о первому из данных  ему  уроков;  во  всЯком
случае, это зависело  бы  от  содержаниЯ  такового.  …сли  бы  менЯ  все  же
принудили к этому, то, не имеЯ иного выбора, Я выбрал бы из такого урока,  и
притом очень неловко, какие-нибудь самые общие места, чтобы на них проверить
умственные способности ученика, - испытание, длЯ него  столь  же  неведомое,
как его урок длЯ менЯ.
     џ не знаю по-настоЯщему ни одной основательной книги, если  не  считать
Џлутарха и  ‘енеки,  из  которых  Я  черпаю,  как  „анаиды  [3],  непрерывно
наполнЯЯсь и изливаЯ из себЯ полученное от них. Љое-что оттуда попало  и  на
эти страницы; во мне же осталось так мало, что, можно сказать, почти ничего.
€сториЯ - та дает мне больше поживы; также  и  поэзиЯ,  к  которой  Я  питаю
особую склонность. €бо, как говорил Љлеанф [4],  подобно  тому,  как  голос,
сжатый в узком канале трубы, вырываетсЯ из нее более могучим и резким,  так,
мне  кажетсЯ,  и  наша  мысль,  будучи  стеснена   различными   поэтическими
размерами, устремлЯетсЯ гораздо порывистее и потрЯсает менЯ с большей силой.
—то до моих природных способностей, образчиком которых ЯвлЯютсЯ эти  строки,
то Я чувствую, как они изнемогают под бременем этой задачи. Њой ум  и  мысль
бредут ощупью, пошатываЯсь и спотыкаЯсь, и даже  тогда,  когда  мне  удаетсЯ
достигнуть пределов, дальше которых мне не пойти, Я никоим образом не  бываю
удовлетворен достигнутым  мною;  Я  всегда  вижу  перед  собой  неизведанные
просторы, но вижу смутно и как бы в тумане, которого не в силах рассеЯть.  €
когда Я принимаЯсь рассуждать без разбора обо всем, что только приходит  мне
в голову, не  прибегаЯ  к  сторонней  помощи  и  полагаЯсь  только  на  свою
сообразительность, то, если при этом мне случаетсЯ - а это бывает не так  уж
редко - встретить, на мое счастье, у кого-нибудь  из  хороших  писателей  те
самые мысли, которые Я имел намерение развить (так  было,  например,  совсем
недавно с рассуждением  Џлутарха  о  силе  нашего  воображениЯ),  Я  начинаю
понимать, насколько, по сравнению  с  такими  людьми,  Я  ничтожен  и  слаб,
тЯжеловесен и вЯл, - и тогда Я проникаюсь жалостью  и  презрением  к  самому
себе. Ќо в то же времЯ Я и поздравлЯю себЯ, ибо вижу, что мои  мнениЯ  имеют
честь совпадать иной раз  с  их  мнениЯми  и  что  они  подтверждают,  пусть
издалека, их правильность. ЊенЯ радует также и то, что Я сознаю - а  это  не
всЯкий может сказать про себЯ, - какаЯ пропасть лежит между ними и  мною.  €
все же, несмотрЯ ни на что, Я  не  задумываюсь  предать  гласности  эти  мои
измышлениЯ, сколь бы слабыми и недостойными они ни  были,  и  притом  в  том
самом виде, в каком Я их создал, не ставЯ на них  заплат  и  не  подштопываЯ
пробелов, которые открыло мне это сравнение. Ќужно иметь достаточно  крепкие
ноги, чтобы пытатьсЯ идти бок о бок с  такими  людьми.  Џустоголовые  писаки
нашего века, вставлЯЯ в свои ничтожные сочинениЯ чуть ли не целые разделы из
древних писателей, дабы таким способом прославить себЯ, достигают совершенно
обратного. €бо столь резкое различие в Яркости делает принадлежащее их  перу
до такой степени тусклым, вЯлым и уродливым, что они терЯют от этого гораздо
больше, чем выигрывают.
     ђазные авторы поступали по-разному. ”илософ •рисипп, например, вставлЯл
в свои книги не только отрывки, но и целые сочинениЯ  других  авторов,  а  в
одну из них он включил даже "Њедею"…врипида. Ђполлодор[6]говорил о нем, что,
если изъЯть из его книг все то, что принадлежит не ему, то, кроме  сплошного
белого места, там ничего не  останетсЯ.  “  ќпикура,  напротив,  в  трехстах
оставшихсЯ после него свитках не найдешь ни одной цитаты.
     Ћднажды мне случилось наткнутьсЯ на такой заимствованный отрывок. џ  со
скукою  перелистывал  французский  текст,  бескровный,  немощный,  настолько
лишенный Я содержаниЯ и мысли, что иначе его не  назовешь,  как  французским
текстом, пока, наконец, после долгого и скучного блужданиЯ, не  добралсЯ  до
чего-то прекрасного, роскошного, возвышающегосЯ до облаков. …сли  бы  склон,
по  которому  Я  поднималсЯ,  был  пологим  и  подъем,   вследствие   этого,
продолжительным, все было бы в порЯдке; но это была столь обрывистаЯ, совсем
отвеснаЯ  пропасть,  что  после  первых  же   слов,   прочтенных   мною,   Я
почувствовал, что взлетел в совсем иной мир.  Ћказавшись  в  нем,  Я  окинул
взором низину,  из  которой  сюда  поднЯлсЯ,  и  она  показалась  мне  такой
безрадостной и далекой, что у менЯ пропало всЯкое желание  снова  спуститьсЯ
туда. …сли бы Я приукрасил  какое-нибудь  из  моих  рассуждений  сокровищами
прошлого, это лишь подчеркнуло бы убожество всего остального.
     Џорицать в другом свои недостатки, думаетсЯ мне,  столь  же  допустимо,
как порицать - а это Я делаю весьма  часто  -  чужие  в  себе.  Ћбличать  их
следует всегда и везде, не оставлЯЯ  им  никакого  пристанища.  џ-то  хорошо
знаю, сколь дерзновенно пытаюсь Я всЯкий раз сравнЯтьсЯ с обворованными мной
авторами, не без смелой надежды обмануть моих судей:  авось  они  ничего  не
заметЯт. Ќо Я достигаю этого скорее благодарЯ прилежанию, нежели  с  помощью
воображениЯ.  Ђ  кроме  того,  Я  не  борюсь  с  этими  испытанными  бойцами
по-настоЯщему, не схожусь с ними грудь с грудью, но делаю времЯ  от  времени
лишь небольшие легкие выпады. џ  не  упорствую  в  этой  схватке;  Я  только
соприкасаюсь со своими противниками и скорее делаю  вид,  что  соревнуюсь  с
ними, чем в действительности делаю это.
     € если бы мне удалось оказатьсЯ достойным соперником, Я показал бы себЯ
честным игроком, ибо вступаю Я с ними в борьбу лишь  там,  где  они  сильнее
всего.
     Ќо делать то, что делают, как Я указал выше, иные, а именно: облачатьсЯ
до кончиков ногтей в чужие доспехи, выполнЯть задуманное, как  это  нетрудно
людЯм, имеющим общую осведомленность, путем  использованиЯ  клочков  древней
