„митрий Њихайлович Ѓалашов. Џохвала ‘ергию

Ћцените этот текст:
„митрий Њихайлович Ѓалашов. Џохвала ‘ергию

€сторический роман
Origin: http://thewalls.boom.ru/books.htm#at13

Џђ…„‚Ђђ…Ќ€… Ђ‚’ЋђЂ

Љнига эта несколько неожиданна длЯ менЯ самого. ‚ задуманную серию
"ѓосударей московских" она как бы даже и не вмещаетсЯ. ЏриходитсЯ отступить
от хронологического - от кнЯжениЯ ко кнЯжению - прослеживаньЯ событий;
приходитсЯ, вместо очередного московского кнЯзЯ, брать главным героем
повествованиЯ инока, сына разорившейсЯ, "оскудевшей", как говорилось встарь,
семьи ростовских боЯр. Ќо дело в том, что событиЯ зримые совершаютсЯ не сами
собою, а всегда и везде под воздействием невидимых внешне, духовных
("идеологических", как сказали бы мы) устремлений, и ростовчанин ‚арфоломей
Љириллович, в монашестве ‘ергий, оказалсЯ волею судеб центральной фигурой
того мощного духовного движениЯ, которое привело ‚ладимирскую ђусь на
Љуликово поле и создало новое государство, ђусь Њосковскую, на развалинах
разорванной, захваченной татарами и ‹итвой, давно померкшей золотой Љиевской
ђуси. €, оглЯдываЯсь теперь на то, чем мы были и как и когда поЯвились на
свет, неизбежно ЯвлЯютсЯ взору сперва - весь великий и трагический
четырнадцатый век, потом, как острие копьЯ или как гребень волны - Љуликово
поле, и затем среди тьмочисленных лиц тогдашних деЯтелей высветлЯетсЯ,
словно слепительнаЯ точка на острие копьЯ, одно лицо, или, вернее сказать,
лик, один человек - ‘ергий ђадонежский.
…ще и то надо сказать, что жизнь ‘ергиЯ-‚арфоломеЯ не укладываетсЯ ни в
одну из кнЯжеских биографий, ибо в пору его сознательной жизни, в пору,
когда он начинал уже влиЯть на судьбы страны, кнЯжили подрЯд три московских
"государЯ": ‘имеон €ванович ѓордый, €ван €ванович, его брат, и „митрий
€ванович „онской. Џо всем этим причинам Я и предпочел написать сперва о
‘ергии отдельно (в основном об его юности и начале подвижничества), разумеЯ,
что фигура его необходима длЯ пониманиЯ всех последующих событий эпохи, и,
значит, книга о нем все-таки должна входить как обЯзательное звено в серию
"ѓосударей московских".
Ќеобычный сюжет требует необычной формы. Џусть же читатели мои не
посетуют на элементы древних жанров, использованные мною в заглавии, прологе
и в самом художественном повествовании, а также сугубое и даже излишнее, как
может показатьсЯ при первом взглЯде, внимание к церковной идеологии, без
чего, однако, книга эта попросту не могла бы состоЯтьсЯ.

ЏђЋ‹Ћѓ

’рудно приступать к книге, но к этой книге трудно особенно. € не о том
моЯ печаль, что не знаю многого, не знаю служб и обрЯдов так, как знали люди
того времени, да и вообще не знаю! Ќе учили нас этому, и - чужое это длЯ
нас. „о того чужое, словно с другой земли, от непонЯтного Языка и народа
неведомого. Љак преодолеть расстоЯние лет и разноту учености теперешней и
тогдашней? Љак, в самом деле, понЯть, просто понЯть все это: и монастырское
уединение, и пост, и воздержание плотское, и горнюю радость в постах и
воздержании обретаемую? € светлоту, паче всего светлоту, не унылость, не
скорбь, а светлоту несказанную иноческого житиЯ? Љак тоску, как истЯзание,
как угнетение телесное мы бы еще и понЯли, но как понЯть радость
совершенную, светлую радость тела и духа, отшельниками жизни сей
достигаемую? Љак понЯть парение мысли, и - нет, не мысли даже, а чего-то
высшего мысли, что струилось окрест, на прочих, на простых людей (таких,
наверно, каковы и мы сейчас) и согревало, и укреплЯло, и подымало душевные
силы всех этих прочих, "простецов", на подвиги и на труд ежедневный, на то,
чтобы жить творЯ и не разуверитьсЯ в жизни сей.
Љак же мне постигнуть тебЯ, ‘ергий, отче! „ай, ѓосподи, обрести силы
длЯ задуманного днесь труда! ќто не предисловие, это молитва. „ай, Ѓоже
ѓосподи, мне, человеку неверующей эпохи, описать человека верующего! „ай,
ѓосподи, мне, грешному и земному, описать человека неземного и безгрешного.
„ай, Ѓоже, совершитьсЯ чуду! €бо это подлинное чудо: суметь описать
человека, столь и во всем и по всему высшего, чем Я сам, человека, на такой
высоте стоЯщего, что и поглЯдеть на него раз - уже закружитсЯ голова. „ай
мне, ѓосподи, поверить, а ведь Я не верю, ничему не верю, что было с ним
чудесного и чем был он сам. Ќе верю, но знаю, что был он, и был такой, и
даже лучший, чем тот, что описан в "†итиЯх", ибо даже и в житиЯх не видно
его дел духовных, его непрестанных дум, не видно света, исходЯщего от него,
а лишь то, что освещал он светом своим. ‚идны плоды произросшие, и не видно,
не дано увидеть творениЯ плодов.
„ай, Ѓоже ѓосподи, свершить невозможное! „ай прикоснутьсЯ благодати,
дай прикоснутьсЯ хотЯ бы краЯ одежды его! €бо в нем - ‘вет, в нем - ‚ера, в
нем и из него - моЯ ђодина.

—Ђ‘’њ I

ѓлава 1

‚арфоломей Љириллович (в иночестве ‘ергий) родилсЯ в ђостове, в
боЯрской семье, с годами сильно обедневшей и перебравшейсЯ в конце концов в
пределы Њосковского кнЯжества, в городок ђадонеж.
Ћ датах жизни ‘ергиЯ-‚арфоломеЯ ученые спорЯт до сих пор.
Њы знаем год, месЯц и число его смерти. ’оржественнаЯ и скорбнаЯ эта
дата - лета 1392-го, сентЯбрЯ в 25 день - отмечена не только в житии, но и в
государственных, летописных сводах. ‚ремени рождениЯ ‘ергиЯ первый биограф и
младший современник его, …пифаний Џремудрый, однако, не называет, сообщаЯ
только, что родилсЯ свЯтой "...в кнЯжение великое тверского великого кнЯзЯ
„имитриЯ Њихайловича, при архиепископе преосвЯщенном Џетре, митрополите всеЯ
ђуси, егда рать Ђхмылова была". Ќе верить этому подробному свидетельству у
нас нет оснований. Љстати, такие вот привЯзки - при ком, в пору какого
событиЯ - помнЯтсЯ лучше, чем собственно годы. ЉнЯзь же „митрий ѓрозные Ћчи
вокнЯжилсЯ в 1322 году (и убит в Ћрде в 1325 г.), свЯтой Џетр умер в 1326
году, но Ђхмылова рать - это 1322 год.
"†итиЯ" сообщают и другие даты жизни ‘ергиЯ, а именно, что прожил он 78
лет; что постригсЯ 23 лет от роду, после старшего брата, ‘тефана; что ‘тефан
вскоре поступил в столичный ЃогоЯвленский монастырь, где познакомилсЯ с
будущим митрополитом Ђлексием, с которым вместе они пели на клиросе; (с 1340
года Ђлексий назначен наместником митрополита ”еогноста); что ‘ергий,
наконец, постриг у себЯ в монастыре своего племЯнника, сына ‘тефанова, коему
было всего десЯть - двенадцать лет от роду. (‡наЯ, что рукоположен в
свЯщенники и игумены монастырЯ ‘ергий был в 1353 году, можно утверждать, что
совершилось это не ранее 1354 года.)
Ќетрудно увидеть, что все эти данные противоречат друг другу, ибо от
Ђхмыловой рати до 1392 года прошло не 78, а 70 лет, и что ежели ‘тефан
поступил в монастырь ЃогоЯвлениЯ в 1340 году (год назначениЯ ЂлексиЯ
наместником, после чего Ђлексий, полагают исследователи, должен был
обЯзательно переехать во ‚ладимир), а монахом ‘тефан стал по крайней мере за
год до того, то сыну ‘тефанову в 1354 году не могло быть менее пЯтнадцати -
шестнадцати лет.
‚от эти-то противоречиЯ и смущают исследователей. ѓолубинский,
например, считает годом рождениЯ ‘ергиЯ 1314-й. „ругие дату рождениЯ свЯтого
относЯт к 1318-му, к 1319-му или к 1320-му годам. (ЏоследнЯЯ дата нынче
возобладала, как самаЯ истиннаЯ.) Џочему же точное указание "†итиЯ" на
Ђхмылову рать и вокнЯжение „митриЯ ѓрозные Ћчи не принимаютсЯ во внимание?
‘мущает всех пресловутое утверждение, что в год смерти ‘ергию было 78
лет. (Љстати, неЯсно, принадлежит это указание …пифанию или позднейшему
биографу свЯтого, Џахомию ‘ербу?) ѓолубинский ничтоже сумнЯшесЯ так и
расчел: 1392 - 78 = 1314. Ќо что вернее? ЏамЯть о страшной Ђхмыловой рати,
когда был спален дотла город џрославль и та же участь угрожала ђостову, и
Ясное указание, что то было при кнЯжении „митриЯ, или эта математическаЯ
выкладка от числа лет, сообщенного... кем? ЋшибитьсЯ мог даже и сам ‘ергий:
в старости часто путают свои годы, тем более - прочие. ‘тефан Љириллович мог
и прибавить лет покойному младшему брату, чтобы хоть тем поЯснить как-нибудь
главенство его над собою, некогда вылившеесЯ в ссору братьев, едва не
ставшую роковой длЯ судьбы ’роицкой обители... „опустим, что …пифаний сам
высчитывал, и составлЯл, и ошибалсЯ, - ошибсЯ же он в определении
патриаршества Љаллиста! Ќо то - –арьград. Ћтносительно кнЯжениЯ „митриЯ уже
ошибитьсЯ было бы трудно, и вот почему: в 1314-м и вплоть до 1318 года
кнЯжил Њихаил ’верской. ‚еликий свЯтой, замученный в Ћрде и посмертно
канонизированный кнЯзь, чтимый всюду, даже и на Њоскве, и вот уж тут
ошибитьсЯ было бы никак нельзЯ! Ќо нет, не при Њихаиле свЯтом, а при его
сыне, „митрии! ’ак отпадает 1314 год. € опЯть же: "тогда Ђхмылова рать
была". ќто уж точно, это изустнаЯ нерасторжимаЯ свЯзь памЯти - именно тогда!
’ревога, растерЯнность, возможное бегство, ужас едва не свершившегосЯ
разореньЯ града ђостова и - роды. €менно тогда! Ђ это - 1322 год.
Ќо ‘ергий постригсЯ двадцати трех лет и монашествовал пЯтьдесЯт пЯть...
Ђ почему пЯтьдесЯт пЯть? „а очень просто: 78 - 23 = 55. Ђ ежели эти две
цифры - 23 и 55 - опЯть же взЯты простым математическим расчетом? ‚
некоторых житиЯх, разысканных историком ’ихомировым, есть свидетельства, что
‘ергий постригсЯ двадцати лет, а прожил 70, а не 78.
Ќаконец, нельзЯ ли допустить и простой ошибки писца (может быть, и
самого ЏахомиЯ ‘ерба!), который слова "семидесЯти", написанные буквами (б
и), принЯл за 78-ми, ибо буква "и" под титлом и означает восемь?
Ѓудем же больше верить предметной силе памЯти, чем отвлеченному числу,
поЯвившемусЯ, повторим, неЯсно как и разноречащему с фактологическими
указаниЯми очевидцев.
Џочему же, однако, даже отказываЯсь от 1314 года и сдвигаЯ дату
рождениЯ ‘ергиЯ к более позднему времени, ученые все же избегают называть
1322 год, год Ђхмыловой рати? ‚сех, по-видимому, останавливает тут втораЯ
"опорнаЯ" дата - 1340 год, год начала наместничества ЂлексиЯ, год, после
коего, по утверждению историков, он уже не мог бы познакомитьсЯ со ‘тефаном.
Ћднако вот перед нами исчерпывающее исследование ‘. Ѓ. ‚еселовского:
"‡емлевладение митрополичьего дома". Ђвтор устанавливает, что земли
митрополитам русским были даны в основном во времЯ правлениЯ ”еогноста и
ЂлексиЯ, и что земли располагались как раз под Њосквой. (ѓлавный массив -
‘елецкаЯ волость, управлЯть которой из ‚ладимира было бы затруднительно.)
‡наем мы также, что, уже став митрополитом, Ђлексий все равно проживал то в
Њоскве, то в ЏереЯславле. ‡наем и то, что в последние годы своей жизни
Љалита строит каменный храм в ЃогоЯвленском монастыре, а в самом Љремле
воздвигает как бы подворье того же ЃогоЯвленского монастырЯ. Ќетрудно
понЯть, что то и другое делалось не просто так и не в памЯть преждебывшего
пребываниЯ ЂлексиЯ, а имело смысл именно потому, что, и став наместником, и
будучи митрополитом, Ђлексий по-прежнему продолжал большую часть времени
находитьсЯ в Њоскве. Ђ находЯсь в Њоскве, Ђлексию естественно было жить в
"своем" монастыре ЃогоЯвлениЯ и... петь в хоре на своем обычном месте! (‚
церковных хорах не зазорно было петь в ту пору и великим кнЯзьЯм, тем паче -
церковным иерархам. Ќелишне напомнить, что благочестивый Ђлексий также любил
петь в церковном хоре, будучи тем не менее патриархом всеЯ ђуси!) €, значит,
этот предел, 1340 год, отпадает сам собою. € знакомство ‘тефана с Ђлексием
могло состоЯтьсЯ позже. „а и легче было всесильному наместнику митрополита
рекомендовать ‘тефана в игумены ЃогоЯвленского монастырЯ и в духовники
великого кнЯзЯ!
Џримем же за истину еще одну описательную дату житиЯ, а именно то, что
‘ергий постриг своего племЯнника в возрасте 10 - 12 лет, то есть что ‘тефан
пошел в монахи после 1342 года, а ‚арфоломей - на двадцать третьем году и
постригсЯ в лето 1345-е, каковую дату надо считать одновременно и датой
основаниЯ ’роице-‘ергиевой лавры. € все становитсЯ на свои места. Ћтпадает
необходимость нагромождать в единый, 1340 год массу событий (смерть
родителей и уход в монастырь обоих братьев, что, кстати, противоречит самому
житию!), отпадают и многие другие натЯжки и недоумениЯ...
Џочему Я пишу об этом, да еще не в послесловии, а в самом начале своей
книги? „лЯ жизни духа, длЯ "высокой" биографии ‘ергиЯ эта разница в
несколько лет действительно не важна. Ќо длЯ нас, земных, и длЯ земной канвы
событий далекого прошлого это все-таки нужно установить, ибо прах, к коему
подходит и поныне долгаЯ вереница верующих, чтобы через стекло прикоснутьсЯ
к мощам свЯтого, - прах этот был живым, земным человеком, и жил он среди
нас, прочих, среди земных и грешных людей, и пишем мы здесь не небылое, а
бывшее, и должно, и приходит нам выЯснЯть всю эту мелкоту земного, ныне уже
далекого от нас бытиЯ.

***

€так, четырнадцатый век, 1322 год. Џозади по крайней мере двукратное
разорение ђостовской земли в московско-тверских бранЯх; гибель Њихаила
џрославича ’верского в Ћрде; глады и моровые поветриЯ; краткое и весьма
тЯжкое длЯ русской земли кнЯжение ћриЯ Њосковского... € вот ђостов. Ѓольшой
каменный собор (слегка перестроенный, он и поныне стоит в ђостове, на
площади перед Љремлем, удивлЯЯ и поднесь статью и размахом архитектурного
замысла), древний собор, воздвигнутый еще до татарского разорениЯ, в годы
наивысшего величиЯ ростовской земли, когда она еще дерзала стать во главе
ђуси ‚ладимирской. Ќо - не сбылось. Ќе створилось. Љапризный извив событий
отбросил древний град со столбовой дороги истории, и уже началось медленное
угасание ђостова, но все еще многолюден и славен ученостью, и велик древний
город, и все еще каменное узорочье (позже сбитое) обвивает лентою стены
собора: и львы, и грифоны, и крылатые херувимы, и перевить каменной рези, и
узорчатые паникадила и хоросы украшают собор; и краснокирпичный дворец кнЯзЯ
Љонстантина (ныне исчезнувший без следа) супротив собора, невдали от озерной
шири, все еще вздымаетсЯ островерхими чешуйчатыми кровлЯми; и храмы, и
монастыри, и море бревенчатых хором в резьбе и росписи; и шум, и кишение
толпы, и крики зазывал в рЯдах торговых...
’ак вот, в 1322 году, или, вернее, в самом конце 1321-го, незадолго до
Ђхмыловой рати, в ростовском соборе, во времЯ литургии, произошло событие
(позже занесенное в "†итиЯ" как чудо), значительно повлиЯвшее на будущую
судьбу еще не рожденного отрока ‚арфоломеЯ. ‘ него, с этого событиЯ, мы и
начнем наш рассказ.

ѓлава 2

Ћднако, чтобы объЯснить и саму ту "Ђхмылову рать", как и злоключениЯ
родителей будущего ‘ергиЯ, боЯрина Љирилла и его жены Њарии, должны мы
отступить назад во времени, и намного отступить, поболее, чем за столетие, в
преждебывшую судьбу ђостовской земли, судьбу, котораЯ как-то все не
состаивалась да не состаивалась, да так и не состоЯлась совсем.
Ђ град ђостов ‚еликий был, между тем, древнейшим градом ‡алесьЯ, всей
этой огромной, холмистой, утонувшей в лесах и еще очень и очень необжитой
"украины", которую позже назовут ‡алесской или ‘уздальской ђусью, а еще
спустЯ - ‚ладимирским великим кнЯжеством. Ќо еще не было ни ‚ладимира, ни
‘уздалЯ, и не хлынули еще с юга новые насельники, распахавшие Ћполье и
наставившие городов по крутоЯрам рек, а ђостов ‚еликий уже стоЯл - как Љиев,
как Џолоцк, как Ќовгород, - и был прозван "великим" не просто так, не
красного слова ради и не из пустой выхвалы, великим и был. € епископиЯ
учредилась ростовскаЯ, и была она старейшей и паче других уважаемой в
‡алесской земле, и храмы воздвигнулись, и мудрость книжнаЯ процвела, и
православнаЯ вера в жестокой борьбе с Языческим идолослужением паче всего
воссиЯла именно здесь. (‘казывают и доныне, как идол Языческого бога ‚елеса,
сотворенный из камени многоцветного, уходил, в грозе и буре, от дворца
Љонстантинова на окраину города, в ‚елесов конец. ‚еликаЯ гроза зажгла град
и капище древнего бога, он же сам вышел из капища и пошел по брегу. Џылали и
рушились хоромы окрест, а озеро кипело у его ног, выбрасываЯ на берег снулую
рыбу.) € как некогда в матерь городов русских, в Љиев, стремились ученые
люди, взыскующие света книжной мудрости, так ныне в ђостов ехали и шли
книгочеи, жаждавшие света знаний... Ќо как-то так пошло потом, что возник и
усилилсЯ хлебный ‘уздаль, а там и ‚ладимир на ЉлЯзьме, основанный ‚ладимиром
Њономахом во имЯ свое, и сей град, младший пригород ђостову, скоро обогнал
родителЯ своего, и уже и стол великокнЯжеский перешел туда, и стала меркнуть
слава древнейшего города...
‘тарший сын кнЯзЯ ‚севолода Ѓольшое ѓнездо, Љонстантин, восхотел
воротить ђостову главенство в земле ‚ладимирской. ‘ел тут на кнЯжение, не
подчинЯсь воле родителЯ своего, а в 1216 году, в грозной сече на ‹ипице
наголову разбив соединенные рати младших братьев, вернул отторгнутый у него
по прихоти престарелого отца великий стол.
€ что бы тут не процвесть вновь ђостову? “вы! ‚сего через два года
Љонстантин умер не успев ни укрепить отчину, ни сломить волю доброхотов
брата ћриЯ, ни вырастить юных наследников своих, коих оставил почти детьми,
заповедав им ходить в воле дЯди и своего ворога, ћриЯ... ’ак и вновь не
состроилась судьба града ђостова.
Ѓыл Љонстантин высок, породист, храбр и талантлив к рати, и
многомыслен. Ћ библиотеке его, огромной, поражающей воображение, в тысЯчу
книг! - поминали, слагали легенды по всей ђуси еще долгие годы спустЯ, даже
и после Ѓатыева погрома...
’еперь, когда прошли века и угасли былые страсти, спросили все же:
почему Љонстантин не исполнил воли родительской, не сел на столе во
‚ладимире, и тем обрек свой род на медленное угасание, почему он так упорно
держалсЯ ђостова, главенствующаЯ судьба коего была уже позади, в
невозвратном, хотЯ и славном далеке далеком прошедших лет? Ќе соблазнило ли
кнЯзЯ-книгочеЯ обаЯние древней культуры, не книжною ли мечтою вдохновилсЯ
он, философ и воин, упорно цеплЯЯсь за ветшающий ростовский стол?
“ходЯщаЯ культура, даже и потерЯв жизненную силу свою, еще долго хранит
очарование былой красоты, пленЯет тайной прошлого величиЯ своего, словно
гаснущий свет солнца, что в последний, предсмертный миг горЯчим багрецом
зажигает рудовые бревна костров, делает огненными бока гнедых коней и
пронзительно-зеленой траву на склонах... Ќо солнце закатит за окоем, и все
земное потонет в сумраке ночи, и очарование гаснущей культуры прейдет, как
вечерний солнечный свет, раздробЯсь в скрытые под наносной землею мертвые
черепки, навсегда лишенные духа живого.

‘тарший сын Љонстантина, ‚асилько, доблестно и бесцельно погиб в споре
с Ћрдой, защищаЯ безнадежное дело дЯди ћриЯ. (Ѓесцельно, потому что даже
родовой город ‚асилька, ђостов, предпочел без боЯ сдатьсЯ победителю.)
‘хваченный татарами у еренского леса ‚асилько, из гордости, не восхотел
поклонитьсЯ Ѓатыю, и был повешен за ребро, тут и погиб, смертную чашу испив.
Ђ был он красив, храбр, хлебосолен, Ясен и грозен взором, и женат был,
казалось, счастливо: на дочери всесильного тогда Њихаила —ерниговского
(позже убитого в Ћрде и причтенного к лику свЯтых ради мученической кончины
своей). ‚асилько и сына успел оставить по себе, и сыну оставил ђостов, по
счастью не разоренный татарами.
Џочто бы и тут, даже и уступив граду ‚ладимиру, даже и после Ѓатыева
нахождениЯ, не поднЯтьсЯ ђостовской земле? ‹ежала она - тот удел, что
заповедал и передал детЯм кнЯзь Љонстантин, - на ‚олге, от “глича до
џрославлЯ, и, переплеснувши в ‡аволжье, далеко уходила на ‘евер, к самому
Ѓелоозеру (и град тот древний такожде принадлежал ђостову), в места глухие,
необжитые, богатые зверем, рыбой и всЯким иным обилием. Ѓыло куда расти,
было где и укрытьсЯ от иных гостей непрошеных, было куда ходить дружинам,
было где и пахать нивы, сеЯть хлеб, ставить села, рубить города. „а ведь
именно туда, к северу, шагнула ђусь, прежде чем, укрепившись в череде веков,
обратным всплеском излитьсЯ в татарские степи! Ќо ни кнЯзьЯ, ни боЯре
ростовские не нашли в себе сил длЯ многотрудного и долгого деЯниЯ - освоениЯ
новых земель на ‘евере. (’ак же, как не нашли в себе сил длЯ защиты града
ђостова от нахождениЯ Ѓатыева.)
„ети Љонстантина поделили отцову отчину на три части. ‚асильку досталсЯ
ђостов с Ѓелоозером, ‚севолоду - џрославль, младшему, ‚ладимиру, - “глич.
“глич позднее, за бездетностью своего кнЯзЯ, воротилсЯ в волость ђостовскую.
€наЯ судьба постигла џрославль. ’ут тоже, на детЯх ‚севолода, прекратилось
мужское потомство, и џрославский удел должен был воротитьсЯ ђостову.
Ћставалась там властнаЯ вдова ‚севолода, Њарина, дочь Ћлега ‘вЯтославича
Љурского, кнЯгинЯ древних кровей, гордаЯ родословием и прежнею славой, с
трехлетнею внучкой на руках, Њарией, Њашей. € Њашину ли судьбу, судьбу ли
земли решаЯ, - а паче всего вопреки ближайшей ростовской родне, отыскала
Њарина Ћльговна стороннего жениха длЯ подросшей Њаши, смоленского кнЯзька,
”едора ђостиславича —ермного, молодого красавца и честолюбца, отодвинутого
братьЯми на маленький Њожайский удел. …му и досталась девочка-жена с городом
џрославлем в придачу.
Ћ чем думала, на что надеЯлась престарелаЯ Њарина? Џозже (слишком
поздно уже!) пыталась отделатьсЯ она от смоленского зЯтЯ, затворив перед ним
ворота џрославлЯ и объЯвив кнЯзем сына Њаши и ”едора, отрока Њихаила...
’щетно! ‡а плечами ”едора —ермного уже стоЯла неодолимаЯ помочь Ћрды. Џрожив
несколько лет в ‘арае, он успел очаровать дочь самого хана ордынского,
Њенгу-’имура, и женилсЯ на ней, как осторожно сообщает предание: "после
смерти первой жены" - Њаши. Љончилось тем, чем и должно было окончитьсЯ.
”едор, как кукушонок в чужом гнезде, уморив сына-соперника и приведЯ
татарскую жену, начал свой, новый род Ярославских кнЯзей, навек оторвав
богатый џрославль от обширного ђостовского кнЯжениЯ...
ђостовский дом, до смерти своей в 1217 году, вела вдова ‚асилька, ЊариЯ
Њихайловна, дочь замученного черниговского кнЯзЯ. €зЯщнаЯ, подсушеннаЯ
временем, "вожеватаЯ", с древнею родословной, еще более породистаЯ, чем
Њарина Ћльговна, гордаЯ мученическим ореолом отца (а был Њихаил при жизни и
лих, и нравен, и тЯжек зело!). ‚се силы потратила она, чтобы поддерживать
внешнее благолепие и блеск ростовского кнЯжеского дома. Ђ сын, Ѓорис
‚асилькович, мЯгкий, изЯщный и слабый духом, навек испуганный убийством деда
в Ћрде, на то только и годилсЯ, чтобы радушно и хлебосольно принимать
знатных гостей. ‚торой сын, ѓлеб, был посажен на Ѓелоозере. Ћба умерли, не
свершив ничего значительного и оставив внуков-двоюродников: „митриЯ с
Љонстантином, Ѓорисовичей и Њихаила ѓлебовича.
„митрий ездил по городу на сером коне, леденЯ глазами встречных
смердов, и ждал своего часа. Џорода сказалась и тут, в безумной и хрупкой
гордости, в презрении к горожанам, к "черной кости", в бессилии,
прикрываемом высокомерием, в трусости, когда доходило до настоЯщего дела...
“мерла ЊариЯ Њихайловна, и братьЯ тут же рассорились. „митрий Ѓорисович
в 1279 году поотнимал у Њихаила ѓлебовича села "со грехом и неправдой
великою", а в 1281 году пришел черед и Љонстантину бежать и жаловатьсЯ на
старшего брата великому кнЯзю „митрию. ђазномыслие, как видно, разъедало и
боЯрство ростовское. Ќекому было прекратить свары своих кнЯзей, некому
властно призвать к единому, "соборному" делу...

‚ 1285 году умер, не оставЯ потомства, углицкий кнЯзь ђоман. “глич
воротилсЯ в ђостовскую волость. € что же? „митрий Ѓорисович тотчас затеЯл
дележ волости по жребию (!) с родным братом Љонстантином, и - по жребию -
потерЯл ђостов, а потом долго и трудно возвращал его себе. ‘ловно бы сам
хлопотал о скорейшем умалении древнего ростовского дома!
‚ этих дележах, переделах и спорах, во взаимной грызне да в метаниЯх
между двумЯ сыновьЯми Ђлександра Ќевского, тЯгавшимисЯ о великом столе,
прошла-прокатила впустую всЯ его жизнь. ‘тарший внук ‚асилька, он умер в
1294 году, не оставЯ даже и сына.
Љонстантин пережил его на тринадцать лет, проЯвив все пороки своего
старшего брата. ‘ев за стол, он тотчас рассорилсЯ с владыкой и тоже
продолжал метатьсЯ, заигрывать с Ћрдой, Њосквою и ’верью, постоЯнно попадаЯ
впросак. Ћн умер в 1307 году, оставив сына ‚асилиЯ, а ‚асилий Љонстантинович
скончалсЯ в 1316-м, в свою очередь оставЯ двух сыновей, ”едора и
Љонстантина, вскоре поделивших даже и город ђостов на две части... ’ак шло
умаление ђостовской земли.
‚идимо, была в древней крови черниговских и курских ђюриковичей
какаЯ-то отрава, что-то, помешавшее им жить и держатьсЯ друг за друга. „ети
„анилы Њосковского ссорились до Ярости и отъездов в ’верь, а отчины не
делили, наоборот, деЯтельно приращивали совокупные земли Њосквы.
Ќа споры в своей семье силы уходЯт те же! …сли бы „митрий Ѓорисович
вместо того, чтобы, "со грехом и неправдою", отнимать села у брата, занЯлсЯ
освоением северных палестин (куда шли и шли насельники из ђостовской
волости!), подчинил себе ту же ‚ологодчину, ту же ‚агу с Љокшеньгой,
опередив и потеснив новогородцев (а люди шли именно туда, и даже поЯвлЯлись
там, на ‚аге и на Љокшеньге, "ростовские" волости!), неизвестно еще, куда и
как поворотило бы судьбу ђостовской земли!
Ќо так вот всегда и наступает упадок. ‘о слабости. ‘ потери
предприимчивости. ‘о ссор между своими. ‘ распада, ослаблениЯ кровных
свЯзей, когда в единой доселе семье начинаютсЯ свары, дележ накопленного
предками вместо новых приращений, взаимное нелюбие вместо взаимопомощи... €
вот свои становЯтсЯ дальше, чем чужие, и уже оборотистые дельцы из иных
земель облеплЯют позабывшего о подданных своих кнЯзЯ, уже братьЯ вручают
родовое добро черт знает кому, лишь бы не досталось своим.
…динство - семьи, сообщества, племени, - вот то, что держит и съединЯет
и пасет Языки и народы. …динство древних монгол позволило им с ничтожными
силами покорить едва не весь мир. € не потому была спасена …вропа, что ее
закрыла собой "издыхающаЯ ђоссиЯ", или горы Љарпатские, или мужество горцев,
а потому, что двоюродные братьЯ ЃатыЯ насмерть рассорились с ним и увели
свои тумены назад, в монгольскую степь. € не варвары с громом опрокинули
ђимскую империю, а сами последние римлЯне в дикой междоусобной борьбе
вырезали друг друга. Џодобно тому и ‚изантиЯ погибла в спорах и раздорах
своих басилевсов, не оставивших сил длЯ обороны от внешнего врага.
„а что там ‚изантиЯ и римлЯне! ‘равни, в простой крестьЯнской семье,
как дружно, помочью, строЯт дом своему родичу, пашут поле или секут лес, и
как, в иную пору, озлобленные родичи делЯт половины и четверти того дома,
судЯтсЯ за колодец и три Яблони в саду, растрачиваЯ при этом талант и силы,
коих хватило бы с избытком на возведение заново не одной, а трех подобных же
усадеб!
‘ами себЯ! ‚сегда сами себЯ! Ќарод, единый в массе своей, неодолим. €ли
уж навалит вражьей силы тысЯчу на одного, да и тогда единый в себе народ
найдет силы выстоЯть и устоЯть. Ќе в таком ли числе: "един с тысЯчью и два с
тьмою", схватывались древние хунны с Љитаем, и - побеждали!
“важают ли, чтЯт ли дети отца и матерь своих? „ружно ли собираютсЯ
родичи на помочь своему кровнику? Џродолжают ли потомки дело отцов?
Џродолжают, помогают, держат - тогда жив народ и все сущее в нем. Ђ с
малого, с развала семьи, распадаетсЯ и племЯ, породившее эту семью и людей
этих...

ѓлава 3

‚иноват ли был боЯрин Љирилл, что в тщетном стремлении поддержать
ростовскую кнЯжескую династию он рушилсЯ вместе с нею? —то, упрЯмо спасаЯ
Љонстантина Ѓорисовича, не считал имениЯ своего, что, принЯв буквально на
руки ‚асилиЯ Љонстантиновича, он видел от того один лишь раззор и
неблагодарность. Ќе слушаЯ своего боЯрина, ‚асилий Љонстантинович
переметнулсЯ было от Њихайлы ’верского к ћрию Њосковскому, и приведенные
ћрием послы ордынские, Љазанчий с ‘абанчием, жестоко пограбили ђостов, а с
ђостовом заодно и загородное имение Љирилла.
‚асилий Љонстантинович умер на двадцать пЯтом году жизни от морской
болезни, запутав донельзЯ свои и Љирилловы дела, и тут на ростовский стол
сел углицкий двоюродник, ћрий Ђлександрович, пЯтнадцатилетний мальчик, и
именно при нем в 1318 году ЯвилсЯ "посол лют именем Љочка", ограбил ђостов,
разорил и ободрал “спенскую церковь, пожег монастыри и окрестные села,
спалив дотла усадьбу Љирилла, из которой татары подчистую вывезли все добро
и скот, оставив одно погорелое место.
Њы сейчас почти не понимаем, что значили богатство и богатый человек в
те века, ибо о богатстве судим по условиЯм днЯ нынешнего, когда деньги
приходЯт в виде зарплаты или лежат на книжке, то есть поддержаны и
обеспечены могущественным аппаратом государства, устроением, начала и концы
коего неизвестны длЯ нас, так, будто уже оно и само по себе существует. ‚
лучшем случае мы представлЯем богатство по условиЯм дворЯнской жизни XIX
столетиЯ, той, с картами, псовою охотой и проматыванием имений... € великаЯ
истина, что богатство создаетсЯ трудом и что чем больше человек работает,
тем он богаче, и наоборот, чем он больше имеет богатства, добра, "собины",
тем больше обЯзан работать, чтобы его сохранить, - великаЯ эта истина,
вернаЯ, в глубинной сути своей, несмотрЯ на все иллюзорные ее искажениЯ, длЯ
всех времен и народов, почти недоступна уже нашему сознанию. Љ слову
сказать, получив от …катерины указ "о вольности дворЯнства", то есть о праве
жить, не служа в армии, а значит, не работаЯ, дворЯне наши, несмотрЯ на
отчаЯнные усилиЯ лучших своих представителей, за полвека прожили, промотали
и утерЯли все нажитое их предками за шесть предшествующих столетий, и
реформа 1861 года, по сути, покончила с дворЯнством, разрушив саму систему
поместий, "земель со крестьЯны"... Ќу, а как купеческие сынки умели за
считанные годы спускать миллионные отцовские состоЯниЯ, мы знаем из
литературы того же •I• века достаточно хорошо.
‚ те же, далекие от нас века, когда всеохватывающей бюрократической
государственной системы еще вообще не существовало, в те века отнюдь не
просто было быть богатым и удерживать, и передавать детЯм богатства свои.

ЃоЯрин Љирилл был "нарочит", великий муж в ђостовской земле. Ќо что это
значило? ‚ чем состоЯло оно, это богатство? ‚ родовых именьЯх (напомним, без
крепостного права!), в оружии, стадах, портах и прочей "рухлЯди", в дружине,
наконец. Ќо за стадами нужен уход, оружие имеет силу только в руках
ратников, а ратных, дружину, нужно кормить, и кормить хорошо. —ем
значительнее был боЯрин, тем большее число зависимых от него людей кормилось
от его стола. € выгнать, уменьшить число их было подчас просто невозможно. Ђ
служба кнЯзю? Ћна заключалась в делах посольских (а ездили за свой кошт!), в
военной помочи (а приводили своих ратных, и оборужали их сами!), в
управлении - ну, тут, на "кормлении", то есть управлении какой-то областью,
можно было получить причитающиесЯ по закону "кормы", которые опЯть же шли на
содержание дружины, слуг, посельских, ключников, и прочаЯ, и прочаЯ. Ђ ежели
землЯ была разорена, взЯть с нее что-то было отчаЯнно трудно (крестьЯнин не
был крепостным, напомним еще раз! € волен был уйти на все четыре стороны), а
дружину, всех даньщиков, вирников и прочих - корми! € ежели кнЯзь разорен,
то одарить боЯрина за ту же поездку в Ћрду совместно с кнЯзем он не может. Ђ
поездки в Ћрду - сущее разорение! ’ам каждому татарину дай по приносу, да и
стоимость тогдашних переездов, нам даже не представить себе: целый поезд
людей, коней, дружины, возы с припасом, лопотью, серебро, серебро, серебро -
не то не доедешь и до места... Ђ ездить со кнЯзем своим надобно все равно.
Ќе откажешьсЯ, ежели ты "муж нарочит" и один из ближайших боЯр своего
господина...
Њалолетних кнЯзей ростовских Љирилл жалел. Џонимал и отводил глаза,
видЯ жалкую улыбку, с коей ”едор ‚асильевич, вместо серебра и добра,
награждал своего слугу все новыми обещаниЯми в грЯдущем не забыть... ЉнЯзь
был нищ. Људа уплыли сокровища, собиравшиесЯ столь упорно предками, он не
знал и сам хорошенько. ‡адерживались дани Ћрде. „ело шло к тому, что
московский кнЯзь вот-вот наложит руку на ђостов, без бою-драки-кроволитиЯ, а
просто так вот: возьмет и съест. € боЯрин Љирилл нищал вместе со своими
кнЯзьЯми. Ќищал еще страшнее, ибо кнЯзь, даже разоренный дотла, все одно
имеет право на кнЯжеские "кормы" и дани со своего кнЯжества, а разорившийсЯ
боЯрин, терЯЯ добро и земли, терЯет все, и может решительно опуститьсЯ по
социальной лестнице до служилых дворЯн, до городовых "детей боЯрских", до
холопов даже, и даже до крестьЯн. € путь этот, безоглЯдный путь вниз,
боЯрину Љириллу, как виделось Ясней и Яснее, был уже как бы предопределен
судьбой.

ѓлава 4

ћрий Ђлександрович, очередной кнЯзь-малолеток, наделавший новой беды
Љириллу, умер в лето 1320-е, на восемнадцатом году жизни, освободив стол длЯ
малолетних детей ‚асилиЯ Љонстантиновича... € вот город, сделавшийсЯ столпом
учености ‚ладимирской ђуси, погибал. Џогибал без бою и славы, в которах
кнЯзей и боЯрских несогласиЯх, в наездах послов, в оскудении, причины коего
- увы! - гнездились прежде всего в самих кнЯзьЯх ростовских, что "мальчали и
исшаивали", когда рЯдом слагались кнЯжества и росли, бурлЯ и
перераспределЯЯсь, глубинные силы новой ђуси.
‡а сварами и ссорами не разглЯдели, не учуЯли кнЯзьЯ, да и боЯре
ростовские, того, грозного, что творилось на ђуси и в Ћрде в эту пору.
‘ыновьЯ Ќевского, „митрий с Ђндреем, заливали землю кровью, но спор шел
не о малом. ‚еликое кнЯжение, а с ним всЯ севернаЯ ђусь, лежали на чаше
весов и должны были достатьсЯ победителю. „ети Ќевского властно простирали
руки к ‚еликому Ќовгороду, налагали длань на целые кнЯжества, приобретали,
захватывали, но не делили! ђостовские кнЯзьЯ ссорились по-мелкому и не
увидели, как с принЯтием мусульманства “збеком, с победою "бесермен",
страшно закачались русско-ордынские весы. Ќе понЯли трагической сути падениЯ
Њихаила ’верского. Ќе учуЯли, что дело шло к Љуликову полю - к Љуликову полю
дело шло! ќтого не увидели, не понЯли в ђостове, хотЯ тут-то и должны бы
были и обЯзаны были понЯть прежде прочих! € потому, век приспособлЯЯсь, даже
и приспособитьсЯ не смогли к тому новому, что начало наползать на ђусь с
воцареньем “збековым.
Љирилл был в числе немногих, понимавших, - потому и настаивал, чтобы
ђостов держалсЯ ’вери и великого кнЯзЯ Њихаила, - но что он один мог?!
Џрочим, казалось, пример ”едора —ермного, - едва не захватившего, вместе с
џрославлем, ‘моленское и ЏереЯславское кнЯжества, - навечно вскружил головы.
€зо всех сил подружитьсЯ, покумитьсЯ с Ћрдой! ‚опреки своему же народу!
Њилостью хана усидеть на столе! € не узрели, что даже у покойного ”едора
—ермного не получилось, да и получитьсЯ не могло, ибо вне морали нет и не
может быть успешной политики на ђуси! € не видели, не ведали, что Ћрда уже
не та совсем, и союз с ханом, премудро устроенный некогда Ђлександром
Ќевским, перестал быть возможен теперь, когда победили воинствующие
бесермены, объЯвившие ђусь "райей", податным бесправным скотом, обреченным
на позор и уничтожение. € начались "послы"...

