на - Ћдинцова, Њорозова или ЃЯконтова.
     - Ќе  поеду в ’верь! -  услышал €ван жалобный, но твердый ответ великой
кнЯгини.
     “ …вдокии вновь началось кровотечение, все тело ломило, молоко начинало
горчить (слава  Ѓогу, кормилица  была взЯта  с  собою!), но,  и почти  терЯЯ
сознание,  горЯчечными,  обсыхающими  губами  стукаЯсь  о  чару с  малиновым
квасом, помнила „унЯ одно: с тверским кнЯзем у Њити была война!
     € она, напросившись в гости к Њихайле ’верскому, неволею изменит милому
ладе своему. € потому только одно и  шептала: "ЏереЯславль!" ’ам терема, там
загородный дворец великого кнЯзЯ, боры, настоенные на ароматах хвои, там она
отдохнет и встретит „митриЯ...
     ‚  возок  перепрЯгли свежих коней.  ЊолодшаЯ  дружина,  дети  боЯрские,
приобнажив оружие, вытЯнулись, горЯча скакунов, двумЯ рЯдами вдоль возка.
     ‡аливисто ржанул  чей-то  конь.  ‚спыхнул,  смолисто крутЯсь  и  бросаЯ
искры,  факел.   ‹ошади  поскакали,   протарахтели  одетые  железом  колеса.
‚ытЯгиваЯсь долгою чередой, заспешили  вослед чины  и обслуга  двора, еще не
отставшие от своей госножи. € разом  стало  тихо. €зрЯдно уменьшившийсЯ обоз
митрополита  обнЯла  леснаЯ  августовскаЯ  настороженнаЯ  ночь.  ‘двинулись,
словно незримо сойдЯсь, высокие ели, слышнее стало журчанье реки,  огибающей
высокий мыс, на котором в незапамЯтные уже годы новгородские молодцы возвели
отыненный стоЯчею горотьбою острог, позднее  перешедший в руки  владимирских
кнЯзей, неведомо когда и кем захваченный.
     ‚о тьме хлопали двери, продолжалось шевеленье испуганных, разбегающихсЯ
жителей... Ђ когда  втЯнулись, покинув  в ђадонеже самые громоздкие возы, на
лесную узкую и колеистую дорогу, лес  совсем уже  близко надвинулсЯ на  них,
полный тишины, шорохов и тонкого комариного звона.
     €ван, чуть не упав в очередную с конЯ, поднЯл голову, поглЯдел  в океан
роЯщихсЯ звезд и впервые Ясно подумал об игумене ‘ергии.

        ѓлава 20

     Ќад  лесом подымалсЯ узкий серпик молодого месЯца. €здали донесло удары
монастырского била. ‚ обители ‘ергиЯ начиналась служба.  €ван, как и многие,
поднЯл правую  руку и осенил себЯ крестным знамением. Ќа миг показалось, что
они уже избыли беду, что  все позади и  можно, достигнув завороженной лесной
твердыни, помыслить о своем спасении...
     —то-то протрещало в ельнике. Њатерый лось, испуганный ночным караваном,
с громким беспорЯдочным топотом отбежал в глубину чащи.
     Џроехали росчисть, на которой, вдали, едва брезжил  огонек в  волоковом
окошке избы. € вот, наконец, встали над  лесом островерхие кровли  рубленого
храма.  ђедкие  трепетные огоньки  мелькали там  за  скупо высвеченной луною
оградой. Њонахи шли к полунощнице.
     €ван, въехав в ограду и привЯзавши конЯ (успел, впрочем,  вынуть  удила
из пасти и повесить коню к морде  торбу с овсом), шагнул было, намерЯсь идти
в храм, но почуЯл вдруг дурноту и пал у ног конЯ, а павши, мгновенно уснул и
не чуЯл, кто и когда поднЯл его и занес в ближайшую келью.
     ЏроснулсЯ €ван, проспав четыре часа мертвым сном, от громкого говора.
     Ћткрывши глаза, долго не  мог понЯть, где  он и что с ним, пока кто-то,
голосом владыки Љиприана,  не окликнул  его: "ЏроснулсЯ, ”едоров?"  ‚  келье
было тесно от председЯщих, и €ван поспешил встать, освобождаЯ место на грубо
сколоченном и застланном рЯдниною лежаке. Ќеровный огонь сальника выхватывал
то  устье  черной русской печи, то простую  божницу  в углу,  и  €ван,  даже
пробудЯсь,  не вдруг и не в миг  постигнул, наконец, что  он в келье  самого
преподобного и что тот вот старец, что сидит одесную его, и есть сам ‘ергий,
а спор идет о том, уезжать ли знаменитому игумену из монастырЯ в ’верь,  как
предлагает Љиприан, или остатьсЯ, полагаЯсь на милость божию.
     -  ’атары  сюда  не  придут!  -  спокойно  и  как-то  почти  равнодушно
высказывает ‘ергий. - Ќо тебе, владыко, достоит  уехать, так надобно... - Ћн
молчит,  выслушиваЯ  многословные  и горЯчие  уговоры  Љиприана,  к  которым
постепенно присоединЯетсЯ братиЯ и многие  из владычных  боЯринов. Њолчит  и
глЯдит,  как учиненный  брат возитсЯ  с печью, разжигаЯ огонь. ‘ергий только
смотрит,  не  помогаЯ,  положивши худые сильные  руки на колени. Ћн приметно
горбитсЯ и сейчас кажет очень старым. Ќе понЯть даже, слушает ли он.
     ‘корее -  внимает,  и  не уговорам,  а звучаниЯм  голосов собеседующих,
что-то решаЯ и взвешиваЯ про себЯ. Ћгонь в печи разгораетсЯ, наконец. ‘ергий
молча встает и  вдвигает в устье печи глинЯную корчагу с водой. Ћн думает, и
не о том совсем, о чем толкуют присные его. Ћн  взвешивает  сейчас  на весах
совести, все ли содеЯл, что должен был содеЯть поднесь. €бо в шестьдесЯт лет
времЯ подумать и о возможном завершении  жизненного пути. € усталость у него
на лице - от этих дум, от того, ему одному ведомого, что еще  не раз  придет
‘ергию исправлЯть ошибки неразумного духовного сына своего, кнЯзЯ „митриЯ, и
что  Љиприан не  может  и никогда  не сможет  заменить  ЂлексиЯ  на престоле
владыки  русской  церкви, а посему ему опЯть предначертана трудоваЯ духовнаЯ
стезЯ, и крест  его,  несомый  вот уже шесть  десЯтков  лет,  крест, который
некому передать покамест, становит  год от году тЯжелее...  Ћн думает. Ћн не
слушает  и  не слышит уже никого.  Ќаконец, подымает сухую,  все еще твердую
рабочую руку, укрощаЯ поток Љиприанова красноречиЯ:
     -  џ провожу  тебЯ  до ’вери, владыко! -  говорит он тем  непререкаемым
голосом, после коего всем остаетсЯ лишь замолчать.
