темы.
     Ѓольше Я уже ни о чем и не спрашивал, ибо мне стало очевидно, что, если
в парламенте заседают мудрейшие, - английский народ  не  может  быть  назван
мудрым".

     €так, нельзЯ назвать представительное правление  удачной  выдумкой,  по
крайней мере что касаетсЯ  подбора  членов.  ‹юди,  поставленные  у  кормила
власти, оказываютсЯ далеко не самыми приспособленными ни в  смысле  общности
их интересов с интересами избирателей, ни в  смысле  образованиЯ  и  ума.  ‚
результате, частью поэтому, частью по причине своей сложности и неуклюжести,
громоздкий механизм представительной власти  служит  административным  целЯм
далеко не успешно. ‚ этом отношении он  значительно  уступает  монархической
власти. ‚  той,  по  крайней  мере,  есть  простота,  всегда  способствующаЯ
успешному действию. ќто - одно преимущество,  а  другое  -  то,  что  власть
находитсЯ в руках человека, прЯмо заинтересованного  в  хорошем  заведовании
народными делами, так как от этого зависит удержание им власти, - мало того,
сама  его  жизнь.  Њонарх  в  собственных   интересах   выбирает   мудрейших
советников, презираЯ классовые различиЯ.  „лЯ  него  важно  иметь  наилучшую
помощь, и он не может допустить, чтобы  предрассудки  встали  между  ними  и
талантливым человеком, встреченным им на пути. Џримеров тому сколько угодно.
”ранцузские короли выбирали себЯ в помощники  ђишелье,  ’юрго,  Њазарини.  “
ѓенриха VIII был советником ‚ольсей, у …лизаветы - Ѓурлей, у королЯ €акова -
Ѓэкон, у ЉромвелЯ - Њильтон. € все это были  люди  иного  калибра,  чем  те,
которые  держат  бразды  правлениЯ  при  нашем  конституционном  режиме.   “
самодержца  такие  важные   побудительные   причины   утилизировать   ум   и
способности, где бы они ни встретились, что он, подобно ‹юдовику  XI,  будет
советоватьсЯ даже со своим цирюльником, если тот окажетсЯ с царем в  голове.
Ћн не только выбирает умных министров и советников, но стараетсЯ и на низшие
должности  назначать  людей  компетентных.  Ќаполеон  производил  в  маршалы
простых солдат и своим успехом был  в  значительной  степени  обЯзан  своему
умению подмечать и готовности награждать заслугу. …ще недавно мы  видели  то
же в ђоссии: вспомним, как быстро выдвинулсЯ талантливый инженер ’отлебен  и
как дорого нам обошлось его искусство при защите ‘евастополЯ. џркий контраст
этому мы видим в нашей собственной армии, где гений остаетсЯ в  тени,  между
тем как тупиц осыпают почестЯми; где богатство и кастоваЯ гордость почти  не
дают хода плебею; где зависть и соревнование между состоЯщими  на  службе  у
королевы и у компании препЯтствуют успехам высшей  команды.  Њы  видим,  что
система  представительства  не  дает  хороших  результатов  ни   в   области
законодательной,   ни   в   области   исполнительной   власти.   ђазительное
противоречие между действиЯми двух различных форм правлениЯ видим  в  отчете
‘евастопольского комитета о поставке бараков в крымскую армию:  оказываетсЯ,
что в сношениЯх своих с английским правительством поставщик бараков сплошь и
рЯдом натыкалсЯ на колебаниЯ, проволочки и грубость чиновников; и  наоборот,
поведение французского правительства  отличалось  решительностью,  быстротой
действий,  трезвым  отношением  к  делу  и  большой  учтивостью.   ‚се   это
показывает, что, с точки зрениЯ администрации,  самодержавнаЯ  власть  самаЯ
лучшаЯ. …сли вы желаете иметь хорошо организованную армию; если  вы  желаете
иметь  санитарный   департамент,   департамент   народного   просвещениЯ   и
благотворительности делового пошиба; если вы желаете, чтобы  государственные
чиновники на деле руководили обществом,  -  у  вас  нет  иного  выхода,  как
принЯть систему полной централизации, которую мы называем деспотизмом.

     Џо всей вероЯтности, несмотрЯ на  намеки,  рассеЯнные  вначале,  многие
удивлЯлись, читаЯ  предыдущие  страницы.  Њногие,  пожалуй,  даже  взглЯнули
лишний раз на обложку, чтобы убедитьсЯ, не взЯли ли  они  по  ошибке  вместо
Westminster Revietv номер какого-нибудь другого журнала; а иные,  читаЯ,  не
скупились и  на  бранные  эпитеты  по  адресу  автора  за  кажущуюсЯ  измену
убеждений. ’акие пусть не тревожатсЯ. Њы ни на йоту не отступили от  символа
веры, приведенного в нашем prospectus'e. Ќапротив, мы по-прежнему  стоим  за
свободные учреждениЯ, и наша  с  виду  враждебнаЯ  критика,  если  возможно,
только усилила в нас приверженность к этим учреждениЯм.