Ђ было допрежь того так: сидел в каждом городе баскак татарский, без
войска и особых прав, и надзирал за кнЯзем - исправно ли тот вносит дань
татарскую, не злоумышлЯет ли чего? Ђ кнЯзь дарил баскака подарками, а мог и
нажаловатьсЯ на него в Ћрду. € баскак предпочитал не ссоритьсЯ с кнЯзем, на
иное закрывал глаза сам, на другое закрывал ему глаза кнЯзь дареными
соболЯми... Ђ тут не стало баскаков, начались "послы".
Џосол приходил лишь раз, он был чужой кнЯзю и был заинтересован в одном
- взЯть! ‚зЯть так, чтобы другим не досталось. †аловатьсЯ не будут, а и
будут - попусту: "райЯ", скот! € поступать можно как со скотом. € каждый
посол свирепствовал, как мог, и наживалсЯ, как мог. ‹етопись сохранила нам
от тех лет, с 1314 года начинаЯ, целый мортиролог ограбленных и сожженных
городов, сожженных не ратным нахождением, а - послами! ‚ лучшем случае
обходились без огнЯ, а так: приходил в 1321 году из Ћрды в Љашин посол,
"татарин ’аЯнчар с жидовином должником, и много тЯгости учинил Љашину". Ђ
Љашин был город немалый, второй по значению в тверской земле, и учинить ему
многую тЯгость, значило - разграбить дочиста.
€ так уж получалось, что сильные кнЯзьЯ умели, задариваЯ хана,
отделатьсЯ от послов, и потому разорЯлись послами грады поменьше и кнЯжества
послабее. Ђ те, кто умел ладить с Ћрдою, как ћрий Њосковский, еще и сводили
руками послов счеты с соперниками своими.
€ Явно, не без чужого наущениЯ посол Ђхмыл, в 1322 году пришедший из
Ћрды с московским кнЯзем €ваном „анилычем, взЯл и сжег џрославль, после чего
готовил такую же участь ђостовской земле и граду ђостову ѓород спасло
прошлое, опЯть прошлое! ‘пасли нити традиций, которые рвутсЯ далеко не сразу
и не вдруг даже и в величайших катаклизмах истории. ђайЯ райей, а старинные
свЯзи было порушить не просто и татарскому послу. ђусскаЯ церковь все еще
внушала опасливое уважение ордынцам. „авно ли православные епископы в ‘арае
председательствовали на ханских советах?!
Ќекогда, еще при Њенгу-’имуре, один из царевичей-чингизидов, придЯ на
ђусь, крестилсЯ под именем Џетра и основал монастырь в ђостовской земле.
ќтот "ордынский царевич Џетр" был посмертно канонизирован, не без дальнего
заглЯду: была надежда (несбывшаЯсЯ) на скорое обращение всей Ћрды в
православие. € жил в ђостове правнук свЯтого царевича Џетра, €гнатий,
уговоривший владыку ђостовского, Џрохора, встретить Ђхмыла крестным ходом,
поднесЯ ему "тешь царскую": кречетов, соколов, шубы и прочие дары. „а тут
еще сын Ђхмылов заболел глазами на џрославле, и владыке ростовскому удалось
его исцелить. € Ђхмыл, послушавши €гнатиЯ, - как он сам сказал: "цареву
кость, татарское племЯ", - укротил нрав, остановил грабежи ростовской
волости и не тронул, не стал жечь самого города...
ќто-то и была та самаЯ "Ђхмылова рать", памЯть о которой свЯзалась с
рождением отрока ‚арфоломеЯ.

ѓлава 5

€ вот первое, во что Я, человек двадцатого века, смущаюсь поверить:
чудо, бывшее еще до рождениЯ ‘ергиЯ. Љогда в церкви, во времЯ литургии,
троекратно послышалсЯ детский крик из материнской утробы, крик ребенка, еще
не рожденного, будущего ‚арфоломеЯ, в иночестве ‘ергиЯ, по месту исхода его
прозванного ђадонежским.
Љрик ЯвлЯетсЯ с дыханием, младенец же в утробе матери еще не дышит,
следовательно, не может и закричать. ‚ это-то противоречие и утыкаетсЯ мой
слабый ум. Ѓыло? Ќе было? Ќо ведь было! €бо не легенда, сочиненнаЯ позже, а
настойчиво повторЯемый, во всю жизнь ‘ергиЯ, рассказ. ‘обытие, доставившее
много беспокойства и родителЯм его, заботно, не раз и не два и у разных
людей выспрашивавших - к чему такое? € что означает, и о чем повествует, не
к худу ли? € каков будет этот ребенок, какой судьбой наградит его ѓосподь?
€ вот Я стремлюсь найти "научное", то есть современное объЯснение... о,
суета сует! „а разве научное объЯснение что-нибудь изменит в его жизни, в
том, что было, о чем говорили и во что верили люди той поры... „а и вообще,
что значит "было"? Ѓыл крик, троекратный детский крик из утробы беременной,
возможно, на последнем месЯцу, боЯрыни, крик в церкви во времЯ литургии, и
бабам, обступившим ее после службы, отвечено было со стеснением и опусканием
очей, что младенца нигде не прЯчет, что он еще там, во чреве... Ђ Я буду
сейчас добиватьсЯ - мог ли нерожденный прокричать? „а разве в этом дело? € -
дадим уж себе волю и на это, дадим волю на "объЯснение", ибо без того не
можем, не умеем помыслить иначе. Њог же быть любой непроизвольный "чревный"
крик у женщины на сносЯх, в полной народу церкви, да на последнем месЯцу, да
после двух-трехчасового стоЯниЯ, да, возможно, в духоте, в полуобморочном
состоЯнии, возможно, в состоЯнии полубредовом, экстатическом, когда самой
уже кажетсЯ, что то кричит ребенок во чреве... Ќу, хоть так объЯсним! •отЯ -
зачем? ‡ачем нам всегда эти научные объЯснениЯ или опровержениЯ чудес? ‚ерим
же мы без объЯснений и без опыта, и не понимаЯ того совершенно, в чудеса
современной механической цивилизации, и довольно нам, что кто-то там видел,
кто-то понЯл и объЯснил. ‹ишь бы сами сделали, сами люди. Ќу, а тогда,
прежде, верили природе. € непонЯтное, неЯсное уму называли чудом. ‘трашусь
сказать, но выскажу все же и такое предположение: а что, ежели наш
механический век не все понЯл, не все постиг, а вдруг да не все тайны
бесконечной и бесконечно изменчивой вселенной Ясны нам, нашему сегоднЯшнему
сознанию? ‘колько в самом деле высокого духовного мужества и высокого
стоЯниЯ ума потребовалось англичанину ‚ильЯму експиру (человеку самого
начала современной технической цивилизации!) длЯ того, чтобы разорвать этот
порочный круг мысли: "…сли неизвестно нам и нами не объЯснено, значит, не
существует", - разорвать и бросить в лицо гордым современникам, и в лица
грЯдущим, еще более гордым, и в ограниченности гордыни своей еще более
спесивым потомкам бросить вещие слова истинного прозрениЯ: "€ в небе и в
земле сокрыто больше, чем снитсЯ нашей мудрости". (‚ старом, более известном
переводе это звучит так: "…сть многое на свете, друг ѓораций, что и не
снилось нашим мудрецам".)
’ак вот, не будем все же добиватьсЯ, чтобы современнаЯ медицина
объЯснЯла все чудеса средних веков. Ћна будет старатьсЯ объЯснить их, как
объЯснЯем мы ход истории в каждый век по-своему, и в каждый век по-разному!
Ќо как историЯ все-таки была... Ќе важно, из гордости, мужской ли обиды или
по "экономическим соображениЯм", но, скажем, древние греки отправились-таки
под ’рою, и сложили там свои головы, и пели потом героические песни-сказаниЯ
о великой войне с Џриамом, и песни эти были записаны, и дошли до нас, и всЯ
запутанность ѓомеровского вопроса не отменЯет наличиЯ "€лиады" и
"Ћдиссеи"... ’ак вот, то, что было, - было, и был троекратный младенческий
крик в церкви, во времЯ литургии, в ђостовском соборе, в первой четверти
великого четырнадцатого столетиЯ...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

ЃеременнаЯ ЊариЯ стоЯла в притворе. Љогда за проскомидией
(приготовлением свЯтых даров в алтаре), после пениЯ "трисвЯтого" ("‘вЯтый
Ѓоже, свЯтый крепкий, свЯтый бессмертный помилуй нас!") хотели начать честь
…вангелие, ребенок внезапно завопил в утробе. Ћна охватила живот руками,
стоЯла ни жива ни мертва. ‚торично, уже когда начали петь херувимскую песнь:
"€же херувимы..." - младенец вновь внезапно заверещал на всю церковь. € в
третий раз возопил, когда иерей возгласил: "‚онмем свЯтаЯ свЯтым".
’ут уж заволновались и все окружающие. †енщины и мужчины стоЯли тогда в
храмах, не смешиваЯсь, на левой и правой сторонах собора, и потому толпа
вокруг Њарии была сплошь своЯ, бабьЯ, настырнаЯ и любопытнаЯ, и
любопытно-бесцеремоннаЯ.
Ќо надо объЯснить тут, что же такое литургиЯ? ‹итургиЯ, или обеднЯ, это
главное, основное, ежедневное богослужение православной церкви.
Џо евангельской легенде в ночь накануне того днЯ, когда его, по доносу
€уды, схватила стража, чтобы увести на казнь, €исус, уже прозревавший свой
скорый конец, сидЯ с учениками за позднею трапезой, в задумчивости разломил
хлеб, покрошив его в чашу с вином, и, обратЯсь к ученикам, промолвил:
- Џримите, Ядите! ‘ие есть тело мое и кровь моЯ Ќового завета!
’ускло чадили маслЯные плошки. „венадцать скитальцев во главе со своим
наставником, они ели в задней комнате бедного пригородного дома. …ли не
потому, что исполнЯли обрЯд, а потому, что были голодны и усталы. ѓрозно
пошумливал невдали, укладываЯсь спать, великий и гордый город. "Ћ,
€ерусалим, - как-то воскликнул •ристос. - ’ы, побивающий камнЯми пророков
своих!" €спеченный на полу грубый хлеб, да дешевое кислое красное вино,
разбавленное водою, да горсть оливок, - о мЯсе козленка им не приходилось и
мечтать! - вот и всЯ трапеза. € их было мало, так мало в этом чужом и
враждебном, гордЯщемсЯ храмом своим, торговом и шумном городе! €х было
только двенадцать человек. „ух отчаЯниЯ, дух скорого отречениЯ от учителЯ
своего витал над ними. ‚ этот миг €уда встал, окутав лицо плащом.
- —то делаешь, делай скорей! - с суровой горечью произнес наставник.
…му уже оставалась только часть ночи: моление о чаше в ѓефсиманском саду.
’ак ли бестрепетно уведал он о предназначении своем? ’ак ли спокойно
отпустил от себЯ €уду? Ќо сделать уже ничего больше было нельзЯ. ‚скоре,
когда сад наполнилсЯ стражей, шумом и лЯзгом оружиЯ, он сам остановил
ученика своего, взЯвшегосЯ было за меч. Ћтрубленное ухо раба
первосвЯщенникова - вот и всЯ кровь, пролитаЯ за него в ѓефсиманском саду.
„а, они, ученики, были готовы умереть, сражаЯсь. Ќо не это было важно
теперь. ‚ажно было - важнейшее. € в этом, важнейшем, они были еще не тверды.
"„о того, как пропоет петух, ты трижды отречешьсЯ от менЯ", - сказал он
Џетру, и - не ошибсЯ. ‚ свалке, в толпе, когда ему при желании можно было бы
и скрытьсЯ, он не пожелал бежать. €уда подошел и облобызал •риста. ќто был
условный знак убийцам: "поцелуй €уды". “чителЯ схватили. †ертва, кроваваЯ
добровольнаЯ жертва за други своЯ, была принесена.
Џозднее, припоминаЯ и сопоставлЯЯ, постигли уцелевшие ученики грозный
смысл €исусовых слов, сказанных над преломленным хлебом, и понЯли, что то
был завет на грЯдущее. •леб и вино - тело и кровь. € крест, и мука крестнаЯ.
†ертва, которую смертный постоЯнно приносит на алтарь человечества, высшаЯ
жертва ‘оздателЯ ‘озданию своему. €, собираЯсь тайно на общие трапезы, стали
они с тех пор преломлЯть хлеб и крошить в багрЯное вино, смешанное с водою.
„абы не забыть. € укрепитьсЯ духом. € не пострашить пред смертною мукою,
когда придет роковой час. € во времЯ трапезы знали: не хлеб и вино, а тело и
кровь ѓоспода своего вкушают они, чудесно пресуществленные из вина и хлеба,
приносимые каждый раз заново и заново на алтарь человечества. € не
прекратитсЯ жертва, и не оскудеет любовь того, кто смертною мукою указал
путь заблудшим чадам своим. € каждый раз, чудесно преображаЯсь в таинстве
евхаристии, хлеб превращаетсЯ в тело, а вино - в кровь ѓосподнюю.
“ченые мужи укажут тут, пожалуй, на элементы древней магии приобщениЯ,
свойственные многочисленным Языческим культам, а именно - поедание частицы
бога (тотема, тотемного животного) с целью получениЯ (перенесениЯ) его
свойств на самого себЯ. Ќелишне будет напомнить о принципиальном длЯ
древнего человека различении двух магических действий, а именно: обрЯдового
поеданиЯ врага, трансформировавшегосЯ в черные дьЯвольские культы с
людоедством, ритуальными убийствами и проч., - и поеданиЯ своего бога
(хозЯина, покровителЯ), который добровольно отдает себЯ, свое тело, дабы
укрепить своих подопечных, или даже перейти в них, обретЯ в них новую жизнь.
’аким образом, эти два действиЯ, длЯ современного человека вроде бы и
схожие, имеют принципиально два противоположных смысла: борьбы-уничтожениЯ,
с насильственным подчинением чужой силы, и союза-присоединениЯ, с передачей
силы последователЯм своим. Њожно бы проследить названные обрЯды исторически,
найти тьму примеров, когда первоначальный кровавый культ (часто с
человеческими жертвоприношениЯми) с течением веков смЯгчалсЯ; подлиннаЯ
кроваваЯ жертва заменЯлась предметом или веществом, только символизирующим
ее в обрЯде... € тут-то мы и подойдем к таинству "преображениЯ" хлеба и вина
в тело и кровь ѓосподнюю. ‚се это и многое другое можно бы, повторЯю,
высказать здесь, как и про свЯзь (в значительной мере, по противоположности)
христианского культа с древнееврейским. Џочему •ристос в проскомидии и
получает название агнца (по аналогии с еврейским пасхальным
жертвоприношением: закланием и поеданием Ягненка), и многое еще можно бы
вспомнить тут, хотЯ можно и не вспоминать вовсе. „ело в том, что ритуал,
культ, никогда и нигде не ЯвлЯетсЯ рациональным изобретением ученых или
жрецов, а всегда и всюду возникает в результате горЯчей веры-переживаниЯ и
уверенности в исключительности, длЯ себЯ, и истинности, в высшем смысле,
всЯкого данного ритуала.
‘кажем так: обрЯды не создаютсЯ, а складываютсЯ, возникают. € длЯ того,
чтобы сложилось, возникло таинство евхаристии, нужна была горЯчаЯ вера,
во-первых, в исключительность, важность самого акта добровольной жертвы
€исуса •риста длЯ духовного спасениЯ своих последователей-христиан; нужна
была экстатическаЯ вера в то, что пресуществление в самом деле происходит, и
недаром историЯ отмечала множество случаев, когда верующие видели
действительно на престоле, в причастной чаше, вместо хлеба - агнца, или даже
младенца •риста. ’о есть длЯ них даже и зрительно, и по ощущению,
происходило превращение хлеба и вина в тело и кровь •ристову. ‹егко понЯть
поэтому, какое экстатическое состоЯние могло охватывать верующих во времЯ
таинства пресуществлениЯ, в те, уже далекие от нас века, когда вера была
живой и грозной, когда религиЯ обнимала и пронизывала всю жизнь, когда за
принципы, имеющие длЯ нас не больше значениЯ, чем древнЯЯ мифологиЯ, люди
бестрепетно отдавали жизнь, шли на костер и муку, доводЯ себЯ в воображении
своем до такого состоЯниЯ, что на ногах и руках у иных сами собою поЯвлЯлись
вполне реальные кровавые Язвы - стигматы, - следы гвоздей, коими был некогда
прибит ‘паситель ко кресту.
„а, впрочем, что говорить? Џоставим вопрос иначе, не в плоскости
исторических научных исследований, а в другой. Ќе ЯвлЯетсЯ ли, во все века
истории, длЯ человека высшею ступенью подвига, высшим состоЯнием, до коего
он может поднЯтьсЯ в героизме своем, подвиг и состоЯние жертвенности? € в
этом смысле не будут ли вечны и на все века справедливы слова о том, что
"никто же большей жертвы не имет, аще отдавый душу за други своЯ"? —то, -
скажем уж до конца, - без этого высокого чувства, без этой готовности отдать
себЯ за других человеческое общество попросту не может существовать, что
когда тот или иной человеческий коллектив пронизают идеи своекорыстиЯ,
эгоизма, жестокости и насилиЯ, человеческое общество, побежденное ими, скоро
гибнет, как бы устроено и могущественно оно ни было. €, - в этом смысле, по
крайней мере, - мы можем говорить даже и теперь, и с точки зрениЯ нашего
атеистического и материалистического воспитаниЯ, что жертвенный подвиг
•риста, в пору крушениЯ античного мира, спас человечество от гибели, указав
новые идеалы новой жертвенности, новой самоотдачи "за други своЯ", взамен
утраченных античных, и тем самым позволил утерЯвшему цель и смысл
существованиЯ обществу вновь обрести длЯ себЯ и цель, и смысл, и веру,
вырастив в недрах умирающего античного мира новые живые побеги юной
культуры, охватившей вскоре все ‘редиземноморье и половину …вропы и
получившей со временем название культуры христианской.
‘кромный обрЯд, трапеза верных, вспоминающих учителЯ своего, с течением
веков превратилсЯ в пышное богослужение, литургию, или, по-русски, обедню
(название "обеднЯ" указывает на обычное времЯ совершениЯ ее - до обеда).
џвились строгие правила, чтение Ђпостола и …вангелиЯ, кондаков и тропарей,
стройное пение антифонов и молитвословий украсили древний обрЯд. ‚
напрЯжении духовного творчества первых веков христианства сами собою
слагались все более сложные формы литургического действа. ‚иднейшие отцы
церкви, €оанн ‡латоуст и ‚асилий ‚еликий, оставили нам свои каноны литургий,
ставшие основою православного богослужениЯ. ‘амо литургическое действо
обозначало теперь как бы сразу и рождение, и крестную смерть агнца - •риста.
ЋтправлЯть литургию получил право только пресвитер, свЯщенник. („ьЯкон уже
не имеет права совершать литургию.) Џриготовление символической трапезы -
проскомидиЯ (разрезание хлеба - вынимание частиц из просфор, приготовление
вина и проч.) происходит обЯзательно в алтаре, на жертвеннике, и совершаетсЯ
свЯщенником после обЯзательного к тому молитвенного приуготовлениЯ.
Џока там, в алтаре, происходит приготовление свЯтых даров, в храме
находЯтсЯ молЯщиесЯ христиане и те, кто еще не принЯл крещениЯ, а только
готовитсЯ к тому, - оглашенные; и начало литургического действиЯ так и
называетсЯ: "литургиЯ оглашенных". Ќа литургии оглашенных, после великой
ектеньи, антифонов, пениЯ "трисвЯтого" и прочих молитвословий, читают
отрывки из …вангелиЯ, что символизирует проповедь •риста народу (почему эта
часть литургии и открыта равно длЯ всех, и христиан, и неверующих).
Ќапомним, что младенец ‚арфоломей закричал впервые как раз, когда хотели
начать честь …вангелие, то есть, по христианской символике, перед проповедью
•риста.
Џосле литургии оглашенных начинаетсЯ главное литургическое действо -
"литургиЯ верных". Ћглашенных, и вообще всех прочих, кто не причастен к
тайне крещениЯ, просЯт выйти из храма возгласом: "€зыдите, оглашенные". ‚
воспоминание о тех, древних, укромных литургиЯх, совершаемых во враждебном
окружении, втайне от властей, преследовавших христиан, дьЯкон восклицает:
"„вери, двери!"
€ вот начинаетсЯ важнейшаЯ часть обедни - перенесение свЯтых даров с
жертвенника на престол. •ор после ектеньи: "Џаки и паки миром ѓосподу
помолимсЯ" запевает херувимскую песнь: "€же херувимы тайно образующе, и
животворЯщей ’роице трисвЯтую песнь припевающе, всЯкое ныне житейское
отложим попечение. - џко да –арЯ всех подымем, ангельскими невидимо
дориносима чинми: аллилуйа, аллилуйа, аллилуйа". (‡десь говоритсЯ об ангелах
- невидимых копьеносцах, охранЯющих свЯтые дары. Ќасколько важна эта часть
литургии, свидетельствует уже то, что по вопросу: единожды или трижды
пропевать в конце херувимской песни "аллилуйа", в XVII столетии началсЯ
Яростный спор староверческой и никонианской церквей.) €менно в этот
торжественный миг ‚арфоломей прокричал вторично, нарушаЯ пристойность
обрЯда.
’ретий крик ребенка раздалсЯ уже после самого претворениЯ, перед
причастием, когда дьЯкон возглашает: - "‚онмем!" - Ђ иерей, возносЯ дары,
отвечает ему: - "‘вЯтаЯ свЯтым!".
—то означал этот троекратный крик, нарушивший благочиние службы? Ѓыл ли
то крик радости и веры во времЯ происходившего таинства, или, наоборот,
вмешательство злой силы, стремЯщейсЯ нарушить стройное течение литургии?
‚едь еще и так - при желании - можно было повернуть событие!
Ѓабы окружили смущенную боЯрыню.
- Џокажь ребеночка-то! - требовательно приказывали ей. Џод широким
боЯрским опашнем, что скрывал вздетый живот беременной, можно бы было, при
желании, и новорожденного спрЯтать. …ще что нам дивно и что следует
объЯснить, это женскаЯ, бабьЯ бесцеремонность, с коей обступили великую
боЯрыню посадские и купеческие жонки. Ќо тогда, в те века, церковь
действительно уравнивала, и тут были все - молЯщиесЯ, и все бабы - бабы, и
не было лакеЯ с дрожками у паперти, и одежда была похожей (и не было, еще не
было крепостного права, того тоже не забудем днесь!). Њы же отравлены
воспоминаниЯми о надругательствах барских над бесправною дворней в
восемнадцатом - девЯтнадцатом столетиЯх, мы же и боЯрина представлЯем в виде
барина Џушкинской, или хоть …катерининской поры, во французском платье, в
пудреном парике, с тростью и лакеЯми за спиной. Ђ этого не было. …ще не
было. ‚ церковь шли пешком, все и всегда. ’ем паче женщины. „аже и много
позже, даже и века спустЯ (царицы уже!) шли пешком из Њосквы в ‘ергиеву
‹авру на поклонение. ли с толпами молЯщихсЯ, в одно, так что же говорить
про четырнадцатый век!

Ѓабы теребили, ощипывали даже беременную боЯрыню:
- ѓде ребеночек-то? „етский же был крик-от!
Ђ она краснела, тупилась, и повторЯла, отпихиваЯ слишком бесцеремонные
руки, что нет, не прЯчет она дитЯтю где под опашнем, что дитЯ в ней, в
самой, еще не рожденное... € тут-то чьи-то круглые глаза, кто-то громко
охнул, кто-то всплеснул руками:
- Ѓа-а-абы! ђебеночек-то во утробе прокричал! Ђнделы! Ќе простой,
видно! „а уж не черт ли тут подводит, не нечистаЯ ли сила сомутила всех
праведных православных, не порченаЯ ли жонка, жена боЯрскаЯ, что приперлась
в церкву на сносЯх, уж чего у ней во черевах-то?!
Џро то, что ребеночек свЯтой, не вдруг подумают, из зависти бабьей
сперва про худое скажут. ’ем паче боЯрынЯ все-таки, боЯрынЯ великаЯ, а уж и
знают, что нынче, по нонешним временам, обедневшаЯ боЯрынЯ-то, что уже нет
той силы и славы, и богатства того, и уже не робкаЯ зависть, а глумливое
насмешничанье порой послышитсЯ ей вслед, тем паче тут, среди народа, в
церкви, где она одна среди прочих, нарочно на хоры не пошла, стоЯла в толпе
внизу, смирЯла себЯ. ‘амой разве легко видеть ежеден заботно хмурое лицо
супруга, и скудость наступающую, и небрежничанье холопов, тех, что прежде
стремглав кидались по первому знаку...
€ вот теперь новаЯ забота, новое горе, новое трудное испытание - этот
вот ребенок, второй сын (чуЯлось как-то, что сына дает ей опЯть ѓосподь).
‘таршенький, ‘тефан, уже и грамоту начал постигать, а этот какой-то будет
еще?! € вот тут, воротЯсь из церкви, в слезах, повестила она супругу своему
про наваждение - чудо ли? - случившеесЯ с нею на обедни... € свЯщенника
призывали, и, отслужив молебен, а после отведав обильной трапезы, и прилично
отрыгнув, успокаивал родителей отец Њихаил, толковал от писаний, от
текстов... Ђ неуверенность осталась, и, борЯсь с нею, строже и строже блюла
беременнаЯ весь чин христианского житиЯ, молилась часами, постилась по
средам и пЯтницам, содержала себЯ в чистоте телесной и духовной. Љ тому
часу, как родить, лицо истончилось, стало прозрачным до голубизны, и глаза -
огромными. “же и супруг, коему хватало своих забот, стал взаболь боЯтьсЯ за
нее - не скинула бы плод, не умерла бы сама от добровольно наложенной на
себЯ тЯготы!
Ќо не беспредельна труднота бабьей тЯгости. ‘рок родин подошел
благополучно. € то еще скажем, что, к счастью великому, не в возке, не в
пути, не в траве под кустом, и не в придорожной курной избе, а дома, в своих
хоромах боЯрских, довелось Њарии произвести на свет второго, самого
знаменитого сына своего.

ѓлава 6

†енщина, рожающаЯ в родильном доме, где ребенка уносЯт и приносЯт
медсестры, чаще всего не видит первого взглЯда новорожденного. Њежду тем,
поглЯдев внимательно в глаза только что поЯвившемусЯ на свет ребенку, трудно
порою не смутитьсЯ духом, и даже не ощутить жути - такое недетское,
взрослое, мудрое и смЯтенно-трепетное выражение имеют они. ’акие глаза,
такой взглЯд, пожалуй, только у серафимов ”еофана ѓрека в куполе ‘паса на
€льине в ‚еликом Ќовгороде. Љак будто откуда-то оттуда, "из выси сфер",
пришедшаЯ душа с трепетом ужаса оглЯдывает впервые этот, наш мир. Ћчень
скоро, впрочем, и взрослость, и мудрость взора ребенка проходЯт, и глаза
становЯтсЯ обычными, глуповато-спокойными глазами дитЯти. —удо окончилось,
душа вошла в плоть, и уже не проглЯдывают в телесном, пугаЯ взрослый ум,
глубины нездешних миров.
Ѓоюсь утверждать, - не видел, не зрел, не сравнивал! Ќо нет ли в этом,
первом и скоро преходЯщем взглЯде предведеньЯ каждой данной судьбы, того,
что определит человеку всю его последующую жизнь? Ѓыть может, только очень
старые свЯщенники, ведающие судьбы прихожан своих, коих им доводилось
крестить, могли бы ответить утвердительно на этот вопрос.
‚ старину (да и не такую уж древнюю!) рожали дома, и боЯрыни так же,
как и черные жонки. € из высокого своего покоЯ, из вышних горниц, ЊариЯ,
когда подошел ее час, тоже выходила в хлев, и тут, в парной духоте, где в
полутьме шевелились, вздыхаЯ, коровы, на свежей соломе, стоЯ, держась руками
за перекладину, и рожала. Ќу и - боЯрынЯ все же! - не одна повитуха, а и еще
четверо сенных жонок было при сем. „ве поддерживали под руки со сторон, одна
держала подол боЯрыни, не замарать бы дорогую срЯду, другаЯ стоЯла наготове
с чистым убрусом и свечой.
- ЏотЯгни, потЯгни, милаЯ! - приговаривала повитуха.
- „а Я... - кусаЯ губы, чтобы не закричать, бормочет роженица. - „а
Я... со ‘тепущкою-то, словно, легше было... Ћй!
- Ќу, ну, душенька ты наша! Ќу же! Џошел, уже пошел...
- Ћй! Ћй!! - не выдержав, наконец, закричала ЊариЯ. € тут, в трепетном
свете свечи, что плЯсал огоньками в больших любопытных коровьих глазах, -
животные оглЯдывались, переминаЯсь, не совсем понимаЯ, почто и к чему
суетЯтсЯ здесь все эти жонки и плЯшет тревожащий свечной огонек, - боЯрынЯ,
запрокинув голову с досинЯ закушенными губами, почти повисла на скользкой
жерди, не держи со сторон, невесть, и устоЯла бы, лишь горЯчий шепот и
услыхала сквозь рвущуюсЯ боль: - "€дет!". € - в надрыв почти уже - огромное,
опустошающее облегчение...
’олько страшно дрожали расставленные ноги, и что-то там делали жонки с
повитухою, котораЯ сейчас ловко принЯла младенца в чистый убрус, тут же,
слегка обтерев с него родимую грЯзь, положила на солому, и льнЯную ниткою
перевЯзывала пуповину, а перевЯзав, наклонилась и зубами, слегка зажевав,
отгрызла лишнее, тут же и подшлепнув младенца - "дыши!".
Џод руки, почти обморочную, Њарию отвели-внесли в терем и уложили на
ложе, тоже соломенное, застланное рЯдном, а сверху белым тонким полотном, но
без перины, чтобы не было жаркой мЯгкости, вредной роженице.
’ут, в повалуше, уже толпилось едва ли не полтерема, и не только жонки
и девки, совали нос и любопытные мужики, которых тотчас, впрочем, и
выпроваживали взашей.
Џосреди покоЯ уже было водружено дубовое корыто с теплой водою, и
сейчас, уложив и обтерев влажной посконью боЯрыню, жонки, во главе с
повитухою, бережно развернув, обмывали в корыте попискивающего малыша.
ЃоЯрин Љирилл протолкалсЯ сквозь суетЯщийсЯ бабий рой к ложу жены,
склонилсЯ над нею. ЊариЯ вздрагивающими потными пальцами тонкой руки
коснулась чела супруга. Ћгромные, полные пережитого страданиЯ и счастьЯ,
обведенные синею тенью глаза оборотились к такому дорогому сейчас - особенно
дорогому! - доброму и растерЯнно-беспомощному лицу супруга:
- Ћтрок, - прошептала, - сын!
Љирилл покивал головой, знаю, мол! ‚ горле стало комом, не мог ничего и
выговорить. ’олько, еще ниже склонЯсь, коснулсЯ бородою влажных,
исстрадавшихсЯ рук дорогой своей печальницы. ‚се заботы и труды сейчас -
посторонь. †ива, благополучна! € - сын.
- ’ы иди... - прошептала, едва заметным движением перстов перекрестив
счастливого отца. Љирилл распрЯмилсЯ: высокий, - жонки все были по плечо
ему, - статный, как и прежде, как и всегда... „аже и тут, на ложе болезни
лежа, узрела ЊариЯ опЯть и вновь, как царственна на нем даже и простаЯ
домашнЯЯ срЯда. Ђ вот не судьба, не талан... Њельком прошло облачною тенью
суедневное, заботное, о чем в сей час и думать не хотелось совсем... € вот
тут-то ей и поднесли младенца, уже умытого, уже укутанного в свивальники, с
одною сморщенной красною мордочкой, темнеющей среди белого полотна. € уже в
свете дорогих свечей в высоком свечнике у ложа заглЯнула ЊариЯ в глаза
будущего (еще не крещенного) отрока ‚арфоломеЯ, и не могла не узреть, не
прочесть в них удивительного знака грЯдущей его судьбы.
‘перва-то, как поднесли, увиделись одни светлые бровки и пухленький
ротик, с забавно приподнЯтою, жаждущей материнского соска верхнею губкой. €
ЊариЯ, уже протЯгиваЯ ладо ни к теплому свертку, лишь мельком заглЯнула в
большие, отверстые миру глаза дитЯти. ‡аглЯнула. € сама испугалась даже. ‘о
сморщенного детского личика на нее глЯдел старец. ѓлаза жили как бы даже
отдельно, полные безграничного терпениЯ и тайного прозреньЯ, и ее словно
овеЯло тихими крылами, даже и протЯнутые ладони замерли в воздухе на миг.
‘вет струилсЯ на нее из очей дитЯти, голубовато-искристый, неземной, как
будто бы бархатный на ощупь свет... €... не виновата она, что охватила
судорожно, прижала к себе поскорее, едва не вдавила в крохотный рот
набухший, потемневший сосок. € пока сосал - не жадно, крутЯ головкою,
захлебываЯсь, дергаЯ и терЯЯ, как, бывало, ‘тефан, а задумчиво, ровно и
плотно, словно бы исполнЯл работу, думаЯ в то же времЯ совсем о другом, -
все боЯлась, как оторвет от груди? ЃоЯлась вновь нечаЯнно заглЯнуть в
отверстые очи.

‚прочем, пугающее это прозрение в глазах у дитЯти быстро окончилось.
Њальчик ‚арфоломей стал упитанный, спокойно веселый и ежели бы не то событие
в церкви, он и не тревожил бы ничем родителей своих, все внимание которых
по-прежнему забирал старший, ‘тефан. ’ем паче ЊариЯ почти тотчас опЯть
понесла и невдолге родила третьего сына, названного Џетром, так что тут и
заботы, и внимание, все пришлось делить натрое (и даже начетверо, самаЯ
старшаЯ подрастала дочерь, в близких годах уже превратившаЯсЯ в невесту).
Ќе был, к тому же, ‚арфоломей ни тщедушен, ни нервен излиха (да и будь
он заморыш, отроком-то, не вымахал бы к мужескому возрасту противу прочих "в
два мужика силою", как сообщает первый его биограф, …пифаний. Ћдна только
странность была у дитЯти: не брал грудь по постным днЯм, средам и пЯтницам.
€ не то, чтобы дергалсЯ или кричал, нет! Џопросту отворотит личико и лежит,
задумчиво глЯдЯ вдаль... ЋпЯть трудно верить! Њожет, плохо брал? Њать даже и
то пробовала: влагать ему сосок в рот насильно, а он все одно, не сосет,
зажмет сосок деснами, да так и лежит, не чмокаЯ и не шевелЯ губами... —то ж!
‘уровое соблюдение постов и постных дней Њарией, пока носила плод, могло же
воспитать и в младенце ‚арфоломее эту наклонность к перерывам в пище. Ѓыть
может! •оть так объЯснить-понЯть. € еще он не брал грудь после обильной
мЯсной пищи матери (и у кормилиц не брал груди тоже). ‚ерно, тонкость
натуры, котораЯ отличала ‘ергиЯ всю жизнь от прочих, "сверхчувствие" его,
сказалось уже тут, на самой заре жизни, в тонком различении вкуса
материнского молока.
Ќо и это заметила ЊариЯ не вдруг, а после, - после того всего, что
назвал летописец Ђхмыловой ратью.

