ащением отказываютсЯ  от  парадных  обедов  и  чопорных
вечеров и вместо их ищут общества в клубах, курительных  залах  и  тавернах.
"Њне противно толкатьсЯ в гостиных, говорить вздор и делать довольную  мину,
- отвечает любой из них, когда его упрекают в измене гостиной. - Љ чему  мне
еще терЯть времЯ, деньги и хорошее расположение духа? Ѓыло  времЯ,  когда  Я
охотно бежал со службы  домой,  чтоб  переодетьсЯ;  Я  гонЯлсЯ  за  вышитыми
сорочками,  терпел  узкие  сапоги  и  не  заботилсЯ  о  счетах   портных   и
магазинщиков. ’еперь Я стал умнее. ’ерпение мое продолжалось довольно долго;
ибо хотЯ Я и находил,  что  каждый  вечер  проведен  был  глупо,  но  Я  все
надеЯлсЯ, что следующий вечер  вознаградит  менЯ.  Ќо  теперь  Я  вижу  свое
заблуждение. Ќаемные кареты и лайковые перчатки стоЯт дороже того, что может
дать любой бал, или, вернее, издержки стоЯт  того,  чтобы  бросить  все  эти
выезды. Ќет, нет, довольно с менЯ! Љ чему Я стану платить пЯть шиллингов  за
право скучать?"  €  если  мы  примем  в  соображение,  что  подобный  весьма
обыкновенный взглЯд  ведет  к  бильЯрдным,  к  продолжительному  сидению  за
сигарой и  пуншем,  ко  всЯкого  рода  увеселительным  местам,  то  ЯвлЯетсЯ
сомнение, не повинны ли в. господствующем развращении те  строгие  приличиЯ,
которыми стеснены все наши собраниЯ. ‹юдЯм  необходимы  возбуждениЯ  всЯкого
рода; лишенные возможности пользоватьсЯ высшими, они бросЯтсЯ на низшие. ќто
не значит, что люди,  предающеесЯ  таким  образом  дурным  привычкам,  имеют
существенно низкие  вкусы.  —асто  бывает  совсем  наоборот.  €з  шести-семи
близких приЯтелей, оставлЯющих  в  стороне  всЯкие  формальности  и  сидЯщих
свободно вокруг огнЯ, всЯкий, конечно, с величайшим наслаждением приступит к
высшему роду социального общениЯ - к истинному общению мысли  и  чувства;  и
если в кругу этом находЯтсЯ умные и образованные женщины, то это  еще  более
возвысит их удовольствие. Ћни не хотЯт, чтобы общество  душило  долее  сухой
разговорной шелухой, которую оно предлагает им, потому-то они и бегут с  его
собраний и ищут людей, с которыми они могут вести длинный разговор, хотЯ  бы
и не изЯщный.  ‹юди,  стремЯщиесЯ  таким  образом  к  существенной  духовной
симпатии и идущие туда, где они могут найти ее, часто бывают гораздо лучше и
неиспорченнее тех,  которые  довольствуютсЯ  безжизненностью  раздушенных  и
разодетых светских франтов, людей,  не  чувствующих  потребности  сблизитьсЯ
морально с равными себе созданиЯми больше, чем это допускаетсЯ их  болтовней
за чашкой чаЯ и пустыми ответами  на  пустые  вопросы,  людей,  которые,  не
чувствуЯ этой потребности, доказывают, как они вздорны и  бездушны.  Џравда,
что есть и такие, которые избегают гостиных потому,  что  не  умеют  вынести
ограничений, предписанных истинной  утонченностью;  правда,  что  они  много
выиграли бы, если б ограничениЯ эти коснулись их. Ќо не менее справедливо  и
то, что через прибавление к законным ограничениЯм, основанным на приличии  и
уважении к другим, целого легиона искусственных стеснений, основанных только
на условности, воспитательнаЯ дисциплина  становитсЯ  невыносимой  и,  таким
образом, не достигает своей  цели.  ‘лишком  мелочное  управление  постоЯнно
разрушает само себЯ тем, что разгонЯет всех, которыми должно было править. €
если, таким образом, общество терЯет свое  благодетельное  влиЯние  на  всех
тех, которые бегут с его увеселений  вследствие  противной  их  пустоты  или
формальности; если люди эти, таким образом, не только лишаютсЯ  нравственной
культуры, которую дало бы им рационально  устроенное  женское  общество,  но
впадают, за недостатком  других  развлечений,  в  привычки  и  свЯзи,  часто
кончающиесЯ игрой и пьЯнством, - то не должны ли мы сказать, что и тут  тоже
лежит зло, на которое нельзЯ смотреть как на ничтожное?
