 моего брата кремировали в Њарселе, гробовщик сообщил
мне, что из-за  теологических предрассудков он до  сих пор не сталкивалсЯ со
случаЯми кремации. ‚идимо, считаетсЯ, что телу труднее возродитьсЯ, если оно
превратитсЯ в газ, а не останетсЯ на церковном кладбище. € хотЯ такой взглЯд
расцениваетсЯ как ересь, его придерживаютсЯ даже самые ортодоксальные люди.
     „уша  и  тело  рассматриваютсЯ  в  схоластической  философии   как  две
субстанции. ЏонЯтие "субстанциЯ" взЯто  из грамматики, а грамматика выведена
из  более   или  менее   бессознательной   метафизики  первобытных  народов,
определившей структуру наших современных Языков. ‚ предложениЯх есть субъект
и предикат, и если одни слова могут быть и субъектом и предикатом, то другие
(что неочевидно) могут служить только субъектом; эти слова - лучшим примером
которых ЯвлЯютсЯ  имена собственные - и  есть "субстанции". Џопросту говорЯ,
это "вещи" или "личности" - если мы применЯем идею субстанции к человеческим
существам. Њетафизическое понЯтие субстанции - лишь попытка придать точность
тому, что здравый смысл имеет в виду под вещью или личностью.
     Џриведу  пример. Њы можем сказать: "‘ократ - мудрец"; "‘ократ -  грек";
"‘ократ - учитель Џлатона" и т. д.; во всех этих утверждениЯх мы приписываем
‘ократу различные атрибуты. ‘лово "‘ократ" везде имеет  одинаковое значение;
человек  ‘ократ, таким образом, есть  нечто  отличное от его атрибутов - это
то,  чему  атрибуты  "принадлежат".  Њы  можем  узнать  вещь  только  по  ее
атрибутам; если бы у ‘ократа был близнец с теми же  атрибутами, мы не смогли
бы отличить их друг от друга. ’ем не менее субстанциЯ есть нечто отличное от
суммы атрибутов. ќто хорошо  видно в учении  о евхаристии. ‚ пресуществлении
атрибуты хлеба  остаютсЯ, но субстанциЯ становитсЯ телом •ристовым. ‚ период
возникновениЯ философии Ќового времени все новаторы - от „екарта до ‹ейбница
[62]  (исключаЯ ‘пинозу)  - изо всех  сил старались  доказать, что их учениЯ
согласуютсЯ  с  пресуществлением;  церковные  власти  долго колебались, кому
отдать предпочтение, но в конечном счете решили, что схоластика надежнее.
     ’аким  образом,  оказалось,  что, кроме как в откровении, мы никогда не
можем  быть  уверены,  ЯвлЯетсЯ  ли  сегоднЯ  некотораЯ  вещь  или  личность
тождественной другой,  похожей на  нее вещи или  личности, виденной в другое
времЯ; мы рискуем попасть  в вечную комедию ошибок.  Џод  влиЯнием ‹окка был
сделан шаг, на который сам он  не отважилсЯ: его последователи стали начисто
отрицать полезность  понЯтиЯ субстанции. Ћ ‘ократе, говорили они, если о нем
можно хоть  что-нибудь знать, мы знаем по его атрибутам. …сли вы знаете, где
и когда  он жил, на кого был похож,  что делал и т. д.,  вы знаете  все, что
возможно; нет нужды  предполагать какую-то совершенно невидимую  сердцевину,
которой принадлежат атрибуты. Ћ  том, что абсолютно  и непознаваемо - причем
непознаваемо  именно по своей  сути,  -  нельзЯ знать  даже  того,  что  оно
существует.
     ‚  учениЯх  „екарта,  ‘пинозы  и  ‹ейбница  концепциЯ  субстанции  была
сохранена: субстанциЯ  имеет  атрибуты, но отличаетсЯ от любого из  них и от
всех  них,  вместе взЯтых;  той  же  концепции,  хотЯ  и  с гораздо  меньшим
энтузиазмом,  придерживалсЯ  ‹окк. Ћна была  отвергнута  ћмом  и  постепенно
исчезла из психологии и физики. Љак это произошло, Я расскажу  чуть позже; а
сейчас  разберем   теологические  следствиЯ  этой   доктрины   и  трудности,
возникающие из ее отрицаниЯ. ђассмотрим сначала тело. Џока оставалась в силе
концепциЯ субстанции,  воскрешение тела означало восстановление  субстанции,
составлЯвшей  это  тело,  когда оно  жило на  земле.  •отЯ субстанциЯ  могла
претерпеть    множество    превращений,    она     сохранЯла     при    этом
самотождественность.  Ќо  если  материЯ лишь  совокупность  атрибутов, то  с
изменением атрибутов должна пропасть и ее тождественность;  нет смысла тогда
говорить, что тело, воскреснув на небе, будет той же "вещью", что и когда-то
на земле. ќта трудность, как ни странно, встречаетсЯ и в современной физике.
Ђтом и электроны подвержены внезапным преобразованиЯм, и то, что  получаетсЯ
в результате, невозможно идентифицировать с тем, что имелось вначале. Љаждый
электрон  есть  лишь способ  группировки наблюдаемых Явлений  и не  обладает
"реальностью", необходимой длЯ сохранениЯ тождества.
     Ћтрицание "субстанций" имело очень серьезные последствиЯ длЯ  пониманиЯ
души.  Ћни  выЯвились,  однако,  не  сразу,  потому  что, как  считалось,  в
обновленном виде  эта доктрина могла  еще  за себЯ  постоЯть.  ‘начала, дабы
избежать  теологических  ассоциаций,  слово  "душа"  было  заменено   словом
"разум".  ‡атем стали употреблЯть слово  "субъект", и оно  все  еще  в ходу,
особенно когда  противопоставлЯют "субъективное"  и  "объективное".  ‘ледует
поэтому кое-что сказать о "субъекте".