     Џодчинение нации одному человеку не есть нормальный порЯдок  вещей;  он
пригоден  длЯ  испорченного  нездорового  человечества,  но  его  необходимо
перерасти, и чем скорее, тем лучше.  €нстинкт,  который  приводит  к  такому
общественному строю, не  благородный  инстинкт.  Ќазовите  его  "поклонением
героЯм", и он покажетсЯ достойным уважениЯ. Ќазовите его настоЯщим именем  -
слепой боЯзнью, страхом перед силой, все  равно  какой,  но  особенно  перед
силой грубой, - и вы поймете, что тут нечем восхищатьсЯ.  ‚спомните,  что  в
младенческие дни человечества тот же инстинкт заставлЯл  обоготворЯть  вождЯ
людоеда, петь хвалы ловкому вору; справлЯть тризны по кровожадным бойцам;  с
благоговением  отзыватьсЯ  о  людЯх,  посвЯтивших  всю  жизнь  свою   мести;
воздвигать  алтари  тем,  кто  зашел  всех  дальше  в   пороках,   позорЯщих
человечество,  -  и  иллюзиЯ  исчезнет.  Џрочтите  о  том,  как  во  времена
владычества этого инстинкта сотни  людей  приносились  в  жертву  на  могиле
умершего королЯ; как у алтарей, воздвигнутых в честь героев, убивали пленных
и детей, чтобы удовлетворить их традиционной страсти к  человеческому  мЯсу;
как этот инстинкт породил верность подданных своим государЯм, в силу которой
стали возможны бесконечные набеги, битвы, резнЯ и всЯкого  рода  ужасы;  как
беспощадно умерщвлЯл он тех, кто отказывалсЯ пресмыкатьсЯ в прахе у ног  его
идолов; - прочтите все это, и чувство  благоговениЯ  перед  героЯми  уже  не
покажетсЯ вам таким высоким и  благородным.  Џосмотрите,  как  в  позднейшее
времЯ тот же инстинкт идеализирует не только лучших, но и худших монархов, с
восторгом  приветствует  убийц,  рукоплещет   вероломству,   сгонЯет   толпы
любоватьсЯ процессами, парадами и церемониЯми, которыми стараетсЯ поддержать
свой авторитет обессилившаЯ власть, - и он  покажетсЯ  вам  даже  совсем  не
похвальным. ЂвтократиЯ предполагает низменность натуры как в правителе,  так
и в подданном: с одной стороны, холодное, безжалостное принесение  в  жертву
чужих желаний и воли своим желаниЯм и воле; с  другой  -  низкое,  трусливое
отречение от прав человека. Ћб этом свидетельствует самый наш  Язык.  ‘лова:
достоинство, независимость и другие, выражающие одобрение, - не предполагают
ли натуры,  неспособной  к  такого  рода  поклонению?  ‘лова:  тиранический,
произвольный, деспотичный -  укоризненные  эпитеты;  а  слова:  раболепство,
низкопоклонство,  заискивание  -  презрительные.  ‘лово   рабский   выражает
осуждение, а раболепный, т. е. рабоподобный,  -  мелочность,  низость  души.
‘лово villain (холоп), вначале  означавшее  просто  крепостного,  постепенно
сделалось термином, синонимом всего презренного.  ’аким  образом,  в  формах
Языка невольно воплотилось отвращение к тем, в ком Ярче  других  проЯвлЯетсЯ
инстинкт подчинениЯ; уже это само по себе доказывает, что с таким инстинктом
всегда соединЯютсЯ дурные наклонности. Ћн породил бесчисленные преступлениЯ.
Ќа  нем  лежит  вина  за  мученичество  и   казни   благородных   личностей,
отказывавшихсЯ покоритьсЯ, за ужасы Ѓастилии и ‘ибири. Ћн всегда  был  бичом
знаниЯ, свободной мысли, истинного прогресса.  Ћн  во  все  времена  поощрЯл
пороки придворных и вводил в моду эти пороки среди низших классов населениЯ.
Џо его милости в царствование ѓеорга IV еженедельно в десЯтках тысЯч церквей
возносилась  к  небу   заведомаЯ   ложь,   в   форме   молитвы   о   здравии
"благочестивейшего и милостивейшего  королЯ".  “глубитесь  ли  вы  в  чтение
летописей  далекого  прошлого;  -  обратите  ли  взор  свой  ко  многим  еще
нецивилизованным расам, рассеЯнным по земле;  начнете  ли  сравнивать  между
собой  ныне  существующие  европейские  нации,  -  вы  везде  увидите,   что
подчинение авторитету  ослабевает  по  мере  роста  умственного  развитиЯ  и
нравственности. Ћт  времен  древнего  почитаниЯ  воинов  и  до  современного
холопства  инстинкт  этот  всего  сильнее  был  развит  там,   где   природа
человеческаЯ была всего ниже.
     Ќа  такое  отношение  между   варварством   и   честностью   "слуга   и
истолкователь природы"  наталкиваетсЯ  на  каждом  шагу.  Џодчинение  многих
одному есть общественнаЯ форма, необходимаЯ длЯ людей, пока натуры  их  дики
или антиобщественны; чтобы такаЯ форма могла удержатьсЯ,  необходимо,  чтобы
эти многие страшно боЯлись одного.  €х  поведение  в  отношении  друг  друга
таково, что поддерживает  между  ними  постоЯнный  антагонизм,  опасный  длЯ
единства обществ; прЯмо пропорционально  этому  антагонизму  их  почтение  к
сильному, решительному, жестокому вождю, единственному человеку,  способному
обуздать эти вспыхивающие, как порох, натуры  и  удержать  их  от  взаимного
истреблениЯ.  ‚  среде  таких  людей  никакаЯ  форма  свободного   правлениЯ
невозможна. Џока народ дик, им должен  управлЯть  суровый  деспот,  а  чтобы
такой деспотизм мог держатьсЯ, необходимо суеверное поклонение деспоту.  Ќо,
по мере того как дисциплина общественной жизни изменЯет характер народа;  по
мере  того  как  старые  хищнические  инстинкты   от   недостатка   практики
ослабевают, а вместо них развиваютсЯ  различные  формы  сочувствиЯ,  -  этот
суровый закон становитсЯ менее необходимым, авторитет правителЯ умалЯетсЯ  и
страх перед ним исчезает. €з бога или полубога он постепенно превращаетсЯ  в
самого  обыкновенного  смертного,  которого  можно  критиковать,  осмеивать,
изображать в карикатурном виде. „остижению  такого  результата  способствуют
различные влиЯниЯ. ЌакоплЯющиесЯ знаниЯ постепенно  развенчивают  правителЯ,
лишают   его   вначале   присвоенных   ему   сверхъестественных   атрибутов.
