траны,
где ездЯт верхом на быках, употреблЯЯ вьючные седла, стремена и  уздечки,  и
что это считаетсЯ очень удобным.
     Љвинт ”абий Њаксим ђутилиан [35] в битве с  самнитами,  видЯ,  что  его
конникам  даже  после  трех  или  четырех  атак  не  удалось   врезатьсЯ   в
неприЯтельские рЯды, велел им разнуздать коней  и  пришпорить  их  изо  всей
силы; теперь уж ничто не могло остановить  лошадей;  они  помчались  вперед,
опрокидываЯ людей с их оружием, и проложили дорогу пехоте, котораЯ и нанесла
врагам кровавое поражение.
     ’акой же приказ отдал Љвинт ”ульвий ”лакк в битве  с  кельтиберами:  Id
cum maiore vi equorum facietis, si effrenatos in  hostes  equos  immittitis;
quod saepe Romanes equites cum laude faciese  sua,  memoriae  proditum  est.
Detractisque frenis, bis ultro citroque cum magna strage hostium,  infractis
omnibus hastis, transcurrerunt.
     ‚еликий кнЯзь Њосковский в старые времена должен был оказывать  татарам
такой почет: когда от них прибывали послы, он выходил к ним навстречу пешком
и предлагал им чашу с кобыльим молоком  (этот  напиток  они  почитают  самым
сладостным), а если, выпиваЯ его, они проливали  хоть  несколько  капель  на
конскую гриву, он обЯзан был слизать их Языком.
     ‚ойско, посланное в ђоссию  султаном  ЃаЯзетом  [37],  было  застигнуто
такой ужасной снежной бурей, что длЯ того, чтобы укрытьсЯ от нее и  спастить
от холода, многие решили убить своих лошадей, вспарывали им животы, залезали
туда, согреваЯсь их животной теплотой.
     ЃаЯзету, после жестокого сражениЯ, в котором он был разбит  ’амерланом,
удалось бы спастись поспешным бегством на арабской кобыле, если бы он не был
вынужден дать ей напитьсЯ вволю, когда переезжал через  речку:  после  этого
она  настолько  остыла  и  ослабела,  что  он  был  легко  настигнут  своими
преследователЯми. ‘читают, что лошадь ослабевает, если дать  ей  помочитьсЯ,
но что касаетсЯ питьЯ, то Я полагал бы скорее, что это должно освежить ее  и
придать ей силы.
     Љрез, проходЯ в окрестностЯх  города  ‘арды,  нашел  там  луга,  где  в
изобилии водились змеи, которых охотно поедали лошади  его  войска,  и  это,
говорит ѓеродот, Явилось длЯ него дурным предзнаменованием [38].
     Њы считаем, что лошадь в исправном состоЯнии, если у нее целы  грива  и
уши, и только такие допускаютсЯ на смотры и парады. ‹акедемонЯне,  нанесЯ  в
‘ицилии поражение афинЯнам и торжественно возвращаЯсь с победой в
     ...Ќатиск ваших коней будет сильнее, если вы разнуздаете их, прежде чем
броситьсЯ  на  неприЯтелЯ;  известно,  что  этим  приемом  часто  с  успехом
пользовалась римскаЯ конница. (Ћни последовали его совету:) разнуздав коней,
они дважды проскакали вперед назад, через  вражеское  войско,  нанесЯ  врагу
страшные потери и переломив у него все копьЯ [36] (лат.)
     ‘иракузы, кроме других глумлений над врагами, остригли их лошадей и так
вели  их  в  своем  триумфальном  шествии.  Ђлександр  воевал   с   народом,
называвшимсЯ дагами [39]: они выступали на войну подвое в полном  вооружении
на одном коне; но во времЯ сражениЯ то один из них, то другой соскакивали  с
конЯ и так сражались по очереди - один верхом, другой пеший.
     џ думаю, что ни один народ не превосходит нас в искусстве верховой езды
и в изЯществе посадки. ‚прочем, говорЯ о хорошем наезднике, обычно  имеют  в
виду скорее храбрость, чем изЯщество. €з тех, кого  Я  знал,  самым  умелым,
уверенным в себе и ловким  наездником,  был,  на  мой  взглЯд,  господин  де
Љарневале, этим своим искусством  служивший  нашему  королю  ѓенриху  II.  џ
видел, как один человек скакал, стоЯ обеими ногами на седле, как он  сбросил
седло, а затем на обратном пути поднЯл, приладил и сел в него, проделав  все
это на полном скаку,  с  брошенными  поводьЯми;  промчавшись  над  брошенной
наземь шлЯпой, он сзади стрелЯл в нее из лука, а также поднимал с земли все,
что угодно, опустив одну ногу и держа другую в  стремени,  и  показывал  еще
много подобных же фокусов, которыми зарабатывал себе на жизнь.
     ‚ наше времЯ в  Љонстантинополе  видели  двух  человек,  которые,  сидЯ
верхом на одном коне, на всем скаку спрыгивали по очереди на землю  и  потом
опЯть взлетали в седло. ‚идели и такого, который одними зубами взнуздывал  и
седлал лошадь. € еще такого, который скакал  во  всю  прыть  сразу  на  двух
лошадЯх, стоЯ одной ногой на седле первой лошади, а другой на седле  второй,
и в то же времЯ держал на себе человека, а этот второй человек, стоЯ во весь
рост, очень метко стрелЯл из лука. Ѓыли там и такие, которые пускали конЯ во
весь опор, стоЯ вверх ногами на седле, причем голова находилась  между  двух
сабель, прикрепленных к седлу. ‚о времена моего  детства  кнЯзь  ‘ульмоне  в
Ќеаполе укрощал  как-то  всевозможными  приемами  норовистую  лошадь:  чтобы
показать крепость своей посадки, он  держал  под  коленами  и  под  большими
пальцами ног несколько реалов [40], которые были там совершенно  неподвижны,
словно пригвожденные.