     Ћчевидно, "Я" ЯвлЯетсЯ в каком-то смысле  той же самой личностью, какой
было и вчера, или иначе: если "Я" видит человека и слышит его голос, то "Я",
которое видит, - то же самое, что и "Я", которое слышит. €з этого был сделан
вывод, что когда "Я" что-нибудь  воспринимает,  оно  ЯвлЯетсЯ "субъектом", а
воспринимаемаЯ  вещь -  "объектом".  Ћбнаружилось, правда,  что  о  субъекте
нельзЯ ничего  знать: он воспринимает другие  вещи, но не может воспринимать
самого себЯ. ћм  смело отрицал существование субъекта, но никто не мог с ним
согласитьсЯ.  …сли  нет  субъекта,  что же  тогда  бессмертно? —то же  имеет
свободу воли? —то грешит на земле и наказываетсЯ в аду? ќти вопросы остались
без  ответа.  “  самого  ћма  желаниЯ отыскивать  ответы  не  было, а другим
недоставало его твердости.
     Ќа  вопросы  ћма  попыталсЯ  ответить  Љант.  Џредложенное  им  решение
посчитали  глубоким  - из-за его невнЯтности. ‚ ощущении,  говорил он,  вещи
действуют на нас, но  наша природа заставлЯет  нас воспринимать не вещи, как
они существуют сами  по  себе, а нечто  другое, ЯвлЯющеесЯ следствием  наших
субъективных "добавок".
     ‘амыми  важными из них  ЯвлЯютсЯ времЯ  и пространство. ‘огласно Љанту,
"вещи в себе" не существуют во времени или в пространстве, хотЯ наша природа
заставлЯет нас видеть их такими. ќго (или душа), как "вещь в себе", также не
находитсЯ во времени или пространстве, хотЯ в качестве наблюдаемого феномена
кажетсЯ существующим  и в том  и в другом.  ’о,  что  мы можем  наблюдать  в
восприЯтии, - это  отношение феноменального "Я" к феноменальному объекту, но
за  тем и другим  имеетсЯ  реальное  "Я"  и реальнаЯ "вещь в себе",  которые
никогда не  могут  наблюдатьсЯ. ‡ачем же тогда  считать, что они существуют?
Џотому что это необходимо длЯ религии и морали. •отЯ наука и не может ничего
знать о  реальном "Я",  мы  знаем, что у него  есть свободнаЯ волЯ, что  оно
может  быть  добродетельным  или грешным,  что  (хотЯ и не во  времени)  оно
бессмертно и что кажущаЯсЯ несправедливость страданий добродетели  здесь, на
земле,  должна  быть  вознаграждена  небесными радостЯми.  ЋпираЯсь  на  эти
основаниЯ,   Љант,  считавший,   что  "чистый"  разум   не   может  доказать
существованиЯ  бога,  полагал,   что  такое   доказательство  доступно   длЯ
"практического" разума, поскольку существование бога - необходимое следствие
наших интуитивных знаний о морали.
     ”илософиЯ не  могла  долго  останавливатьсЯ  на полпути, и  критические
разделы части учениЯ Љанта оказались  более долговечными, чем попытки спасти
ортодоксию. ”илософы  вскоре увидели,  что  незачем  допускать существование
"вещи  в  себе",  что  это  просто   стараЯ  "субстанциЯ"  с  ее  выпЯченной
непознаваемостью. Џо  теории Љанта,  "феномены",  которые  можно  наблюдать,
только кажутсЯ, а  реальность за ними есть нечто,  о чем  следовало бы знать
лишь то, что оно существует, если бы нам  не надо было принимать во внимание
постулаты этики.  „лЯ последователей Љанта - после того как предложеннаЯ  им
линиЯ рассуждений достигла  кульминации  в работах ѓегелЯ - стало очевидным,
что "феномены" обладают любой  мыслимой  реальностью  и нет нужды  допускать
высшую и невоспринимаемую реальность. ‚ысшаЯ реальность, конечно,  возможна,
но аргументы в пользу ее существованиЯ неубедительны, и поэтому она остаетсЯ
лишь   одной   из   бесчисленных   чистых   возможностей,   которые  следует
игнорировать,  потому что они лежат за  пределами  нашего  знаниЯ. Ђ в сфере
познаваемого длЯ концепции  субстанции (или ее модификации в виде субъекта и
объекта) места  нет.  Ќаблюдаемые нами  факты  не  заключают  в себе  такого
дуализма, и поэтому  нет  резона  считать "вещи"  или "личности" чем-то, что
отличаетсЯ от совокупности их черт.
     €так,  современнаЯ  философиЯ   не   могла   согласитьсЯ  с  концепцией
субстанции. „ругаЯ трудность наметилась в свЯзи с понЯтием причины.
     ЏонЯтие  причины  использовалось  теологией главным образом в  учении о
грехе. ѓрех считалсЯ атрибутом  воли, а волЯ  -  причиной действиЯ.  Ќо волЯ
сама по себе  не могла  быть результатом предшествующих причин: если  бы это
было так,  то  мы не могли бы  отвечать за свои  - действиЯ;  следовательно,
чтобы защитить понЯтие греха, необходимо было также, чтобы волЯ (по  крайней
мере,  иногда) не  имела причин, а сама служила бы  причиной.  ‘ледствиЯ  из
этого  учениЯ  касались как  ментальных Явлений, так и отношений  сознаниЯ и
тела; некоторые из них со временем перестали казатьсЯ основательными.
     ЏерваЯ трудность возникла  с открытием законов механики.  ‚  XVII  веке
выЯснилось,   что  законы,  подтверждавшиесЯ  экспериментом  и  наблюдением,
определЯют  движение материальных  тел. Ќе было  оснований делать исключениЯ
длЯ тел животных и людей. „екарт заключил, что животные ЯвлЯютсЯ автоматами,
но считал все же, что человеческаЯ волЯ способна вызывать телесные движениЯ.