мудрости, понатыканных то здесь, то там, словом, пытатьсЯ скрыть и присвоить
чужое добро - это, во-первых, бесчестно и низко,  ибо,  не  имеЯ  ничего  за
душой, за счет чего они могли бы творить, эти писаки все же пытаютсЯ  выдать
чужие ценности за свои, а во-вторых, - это  величайшаЯ  глупость,  поскольку
они вынуждены  довольствоватьсЯ  добытым  с  помощью  плутовства  одобрением
невежественной  толпы,  ронЯЯ  себЯ  в  глазах   людей   сведущих,   которые
презрительно морщат нос при виде этой надерганной  отовсюду  мозаики,  тогда
как только их похвала и имеет значение. —то до менЯ, то нет ничего, чего  бы
Я столь же мало желал. …сли Я порой говорю чужими словами, то лишь длЯ того,
чтобы лучше выразить самого себЯ. ‘казанное мною  не  относитсЯ  к  центонам
[6], публикуемым  в  качестве  таковых;  в  молодости  Я  видел  между  ними
несколько  составленных  с  большим  искусством,  какова,  например,   одна,
выпущеннаЯ в свет Љапилупи [7], не  говорЯ  уже  о  созданных  в  древности.
Ђвторы их, по большей части, проЯвили свое дарование и в других  сочинениЯх;
таков, например, ‹ипсий [8], автор ученейшей, потребовавшей огромных  трудов
компилЯции, названной им "Џолитика".
     Љак бы там ни было, - Я хочу сказать: каковы бы ни были допущенные мною
нелепости, - Я не собираюсь утаивать их, как не собираюсь отказыватьсЯ и  от
написанного с менЯ портрета, где у менЯ лысина и волосы с проседью, так  как
живописец изобразил на нем не совершенный образец человеческого лица, а лишь
мое собственное лицо. ’аковы мои склонности и мои взглЯды; и Я предлагаю  их
как то, во что Я верю, а не как то, во что должно  верить.  џ  ставлю  своею
целью показать себЯ здесь лишь таким, каков  Я  сегоднЯ,  ибо  завтра,  быть
может, Я стану другим, если узнаю что-нибудь новое, способное произвести  во
мне перемену. џ не пользуюсь достаточным авторитетом,  чтобы  каждому  моему
слову верили, да и не стремлюсь к  этому,  ибо  сознаю,  что  слишком  дурно
обучен, чтобы учить других.
     €так, некто, познакомившись с предыдущей главой,  сказал  мне  однажды,
будучи у менЯ, что мне следовало бы несколько подробнее изложить свои  мысли
о воспитании детей. ‘ударынЯ, если и Я  впрЯмь  обладаю  хоть  какими-нибудь
познаниЯми в этой области, Я не в состоЯниЯ дать им лучшее  применение,  как
принесЯ в дар тому человечку, который грозит в скором будущем совершить свой
торжественный выход на свет  божий  из  вас  (вы  слишком  доблестны,  чтобы
начинать иначе как с мальчика). ‚едь, принЯв в свое времЯ столь значительное
участие в устройстве вашего брака, Я имею известное право печьсЯ о величии и
процветании всего, что от него воспоследует; Я  не  говорю  уж  о  том,  что
давнее мое пребывание в вашем распорЯжении в  качестве  вашего  покорнейшего
слуги обЯзывает менЯ желать всею душой чести, всЯческих благ и успеха всему,
что свЯзано с вами. Ќо, говорЯ по правде, Я ничего в названном выше предмете
не  разумею,  кроме  того,  пожалуй,  что  с  наибольшими  и   наиважнейшими
трудностЯми человеческое познание встречаетсЯ именно в  том  разделе  науки,
который толкует о воспитании и обучении в детском возрасте.
     Џриемы, к которым обращаютсЯ в земледелии до посева, хорошо известны, и
применение их не составлЯет. труда, как, впрочем, и самый посев; но едва то,
что посеЯно, начнет оживать, как перед нами встает великое разнообразие этих
приемов и множество трудностей, необходимых,  чтобы  его  взрастить.  ’о  же
самое и с людьми: невелика хитрость посеЯть их; но  едва  они  поЯвились  на
свет, как на вас наваливаетсЯ целаЯ куча самых разнообразных забот, хлопот и
тревог, как же их вырастить и воспитать.
     ‘клонности  детей  в  раннем  возрасте  проЯвлЯютсЯ  так  слабо  и  так
неотчетливо, задатки их так обманчивы и неопределенны, что составить себе на
этот счет определенное суждение очень трудно.
     ‚зглЯните на Љимона, взглЯните на ”емистокла и стольких других! „о чего
непохожи были они на себЯ в детстве! ‚ медвежатах или щенках сказываютсЯ  их
природные склонности; люди же, быстро усваивающие привычки, чужие  мнениЯ  и
законы, легко подвержены переменам и  к  тому  же  скрывают  свой  подлинный
облик. ’рудно  поэтому  преобразовать  то,  что  вложено  в  человека  самой
природой. Ћт этого и происходит, что, вследствие ошибки в выборе правильного
пути, зачастую тратЯт даром труд и времЯ на натаскивание детей  в  том,  что
они не в состоЯнии как следует усвоить. џ считаю, что в этих затруднительных
обстоЯтельствах нужно неизменно стремитьсЯ к тому, чтобы направить  детей  в
сторону наилучшего и полезнейшего,  не  особенно  полагаЯсь  на  легковесные
предзнаменованиЯ и догадки, которые мы извлекаем из движений  детской  души.
„аже Џлатон, на мой взглЯд, придавал  им  в  своем  "ѓосударстве"  чрезмерно
большое значение.
     ‘ударынЯ, наука - великое украшение и весьма полезное орудие,  особенно
если им владеют лица, столь обласканные судьбой, как вы.  €бо,  поистине,  в
руках людей низких и грубых она не может найти надлежащего  применениЯ.  Ћна
неизмеримо больше гордитсЯ в тех случаЯх, когда ей  доводитсЯ  предоставлЯть
свои средства длЯ ведениЯ войн  или  управлениЯ  народом,  длЯ  того,  чтобы
поддерживать дружеское расположение чужеземного государЯ  и  его  подданных,
чем тогда, когда к ней обращаютсЯ за доводом в философском споре  или  чтобы
выиграть тЯжбу в  суде  или  прописать  коробочку  пилюль.  €так,  сударынЯ,
полагаЯ, что, воспитываЯ ваших детей, вы не забудете и об этой стороне дела,
ибо вы и сами вкусили сладость науки и  принадлежите  к  высокопросвЯщенному
роду (ведь сохранились произведениЯ графов де ”у а9, от которых происходит и
господин граф, ваш супруг, и вы сами; да и господин ”рансуа де Љандаль,  ваш
дЯдюшка, и ныне еще всЯкий  день  трудитсЯ  над  сочинением  новых,  которые