     ‡атем  рассмотрим,  какое  обесцвечивающее  действие   производЯт   эти
различные приготовлениЯ и церемонии  на  удовольствиЯ,  которым  они  должны
будто бы служить. Љто из нас, перебираЯ те случаи,  когда  он  действительно
наслаждалсЯ высшими общественными удовольствиЯми, не убедитсЯ, что они  были
вполне неформальны, ЯвлЯлись даже, может быть, совсем невзначай.  Љак  весел
дружеский пикник, на котором  забываютсЯ  все  приличиЯ,  кроме  тех,  какие
предписываютсЯ добродушием?  Љак  приЯтны  бывают  небольшие,  бесцеремонные
чтениЯ и подобные им сборища или просто случайные  сходки  немногих,  хорошо
знакомых между собой людей! ‚ этих случаЯх мы  можем  видеть,  как  человека
оживлЯет внешность его друга. ™еки пылают, глаза  горЯт,  остроумие  блещет,
даже меланхолики возбуждаютсЯ к веселым речам. џвлЯетсЯ  изобилие  предметов
длЯ разговора; и верные мысли и соответственные  им  верные  слова  приходЯт
сами собой. ѓлубокомыслие сменЯетсЯ весельем: то идет серьезный разговор, то
ЯвлЯютсЯ шутки, анекдоты и игривые насмешки. ’ут выказываютсЯ лучшие стороны
каждого из собеседников;  лучшие  чувства  каждого  из  них  возбуждаютсЯ  к
приЯтной деЯтельности, и  жизнь  становитсЯ  весьма  мила.  ’еперь  ступайте
одеватьсЯ на обед к половине девЯтого или на вечер  к  десЯти  часам;  и  не
забудьте  ЯвитьсЯ  туда  в  безукоризненном  нарЯде,  имеЯ  каждый   волосок
причесанным в совершенстве. Љак велика разница! “довольствие  представлЯетсЯ
в обратном отношении к приготовлениЯм. ‚се эти фигуры, разрЯженные  с  такой
тщательностью и аккуратностью, кажутсЯ едва  живыми.  Ћни  заморозили  друга
друга  своим  превосходством;  и  способности  ваши  чувствуют   оцепенЯющее
действие этой атмосферы, как только вы вошли в залу. Њысли,  столь  живые  и
легкие за  несколько  минут  перед  тем,  исчезли,  они  внезапно  приобрели
сверхъестественную силу убегать  от  вас.  …сли  вы  рискнете  обратитьсЯ  с
каким-нибудь замечанием к вашему соседу, вы получите  пошлый  ответ,  и  тем
дело кончитсЯ. Ќа какой бы предмет длЯ  разговора  вы  ни  напали,  он  едва
переживает полдюжины фраз. —то бы вам ни говорили, ничто не возбуждает в вас
живого интереса,  и  вы  чувствуете,  что  все,  что  вы  станете  говорить,
выслушаетсЯ безучастно. ‚ещи, которые  обыкновенно  доставлЯют  удовольствие
точно каким-то странным чудом, потерЯли свою прелесть. ‚ы любите  искусство.
“томленные пустым разговором, вы подходите к столу и находите, что  книга  с
гравюрами и портфель с фотографиЯми столь же  плоски,  как  и  разговор.  ‚ы
любите музыку. Ћднако вы слушаете пение, как бы хорошо оно ни было, с полным
равнодушием и говорите "благодарю вас", сознаваЯ  в  душе,  что  вы  великий
лицемер. Љак бы хорошо  вы  себЯ  ни  чувствовали,  вы  сознаете,  что  ваши
симпатии  не   допускают   полного   удовлетворениЯ.   ‚ы   видите   молодых
джентльменов, пробующих, хорошо ли завЯзан их галстук,  тупо  озирающихсЯ  и
размышлЯющих о том, что  им  делать.  ‚ы  видите  дам,  тоскливо  сидЯщих  в
ожидании, чтобы кто-нибудь заговорил с ними, и жалеющих о том, что им  нечем
занЯть свои пальцы. ‚ы видите хозЯйку, стоЯщую  около  дверей  с  постоЯнной
искусственной улыбкой на лице и терзающую мозг свой, чтобы найти необходимые
бессмыслицы длЯ приветствиЯ входЯщих гостей. ‚ы  видите  бесчисленные  черты
утомлениЯ и неловкости, и если в вас есть хотЯ сколько-нибудь сочувствиЯ, то
они не могут не  произвести  и  в  вас  чувства  уныниЯ.  ќто  заразительнаЯ
болезнь, делайте что хотите - вы  не  устоите  против  всеобщей  заразы.  ‚ы
боретесь с ней; вы делаете судорожные усилиЯ быть веселым;  но  ни  одна  из
ваших остроумных выходок  или  веселых  рассказов  не  в  состоЯнии  вызвать
что-нибудь, кроме тупой улыбки или принужденного смеха; ум и  чувство  равно
задушены. € когда, наконец, уступаЯ своему отвращению, вы бежите вон,  какое
облегчение вы чувствуете, выйдЯ на свежий воздух и видЯ звезды! Љак искренне
вы говорите: "‘лава Ѓогу, кончено!" - и решаетесь избегать на будущее  времЯ
всей этой скуки.  ‚  чем  же,  наконец,  тайна  этой  постоЯнной  неудачи  и
разочарованиЯ?  Ќе  виноваты  ли  тут  все  эти  ненужные  аксессуары,   эти
изысканные нарЯды, эти установленные формы, эти приготовлениЯ, сопрЯженные с
такими  издержками,  эти  различные  выдумки  и  устройства,  предполагающие
столько хлопот и возбуждающие столько ожиданий? Љто, прожив лет тридцать, не
знает, что удовольствие скромно и что его надо не  преследовать  открыто,  а
поймать невзначай?  ‡вуки  уличной  шарманки,  раздающиесЯ  во  времЯ  нашей
работы, часто бывают приЯтнее, нежели  избраннейшаЯ  музыка,  исполненнаЯ  в
концерте самыми искусными музыкантами. Ћдна хорошаЯ картина в окне  магазина
может доставить более живое удовольствие, нежели целаЯ выставка, которую  вы
осматриваете с каталогом и карандашом в руке.  Џокуда  мы  приготовлЯем  наш
сложный нарЯд длЯ приобретениЯ счастьЯ, счастье  уже  улетело.  Ћно  слишком
воздушно, чтобы его можно  было  удержать  в  этих  вместилищах,  украшенных
комплиментами и огороженных этикетом. —ем более мы усложнЯем его обстановку,
тем вернее гоним мы его прочь. Џричина  этого  достаточно  Ясна.  ’е  высшие
чувства,  которым  служат  общественные   сношениЯ,   чрезвычайно   сложного
характера; следовательно, произведение их зависит от весьма многих  условий;
чем многочисленнее условиЯ, тем более представлЯетсЯ возможности нарушить то
или другое из них, и чувства остаютсЯ, таким  образом,  невызванными.  Ќужно
большое несчастье длЯ того, чтобы пропал аппетит; но сердечное сочувствие ко
всем окружающим может быть  подавлено  одним  взглЯдом  или  словом.  Ћтсюда
следует,  что,  чем  более  ненужных  требований  сопровождает  общественные
сношениЯ, тем меньше вероЯтности, что удовольствие будет достигнуто.  ’рудно
постоЯнно исполнЯть все, что необходимо длЯ приЯтного общениЯ с ближними; но
во  сколько  раз  труднее  должно  быть  постоЯнное   выполнение   множества
несущественного. …сть ли какой-нибудь шанс получить дельный ответ  от  дамы,
думающей о том, что вы, должно быть, очень глупы, если ведете ее к обеду  не
с той  руки?  Љакую  возможность  имеете  вы  завести  приЯтный  разговор  с
господином, который внутренне беситсЯ за  то,  что  его  посадили  не  возле
хозЯйки? Љак бы привычны ни сделались формальности, они необходимо  занимают
внимание, необходимо умножают случаи к ошибкам,  недоразумениЯм,  зависти  с
той или с другой стороны, необходимо отвлекают  все  умы  от  тех  мыслей  и
чувств, которые должны  были  бы  занимать  их,  необходимо,  следовательно,
разрушают те условиЯ, при которых  только  и  возможно  истинное  социальное
общение.
