 против убийства, изучить  общественное
благосостоЯние и индивидуальное благополучие там, где преобладает разбой,  и
сравнить, действительно ли благосостоЯние и благополучие более развиты  там,
где разбой реже? „олжны ли мы предоставить грабежу  свободу  действиЯ,  пока
будем заниматьсЯ собиранием и классификацией фактов в странах, где воровство
преобладает, и там, где оно составлЯет  редкое  Явление,  пока  индукциЯ  не
разъЯснит нам, что благоденствиЯ больше там, где  всЯкий  имеет  возможность
сохранить то, что заработал? € нужно ли  доказывать  при  помощи  громадного
рЯда фактов, что нарушение договоров тормозит  производство  и  обмен  и,  с
другой стороны, ту общую выгоду, котораЯ вытекает из  взаимной  зависимости?
‚-третьих, эти факты, которые, когда они доведены  до  крайностей,  вызывают
социальное разложение, а в более скромных размерах  препЯтствует  социальной
кооперации и свЯзанной с последнею выгодой,  Я  привожу  с  целью  поставить
вопрос: в чем заключаетсЯ общаЯ им всем черта? ‚ каждом из подобных действий
мы  видим  нарушение  чужого  права  -  способ   устройства   жизни,   прЯмо
препЯтствующий устройству жизни другого.  ‘оотношение  между  произведенными
усилиЯми и вызванною им выгодой всецело упразднЯетсЯ или частично нарушаетсЯ
образом действиЯ другого человека. …сли мы признаем, что  жизнь  может  быть
поддержана только известными  активными  силами  (так  как  внутренние  силы
всеобщи, а внешние существуют у всех, кроме паразитов и неодушевленных),  мы
должны также признать, что когда  ассоциируютсЯ  существа,  принадлежащие  к
одному и тому же роду, необходимые при этом  активные  силы  должны  взаимно
ограничивать друг друга и  что  наиболее  высокоорганизованнаЯ  жизнь  может
ЯвитьсЯ только тогда, когда ассоциированные существа организованы так, чтобы
нарочито сохранЯть указанные им пределы. “становленные в  таком  общем  виде
ограничениЯ могут, очевидно, быть разделены на  различные  специальные  виды
ограничений, относЯщиесЯ к тому или другому роду поведениЯ. ’аковы, по моему
мнению, те априорные истины, которые могут быть воспринЯты нами при изучении
условий жизни, - аксиомы, занимающие по отношению к этике место, аналогичное
тому, которое занимают математические аксиомы по отношению к точным наукам.
     џ не хочу этим сказать, что эти аксиомы-истины всем доступны;  ибо  длЯ
их пониманиЯ так же, как и длЯ пониманиЯ более  простых  аксиом,  необходимо
известное умственное развитие и известнаЯ  умственнаЯ  дисциплина.  ‚  своем
"Treatise on Natural Philosophy" (’рактат о  естествознании)  ’омсон  и  ’эт
говорЯт, что "физические аксиомы ЯвлЯютсЯ таковыми только длЯ  тех,  которые
имеют достаточные познаниЯ относительно действиЯ  физических  сил,  чтобы  с
первого взглЯда видеть их необходимую истинность". ќтот факт  несомненный  и
факт немаловажный. Њальчишка-пахарь не может составить  себе  представление,
что действие и противодействие равны и взаимно противоположны. Џрежде всего,
ему не  достает  длЯ  этого  достаточно  обобщенной  идеи  действиЯ,  он  не
объединил еще в одном понЯтии удар и  толчок,  удар  кулака,  отдачу  ружьЯ,
притЯжение  планеты  и  т.  п.  …ще   меньше   обладает   он   общею   идеей
противодействиЯ. € даже  имей  он  эти  две  идеи,  сомнительно,  чтобы  при
свойственной ему скудости воображениЯ  он  оказалсЯ  в  состоЯнии  усмотреть
необходимость их равенства.  ’о  же  самое  относитсЯ  и  к  этим  априорным
этическим истинам. …сли бы кто-либо из членов того племени рабов на островах
”иджи, которые рассматривали себЯ как корм длЯ своих предводителей, высказал
мысль, что настанет, может быть, времЯ, когда люди не будут  пожирать  друга
друга, заключающаЯсЯ в таком предположении вера в то, что со  временем  люди
будут питать некоторое уважение к жизни ближнего, всецело лишеннаЯ основаниЯ
в опыте,  была  бы  признана  годной  только  длЯ  сумасбродного  мечтателЯ.
„оставлЯемые ежедневным наблюдением факты делают  совершенно  очевидным  длЯ
билучи (Bilouchi), сидЯщего на карауле в своей глинЯной башне, что обладание
собственностью может быть обеспечено только силой, и его уму  врЯд  ли  даже
доступна мысль, что при существовании  известных,  всеми  признанных  границ
возможность нападениЯ устранЯетсЯ и сторожеваЯ служба  на  полЯх  становитсЯ
бесполезной: только сумасшедший идеалист (если  предположить,  что  что-либо
подобное ему известно) может говорить о возможности этого, сказал бы  он.  €
даже относительно нашего предка в феодальную эпоху  мы  можем  предполагать,
что ему, вечно  с  головы  до  ног  вооруженному  и  часто  укрывавшемусЯ  в
укрепленных местах, мысль о мирном социальном  существовании  показалась  бы
смешной; он врЯд ли  в  состоЯнии  был  бы  представить  себе  существование
признанного  равенства,  право  людей  добывать  себе  средства  к  жизни  и
вытекающее из него воздержание от посЯгательств на чужое право.  ’еперь  же,
после того как организованный социальный  порЯдок  поддерживалсЯ  в  течение
целого рЯда поколений; теперь, когда в  своих  повседневных  сношениЯх  люди
редко прибегают к насилию, платЯт обыкновенно что следует  и  в  большинстве
случаев уважают права слабого наравне с правами сильного; теперь, когда люди
воспитываютсЯ в представлении, что все  равны  перед  законом,  и  ежедневно
видЯт, что судебные решениЯ вращаютсЯ  вокруг  вопроса,  нарушил  ли  данный
гражданин права другого гражданина или нет,-  в  уме  современного  человека
накопилсЯ уже достаточный материал длЯ составлениЯ представлениЯ  о  режиме,
при котором действиЯ людей взаимно ограничиваютсЯ и при котором  поддержание
гармонии обусловливаетсЯ уважением к этим границам. ‚ наше  времЯ  развилась
способность понимать, что взаимные  ограничениЯ  необходимы  там,  где  люди
живут в тесном соприкосновении, и что  при  этом  неизбежно  должны  ЯвитьсЯ
определенные виды ограничений, соответственно различным  родам  действий.  €
вместе с тем стало понЯтным длЯ некоторых, хотЯ, по-видимому, не длЯ многих,
что из этого вытекает априорнаЯ система  абсолютной  политической  этики,  -
система, при которой люди с одинаковыми  свойствами  натуры,  организованные
так, чтобы добровольно отказатьсЯ от посЯгательства на  чужие  права,  могут
работать сообща, без столкновений и с наибольшей выгодой длЯ всех и каждого.