продлЯт на многие века памЯть  об  этих  дарованиЯх  вашей  семьи),  Я  хочу
сообщить вам на этот счет мои домыслы, противоречащие общепринЯтым взглЯдам;
вот и все, чем Я в состоЯнии услужить вам в этом деле.
     ЋбЯзанности наставника, которого вы дадите вашему сыну, - учитываЯ, что
от его  выбора,  в  конечном  счете,  зависит,  насколько  удачным  окажетсЯ
воспитание ребенка, - включают в себЯ также и многое другое, но Я  не  стану
на всем этом останавливатьсЯ, так как не сумею тут привнести ничего путного.
—то же касаетсЯ затронутого мною  предмета,  по  которому  Я  беру  на  себЯ
смелость дать наставнику рЯд советов, то и здесь пусть он  верит  мне  ровно
настолько, насколько мои соображениЯ покажутсЯ ему убедительными. ђебенка из
хорошей семьи обучают наукам, имеЯ в  виду  воспитать  из  него  не  столько
ученого, сколько просвещенного человека, не  ради  заработка  (ибо  подобнаЯ
цель ЯвлЯетсЯ низменной и недостойной милостей и  покровительства  муз  и  к
тому же предполагает искательство и зависимость от другого) и не  длЯ  того,
чтобы были соблюдены приличиЯ, но длЯ того, чтобы он чувствовал себЯ тверже,
чтобы обогатил и украсил себЯ изнутри. ‚от почему Я хотел бы, чтобы, выбираЯ
ему наставника, вы отнеслись к этому с возможной тщательностью;  желательно,
чтобы это был человек скорее с Ясной, чем  с  напичканной  науками  головой,
ибо, хотЯ нужно искать такого, который обладал бы и тем  и  другим,  все  же
добрые нравы и ум предпочтительнее голой учености;  и  нужно  также,  чтобы,
исполнЯЯ свои обЯзанности, он применил новый способ обучениЯ.
     Ќам без отдыха и срока жужжат в уши, сообщаЯ  разнообразные  знаниЯ,  в
нас вливают их, словно воду в воронку, и наша  обЯзанность  состоит  лишь  в
повторении того, что мы слышали. џ хотел бы, чтобы воспитатель  вашего  сына
отказалсЯ от этого обычного приема и чтобы с самого  начала,  сообразуЯсь  с
душевными склонностЯми доверенного ему ребенка, предоставил ему  возможность
свободно проЯвлЯть эти склонности, предлагаЯ  ему  изведать  вкус  различных
вещей, выбирать между ними и различать их  самостоЯтельно,  иногда  указываЯ
ему путь, иногда, напротив, позволЯЯ отыскивать  дорогу  ему  самому.  џ  не
хочу, чтобы наставник один все решал и только один говорил; Я хочу, чтобы он
слушал также своего питомца. ‘ократ, а впоследствии и Ђркесилай заставлЯли ;
сначала говорить учеников, а затем уже говорили сами.  Obest  plerumque  iis
qui  discere  volunt  auctoritas  eorum,  qui  docent.  {†елающим  научитьсЯ
чему-либо чаще всего препЯтствует авторитет тех кто учит [10] (лат.).}
     Џусть он заставит ребенка пройтись перед ним и  таким  образом  получит
возможность судить о его походке, а следовательно, и о  том,  насколько  ему
самому нужно умерить себЯ, чтобы приспособитьсЯ к силам ученика. Ќе соблюдаЯ
здесь соразмерности, мы можем испортить  все  дело;  уменье  отыскать  такое
соответствие и разумно его соблюдать  -  одна  из  труднейших  задач,  какие
только Я знаю. ‘пособность снизойти до влечении  ребенка  и  руководить  ими
присуща лишь душе возвышенной  и  сильной.  —то  до  менЯ,  то  Я  тверже  и
увереннее иду в гору, нежели спускаюсь с горы.
     …сли  учителЯ,  как  это  обычно  у  нас  делаетсЯ,  просвещают   своих
многочисленных учеников, преподносЯ им всем один и тот же урок и  требуЯ  от
них одинакового поведениЯ,  хотЯ  способности  их  вовсе  не  одинаковы,  но
отличаютсЯ и по силе и по своему характеру, то нет ничего удивительного, что
среди огромной толпы детей найдетсЯ  всего  два  или  три  ребенка,  которые
извлекают настоЯщую пользу из подобного преподаваниЯ.
     Џусть учитель спрашивает с ученика не только слова затверженного урока,
но смысл и самую суть его и  судит  о  пользе,  которую  он  принес,  не  по
показаниЯм памЯти своего питомца, а по его жизни. € пусть, объЯснЯЯ что-либо
ученику, он покажет ему это с сотни разных сторон и  применит  ко  множеству
различных предметов, чтобы проверить, понЯл ли ученик как следует и в  какой
мере  усвоил  это;  и  в  последовательности  своих  разъЯснений  пусть   он
руководствуетсЯ примером Џлатона [11]. …сли кто изрыгает пищу  в  том  самом
виде, в каком проглотил ее, то это свидетельствует о неудобоваримости пищи и
о несварении желудка. …сли желудок не изменил качества и формы того, что ему
надлежало сварить, значит он не выполнил своего дела.
     Ќаша душа совершает свои движениЯ  под  чужим  воздействием,  следуЯ  и
подчинЯЯсь примеру и наставлениЯм других. Ќас до того  приучили  к  помочам,
что мы уже не в состоЯнии обходитьсЯ без них. Њы  утратили  нашу  свободу  и
собственную силу. Nunquam tutelae suae fiunt. {Ћни никогда не выходЯт из-под
опеки [12] (лат.).} џ знавал  в  Џизе  одного  весьма  достойного  человека,
который настолько почитал  ЂристотелЯ,  что  первейшим  его  правилом  было:
"Џробным камнем и основой всЯкого прочного мнениЯ и всЯкой  истины  ЯвлЯетсЯ
их согласие с учением ЂристотелЯ; все, что вне этого, - химеры и суета,  ибо
Ђристотель все решительно  предусмотрел  и  все  высказал".  ќто  положение,
истолкованное слишком широко и неправильно, подвергало  его  значительной  и
весьма долго угрожавшей ему опасности со стороны римской инквизиции.
     Џусть наставник заставлЯет ученика как бы просеивать  через  сито  все,
что он ему преподносит, и пусть ничего не вдалбливает ему в голову, опираЯсь
на свой  авторитет  и  влиЯние;  пусть  принципы  ЂристотелЯ  не  становЯтсЯ
неизменными основами  его  преподаваниЯ,  равно  как  не  становЯтсЯ  ими  и
принципы стоиков или эпикурейцев. Џусть учитель изложит ему, чем  отличаютсЯ
эти учениЯ друг от друга; ученик же, если это  будет  ему  по  силам,  пусть
сделает выбор самостоЯтельно или, по крайней мере, останетсЯ  при  сомнении.
’олько глупцы могут быть непоколебимы в своей уверенности.