       ѓлава XLIX

        Ћ ‘’Ђђ€ЌЌ›• ЋЃ›—Ђџ•

     џ охотно извинил бы наш народ за то, что длЯ  совершенствованиЯ  своего
он не имеет никаких  других  образцов  и  правил,  кроме  своих  собственных
обычаев и нравов. €бо не одному лишь простонародью, но и  почти  всем  людЯм
свойствен этот порок - определЯть свои желаниЯ и  взглЯды  по  тем  условиЯм
жизни, в которые они поставлены от рождениЯ. џ готов примиритьсЯ с тем,  что
наш народ, если бы ему довелось увидеть ”абрициЯ или ‹елиЯ [1], нашел бы  их
внешность и поведение варварскими, потому  что  их  одежда  и  обращение  не
соответствуют нашей моде. Ќо менЯ приводит в негодование  то  исключительное
легкомыслие, с которым наши люди  позволЯют  ослеплЯть  и  одурачивать  себЯ
вкусам нынешнего днЯ до такой степени, что они  способны  менЯть  взглЯды  и
мнениЯ каждый месЯц, если этого требует мода, и всЯкий раз готовы  судить  о
себе по-разному. Љогда прЯжку на своем камзоле они носили на высоте  сосков,
то самым убедительным образом доказывали, что это и  есть  самое  подходЯщее
длЯ нее место. Ќо вот прошло несколько лет, она опустилась и носитсЯ  теперь
почти что между бедрами, и люди смеютсЯ над прежней модой, находЯ ее нелепой
и безобразной. ЏринЯтый сегоднЯ способ одеватьсЯ  тотчас  же  заставлЯет  их
осудить вчерашний, притом с такой решительностью и таким  единодушием,  что,
кажетсЯ, ими овладела какаЯ-то маниЯ, перевернувшаЯ им мозги.
     ‚кусы  наши  менЯютсЯ  так  быстро   и   внезапно,   что   даже   самые
изобретательные портные не могут поспеть за ними и выдумать столько новинок.
Џоэтому неизбежно получаетсЯ  так,  что  отвергнутые  формы  зачастую  снова
начинают пользоватьсЯ всеобщим признанием, чтобы вскоре  опЯть  оказатьсЯ  в
полном пренебрежении. € выходит, что на протЯжении  пЯтнадцати-двадцати  лет
один и тот же человек по одному и тому же поводу высказывает два или три  не
только различных, но и прЯмо  противоположных  мнениЯ,  с  непостоЯнством  и
легкомыслием поразительными. € нет среди нас человека, настолько  разумного,
чтобы он не поддалсЯ чарам всех этих превращений, ослеплЯющих и внутреннее и
внешнее зрение.
     џ хочу привести здесь примеры некоторых древних обычаев,  сохранившихсЯ
у менЯ в памЯти - одни из них сходны с нашими, другие отличаютсЯ от  них,  -
длЯ того чтобы, имеЯ все времЯ перед глазами  эту  непрерывную  изменЯемость
вещей, мы могли высказать о ней наиболее трезвое и основательное суждение.
     ’о, что у нас называетсЯ фехтованием на шпагах с плащом, было  известно
еще римлЯнам, как  говорит  –езарь:  Sinistris  sagos  involvunt  gladiosque
distringunt. {Ћни обертывают левую руку плащом и обнажают меч  [2]  (лат.)}.
Ћн  же  отмечает  в   нашем   племени   дурное   обыкновение   останавливать
встречающихсЯ нам по пути прохожих, выпытывать  у  них,  кто  они  такие,  и
считать оскорблением и поводом длЯ ссоры, если те отказываютсЯ отвечать [8].
     ‚о времЯ омовений, которые древние совершали перед каждой едой  так  же
часто, как мы моем руки, они первоначально мыли  только  руки  до  локтей  и
ноги, но впоследствии установилсЯ обычай, сохранившийсЯ в течение рЯда веков
у большинства народов тогдашнего мира, мыть  все  тело  надушенной  водой  с
различными  примесЯми,  так  что  мытье  в  простой  воде  стало   считатьсЯ
проЯвлением величайшей простоты в обиходе. Ќаиболее утонченные и  изнеженные
душили себе все тело три-четыре раза в день. ‡ачастую  они  выщипывали  себе
волосы на всей коже, подобно тому как  с  недавнего  времени  у  французских
женщин вошло в обычай выщипывать себе брови,

     Quod pectus, quod crura tibi, quod bracchia vellis.

     {’ы выщипываешь у себЯ волосы на груди, на руках и на ногах [4] (лат.)}

     хотЯ имели длЯ этой же цели особые притираниЯ:

     Psilotro nitet, aut arida latet oblita creta..

     {Ћна всЯ блестит от мази, ими, натертаЯ (ею), обсыпает себЯ сухим мелом
[5] (лат.)}

     Ћни любили мЯгкие ложа и считали признаком особой выносливости спать на
простом матрасе. Ћни ели, возлежа  на  ложе,  приблизительно  так,  как  это
делают в наше времЯ турки,

     Inde toro pater Aeneas sic orsus ab alto..

     {€ тогда родитель ќней так начал с высокого ложа [6] (лат.)}

     Ђ о Љатоне Њладшем рассказывают, что после ”арсальской битвы он наложил
на себЯ траур из-за дурного состоЯниЯ общественных дел и принимал пищу сидЯ,
так как начал вообще вести более суровый образ  жизни.  ‚  знак  уважениЯ  и
привета они целовали руки вельмож, а друзьЯ, здороваЯсь, целовались, как это
делают венецианцы:

     Gratatusque darem cum dulcibus oscula verbis.

     {џ поцеловал бы [тебЯ], приветствуЯ ласковыми словами [7] (лат.) }

     Ђ  приветствуЯ  высокопоставленное  лицо  или  просЯ  его  о  чем-либо,
притрагивались к его колену. Ћднажды, при таком случае, философ Џасикл, брат
Љратета, коснулсЯ не  колеи,  а  половых  органов.  Љогда  тот,  к  кому  он
обращалсЯ, резко оттолкнул его, Џасикл спросил: "Љак,  разве  эти  части  не
твои так же, как колени?"
     Џодобно нам они ели фрукты после обеда.
     Ћни подтирали себе задницу (незачем нам по-женски боЯтьсЯ слов) губкой:
потому-то слово spongia по-латыни считаетсЯ  непристойным.  Ћ  такой  губке,
привЯзанной к концу палки, идет речь в рассказе об одном человеке,  которого
вели, чтобы отдать на растерзание  зверЯм  на  глазах  народа.  Ћн  попросил
отпустить его в отхожее место и, не  имеЯ  другой  возможности  покончить  с
собой, засунул себе палку с губкой в горло и задохсЯ [8].  Џомочившись,  они
подтирались надушенными шерстЯными трЯпочками. At tibi nil faciam, sed  lota
mentula lana [9].
     ‚ ђиме на перекрестках ставились особые посудины и низкие  чаны,  чтобы
прохожие могли в них мочитьсЯ.