„альнейший прогресс физики показал,  что  такого рода компромиссное  решение
невозможно, и последователи „екарта отказались  от  взглЯда, будто  сознание
как-то  влиЯет на  материю.  Ћни  утверждали даже,  что  и материЯ не  может
воздействовать  на сознание.  ќто  привело к теории  о параллельных  рЯдах -
ментальном  и физическом,  каждый из  которых подчинЯетсЯ  своим собственным
законам.  Љогда вы,  встречаЯ  человека,  говорите  ему  "здравствуй!", ваше
решение сказать это принадлежит  ментальному рЯду; но  движениЯ губ, Языка и
гортани вызваны в действительности чисто механическими причинами. ‘ознание и
тело сравнивали с двумЯ часовыми механизмами, каждый из которых имеет точный
ход. Ћни бьют  в  одно и  то же  времЯ, хотЯ и  не  оказывают друг на  друга
никакого влиЯниЯ. …сли вы видите только одни часы, но знаете о существовании
других  по  их  бою,  вы можете подумать,  что те  часы, которые вы  видите,
ЯвлЯютсЯ причиной боЯ других.
     Ќедостатком этой теории -  кроме ее  неправдоподобности - было  то, что
она не допускала свободы воли. Њежду состоЯниЯми тела и состоЯниЯми сознаниЯ
есть строгое  соответствие, и  если  любое  из них известно, то другое можно
двести теоретически. —еловек,  знающий законы  этого  соответствиЯ,  а также
законы физики, мог бы, если бы обладал  достаточным запасом знаний и умений,
предсказывать как событиЯ сознаниЯ, так и физические событиЯ. ‚ любом случае
ментальные волениЯ остаютсЯ бесполезными, если не сопровождаютсЯ физическими
следствиЯми.   ‡аконы   физики  определЯют   "здравствуй!",  поскольку   это
физическое  действие; и верить, что вы могли бы проЯвить волю  и сказать "до
свиданиЯ!",  если  предопределено, что на самом  деле  вы  скажете обратное,
слабое утешение.
     Ќеудивительно, что  картезианское  учение уступило  место  (во  ”ранции
XVIII века)  чистому  материализму,  который  учил,  что  человек  полностью
подчинен физическим законам.  ‚оле в этой философии места не было, исчезло и
понЯтие   греха.  Ќе  существует  души,  и,  следовательно,   не  существует
бессмертиЯ,  которое  принадлежит  лишь  атомам,  временно  соединившимсЯ  в
человеческое тело. ‘читалось, что эта философиЯ в какой-то мере ответственна
за  крайности  французской  революции,  и  после  царства  террора  ее стали
боЯтьсЯ.  ‚начале  она  вызывала  ужас  у  тех, кто находилсЯ с  ”ранцией  в
состоЯнии  войны,   а  затем,  после  1814  года,  ее  стали   опасатьсЯ   и
поддерживавшие правительство  французы.  ЂнглиЯ  снова впала  в  ортодоксию,
ѓерманиЯ  воспринЯла  идеализм   последователей  Љанта.  Џозднее  зародилось
романтическое движение,  превыше всего ценившее эмоции и не желавшее слышать
о  том,  что  человеческие  действиЯ управлЯютсЯ  при помощи  математических
формул.
     ’ем  временем люди, не  любившие материализм, находили прибежище  или в
мистике, или  в идее  витальной  силы: одни полагали,  что наука  никогда не
сможет понЯть человеческое тело, другие заЯвлЯли, что она сделает это только
в том случае, если привлечет к объЯснению принципы, которые будут отличатьсЯ
от химических и физических  принципов.  ќти  взглЯды не  пользуютсЯ  сегоднЯ
популЯрностью среди биологов, хотЯ последний  взглЯд все же имеет нескольких
сторонников. ђабота, проведеннаЯ в последнее времЯ в эмбриологии, биохимии и
органике,  делает  все  более  вероЯтным,  что  характеристики живой материи
полностью  объЯснЯютсЯ действием  химических  и  физических  причин.  ’еориЯ
эволюции  также  внесла  свой  вклад  в доказательство  того, что  принципы,
применимые  к животным,  применимы и  к  человеческому телу.  Ќо  вернемсЯ к
психологии и теории воли. ‚сегда считалось, что многие волениЯ, а возможно и
большинство  из них, имеют причины; однако ортодоксальные философы полагали,
что, в  отличие  от  причин, действующих  в физическом мире, из  этих причин
следствиЯ не вытекают с необходимостью. Џростой акт воли создает возможность
сопротивлЯтьсЯ  даже  самым  сильным  желаниЯм, и потому стали думать,  что,
когда нами руководит  страсть,  наши действиЯ  не  свободны,  так  как имеют
причины;  но  есть  способность,   иногда  называемаЯ  "разумом",  а  иногда
"совестью",  котораЯ,  если мы  ей  следуем, дает  Џодлинную  свободу. ’аким
образом, "подлиннаЯ"  свобода,  в отличие от пустой  прихоти,  заключаетсЯ в
послушном  выполнении морального закона. ѓегельЯнцы  сделали еще один  шаг и
отождествили моральный закон с законом государства, так что истиннаЯ свобода
состоЯла  теперь  в  послушании  полицейским   властЯм.  Џравительствам  эта
философиЯ пришлась по душе.
     ЏридерживатьсЯ  учениЯ, что волЯ иногда не имеет причины, было, однако,
очень  трудно. „аже  самые  добродетельные  поступки имеют какие-то  мотивы.
—еловек  может желать приЯтного  богу, он может желать одобрениЯ ближних или
своего собственного, счастьЯ других людей или облегчениЯ их страданий. ‹юбое
из этих желаний может стать причиной  доброго поступка,  но  если в человеке
нет доброго желаниЯ, он не станет делать вещей, которые одобрЯютсЯ моральным
законом.  ‘егоднЯ  мы знаем о  причинах  желаний  гораздо  больше, чем знали
раньше. €ногда желаниЯ вызываютсЯ функцией желез внутренней секреции, иногда
воспитанием  в  детстве,  иногда  забытыми  ощущениЯми,  иногда  стремлением
заслужить  одобрение  и т. д. ‚ большинстве случаев желание имеет  несколько
различных  причин.  џсно,  что когда  мы  принимаем  решение,  за  ним стоит
определенное желание, хотЯ одновременно могут  возникать и  другие  желаниЯ,
которые  заставлЯют нас  принимать  другое  решение.  ‚ таких  случаЯх,  как
говорил  ѓоббс, волЯ ЯвлЯетсЯ "последним аппетитом" в размышлении о  выборе.