ѓлава 7

- Ѓеда, жена! Ќадо бежать!
ЏлЯшущие огоньки двух свечей едва освещали тесовую лавку, корыто с
дымЯщейсЯ водой, угол божницы да край стола с разложенными ветошками и белым
льнЯным убрусом, расстеленным поперек столешницы, на котором ЊариЯ с нЯнькою
и сенной девкой кончали перепеленывать вымытого, накормленного и теперь
забавно гулькающего малыша, который, тараща круглые глазенки, любопытно
выглЯдывал из тугого свертка и дергал щечкой, пытаЯсь и не умеЯ еще
улыбнутьсЯ.
ЊариЯ поднЯла голову, еще не понимаЯ, еще отсвет улыбки дитЯти блуждал
на ее лице, и прежде смысла слов поразило ее лицо супруга, - смЯтое,
растерЯнное, с погасшим, бегающим взором, с пЯтнами лихорадочного румЯнца на
щеках и лбу, - такого с ним николи не бывало, ни в мор, ни в иную беду, ни
даже в набег Љочки, даже и тогда, когда дошла весть о гибели Њихайлы
’верского в Ћрде - последнего из кнЯзей, - как всегда повторЯл Љирилл, - кто
мог спасти ђусь и ђостов от гибели.
Њуж сдалсЯ, сник, сломалсЯ духом, - понЯла она, - и это было самое
страшное, страшнее того, что он бормотал, словно в бреду: про Ђхмыла, посла
татарского, про горЯщий џрославль, про то, что и ђостову уже уготована та же
беда, и все боЯре, весь синклит, уже покинули город, сам Ђверкий бежал
невестимо, бросив обоих молодых кнЯзей на произвол судьбы, да и они уже,
верно, побегли вон из града... € что их поместье стоит как раз на
џрославском пути!
Ћна встала, едва не уронив маленького ‚арфоломеЯ, сделала шаг, второй
навстречу супругу, и у самой вдруг все словно поплыло в глазах: стала мЯгко
заваливать навзничь...
‚ обморочных сумерках чьи-то руки, плЯска дверей, голоса, грубый зык
џши, старшего ключника, топот и гам снаружи... Љирилл держал ее за плечи.
ЊариЯ, медленно приходЯ в себЯ, стуча зубами о край ковша, пила терпкий,
холодный квас. Ђ уже в горнице полюднело. ‘уетились, несли сундуки и
укладки, сворачивали толстый ковер, уже держали наготове дорожный опашень
боЯрыни, уже укутывали маленького, когда в покой ворвалсЯ разбуженный
нЯнькою и едва одетый ‘тефан:
- Ѓатюшка! ’атары, да? Ѓудем дратьсЯ?
- ‘ Ћрдой?! - вопросил, бледно усмехнувши, отец. - Ѓежим, вот!
- Ѓежим? - Њальчик недоуменно уставилсЯ на родителей, только тут
приметив гомон и кишение прислуги, торопливый вынос добра и рухлЯди.
- Ќет! - возопил он с отчаЯньем и слезами в голосе. - ЋпЯть! ЋпЯть то
же! Ѓатюшка! ’ы должон погинуть, как кнЯзь Њихайло в Ћрде, вот! - выпалил
вдруг ‘тефан с разгоревшимсЯ лицом, сжав кулаки. - Ђ Я... а мы все... - Ћн
не находил слов, но такаЯ сила была в голосе отрока, что Љирилл смутилсЯ,
отступив.
€спуганнаЯ ЊариЯ попыталась было привлечь первенца к своей груди, но он
упрЯмо вырвалсЯ из разнеживающих материнских объЯтий и стоЯл одинокий,
маленький и неумолимый, с тем, уже начавшим обозначатьсЯ сквозь детскую
мЯгкость, резким обрубом прЯмого стремительного лица, будто стесанного одним
резким ударом топора ото лба к подбородку, с темными провалами очей,
"огненосных", - как скоро назовут глаза юноши ‘тефана, - стоЯл и не прощал
всему миру: себе, родителЯм, граду ђостову, готовый укорить даже и ѓоспода,
ежели б не знал твердо, что нынешнее гибельное позорование ђуси есть ЃожьЯ
кара за грехи преждебывших и нынешних русичей...
- Џогибнуть, да! € Я, Я тоже!
- Ђ что будет, когда татары придут, со мною? - вопросила ЊариЯ. - € с
ним? - указала она на сверток с красным личиком в руках у нЯньки.
‘тефан перевел взглЯд с матери на меньшого братца, так некстати
поЯвившегосЯ на свет, набычилсЯ, не знаЯ, как и чем возразить матери, минуту
постоЯл, пунцовый, закусив губы и сжав кулачки, и вдруг, громко зарыдав,
выбежал вон из покоЯ.
- Ѓеги за ним! - перваЯ нашлась ЊариЯ, пихнув в загривок сенную девку.
’ут же двое оружных холопов, опомнЯсь, бросились ловить отрока. ‘тефан,
пойманный ими на переходах, не сопротивлЯлсЯ, только, пока его несли до
возка, билсЯ в отчаЯнных судорожных рыданьЯх, запрокидываЯ голову, храпЯ и в
кровь кусаЯ себе губы...
Ќежданный приступ и укоризны сына заставили Љирилла опомнитьсЯ. Ћн
попыталсЯ взЯть себЯ в руки. ‘нЯв ключи с поЯса, велел выносить дорогое
оружие и узорочье из бертьЯницы. Ќо все плыло, проваливало, мутилось в
голове, и кабы не џков, так бы и потекло мимо, нелепо и врозь, рассыпаЯсь в
безобразном, безоглЯдном бегстве...
џков поднЯл на ноги дружину, силой собрал растерЯнных холопов, повелел
запрЯгать и торочить коней и выпускать на волю скот из хлевов - по кустам
разбежат, дак и то татарам поболе заботы станет имать кажного арканом!
Ќа крыльце их обнЯла теплаЯ летнЯЯ ночь. ‘ухаЯ, нагретаЯ за день пыль
отдавала солнечный зной и гасила шаги. елестели кузнечики в кустах сада.
‡везды, срываЯсь, чертили огнистый след. Ќочь пахла теплом, мЯтою, зреющим
хлебом. Ќо в теплой ночи потревоженно ржали кони, плакали дети, гомонили
бабы, и зарницы, вспыхивающие над землей, казались заревом горЯщего
џрославлЯ.
ЊариЯ, укутаннаЯ, крепко прижимаЯ к себе малыша, повалилась в глубокую
телегу, на сено.
- ‘тепушка где?
- Џовезли уже! - отозвались из темноты.
- ‘тефан со мною! - послышалсЯ голос супруга.
‚озки и телеги, все, что имело колеса, уже выезжали, груженные наспех
накиданным добром, со двора. Љоровы и овцы непутем шарахались под ноги
коней. ‚ ночи мычало, блеЯло, хрюкало, выли собаки, голосили, словно уже по
покойникам, жонки. Љто-то бежал сзади с криком: "Њатушка боЯрынЯ! Њатушка!".
ЊариЯ хотела остановить, но возчик Яро и молча полосовал конЯ, и телега
неслась, подкидываЯ и колыхаЯсь на всех выбоинах, и ей оставалось только
сжимать малыша, чуЯ, как нЯнька с двумЯ сенными перекатывают по ногам,
хватаЯсь в темноте за высокие краЯ телеги. € бежали, дергаЯсь вверх и вниз,
звезды над головой, да чьЯ-то косматаЯ и чернаЯ в ночи голова, склонЯЯсь со
скачущего обочь с телегою конЯ, хрипло спрашивала:
- ЃоЯрынЯ здесЯ?
- ‡десЯ! - хором отвечали бабы. € голова исчезала вновь, только мерный
конский топот с редкими сбоЯми нессЯ посторонь, словно пришитый к тележному
колесу.
’ерЯЯ возы и людей, выматываЯ коней, взъерошенных, мокрых, в мыле и
пене, они неслись, минуЯ темные, еще не разумеющие беды деревни, сквозь
запоздалый брех хриплых спросоньЯ собак, мимо и прочь от ђостова, забиваЯсь
в чащобы, по малоезжим, глухим, затравЯнелым дорогам. € уже утро означило
легчающее небо, и первые светы зари поплыли над курЯщей паром землей, когда
џков, что вел ватагу, разрешил остановить, покормить и выводить шатавшихсЯ
коней.
‘ избитыми боками, с трудом разжав онемевшие руки, не понимаЯ даже, жив
ли малыш, ощущаЯ противную мокроту внизу тела и тошнотные позывы, ЊариЯ с
трудом выбралась из телеги, тотчас всЯ издрогнув от холодного утренника.
‡убы начали стучать - не унЯть было, как ни сжимала. Џодъехал Љирилл.
’Яжело, шатнувшись, свалилсЯ с конЯ. …й дали чего-то испить, есть она не
могла, помотала головой. ЌЯнька помогла расстегнуть саЯн, поднесла, не
распеленываЯ, малыша к груди. ‘лава ѓосподу, молоко не исчезло, текло
по-прежнему, и грудь легчала, по мере того, как маленький деловито сосал.
Џодходили мужики, но даже и стыда, что боЯрынЯ на людЯх с голою грудью, не
было, до того устала и до того болело все тело.
Џодошел, шатаЯсь, ‘тефан, с черной умученной мордочкой.
- Џрости, мамо!
Њолча огладила, ткнувшись сухими губами ему в висок. ѓлЯнула снизу
вверх на мужа и поскорей отвела глаза, увидЯ ту же, вчерашнюю, испугавшую ее
давеча жалкую потерЯнность на родном, всегда таком красивом и строгом, и все
равно дорогом лице!
Џотом уже, когда все кончилось, и это позабывалось порой...
Ћни отсиживались в лесной деревушке, перенимаючи слухи. Љирилл уезжал,
и от него долго не было ни вести, ни навести. ЊариЯ пристроилась спать в
летней клетушке, не разоболокаЯсь, мытьсЯ в печи в очередь со своими же
холопками, хлебать мужицкие шти; помогала, чем могла, по хозЯйству, даже и
жать ходила вместе с бабами, а ‘тефана послала возить мужицкие снопы с полЯ.
“же и обдержались, и привыкать стали, когда, наконец, воротились веселые,
успокоенные супруг с џковом, и Љирилл, вольно развалЯсь на лавке, сказывал,
как все устроилось, какой раззор и разброд творились в ђостове, брошенном
боЯрами и владыкой, как €гнатий, - сказалась ордынскаЯ кровь! - ременной
плетью расчищал себе путь, разгонЯЯ, словно овец, перепуганных горожан, как
настигли и воротили епископа Џрохора, как сами потрошили сундуки в брошенных
теремах, собирали испуганный клир церковный, как вели их, почти падающих в
обморок, с хоругвЯми в дрожащих руках, и как стих, засопев, Ђхмыл, старый
знакомец покойного Њихайлы ’верского, услышав из уст €гнатиЯ речь татарскую;
какие подарки передавали ордынцам, как успокоили город и возвращали
разбежавшихсЯ смердов...
- ЏотратитьсЯ-таки пришлось и нам! - со вздохом присовокупил Љирилл.
- „а и то еще подвезло, - подал голос в свой черед џков, - сын еговый,
вишь, Ђхмыла-то, на џрославли глазами заболел! ‚ладыка €гнатий исцелил ево
молитвою, освЯщенной водою помыл, да... ѓосподь помог!
- ѓосподь! - добродушно отозвалсЯ Љирилл, веселыми глазами озираЯ свое
семейство.
ЊариЯ слушала немо, с тупою тЯжестью в сердце и голове. € вдруг в ней,
возможно от усталости, крестьЯнского тЯжкого труда, нездоровьЯ, страхов,
горькою волной поднЯлось запоздалое отчаЯние. Ћстро увидела она всю свою
жизнь, красавца-мужа, который надевал писанный золотом шелом и дорогой
доспех только длЯ торжественных выездов, ни разу не ратЯсь, потерЯл все или
почти все (и даже маленький ‘тефан кричал ему - погибни со славой!), и что
всЯ жизнь ихнЯЯ была длЯ одного этого: длЯ шествий, с хоругвЯми и поклонами,
выездов с кнЯзем, посольских дел, не нужных, как проЯснело теперь, никому и
никого не спасших... € не потому ли, да именно поэтому, он и неуспешлив
днесь! ЉакаЯ корысть в том, что был ты честен и верен сменЯвшим друг друга
юным кнЯзьЯм? —то был щедр, хлебосолен и нищелюбив? ‚ спокойную пору, тогда
еще... до ЃатыЯ, быть может, пригодились бы твои и стать и норов, - но не
тут, не теперь! Љак же ты не видишь, ладо мой, отец детей моих и свет очей
моих, как же не узришь позора в том, что вышли вы, мужи, боЯре, ратные люди,
да попросту мужики, наконец! ‘ хоругвЯми, встречу поганому бесермену, послу
татарскому, с дарами, Яко волхвы ко •ристу новоЯвлену! ‘милостивил,
испугалсЯ за сына... ‘ын-то еговый глазами заболел, видно, от жара
огненного, - задымил очи на пожаре џрославском! ‘ хоругвЯми, крестным ходом,
Яко благодетелЯ своего...
- Ђ кабы не исцелил?! - спросила вдруг ЊариЯ, звонко, в надрыв, и,
склонЯсь, горько заплакала: о себе, о нем, что только и умел всю жизнь
умолЯть, просить, шествовать, когда надо было дратьсЯ, подличать, предавать
или уж безоглЯдно идти на крест!
- Ђ кабы не исцелил? - повторЯла она, вздрагиваЯ, горбатЯсь и закрываЯ
лицо руками, меж тем как Љирилл, испуганный, пав на колени перед женой,
пыталсЯ, как мог, утишить ее рыданиЯ. ‡нал бы он, сколько ей пришлось
пережить за эти смутные дни!
‘тефан слушал, бледный, повторЯЯ одними губами: - "ѓосподь!".

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

‚озвращались едва не на пепелище. ‚се было разорено и порушено. ’атары,
свои ли - не поймешь, поозоровали всласть. ‘орванные двери, выбитые
оконницы, поваленные огорожи... …два четверть разбежавшегосЯ скота удалось
собрать по кустам. Ќедосчитались и многих слуг, сбежавших напрочь. Џочитай,
ежели бы и сгорел город, боЯрину Љириллу не много большего убытку стало от
Ђхмылова нахождениЯ...

ѓлава 8

Њинуло четыре года. —етыре года относительного покоЯ, когда можно
отстроить порушенные хоромы, когда бабы вновь рожают детей, а мужики пашут и
сеют хлеб. •отЯ уже в воздухе носило, что ћрий вновь схлестнетсЯ с „митрием,
и горе тогда ђостову, зажатому меж ’верью и Њосквой! Ђ подрастающие кнЯзьЯ,
словно перенЯв наследную болесть, начинали тЯжко ссоритьсЯ, чему деЯтельно
помогали многие боЯре. € уже скоро дело должно было дойти до дележа града
ђостова и волости... € все же это были относительно спокойные годы, о чем
Љирилл почасту толковал с зЯтем своим, ”едором ’ормосовым, когда те наезжали
гостить, обычно всей многочисленной семьею, со своЯками, тетками,
племЯнниками, детьми и челЯдью. € венцом всех этих разговоров было одно: кто
одолеет, в конце концов, Њосква или ’верь? ’верь - была привычнее,
спокойнее, спасительней казалась длЯ града ђостова.
Њечты, похороненные со смертью Њихаила ’верского, все еще робко
брезжили в неспешных застольных речах.
- ‚от бы, ежели бы... Џокойник, Њихайло џрославич, царство ему
небесное, глЯди-ко, почти уже всю землю ‚ладимирскую совокупил в руце своЯ!
‡а малым дело не состроилось! Ќовгород ‚еликий, вот... „а, Ќовгород! “прЯмы,
непоклонливы новгородцы-ти! Ђ ныне опЯть все поврозь, да под московского
кнЯзЯ головы клонЯт...
†ена была права в давнем озарении своем. Љирилл всю жизнь мечтал о
благолепии, о торжественном уставном несении вышней службы, и всю жизнь, в
тайнаЯ тайных души, верил, что кнЯзь должен быть справедлив, великодушен,
мудр и милосерд, и когда раз за разом видел иное - недоумевал, не верил, не
понимал и не принимал, на многое и вовсе решительно закрываЯ глаза.
‚ иную пору, в иной действительности был бы Љирилл и в почете и на
месте своем. Ќо тогда, когда все рушилось, бродило, а новое не устроЯлось
еще, он был порою смешон, как токующий тетерев, что слышит одного лишь себЯ.
Ќо уже и эти заботы отходили длЯ него посторонь, терЯли прежнюю свою
остроту и боль. € все чаще Љирилл такие вот беседы кончал присловьем:
- …дин ѓосподь!
‚ нем все укреплЯлось и росло сознание, что земнаЯ жизнь, его труды и
чаЯньЯ - суета сует и всЯческаЯ суета, и то, чему он посвЯтил свою жизнь,
врЯд ли столь уж важно перед лицом ѓоспода и той, другой, истинной, вечной
жизни. € все меньше трогало Љирилла, что хозЯйство плыло из рук, уходило
добро, уходили люди, пустели волости, некем и нечем становилось содержать
городской двор... ‡десь, на земле нажитое, оно и должно было остатьсЯ на
этой земле.
‚прочем, хоть и скудел боЯрин Љирилл, все же он оставалсЯ великим
боЯрином, и хозЯйство его, трижды порушенное, все еще было боЯрским и
большим. € сына ‘тефана отдали учитьсЯ не куда-нибудь, а в ѓригорьевский
затвор, рЯдом с кнЯжеским теремом, куда ушла едва ли не всЯ библиотека кнЯзЯ
Љонстантина ‚севолодича, и отроки лучших боЯрских семей учились именно
здесь, и самые ученые иерархи церковные выходили именно отсюда.
Љ Љириллу невидимо подходила старость. Џодходила, как наступает тихаЯ
осень. ‚се тепло и солнечно, но редеют леса, свежеет воздух, меркнут краски,
и вот уже каким-нибудь ранним утром треснет льдинка в лужице под ногой, и
птичьи караваны уходЯт и уходЯт в синих холодных небесах туда, на юг... ’ак
было и с ним: не согнулсЯ стан и сила еще не ушла из предплечий, и в светлых
волосах не вдруг проглЯдывали, прЯчась, нити седины, но уже виднее стали
белые виски, и узкою лентою посеребрило бороду, и посветлели брови, и новые,
добрые складки пролегли у рта, и морщинки у глаз не сходили, даже когда он
переставал щуритьсЯ. € все больше от дел городских, невеселых, обращалсЯ он
к детЯм, словно в них чаЯл достичь того, до чего не удалось досЯгнуть
самому, себе же оставлЯЯ, в дальнем далеке, тихую надежду на монастырское
уединенное успокоение.
‚ детЯх на первом месте был длЯ него ‘тефан, горЯчий и нравный. ‘ ним,
как с равным уже, проводил Љирилл часы, толкуЯ греческие книги, обсуждаЯ
деЯньЯ Ђлександра Њакедонского, Ћмировы сказаньЯ, чтЯ вслух хронику Ђмартола
и русские летописи, по которым недавнЯЯ и уже отошедшаЯ в небытие киевскаЯ
старина выглЯдела величавой и славной, а кнЯзьЯ киевские - џрослав,
‘вЯтослав, Ћлег, ‚ладимир, креститель ђуси, великими и грозными.
Њалыши - ‚арфоломей с Џетром - занимали гораздо меньше места в душе и в
мыслЯх родителЯ, хотЯ и помнилось, и тревожило бывшее в церкви, но помнилось
и поминалось от случаЯ к случаю, а так, ежеден, ‚арфоломеЯ не выделЯли в
особину, уделЯЯ ему и меньшому брату поровну вниманьЯ и ласки. €, как часто,
как всегда бывает, просмотрели те незаметные и крохотные поначалу
отклонениЯ, те поступки, совершенные "не так" или "не совсем так", которые
ознаменовывают начало человеческой неповторимости. Ќо что было неповторимо в
характере ‚арфоломеЯ?
’олстый карапуз, качаЯсь на ножках, косолапо идет к двери, на
четвереньках перелезает через порог, действуЯ однако рукой: другой, в потном
кулачке, зажато что-то. ‚от он, поворотЯсь задом, спускаетсЯ, как
медвежонок, со ступеньки на ступеньку, вниз по долгой красной лестнице
высокого крыльца. €, наконец, в очередную соступив, босаЯ ножка ощущает
вместо щекотной сухости дерева теплую пыль двора. ЏокачиваЯсь, он идет по
двору туда, к высокому, выше его роста, бурьЯну, приговариваЯ шепотом: "Ќе
кусЯй, не кусЯй!" Џестрый жук, зажатый у него в кулачишке, отчаЯнно скребет
лапами и уже нешуточно вцепилсЯ ему в ладонь. Ќо малыш терпит. ‚от он
разжимает ладонь - лопухи, татарник и крапива уже окружили его своими
высокими колючими головами - и начинает тихонько, одним пальцем, поглаживать
жука по спинке. †ук расцеплЯет Ядовитые челюсти, вертит головой, сучит
усиками и наконец, с щелканьем вскрыв твердые надкрыльЯ, выпускает
нежноблестЯщие прозрачные нижние крыла и резким рывком срываетсЯ с детской
руки, тут же исчезаЯ в высоких острых травах. Њладенец удовлетворенно
смотрит вслед жуку, коего он подобрал на полу изложни, неведомо как
залетевшего в терем, и терпеливо нес сюда, чтобы выпустить. †аль только, что
жук так быстро улетел, не дав рассмотреть свои крылышки! ‚арфоломей
поворачивает к дому и, посапываЯ, пускаетсЯ в обратный путь.
Џочему один малыш поступает так, а другой, и в той же семье, иначе?
Џочему один мучительски отрывает лапки и крыльЯ жуку, разорЯет гнезда,
убиваЯ птенцов, вперекор родительскому слову (и даже под угрозою порки!), а
другой садит на зеленый листик и осторожно выносит на улицу червЯка, а,
заглЯдываЯ в то же гнездо, боитсЯ дышать, чтобы не испугались птенчики?
‘колько тут усилий воспитателЯ, родителей, и сколько - от природы самого
человека? Ѓыть может, не так уж не правы авторы христианских житий,
полагавшие, что праведник рождаетсЯ с уже готовым устремлением к
праведности?

‚арфоломей рос неслышно, не причинЯЯ никаких неприЯтностей родителЯм.
Ѓыл здоров, тих и послушен. € то, что отличало и, пожалуй, выделЯло его,
было как раз тем, что позволЯло родителЯм почти не обращать вниманиЯ на
своего среднего сына, отдаваЯ внимание младшему, Џетру, который часто и
прихварывал, и капризил. ‚арфоломеЯ же отличала редкаЯ длЯ дитЯти
послушливость и старательность. …му почти ничего не приходилось повторЯть
дважды. ‘казанное матерью или нЯнькой он запоминал и исполнЯл сугубо в
точности. Џоставить ли свою мисочку на стол, задвинуть ли и закрыть ночной
горшочек, застегнуть рубашечку, перекрестить лоб перед едой, умыть руки -
все он делал тщательно и спокойно, с видимым даже удовольствием, и очень
любил оглЯдывать себЯ, когда на него надевали нарЯдную рубашечку. Џодолгу
рассматривал рукава, разглаживал ткань у себЯ на животике, а когда его
обижали, чаще всего не дралсЯ и не плакал, а недоумевал. Љак-то
братьЯ-погодки и младший ’ормосов затеЯли деловитую возню, и вдруг ’ормосов
(он был чуть постарше) взъЯрилсЯ:
- “ менЯ и у Џети белые рубашки, а у тебЯ синЯЯ, ты не наш, иди прочь!
- € вдруг начал Яростно пихать и бить ‚арфоломеЯ, оцарапал и свалил его в
канаву. ќто было одно из первых детских воспоминаний отрока ‚арфоломеЯ,
когда мир еще не воспринимаетсЯ свЯзно, а только отдельными картинами. Ћн
помнил, как негодовал и подпрыгивал мальчик, чуть побольше его ростом, как
его почему-то пихали и толкали в сухую глубокую канаву, всю в каких-то
колючих травах, и запомнил свое тогдашнее огромное недоумение. Ќе обиду, не
боль, нет! Ђ недоумение: неужто от того, какаЯ рубашечка, можно любить или
не любить человека? Ћн и не заплакал, а выбралсЯ из канавы на четвереньках,
и все думал, не понимал и видел мальчика ’ормосова как бы со стороны -
дергающегосЯ, суетЯщегосЯ, словно больного, и даже, по-своему, пожалел его.
‚о всЯком случае, так вспоминал он потом свое тогдашнее чувство-переживание.
Њаленьким ‚арфоломей не только никогда не мучал зверей, но и не
позволЯл другим мучать, какого бы возраста и роста ни был обидчик. Ћн
трогательно заботилсЯ о младшем братике и не любил мЯса, подолгу жевал и
глотал с видимым трудом. (Џо счастью, родители не неволили, как иные, есть
нелюбимое.) Ћчень часто играл один, что-то бормоча себе под нос, чуЯлось,
что представлЯет себе в эти мгновениЯ много больше, чем можно было узреть из
палочек, щепок, свистулек и коней, расставленных перед ним. Ќо не было в нем
ни всплесков горЯчего норова, ни Ярких откровений познаниЯ - всего того, что
увлекало и тревожило в ‘тефане.
‹ошадей любил он до страсти. Ћдна из ранних картин-воспоминаний
‚арфоломеЯ, это как он стоит в белой рубашонке на крыльце и кормит конЯ
хлебом. Љ нему склонЯетсЯ большаЯ конскаЯ морда, и теплые мЯгкие губы
требовательно и властно забирают с его ладошки наломанный хлеб, кусок за
куском. Љони были рЯдом всегда, и ‚арфоломей уже не помнил, когда его
впервые посадили на теплую конскую спину и он, вцепившись ручонками в гриву,
ехал с радостным испугом по зеленому двору. Џочему-то запомнилсЯ густой
зеленый цвет, верно, поздней весною, когда затравЯнелый двор еще не бывал
вытоптан и выбит дочерна колесами и копытами коней. Ќо даже когда его сажали
верхом, он не вертелсЯ, не бил конЯ пЯтками, как ‘тефан в его возрасте, а
весь замирал и ехал, крепко уцепившись за гриву. € когда его снимали с
лошади, не скулил, не рвалсЯ из рук, а тихо, счастливо улыбалсЯ медленной
расцветающей улыбкой.
ѓоворЯт, характер человека складываетсЯ в первые пЯть лет жизни, то
есть как раз тогда, когда ни родители, ни ближние не думают еще о воспитании
характера и все внимание направлЯют токмо на то, чтобы обуть, одеть,
накормить да, по силе возможности, потешить игрушками и сластЯми. € нечастые
проЯвлениЯ детского своенравиЯ в ‚арфоломее ЯвлЯлись и проходили почти
незаметно длЯ его родителей, оставлЯЯ памЯтные зарубины лишь в собственном
сознании дитЯти, как, например, случай с лестницей.
‹естница эта вела на чердак, куда складывали сушить Яблоки и куда
поэтому, часто, украдом, лазали дети, те, кто умел, а те, кто еще едва
держались на ножках, тоже подходили и, ухватЯсь за нижнюю перекладину,
задираЯ голову, глЯдели вверх, откуда старшие мальчики кидали украдкой
вЯленые терпко-сладкие кусочки...
‚арфоломею каким-то чудом удалось заползти на вторую ступеньку, откуда
его походЯ сволокла двороваЯ девка, пробегавшаЯ на поварню. Ћднако часа
через два старик-садовник услышал тонкий писк и углЯдел ‚арфоломеЯ,
висевшего вниз головой посреди лестницы, руками и ногами обнЯвши лестничную
тетиву. Ћн, видимо, перекинулсЯ, и висел довольно долго. Љогда старик снЯл
его, он весь дрожал и скулил, как щенок.
Ќо, однако, невдолге, выруганный и утешенный, он украдом уполз из дому
и... исчез. Љогда, уже об ужине, схватились искать и сама ЊариЯ побежала
осматривать все щели, колодцы и Ямины, она заметила, случайно поднЯв взор,
что в проеме чердака что-то белеет. ќто был ‚арфоломей в своей рубашечке. Ћн
сидел на самом верху, побалтываЯ ногами, и так Ясно поглЯдел на мать, так
готовно протЯнул ей ручки, что у Њарии и мысли не шевельнулось, что ребенок
залез туда сам, и она долго поносила неведомых старших шалунов, затащивших
дитЯтю на вышку.
Њеж тем, длЯ едва научившегосЯ ходить малыша, совершенное им было
подлинным подвигом, просмотренным родителЯми и прислугой.
Ћн едва мог достать ручками до нижней ступеньки, и потому, когда полез,
то лез по тетиве, обнЯв круглую жердь ногами, соскальзываЯ, обрываЯсь и
упорно подтЯгиваЯсь вновь. Љогда его снЯла двороваЯ девка, ‚арфоломей едва
не взвыл - насмарку пошли его тЯжкие труды. Џоэтому он полез быстрее,
хоронЯсь людей, и, перебираЯсь с очередной ступеньки на следующую, сорвалсЯ.
‘трашен был этот миг, - он уже поднЯлсЯ на необычайную высоту: далеко внизу
проходила золотисто-пестраЯ курица и даже не увидела ‚арфоломеЯ на его
недоступной высоте. Ђ тут ручонки поехали, его стало кренить, он на миг в
ужасе прикрыл глаза, изо всех сил, руками и ногами, вцепившись в круглое, и
тотчас тЯжкое бремЯ собственного тела потЯнуло его за руки и за ноги, двор и
терем разом опрокинулись, и когда ‚арфоломей, убедЯсь, что он не упал, а
висит, открыл глаза, он увидел только голубое небо и ватные, серо-белые
облака, наползающие и наползающие на окоем. Ќи разжать рук, ни даже ослабить
на мгновение, он не мог, и висел, постепенно терЯЯ силы, не знаЯ, что
предпринЯть, и даже не слышал сам, как начал тонко скулить. Ћн уже почти
терЯл сознание, когда его вторично снЯли с лестницы и унесли в дом. Ќо
теперь все окружающее воспринималось им как в тумане. ђеально было одно:
лестница, на которую следовало влезть. ‹ежа на кровати и мысленно
восстанавливаЯ весь путь, он понЯл свою ошибку. Ќадо было все времЯ
держатьсЯ за перекладины, чтобы не перекинутьсЯ стремглав.
Ћтдохнув и поев, он украдкой ушмыгнул из горничного покоЯ, и на этот
раз ему уже никто не помешал. ‚ытЯгиваЯсь во весь рост, он крепко ухватывал
одною рукой за ступеньку, другою обнимал тетиву лестницы и, горбатЯсь,
подтЯгивал ноги. ѓлавнаЯ труднота заключалась в том, чтобы ногами, коленЯми,
влезть на перекладину. „лЯ этого он перегибалсЯ вперед, почти свешиваЯсь
головой, обеими руками бралсЯ за тетиву и тут, уже почти падаЯ вниз, заносил
колено на ступень лестницы. „альше было гораздо легче. “твердив обе ноги на
перекладине, он вытЯгивалсЯ в рост и ухватывал точно так же следующую
ступень. € опЯть подтЯгиванье, и опЯть голова и плечи перевешиваютсЯ вниз, и
‚арфоломей почти закрывает глаза, чтобы не видеть раз за разом грозно
отдалЯющейсЯ земли... € вот уже он так высоко, что землЯ видитсЯ в какой-то
далекой дали, даже словно бы в легкой голубизне, а он висит почти уже в
облаках. € дрожали ноги, и руки трЯслись, а он все лез и лез, с железным
упорством повторЯЯ раз за разом все тоже же самое: подтЯгиваЯсь, склонЯЯсь
головой вниз, утверждаЯ колено на новой ступени, а потом переползаЯ на нее и
целиком. € вот уже последнЯЯ ступень, и дальше... и дальше была стена,
бревно, и - некуда лезть! …го почти охватило отчаЯние. ‘только лезть до
верха и тут, на самом верху, не смочь выбратьсЯ туда, на вожделенную
чердачную высоту!
Џоследний раз вытЯнувшись вдоль тетивы лестницы и ощущаЯ руками
щекотную сухость дерева, он начал думать. ‘таршие мальчики легко
преодолевали эту последнюю ступень... ‡апрыгиваЯ туда, наверх... Љак?
ЏрЯмо перед его лицом был тупо обрезанный конец лестничной тетивы, и
‚арфоломей наконец решилсЯ. “же почти не дыша, медленно-медленно, он начал
подтЯгиватьсЯ вверх, цеплЯЯсь руками за трещины в дереве. Ћн весь вспотел со
страху и чуЯл, что стоит его ногам потерЯть неверную опору - и все. € он
полетит вниз, в ничто, в голубую зиЯющую пустоту. Њедленно ступали маленькие
потные ножки по гладкому дереву лестничной тетивы, медленно подкорчивались
уже почти непослушные руки. ‚от он оторвал правую руку и сунул ее в трещину
повыше, и тотчас ноги съехали по гладкости тетивы, и ‚арфоломей завис,
напрасно скребЯ пальцами ног гладкое дерево. Џо счастью, под левой ногою
обнаружилсЯ острый сучок, и, жалеЯ себЯ, почти в кровь вдавив сучок в мЯкоть
ноги, ‚арфоломей сумел зацепитьсЯ, а потом, в каком-то лихом отчаЯнии задрав
другую ногу, коленом достал до верхнего среза тетивы. Ѓольше он ничего не
мог. …го долго трЯсло, и он продолжал полувисеть, упираЯсь трЯсущимсЯ
коленом в основание тетивы, другой, до предела вытЯнутою ногою - в острый
сучок, а руками, распростертыми по покатости дерева, вцепившись в острые
краЯ трещин. „рожь медленно проходила, и вот ‚арфоломей сумел сделать
следующее движение: упершись коленом, оторвал другую ногу и стал руками
подтЯгивать тело вверх. ’руднее всего оказалось оторвать живот от теплого
круглЯщегосЯ дерева. Ќо когда он наконец решилсЯ и на это, тело как-то почти
легко подалось вверх, и ‚арфоломей просунул одну руку поверх бревна, к
собственному спасению найдЯ за невидимым краем стесанный топором рубец.
Џобелевшими, почти потерЯвшими чувствительность пальцами он впилсЯ в затес
и, перенесЯ наверх вторую руку, начал подтЯгивать тело в последний раз.
Џеред его глазами уже была чердачнаЯ тьма, но ‚арфоломей ничего не видел, не
чуЯл, кроме одного - как утвердить на обрезе лестничной тетивы вторую ногу?
Ћн поставил мокрые от пота пальцы на шершавую покатость бревна, потом,
решась, поднЯл ногу и уцепилсЯ пальцами ноги за верх тетивы, почти спихнув
себЯ самого с лестницы. Ќо тут уже можно стало разогнуть колено и стать на
кончик дерева двумЯ ногами. Ѓольше он не стал ждать, вытЯнув ноги и весь
подавшись вперед, ‚арфоломей, в ужасе от оставленного позади пространства,
повалилсЯ лицом, грудью и животом в теплую пахучую пыль чердака и замер
недвижимо.
‚от теперь он струсил и боЯлсЯ даже пошевелитьсЯ, чтобы не улететь
назад. Ћн готов был снова завыть, готов был закричать или громко позвать
нЯню, и - не сделал ни того, ни другого, ни третьего. ‘лепо протЯнув вперед
руки, он погрузил их в пыль чердака, нашел что-то твердое и, ухватЯсь за это
твердое, поволок свое, почти уже непослушное тело дальше и дальше и,
несколько раз по-лЯгушачьи взмахнув ножками, зацепилсЯ коленом за срез
бревна, и тогда быстро-быстро, Ящерицей, заполз наконец наверх. Ћн еще
полежал, боЯсь даже поднЯть голову, но вот уже и встал и оглЯделсЯ, и почуЯл
во тьме вожделенный дух вЯнущих Яблок, и долго дышал этим сладким, чуть
вЯжущим запахом, и после встал, и робко заглЯнул вниз, дивЯсь и ужасаЯсь
проделанному пути, а затем - затем уселсЯ на край, даже не взЯв ни кусочка
вЯленого Яблока, и стал болтать ногами, успокаиваЯсь и довольно озираЯ
распростертый пред ним и ниже его дольний мир: вершины сада, тын и полЯ
по-за садом, и соломенные кровли деревни в дымке вечереющего неба
далеким-далеко, и крохотных коровок возвращающегосЯ стада... € совсем не
удивилсЯ поЯвлению матери. ’еперь, когда он исполнил задуманное, она и
должна была ЯвитьсЯ к нему. €, радуЯсь, готовно протЯнул к ней руки, когда
ЊариЯ, поднЯвшись на нижние ступени, бережно стаскивала с чердака и
прижимала к груди своего середненького несмышленыша.
Ќикто так и не узнал об этом первом деЯнии ‚арфоломеЯ, ни мать, ни
нЯнЯ, ни старший брат, ни дворовые мальчики. Ђ он молчал, не хвастал, даже
братику Џетюне не рассказал о своем восхождении на чердак. Љак-то не
хотелось говорить, да словно и незачем было - лазают же иные мальчики туда
ежеден за Яблоками!
Ќо в чем-то с тех пор укрепилсЯ ‚арфоломей, что-то молчаливо понЯл,
постиг в себе самом. € это "нечто" сперва незаметно, а потом все больше и
больше начало выделЯть ‚арфоломеЯ из круга сверстников.

ѓлава 9

Њать воспринималась им не как образ, а как ощущение - ее голос, руки,
теплые и уютные; отца, далекого и строгого, ‚арфоломей уважал и боЯлсЯ; но
подлинное благоговение вызывал в нем старший брат, ‘тефан, или,
по-дворовому, ‘тепан (мать называла его ‘тепушкой). Ћн врывалсЯ шумный,
что-то говорил, кричал, хохотал или гневал, не обращаЯ вниманиЯ на меньшого
братца, что, приоткрыв рот, мог часами взирать на обожаемого им почти
сказочного героЯ, ради коего он мог забросить, не вздохнув, всех своих
деревЯнных и глинЯных коней.
‘тефан уже училсЯ в ѓригорьевском затворе, в ђостове, и ездил туда
верхом. “чилсЯ он удивительно. Љниги не читал, глотал, тут же, без запинки,
пересказываЯ целые страницы, и уже мог довольно бойко разбирать по-гречески.
‚арфоломею очень запомнилсЯ (ему было уже четыре года) первый раз,
когда брат удостоил его серьезной беседы, хотЯ, собственно, ‘тепан и не с
ним хотел баЯть, да не случилось никого близь, так и вышло, что впервые
сделал он слушателем своим четырехлетнего крупного светло-русого малыша.
- ‘емь дней! - фыркнув, говорил брат почти что сам себе, продолжаЯ
начатый, видимо, в школе спор. - ‘емь дней! Ѓабы белье на солнце вывешивают,
а ѓосподь тем часом мир создает, да?
- Џочто? - спросил, отчаЯнно робеЯ и весь зарозовев, ‚арфоломей, и
‘тефан, вдруг оборотЯсь и даже будто присев перед ним, наклонЯсь ли,
раздельно сказал:
- Ќаписано: ѓосподь создал мир в семь дней! Џонимаешь?
‚арфоломей серьезно кивнул, во все глаза глЯдЯ на старшего брата,
повторив шепотом: - "‘емь дней!"
- ’ак вот! ѓосподь создавал и небо, и солнце, и звезды, и твердь
отделил от воды! „ней-то еще не было, понимаешь?
‚арфоломей опЯть кивнул, старательно запоминаЯ, хотЯ не понимал ровно
ничего. Ќо у него было счастливое свойство запоминать, не понимаЯ, и после
додумывать до конца. € этот братний разговор он додумывал потом несколько
лет, так и эдак поворачиваЯ и укладываЯ в голове слова ‘тефана (и словно
новым светом осветило их, когда сам начал постигать грамоту в том же
ѓригорьевском затворе, где училсЯ и старший брат).
- ’ак вот! - продолжал ‘тефан, - слова сии надобно понимать сугубо
духовно. ‘емь дней, это не дни, это неделЯ, седьмица. ‘едьмой день отдыха,
конец, и новое начало. ‚се идет по кругу! Џонимаешь? Џо кругу! Њир, может
быть, все времЯ создаетсЯ ѓосподом! €ли создан им враз, мгновенно, или за
тысЯчу наших лет, что токмо един миг длЯ ѓоспода, или же ѓосподь времЯ от
времени вновь продолжает творить и переделывать мир сей.
- Џонимешь? Џонимаешь? - повторЯл брат, и ‚арфоломей, глЯдЯ на него
завороженно, кивал и кивал, шепотом повторЯЯ: - "Џо кругу... все времЯ
создаетсЯ... тысЯчу лет..."
‘тефан, высказав мысль, не дававшую ему покоЯ весь день, тут же бросил
брата на произвол судьбы и унессЯ куда-то, а ‚арфоломей все стоЯл, а после
ходил и думал, повторЯЯ в порЯдке и "укладываЯ" братни слова о том, что мир
создан или враз, или в тысЯчу лет, что, все равно, есть один лишь миг длЯ
ѓоспода, или создаетсЯ-переделываетсЯ ѓосподом времЯ от времени и в наши,
теперешние дни. € все видел неотвЯзно, как бабы-портомойницы развешивают
белье, а над ними, в облаках, как на лестнице, словно плотник на лесах
строЯщегосЯ дома, стоит сам ѓосподь с развевающейсЯ бородою и, тЯжко ворочаЯ
облачные громады, создает мир.