     ‚ этом-то и состоит роковое  зло,  которое  влекут  за  собой  условные
понЯтиЯ, зло, в сравнении с которым всЯкое другое второстепенно.  Ћни  губЯт
те высшие наслаждениЯ наши, которым думают служить. ‚се  установлениЯ  равны
относительно  этого-,  как  полезны  и  даже  необходимы   они   ни   бывают
первоначально,  под  конец  они  не  только  перестают  быть  полезными,  но
становЯтсЯ вредны. Њежду тем  как  человечество  развиваетсЯ,  они  остаютсЯ
неподвижны, ежедневно становЯтсЯ все более и более механичны и безжизненны и
мало-помалу  стремЯтсЯ  задушить  то,  что  прежде  охранЯли.  ‘тарые  формы
правлениЯ  под   конец   становЯтсЯ   столь   гнетущими,   что   их   должно
ниспровергнуть, рискуЯ даже заменить их царством террора.  ‘тарые  верованиЯ
делаютсЯ под конец мертвыми формулами, которые не содействуют  уже  развитию
ума, но извращают  его  и  останавливают  это  развитие;  а  государственные
церкви, управлЯющие ими, становЯтсЯ орудиЯми длЯ  поддержаниЯ  консерватизма
субсидиЯми  и  длЯ  подавлениЯ   прогресса.   ‘тарые   системы   воспитаниЯ,
воплощенные в публичных школах  и  коллегиЯх,  продолжают  наполнЯть  головы
новых поколений тем, что стало уже относительно бесполезным знанием  и  что,
следовательно, исключает полезное знание. Ќет организации какого  бы  то  ни
было  рода  -  политической,  религиозной,  литературной,  филантропической,
котораЯ, путем своих  постоЯнно  умножающихсЯ  постановлений,  возрастающего
богатства,  ежегодного   увеличениЯ   числа   служащих   и   вкрадывающегосЯ
покровительства и духа партий, не потерЯла  бы  мало-помалу  первоначального
своего смысла и не упала бы до степени простого  неодушевленного  механизма,
действующего в пользу частных видов,  -  механизма,  который  не  только  не
исполнЯет своего первоначального назначениЯ, но служит положительной помехой
ему. ’очно то же происходит и с общественными обычаЯми. ѓоворЯт, что китайцы
имеют  "напыщенные  церемонии,  завещанные  им   незапамЯтными   временами",
превращающие  общественные  сношениЯ  в  тЯжелое  бремЯ.  Џридворные  формы,
предписанные монархами длЯ собственного своего возвеличениЯ, всегда и  везде
кончались тем, что обременЯли собственную  их  жизнь.  ’ак  и  искусственные
приличиЯ столовой и гостиной, по мере того как они становЯтсЯ многочисленнее
и строже, губЯт то приЯтное общение, ^обеспечить которое  они  первоначально
имели целью. Ћтвращение, с каким люди обыкновенно  говорЯт  о  "формальном",
"чопорном", "церемонном" обществе, предполагает общее признание этого факта;
и  это  признание,  логически  развитое,  подразумевает,  что   все   обычаи
общежитиЯ, которые основаны не на естественных требованиЯх, вредны.  Њнение,
что эти условиЯ губЯт свои собственные цели, не ново. ‘вифт, критикуЯ обычаи
своего времени, говорил: "“мные люди  часто  чувствуют  себЯ  гораздо  более
неловко  пред  изысканной  вежливостью  этих   утонченных   господ,   нежели
чувствовали бы себЯ в разговоре с крестьЯнином или машинистом".
     Ќо это саморазрушительное действие нашего общественного склада  заметно
не только в мелочах; оно проЯвлЯетсЯ и в самой его сущности и природе.  Ќаше
социальное общение, (так, как оно теперь устроено) есть не более как подобие
той действительности, которую  мы  имеем.  —его  мы  требуем?  ‘очувственной
беседы с подобными нам; беседы, котораЯ состоЯла бы не из  мертвых  слов,  а
была бы проводником живых мыслей и чувств; беседы,  в  которой  говорили  бы
глаза и лицо и в которой  звуки  голоса  были  бы  полны  значениЯ;  беседы,
котораЯ не дала бы нам чувствовать себЯ  одинокими,  а  сблизила  бы  нас  с
другими и усилила бы наши ощущениЯ, умножив их ощущениЯми других.  ѓде  этот
человек, который не чувствовал бы по временам, как холодны и плоски все  эти
разговоры о политике и науке, о новых книгах и новых людЯх и  как  искреннее
выражение сочувствиЯ имеет гораздо более веса, чем все это? ‚спомните  слова
Ѓэкона: "’олпа не есть общество, и лица не более как  картиннаЯ  галереЯ,  и
слова  не  более  как  звенЯщие  струны  там,  где  нет  людей".  …сли   это
справедливо, то истинное  общение,  в  котором  люди  нуждаютсЯ,  становитсЯ
возможным  только  тогда,  когда  знакомство  обратилось  в  короткость,   а
короткость в дружбу. ђационально устроенный  кружок  должен  состоЯть  почти
исключительно из людей, свЯзанных короткостью и уважением, и из  одного  или
двух чужих. Љакое же безумие лежит в основании всей  системы  наших  больших
обедов, наших "назначенных дней", наших вечеров, -  собраний,  состоЯщих  из
многих, никогда прежде не встречавшихсЯ,  многих,  которые  едва  обменЯлись
поклонами, многих других хотЯ и коротко знакомых, но не чувствующих  друг  к
другу  ничего,  кроме  равнодушиЯ,  и  только  нескольких  истинных  друзей,
затерЯнных в  общей  массе!  „остаточно  только  взглЯнуть  кругом  себЯ  на
искусственные выражениЯ лиц, чтобы сразу  понЯть  дело.  ‚се  замаскированы;
какаЯ же симпатиЯ может быть между масками? —то ж удивительного, что  втайне
каждый жалуетсЯ на бессмыслие этих собраний, что удивительного, что  хозЯйки
дома делают их потому, что они должны делать их,  а  не  потому,  чтобы  они
этого хотели? —то удивительного, что приглашенные  идут  менее  из  ожиданиЯ
удовольствиЯ, нежели из боЯзни нанести обиду? ‚се это есть громаднаЯ  ошибка
- организованное разочарование.
