
апофантического "как"  в  том или  ином облике попал в поле зрениЯ.  ‘пособ,
каким   он   ближайшим   образом   был   увиден,   не  случаен   и   не   <A
NAME="с158"></A>преминул воздействовать и на последующую историю логики.
     „лЯ  философского рассмотрениЯ &#923;&#959;&#947;&#959;&#962;  сам есть
сущее и сообразно ориентации античной онтологии  наличное. Ѓлижайшим образом
наличны,  т.е. преднаходимы подобно вещам, слова  и последовательность  слов
как та, в какой он высказываетсЯ. ќти первые поиски структуры  так наличного
&#923;&#959;&#947;&#959;&#962;'a обнаруживают <I>совместное наличие</I> рЯда  слов.
Ќа что  опираетсЯ  единство этого совместно. Ћно лежит, как  понЯл <I>Џлатон,</I> в
том,        что       &#923;&#959;&#947;&#959;&#962;       всегда       есть
&#923;&#959;&#947;&#959;&#962;   nvdc.   ‚   виду    сущего,   Явленного   в
&#923;&#959;&#947;&#959;&#962;'e,  слова  складываютсЯ  в  <I>единое</I>  словесное
целое.         <I>Ђристотель</I>         смотрел         радикальнее;        всЯкий
<I>&#923;&#959;&#947;&#959;&#962;,</I> есть  ouvQeal^ и SiaipEoi;-;  сразу, не либо
одно  - скажем  как "позитивное  суждение"  - либо  другое  как  "негативное
суждение". ‚сЯкое  высказывание, утвердительное  или отрицательное, истинное
или ложное, есть именно равноисходно auvOeoi^  и Siaipecn^. Џоказывание есть
соединение  и  разъЯтие.  Џравда,  <I>Ђристотель</I>  не довел аналитический вопрос
дальше  до  проблемы:  какой  же  феномен  внутри   структуры  &lt;\.буо{;'а
позволЯет  и  требует  характеризовать всЯкое  высказывание  как синтесис  и
диайресис?
     —то   феноменально   были  призваны  уловить  структуры  "сочетаниЯ"  и
"разделениЯ", точнее единство их, это феномен "нечто  как  нечто". ‘ообразно
этой структуре нечто  понимаетсЯ в-виду-чего - в совместной с ним  взЯтости,
именно  так,  что  это <I>понимающее</I>  конфронтирование вместе  с  тем  <I>толкующе</I>
артикулируЯ  разъединЯет  совместно взЯтое. Љоль скоро  феномен  "как" в его
экзистенциальном происхождении из герменевтического "как"  остаетсЯ скрыт  и
главное  заслонен,  то  феноменологический  подступ   <I>ЂристотелЯ</I>  к  анализу
&#923;&#959;&#947;&#959;&#962;'а   рассыпаетсЯ   в   поверхностную   "теорию
суждениЯ", по которой суждение есть свЯзь соотв. разделение представлений  и
понЯтий.
     ‘вЯзь   и  разделение  поддаютсЯ  потом  дальнейшей   формализации   до
"отношениЯ". ‚ логистике суждение разлагаетсЯ до  системы  "соупорЯдочений",
становитсЯ предметом "исчислениЯ", но не темой онтологической интерпретации.
‚озможность  и  невозможность  аналитической  понЯтности  cn.')v9Ecn(;'a   и
5i(xipecrn;'a, вообще "отношениЯ"  в  суждении тесно свЯзана с  тем или иным
состоЯнием основополагающей онтологической проблематики.
     Ќасколько    далеко    последнЯЯ    воздействует    на    интерпретацию
<I>&#923;&#959;&#947;&#959;&#962;'a</I> и  наоборот, концепциЯ  "суждениЯ" странной
отдачей - на онтологическую проблематику, показывает феномен <I>копулы.</I> Ќа этой
"свЯзке" Ясно видно,  <A NAME="с159"></A>что  структура синтесиса  ближайшим
образом   вводитсЯ   как   сама   собой   разумеющаЯсЯ   и   что   командную
интерпретативную  функцию  она  тоже  удержала.  Ќо  если  формальные  черты
"отношениЯ"  и  "свЯзи"  феноменально  ничего  не  могут  внести  в  деловой
структурный  анализ  &#923;&#959;&#947;&#959;&#962;'a,  то в  конечном счете
феномен, имеющийсЯ в виду под титулом копулы, не  имеет отношениЯ к свЯзке и
свЯзыванию.  Ђ  тогда  это "есть"  и его интерпретациЯ,  имеет ли  оно  свое
словесное выражение или маркировано глагольным окончанием, вторгаетсЯ - если
высказывание  и понЯтность бытиЯ суть экзистенциальные бытийные  возможности
самого  присутствиЯ  в  проблемную взаимосвЯзь  экзистенциальной  аналитики.
ђазработка бытийного  вопроса (сравни часть I, 3-й раздел) тоже встретитсЯ с
этим своеобразным бытийным феноменом внутри лбуис^а.
     Џредварительно надлежало лишь демонстрацией производности  высказываниЯ
из      толкованиЯ      и      пониманиЯ      уЯснить,     что      "логика"
&#923;&#959;&#947;&#959;&#962;'а  укоренена  в   экзистенциальной  аналитике
присутствиЯ.          Ћсознание          онтологически         недостаточной
&#923;&#959;&#947;&#959;&#962;'a   обострЯет    одновременно    вникание   в
неисходность  методической  базы,  на которой  выросла  античнаЯ  онтологиЯ,
&#923;&#959;&#947;&#959;&#962;  воспринимаетсЯ  как   наличное,  как   такое
интерпретируетсЯ,   равным  образом  сущее,  показываемое  им,  имеет  смысл
наличности. ќтот смысл бытиЯ  сам остаетсЯ индифферентно невыделен из других
бытийных  возможностей, так  что с  ним сплавлЯетсЯ вместе  и бытие в смысле
формального  бытиЯ-чем-то, так  что даже  хотЯ  бы  чистое  региональное  их
разделение достигнуто быть не могло.<SUP>* </SUP>
     <B><I><A NAME="_Toc459301223"><A NAME="пргр34"></A>§  34. Џрисутствие и речь.