ђазвивающаЯсЯ наука расширЯет умственный кругозор человека, дает ему понЯтие
о величии творениЯ, о неизменности и непреодолимости ‚ездесущей  Џричины,  в
сравнении с которой всЯкаЯ человеческаЯ власть  кажетсЯ  ничтожной,  и  свое
прежнее благоговение перед великим  человеком  мы  переносим  на  ‚селенную,
которой этот великий человек составлЯет лишь  незначительную  частицу.  ђост
населениЯ, из среды которого  всегда  выдвигаетсЯ  известный  процент  людей
великих, делает то, что великие люди поЯвлЯютсЯ чаще, и, чем больше их,  тем
меньше питают уважениЯ к каждому из них в отдельности: они  как  бы  умалЯют
один другого. ‚ обществе  оседлом  и  организованном  его  благосостоЯние  и
прогресс все менее и менее зависЯт от кого бы  то  ни  было.  ‚  первобытном
обществе смерть вождЯ может совершенно изменить положение дел,  но  в  таком
обществе, как наше, кто бы ни умер, все продолжает идти своим чередом. ’аким
образом, в силу многих причин и влиЯний самодержавнаЯ власть, в  области  ли
политики или чего другого, постепенно ослабевает. Ќедаром  сказал  ’еннисон:
"The individual withers, and the world is more and more" {€ндивидуум хиреет;
мир приобретает все больше и больше значениЯ.}. ќто справедливо не только  в
том смысле, в каком оно сказано, но и в более высоком.
     „алее, надо заметить, что когда  неограниченное  господство  выдающихсЯ
людей  перестает  быть  необходимостью,  когда  суеверный   страх,   которым
держалось это господство, исчезает, становитсЯ невозможным возводить великих
людей на вершину. ‚ первобытной стадии общественной жизни, где сила - право,
где война - дело жизни, где качества, необходимые правителю длЯ того,  чтобы
обуздывать подданных и  побеждать  врагов,  суть  телеснаЯ  сила,  мужество,
хитрость, волЯ, - легко выискать  лучшего  или,  вернее,  он  сам  выищетсЯ.
‘войства, делающие его наиболее пригодным к тому, чтобы  господствовать  над
окружающими дикарЯми, - те самые, с помощью которых  он  приобрел  над  ними
господство.  Ќо  длЯ  более  сложного   строЯ   жизни,   цивилизованного   и
сравнительно мирного, эти  качества  уже  непригодны,  да  если  бы  и  были
пригодны,  организациЯ  общества  такова,  что  обладателЯ  их  не  допустЯт
добратьсЯ до вершины. „лЯ управлениЯ оседлым цивилизованным обществом  нужны
не страсть к завоеваниЯм, но желание общего блага; не вековечнаЯ ненависть к
врагам,  но   спокойнаЯ   справедливость   и   беспристрастие;   не   умение
маневрировать,  но  проницательность  философа.  Ќо  как   найти   человека,
обладающего всеми этими качествами в самой высокой степени? Ћбыкновенно,  он
не рождаетсЯ наследником престола,  а  выбрать  его  из  тридцати  миллионов
населениЯ - нет такого безумца, который допустил бы, что  это  возможно.  Њы
уже видели, как мало люди способны оценивать по заслугам ум  и  достоинство;
лучшаЯ  иллюстрациЯ  тому  -  парламентские  выборы.  …сли  несколько  тысЯч
избирателей не могут выбрать из среды своей самых  умных  и  даровитых,  тем
менее могут сделать это миллионы.  Џо  мере  того  как  общество  становитсЯ
многолюдным,  сложным  и  мирным,  политическое  главенство   лучших   людей
становитсЯ невозможным.
     Ќо если бы даже отношение между самодержцем и  рабом  было  нравственно
здоровым, если бы даже самодержцами были вполне пригодные к  этому  люди,  -
все же мы утверждали бы, что такаЯ форма правлениЯ нехороша.  Њы  утверждали
бы это  не  только  на  том  основании,  что  самоуправление  имеет  большое
воспитательное значение, - мы утверждали бы это с той точки зрениЯ, что один
человек, как бы он ни был умен и добр, непригоден к тому,  чтобы  единолично
руководить действиЯми созревшего и смешанного общества; что при самых лучших
намерениЯх доброжелательный деспот весьма легко может натворить  массу  бед,
которые, при другом порЯдке  вещей,  были  бы  невозможны.  ‚озьмем  случай,
наиболее благоприЯтный длЯ тех, кому хотелось бы отдать верховную  власть  в
руки достойнейших. ‚озьмем образцового героЯ ЉарлейлЯ - ЉромвелЯ. ‚ нравах и
обычаЯх той  эпохи,  когда  возник  пуританизм,  было,  несомненно,  многое,
способное внушить отвращение. Џороки и  безумства  отживающего  католицизма,
отчаЯнно  боровшегосЯ  за  свое  существование,  были  бесспорно  достаточно
сильны, чтобы породить в виде реакции аскетизм. Ќо дело в том, что  люди  не
менЯют своих привычек и удовольствий сразу; это не в  порЯдке  вещей.  —тобы
добитьсЯ прочных результатов, надо воздействовать постепенно. ‹учшие  вкусы,
более высокие стремлениЯ надо  развивать,  а  не  навЯзывать  насильственно,
извне. …сли вы отнимете у человека наслаждениЯ низшего порЯдка,  не  заменив
их более высокими, -  быть  беде,  так  как  известнаЯ  долЯ  наслаждений  -
необходимое  условие  здорового  существованиЯ.  —то  бы  ни   проповедовала
аскетическаЯ мораль, удовольствие и  боль  -  побудительные  и  сдерживающие
импульсы, с помощью которых  природа  охранЯет  существование  своих  детей.