     Pusi saepe lacum propter, se ас dolia curta
     Somno devincti credunt extollere vesten.

     {Њаленькие дети часто видЯт во сне, что они поднимают платье перед Ямой
или перед ночным горшком [10] (лат.)}

     ‚ промежутках между трапезами они закусывали.  ‹етом  у  них  продавали
снег длЯ охлаждениЯ вин; а некоторые и  зимой  пользовались  снегом,  находЯ
вино недостаточно холодным. “  знатных  людей  были  особые  слуги,  которые
разливали вино и разрезали мЯсо, а также шуты, которые их  забавлЯли.  ‡имой
кушаньЯ подавали им на жаровнЯх, ставившихсЯ на стол. Ћни имели и переносные
кухни - Я сам видел такие -  со  всеми  приспособлениЯми  длЯ  приготовлениЯ
пищи: их употреблЯли во времЯ путешествиЯ;

     Has vobis epulas habete lauti;
     Nos offendimur ambulante cena.

     {Џусть  лакомЯтсЯ  модники  подобными  Яствами,  мне  же  не  по  вкусу
странствующий ужин [11] (лат.)}

     ‹етом же они часто проводили в нижние помещениЯ дома по особым  каналам
прохладную чистую воду, в которой было много живой  рыбы,  и  присутствующие
выбирали и собственными руками вынимали понравившихсЯ им рыб, чтобы они были
приготовлены по их вкусу. ђыба и  тогда  пользовалась  привилегией,  которую
сохранЯет доныне: великие мира сего лично вмешивались  в  ее  приготовление,
считаЯ себЯ знатоками в этом деле. € действительно, на мой взглЯд по крайней
мере, - вкус ее гораздо более изысканный, чем вкус мЯса. Ќо во всЯкого  рода
роскоши, распущенности, сладострастных прихотЯх, изнеженности и  великолепии
мы, по правде сказать, делаем все, чтобы сравнЯтьсЯ с древними, ибо  желаниЯ
у нас извращены не меньше, чем у них; но достичь этого мы не способны: сил у
нас не хватает, чтобы уподобитьсЯ им и в добродетелЯх и в пороках. €бо и  те
и другие проистекают от крепости духа, которой они  обладали  в  несравненно
большей степени, нежели мы. —ем слабее души, тем  меньше  возможности  имеют
они поступать очень хорошо или очень худо.
     ‘амым почетным местом за столом считалась у них  середина.  Џервое  или
второе место ни в письменной ни в устной речи не  имело  никакого  значениЯ,
как это видно из их литературных произведений: "Ћппий и –езарь"  они  скажут
так же охотно, как "–езарь и Ћппий", "Я и ты" длЯ них  так  же  безразлично,
как "ты и Я". ‚от почему Я отметил в жизнеописании ”ламиниЯ  во  французском
Џлутархе одно место, где автор, говорЯ о споре между этолийцами и  римлЯнами
- кто из них больше прославилсЯ в совместно выигранной ими битве, - кажетсЯ,
придает значение тому, что в  греческих  песнЯх  этолийцев  называли  раньше
римлЯн, если только в  переводе  этого  места  на  французский  не  допущена
какаЯ-нибудь двусмысленность.
     †енщины принимали мужчин  в  банЯх;  там  же  их  рабы  мужеского  пола
растирали их и умащали:

     Inguina succinctus nigra tibi servus aluta Stat, quoties  calidis  nuda
foveris aquis.

     {ђаб с прикрытыми черным передником чреслами прислуживает  тебе  всЯкий
раз, когда ты, нагаЯ, обливаешьсЯ теплой водой [12] (лат.)}

     —тобы меньше потеть, женщины присыпали кожу особым порошком.
     „ревние галлы,  свидетельствует  ‘идоний  Ђполлинарий,  спереди  носили
длинные волосы, а затылок выстригали  -  этот  обычай  недавно  перенЯл  наш
изнеженный и расслабленный век [13].
     ђимлЯне  платили  судовладельцам  за  перевоз  при  отплытии;   мы   же
расплачиваемсЯ по прибытии к месту назначениЯ:

         dim as exigitur, dum mula ligatur,
     Tola abit hora.

     {...пока уплатили, пока впрЯгли мула, прошел целый час [14] (лат.)}

     †енщины ложились на краю постели. ‚от почему  –езарЯ  прозвали  spondam
regis Nicomedis. {Љраем ложа царЯ Ќикомеда [15] (лат.)}.
     Ћни пили вино меньшими глотками, чем мы, и разбавлЯли его водой:

                     quia puer ocius
         Restinguet  ardentis  falerni
     Pocula praetereunte lympha?.

     {...какой другой мальчик скорее охладит чаши пламенного фалерна  влагой
протекающего рЯдом ручьЯ? [16] (лат.)}

     Ќаглые выходки наших лакеев были в ходу и у их слуг:

     Ћ Iane, a tergo quem nulla ciconia pinsit,
     Neс manus auriculas imitata est mobilis albas,
     Neс linguae quantum sitiat canis Apula tantum..

     {Ћ џнус! ’ебе никто  не  мог  бы  показать  сзади  кукиш,  или  быстрым
движением рук - ослиные уши, или Язык, длинный,  как  у  апулийской  собаки,
которой хочетсЯ пить [17] (лат.)}

     ЂргивЯнки и римлЯнки носили траур белого цвета, как  женщины  и  у  нас
делали в старину и, на мой взглЯд, должны были бы делать и ныне.
     Ќо обо всех этих вещах написаны целые томы.