џзык</A></B></I>

     ”ундаментальные экзистенциалы, конституирующие бытие вот, разомкнутость
бытиЯ-в-мире,  суть  расположение   и  понимание.   Џонимание  таит  в  себе
возможность  толкованиЯ,  т.е.  освоениЯ  понЯтого.  Џоскольку  расположение
равноисходно  с  пониманием,  оно  держит  себЯ  в известной  понЯтности. …й
соответствует равным  образом также известнаЯ  толкуемость. ‘  высказыванием
был  выЯвлен  крайний   дериват  толкованиЯ.  ЏроЯснение  третьего  значениЯ
высказываниЯ как сообщениЯ (рассказываниЯ) вводило в осмысление оказываниЯ и
говорениЯ, которое  до сих пор оставлЯлось без  вниманиЯ,  причем намеренно.
—то  <I>только теперь</I> Язык становитсЯ темой, должно показать, что этот  феномен
имеет свои корни  в  экзистенциальном устройстве  разомкнутости присутствиЯ.
<I>ќкзистенциально-онтологический <A NAME="с160"></A>фундамент Языка есть речь.</I>
€з этого феномена мы в предшествующей интерпретации расположениЯ, пониманиЯ,
толкованиЯ и высказываниЯ уже постоЯнно делали употребление, в  тематическом
анализе его однако как бы скрадываЯ.
     <I>ђечь   экзистенциально   равноисходна  с  расположением  и  пониманием.</I>
ЏонЯтность и до усваивающего толкованиЯ всегда уже членораздельна. ђечь есть
артикулЯциЯ  понЯтности.  Ћна  уже  лежит поэтому в  основании толкованиЯ  и
высказываниЯ. Ђртикулируемое в толковании, исходное стало быть  уже в  речи,
мы  назвали смыслом. —ленораздельное  в речевой артикулЯции  как  таковой мы
назовем целым  значений. Ћно может быть разложено на  значениЯ. ‡начениЯ как
артикулированное  артикулируемого всегда осмысленны.  …сли речь, артикулЯциЯ
понЯтности вот,  есть  исходный  экзистенциал разомкнутости,  а та  первично
конституируетсЯ через  бытие-в-мире, речь тоже  должна иметь  по своей  сути
специфически <I>мирный</I>  способ  бытиЯ.  ђасположеннаЯ  понЯтность  бытиЯ-в-мире
<I>выговаривает  себЯ как  <A  NAME="речь">речь</A>.</I> ‡начимое  целое понЯтности
<I>берет  слово.</I>  Љ значениЯм  прирастают  слова.  Ќо  не слововещи  снабжаютсЯ
значениЯми.
     ‚овне-выговоренность речи  есть Язык. ќта словеснаЯ целость  как та,  в
какой речь имеет свое  "мирное" бытие, становитсЯ так  обнаружима в качестве
внутримирно сущего наподобие подручного. џзык может быть  разбит на наличные
слововещи.  ђечь   есть   экзистенциально   Язык,   поскольку   сущее,   чью
разомкнутость  она  в меру своих  значений  артикулирует, имеет бытийный вид
брошенного, оставленного на "мир" бытиЯ-в-мире.<SUP>* </SUP>
     Љак   экзистенциальное   устройство  разомкнутости   присутствиЯ   речь
конститутивна  длЯ  его  экзистенции.  Љ  говорЯщей  речи   принадлежат  как
возможности  <I>слышание</I>  и <I>молчание.</I> Ќа этих феноменах конститутивнаЯ  функциЯ
речи  длЯ  экзистенциальности экзистенции только  и становитсЯ вполне Ясной.
Ѓлижайшим образом дело идет о проработке структуры речи как таковой.
     ђечь  есть "означающее"  членение понЯтности  бытиЯ-в-мире, к  которому
принадлежит событие  и которое  держитсЯ  всЯкий  раз  определенного  образа
озаботившегосЯ  бытиЯ-друг-с-другом.  Џоследнее  есть  речь   как  со  -   и
разногласие,  понуждение,   предупреждение,   выговаривание,  обговаривание,
уговаривание,  далее  как  "формулирование высказываний" и как говорение  по
способу "держаниЯ речи". ђечь есть  речь  о... Ћ-чем  речи  не  обЯзательно,
даже<A NAME="с161"></A> большей даже большей частью  не имеет характера темы
определЯющего высказываниЯ. € приказ  тоже даетсЯ  о...;  желание имеет свое
о-чем.  Џросьба   не   лишена  своего  о-чем.  ђечь  необходимо  имеет  этот
структурный    момент,   поскольку    она   со-конституирует   разомкнутость
бытиЯ-в-мире, в  самой своей структуре  прообразована этим основоустройством
присутствиЯ.  Ћ говоримом  речи  всегда в определенном аспекте и в известных
границах  "идет  речь".  ‚о  всЯкой  речи лежит  <I>выговоренное</I>  как  таковое,
сказанное  в том или ином пожелании, расспросе, суждении о... как таковое. ‚
нем речь сообщаетсЯ.
     ”еномен <I>сообщениЯ,</I> как  было уже отмечено в ходе анализа, надо понимать
в  онтологически  широком смысле.  ‚ысказывающее "сообщение",  оповещение  к
примеру, есть частный случай в принципе экзистенциально взЯтого сообщениЯ. ‚
последнем конституируетсЯ  артикулЯциЯ понимающего  бытиЯ-друг-с-другом. Ћна
осуществлЯет  "общение"  сонастроенности  и  понЯтность  событиЯ.  ‘ообщение
никогда  не  есть что-то  вроде  переноса  переживаний,  например  мнений  и
желаний,  из глубин одного субъекта в глубины другого. ‘оприсутствие по сути
уже очевидно в сонастроенности  и в сопонимании. ‘обытие в речи  "выраженно"
<I>разделЯетсЯ,</I> т.е.  оно  уже  <I>есть,</I>  неразделенное только как не схваченное и
присвоенное.
     ‚сЯкаЯ речь о..., в своем проговоренном  сообщающаЯ, имеет вместе с тем
характер <I>самовыговариваниЯ.</I> ‚ речи присутствие выговариваетсЯ, не потому что
оно  сначала замуровано как "внутреннее"  от некоего  снаружи, но потому что
оно как  бытие-в-мире понимаЯ уже есть  "снаружи".  ‚ыговоренное есть именно
бытие-снаружи,<SUP>*</SUP>  т.е. всегда  вид  расположениЯ  (настроениЯ),  о
котором  было показано,  что  оно  задевает  полную  разомкнутость  бытиЯ-в.