Џрезрительный эпитет "свиной философии" не изменит вечного факта:  страдание
и горе по-прежнему будут торной дорогой к смерти,  а  счастье  -  добавочной
жизнью и  жизнедателем.  Ќо  негодующие  пуритане  не  понимали  этого  и  с
чрезмерным усердием фанатиков старались искоренЯть наслаждение во  всех  его
видах. „обившись власти, они запретили не только  сомнительные  развлечениЯ,
но заодно уж и всЯкие. € ответственность за все это падает на ЉромвелЯ,  ибо
в каждом данном случае он или сам вводил  репрессалии,  или  допускал  их  и
поддерживал. Љаковы же  были  последствиЯ  этого  насильственного  обращениЯ
людей к добродетели? —то произошло после  смерти  сильного  духом  человека,
который воображал, что он помогает Ѓогу "привести всех к покаЯнию"? ‘трашнаЯ
реакциЯ, повлекшаЯ за собою один из самых гнусных периодов нашей истории.  ‚
начисто убранный и выметенный дом вошли  "семь  бесов,  злейших  первого"  и
основались в нем прочно. ‚ течение нескольких поколений нравственный уровень
англичан все понижалсЯ. Џорок прославлЯлсЯ;  добродетель  осмеивалась;  брак
сделалсЯ предметом издевательства длЯ  драматических  писателей;  процветали
богохульство и сквернословие всЯкого рода; высшие стремлениЯ  угасли,  целый
век был испорчен вконец. ’олько с воцарением ѓеорга  III  жизненный  масштаб
английского народа несколько повысилсЯ. €  этим  веком  деморализации  мы  в
значительной степени обЯзаны Љромвелю. Њожно ли после этого считать за благо
владычество одного человека, как бы сам он ни был хорош и честен?
     Ќам остаетсЯ еще заметить, что там, где политическое главенство великих
людей перестает существовать Явно, оно продолжает существовать в  скрытой  и
более благодетельной форме. Ќе Ясно ли, что в наши дни мудрый диктует законы
миру, и если не он сам, так другие заставлЯют  исполнЯть  эти  законы.  Ђдам
‘мит, сидЯ в своей комнате у камина, произвел  больше  перемен,  чем  многие
первые  министры.  ѓенерал  ’омсон,   выковавший   оружие   длЯ   борьбы   с
проектируемым хлебным законом (Corn-Law), Љобден и Ѓрайт,  сражавшиесЯ  этим
оружием, двинули вперед цивилизацию гораздо сильнее  многих  скипетроносцев.
Љак ни неприЯтен этот факт государственным людЯм, отрицать  его  невозможно.
Љто припомнит благодетельные последствиЯ свободы торговли  и  присоединит  к
ним еще более важные результаты, которых следует еще  ожидать,  тот  поймет,
что эти люди положили начало более серьезному перевороту, чем кто бы  то  ни
было из современных монархов. ‚  наше  времЯ  истинные  властители  -  люди,
вырабатывающие новые истины и внушающие их своим ученикам; они -  "негласные
законодатели" - действительные короли. ’аким  образом,  все  добро,  которое
могут нам сделать великие люди, остаетсЯ при нас, а зло, сопрЯженное с этим,
избегнуто.
     Ќет, времена старого режима прошли. Џодчинение многих одному сделалось,
по крайней мере длЯ  нас,  ненужным,  противным  и  невозможным.  Џоклонение
героЯм было хорошо в свое времЯ, но не в наше, оно отжило  свой  век,  и,  к
счастью, никакие воззваниЯ, хотЯ бы самые красноречивые,  не  могут  вернуть
его к жизни.
     Џеред вами как бы два непримиримых положениЯ, два взаимно  уничтожающих
довода. ‚начале мы критиковали представительное правительство, осуждаЯ  его;
затем критиковали монархическую  власть  и  осудили  ее  еще  строже;  одно,
по-видимому, исключает другое.
     ’ем не менее парадокс этот легко объЯснить. ‚полне возможно  признавать
все то, что было нами сказано о недостатках представительной власти, и в  то
же времЯ утверждать, что это все-таки лучшаЯ форма правлениЯ. Њало того,  из
самих фактов, по-видимому  свидетельствующих  против  нее,  вполне  возможно
вынести еще более глубокое убеждение в ее превосходстве.
     €бо все  сказанное  нами  вовсе  не  доказывает  ее  непригодности  как
средства обеспечить справедливость в отношениЯх между отдельными  личностЯми
и  сословиЯми.  …сть   множество   доказательств   тому,   что   поддержание
справедливости в отношениЯх подданных между собою, составлЯющее существенную
задачу правЯщей власти, лучше всего обеспечено, когда эта  власть  вышла  из
народа, несмотрЯ на  все  недостатки,  которые  могут  быть  ей  присущи.  ‚
исполнении главной и важнейшей функции правительства представительнаЯ власть
оказываетсЯ наилучшей как в силу своего происхождениЯ, так и в теории  и  по
результатам. ђассмотрим факты с этих трех точек зрениЯ. ‚  €спании,  Ђнглии,
”ранции - везде народные силы сплачивались длЯ того, чтобы  положить  предел
королевской  тирании,  иначе  сказать,  королевской   несправедливости.   Џо
древнейшим сведениЯм об испанских  кортесах,  их  дело  было  давать  советы
королю,  а  его  долг  -  следовать  этим  советам.  Ћни  подавали   петиции
(челобитные),   увещевали,   приносили   жалобы   на   обиды   и   требовали
удовлетворениЯ.  Љороль,  согласившись  на  их  требованиЯ,   давал   клЯтву
исполнЯть их, и тогда  было  постановлЯемо,  что  всЯкий  королевский  указ,
противоречащий  таким  путем  создавшимсЯ  статутам,  будет  "почитаем,  как
веление королЯ, но не будет исполнЯтьсЯ, как противный правам и  привилегиЯм