     ‘лышен за  стеной  восстающий  утренний  ветер.  ‘лышно,  как  топочут,
переминаЯсь, кони на дворе. ‘лышно, как начинает булькать вода в горшке.
     - Џосле литургии! - добавлЯет ‘ергий и замолкает. € уже не говорит, что
надо вьючить коней, ибо лесами возы  не  пройдут, а потому  многую  излишнюю
рухлЯдь, вывезенную  Љиприаном из  Њосквы, придетсЯ  оставить в  обители, на
волю случаЯ или проезжего татарина...
     ‘ветает. ‚ набитой нынче до предела церкви - стройное монашеское пение.
„авно отошли в прошлое времена недоумений и споров. €ноки  уже  знают, кого,
ветхого  деньми  и  плотию,  следует  перевезти  в дальнюю  лесную пустыньку
схимника Џавла (и  после литургии ‘ергий благословит  и  поцелует троекратно
всех оставлЯемых). ‡нают, кто останет ухаживать за ними  в лесу, когда будут
скрыты церковнаЯ утварь, облачениЯ и иконы.
     …два  ли  не  впервые  в  жизни, во  всЯком  случае  в  жизни на  ђуси,
митрополит Љиприан не правит службу, а  сам стоит в толпе мирЯн и духовных и
в той  же  толпе, в том же рЯду алчущих, принимает причастие из рук  ‘ергиЯ.
ѓолубой,  едва зримый свет  ходит по престолу, когда ‘ергий протЯгивает руки
за чашей с дарами, и келарь €льЯ, оставлЯемый среди других в Џавловом скиту,
помогаЯ  ‘ергию,  внимательно  и сурово следит за тем, как  небесный  огонь,
свиваЯсь узкою полосой, заходит в чашу с дарами.
     ‚ремЯ  ужасов и  восхищений тоже прошло. €льЯ,  как и другие, ведает  о
Явленьи огнЯ во времЯ  иных служений  их  общего наставника и молча,  горЯчо
благодарит ѓоспода, сподобившего и ему, наконец, лицезреть дивное чудо.
     ‚едают ли о том иные, стоЯщие во храме, ведает  ли митрополит Љиприан о
том, что творитсЯ днесь в алтаре на престоле?
     ‘молкает  хор. ‘ергий выходит с  потиром, и €ван, во все глаза глЯдЯ на
преподобного, неожиданно длЯ  себЯ оказавшийсЯ первым, подходит к причастию,
подтолкнутый  кем-то в спину  -  так  ему страшно  приблизить к  знаменитому
игумену. ’ак близко это сухое лицо с западинами щек, эти терЯющие  блеск, но
все  еще  с  рыжим  отливом волосы, и глубокие "лесные" глаза старца смотрЯт
прЯмо в душу ему.
     -  Џодойди, чадо!  - негромко произносит ‘ергий и, вкладываЯ ему  в рот
лжицею кусочек тела ѓосподнЯ, договаривает негромко:
     - Ќе  печалуй  о ближних  своих! ‚се  пребудут  по исходе  днешней беды
невережены! -  €  €ван, у  которого  от слов преподобного полымем охватывает
сердце  и кровь разом приливает к  лицу, склонЯетсЯ к руке  свЯтого игумена,
целует ее и крест, почти  уже  не удерживаЯ радостных слез, и так, с мокрыми
глазами, подходит к стольцу с запивкою, ощущаЯ, как причастие  входит  в его
смЯтенную плоть, как бы растворЯЯсь в ней и  наполнЯЯ тело жаром радости. Ћн
и  потом сидит за трапезою с тем  же  небывалым  ощущением праздника  плоти,
стеснЯЯсь есть, дабы не порушить в себе усладу ‘ергиева благословениЯ.
     Њежду тем  вокруг  него творитсЯ  неспешнаЯ, но спораЯ работа  иноков и
мирЯн, доброхотных помощников старца. —то-то несут, увЯзывают в рЯдно иконы.
Љакие-то старцы с  мешками чередою уходЯт  в лес.  Ќа дворе разгружают возы,
сносЯт в подклет храма тЯжелые сундуки, бочки, коробьи с излишним, по мнению
‘ергиЯ, добром. € то, что на Њоскве казалось необычайно надобным, здесь, под
взором великого старца, становит, и верно, ненужным, суетным, без чего можно
легко обойтись.
     Љони навьючены. Њитрополит посажен в  седло. €ноки, боЯре и сам  ‘ергий
идут  пешком.  ‘обранный  не  более  чем  за час караван  трогаетсЯ. ‘крипЯт
тележные оси.  …ще какую-то церковную справу крестьЯне увозЯт со двора, дабы
укрыть  в  лесах.  ‚се  они   падают  в  ноги  ‘ергию,  получаЯ  от  игумена
благословение на подвиг, и ни  один из них даже  не  подходит к  митрополиту
московскому.  Љ чести Љиприана, у него хватает ума и душевных сил, чтобы  не
испытать обиды на старца.
     €ван ведет своего конЯ в поводу. Љонь тЯжело нагружен мешками со снедью
и главным образом - овсом. Ћ  конЯх  преподобный, кажетсЯ, озаботил в первую
очередь,   полагаЯ,   что  в   осеннем   лесу   всегда   сыщетсЯ  пропитание
нетребовательному людину: есть Ягоды,  грибы, орехи,  немудраЯ травка сныть,
которой,  однако, пропитываютсЯ монахи  в  голодную  пору,  мучнистые  корни
болотного камыша, да мало ли!  Ћтсюда до ’вери не менее полутораста верст, и
пЯтьдесЯт из  них -  до  „убны,  где  можно достать лодки  и где  в укромных
монастырЯх  сидЯт  ученики  ‘ергиЯ -  надобно проделать  пешком,  потаенными
лесными тропами.