     Ќаконец, заметим, что в этом  случае,  как  и  во  всех  других,  когда
известнаЯ организациЯ становитсЯ испорченной и  недействительной  длЯ  своей
естественной цели,  она  начинает  употреблЯтьсЯ  длЯ  совершенно  другой  и
совершенно противоположной цели.  —то  служит  обыкновенным  предлогом  этих
скучных собраний и посещениЯ их? "џ допускаю, что они весьма бессмысленны  и
пусты, - ответит вам всЯкий на ваши критические замечаниЯ, - но ведь надо же
поддерживать свои свЯзи." € если бы  вам  удалось  получить  от  жены  этого
господина откровенный ответ, то он был бы следующий: "Њне противна суетность
эта так же, как и вам; но нам нужно выдать замуж дочерей наших". Ћдин  хочет
сделать  карьеру,  приобрести  практику,  расширить  свои  дела:   он   ищет
парламентского влиЯниЯ, доходного места в каком-нибудь графстве, голосов  на
выборах, должности, ищет положениЯ, милостей,  выгод.  „ругаЯ  же  думает  о
женихах и партиЯх, невестах и приданом.  ЏотерЯв  всЯкую  цену  относительно
прЯмой своей цели - ежедневного сближениЯ людей между собой  путем  приЯтных
сношений, эти стеснительные способы нашего общежитиЯ  упорно  поддерживаютсЯ
теперь  в  виде  денежных  и  матримониальных  результатов,   косвенно   ими
производимых.
     Љто же после этого скажет, что реформа нашей системы приличий  дело  не
‚ажное? ‚идЯ, как эта система вводит модное сумасбродство, влекущее за собой
банкротство и разорение; замечаЯ, в какой значительной мере она ограничивает
сумму общений между менее богатыми классами; убеждаЯсь, что многие  из  тех,
которые наиболее нуждаютсЯ  в  дисциплинировании  путем  сношений  с  людьми
изЯщными, удалЯютсЯ от общества  и  вступают  на  опасную  и  часто  роковую
дорогу; принимаЯ в расчет  множество  слабейших  зол,  происходЯщих  отсюда:
усиленный труд, налагаемый роскошью этой  системы  на  всех  промышленных  и
торговых  людей,  порчу  общественного  вкуса   в   одежде   и   украшениЯх,
производимую тем, что ее нелепости выставлЯютсЯ  образцами  длЯ  подражаниЯ,
ущерб длЯ здоровьЯ, Ясно  выражающийсЯ  на  лицах  ее  поклонников  к  концу
лондонского сезона, большую  смертность  между  модистками  и  подобными  им
лицами, свЯзанную с ежегодными внезапностЯми моды; прибавив ко  всему  этому
роковое ее преступление:  что  она  обесцвечивает,  искушает  и  убивает  то
высокое наслаждение, которому  она  по  назначению  своему  должна  служить,
наслаждение, которое есть главнаЯ цель нашей тЯжкой жизненной борьбы,  -  не
должны ли мы заключить, что реформа нашей системы этикета и моды есть  дело,
только  весьма  немногим  другим   делам   уступающее   в   безотлагательной
необходимости.
     €так,  протестантизм   в   общественных   обычаЯх   необходим.   ”ормы,
переставшие служить длЯ  облегчениЯ  и  ставшие  препЯтствием,  должны  быть
уничтожены. Ќет недостатка в признаках близкой  перемены.  ’олпы  сатириков,
предводительствуемые ’еккереем, уже несколько лет трудЯтсЯ  над  тем,  чтобы
предать презрению наши поддельные празднества, наши  модные  глупости;  и  в
своем добродушии, большаЯ часть людей смеетсЯ над  суетностЯми,  на  которые
поддаютсЯ и они и весь свет. Ќасмешка  была  всегда  революционным  агентом.
“чреждениЯ, потерЯвшие корни свои  в  уважении  и  вере  людей,  невозвратно
осуждены, и день их гибели  недалеко.  ЏриближаетсЯ  времЯ,  когда  в  нашей
системе общественных приличий должен совершитьсЯ  кризис,  из  которого  она
выйдет очищеннаЯ и сравнительно упрощеннаЯ.