     Che non men che saper dubiar m'agarada

     {‘омнение доставлЯет  мне  не  меньшее  наслаждение,  чем  знание  [18]
(ит.).}

     €бо, если он примет мнениЯ  Љсенофонта  или  Џлатона,  поразмыслив  над
ними, они перестанут быть  их  собственностью,  но  сделаютсЯ  также  и  его
мнениЯми. Љто рабски следует за другим, тот ничему не следует. Ћн ничего  не
находит; да ничего и не ищет. Non sumus sub rege; sibi quisque se  vindicet.
{Ќад нами нет царЯ; пусть  же  каждый  сам  располагает  собой  [14](лат.).}
ѓлавное - чтобы он знал то,  что  знает.  Ќужно,  чтобы  он  прониксЯ  духом
древних мыслителей, а не заучивал их наставлениЯ. € пусть  он  не  страшитсЯ
забыть, если это угодно ему, откуда он почерпнул эти  взглЯды,  лишь  бы  он
сумел сделать их собственностью. €стина и доводы разума принадлежат всем,  и
они не в большей мере достоЯние тех, кто высказал их впервые, чем  тех,  кто
высказал их впоследствии. ’о-то и то-то столь  же  находитсЯ  в  согласии  с
мнением Џлатона, сколько с моим, ибо мы  обнаруживаем  здесь  единомыслие  и
смотрим на дело одинаково. Џчелы перелетают с цветка  на  цветок  длЯ  того,
чтобы собрать нектар, который они целиком претворЯют в  мед;  ведь  это  уже
больше не тимьЯн или майоран. ’очно так же и то, что  человек  заимствует  у
других, будет  преобразовано  и  переплавлено  им  самим,  чтобы  стать  его
собственным творением, то есть собственным его  суждением.  …го  воспитание,
его труд, его ученье служат лишь одному: образовать его личность.
     Џусть он таит про себЯ все, что взЯл  у  других,  и  предает  гласности
только то, что из него создал.  ѓрабители  и  стЯжатели  выставлЯют  напоказ
выстроенные ими дома и свои приобретениЯ, а не то, что они вытЯнули из чужих
кошельков. ‚ы не видите подношений, полученных  от  просителей  каким-нибудь
членом парламента; вы видите только то, что у  него  обширные  свЯзи  и  что
детей его окружает почет. Ќикто не  подсчитывает  своих  доходов  на  людЯх;
каждый ведет им счет про себЯ. ‚ыгода, извлекаемаЯ нами  из  наших  занЯтий,
заключаетсЯ в том, что мы становимсЯ лучше и мудрее.
     ’олько рассудок, говорил ќпихарм [15], все видит и все  слышит;  только
он умеет обратить решительно все на пользу себе, только он располагает  всем
по своему усмотрению, только он действительно деЯтелен - он господствует над
всем и царит; все прочее слепо, глухо, бездушно. Џравда, мы  заставлЯем  его
быть угодливым и трусливым, дабы не  предоставить  ему  свободы  действовать
хоть в чем-нибудь самостоЯтельно. Љто же спрашивает  ученика  о  его  мнении
относительно риторики и грамматики, о том или ином  изречении  –ицерона?  €х
вколачивают в нашу памЯть в совершенно готовом виде, как  некие  оракулы,  в
которых буквы и слоги заменЯют сущность вещей. Ќо знать наизусть  еще  вовсе
не значит знать; это - только держать в памЯти то, что ей дали на  хранение.
Ђ тем, что знаешь по-настоЯщему, ты вправе распорЯдитьсЯ, не оглЯдываЯсь  на
хозЯина, не заглЯдываЯ в книгу.  “ченость  чисто  книжного  происхождениЯ  -
жалкаЯ ученость! џ считаю, что она украшение, но никак не фундамент; в  этом
Я следую Џлатону, который говорит, что истиннаЯ философиЯ -  это  твердость,
верность и добросовестность; прочие же знаниЯ и все, что направлено к другой
цели, - не более как румЯна.
     •отел бы Я  поглЯдеть,  как  Џалюэль  или  Џомпеи  -  эти  превосходные
танцовщики нашего времени - стали бы обучать пируэтам, только проделываЯ  их
перед нами и не сдвигаЯ нас с места. ’очно так же  многие  наставники  хотЯт
образовать нам ум, не  будоража  его.  Њожно  ли  научить  управлЯть  конем,
владеть копьем, лютней или голосом, не заставлЯЯ изо днЯ в день  упражнЯтьсЯ
в этом, подобно тому как некоторые хотЯт научить нас здравым рассуждениЯм  и
искусной речи, не заставлЯЯ упражнЯтьсЯ ни в рассуждениЯх,  ни  в  речах?  Ђ
между тем, при воспитании в нас этих способностей  все,  что  представлЯетсЯ
нашим глазам, стоит  назидательной  книги;  проделка  пажа,  тупость  слуги,
застольнаЯ беседа - все это новаЯ пища длЯ нашего ума.
     ‚ этом отношении особенно полезно общение с  другими  людьми,  а  также
поездки в чужие краЯ, не длЯ того,  разумеетсЯ,  чтобы,  следуЯ  обыкновению
нашей французской знати, привозить с собой оттуда разного рода сведениЯ -  о
том, например, сколько шагов имеет  в  ширину  церковь  ‘анта-ЊариЯ  ђотонда
[16], или до чего роскошны  панталоны  синьоры  ‹ивии,  или,  подобно  иным,
насколько лицо Ќерона на таком-то древнем изваЯнии длиннее  и  шире  его  же
изображениЯ на такой-то медали, но длЯ того,  чтобы  вывезти  оттуда  знание
духа этих народов и их образа жизни, и длЯ  того  также,  чтобы  отточить  и
отшлифовать свой ум  в  соприкосновении  с  умами  других.  џ  бы  советовал
посылать нашу молодежь за границу в возможно более раннем возрасте и,  чтобы
одним ударом убить двух зайцев, именно к тем  из  наших  соседей,  чьЯ  речь
наименее близка к нашей, так что, если не приучить к ней свой Язык  смолоду,
то потом уж никак ее не усвоить.
     Ќедаром все считают, что неразумно воспитывать ребенка под крылышком  у
родителей. ‚ложеннаЯ в последних самой природой любовь  внушает  даже  самым
разумным из них чрезмерную мЯгкость и снисходительность. Ћни не способны  ни
наказывать своих детей за проступки, ни допускать, чтобы те  узнали  тЯжелые
стороны жизни, подвергаЯсь некоторым опасностЯм. Ћни не могут примиритьсЯ  с
тем,  что  их  дети  после  различных  упражнений  возвращаютсЯ  потными   и
перепачкавшимисЯ, что они пьют,  как  придетсЯ,  -  то  теплое,  то  слишком
холодное; они не могут видеть их верхом на норовистом коне или фехтующими  с
рапирой в руке с сильным противником,  или  когда  они  впервые  берутсЯ  за
аркебузу. Ќо ведь тут ничего не поделаешь: кто желает, чтобы его  сын  вырос
настоЯщим мужчиною, тот должен  понЯть,  что  молодежь  от  всего  этого  не
уберечь и что тут,  хочешь  не  хочешь,  а  нередко  приходитсЯ  поступатьсЯ
предписаниЯми медицины:

     Vitamque sub divo et trepidis agat
     In rebus.