’аким образом, идеЯ  о полностью  беспричинном  акте волениЯ  не  может быть
оправдана. ЏоследствиЯ этого вывода длЯ этики мы разберем в следующей главе.
     Џо мере  развитиЯ психологии и физики их традиционные понЯтиЯ  уступали
место новым и более  точным понЯтиЯм.  ”изика  до самого  последнего времени
довольствовалась понЯтиЯми  материи  и движениЯ;  а  материЯ,  как бы ее  ни
определЯли,  оставалась  все  той  же  средневековой "субстанцией".  ЏонЯтиЯ
материи  и движениЯ  не  считаютсЯ  сегоднЯ  вполне  адекватными,  а процесс
исследованиЯ  в  теоретической   физике  стал  в  гораздо   большей  степени
соответствовать  требованиЯм  научной   философии.  ЏсихологиЯ  также  сочла
необходимым отказатьсЯ от таких  понЯтий,  как  "восприЯтие"  и  "сознание",
поскольку  выЯснилось,  что  они  не отвечают требованиЯм  точности.  Љратко
разберем этот момент.
     "‚осприЯтие" поначалу кажетсЯ  вполне Ясным понЯтием. Њы "воспринимаем"
‘олнце  и  ‹уну,  слышим произносимые слова, ощущаем твердость или  мЯгкость
вещей,  запах тухлых Яиц, чувствуем вкус  горчицы.  ‚о всем  этом невозможно
сомневатьсЯ;  сомнению   подлежит  лишь  описание  этих  вещей.   Љогда   мы
"воспринимаем"  ‘олнце, то  за  этим  восприЯтием  стоит  целый  рЯд причин,
сначала   действующих   в  лежащем  между   нами  и   ‘олнцем   пространстве
протЯженностью в 93 миллиона миль,  затем в глазном Яблоке, зрительном нерве
и  в  мозге. Џоследнее,  "ментальное" событие, которое мы  называем  "видеть
‘олнце", не слишком походит на само ‘олнце. ‘олнце, подобно кантовской "вещи
в себе",  остаетсЯ  вне нашего опыта,  и мы знаем о нем, если  вообще знаем,
только благодарЯ сложному выводу, который делаем на основании опыта "видениЯ
‘олнца". Њы полагаем, что  ‘олнце существует  вне нашего  опыта, потому  что
многие люди видЯт его в одно и  то же времЯ, а также потому, что такие вещи,
как свет  ‹уны, наиболее просто объЯснить,  если  мы  предположим, что  свет
‘олнца достигает  и тех мест, где  нет  наблюдателей. Ќо мы,  разумеетсЯ, не
"воспринимаем" ‘олнце  в том смысле, в котором,  как нам казалось, мы делали
это до того, как осознали сложный физический механизм ощущениЯ.
     ‚ообще говорЯ, мы "воспринимаем" объект, когда что-то случаетсЯ с нами:
при этом  основной причиной  случившегосЯ ЯвлЯетсЯ  сам объект,  а  характер
того, что с  нами происходит, позволЯет нам делать о нем выводы как о вполне
конкретном  и  определенном объекте. Љогда мы  слышим,  как человек говорит,
различиЯ в звуке его голоса, которые мы слышим, соответствуют тем различиЯм,
которые  имеютсЯ,  когда  он   произносит  слова;  среда   составлЯет  почти
постоЯнную величину, и поэтому ее действием можно пренебречь. Џодобно этому,
когда  мы  видим  рЯдом  полоски  красного  и  голубого  цветов,  мы  вправе
предположить, что между местами, из которых исходЯт красный и голубой цвета,
имеетсЯ некоторое различие, хотЯ оно и не похоже на различие между ощущением
красного и голубого цветов.  ’аким путем мы можем попытатьсЯ спасти  понЯтие
"восприЯтие", однако  мы никогда не сможем сделать его  точным. ‘реда всегда
оказывает некоторый искажающий эффект: красное  может казатьсЯ красным из-за
тумана, а  голубое может казатьсЯ голубым из-за того, что мы  носим  очки  с
голубыми стеклами. —тобы  говорить  о  природе объектов на  основании опыта,
который  мы  называем "восприЯтием", мы  должны  знать  физику и  физиологию
органов чувств  и обладать  исчерпывающей информацией о том, что находитсЯ в
пространстве между  нами и объектом. €меЯ все эти сведениЯ, мы можем извлечь
абстрактную информацию об объекте, который "воспринимаетсЯ". Ќо всЯ  теплота
и  непосредственность, которые содержатсЯ  в слове "восприЯтие",  исчезнут в
этом  процессе выведениЯ,  включающем сложные  математические формулы. Љогда
объекты удалены  - как, например. ‘олнце, - это  совершенно очевидно. Ќо это
столь  же верно  и в отношении  того, что мы трогаем, обонЯем, вкус чего  мы
ощущаем, поскольку "восприЯтие" таких вещей свЯзано  со сложными процессами,
протекающими в  нервной системе и в мозге. ‚опрос  о сознании, видимо, более
сложен.  Њы  говорим, что обладаем  "сознанием",  а  палки  и  камни  им  не
обладают; мы говорим, что находимсЯ в сознании, когда бодрствуем, - но не во
времЯ сна.  Њы,  конечно,  что-то имеем в виду,  когда говорим все это; и мы
имеем в виду что-то истинное. Ќо точно выразить это истинное - дело трудное.
Ћно требует других терминов.
     Љогда  мы  говорим,  что  мы  "сознаем",  то  имеем  в виду  две  вещи:
во-первых,  мы  реагируем  определенным  образом  на  окружающее; во-вторых,
обнаруживаем,  смотрЯ внутрь  самих себЯ, некое  качество  в наших мыслЯх  и
чувствах, которого не находим в неодушевленных объектах.