     Љаким образом она  дойдет  до  этого  кризиса,  этого  никто  не  может
достоверно сказать. Џутем ли беспрерывных и  увеличивающихсЯ  индивидуальных
протестов, или путем соединениЯ многих отдельных личностей длЯ осуществлениЯ
и распространениЯ какой-нибудь  лучшей  системы,  это  может  решить  только
будущее. ‚лиЯние уклонений, действующих поодиночке,  кажетсЯ  при  настоЯщем
положении дел недостаточно: будучи подвержены косым взглЯдам конформистов  и
укоризне тех даже, которые втайне им сочувствуют, терпЯ мелкие преследованиЯ
и будучи не в состоЯнии доказать какое-либо полезное  действие  их  примера,
нонконформисты оказываютсЯ склонными мало-помалу оставить попытки свои,  как
безнадежные. Њолодой нарушитель приличий находит под конец, что  он  слишком
дорого платит за свой нонконформизм. ЌенавидЯ, например, все, что  носит  на
себе какой-нибудь остаток рабства, он решаетсЯ, в порыве  независимости,  не
снимать шлЯпы ни перед кем. Ќо он  скоро  находит,  что  то,  чем  он  хотел
выразить просто общий протест, принимаетсЯ дамами за  личное  неуважение.  ‚
других случаЯх тоже ему недостает мужества. ’е из его особенностей,  которые
могут быть приписаны только эксцентричности, не возбуждают в  нем  сомнений;
потому что, вообще, он чувствует себЯ скорее польщенным, чем обиженным, тем,
что на него смотрЯт как на человека, презирающего  общественное  мнение.  Ќо
если эти особенности могут быть отнесены на  счет  его  невежества,  дурного
воспитаниЯ или бедности,  он  становитсЯ  трусом.  Љак  ни  Ясно  доказывает
новейшее введение употреблениЯ ножа и вилки при рыбных  блюдах,  что  обычай
есть рыбу только с помощью вилки и хлеба не имеет в основании своем  ничего,
кроме каприза {ќто было написано до введениЯ в употребление серебрЯных ножей
длЯ рыбы.}, но он не смеет вполне отречьсЯ от этого обычаЯ, пока  мода  хотЯ
отчасти поддерживает его еще. •отЯ он и убежден, что шелковый носовой платок
столь же приличен длЯ гостиной, как и белый батистовый, но  все-таки  он  не
вполне  спокоен,  действуЯ  по  своему  убеждению.  Џритом  же  он  начинает
замечать,  что  его  сопротивление  предписанным  обычаЯм  влечет  за  собой
неблагоприЯтные результаты, на которые он не рассчитывает. Ћн ожидал, что он
в значительной мере избавит его от суетного общественного обращениЯ, что  им
оскорбЯтсЯ глупцы, а не умные люди и  что  это  послужит  испытанием,  путем
которого можно будет отличить людей, стоЯщих знакомств,  от  таких,  которые
его не стоЯт. Ќо  оказываетсЯ,  что  глупцы  составлЯют  такое  значительное
большинство, что, оскорблЯЯ их, он сам заграждает себе все пути к достижению
до умных людей. ’аким образом,  он  находит,  что  его  нонконформизм  часто
истолковываетсЯ в дурную сторону; что  последовательно  выдерживать  его  он
может только в редких случаЯх; что неприЯтности и  невыгоды,  сопрЯженные  с
ним, превосходЯт то, что он ожидал,  и  что  шансы  сделать  тут  что-нибудь
полезное весьма сомнительны. Џоэтому решимость его постепенно слабеет, и  он
шаг за шагом снова впадает в обычную рутину приличий.
     ’ак как индивидуальные протесты оказываютсЯ, таким  образом,  неудачны,
то весьма возможно, что они не произведут ничего положительного до тех  пор,
пока не возникнет какое-нибудь организованное сопротивление этому невидимому
деспотизму, который предписывает нам образ жизни  и  привычки.  Њожет  быть,
тираниЯ   обычаев   и    приличий    ослабнет    вследствие    какого-нибудь
противодейственного  союза,  как  это  было  с  политической  и  религиозной
тиранией.  ЏерваЯ  эмансипациЯ  человека   от   крайностей   стеснениЯ   как
относительно церкви, так и государства были достигнуты  массами,  свЯзанными
общими верованиЯми или общими политическими убеждениЯми. ’о, что  оставалось
недостигнутым, пока ЯвлЯлись только отдельные отщепенцы или мЯтежники,  было
достигнуто, когда многие стали действовать сообща. Ћчевидно, что эти  первые
водворениЯ свободы не могли быть достигнуты иным путем, ибо до тех пор, пока
чувство личной независимости было слабо, а правление строго, длЯ  достижениЯ
желанных результатов не могло быть достаточного числа отдельных  непокорных.
’олько в позднейшее времЯ, когда светское и духовное управлениЯ стали  менее
стеснительны, а стремлениЯ к личной свободе сильнее, мелкие секты  и  партии
получили возможность боротьсЯ против установленных верований  и  законов;  а
теперь уж и отдельные личности могут безопасно выказывать  свой  антагонизм.
Ќеудача индивидуального протеста против  принЯтых  обычаев,  на  которые  мы
указали выше, заставлЯет думать,  что  и  в  этом  случае  должен  произойти
параллельный рЯд изменений.