ѓлава 10

Њаленький русич воспитывалсЯ на сказках. Џосле уж - на преданиЯх
старины, былинах и "житиЯх". …дет, к примеру, сказочный герой добывать
молодильные Яблоки и встречает по дороге избушку. ‚ избушке лежит старик,
большой-пребольшой, голова в красном углу, ноги в подпороге. Ќа печи
старуха, тоже большаЯ-пребольшаЯ. Ћн кланЯетсЯ старику "во всю спину", потом
старухе, потом старшему сыну, потом среднему и, наконец, младшему. ѓерою
предлагают с дороги помытьсЯ в бане, и когда он идет туда, приходит старший
сын старика с охапкою золотого прутьЯ и говорит: - "‚от ежели бы ты прежде
мне поклонилсЯ, а потом моему отцу, Я бы это прутье все о тебЯ до рук
выломал!". ‡атем идет средний сын с охапкою серебрЯного прутьЯ,
приговариваЯ: - "‚от ежели бы ты сперва мне поклонилсЯ, а потом моему
старшему брату, Я бы это прутье все бы о тебЯ до рук выломал". ‡атем
приходит младший сын с охапкою медного прутьЯ и говорит: - "…жели бы ты
сперва мне поклонилсЯ, а потом моему среднему брату, Я бы все это прутье о
тебЯ до рук выломал". ’олько потому, что герой выполнил законы "вежества"
правильно, он и остаетсЯ цел.
‘казочный пример подтверждалсЯ поведением взрослых. “важительное
отношение к старшим было законом тогдашнего общинного бытиЯ, непререкаемый
авторитет родителей в доме - законом домоустроениЯ.
‚ боЯрской семье воспитание было тем же самым, что и в крестьЯнской,
только прибавлЯлась свЯщеннаЯ историЯ да …вангелие - жизнь •риста, с моралью
высокого жертвенного служениЯ человечеству. € еще века и века были до
француза-гувернера, объЯснЯвшего, что лучший город на земле - Џариж, а
ђоссиЯ - страна варваров. Ќи Џарижа, ни слова "варвары" русичи еще не знали.
‚место "варвары" говорили "поганые", и разумели под этим словом
степнЯков-"сыроЯдцев", да северных Ясашных инородцев, а шире - вообще всех
"нехристей", не уверовавших во •риста. ‹егендарный город Џаган, на юге
индийских сказочных стран, так и понималсЯ, как город "поганых", то есть
некрещеных народов, и страны те, безо всЯкого оттенка небрежениЯ даже,
назывались "землЯми поганскими". ‘вЯщенные города за рубежами страны были:
…русалим, в котором распЯли •риста, и –арьград - нынешний оплот веры
•ристовой. ђусь же, принЯвшаЯ крещение, отнюдь не была варварскою страною. “
нее Явились уже и свои свЯтыни, и места паломничества, как, например, Љиев,
матерь городов русских, со славными своими пещерами, и многие другие свЯтые
и чтимые места, о чем повествовали и запоминали сперва изустно, после же,
одолев грамоту, чли по летописЯм и житиЯм свЯтых.
’ак же точно воспитывалсЯ и маленький ‚арфоломей. ‚от еще одна из его
ранних воспоминаний-картин. Ћни сидЯт на печи, набившись, как птенчики.
’емно, и тепло, и тесно. ’ут и младший братишка рЯдом с ним, и еще какие-то
пареньки и девушки, - верно, из дворовых ребЯт. € где это происходило? ’о ли
в челЯдне, но там печь не такаЯ, то ли в хлебне? ’о ли это было внизу, в
подклети, где печь после разрушили и сделали холодную кладовую. ’олько нЯнЯ
или другаЯ женщина? Ѓыть может, покойнаЯ “льЯна, она была знатнаЯ
сказательница! ‘казывает сказки. € сказывает так, что они все уже не здесь,
а в пути, в лесу, знакомЯтсЯ с бабой-Ягой, едут на сером волке, видЯт поле
мертвых костей, ловЯт сиЯющую, переливающую самоцветными огнЯми †ар-птицу. €
это ему, отроку ‚арфоломею, а не сказочному €ванушке, велит серый волк не
трогать узды волшебного конЯ, не брать золотую клетку †ар-птицы, не то
зазвенЯт струны и проснетсЯ стража. € он представлЯет, как, вцепившись
ручонками в гриву, выводит конЯ, как обнимает птицу, а она словно шелковаЯ,
пушистаЯ и льющаЯсЯ, живаЯ, и скользит из рук, и вздрагивает, словно сокол
на кожаной рукавице сокольничьего, и царапает твердыми когтЯми, и надо ее не
повредить, не помЯть ей шею, и обЯзательно удержать! Ћн бы непременно
послушалсЯ волка, не взЯл узды, не тронул клетки, и ему не пришлось бы
обманывать грозного царЯ...
‘казки сказывала и нЯнЯ по вечерам. ‡ато мать читала им житиЯ свЯтых и
пересказывала …вангелие, и это тоже было удивительно, словно сказка.
ѓорела одна свеча. (‘вечи давно уже начинали беречь.) Њать тоже
сказывала, а то разгибала темную кожаную книгу с твердыми пергаменными
листами, и начиналось чудо: львы приходили к пустынникам; умирал, так и не
сказавшись родителЯм, Ђлексей - Ѓожий человек, и было до слез жалко и его, и
батюшку с матушкой в их неизбывном горе; разверзалось небо, и там, в грозном
величии, в рЯдах белокрылых архангелов, стоЯл убогий ‹азарь, а снизу, из
адской бездны, молил его ‹азарь богатый: "Ћмочи мизинный перст в воде и
освежи мне запекшиесЯ уста!" - € слышал в ответ неумолимое: - "Ќе могу. Ќыне
волЯ не моЯ, волЯ ѓоспода, волЯ ѓоспода, царЯ небесного!". Џро ‹азарей мать
не читала им, а пела. € он, содрогаЯсь, думал, что никогда не будет таким
жестоким, как богатый ‹азарь, и, верно, ни матушка, ни батюшка его тоже не
такие, - вон скольких сирых и убогих привечают на боЯрском дворе!
Љогда мать сказывала про •риста, она никогда не трогала книгу, только
иногда клала рЯдом с собою темное потертое маленькое …вангелие, но не
заглЯдывала в него, а только изредка поглаживала рукой, вспоминаЯ наизусть
притчи ‘пасителЯ. ‚арфоломей уже знал - то, что сейчас будет сказывать мать,
очень серьезно, важнее сказок и даже житий свЯтых. € он прижмуривал очи и
видел песчаную пустыню, каменные горы лесенками, как изображают на иконах, и
ощущал жару, словно от русской печки, и сам проходил мимо колосЯщихсЯ
хлебов, и видел море, подобное великому ђостовскому озеру, и рыбачьи челны
на воде, а чужие названиЯ - ‚ифиниЯ, ‚ифлеем, гора …леонскаЯ, ѓалилеЯ, -
казалось, пахли солнцем и медом.
•ристос тоже учил терпению и мужеству. € были слова страшные: - "не мир
принес Я на землю, но меч"... "…гда гонЯт вас во граде сем, убегайте в
другой"... "Џредаст же брат брата на смерть, и отец чадо, и восстанут чада
на родителей и убиют их, и будете ненавидимы всеми, имени моего ради!
Џретерпевый же до конца, той спасен будет".
•ристос был то грозным, то добрым (его так и изображали на иконах), но
всегда - настойчивым, и всегда он был бедным, и ученикам не велел собирать
ни золота, ни серебра, ни меди в поЯса свои, и всегда он ходил пеший, а не
ездил на лошади. ’олько в €ерусалим, перед гибелью, привезли его верхом на
осле. € то, - как объЯснЯли те, кто побывал в Ћрде, - осел, это такаЯ
маленькаЯ-маленькаЯ лошадка с большими ушами. ‘Ядешь, ноги по земи
волочатсЯ. Ќа такой ехать, все одно, что пешком идти! - заключил про себЯ
‚арфоломей, успевший уже создать свой образ •риста - вечного пешего
странника.
‡нают ли взрослые, как преломлЯютсЯ в детском сознании их рассказы?
Љому сочувствует маленький слушатель? Ќе пожалеет ли ЉощеЯ бессмертного? Ќе
осудит ли гордого героЯ сказки? Ќе захочет ли сам стать разбойником и
получить несметные сокровища поверженного змиЯ? €ли пылко и прЯмо примет
строгие поучениЯ древних книг? € не надорветсЯ ли он, пытаЯсь исполнить
неисполнимое? € бойтесь, родители, говорить одно, а делать другое! Ќавек
посеете смуту в юной душе, и пропадут впусте все ваши добрые поучениЯ!
‚арфоломеЯ поразили слова •риста, что тому, кто попросит у тебЯ рубаху
"срачицу", следует отдать и гиматий (верхнее платье). Ћн даже, что редко
бывало, переспросил мать:
- —то отдать, если одеты на тебе две рубашечки? Ђ если всего одна, и
холодно станет? ‚се равно снЯть?
Њать, не догадываЯ совсем, что зачинает в голове и в душе отрока
подобное пожару внутреннее движение, поЯснила:
- “ богатого, ну вот у тебЯ, и не на себе, а может, в скрыне лежат
сорочки. € иной погорел, нагой выскочил из избы, или инаЯ беда какаЯ, ему и
помоги!
Ћн серьезно выслушал материны слова, кивнул головой. Џотом, уже без
свЯзи с тем, что говорилось в тот миг, много спустЯ по времени, переспросил:
- Ђ тому, кому надо все отдать, у него что, никакой совсем нет
оболочины?
€ мать, не понЯв даже сперва, о чем это спрашивает маленький
‚арфоломей, опЯть поЯснила, не думаЯ, просто так:
- Ќу, худаЯ какаЯ, совсем рванаЯ, с плеч валитсЯ. ‚идал, давеча убогаЯ
приходила с дитем?
- Ђ ты дала ей что-нибудь? - требовательно спросил ‚арфоломей, подымаЯ
светлый взор.
- „ала старую оболочину! - отмолвила мать и перевела речь на другое. Ђ
отрок ‚арфоломей все думал, сдвигаЯ светлые бровки, и даже что-то шептал
неслышно, шевелЯ губами и киваЯ сам себе головой.
"‘обытие" совершилось через неделю. Ѓыл весенний праздничный день.
Џриглашенный батюшка отслужил обедню в домовой церкви. Ќа дворе, прЯмо под
открытым небом, расставив столы со снедью, угощали дворню. Ќа селе тоже
гулЯли, издали было слышно, как красиво вьютсЯ в воздухе девичьи голоса,
славЯщие Языческого џрилу. € дети, принарЯженные, были отпущены погулЯть,
одни, без нЯниного доглЯду, тем паче ЊариЯ надеЯлась, что ‚арфоломей и сам
посторонит от всЯкого разгульного сборища. ("‘ теми, кто иже суть
сквернословцы и смехотворцы, отнюдь не водворЯшесЯ", - писал …пифаний,
поминаЯ детские годы ‘ергиЯ.)
€ вдруг, - ЊариЯ как раз проходила по двору, отдаваЯ распорЯжениЯ
слугам; дружина, дворнЯ и холопы шумно ели и пили, уже и пиво сделало дело
свое, потные лица лоснились, сверкали на солнце, кто-то хрипло затЯгивал
разгульную, его останавливали, дергаЯ за рукава, - как вдруг испуганно
ойкнула одна из сенных девок, и боЯрынЯ, неволею остановЯсь, выглЯнула за
ворота. Џо дороге бежал ‚арфоломей, как-то странно одетый. Ћна даже не
сообразила сразу, а потом, всмотрЯсь из-под ладони, понЯла: он был в
развевающейсЯ безрукавой детской чуге, надетой на голое тело. Ќеужели
раздели?! €ли свалилсЯ куда? Ќо подбегавший, с горЯщим взглЯдом, ‚арфоломей
совсем не плакал, а, казалось, испытывал торжество, и так, стремглав, с
бегу, угодил в материн широкий подол и расставленные объЯтиЯ.
- —то с тобою? ѓде это ты? —то ты? Љто тебЯ?! - испуганно спрашивала
ЊариЯ, углЯдев, что сын был весь в крови, синЯках и ссадинах. Њеж тем как
сзади, за воротами, уже гремела песнь и разливалсЯ выходЯщий из берегов
праздничный пир.
- Њама! - торопливо, взахлеб, сказывал ‚арфоломей, глЯдЯ на нее
сиЯющими глазами. - Ђ Я сделал по •ристу! ‘перва-то не по •ристу, - поЯснил
он скороговоркой, обтираЯ ладонью разбитый нос, - а после - по •ристу!
Њальчик был такой рваный, маленький, а тут праздник, гулЯют все! € Я ему
отдал свою сорочку, и чугу подарил тоже! Ќа мне Џетюнина теперь! ‚едь так?
’ак ведь?! - спрашивал он, пока мать, подхватив сына на руки, уносила его
поскорее в терем.
‚ горницу вбежала нЯнька, принЯвшаЯсЯ обтирать боЯрчонка мокрой
ветошкой, откуда-то сбоку поЯвилсЯ отец, и оба родителЯ, переглЯдываЯсь,
дослушивали горЯчую сбивчивую речь меньшого своего, кажетсЯ, слишком
буквально понЯвшего •ристову заповедь. € тут... Љак бы вы поступили на ее
месте? Њожно бы было и обругать, и остудить; можно бы и послать с розыском,
воротив назад отданное несмышленышем дорогое платье... Ќо когда в доме
принимают тьму нищенок и калик перехожих, когда боЯрынЯ сама читает детЯм
…вангелие... € все одно, можно бы было! € остудить, и обругать, и с розыском
послать, и выпороть даже! „а и так ли просто было все, о чем говорил
‚арфоломей?
- Ђ почему у тебЯ рот в крови? € синЯки? € ссадины?
- Ђ это... это... Ќу, подрались тамо пареньки! - частоговоркой отмолвил
‚арфоломей, хмурЯсь и отворачиваЯ лицо. - Ќе надо о том, мамо! - попросил
он, словно бы взрослый. € ЊариЯ, скорее сердцем, чем умом, догадав, как
должно ей поступить, охватила льнЯную головенку несмышленыша, прижала к
груди и стала безотрывно целовать, приговариваЯ сквозь смех и слезы:
- Љровиночка, Ягодиночка моЯ, простушечка моЯ милаЯ! ’ы хорошо
поступил, хорошо!
€ ‚арфоломей уверилсЯ, что поступил и вправду хорошо, и должен так
поступать и впредь, и только непонЯтно было, отчего мама плачет? …му самому
было и невдомек, что он отдал прохожему мальчику лучшую, очень дорогого
шелку, праздничную срЯду свою.
Ћ том, что и как произошло в тот день на деревне, ЊариЯ узнала лишь
много спустЯ, от любопытствующей дворни, и, узнав, уже не стала ни о чем
расспрашивать ‚арфоломеЯ, ни искать пропажу, ни наказывать виновных. ’олько
рубашки ‚арфоломею начали давать простые, белополотнЯные, или даже
посконные, серые, тем паче что он теперь вновь и вновь находил нуждающихсЯ,
с кем должен был, по его мнению, поделитьсЯ имуществом, согласно заповеди
•риста.
„ело же створилось поначалу совсем не христианское, ибо все началось с
самой жестокой драки, в каких ‚арфоломей, пожалуй, еще и не участвовал до
той поры.
Ћни с Џетюшей, которого ‚арфоломей заботливо держал за руку,
принарЯженные и умытые, дошли до околицы и побрели лугом, на звонкие девичьи
голоса, поглЯдеть на хоровод. ‚ низинке, по-за огородами, уже близь самой
березовой рощи, где девки ходили хороводом, а парни табунились невдалеке,
высматриваЯ издали своих зазноб, маленькие боЯрчата натолкнулись на стайку
ребЯтишек-пареньков, и те тотчас начали задиратьсЯ, кричать обидное,
показывать рога и всЯчески дразнить захожих "чужаков" (с боЯрчатами и
дворовыми деревнЯ, как водитсЯ, враждовала). Ћно бы и обошлось, тем паче что
‚арфоломей сам никогда в драку не лез. Ќу, попихали бы друг друга, и
разошлись. Ќо на беду у деревенских малышей оказалсЯ предводитель,
подросток, года на четыре старше прочих, который, на правах старшего, учил
малышей озорничать, а те глЯдели ему в рот, готовно исполнЯЯ всЯкое
повеление "взрослого".
„южина ребЯтишек окружила двух боЯрчат, насмехаЯсь над ихней одежкой,
над чистотою умытых лиц. ‘таршой потЯнул ‚арфоломеЯ за рубаху, словно бы
рассматриваЯ иноземное портно, и намеренно больно ущипнул при этом. € все бы
ничего, и это бы стерпел ‚арфоломей. Ќо вдруг старший мальчик, дурачась,
хлопнул себЯ по лбу, и воскликнул:
- Ћй! Џарни, а Я смекнул, почто они в нашу деревню зашли! Ќаших
оделЯть! ‘ейчас одежку раздавать будут! - Ћн вытолкнул из толпы
рваного-рваного маленького мальчика, оболочина коего состоЯла, почитай, из
одних ремков, и приказал: - „елись с ним! Ќу!
ЃоЯрчата молчали, ошеломленные. ‚арфоломей еще не сообразил, что
ответить, маленький мальчик-оборвыш готовилсЯ уже зареветь с испугу во весь
рот, но старшой ребЯчьей дружины не дал времени ни тому, ни другому, -
ухватив Џетюню за шиворот, властно повелел:
- ‘нимай порты!
‘хватив он ‚арфоломеЯ, неведомо еще, как бы тот и поступил. ‚озможно,
снЯл чугу и отдал. Ќо Џетюню, которого он опекал, водил за руку, сам сажал
на горшок и умывал по утрам, - братика Џетюню отдать на поругание
деревенским было неможно.
- Џусти! - рЯвкнул ‚арфоломей и, покраснев, кинулсЯ в драку, изо всех
сил пихнув кого-то из малышей, стоЯвших у него на дороге. ‡амелькали
кулачки, сопЯщие, неуклюжие малыши, размахиваЯсь, словно взрослые парни,
идущие "стенкой", деревнЯ на деревню, отчаЯнно мешаЯ друг другу, полезли
бить боЯрчат. ЏетюнЯ заревел. ‚арфоломей, - он был сильнее прочих ребЯт его
возраста, - подогретый ревом и слезами брата, сжав зубы, пихал, бил,
опрокидывал друг на друга малышей и Явно уже одолевал неприЯтелей, когда
старший мальчик порешил тоже вмешатьсЯ в драку. Ћн легко отбросил ‚арфоломеЯ
и, глумЯсь, принЯлсЯ было раздевать второго, плачущего боЯрчонка. Ќо
‚арфоломей с тихим утробным воем кинулсЯ на него со всех ног. Ћтброшенный
снова, он вновь вскочил и, не оправлЯЯсь, не стрЯхнув пыль и грЯзь с лица,
опЯть, словно гончий пес на медведЯ, кинулсЯ на старшего мальчика. ’от
ударом по уху сбил было ‚арфоломеЯ с ног, но боЯрчонок уцепилсЯ за ногу
обидчика и рванул ее на себЯ. ‘тарший мальчик полетел, вскочил и, озлЯсь,
стал бить и пинать ‚арфоломеЯ нешуточно. Ќо и ‚арфоломей уже был в забытьи.
Ќе отдать на поругание Џетюню, а там - хоть умереть! - была его единаЯ
мысль, когда он, получаЯ и наносЯ удары, раз за разом кидалсЯ на крутые
кулаки старшего мальчика. € когда тот, схватив ‚арфоломеЯ в охапку, начал
было крутить ему руки, ‚арфоломей совершил последнее, отчаЯнное: впилсЯ
зубами в предплечье обидчика, и впилсЯ нешуточно. “хватЯ упругую горЯчую
плоть во весь рот, он так сжал зубы, что они с хрустом вошли, погрузились в
мЯгкое, и рот сразу наполнилсЯ сладковато-соленым и пахучим, что было вкусом
и запахом крови. €, почуЯв это, ‚арфоломей безотчетно еще больше сжал зубы,
не ощущаЯ ударов по голове и плечам, и услышал новый глубинный хруст живого
мЯса, и новаЯ свежаЯ волна крови хлынула ему на рубаху и в рот. € тут он
услышал вой, жалкий вой испуганного старшего мальчика, который уже не тискал
и бил, а отпихивал ‚арфоломеЯ, стараЯсь и не умеЯ скинуть его с себЯ. Ћни
оба катались покатом по пыльной траве и вот мальчик рванулсЯ, почти оторвав
кусок своего же мЯса, и, с криком, заливаЯсь кровью, побежал в гору, в
деревню, оставЯ ватагу испуганных малышей.
‚арфоломей, еще не понимаЯ, что осталсЯ победителем, кинулсЯ бить
других. ‚ горЯчке он совсем не чуЯл боли от полученных ударов, только
челюсти конвульсивно сжимались от непривычного соленого вкуса, и потому он
не кричал, а рычал, и малыши, видЯ его кровавое, неистовое лицо, с плачем
кидались наутек. ЏоходЯ, не видЯ даже, он сбил с ног и опрокинул навзничь
давешнего драного малыша, поставив и ему порЯдочный синЯк под глазом, и
когда опомнилсЯ, наконец, и оглЯнул кругом, на поле битвы их оставалось
всего трое: он, ЏетюнЯ, и маленький драный мальчик, горько рыдающий,
размазываЯ грЯзь по разбитому лицу. ЏетюнЯ плакал тоже, тоненько скулил,
скорее от страха, чем от побоев, и ‚арфоломей стоЯл один, постепенно
опоминаЯсь, начинаЯ понимать, что осталсЯ нежданным победителем, и соображаЯ
- что же ему делать дальше?
- ’ы иди! - строго приказал он драному мальчику. Ќо тот, с ужасом глЯдЯ
на залитое чужой кровью страшное лицо боЯрчонка, прикрыл руками голову и
заплакал еще сильнее! †дет удара! - понЯл ‚арфоломей. ’еперь уже ему,
победителю, становилось стыдно. ќтот "ворог", малыш, меньше Џетюни, был
совсем не виноват в драке. Ќе он требовал раздеть Џетюню, его самого
вытолкнул вперед, глумЯсь, взрослый мальчик, и чем же заслужил он, что
теперь сидит на земле, испуганный и избитый, в окончательно разорванной
дранине своей?
- Ќу, не реви! - примирительно выговорил ‚арфоломей, нерешительно
переступив с ноги на ногу. Ћн не видел самого себЯ, не видел своего рта в
человечьей крови и не понимал, что тот, попросту, животно боитсЯ.
- Ќе реви, ну! - требовательней произнес ‚арфоломей, наклонЯЯсь к
малышу, но тот выставил ладони вперед и заверещал сильнее.
- —его ты? - удивилсЯ ‚арфоломей, пробуЯ поднЯть мальчика на ноги.
- „а-а! Ђ ты укусишь! - отмолвил тот с ужасом в глазах. ‚арфоломей
обтер рот тыльной стороной ладони, увидел чужую кровь на руке и понЯл.
’емный румЯнец стыда залил ему щеки.
- ’ы... - начал он, - ты тово... Ќе укушу Я... - Њальчик стоЯл перед
ним тощий, маленький, разорваннаЯ рубаха решительно сползла у него с плеч, и
горько плакал. „еревенские ребЯта все удрали, да и кому из них нужен был он,
сын бродЯчей нищенки, ничей родич и ничей товарищ!
’еперь ‚арфоломею стало окончательно стыдно. Ќе так представлЯл он себе
поверженного врага! € тут-то, неволею подсказаннаЯ некогда матерью, а ныне -
взрослым обидчиком, пришла ему в голову благаЯ мысль.
- ЏетюнЯ! - требовательно позвал он. Ѓрат, утираЯ нос, подошел ближе. -
ЏетюнЯ! - приказал ‚арфоломей, - сними чугу! - Ѓратик, не понимаЯ ничего,
послушно снЯл с плеч верхнюю боЯрскую оболочину. ‚арфоломей скинул свою
чугу, стащил рубаху с плеч, и, решительно сорвав с малыша остатки рванины,
начал натЯгивать ему через голову хрусткий шелк.
- Џусти! ђуки подыми! Џовернись! ’ак! ’еперь так! - приказывал он,
обдергиваЯ рубаху на малыше и застегиваЯ ему пуговицы ворота. Ћборвыш,
перестав плакать и приоткрыв рот, во все глаза, с смЯтенным удивлением
смотрел на ‚арфоломеЯ. ‚арфоломей, одев рубаху, накинул на себЯ чугу братца,
а свою, критически осмотрев разом похорошевшего в шелковой рубахе малого
отрока, властно протЯнул тому, повелев:
- Ћдень! - теперь, в этот миг, он очень помнил, и даже про себЯ, в уме,
повторил •ристову заповедь: - "…гда просЯт у тебЯ верхнее платье, отдай и
срачицу" - и сам удивилсЯ, почуЯв, как это приЯтно, давать вот так, не
считаЯ, полною мерой! Њалыш стоЯл перед ним растерЯнный, притихший, в
шелковой, никогда прежде не ношенной им рубахе, в дорогой чуге, что
доставала до самой земли.
- €ди теперь! - приказал ‚арфоломей, - и скажи матери, что Я, Ћлфоромей
Љириллыч, сам подарил тебе оболочину свою! ЏонЯл?! - Њальчик робко кивнул
головой, все так же растерЯнно глЯдЯ на ‚арфоломеЯ, и пошел, медленно, все
оглЯдываЯсь и оглЯдываЯсь, и только уже дойдЯ до полугоры и понЯв, что над
ним не смеютсЯ, подхватил полы чуги руками и, заревев, со всех ног побежал
домой, все еще мало что соображаЯ и боЯсь, что вот сейчас его догонЯт,
побьют и отберут дорогое боЯрское платье.
‚арфоломей, проводив облагодетельствованного им малыша глазами, дернул
брата за руку:
- Џошли! - избитому и полураздетому, ему уже было не до хоровода.
‚ыбравшись на дорогу, близь дома, он оставил Џетюню ковылЯть, а сам
стремглав побежал вперед, торопЯсь первым рассказать все матери, и уже сам
почти забываЯ, несмотрЯ на саднЯщую боль, про драку, предшествовавшую его
первому духовному подвигу.

ѓлава 11

Њальчик из боЯрской семьи долго может не замечать наступающего
оскудениЯ. Ќу, разве со стола исчезают осетрина и каша сорочинского пшена, и
мать решительно говорит, что своЯ, пшеннаЯ, ничуть не хуже! € ‘тефан молчит,
супЯсь, ест простую пшенную, даже с каким-то остервенением. € изюм
становитсЯ редок, его дают детЯм по маленькой горсточке только по
праздничным днЯм. € когда ‚арфоломей повторЯет свой поступок еще и еще раз
(уже без всЯких драк он с той поры почитал нужным делитьсЯ своим платьем с
неимущими), его, отпускаЯ из дому, переодевают из белополотнЯной в простую
холщовую рубаху, при этом нЯнька, прЯча глаза, бормочет, что так способнее,
не замарает дорогой, а если замарает, дак легше и выстирать... € с конЯми
творитсЯ что-то неладное, их все меньше и меньше на дворе. € уже пошел счет:
кому какаЯ принадлежит лошадь, и им, малышам, достаетсЯ на двоих один конь,
пожилой спокойный меринок, да и того весной забирают пахать поле. Ћднако
перемены в еде и рубахах не трогают ‚арфоломеЯ совсем. Њожет, только
умаление конского стада он и замечает. Ќадо сказать, что в те века и в те
годы, о коих идет речь, любому знатному пройти пешком иначе, чем в церковь,
было зазорно. Џеши ходили простолюдины, боЯрин же, воин, "муж", за всЯкой
безделицею, пусть хоть двор один миновать, вскакивал на конЯ. Ќо разве ему,
‚арфоломею, в самом деле жаль было своего конЯ длЯ братика Џетюши?!
€ных потерей и убытков попросту не видать было младому отроку. Ђ когда
мать принималась, сказываЯ, штопать и перешивать свои платьЯ, так
становилось даже как-то уютнее и милее. Њожно было подлезть ей под руку и,
внимаЯ рассказу, глЯдеть, как ловко нырЯет в складках переливчатой ткани
тонкаЯ остраЯ игла а неустанных материнских пальцах.
„ругое дело ‘тефан. ’от оскудение дома переживал куда болезненнее
родителей. …го коробило, когда отец бралсЯ за топор или сам запрЯгал конЯ.
‚опросы и взглЯды сверстников задевали его кровно, и он нарочито вырабатывал
в себе гордость во всем: в походке, в посадке верхом - чуть-чуть небрежной,
- в надменном прищуре глаз, в том, как сказать, как ответить, в презрении,
наконец, к "земным благам" (с горем чувствуЯ все же, что презирать блага
земные, их не имеЯ, это не то же самое, что отбросить имеющиесЯ в изобилии
блага, как поступил Ђлексей, человек Ѓожий, или индийский царевич €осаф...)
Ќамедни один из приЯтелей, ‚асюк Ћсорьин, похвастал новым седлом с
бирюзою и красными каменьЯми, купленным в Ћрде. ‘тефан хотел было
снебрежничать, но заглЯделсЯ невольно на чудную работу неведомого мастера из
далекой Ѓухары, на извивы узора и тонкое сочетание темной кожи, золотого
письма и небесно-голубых, в серебрЯной оправе, пластин дорогой бирюзы, среди
которых темно-красные гранаты глЯделись каплЯми пролитой крови...
- ’вой батька с самим Ђверкием в кнЯжой думе сидит, дак мог бы, поди, и
тебе куплЯть чего поновей! - небрежно изронил ‚асюк, кивнув на старенькое
седло ‘тефана. ‘тефан отемнел ликом, скулы свело от ненависти, - хотЯ ‚асюк
Явно и не издеватьсЯ хотел, а так, попросту с Языка сорвалось, - не ответив,
ожег конЯ плетью и пошел наметом, не разбираЯ пути, нещадно полосуЯ бока ни
в чем не повинного гнедого и не чаЯ, как, с какими глазами воротит он завтра
в училище?
Ћружный холоп, далеко отстав от молодого господина, напрасно кричал ему
погодить. ‘тефан ничего не слыхал, горЯчаЯ кровь била в уши, и только уж
подлетаЯ к дому, умерил скок взмыленного скакуна, начав приходить в себЯ. €
тогда жаркий стыд облил его всего: как это он, из-за седла какого-то, из-за
собины, проклЯтой собины! Џрельстили... драгие камни! …го! ЉнигочеЯ!
‚о дворе стоЯли кони, возки, телеги. Џо нарЯду признал, что в доме
’ормосовы. Џриехал, значит, и ”едор, роднЯ ему, поскольку был женат на
старшей сестре, и €ван ’ормосов, младший брат ”едора. € баб, верно, навезли,
и холопов! - подумал ‘тефан, расседлываЯ и вываживаЯ конЯ. Ћн стеснЯлсЯ
взойти в горницу, чтобы гости не увидели гнева на его лице и не стали
трунить над ним, как нередко позволЯл себе, на правах старшего, ”едор
’ормосов.
‚ горнице меж тем шел неспешный спор - не спор, беседа - не беседа. ‡а
столом, супротив Љирилла, сидели оба ’ормосова, €ван с ”едором, Ћнисим,
старый Љириллов, прискакавший из ђостова с тревожною вестью (уже дошли слухи
о готовЯщейсЯ казни кнЯзЯ „митриЯ в Ћрде), своЯк Ћнисима, Њикула и еще двое
родичей ’ормосовых. Ѓыл и протопоп ‹ев с сыном ћрием, приЯтель хозЯина. Ќа
самом краю стола примостились, не открываЯ ртов, старший оружничий „аньша с
ключником џковом.
“же отъели стерлЯжью уху, уже и от мЯсных блюд, от порушенного гусЯ с
капустой и от белой праздничной каши отваливали гости, протЯгиваЯ руку то к
моченому Яблоку, то к сдобным заедкам, а то и запускаЯ ложку в блюдо с
киселем. ‘луги разливали душистый мед и квасы. ЊариЯ обнесла гостей дорогим
красным фрЯжским в серебрЯных чарах, и каждый, принимаЯ чару, степенно
вставал и воздавал поклон хозЯйке дома, а захмелевший Ћнисим даже и
целоватьсЯ полез, и ЊариЯ, подставив ему щеку: - "Ќу будет, будет!", - мЯгко
останавливала и усаживала гостЯ...
ђазговоры, однако, велись за столом невеселые. „митриЯ в Ћрде казнЯт,
это было Ясно длЯ всех, и кто станет нынче великим кнЯзем?! Ђ от дел
господарских, далеких, - ибо ’верь ли, Њосква одолеет, ђостову все одно
придет ходить в воле победителЯ, - перешли уже к нынешней тЯжкой поре,
хлебному умалению, разброду во кнЯзьЯх, к тому, что смерды пустились в бега,
прут и прут на север, подальше от кнЯжеских глаз, что народ обленилсЯ, ослаб
в вере, в торгу поменело товаров и дороговь стоит непутем, бесермены за
любую безделицу прошают цены несусветные, а холопы сделались поперечны
господам и ленивы к труду.
- Ќадежды на ѓоспода одного! - повторЯл уже в который раз Љирилл. - ‘
той поры, как кнЯзь Њихайло џрославич, царствие ему небесное, мученическу
кончину приЯ, так ныне надежда на ѓоспода одного! Џо любви, по добру
надобно...
”едор ’ормосов, отвалЯ к резной спинке перекидной скамьи и постукиваЯ
загнутым носком мЯгкого тимового сапога по половице, посмеиваЯсь, в
полсерьеза, возражал тестю:
- Ѓог-то Ѓог, да и сам не будь плох! ’ы вон полон дом нищебродов
кормишь, а что толку? Ћт ѓоспода нам всем, да и им тоже, надлежит труды
прилагать в поте лица, да! •олопов-то не пристрожишь, они и вовсе работать
перестанут!
- Ќу, этого ты, ”едор, не замай! Њилостыню творить по силе-возможности
сам €сус •ристос заповедал! - строго отмолвил Љирилл. (Ћн не любил, когда
зЯть начинал вот эдак подшучивать над его падающим хозЯйством.) Ќо ”едор,
играЯ глазами, не уступал. ‚ольно развалЯсь на лавке, раскинув руки -
вышитаЯ травами рубаха в распахнутой ферЯзи сверкала белизной, - вопрошал:
- Џо тебе, дак и всех кормить даром надоть, а с каких животов?!
’ут и €ван ’ормосов подал голос:
- –еркви •ристовой достоит спасать души, а не кошели нераскаЯнных
грешников!
- Џочто кошели? ‘ голоду мрут! - возвысил голос Љирилл (в этот миг
‘тефан тихо вошел в палату и стал у притолоки).
- Ђ даже ежели он умирает с голоду! - наступал ”едор. - Ќо жаждет хлеба
земного, а не манны небесной, что с им делать церкви? ‘ам посуди!
- Њилостыню подают не с тем, чтобы плодить втуне ЯдЯщих! - вновь
поддержал брата €ван. - Џогорельцу тамо, увечному, уже во бранЯх за ны кровь
свою пролиЯ, сирому... Ђ коли здоровый мужик какой ко мне припрет, - иди,
работай! Ђ нет, - с голоду дохни! Љуска не подам!! „а и прав ”едор, церковь
души пасет, а не оболочину нашу бренную! Ћтец протопоп, изрони слово!
Ћтец ‹ев, что сосредоточенно грыз гусиную ногу, отклонилсЯ, обтер
тыльной стороною ладони рот, прокашлЯл, мрачно глЯдЯ из-под мохнатых бровей,
повел толстою шеей, трЯхнув густой гривою павших на плеча темно-русых волос,
и протрубил басом:
- ђечено бо есть: "Ќе хлебом единым, но всЯким глаголом, исходЯщим из
уст Ѓожиих, жив человек!" - сказал, и, утупив очи, вновь вгрызсЯ в гусиную
ногу.
- ‚от! - поднЯл палец €ван ’ормосов. - Ќе хлебом единым! ќто кудесы
ворожат, мол, взрежут у кого пазуху, достанут хлеб, да серебро, да иное что,
лишь бы рты да мошну набить, об ином и думы нет! „ам хлеб, - беги за мною!
‘ловно люди - скот безмысленный!
- € •ристос накормил пЯть тысЯч душ пЯтью хлебами! - сердито бросил
Љирилл.
- Ќакормил! - ”едор уже не посмеивалсЯ, а спорил взаболь. ЉачнулсЯ
вперед, бросив сжатые кулаки на столешницу. - „ак не с тем же, чтобы
накормить! Ђ чтобы показать, что оно заботы не стоило! Ћни же люди, слушать
его пришли! Ђ тут обед, жратье, понимаешь... Ќу! Ћн и взЯл хлебы те:
"ђежьте! Ќа всех хватит!" Ћни, может, после того сами, со стыда, делитьсЯ
стали меж собой! Љто имел, - другим отдал! Њожет, тут и чуда-то никакого не
было! € дьЯволу •ристос то же рек в пустыне! ‚он спроси ‘тефана, он у тебЯ
востер растет!
‘тефан, который так и стоЯл, словно приклеенный к ободверине, заложив
за спину руки, пошевелил плечом, и когда к нему обратились лица родителЯ и
председЯщих, буркнул угрюмо и громко:
- џ в монахи пойду!
- ‚ырасти еще! - остываЯ, возразил отец.
- ‚сем бы нам в монастырь идти не пришлось! - задумчиво отозвалсЯ €ван
’ормосов. - •удо стало в ђостовской земле!
Ћнисим, что в продолжение спора тупо сидел, уставЯ взор в тканую,
залитую соусами и медом скатерть, тут поднЯл глаза, крепко потер лоб ладонью
и вымолвил, кивнув:
- Ѓратьев стравливают! ‡адумали уже и град делить на-полы, вота как!
- Ќейметце... - процедил сквозь зубы ћрий, протопопов сын, никого не
называЯ, но председЯщим и так было понЯтно, кто мутит воду, вносЯ раздор меж
молодых ростовских кнЯзей, Љонстантина с ”едором.
- Ђ Ђверкий? - спросил доныне молчавший Њикула.
- —то Ђверкий! - пренебрежительно пожимаЯ плечами, отозвалсЯ ”едор. -
’ы не можешь, и он тоже не может, не на кого оперетись!
Ќаступила тишина. € Љирилл, махнувший рукою сыну - уходи, мол, тамо
поешь! не времЯ, не место! - тоже поник головой. ЋперетьсЯ, и в самом деле,
было не на кого, ежели сам епарх градской, тысЯцкий Ђверкий, бессилен
что-либо сотворить.
- Ђ коли что... убегать... - задумчиво довел мысль до конца ”едор
’ормосов. - Ќа Ѓелоозеро али на ‘ухону, на „вину! ‡емли тамо немерЯны, места
дикие, богатые... ‹опь, да —удь, да ћгра, да прочаЯ ‘амоЯдь...
- “му непостижимо! Ќам, из града ђостова! - супЯсь, пробормотал Њикула.
- € побежишь! - невесело пригубливаЯ чашу хмельного белого боЯрского
меду, отозвалсЯ Ћнисим, - и побежишь... - Ћн вновь потерЯл нить разговора,
и, пролив мед, свесил голову.
- „етки как? - прерываЯ тЯгостные думы сотрапезников, произнес отец
‹ев, отнесЯсь к хозЯину дома и обтираЯ пальцы и рот нарочито расстеленным
рушником. (‘тефана сестра “лЯ, помогавшаЯ матери, на правах взрослой и
замужней жонки взъерошив ему волосы, уже увела кормить.) Љирилл,
встрепенувшись, отозвалсЯ:
- ‡а ‚арфоломеЯ боюсь! ’ак-то разумен, не сказать, чтобы ѓосподь смысла
лишил, и внимателен, и к слову послушлив, и рукоделен: даве кнутик сплел,
любота! ‹ошадей любит... „а вот только странен порою! ‘тал ныне нищим порты
раздавать! Њладень, а все по •ристу, да по •ристу... € поститьсЯ уже
надумал, за грехи, вишь... Ќе стал бы юродом! “ менЯ одна надеЯ. ‘тефан! Ѓыл
бы кнЯзь повозрастнее, представить бы ко двору, с годами и в свое место, в
думу кнЯжую... Ђ ныне... Ќевесть что и будет еще!

ѓлава 12

“же позади Џсалтирь, ‡латоуст, труды ‚асилиЯ ‚еликого и ѓригориЯ
Ѓогослова. Њежду делом прочтены Ђмартол, Њалала и ”лавий. Џроглочены
ЂлександриЯ, „евгениевы деЯниЯ и пересказы Ћмировых поэм о войне ’роЯнской.
‘тефан уже почти одолел Ѓиблию в греческом переводе, читает Џселла, изучаЯ
по его трудам риторику и красноречие, а вдобавок к греческому начал
постигать древнееврейский Язык. “же наставники не вдруг дерзают осадить
этого юношу, когда он начинает спорить о тонкостЯх богословиЯ, опираЯсь на
труды ”омы Ђквината, ‘инессиЯ или „ионисиЯ Ђреопагита. Ђ инок Ќикодим,
побывавший на Ђфоне и в Љонстантинополе, подолгу беседует с ним, как с
равным себе.
€ уже прЯмаЯ складка пролегла меж бровей ‘тефана, решительным ударом
расчертив надвое его лоб. “же он, пиЯ, как молоко, мудрость книжную,
начинает задумывать о том, главном, что стоит вне и за всЯким учением и что
невестимо ускользало от него доднесь: о духовной, надмирной природе всЯкого
знаниЯ и всЯкого деЯниЯ человеческого, о чем не каждый и свЯщеннослужитель
дерзает помыслить путем...
€ как же больно задевают его между тем тайные уколы самолюбиЯ от
немыслимых мелочей! Ћт того, что не сам он надел простую рубаху вместо
камчатой, а мать, с опусканием ресниц и с дрожью в голосе, повестила ему,
что не на что купить дорогого шелку... —то не из седого бобра, а всего лишь
из выдры его боЯрскаЯ круглаЯ шапочка, и не куньЯ, как у прочих боЯрчат, а
хорьковаЯ шубка на нем. —то седло и сбруЯ его конЯ, хоть и отделаны
серебром, но уже порЯдочно потерты, и что ратник, сопровождающий его и
ожидающий с конем, когда ‘тефан кончит ученье, увечный седой старик, а не
молодой щеголь, как у прочих. € как возмущают его самого эти низкие мысли о
коне, платье, узорочье, от коих он сам все-таки никак не может отделатьсЯ, и
краснеет, и бледнеет от насмешливых косых взглЯдов завидующих его успехам
сверстников. Ђ те, словно знаЯ, чем можно уколоть ‘тефана, то и дело заводЯт
разговоры о конЯх, соколиной охоте, богатых подарках родителей, хвастают то
перстнем, то шапкой, то золотой оплечной цепью, подаренной отцом, то - как
давеча ‚асюк Ћсорин - новым седлом ордынским, то оголовьем, то попоною или
иной украсой конЯ. € - даром, что рЯдом иные дети, в посконине, в бурых
сапогах некрашеной кожи, а то и в порсинЯх, дети дьЯконов и бедных попов!
‚се одно - стать первым! €меть все то, что имеют богатые сверстники, и тогда
уже отбросить, отвергнуть от себЯ злое богатство, гордо одеть рубище вместо
парчи и злата!
Ћн боролсЯ с собою, как мог. Џоминал, что любимый им Њихаил Џселл,
отбросив пышное великолепие и место первого вельможи двора, пошел в
монахи... Ќо это вот "отбросив" и смущало. Ѓыло что бросать! Ќаставники
прочили ему высокую стезю духовную, сан епископа в грЯдущем. Ђ он? Ћн хотел
большего! —его? Ќе понимал еще сам.
‚се чаще он, отсекаЯ от себЯ возможность духовной карьеры, ввЯзывалсЯ в
безумные споры о самой сущности церковного вероучениЯ. ‚ воспаленном мозгу
подростка вырастали и рушились целые пирамиды невозможных идей, среди
которых одна горела огнем неугасимым - спасти ђусь! Ђ что ђусь гибнет, это
видел он по себе, по хозЯйству отца, по граду ђостову, и уже не верил, что в
’вери, в Њоскве было иначе. Ќет! €наче не было! ‚сюду распад, упадок,
разномыслие и кроваваЯ борьба пред лицом мусульманской Ћрды и грозно
надвигающеюсЯ католического ‡апада. Ћн лишь раз видел митрополита ”еогноста,
хотел поговорить, и - оробел, не смог. Ђ тот, естественно, не заметил
высокого юношу с огневым, стремительным лицом в толпе учащихсЯ боЯрчат и
детей пастырских. ђусь гибла, да, да! ѓибла ђусь, как и его отец, как и град
ђостовский, и должно было совершить нечто великое, чтобы поднЯть, разбудить
дремлющий дух народа!
...Ћн спускалсЯ вниз по крутой узкой лестнице, что вела на полати
храма, в книжарню, куда он только что относил толстый том соборных уложений,
и, минуЯ двери училищу, придержал шаги. “рок кончалсЯ, и наставник
древнееврейского, отец ѓервасий, поучал очередного ленивца:
- ‘ыне мой! „остоит прилежно учити Язык избранного самим ѓосподом
народа!
‚ келье, откуда, один по одному, выходили ученики, было душно. ‚
маленькие оконца, сквозь желтые плиты слюды, узкими лучами проходил скупой
свет. ’Яжкие черные тела книг на полицах, казалось, увеличивали тесноту и
мрак.
Ћколо кафедры стоЯли, беседуЯ, иеродиакон …влампий и афонский старец
Ќикодим.
‘тефан встрЯхнул кудрЯми, словно просыпаЯсь, пропустив последнего из
учащихсЯ, ступил в келью и спросил:
- Џочему только одни евреи - избраны? Ђ мы?
- ’айна сиЯ велика есть! - отмолвил, прищуриваЯсь, отец ѓервасий. Ћн
застегивал медные жуковиньЯ толстой книги и взглЯдывал исподлобьЯ на
строптивого отрока, который уже многажды ставил его втупик своими вопросами.
Ђфонский монах с интересом поворотил лицо к ‘тефану.
- ‘казано €сусом о пришедших в разное времЯ, и те, кто после всех
ЯвилсЯ, равную плату получили за труд от хозЯина вертограда обительного! -
продолжал, возвышаЯ голос, ‘тефан. (…го уже понесло. Њысль, сложившаЯсЯ у
него в голове в стройное целое, должна была излитьсЯ немедленно, все равно
перед кем.) - € митрополит €ларион, в "‘лове о законе и благодати", глаголет
то же: мы народ, восприЯвший благодать Ѓожию, подобно тому, как ђахиль
пришла после ‹ии. € милость, равно, как и казни, и гнев ѓосподень равно с
прочими христианами и Языками нань распростерты!
€еродиакон одобрительно склонил голову. € тут бы и остановитьсЯ
‘тефану, но остановитьсЯ он уже не мог. ‘ ненавистью глЯдЯ в лицо ѓервасиЯ,
как бы придавленное сверху вниз, с бородою, разлезшейсЯ вширь, глЯдЯ в его
маленькие острые глазки (и не первенство народа иудейского он защищает, а
свое право быть вторым, тихим, незаметным, свое право таитьсЯ за чьею-то
спиною, свою безнаказанность... Ћ-о, он уцелеет даже под бесерменами! Ћт
таких-то и гибнет ђусь! ’ак вот, на тебе! Ќа тебе!):
- Ќаоборот! €удеи отступили от ѓоспода! ‘ам же €исус сие изрек: "Ћтец
ваш диавол, и вы похоти отца вашего хощете творити: он человекоубийца бе
искони, и во истине не стоит, Яко несть истины в нем, егда глаголет, - лжу
глаголет, Яко лжец есть и отец лжи!" - сказано в …вангелии от €оанна. €
€егова, это дьЯвол, соблазнивший целый народ! Ќарод, некогда избранный
Ѓогом, но соблазненный золотым тельцом и приЯвший волю отца бездны! Љ чему
суть заповеди ‚етхого завета? Љ чему речено, что прежде рождениЯ человека
предначертано всЯкое деЯние его? —то защищают они? Њертвую косноту
безмысленного зримого бытиЯ, право человека на безответственность в мире
сем! €бо, ежели до рождениЯ предуказаны все дела его, то нет ни греха, ни
воздаЯниЯ за грех, нет ни праведности, ни праведников, а есть лишь избранные
и - отреченные, и только!
’ому ли учил •ристос? Ќе вдобавок к старым, а вместо них дал он две -
всего две! - заповеди: "‚озлюби ѓоспода своего паче самого себЯ, и возлюби
ближнего своего, Яко же и самого себЯ!". Ќе отвергал ли он, с Яростию,
мертвую внешнюю косноту обрЯдов иудейских? Ќе с бичом ли в руках изгонЯл
торгующих из храма? Ќе проклЯл ли он свЯщенников иудейских, говорЯ: "ѓоре
вам, книжници и фарисеи"? Ќе требовал ли он деЯниЯ ото всЯкого, как в притче
о талантах, такожде и в иных притчах своих? Ќе показал ли он сам, что можно
поступать так и инако, не воскрешал ли в день субботний, не прощал ли
грешницу, не проклЯл ли древо неплодоносное? Ќе он ли заповедал нам, что
несть правила непреложного, но есть свыше данное божественное откровение?
Ќе он ли указал на свободу воли, данную человеку Ћтцом Ќебесным? € что
с каждого спроситсЯ по делам его? Љак по-гречески "покайтесь"? …жели
перевести на нашу молвь? "ЏокаЯти" означает "передумать", вот! „умать и
передумывать учил •ристос верных своих!
‹ицо ѓервасиЯ пошло пЯтнами. Ћн стукнул посохом:
- ‚етхий завет принЯт соборно церковью!
- ‘оборно не принЯт! - возразил ‘тефан. - ’окмо преданием церковным!
€еродиакон и старец Ќикодим посерьезнели.
- ‘кажи, отче! - не отступал ‘тефан. - Ѓог-Ћтец, это и есть €егова?
ѓервасий шумно дышал, не отвечаЯ.
- …жели €егова, то сим нарушаетсЯ единство ’роицы: Ѓога-Ћтца, ‘ына и
„уха ‘вЯтого! € сам же ты, отче, знаешь, каково тайное имЯ €еговы: элоим,
что значит: бездна! Ќичто!
- …ресь! …ресь Њаркионова! - вскричал ѓервасий, - и слушать не хочу
речи сии!
- —то же ты, сыне мой, - спокойно вопросил афонский старец, - отринешь
и ‚етхий завет, и пророков, и Џсалтирь, и иные боговдохновенные книги?
- Ќе отрину, но и от учениЯ ѓоспода нашего, €исуса •риста, не отступлю!
- бледнеЯ, отвечал ‘тефан. - € паки реку: нет избранных пред ѓосподом! Ќо по
делам и по грехам казнит или милует ны, обращаЯ милость свою равно на все
народы!
Ќо уже все трое смотрели сурово, и ‘тефан понЯл, постиг вдруг, что он
преступил незримую черту, далее коей не должен был дерзать.
- “твержденное ‘оборами, как и принЯтое обычаем церкви •ристовой не
тебе ниспровергать, сыне мой! - с мЯгкою твердостью заключил Ќикодим. - Ђ о
сказанном тобою реку: - чти прилежнее ‡латоуста и ‚асилиЯ ‚еликого! €ди и
покайсЯ в гордыне своей! Џередумай, сыне! - присовокупил он с чуть заметною
улыбкой.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ћни лежали вечером вдвоем на пригорке за домом. € ‚арфоломей, коего не
часто баловал беседою старший брат, во все уши внимал сбивчивому рассказу
‘тефана о своем споре и о том невольном открытии, что ‚етхий и Ќовый заветы
противоположны друг другу и что, высказав это, он оказалсЯ, нежданно длЯ
себЯ, приверженцем ереси Њаркионовой.
- Ќаверно, Я не прав тоже, - говорил ‘тефан, покусываЯ травинку, - но
ведь послан же он был к заблудшим овцам стада €зраилева! Љ заблудшим! Ђ
иудеи не принЯли его! Ћни и ране того уклонЯлись, служили золотому тельцу, и
ѓосподь казнил их жезлом железным.
- ‘тепа... Ђ что такое золотой телец? ќто такой бык из золота, да? -
торопливо переспросил ‚арфоломей, боЯсь что брат засмеет его или потерЯет
интерес к разговору и уйдет. Ќо ‘тефан, вопреки страхам ‚арфоломеЯ, объЯснил
терпеливо и просто:
- ‡олотой телец - это само богатство, понимаешь? Џриверженность к
земному, когда земное, собину всЯкую, еду, одежды, золото, серебро, коней,
считают главным, самым важным в жизни, а все другое - о чем люди думают,
духовное всЯкое, - все это уже пустым, ненужным, или вторичным, что ли...
- € что, жиды, они все так только и считают? - вопросил ‚арфоломей.
- Ђ! - зло отмахнул головою ‘тефан. - †иды, жиды... ќто во всех нас! ’а
и беда с нами! —то не духовное, не честь, ум, совесть, волю ѓосподню, а
земное богатство поставили богом себе! € у нас кто не дрожит за собину? ‡а
порты многоценные, стада коневые, терема, земли, серебро?.. € все мало,
мало... Ќадо прежде себЯ очистить от скверны! Љ чистому нечистое не
пристанет! ‚от, тебЯ переодели в посконные рубахи, не чуешь разве обиды в
том?
- Ќет! - простодушно ответил ‚арфоломей. - ‚ них тепло! € нЯнЯ бает,
что так способнее! Ќе все равно разве, что на себе носить?
‘тефан задумчиво промолчал, погодЯ, вымолвил тихо, не глЯдЯ на брата:
- ќто ты днесь так баешь, а когда подрастешь... - Ћн помолчал,
ожесточенно кусаЯ стебелек, окончил круто: - ‘ам не узришь, другие укажут!
- ‘тепа! - решилсЯ спросить ‚арфоломей. - Ђ ты ведь самый умный в
училище? Ќу, из учеников! - быстро поправилсЯ он. - ’ы тоже должен Яко
•ристос презирать всЯкое тленное добро, которое мыши и черви едЯт, как учил
•ристос, да?
‚ высоте, недвижные, висели облака над землею, и едва слышно гудел,
осматриваЯ чашечки цветов, труженик-шмель. ‘тефан, не отвечаЯ, закрыл лицо
ладонЯми и повалилсЯ ничью в траву.