     Џауты, а после комары густо облеплЯют путников, от болот исходит душнаЯ
ржаваЯ сырь.  ‹юди бредут, шепча молитвы, когда уже становит невмоготу; и на
каком-то  очередном  поприще  лесной  дороги   владыка  Љиприан,  побледнев,
сползает  с седла  и,  молча покрутив  головою, идет  пешком. €  он,  и  все
остальные знают,  что так  и надо. Ђ  на  лошадь  тут же,  по  знаку ‘ергиЯ,
усаживают хворого инока, пожелавшего идти со  старцем,  но не  рассчитавшего
сил. —авкают по грЯзи, мЯгко уминают мох на взгорьЯх бесценные в этой чащобе
лапти,  и  владельцы  сапогов,  давно  и  безнадежно  вымокших,  с  завистью
посматривают  на обладателей легкой ненамокающей  лыковой обутки, в  которой
нога  в пЯти  шагах от  болота тотчас  вновь становит  сухой.  €дут  суровым
дорожным наступчивым шагом,  и час, и другой, и третий... ‚ крохотных лесных
починках, встречаемых на пути, прошают, не видали  ли  татар. ‚прочем, какие
татары  в эдакой  глухомани! €ной лесной житель даже еще  и не слыхал о них!
Џот заливает лицо. ђука  уже устает стирать со щек напившихсЯ кровососов. Ќо
все так  же  мерен и  широк шаг  старца, все так же упорно поспешает за  ним
седой, сморщенный,  лишенный  последних зубов,  но все еще неутомимый џкута,
видать,  ими двоими дорога, вернее  -  едва виднаЯ тропинка, вьющаЯсЯ  среди
стволов, давно и вдосталь  нахожена.  €менно этим  путем отправлЯетсЯ ‘ергий
проведывать своих ставленников, игуменов ‹еонтиЯ и ‘авву.
     Ќизилось  солнце.  €ван,  до  того пропадавший от  устали,  нашел-таки,
наконец, потребную ширину шага и обрел второе дыхание. €дти стало легче, пот
сошел. ’еперь он чаще обтирал не лицо, а морду своего многотерпеливого конЯ,
на которой кишмЯ  кишели, лезли в глаза кровососы - комары, мухи и потыкухи.
Љонь Яростно хлестал хвостом, попадаЯ по  мешкам со снедью, крутил  головой.
€ван  размазывал кровавые тела паутов по  морде  конЯ, чаЯ хоть  так оберечь
несчастное животное от новых укусов. Ќа очередном болоте черпанул серо-синей
глинистой  грЯзи, обмазав  ею  морду конЯ... Ќе  с  добра лоси в этих гиблых
местах, дорвавшись до озерца, бывает, по уши залезают в воду, лишь бы на час
малый  отдохнуть  от  крылатой  нечисти.  ‚стретили медведЯ. Њохнатый хозЯин
стоЯл, стойно  человек,  за кустом  малины, глЯдючи на  людей, потом рыкнул,
опустилсЯ на четыре лапы и неспешно ушел в лес.
     ‚ерно, никогда не натыкалсЯ на человека с рогатиной.
     Љ  вечеру ‘ергий вывел весь  пеший  владычный поезд  на  сухое  боровое
взгорье.  ‡апалили  костер. €ные,  не  навычные к  пешему хождению, попросту
попадали  на  колкую,  густо   усыпанную  хвоей  землю.  Љто-то  из  иноков,
приотстав, подошел к  костру, несЯ  в  подоле целое  беремЯ  рыжиков. ѓрибы,
насадив на палочки,  совали в  огонь, ели, слегка обжарив.  Љотла с собою не
было. ‚оду принесли из ручьЯ в кожаных ведрах. Љто подставлЯл просто ладони.
†евали холодные  просЯные лепешки, сухую вЯленую рыбу, хлеб. ѓде-то вдали, в
небылом, осталась бочка монастырского  выдержанного меда, брошеннаЯ воротной
стороже на выезде из  Њосквы... ‘ловно само времЯ отодвинулось, ушло вспЯть,
в  седые  Языческие века, и сейчас,  с туманами, ползущими с  дальних болот,
ЯвитсЯ вокруг них леснаЯ погибельнаЯ нечисть.
     “хнул  филин, заставивши многих  вздрогнуть,  протопал в  чаще молодого
соснЯка великан-лось.
     ‚  трепещущих  сполохах  неровного  пламени   задумчивое  лицо  ‘ергиЯ,
охватившего руками  колени, казалось живым  и скорбным.  „авешний отрок, сын
изографа ђублева, Ђндрейка, покинув отца, подлез вплоть к самому игумену  и,
заглЯдываЯ ему в  лицо с детским нетаЯщимсЯ обожанием, слушал, полураскрывши
губы, тихую беседу старцев.  €ван прислушалсЯ и сам, неволею почти, переполз
поближе. ’ут  не  было ни ахов,  ни  охов. ’о  и дело звучали  имена ‚асилиЯ
‚еликого, €саака ‘ирина, €оанна ‹ествичника и „ионисиЯ  Ђреопагита. ‡десь, в
лесу,  таЯсь  от татар,  покинув  обреченную Њоскву и  монастырь,  пожевавши
скудного дорожного хлеба, говорили они не о  трудностЯх  пути, не о нынешнем
горестном  обстоЯнии  даже,  говорили о  ’роице,  о  едином,  в  трех лицах,
божестве -  Ѓоге Ћтце, ‘ыне и „ухе  ‘вЯтом, о том, что вечно - рождение сына
от отца - есть неизреченнаЯ тайна •ристова учениЯ, что Ѓог есть любовь и что
токмо любовью  мог  быть сотворен  весь сущий  окрест видимый мир.  Ђндрейка
ђублев, заливаЯсь весь лихорадочным  румЯнцем, решаетсЯ  тут задать  и  свой
вопрос, все о той же троичности божества.
     - ‘кажи ты! - не то просит, не  то  приказывает ‘ергий  высокому седому
монаху, что сидит рЯдом у огнЯ. €ван не ведает, что это ‘тефан, старший брат
игумена,  не  ведает,  кто  тот,  молодой,  и этот, и еще  третий,  из  боЯр
Љиприановых,  что  сейчас  прошают преподобного,  хотЯ  рЯдом,  завернутый в
конскую  попону,  еще не  спит ученейший  византийский богослов Љиприан.  Ќо
здесь, в лесной настороженной  и  призрачной тьме, как-то не  звучат  цитаты
свЯтых  отец  и равно и  витиеватаЯ греческаЯ ученость, и Љиприан, краем уха
прислушиваЯсь к  беседе, сам молчит,  догадываЯ, верно, что его слово лишнее
тут, в глухом и диком  лесу, где еще живут, блазнЯт лешие и водЯники древних
Языческих поверий.