     "Ќо люди не похожи  друг  на  друга  и  врЯд  ли  когда  станут  вполне
похожими: затем они и не так организованы, чтобы каждый так  же  внимательно
относилсЯ к правам соседа, как и к своим собственным, и трудно надеЯтьсЯ  на
это в будущем. ‚аша абсолютнаЯ этика представлЯет поэтому  только  идеал,  в
действительности неосуществимый." ќто верно. ’ем не  менее,  хоть  это  так,
отсюда отнюдь не вытекает,  что  абсолютнаЯ  политическаЯ  этика  не  нужна;
обратное может быть совершенно наглЯдно доказано. ЂналогиЯ объЯснит нам этот
парадокс.
     ‘уществует отдел физических наук,  называемый  теоретической  механикой
или  абсолютной  механикой,  абсолютной  в  том  смысле,  что  ее  положениЯ
безусловны. Ћна распадаетсЯ на статику и динамику в их  чистом  виде,  имеет
дело с силами и движениЯми, рассматриваемыми как свободные от всех  влиЯний,
вытекающих из трениЯ, сопротивлениЯ среды и особых  свойств  материи.  Љогда
она не принимает закон движениЯ, она не принимает в соображение ничего,  что
модифицирует его проЯвлениЯ. Љогда  она  формулирует  свойства  рычага,  она
говорит  о  нем,  предполагаЯ  его  абсолютно  негибким  и  лишенным  всЯкой
плотности, т. е. невозможным  рычагом.  …е  теориЯ  винта  предполагает  его
свободным  от  трениЯ;  по  отношению   к   клину   принимаетсЯ   абсолютнаЯ
несжимаемость. ’аким образом, ее истины никогда  не  проверЯютсЯ  на  опыте.
„аже движениЯ небесных тел, которые определЯютсЯ на основании ее  положений,
претерпевают всегда большие или меньшие пертурбации, что же касаетсЯ  ‡емли,
то выводы, которые могут быть  сделаны,  очень  значительно  отклонЯютсЯ  от
получаемых путем опыта результатов. ЌесмотрЯ на то,  эта  система  идеальной
механики необходима длЯ пользованиЯ  прикладной  механикой.  €нженер  должен
исходить из ее положений как  абсолютно  верных,  прежде  чем  приступить  к
определению их на  основании  свойств  употреблЯемых  им  материалов.  Џуть,
который прошел бы снарЯд, если бы находилсЯ только под влиЯнием  метательной
силы пороха и земного притЯжениЯ, должен быть установлен, хотЯ такой путь  и
не существует но  иначе  не  может  быть  сделана  поправка  на  атмосферное
сопротивление.  „ругими  словами,  хотЯ  при  помощи  эмпирического   метода
прикладнаЯ или относительнаЯ механика и может быть доведена до  значительной
высоты, она все же не может достигнуть возможного длЯ нее  совершенства  без
помощи абсолютной механики. ’ак и здесь. ЋтносительнаЯ  политическаЯ  этика,
т.  е.  та,  котораЯ  трактует  о  правде  (right)  и  неправде  (wrong)   в
общественных  делах,  находЯщихсЯ  отчасти  в  зависимости  от  изменЯющихсЯ
условий, не может  прогрессировать,  не  принимаЯ  в  соображение  правды  и
неправды, рассматриваемых независимо от изменЯющихсЯ условий, т. е. не может
обойтись без абсолютной политической этики, положениЯ которой, исходЯщие  из
условий, при которых развиваетсЯ жизнь в организованных  состоЯниЯх  вообще,
не  принимают   во   внимание   специальных   условий   какого-либо   одного
организованного общества.
     ‡аметим здесь истину, котораЯ, по-видимому,  совершенно  упускалась  до
сих пор из виду, а именно, что рЯд дедукций,  к  которым  мы  таким  образом
пришли, подтверждаетсЯ чрезвычайно обширной индукцией или вернее,  громадным
комплексом широких  индукций.  €бо  что  же  другое  представлЯют  законы  и
юридические системы всех цивилизованных наций и всех  обществ,  вышедших  из
дикого состоЯниЯ? ‚ чем заключаетсЯ смысл того факта, что все народы  пришли
к необходимости карать убийство, и притом карать обыкновенно смертью? Џочему
там, где достигнут значительный прогресс, воровство  запрещаетсЯ  законом  и
влечет за  собой  наказание?  Џочему  вместе  с  ходом  прогресса  признание
договоров  становитсЯ  общим  Явлением?   €   чем   объЯснить,   что   среди
высокоцивилизованных  народов  обман,  диффамациЯ   и   менее   значительные
агрессивные действиЯ различного рода более или  менее  строго  наказываютсЯ?
