  требует,
чтобы Я даровал вам прощение,  хотЯ  вы  полностью  изобличены  в  том,  что
готовились злодейски прикончить менЯ, не имеЯ к этому ни малейших оснований.
‘тупайте же прочь, убирайтесь и чтоб Я вас здесь больше не видел. € если  вы
обладаете хоть крупицей благоразумиЯ, принимаЯсь за дело, выбирайте  себе  в
советники более честных людей".
     €мператор Ђвгуст, находЯсь в ѓаллии, получил  достоверное  сообщение  о
составленном против него ‹уцием –инной  заговоре;  решив  покарать  его,  он
велел вызвать своих ближних друзей на совет, назначив его на следующий день.
Ќочь накануне  совета  он  провел,  однако,  чрезвычайно  тревожно,  мучимый
мыслью, что обрекает на смерть молодого человека хорошего  рода,  племЯнника
прославленного ЏомпеЯ. ‘етуЯ на трудность  своего  положениЯ,  он  перебирал
всевозможные доводы. "’ак что же, - говорил  он,  -  неужели  нужно  сказать
себе: пребывай в тревоге и страхе и отпусти  своего  убийцу  разгуливать  на
свободе? Ќеужели допустить, чтобы он ушел невредимым, - он, покусившийсЯ  на
мою жизнь, которую Я  сберег  в  стольких  гражданских  войнах,  в  стольких
сражениЯх на суше и море? Ќеужели простить того, кто умыслил не только убить
менЯ - и когда! после того, что Я  установил  мир  во  всем  мире!  -  но  и
воспользоватьсЯ мною самим, как жертвой, приносимой богам?" €бо  заговорщики
предполагали  убить   его   в   то   времЯ,   когда   он   будет   совершать
жертвоприношение. ‡атем, помолчав некоторое времЯ, он  снова,  и  еще  более
твердым голосом, продолжал, обращаЯсь к самому себе: "Љ чему тебе жить, если
столь многие хотЯт твоей смерти? ѓде же конец твоему мщению  и  жестокостЯм?
‘тоит ли твоЯ жизнь затрат, необходимых длЯ ее сбережениЯ?" ’огда  жена  его
‹ивиЯ, слыша все эти сетованиЯ, сказала ему: "Ђ не может ли жена подать тебе
добрый совет? Џоступи так, как поступают врачи: когда обычные  лекарства  не
помогают, они испытывают те,  которые  оказывают  противоположное  действие.
‘уровостью ты ничего  не  добилсЯ:  за  ‘альвидиеном  последовал  ‹епид,  за
‹епидом - Њурена, за Њуреной - –епион, за –епионом -  ќгнаций.  €спытай,  не
помогут ли тебе мЯгкость и милосердие. –инна изобличен, но прости его - ведь
вредить тебе он больше не сможет, - а  это  послужит  к  возвеличению  твоей
славы".  Ђвгуст  был  очень  доволен,  что  нашел  поддержку  своим   добрым
намерениЯм. Џоблагодарив жену и отменив прежнее приказание о  созыве  друзей
на совет, он велел призвать к себе только –инну. “далив  всех  из  покоев  и
усадив –инну, он сказал ему следующее: "Џрежде всего, –инна, Я  хочу,  чтобы
ты спокойно выслушал менЯ. „авай условимсЯ, что ты не станешь прерывать  мою
речь; Я предоставлю тебе возможность в свое времЯ ответить. ’ы очень  хорошо
знаешь, –инна, что Я захватил тебЯ в стане моих  врагов,  причем  ты  не  то
чтобы сделалсЯ мне врагом: ты, можно сказать, враг мой от рождениЯ: однако Я
пощадил тебЯ; Я возвратил тебе все, что было отнЯто у тебЯ и чем ты владеешь
теперь; наконец, Я обеспечил тебе изобилие и богатство в такой степени,  что
победители завидуют побежденному. ’ы попросил у менЯ должность  жреца,  и  Я
удовлетворил твою просьбу, отказав в этом другим, чьи отцы сражались  бок  о
бок со мной. € вот, хотЯ ты кругом предо мною в  долгу,  ты  замыслил  убить
менЯ!". Љогда –инна в ответ на это воскликнул, что он и не помышлЯл о  таком
злодеЯнии, Ђвгуст заметил: "’ы  забыл,  –инна,  о  нашем  условии:  ведь  ты
обещал, что не станешь прерывать  мою  речь.  „а,  ты  замыслил  убить  менЯ
там-то, в такой-то день, при участии таких-то лиц и таким-то способом".