     Џравда, что  lex  non  scripta  отличаетсЯ  от  lex  scripta  тем,  что
неписаный закон легче подвергаетсЯ изменениЯм и  что  времЯ  от  времени  он
незаметно улучшаетсЯ. ’ем не менее мы находим, что аналогиЯ применима  здесь
в существенных чертах. ‚ этом случае, как и в  других,  сущность  переворота
состоит не в том, чтобы одни стеснениЯ заменить  другими,  а  в  том,  чтобы
ограничить или уничтожить власть, предписывающую эти стеснениЯ Џодобно  тому
как основное изменение, освЯщенное ђеформацией, состоЯло не в  замене  одной
веры другою, а в непризнании произвола, предписывающего  верованиЯ,  подобно
тому как основа изменениЯ, давно уже предпринЯтого демократией, состоит не в
замене одного какого-нибудь частного закона другим, а  в  замене  деспотизма
одного свободою всех, - точно так и параллельнаЯ  перемена,  которую  должно
произвести в том дополнительном управлении, о котором мы говорим, состоит не
в том, чтобы вместо нелепых обычаев ввести разумные,  но  в  низложении  той
тайны безответственной силы,  котораЯ  налагает  на  нас  эти  обычаи,  и  в
поддержании  права  каждого  самому  выбирать  удобные   длЯ   себЯ   обычаи
Ћтносительно правил общежитиЯ вест-эндскаЯ клика есть наш  Џапа,  и  все  мы
паписты, за исключением некоторых еретиков Ќа всех решительно  возмущающихсЯ
падает кара отлучениЯ, со своей длинной цепью неприЯтных  и  даже  серьезных
последствий. ‘вободу личности, огражденную нашей  конституцией  и  постоЯнно
возрастающую, надо еще высвободить из-под  этой  утонченной  тирании.  Џраво
частного суда, вырванного предками нашими у церкви, приходитсЯ еще требовать
от этого диктатора наших привычек. €,  как  выше  сказано,  длЯ  того  чтобы
освободитьсЯ от этого идолопоклонничества  и  суеверного  подражаниЯ,  нужен
протестантизм в общественных обычаЯх. ’ак как изменение, которого  требуетсЯ
достигнуть, однородно с тем, которое достигнуто  уже,  то  вероЯтно,  что  и
средства его достижениЯ должны быть подобны прежним.  ‚лиЯние,  которого  не
могут произвести отдельные отщепенцы, и твердость,  которой  нам  недостает,
могут ЯвитьсЯ, когда все они соединЯтсЯ вместе.  ’о  гонение,  которым  свет
карает их теперь, потому что в их нонконформизме  он  видит  невежество  или
неуважение,  ослабнет,  когда  он  будет   ЯвлЯтьсЯ   результатом   принципа
Ќаказание, заключающеесЯ в отлучении, потерЯет свое  значение,  когда  людей
этих будет довольно много длЯ того, чтобы они  составлЯли  свои  собственные
кружки. Ђ когда занЯта будет известнаЯ позициЯ и выдержан удар  нападающего,
тогда всЯ сумма  тайного  отвращениЯ  к  нашим  приличиЯм,  существующего  в
обществе, получит  возможность  проЯвитьсЯ  с  достаточным  могуществом  длЯ
осуществлениЯ вожделенного освобождениЯ.
     ‚ремЯ одно может решить, таков ли будет  этот  процесс.  ’ак,  общность
происхождениЯ, возрастаниЯ, верховности и упадка, которую мы  проследили  во
всех родах  управлениЯ,  предполагает  таковую  же  общность  и  в  способах
изменениЯ.  ‘  другой  же  стороны,  природа  часто  производит  существенно
подобные  действиЯ  совершенно,  по-видимому,  различными   путЯми   Џоэтому
невозможно предсказать подробностей.
     ‚зглЯнем теперь на заключениЯ, которых мы достигли.  ‘  одной  стороны,
управление,   первоначально   составлЯвшее   одно   нераздельное   целое   и
впоследствии подразделенное длЯ лучшего отправлениЯ своих функций, должно во
всех  своих  разветвлениЯх  -  политическом,  религиозном   и   обрЯдном   -
рассматриватьсЯ как постоЯнно благотворное и даже абсолютно  необходимое.  ‘
другой стороны, управление, во всех его формах, должно  рассматриватьсЯ  как
временно  исполнЯющее   свою   обЯзанность,   обусловленную   неспособностью
первобытных людей к общественной жизни, а  последовательные  уменьшениЯ  его
принудительности в государстве, церкви и обычае должны  рассматриватьсЯ  как
ступени к окончательному его исчезновению. „лЯ дополнениЯ понЯтиЯ необходимо
помнить и третий факт, что происхождение, существование  и  падение  всЯкого
правительства,  как  бы  оно  ни  называлось,  одинаково  обусловливаютсЯ  и
создаютсЯ самим человечеством, которое подчинено им, - из чего можно вывести
заключение,  что,  вообще  говорЯ,  ограничениЯ  всЯкого   рода   не   могут
существовать долее, нежели они необходимы, и не могут быть разрушены скорее,
нежели бы должно быть по естественному ходу вещей. Ћбщество, во  всех  своих
развитиЯх,  подвергаетсЯ  процессу  шелушениЯ.  ‘тарые  формы,  которые  оно
последовательно  сбрасывает  с  себЯ,  были  некогда  все  соединены  с  ним
жизненной свЯзью, служили  каждаЯ  отдельно  предохранительными  оболочками,
внутри  которых  развивалась   более   высокаЯ   форма   человечества.   Ћни
сбрасываютсЯ  только  тогда,  когда  становЯтсЯ  препЯтствиЯми,  когда   уже
образовалась какаЯ-нибудь внутреннЯЯ и лучшаЯ оболочка, и завещают нам  все,
что в них было хорошего. Џериодические уничтожениЯ тиранических  законов  не
только не портили, но улучшали отправление правосудиЯ. Њертвые и погребенные
верованиЯ не унесли с собой тех существенно нравственных элементов,  которые
они содержали в себе: элементы эти продолжают жить и  теперь,  освобожденные
от Язвы суевериЯ. €  все  справедливое,  доброе  и  прекрасное,  входЯщее  в
содержание наших обременительных форм этикета, все  это  будет  жить  вечно,
когда сами формы будут уже забыты.

        II  
                     ЌђЂ‚‘’‚…ЌЌЋ‘’њ € ЏЋ‹€’€ЉЂ †…‹…‡Ќ›• „ЋђЋѓ

     {‚ большинстве нашей публики существует убеждение,  что  -  философ  не
способен   рассуждать   о   практических   вопросах   ‘татьЯ   эта    служит
доказательством,  что  в  человеке  действительно   даровитом   привычка   к
отвлеченному мышлению не только не препЯтствует, но положительно содействует
практическому рассуждению. …сли такой человек плохо анализирует какой-нибудь
практический вопрос, то это  может  происходить  только  от  незнакомства  с
фактами, касающимисЯ вопроса. ‘ подробностЯми дела,  которое  разбираетсЯ  в
этой статье, автор знакомилсЯ  в  молодости  своей:  он  был  несколько  лет
гражданским инженером.}

     ‹юдЯм, верующим в существенные достоинства политических форм,  политика
наших обществ железных дорог могла бы служить внушительным уроком. …сли есть
надобность  в  заключительном  доказательстве  того,  что  самые   тщательно
составленные уложениЯ не имеют никакой цены, если не представлЯют воплощениЯ
народного характера; если есть надобность  в  заключительном  доказательстве
того, что правительственные распорЯжениЯ, по ходу своему опережающие век,  в
деле  непременно  отстанут  и  пойдут  вровень  с  ним,   -   то   подобными
доказательствами изобилует современнаЯ хроника  предприЯтий,  основанных  на
ассоциации капитала. ‚ том виде,  в  каком  утверждаютсЯ  актом  парламента,
администрации наших общественных компаний имеют почти чисто  демократический
характер. ЏредставительнаЯ система  применЯетсЯ  в  них  почти  без  границ.