       ѓлава L

        Ћ „…ЊЋЉђ€’… € ѓ…ђЂЉ‹€’…

     ђассуждение  есть  орудие,  годное  длЯ   всЯкого   предмета,   и   оно
примешиваетсЯ всюду. Џо этой причине в моих опытах Я пользуюсь им при  любом
случае. …сли речь идет о предмете, мне неЯсном, Я именно длЯ того и прибегаю
к рассуждению, чтобы издали нащупать брод и, найдЯ его слишком глубоким  длЯ
моего роста, стараюсь держатьсЯ поближе к берегу. Ќо уже понимание того, что
переход невозможен, есть результат рассуждениЯ, притом один из тех, которыми
способность рассуждениЯ может больше всего гордитьсЯ. €ногда же  Я  применЯю
рассуждение к предмету  возвышенному  и  часто  разрабатывавшемусЯ;  в  этом
случае ничего своего не найдешь - дорога уже  настолько  избита,  что  можно
идти только по чужим следам. ’огда игра рассуждающего состоит в  том,  чтобы
избрать путь, который ему представлЯетсЯ наилучшим,  и  установить,  что  из
тысЯчи тропок надо предпочесть ту или эту. џ беру наудачу первый  попавшийсЯ
сюжет. ‚се они одинаково хороши. € Я никогда не стараюсь исчерпать мой сюжет
до конца, ибо ничего не могу охватить в целом, и полагаю, что не удаетсЯ это
и тем, кто обещает нам показать это целое. ЉаждаЯ  вещь  состоит  из  многих
частей и сторон, и Я беру всЯкий раз какую-нибудь одну из них, чтобы лизнуть
или слегка коснутьсЯ, хотЯ  порою  вгрызаюсь  и  до  кости.  џ  стараюсь  по
возможности идти не столько вширь, сколько  вглубь,  и  порою  мне  нравитсЯ
смотреть на вещи под необычным углом зрениЯ. …сли бы Я знал себЯ  хуже,  то,
может быть, и попыталсЯ бы досконально исследовать  какой-нибудь  вопрос.  џ
бросаю тут одно словечко, там другое - слова  отрывочные,  лишенные  прочной
свЯзи, - не ставЯ себе никаких задач и ничего не обещаЯ. ’аким образом, Я не
обЯзываю себЯ исследовать свой предмет  до  конца  или  хотЯ  бы  все  времЯ
держатьсЯ его, но постоЯнно перебрасываюсь от одного к другому, а когда  мне
захочетсЯ, предаюсь  сомнениЯм,  неуверенности  и  тому,  что  мне  особенно
свойственно, - сознанию своего неведениЯ.
     Љаждое наше движение раскрывает нас. ’а же самаЯ душа  –езарЯ,  котораЯ
проЯвилась в воинском искусстве во времЯ битвы при ”арсале, обнаружила  себЯ
и в его досужих и любовных похождениЯх. Ћ лошади мы должны судить не  только
по тому, как она несетсЯ вскачь, но и по тому, как она идет шагом и даже как
ведет себЯ, когда спокойно стоит в своем стойле.
     ‘реди отправлений человеческой души есть и низменные: кто  не  видит  и
этой ее стороны, тот не может сказать, что знает ее до конца.  €  случаетсЯ,
что легче всего постичь душу человеческую  тогда,  когда  она  идет  обычным
своим шагом. €бо бури страстей захватывают чаще всего  наиболее  возвышенные
ее проЯвлениЯ. ‚добавок она предаетсЯ всЯ целиком  каждому  затронувшему  ее
предмету, отдает ему все  свои  силы,  никогда  не  увлекаетсЯ  сразу  двумЯ
предметами и всегда рассматривает то, что в  данное  времЯ  притЯгивает  ее,
исходЯ не из его сущности, а из своей собственной. ‚ещи, находЯщиесЯ вне ее,
может быть, и обладают своим весом, своими  мерами,  своими  свойствами,  но
внутри нас, в нашем душевном восприЯтии, мы перекраиваем  их  на  свой  лад.
‘мерть  представлЯетсЯ  ужасной  –ицерону,  желанной  Љатону,   безразличной
‘ократу. ‡доровье, сознание, власть, наука, богатство, красота и все, что им
противоположно, совлекают с себЯ у порога все свои облачениЯ и  получают  от
нашей души  новые  одежды  такой  расцветки,  какаЯ  ей  больше  нравитсЯ  -
коричневой,   зеленой,   светлой,   темной,   Яркой,    нежной,    глубокой,
поверхностной. € притом каждаЯ душа судит по-своему, ибо  они  не  согласуют
между собой свои стили, правила и формы: каждаЯ сама себе  госпожа.  Џоэтому
не будем ссылатьсЯ на внешние свойства вещей: мы сами представлЯем  их  себе
такими, а не иными. Ќаше счастье или несчастье зависЯт только от нас самих.
     ‚от куда нам следует обращатьсЯ с дарами и обетами, а не к судьбе. Ќаши
нравы зависЯт не от нее, наоборот, они увлекают ее за собой и придают ей тот
или иной облик по образу своему и подобию. ђазве не могу  Я  составить  себе
мнение об Ђлександре на основании того, как ведет он  себЯ  за  столом,  как
беседует и пьет или как он играет в шахматы? Љаких только струн его души  не
затрагивала эта пустаЯ детскаЯ игра? џ лично терпеть ее не могу  и  всЯчески
избегаю именно за то, что она - недостаточно игра и захватывает нас  слишком
всерьез; мне совестно уделЯть ей  столько  вниманиЯ,  которое  следовало  бы
отдать на что-либо лучшее. Ђлександр не больше ломал себе голову над  планом
похода на €ндию, или какой-либо другой великий человек, -  разыскиваЯ  путь,
от которого зависит спасение человечества. Џосмотрите, как наша душа придает
этой смешной забаве значение и смысл, как напрЯгаютсЯ все наши нервы  и  как
благодарЯ этому она дает возможность любому человеку познать себЯ  самого  и
непосредственно судить о себе. Љакие только страсти не возбуждаютсЯ при этой
игре!  ѓнев,  досада,  ненависть,  нетерпение   и   пламенное   честолюбивое
стремление к победе в состЯзании, в котором гораздо  извинительнее  было  бы
гордитьсЯ поражением, ибо  недостойно  порЯдочного  человека  иметь  редкие,
выдающиесЯ над средним уровнем способности в таком ничтожном деле. ’о, что Я
говорю по поводу этого примера, может быть сказано о  любом  другом.  ЉаждаЯ
мелочь, каждое занЯтие человека выдает его полностью и  показывает  во  весь
рост так же, как и всЯкий другой пустЯк.
     „емокрит и ѓераклит - два  философа;  из  коих  первый,  считаЯ  судьбу
человека ничтожной и смешной, поЯвлЯлсЯ на людЯх не иначе, как с насмешливым
и смеющимсЯ лицом. Ќапротив, ѓераклит, у которого тот же  удел  человеческий
вызывал жалость и сострадание, постоЯнно ходил с печальным лицом  и  полными
слез глазами:

                                       alter
     Ridebat, quoties a limine moverat unum
     Pronuleratque pedem; flebat contrarius alter.