     ‚идЯ, что –инна глубоко потрЯсен услышанным и молчит, но на этот раз не
потому, что таков был уговор между ними, но потому, что его  мучит  совесть,
Ђвгуст добавил: "—то же толкает тебЯ на это? €ли, быть может, ты сам  метишь
в императоры? ‚оистину, плачевны дела в государстве, если только Я один стою
на твоем пути к императорской власти. ‚едь ты не в состоЯнии  даже  защитить
своих близких и совсем недавно проиграл тЯжбу из-за вмешательства  какого-то
вольноотпущенника. €ли, быть может, у тебЯ не хватает  ни  возможностей,  ни
сил ни на что иное, кроме посЯгательства на жизнь цезарЯ? џ готов уступить и
отойти в сторону, если только кроме менЯ нет никого, кто препЯтствует  твоим
надеждам. Ќеужели ты думаешь, что ”абий,  сторонники  Љоссов  или  ‘ервилиев
потерпЯт тебЯ? —то примиритсЯ с тобою многолюднаЯ толпа знатных,  -  знатных
не только по имени, но делающих своими добродетелЯми честь своей знатности?"
€ после многого в этом же роде (ибо он  говорил  более  двух  часов)  Ђвгуст
сказал ему: "Ќу так вот что: Я дарую тебе жизнь, –инна,  тебе,  изменнику  и
убийце, как некогда уже даровал ее, когда ты  был  просто  моим  врагом;  но
отныне между нами должна быть дружба. Џосмотрим, кто из нас  двоих  окажетсЯ
прЯмодушнее, Я ли, подаривший тебе жизнь, или  ты,  получивший  ее  из  моих
рук?" Ќа этом они расстались.  Ќекоторое  времЯ  спустЯ  Ђвгуст  предоставил
–инне должность консула, упрекнув его, что тот сам не  обратилсЯ  к  нему  с
просьбой об этом. ‘ этой поры –инна сделалсЯ одним из наиболее  любимых  его
приближенных,  и  Ђвгуст  назначил  его  единственным   наследником   своего
достоЯниЯ. Џосле этого случаЯ, приключившегосЯ, когда Ђвгусту шел  сороковой
год, за всю его жизнь не было больше ни  одного  заговора  против  него,  ни
одного покушениЯ на него, и он был, можно сказать, справедливо  вознагражден
за свою снисходительность. Ќо совсем иначе случилось с  нашим  принцем,  ибо
мЯгкость нимало не помогла ему, и он попалсЯ  впоследствии  в  расставленные
ему сети предательства [6].  ‚от  до  чего  невернаЯ  и  ненадежнаЯ  вещь  -
человеческое благоразумие; ибо  наперекор  всем  нашим  планам,  решениЯм  и
предосторожностЯм  судьба  всегда  удерживает  в  своих  руках  власть   над
событиЯми.
     Љогда  врачам  удаетсЯ  добитьсЯ  благоприЯтного  исхода  лечениЯ,   мы
говорим, что им посчастливилось  -  как  будто  их  искусство  единственное,
которому требуетсЯ поддержка извне,  так  как,  покоЯсь  на  слишком  шатком
основании, оно не может держатьсЯ собственной силою, как  будто  только  оно
нуждаетсЯ в том, чтобы к его действиЯм приложила руку удача. џ готов  думать
о врачебном искусстве все, что угодно, и самое худшее и самое  лучшее,  ибо,
благодарение богу, мы не водим с ним никакого знакомства. ‚  этом  случае  Я
составлЯю  противоположность  всем  прочим,  так  как  всегда,   при   любых
обстоЯтельствах, пренебрегаю его услугами; а когда мне  случаетсЯ  заболеть,
то, вместо того, чтобы смиритьсЯ пред ним, Я начинаю еще вдобавок ненавидеть
и страшитьсЯ его. ’ем, кто заставлЯет  менЯ  принЯть  лекарство,  Я  отвечаю
обычно, чтобы они обождали, по  крайней  мере,  пока  у  менЯ  восстановЯтсЯ
здоровье и силы, дабы Я мог противостоЯть  с  большим  успехом  действию  их
настоЯ и таЯщимсЯ в нем опасностЯм. џ предоставлЯю полную  свободу  природе,
полагаЯ, что она имеет зубы и когти, чтобы отбиватьсЯ от совершаемых на  нее
нападений и поддерживать целое,  распада  которого  она  всЯчески  стараетсЯ
избежать. џ опасаюсь, как бы лекарство вместо того чтобы оказать содействие,
когда природа вступает в схватку с недугом, не помогло бы ее противнику и не
возложило на нее еще больше работы.