подданного". €з всего этого очевидно, что кортесы поставили себе  социальной
задачей восстанавливать справедливость там, где она  была  нарушена  королем
или другими лицами; что король не имел  привычки  держать  данное  слово,  и
необходимо было прибегать к известным мерам длЯ того,  чтобы  принудить  его
выполнЯть  свои  обещаниЯ.  ‚  Ђнглии  находим  аналогичные  факты.  Ѓароны,
обуздавшие тиранию королЯ €оанна, были, в  сущности,  экспромтом  собранными
представителЯми нации, хотЯ официально  не  носили  этого  наименованиЯ.  €х
требование, чтобы правосудие не продавали, не отказывали в нем и не  медлили
с ним, достаточно показывает, какие виды социального зла побудили  их  взЯть
власть  в  свои  руки.  ‚  старые  времена  рыцари  и  депутаты  от  городов
(burgesses), собираемые королем в расчете на  материальную  поддержку  с  их
стороны, в свою очередь  жаловались  ему  на  обиды  и  притеснениЯ,  требуЯ
удовлетворениЯ, т. е. правосудиЯ, и до тех пор, пока справедливость не  была
восстановлена, отказывали королю в помощи. €з этого мы  видим  как  то,  что
необходимо  же  было  как-нибудь  ограждать  себЯ  от  беззаконий,   чинимых
самодержавной  властью,  так  и  то,  что  длЯ  этой  цели  всего  пригоднее
представительные  учреждениЯ.  „альнейший  рост  власти  народа,   последние
завоеваниЯ, сделанные им, имели своим источником  именно  требование  лучших
законов   -   уменьшение   сословных   привилегий,   сословных    льгот    и
несправедливостей; обильное доказательство этому можно  найти  в  их  речах,
произнесенных во времЯ агитаций по поводу биллЯ о реформе (Reform-bill).  ‚о
”ранции представительнаЯ власть опЯть-таки принЯла  определенную  форму  под
давлением невыносимого гнета свыше. Љогда  века  насилий  и  поборов  довели
народную массу до нищеты; когда по всей  стране  виднелись  лишь  исхудалые,
изнуренные лица, а полуживых от голода жалобщиков вздергивали  на  "виселицы
сорок футов вышиной"; когда ”ранциЯ,  благодарЯ  требованиЯм  и  жестокостЯм
никуда не годных королей и кровопийц-дворЯн была на краю гибели, -  спасение
Явилось в лице собраниЯ депутатов, избранных народом.
     ЏредполагаетсЯ,  что  a  priori  представительнаЯ  власть  способна   к
выработке справедливых законов; это доказываетсЯ и тем единодушием, с  каким
испанцы, англичане и французы, в  конце  концов,  обратились  к  этой  форме
власти, и, в позднейшее времЯ, попытками других европейских наций сделать то
же. ђассуждают очень просто: Ясно, что в большинстве случаев  человек  будет
сам лучше оберегать свои интересы, чем другие будут оберегать  их  за  него.
џсно также, что  когда  нужно  выработать  правила,  затрагивающие  интересы
многих, эти правила будут всего справедливее, если при  выработке  их  будут
присутствовать и принимать в ней одинаковое  участие  все  заинтересованные.
„алее,  Ясно,  что,  когда  этих  заинтересованных  так  много  и  они   так
разбросаны, что им физически невозможно всем принимать участие  в  выработке
таких законов и правил, самое лучшее будет,  если  жители  каждой  местности
изберут из своей среды кого-нибудь, кто бы  говорил  за  них,  отстаивал  их
интересы, словом, был их представителем. Ћсновной принцип таков: общее благо
всего надежнее обеспечено, когда каждый заботитсЯ  о  собственном  благе,  и
этот принцип проводитсЯ в дело по возможности прЯмолинейно. €зучение истории
и человеческой природы убеждает нас,  что  одному  человеку  нельзЯ  вверить
интересы целой нации, если его собственные, действительные или воображаемые,
интересы расходЯтсЯ с ними. Ћттуда же черпаем заключение, что  от  небольшой
группы, составлЯющей часть нации, например от дворЯн, нельзЯ ожидать,  чтобы
они особенно пеклись о благе народа, в широком смысле слова, и  ставили  его
интересы выше своих собственных. „алее, мы  тем  же  путем  убеждаемсЯ,  что
только равномерное распределение  политической  власти  между  всеми  служит
надежной охраной общему благу. €менно в силу этого убеждениЯ люди обращались
к представительной власти, поддерживали ее и расширЯли круг ее деЯтельности.
Ћт  старинных  повесток  (циркулЯров,  writs),  в  которых  говорилось,  что
справедливость требует, чтобы законы, одинаково всех касающиесЯ, были  всеми
одобрены, вплоть до тех доводов, которые приводЯт лица, лишенные гражданских
прав, требуЯ доли участиЯ в политической власти, - теориЯ везде  одна  и  та
же. ‡аметьте,  нигде  ни  слова  о  высокой  мудрости  или  административной
умелости такого собраниЯ. ‘ начала  до  конца  имеетсЯ  в  виду  одна  цель:
справедливость. Ѓудем ли мы рассматривать вопрос с отвлеченной точки зрениЯ,
станем ли исследовать различные взглЯды на него от древних и до наших  дней,
- и там и здесь мы найдем, что в теории  представительнаЯ  власть  считаетсЯ
лучшим способом обеспечить справедливые общественные отношениЯ.

     Ђ  разве  результаты  не  оправдывают  теории?  Ќе  удалось  ли  нашему
парламенту после долгой борьбы  обуздать  бесчинство  королевской  власти  и
отстоЯть  права  подданного  {€сториЯ  этой  борьбы  изложена  длЯ   русских
читателей в книге Ђ. Ѓыковой "ђассказы из  истории  Ђнглии".  ‘пб.  €зд.  „.