     {Џусть он живет под открытым небом среди невзгод [17] (лат.).}

     Ќедостаточно закалЯть душу ребенка; столь же необходимо закалЯть и  его
тело. Ќаша душа слишком  перегружена  заботами,  если  у  нее  нет  должного
помощника; на нее тогда возлагаетсЯ непосильное бремЯ, так как она несет его
за двоих. џ-то хорошо знаю, как тЯжело приходитсЯ моей душе  в  компании  со
столь нежным и чувствительным, как у менЯ, телом, которое постоЯнно ищет  ее
поддержки. €, читаЯ различных авторов, Я не раз замечал,  что  то,  что  они
выдают за величие духа и мужество, в гораздо большей степени свидетельствует
о толстой коже и крепких костЯх. Њне довелось  встречать  мужчин,  женщин  и
детей, настолько нечувствительных от природы, что удары палкою  значили  длЯ
них меньше, чем длЯ менЯ щелчок по носу: получив удар, такие люди не  только
не вскрикнут, но даже и бровью не поведут. Љогда атлеты своею  выносливостью
уподоблЯютсЯ философам, то здесь скорее сказываетсЯ крепость их мышц, нежели
твердость души. €бо привычка терпеливо трудитьсЯ - это то же,  что  привычка
терпеливо переносить боль: labor callum  obducit  dolori.  {’руд  притуплЯет
боль  [18]  (лат.).}  Ќужно  закалЯть  свое   тело   тЯжелыми   и   суровыми
упражнениЯми, чтобы приучить его  стойко  переносить  боль  и  страданиЯ  от
вывихов, колик, прижиганий и даже от мук тюремного заключениЯ и  пыток.  €бо
надо быть готовым и к этим последним; ведь в иные времена и добрые разделЯют
порой участь злых. Њы хорошо знаем это по себе!  Љто  ниспровергает  законы,
тот грозит самым добропорЯдочным людЯм бичом и веревкой. „обавлю еще, что  и
авторитет  воспитателЯ,  который  длЯ  ученика  должен  быть  непререкаемым,
страдает и расшатываетсЯ от  такого  вмешательства  родителей.  Љроме  того,
почтительность,   которою   окружает   ребенка   челЯдь,,   а   также    его
осведомленность о богатстве и величии своего рода ЯвлЯютсЯ, на  мой  взглЯд,
немалыми помехами в правильном воспитании детей этого возраста.
     —то до той школы, которой ЯвлЯетсЯ общение с другими людьми, то  тут  Я
нередко сталкивалсЯ с одним обычным пороком: вместо того,  чтобы  стремитьсЯ
узнать других, мы хлопочем только о том, как бы выставить  напоказ  себЯ,  и
наши заботы направлены скорее на то, чтобы не дать залежатьсЯ своему товару,
нежели  чтобы  приобрести  длЯ  себЯ  новый.  Њолчаливость  и  скромность  -
качества, в обществе весьма ценные. ђебенка следует приучать к  тому,  чтобы
он был бережлив и воздержан в расходовании знаний, которые он накопит; чтобы
он не оспаривал глупостей и вздорных выдумок, высказанных в его присутствии,
ибо весьма невежливо и нелюбезно отвергать то, что нам не по вкусу. Џусть он
довольствуетсЯ исправлением самого себЯ и не корит другого за  то,  что  ему
самому не по сердцу; пусть он не восстает также против общепринЯтых обычаев.
Licet sapere sine pompa, sine invidia. {Њожно быть ученым без заносчивости и
чванства  [19]  (лат.)}  Џусть  он  избегает  придавать  себе  заносчивый  и
надменный  вид,  избегает  ребЯческого  тщеславиЯ,  состоЯщего   в   желании
выделЯтьсЯ среди других и прослыть умнее других, пусть не стремитсЯ прослыть
человеком, который бранит все и всЯ и пыжитсЯ выдумать что-то новое. Џодобно
тому как лишь великим поэтам  пристало  разрешать  себе  вольности  в  своем
искусстве, так лишь великим и возвышенным душам дозволено ставить себЯ  выше
обычаЯ. Si  quid  Socrates  et  Aristlppus  contra  morem  et  consuetudinem
fecerint, idem sibi ne arbitretur licere: magnis enim illi et divinis  bonis
hanc licentiam assequebantur. {…сли ‘ократ и Ђристипп  и  делали  что-нибудь
вопреки установившимсЯ нравам и обычаЯм, пусть другие не считают, что  и  им
дозволено то же; ибо эти двое получили  право  на  эту  вольность  благодарЯ
своим великим и божественным  достоинствам  [20]  (лат.).}  ‘ледует  научить
ребенка вступать в беседу или в спор только в том случае,  если  он  найдет,
что противник достоин подобной борьбы; его нужно научить также не  применЯть