„ругой причины нет,  кроме  громадного  единообразиЯ  в  наблюдениЯх  людей,
доказавших им, что агрессивные действиЯ, непосредственно  вредные  длЯ  тех,
кто им подвергаетсЯ, косвенно вредЯт также и всему обществу. €з поколениЯ  в
поколение укреплЯлась в них эта истина, и из поколениЯ в поколение развивали
они  более  детально  свои  запрещениЯ.  „ругими  словами,   вышеприведенный
основной  принцип  и  вытекающие  из  него  выводы,  установленные  apriori,
проверены на бесконечном числе фактов a posteriori. ЋбщаЯ тенденциЯ  повсюду
направлЯлась к развитию далее на практике того, что предписывала  теориЯ,  к
согласованию системы законов с требованиЯми  абсолютной  политической  этики
если и не сознательно,  то  хоть  бессознательно.  €  разве  эта  истина  не
выражаетсЯ и в самом названии, даваемом цели, к  которой  она  стремитсЯ,  -
справедливость или равенство (equalness)? ђавенство чего? Ќа  это  не  может
быть  ответа  без  признаниЯ  -  как  бы  оно  ни   было   неопределенно   -
вышеизложенной доктрины.
     ’аким образом, вместо того чтобы  утверждать,  что  Я  основывалсЯ  "на
длинной цепи  дедукций  из  отвлеченных  этических  выводов",  следовало  бы
сказать, что Я основывалсЯ на  простой  дедукции  из  отвлеченных  этических
потребностей, - на дедукции,  находЯщей  свое  подтверждение  в  бесконечном
числе наблюдений и опытов полуцивилизованных  и  вполне  культурных  народов
всех  времен  и  стран  света.  €ли  вернее,  следовало  бы  сказать,   что,
рассматриваЯ существующие повсеместно ограничениЯ, налагаемые  на  различные
роды агрессивных действий, и видЯ в них общий принцип, устанавливаемый всюду
в силу требований организованной жизни, Я стараюсь  вывести  последствиЯ  из
этого общего принципа путем дедукции и, доказав их соответствие, подтвердить
как  эту  дедукцию,  так  и  те  выводы,  к  которым   законодатели   пришли
эмпирическим путем. ќтот метод дедукции, проверенной  при  помощи  индукции,
составлЯет принадлежность всЯкой разработанной науки. џ не думаю, чтобы  мне
пришлось от  него  отказатьсЯ  и  изменить  "способ  моего  мышлениЯ"  ввиду
вызванного им неодобрениЯ, как бы сурово оно ни было выражено. „олжны ли  мы
заключить  на  основании  этого,  что  под  громким  названием   "абсолютнаЯ
политическаЯ  этика"  следует  понимать  не  более   как   теорию   полезных
ограничений, налагаемых законами на действиЯ граждан, - этическое оправдание
(warrant) системы законов? Џрекрасно; допустим даже, что Я отвечаю  на  этот
вопрос утвердительно (что неверно), - и в таком  даже  случае  название  это
было бы  достаточно  оправданно.  €меЯ  своим  главным  предметом  все,  что
подразумеваетсЯ под словом "справедливость", что формулируетсЯ в виде закона
и приводитсЯ в исполнение при помощи законных мер,  это  название  покрывает
собой достаточно большую область. Ќа этом врЯд ли стоило бы останавливатьсЯ,
если бы не замечательный дефект мысли, в который мы по привычке легко  везде
впадаем.
     ѓоворЯ о знании, мы совершенно игнорируем то  обыденное,  приобретенное
нами  в  детстве   знание   окружающих   нас   предметов,   одушевленных   и
неодушевленных, без которого мы должны были  бы  очень  скоро  погибнуть,  и
думаем только о том, гораздо менее важном знании,  которое  приобретаетсЯ  в
школах и университетах или из книг и разговоров; как, думаЯ о математике, мы
включаем в это понЯтие только высшую группу ее  истин  и  исключаем  из  нее
более простую их группу,  заключающуюсЯ  в  арифметике,  хотЯ  в  жизни  она
гораздо важнее всех остальных, вместе взЯтых, - так и когда речь  заходит  о
политике и политической этике,  совершенно  упускаютсЯ  из  виду  части  их,
которые  заключают  в  себе  все  основное  и  давно  установленное.   ‘лово
"политический" вызывает представление о партийных спорах, смене министерств,
о будущих выборах или о гом-руле, о местных потребностЯх или  о  движении  в
пользу 8-часового днЯ. ђедко вызываетсЯ им мысль о законодательных реформах,
об улучшении судебной  организации  или  об  упорЯдочении  полиции.  €  если
рассматриваютсЯ  вопросы  этики,  то  непременно  в  свЯзи  с  парламентской
борьбой, кандидатскими обещаниЯми  или  избирательными  правами.  Њежду  тем
достаточно  вспомнить  определение  политики  ("та  часть   этики,   котораЯ
заключаетсЯ в управлении нацией  или  государством  в  целЯх  ограждениЯ  ее
безопасности,  мира  и  процветаниЯ"),  чтобы  понЯть,   насколько   ходЯчее
представление погрешает против  нее,  упускаЯ  из  виду  главную  ее  часть.
„остаточно уЯснить себе, какой относительно громадный фактор в жизни каждого
человека создаетсЯ безопасностью его личности, обеспеченностью  его  дома  и
имущества и укреплением его прав, чтобы уразуметь,  что  тут  упускаетсЯ  не
только самаЯ большаЯ, но именно самаЯ жизненнаЯ ее часть. €з этого  следует,
что  нелепо  не  представление   об   абсолютной   политической   этике,   а
игнорирование ее главной сущности. ’олько в том  случае,  если  бы  признано
было нелепым считать абсолютными запрещениЯ убийства,  воровства,  обмана  и
всех других нарушений чужого права, возможно,  было  бы  считать  нелепостью
признание абсолютности той этической системы, из которой  вытекают  все  эти
запрещениЯ.