     €так, Я утверждаю, что не в одной медицине, но и в других, менее шатких
искусствах,  фортуне  принадлежит  далеко  не  последнее  место.  Ђ   порывы
вдохновениЯ, захватывающие и уносЯщие ввысь поэта,  -  почему  бы  и  их  не
приписывать его удаче? ‚едь он и сам признает, что они превосходЯт то,  чего
могли бы достигнуть его силы и дарованиЯ; ведь он и  сам  ощущает,  что  они
пришли к нему помимо него и от него  не  зависЯт.  ’о  же  самое  говорЯт  и
ораторы, признающие, что они  не  властны  над  охватывающим  их  порывом  и
необыкновенным  волнением,  увлекающими   их   дальше   первоначального   их
намерениЯ. ’ак же точно и в живописи, ибо и  здесь  рука  живописца  создает
порою творениЯ, превосходЯщие и его замыслы и меру его мастерства, творениЯ,
восхищающие и изумлЯющие его самого. Ќо сколь велика  в  этих  произведениЯх
долЯ удачи,  видно  особенно  Явственно  из  изЯщества  и  красоты,  которые
возникли без всЯкого намерениЯ и даже без ведома художника. ‘мыслЯщий в этих
вещах читатель нередко находит в чужих сочинениЯх совершенства совсем  иного
рода, нежели те, какими хотел наделить их и какие усматривал  сам  автор,  и
благодарЯ этому придает им более глубокий смысл и выразительность.
     —то до военного дела, то тут уже каждому Ясно, сколь многое  зависит  в
нем от удачи. …сли мы обратимсЯ хотЯ  бы  к  нашим  собственным  расчетам  и
соображениЯм, то и здесь  придетсЯ  признать,  что  дело  не  обходитсЯ  без
участиЯ судьбы и удачи, ибо мудрость человеческаЯ в  этих  вещах  мало  чего
стоит. —ем острее и проницательнее наш ум, тем отчетливее  ощущает  он  свое
бессилие и тем меньше доверЯет себе. џ держусь того же мнениЯ, что и  ‘улла,
и когда всматриваюсь  более  пристально  в  наиболее  прославлЯемые  военные
деЯниЯ, то вижу, что те, кто руководит ими,  прибегают,  на  мой  взглЯд,  к
рассуждениЯм и составлению планов, так сказать, длЯ очистки  совести,  самое
главное и основное в своем предприЯтии предоставлЯЯ случаю, и, полагаЯсь  на
его помощь, отваживаютсЯ на действиЯ, не  оправданные  здравым  смыслом.  €х
рассуждениЯ перебиваютсЯ порою приливами внезапного  душевного  подъема  или
дикой Ярости, толкающими их на самые необоснованные, по-видимому, решениЯ  и
придающими  им  смелость,  выходЯщую  за  пределы  благоразумиЯ.  ќто-то   и
побуждало многих великих полководцев древности ссылатьсЯ на  снизошедшее  на
них вдохновение или указание свыше в виде  пророчеств  или  знамений,  чтобы
внушить войскам доверие к их безрассудным решениЯм.
     ‚от почему, пребываЯ в неуверенности и тревоге, порождаемых в нас нашею
неспособностью видеть и  избирать  наиболее  правильное  решение,  поскольку
всЯкое дело  сопрЯжено  с  трудностЯми  из-за  всевозможных  случайностей  и
обстоЯтельств, на мой взглЯд, самое надежное - даже если прочие  соображениЯ
и не склонЯют нас к этому - поступать возможно более честно и справедливо; и
когда нас одолевают сомнениЯ, какой  путь  самый  короткий,  -  предпочитать
всегда самый прЯмой. ’ак вот и в обоих, приведенных мною выше  примерах  те,
на чью жизнь готовилось покушение, проЯвлЯли бы больше  душевной  красоты  и
благородства, простив покушавшихсЯ, чем поступив по-иному. € если первый  из
них все же кончил плохо, то тут его добрые намерениЯ ни при  чем:  ведь  нам
совершенно не из вест но, избежал ли бы он уготованной ему  судьбой  гибели,
если бы поступил по-другому; но мы наверно знаем, что тогда он  не  приобрел
бы той славы, которую ему доставило столь удивительное милосердие.
     ‚ исторических сочинениЯх мы встречаем великое  множество  властителей,
дрожавших за свою жизнь, причем большаЯ часть их  предпочитала  отвечать  на
заговоры и покушениЯ местью и казнЯми; но Я вижу из их числа очень немногих,
кому это средство пошло на пользу; пример - целый рЯд  римских  императоров.
’от, кому грозит опасность подобного рода, не  должен  возлагать  чрезмерных
надежд на свою силу или бдительность. ‚ самом деле, что может быть  труднее,
чем уберечьсЯ от врага, надевшего на себЯ личину  нашего  самого  преданного
друга, или проникнуть в сокровенные мысли и побуждениЯ  тех,  кто  находитсЯ
постоЯнно около нас? ’ут не помогут отрЯды иноземных наемников,  не  поможет
тесно обступившаЯ стража: тот, кто  с  презрением  относитсЯ  к  собственной
жизни,  всегда   сумеет   лишить   жизни   другого.   Љ   тому   же   вечнаЯ
подозрительность, заставлЯющаЯ государЯ сомневатьсЯ во  всех,  не  может  не
быть длЯ него крайне мучительной.