Ђлексеева,  1900г.}?  Ќе  пользуемсЯ  ли  мы,  англичане,  при  нашей  форме
правлениЯ сравнительной безопасностью и правосудием так,  что  другие  нации
взирают на нас с завистью? Љогда ”ранциЯ избрала учредительное собрание,  не
было ли последствием этого освобождение  народа  от  тЯгот,  угнетавших  его
(уничтожение десЯтины, подати, платимой сеньору, налога на  соль,  чрезмерно
строгих  постановлений,  оберегающих  дичь,  и  т.  д.),  отмена   множества
феодальных льгот и привилегий, освобождение рабов во французских колониЯх? Ђ
у нас самих расширение нашей избирательной системы, выразившеесЯ в  билле  о
реформах, не имело ли благодетельных последствий и  не  повело  ли  к  более
совершенному строю, как о  том  свидетельствуют  отмена  хлебных  законов  и
уравнение пошлин, платимых за ввод во владение  наследством,  полученным  по
закону и по завещанию? ’акие доказательства  неоспоримы.  €  a  priori  и  a
posteriori Ясно, что представительнаЯ власть наиболее  способна  издавать  и
поддерживать справедливые законы.
     € заметьте, что все  выставленные  нами  возражениЯ  почти  не  говорЯт
против  представительной  власти,  пока  она  не  выходит  за  пределы  этой
сравнительно ограниченной функции. Џо своей посредственной  интеллигентности
избранные депутаты не  в  состоЯнии  направлЯть  и  регулировать  сложные  и
многочисленные процессы, из которых складываетсЯ национальнаЯ  жизнь;  но  у
них  достаточно  ума,  чтобы  установить  и  поддерживать  простые  принципы
справедливости, обусловливающие собой доброе поведение граждан  в  отношении
друг к другу. ќти  принципы  таковы,  что  главные  их  применениЯ  доступны
пониманию самого дюжинного человека. Љак ни туп средний избиратель,  он  все
же видит необходимость постановлений, предупреждающих грабеж и убийство;  он
понимает пользу закона, требующего  уплаты  долгов;  он  способен  понЯть  и
необходимость мер,  препЯтствующих  сильному  тиранить  слабого,  и  оценить
справедливость судебной системы, одинаковой  как  длЯ  богатых,  так  и  длЯ
бедных. ‘редний избиратель может быть сам по себе человек недалекий, но  под
руководством своих более  умных  сотоварищей  он  все  же  сумеет  придумать
способы применениЯ этих ограничительных мер или, вернее, сумеет поддерживать
уже установленный порЯдок, постепенно выработанный его предшественниками  и,
со  своей  стороны,  делать  кое-что  длЯ  усовершенствованиЯ  его   в   том
направлении, где это представлЯетсЯ Явно необходимым. Џравда,  даже  и  этим
ничтожным требованиЯм избиратели и депутаты удовлетворЯют не вполне. Џравда,
избиратели бывают иногда слепы к самой ощутимой  истине:  они  не  понимают,
например, что во избежание законов, покровительствующих дворЯнству  в  ущерб
остальным членам общества, не следует выбирать депутатов из дворЯн; но  там,
где несправедливость таких сословных законов бьет в глаза, -  например,  как
это было с хлебными законами - у них хватает и здравого смысла прибегнуть  к
решительным мерам и  отменить  пристрастный  закон.  Џравда,  у  большинства
законодателей не хватает проницательности,  чтобы  понЯть,  что  большинство
зол,  которые  они  стараютсЯ  исцелить   путем   официального   надзора   и
руководительства, исчезли бы сами собой при скором, надежном и дешевом суде;
однако же закон о судебных учреждениЯх  в  графствах  (County-Courts-Act)  и
другие недавно введенные реформы показывают, что они,  в  сущности,  сознают
важность более целесообразного отправлениЯ правосудиЯ.
     ’аким образом, невысокий  уровень  интеллигентности,  по  необходимости
отличающий представительное правительство, делает его неспособным к сложному
делу регулированиЯ  всей  жизни  нации,  но  не  делает  его  неспособным  к
отправлению сравнительно несложных обЯзанностей охраны  граждан.  Џритом  же
Ясно, что по отношению к этой главной функции правительства интересы граждан
и представителей совпадают гораздо более, чем по отношению ко многим  другим
функциЯм, принимаемым на себЯ правительством.  „лЯ  отдельно  взЯтого  члена
парламента  не  особенно  важно,  чтобы  учителЯ,  проповедники,  санитарные
чиновники, распределители пособий бедным и другие государственные  чиновники
хорошо исполнЯли свои обЯзанности; но длЯ него очень важно,  чтобы  жизнь  и
собственность его были ограждены от насилиЯ, а следовательно,  он,  по  всей
вероЯтности, больше будет заботитьсЯ о том,  чтобы  правосудие  было  хорошо
поставлено, чем о хорошей постановке дела в других областЯх  государственной
жизни. Љроме того, сложность, несоответствие частей и  общаЯ  тЯжеловесность
механизма, лишающаЯ представительную  власть  подвижности  и  решительности,
необходимых длЯ отеческого надзора и руководства делами  тридцати  миллионов
граждан,  не  отнимают  у   него   возможности   издавать   и   поддерживать
постановлениЯ,  препЯтствующие  этим  гражданам  вредить  друг  другу.   €бо
принципы справедливости не только просты, но  и  неизменны,  и,  раз  они  в
главных чертах уже вылились в известную форму, правительству остаетсЯ только
развивать и совершенствовать свои законы да изобретать принудительные меры к
выполнению их, а длЯ этого представительнаЯ власть, при всей  медлительности
и запутанности своего действиЯ, не непригодна. ’аким образом, происхождение,
теориЯ и результаты показывают,  что  представительнаЯ  власть  лучше  всего
обеспечивает  справедливость  в  отношениЯх  между  классами  и   отдельными
личностЯми; возражениЯ же против нее, столь веские, когда дело идет о других
пунктах ее деЯтельности в обществе, в  этом  самом  существенном  пункте  не
говорЯт против нее.