     Ќам остаетсЯ только еще прибавить, что, помимо  дедукций,  проверенных,
как мы видели, на обширном рЯде индукций, мы могли бы привести еще дедукции,
не в такой еще степени проверенные, - дедукции, выведенные из тех  же  самых
данных, но не подтвержденные достаточно убедительными опытами.  ’акого  рода
дедукции могут быть правильны или неправильны, и Я считаю, что в первом моем
труде, написанном  сорок  лет  назад  и  давно  уже  изъЯтом  из  обращениЯ,
заключаетсЯ несколько таких неправильных дедукций. Ќо отвергнуть  принцип  и
метод только потому, что несколько дедукций оказались неправильными,  -  это
было бы почти равносильно тому, чтобы отвергнуть  арифметику  из-за  ошибок,
встречающихсЯ в некоторых арифметических вычислениЯх.
     Ћбращаюсь теперь к вопросу, поставленному выше:  действительно  ли  под
абсолютной политической этикой не  разумеетсЯ  ничего  другого,  как  только
этическое оправдание (warrant) законодательных систем, - вопросу, на который
Я, исходЯ из понЯтиЯ  о  сущности  абсолютной  политической  этики,  отвечал
отрицательно. ’еперь же Я должен ответить, что она распространЯетсЯ также  и
на другую область, такую же  обширную,  если  и  менее  важную.  €бо  помимо
отношений между гражданами, как индивидами, существуют еще  отношениЯ  между
целыми корпорациЯми граждан и  каждым  из  них  в  отдельности,  и  об  этих
отношениЯ между государством и индивидом, так  же  как  и  между  отдельными
индивидами, высказывает свое  суждение  абсолютнаЯ  политическаЯ  этика.  …е
суждениЯ об отношениЯх между индивидами ЯвлЯютсЯ  выводами  из  ее  основной
истины, что  деЯтельность  каждого  отдельного  индивида  в  его  стремлении
обеспечить себе средства к жизни может быть  справедливо  ограничена  только
подобною же деЯтельностью других индивидов, как равноправных с ним (так  как
этот принцип  не  относитсЯ  к  обществам,  основанным  на  рабстве  или  на
господстве одной расы над  другими).  ‘уждениЯ  же  ее  об  отношении  между
индивидом  и  государством  ЯвлЯютсЯ  естественными   выводами   из   другой
родственной истины, что деЯтельность  каждого  отдельного  гражданина  может
быть  справедливо  ограничена   организованным   комплексом   граждан   лишь
постольку, поскольку это необходимо последнему  длЯ  обеспечениЯ  остальных.
ќто дальнейшее ограничение ЯвлЯетсЯ неизбежным спутником  военного  строЯ  и
должно длитьсЯ до тех пор, пока рЯдом с  единичными  преступными  действиЯми
будут  существовать  интернациональные  преступные  действиЯ.  ЏонЯтно,  что
охрана общества представлЯет цель, котораЯ должна предшествовать охране  его
индивидов,  взЯтых  в  отдельности,  так  как  охрана  каждого  индивида   и
поддержание его права снискивать себе средства к  существованию  зависЯт  от
обеспечениЯ безопасности всего общества.  Ќа  этом  основании  находЯт  себе
этическое  оправдание   ограничениЯ,   налагаемые   на   действиЯ   граждан,
потребностЯми войны и приготовлениЯми к ней.
     ‡десь мы вступаем в круг тех многочисленных и сложных вопросов, которые
трактуютсЯ относительной  политической  этикой.  “казываЯ  первоначально  на
контраст, существующий между этими двумЯ этиками, Я  говорил  об  абсолютной
политической этике, или той, котораЯ должна бы  существовать  в  отличие  от
относительной, или той, котораЯ представлЯет  в  настоЯщее  времЯ  ближайшую
осуществимую к ней  ступень;  и,  если  бы  этому  различению  уделено  было
достаточное  вниманиЯ,  не  возникло  бы  никакого  разногласиЯ.  ‡десь  мне
остаетсЯ только прибавить, что  устанавливаемые  относительной  политической
этикой определениЯ  изменЯютсЯ  в  зависимости  от  типа  данного  общества,
который первоначально определЯетсЯ степенью необходимости защиты  от  других
обществ. ’ам, где международнаЯ враждебность велика и социальной организации
приходитсЯ приспособлЯтьсЯ к воинственной  деЯтельности,  там  и  подчинение
граждан государству таково, что нарушает всегда их свободу действий и делает
их рабами государства; где это вытекает из потребностей оборонительной войны
(но не наступательной, однако), там относительнаЯ  политическаЯ  этика  дает
оправдание этому. € наоборот, по мере ослаблениЯ милитаризма  уменьшаетсЯ  и
надобность как в том подчинении граждан, которое необходимо длЯ сплочениЯ их
в  боевую  машину,  так  и  в  том  дальнейшем  видоизменении  его,  которое
необходимо длЯ снабжениЯ этой боевой машины всем необходимым длЯ  жизни,  и,
по мере развитиЯ этой перемены, терЯет свою силу и то оправдание  подчинениЯ
граждан государству, которое доставлЯетсЯ относительной политической этикой.
     ‡десь не место входить в обсуждение этих сложных  вопросов.  „остаточно
указать на него, как сделано  нами  выше.  …сли  Я  буду  иметь  возможность
дополнить четвертый отдел моей ќтики (Principles of  Ethics),  трактующий  о
"‘праведливости", из которого у менЯ пока написаны только  первые  главы,  Я
надеюсь уЯснить в достаточной мере  отношение  между  этикой  прогрессивного
состоЯниЯ и этикой того порЯдка вещей,  который  ЯвлЯетсЯ  целью  прогресса,
целью, котораЯ должна быть признана, хотЯ она и не может  быть  в  настоЯщее
времЯ достигнута.