     ‚ысокий, худой, белый как лунь монах, вопрошенный ‘ергием, кругообразно
обводит рукою:
     - џ  молвлю,  ты внимаешь. „вое?  Ќадобен еще  он, -  указываЯ  рукой в
сторону €вана,  говорит  инок, -  оценивающий,  тогда лишь слово  истинно! ‚
’роице три  -  одно  и  трое  в одном.  Љруг,  из  трех колец  состоЯщий,  -
триипостасное начало  и  суть  мира,  основа истины.  €бо  представить  Ѓога
единым, значит отказать ему в праве постигнуть самого себЯ, а разделить сына
от отца, как деют католики, произносЯ "filioque", паки погубить нераздельную
сущность ’ворца небу и земли, видимых всех и невидимых. - ‡аканчивает ‘тефан
словами символа веры.
     - ‘кажи  еще, брат, о ѓосподней  любви, без  которой невозможно никакое
творение,  даже  творение  мира,  невозможно  и  покаЯние  грешника!  ‹юбви,
требующей рождениЯ сына от  отца,  и  постоЯнной  жертвы, крестной смерти  и
воскресениЯ! - тихо договаривает  ‘ергий, все так  же  глЯдЯ в огонь.  Ћтрок
ђублев, незаметно  сам длЯ себЯ, повторЯет  круговое  движение чуткой  рукою
художника, неосознанно пытаЯсь зримо изобразить сказанное  днесь словами, не
задумываЯ вовсе  пока о  том далеком времени, когда он, уже маститый старец,
решитсЯ  воплотить   в   линиЯх  и  красках  высокую   философию  восточного
христианства,  создаваЯ  свою бессмертную "’роицу",  основа,  исток  которой
Явились ему ныне, в этом лесу, под томительный комариный звон и храп усталых
путников, потерЯвших все  и  бредущих,  казалось, неведомо куда,  в чащобы и
мрачные дебри Языческой древности...
     €  слава ѓосподу, что  того еще не  ведает  он! Ќе ведает, сколь тЯжкий
путь  предназначен ему впереди, что иногда всЯ жизнь без  останка  уходит на
то,  чтобы  от мелькнувшей в  молодости искры озарениЯ  прийти  к воплощению
замысла, и что его жизнь такожде лЯжет всЯ  к подножию того, что исполнит он
почти тридесЯти лет спустЯ... ђешимость молодости сродни неведению!
     Ѓеседа стихает, и только тут решаетсЯ брат ‘ергиЯ вопросить о мирском:
     - —то игумен ”едор? - сурово прошает ‘тефан о сыне.
     - Ѓыл  во ‚ладимире,  теперь, верно, на Љостроме, с  кнЯзем! - отвечает
владычный  боЯрин,  и  ‘тефан  медленно,  запоминаЯ, кивает  головой.  €ноку
непристойно  заботить  себЯ  мирскою заботой, и все же  сын,  когда-то  юный
‚анюшка, а  теперь  знаменитый  московский  игумен и  духовник  кнЯзЯ, ”едор
‘имоновский, один у  ‘тефана (и, скажем, у ‘тефана с ‘ергием). € не погрешим
противу  веры  и навычаев  иноческих,  предположив, что  и  тот и  другой  с
облегчением помыслили днесь о том, что ”едор, как и они, не попал к татарам,
не зарублен и не уведен в полон...
     Џройдут века, и иные, некие, даже самого свЯтого ‘ергиЯ дерзнут укорить
за то, что он, сокрывшись в ’вери, не попал под татарские сабли.
     ‘ловно им, малым и грешным, легче бы стало жить, потерЯй они в войнах и
разорениЯх тех, кто составлЯл и составлЯет славу родимой земли!
     ‚  четырнадцатом, и  много после, так  еще  не думали. €  народ,  живой
народ,  а  не те, которые много после получили презрительное имЯ обывателей,
во всЯкой беде спасает своих духовных вождей  прежде всего.  ‘пасает, подчас
жертвуЯ жизнЯми многих,  как и всЯкий живой организм,  в беде  жертвующий  в
первую  очередь теми частЯми своими, без которых не  прекратитсЯ сама жизнь,
само бытие целого.
     Ќо сейчас  еще  четырнадцатый  век.  €  Явись татары,  €ван, как и  все
прочие, владеющие оружием, лЯгут в  сече, дабы те  немногие смогли спастись,
исчезнуть  в лесу,  и после вновь  возглавить и  вдохновить  на  подвиг рЯды
народных дружин. ’ак - пока  народ жив  и  способен  защитить свои  алтари и
своих  избранных.  Ќу,  а когда  по-иному,  тогда и  народ  вскоре  умирает,
разметанный, словно пыль, по иным Языкам и землЯм... Ќе дай, ѓосподи, дожить
до такого конца!
     €ван уже засыпал, вздрагивал, вздергивал голову тщетно борЯсь с дремой.
’ак хотелось  слушать и слушать еще тихую беседу  иноков! ’ак  волшебна была
эта ночь  в  лесу, так  торжественна вЯзь  сосен на прозрачно-темной тверди,
усеЯнной сапфирными звездами... € мохнатые руки  туманов, отинуду подъЯтые к
небесам,  и  среди  всего,  у  замирающего  костра,  средоточием вселенной -
высокие  слова  старцев  о  неизреченной  мудрости  и  небесной  любви...  €
повторитсЯ ли еще в его земной и грешной жизни подобнаЯ ночь?!
     ‘он все-таки  одолел €вана. € когда уже  закрылись у него глаза и душу,
освобожденную  на  малый  срок от  суетных  забот  плоти, унесло  к небесам,
‘ергий, не прерываЯ беседы, тихо привстал и накрыл молодого ратника зипуном,
дабы тот не простыл от болотной  сыри... Ђ  отрок  ђублев, почитай, так и не
спал всю ночь.  ‡абыв про родителЯ,  он душою и телом прилепилсЯ  к  ‘ергию,
ловЯ  каждое  слово,  с опрЯтностью  вопрошаЯ,  когда  уже  вовсе  становило
невмоготу  понЯть,  и ‘ергий отвечал  ему  без небрежности, словно  равному,
понимаЯ,  верно, что не простой  отрок  пред ним  и  не простое  любопытство
глаголет ныне его устами.
     - ’ы изограф? -  прошает  ‘ергий тихонько,  когда уже  многие уснули  и
туманы, подступив вплоть, застыли в ближайших кустах.
     -   Ђга!  Њы   с  батей...  џ  больше  буквицы...  €коны   тоже  писал,
Ѓогоматерь...
     - Ћтец хвалит тебЯ, а ты доволен собой?
     Ћтрок вертит головой, отрицаЯ, щелкает пальцами:
     - €ногды  и  хорошо,  да  не то! Ќет высоты! ’ого вот,  о  чем говорили
однесь! - прибавлЯет  он, зарозовев  от смущениЯ. - џ в мир не хочу, пойду в
монахи!  „абы   токмо  писать...  ‘вЯтое...  Џрими  менЯ  к  себе,  отче!  -
высказывает он, наконец.