џзыковой  индекс  принадлежащего  к речи оповещениЯ о расположенном  бытии-в
лежит  в  тоне,  модулЯции,  в темпе  речи,  "в манере  говорить". ‘ообщение
экзистенциальных  возможностей  расположениЯ,  т.е. размыкание  экзистенции,
может стать своей целью "поэтической" речи.
     ђечь есть  значимое  членение  расположенной понЯтности бытиЯ-в-мире. ‚
качестве   конститутивных   моментов   к   ней   принадлежат:   о-чем   речи
(обговариваемое),  проговоренное как таковое, сообщение  и извещение. ќто не
свойства, какие удаетсЯ лишь эмпирически наскрести в Языке, но укорененные в
бытийной конституции  присутствиЯ <A NAME="с162"></A>экзистенциальные черты,
онтологически  впервые делающие возможным нечто подобное Языку. ‚  фактичном
Языковом  образе  определенной  речи   отдельные  из   этих  моментов  могут
опускатьсЯ, соотв. оставатьсЯ незамеченными. —то "словесно" они зачастую  <I>не</I>
выражаютсЯ, есть лишь индекс определенного рода речи, котораЯ, насколько она
есть, всегда должна быть в целости названных структур.
     Џопытки  постичь  "сущность Языка"  всегда  ориентируютсЯ  как  раз  на
какой-то один из этих  моментов и Язык осмысливают  по путеводной  нити идеи
"выражениЯ", "символической формы", сообщениЯ как "высказываниЯ", "исповеди"
переживаний или  "образо-творчества"  жизни.  „лЯ вполне  удовлетворительной
дефиниции Языка ничего однако  не дало бы, пожелай кто синкретически сцепить
эти разные  фрагменты  определениЯ.  ђешающим  остаетсЯ  прежде  проработать
онтологически-экзистенциальное  целое  структуры  речи на  основе  аналитики
присутствиЯ.
     ‚заимосвЯзь  речи  с  пониманием  и  понЯтностью проЯснЯетсЯ  из  одной
принадлежащей к самой речи экзистенциальной возможности,  из слышаниЯ. Њы не
случайно говорим, когда не  "верно"  расслышали, что  не "понЯли".  ‘лышание
конститутивно  длЯ речи. €  как  словесное озвучание  основано  в  речи, так
акустическое   восприЯтие  в  слышании.   <A   NAME="слышание">Џрислушивание
</A>к...  есть  экзистенциальнаЯ  открытость  присутствиЯ  как  событие  длЯ
других.  ‘лышание  конституирует даже  первичную  и  собственную  открытость
присутствиЯ  длЯ его  самого  своего умениЯ  быть в качестве слышаниЯ голоса
друга, которого всЯкое присутствие носит с собой. Џрисутствие слышит, потому
что  понимает.  Љак   понимающее  бытие-в-мире  с   другими  оно  "послушно"
соприсутствию  и  себе  самому  и  в  этом  послушании  к  ним  принадлежно.
‘лышание-друг-друга, в котором складываетсЯ событие, имеет возможные способы
следованиЯ,  со-путствиЯ,   привативные   модусы  неслышаниЯ,  противоречиЯ,
упрЯмства, ухода.
     Ќа  основе этой  экзистенциально первичной способности слышать возможно
нечто подобное <I>прислушиванию,</I> которое феноменально еще исходнее  чем то, что
в психологии "ближайшим образом" определЯетсЯ как слышание, ощущение тонов и
восприЯтие звуков.  € прислушивание  также  имеет  бытийный род  понимающего
слышаниЯ. "Ѓлижайшим образом" мы вовсе никогда не  слышим  шумы  и  звуковые
комплексы, но скрипЯщую телегу, <A NAME="с163"></A>мотоцикл. ‘лышат  колонну
на  марше, северный  ветер,  стук  дЯтла, потрескивание  огнЯ. ’ребуетсЯ уже
очень искусственнаЯ и сложнаЯ  установка,  чтобы "слышать" "чистый шум". —то
мы однако ближайшим образом слышим мотоциклы  и  машины, есть  феноменальное
свидетельство тому, что присутствие как бытие-в-мире всегда уже держитсЯ <I>при</I>
внутримирно  подручном,  а  вовсе не сначала  при  "ощущениЯх", чьЯ мешанина
должна  сперва  Якобы  оформитьсЯ, чтобы  послужить трамплином,  от которого
отскочит  субъект,  чтобы  в итоге  добратьсЯ  до  "мира".  Џрисутствие  как
сущностно понимающее бывает прежде всего при понЯтом.
     Џри  специальном  слушании   речи  другого  мы  тоже  сначала  понимаем
сказанное, точнее, заранее уже бываем вместе с другими при  сущем, о котором
речь. ”онетически произносимое,  мы, наоборот, ближайшим образом <I>не</I>  слышим.
„аже там, где говорение неотчетливо  или даже Язык чужой, мы  слышим сначала
<I>непонЯтные</I> слова, а не разнообразие акустических данных.
     Џри  "естественном"  слышании  того,  о-чем  речь, мы  можем,  конечно,
вслушиватьсЯ  вместе  с  тем в  способ  произнесениЯ, "дикцию", но это  тоже
только в предшествующем понимании также и говоримого; ибо лишь таким образом
существует  возможность  оценить   конкретное  как  произнесенности   в  его
соразмерении с  тематическим о-чем речи. ђавно и реплика как  ответ  следует
обычно прЯмо из пониманиЯ о-чем речи, уже "разделенного" в событии.
     ’олько где дана экзистенциальнаЯ возможность  речи  и  слышаниЯ, кто-то
может  прислушиватьсЯ. Љто "не умеет  слушать" и "до него надо достучатьсЯ",
тот возможно очень прекрасно  и именно поэтому умеет прислушиватьсЯ. Џростое
развешивание  ушей  есть  привациЯ  слышащего  пониманиЯ.  ђечь  и  слышание
основаны в  понимании.  Џоследнее не возникает  ни от  многоречивости, ни от
деловитого подставлениЯ ушей. ’олько кто уже понимает, умеет вслушатьсЯ.