        VII   
                     —ђ…‡Њ…ђЌЋ‘’њ ‡ЂЉЋЌЋ„Ђ’…‹њ‘’‚Ђ
{Ќекоторые из приведенных в этом опыте примеров относЯтсЯ  к  законам  и
распорЯжениЯм, уже отмененным; на их место Явились многие новые мероприЯтиЯ,
которые можно бы привести в подкрепление нашей аргументации. Ќо так как  эти
перемены не влиЯют на сущность наших доводов, так  как,  с  другой  стороны,
исправлЯть статью постоЯнно в соответствие с ежедневными фактами повлекло бы
за  собой  вечные  изменениЯ,  то  нам  кажетсЯ  лучше  оставить  ее  в   ее
первоначальном виде или, вернее, в том виде, в каком она была перепечатана в
Ќародной библиотеке —эпмана (Chapman Library for the People).}

          (‚ первый раз напечатано в "Westminster Review" 1853 г.)

     Ћсмотрительному мыслителю не может не приходить иногда в голову, что, с
точки зрениЯ возможности, его взглЯды на какой-нибудь спорный вопрос врЯд ли
правильны. "’ысЯчи людей вокруг менЯ имеют о том или ином  вопросе  отличные
от моих мнениЯ, одни расходЯтсЯ  со  мной  совершенно,  другие  -  только  в
частностЯх."
     Љаждый из них убежден, как и Я сам, в истинности своего мнениЯ;  многие
из них - люди большого ума, и, как бы высоко Я  себЯ  ни  ставил,  Я  должен
признать их равными себе и, может быть, даже выше себЯ. €, в  то  времЯ  как
каждый из нас  убежден  в  своей  правоте,  большинство  из  нас,  очевидно,
ошибаетсЯ. Ќет  ничего  невероЯтного  в  том,  что  и  Я  нахожусь  в  числе
заблуждающихсЯ. Џравда, мне трудно допустить, что это так, но это ничего  не
доказывает, ибо, хотЯ большинство из нас, несомненно, заблуждаетсЯ,  мы  все
одинаково не можем этому верить. € раз это так,  то  не  нелепо  ли  с  моей
стороны доверЯть себе в такой степени? ЋглЯдываЯсь на прошлое, Я вижу  целые
нации, секты, вижу богословов и философов,  твердо  уверенных  в  истинности
своих взглЯдов научных, нравственных, политических, религиозных, которые мы,
однако же, окончательно отвергаем. € тем не менее  их  уверенность  была  не
менее сильна, чем наша, и даже сильнее, если судить по  их  нетерпимости  по
отношению к противникам. Љак мало значениЯ имеет, следовательно, моЯ  личнаЯ
вера в свою правоту! ‚се люди на свете питали такую же уверенность,  котораЯ
в девЯти случаЯх из десЯти оказалась обманчивой. ‚ таком случае не будет  ли
с моей стороны нелепо придавать такое большое значение своему суждению?
     ќти размышлениЯ, лишенные,  на  первый  взглЯд,  всЯкого  практического
значениЯ, тем не менее  не  остаютсЯ  без  влиЯниЯ  на  некоторые  из  наших
наиболее важных поступков. ‚ нашей повседневной жизни мы вынуждены поступать
всегда  на  основании  наших  личных  взглЯдов,   как   бы   они   ни   были
неосновательны; хотЯ везде: в доме, в конторе, на улице - ежечасно возникают
такие случаи, в которых  мы  поступаем  не  колеблЯсь,  понимаЯ,  что,  если
поступить так или иначе опасно, вовсе не  поступать  было  бы  гибельно,  и,
таким  образом,  в  нашей  частной  жизни   это   отвлеченное   сомнение   в
действительной важности нашего суждениЯ не находит себе применениЯ, зато что
касаетсЯ нашей общественной деЯтельности,  тут  мы  можем  предоставить  ему
надлежащий простор ‡десь решение не имеет такой повелительной силы и  вместе
с тем и трудность правильного решениЯ неизмеримо значительнее. Љак  бы  Ясно
ни казалось нам наше представление  о  последствиЯх  данной  меры,  применЯЯ
вышеупомЯнутое рассуждение, мы  можем  заключить,  исходЯ  из  человеческого
опыта, что существует много шансов за  ошибочность  наших  предположений.  ‚
этом случае вопрос:  не  разумнее  ли  будет  воздержатьсЯ  от  действиЯ?  -
получает рациональное основание. ЏродолжаЯ свою самокритику,  осмотрительный
мыслитель может сказать: "…сли Я так часто ошибалсЯ в  своих  личных  делах,
где мне известны были все данные, то насколько чаще могу  Я  заблуждатьсЯ  в
политических  вопросах,  где   условиЯ   так   многочисленны,   так   широко
захватывают, так сложны и затемнены длЯ нашего пониманиЯ? џ имею перед собой
несомненное социальное зло, а вот и несомненнаЯ социальнаЯ  потребность,  и,
будь  Я  уверен,  что  поступлю  правильно,  Я  немедленно  приступил  бы  к
искоренению одного и удовлетворению другого. Ќо когда Я вспомню, какаЯ масса
моих   личных   планов   не   удалась;   как   мои   рассуждениЯ   оказались
несостоЯтельными, выбранные мною исполнители  нечестными;  как  брак  привел
менЯ к разочарованию; как Я довел до нищенства своих родственников,  которым
старалсЯ  помочь;  как  тщательно  воспитанный  мною   сын   оказалсЯ   хуже
большинства других детей; как то, против чего Я отчаЯнно боролсЯ, видЯ в нем
несчастье, принесло мне громадное счастье, в то времЯ как то, что Я страстно
преследовал,  дало  мне  мало  удовлетворениЯ,  когда  Я  его  достиг;   как
большинством своих радостей Я обЯзан непредвиденным источникам,  -  когда  Я
вспоминаю эти и подобные им факты,  Я  убеждаюсь  в  некомпетентности  моего
разума предписывать что-либо обществу. € так как при существовании этого зла
общество не только жило,  но  и  развивалось,  и  как  удовлетворениЯ  своей
потребности оно может достигнуть собственными силами, как оно  достигло  уже
многих других тем или другим непредусмотренным путем, Я  подвергаю  сомнению
уместность всЯкого вмешательства".