     - Џриму, сыне! - задумчиво, с отстоЯнием, возвещает ‘ергий. - Ќо  затем
ты пойдешь к игумену Ђндронику!  - прибавлЯет он,  как  о давно решенном,  и
покачивает головой, завидЯ протестующее  шевеление  отрока.  - Ќет,  в нашей
обители тебе нарочитым изографом не стать! € к игумену ”едору, в ‘имонов, не
посоветую  Я тебе. ’ам  труд  иноков обращен к миру,  там борение ежечасное.
’ебе же потребны будут  опыт и сугубое научение мастерству. Ђ  у Ђндроника в
обители пребывает муж нарочит, именем „аниил.
     Ћн  будет  тебе  дельным  наставником в  художестве!  „а и  молитвенное
созерцание, надобное, егда хощешь достичь пониманиЯ  свЯтости,  обретешь там
же!  €  не  печаль сердца!  Ђз тебЯ не  отрину.  ’ы и  менЯ почасту узришь в
обители  той! - добавлЯет ‘ергий, улыбаЯсь и ероша загрубелой дланью светлые
мальчишечьи  волосы, а  отрок  весь  вспыхивает полымем от  нечаЯнной  ласки
преподобного.  € опЯть они  замолкают. ‘тарец  провидит во вьюноше то, о чем
уже  говорЯт на  Њоскве  изографы: великий  талан,  коему  токмо  не достает
мастерства и духовного пониманиЯ. (€бо без последнего и мастерство не помога
в деле, и  ничего свЯтого не может создать муж, не имущий  свЯтости в сердце
своем!) Ђ отрок успокоен и счастлив. Ћн нашел того, чьим светом отныне будут
одухотворены  и  овеЯны все  его  дальнейшие  стараньЯ, и бессонные  ночи, и
горести,  и короткие вспышки счастьЯ, и отчаЯнье, и  восторг, и  труды - все
то, что в совокупной нераздельности люди называют творчеством.
     ’олько к утру, когда замолкли, задремав, иноки и замер, то ли уснув, то
ли задумавшись, великий старец, Ђндрейка  ђублев позволил себе  задремать  у
костра, счастливым пальцем украдкой касаЯсь грубой мантии преподобного.
     †изнь и  творчество есть любовь, и весь  зримый  мир сотворен величавой
любовью, а  горести,  разорениЯ,  беды  - лишь знаки наших несовершенств  и,
порой, неумениЯ воспользоватьсЯ свободою воли, данной нам свыше ѓосподом.
     Ќу, а смерть - смерти вообще нет, есть вечное обновление бытиЯ. € токмо
величайшим напрЯжением всех сил зла возможно станет, и то через много веков,
поставить этот сущий мир на грань гибели.
     ѓосподи! Ћб одном молю  ныне:  приди  судити живым и мертвым,  но спаси
прок малых сих, покаЯвшихсЯ и поверивших в тебЯ!

        ѓлава 21

     Љак ни рано проснулсЯ €ван, но иноки уже были на ногах и готовили пищу.
‘варили зеленые щи  из  какой-то лесной,  собранной  тут  же травы и грибов,
раздали по  куску  хлеба. €ван  заметил, что  длЯ них это  была привычнаЯ  и
нескуднаЯ  еда,  горожане  же,  спутники  Љиприана,  ели  варево  с  заметно
вытЯнувшимисЯ  лицами.  ‘коро тронулись дальше. €  снова шли,  ведЯ  коней в
поводу, с трудом поспеваЯ за разгонистым и легким шагом троицких иноков.
     ђека показалась о полден, а вскоре нашлась и лодьЯ, в которую погрузили
остатнее  добро,  после  чего  Љиприана  и иных, особенно  хворых,  посадили
верхами  и снова  тронулись  в  путь.  Џричем  ‘ергий с  џкутою  все так  же
неутомимо шли впереди,  и  шли  вплоть  до  вечера,  когда, наконец, удалось
достать лодьи  длЯ всего  каравана. „альше они плыли  плывом,  пихались,  а,
выйдЯ на ‚олгу, гребли до кровавых мозолей против стремнины волжской воды.
     —асть боЯр и слуг, пересев на лошадей, поскакала берегом готовить прием
Љиприану. ’о, что  еще  оставалось от богатств, взЯтых с  собою  из  города,
свалили  в  лодьи, которые  ближе  к ’вери потЯнули бечевой, и  €вану  опЯть
досталось благаЯ долЯ брести берегом,  погонЯЯ конЯ,  привЯзанного за долгое
ужище к носу лодьи.
     ‚  ’вери,  набитой толпами  беглецов и  ратными,  путники  разделились,
Љиприан  с клиром тотчас устремил  на кнЯжеский двор, ‘ергий со спутниками -
на  подворье  Ћтроча  монастырЯ, а €ван  ”едоров, оставшись не  у дел, решил
проехатьсЯ  по городу,  завороженный  размахом,  сутолокою  и  многолюдством
великого города, под которым  когда-то  стоЯл  мальчишкой с полками великого
кнЯзЯ.
     Ћн проехал  вдоль ‚олги,  по урезу берега,  полюбовалсЯ на неисчислимые
рЯды  лабазов,  перемолвил с  теми  и  другими,  вызнаваЯ,  нет ли  знакомых
беглецов. Ќесколько раз побывал в торгу и  в ‡атьмацких слободах  и уже было
собиралсЯ ворочатьсЯ  на  кнЯжеский двор, где, как  спутник  Љиприана,  чаЯл
обрести и жратву и  ночлег, когда его окликнули из толпы и какой-то  молодой
мужик, ринув напереймы, звонко выкрикнул:
     - ‚анЯта!
     €ван остоЯлсЯ, натЯнувши поводьЯ.
     -  ‚анЯта! - торопилсЯ  тот,  проталкиваЯсь сквозь толпу. - ’ы?  Ђли не
признал?! - €  по горестной неуверенности  голоса прежде, чем по чему иному,
понЯл €ван, что перед ним  его давний тверской холоп, отпущенный им когда-то
на волю.
     - ”едюх! - выкликнул он, верЯ и не верЯ, и тотчас соскочил с конЯ.
     Ћни обнЯлись крепко-накрепко, не видЯ, не замечаЯ мЯтущейсЯ по сторонам
толпы. Џотом пошли, сами не понимаЯ,  куда,  ведЯ конЯ  в поводу,  торопливо
высказываЯ друг другу семейные новости.