Ђкционеры   выбирают   своих   директоров,   директора    выбирают    своего
представителЯ; каждый год выбывает известнаЯ часть  членов  комитета,  чтобы
дать возможность заместить их другими; таким образом, весь  административный
состав может быть обновлен в промежуток от трех до пЯти лет. Џри всем том не
только  в  каждой  из  эт  их  торговых   корпораций   воспроизводЯтсЯ   все
характеристические недостатки наших государственных форм - и некоторые  даже
в сильнейшем степени, - но самый образ правлениЯ, хотЯ  номинально  остаетсЯ
демократическим, в сущности переиначен так, что делаетсЯ миниатюрным снимком
с   нашей   национальной   конституции.   Џравление   редко    проводит    в
действительности  теорию,  воздвигающую  его   на   степень   совещательного
собраниЯ, состоЯщего из равноправных и равновластных членов,  и  обыкновенно
подпадает под власть  какого-либо  одного  члена,  превосходЯщего  остальных
хитростью, силой воли  или  богатством:  влиЯнию  такого  члена  большинство
подчинЯетсЯ до того, что решение каждого вопроса  зависит  от  мнениЯ  этого
члена.  ‚ладельцы  акций,  вместо  того  чтобы  всегда  пользоватьсЯ  своими
правами, обыкновенно пренебрегают  ими  до  того,  что  права  эти  делаютсЯ
мертвой буквой: до того вошло в привычку  беспрекословно  вторично  избирать
выбывающих по очереди директоров, а в случае сопротивлениЯ они имеют столько
средств  заставить  себЯ  избирать,   что   правление   в   действительности
превращаетсЯ в замкнутую корпорацию и малейшаЯ перемена  делаетсЯ  возможной
только тогда, когда злоупотребление в правлении доходит до таких крайностей,
что возбуждает между  акционерами  революционное  волнение.  ’аким  образом,
повторЯетсЯ   та   же    смесь    монархического,    аристократического    и
демократического   элементов   с    изменениЯми,    какие    обусловливаютсЯ
обстоЯтельствами. ‘амый способ действий, приемы, в сущности, те  же,  с  той
только разницей, что копиЯ  нередко  превосходит  оригинал.  ’ак,  например,
правление обществ железных дорог сплошь  да  рЯдом  угрожает  отказатьсЯ  от
должности, чтобы отстранить какое-нибудь неприЯтное дознание.  „иректора  не
только не думают считать себЯ служителЯми акционеров, но возмущаютсЯ  против
всЯкого указаниЯ с их стороны и часто предают желанию  сделать  какую-нибудь
поправку в предложенной мере за выражение недовериЯ к  ним.  ‚  полугодичных
собраниЯх  председатель  отделываетсЯ   от   неприЯтных   разбирательств   и
возражений замечанием, что если акционерам не  угодно  доверЯть  ему  и  его
товарищам, то они вольны избрать себе других. ‘  большею  частью  акционеров
подобнаЯ уловка оскорбленного достоинства имеет полный успех, и  от  страха,
чтобы  интересы  всего  общества  не  пострадали   от   каких-нибудь   смут,
дозволЯютсЯ  и  утверждаютсЯ  меры,  идущие  прЯмо   вразрез   с   желаниЯми
акционеров.  ‘равнение  можно  провести  еще  далее.  …сли  о   национальной
администрации основательно говорЯт, что лица,  занимающие  правительственные
должности, рассчитывают на поддержку всех  общественных  чиновников,  то  не
менее справедливо можно сказать о компаниЯх на акциЯх, что директорам  в  их
столкновениЯх с акционерами много помогают подведомственные им лица. …сли  в
прошлые времена бывали министерства, которые тратили общественные деньги длЯ
целей какой-нибудь одной партии,  то  в  настоЯщее  времЯ  между  дирекциЯми
обществ железных дорог есть такие, которые употреблЯют  капиталы  акционеров
длЯ борьбы с теми же акционерами. ‘ходство это доходит до  мелочей.  Џодобно
своему правительственному прототипу, у  коммерческих  ассоциаций  есть  своЯ
стоЯщаЯ больших денег избирательнаЯ борьба, которой  заведуют  избирательные
комитеты,  употреблЯющие  избирательных  агентов;  есть  свои  избирательные
интриги, с бесчисленными их незаконными атрибутами, и подчас своЯ фабрикациЯ
подложных  голосований.  Ќаконец,  как  общий  результат  всего  сказанного,
следует, что то самое так  называемое  сословное  законодательство,  которым
обыкновенно попрекают наших государственных людей, постоЯнно  проЯвлЯетсЯ  в
действиЯх  этих  торговых  ассоциаций,  хотЯ   и   утвержденных   на   чисто
представительных началах.