     —то  касаетсЯ  нашей  реакции  на  окружающее,  то  она  заключаетсЯ  в
осознании чего-либо.  …сли вы  кричите "привет!",  оборачиваютсЯ  люди, а не
камни.  ‚ам известно,  что когда вы  сами  оборачиваетесь,  то  делаете  это
потому,   что   услышали  какой-то  шум.  Џока  мы  предполагаем,  что  люди
"воспринимают"  вещи  внешнего мира, можно  сказать, что  в  восприЯтии  они
"сознают" их. Њы можем  сказать, что реагируем  на стимулы, но это делают  и
камни, хотЯ стимулов, на которые реагируют  камни,  меньше. ‘ледовательно, в
том, что касаетсЯ  внешнего  "восприЯтиЯ",  различие  между нами  и  камнЯми
ЯвлЯетсЯ различием в степени.
     Ѓолее  важной частью понЯтиЯ  "сознание" ЯвлЯетсЯ интроспекциЯ.  Њы  не
только реагируем на внешние  объекты,  но  и  знаем об этой реакции. Љамень,
думаем мы, не знает об этом, когда реагирует на стимулы; а  если бы знал, то
точно  так же обладал  бы "сознанием".  ‡десь также различие будет  только в
степени. ‡нать, что мы что-то видим,  не составлЯет какого-то нового знаниЯ,
которое  у нас  есть  сверх  и помимо видениЯ -  в  том случае, если это  не
памЯть. …сли мы видим что-то и сразу  после этого  рефлектируем,  рефлексиЯ,
кажущаЯсЯ интроспекцией,  ЯвлЯетсЯ на деле просто оперативной памЯтью. Њогут
сказать, что  памЯть - это Явно  "ментальное"  Явление, но и это неочевидно.
ЏамЯть - форма привычки, а  привычка есть характеристика нервной ткани, хотЯ
может встречатьсЯ  и  в других  случаЯх: так,  например, рулон бумаги  вновь
сворачиваетсЯ, если  его развернуть. џ не утверждаю, что  эти  соображениЯ в
полной мере раскрывают суть того, что неопределенно  называетсЯ "сознанием";
вопрос о  сознании  сложный и  потребовал бы целой книги. џ только  хотел бы
сказать, что  понЯтие, кажущеесЯ на  первый взглЯд точным, на самом  деле не
ЯвлЯетсЯ таковым; и что научнаЯ психологиЯ требует другой терминологии.
     Ќаконец,   следует  сказать,  что  старое  разграничение  души  и  тела
испарилось не только  из-за того, что у "материи" пропала ее твердость, но и
потому,  что "ум" перестал быть  духовным. Џорой  многие  еще  полагают  - а
раньше так думали практически все,  - что  физические данные публичны, в том
смысле,  что  видны всем,  в то  времЯ  как  данные  психологии имеют личный
характер,  поскольку добываютсЯ  с  помощью  интроспекции.  ђазличие  здесь,
однако, лишь в степени. Ќевозможно, чтобы  два  человека воспринимали один и
тот же  объект в  одно и то же времЯ, потому что из различиЯ  в  их позициЯх
следует различие в том, что они видЯт. ”изические данные,  если разобратьсЯ,
имеют столь же личный характер, как  и  данные психологии. ‘ другой стороны,
квазипубличность,  которой  они  как  будто бы  обладают,  не  ЯвлЯетсЯ  длЯ
психологии чем-то совершенно невозможным.
     ”акты,  образующие  отправной  пункт  этих  наук,  частично  совпадают.
Џолоска цвета, которую мы видим,  ЯвлЯетсЯ  фактом как длЯ физики, так и длЯ
психологии. ”изика выводит  из  него  одни следствиЯ в  одном  контексте,  а
психологиЯ - другие  следствиЯ и в  другом контексте.  ‚  первом приближении
можно  сказать,  что  физика занимаетсЯ причинными отношениЯми вне  мозга, а
психологиЯ - причинными отношениЯми  в самом мозге,  исключаЯ  те отношениЯ,
которые  благодарЯ  внешнему  наблюдению  изучает  физиолог.  ”изические   и
психологические  данные  -  это  событиЯ,  которые  в  каком-то  смысле  все
происходЯт  в мозге. ‡а ними тЯнетсЯ цепь  внешних причин, которые изучаютсЯ
физикой,  и цепь внутренних следствий -  воспоминаниЯ, привычки  и  т. д., -
которые изучаютсЯ  психологией.  Ќо  нет никакого фундаментального  различиЯ
между этими  отправными  точками  физического и психологического  миров.  Њы
знаем о них меньше, чем полагали ранее, но достаточно, чтобы быть совершенно
уверенными, что ни "душе", ни "телу" в современной науке места нет.
     ЋстаетсЯ  выЯснить,  что следует из современных  концепций физиологии и
психологии длЯ ортодоксальной веры в бессмертие.
     ‚ера  в то,  что душа  продолжает существовать после смерти тела, была,
как  мы  видели,   широко   распространена   среди  христиан  и  нехристиан,
цивилизованных  людей и  варваров. “ евреев во времена •риста  в  бессмертие
верили  фарисеи  [63],  а  саддукеи  [64],  придерживавшиесЯ  более  древних
традиций, в это не верили. ‚ христианстве  вера в  жизнь вечную всегда имела
очень  большое  значение.  ‘огласно  римской  католической  вере, одни  люди
испытывают радость на небесах после очищающих страданий в чистилище,  другие
же -  нескончаемые  мучениЯ в аду. ‘овременные либеральные  христиане  часто
склонЯютсЯ к тому, что ад не  вечен; после состоЯвшегосЯ в 1864 году ’айного
совета, решившего, что данную точку  зрениЯ нельзЯ считать наказуемой, этого
воззрениЯ стали придерживатьсЯ многие свЯщенники  англиканской церкви. Ќо до
середины XIX  века очень немногие христиане сомневались в реальности вечного
наказаниЯ. ‘трах перед адом  был и все еще остаетсЯ источником серьезнейшего
беспокойства,  отнюдь не  способствующего  уютной  вере в  бессмертие  души.
‘пасение  других людей от ада считалось мотивом,  который  оправдывал  любые
преследованиЯ, ведь еретик, вводЯ других людей в заблуждение, мог навлечь на
них проклЯтие; и никакие пытки  не считались чрезмерными,  если их применЯли
длЯ предупреждениЯ столь ужасного результата. €бо когда-то все христиане, за
исключением незначительного  меньшинства, верили, что ересь  несовместима со
спасением.