     - †енилсЯ Я! - сказывал ”едор с оттенком гордости. - “же дочерь есть, и
сына сожидаем теперЯ! Њатка  у нас  померла, и батЯ  с того плох, ночами  не
спит... Ђ так - стоит деревнЯ! ’ы-то как? Ђ ЌатальЯ Ќикитишна? Ћна ить  менЯ
тогда вылечила, можно сказать,  от смерти спасла. џ  кажен раз, как в церкву
где попаду,  матку твою  поминаю, за здравие, значит! € женка теперЯ у тебЯ?
’ы их сюды привез али как?
     € по  измененному,  острожевшему голосу ”еди  €ван почуЯл  несказанную,
неведомую ему беду.
     - ‚ деревне остались! - отмолвил возможно небрежнее.
     - Ќе на Њоскве? - тревожно переспросил ”едор.
     - Ђ что?
     - Ђ ты не знашь?
     - Ќет... Ђ чего?
     - Њоскву взЯли татары! - ответил ”едор, глЯдЯ на €вана во все глаза.
     -  Љак... взЯли? - верЯ и не  верЯ, отозвалсЯ €ван. (‚идел, чуЯл, и все
же  представить,  что  каменную  неодолимую  крепость   сдадут...  ’акое  не
умещалось в голове!) ’ак €ван впервые  уведал о  гибели города и только  уже
потом, много позже, вызнал все до конца.
     - Ќе ведал? Ќе ведал? - повторЯл уже с испугом ”едор. €ван молча потрЯс
головой. Ќе хотелось уже ничего. € возвращатьсЯ к Љиприану расхотелось тоже.
     "Ѓросили!"  - твердил он со злобою про себЯ.  ”едюха трЯс его за плечо,
вел  куда-то,  кормил. Џотом они сидели в  какой-то набитой ратными  избе, в
запечье, и €ван  плакал, неслышимый в  гуле и гомоне голосов, а ”едор  молча
гладил его по плечу, не ведаЯ, как еще утешить.
     "—то  же  ‘ергий? —то он ответит,  ежели его спросить?" - с болью думал
€ван,  понимаЯ,  однако, что  у  игумена  ‘ергиЯ  есть ответ,  и ответ  этот
достаточно  суров.  ѓосподь,  наделив  человека  свободою  воли,  не  обЯзан
потворствовать слабостЯм, причудам и безумствам созданий своих. Њоскву можно
было не сдавать! ќто  он знал твердо, с самого начала, еще не  ведаЯ никаких
подробностей  пленениЯ города.  Ђ  значит, не  ѓосподь,  а  они  сами,  все,
соборно, виноваты в содеЯнном!

        ѓлава 22

     ’о,  что  створилось  в  Њоскве,  было,  по-видимому,  много   страшнее
описанного летописью,  хотЯ даже и  летописное описание  событий  невозможно
читать  без ужаса  и отвращениЯ.  €  в чем  причина  беды?  —то  произошло с
городом? ‘ героЯми, два года назад разгромившими ЊамаЯ?
     € вот тут скажем горькую истину, которую очень не хочетсЯ понимать нам,
нынешним. —то красивое понЯтие "народ",  "глас народа" -  глас божий,  "волЯ
масс"  или  еще  того превосходнее  -  "волЯ миллионов",  от  имени  которой
выступают разнообразные кланы  и  партии,  - не более чем миф, и,  возможно,
один  из  самых  вредных  мифов  двадцатого  века.  ѓде  эта  безликаЯ  (или
миллионноликаЯ, что то же самое) сила,  когда  кучка вооруженных мерзавцев в
огромной   стране  год  за   годом   хватает,  убивает,   насилует,  грабит,
расстреливает и ссылает многие сотни тысЯч ни в чем не повинных людей, более
того,  офицеров  армии,  то есть  людей  дисциплинированных  и  вооруженных,
способных,  как  кажетсЯ,  к  отпору  и  не  оказывающих  меж  тем  никакого
сопротивлениЯ? €  это  день за  днем, год  за  годом, едва ли не  до полного
истреблениЯ нации! Ќевозможно такое? “вы! €менно двадцатый век и именно наша
страна в  большей мере, чем другие,  доказали, что  это возможно... € те  же
люди (те же  ли?)  стоЯт насмерть в  бою, "един  против тысЯчи", и сокрушают
вооруженных до зубов и тоже дисциплинированных противников... Љак же так?!
     ‚о-первых,  это себЯлюбивое  и  самолюбивое  существо,  создавшее  тьму
концепций величиЯ собственного "Я" и личностной исключительности, - человек,
есть  существо  общественное.  Љак  грызуны,  как   рыбы,  человек  в  толпе
становитсЯ  частью  толпы, более того, человек сам  стремитсЯ  в  толпу себе
подобных и охотно жертвует  собственным "Я", чтобы только быть  со  всеми  и
"как  все".  Џотому  и  возможны  всЯческие  виды  организации  человеческих
сообществ -  от бандитской  шайки  до  государства,  от кучки единомышленных
философов  до вселенских, потрЯсающих  мир религиозных  движений.  €  потому
человек  дисциплинированный, член  религиозного  братства или солдат  армии,
способен  на то,  на  что он  не  способен сам по себе, в  отдельности,  вне
объединЯющего и направлЯющего его волю коллектива.
     —еловек  к тому  же способен  заражатьсЯ  идеей, способен  на  массовый
героизм скорее, чем на героизм индивидуальный, личный. Џотому-то и воспевают
в эпосах всех народов  героев-богатырей за то, что они  способны  сами,  вне
направлЯющей воли  толпы,  совершать  подвиги.  –енит человечество,  и очень
ценит, особенно на расстоЯнии лет и пространств, подвиг  отдельной личности,
хотЯ именно  личностью мало  кто  способен быть из обычных  рЯдовых людей. €
мужество,  скажем,  крестьЯнина,  ставшего  ратником,  покоитсЯ  на  том  же
ощущении  причастности  к целому ("Я  - как все,  Я  -  как  мир"),  на коем
зиждетсЯ всЯ традиционнаЯ культура и жизнь народов земли. ќто первое.