все те возражениЯ, которые могут ему пригодитьсЯ, но  только  сильнейшие  из
них. Ќадо приучить  его  тщательно  выбирать  доводы,  отдаваЯ  предпочтение
наиболее точным, а следовательно, и кратким. Ќо, прежде всего, пусть  научат
его склонЯтьсЯ перед истиной и складывать перед нею оружие, лишь  только  он
увидит ее, - независимо от того, открылась ли она его противнику или озарила
его самого. ‚едь  ему  не  придетсЯ  подыматьсЯ  на  кафедру,  чтобы  читать
предписанное заранее. Ќичто не обЯзывает его защищать мнениЯ, с которыми  он
не согласен. Ћн не принадлежит к тем, кто продает за наличные денежки  право
признаватьсЯ  в  своих  грехах  и  каЯтьсЯ  в  них.  Neque,  ut  omnia  quae
praescripta et imperata sint, defendat, necessitate ulla cogitur. {€ никакаЯ
необходимость не принуждает его защищать все то, что предписано и  приказано
[21] (лат.).}
     …сли его  наставником  будет  человек  такого  же  склада,  как  Я,  он
постараетсЯ  пробудить  в  нем  желание  быть   верноподданным,   беззаветно
преданным и беззаветно храбрым слугой своего государЯ; но, вместе с тем,  он
и охладит пыл своего питомца, если тот проникаетсЯ к государю привЯзанностью
иного рода, нежели та, какой требует от нас общественный долг. Ќе говорЯ уже
о  всевозможных  стеснениЯх,  налагаемых  на  нас   этими   особыми   узами,
высказываниЯ человека, нанЯтого или подкупленного, либо не  так  искренни  и
свободны,  либо   могут   быть   принЯты   за   проЯвление   неразумиЯ   или
неблагодарности. Џридворный не волен - да и далек от желаниЯ  -  говорить  о
своем повелителе иначе,  как  только  хорошее;  ведь  среди  стольких  тысЯч
подданных государь отличил его, дабы осыпать своими  милостЯми  и  возвысить
над остальными. ќта  монаршаЯ  благосклонность  и  свЯзанные  с  ней  выгоды
убивают в нем, естественно, искренность  и  ослеплЯют  его.  ‚от  почему  мы
видим, что Язык этих господ отличаетсЯ, как правило, от  Языка  всех  прочих
сословий и что слова их не очень-то достойны довериЯ.
     Џусть совесть и добродетели ученика находЯт отражение в его речи  и  не
знают иного руководителЯ, кроме  разума.  Џусть  его  заставЯт  понЯть,  что
признатьсЯ в ошибке, допущенной им в своем рассуждении, даже если она никем,
кроме него, не замечена, есть свидетельство ума и чистосердечиЯ, к чему он в
первую очередь и должен стремитьсЯ; что упорствовать в своих заблуждениЯх  и
отстаивать их - свойства весьма  обыденные,  присущие  чаще  всего  наиболее
низменным душам, и что умение одуматьсЯ и поправить себЯ, сознатьсЯ в  своей
ошибке в пылу спора - качества редкие, ценные и свойственные философам.
     …го  следует  также   наставлЯть,   чтобы,   бываЯ   в   обществе,   он
присматривалсЯ ко всему и ко всем,  ибо  Я  нахожу,  что  наиболее  высокого
положениЯ достигают обычно не слишком способные и что судьба осыпает  своими
дарами отнюдь не самых достойных. ’ак, например, Я не раз наблюдал,  как  на
верхнем конце стола, за разговором о  красоте  какой-нибудь  шпалеры  или  с
вкусе мальвазии, упускали много  любопытного  из  того,  что  говорилось  на
противоположном конце. Ћн должен добратьсЯ до  нутра  всЯкого,  кого  бы  ни
встретил - пастуха, каменщика, прохожего; нужно использовать все и взЯть  от
каждого по его возможностЯм, ибо все,  решительно  все  пригодитсЯ,  -  даже
чьи-либо глупость и недостатки содержат в себе нечто поучительное.  ЋцениваЯ
достоинства и свойства каждого, юноша  воспитывает  в  себе  влечение  к  их
хорошим чертам и презрение к дурным.
     Џусть в  его  душе  пробудЯт  благородную  любознательность,  пусть  он
осведомлЯетсЯ обо всем без исключениЯ; пусть осматривает все примечательное,
что только ему ни встретитсЯ, будь то какое-нибудь здание, фонтан,  человек,
поле битвы, происходившей в древности, места, по  которым  проходили  –езарь
или Љарл ‚еликий:

     Quae tellus sit lenta gelu, quae putris ad  aestu,  Ventus  in  Italiam
quis bene vela ferat.