     Љрушение веры в ад не было  результатом каких-то  новых  аргументов или
следствием влиЯниЯ науки, оно произошло из-за уменьшениЯ в XVIII - XIX веках
всеобщей  свирепости.  Ќезадолго  до  французской  революции  тот же процесс
привел во многих  странах к отмене юридически узаконенных пыток,  а в начале
XIX века - к реформе дикого и позорного длЯ Ђнглии уголовного права. ‘егоднЯ
даже  те, кто все еще верит в  ад, считают,  что число осужденных на  вечные
муки  значительно меньше,  чем предполагалось.  Ќаши страсти находЯт сегоднЯ
выход не в теологии, а в политике.
     ‹юбопытно, что,  по мере  того  как вера  в ад  ослабевала, терЯла свою
отчетливость  и вера в  рай. €  хотЯ  райскаЯ жизнь  все еще остаетсЯ важной
частью христианской ортодоксии,  в  современных дискуссиЯх  о ней  говоритсЯ
гораздо   меньше,  чем,   например,  о  свидетельствах  божьего  промысла  в
эволюционном  процессе. ‘егоднЯ аргументы в пользу религии больше  говорЯт о
ее роли здесь, на земле, чем о свЯзи с жизнью вечной. ‚ера в то, что  земнаЯ
жизнь  ЯвлЯетсЯ лишь подготовкой  длЯ жизни иной,  еще  недавно  оказывавшаЯ
значительное  влиЯние  на мораль  и поведение,  перестала  ныне  существенно
влиЯть даже на тех, кто ее сознательно не отбросил.
     Ќе  очень Ясно, что может сказать о бессмертии наука. ‘уществуют, между
прочим, доказательства жизни после смерти, которые, во всЯком случае в своей
интенции,  ЯвлЯютсЯ  научными,  -  Я  имею  в виду  аргументы, основанные на
изучении психологических феноменов.  “  менЯ нет достаточных  знаний,  чтобы
судить об уже имеющихсЯ на  этот счет данных, не исключено, однако,  что они
могли бы убедить  вполне здравомыслЯщих людей. ’ем не  менее здесь требуютсЯ
кое-какие оговорки. ‚о-первых,  эти данные в лучшем случае доказывают только
то,  что мы  переживаем смерть,  но не  факт  вечной жизни.  ‚о-вторых,  сам
предмет вызывает сильные  эмоции, и очень  трудно верить свидетельствам даже
самых честных  людей;  немало  лжесвидетельств  было  во  времЯ  войны,  это
неизменно случаетсЯ и при  значительных общественных потрЯсениЯх. ‚-третьих,
поскольку тезис о бессмертии души не  ЯвлЯетсЯ  длЯ нас очевидным, нам нужны
более  убедительные  данные  о выживании, чем в том случае, когда мы заранее
убеждены в правдоподобии  этой  гипотезы. „аже самые рьЯные спиритуалисты не
имеют такого количества  данных о  выживании, как  историки,  которые  могут
доказать, что ведьмы заключали договоры с дьЯволом; хотЯ врЯд ли  кто-нибудь
сегоднЯ  будет  считать  свидетельства  о   таких   событиЯх  заслуживающими
вниманиЯ.
     ‚сЯ трудность  длЯ науки  состоит  в том, что  не  существует,  видимо,
такого предмета, как душа или "Я". Љак мы видели, душа и тело не могут более
считатьсЯ  двумЯ  субстанциЯми,  имеющими  ту  континуальность  во  времени,
которую метафизики считали логически свЯзанной  с  понЯтием субстанции.  Ќет
оснований  допускать  в   психологию  и  "субъекта",  который  в  восприЯтии
соприкасаетсЯ с  "объектом". „о недавних пор думали, что материЯ бессмертна,
но теперь  физика от этого отказалась. Ђтом теперь считаетсЯ просто  удобным
способом  группировки  определенных  событий;  до  какого-то  момента удобно
думать об атоме как  о Ядре с  сопровождающими его  электронами; электроны в
один момент  времени  не  совпадают  с электронами в  другой момент времени;
однако ни один современный физик не считает, что они  "реальны". Џока верили
в  вечную материальную субстанцию,  было просто  доказывать, что  и сознание
должно быть вечным;  но этот  аргумент,  который и всегда-то  был не слишком
убедительным, стал  теперь совершенно  непригодным. €меЯ на  то  достаточные
основаниЯ, физики свели атом к рЯду  событий; по столь  же веским основаниЯм
психологи   полагают,   что  сознание  не   имеет   тождественности   единой
континуальной  "вещи",  но  представлЯет  собой рЯд тесно свЯзанных событий.
‚опрос о бессмертии, следовательно, превратилсЯ в  вопрос  о том, свЯзаны ли
событиЯ,  происходЯщие  с  живым телом, с другими  событиЯми,  которые имеют
место после того, как тело умирает.
     Џрежде  чем ответить на этот вопрос,  мы должны решить, какова же свЯзь
событий, котораЯ  образует ментальную жизнь человека. Ћчевидно, важнейшей из
этих свЯзей ЯвлЯетсЯ памЯть: вещи, которые, Я  помню;  случились со  мной. €
если Я могу вспомнить о каком-нибудь событии, а вместе с ним и еще о чем-то,
то  это  "еще  что-то"  также  случилось со  мной. Њожно возразить,  что два
человека  могут  помнить об одном и том  же,  но  это не так:  не существует
людей, которые наблюдали точно одно  и  то  же, ибо их  позиции должны  были
различатьсЯ.  Ќе могли  они обладать и одинаковыми слуховыми, тактильными  и
вкусовыми ощущениЯми.  Њой  опыт может  быть очень  похожим на опыт  другого
человека,  но  он всегда чем-то отличаетсЯ от  него.  Ћпыт каждого  человека
имеет личный характер,  и  когда он состоит в  воспоминании  другого  опыта,
считаетсЯ, что он принадлежит той же самой "личности".
     …сть  и  другое определение личности,  которое  берет за  основу  тело.