     ‚торое, что никакого "народа  вообще" нет. …сть люди.  ‚ обычной ватаге
плотников, скажем, есть старшой,  мастер, человек упорного и угрюмого нрава,
какой-нибудь Ќиканор €ваныч;  есть весело-озорной любитель выпивки и  гульбы
‚аська ип, который вечно подшучивает над старшим, но  сам по себе не мог бы
и работать иначе, чем в ватаге; есть  старательный  и  тихий ‹унек, которому
надобно  указать "от" и "до", и он  сделает,  но  сделает  лишь,  ежели  ему
укажут; есть ”едька ‡вЯк, дракун и задира, вечно лезущий  в ссоры, с каждого
праздника - в синЯках и ссадинах, готовый громче всех орать, лезть на стену,
бежать по  зову вечевого колокола, который и работать умеет, ежели не дрожат
руки с попойки,  но все с  рыву, с маху,  все -  не доводЯ до конца,  у него
крыльцо без перил,  у  него  протекает крыша  и  жена замучилась,  упрашиваЯ
буйного  супруга  починить  ей  ткацкий стан,  - на такие мелочи  ему  вечно
недосуг; есть и  ‘анЯ Љостырь в той артели,  редкий и старательный мастер, у
которого  дома  облизана кажнаЯ  вещь, у коего инструмент  наточен  так, что
волос  на лету  разрежет, который  срубит  любой  самый хитрый угол,  славно
косит, чеботарит, плетет из лыка и  корнЯ, ко всЯкому рукоделью мастак, ну и
выпить  не дурак, в  дружине коли, коли со всеми... € только когда прихлынет
какаЯ  великаЯ беда,  тихо отойдет  посторонь, не умеет лезть  в  драку,  ни
подвиги совершать,  не защитит тебЯ  в ратной  беде  грудью, не выступит  на
суде, но раненого  вытащит, перевЯжет и будет спасать, как может;  и противу
боЯрина, боЯрского тиуна ли не попрет, а поноровит как-нито обходом, лаской,
приносом, лишь  бы не тронули его...  Ђ Џеша ‘ухой,  тот прижимист и скуп, у
такого  среди  зимы снегу не  выпросишь, у него  все свое,  он трЯсетсЯ  над
каждою мелочью,  жадно пересчитывает доставшеесЯ  ему по жребию  и  поскорее
увЯзывает в  трЯпицу  кусочки  заработанного  серебра. (Ћн и  жене не верит,
поделавши дома  тайник ради всЯкого злого случаЯ!)  Ќа бою с  таким лучше не
иметь дела, бросит, а то и не бросит, вытащит,  тотчас  присвоив дорогой нож
или  еще какую  ратную справу,  себЯ  самого  успокаиваЯ тем,  что  раненому
сотоварищу это  теперь  "без  надобности"...  Ђ еще Ђлешка,  молодой парень,
сильный, но  робкий духом,  услужающий  каждому в ватаге,  у  которого  дома
больнаЯ  старуха матерь и  младшие брат с сестренкой (батька убит на бою), и
то,  что он  получит за  труд и что  не отберет  у  него Џеша  ‘ухой или  не
выцыганит на пропой души  ‚аська ип,  он тотчас тащит домой,  матери, а сам
так и  ходит в единственной  драной  рубахе...  „а и всю бы мзду  отбирали у
него, кабы не  старшой, Ќиканор  €ваныч, что  нет-нет  да  и  прикрикнет  на
ухватистых  ватажников...  €  вот  они выходЯт, все семеро, - не  разорвешь!
‚атага!
     ѓотовые постоЯть друг за друга, в драке потешной становЯщиесЯ  стенкою,
в работе - без слов понимающие один другого. Ќарод! Љак бы не так... Ќе будь
Ќиканора €ваныча, ‚аська ип унырнет в дикую гульбу, ‹унек "слинЯет", пойдет
искать  себе  иного хозЯина,  ”едька ‡вЯк пропадет  в  очередной  драке  или
кинетсЯ с новогородскими ушкуйниками грабить низовские города.  ‘анЯ Љостырь
уйдет к боЯрину, что и даве зазывал мастера к себе; Џеша ‘ухой учнет  ладить
свою  артель,  да не получитсЯ у него никоторого ладу, больно уж прижимист и
больно скуп! Ђлешка,  и тот  откачнет  от него в  скором времени и устроитсЯ
куда на боЯрский двор конюхом али скотником... € - нет ватаги! € едва кивнут
когда, встретЯ один другого...
     Џовторим:  есть  люди.  €  те,  у кого  и в ком жива  та  самаЯ энергиЯ
действованиЯ, кто способен к  деЯнию, те подчинЯют  себе других  и  ведут за
собою, и, ежели их много, они-то и придают народу, всем прочим, его лицо.
     Ђ  ежели  этих  людей  поменело?  €зничтожились,  погибли  в  войнах  и
одолениЯх на  враги? ’огда и народ уж не тот, иной, и к иному способен, а то
и ни к чему уже не способен, разве разойтись  да искать себе у чужих народов
новых  вождей,  новых  носителей вечно  творЯщей, вечно  толкающей к  деЯнию
энергии,  которой только и  существуют, и держатсЯ люди,  помощью которой  и
создаетсЯ все сущее на земле.
     ђатники,  вернувшиесЯ с Љуликова полЯ, жали  хлеб. ЃоЯре  тоже  были  в
разгоне, по  деревнЯм.  ЌаличнаЯ  воинскаЯ  сила,  почитай  всЯ,  брошена  к
западному  литовскому  рубежу.  ’ем  паче Ђкинфичи, захватившие  власть  при
государе, растеснили, отпихнули многих и многих, надобных длЯ обороны Њосквы
людей. Ќе было ‚ельЯминовых, не было „митриЯ Њихалыча  Ѓоброка,  что  весною
отбыл на литовский рубеж,  а сейчас лежал больной в  дальнем  имении  своем,
почти не имеЯ вестей о том, что творитсЯ на Њоскве.
     ђатники были в полЯх. ‚ Њоскве оставалсЯ ремесленный  люд, те нестойкие
вои, что дернули в бег в битве на  „ону, да многочисленнаЯ боЯрскаЯ  дворнЯ,
котораЯ, на рати ежели, то только в  обозе да  "подай  и принеси". ‚ дело, в
сечу, таких и  не берут никогда.  „ворнЯ, оставшаЯ без господ, разъехавшихсЯ
по  поместьЯм... Ђ  ”едор  ‘вибл,  коему кнЯзь „митрий поручал город,  удрал
вослед за кнЯзем в ЏереЯславль и далее. Ђ митрополит, духовнаЯ власть, уехал
тоже. €  в  городе, лишенном воевод,  началось то, что  предки наши называли
емким и образным словом - замЯтнЯ.
     Љто рвалсЯ в  город  из  пригородов, спасаЯ добро, кто  рвалсЯ наружу -
отсидетьсЯ  за  синими  лесами...  ‘амозванные  ватаги  кое-как  оборуженных
мужиков  захватили  ворота,  взимаЯ дикую виру  со всех, чаЯщих выбратьсЯ из
города...  „а уж ежели ограбили самого митрополита  и великую кнЯгиню, можно
понЯть, что сотворилось во граде!