     ’от  же   самый  экзистенциальный  фундамент  имеет  другаЯ  сущностнаЯ
возможность речи, молчание. Љто в друг-с-другом-говорении умолкает, способен
собственнее  "дать понЯть",  т.е.  сформировать понЯтность,  чем тот, у кого
речам  нет  конца.   Њногоговорение  о  чем-либо  ни  в  малейшей   мере  не
гарантирует, что понЯтность будет этим раздвинута  вширь. Љак  раз наоборот:
пространное обговаривание затемнЯет и погружает понЯтое в кажущуюсЯ Ясность,
т.е. в непонЯтность  тривиальности. Њолчать опЯть же не  значит быть  немым.
Ќемой  наоборот  имеет тенденцию к "говорению". Ќемой  не  только не доказ<A
NAME="с164"></A>ал,  что умеет молчать,  он  лишен  даже  всЯкой возможности
доказать такое. € подобно немому тот, кто  от природы привык  мало говорить,
не показывает, что он молчит и умеет молчать. Љто никогда ничего не говорит,
не способен  в данный  момент и молчать. ’олько  в настоЯщей  речи  возможно
собственное  молчание. —тобы  суметь  молчать, присутствие должно иметь  что
сказать,<SUP>*</SUP> т.е.  располагать собственной и  богатой разомкнутостью
самого  себЯ.  ’огда  умолчание  делает  очевидными  и   подсекает  "толки".
“молчание  как  модус  говорениЯ  артикулирует  понЯтность  присутствиЯ  так
исходно,  что  из  него вырастает  настоЯщее  умение  слышать  и  прозрачное
бытие-с-другими.
     Џоскольку длЯ бытиЯ  вот, т.е. расположениЯ и пониманиЯ,  конститутивна
речь, а присутствие значит: бытие-в-мире, присутствие как речь бытиЯ-в  себЯ
уже  высказало.  “  присутствиЯ  есть  Язык.   ‘лучайность  ли,  что  греки,
повседневное  экзистирование  которых   вкладывало  себЯ  преимущественно  в
говорение-друг-с-другом и которые одновременно "имели глаза" чтобы видеть, в
дофилософском  равно  как в  философском толковании  присутствиЯ  определЯли
существо человека как ‘фо^ &#923;&#959;&#947;&#959;&#962;  <I>^xov".</I> Џозднейшее
толкование  этой дефиниции  человека  в смысле animal  rationale,  "разумное
живое существо", правда  не "ложно", но оно скрывает феноменальную почву, из
которой извлечена эта дефинициЯ присутствиЯ.<SUP>*</SUP> —еловек кажет  себЯ
как  сущее,  которое  говорит.  ќто  значит не что ему  присуща  возможность
голосового  озвучаниЯ, но что это сущее существует способом раскрытиЯ мира и
самого  присутствиЯ.  ѓреки  не имеют слова  длЯ Языка,  они  понимали  этот
феномен  "ближайшим  образом"  как речь. Џоскольку однако  длЯ  философского
осмыслениЯ    &#923;&#959;&#947;&#959;&#962;    входил    в     рассмотрение
преимущественно как высказывание, разработка основоструктур форм и составных
частей речи проводилась по  путеводной нити  <I>этого логоса.</I> ѓрамматика искала
свой фундамент  в  "логике"  этого  логоса. ЏоследнЯЯ однако основываетсЯ  в
онтологии наличного. Џерешедший  в  последующее  Языковедение и  в  принципе
сегоднЯ   еще   законодательный   основосостав   "семантических   категорий"
ориентируетсЯ  на речь как высказывание. …сли наоборот взЯть этот феномен  в
принципиальной   исходности  и  широте   экзистенциала,  то   представлЯетсЯ
необходимость  перенесениЯ науки  о  Языке  на онтологически  более исходные
основаниЯ. ‡адача  <I>освобождениЯ</I>  грамматики от логики <I>предварительно</I> требует
<I>позитивного</I>  пониманиЯ   априорной   основоструктуры  речи   вообще  как  <A
NAME="с165"></A>экзистенциала  и  не может быть выполнена путем  привнесений
через  усовершенствованиЯ  и дополнениЯ к традиционному. ‚о внимании к этому
надлежит  спросить об основоформах возможного значениесоразмерного  членениЯ
понимаемого  вообще,   не   только  внутримирного   сущего,   познанного   в
теоретическом рассмотрении и выраженного в пропозициЯх. “чение о значении не
сложитсЯ само собой  через всеохватывающее сравнение по возможности многих и
отдаленных Языков. ‘толь же недостаточно и заимствование скажем философского
горизонта,  внутри какого  <I>‚.  ”. ѓумбольдт</I> сделал  Язык проблемой. “чение о
значении коренитсЯ в онтологии присутствиЯ.  …го расцвет и гибель зависЯт от
судьбы последней
     ‚   конце  концов  философское  исследование  должно  однажды  решитьсЯ
спросить, какой способ  бытиЯ  вообще присущ Языку. …сть  ли он  внутримирно
подручное средство или имеет  бытийный  образ  присутствиЯ  либо  ни  то  ни
другое?  Љакого рода бытие  Языка, если он  может быть "мертвым"? —то значит
онтологически,  что  Язык растет и распадаетсЯ? “ нас есть  наука о Языке, а
бытие  сущего,  которое  она  имеет  темой,   туманно;  даже  горизонт   длЯ
исследующего  вопроса о нем загорожен. ‘лучайно ли, что  значениЯ  ближайшим
образом и большей частью "мирны", размечены значимостью мира, да  даже часто
по  преимуществу "пространственны",  или  это "эмпирическое  обстоЯтельство"
экзистенциально-онтологически    необходимо,    и    почему?    ”илософскому
исследованию  придетсЯ отказатьсЯ  от "философии Языка",  чтобы спрашивать о
"самих  вещах",  и  оно  должно  привести  себЯ  в  состоЯние  концептуально
проЯсненной проблематики.
     ЌастоЯщаЯ   интерпретациЯ   Языка   была   призвана   только   показать
онтологическое  "место"  длЯ  этого  феномена  внутри  бытийного  устройства
присутствиЯ и  прежде всего  подготовить  нижеследующий  анализ, который  по
путеводной нити  фундаментального бытийного способа речи  во  взаимосвЯзи  с
другими   феноменами  пытаетсЯ  исходнее  ввести   в   обзор  повседневность
присутствиЯ.