     {ЉакаЯ почва застывает от мороза,  какаЯ  становитсЯ  рыхлой  летом,  и
какой ветер попутен парусу, направлЯющемусЯ в €талию [22] (лат.).}

     Џусть он осведомлЯетсЯ о нравах, о доходах  и  свЯзЯх  того  или  иного
государЯ. ‡накомитьсЯ  со  всем  этим  весьма  занимательно  и  знать  очень
полезно.
     ‚ это общение с людьми Я включаю, конечно, и притом в первую очередь, и
общение с теми, воспоминание о которых живет только в книгах. Ћбратившись  к
истории, юноша будет общатьсЯ  с  великими  душами  лучших  веков.  Џодобное
изучение прошлого длЯ  иного  -  празднаЯ  трата  времени;  другому  же  оно
приносит неоценимую пользу. €сториЯ - единственнаЯ наука, которую чтили,  по
словам Џлатона [23], лакедемонЯне. Љаких только приобретений не  сделает  он
длЯ себЯ, читаЯ жизнеописаниЯ нашего милого  Џлутарха!  Џусть,  однако,  наш
воспитатель не забывает, что он стараетсЯ запечатлеть в  памЯти  ученика  не
столько дату разрушениЯ Љарфагена, сколько нравы ѓаннибала  и  ‘ципиона;  не
столько то, где умер Њарцелл, сколько то, почему,  окончив  жизнь  так-то  и
так-то, он принЯл недостойную его положениЯ смерть [24]. Џусть он  преподаст
юноше не столько знаниЯ исторических фактов, сколько уменье  судить  о  них.
ќто, по-моему, в рЯду прочих наук именно та область знаниЯ, к  которой  наши
умы подходЯт с самыми разнообразными мерками. џ вычитал у ’ита  ‹ивиЯ  сотни
таких вещей, которых иной не приметил; Џлутарх же - сотни таких, которых  не
сумел вычитать Я, и, при случае, даже такое, чего  не  имел  в  виду  и  сам
автор. „лЯ одних - это чисто грамматические занЯтиЯ, длЯ других -  анатомиЯ,
философиЯ, открывающаЯ нам  доступ  в  наиболее  сокровенные  тайники  нашей
натуры. “ Џлутарха мы  можем  найти  множество  пространнейших  рассуждений,
достойных самого пристального вниманиЯ, ибо, на мой взглЯд он в этом великий
мастер, но вместе с тем и тысЯчи таких вещей,  которых  он  касаетсЯ  только
слегка. Ћн всегда лишь указывает  пальцем,  куда  нам  идти,  если  мы  того
пожелаем; иногда он довольствуетсЯ тем, что обронит мимоходом намек, хотЯ бы
дело шло о самом важном и основном. ‚се эти вещи нужно  извлечь  из  него  и
выставить напоказ. ’ак, например, его замечание о том, что жители Ђзии  были
рабами  одного-единственного  монарха,  потому  что  не   умели   произнести
один-единственный слог "нет", дало, быть может, ‹а  Ѓоэси  тему  и  повод  к
написанию  "„обровольного  рабства"  [25].  €ной  раз  он   также   отмечает
какой-нибудь незначительный с  виду  поступок  человека  или  его  брошенное
вскользь словечко, - а  на  деле  это  стоит  целого  рассуждениЯ.  „о  чего
досадно, что люди выдающегосЯ ума так любЯт краткость! ‘лава  их  от  этого,
без сомнениЯ, возрастает, но мы остаемсЯ в накладе. Џлутарху  важнее,  чтобы
мы восхвалЯли его за  ум,  чем  за  знаниЯ;  он  предпочитает  оставить  нас
алчущими, лишь  бы  мы  не  ощущали  себЯ  пресыщенными.  …му  было  отлично
известно, что даже тогда, когда речь идет  об  очень  хороших  вещах,  можно
наговорить много лишнего и что Ђлександр бросил  вполне  справедливый  упрек
тому из ораторов, который  обратилсЯ  к  эфорам  с  прекрасной,  но  слишком
длинной речью: "Ћ чужестранец, ты говоришь то, что должно, но  не  так,  как
должно" [26]. “ кого тощее тело, тот напЯливает на себЯ много одежек; у кого
скуднаЯ мысль, тот приукрашивает ее напыщенными словами.
     ‚ общении с людьми ум человеческий достигает изумительной Ясности. ‚едь
мы погружены в себЯ, замкнулись в себе; наш  кругозор  крайне  узок,  мы  не
видим дальше своего носа. “ ‘ократа как-то спросили, откуда он родом. Ћн  не
ответил: "€з Ђфин", а сказал: "€з вселенной". ќтот  мудрец,  мысль  которого
отличалась такой широтой и таким богатством, смотрел  на  вселенную  как  на
свой родной город, отдаваЯ свои  знаниЯ,  себЯ  самого,  свою  любовь  всему
человечеству, - не так, как мы, замечающие лишь то, что у  нас  под  ногами.
Љогда у менЯ в деревне сличаетсЯ, что виноградники  прихватит  морозом,  наш
свЯщенник объЯснЯет это тем, что род человеческий прогневил бога, и считает,
что по этой же самой причине  и  каннибалам  на  другом  конце  света  нечем
промочить себе горло. Љто, глЯдЯ на наши гражданские войны,  не  восклицает:
весь мир рушитсЯ и близитсЯ светопреставление, забываЯ при этом, что  бывали
еще худшие вещи и что тысЯчи других  государств  наслаждаютсЯ  в  это  самое
времЯ  полнейшим  благополучием?  џ  же,  памЯтуЯ  о   царЯщей   среди   нас
распущенности и безнаказанности, склонен  удивлЯтьсЯ  тому,  что  войны  эти
протекают еще так мЯгко и безболезненно. Љого град молотит по  голове,  тому
кажетсЯ, будто все полушарие  охвачено  грозою  и  бурей.  ѓоворил  же  один
уроженец ‘авойи, что, если бы этот дурень, французский король, умел  толково
вести свои дела, он, пожалуй, годилсЯ бы в дворецкие к его герцогу. “м этого
савойца не мог  представить  себе  ничего  более  величественного,  чем  его
государь. ‚ таком же заблуждении, сами того не сознаваЯ, находимсЯ и  мы,  а
заблуждение это, между тем, влечет за собой большие последствиЯ  и  приносит
огромный вред. Ќо кто способен представить себе,  как  на  картине,  великий
облик нашей матери-природы во всем ее  царственном  великолепии;  кто  умеет
подметить ее бесконечно изменчивые и разнообразные черты; кто ощущает  себЯ,
- не только себЯ, но и целое королевство, - как  крошечную,  едва  приметную
крапинку в ее необъЯтном целом, только  тот  и  способен  оценивать  вещи  в
соответствии с их действительными размерами.
     ќтот огромный мир,  многократно  увеличиваемый  к  тому  же  теми,  кто
рассматривает его как вид внутри рода, и есть  то  зеркало,  в  которое  нам
нужно смотретьсЯ, дабы познать себЯ до конца. Љороче говорЯ, Я  хочу,  чтобы
он был книгой длЯ моего юноши. Џознакомившись со столь великим разнообразием
характеров, сект, суждений, взглЯдов, обычаев и законов, мы научаемсЯ здраво
судить о собственных, а также приучаем наш ум понимать его несовершенство  и
его вражденную немощность; а ведь это наука не из особенно  легких.  Љартина
стольких государственных смут и смен в судьбах различных народов учит нас не
слишком  гордитьсЯ  собой.  ‘только  имен,  столько  побед   и   завоеваний,
погребенных в пыли забвениЯ, делают смешною  нашу  надежду  увековечивать  в
истории свое имЯ захватом какого-нибудь курЯтника,  ставшего  сколько-нибудь
известным только после своего падениЯ, или взЯтием  в  плен  десЯтка  конных
воЯк. Џышные  и  горделивые  торжества  в  других  государствах,  величие  и
надменность стольких властителей и дворов  укрепЯт  наше  зрение  и  помогут
смотреть, не щурЯсь, на блеск нашего  собственного  двора  и  властителЯ,  а
также преодолеть страх перед смертью и спокойно отойти в иной мир,  где  нас
ожидает столь отменное общество. ’о же и со всем остальным.
     Ќаша жизнь, говорил Џифагор, напоминает  собой  большое  и  многолюдное
сборище на олимпийских играх. Ћдни упражнЯют там свое тело, чтобы  завоевать
себе славу на состЯзаниЯх, другие  тащат  туда  длЯ  продажи  товары,  чтобы
извлечь из этого прибыль. Ќо есть и такие - и они не  из  худших,которые  не
ищут здесь никакой выгоды: они хотЯт лишь посмотреть, каким образом и  зачем
делаетсЯ то-то и то-то, они  хотЯт  быть  попросту  зрителЯми,  наблюдающими
жизнь других, чтобы вернее судить о ней и соответственным  образом  устроить
свою.
     ‡а  примерами   могут   естественно   последовать   наиболее   полезные
философские правила, с которыми надлежит соразмерЯть человеческие  поступки.
Џусть наставник расскажет своему питомцу,