     ‘озвонили  вечевой сход.  € с  веча,  с  €вановской  площади,  кинулись
разбивать  бертьЯницы  и погреба, искали  оружиЯ  (а  нашли,  как  оказалось
впоследствии,  первым  делом  хмельное  питие). ‘амозваннаЯ  власть  усилила
заставы  у  всех  ворот  градных.  ‘  визгом,  руганью,  криком и  кровью  -
обнаженное железо требовало  примененьЯ  себе  -  забивали в город, в осаду,
рвавшихсЯ  вон  из  города.  €   какаЯ  уж  тут  братнЯ  любовь!   Ќенависть
(повелевать, заставить!) объЯла  едва не  каждого. ѓраждане, лишенные своего
гражданского началованиЯ, стали толпой. Љто спрашивал, кем и куда износились
отобранные у  отъезжающих  порты  и узорочье?  Љто  и кому раздавал  оружие?
Џочему  Явилось  вдруг  столько пьЯных?  —то  за  задавленный  женский  визг
слышалсЯ там  и  тут?  €з чьих  ушей  вырывали  серьги,  кого  насиловали  в
подворотне, с кого сдирали дорогой зипун или бобровую шапку?
     ЋсатанелаЯ толпа перла теперь  к ‘оборной  площади,  к теремам. Ћстатки
совести не  позволЯли взЯть приступом  кнЯжеские  палаты, но уже ворвались в
молодечную, расхватываЯ сабли,  брони и  сулицы, невзираЯ  на  истошный  вой
прислуги, лезли к хозЯйственным погребам...
     Љакие-то,  в  оружии,  самозванные  вои  пытались  навести  хоть  какой
порЯдок.  Љолокола  всех  церквей  Яростно  вызванивали  набат.  ‡асевший  в
приказах  вечевой совет  под  водительством ”омы, оружейного  мастера, троих
купцов-сурожан  - Њихайлы  ‘аларева, Ћнтипы  и  ’имофеЯ  ‚есЯкова  да  двоих
градоделей,  ‘тепана  ‚ихрЯ  и  Ћнтона  Ѓольшого,  с  десЯтком  перепуганных
городовых боЯрчат  старались изо всех  сил наладить  оборону города.  Љупцы,
хоть двое из них и были на Љуликовом поле, мало что могли содеЯть. ”ома, тот
вооружил  своих  мастеров  с подручными,  потребовав  того  же  от городовых
дворЯн. ‚оинскаЯ сила все же  нашлась, и после нескольких безобразных сшибок
совет сумел перенЯть городские ворота и все спуски к Њоскве-реке.
     Ќо  пока  толковали и  спорили,  зажигать ли посады,  первые  татарские
разъезды уже поЯвились под Љремником, что вызвало дополнительный пополох.
     ‚ этот-то миг  городу пробрезжило спасение. ‘ напольной  стороны, из-за
брошенного ЃогоЯвленского  монастырЯ, вымчала  вдруг негустаЯ кучка ратных и
устремилась прЯмь к ”роловским воротам. ”ома, стоЯ на стрельницах, сообразил
первый:
     - Ћткрывай!  - завопил он, кидаЯсь к воротам. ‘ той  стороны уже летели
стрелы, дело  решали  мгновениЯ. Ќо вот створы ворот раскатились, и с гулким
топотом по бревенчатому настилу подъемного моста ватага устремила в город.
     ‚орота закрылись, и мост стал подниматьсЯ перед самым носом у татар.
     ‚ъехавший кнЯзь, снЯвши шелом и улыбаЯсь, вытирал платом пот с румЯного
лица.  ’о, что кнЯзь-литвин,  Ћстей именем, послан  от ЂндреЯ  Ћльгердовича,
разом,  словно на крыльЯх, облетело город. ”ома тут  же, безо спору, уступил
власть опытному  воину. € хоть не без ругани,  перекоров и  споров, но уже к
позднему  вечеру  во  граде  начал  устанавливатьсЯ  хоть какой-то  воинский
порЯдок.   Ћборуженные   посадские   мужики  и   редкие  ратники  с  луками,
самострелами  и  пучками сулиц  были  разоставлены по стенам.  “же  готовили
костры,  кипЯтили воду в котлах,  дабы лить  на головы осаждающим; в улицах,
загороженных  рогатками,  поутихли  грабежи;  и,  словом,   город,  доселева
беззащитный, уже был готов хотЯ к какой обороне... …ще бы кнЯзю Ћстею поболе
воеводского  разуменьЯ  и  хоть сотни две  опытных  кметей! Ћн  уже  не  мог
предотвратить раззор оружейных, бертьЯниц и молодечной, случившийсЯ до него,
он уже не мог замкнуть занЯтые народом и разгромленные боЯрские погреба...
     ’охтамыш   со  всею  своею  силою  ЯвилсЯ  под   Њосквою  наутро.   Ѓыл
понедельник, двадцать третье августа.

        ѓлава 23

     ‚дохновленные погромом ‘ерпухова, татары жадно привставали в стременах,
разглЯдываЯ  из-под  ладоней  радостный  издали, залитый солнцем,  лучащийсЯ
белизной  город  с  золотыми  маковицами церквей и  узорными,  в  сквозистых
кованых прапорах, шатрами теремов,  вытарчивающих из-за  стрельниц городовой
стены.
     Ќа  заборолах  города  чуЯлось  шевеление.  ‚ пролетах бойниц  мелькали
темные  очерки  движущихсЯ  ратников,  и  по  этому,  едва   видному  отсюда
шевелению,  по смутному гуду, доносЯщемусЯ  из-за стен, да по  частым и злым
ударам колокола чуЯлось, что  там, внутри, словно в разбуженном, потрЯсенном
улье,  творитсЯ  какаЯ-то  неподобь.  ’е,  кто  посмелее,  подъезжали  близ,
целились  в отверстиЯ  бойниц.  Ћперенные  стрелы с  тугим гудением  уходили
внутрь заборол. €ногда там слышалсЯ крик Ярости или жалобный вопль раненого.
     -  ќге-ге-гей! - закричало разом несколько татар из кучки подъехавших к
”роловским воротам, в богатом платье и оружии.
     - Ќе нада стрелЯй! - кричал татарин, размахиваЯ платом,  насаженным  на
копье. - ѓаварить нада!
     ‘о  стрельниц  высунулись.  ‘перва кто-то, тотчас унырнувший внутрь, за
ним, повозившись, Явились сразу двое.
     - —аво?! - крикнул один из