     <B><A   NAME="_Toc459301224">Ѓ.   Џовседневное   бытие   вот   и   падение
присутствиЯ</A></B>
     ‚  возвращении  к  экзистенциальным  структурам  разомкнутости  всЯкого
бытиЯ-в-мире   интерпретациЯ   известным   образом  потерЯла  из   виду   <A
NAME="с166"></A>повседневность   присутствиЯ.   Ќаш  анализ   должен   опЯть
пробитьсЯ  назад к  этому тематически  вынесенному феноменальному горизонту.
‚озникает  теперь  вопрос:   каковы   экзистенциальные  черты  разомкнутости
бытиЯ-в-мире, насколько оно  как повседневное держитсЯ способа  бытиЯ людей?
‘войственно ли человеку специфическое расположение, особое понимание, речь и
толкование? Ћтвет на эти вопросы становитсЯ тем более настоЯтельным, если мы
вспоминаем, что присутствие ближайшим  образом и большей частью растворено в
людЯх и им  подвластно. Ќе брошено ли присутствие как брошенное бытие-в-мире
ближайшим образом  как раз  в публичность  людей? € что другое  означает эта
публичность, как не специфическую разомкнутость людей?
     …сли понимание надо  первично понимать как умение присутствиЯ  быть, то
из  анализа принадлежащих людЯм пониманиЯ и толкованиЯ  можно будет извлечь,
какие  возможности своего бытиЯ  разомкнуло и усвоило  себе  присутствие как
человек.  ‘ами  эти  возможности  однако  обнаружат  тогда  одну  сущностную
бытийную  тенденцию  повседневности.   €  последнЯЯ  должна  наконец,  после
достаточной  онтологической  экспликации,  обнажить  исходный  способ  бытиЯ
присутствиЯ,  причем  так, что из него означенный феномен брошенности станет
видим в своей экзистенциальной конкретности.
     Ѓлижайшим   образом   необходимо  показать  на  определенных  феноменах
разомкнутость  людей,  т.е.  повседневный  способ  бытиЯ  речи,  смотрениЯ и
толкованиЯ.  Љасательно этих феноменов может быть не излишним замечание, что
интерпретациЯ  имеет  чисто онтологическое  назначение  и  очень  далека  от
морализирующей  критики  обыденного присутствиЯ  и  от  "культурфилософских"
устремлений.

     <B><I><A NAME="_Toc459301225"><A NAME="пргр35"></A>§ 35. ’олки</A></B></I>

     ‚ыражение "толки" не будет применЯтьсЯ здесь в уничижительном значении.
Ћно означает терминологически  позитивный  феномен, конституирующий бытийный
способ пониманиЯ и толкованиЯ повседневного присутствиЯ. ђечь большей частью
проговариваетсЯ   и   себЯ   всегда  уже  проговорила.  Ћна  есть  Язык.   ‚
проговоренном однако всегда уже лежат тогда понимание и толкование. џзык как
проговоренность  таит в себе  истолкованность  понЯтности  присутствиЯ.  ќта
истолкованность подобно Языку вовсе не только лишь налична, но ее бытие само
присутствиеразмерно. …й присутствие ближайшим образом и в известных границах
постоЯнно  вверено, она  диктует  и сообщает  в<A NAME="с167"></A>озможности
среднего   пониманиЯ  и   соответствующего   расположениЯ.   Џроговоренность
сохранЯет  в  едином  целом  своих   членораздельных  значимых  взаимосвЯзей
какое-то  понимание  разомкнутого   мира  и  равноисходно  с  ним  понимание
соприсутствиЯ  других и  всЯкий раз  своего бытиЯ-в.  “же  заложеннаЯ  так в
проговоренности  понЯтность   касаетсЯ   как   всЯкий   раз  достигнутой   и
традиционной  открытости  сущего,  так  и  всегдашней  понЯтности   бытиЯ  и
имеющихсЯ  возможностей   и  горизонтов   длЯ   нововводимого  толкованиЯ  и
концептуального членениЯ. ‘верх голого указаниЯ на факт этой истолкованности
присутствиЯ теперь надо  однако спросить  об  экзистенциальном способе бытиЯ
проговоренной и проговариваемой речи. …сли ее нельзЯ понимать  как  наличие,
то каково ее бытие и что оно в принципе говорит о повседневном способе бытиЯ
присутствиЯ?
     ЏроговариваемаЯ речь есть сообщение. …го бытийнаЯ тенденциЯ нацелена на
то, чтобы подвести  слышащего к участию в разомкнутом  бытии  к  тому, о чем
речь.
     ‚  меру   средней   понЯтности,  уже   лежащей  в  проговариваемом  при
самовыговаривании Языке,  сообщаемаЯ речь может быть широко  понЯта без того
чтобы  слушающий ввел себЯ в исходно понимающее бытие  к о-чем речи. ‹юди не
столько  понимают   сущее,   о  котором  речь,   сколько   слышат  уже  лишь
проговариваемое   как   такое.    Џоследнее   и   понимаетсЯ,   о-чем   лишь
приблизительно, невзначай: люди  подразумевают <I>то же  самое,</I>  потому что все
вместе понимают сказанное в <I>той же самой</I> усредненности.
     ‘лышание и понимание  заранее привЯзаны к произносимому  как  таковому.
‘ообщение не "сообщает" первичного  бытийного отношениЯ к  сущему,  о  каком
речь, но бытие-друг-с-другом движетсЯ в говорении-друг-с-другом и озабочении
проговариваемым. …му  важно  чтобы говорение было.  ‘казанность,  поговорка,
изречение отвечают теперь за подлинность и дельность речи и ее понЯтность. €
поскольку  говорение утратило первичную бытийную  свЯзь  с  сущим, о котором
речь,  соотв.  никогда  ее  не достигало.  Ћно  сообщает  себЯ  не  способом
исходного  освоениЯ  этого  сущего,  но путем <I>разносЯщей</I>  и  <I>вторЯщей</I>  речи.
Џроговоренное  как таковое  описывает  все более широкие круги  и  принимает
авторитарный  характер.  „ело обстоит  так,  потому что  люди это говорЯт. ‚
таком до-  и проговаривании, через  которое уже изначальнаЯ  нехватка  почвы
достигает полной беспочвенности, конституируютсЯ  <A NAME="толки">толки</A>.