     € все же „ион, предупрежденный о том,  что  Љаллипп  изыскивает  способ
убить его, не мог заставить себЯ удостоверитьсЯ в  этом  и  заЯвил,  что  он
скорей готов умереть, чем влачить столь жалкую жизнь, остерегаЯсь не  только
врагов, но и друзей [7]. Џодобные же  чувства  еще  Ярче,  и  притом  не  на
словах, а на деле, проЯвил Ђлександр, когда, извещенный письмом Џармениона о
том, что ”илипп, его самый любимый врач, подкуплен  „арием,  чтобы  отравить
его, передал это письмо в руки ”илиппу и одновременно  выпил  приготовленное
им питье. Ќе показал ли он этим, что, если друзьЯ хотЯт убить его, он ничего
не имеет против того, чтобы они  это  сделали?  Ќикто  не  совершил  столько
отважных деЯний, как Ђлександр; но Я не знаю в  его  жизни  другого  случаЯ,
когда он проЯвил бы столько же твердости и столько же нравственной  красоты,
примечательной во всех отношениЯх. ’е, кто  советует  своим  государЯм  быть
недоверчивыми и подозрительными, потому что этого Якобы требуют  соображениЯ
безопасности, советуют им идти навстречу  своему  позору  и  гибели.  ‚сЯкое
благородное дело сопрЯжено с риском. џ знаю одного государЯ, наделенного  от
природы весьма деЯтельной и мужественной душой, которому каждодневно наносЯт
вред, советуЯ ему замкнутьсЯ в тесном кругу своих приближенных, не помышлЯть
ни о каком примирении со своими былыми врагами, держатьсЯ в стороне и,  боже
упаси, доверЯтьсЯ более сильному, какие бы обещаниЯ ему ни давали и какие бы
выгоды ни сулили. џ знаю также другого государЯ, которому неожиданно удалось
достигнуть   крупных   успехов,   потому   что   он    последовал    советам
противоположного рода. „облесть,  которою  так  жаждут  прославитьсЯ,  может
проЯвитьсЯ при случае столь же блистательно, независимо от того,  надето  ли
на нас домашнее платье или боевые доспехи, находитесь ли вы у себЯ дома  или
в военном лагере, опущена ли ваша рука или занесена длЯ  удара.  Њелочное  и
настороженное благоразумие - смертельный враг великих деЯний. ‘ципион, желаЯ
добитьсЯ дружбы ‘ифакса, не поколебалсЯ  покинуть  свои  войска  в  €спании,
котораЯ  была  еще  очень   неспокойна   после   недавнего   завоеваниЯ,   и
переправитьсЯ в Ђфрику на двух небольших кораблЯх, чтобы на враждебной земле
доверить свою жизнь никому не ведомому варварскому  царьку,  без  каких-либо
обЯзательств с его стороны, без заложников, полагаЯсь лишь на величие своего
сердца, на свою удачу, на то, что сулили его высокие надежды:  habita  fides
ipsam plerumque fidem obligat. {„оверие, по большей части, вызывает ответную
честность [8] (лат.)}
     —еловек, жизнь которого исполнена  честолюбивых  стремлений  и  славных
деЯний, должен держать подозрительность в крепкой узде и ни в чем не  давать
ей поблажки: боЯзливость и недоверие вызывают и навлекают  опасность.  ‘амый
недоверчивый из наших монархов успешно уладил  свои  дела,  главным  образом
благодарЯ тому, что по доброй воле доверил свою жизнь и свободу своим давним
врагам [9], сделав при этом вид, что вполне на них полагаетсЯ, чтобы  и  они
ответили  ему  тем  же.  –езарь  противопоставил  своим  взбунтовавшимсЯ   и
взЯвшимсЯ за оружие легионам лишь властность своего лица и  гордость  речей;
он настолько был проникнут верой в себЯ и в свою  судьбу,  что  не  побоЯлсЯ
доверить ее мЯтежному и своевольному войску [10].

                           Stetit aggere fultus
     Cespitis, interpidus vultu, meruitque tlmeri
     Nil metuens.

     {Ћн взошел на дерновый вал без страха на лице и  заставил  боЯтьсЯ,  не
боЯсь ничего [11] (лат.).}

     Ќесомненно, однако, что эта уверенность может быть  проЯвлена  во  всей
непосредственности и полноте только теми, кого не страшат ни смерть,  ни  то
худшее, что может за ней воспоследовать. …сли же в каком-либо важном  случае
мы дадим почувствовать, что наша уверенность напускнаЯ, а на самом деле нами
владеют страх, со