‘ложно определить, что же именно  образует  тождественность в  живом  теле в
различные моменты времени, однако допустим,  что такое определение у нас уже
имеетсЯ. „опустим также, что всЯкий известный нам "ментальный" опыт свЯзан с
живым  телом. Њы  можем  тогда  определить  "личность"  как  рЯд  ментальных
событий,   свЯзанных   с   некоторым   данным  телом.  ќто  вполне  законное
определение. …сли тело „жона ‘мита  совершило убийство и полициЯ  подвергает
это тело аресту,  то личность, обитающаЯ в теле во времЯ ареста, и  ЯвлЯетсЯ
убийцей.
     ќти  два  способа  определениЯ  понЯтиЯ  "личности" сталкиваютсЯ в  том
случае, когда мы имеем дело  с раздвоением  личности. ’о, что кажетсЯ  одной
личностью, на самом деле  субъективно расщеплено  на две: иногда ни одной из
этих личностей  неизвестно о существовании другой, иногда одна знает другую.
‚ случаЯх, когда ни одной из них ничего не известно о другой, существуют две
личности - если пользоватьсЯ определением через памЯть; но если пользоватьсЯ
определением  через  тело,  то   личность  только   одна.  €меютсЯ   степени
раздвоениЯ,  такие, как  рассеЯнность,  гипноз  и лунатизм.  ќто  затруднЯет
определение личности через памЯть.  ‚прочем,  оказываетсЯ, что забытое можно
вспомнить под  гипнозом или пройдЯ курс  психоанализа;  так  что,  возможно,
трудность не ЯвлЯетсЯ непреодолимой.
     ЌарЯду с  памЯтью  в  личность входЯт  другие элементы, более или менее
аналогичные ей: например, привычки, сформированные прошлым опытом.  ’ам, где
есть  жизнь, событиЯ  могут  образовывать  привычки,  и  именно этим  "опыт"
отличаетсЯ от  просто  событиЯ.  †ивотное, а тем  более  человек  образованы
опытом, чего нельзЯ сказать о мертвой материи. …сли событие причинно свЯзано
с другим событием и это приводит к формированию привычки, то эти два событиЯ
принадлежат  той  же  самой  личности.  ќто более широкое  определение,  чем
определение через памЯть;  оно включает  все, что  содержитсЯ  в определении
через памЯть, а также многое другое.
     …сли мы  хотим  верить в жизнь  личности  после смерти тела, мы  должны
допустить, что  имеетсЯ  непрерывный рЯд воспоминаний,  или же привычек, так
как в противном случае  нет оснований полагать, что продолжаетсЯ та же самаЯ
личность. Ќо здесь начинаютсЯ трудности физиологического порЯдка. € привычка
и памЯть  возникают  вследствие  воздействий  на  тело,  особенно  на  мозг;
формирование  привычки  аналогично   образованию  речного  русла.  ‘мерть  и
разложение прекращают процесс воздействиЯ на  тело, порождающий  привычки  и
памЯть,  и  трудно  понЯть,  каким образом,  если не  чудом,  они могут быть
перенесены в тело, в котором мы будем обитать в жизни иной. …сли нам суждено
стать бестелесными духами, трудности только возрастают. € Я сомневаюсь,  что
современные   взглЯды   на   материю   допускают    логическую   возможность
существованиЯ  бестелесного  духа.  ЊатериЯ  есть  лишь определенный  способ
группировки событий;  поэтому там,  где есть  событиЯ,  есть и материЯ. …сли
непрерывность личности при жизни тела  зависит от  привычек, то  она  должна
также зависеть от  непрерывности  тела.  Џеренести  личность на  небеса,  не
нарушив ее тождественности, так же трудно, как перенести туда речной поток.
     ‚  сущности  своей  личность  -   это  организациЯ.  ‹ичность  образуют
некоторые  событиЯ,   соединенные   определенными  отношениЯми.  ѓруппировка
осуществлЯетсЯ  с  помощью  причинных  законов,  свЯзанных  с  формированием
привычек (включаЯ памЯть), и причинных законов, свЯзанных с телом. …сли  это
верно -  а имеютсЯ веские основаниЯ считать, что дело  обстоит именно так, -
то ожидать, что личность сохранЯетсЯ после распада  мозга, столь  же нелепо,
как ожидать, что  крикетный клуб  будет существовать после того, как все его
члены сойдут в могилу.
     џ  не  стану  утверждать,  что  мои  доводы  окончательны.   Ќевозможно
предвидеть  будущее науки,  особенно  психологии,  котораЯ  только  начинает
становитьсЯ научной дисциплиной. ‚озможно, психологическаЯ  причинность и не
будет свЯзана с телом. Ќо сегоднЯшнее состоЯние психологии и  физиологии  не
допускает  веры  в  бессмертие,  а  те  аргументы, которые  здесь  возможны,
доказывают, что личность, скорее всего, исчезает вместе со  смертью тела. Њы
можем  сожалеть о том, что не  останемсЯ  в живых, однако приЯтно сознавать,
что все  мерзавцы, маньЯки и погромщики  тоже прекратЯт свое  существование.
Њожно возразить, что они могли бы со временем исправитьсЯ, но Я в этом очень
сомневаюсь.
        9. ЌЂ“ЉЂ € ќ’€ЉЂ
     Њнение  о недостаточности научного знаниЯ  опираетсЯ на  тот факт,  что
науке нечего сказать о  "ценностЯх". ‘ этим Я согласен;  но Я не соглашусь с
выводом, что этика провозглашает истины, которые наука не может ни доказать,
ни  опровергнуть.  Џоскольку  общего мнениЯ  по вопросам  морали нет, должен
подчеркнуть, что все дальнейшее - мои личные убеждениЯ, и Я ни в коем случае
не хотел бы, чтобы их принимали за точку зрениЯ науки.