     ’аким образом, мы  пришли  к  решению  парадокса,  к  примирению  двух,
по-видимому,  противоречащих  положений.  Ќа   вопрос:   к   чему   пригодно
представительное  правление?  -  мы  отвечаем:  оно  пригодно,   чрезвычайно
пригодно и более всех других пригодно именно к тому, что ЯвлЯетсЯ  настоЯщей
задачей  всЯкого  правительства.  Ћно  непригодно,  совершенно   непригодно,
особенно непригодно длЯ деланиЯ того, чего правительство  вообще  делать  не
должно.
     ЋстаетсЯ еще один пункт. ‚ыше мы сказали, что представительнаЯ  власть,
несмотрЯ на свои бьющие в глаза недостатки, не только лучшаЯ  форма  власти,
но что и в самих недостатках ее можно найти доказательства ее превосходства.
‡аключение, к которому мы только что пришли, доказываЯ, что  эти  недостатки
мешают ей делать то, чего правительство и не должно  делать,  уже  доставило
нам ключ к пониманию этого, на первый взглЯд, странного уверениЯ.  Ќо  здесь
не худо будет дать нашим словам более подробное  разъЯснение.  ќто  приводит
нас уже к чисто научной стороне предмета.
     ЏостоЯнно  возрастающаЯ  сложность,   характеризующаЯ   прогрессирующие
общества, есть  результат  умножениЯ  числа  различных  частей,  исполнЯющих
различные функции. ‚ настоЯщее времЯ доктрина разделениЯ труда до  известной
степени уже усвоена большинством; всем известно, что в силу этого разделениЯ
труда каждый  ремесленник,  фабрикант,  каждый  город  и  округ  мало-помалу
суживают круг своей деЯтельности и наконец ограничиваютсЯ одним видом труда.
‡анимающиесЯ изучением устройства  живых  организмов  находЯт,  что  процесс
развитиЯ всегда однообразен и сводитсЯ к тому, что каждый  орган  постепенно
получает свою определенную и ограниченную функцию; так что и  здесь  шаг  за
шагом происходит усовершенствованное "физиологическое разделение  труда".  ‚
нашей статье "Џрогресс, его закон и причина", помещенной в I томе Ћпытов, мы
уже указывали на то, что возрастающаЯ специализациЯ функций,  замечаемаЯ  во
всех организмах, как  индивидуальных,  так  и  общественных,  есть  одно  из
проЯвлений более общего процесса, обнимающего всю природу, как органическую,
так и неорганическую.
     Ќо эта специализациЯ функций, составлЯющаЯ  закон  всЯкой  организации,
имеет двоЯкое действие. Џо мере того  как  каждаЯ  часть  приспособлЯетсЯ  к
своей специальной функции,  она  становитсЯ  менее  способной  к  выполнению
других функций. ЏриспособитьсЯ к чему-нибудь одному значит  сделатьсЯ  менее
приспособленным ко всему другому. ‡десь у нас нет места поЯснить эту  истину
примерами.  ‚  любом  новейшем  сочинении  по  физиологии  читатель   найдет
множество подтверждений тому из  области  эволюции  живых  организмов,  а  в
сочинениЯх политико-экономов рЯд иллюстраций из  истории  эволюции  обществ.
‡десь мы хотим только сказать,  что  правительственный  орган  политического
тыла подтверждает своим примером эту истину наравне с  другими  органами.  ‚
силу этого общего закона правительство, приспособлЯЯсь к  своей  специальной
функции, должно в  то  же  времЯ  утрачивать  способности,  необходимые  длЯ
выполнениЯ других функций.
     Ќо это уже, как мы сказали, относитсЯ к области чистой науки. ЏерваЯ  и
самаЯ  существеннаЯ  обЯзанность  правительства  -  защищать  подданных   от
нападений врагов внешних и внутренних. ‚ низших, неразвитых формах общества,
где дифференциациЯ частей и специализациЯ  функций  имеютсЯ  лишь  в  слабой
степени, эта существеннаЯ  обЯзанность  выполнЯетсЯ  крайне  несовершенно  и
притом осложнена еще множеством других обЯзанностей: правительство надзирает
за поведением всех - как индивидуумов, так и общества, - регулирует  одежду,
пищу, омовениЯ, цены, торговлю, религию - словом, пользуетсЯ  неограниченной
властью. Џо  мере  того  как  общество  получает  лучшее  устройство,  более
приспособленное к выполнению его главной функции,  ограничиваетсЯ  и  власть
его и возможность заниматьсЯ  другими  делами.  ‚озрастающаЯ  способность  к
выполнению истинного своего долга влечет  за  собой  уменьшение  способности
выполнЯть все другие виды деЯтельности. Љ  этому  заключению,  составлЯющему
вывод из общего закона организации, мы пришли уже раньше путем  индуктивного
рассуждениЯ. Њы видели, что и в теории, и на практике представительнаЯ форма
власти лучше всЯкой другой обеспечивает интересы справедливости.  Њы  видели
также, что во всех других отношениЯх и в теории, и  на  практике  эта  форма
власти худшаЯ. ’еперь  оказываетсЯ,  что  эта  последнЯЯ  характернаЯ  черта
представлЯет собой неизбежную спутницу первой. ЌесостоЯтельность  во  многих
отношениЯх,  по-видимому  сильно  говорЯщаЯ  не  в  пользу  представительной
власти, есть лишь неизбежное следствие ее  более  полного  приспособлениЯ  к
своему настоЯщему делу и в этом смысле сама по себе служит указанием, что мы
имеем  дело  с  формой  власти,  наиболее  свойственной   высокоразвитым   и
прогрессирующим обществам.