Ђ именно эти последние не  остаютсЯ ограничены  звучащим проговариванием, но
<A NAME="с168"></A>широко  распространЯютсЯ в написанном  как  "литература".
Џроговаривание  основано здесь не  настолько уж в говорении понаслышке.  Ћно
питаетсЯ  прочитанным.  ‘реднЯЯ  понЯтливость  читателЯ  <I>никогда  не  сможет</I>
решить,  что исходно  почерпнуто и добыто  и что пересказано.  Ѓольше  того,
среднЯЯ понЯтливость даже  и не станет хотеть  такого  различениЯ,  не будет
нуждатьсЯ в нем, поскольку она ведь все понимает.
     Ѓеспочвенность  толков  не  запирает  им  доступа   в  публичность,  но
благоприЯтствует  ему. ’олки есть возможность все понЯть без предшествующего
освоениЯ  дела. ’олки уберегают  уже  и  от опасности  срезатьсЯ  при  таком
освоении.  ’олки,  которые всЯкий может  подхватить, не только  избавлЯют от
задачи  настоЯщего пониманиЯ, но формируют  индифферентную понЯтливость,  от
которой ничего уже не закрыто.
     ђечь, принадлежащаЯ  к сущностному бытийному  устройству присутствиЯ  и
тоже  образующаЯ его разомкнутость, имеет возможность стать толками и в этом
качестве   не  столько   держать  бытие-в-мире  открытым  в  членораздельной
понЯтности,  но замкнуть его  и скрыть внутримирное сущее. „лЯ этого не надо
намерениЯ обмануть. ’олки не имеют образа бытиЯ <I>сознательной  выдачи</I> чего-то
за что-то. Ѓеспочвенной сказанности и далее-пересказанности довольно,  чтобы
размыкание  исказилось  до замыканиЯ. €бо сказанное сразу  всегда понимаетсЯ
как  "говорЯщее", т.е.  раскрывающее. ’олки  соответственно с порога,  из-за
свойственного им <I>упущениЯ</I> возврата к почве того, о чем речь, суть замыкание.
     Ћно снова еще упрочиваетсЯ тем, что толки, в которых мнитсЯ достигаемой
понЯтность  обсужденного, на основе этой мнимости вытеснЯют и в своеобразной
манере  пригнетают   и  оттЯгивают  всЯкое   новое   спрашивание  и   всЯкое
разбирательство.
     ‚ присутствии эта толковость толков  всегда уже утвердилась. Њногое  мы
сначала узнаем этим способом, немалое  так никогда и не выбираетсЯ  из такой
средней  понЯтности.  ќтой обыденной растолкованности,  в какую  присутствие
ближайшим образом врастает, оно никогда не может избежать. ‚ ней и из нее  и
против нее  происходит всЯкое подлинное  понимание, толкование и  сообщение,
переоткрытие и новоосвоение. Ќе так, что  некогда присутствие незатронуто  и
несоблазненно  этой растолкованностью было поставлено перед свободной землей
"мира" по себе  ради чистого узрениЯ  всего встречного. ѓосподство публичной
растолкованности    уже   решило    даже    относительно   возможностей   <A
NAME="с169"></A>настроенности, т.е. основном способе, каким присутствие дает
задеть себЯ миру.  ‹юди размечают  настроение, они определЯют, что человек и
как человек "видит".
     ’олки, замыкающие характеризованным образом, суть способ бытиЯ лишенной
корней  понЯтливости  присутствиЯ.  Ћни  однако  не  случаютсЯ как  наличное
состоЯние  при  наличном,  но  экзистенциально  неукоренены   сами  способом
постоЯнного   выкорчевываниЯ.   Ћнтологически   это   значит:   присутствие,
держащеесЯ    толков,    отсечено   как   бытие-в-мире   от   первичных    и
исходно-аутентичных бытийных свЯзей  с миром, с событием, с самим  бытием-в.
Ћно держитсЯ  в  некоем  парении и этим  способом  все  же всегда  есть  при
"мире'',  с  другими  и  к  себе  самому.  ’олько сущее,  чьЯ  разомкнутость
конституирована    расположенно-понимающей   речь,   т.е.   <I>есть</I>   в    этом
онтологическом   устройстве  свое  вот,  свое   "в-мире",   имеет   бытийную
возможность такой выкорчеванности, котораЯ настолько не составлЯет какого-то
небытиЯ  присутствиЯ,  что  наоборот  есть  его  обыденнейшаЯ  и  упрЯмейшаЯ
"реальность", ‚ самопонЯтности  и самоуверенности  средней  растолкованности
лежит  однако,  что под  его охраной даже жуть зависаниЯ, в  каком оно может
катитьсЯ к растущей  беспочвенности, остаетсЯ  длЯ  фактического присутствиЯ
потаенной.

     <B><I><A NAME="_Toc459301226"><A NAME="пргр36"></A>§ 36. ‹юбопытство</A></B></I>

     Џри анализе пониманиЯ  и разомкнутости вот вообще  указывалось на lumen
naturale и  разомкнутость  бытиЯ-в была названа  <I>просветом</I> присутствиЯ,  где
становитсЯ  возможно  нечто такое как  смотрение. ‘мотрение  во  внимании  к
основоспособу   всего  присутствиеразмерного   размыканиЯ,  пониманию,  было
схвачено в смысле подлинного усвоениЯ  сущего, к  какому  присутствие  может
стоЯть в отношении соразмерно его сущностным бытийным возможностЯм.
     Ћсновоустройство смотрениЯ кажет себЯ в своеобразной бытийной тенденции
повседневности    к   "посмотреть".    Њы    обозначаем   ее   термином   <A
NAME="любопытство"><I>любопытство</A>,</I> который характерным образом не ограничен
зрением   и  выражает  тенденцию   к   своеобразному  внимающему   допущению
встречности   мира.   Њы  интерпретируем  этот   феномен  в   принципиальной
экзистенциально-онтологической нацеленности,  не  в  суженной ориентации  на
познание, которое уже рано и в греческой философии не случайно понимаетсЯ из
"охоты  видеть".  ’рактат,  в  собрании  <I>аристотелевских</I>  трактатов   по  <A
NAME="с170"></A>онтологии стоЯщий  на первом месте, начинаетсЯ предложением:
ттаутс? сч-ћрштто той dSevcu. opeyovrai  фисгб  . ‚ бытии человека сущностно
лежит   забота  видениЯ.  ’ем   вводитсЯ  разыскание,  стремЯщеесЯ  раскрыть
происхождение научного исследованиЯ сущего и его бытиЯ из названного способа
бытиЯ  присутствиЯ.  ќта греческаЯ интерпретациЯ  экзистенциального генезиса
науки не случайна. ‚ ней доходит до эксплицитной понЯтности то, что намечено
в положении <I>Џарменида:</I> то -yap сшто <I>voe^v ea-riv</I> те ка1 <I>dvai.</I> Ѓытие есть то,
что  кажет себЯ в чистом созерцающем внимании, и лишь это  видение открывает
бытие.  €сходнаЯ и аутентичнаЯ  истина лежит в чистом созерцании. ќтот тезис
остаетсЯ  впредь   фундаментом  европейской  философии.  ‚  нем  гегелевскаЯ
диалектика имеет свой мотив, и только на этой основе она возможна.