                   quid fas optare: quid asper
     Utile nummus habet; patriae carisque propinquis
     Quantum elargiri deceat; quem te deus esse
     Iussit, et humana qua parte locatus es in re:
     Quid sumus, aut quidnam victuri gignimur;

     {—его дозволено желать; в  чем  ценность  недавно  отчеканенных  денег;
насколько подобает расщедритьсЯ длЯ своей родины и милых сердцу близких; кем
бог назначил тебе быть, и какое место ты в действительности занимаешь  между
людьми; чем мы ЯвлЯемсЯ или длЯ какой жизни мы родились? [27](лат.).}

     что означает: знать  и  не  знать;  какова  цель  познаниЯ;  что  такое
храбрость, воздержанность и справедливость; в чем различие между жадностью и
честолюбием,  рабством  и  подчинением,  распущенностью  и  свободою:  какие
признаки позволЯют распознавать истинное и устойчивое довольство;  до  каких
пределов допустимо страшитьсЯ смерти, боли или бесчестиЯ,

     Et quo quemque modo fugiatque feratque laborem;

     {Љак  и  от  каких  трудностей  ему  уклонЯтьсЯ  и   какие   переносить
[28].(лат.)}

     какие пружины приводЯт нас в действие и каким образом в  нас  возникают
столь  разнообразные  побуждениЯ.  €бо   Я   полагаю,   что   рассуждениЯми,
долженствующими в первую очередь напитать его ум, должны  быть  те,  которые
предназначены внести порЯдок в его нравы и чувства,  научить  его  познавать
самого себЯ, а также жить и умереть подобающим образом. ЏереходЯ к свободным
искусствам, мы начнем с того между ними, которое делает нас свободными.
     ‚се они в той или иной мере наставлЯют нас, как жить и как пользоватьсЯ
жизнью, - каковой цели, впрочем, служит и все остальное. Ћстановим,  однако,
свой выбор на том из этих искусств, которое прЯмо направлено к ней и которое
служит ей непосредственно.
     …сли бы нам удалось свести потребности нашей жизни к их естественным  и
законным границам, мы нашли бы, что большаЯ часть обиходных знаний не  нужна
в обиходе; и что даже в тех науках,  которые  так  или  иначе  находЯт  себе
применение, все же обнаруживаетсЯ множество никому не  нужных  сложностей  и
подробностей, таких, какие можно было бы отбросить, ограничившись, по совету
‘ократа, изучением л