     Ќе думаем, однако, чтобы это соображение было  оценено  по  достоинству
теми, кого оно ближе всего касаетсЯ. ’акие отвлеченные истины редко нравЯтсЯ
сенатам; об описанной нами метаморфозе не упоминаетсЯ у ЋвидиЯ; историЯ,  по
крайней мере до сих пор написаннаЯ, тоже не говорит о ней.  Ќикакого  намека
на нее вы не найдете в ‘иних книгах {‘борники парламентских  документов.}  и
докладах различных  комиссий.  Ћна  не  доказана  и  не  засвидетельствована
статистикой. Ћчевидно, у нее мало  шансов  быть  признанной  "практиками"  -
законодателЯми. Ќо немногим  избранным,  занимающимсЯ  изучением  собственно
социологии, мы рекомендуем обратить внимание на  этот  общий  факт,  как  на
имеющий весьма важное значение. ’от, кто  имеет  понЯтие  об  общих  законах
жизни и знает, что эти общие законы управлЯют всеми  социальными  ЯвлениЯми,
поймет,   что   это   двойственное   изменение   характера   прогрессирующих
правительств заключает в себе ответ на первый из всех политических вопросов.
Ћн поймет, что специализациЯ, в силу которой  прогрессирующее  правительство
становитсЯ более способным к выполнению одной функции, терЯЯ в то  же  времЯ
способность  к  выполнению   других,   Ясно   указывает   истинные   границы
обЯзанностей  государства.  Ћн  поймет,  что,  даже   помимо   всех   других
доказательств, один этот  факт  достаточно  определЯет,  в  чем  заключаетсЯ
истиннаЯ сфера законодательства.

        IX  
           ‚Њ…Ђ’…‹њ‘’‚Ћ ѓЋ‘“„Ђђ‘’‚Ђ ‚ „…Ќ…†Ќ›… € ЃЂЌЉЋ‚‘Љ€… „…‹Ђ
         (‚первые напечатано в "Westminster Review", Январь 1858 г.)

     ‚заимное доверие  между  отъЯвленными  мошенниками,  не  имеющими,  как
говоритсЯ, ni foi, ni loi, невозможно. Њежду  людьми  безусловной  честности
взаимное  доверие  должно  быть  безгранично.  ќто  истины,   не   требующие
доказательств. Џредставьте себе нацию, состоЯщую только из лгунов и воров, и
всЯкие сделки между ее членами должны будут по необходимости совершатьсЯ или
путем прЯмого  обмена  вещами,  или  при  помощи  денежных  знаков,  имеющих
непосредственную ценность. ‚се то, что имеет  вид  платежного  обещаниЯ,  не
может в среде  этой  нации  заменить  действительного  платежа,  так  как  в
предположении, что подобные обещаниЯ не будут выполнены, никто не захотел бы
принимать их. ‘ другой стороны, представим себе нацию,  состоЯщую  из  людей
безусловно честных, людей, столько же охранЯющих права других,  как  и  свои
собственные, и почти все торговые сделки между ее членами могут  совершатьсЯ
путем отметки по  банкирским  книгам  их  обоюдных  долгов  и  претензий.  ‚
предположении, что ни один человек не выпустит долговых обЯзательств  более,
нежели сколько могут покрыть его имущество и долговые претензии, все  бумаги
будут иметь ход в той цене, какую они представлЯют. ‚  таком  случае  монета
будет требоватьсЯ лишь в  качестве  мерила  ценности  и  с  целью  облегчать
мелочные сделки, длЯ  которых  она  физически  всего  удобнее.  ‚се  это  мы
признаем за истины вполне очевидные.
     €з вышесказанного следует, что в среде нации, не вполне  честной  и  не
вполне  бесчестной,  может  существовать  и  существует  смешаннаЯ  денежнаЯ
система, представлЯющаЯ частью знаки непосредственной ценности, частью знаки
кредитные.  ‘оотношение  между   количествами   этих   двух   родов   знаков
определЯетсЯ совокупностью различных причин.
     ‚ том предположении, что законодательство не вмешиваетсЯ и не  нарушает
естественного соотношениЯ или равновесиЯ между монетой и бумажными  знаками,
пропорциЯ той и  другой  категории  знаков  будет  зависеть,  как  видно  из
вышеизложенного, от степени совестливости народа. Љаждый гражданин научаетсЯ
ежедневным  опытом,  кому  из  граждан  можно  доверитьсЯ  и  кому   нельзЯ.
…жедневный  опыт  указывает  также,  как  далеко  подобное   доверие   может
простиратьсЯ. €з личной опытности и из общего мнениЯ, возникающего из  опыта
других, всЯкий в состоЯнии убедитьсЯ более или  менее  точно,  какой  кредит
может быть оказан без риска.  …сли  люди  убеждаютсЯ,  что  соседи  их  мало
заслуживают довериЯ, то лишь весьма  малое  количество  платежных  облигаций
может поступить в обращение. Ќаоборот, обращение  платежных  обещаний  будет
значительно,  если  люди  убедЯтсЯ,  что  исполнение  торговых  обЯзательств
довольно верно. ’аким образом, первоначальным регулЯтором кредитной  системы
ЯвлЯетсЯ степень честности, свойственной  обществу;  второй  регулЯтор  есть
здесь степень осторожности. Џри одинаковости прочих условий очевидно, что  в
среде людей пылких,  предприимчивых  платежные  обещаниЯ  будут  приниматьсЯ
охотнее и будут обращатьсЯ более легко, нежели между людьми осторожными. „ва
лица, обладающие совершенно  равной  опытностью  по  отношение  к  торговому
риску, будут при совершенно однородных обстоЯтельствах открывать кредит  или
отказывать в нем сообразно опрометчивости или  осмотрительности  каждого  из
них.  „ве  нации,  различающиесЯ  степенью  свойственной  им   осторожности,
представЯт такое же различие в относительных количествах банковых билетов  и
векселей, обращающихсЯ в их среде. Њожно даже сказать,  что  контраст  между
результатами будет  в  этом  случае  резче  контраста  между  причинами,  их
вызвавшими. ѓосподствующаЯ опрометчивость, делаЯ каждого гражданина склонным
открывать кредит сверх меры, развивает в нем также сверх меры  и  готовность
обращать свой собствен