ѓлава 13

Џо первому снегу, когда укрепило пути, дошла весть о казни „митриЯ
ѓрозные Ћчи в Ћрде. Ћтцы съезжались, толковали со страхом: что-то будет
теперь, чего ждать? Ќе стало б нахождениЯ иноплеменных! ‘тефан знал, что
убийство - грех, но с того часа, год назад, когда „митрий в Ћрде, знаЯ, что
идет на смерть, вырвал саблю и покончил со своим обидчиком, убийцей его
отца, кнЯзем ћрием Њосковским, с того часа „митрий стал тайным героем
‘тефана. Ћн один отважилсЯ на действие. ђазорвал порочный круг пустопорожних
речей, речей, и речей, которые он досыти слышит дома и в училище и которые
ни к чему не ведут: так же едЯт, пьют, закусывают, так же копЯт и проживают
добро, жалуютсЯ на неурожаи, друг на друга, на кнЯзей, на татар, на трудное
времЯ, на то, что в одиночестве ничего и нельзЯ вершить... € сколь их ни
будь, все так же учнут толковню о том, что един в поле не воин. ‚от ежели бы
был жив покойный Њихайло, ежели бы... „а ведь всЯкое соборное дело творЯт
люди же! Џусть каждый поймет, что да, он воин, воин в поле, ратник •ристов!
‘ам знаю, что одному - ничего нельзЯ, что первый стражник схватит менЯ за
шиворот, сами же не допустЯт и до татар... ‚се равно! Ќо вы-то люди, вы
боЯре, мужи совета и воины! †дете, дабы сам ѓосподь Ѓог взЯл вас за ручку и
подтолкнул: - €ди! „а и тогда, поди, не пошли бы, сложили надежды на
‚ышнего: пущай-ко ‘оздатель сам и исправлЯет свой мир! Ђ они - они так же
ничего не смогут, не решат, да и не захотЯт изменить.
Ђ „митрий - смог! ‘одеЯл, пожертвовав жизнью! ‘ам, с саблей в руке,
положил конец вечным кознЯм ненавистного ћриЯ, разрешил двадцатилетний спор
городов, и двух самых сильных домов кнЯжеских. Ѓыть может, даже, „митрий,
своею смертью, жертвенно спас страну?! Џробудил, воскресил, заставил,
наконец, отверзнуть очи и соборно пойти на подвиг?
Ћн укрепилсЯ в этой мысли, никому ее не высказываЯ, когда дошла весть,
что великое кнЯжение ‚ладимирское получил брат „митриЯ, Ђлександр Њихалыч
’верской.
‘транно, что весть эта подействовала на ‘тефана, как ушат холодной
воды. Ћн должен был радоватьсЯ - победила ’верь! € не мог. ђадости не было.
Ѓез конца вспоминались давешние детские вопрошаниЯ младшего братца, когда он
вздумал повестить тому о поступке „митриЯ:
- Ђ что, ћрий был злой? - вопросил ‚арфоломей. - ‡лых ведь ѓосподь
карает! Џочему же кнЯзь Њитрий не стал ждать, когда ћриЯ накажет ѓосподь?
‚едь всем-всем будет воздаЯние по делам их?
’огда ‘тефан попросту отмахнулсЯ от малыша. Ђ теперь, перебираЯ в
памЯти весь этот долгий кровавый спор городов, в котором погиб Њихайло
’верской, погибли ћрий с „митрием и... ничего не изменилось! Ќачинал
понимать странную правоту дитЯти. Џо-прежнему великое кнЯжение в руках
тверского кнЯзЯ, и по-прежнему сильна и поперечна ему Њосква, и страна
по-прежнему разорвана надвое. Ќичего не изменилось! €, верно, погибель
Ђлександра с €ваном „анилычем ничего не изменит тоже! Ђ то, что менЯетсЯ,
менЯетсЯ без кнЯжеской воли, а так... невестимо как! Љак тает лед весною на
озерах: тихо, недвижимо тоньшаЯ и отступаЯ от берегов. € сколько бы ни
спорили, ни бунтовали кнЯзьЯ и боЯре, ничего не изменит ни подлость ћриЯ, ни
саблЯ „митриЯ... € не престанут раздоры на ђуси, пока... Џока не свершит
круга своего назначенное ѓосподом!
’ак, может, и нет никакой духовной свободы, и верно, что даже волос не
упадет с головы, без воли создавшего нас?
—ему же тогда учил •ристос? Џочему он требовал от каждого: "‚стань, и
иди!", - требовал деЯниЯ? Ќо какого деЯниЯ требовал •ристос?! - деЯниЯ духа,
а не меча! ‚се проходит, и все земное - тлен, и суета сует. € гибнущую ђусь
спасут не сабли кнЯзей, а дух ѓосподень!
‘уроваЯ истина истории, словно пасмурный рассвет над морем непрестанных
дум, начинала брезжить в голове ‘тефана, а именно, что одному человеку при
своей жизни, будь он хоть семи пЯдей во лбу, ничего неможно свершить такого,
что намного пережило бы его самого. Ќи €скандер „вурогий - Ђлександр
Њакедонский, покоривший полмира, ни ’емучжин, и никто другой из величайших
завоевателей, повелителей, монархов не сумели оставить добытое ими потомкам
цело и непорушено. €мперии их разваливались со смертью их самих, и
наследники тотчас начинали взаимную грызню, шли войною друг на друга, лишаЯ
тем самым всЯкого смысла усилиЯ усопших покорителей.
—тобы создать истинно прочное, надо, прежде всего, побороть искус
увидеть самому плоды своего труда. Ќи •ристос, ни Ѓудда, ни Њагомет не
узрели, при земной жизни своей, плодов посаженных ими деревьев. Ќо шли века,
и народы, и страны падали к стопам опочивших провозвестников новых вер.
€стинно прочное в череде веков всегда религиозно, духовно, и создание
истинно прочного всегда требует от человека отречениЯ, забвениЯ самого себЯ,
своего земного и сиюминутного бытиЯ, требует веры.
„а, он, ‘тефан, пойдет по стезе духовной! ЏомиритсЯ с отцом ѓервасием,
будет прилежно внимать наставникам, станет епископом, пастырем, Яко €ларион
или ‘ерапион ‚ладимирский... € он уже видит себЯ в церкви, и тьмы тем
народа, внимающих ему... Ѓыть может, то, что их имение крушитсЯ, - перст и
указание Ѓожие? Њожет, и всему граду ђостову уготовано: пасть, и падением
своим, горькою судьбиной, от разномыслиЯ и духовного оскудениЯ произошедшей,
научить других? —то должен содеЯть он, чтобы не погибла роднаЯ землЯ и чтобы
не зрЯ прошла его жизнь, чтобы свет его разума не растаЯл в небытии, как
тает весеннее облако в высокой голубизне небес? —тобы, все-таки, ему, ему
самому, живому и смертному, довелось соучаствовать в возрождении родимой
земли!

ѓлава 14

€звестие о восстании в ’вери и об убийстве царева брата евкала со всею
татарскою ратью дошло в ђостов восемнадцатого августа, на третий день после
праздника “спениЯ Ѓогородицы.
‚ улицах стоЯла жарынь, сушь, было не продохнуть. Џыль висела неживыми
клубами, даже не оседаЯ. Џотрескивало пересушенное дерево. ѓорожане, многие,
не топили печи, боЯлись пожаров. Џо окоему клубились свинцовые облака никак
не разражаЯсь дождем. ’емное синее небо висело над головою, словно
сверкающий начищенный щит, и сходное с блеском металла солнце жгло поникшую
пыльную листву дерев и обливало горЯчим золотом клонЯщие долу хлеба.
Љазалось, в самом воздухе, потрескивающем от жары, копилось тревожное
ожидание беды и раззора.
„ождь хлынул внезапно, вместе с первыми круглыми раскатами громового
грохота. ’ЯжелаЯ туча, затмившаЯ солнце, казалось, только-только еще застила
свет, а уже обрушилось тысЯчью игл, вздыбило пыль в переулках, волнами пошло
по морю хлебов, оступившему город, захлопали калитки, рванулись с веревок
развешанные портна, куры, с криком взлетаЯ в воздух, разбегались и прЯтались
от дождЯ, и уже дружно заколотило по кровлЯм, и дохнуло грозовой свежестью в
улицы, и в ослепительно белые, разрезаемые ветвистыми струЯми молний краЯ
облаков вонзились стаи испуганных галок и ворон, и молодки, завернув подолы
на головы, сверкаЯ голыми икрами крепких босых ног, с радостным испугом, с
веселыми возгласами побежали, шлепаЯ по лужам, прЯтатьсЯ от дождЯ в калитки
и подворотни домов, когда в город ворвалсЯ, со скачущим вестником, грозный
голос тверской беды.
- Џобиты! ’атары побиты! евкал? Ѓрат царев?! ‚се побиты, и ™елкан,
евкал ли, убит! Ѓеда!
€ в рокочущие раскаты грозового неба, в веселый частобой долгожданной
воды, ворвалсЯ высокий, тревожный голос колокола, - один, другой, третий.
‡вонари, не сговариваЯсь, узнаваЯ о ратном тверском пожаре, начинали
вызванивать набат.
Ќе успел еще, омывший и омолодивший землю веселый дождь свалить за край
окоема, еще неслись, догонЯЯ, лохмы сизых туч, и еще моросило, пересыпаЯ
серебрЯными нитЯми отвесные жаркие лучи освобожденного от облачного плена
юного солнца, а уже на площади перед собором гомонило разномастное,
поспешное вече. Ћрали, пихались, требовали кнЯзей, думных боЯр и епископа,
кого-то стаскивали с конЯ, кого-то, упирающегосЯ, вели к помосту: - "Ђть
молвит!"
‘тефан, - его, кинувшегосЯ на всполошный зов колокола, человечьим
водоворотом занесло в самую гущу, - рванулсЯ в толпе. Ќепрошенные, нежданные
даже слова рвались у него из груди:
- ‹юди добрые! ѓраждане ростовские! „рузьЯ, братьЯ! ‚осстанем все!
Џоможем ’вери! ѓоловы своЯ положим!
- ‘ам-то как, свою голову тоже положишь, али батька не повелит? -
громко и глумливо вопросил узнавший ‘тефана горожанин.
- Њолод ищо! - посыпались сердитые голоса. - ѓлуздырь! „ак и не
попурхивай! —ей-то таков? Љириллов, никак, сынок! Ѓатько где?! Ћт ево ли
послан, али сам, по младости, по глупости?
‘тефан, бешено пробиваЯсь вперед, орал им в лица, размахиваЯ кулаками:
- ‘тыд! Џозор! Љак успех, дак и все до кучи: - мы! Ђ как на труд, на
смерть, дак пущай сосед, моЯ хижа с краю? „а? ’ак, што ли?! Љ оружию,
граждане!
- Џротив кого? - вопрошали ему в лицо. - ‚ласть своЯ, свои кнЯзьЯ!
’атар у нас нетути! —ево боЯре бают, где они? ѓде Ђверкий? ѓде твой батька,
лучше скажи! ’веричи сами затеЯли, им и расхлебывать! Ќас не трогают пока!
- „ак и всех поврозь тронут! - надрывалсЯ ‘тефан.
- ’ы, может, и прав, - не уступаЯ, возражала ему слитнаЯ толпа, - да
где боЯре? ѓде рать? Њы смерды, у нас и оружиЯ нет! ѓде старосты градские?
Ђверкий где? Џослать за Ђверкием!
- Њы встанем, а боЯре? Ђ кнЯзь что думат? Ђ кто нам даст коней, да
мечи, да брони, ты, што ль? ‚Ятшие пойдут, тады и мы на рать станем! ’о-то и
оно!
- Љто поведет? Љому нать? ’верской-то великой кнЯзь, ‹Яксандра Њихалыч,
сказывают, тоже утек из ’вери? ‚о гради он? ’о-то ж!
‘тефана затолкали, запихали, закидали тЯжелой мужицкой укоризной. Ћн
так и не пробилсЯ к лобному месту, где с возвышениЯ то тот, то другой
краснобай бросали в толпу всполошные слова. €х тЯнули вниз за сапоги, за
полы, на помост взбирались новые, кричали Яро:
- Ћхолонь! ЉнЯзЯ давай, боЯр!
- ЃоЯр великих! ЉнЯзЯ! - ревела площадь.
Ќо не было ни кнЯзЯ, ни боЯр на вечевой площади, и не было согласиЯ во
граде, ни совета во кнЯзьЯх, ни единомыслиЯ в боЯрах. Љто прЯталсЯ в тереме,
повелев слугам кричать, что его нетути, кто, взмыв на конЯ, мчал прочь за
городские ворота, кто увЯзывал добро, махнувши рукою на все:
- —ернь бунтует! •удого и жди!
Ќичем кончилось ростовское вече.
‘ подбитой где-то, невзначай, скулою, измазанный, с порванным рукавом,
‘тефан с трудом выбралсЯ из обманувшей его толпы, котораЯ, виделось уже,
собралась просто так, пошуметь, но ничего не решит и ни на что не решитсЯ
без руководителей своих, которые, в сей час, сидЯт, попрЯтавшись от черни, с
единою мыслью: лишь бы без нас, да мимо нас, лишь бы кто другой!
Ќапрасно проплутав в поисках слуги, он, пеш, выбралсЯ за городские
ворота и, шатаЯсь, побрел домой. “же за несколько поприщ от города нагнал
его старик Џрокофий с конем, тоже напрасно проискавший своего молодого
господина, и теперь донельзЯ обрадованный, что не пришлось ему ворочатьсЯ
домой одному, без ‘тефана, под покоры и укоризны боЯрыни.
Ќе в пору, не вовремЯ вспыхнуло тверское пламЯ. Ќикого не зажгло,
только опалило страхом, и пригнулась, пришипилась землЯ, с ужасом ожидаЯ
одного: что-то будет?
€ никто не дерзнул повторить того, что створилось в ’вери. Ќе встала
землЯ, не вышли самозваные рати, не встрепенулись ратные воеводы, не
двинулись дружины, не поднЯли головы кнЯзьЯ... Ђ когда дошли вести, что €ван
„анилыч московский вызван в Ћрду, и суздальский кнЯзь, Ђлександр ‚асилич,
отправилсЯ туда тоже, понЯли: - быть беде великой! †ди нового ратного
нахождениЯ!

ѓлава 15

’оропливо убирали хлеб. Љосые дожди секли землю. ‚етра рвали желтый
лист с дерев. †ители зарывали корчаги с зерном, прЯтали в тайники, что
поценнее, уходили в леса, отрываЯ себе звериные норы в оврагах - хоть там-то
пересидеть беду!
Ђлександр Њихалыч загодЯ покинул ’верь, не помышлЯЯ о ратном споре с
Ћрдою. Њелкие кнЯзьЯ, пасЯ себЯ и смердов своих, об одном молили ѓоспода: -
‹ишь бы не через нас! ‹ишь бы иною дорогой!
€ землЯ немо ждала, как ждет приговоренный к казни, не помышлЯЯ уже не
токмо о споре с Ћрдою, но даже и о спасении...
Џодмерзали пути. Ќа застылые пажити падал неживой снег. ‚ серебрЯных
вьюгах, под вой волков и метелей, на землю русичей в бессчетный раз
надвигалась степнаЯ беда.
—ерною муравьиною чередою тЯнулись скуластые всадники в мохнатых
островерхих шапках, на мохнатых низкорослых лошадЯх по дорогам страны. ЏЯть
туменов, пЯтьдесЯт тысЯч воинов, послал “збек громить мЯтежную ’верь, и с
ними шли, верною обслугою хана, рати москвичей и суздальцев.
’олько в книгах о седой старине, да в мЯтежных умах книгочиев
оставалась, сохранЯла себЯ в те горькие годы былаЯ единаЯ ђусь! Ћ, вы,
великие кнЯзьЯ киевские! Ћ, слава предков! Ћ, вещий голос пророков и
учителей твоих, свЯтаЯ ђусскаЯ землЯ! ѓде ты? ‚ каких лесах, за какими
холмами сокрыта? ‚ каких водах, словно Љитеж, утонули твердыни твои? €ссЯкли
кладЯзи духа твоего, и кто приидет, препоЯсавший чресла на брань и труд,
иссечь источники новые? Љто вырубит из скалы забвениЯ родник живой и омоет,
и воскресит хладное тело твое? Ћ, ђусь! ‡емлЯ моЯ! ѓоречь моЯ и боль!

Њетет. Њокрый снег залеплЯет глаза. ‚о взбесившейсЯ снежной круговерти
смутно темнеют оснеженные и вновь ободранные ветром, крытые дранью и соломой
кровли боЯрских хором. ‚ыбеленный снегом тын то проглЯнет острыми зубьЯми
своих заостренных кольев, то вновь весь скроетсЯ в воющем потоке снегов.
„еревнЯ мертва, оттуда все убежали в лес. ’олько здесь чуетсЯ еле видное
шевеление. Њелькнет огонь, скрипнет дверь, промаЯчат по-за тыном широкаЯ
рогатина и облепленный снегом шелом сторожевого. ‚ бараньих шубах сверх
броней и байдан, кто с копьем, кто с рогатиною, кто с луком и стрелами, кто
со старинным прЯмым мечом, кто с татарскою саблей, шестопером, а то и просто
с самодельною булавою да топором, они толпЯтсЯ во дворе, смахиваЯ снег с
бровей и усов, сами оробелые, ибо что смогут они тут, ежели татарские рати
’уралыкова и ”едорчукова, что валЯт сейчас по-за лесом, отходЯ от
разгромленной, сожженной ’вери, волоча за собою полон и скот, вдруг пожалуют
к ним, на Њогзу и Љоторосль? Ќедолго стоЯть им тогда в обороне! € счастлив
останетсЯ тот, кого не убьют, а с арканом на шее погонЯт в дикую степь! €бо
татары громЯт и зорЯт все подрЯд, не глЯдЯ, тверскаЯ или инаЯ какаЯ землЯ у
них по дороге. ‚ ‘арае уже ждут жадные купцы-перекупщики. „авай! „авай!
Џолон, обмороженный, слабый, пойдет за бесценок, а семью, - татарок своих, -
тоже надо кормить! Ќещадно, с маху, бьет ременнаЯ плеть: "Ѓега-а-ай!". -
‘потыкающиесЯ, спутанные полонЯнники, втЯгиваЯ головы в плечи, бредут через
сугробы, падают, встают, ползут на карачках, с хрипом, выплевываЯ кровь,
умирают в снегу. "Ѓега-а-ай!" - гонЯт стада скотины. ѓромкое блеЯнье,
испуганный рев недоеных голодных коров, ржанье крестьЯнских, согнанных в
насильные табуны коней тонут в метельном вое и свисте. Ћбезножевшую скотину,
прирезав и тут же пихнув в сугроб, оставлЯют в пути. ‚олки, наглеЯ, стаЯми
бегут за татарскою ратью. ‚ороны, каркаЯ, срываютсЯ с трупов и вновь тЯжко
падают вниз, сквозь метель.
‡а воротами боЯрских хором царапанье, не то стон, не то плач.
ЋтворЯетсЯ калитка, ратник бредет ощупью, выставив, ради всЯкого случаЯ,
ножевое острие. ЌаклонЯетсЯ, спрЯтав нож и натужась, волочит под мышки комок
лохмотьев с долгими, набитыми снегом волосами, свесившимисЯ посторонь! Ѓаба!
“беглаЯ, видно! Ѓез валенок, без рукавиц...
- ’амо! - шепчет она хрипло, - тамо, еще! - € машет рукою, закатываЯ
глаза.
- ѓде? ѓде?! - кричит ратник ей а ухо, стараЯсь перекричать вой метели.
- ’амо... ‡а деревней... бредут...
ђаспахиваютсЯ створы ворот. ЃоЯрин Љирилл, в шубе и шишаке, сам правит
конем. џков, тоже оборуженный, держит одною рукой боевой топор и господинову
саблю, другою вцеплЯЯсь в развалы саней, пытаетсЯ, щурЯ глаза, разглЯдеть
что-либо сквозь синюю чернь и потоки снежного ветра. ‘ани нырЯют, конь, по
грудь окунаЯсь в снег, отфыркивает лед из ноздрей, тЯжко дышит, в ложбинах,
где снег особенно глубок, извиваЯсь, почти плывет, сильно напруживаЯ ноги.
‚от и околица. Љонь пЯтит, натЯгиваЯ на уши хомут. —ьЯ-то рука тЯнетсЯ
из белого дыма, чьи-то голоса не то воют, не то стонут во тьме. џков, оставЯ
оружие, швырЯет их, как дрова, в развальни, кричит:
- ‚се ли?
- ‚се, родимый! - отвечают из тьмы не то детские, не то старушечьи
голоса.
- „евонька ищо была тута! - вспоминает хриплый старческий зык. -
Ња-ахонькаЯ!
Љонь, уже завернувши, тЯжко бежит, разгребаЯ снег, и внезапно, прЯнув,
дергает посторонь. Љирилл, нагнувшись, подхватывает едва видный крохотный
комочек обмороженного трЯпьЯ, кидает в сани. Љонь - хороший боевой конь
боЯрина - идет тЯжелою рысью, изредка поворачиваЯ голову, дико глЯдит
назад...
‚ хоромах беглецов затаскивают в подклет: прежде всего спрЯтать! ’ам
снегом растирают обмороженных, вливают в черные рты горЯчий сбитень. ЊечетсЯ
пламЯ лучин в четырех светцах, дымитсЯ корыто с кипЯтком. ЊариЯ, со
сведенными судорогой скулами, молча и споро забинтовывает увечную руку
обмороженного мужика, а тот, кривЯсь от боли, скрипит зубами, и только
бормочет: - "‘паси •ристос, спаси •ристос, спаси... ‘пасибо тебе, боЯрынЯ!"
‘тонет, качаЯсь, держась за живот, старуха. ЊечутсЯ слуги. ‘енные девки,
нещадно расплескиваЯ воду, обмывают страшную, в бескровной выпитой наготе,
потерЯвшую сознание беременную бабу. ѓолова на тонкой шее бессильно
свесилась вбок, тонкие, распухшие в коленах и стопах ноги, покрытые вшами,
волочатсЯ, цеплЯЯсь, по земи, никак не влезают в корыто.
‘тефан путаетсЯ под ногами людей, силЯсь помочь, хватает то одно, то
другое, ищет, кого бы послать на поварню.
- †ивей! ’ы! - кричит сорвавшимсЯ, звенЯщим голосом мать, - где горЯчаЯ
вода?! - € он, забыв искать холопа, сам хватает ведро и, как есть без шапки,
несетсЯ за кипЯтком.
„ругой мужик, в углу, молча и сосредоточенно кривЯсь, сам отрезает себе
ножом черные неживые пальцы на ногах. Ћдна из подобранных женок вставлЯет
новые лучины в светцы. Љто-то из слуг раздает хлеб...
Љирилл, весь в снегу, входит, пригибаЯсь под притолокою, и молча
передает жене маленький трЯпичный сверток. ЊариЯ, тихо охнув, опускаетсЯ на
колени: - "‘негу! ‚оды!" - „евочка лет пЯти-шести, не более (это та самаЯ
девчушка, что нашли у околицы), открывает глаза, пьет, захлебываЯсь и
кашлЯЯ; тоненьким хриплым голоском, цеплЯЯсь за руки боЯрыни, тараторит:
- Ђ нас в анбар посадивши всех, а матка бает: - ты бежи! - Ђ Я пала в
снег, и уползла, и все бежу, бежу! ’етка хлеба дала, ото самой ’вери бежу,
где в стогу заночую, где в избе, где в поле, и все бежу и бежу, - свойка у
нас, материна, в џрославли-городи!
ѓлаза у девчушки блестЯт, и видно, что она уже бредит, хрипло повторЯЯ:
- "Ђ Я все бежу, все бежу..."
- ‚ жару всЯ! - говорит мать, положив руку ей на лоб, и шепотом
прибавлЯет: - ЃеднаЯ, отмучилась бы скорей!
‘тефан стоит, сгорбЯсь, нелепо высокий. Ћн только что притащил дубовое
ведро кипЯтку и, коверкаЯ губы, смотрит, не понимаЯ, не в силах понЯть,
постичь. Ћт самой ’вери?! „осюда? ‘только брела? ’акаЯ сила жизни! € -
неужели умрет?!
Њать молча задирает вонючую рубаху, показывает. Ќа тощем тельце зловеще
лоснЯтсЯ синие пЯтна, поднЯвшиесЯ уже выше колен, в паху и на животе. "Ќе
спасти!" - договаривает мать. “ самой у нее черные круги вокруг глаз, и она
тоже смотрит на девочку безотрывно, стонно ‘тефану, шепчет про себЯ:
- ѓосподи! ’акого еще не видала!
- “неси в горницу! - приказывает она сыну. ‘тефан наклонЯетсЯ над
дитЯтей, но тут, ощутив смрад гниющего тела, не выдерживает, с жалким
всхлипом, не то воем, закрывает руками лицо и бросаетсЯ прочь.
ЊариЯ, натужась, сама подымает ребенка и несет, пригибаЯсь под
притолокою, вон из дверей. Ћна вовсе не замечает, с натугою одолев крутую
лестницу, что за нею топочут маленькие ножки, и в горницу прокрадываетсЯ
‚арфоломей. ЊариЯ, в темноте уронив девочку на постель, долго бьет кресалом.
Ќаконец трут затлел, возгорелась свеча. € тут, оглЯнувши в поисках помощи,
она видит пЯтилетнего своего малыша, который глЯдит серьезно и готовно, и,
не давши ей открыть рта, сам предлагает:
- €ди, мамо! џ посижу с нею!
ЊариЯ, проглотив ком в горле, благодарно кивает, шепчет:
- Џосиди! ‘коро нЯнЯ придет! ‚от, - шарит она в глубине закрытого
поставца, - молоко, еще теплое. ЋчнетсЯ, дай ей! - €, шатнувшись в дверЯх,
уходит опЯть туда, вниз, где ее ждут, и где без хозЯйского глаза все пойдет
вкривь и вкось.
„евочка, широко открывши глаза, смотрит горЯчечно. ‚арфоломей подходит
к ней и, остановЯсь близко-близко, начинает гладить по волосам.
- Ђ Я все бежу, бежу... - бормочет девочка.
- „обежала уже! ‘пи! - говорит ‚арфоломей, словно взрослый. - ‘коро
нЯнЯ придет! •очешь, дам тебе молока?
- Њолоко! - повторЯет девочка жарким шепотом и, расширив глаза,
смотрит, как ‚арфоломей осторожно наливает густую белую вологу в глинЯную
чашечку и медленно, боЯсь пролить, подносит ей. „евочка пьет, захлебываЯсь и
потеЯ. Џотом, отвалЯсь, показывает глазами и пальцем: - "€ ты попей тоже!" -
‚арфоломей подносит чашку ко рту, обмакивает губы в молоко, кивает ей: -
"‚ыпил!" - девочка смотрит на него долго-долго. †ар то усиливаетсЯ, то
спадает, и тогда она начинает что-то понимать.
- џ умираю, да? - спрашивает она склонившегосЯ к ней мальчика.
- Љак тебЯ зовут?
- “льЯниЯ, “лЯ!
- Љак и мою сестру! - говорит мальчик.
- Ђ тебЯ как?
- ‚арфоломей.
- Ћлфоромей! - повторЯет она, и вновь спрашивает требовательно: - џ
умираю, да?!
‚арфоломей, который шел за матерью с самого низу, и видел и слышал все,
молча, утвердительно, кивает головой и говорит:
- ’ебЯ унесут ангелы. € ты увидишь ”аворский свет!
- ”аворский свет! - повторЯет девчушка. ѓлаза у нее снова начинают
блестеть, жар подымаетсЯ волнами.
- € прЯники... - шепчет она в забытьи, - и прЯники тоже!
- Ќет, тебе не нужно будет и прЯников, - объЯснЯет ‚арфоломей, как
маленький мудрый старичок, продолжаЯ гладить девочку по нежным волосикам. -
’ам все по-другому. ’ело останетсЯ здесь, а дух уйдет туда! € ты увидишь
свет, ”аворский свет! - настойчиво повторЯет он, низко склонЯЯсь и
заглЯдываЯ ей в глаза. - Ѓелый-белый, светлый такой! “ кого нету грехов, те
все видЯт ”аворский свет!
„евочка пытаетсЯ улыбнутьсЯ, повторЯЯ за ним едва слышно:
- ”аворский свет!..
„вое детей надолго замирают. Ќо вот девочка вздрагивает, начинает слепо
шарить руками, вздрагивает еще раз и вытЯгиваетсЯ, как струна. Ћтверстые
глаза ее холоднеют, становЯтсЯ цвета бирюзы, и гаснут. ‚арфоломей, помедлив,
пальцами натЯгивают ей веки на глаза и так держит, чтобы закрылись.
‘тефан (он давно уже вошел и стыдливо стоЯл у двери, боЯсь даже
пошевельнуть рукой) спрашивает хрипло:
- “снула?
- “мерла, - отвечает ‚арфоломей, и, став на колени, сложив руки
ладонЯми вместе перед собою, начинает читать молитву, которую, по его
мнению, следует читать над мертвым телом:
- Ѓогородице, дево, радуйсЯ! ЏресвЯтаЯ ЊариЯ, ѓосподь с тобою!
Ѓлагословенна ты в женах, и благословен плод чрева твоего... - Ћн
спотыкаетсЯ, чувствует, что надо что-то добавить еще, и говорит, чуть
подумав: - Џрими в лоне своем деву “льЯну, и дай ей увидеть ”аворский свет!
’еперь все. Њожно встать с колен, и теперь, наверно, нужен ей маленький
гробик.
Ђ внизу, в подклете, хлопают двери, и Љирилл, с трудом разлепивши
набрЯкшие, обмороженные веки, сбиваЯ сосульки снега с ресниц и бороды,
говорит жене:
- …ще троих подобрали, и те чуть живы! Џрими, мать!
ЏозднЯЯ ночь. ‚се так же колотитсЯ в двери и воет вьюга.
- ‚ьюга, это к добру, татары, авось, не сунутце! - толкуют ратники,
сменЯЯ издрогших товарищей. Џередают из рук в руки ледЯное железо, крепко
охлопывают себЯ рукавицами. Ќе глЯдючи на полузанесенный снегом труп (давеча
один дополз до ограды, да тут и умер), разумеЯ тех, кто внизу, бормочут: -
Ѓеда!
Ђ боЯрчата, измученные донельзЯ, все еще не спЯт. ’олько ЏетюнЯ уснул,
посапываЯ. ‘тефан (он сейчас чувствует себЯ маленьким-маленьким, так ничего
и не понЯвшим в жизни) сидит на постели, обнЯв ‚арфоломеЯ, и шепчетсЯ с ним:
- Ђ откуда ты слышал про свет ”аворский?
- Ђ от тебЯ! - тоже шепотом отвечает ‚арфоломей. - ’ы, лонись, много
баЯл о том. Ќе со мною, с батюшкой... Ђ расскажи и мне тоже! - просит он.
- ‚от пойдешь скоро в училище, там узнаешь все до тонкости, - задумчиво
отвечает ‘тефан. - „алеко-далеко! Ќа юге, где –арьград, и дальше еще, там
гора Ђфон. € в горе живут монахи, и молЯтсЯ. € они видЯт свет, который
исходил от •риста на горе ”авор. ”аворский свет! € у них у самих, у тех, кто
самый праведный, от лица свет исходит, сиЯние.
- Љак на иконах?
- Љак на иконах. ’олько Яще Ярче, словно солнце!
- ‘тепа, а длЯ чего им ”аворский свет?
- Ћни так совокуплЯют в себе „ух Ѓожий! Ѓожескую силу собирают в себе,
чтобы потом людЯм ее передать! Џонимаешь? €з пламени возникает мир, и вновь
расплавлЯетсЯ в огне. ‡рел ты пламЯ? Ћно жжет, но вот угас костер, и нет
его! Ћгонь зримо ЯвлЯет нам свЯзь миров: духовного, горнего, и земного,
того, который вокруг нас. Ћгонь также и символ животворЯщей силы Ѓожества,
потому и едины суть Ѓог-Ћтец, Ѓог-‘ын и „ух ‘вЯтой, исходЯщий на нь в виде
света... Ќе простого света, солнечного, а того, божественного, что Явил
•ристос ученикам своим на горе ”аворе!
‚арфоломей кивает. Ќеважно, понимает ли он до конца то, что говорит
брат, или нет, но ему хорошо со ‘тефаном. € он верит теперь еще больше, что
ныне хорошо и той упокоившейсЯ девочке, которую завтра обещали похоронить, и
даже сделать ей маленький гробик.
Ѓеспокойно, вздергиваЯсь и постанываЯ, дремлет мать. ‹егла не
раздеваЯсь, не разбираЯ постелю, на час малый, да так и уснула, уходившись
всмерть. Љирилл не велел ее будить. ‘ам спустилсЯ в подклет, сменить жену в
бессонной ее стороже.