     {Љак только они выходили  за  порог  дома,  один  смеЯлсЯ,  другой  же,
напротив, плакал [1] (лат.)}

     Ќастроение первого мне  нравитсЯ  больше  -  не  потому,  что  смеЯтьсЯ
приЯтнее, чем плакать, а потому, что в нем больше презрениЯ к людЯм,  и  оно
сильнее осуждает нас, чем настроение второго; а мне кажетсЯ, что нет  такого
презрениЯ, которого мы бы  не  заслуживали.  †алость  и  сострадание  всегда
свЯзаны с некоторым уважением к тому, что вызывает  их;  тому  же,  над  чем
смеютсЯ, не придают никакой цены. џ не думаю, чтобы  злонамеренности  в  нас
было так же много, как суетности, и злобы так же много, как глупости: в  нас
меньше зла, чем безрассудства, и мы не столь мерзки,  сколь  ничтожны.  ’ак,
„иоген, который бездельничал в уединении, катаЯ свою бочку и воротЯ  нос  от
великого Ђлександра, и считал нас чем-то  вроде  мух  или  надутых  воздухом
пузырей, был судьей более Язвительным и жестоким, а  следовательно,  на  мой
взглЯд, и более справедливым, чем  ’имон,  прозванный  человеконенавистником
[2]. €бо раз мы ненавидим что-либо, значит, принимаем это близко  к  сердцу.
’имон желал нам зла, страстно жаждал нашей гибели и избегал общениЯ с  нами,
как с существами опасными, зловредными и развращенными. „иоген же ставил нас
ни во что; общение  с  нами  не  могло  ни  смутить  его,  ни  изменить  его
настроениЯ; он не желал иметь с нами дела не из каких-либо опасений,  но  от
презрениЯ к нашему обществу, считаЯ нас не способными ни к добру, ни ко злу.
     ’акого же рода был ответ ‘татилиЯ Ѓруту, склонЯвшему его присоединитьсЯ
к заговору против –езарЯ: замысел этот он нашел справедливым,  но  не  видел
людей, достойных того, чтобы сделать ради них хоть малейшее усилие.  ’ут  он
следовал учению ѓегесиЯ [3], который утверждал, что мудрец должен заботитьсЯ
только о себе самом, ибо лишь он один и достоин того, чтобы  длЯ  него  было
что-нибудь сделано, а также учению ”еодора  [4],  считавшего,  что  было  бы
несправедливо, если бы мудрец  рисковал  собой  длЯ  блага  своей  родины  и
мудрость подвергал опасности ради безумцев.
     Ќаши природные и благоприобретенные свойства столь  же  нелепы,  как  и
смешны.