     ‚  нашем  политическом  поведении  заметен  большой  недостаток  такого
смирениЯ. •отЯ мы не обладаем уже более  такою  самоуверенностью,  как  наши
предки, без малейшего  колебаниЯ  устанавливавшие  в  качестве  закона  свои
мнениЯ по самым разнообразным вопросам, но все же и у нас еще слишком  много
веры в свои суждениЯ. Њы перестали, правда, утверждать непогрешимость  наших
теологических взглЯдов и вследствие этого перестали их  узаконивать,  но  мы
тем не менее продолжаем и поныне  устанавливать  в  качестве  законов  целую
массу других верований не менее сомнительного рода. € хотЯ мы и не позволЯем
себе более притеснЯть людей ради их духовного блага, мы все  еще  продолжаем
верить в свое право притеснЯть их ради их материального блага,  не  понимаЯ,
что то и другое одинаково бесполезно  и  ненадежно.  Ѓесчисленное  множество
неудачных попыток бессильны, очевидно, научить нас этому.  ‚озьмите  в  руки
любую газету, и вы, наверное, найдете в ней передовицу, в которой обличаютсЯ
злоупотреблениЯ,  небрежение  или  дурное  управление  какою-нибудь  частью.
‡аглЯните в следующий столбец,  и  вы,  быть  может,  встретите  предложение
расширЯть сферу государственного вмешательства. ‚чера обвинЯлось  в  слишком
большой  небрежности  управление  колоний;  сегоднЯ  осмеиваютсЯ  несуразные
действиЯ адмиралтейства, завтра ЯвлЯетсЯ вопрос: "Ќе  следует  ли  увеличить
число инспекторов каменноугольных копей?".  ’о  утверждают,  что  санитарное
ведомство  бесполезно,  то  кричат,  что  контроль  над  железными  дорогами
недостаточен.  ‚  то  времЯ  как  в  ваших   ушах   еще   звучат   обличениЯ
злоупотреблений канцлерского суда, когда ваше лицо еще  горит  негодованием,
вызванным  совершенно  доказанным  беззаконием  суда  церковного,  вы  вдруг
слышите предложение установить  "свЯщеннослужительство  науки".  ’ут  горЯчо
осуждают полицию за то, что она нелепейшим образом допускает зевак бить друг
друга до смерти, и вы полагаете, что за этим последует  естественный  вывод,
что правительственный контроль не заслуживает довериЯ; и вдруг вместо  того,
по поводу аварии какого-нибудь судна, вы встречаете настоЯтельное требование
назначать правительственных инспекторов  длЯ  надзора  за  тем,  чтобы  суда
всегда  имели  наготове  длЯ  спуска  шлюпки.  ’аким  образом,  несмотрЯ  на
ежедневно возникающие  противоречащие  этому  факты,  ежедневно  проЯвлЯетсЯ
уверенность, что парламентского  акта  и  армии  чиновников  достаточно  длЯ
достижениЯ любой цели.  Ќигде  так  Ясно  не  проЯвлЯетсЯ  эта  вечнаЯ  вера
человечества, как  здесь.  ‘  самого  возникновениЯ  человеческого  общества
обманутое  ожидание  не  переставало  проповедовать:  "Ќе  рассчитывайте  на
законодательство", и, несмотрЯ на то, вера в законодательство врЯд ли с  тех
пор уменьшилась.
     € если  бы  еще  государство  действительно  выполнЯло  хотЯ  бесспорно
лежащие на нем обЯзанности, в этом заключалось бы некоторое оправдание  того
рвениЯ, с каким ему ставЯтсЯ новые задачи. …сли бы не существовало нареканий
на недостатки его правосудиЯ, на бесконечные  его  проволочки  и  непомерную
дороговизну, на причинЯемое им разорение вместо восстановлениЯ прав, на  то,
что оно присваивает себе роль тирана, тогда как ему принадлежит только  роль
покровителЯ;  если  бы  нам  не  приходилось  слышать  о  его   многосложных
нелепостЯх,  о  20  000  статей  закона,  которые  оно   обЯзывает   каждого
англичанина знать и которых ни один англичанин не знает,  его  многообразных
формах, которые, стремЯсь предусмотреть всЯкую случайность открывают  только
лишние лазейки. …сли бы оно не доказало своего неразумиЯ всей своей системой
мелких поправок, вызываемых  каждым  новым  актом,  нарушающим  бесчисленное
множество предшествовавших  актов,  или  громадной  массой  последовательных
сборников  правил,  издаваемых   канцлерским   судом,   до   такой   степени
видоизменЯющих, ограничивающих, распространЯющих, уничтожающих и  нарушающих
одно  другое,  что  даже  законоведы  канцлерского  суда  не  могут  в   них
разобратьсЯ; если бы нам не пришлось поражатьсЯ такого рода фактам, что  при
системе  регистрации  земель  в  €рландии  б  тысЯч  ф.  потрачены  были   в
"отрицательных поисках" длЯ установлениЯ названиЯ одного поместьЯ;  наконец,
если бы мы  не  встречали  среди  мероприЯтий  государства  таких  ужасающих
несообразностей, как заключение в тюрьму голодного бродЯги  за  кражу  одной
репы, тогда как колоссальные  мошенничества  какого-нибудь  железнодорожного
дельца остаютсЯ безнаказанными; словом, если бы мы убедились в его  годности
в качестве судьи и  защитника,  вместо  того  чтобы  видеть  с  его  стороны
предательские, жестокие и трусливые действиЯ, - мы имели  бы  еще  некоторое
основание рассчитывать на какие-либо блага от него. …сли  бы  даже,  доказав
свою  несостоЯтельность  в  области  правосудиЯ,  государство  заЯвило  себЯ
способным деЯтелем в какой-либо другой сфере - военной, - например, тут была
бы  хоть  тень  основаниЯ  длЯ  распространениЯ  сферы   его   деЯтельности.