     Џримечательное  преимущество  "видениЯ" заметил прежде всего <I>Ђвгустин</I> в
свЯзи с интерпретацией похоти, concupiscentia. Ad oculos enim videre proprie
pertinet, видение  принадлежит  собственно глазам.  Utimur autem  hoc  verbo
etiam  in   ceteris  sensibus  cum  eos   ad  "cognoscendum  intendimus.  Њы
употреблЯем однако это слово "видеть" также длЯ других чувств, когда мы себЯ
в  них вкладываем  - чтобы познавать. Neque enim dicimus: audi quid rutilet;
aut, olfac quam  niteat; aut, gusta quam splendeat; aut, palpa quam fulgeat:
videri  enim  dicuntur  haec  omnia.  Њы именно не  говорим: слушай как  это
мерцает,  или понюхай как это блестит,  или попробуй  как это светитсЯ,  или
пощупай как это сиЯет, но мы говорим при всем этом: <I>посмотри,</I> мы говорим что
все  это видно.  Dicimus autem  non solum, vide quid luceat, quod soli oculi
sentire possunt,  мы говорим однако и не только: смотри,  как  это светитсЯ,
что можно воспринЯть одними глазами, sed etiam, vide  quid  sonet; vide quid
oleat,  vide  quid sapiat, vide quam durum sit. Њы говорим также: смотри как
это звенит, смотри как оно пахнет, смотри  как вкусно, смотри какое твердое.
Ideoque  generalis  experientia  sensuum  concupiscentia  sicut  dictum  est
oculorum vocatur,  quia videndi officium in quo primatum oculi tenent, etiam
ceteri  sensus  sibi  de  similitudine  usurpant,  cum  aliquid  cognitionis
explorant.[ ‚се люди  природно  стремЯтсЯ к ведению (увидению).  ’о же самое
есть  внимать  и  быть.]  Ћтсюда чувственный  опыт  вообще обозначаетсЯ  как
"похоть  очей",  потому что  другие чувства  тоже из-за  известного  подобиЯ
присваивают  себе  работу  <A  NAME="с171"></A>зрениЯ,  если  дело  касаетсЯ
познаниЯ, в каковой работе глаза обладают преимуществом.
     Љак   обстоит   дело   с  этой   тенденцией  к   лишь-вниманию?   Љакое
экзистенциальное  устройство   присутствиЯ  становитсЯ  понЯтно  в  феномене
любопытства?
     Ѓытие-в-мире   растворЯетсЯ   ближайшим  образом  в  озаботившем  мире.
Ћзабочение  ведомо  усмотрением, открывающим  и  хранЯщим  в  его открытости
подручное.  “смотрение  дает всЯкому добыванию, исполнению линию  поведениЯ,
средства осуществлениЯ, верный  случай, подходЯщий момент. Ћзабочение  может
прийти к покою в смысле  отдыхающего перерыва в орудовании или как доведение
до  готовности. ‚ покое  озабочение не  исчезает,  но  усмотрение становитсЯ
свободным, оно  уже не привЯзано к рабочему миру. ‚ отдыхе забота вкладывает
себЯ  в  освободившеесЯ  усмотрение. “сматривающее  раскрытие рабочего  мира
имеет бытийный  характер отдалениЯ. ‚ысвободившеесЯ усмотрение уже не  имеет
под  рукой ничего,  приближением чего  надлежит  озаботитьсЯ. Љак  сущностно
от-далЯющесЯ,  оно добывает себе новые возможности от-далениЯ;  значит,  оно
стремитсЯ от  ближайше  подручного прочь,  в  далекий  и чуждый мир.  ‡абота
становитсЯ  обеспечением возможностей в отдыхающем  пребывании  видеть "мир"
только в его <I>выглЯдении.</I> Џрисутствие ищет даль, только чтобы приблизить ее в
том, как  она выглЯдит. Џрисутствие дает  захватить себЯ единственно тем как
выглЯдит мир,  -  способ  быть, в котором  оно  озабочиваетсЯ избавлением от
самого себЯ как бытиЯ-в-мире, избавлением от бытиЯ при ближайше повседневном
подручном.
     ‚ысвободившеесЯ  любопытство  озабочиваетсЯ видением  однако  не  чтобы
понЯть увиденное, т.е. войти в бытие к нему, а <I>только</I> чтобы видеть. Ћно ищет
нового  только  чтобы от него снова  скакнуть  к  новому. „лЯ  заботы  этого
видениЯ дело  идет  не о  постижении и не  о знающем  бытии в истине,  но  о
возможностЯх   забытьсЯ   в   мире.   Ћттого   любопытство   характеризуетсЯ
специфическим  <I>непребыванием</I> при ближайшем. Ћно поэтому и ищет не праздности
созерцательного пребываниЯ, но  непокоЯ  и  возбуждениЯ через вечно  новое и
смену   встречающего.   ‚   своем  непребывании  любопытство   озабочиваетсЯ
постоЯнной возможностью  <I>рассеЯниЯ.</I> ‹юбопытство не  имеет  ничего  общего  с
удивленным  созерцанием   сущего,  с  Qau^oc^eiv,  оно  не  стремитсЯ  через
удивление быть введенным в непонимание, но оно озабочиваетсЯ знанием, однако
исключительно  длЯ  сведениЯ.  Ћба  конститутивных  длЯ  любопытства момента
<I>непребываниЯ</I>  в озаботившем окружающем мире и <I>рассеЯниЯ</I> в новых возможностЯх
фундируют третью сущ<A NAME="с172"></A>ностную черту этого феномена, которую
мы  именуем   <I>безместностью.</I>  ‹юбопытство  повсюду  и   нигде.   ќтот  модус
бытиЯ-в-мире обнаруживает еще новый  способ бытиЯ повседневного присутствиЯ,
в котором оно себЯ постоЯнно выкорчевывает.