ѓлава 16

‚арфоломей начал учитьсЯ грамоте семи лет, сказано в первой его
биографии, в первом житии. Џростой расчет показывает, что это должно было
произойти в 1329 году, ежели считать от "Ђхмыловой рати". Ќо уже "за год
един" после ”едорчукова и ’уралыкова нашествиЯ, то есть через зиму после
погрома ’вери, московский великий кнЯзь €ван „анилович, выдав дочь за юного
кнЯзЯ Љонстантина, наложил властную руку на ђостов, что окончательно
сокрушило хозЯйство боЯрина Љирилла и заставило его в конце концов, как и
многих, бежать из ђостова в поисках новых земель и "ослабы" от поборов и
даней. €ными словами, переезд в ђадонеж мог состоЯтьсЯ где-то не позднее
1330 года, и учитьсЯ в ђостове в этом случае отроку ‚арфоломею пришлось не
более двух лет. ‚прочем, то, что ему было именно семь лет к началу учениЯ,
не столь уж бесспорно. Ќачинали учитьсЯ в древней ђуси "лет пЯти-шести", как
Явствует из многих прЯмых и косвенных указаний. ‘мотрели по дитю, по его
развитию. (Ђ дети, рано приучаемые к самостоЯтельности, и развивались рано!)
€ного могли отдать и в пЯть, и в четыре года, другого в семь, - в классах
тогдашних училищ не следили за тем, чтобы дети были все и обЯзательно одного
возраста.
Љстати, о школах. “же, кажетсЯ, многие знают теперь, что грамотность у
наших предков в XIII - XV столетиЯх была распространена гораздо шире, чем
думали исследователи совсем еще недавнего времени. ‚ том же Ќовгороде
‚еликом раскопками Ђрциховского-џнина найдены многочисленные образцы частной
переписки рЯдовых граждан. ‡аостренные костЯные и металлические палочки
непонЯтного назначениЯ, находимые археологами в самых различных городах и
севера и юга ђоссии, получили теперь истолкование, и даже название их
установлено, - это оказались древнерусские "писала", коими, без помощи
чернил, выдавливали или процарапывали текст на бересте и специальных,
покрытых воском дощечках. €, однако, до сих пор далеко не многие знают, что
в древней ђуси уже в XIII - XV веках была принЯта классно-урочнаЯ система
преподаваниЯ, сходнаЯ с нашей, а города-республики, вроде Ќовгорода или
Џскова, содержали на общинный (общественный) счет городские бесплатные
школы, называемые тоже почти по-современному, - "училищами", в коих могли
учитьсЯ и учились даже дети самых бедных граждан, и где на переменах между
уроками дети так же, как и современные школьники, выбегали на улицу,
баловались, затевали возню и шумные игры.
“чили в этих школах или училищах чтению и письму (по Џсалтири),
церковному пению, - музыка была обЯзательным и серьезным элементом
тогдашнего преподаваниЯ, - счету, то есть математике, а в старших классах:
риторике, красноречию, истории, богословию. ЏереводЯ на наш Язык и
современные понЯтиЯ - философии и социально-политическим наукам. ‚прочем,
даже и сами слова "философиЯ" и "философ" уже существовали в тогдашнем
обиходе. ‘верх того изучали греческий Язык, некоторые, к тому же,
древнееврейский, как Язык Ѓиблии. ‘ловом, учащиесЯ, кончившие полный курс
наук, получали неплохое политико-гуманитарное образование.
Ћсобенностью тогдашних школ было то, что школы не делились на церковные
и гражданские. €ерархи церкви и светские деЯтели получали одинаковое
образование, благодарЯ чему, в частности, правЯщее сословие великолепно
разбиралось во всех церковных вопросах, то есть владело всей суммой
тогдашних идеологических представлений. €зучивши, вдобавок к перечисленному,
своды законов ("Њерило праведное", "Ќомоканон" и "Џравду ђусскую"), боЯрский
или кнЯжеский сын был вполне готов к сложному делу управлениЯ страною и
руковожениЯ людьми.
‡атруднЯюсь сказать, в какой степени и объеме изучалась медицина.
Џо-видимому, в этой области нас, как и прочие страны …вропы, решительно
опережал арабский (да и не только арабский!) ‚осток. Ќа ђуси, в основном,
лечили знахари, которые были, впрочем, глубокими знатоками целебных трав
(чем мы ныне похвалитьсЯ не можем!) и великолепными костоправами.
Ќауки практические - зодчество, литейное дело, кузнечное и кожевенное
производства, столЯрное, плотницкое, ткацкое и прочие многоразличные ремесла
- имели свои глубокие традиции и свою "школу", свои навыки, передававшиесЯ
изустно, от мастера к мастеру, так что какой-нибудь недипломированный
древнерусский инженер-строитель подчас знал много больше современного
архитектора, артистически справлЯЯсь со всеми видами сложных, совмещенных и
многоЯрусных, сводчатых перекрытий, принЯтых в тогдашних церквах (без опоры
на упрощающую железобетонную конструкцию), знал тайны обжига кирпича и
растворов, выдерживающих, вот уже рЯд веков, наши российские ветра, дожди и
суровые зимы. ’очно так же, как кузнецы, например, ведали секретами отковки
многослойных, с твердою серединой, "самозатачивающихсЯ" лезвий, отлично
умели наводить "мороз", "синь", золотое и серебрЯное письмо на металл, -
короче говорЯ, владели секретами, которые составили бы честь и современному,
вооруженному научным знанием металлургу.
Њы, потомки, зачастую оказываемсЯ в плену терминологических
несоответствий. “ниверситет длЯ нас - место учебы и сосредоточеньЯ научных
сил, а что монастырь XIV столетиЯ сплошь и рЯдом оказываетсЯ тем же самым,
нам, как говоритсЯ, уже и невдомек. ‘лово "инженер" длЯ нас значительнее
древнерусского "мастер", а почему? ’огдашний мастер широтою знаний и,
главное, практическим навыком работы, "артистизмом", значительно превосходил
современного инженера!
‚се это необходимо помнить, хотЯ бы длЯ того, чтобы понимать, как это и
почему тогдашнее немногочисленное население (по приблизительным оценкам
всего три - пЯть миллионов на всем пространстве европейской части ђоссии)
успевало так много сделать, с такою быстротою возводило порушенные города,
воздвигало храмы, осваивало и распахивало лесные пустыни русского ‘евера,
вело торговые операции на расстоЯниЯх в тысЯчи верст, перебрасываЯ, скажем,
товары далекой Ѓухары или Љафы греческой во ‚ладимир, ’верь и Џсков,
смоленский хлеб в Ќовгород ‚еликий, а пушнину, кожи, рыбий зуб и тюленье
сало с севера, с "морЯ полуночного", в „анию, €талию и –арьград. € речь идет
не только и не столько о небольших по объему и дорогих по стоимости
предметах роскоши. Ќа тысЯчи поприщ везли железо, рыбу, соль и зерно. ‚
одиннадцатом веке уже Ќовгород ‚еликий снабжалсЯ суздальским хлебом, а в XIV
- XV тот же хлеб везли в Ќовгород с Љокшеньги и ‚аги через „вину и Ѓелое
море, на расстоЯние больше тысЯчи километров со многими переволоками и
перегрузками в пути.
‚се это требовало и высокой техники, и высочайшей степени организации
труда, и толковой, совестливой, знающей администрации. € все это было, и
составлЯло основу и силу ђуси, ту силу, на которую опирались русские кнЯзьЯ,
"собиравшие" землю.
Ѓыло, увы, и другое в ту пору на ђуси! Ѓыл упадок духа, разброд во
кнЯзьЯх, свары и ссоры, оборотившиесЯ полною неспособностью организовать
хоть какое толковое сопротивление орде ЃатыЯ: многие города сдавались без
бою, воеводы прЯтались, чаЯ пересидеть беду, великий кнЯзь ћрий бросил
стольный город ‚ладимир с семьею вместе на произвол судьбы и на поругание
врагу и позорно погиб на ‘ити, где монголы не столько ратились с русичами,
сколько истреблЯли бегущих. ђедкие всплески героизма пропадали впустую, ибо
ратники кнЯжеских дружин, не овеЯнные духом жертвенности, думали больше о
наживе, чем о защите страны, и когда вместо грабежа своих же земель во
взаимных которах им пришлось встретить грозного и сплоченного врага, бежали,
не выдержав ратного испытаниЯ.
‘кажем еще, что в те же годы ростовщичество иссушало древний ‚ладимир
едва ли не страшнее, чем татарское разорение, что разброд власти тЯжелее
всего ложилсЯ на плечи смердов, коих зорили все подрЯд, что боЯре - старшаЯ
дружина кнЯжескаЯ - тонули в роскоши, в городах возводились дорогие
белокаменные храмы, ювелирное дело достигло неслыханной высоты и
совершенства, не достижимых уже в последующие века... (“вы! ‘лишком часто
начало погибели принимаем мы за расцвет благодарЯ дурманЯщему очарованию
поздней культуры!) € что в этой богатой, изобильной, обширной стране
граждане, как горестно восклицал епископ ‘ерапион в одном из своих поучений,
буквально съедали друг друга, полностью забыв о христианском братстве и
любви... €нтеллигент и писатель двенадцатого столетиЯ, безвестный гениальный
автор "‘лова о полку €гореве", в предчувствии бед грЯдущих тщетно бросал
современникам слова огненного призыва "загородить полю вороты", - голос его
был услышан только два столетиЯ спустЯ. ’атарский погром был истинно
заслуженною ѓосподнею карой за грехи тогдашнего русского общества!
€менно потому главными, основными, трепещущими общественными проблемами
тех лет, точнее сказать, тех двух столетий (XII - XIV) были проблемы не
бытиЯ, а духа, духовной жизни, осознаниЯ ђусью единства своего в братней
любви всех русичей, и своего назначениЯ в мире, осознаниЯ всеми гражданами
высшей, жертвенной предназначенности своей, без чего не вышла бы русскаЯ
рать на поле Љуликово и не состоЯлась бы, не возникла из небытиЯ ђусь
ЊосковскаЯ.

ѓлава 17

Ќа том самом старом мерине, который был вручен ему с младшим братишкой
в общее пользование, ‚арфоломей и приехал в ђостов, в училище, постигать
впервые чтение и письмо. ‚рЯд ли ему было уже семь лет! Љ семи-то годам, да
в таком семействе, он бы и дома уже научилсЯ кое-что разбирать в уставном
торжественном письме древних книг, где все буковки выписывались по
отдельности, ставились без наклона, не писались, а, скорее, вырисовывались
писцом, напоминаЯ современные печатные литеры крупной печати. Љ семи годам
он, верно, уже научилсЯ читать, а отправилсЯ учитьсЯ не вдолге после
’уралыковой-”едорчуковой рати, на шестом году жизни, почему и не понимал
долго объЯснений наставника своего.
Њногошумный ђостов ошеломил ребенка. ђазумеетсЯ, он был тут не раз и не
два, но всегда с родителЯми, в отцовском возке, чаще всего рЯдом с матерью,
и тогда, выглЯдываЯ, как галчонок из гнезда, он не находил город ни
огромным, ни страшным. Ќо сегоднЯ все было иначе. Ћни одни подъехали с
братом ‘тефаном к коновЯзЯм. Њножество коней в богатых уборах, иные под
шелковыми попонами, множество разодетых стремЯнных, смех, шутки, ржанье и
конский топ, - все разом ринуло на него, как вражеское нашествие.
‘тарик Џрокофий принЯл повод его конЯ, и ‚арфоломей уже с некоторым
страхом, выпростав ноги из подвЯзанных по его росту стремЯн, сполз с теплой
и родной спины лошади на пыльную, почти лишенную травы, истоптанную копытами
и усыпанную конским навозом землю. ’ут, почти нырЯЯ под брюха коней,
увертываЯсь от беспокойных копыт, он заспешил вслед за ‘тефаном, который
широко шагал, почти волоча ‚арфоломеЯ за собою. Ћдну потную ручонку крепко
вдев в братнину ладонь, другою поддерживал кожаную торбу с Џсалтирью,
писалом и вощаницами (туда же был вложен и берестЯной туесок с куском пирога
и парой крутых Яиц с завернутою в трЯпицу солью), ‚арфоломей беспокойно
вертел головой, стараЯсь не потерЯть дороги, не заблудить, ежели бы пришлось
идти одному, среди всех этих громадных теремов, возвышенных крылец,
коновЯзей, телег и заборов, и с невольно подступившим отчаЯньем чувствуЯ,
что, оставь его ‘тефан в сей час одного, и он уже дороги назад не найдет!
Ќо еще хуже стало, когда поднЯлись по крутым ступенЯм, и ‘тефан,
поговорив с кем-то в лиловой шелковой рЯсе, оставил его в галдЯщей толпе
незнакомых, разномастно одетых детей, и его уже кто-то дернул за торбу, в
которую ‚арфоломей вцепилсЯ двумЯ руками, боЯсь потерЯть дорогую Џсалтирь, и
кто-то сзади взъерошил ему волосы, и какой-то мальчик, глЯдЯ на него с
насмешливым снисхождением, проговорил у него над ухом:
- "Ђ! ‘тефанов брат!" - так, будто бы это уже одно было смешно или
стыдно, - а другой, толкнув его в спину, спросил: - "ќй, ты! Ћтгадай, чего у
мерина нет?" - ‚арфоломей намерилсЯ сперва дать обидчику сдачи, но,
помыслив, решил все вытерпеть, и стал про себЯ читать: "„ух тверд созижди во
мне..." ‡а молитвою, однако, он не услышал, что всем велено было входить в
келейный покой, и едва успел проскочить в дверь, уже позади всех, почти под
ногами у толстого высокого наставника, который неодобрительно свел брови,
мало не запнувшись о малыша.
‚ низкой палате, уставленной дощатыми скамьЯми, он несколько мгновений,
показавшихсЯ ему невообразимо долгими, не мог никуда сесть, ибо пареньки,
уже занЯвшие все сиденьЯ, подшучиваЯ над новичком, тотчас передвигались к
краю, как только он неуверенно подходил к очередной скамье. ‚ конце концов
ему пришлось, уже под сердитый окрик учителЯ, сесть на самое первое сиденье,
прЯмо перед ликом грозного наставника, и слушать, почти не понимаЯ ничего,
низкий рокочущий голос, меж тем как сзади его продолжали пихать и даже
чем-то подкалывать в спину, а сидЯщий рЯдом мальчик, расставлЯЯ ноги, то и
дело задевал злосчастную ‚арфоломееву Џсалтирь, которую он, не ведаЯ
подвоха, достал из торбы и положил себе на колени. Џсалтирь, оказываетсЯ,
пока была не нужна, и, охранЯЯ ее от падениЯ, ‚арфоломей плохо слушал то,
что говорит наставник. Љогда же понЯл оплошку свою, то, засовываЯ ненужную
книгу в торбу, завозилсЯ и не поспел встать вместе со всеми, чтобы прочесть
благодарственную молитву, и так был расстроен этим своим прегрешением, что
опЯть пропустил мимо ушей слова наставника, и позже других извлек из торбы
вощаницы и писало. ‚ощаницы надо было положить на левое колено, а писало
взЯть в правую руку, между большим и указательным перстами, щепотью, а он,
перепутав все на свете (и ведь дома же видел и знал, как держит писало
‘тефан!), положил писало на безымЯнный перст и долго не мог понЯть, почему у
него ничего не выходит.
‚арфоломей не видел, сидЯ на первой скамье, что у большинства новичков
выходит немногим лучше, и думал, что он один такой неумелый и что именно на
него гневает, сводЯ густые черные брови, наставник. Ћн все времЯ ожидал
обидного удара тростью, вспотел от усилий, и уже вовсе ничего не понимал,
только слышал высоко над собою рокочущее гудение мощного голоса, и дрожащей
рукою проводил какие-то разлезающиесЯ вкривь и вкось извилины на покрытой
воском дощечке, никак не свЯзываЯ их с тем, что говорил грозный учитель и
повторЯли, хором, нараспев, прочие ученики. ‘верх того ему отчаЯнно
захотелось по малой нужде, и он даже немножко намочил порты, пока сидел и
терпел, изо всех сил сжимаЯ колени.
‘ великою радостью уцепилсЯ он за руку ‘тефана, когда настал перерыв, и
старший брат зашел проведать ‚арфоломеЯ. Ћн даже и ‘тефану постыдилсЯ
признатьсЯ в своей детской оплошке, слава Ѓогу, что старший брат понЯл все
сам, и свел его туда, куда ходили за нуждою прочие мальчики. ‚прочем, ‘тефан
не долго был с ним вместе, и вновь ‚арфоломей осталсЯ один в толпе
сверстников, среди коих лишь двое-трое были ему знакомы. Њладший ’ормосов
сам подошел было к ‚арфоломею (он, видимо, тоже несколько оробел в толпе).
Ќо едва они взЯлись за руки, как ’ормосова тотчас затормошили и оторвали от
‚арфоломеЯ и утащили за собой другие мальчики, а ‚арфоломей, отброшенный,
прислонилсЯ к тыну и, сильно пихнув от себЯ очередного слишком нахального
приставалу, начал честь шепотом молитву, чтобы не слышать грубых шуток и
зазорных слов сотоварищей.
‚скоре буйнаЯ дружина малышей устремилась вновь в учебный покой.
Ќаставник теперь был иной, и вощаницы, за коими полез было ‚арфоломей,
совсем не понадобились. “чили пению. ’ут дело пошло несколько лучше. ѓолос у
‚арфоломеЯ был чистый и высокий, но и за тем получилась обиднаЯ заминка, ибо
тот склад, которым пели дома и коему учила его мать, несколько рознилсЯ от
принЯтого в училище.
Џосле урока пениЯ все достали свои завтраки, у кого что было, и тут же,
на скамьЯх, устроились есть. ‚арфоломей, поискав глазами, нашел бедного
мальчика, у которого был на завтрак один только серый ржаной коржик, и
предложил тому Яйцо. ‘ опозданием узрев ждущие глаза другого маленького
мальчика, у которого была в руках одна только корка хлеба, отдал тому и
второе свое Яйцо вместе с солью, а сам, медленно и тщательно разжевываЯ,
съел оставшийсЯ у него кусок пирога, запив его водою из ушата, из коего, в
очередь, передаваЯ друг другу берестЯной ковш, пили и все прочие мальчики.
Џосле перерыва, хором, читали знакомые молитвы. Џосле учились считать,
перекладываЯ перед собою нарочито нарезанные ивовые палочки. (‚арфоломей
приметил, что многие ребЯтки тут же начали играть, возводЯ из палочек домики
и колодцы.)
Љ концу занЯтий у него от шума, духоты, непривычного многолюдства
болела и кружилась голова, и он чувствовал себЯ маленьким, несчастным и
брошенным. ‚о сто крат легче было ему воевать с шалунами на деревне! ‘тефан
поЯвилсЯ перед ним словно спасение ѓосподне или дар небес, отвел младшего
брата к коновЯзЯм, где ‚арфоломей, уже почти с рыданием, вскарабкалсЯ на
конЯ, и только тут, с седла, обозрев людную площадь, и терема, и церкви, и
огромный, красивый собор прЯмо перед собою, почуЯв, что полный муки и страха
день уже позади, приободрилсЯ опЯть и, глубоко вздохнув, начал приходить в
себЯ.
€ вот они возвращаютсЯ домой. Љони идут рысью. ‚арфоломей, подобрав
поводьЯ, крепко вцепилсЯ пальцами в гриву своего мерина, и только ждет,
изредка поглЯдываЯ по сторонам, когда минуют городские ворота, когда
кончатсЯ последние пригородные избы, когда начнутсЯ полЯ и перелески, когда,
наконец, завиднеют вдали родимые хоромы, где можно будет, соскочив с конЯ,
кинутьсЯ в объЯтиЯ матери и разрыдатьсЯ всласть, даваЯ себе отпуск за весь
этот долгий, суматошный и мучительно-трудный день.
‚ечером он долго и непривычно-взволнованно рассказывал Њарии, что в
училище и ругают, и бьют, и насмешничают, и поют не так, как дома, и что
мальчики часто говорЯт неподобные слова, и, словом, все там не так, и что он
больше не хочет в училище, но, конечно, все равно поедет туда, ежели так
нужно матери и ѓосподу, и будет терпеть эту муку так, как терпел поношениЯ
от иудеев €сус •ристос.

ѓлава 18

Њало у кого первый день в школе проходит иначе, чем у ‚арфоломеЯ. Ќо
все привыкают, кто раньше, кто позже, и к распорЯдку, и к многолюдству, и к
самой учебе, находЯт приЯтелей, заводЯт дружбы, начинают слушать и понимать
учителЯ, а не просто смотреть ему в рот. ‘ будущим ‘ергием, однако, все
получилось по-иному.
ђешив "претерпеть" училище, с его ужасами, Яко древлии страстотерпцы,
он начал исполнЯть свое решение с тем же упорством, с каким когда-то,
малышом, забиралсЯ на лестницу.
Ћн не отвечал на приставаньЯ сверстников, нарочито не слушал стыдных
шуток и намеков, а в перерывах между уроками строго выстаивал у стены,
бормоча про себЯ молитву. ‚ эти минуты особенно настырно лезущих к нему
сверстников ‚арфоломей попросту отпихивал, а так как он был сильнее многих
сверстников, то шалуны, получив несколько раз основательный отпор, начали
побаиватьсЯ ‚арфоломеЯ, и предпочитали дразнить его издали, кидаЯ в
нелюдимого сверстника кочерыжками и огрызками Яблок.
“чилсЯ ‚арфоломей поначалу очень старательно. Ћн неплохо запоминал
сказанное, и вообще был памЯтлив. Њногие молитвы и псалмы „авидовы знал
наизусть еще с младенческих лет, не уступал другим и на уроках пениЯ, но
главного, грамоты, одолеть не мог. ‡убрил (даже ночами снились ему и кричали
на него голосом наставника страшные буквы), повторЯЯ по сотне раз: - "Ђз,
буки, веди, глаголь, добро, есть, иже..." —ертил писалом на своих вощаницах
образы всех этих "иже" и "зело", но что-то произошло с ним с самого первого
урока, с первого днЯ учениЯ, почему он никак не мог, а вернее сказать, не
хотел из всех этих "они", "суть", "твердо" сложить ни одного, самого
простенького слова.
Ћн скоро понЯл, что последовательно произнесенные, одна за другою,
буквы азбуки составлЯют вразумительный текст: "Ђз (то есть "Я") буки ("буки"
рисуют таким вот значком - "Ѓ", - это он тоже усвоил) веди (ведаЯ, разумеЯ)
глаголь (говори) добро есть"... € так далее, до самого конца. ‚се это легко
было запомнить, словно молитву, и он заучил всю азбуку-стихотворение
наизусть.
Ќо когда наставник впервые попросил его прочесть написание "Ђ‡ЃЋ“ЉЂ",
то ‚арфоломей отчетливо произнес, даже гордЯсь собою, тем, как быстро он это
выучил:
- Ђз зело буки он ук аз!
‘зади раздалсЯ смех. - "Ѓукион!" - выкрикнул кто-то из его постоЯнных
обидчиков. ‚арфоломей оглЯнулсЯ. Љраска пунцовым пламенем залила ему щеки.
‡венЯщим от напрЯжениЯ голосом он упрЯмо повторил, чеканЯ каждый слог:
- Ђз - зело - буки - он - ук - аз! - € после уже, как ни нудил его
наставник, под громкий смех дружины соучеников читал одно и то же, произносЯ
все буквы так, как их следовало читать в азбуке.
‘верстники скоро прозвали ‚арфоломеЯ "Ѓукионом". Ќаставник, терЯЯ
терпение, лупил его тростью, свирепо совал ему под нос разогнутую Џсалтирь,
кричал:
- Ќу, а слово "Ѓог" как ты прочтешь?!
€ ‚арфоломей, упрЯмо закусив губы, с глазами, полными злых слез,
глЯдючи на соединенные титлом знаки "Ѓѓљ", произносил: "Ѓуки, глаголь"... -
Ќа что всЯ класснаЯ дружина хором кричала:
- Ѓукион глаголет! ‘лушайте, слушайте свЯтого Ѓукиона! (Ћт жестокости
сотоварищей не укрылось, что "Ѓукион" на всех переменах, стоЯ у стены,
читает про себЯ молитвы.) Ђ наставник, швырЯЯ в сердцах Џсалтирь, снова
бралсЯ за трость...
Ќа уроках ‚арфоломей теперь сидел угрюмо и отрешенно, глЯдЯ прЯмо перед
собой и пропускаЯ мимо ушей то, что старалсЯ объЯснить ему учитель. ‚ голове
у ‚арфоломеЯ, под воздействием обиды, Ярости, согласного глумлениЯ
сверстников и все растущего внутреннего упорства, что-то сдвинулось, - как
это часто бывает с детьми, да и не только с детьми, - и весь строй
соображениЯ начал идти по замкнутому кругу. ‚ ответ на насмешки, битье и
поношениЯ он все тверже затверживал словесные названиЯ букв и все быстрее,
уже почти без запинки, вместо "€‘љ •ђ‘’Ћ‘љ ‘Ќљ „‚„Ћ‚љ (€сус •ристос, сын
„авидов) произносил: "иже - суть - еры - хер - рцы - суть - твердо - он -
суть - еры - суть - наш - еры - добро - ведаЯ - добро - он - ведаЯ - еры".
‘тефан, пытаЯсь ему помочь, почти возненавидел младшего брата. Љирилл
бралсЯ за сына не раз и не два (с горем признаемсЯ здесь, что дело и до
ремнЯ доходило), но отступилсЯ, в конце концов, со словами:
- ћрод! Ќе дана ему грамота!
Њать, ЊариЯ, проливаЯ тихие слезы, как могла, успокаивала сына, и тоже
пробовала учить его, но ‚арфоломей упорно вместо "да" читал "добро-аз",
сдвинуть его с этого было уже невозможно. ‚ конце концов отступилась и она.
‚се чаще его, вместо училища, посылали с каким-нибудь хозЯйственным
поручением. € хотЯ он исполнЯл просимое толково и хорошо, но как-то так уже
стало считатьсЯ, что ‚арфоломей недоумок, и положитьсЯ на него нельзЯ ни в
чем. Ќе будь он, по счастью длЯ себЯ, сыном большого думного боЯрина, его
давно уже, за неспособностью, отослали бы и из училища.
„алеко не всем даетсЯ научение книжное, и несть в том греха, ежели
вьюноша прилежен к труду иному: рукомесленному занЯтию или науке воинской,
приличной боЯрскому сыну. „а и среди мнихов, молитвенников за грехи людские,
не в редкость бывало незнание грамоты. Њолитвы и псалмы постигали изустно,
как и многое постигалось изустно в те далекие от нас века. „обрый мастер,
создающий бесценные творениЯ рукомесла, подчас едва мог начертать два-три
буквенных знака своего имени. € не унижало то мастера доброго: талан
познаетсЯ в труде. „ругую чашу, изузоренную перевитью диковинных трав, или
украшенную тонким золотым "письмом" саблю можно было и не подписывать. ‚едь
не через книгу, а на деле, от отца к сыну, от мастера к ученику,
передавались секреты художества. Њожно было и водить полки, и рубитьсЯ, и
побеждать на ратЯх, не знаЯ грамоты. ’о талан особый, умение, коему потребно
учитьсЯ в поле, верхом на коне, а не в стенах училища. Љак разоставить
ратных, в какой миг бросить на врага тЯжелую окольчуженную конницу, как,
судЯ по ветру и солнцу, располагать лучников в бою, - всего этого тоже
нельзЯ было постичь по книгам. „аже и законы русские, обычное право, - когда
и какие и сколько кормов и даней приходит с села, волости, крестьЯнского
двора, - даже и это с юности помнили изустно. Њногое, зело много постигалось
без книжного научениЯ! € все же был целый рЯд дел, начинаЯ со службы
церковной и до посольского труда боЯрского, в коих без грамоты шагу нельзЯ
было ступить, и боЯрин Љирилл, мечтавший, как и все родители, в детЯх своих
не только повторить себЯ, но и превзойти, исправив в их судьбе и их усилиЯми
свои житейские неудачи, приходил в подлинное отчаЯнье. €збалованный, к тому
же, успехами старшего сына, он негодовал и гневал на ‚арфоломеЯ сугубо еще и
потому, что иного пути им, детЯм обедневшего боЯрского рода, в жизни не
было. ђатный труд ростовчанам зане был заказан, богатого имениЯ на прожиток
до конца дней оставить сыну он не мог, а раз так, то грамота, "научение
книжное" ‚арфоломею, чтобы остатьсЯ в звании боЯрском, по мнению Љирилла,
были нужны как хлеб и вода. Ќе отправишь ведь боЯрского сына
крестьЯнствовать, или заниматьсЯ иным каким смердьим рукомеслом! •отЯ бывали
и такие случаи. ‚сЯкое бывало, и тогда, и после, и теперь...
„олго ли пребывал ‚арфоломей в этом горестном состоЯнии всеми
осмеиваемого неуча, не ведаю. „овольно долго, по-видимому, раз об этом
продолжали вспоминать много после, уже и десЯтилетиЯ спустЯ, и даже само
постижение, в конце концов, грамоты ‚арфоломеем рассматривалось биографами
как чудо.
Ќе будем, однако, ни спорить с современниками ‘ергиЯ-‚арфоломеЯ, ни
возражать им, а помыслим о другом: не было ли в этом долгом и трудном искусе
отрока чего-нибудь такого, что пригодилось ему впоследствии и что сказалось
ко благу в последующей его судьбе?
Ѓыло. € сказалось. ‚спомним наши детские годы! ‚сю эту шумную толпу
сверстников, заборные надписи и слова, которые стыдно было не знать, буйные
игры, в коих стыдно было не принЯть участиЯ. ‚спомним и хорошее и плохое, и
согласимсЯ, что над всеми нами тЯготело всевластие школьного товарищества,
"тираниЯ толпы", и что иногда мы, каждый в отдельности, были куда лучше,
чем, вместе взЯтые, в куче, в которой жестокость подчас почиталась
доблестью, а раннее пристрастие к взрослым порокам было овеЯно ореолом
романтики и пленительной тайны. ‚спомним и еще одно: сколь редко попадались
среди нас такие, кто умел и сумел воспротивитьсЯ этому дружному натиску
"всех", противопоставить свое мнение, поступок, поведение мнению и поступкам
большинства.
„а, и тираниЯ толпы к чему-то да приучает! ‚ырабатывает твердоту
характера, умение стоЯть на ногах в жизненной борьбе, умение скрывать свои
чувства, грубоватое мужество. Ќо какою ценою даютсЯ нам все эти завоеваниЯ!
€ что было бы с нами, не будь рЯдом матери, с ее любовью и лаской, отца, с
его непререкаемым авторитетом, старшего брата, наконец, который прошел уже
весь искус и противопоставил ему что-то свое, глубинное, твердое: "твердыню
против твердыни и крепость противу крепости". „ома или в толпе вырабатываем
мы свое, непохожее на прочих, лицо? “вы! —аще, ежели не всегда, дома, в
семье. Ђ там, в дружине орущих школьников, наше внутреннее "Я" лишь
закалЯетсЯ, подвергаЯсь опасностЯм унижениЯ и уничтожениЯ до полной
неразличимости от прочих, вернее сказать, от того примитивного уровнЯ, коего
требует от каждого воинствующаЯ тираниЯ толпы.
€, может быть, ‚арфоломеЯ как раз и спасла от подавлениЯ средою его
неуспешливость в занЯтиЯх! …го слишком рано, а попросту сказать, сразу,
выделили, отпихнули от себЯ насмешками и презрением сотоварищи, и тем самым
невольно дали ‚арфоломею уцелеть, укрепитьсЯ в себе. €скус стать "как все"
его миновал. € даже небрежение брата (самое страшное испытание длЯ юного
отрока), и гнев родительский в чем-то помогли ‚арфоломею, помогли отвердеть
и закалитьсЯ характеру его.
Њыслю, что не будь этого искушениЯ, юный ‚арфоломей все равно, в конце
концов, пошел своим, предназначенным ему от рождениЯ путем. Ќо, как знать,
был ли бы тогда его путь столь прЯм и неуклонен, столь упруг и стремителен,
словно полет выпущенной сильной рукою опытного воина боевой стрелы?
‚озблагодарим же вышний промысел за все, и за трудности тоже, выпавшие
на его (и на нашу!) долю. Ѓыть может, искус надлежит испытать всЯкому, и без
одолениЯ трудноты не станет и радости свершениЯ, точно так, как сытому нет
великой услады от вкушениЯ Яств, а без тЯжкого восхождениЯ на высоту не
почуешь и самой высоты! € не кроетсЯ ли в велении: "‚ поте лица своего
добывать хлеб свой" - глубочайшей мудрости? Ќаказание ли это было, человеку
данное, или нить Ђриадны, звезда путеводнаЯ, единственно охранЯющаЯ нас всех
от исчезновениЯ в пучине времен?
‚ поте лица своего! ‘ крайним напрЯжением сил! ‚сегда, и во всем, и
всюду! €бо расслаба телеснаЯ, как и духовнаЯ лень, несут человечеству только
одно - вырожденье и гибель.

ѓлава 19

‘кажем ли мы, что ни томление и небрежение от учителЯ своего, ни укоры
и брань родительскаЯ, ни поношениЯ дружины соучеников не согнули, не ввели в
отчаЯние ‚арфоломеЯ, что он не утерЯл ни надежды, ни веры, ни стараний своих
не отринул, и упорно ревновал одолеть премудрость книжную? —то поэтому лишь
и произошло все, позже названное чудом, ибо каждому даетсЯ по вере его?
Ќет, не скажем. Ќе изречем неправды, хотЯ бы и красивой.
Ѓыло детское безвыходное отчаЯние и томление духа, до потери веры, до
ропота к ѓосподу своему. Ѓог такой большой и сильный, Ѓог может содеЯть все!
Ђ он, ‚арфоломей, такой слабый и маленький. ђазве трудно Ѓогу помочь
‚арфоломею? Џоддержать, ободрить его, наставить на путь... €ли Ѓог не добр?
€ли не всесилен? ‡ачем же тогда он?!
Ђ они все: наставник, брат ‘тефан, батюшка, даже мать... Љак они могут?
Џочто помыкают им, смотрЯт, как на недоумка? ‘ловно он дворовый пес, а не
человек, не сын и не брат им всем! € пусть он умрет и будет лежать в гробу
недвижный, как та маленькаЯ девочка с восковым ликом. € придет отец, и мама,
и ‘тефан встанет у гроба, и тогда, только тогда они поймут, пожалеют и, быть
может, заплачут над ним!
€скус невериЯ должен пройти каждый верующий. € врЯд ли на нелюбимых
родичей когда-нибудь обижались так, как обижаютсЯ на любимых. Љто не терзал
порою материнского сердца? € кто не роптал на ѓоспода, спрашиваЯ: почто он
допускает преуспеЯние злых, и неправду, и ложь, и жестокость, и горе, почему
спокойно взирает на мучениЯ бедных и добрых в этом мире? Џочему не
исправлЯет то, что натворили люди по жестокосердию своему? Љто, в самых
жестоких муках, или при виде гибели детей своих, любимых и близких, кто хоть
раз не возроптал и не усомнилсЯ в сердце своем? Љто в сей миг отчаЯньЯ и
злобы воспомнил строго и трезво, и повторил бы в сердце своем молитву,
которую затверживал с детства и повторЯл по всЯк день без мысли уже, а
просто по привычке, ибо молитва эта - "Ћтче наш, иже еси на небесех..." -
единственнаЯ, оставленнаЯ нам самим ѓосподом, самим €исусом, и сохраненнаЯ в
евангельском рассказе. ‚се прочие сочинены много позже, людьми, пусть и
свЯтыми, но людьми! Љто, повторим, вспомнил эту молитву в час сомнениЯ и
вопросил себЯ: есть ли там, содержитсЯ ли в ней, в единой, оставленной
ѓосподом молитве, просьба о чуде и о помощи?
"Ћтче наш, иже еси на небесех! (Ќе на земле!) „а свЯтитсЯ имЯ твое, да
приидет царствие твое. („а приидет, то есть еще не пришло!) „а будет волЯ
твоЯ, Яко на небеси и на земли. („а будет - в будущем!) •леб наш насущный
даждь нам днесь. € остави нам долги наша, Якоже и мы оставлЯем должником
нашим. (’о есть: дай, ѓосподи, то, что имеем уже, и Яви милость к нам в меру
нашей милости к ближнему своему, но не больше!) € не введи нас во искушение.
Ќо избави нас от лукаваго". (‡начит, есть и искус, есть и "лукавый", есть
сила инаЯ, чем сила правды и добра.)
Ќе заповедал тот, кто наделил человека свободой воли, просить заступы и
обороны у ѓоспода своего! ’окмо душевного укреплениЯ, дабы не свернуть со
стези многотрудной. Џрочее Явил •ристос образом жизни своей, крестного пути
и муки крестной.
€скус невериЯ должен пройти каждый верующий, дабы понЯть, поверить, и
утвердитьсЯ в вере своей.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

‚ этот день ‚арфоломеЯ послали искать коней. ‘ облегчением и горечью
(не надо было ехать в училище, но и с тем вместе понималось не сказанное
словами: - юрод, что с него взЯть!) ‚арфоломей опоЯсалсЯ веревкой и побежал
в отгонные полЯ. Ћн миновал рощу и луг. Љоневое стадо обычно ходило о-край
раменьЯ, но сейчас тут и знатьЯ не было, что кони где-то близь. Ћн
прислушалсЯ - слабый звук колокола как будто доносило со стороны Њитюшиной
гривы.
‚арфоломей ловко съехал по крутосклону в овраг, выкарабкалсЯ на ту
сторону и пошел краем полЯ, вдоль поскотины. Ћднако, поднЯвшись на ‚елесов
холм, колокола не услышал, и заворотил по березнику к Љоровьему ручью. Ќе
обретЯ коней и там, выбралсЯ, порЯдочно запыхавшись, из чернолесьЯ опЯть в
луга и тут, под свЯтым дубом, увидел молЯщегосЯ незнакомого старца, судЯ по
платью и обличью - пресвитера.
‚арфоломей сперва намерилсЯ тихонько пройти мимо, чтобы не помешать
страннику, тем паче, что старец молилсЯ истово, ничего не замечаЯ вокруг.
Џотом в нем шевельнулась недобраЯ мысль подкрастьсЯ поближе и наставить
молЯщемусЯ рога, как делали озорники из деревни. Ќо когда ‚арфоломей подошел
ближе, его поразило лицо старца. ђедко видал он на лицах молЯщихсЯ столько
углубленного в себЯ мудрого спокойствиЯ и тишины. Љазалось, и птицы
примолкли в сей час, и листы остановили трепетное движение свое, и солнечные
лучи, пронизавшие тонкую преграду листвы, упадаЯ на суконную скуфью и плечи
монаха, претворЯлись в сиЯние, овеЯвшее мудрый старческий лик в потоках
легкого серебра, чуть тронутого по сторонам чернью.
‚арфоломей, еще даже не отдаваЯ себе отчета в том, что делает, подошел
к пресвитеру, стараЯсь не шуметь, и стал посторонь, молитвенно сложив ладони
и опустив голову.
‘олнце, пЯтнами, золотило траву. ’онко, чуть слышно, пели лесные мухи.
Ќегромко верещали кузнечики, и мелкие мураши хлопотливо сновали в глубоких
трещинах дубовой коры, что-то добываЯ и перетаскиваЯ. ‚арфоломей, в этот
миг, ничего не просил, и ни о чем не думал. Ћн даже и не молилсЯ, просто
стоЯл и ждал. ѓлубокий покой охватил его всего, и в покой этот мЯгкими
волнами входили: солнечный свет, тихое жужжание насекомых, шевеление листвы,
- когда лица касалось едва заметное веЯние воздуха, - входили, растворЯЯ и
незримо уносЯ то горестное отчаЯние, в котором ‚арфоломей пребывал теперь
почти постоЯнно.
‘тарец, окончив молитву и возведЯ очи, с легким удивлением заметил
мальчика и оборотилсЯ к нему. Љакой-то миг оба не двигались. Ћтрок все так
же стоЯл со сложенными длЯ молитвы руками, доверчиво глЯдЯ на старца Ясным
взором, и тот, наконец тихо улыбнувшись, наклонилсЯ и, перекрестив,
поцеловал ребенка.
- —его ты просишь у ѓоспода? - спросил странствующий пресвитер.
‚арфоломей встрепенулсЯ:
- џ? џ ничего... так... - пробормотал он, краснеЯ, запоздало устыдЯсь
своей давешней мысли наставить старцу рога. Ћн ведь и верно, ничего не
просил, совсем ничего, и ни о чем даже не думал!
€ тут только, в этот самый миг, проснулась в нем давешнЯЯ боль, и он
выпалил, сам удивЯсь сказанному столь смело:
- ѓрамоте не умию! Џомолись, отче, за менЯ!
‘тарец обозрел отрока внимательней, приметил, что перед ним, хоть и в
посконине, однако не простой крестьЯнский сын, и вопросил:
- ‚ училище ходишь?
•мураЯ тень пробежала по лицу отрока. ‚арфоломей кивнул, не отводЯ глаз
от старца. Њонах помолчал, понЯл что-то про себЯ, потом, воздев руки и
поднЯв очи к небу, глубоко, от сердца, воздохнул и начал вновь прилежно
читать молитву.
‚арфоломей, уразумев, что молитва эта о нем, о его учении, стоЯл весь
как натЯнутаЯ тетива, боЯсь даже дышать. Ћн не чуЯл ни тела, ни ног, ни рук
своих, а весь словно парил, недвижно висЯ над землею, и только сердце
горЯчими "тук, тук, тук", звоном отдаваЯ в уши, ЯвлЯло ему, что он еще живой
и здешний, а не готовитсЯ улететь в небеса.
‘тарец наконец произнес "аминь", извлек из пазухи кожаный плетеный
кавчежец, и оттуда бережно, словно некое сокровище, тремЯ перстами достал
малый кус пшеничного белого хлеба, видом похожий на анафору или антидор
(остаток причастной просфоры), и подал ‚арфоломею со словами:
- ђазверзни уста своЯ, чадо! € прими, и съешь! ќто тебе даетсЯ знамение
благодати Ѓожьей и разумениЯ свЯтого писаниЯ!
‚арфоломей, словно завороженный, открыл рот, продолжаЯ во все глаза
глЯдеть на старца.
- •оть и мал сей кус, но велика сладость вкушениЯ его! - серьезно
примолвил старец, опускаЯ просфору в рот отроку. ‚арфоломей прижал ее Языком
к небу, ожидаЯ, пока рот наполнитсЯ слюной, и вправду ощутил медовую
сладость от кусочка съеденного им хлеба.
- Ћтче! - сказал он, охрабрев. - Њне всего слаще изреченное тобою... -
‚арфоломей приодержалсЯ, слегка запутавшись во взрослой фразе, которую
надумал сочинить, и докончил скороговоркой: - Џро письмена!
Џолучилось не совсем хорошо, и потому он, подумав и вспомнив сравнение
из псалма „авидова, присовокупил: - ‘лаще меда!
- ‚еруешь, чадо, и больше сего узриши! - отмолвил, улыбаЯсь, старец. -
Ђ об учении письмен не скорби. ‡най, что от сего днЯ дарует тебе ѓосподь
доброе разумение грамоты, паче, нежели у братьи твоей в училище! - —уть
заметнаЯ улыбка при последних словах показала, что старец догадываетсЯ об
училищных бедах ‚арфоломеЯ. - € запомни, сыне, что гневать не стоит ни на
кого, токмо отемнишь душу свою напрасною горечью. ѓосподь повелел всЯкому
человеку добывать свой хлеб в поте лица своего! Ќе ропщи и, паче всего, не
завидуй другому! „аст и тебе ѓосподь, в пору свою, воздаЯние по трудам!
Ћткрытым сердцем больше постигнешь в мире, станешь лучше понимать людей.
„околе гневаешь, только и видишь себЯ самого, свое горе, свою обиду, а не
того, другого, своего супостата мнимого! ‚ысечет родитель, горько! Џодчас и
умереть захочешь, а воззри, - почто родитель гневает? ’окмо хотЯше добра
сыну своему! „абы продолжил деЯниЯ родителЯ своего со славою, дабы на полных
летах и сам был благоуспешен и праведен, и своих бы детей наставил на добрый
путь, дабы свеча рода твоего не погасла! —то дашь ты отцу и матери за все их
труды неусыпные? Ќичего не возможешь, ибо к возрастию твоему уже отойдут в
лучший мир. ’ы вечный должник пред ними, а такожде и пред каждым, чей труд
дает тебе еду и питье, и кров, и одеЯние, и научение книжное!
‚арфоломей слушал, киваЯ головою. Ћн знал, что старец говорит мудрые
слова и не обманывает его, но... как страшно было расстатьсЯ с ним и... и
вновь эти непонЯтные "зело" и "твердо"! Џосему, едва старец повернулсЯ,
сбираЯсь уходить, ‚арфоломей, с мгновенным безотчетным отчаЯньем, кинулсЯ
перед ним на землю и, со слезами, тычась лицом в траву и простираЯ руки к
стопам пресвитера, стал сбивчиво и горЯчо умолЯть того не уходить, погостить
у них в доме, уверЯЯ, что и родители будут рады, что таковых гостей любЯт и
привечают у них в доме, и пусть он не гребует, и не погнушает, и не
пострашит, и... —его только не говорил испуганный малыш!
‘тарец поднЯл и успокоил отрока, коего, понЯл он, нельзЯ было оставлЯть
в таком состоЯнии, взЯл за руку, и они пошли полем, потом перелесками, мимо
поскотины, к дому.
ѓорЯчаЯ ладошка мальчика цепко ухватилась за шершавую ладонь старика.
‚арфоломей боЯлсЯ отпустить гостЯ даже на миг, даже когда им пришлось
перелезать через прЯсло поскотины.
‘иЯющаЯ рожица ‚арфоломеЯ, когда он вводил, наконец, гостЯ в дом, была
столь красноречива, что отец, поглЯдев внимательней, забыл спросить о конЯх.
‚ремЯ было близко к обеду, и потому всЯ семьЯ - Љирилл, ЊариЯ, ‘тефан,
старший оружничий „аньша и ключник џков (эти были почти как члены семьи),
старуха-тетка, двоюродница Љирилла, и маленький Џетруша с нЯнькою - была в
сборе. ‚ горнице хлопотали, накрываЯ столы, несколько слуг. ‘тефан только
сморщил нос, буркнув:
- ’ак и знатье, что без коней воротит!
Љирилл, по облику и осанке догадав, что странствующий пресвитер достоин
всЯческого уважениЯ (да и недаром ‚арфоломей так крепко держитсЯ за руку
гостЯ!), пригласил старца к столу. ѓость, однако, отстранив родителей,
твердым шагом, ведЯ за собою отрока, прошел в моленный покой. "Ѓудет петь
часы перед трапезою!" - догадалсЯ боЯрин, и отдал слугам, которые готовились
было уже внести в горницу дымЯщийсЯ котел с ухою, распорЯжение погодить.
џков с „аньшею переглЯнулись и крЯкнули, старуха-двоюродница, поглЯдев
вослед старцу, значительно и крепко поджала рот, две незаметные видом
странницы-богомолки, ожидавшие в углу дарового боЯрского угощениЯ, опустили
очеса и скромно перекрестились.
Њеж тем, как только они остались одни в моленном покое, старец,
поискавши глазами, нашел большую домовую Џсалтирь, и утвердил ее на аналое
перед очесами отрока.
- ‚осьмой псалом знаешь? - вопросил он.
- ‡наю! - зарозовев, ответил мальчик, глЯдЯ на "своего" старца сиЯющими
глазами. “лыбнувшись слегка, старец разогнул листы и указал мальчику:
- —ти!
- Ќе умию... - начал было, оробев, ‚арфоломей.
- —ти! - настойчиво повторил старец. - Ќе сомневайсЯ! ‘ сего днЯ
ѓосподь даровал тебе умение грамоты! —ти певческим гласом, како умиешь, тако
и чти!
Ћтрок смЯтенно посмотрел на старца, после в книгу, шепотом повторЯЯ про
себЯ начальные слова псалма, и снова смЯтенно в доброе, мудро-терпеливое
лицо и опЯть в книгу, и уже вслух, в полгласа, верЯ и не верЯ, повторил
слова псалма, с удивлением обнаружив вдруг, что вместо непонЯтных "глаголь",
"он", "суть", "иже" - перед ним, теми же знаками, изображены знакомые ему
издавна слова: - "ѓосподи, ѓосподь наш, Яко чудно имЯ твое по всей земли,
Яко взЯтсЯ великолепие превыше небес"...
Ћн смЯтенно глЯнул на старца, но тот лишь склонил голову, поощрив
мальчика, и тогда ‚арфоломей, словно кидаЯсь в холодную воду, ощущаЯ, как
мурашки боЯзливого восторга потекли у него по всему телу, запел знакомый
псалом, едва поспеваЯ водить глазами по строкам, и буквы, непонЯтные буквы,
ожили! ‘тали складыватьсЯ послушно в слова, в те самые слова! € уже он едва
поспевал следить за ними, боЯсь отстать, боЯсь утерЯть столь чудесно
обретенное умение свое. Ђ старец, с мЯгкою добротою глЯдЯ на мальчика, молча
слушал, и лишь когда подошло времЯ, перевернул страницу Џсалтири, поощрЯЯ
отрока к продолжению.
Ќа следующем псалме ‚арфоломей было сбилсЯ, но и тут помогло прежнее
знание, - всЯ Џсалтирь была у него на слуху, - и молчаливое старцево
поощрение. ‘нова забыв про "буки", "твердо", "зело", - он начал просто
следить по буквам, и, доселе непослушные, они опЯть стали чудесно слушатьсЯ,
складываЯсь во внЯтные строки.
Њинул час. “же Љирилл, сжалившись, наконец отдал распорЯжение подавать
на стол и кормить всех, оставив старцу с ‚арфоломеем и себе подогретые
блюда, уже слуга заглЯдывал украдкою в моленную, где продолжалось и
продолжалось звонкое детское пение, коему иногда начинал вторить глубокий, с
чуть заметною хрипотцою, голос пресвитера. “же и второй час был на исходе.
“же и сам хозЯин, слегка покашливаЯ, подходил к дверЯм иконного покоЯ.
‚арфоломей взмок от усердиЯ, у него все получалось! Ћн читал часы, и снова
буквы сами складывались в слова, снова пел, и послушные буквы бежали в лад
пению. Ћн уже начинал удивлЯтьсЯ не тому, как это получаетсЯ у него, а тому,
как это оказалось просто, само собою!
‚ очередной раз старец, ласково огладив по голове, остановил его и
подал другую книгу, разогнув ее посередине, на киноварной заглавной строке.
‚арфоломей сбилсЯ, было, начав свое: "веди", "еже", "зело", "глаголь", но
опЯть, поглЯдев в лицо старцу и почти прижмурЯсь, набрал духу и, охватив
слово разом, выпалил: и затем, хоть и не так бойко, как знакомый псалом,
запинаЯсь перед каждым словом, но вновь и вновь охватываЯ его целиком, начал
произносить, читать, слово за слово, все резвее и резвей. ’ем паче, что и
это оказалось знакомо, слышано уже, - это было "‘лово о пасце" ‚асилиЯ
‚еликого, - и, читаЯ-вспоминаЯ, ‚арфоломей уже начал сливать прыгающие
слова, свЯзнее и свЯзнее выговариваЯ целые строки древнего поучениЯ.
- Ѓудет! - остановил его, наконец, старец. - Џриодержись, отроче, и
помни, что без страха, но с молитвою и упованием о ѓосподе приступаЯ к
чтению, и всЯкое написание отныне осилишь!
‚арфоломей молчал потрЯсенно, бледный от восторга. ‚ дверь вновь
заглЯнули. ‘тарец кивнул и, ведЯ за руку мальчика, пошел в столовый покой,
где уже давно слуги ждали с прибором и мисами, и где Љирилл распорЯдилсЯ к
прежним обычным блюдам, поданным странника ради, добавить иные, от своей
боЯрской трапезы, и теперь с внутренним нетерпением ждал гостЯ, с которым
намерилсЯ, - заранее проникшись почтением к захожему пресвитеру, - истово
потолковать о судьбе своего среднего отрока.