Џредположим, что оно рационально  обмундировало  свои  войска,  вместо  того
чтобы снабдить их громоздкими и бесполезными кремневыми ружьЯми, варварскими
гренадерскими шапками, нелепыми и тЯжелыми ранцами и патронташами и одеждами
таких цветов, которые  как  бы  специально  предназначены  длЯ  того,  чтобы
облегчить неприЯтелю прицел; предположим, что оно устроило войско  хорошо  и
экономно, вместо того чтобы держать на жалованье  массу  ненужных  офицеров,
создавать синекуры в виде полковничьих мест  с  4-тысЯчным  окладом  в  год,
пренебрегать заслугами, повышать неспособных; предположим, что  его  солдаты
пользуютсЯ всегда хорошими помещениЯми, вместо того чтобы ютитьсЯ в бараках,
которые портЯт людей сотнЯми, как в Ђдене; или обрушиваютсЯ на голову  своих
обитателей,  как  в  ‹удиане,  где  таким  образом   погибло   95   человек;
предположим,  что  на  войне  оно  обнаружило  надлежащие   административные
способности, вместо  того  чтобы  заставлЯть  полки  сражатьсЯ  на  голодный
желудок, без сапог, в лохмотьЯх, захватываЯ собственные  инженерные  орудиЯ,
как это было в индийском походе; предположим все это, - и тогда наше желание
расширить государственную власть получит некоторое основание.
     € даже если бы, наделав несообразностей во всех других областЯх, оно  в
одном хоть случае заЯвило свое умение; если бы хоть  морское  дело  было  им
поставлено на должную высоту, - доверчивый человек имел  бы  хоть  некоторое
оправдание длЯ своей веры в  успешность  его  действий  в  какой-либо  новой
сфере. Џризнайте, что все отчеты о никуда не годных судах, о судах,  которые
не хотЯт плавать, которые приходитсЯ удлинЯть; о судах с негодными машинами,
которые не могут поднимать своего вооружениЯ; о судах без балласта; наконец;
о судах, которые должны идти на слом; признайте, что все эти известиЯ ложны;
признайте бесстыдными клеветниками  тех,  которые  утверждают,  что  Megaera
употребила длЯ своего рейса до Љапа вдвое больше времени,  чем  коммерческие
суда; что в течение того же самого пути на Hydra'e  три  раза  был  пожар  и
пожарные насосы действовали безостановочно днем и ночью; что десантное судно
"Charlotte" вышло в плавание с запасом провианта, рассчитанным на 75 дней, а
между тем  достигло  места  своего  назначениЯ  только  по  прошествии  трех
месЯцев; что Harpy с величайшей опасностью длЯ жизни вернулсЯ из ђио  в  110
дней;  пренебрегите  свидетельствами   о   семидесЯтилетних   адмиралах,   о
дилетантской постройке судов, о дутых счетах адмиралтейства; признайте  дело
о консервах ѓольднера мифом, мнение профессора Ѓарлоу, утверждающего,  "что,
по крайней мере,  половина  запасных  компасов  адмиралтейства  представлЯет
совершенный  хлам",  ошибочным;  -  признайте   все   это   неосновательными
нападками,  -  ив  таком  случае  защитники   расширениЯ   правительственной
деЯтельности  будут  иметь  некоторый  фундамент  длЯ   своих   политических
воздушных замков, несмотрЯ на военное и судебное неустройство.
     Ќо при настоЯщем положении вещей о них можно было бы сказать,  что  они
читали навыворот притчу о  талантах.  Ќе  деЯтелЯм  с  испытанной,  успешной
деЯтельностью намечают они дальнейшие обЯзанности, а небрежным и  неискусным
работникам.  —астнаЯ  предприимчивость  сделала  многое  и  сделала  хорошо.
—астнаЯ  предприимчивость  очистила,  осушила  и  сделала  плодородной  нашу
страну; она построила города, разработала рудники, проложила дороги, прорыла
каналы, провела железные дороги; изобрела и усовершенствовала плуг,  ткацкие
станки, паровую машину, печатный  станок  и  бесчисленное  множество  других
машин; построила наши суда,  наши  обширные  фабрики,  наши  доки;  учредила
банки,  страховые  общества,  создала  газетную  прессу;  избороздила   морЯ
пароходными линиЯми, землю покрыла целою сетью телеграфных проволок. —астнаЯ
предприимчивость привела земледелие, промышленность и торговлю на ту высоту,
какую  они  теперь  занимают,  и  продолжает  их  развивать  с  возрастающей
быстротой. ’ем не менее не  доверЯйте  частной  предприимчивости.  ‘  другой
стороны,  государство  так  исполнЯет  свои  судебные  функции,  что   одних
разорЯет, других вводит в заблуждение и  отпугивает  тех,  которые  наиболее
нуждаютсЯ в его помощи; национальнаЯ оборона поставлена  им  так  странно  и
дурно, что вызывает ежедневные жалобы, нареканиЯ или насмешки, и в  качестве
национального управлЯющего  оно  получает  с  некоторых  из  наших  обширных
государственных  имуществ  минимальный  доход.  ’ем  не   менее   верьте   в
государство, пренебрегите добрым и верным слугой и слуге бесполезному  дайте
вместо одного таланта десЯть.
     ѓоворЯ без шуток,  положение  вещей  если  и  не  всегда  соответствует
приведенному нами сравнению, но в одном отношении даже превосходит его.  €бо
новаЯ работа не такого же рода, как стараЯ, - она более сложного  характера.