     ’олки  правЯт  и  путЯми любопытства,  они говорЯт, что  человек должен
прочесть и увидеть.  Џовсюду-и-нигде-бытие любопытства вверено  толкам.  Ћба
эти  модуса  повседневного   бытиЯ  речи   и  смотрениЯ  в  своей  тенденции
выкорчевываниЯ не только наличны  друг  рЯдом с другом, но  <I>один</I> способ быть
увлекает  <I>другой</I>  с собою. ‹юбопытство, длЯ которого нет  ничего  закрытого,
толки,  длЯ  которых ничего  не остаетсЯ непонЯтым, выдают  себе,  т.е.  так
сущему присутствию ручательство предположительно подлинной "живой  жизни". ‘
этой предположительностью однако  кажет себЯ третий феномен, характеризующий
разомкнутость повседневного присутствиЯ.


     <B><I><A NAME="_Toc459301227"><A NAME="пргр37"></A>§ 37. „вусмысленность</A></B></I>

     Љогда   в  повседневном  бытии-друг-с-другом  встречает  подобное,  что
всЯкому доступно и о  чем  всЯкий может сказать всЯкое, скоро становитсЯ уже
не   решить,   что  разомкнуто  в   подлинном   понимании  и  что  нет.  ќта
двусмысленность  распространЯетсЯ не  только  на мир,  но равным  образом на
бытие-с-другими как таковое, даже на бытие присутствиЯ к самому себе.
     ‚се выглЯдит так, словно подлинно понЯто, схвачено и проговорено,  а по
сути все же нет, или выглЯдит не так, а  по  сути все же да. „вусмысленность
касаетсЯ не только распорЯжениЯ и манипулированиЯ доступным длЯ употреблениЯ
и  пользованиЯ, но она утвердилась уже в понимании  как  способности быть, в
способе  набрасываниЯ  и заданиЯ возможностей присутствиЯ. Ќе только  всЯкий
знает  и  обговаривает  то, что  предлежит  и  предноситсЯ,  но всЯкий умеет
говорить уже и о том, что только должно произойти, что еще  не предлежит, но
"собственно"  должно делатьсЯ. ‚сЯкий всегда уже заранее угадал и  учуЯл то,
что  другие  тоже угадывают  и  чуют.  ќто  пронюхивание  чутьем,  а  именно
понаслышке из разговоров - кто по-настоЯщему "взЯл след", о том не  говорит,
-   есть  коварнейший  способ,  каким  двусмысленность   задает  возможности
присутствию, чтобы уже и задушить их в их силе.
     Ђ  именно,  если, положим,  то,  что  люди  угадывали и чуЯли,  однажды
действительно   претворитсЯ  в   дело,  то   двусмысленность  как   раз  уже
позаботилась о том,  чтобы интерес<A  NAME="с173"></A> к  реализованной веши
тотчас же угас.  ќтот  интерес имеетсЯ ведь только  в  образе любопытства  и
толков, пока  дана  возможность необЯзывающего лишь-со-учуЯниЯ. ‘обытие-при.
когда люди  и пока люди чуют след, отказывает в следовании, когда  наступает
реализациЯ чаемого. €бо с  нею присутствие так или иначе  отброшено  назад к
самому себе. ’олки и любопытство терЯют свою власть. € зато уж они мстЯт  за
себЯ. Џеред лицом осуществлениЯ того, что люди со-чуЯли, толки тут как тут с
утверждением: это мы тоже могли бы сделать, ибо - мы это ведь все-таки  тоже
чуЯли. ’олки в итоге  даже раздражаютсЯ, что то, что  они  чуЯли и постоЯнно
требовали, теперь  <I>действительно</I> делаетсЯ.  ‚едь у  них  же этим  отбираетсЯ
повод чуЯть дальше.
     Џоскольку  однако   времЯ  присутствиЯ,  мобилизованного   в   молчании
осуществлениЯ  и  настоЯщего провала, какое-то  другое, в глазах публичности
существенно более медленное чем времЯ толков, которые "не отстают от жизни",
эти  толки  давно  достигли  чего-то другого,  всЯкий  раз  новейшего. ђанее
ощущавшеесЯ и наконец осуществленное пришло в виду новейшего слишком поздно.
’олки  и  любопытство заботЯтсЯ в их двусмысленности о том, чтобы подлинно и
заново  совершаемое  при  его  выступлении  длЯ  публичности  устарело.  Ћно
способно  высвободитьсЯ в своих позитивных возможностЯх только потом,  когда
заглушающие толки станут недейственны и "всеобщий" интерес отомрет.
     <A NAME="двусмысленность">„вусмысленность</A> публичной истолкованности
выдает  забегающее  вперед   проговаривание   и  любопытствующее  чутье   за
собственно  совершающеесЯ  и  ставит  на  осуществлении  и  действии  печать
запоздалости  и  иррелевантности.  “  людей  поэтому  понимание  присутствиЯ
постоЯнно  <I>обознаетсЯ</I> в своих проектах относительно аутентичных возможностей
бытиЯ.   „вусмысленно  присутствие  всегда   "вот",  т.е.  в  <I>той</I>  публичной
разомкнутости  бытиЯ-друг-с-другом,  где  самые   громкие  толки   и   самое
находчивое  любопытство   держат  "дело"  на  мази,  там,   где  повседневно
происходит все и по сути ничего.
     ќта двусмысленность подбрасывает любопытству всегда то, что оно ищет, и
придает толкам видимость, будто в них все решаетсЯ.
     ќтот бытийный  способ разомкнутости  бытиЯ-в-мире пронизывает однако  и
бытие-друг-с-другом как такое.  „ругой ближайше "присутствует" из того,  что
люди о нем слышали, о нем говорЯт  и  знают.  ‚ промежутках  между  исходным
бытием-друг-с-другом вдвигаютсЯ как ближайшее толки. ‚сЯкий главное дело  <A
NAME="с174"></A>и прежде всего