ѓлава 20

ѓость ел вдумчиво и медленно. Ћднако съел очень мало и самой простой
пищи. Ћт изысканных Яств отказалсЯ молча, мановением руки. —уЯлось, что длЯ
него жизненные услады меньше всего заключены в еде, равно как и в прочих
утехах плоти.
Љирилл с Њарией со скрытым нетерпением ждали, когда достойный муж
закончит трапезу. ‡а столом их было всего трое. ‚арфоломеЯ услали в челЯдню,
прочие сотрапезники уже отъели и покинули покой.
ѓость наконец, испив квасу, поднЯл взор на боЯрскую чету, увидел ждущие
глаза хозЯев и слегка не то, что улыбнулсЯ, а как бы на мгновение проЯснел
ликом.
- Њыслю, об отроке сем вопрошание ваше?
‚олнуЯсь, перебиваЯ и поправлЯЯ друг друга, Љирилл с Њарией поведали
старцу о чуде, совершившемсЯ в храме, и о странном поведении сына, не скрыв
и полной его неуспешливости в постижении грамоты.
- —ла ли ты, дочерь моЯ, в …вангелии от ‹уки, Яко свЯтый и великий
пророк и предтеча •ристов €оанн, еще будучи во утробе матерни, познал
ѓоспода, носимого в ложеснах пречистой приснодевы Њарии, "и взыграсЯ
младенец радощами во чреве"? ‚оспомни, что и пророка €еремию Ѓог избрал от
чрева матери, сие же свидетельствует о себе и €сайЯ пророк...
- Ћтче! - зарозовев, возразила ЊариЯ. - Ќо ведь €оанн воскликнул устами
матери своеЯ, …лисаветы!
- „очерь моЯ! - мЯгко упрекнул ее старец. - Ќесхожи между собою даже и
цветы полевые! Џочто же ты, сомневаЯсь в дитЯти своем, мнишь, что ѓосподь
должен был ознаменовать судьбу его и €оанна Џредтечи одною и тою же метой?
‘тарец был прав. ЊариЯ вздохнула и опустила взор:
- Џрости, отче, сомнение мое!
- ‡апомните оба! - с мЯгкою настойчивостью повторил пресвитер, озираЯ
супругов. - ‡наменьЯ, данные накануне рождениЯ отрока сего, свидетельствуют
о том, что рожденный от вас есть сын радости, а не печали. € три возгласа
его славили триипостасное божество, иже есть Ћтец, ‘ын и „ух ‘вЯтый в едином
лице - славили свЯтую ’роицу!
Љогда-то почти то же самое толковал им знакомый батюшка, но поучениЯ
его почему-то не ложились на сердце так, как поучениЯ нынешнего старца. €
все же оставалась, не проходила некаЯ толика недовериЯ и к его словам.
ђодители притихли, нерешительно поглЯдываЯ на гостЯ. Ђ тот пригорбилсЯ, по
времени киваЯ головою, словно о чем-то думал и разговаривал сам с собой.
Џотом поднЯл взор и поглЯдел твердо:
- ђадуйтесь таковому детищу, а не страшитесь! Ѓог избрал вашего сына
прежде рождениЯ его. € вот вам знамение: уйду, станет он разуметь грамоту и
книги свЯтые честь добре и разумно.
Љирилл с Њарией переглЯнулись, не в силах поверить, но не смеЯ и
выразить сомнений своих.
- Ѓудет ли конец сему? - воскликнул, решась, почти с отчаЯньем, Љирилл.
- €ли что и вперед еще совершит странное с отроком сим?!
‘тарец вздохнул, делаЯ движение поднЯтьсЯ и протЯгиваЯ руку за дорожным
посохом своим. ‚о взоре его уже возникло то остраненное, "далекое" выражение
- как будто сквозь стены хоромины повиделись ему незнакомые дальние дали, -
которое проЯвлЯет себЯ в лице странника после краткого отдыха при дороге
перед первым, самым тЯжелым шагом в безвестность грЯдущего пути.
‚осстав и оправив платье, он приодержалсЯ на миг, торжественно
возгласив:
- ‘ыне мой! € ты, дочерь моЯ, запомните! Џервое - отрок сей, с часа
этого, будет знать грамоту. ‚торое - будет он велик перед Ѓогом. € третье -
сын ваш станет обителью свЯтыЯ ’роицы!
Џоследнего ни Љирилл, ни ЊариЯ не понЯли толком, но оба почуЯли враз,
что вопрошать более неведомого гостЯ неможно, и только враз поклонились
осенЯющей руке странника.
ѓость мерным шагом покинул покой. Ѓыла минута замешательства, токмо
минута! Џосле коей оба родителЯ согласно выбежали вон, вслед старцу,
догнать, проводить, еще расспросить перед дорогою... Ќо старец уже успел
уйти со двора. Ђ выглЯнув за ворота, они увидели лишь сиЯющий день, кур,
нетревожимо рывшихсЯ в пыли, небо с одиноким белым облачком, невесомо тающем
в аэре... Ќо уже нигде не узрели прохожего пресвитера. ’о ли он завернул за
угол дома, то ли перешел через дорогу, в кусты, то ли вовсе повернул в иную
сторону? „а и был ли он?! Ќе ангел ли Ѓожий в образе старца бысть послан в
дом боЯрина Љирилла, дабы наставить и укрепить будущего великого подвижника
‘вЯтой ђуси? € сшед с небес, исполнив назначение свое, исчез невестимо,
растаЯл в небесной лазури?
Ѓыл! Џриходил, и молилсЯ под дубом, и пожалел, и научил мальчика, ибо
мудрым опытом жизни своей враз уразумел, какую беду терпит отрок ‚арфоломей,
и как ему надобно помочь в его горе. Ѓыл наставник! Ѓыл прохожий человек,
коему мы и теперь поклонимсЯ земно! Џусть с миром и нерушимо почиют кости
его где-то в родимой нашей земле!
Ѓыл наставник. € высшим промыслом означено, чтобы он был всегда!
Џриходит час, когда и родители не имеют власти над дитЯтею, и нужен, надобен
наставник добрый, чьЯ волЯ и пример означат начало пути, укажут стезю
многотрудную, по которой каждому должно пройти, не сбиваЯсь и не плутаЯ,
дабы достигнуть завещанного ему от рождениЯ судьбой.
Џомыслим же о наставниках своих! „обрых наставниках (злые не в счет,
ибо посланы они не от света - от тьмы). ‚се ли заветы их исполнены нами? ‚се
ли, что могли, и, значит, должны мы были свершить по заветам их, нами
свершено и достигнуто? ‘ горем признаемсЯ себе мы, многие, что ленились или
робели идти неуклонно указанным ими путем! Џомню и Я, как сидел, юношей, в
каменной сырой палате пред стариком глухим и убогим, который был подлинно
велик в науке своей, и перед ним, в Ящиках, лежало все его добро -
единственное в мире собрание манускриптов редчайших... € слушал его, дивЯсь
и ужасаЯсь многотрудному пути ученого, и знал, подлинно знал, что и мой это
путь! Ђ в отверстые окна входил теплый ветер, и радостные крики неслись от
реки, и чудо днЯ, мгновеннаЯ радость минуты, лукавый взглЯд где-то там, на
солнечном берегу, отвращали менЯ от предназначенной судьбою стези. € вот Я
послушалсЯ ветра, - где он теперь, теплый ветер тот? € радостей днЯ, - куда
сокрылись они? € лукавых очей, взглЯд которых мелькнул и угас в дальней дали
умчавшихсЯ лет! € не выбрал стезю, по которой тоскую теперь, на исходе
годов, ибо есть только Џуть, остальное же все - лишь преграды на пути да
обманы!
€ только на склоне лет, не свершив и малой толики того, что мог и,
значит, должен был свершить и Я, и другой, и каждый, начинаешь с тоскою
понимать, сколь счастливы те, кто уже в юности не изменил судьбе и не
погналсЯ за счастьем! Љто враз и навсегда выбрал свой путь, и шел по нему от
истока лет и до конца, не сбиваЯсь и не уставаЯ, так точно, как шел по
своему пути, во младенчестве начатому, отрок ‚арфоломей.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

‚ тот же день, ввечеру, ЊариЯ и Љирилл со страхом, а ‘тефан с
изумлением, слушали, как ‚арфоломей, сбиваЯсь, путаЯсь и краснеЯ, но
довольно бегло и споро читает свЯтое …вангелие.

ѓлава 21

Ќе пришлось изучать ‚арфоломею ни риторики, ни красноречиЯ, ни
греческого Языка. ЌоваЯ беда пронеслась над городом ђостовом, сокрушив,
походЯ, ихний боЯрский дом и заставив невезучую семью искать пристанища в
иных землЯх.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

‘вадьбу юного кнЯзЯ Љонстантина ‚асильевича с Њарией, дочерью €вана
„аниловича Љалиты, справлЯли пышно. Њолодых от самого собора до теремов вели
по красным коврам. ђадовались неложно, чаЯ от московского великого кнЯзЯ
заступы и обороны по нынешней неуверенной поре: всего год назад страшно
разгромлена ’верь, излиха досталось от проходЯщей ’уралыковой рати и
ростовским украинам. Ќынче и самые упорные доброхоты тверских кнЯзей
притихли, выжидаЯ, - что сЯ содеет? Љак повернет оно под новою, московской
рукой? € то, что кнЯзь €ван вскоре купил у хана Ярлык на ђостов, мало кого
испугало поначалу. Ќу что ж! Џущай сами попробуют с мыта, да с весчего, да с
лодейного, да с повозного, опосле евкалова раззору получить поболе наших
даньщиков да боЯр! ‡емлЯ разорена, в торгу скудота, сами сЯ убедЯт, дак
посмирнее станут той поры! ’ак и встретили первых московитов: престарелого
боЯрина Љочеву с дружиной. Џостойте-ка сами у мыта! Џосбирайте дань
татарскую! Ђ мы - поглЯдим!
Љогда Њина с молодцами вступил в ђостов, Љирилл был у себЯ в загородном
поместье. ѓонец от ЂверкиЯ примчал в потемнЯх, когда уже в доме срЯжались
опочивать.
Љирилл с неохотою оболоксЯ, застегнул серебрЯный поЯс и, отмахнув
головою на заботное вопрошание встревоженной Њарии: - "Њосковиты чего-сь-то
шумЯт, купили Ярлык, дак и нейметце теперЯ!" - полез на конЯ. ‚се же
встревожен был и он. ‘тефану, что тоже было намеривал скакать с отцом,
непривычно строго велел сидеть дома; холопам, что сопровождали господина,
приказал вздеть брони и взЯть оружие; „аньше поручил разоставить сторожу
ради всЯкого случаЯ, не сказав, впрочем, какого и против кого, и что делать,
ежели нагрЯнет и впрЯмь какаЯ ратнаЯ сила?
Ќа вечереющей дороге затих топот копыт. ЏотЯнулись часы, полные
ожиданиЯ и смутной, немой тревоги. ЊариЯ, уложив детей, так и не легла,
молилась, волнуЯсь все больше и больше. Ћбещанный Љириллом ратник так и не
прискакал, и в доме не знали, что тотчас вслед за тем, как Љирилл с
провожатыми достиг ђостова, московиты перенЯли все ворота и назад из города
не выпускали уже никого.
Љирилл в улицах дважды натыкалсЯ на оружные отрЯды московитов, все еще
не понимаЯ, что происходит во граде? Ѓеда? ЉакаЯ? ’о, что московские боЯре
порешили, оцепив город, силою собирать серебро длЯ кнЯзЯ €вана, - такого
помыслить Љирилл и вовсе не мог.
ѓрадского епарха, ЂверкиЯ, в его тереме он не нашел. Ќа широком дворе
суетились в потемнЯх люди, трещали факелы. Љто-то, пробегаЯ, повестил, что
господин поскакал на кнЯж двор, где остановились московские боЯре. Љирилл
решительно повернул конЯ к терему кнЯзЯ Љонстантина. Ќо, не доезжаЯ площади,
они наткнулись на рогатку. Њосковские ратные с руганью остановили Љирилла.
‡аставили слезть с конЯ, долго выЯснЯли, кто и зачем? Љ теремам допустили
его одного с одним пешим холопом и без оружиЯ. Џрочих Љирилловых ратных
решительно заворотили назад. ’ыкаЯсь у коновЯзей, пробираЯсь и оступаЯсь в
долгой своей выходной ферЯзи, сквозь смЯтенную толпу нарочитых граждан,
собравшихсЯ перед теремами, Љирилл растерЯл весь свой гнев и решительность,
с какой кинулсЯ было несколько часов назад на подмогу Ђверкию. Љогда
повестили, что молодого кнЯзЯ со кнЯгиней нет в городе, ему стало совсем
зЯбко, и уже он в безотчетном желании бегства искал глазами холопа своего,
все еще не понимаЯ, что же творитсЯ тут, и какаЯ беда собрала ночью у
теремов почитай всю городскую старшину? Љогда ты привык быть при оружии и в
почете, ведать за спиною дружинников, что послушно лЯгут костьми за своего
господина, - вдруг оказатьсЯ одному, обезоружену, зажату в испуганной
полоненной толпе не то ходатаев, не то жалобщиков, - ужас охватит и не
робкого. ѓде Ђверкий? ѓде иные думные боЯре ростовские?! Ќаконец отыскались
двое знакомцев, но и они не ведали ничего.
Ќестройной толпою меж двух рЯдов ощетиненных железом московитов они
были пропущены, наконец, в думную палату. ‚ уши бросилсЯ хриплый, надсадный
крик ЂверкиЯ:
- Ќе позволю!
€ едва успел уЯснить себе боЯрин Љирилл, что же происходит во граде,
едва успел разгневать на самоуправство московских боЯр, - а все казалось:
надобно только отыскать кнЯзЯ Љонстантина, повестить ему да пасть в ноги
великому кнЯзю €вану „анилычу, и само собою будет исправлено днешнее
непристойное нестроение; московитов уймут, и все воротит на своЯ си, по
старине, по обычаю, како от дедов-прадедов надлежало... ’ого, что сейчас,
тотчас, ЂверкиЯ нелепо повесЯт за ноги, стремглав, головою вниз, не знал, не
мог и помыслить такого боЯрин Љирилл, и когда свершилось, когда маститый
старец повис перед ними с разинутым ртом и задранною бородою, с павшими на
плечи полами долгой боЯрской срЯды, непристойно обнажив пестротканые порты
на дергающихсЯ худых старческих ногах, когда достиг его ушей булькающий хрип
и взлаивающий кашель главы городского, - в глазах Љирилла поплыло все, и,
наверно, имей он оружие при себе, невесть что и створил бы, ибо паче смерти
позор и глум, паче смерти! Ќо рука не нашарила на поЯсе дорогой сабли,
снЯтой давеча за рогаткою и отданной своим холопам, и - ослабла рука, и
задрожали и подогнулись ноги, и рыдающий вопль исторгсЯ из груди, а кругом
также падали на колени, также молили пощады... Џеред лицом наглой
торжествующей силы, потерЯвши достоинство свое, они теперь соглашались на
все - на грабеж и поборы, лишь бы уцелеть, опЯть уцелеть, опЯть отсидетьсЯ
за спиною сильного, дозволЯЯ ему творить с собою все, что захочет...
„омой воротилсЯ Љирилл утром, пьЯный от устали и ужаса. ‚ глазах все
стоЯл кровавый лик ЂверкиЯ, уже снЯтого с веревки. €з ушей старика текла
кровь, а глаза, в мутной, кровавой паутине, почти уже не видели ничего...
…го трЯсло, когда он слезал с конЯ. ЊариЯ только от ратных дознала, что
и как створилось во граде.
...€ когда назавтра пожаловал к ним в поместье сам Њина с дружиною,
Љирилл только глухо отмолвил жене, кинувшейсЯ к супругу:
- „оставай серебро!
Ћн и здесь, однако, не понЯл, не сумел постичь до конца тЯжкого смысла
происходЯщего. ‚здумал откупитьсЯ, выплатить серебрЯный долг драгою
рухлЯдью, - не тронули б родового добра! Љинул четыре свЯзки соболей (Њина
взЯл, не поморщась), сам вынес бесценную бронь аравитской работы, мыслЯ дать
ее в уплату ордынского выхода.
„рагаЯ бронь тЯжелым, жарко горЯщим потоком излилась и застыла на
столе. ‘иние искры, холод харалуга и жар золотой насечки на вогнутых гранЯх
стальных пластин, покрытых тончайшим письмом, серо-серебрЯнаЯ чешуЯ мелких
колец, слепительный блеск зерцала... ђатники смотрели, ошалев. Њина странно
хрюкнул, набычась, сделал шаг, и вдруг, твердо положив руку на бронь,
выдохнул глухо:
- ЊоЯ!
Љирилл глЯнул на широкого в плечах москвича с высоты своего роста, чуть
надменно, и, помедлив, назвал цену брони в новгородских серебрЯных гривнах.
Њину дернуло, он повел головою куда-то вбок, рыжими глазами Яростно вперЯсь
в ростовского великого боЯрина, хрипло повторил:
- ЊоЯ! - €, в недоуменное, растерЯнное, гневное лицо Љирилла выдохнул:
- Ѓеру! ’ак! - Ћн когтисто сграбастал бронь, чуть согнувши над нею толстые
плечи, повторил Яро и властно: - ’ак беру! „аром! ЊоЯ!
ђатники, рассматривавшие бронь, восхищенно цокаЯ, приобалдев, раздались
в стороны, глЯдючи то на своего, то на ростовского боЯрина: - "—то-то
будет?" - ѓолубые очи Љирилла огустели грозовою синью, казалось...
Џоказалось на миг... € волчонок, старший ростовского боЯрина, вывернулсЯ
было, - не в драку ли готовЯсь, - в пахучую густоту мужских тЯжелых тел,
тЯжкого злого дыханиЯ ратны... Ќо вот угасли синие очи ростовского боЯрина.
ѓолова склонилась на грудь, и голос упал, терЯЯ силу и власть, когда он
вопросил москвича затрудненно:
- Џо коему праву, боЯрин?
- Џраву? Џраву?! - повторил, Якобы не понимаЯ, Њина. - Џраву? -
выкрикнул он, сжимаЯ кулак. - Ќе надобна тебе бронь! ‚от! - Ћн потрЯс
кулаком перед лицом Љирилла. - Ќа ратЯх бывал ли когды? ‘ кем вы,
ростовчане, ратились доднесь? Ѓронь надобе воину! Ћружие какое - отбираю!
Њоим молодцам, вот! - выкрикнув, он повел глазами, и округ него враз
довольно загоготали и - двинули, и началсЯ грабеж!
- Ќе замай! - выкрикнул еще раз Њина, сильно толкнув в грудь Љирилла,
не хотевшего отступить. ђатники уже ринули в оружейную. Љирилловы кмети, кто
растерЯнно, кто гневно взглЯдываЯ на своего господина, нехотЯ, под тычками и
ударами московитов, расступались посторонь. € уже те несли шеломы, волочили
щиты, копьЯ, колчаны и сулицы, радостно оборужаЯсь даровым боЯрским добром.
ќто был грабеж уже ничем и никем не прикрытый, разнузданное торжество силы
над правдой. € высокий, красивый ростовский боЯрин вдруг сломалсЯ, потерЯнно
согнул плечи и, закрыв руками лицо, выбежал вон. € не то даже убило, срезало
его в сей миг, что у него на глазах грабЯт самое дорогое, что было в тереме,
что теперь уже и даней не собрать ему, не выплатить без "насилованиЯ
многого" дани неминучей, - проклЯтого ордынского выходного серебра, - а то,
что московский тать сказал ему горчайшую правду: воинскую украсу свою
натЯгивал на себЯ Љирилл многажды на торжественных выходах и выездах
кнЯжеских, в почетной стороже, на встречах именитых гостей, но так никогда,
ни разу во всей жизни, не привелось ему испытать драгую свою бронь в ратном
бою! € в этом горьком прозреньи, в стыде, укрыл боЯрин Љирилл лицо свое от
слуг и сына ‘тефана, коего сейчас свои же холопы оттаскивали за предплечьЯ -
не натворил бы беды на свою голову, невзначай, - укрыл лицо и сокрылсЯ,
убежал, шатаЯсь, туда, в заднюю, где и рухнул на ложе, трЯсЯсь в задавленных
рыданиЯх...
‚арфоломей в этот час бессовестного разгульного грабежа бродил один по
дому, среди перепуганных суетЯщихсЯ слуг и шнырЯющих там и тут московитов,
спотыкалсЯ о вывороченные узлы с рухлЯдью, сдвинутые и отверстые сундуки. ‘о
страхом зрел, как мать, с пугающе-тонким, в нитку сжатым ртом, с запавшими
щеками, с лихорадочно светЯщим взором на белом бумажном лице, разворачивала
портна, открывала ларцы, словно чужое чье-то кидаЯ в большой расписной короб
серебрЯные блюда и чаши, драгие колты и очельЯ, перстни и кольца, и даже,
морщась, вынула серебрЯные струйчатые серьги из ушей и, не глЯдЯ, кинула их,
невесомо-сверкающие, туда же, в общую кучу домашнего, и уже не своего,
серебра...
Ђ там, вдали, на деревне, куда ушла запаснаЯ дружина москвичей, тоже
вздымалсЯ пронзительный вой женок, и блеЯние, и мычанье, и испуганное ржанье
уводимых коней, и звонкое хлопанье дверей, и крики, и гомон... Љаждый
московит уводил с собою по заводному коню, иной и другую какую скотину
прихватив: - ‚ ђостов послали, дак не зевай! ЉнЯзю серебро, а кметю конь, да
справа! ’ем и рать стоит! Ђ бабы, глупые, дуром верещат, - татары бы тута и
их самих во полон увели!
†рали, пили, объедались, резали чужую скотину, торочили на поводных,
награбленных коней награбленное добро: скору, лопоть, оружие и зипуны.
‘таршие, не слушаЯ брани и бабьих завываний, взвешивали и пересчитывали
серебро, плющили, сминали блюда и чаши, те, что попроще, без позолоты,
письма и камней, - все одно, в расплав пойдет! €ные, воровато озрЯсь, совали
за пазуху: кнЯзь - кнЯзем, а и себЯ не забудь! ‚ой стоЯл на деревне - как по
покойникам.
Љ вечеру Њина, сопЯ, сам взвешивал заново веские кожаные мешки,
безжалостно бил по мордам, разбиваЯ в кровь ражие хари своих подопечных:
вытаскивал из пазух и тороков утаенные блюда, кубцы, достаканы и свЯзки
колец. Ѓрать - бери, рухлЯдишко там какое да животишко, а серебро штоб все
€вану „анилычу на руки! Њеру знай! ЉнЯзеву службу худо сполнишь, в другу
пору и за зипунами тебЯ не пошлют!
‘пать улеглись вповал, на полу, на сене, в Љирилловой молодечной. “
скрыней, ларей, сундуков и мешков с набранным добром всю ночь стоЯла,
сменЯЯсь, недреманнаЯ сторожа. ’еперь и сам Њина нет-нет да и напоминал
ратным о двух казненных великим кнЯзем за грабительство на Њоскве молодцах:
- Ћполонились? ’о-то! Ќеча было и шуметь не путем! „анилыч, он и строг,
и порЯдлив зело! …му служи верно: николи не оскудеешь!
‚ сумерках на дворе сиротливо и тонко ржали чужие кони у коновЯзей,
напрасно подаваЯ голоса хозЯевам своим. Џритихла ограбленнаЯ деревнЯ, стих,
разоренный и опозоренный, боЯрский двор. …два теплит одинокий свечной огонек
в изложне, где всЯ семьЯ собралась, точно на пепелище, не знаЯ, то ли спать,
то ли горько плакать над новою бедою своей, котораЯ, уже понимали все,
сокрушила вконец и до того уже зело хрупкое благополучие их обреченной
семьи. Ћтец сидит молча, на сундуке, он так и не лег, потерЯнно и тупо
глЯдит на свечной огонек. “ста шепчут беззвучную молитву, он разом остарел и
ослаб. Њать тоже не спит, что-то сердито штопает, склонЯсь у огнЯ, со
стоическим, отемневшим ликом. ЌЯнька дремлет, вздрагивает, вздергиваЯ голову
в сонной одури, тупо взглЯдывает на госпожу, не смеЯ лечь прежде самой
Њарии. ‘тефан лежит ничью, вытЯнувшись, зарыв лицо в красное тафтЯное
зголовье, тоже не спит, думает, хотЯ в голове уже гудит, и хоровод мыслей
колеблет и шатает, словно свечное вздрагивающее пламЯ. „авеча его
только-только успели оттащить, не то бросилсЯ бы в драку с оружием на
обидчиков своих, а сейчас думает и не может решить. ‚споминает отцову бронь
и стыдный покор московита, о том, что бронь надобна воину длЯ ратного
дела... Ќо что можно одному? Џротив многих? Ќо что можно одному, ѓосподи,
когда сам отец, когда даже отец!.. ЉинутьсЯ, умереть... € кто пойдет вослед
тебе? €ли и это гордынЯ? ’ак почему же он не погиб, не умер, он, боЯрский
сын и воин, почему?! € кто враг? Ћни? ќти вот? €ли все же Ћрда? ‹итва?
Љатолики? €ли главный ворог - робость своих же ростовчан? ђазброд русичей,
братоубийственнаЯ прЯ Њосквы с ’верью, доносы друг на друга? € что должны
были бы делать они, эти вот?! Ќе брать отцову бронь? ‡аплатить за нее? —ем?
‚оин живет добычей, а даньщик корыстью. Ќикто же весть, в самом деле,
сколько заплатил €ван Љалита в Ћрде за ростовский Ярлык! Ќикто же весть...
—то ж сами-то мы, сами на что?! Џочто ж бы сами-то... Љак отступил, как
сдалсЯ отец! Ќе думать, не думать! Ћн краем глаза взглЯдывает в сумрак,
туда, где потерЯнно, все так же шевелЯ губами, сидит родитель, и тотчас
отводит глаза, оборачиваЯ взор в иную сторону, рЯдом с собою. Џетька спит,
вздрагиваЯ, а Ћлфера тоже не спит, сидит на постели и молитсЯ.
- ’ы что? - шепчет ‘тефан, едва шевелЯ губами. ‚арфоломей готовно
нырЯет в постель, прижимаЯсь к брату. …го тоже трЯсет и колотит нервнаЯ
дрожь. € они молчат, лежат, обнЯвшись, братьЯ сброшенные, потерЯнные и
затерЯнные в неисходной пустоте сегоднЯшнего погибшего днЯ. € оба не знают,
что делать им, что думать и как строить вперед свою жизнь, не ту, внешнюю,
где слуги, хлеб и где с голоду не умрешь, - все одно принесут из деревни, -
а внутреннюю, духовную, важнейшую всЯкой другой? Људа направить теперь ум и
силы души?
€ ‘тефан не слышит, не чует, не знает: ‚арфоломей сейчас весь как
струна кимвальнаЯ: до хруста сжимаЯ зубы, молитсЯ, упорно ломаЯ себЯ,
повторЯет свЯтые слова, зовет ѓоспода, молит, велит, заклинает - помочь! Ќе
отцу, не семье, не матери; помочь детскому уму своему и детскому сердцу не
огореть, не ожесточеть от всего, что преподносит ему жизнь, а понЯть,
постичь высший горний смысл и горнюю волю, над всем этим позорищем
распростертую.
€ли, вручив им, малым и сирым, свободную волю свою, ѓосподь и сам
теперь ждет от них решениЯ? †дет, что же сами они содеют, и найдут ли
вернейшее и нужнейшее в жизни сей? €бо тогда, иначе, быв вынуждену
вмешиватьсЯ раз за разом в людские судьбы, стоило ли ему и создавать этот
тварный мир и все сущее в нем?
- ѓосподи, волЯ твоЯ, сила и слава твоЯ! Ќаучи! - молча и строго,
по-взрослому молит отрок ‚арфоломей. - •ристиане же они, такие, как и мы,
православные, не орда, не вороги! Љак совокупить нас и их после всего сущего
в братней любви? „ай постичь, ѓосподи, Я все приму, но дай постичь волю твою
и веление твое!
- ѓосподи! ‘отвори что-нибудь, из бездны воззвах к тебе! Џовиждь и
пойми, что так больше нельзЯ, неможно! „ай мне силы вынести все это, помоги!
- молча молит ‘тефан.
- ѓосподи, волЯ твоЯ! Џомилуй менЯ, ѓосподи! ѓосподи, помилуй менЯ!
ѓосподи, помилуй, ѓосподи, помилуй! - потерЯнно шепчет в своем углу их отец,
боЯрин Љирилл.

ѓлава 22

Џосле московского разореньЯ жить стало невозможно совсем.
‘разу после отъезда московитов Љирилл узнал, что разбрелась половина
военных слуг, а Ћка и ‘еливан ‘ухой с Љондратом так прЯмо и подались к
москвичам.
- ‘манили! - объЯснЯл „аньша. - ЃаЯли: под нашим господином без
прибытка не останесси! Ќу, и робЯты поглЯдели на наше-то разоренье, дак и
тово...
ЋбъЯснЯЯ, „аньша отводил глаза. Џочему он, „аньша, сам не остановил
беглецов, Љирилл, понЯтно, не стал спрашивать.
Џрислуга нынче совсем извольничалась. Ќакажешь - не исполнЯт, напомнишь
- огрубЯт в ответ. Ќо и гнева на слуг, как ни пыталсЯ Љирилл вызвать его в
себе, не было. Џонимал затаенную мысль, что гвоздем стоЯла в холопьих
глазах: что ж ты за господин, коли ни себЯ защитить, ни нас оборонить не
сумел от разору!
„авеча велел Ћкишке нарубить дров. —ерез мал час вышел на двор - секира
празднитсЯ, воткнутаЯ в колоду, Ћкишки нет как нет.
- Ђ, убрел куда-то-сь! - лениво ответила подвернувшаЯсЯ портомойница.
- Људа убрел?! - наливаЯсь кровью, взревел Љирилл. Ѓаба глЯнула
полуиспуганно-полуглумливо, не ответив, ушмыгнула в челЯдню.
Љирилл вдруг, крепко задышав, скинул зипун на перила и, подсучив
рукава, начал сам, часто и надсадно дыша, рубить березовые комли. Ћн был уже
весь мокр, капало со лба, и по спине струились горЯчие потоки, когда ЊариЯ,
выглЯнув на задний двор, узрела, что вершит ее супруг, всплеснула руками,
ахнула, метнулась в терем, и тотчас выскочил постельничий, подбежал, пытаЯсь
отнЯть топор у боЯрина. Љирилл молча отодвинул холопа плечом, отхаркнул
горечь, скопившуюсЯ во рту, и вновь взЯлсЯ за секиру. Љогда наконец
прибежал, запыхавшись, Ћкиш, от коего далеко несло кислым пивным духом, на
дворе уже высилась груда расколотых поленьев, и Љирилл, спавший с лица,
окончательно изнеможенный, кинул холопу, не глЯдЯ, секиру, и, шатаЯсь, пошел
в дом. ‚се рушилось, все кончалось, и надо было что-то предпринимать уже
теперь, немедленно, пока и последние слуги не ушли со двора, пока еще есть в
доме мЯсо и хлеб, пока кого-то можно приставить к конЯм, и кто-то еще
стирает портна, шьет и стрЯпает, пока они все не пошли окончательно по
миру...
Ћн тупо позволил Њарии стЯнуть с себЯ волглую рубаху, обтереть влажным
рушником чело, спину и грудь, уложить в постель... Џрохрипел, не
поворачиваЯсь:
- “езжать надо, жена!
- Људа?
- Људа ни-то. Ќа Ѓелоозеро, в ѓалич, в ехонье, али на „вину... Ќе могу
больше!
- ’ы отдохни, охолонь! - нежно попросила она. - Џосле помыслим, ужо!
Ћкишку-то твоего даве родичи на село сманили...
- Ѓог с ним, - отмахнул Љирилл. - Ќе в ем дело, жена! ‚о мне, в едином.
‚се сЯ рушит. ‚конец. Џод корень вырубили нас! - Ћн замолк, и ЊариЯ так и не
нашла, что ответить супругу.
Ђ Љирилл, трудно дыша, думал про себЯ, что надо начинать все сызнова,
на месте пустом и диком, и что он опоздал, опоздал навсегда! “шла незримо,
неведомо как и на что, сила из рук; ушло, расточилось мужество сердца,
гордаЯ злость и дерзость молодости, и уже не может, не умеет и не сумеет он
ничего и... нельзЯ погибать! Ќадо найти в себе коли не силы, так хоть
отчаЯние, ради сыновей, ради родовой чести своей, опозоренной и поруганной
московитом...
Џосоветовавши с роднею, послали слухачей на Ѓелоозеро. ЊесЯца четыре от
них не было ни слуху ни духу...
Џод осень уже, когда свалили жнитво, обмолотили и ссыпали хлеб, убрали
огороды, воротились посланцы. Ќе все. „вое так и пропали, отбежали господина
своего на земли вольные, исчезли навсегда в необъЯтных северных палестинах.
‘лухачи принесли вести невеселые. „олгаЯ рука Њосквы дотЯнула и туда:
белозерский Ярлык тоже оказалсЯ перекуплен московским кнЯзем €ваном.
Људа же тогда? ‚ ’отьму? ‚ “стюг? Љак-то еще и примут там ростовского
великого боЯрина! „а и боЯзно было все же на склоне лет отважить в эдаки
дали дальние! Ѓессонными ночами Љириллу все блазнило: неведомый путь, холмы
и пригорки, голубые и синие леса за лесами; тишина и покой нехоженых,
нетронутых палестин. „а ведь зналось и другое: зимние вьюги, дожди,
неродимаЯ землЯ под лесом, который надо прежде валить и выжигать... ѓде
взЯть рабочие руки, силы, мужество, наконец, чтобы заново, на старости лет,
зачинать жизнь?
Ћрдынскую дань, меж тем, и нынче опЯть должны были собирать московиты,
и Љирилл со страхом ждал нового наезда гостей непрошеных. ‡емлЯ оскудела от
мокрых неурожайных лет, деревни обезлюжены моровой бедою, разорены ратным
нахождением (многих, ой многих увели с собою проходившие после погрома ’вери
татарские тумены ’уралыка с ”едорчуком!). Љазна, изрЯдно запустевшаЯ от
частых посольских нахождений и поездок в Ћрду, теперь, после московского
грабежа, была совершенно пуста. •леб, лен, кожи, все, что копилось длЯ себЯ,
нынче пришлось задешево попродать новгородскому да тверскому оборотистому
гостю, чтобы выручить хоть малую толику серебра на ордынский выход, а дальше
как? Џоследние верные холопы того и глЯди покинут боЯрский двор...
Ђ другоЯко поглЯдеть: во-он оно! ‚есь окоем как на ладони! ђодимое все,
рукотворное, родное!
’ам, за кровавой полЯной (по преданию, бились тут русичи с неведомым
Языком еще много прежде татарского нахождениЯ), пожога и пашнЯ, которую
Љирилл устроЯл еще во младых летах, а в той вон стороне тогда же гатили
топь, клали мосты, рубили дорогу сквозь бор! € помнит, как он, молодым
статным удальцом, кинув наземь щегольской белотравный зипун, бралсЯ сам за
секиру, и как лихо валил и тесал смолистые дерева! € не было этой
задышливости нынешней, старческой немощи поганой; от работы той, давней,
гудела сила в плечах и дышалось легко, в разворот, румЯнец полыхал во всю
щеку, и топор, словно намасленный, входил в свежее, брызжущее соком
дерево... Љуль зерна мог боЯрин в те поры швырнуть одною рукой, шалого конЯ
останавливал враз, взЯв под уздцы, и пЯтил, смирЯЯсь, конь, почуЯв стальную
руку господина... Људа подевалось все? Ќе там ли, в ордынской пыли
города-базара, ‘араЯ, исшаЯл и смерк румЯнец молодого лица? Ќе от песчаного
ли южного ветра сощурило очи и морщины легли у глаз и висков? Ќе в сиденьЯх
ли долгих в думе кнЯжой одрЯбло тело, ослабли ноги, что сейчас не дадут ни
пробежать путем, ни взмыть, не касаЯсь стремЯн, на спину конЯ? € на что ушла
жизнь, было ли что истинно великое в ней, в прошедшей судьбе великого
боЯрина ростовского? ‘уета сует, - как сказал древлий …кклезиаст, - суета
сует и всЯческаЯ суета!
Ќынче все чаще начал он без дела засиживатьсЯ в повалуше, внимаЯ
рассказам бродЯчих странников и странниц, иногда со старым другом своим,
’ормосовым, и жена, ЊариЯ, не унимала супруга в невинной утехе его.
ЋдинокаЯ свеча потрескивает в высоком стоЯнце. ‚о мраке мелькают,
отбрасываЯ тень, неустанные руки Њарии, руки матери, нынче вовсе забросившей
шелковую гладь да золотое шитье: чинЯт, да штопают, да перелицовывают
остатнее боЯрское добро. Љувшин луженой меди да две чудом сохраненные
серебрЯные чарки одиноко посвечивают на столе. —арки налиты, но оба боЯрина
не пьют, задумались. € течет, словно робкий огонек свечной, тихий сказ
странницы, повествующий о граде Љитеже, и нежданною новью звучит длЯ обоих
давно знакомый старинный сказ:
- € как подошли к нему злы татарове, а Љитеж-град туманом одело, и стал
он невидим поганым; и тихо так, невестимо, неслышимо, утонул, со всема
утонул, сокрыло его водою. ’атарчонок подбежал к берегу, зрит, а тамо и
костры, и стена городоваЯ, и домы, и терема, и гульбища, и верхи церковные -
все, как оно исстари стоЯло, цело и непорушено. € люди вси, купцы и боЯра
старцы и старицы, ратный чин и молитвенный, все туда ушли, а словно как
живы, токмо уж их не достать! € к им ходу нету ни длЯ кого. ‚се, как есть,
не тронуто, а и недостижимо. ‚ода в озере тихаЯ-тихаЯ, а набежал ветер, и
сокрылось видение. Ќи с чем остались татарове, не найти им уже того града
свЯтого вовек! € озеро то, ‘ветлоЯр, одним верным теперь когда откроетсЯ; те
и узрЯт видение града Љитежа. „а порою звоны колокольные слышимы над водою.
Ђ вси они тамо и живут, по заветам древлим, и ѓоспода молЯт за нас, а уж и
не выходЯт оттоле, ото всего грешного мира сокрыты! Ќи даней у их, ни
наездов, ни грозы ото кнЯзЯ великого...
- Ќи серебра не емлют! - подсказывает ’ормосов, нерешительно приподымаЯ
чару.
ѓде найти свой Љитеж, град потаенный, куда сокрыти себЯ от жадной и
требовательной длани московского володетелЯ? ѓде ты, Љитеж-град, прибежище
родимой старины, град отчих заветов непорушенных! ѓде ты?!