     Џо  традиции  этику  делЯт на  две части:  перваЯ занимаетсЯ моральными
нормами,  втораЯ изучает  вопрос о  том,  что  есть благо.  Ќормы поведениЯ,
многие  из  которых  происходЯт из ритуала,  играют  громадную роль в  жизни
дикарей  и  первобытных  народов.   ‡апрещаетсЯ  есть  из  тарелки,  котораЯ
принадлежит вождю, или варить козленка в молоке  матери; надлежит  совершать
жертвоприношениЯ  богам,   которые  на  определенной  ступени  выступают   в
человеческом  обличье.  „ругие  моральные  правила,  такие,  как  запрещение
убивать и воровать, более полезны в социальном отношении и  сохранЯютсЯ даже
после того,  как теологические системы,  с  которыми  они были первоначально
свЯзаны, приходЯт  в  упадок.  Ќо по мере развитиЯ  рефлексии  внимание  все
больше начинают  обращать не на  правила,  а на  состоЯниЯ сознаниЯ.  €стоки
этого  лежат  в  философии и  мистической  религии. ‚сем  известны  места  в
"Џророках"  и  евангелиЯх,  где  чистосердечие  ставитсЯ  выше  педантичного
исполнениЯ законов; знаменитаЯ хвала св.  Џавла  милосердию, или любви, учит
тому же. ќтот принцип исповедуют  все знаменитые  мистики  -  христианские и
нехристианские,  длЯ  которых ценно именно состоЯние сознаниЯ, из  которого,
как  они  считают, следует  и  правильное поведение; в  то  же времЯ,  по их
мнению, моральные  правила носЯт  внешний характер  и недостаточно учитывают
возможные жизненные обстоЯтельства.
     Ќужда во  внешней регламентации  поведениЯ отпала с  поЯвлением веры  в
"совесть", имеющей  особое значение в протестантской  этике.  ‘читаетсЯ, что
бог открывает каждому человеческому сердцу, что правильно и что неправильно,
и  во избежание греха  мы должны  слушатьсЯ  только внутреннего голоса.  ќта
теориЯ, однако, наталкиваетсЯ на трудности: во-первых, разным  людЯм совесть
говорит разное; во-вторых,  совесть имеет вполне земные причины,  что  стало
понЯтно из исследований бессознательных механизмов психики.
     ‘овесть ѓеорга III, например,  говорила ему, что он не должен позволЯть
эмансипации католиков, ибо если  он это сделает, то нарушит  клЯтву,  данную
при коронации; однако монархи после него были не столь  щепетильны.  ‘овесть
приводит  одних  людей к тому,  что они начинают  осуждать  борьбу бедных  с
богатыми;   других   людей   она   заставлЯет   осуждать   капиталистическую
эксплуатацию.
     Ћдному  человеку  она  говорит,  что он  должен  защищать свою страну в
случае нападениЯ врагов, а другому - что всЯкое участие  в военных действиЯх
есть   зло.  ‚о   времЯ   войны  представители  власти,  не  слишком  хорошо
разбиравшиесЯ в этике,  обнаружили, что совесть - весьма запутаннаЯ материЯ,
и вынуждены были принЯть несколько странных  решений:  например, они решили,
что  человек  может  сам  не  воевать,  но  должен пойти работать  в поле  и
высвободить тем самым рабочие руки длЯ того, чтобы на войну  забрали другого
человека.  Ћни   считали  также,  что  хотЯ   совесть   может  относитьсЯ  с
неодобрением к войнам вообще, она не может не одобрЯть той конкретной войны,
в которой участвует ЂнглиЯ. ‹юди, считавшие по каким-то причинам войну злом,
вынуждены  были формулировать  свою позицию в  терминах  этой примитивной  и
ненаучной концепции "совести".
     Џричины  того,  что  голос совести  говорит разным людЯм  разные  вещи,
кроютсЯ  в  происхождении  самой  совести.  ‚  детстве  одни  наши  действиЯ
одобрЯютсЯ,  а  другие  нет; постепенно  с  некоторыми  действиЯми  начинают
ассоциировать  удовольствие  или  неудовольствие. ‚последствии  мы  можем  и
забыть  о   том,  что  нас  воспитывали,  но   все   же  останетсЯ   чувство
неудовольствиЯ  по  отношению к одним действиЯм, в то времЯ как другие будут
сиЯть длЯ нас светом добродетели.  „лЯ самонаблюдениЯ эти чувства загадочны,
поскольку вызвавшие  их обстоЯтельства уже забыты, и их начинают приписывать
внутреннему   голосу.  Ќо   в   действительности  совесть   ЯвлЯетсЯ  плодом
воспитаниЯ, и  ее  можно  формировать так,  как этого  хочетсЯ воспитателЯм.
Џоэтому, хотЯ  освобождение этики от внешних моральных правил  и желательно,
этого врЯд ли можно достигнуть с помощью чувства совести.
     ”илософы  избрали  иной  путь  и  придумали понЯтие блага, под  которым
имеетсЯ в виду (грубо говорЯ) то, что мы желаем само по себе, а не из-за его
последствий (или,  если  эти  философы  -  теисты,  то, что  приЯтно  богу).
Ѓольшинство  людей  согласЯтсЯ,  что  счастье  более  предпочтительно,   чем
несчастье,  дружелюбие предпочтительнее вражды, и  т.  д. Њоральные правила,
согласно этому  взглЯду, верны, если служат тому, что  ЯвлЯетсЯ  благом  как
таковым.  ‡апрещение убийства можно в  большинстве случаев оправдать ссылкой
на  благие   последствиЯ   этого  правила,  но  практику  сожжениЯ  вдов  на
погребальных  кострах мужей оправдать невозможно.  Џоэтому следует сохранить
первое  правило,  но  не  второе.  Ћднако  и  наилучшие  моральные   правила
предполагают исключениЯ,  поскольку нет таких  действий,  которые  бы всегда
имели  дурные последствиЯ. €так, действие морально  в трех случаЯх: 1)  если
оно согласуетсЯ  с  принЯтым  моральным  кодексом;  2)  если  за  ним  может
скрыватьсЯ искреннее и благое намерение; 3) если  оно может  вести к  благим
последствиЯм.  Џоследний критерий,  однако,  не  включаетсЯ,  как правило, в
традиционные системы морали. ‘огласно ортодоксальной теологии, предательство
€уды €скариота  имело  благие  последствиЯ,  поскольку было  необходимо  длЯ
искуплениЯ, однако само п