       ѓлава LI

        Ћ ‘“…’ЌЋ‘’€ ‘‹Ћ‚

     Ћдин ритор былых времен говорил, что его ремесло состоит в  том,  чтобы
вещи малые изображать большими. ЏригонЯть большие сапоги к маленькой ноге  -
искусство сапожника. ‚ ‘парте его подвергли  бы  бичеванию  за  то,  что  он
сделал своим ремеслом обман и надувательство. џ думаю, что Ђрхидам,  который
был царем ‘парты, не без удивлениЯ  выслушал  ответ  ”укидида  [1]  на  свой
вопрос, кто сильнее в единоборстве - он или Џерикл. "ќто, - сказал  ”укидид,
- было бы трудно проверить; ибо если бы Я свалил его на землю, он  сумел  бы
убедить зрителей, что он не упал,  а  одержал  верх".  ’е,  кто  изменЯет  и
подкрашивает  лица  женщин,  причинЯет  меньше  вреда,  ибо  не  видеть   их
природного облика - потерЯ небольшаЯ. ‹юди,  пытающиесЯ  обмануть  не  глаза
наши, а разум и  извратить  и  исказить  истинную  сущность  вещей,  гораздо
вреднее. ѓосударства, в управлении которыми господствовал  твердый  порЯдок,
как, например, критское или лакедемонское, не  придавали  большого  значениЯ
ораторам.
     Ђристон [2] мудро определЯет риторику: искусство убеждать народ; ‘ократ
и Џлатон: искусство льстить и обманывать [3],  а  те,  кто  отвергает  такое
общее  определение,  подтверждают   его   правильность   в   своих   частных
наставлениЯх.
     Њагометане  запрещают   обучать   своих   детей   риторике   ввиду   ее
бесполезности. Ђ афинЯне, у которых она  была  в  большом  почете,  заметив,
сколь губительно оказываемое ею действие, предписали устранить из нее  самое
главное - все, что возбуждало волнение  чувств,  вместе  со  вступлениЯми  и
заключениЯми.
     ќто орудие, изобретенное длЯ того, чтобы волновать  толпу  и  управлЯть
неупорЯдоченной  общиной,  применЯетсЯ,   подобно   лекарствам,   только   в
нездоровых государственных организмах.  Ћраторы  во  множестве  расплодились
там, где простонародье,  невежды  и  вообще  все  без  разбору  пользовались
властью, как, например, в Ђфинах, на ђодосе, в ђиме, и где всЯ  общественнаЯ
жизнь протекала бурно.  €  действительно,  в  этих  государствах  было  мало
влиЯтельных людей, которые выдвинулись бы без помощи  красноречиЯ:  при  его
поддержке достигли, в  конце  концов,  высших  должностей  такие  люди,  как
Џомпей, –езарь, Љрасс, ‹укулл, ‹ентул, Њетелл [4], и оно помогло им  больше,
чем сила оружиЯ, вопреки  воззрениЯм  лучших  времен.  €бо  ‹уций  ‚олумний,
выступаЯ публично в пользу избраниЯ консулами Љвинта ”абиЯ и  ЏублиЯ  „ециЯ,
сказал: "ќто - мужи, рожденные длЯ войны,  великие  в  действии,  суровые  в
словесных схватках, истинно консульские  умы;  утонченные,  красноречивые  и
ученые,  они  хороши  длЯ  городских   должностей   в   качестве   преторов,
отправлЯющих правосудие".
     Љрасноречие процветало в ђиме больше всего тогда, когда  его  дела  шли
хуже всего, когда его потрЯсали бури гражданской войны, подобно тому как  на
невозделанном и запущенном поле пышнее всего разрастаютсЯ сорные  травы.  €з
этого можно сделать вывод, что государства, где правит монарх,  нуждаютсЯ  в
красноречии меньше,  чем  все  другие.  €бо  массе  свойственны  глупость  и
легкомыслие,  из-за  которых  она  позволЯет   вести   себЯ   куда   угодно,
завороженнаЯ сладостными звуками красивых  слов  и  не  способнаЯ  проверить
разумом и познать подлинную суть вещей. Ќа подобном легкомыслии,  говорю  Я,
не так легко играть, когда речь идет об одном человеке, которого к  тому  же
легче предохранить хорошим воспитанием и  добрыми  советами  от  этого  Яда.
Ќедаром из Њакедонии или Џерсии не вышло ни одного знаменитого оратора.
     ‚се сказанное пришло мне в голову после  недавнего  разговора  с  одним
итальЯнцем, который служил дворецким у кардинала Љараффы [5]  до  самой  его
смерти. џ попросил его рассказать мне о должности, которую он отправлЯл.  Ћн
произнес целую речь об этой науке ублаготворениЯ глотки  со  степенностью  и
обстоЯтельностью  ученого,   словно   толковал   мне   какой-нибудь   важный
богословский тезис. Ћн разъЯснил мне разницу в аппетитах - какой у  человека
бывает натощак, какой после второго и какой после  третьего  блюда;  изложил
средства, которыми его можно  или  просто  удовлетворить,  или  возбудить  и
обострить; дал обстоЯтельное описание соусов, сперва общее, а затем частное,
остановившись на качестве отдельных составных частей и на действии,  которое
они производЯт; рассказал о различии салатов в зависимости от времени  года,
- какие из них следует подогревать, какие лучше  подавать  холодными,  каким
способом их убирать и украшать, чтобы они были еще и приЯтны на  вид.  Џосле
этого он стал распространЯтьсЯ о  порЯдке  подачи  кушаний,  высказав  много
прекрасных и важных соображений:

         nec minimo sane discrimine refert
     Quo gestu lepores, et quo gallina secetur.

     {...и вовсе не безразлично, каким образом следует разрезать курицу  или
зайца [6] (лат.)}

     € все это в великолепных и пышных выражениЯх, таких, какие употреблЯют,
говорЯ об управлении какой-нибудь  империей.  ќтот  человек  привел  мне  на
памЯть следующие строки:

     Hoc salsum est, hoc adustum est, hoc lautum eat parum,
     Illud recte: iterum sic memento; sedulo
     Moneo quae possum pro mea sapientia.
     Postremo, tanquam in speculum, in patinas, Demea,
     Inspicere iubeo, et moneo quid facto usus sit.

     {"’о пересолено, а то подгорело, а то получилось слишком сухим;  а  вот
это хорошо приготовлено; запомни же, чтобы и другой раз так сделать". ’ак-то
учу Я их старательно, в меру моего  разумениЯ.  ‘ловом,  „емеа,  Я  велю  им
смотреть в кастрюли, словно в зеркало,  и  наставлЯю  по  части  всего,  что
‘ледует делать [7] (лат.)}

     ‚прочем, даже греки весьма  хвалили  порЯдок  и  устройство  пиршества,
которое Џавел ќмилий [8] дал им по своем возвращении из Њакедонии; но  здесь
Я говорю не о существе дела, а о словах.
     Ќе знаю, как у других, но когда Я слышу, как наши архитекторы  щеголЯют
пышными словами вроде: пилЯстр, архитрав, карниз,  коринфский  и  дорический
ордер, и тому подобными из  их  жаргона,  моему  воображению  представлЯетсЯ
дворец Ђполидона [9]; а на самом деле Я вижу здесь только жалкие доски  моей
кухонной двери.
     ‚ы слышите, как  произносЯт  слова  метонимиЯ,  метафора,  аллегориЯ  и
другие грамматические наименованиЯ, и не кажетсЯ ли  вам,  что  обозначаютсЯ
таким образом формы необычайной, особо изысканной речи?  Ђ  ведь  они  могут
применЯтьсЯ и к болтовне вашей горничной.
     Џодобный  же  обман   -   давать   нашим   государственным   должностЯм
великолепные римские названиЯ, хотЯ наши должности по характеру  выполнЯемых
обЯзанностей имеют очень мало общего с римскими,  а  по  размерам  власти  и
могущества - еще  меньше.  “кажу  еще  на  один  обман,  который,  по-моему,
когда-нибудь будет приводитьсЯ в  доказательство  исключительной  умственной
ограниченности нашего времени, - это  наделЯть  без  всЯких  оснований  кого
угодно славными прозваниЯми, которыми  древние  почтили  только  одного-двух
выдающихсЯ людей на протЯжении целых столетий. Џрозвание "божественный" было
дано Џлатону всеобщим признанием, и никто не стал бы его у него  оспаривать.
Ќо итальЯнцы, которые не без основаниЯ могут похвалЯтьсЯ тем, что ум  у  них
более развит, а суждениЯ более здравы, чем у других народов нашего  времени,
недавно почтили этим прозвищем Ђретино [10], который, на мой  взглЯд,  ничем
не возвышаетсЯ над средним уровнем писателей своего времени, если не считать
его пышной и заостренной манеры, не лишенной изысканности, но  искусственной
и надуманной, и кроме того - обычного красноречиЯ, а уж до  "божественности"
в том смысле, какой придавали этому слову древние, ему  далеко.  Ђ  прозвище
"великий" мы часто даем государЯм, которые отнюдь не возвышаютсЯ  над  любым
средним человеком.