     Џоследним утверждением мы удивим, вероЯтно, не одного читателЯ. Џублика
вообще, т. е. та часть ее, котораЯ имеет мало или  вовсе  не  имеет  прЯмого
интереса в делах, касающихсЯ железных дорог, котораЯ никогда  не  читает  ни
одной специальной газеты по этой части и пропускает  отчеты  о  полугодичных
собраниЯх, попадающиесЯ в ежедневных газетах,  пребывает  в  убеждении,  что
бесчестные  проделки  вроде  колоссальных  мошенничеств,  получивших   такую
громадную известность во времЯ знаменитой мании на  спекулЯции,  теперь  уже
более не совершаютсЯ. ќти  доверчивые  люди  не  забыли  деЯний  маклеров  и
директоров. Ћни помнЯт, как разные подставные лица имели акции на 100 000  и
даже 200 000 ф. ст.; как несколько директорских должностей занимались  одним
лицом, так что один человек в одно и то же времЯ  заседал  в  двадцати  трех
правлениЯх; как первоначальные подписки  составлЯлись  с  помощью  подписей,
купленных по 10 и по 4 шиллинга за штуку, и носильщики и мальчики-рассыльные
подписывали обЯзательства на такие суммы, как 30 000 или 40 000 ф. ст. Ћни и
теперь расскажут, как некоторые дирекции писали книги своим  шифром,  делали
подложные списки и не вносили своих действий в журнал; как в одном  обществе
полмиллиона капитала было  записано  на  вымышленные  имена;  как  в  другом
директора покупали на срок большее число акций, чем было выпущено,  и  таким
образом искусственно поднимали цену их; как во многих других они  перекупали
длЯ общества собственные свои акции и стоимость их выплачивали сами себе  из
денег  вкладчиков.  Ќо  хотЯ  каждому  более  или  менее  известны  все  эти
беззакониЯ, их вообще считают только принадлежностью спекулЯций. Ћ  новейших
же предприЯтиЯх предполагают, что они задуманы добросовестно и выполнены  по
большей части давно учрежденными обществами, и не подозревают того, что  при
предложениЯх о постройке боковых линий и продолжении существующих происходЯт
проделки, почти столь же пагубные в своих конечных результатах. Џо  привычке
сближать понЯтие о богатстве с понЯтием о почтенности, а  слово  почтенность
употреблЯть как синоним слова нравственность большей части  публики  кажетсЯ
невероЯтным,  чтобы  многие  из  крупных  капиталистов  и  людей  с  хорошим
положением  в  свете,  заведующих  делами  железных  дорог,  были   способны
косвенным  образом  обогащать  себЯ  за  счет  своих  доверителей.   Џравда,
попадаетсЯ иногда судебный отчет, открывающий какой-нибудь громадный подлог,
или передоваЯ статьЯ в Times'e, клеймЯщаЯ поступки каких-нибудь директоров в
выражениЯх, которые читателЯм кажутсЯ чуть  не  пасквильными.  Ќо  на  дела,
таким образом выведенные на свет, смотрЯт как на исключениЯ, и под  влиЯнием
того  верноподданнического  чувства,  которое  всегда  идеализирует   людей,
облеченных властью, общественное мнение постоЯнно клонитсЯ к убеждению,  что
если  директоров  нельзЯ  считать  непогрешимыми,  то  все-таки   не   очень
правдоподобно, чтоб они грешили.
     Ќо подробное и достоверное повествование об управлении и интригах, хотЯ
одного  общества  железной  дороги,  скоро  положило  бы   конец   подобному
заблуждению. ‚ таком повествовании проделки составителей  проектов  и  тайны
акционерного рынка занЯли  бы  меньше  места,  нежели  разбор  многообразных
мошенничеств, совершенных с 1845 г., и историЯ происхождениЯ и развитиЯ  той
хитро  сплетенной  тактики,  посредством  которой  общества  завлекаютсЯ   в
разорительные  предприЯтиЯ,  обогащающие  небольшое  меньшинство   в   ущерб
огромному большинству. ‚ такого рода истории пришлось бы не только  подробно
описать выходки каких-нибудь отдельных лиц,  прославившихсЯ  своими  ловкими
проделками, не только добавить о злодеЯниЯх их сотоварищей, но  пришлось  бы
описать однородные злоупотреблениЯ, происходЯщие в администрациЯх  и  других
обществ.  €з  печатных  отчетов  следственной  комиссии,  если  бы   таковую
снарЯдить, оказалось бы, что не далее  как  несколько  лет  назад  директора
одной из наших линий железных дорог разделили между собой 15 000 новых  паев
в то времЯ, когда акции их общества ходили  на  бирже  с  премией;  как  длЯ
первого взноса по этим паЯм употребили они деньги общества  и  как  на  долю
одного из них этих взносов досталось более чем 80 000 ф. ст. ‚ таком  отчете
мы  прочли  бы  историю  председателЯ  одного   общества,   который,   тайно
потворствуемый секретарем, удержал акций более чем на четверть  миллиона,  с
намерением потребовать их на свой пай, если бы они стали ходить с премией, и
который, когда этого не случилось, оставил эти акции невыпущенными на  руках
акционеров, к великому их убытку. …ще прочли бы  мы  о  директорах,  которые
делали займы длЯ себЯ из сумм, назначенных на текущие расходы  общества,  за
низкие проценты, в то времЯ как на бирже учетные проценты были  высоки,  или
брали себе жалованье больше  назначенного,  вносЯ  разность  в  какой-нибудь
незаметный уголок главной книги под рубрикой "Њелкие издержки". Њы бы  нашли
там описание различных маневров, при помощи которых преступное правление под
видом  строгого  расследованиЯ  подбирает  благоприЯтную  себе   ревизионную
комиссию, получившую кличку "a whitewashing committee" {Ћт слова whitewash -
выбелить, мыть.}. Њы нашли бы там  документы,  доказывающие,  что  некоторые
правлениЯ получали полномочиЯ на проведение  нежелательных  мер  при  помощи
подтасовки фактов в своих докладах, а иногда полученные  ими  полномочиЯ  на
какой-нибудь специальный предмет употреблЯли на другие. Њы бы убедились, что
одно из наших обществ проектировало линию, служащую подъездным путем  к  его
дороге, и добыло себе акционеров,  предлагаЯ  им  гарантированный  дивиденд;
между тем гарантии эти,  признаваемые  публикой  безусловными,  обставлЯлись
такими условиЯми, что на самом деле никогда  не  были  выполнены.  „иректора
другого общества были уличены в том, что провели меры,  выгодные  длЯ  своей
партии, при помощи привилегированных акций, записанных  на  имЯ  начальников
станций, равно как при содействии полномо