Љак ни дурно исполнЯет правительство возложенные на него обЯзанности, всЯкие
новые обЯзанности, которые будут на него возложены, оно будет исполнЯть  еще
хуже. ЋхранЯть своих подданных от каких-либо  посЯгательств,  индивидуальных
или   национальных,   дело   прЯмое   и   довольно   простое;   регулировать
непосредственно  или  посредственно  личные  действиЯ   этих   подданных   -
бесконечно  сложное  дело.  Ћдно  дело   гарантировать   каждому   свободную
возможность стремитьсЯ к достижению своего благополучиЯ,  другое  дело  -  и
дело несравненно более трудное - осуществить длЯ него это благополучие.  „лЯ
того чтобы успешно выполнить первое, государству приходитсЯ только надзирать
за действиЯми граждан, запрещать нечестные поступки,  постановлЯть  решениЯ,
когда к нему обращаютсЯ, и принуждать к  возмещению  убытков.  „лЯ  того  же
чтобы успешно выполнить второе,  оно  должно  стать  вездесущим  работником,
должно знать нужды каждого  лучше  его  самого  -  словом,  должно  обладать
сверхчеловеческими силой и умом. € даже в том случае,  если  бы  государство
действовало успешно в своей настоЯщей сфере, даже и тогда  мы  не  имели  бы
достаточных гарантий длЯ расширениЯ этой сферы;  но,  видЯ,  как  плохо  оно
исполнЯет те простые задачи, которые мы не можем не возлагать  на  него,  мы
можем, разумеетсЯ, питать  только  очень  слабую  надежду  на  то,  что  оно
выполнит успешно задачи более сложного порЯдка.
     ‘ какой бы точки зрениЯ мы ни взглЯнули на этот  вопрос,  мы  придем  к
тому же самому выводу. Љоли мы под  первою  обЯзанностью  государства  будем
понимать защиту каждого индивидуума от  всех  других,  в  таком  случае  всЯ
остальнаЯ  деЯтельность  государства  будет  заключатьсЯ  в  защите  каждого
индивидуума от  себЯ  самого  -  от  его  глупости,  его  собственной  лени,
непредусмотрительности,   опрометчивости   или   других   недостатков,   его
собственной неспособности сделать то или другое, что должно быть им сделано.
ќта классификациЯ не подлежит спору,  ибо  очевидно,  что  все  препЯтствиЯ,
лежащие между  желаниЯми  человека  и  их  удовлетворением,  происходЯт  или
вследствие противоречащих желаний других индивидуумов, или вследствие  своей
собственной несостоЯтельности. ‘праведливые, хотЯ и  противоречивые  желаниЯ
других имеют такое же  право  на  удовлетворение,  как  и  его  собственные,
следовательно, не могут быть устранены. —то касаетсЯ незаконных желаний,  то
удержание их в надлежащих границах  и  составлЯет  обЯзанность  государства.
‘ледовательно,  единственнаЯ  другаЯ  сфера,  доступнаЯ   длЯ   него,   есть
ограждение индивидуума  от  свойств  его  собственной  натуры  или,  как  мы
выражаемсЯ, защита его против него самого. Ќе останавливаЯсь  на  применении
этого и ограничиваЯсь пока исключительно лишь соображениЯми  осуществимости,
посмотрим  теперь,  что  представлЯет  это  предложение,  сведенное  к   его
простейшей  форме.  Џеред  нами  люди,  одаренные  инстинктами,   чувствами,
понЯтиЯми, которые не направлены на самосохранение. ЌадлежащаЯ  деЯтельность
каждого из них дает известное  количество  удовольствиЯ,  бездеЯтельность  -
большее  или  меньшее  количество  страданиЯ.  ’е,  которые  одарены   этими
способностЯми в надлежащей пропорции, благоденствуют и размножаютсЯ;  те,  у
которых должное соответствие не соблюдено, вымирают. € всеобщий успех  такой
организации человека обнаруживаетсЯ в том факте, что при  этом  условии  мир
населилсЯ и развил  сложные  условиЯ  приспособлениЯ  цивилизованной  жизни.
“казывают, однако же, на то, что существуют и такие направлениЯ, по  которым
этот аппарат действует несовершенно.
     ЏризнаваЯ, что  он  значительно  содействует  при  добывании  человеком
средств к жизни, одежды и пищи, при заключении браков и воспитании потомства
и при учреждении наиболее важных промышленных и коммерческих предприЯтий,  -
в то же времЯ указывают многие нужды, как, например, чистый воздух,  большее
распространение знаний, хорошаЯ вода,  безопасность  передвижениЯ  и  многое
другое, что он недостаточно обеспечивает. Ђ так как эти  дефекты  постоЯнны,
то к этому прибавлЯют, что необходимо принЯть некоторые дополнительные меры.
‚виду этого предлагают, чтобы известному  числу  людей,  выбранных  из  всей
массы и составлЯющих  законодательный  корпус,  поручалась  забота  об  этих
различных предметах. “полномоченные таким образом законодатели (отличающиесЯ
в общем теми же самыми недостатками в этом аппарате мотивов, как и все  люди
вообще), будучи неспособны выполнЯть лично свои задачи, должны исполнЯть  их
по  полномочию:  назначать  комиссии,  управлениЯ,  советы  и  целые   армии
чиновников, причем все эти учреждениЯ должны быть обставлены теми же  самыми
несостоЯтельными людьми, так плохо действующими. Ќо почему  же  его  система
сложного полномочиЯ должна преуспевать  там,  где  это  не  удалось  системе
простого полномочиЯ? Џромышленные, торговые и  филантропические  учреждениЯ,
которые  создаютсЯ  гражданами  добровольно,  представлЯют   собой   органы,
непосредственно   уполномоченные;   правительственные   органы,    созданные
избранными законодателЯми, которые  назначают  чиновников,  -  посредственно
уполномоченные органы. Џри  этом  надеютсЯ,  что  благодарЯ  этому  процессу
двойного уполномочиваниЯ достиг