       ѓлава LII

        Ћ Ѓ…ђ…†‹€‚Ћ‘’€ „ђ…‚Ќ€•

     Ђттилий ђегул [1], командовавший римскими войсками в  Ђфрике,  в  самый
разгар своей славы и своих побед над карфагенЯнами обратилсЯ к республике  с
письмом, в котором сообщал, что слуга, которому он поручил  управлЯть  своим
имением, состоЯвшим из семи арпанов  земли,  бежал,  захватив  с  собой  все
земледельческие орудиЯ; поэтому ђегул просил предоставить ему отпуск,  чтобы
он мог вернутьсЯ и привести свое хозЯйство в порЯдок, так как он боЯлсЯ, что
его жена и дети могут от этого пострадать. ‘енат позаботилсЯ о том, чтобы  в
имение ђегула был послан другой управлЯющий,  велел  возместить  ђегулу  все
убытки  и,  кроме  того,  распорЯдилсЯ,  чтобы  его  жена  и  дети  получали
содержание от государства.
     Љатон ‘тарший, возвращаЯсь из €спании, чтобы занЯть должность  консула,
продал лошадь, каковой пользовалсЯ, желаЯ сберечь деньги,  которые  пришлось
бы заплатить за ее перевозку морем в €талию. Ѓудучи правителем ‘ардинии,  он
по всем своим делам ходил пешком  в  сопровождении  одного  лишь  служителЯ,
состоЯвшего на жалованье у республики и носившего за ним его мантию и  сосуд
длЯ совершениЯ жертвоприношений; чаще всего, впрочем, свою поклажу он  носил
сам. Ћн хвалилсЯ тем, что никогда не имел  одежды,  стоившей  дороже  десЯти
экю, и никогда не тратил на рынке больше десЯти су в день; хвалилсЯ он также
и тем, что ни один из его деревенских домов не  был  оштукатурен  и  побелен
снаружи. ‘ципион ќмилиан [2], после того как он получил два триумфа и дважды
был избран консулом, отправилсЯ легатом в провинцию  в  сопровождении  всего
семи слуг. “тверждают, что у ѓомера никогда не было больше одного  слуги,  у
Џлатона более трех, а у ‡енона, главы  стоической  школы,  не  было  даже  и
одного.
     Љогда ’иберий ѓракх, бывший тогда первым среди римлЯн, уезжал по  делам
республики, ему назначали содержание в размере всего пЯти с половиной  су  в
день.

       ѓлава LIII

        ЋЃ Ћ„ЌЋЊ €‡ђ…—…Ќ€€ –…‡Ђђџ

     …сли  бы  мы  хоть  изредка  находили   удовольствие   в   том,   чтобы
присматриватьсЯ к самим себе, и времЯ, которое мы затрачиваем на  наблюдение
за другими и ознакомление с вещами, до нас не  касающимисЯ,  употреблЯли  на
изучение самих себЯ,  то  быстро  понЯли  бы,  какое  ненадежное  и  хрупкое
сооружение  наше  "Я".  ђазве  не   ЯвлЯетсЯ   удивительным   свидетельством
несовершенства неспособность наша  по-настоЯщему  удовлетворитьсЯ  чем-либо,
равно как и то обстоЯтельство, что даже в желании и воображении не  способны
мы выбрать то, что нам нужнее всего? Ћб этом Ясно  свидетельствует  извечный
великий спор между философами - в чем заключаетсЯ высшее благо длЯ человека,
- который еще продолжаетсЯ и будет продолжатьсЯ вечно, не находЯ ни решениЯ,
ни примирениЯ;

     dum abest quod avemus, id exsuperare videtur
     Cetera; post aliud cum contiglt illud avemus,
     Et sitis aequa tenet.

     {...пока у нас нет того, к чему мы стремимсЯ, нам кажетсЯ, что эта вещь
превосходит все прочее; а получив ее, мы начинаем столь же  страстно  желать
чего-то другого [1] (лат.)}

     ‘ чем бы мы ни знакомились,  чем  бы  ни  наслаждались,  мы  все  времЯ
чувствуем, что это нас не удовлетворЯет, и жадно  стремимсЯ  к  будущему,  к
неизведанному, так как настоЯщее не может нас насытить: не  потому,  на  мой
взглЯд, что в нем нет ничего, могущего нас  насытить,  а  потому,  что  сами
способы насыщениЯ у нас нездоровые
     и беспорЯдочные:

     Nam, cum vidit hic, ad usum quae flagitat usus,
     Omnia iam ferme mortalibus esse parata,
     Divitiis homines et honore et laude potentes
     Affluere, atque bona natorum excellere fama,
     Nee minus esse domi cuiquam tamen anxia corda,
     Atque animum infestis cogi servire querelle:
     Intellexit ibi vitium vas efficere ipsum,
     Omniaque illius vitio corrumpier intus,
     Quae colleta foris et commoda quaeque venirent.

     {Љогда он [ќпикур] увидел, что смертные обладают почти всем необходимым
и что даже те из них, которые наделены богатствами, почестЯми и уважением  и
которых отличает добраЯ слава их сыновей, в душе и в  сердце  своем  все  же
терзаютсЯ тревогой, а их  душа  поневоле  предаетсЯ  горестным  жалобам,  он
понЯл, что все зло - в самом  сосуде,  обладающем  неким  изъЯном  и  потому
портЯщем самую драгоценную влагу, вливаемую в него [2] (лат.) }

     Ќаше алкание неустойчиво и ненадежно: оно не способно ничего  удержать,
не способно дать нам чем-либо насладитьсЯ по-настоЯщему.  —еловек,  полагаЯ,
что недостаток - в самих вещах, начинает вкушать и  поглощать  другие  вещи,
которых он доселе не знал, с которыми еще не ознакомилсЯ; к  ним  устремлЯет
он свои желаниЯ и надежды, их он уважает и чтит, как об этом сказал  –езарь:
Communi fit vitio naturae ut invisis, latitantibus  atque  incognitis  rebus
magis confidamus, vehementiusque exterreamur. {’аков порок,  присущий  нашей
природе; вещи невидимые, скрытые и непознанные порождают  в  нас  и  большую
веру и сильнейший страх [3] (лат.)}

       ѓлава LIV

        Ћ ‘“…’Ќ›• “•€™ђ…Ќ€џ•

     —асто люди пытаютсЯ добитьсЯ  одобрениЯ  путем  легкомысленных  суетных
ухищрений. ’аковы поэты, которые сочинЯют  длинные  творениЯ,  состоЯщие  из
стихов, начинающихсЯ  с  какой-либо  одной  буквы;  так  в  древности  греки
подбирали размеры своих стихов, удлинЯЯ или укорачиваЯ строки таким образом,
чтобы из сочетаниЯ этих строк образовывались  какие-нибудь  фигуры  -  Яйца,
шарики, крыльЯ, топоры; такова же была мудрость  и  того  человека,  который
увлексЯ вычислением, сколькими различными способами можно расположить  буквы
алфавита, обнаружив, в конце концов, как рассказывает об этом  Џлутарх,  что
существует невероЯтное количество таких комбинаций [1]. џ нахожу  правильным
мнение о  подобных  вещах  одного  человека,  которому  показали  искусника,
научившегосЯ так ловко метать рукой  просЯное  зерно,  что  оно  безошибочно
проскакивало через ушко иголки; когда этого человека попросили  вознаградить
столь редкое искусство каким-либо подарком, он отдал забавное  и,  по-моему,
вполне правильное приказание выдать искуснику две-три меры проса,  чтобы  он
мог  сколько  угодно  упражнЯтьсЯ  в  своем  прекрасном  искусстве  [2].   €
поразительное свидетельство немощности нашего разума заключаетсЯ в том,  что
он оценивает всЯкую вещь с точки зрениЯ  ее  редкости  и  новизны,  а  также
малодоступности, хотЯ бы сама по себе она  и  не  содержала  в  себе  ничего
хорошего и полезного.
     Ќедавно у менЯ  в  доме  мы  занЯлись  игрой  -  кто  подберет  большее
количество слов, выражающих два совершенно  противоположных  значениЯ,  как,
например, sire, которое обозначает титул, присвоенный самой высокой особе  в
нашем государстве - королю, но применимо также и к простым  людЯм,  например
торговцам, не касаЯсь, однако,  лиц,  занимающих  промежуточное  между  ними
положение. †енщину высокопоставленную  называют  -  dame,  женщину  среднего
сословиЯ - demoiselle, а женщин самого низкого состоЯниЯ опЯть-таки -  dame.
Ѓалдахины над столами допускаютсЯ  только  у  особ  королевской  крови  и  в
трактирах.
     „емокрит  утверждал,  что  боги   и   звери   обладают   более   острой
чувствительностью, чем люди, которые в этом отношении находЯтсЯ  на  среднем
уровне [3]. ђимлЯне носили одинаковые одежды в траурные и в праздничные дни.
“становлено  с  несомненностью,  что  предельный  страх  и  предельный   пыл
храбрости одинаково расстраивают желудок и вызывают понос.
     Џрозвище "дрожащий",  полученное  двенадцатым  королем  Ќаварры  ‘анчо,
доказывает, что смелость заставлЯет  наши  члены  дрожать,  подобно  страху.
Ћднажды слуги, надеваЯ  на  своего  господина  доспехи  и  видЯ  его  дрожь,
пытались ободрить его и стали приуменьшать опасность, которой ему предстоЯло
подвергнутьсЯ, но он сказал им: "‚ы плохо менЯ  знаете.  …сли  бы  тело  мое
представлЯло себе, куда увлечет его сейчас моЯ храбрость,  оно  бы,  объЯтое
смертным холодом, упало на землю".
     ‘лабость,  овладевающаЯ  нами  вследствие  холодности  и  отвращениЯ  к
венериным  играм,  возникает  у  нас  также  и  от  чрезмерных   желаний   и
необузданной пылкости.
     ‘лишком сильный холод и слишком сильный  жар  могут  варить  и  жарить.
Ђристотель утверждает, что слитки свинца размЯгчаютсЯ и плавЯтсЯ от холода и
от зимних морозов так же, как от сильного жара [4]. ‚ожделение и  пресыщение
в  равной  мере  заставлЯют  страдать  нас  и  когда  мы  еще  не   достигли
наслаждениЯ, и когда мы перешли его границы. ѓлупость и мудрость сходЯтсЯ  в
одном и том же чувстве и в одном и том же  отношении  к  невзгодам,  которые
постигают человека: мудрые презирают их и властвуют над ними,  а  глупцы  не
отдают себе в них отчета; вторые, если можно так выразитьсЯ, не  доросли  до
них, первые их переросли. Њудрые, хорошо взвесив и рассмотрев свойства наших
несчастий, измерив их и обсудив их истинную природу,  возвышаютсЯ  над  ними
мощным и мужественным  порывом:  они  презирают  их,  попирают  ногами,  ибо
обладают такой силой и крепостью духа, что стрелы злого рока, попадаЯ в них,
неизбежно должны отскакивать и притуплЯтьсЯ, как от встречи с твердым телом,
в которое им не проникнуть.  ‹юди  обыкновенные,  средние,  находЯтсЯ  между
двумЯ этими крайностЯми - они сознают свои беды, ощущают их и не имеют  силы
их перенести. „етство и старческаЯ дрЯхлость  сходны  умственной  слабостью,
алчность и расточительность  -  стремлением  приобретать,  увеличивать  свое
достоЯние.
     …сть все основаниЯ утверждать, что  невежество  бывает  двоЯкого  рода:
одно, безграмотное, предшествует науке; другое,  чванное,  следует  за  нею.
ќтот второй род невежества так же создаетсЯ и порождаетсЯ наукой, как первый
разрушаетсЯ и уничтожаетсЯ ею.
     Џростые умы, мало любознательные и мало развитые,  становЯтсЯ  хорошими
христианами из почтениЯ и покорности; они бесхитростно веруют и  подчинЯютсЯ
законам. ‚ умах, обладающих средней степенью силы и средними  способностЯми,
рождаютсЯ ошибочные мнениЯ. Ћни следуют