ѓлава 23

Њамушка!
Љак Я тебЯ люблю! ‹юблю твои руки, твои запах, всю тебЯ, самую-самую
красивую на земле, самую дорогую, дороже никого нет, кроме самого ѓоспода! ‚
трудноте, в заботе, в болезни, у детского ложа моего - всегда ты! € когда
изнемогаю духом, и слабею, - только подумаю, как бы мне ткнутьсЯ тебе в
грудь, и замереть, и чуЯть твою сухую ладонь на своей голове, и всЯкаЯ
забота, и злоба, и труднота отступают и стихают, и уходЯт боли и немощи.
Љак было бы хорошо задержать это навек: и детство, и незаботность, и
твою ласковую руку, и покой, исходЯщий от тебЯ; как было бы хорошо век
оставатьсЯ дитЯтею, и век была бы ты... € жизнь, и солнце, и все сущее
окрест, тоже не менЯлось бы никогда? Ќе проходило ни злое, ни доброе, не
утихали ни мир, ни война, ни болезни, ни скорби, ни горе, ни радость?! Ќет,
помыслить нельзЯ неизменным этот наш мир! ‚се проходит, и в этом своЯ
великаЯ благодать. € детство пройдет, как и мужество, как и старость, как и
всЯ жизнь, и ничего доброго не бывает с теми, кто тщитсЯ задержать,
остановить сущее, кто и на возрастии продолжает быть дитем, а не мужем,
прЯчетсЯ за спину родительскую, не ведаЯ, что уже и жалок, и смешон в
позднем малолетствии своем. Ќет! ‘уждено нам уходить от ласковых материнских
рук, уходить в большой и суровый мир, суждено и надобно, и так заповедано
ѓосподом: "не умрет зерно, но прорастет". ‘уждено и надобно, дабы из дитЯти
вырастал муж, и вершил, и думал то, о чем уже не учили, чего не знали еще
престарелые родители дитЯти. Џриходит час, когда надо уйти, когда надо
расстатьсЯ с тобою, так же, как и с детством своим. Џрости менЯ, мама! Ѓуду
ли Я более тверд или более добр, или иначе тверд и по-другому добр? ’ебе уже
не понЯть, и не надо понимать, мама! ’ы вечно пребудешь со мною такаЯ, какаЯ
ты есть! ‚ мечте, в воспоминании, в тайнаЯ тайных души, в слезе, пролитой
над твоею могилой, в той влаге, что осеребрит ресницы воина в дали далекой,
на чужой земле, при одном воспоминании о тебе. џ ухожу от тебЯ! ‡абываю?
Ќет! ‚ечно помню, вечно, до гроба, буду любить тебЯ, и жалеть, даже тень
твою, даже далекую памЯть о тебе... џ ухожу! “хожу, как и всЯкий, ухожу от
тебЯ...
Њамушка! Ќе противьсЯ мне, не удерживай менЯ, ѓоспода ради! Ќадо так!
’ак надо, мама! € помни, что Я всегда буду любить и помнить тебЯ, - где бы
ни был, кем бы ни стал, сколько б ни минуло лет!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

„ети теперь тоже отбились от рук. ‘тефан все меньше училсЯ, - хоть
ЊариЯ и пробовала толковать ему, что только на его ученьи и держитсЯ теперь
всЯ надежда семейнаЯ, - зато влезал во всЯкое хозЯйственное дело, неумело
приказывал холопам, сам, стойно отцу, бралсЯ за неподобные сыну великого
боЯрина мужицкие дела: за топор, тупицу, кузнечное изымало или рукоЯти сохи.
џростно мЯл кожи, выучилсЯ скать свечи и тачать сапоги...
Њладший, ‚арфоломей, учудил себЯ и того страннее: почал строго блюсти
посты, молитьсЯ по ночам, стоЯ босиком на холодном полу изложни, вести себЯ
стойно монаху, истЯзаЯ плоть гладом и жаждой. ЊариЯ не раз приступала к
отроку, толкуЯ, что он еще мал, что пока плоть растет и цветет, можно
понапрасну заморить себЯ, подорвать, навечно лишив здоровьЯ...
‚арфоломей ничему не внимал. ‚зЯл волю, когда его хотели насильно
кормить, молча вставать и уходить из-за стола. ЊариЯ, в одночасье, не
выдержала: выбежала вслед за сыном, с куском пирога в руке:
- Ћлфоромей! - Ћтрок остоЯлсЯ, опустив голову. - „ругие дети и до семи
раз едЯт на дню! Ђ ты что ж? Ћдин раз, да? - ‚ голосе у нее зазвенели
близкие слезы. - ‚се добро, но в свое времЯ! Ќу же! - Ћна привлекла к себе
слегка упирающегосЯ сына, сама опустилась на лавку: - Ќа-ко, съешь пирожка!
’ы ведь хочешь, ну? Џо глазам вижу! ѓде твои глазки, ну? Џодыми рожицу,
поглЯди на менЯ!
‡асуетЯсь, она стала совать пирог в рот сыну почти насильно. Ћн стоЯл,
не отворачиваЯ лица, но крепко сжав губы, и вдруг крупные слезы, горохом,
покатились у него из-под прикрытых век. ЊариЯ растерЯлась, уронила руку с
пирогом:
- Ќу, мой хороший, ну, не надо, пошутила Я! Ќе надо никакого пирога,
дитеныш ты мой глупенький... - Ќашарив край лавки, она отложила злополучный
пирог и крепко обнЯла ‚арфоломеЯ, вдруг ощутив со страхом, что и этот ее
малыш скоро уйдет, отодвинетсЯ от нее, что уже сейчас в нем растет и зреет
что-то свое, чуждое ей и несгибаемое, и тотчас и подосадовала на себЯ:
курица! ‘ловно наседка над цыплЯтами, а им - взрослеть!
‚арфоломей так же враз, как начал плакать, так и прекратил. ‘легка
упираЯсь в грудь матери и склонЯЯ голову, он заговорил с тихою горЯчей
убежденностью:
- Ќе понуждай, мамушка! ‘ами же сказывали про менЯ, что, еще в колыбели
быв, в середы и в пЯтны молока не ел! џ теперь обещалсЯ Ѓогу, чтобы избавил
менЯ от грехов! - присовокупил он еще тише и еще ниже опускаЯ голову.
- ѓосподи! - невольно воскликнула ЊариЯ, - о каких тебе грехах баЯть!
„вунадесЯти лет нету еще! „а и оглЯди ты себЯ, Ћлфоромеюшко! ‡олотой ты мой,
вон какое личико у тебЯ чистое, ну? Ќе видимо на тебе знамений греховных!
‘ын поднЯл голову, поглЯдел серьезно и вдумчиво. Ћтветил, прЯмо глЯдЯ в
глаза Њарии:
- Џерестань, мамушка! ќто ты, знаю, говоришь, Яко сущаЯ чадолюбица, по
любви к нам, детЯм своим! ‘казано, ведь: "Ќикто же чист перед Ѓогом, аще и
един день живота его будет, никто же есть без греха, токмо един ѓосподь"! -
Ћн произнес свЯщенные слова отчетливо и строго, словно в мгновение ока
повзрослев. Ќо и тут же трепещущею рукою легко-легко, едва касаЯсь перстами,
провел по материной щеке, и ЊариЯ безотчетно вздрогнула от этой, такой
детской и вместе такой задумчиво-мудрой ласки отрока. —то-то было в этом ее
сыне такое, чего она не понимала, не могла постигнуть совсем.
- € у „авида-царЯ сказано, - присовокупил он, помедлив, из-под-тиха, -
"‘е бо в беззаконии зачат есмь, и во гресех роди мЯ мати моЯ". ќто не про
тебЯ одну, это про всех про нас, мама! - с торопливою нежностью, но и
настойчиво, промолвил он. ЊариЯ лишь молча прижала к своей груди голову сына
и стала гладить шелковые льнЯные волосы, словно невесть чего устыдЯсь...
Љогда она, вздохнув, встала, наконец, ‚арфоломей молча вложил ей в руку
остывший кусок пирога, который ему, конечно же, как ребенку, хотелось бы
съесть, но тогда обрушилось бы все, с таким трудом возводимое им здание
подвига, а этого ‚арфоломей уже не хотел совсем, ибо только подвиг должен
спасти их всех: надобно переделать себЯ самого, а тогда, безо всЯкиЯ брани,
можно станет переделать и московитов! Ќедаром он когда-то, полуторагодовалым
малышом, взбиралсЯ, и взобралсЯ-таки, на страшную длЯ него, в те поры,
лестницу!
Ћн молча долго глЯдел в спину уходЯщей матери. “видел, пожалуй,
впервые, что спина у нее стала круглитьсЯ, сутулитьсЯ, что уже и движение ее
шагов не то, легко-стремительное, как было раньше, как было всегда доднесь,
и понЯл, с пронзительной горечью, что мать стареет и уже в чем-то главном
перестает его понимать, понЯл, постиг, с такою острой недетской болью и
страхом, что чуть было не побежал ей вслед, чтобы только длЯ ее тишины и
радости взЯть клЯтый пирог из материнских рук... ‚едь можно бы и не есть, а
после скормить братику! - запоздало подумал он, но тут же и отверг: такое
значило соблазнитьсЯ ложью одновременно и перед матушкой и перед Ѓогом.
Ћпустив голову, как никогда одинокий, он побрел в изложню, где перед
домашнею божницей встал на колени и начал горЯчо молитьсЯ, призываЯ ’ворца
на помочь себе, как уже было не раз и не два:
- "ѓосподи! …жели все так и есть, как поведали родители мои, Яко прежде
рождениЯ моего благодать ’воЯ и знамение ’вое были на мне, - дай же мне,
ѓосподи, измлада, всем сердцем и всею душою полюбить ’ебЯ!
џко от утробы матерней привержен к ’ебе, и из ложесн, и от сосцов
матери моей! ’ы еси Ѓог мой! џко, егда сущу ми во утробе матерни, тогда
благодать ’воЯ посетила мЯ!
€ ныне не оставь мене, ѓосподи, Яко отец мой и мати моЯ оставлЯют менЯ!
’ы же, ѓосподи, прими мЯ, и присвой к ‘ебе, и причти к избранному ’обою
стаду! џко ’ебе оставлен есмь нищий, и из младенчества избавил мЯ, ѓосподи,
от всЯкиЯ скверны, плотской и душевной! ‘подоби мЯ, ѓосподи, творити,
свЯтыню в страхе ’воем!
€ пусть всЯ сладкаЯ мира сего да не усладит менЯ, и всЯ украса
житейскаЯ не прикоснетсЯ ко мне! Ќо да прильнет душа моЯ во след ’ебе, менЯ
же да приимет десница ’воЯ!
Џусть, ѓосподи, никогда, никогда не впаду Я в слабость мирскую, не буду
радоватисЯ радостию мира сего, но исполни мЯ, ѓосподи, радости духовныЯ,
радости и сладости неизреченной!
€ дух ’вой благий, ѓосподи, да наставит мЯ на землю праву!"
‚арфоломей, склонив голову, сосредоточенно замер, слушаЯ самого себЯ.
’еперь ему уже не хотелось пирога, мысль о еде совсем ушла из сознаниЯ.
—то-то большое, светло-величавое, плыло, едва заметно колеблЯсь, перед его
полусмеженными очами. ‚ерно, это и было то самое, дивное, незримое обычному
взору (быть может, ”аворский свет?!), которое ему так хотелось узреть во
времЯ молитв и постов.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

‘кажем здесь еще то, что материнские опасениЯ Њарии были напрасны.
„аром, что ‚арфоломей зачастую ел один хлеб с кореньЯми. ђжаной, только что
испеченный, из свежей, недавно смолотой муки, духовитый и пышный, с легкою
кислинкой и неведомою внутреннею сладостью, хлеб этот и на деле насыщал
досыта. ’ем паче, ‚арфоломей ел не спеша, тщательно пережевываЯ, дожидаЯсь,
пока рот весь наполнитсЯ слюной и скулы начнет сводить от терпкого вкуса
ржи, и тогда лишь проглатывал.
—еловеку потребно еды много меньше, чем едим мы все, не исключаЯ и
тружеников. ’олько лишь еда должна быть всегда свежею и не проглоченной
кое-как, походЯ, не разбираючи ни вкуса, ни толка. ‚се ж таки и постЯсь, и
зачастую на хлебе едином, а вырос же ‚арфоломей, напомним себе еще раз, с
двух мужиков силою!

ѓлава 24

Џодошел ”илипьев пост. ‡а ним ђождество. Љое-как, с натугою, справили
ордынский выход. •озЯйство продолжало падать, люди разбегались, пустели
Љирилловы волости. „ани кое-где были забраны уже на три года вперед, и
крестьЯне наотрез отказывались теперь давать кормы боЯрину, и даже повозное
дело сполнЯли с натугою, ссылаЯсь на нехватку коней. ‡емлЯ оскудевала
серебром, и цены на сельский товар и снедный припас в торгу падали. ‡а воск,
мед, портна, пшеницу и скору давали теперь едва ли половину того серебра,
что можно было выручить переже московского насилованьЯ...
Ќе один Љирилл мыслил податьсЯ на новые земли. ђодичи пересылались друг
с другом, судили и рЯдили, посылали ходоков семо и овамо, словно стаЯ птиц,
готоваЯ улететь в иные краЯ. †енки заранее плакали, прощаЯсь с родимою
стороною. Џро каждого, кто успел перебратьсЯ в ѓалич ли, Љострому, “стюг на
ексну или ‚Ятку, жадно вызнавали: как оно там? Љак наши? Љак местные? Љак
принЯл новый кнЯзь, каковы земли, дадены или куплены, и почем? € каковы
дани, и какова легота, и дают ли ослабу и помочь на обзаведенье?
Ќа молодого ростовского кнЯзЯ Љонстантина, женатого на дочери Љалиты,
надежды не было ни у кого, даже у самого Љирилла...
’Яжко уходить с родимых палестин! ’Яжко избирать иную родину! •оть и в
пределах той же ђуси, а все одно: тут каждый пригорок, речка, березовый
колок, каждаЯ пашнЯ, каждый боровой остров - свои и знакомы до слез. ’ам вон
мальцом малым ловил Язей, там собирали грибы, и знаешь, в каком колке
боровой гриб, где рыжики, где иное что. ЉаждаЯ тропка изведана, каждый овраг
полон преданий и сказов. ‚ том вон бору нечистый пЯть ден водил старуху
‘еклетею и отпустил едва живую, когда она, опомнЯсь, прочла вслух трижды
"Ћтче наш". Ќа этом взлобке по веснам девки водЯт хороводы, а на том вон
высоком холме когда-то кудесили волхвы, и поныне жгут костры в €ванов день.
‚ том вон заовражке побили купцов новгородских; кто побил, неизвестно, но
твердо помнЯт, что купцы были из самого ‚еликого Ќова-города и везли с собою
сокровища бесценные. Ђ тот вон камень по-за огородами ничем не знаменит,
кроме того, что сызмладу с мальчишками играли у камнЯ того и прЯтались за
камень от выдуманного врага, и собирали полЯнику, что густо росла в траве
округ того камнЯ... € как оставить, как проститьсЯ и с камнем тем, и с
дорогими воспоминаниЯми юных лет? ‚се это - сердца боль и от души неотрывно.
„а, многие силы нужны и многое мужество, чтобы так вот, наново, заново,
поднЯтьсЯ в иные краЯ!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ћнисим на сей раз приехал громкоголосый, тверезый и словно бы даже
помолодевший. Љрепко обнЯл Љирилла, подмигнул, шуткуЯ, склонилсЯ к плечу,
словно великую тайну повещаЯ, громким нарочитым шепотом повестил:
- Ќовизну привез! - Ѓыл весел, ‘тефана походЯ толканул под бок: - ‚се
хозЯйничаешь? ‘лыхал, слыхал! Ѓыват, и сгодитце теперича!
ум, стремительный ветер перемен, ворвались с ним в опечаленный терем.
Ћбедали старшей дружиной, врозь от малышей с мамками. Ћнисим вкусно
въедалсЯ в уху, обсасывал головы крупных окуней, отвычно подзуживал хозЯина:
- Џостничаешь?
‚ этот день впервые ‚арфоломей услыхал за прикрытыми дверЯми повалуши
незнакомое слово: "ђадонеж". ‘казанное не раз и не два, и с восклицаниЯми
бодрого восторга, и с сомнением, и с раздумчивой неуверенностью, и снова со
значением и силою: "ђадонеж!"
‘лово было красивое, напоминало древний весенний праздник, ђадуницу, -
радость об усопших родичах, с коими в этот день обрЯдово пировали русичи,
приходЯ на могилы родных и близких с пирогами и Яйцами, пили пиво, кормили
птиц, в коих и поднесь многие видели души предков, усопших на отчем погосте.
‚еселились, чтобы весело было и покойникам: родителю-батюшке с матушкою и
дедам-прадедам в ихних истлевших домовищах, чтобы узрели они оттуда, что
живет, не погиб, не затмилсЯ, не угас в горести их родовой корень на этой
земле. ђадуница, ђадонеж, радостный - или памЯтный? - город.
Љ вечеру и узналось все по-рЯду. ’ам, в ђадонеже, давал земли
переселенцам московский кнЯзь. Џринимал и жаловал людей всЯкого чина и
званиЯ, давал леготу от даней, баЯли даже, и до десЯти летов. Џахали бы
землю, строились, заводили жило. € места были не столь далекие, почитай, еще
и свои места, - не полтораста ли поприщ всего от ђостова?
Ћнисим вызнавал сам, баЯл, что набольший боЯрин московский, тысЯцкий
Џротасий, сам созывает охочих насельников из ђостовской земли.
Љирилл сперва зверем взвилсЯ:
- Љ московскому татю? Љ ворогу?! —ести, совести сЯ лишить! € баЯть не
хочу! - Ќо после, поглЯдев внимательней в отчаЯнные глаза Њарии, под дружный
хор голосов всей застольной братии, - почему-то и џков с „аньшею тотчас и
сразу поддержали Ћнисима, - сник, потишел, начал угрюмо внимать, покачиваЯ
головою.
‚ разговорах, спорах, почитай, и не спали всю ночь. Љирилл вздыхал,
ворочалсЯ, не по-раз вставал испить квасу. ЊариЯ шепотом окликала супруга,
уговаривала соснуть, не маЯтьсЯ.
- Љак тамо! - бормотал Љирилл. - „ом вовсе порушим, ономнЯсь и на ином
месте не выстать! ’ебЯ, детей...
- ‘пи, ладо! - отвечала ЊариЯ чуть слышно, - ѓосподь не попустит... ‚се
в воле его! Ѓыват, и дети подрастут, спи!
Љирилл крЯхтел, перекатывал голову по взголовью. ’Януло жилы в ногах,
долили думы, не отпускала обида, прежнЯЯ, стыднаЯ, - никак было не уснуть!
’ак и проворочалсЯ до утра.
Ќазавтра Ћнисим, прощаЯсь, затЯгиваЯ широкий поЯс, уже на крыльце
дотолковывал вышедшему его проводить Љириллу:
- „а и тово, под рукой у московита будем! ’ута словно бы вороги кнЯзю
€вану, а тамо - свои, чуешь? ѓлЯди, в московскую „уму попадем с тобой! -
“дарив Љирилла по плечу, полез на конЯ.
Ћ думе не путем, конечно, сбрехнул Ћнисим, но хоть не платить десЯть
летов даней-кормов, хоть не давать поганого выхода ордынского, не видеть
безобразного грабежа в дому своем!.. ‚ самом деле, на землЯх московских и
мы, почитай, станем длЯ московитов свои...
Ћтъехал Ћнисим, и новые страхи объЯли, и пошли пересуды да толки с
роднею-природой. Ђ уже и то было Ясно, что ехать надо. Ќе минуешь, не
усидишь, не отдышишь за кнЯзем своим, что и сам целиком повЯзан Њосквой...
‘тефан бегал горЯчий, пламенный. ‚арфоломею походЯ бросил, как о
решенном:
- …дем в Њоскву!
- ‚ ђадонеж! - поправил брата ‚арфоломей, которому сразу понравилось
незнакомое слово. ‘тефан подумал, кивнул как-то лихорадочно-сумрачно,
повторил опЯть нетерпеливо:
- Ќа Њоскву! - “мчалсЯ, как убегал когда-то в детстве, отмахиваЯсь от
маленького братишки. Љак там будет, что и каЯ труднота ожидает их, не важно!
‚ жизни, в коей поднесь все только рушило, исшаивало и меркло, поЯвилась
цель, словно слепительный просвет в тЯжких тучах, обложивших окоем, -
предвестие Ясных, радостных дней. Ќа Њоскву!
‚арфоломей вышел на крыльцо, постоЯл, подумал, ковырЯЯ носком сапога
подгнившую ступень, спустилсЯ в сырь просыхающего сада.
Ѓыла та пасмурнаЯ пора весны, когда все еще словно бы медлит, не в
силах пробудитьсЯ ото сна. Ќебо мглисто. ‘нег уже весь сошел, и лишь кое-где
мелькнет в частолесье ослепительно-белый на желто-сером ковре измокших,
омертвелых трав случайный обросок зимы. Ќабухшие почками ветки еще ждут, еще
не овеЯло зеленью паутину берез. € если бы не легчающий воздух, сквозисто и
незнакомо, печалью далеких дорог наполнЯющий грудь, то и не понЯть - весна
или осень на дворе?
Ћн оглЯнулсЯ, вдохнул влажный холод, поежилсЯ от подступившего озноба и
вдруг впервые увидел, понЯл, почуЯл незримо подступившее к нему одиночество
брошенных хором, опустелых хлевов, дичающего сада, огородов, покрытых
бурьЯном, поваленных плетней, за которыми во всю ширь окоема идут и идут по
небу серые холодные облака...
„олгие ли ночные молитвенные бдениЯ, посты ли, налагаемые им на самого
себЯ, так обострили и обнажили все чувства? €ли шевельнулось то, смутное,
что уже погнало в рост все его члены, стало вытЯгивать руки и ноги, острить
по-новому кости лица, - то смутное, что называют юностью? ’олько-только еще
задевшей ‚арфоломеЯ своим незримым крылом! Ђ уже и означило край пушистого,
нежного, мЯгкого и Ясного, зовущегосЯ детством. „а, детство готовилось
окончитьсЯ в нем, а юность еще только собиралась вступить в свои права. …ще
не скоро! …ще не подошла сумЯтица чувств, и глухие порывы, с первыми
проблесками мужественности, - хоть и рано взрослели дети в те века, - но уже
в обостренной отстраненности взора, коим обводил он родное и уже как бы
смазанное, как бы полурастворившеесЯ в тумане, жило, предчуЯлась близкаЯ
юность, пора замыслов, страстей и надежд.
Ѓыло совсем тихо, и поблазнилось на миг, словно и правда уже вымерло
все и все уехали туда, в неведомый и далекий ђадонеж. Ћн стоЯл, подрагиваЯ
от холода, как вышел, в одной посконной рубахе, и не думал, а просто глЯдел,
ощущал. —то-то ворочалось, возникало, укладывалось в нем, невестимо длЯ
самого себЯ, о чем-то шептали безотчетно губы. ѓрубые московиты, что жрали,
пили и требовали серебра у них в дому, - это было одно, а кнЯзь €ван,
пославший ратников за данью, и неведомый московский город ђадонеж - совсем
другое. € одно не сочеталось с другим, но и не спорило, а так и
существовало, вместе и порознь. ќто была взрослаЯ жизнь, которой он еще
попросту не постиг, но которую должен, обЯзан будет постичь вскоре; сейчас
об этом не думалось.
‚олнистые, шли и шли над землею бесконечные далекие облака.
- ѓосподи! - прошептал он, поднимаЯ лицо к небу, - ѓосподи!
ћность! или горний знак ѓосподень? или весна? Љоснулось незримое, овеЯв
его чело. Ќа миг, на долгий миг, исчезло ощущение холода и земной твердости
под ногами, и его как бы унесло туда, в это волнистое небо, в далекую даль,
в пасмурную истому ранней весны.

ѓлава 25

‚се это лето, последнее лето в родимом дому, готовились к отъезду.
Џо совету џкова решили се-год паровое поле засеЯть Ячменем.
- Џопервости хоша коней продержим! - горЯчо втолковывал џков Љириллу. -
Љоней заморить - самим погинуть! Ђ к Џетровкам беспременно в ђадонеж послать
косцов! ‘енов отселева не увезешь! Џо осени пошлем лес валить на хоромы, а
на ту весну - всема! - Ћн решительно рубил рукою воздух, словно обрубаЯ
незримые корни ихнего житьЯ-бытьЯ. - ‚сема! ‘ женками, с челЯдью, со
скотиной...
‡амолкаЯ, џков угрюмилсЯ, тЯжело круглил плечи. ђешатьсЯ на переезд
тЯжко было и ему.
Џодымали пашню, садили огороды. Ќе по-раз приезжал доверенный отцов
гость торговый, о чем-то толковали, передавали из рук в руки тЯжелые кожаные
кошели. “водили со двора скотину, увозили останние запасы, обращаЯ тЯжелый
сыпучий товар в веское новогородское серебро. ѓость забирал Љириллову лавку
в торгу, уходили в обмен на серебро мельница, рыбачьЯ долеваЯ тонЯ на ‚олге
и полдоли на озере Ќеро (втораЯ половина уже была продана летось в уплату
ордынского выхода). ЏеретрЯхивали портна, камки, сукна и скору. Ѓереженные
на выход дорогие парчовые одежды Љирилловы решили тоже продать. Ќа думное
место при московском кнЯзе все одно надежды никакой не было!
‚ечерами родители спорили, запершись:
- ѓрабит тебЯ Ћнтипа твой! - сердито бранилась ЊариЯ. - есть гривен
новогородских за озерный пай, эко! „а ниже восьми гривен то место николи не
бывало! Њогли бы и пождать-тово!
Љирилл, успокаиваЯ, клал ладони на плечи жены, бормотал, что зато, мол,
тотчас и серебро в руках... ‘ам чуЯл, что дешевит, да уж невмочь было. „ал
бы волю себе и все бросил даром!
‘тефан меж тем нешуточно впрЯгсЯ в хомут. ‹етал на коне, покрикиваЯ на
холопов, в охоту бралсЯ за рукоЯти сохи, работал до поту, до остервенениЯ.
‚арфоломей с Џетром тоже не сидели без дела. “ всех у них было
радостно-неспокойное, тревожное чувство на душе, и хотелось работою
загасить, отодвинуть то боЯзливо-горькое, что нет-нет да и пробивалось
сквозь дневную суету и упоение неведомою судьбой. ’о поблазнит вдруг: как
это так, что другорЯдным летом не будет уже ни родимой речки, ни полЯ, ни
рощи знакомой, ни пруда; не придут славить с деревни, не завьют уже девицы
березку будущею весной? Љак это так: привычного, детского, своего -
ничего-ничего уже и не будет?
Ђ то вдруг матушка, разбираЯ укладки и скрыни, вдруг горько заплачет
над какой-нибудь памЯтною полуистлевшей оболочинкою и долго не может унЯть
слез, мотаЯ головою, немо отталкиваЯ от себЯ робкие утешениЯ сыновей...
Ќо и вновь, скрепив себЯ, беретсЯ мать за работу, вновь бегают девки,
спешат потные, горЯчие от работы мужики, вновь ‘тефан, врываЯсь в терем и
соколиным зраком глЯнув по сторонам, орет:
- Џетюха! †иво! Љ ѓерасиму скачи! Џущай шлет возы не стрЯпаЯ!
€ тот срываетсЯ в бег, торопЯсь исполнить братний наказ.
- Ђ ты что тут? - запаленно накидываетсЯ ‘тефан на ‚арфоломеЯ. - Њатери
потом поможешь, зерно вези! Ќа Њитькин клин! ’амо у севцов уже одни коробьи
остались!
‚ жаркой работе, в заполошной суете и трудах проходило лето. Ћ Џетрове
дни отсылали косцов на новые места. Џокосников в ђадонеж провожали
торжественно. Ќа отвальной усадили всех за боЯрский стол. ‘ловно уже и
сравнЯлись господа с холопами. „а, впрочем, и џков ехал с косцами, в одно.
Њать с девками сама подавала на стол. Љирилл сидел чуть растерЯнный, чуть
больше, чем надобно, торжественный, во главе застольной дружины. Љосари
сперва чинились, поглЯдывали на господ. Ќо вот по кругу пошло темно-Янтарное
пиво и развЯзало Языки, поднЯлсЯ шум, клики, задвигались, загалдели, хлопаЯ
друг друга по плечам, косари, и в боЯрских хоромах повеЯло простым
братчинным деревенским застольем.
Џели песню. € отец вдруг нежданно длЯ ‘тефана, утупив локти в стол и
уронив седую голову в ладони, тоже запел, красиво и низко, влив свой голос в
суматошный, чуточку разноголосый хор подпивших мужиков:

’о не пы-ыль в поле,
’о не пы-ыль в поле,
’о не пыль в поле, в поле, курева стоит,
’о не пыль в поле, в поле, курева-а-а стоит!

ѓолоса стройнели. ЏеснЯ крепла, набираЯ силу.

„оброй мо-о-олодец,
„оброй мо-о-олодец,
„оброй молодец поскакивае-е-ет!
Џод ем борзой конь,
Џод ем борзой конь,
Џод ем борзой конь, комонь с бухарскиим седло-оом...

Њало передохнув, начали вторую, разгульную. € уже кто-то выпутывалсЯ из
лавок и столов, намерЯсь со свистом и топотом пуститьсЯ в плЯс:

Ѓлизко-поблизку за лесом, за селом!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Џроводили косцов, и уже словно бы и опустел терем, что-то отхлынуло,
отошло туда, за синие дали, за высокие леса, и родимый дом примолк,
огрустнел перед неизбежною разлукой.
“же когда начала колоситьсЯ рожь, Љирилл, забрав ‘тефана с собою,
вчетвером, верхами, с двумЯ комонными холопами, отправилсЯ в ђадонеж:
дотолковать с наместником, осмотреть место, навестить џкова - как-то он там
справлЯет на новом месте?
‚ два днЯ добрались до ЏереЯславлЯ. …хали в одноконь и потому не
торопились излиха. ЏереЯславль, хоть и сильно уступавший ђостову, был все же
и сановит, и люден, и собор ћриЯ „олгорукого, переживший не одно разорение
града, вызывал уважение стройной основательностью своей каменной твердоты.
‘тефан извертел голову, оглЯдываЯ город, с присоединеньЯ которого, меньше
полувека назад, начались стремительные успехи московских кнЯзей, ныне -
великих кнЯзей владимирских. ‚ деловитой суете города проглЯдывала
обретеннаЯ прочность бытиЯ - или так казалось изверившемусЯ в гражданах
своих ростовчанину? Ќочевали на монастырском подворье и рано утром вновь
устремились в путь.
Љ ђадонежу подъезжали на склоне четвертого днЯ пути и уже издали
заслышали гомон и шум большого человечьего табора. „аже и сам Љирилл
прицокнул Языком, узрев, сколь навалило в ђадонеж на обещанные слободы
вольного народу из ростовской земли. Џереселенцы стоЯли станом на окраине
городка, заполнЯли дворы и улицы. Љирилл со спутниками подъехали и, не
спешиваЯсь, стали разузнавать, что тут и как и где найти набольшего? ‚скоре
им указали на кучку комонных, пересекающую стан.
‚ путанице телег и коней, пробираЯсь меж самодельных шатров, костров,
навалов кулей и бочек, среди гомонЯщих баб, блеющих овец и орущих младенцев,
ехал шагом на чубаром долгогривом коне пожилой московский боЯрин. ‘клонЯсь с
седла, что-то прошал, приставлЯЯ ладонь к уху, кивал, отвечал, крутил
головой, отрицаЯ. Ќа кого-то, сунувшегосЯ под копыта конЯ, сердито замахнул
плетью. ‚ереницею вслед за ним пробирались сквозь табор переселенцев
комонные дружинники.
- ђтище! ђтище! ’ерентий! ‘ам! - уважительным ропотом текло вслед ему
вдоль телег.
’ерентий ђтищ был одет не богато, но и не бедно. ‚ шапке с соколиным
пером, в добротном дорожном суконном охабне, полы которого почти покрывали
круп конЯ, в синей набойчатой мелкотравной рубахе, рукава которой,
выпростанные в прорези охабнЯ, были в запЯстьЯх схвачены простыми,
стеганными из толстины и шитыми цветною шерстью наручами. Љонь под боЯрином
был покрыт пропыленною, тканой, домашней работы, попоной, схваченной под
грудью наборною, в серебрЯных блЯхах чешмой. ‚ узорном серебре была и
уздечка чубарого жеребца. Ќа самом боЯрине никаких украшений, кроме
массивного золотого перстнЯ на левой руке с темным камнем-печатью, не было.
ђукавицы он, видно, сунул за луку седла.
- ’ерентий ђтищ, наместник кнЯжой! - строго молвил отец, оборачиваЯ
чело к ‘тефану. ‘ам он выпрЯмилсЯ в седле елико мог и подобрал поводьЯ,
сожидаЯ, когда ’ерентий приблизит к ним.
‘тефан глЯнул на отца, на двоих холопов, сиротливо притулившихсЯ за его
спиною, перевел взглЯд на наместника московского, и его как резануло по
сердцу. Ћтец был и одет не беднее ђтища: в рубахе узорчатой тафты, в
отороченном по краю зеленым шелком вотоле, уздечку конЯ украшали звончатые,
тонкого серебра прорезанные цепи... € все же - как властен, какого
достоинства полон этот усталый московский хозЯин, и как заметно робеет, хоть
и стараетсЯ скрыть это, отец, висок которого, весь в испарине, узрел вдруг с
острою жалостью ‘тефан, поглЯдев сбоку на родителЯ.
Љирилл никогда еще в жизни своей не был просителем, и, как все люди,
привыкшие к власти, лишенный этой власти, оробел, потерЯл себЯ: засуетилсЯ
излиха, торопливо подъезжаЯ к ’ерентию, забоЯлсЯ, что тот не заметит,
провинует мимо нарочито разодетого ростовчанина.
’ерентий ђтищ остановил конЯ. ‚ ответ на приветствие кивнул, поглЯдев
строго, без улыбки. Ћн и верно устал. ќто было видно по лицу. Ќе первый день
уже проводил в седле, почти не слезаЯ с конЯ. ‘какал то туда, то сюда,
встречал, отводил, устраивал, решаЯ походЯ многочисленные споры о землЯх,
пожнЯх, заливных поймищах, разбираЯ жалобы местных на приезжих и приезжих на
местных, которые то не пускали находников к воде, то не позволЯли ставить
хоромы на означенном месте, то сгонЯли переселенцев-пахарей со своих пажитей
и пожен. Ћн уже давно сорвал голос, уговариваЯ и стращаЯ, давно уже перестал
гневать или дивить чему-либо, знаЯ про себЯ только одно: надо как можно
скорей посадить всех на землю, скорей развести по весЯм и слободам, и пока
это не свершено, пока люди стоЯт табором, не престанут ни ссоры, ни свары,
да и кнЯзь, не ровен час, опалитсЯ на него за нерасторопный развод беглецов.
Џосему и незнакомому боЯрину уделил самое малое времЯ. “знав, что тот еще
только мыслит о переезде, покивал удовлетворенно головою, осведомилсЯ о
косцах (вспомнил-таки, что у Љирилловых молодцов вышла сшибка с местными). ‚
ответ на слова Љирилла, решившего напомнить о Џротасии-‚ельЯмине, покивал,
все так же сумрачно, без улыбки; прихмурЯсь, наморщил чело, подумал:
- Љак же! Ѓывал с Џротасьем ”едорычем с вашеЯ страны боЯрин, бывал!
Ћнисим ле?
- Ћнисим, Ћнисим, - встрепенулсЯ обрадованно Љирилл, - своЯк мой!
- „ык и чево! - подытожил ђтищ, почти прервав скорую Љириллову речь. -
‚ самом ђадонеже место дадено, чево больши! Љажись, близь церкви тамошней? -
Ћн достал бумажный бухарский плат, отер пот и пыль с чела и, едва попрощавши
с Љириллом, не пригласив ростовского боЯрина ни заезжать, ни в гости к себе,
тронул конЯ.
‘тефан в течение всего короткого разговора мрачно молчал, почти стыдЯсь
за родителЯ. Ћскорбила его и не гордость московита - гордости мало было в
умученном в смерть московском наместнике! - а малое внимание, отпущенное его
отцу. ‡нал, ведал умом, что так и будет, так и должно быть. Ђ все-таки
ведать - одно, а так вот узреть, почуЯть самому, что уже и отец не великий
боЯрин, не нарочитый муж, а скромный ходатай перед кем-то другим, и ты сам
уже не сын великого боЯрина, и не укроет уже тебЯ от покоров, пересудов и
возможного глума, стараЯ родоваЯ слава... —то ж, приходилось и к этому
привыкать.
‚ ђадонеже их на ночь принЯл к себе местный батюшка. ‘тефан почти не
рассмотрел ни городка, ни крепости над рекою. Љак-то не до рассмотров было.
€зрЯдно проголодавшие, они вечером ели простую овсЯную кашу с сушеной рыбой,
захваченной из дому, пили кислый крестьЯнский квас. Ћтцу батюшка уступил
свою кровать. ‘тефан с холопами улеглись на полу, на соломе, застланной
конскою попоной. ’олько теперь почуЯлось впрЯмь и сурово, что жизнь придет
им тут налаживать наново, и все прожитое о сю пору не в счет.
“тром разыскали старосту, застолбили место под терем. Ќе обошлось без
ругани, ибо на месте там какой-то из местных огородников сажал капусту.
- то мне наместник! џ тута сам наместничаю! - кричал смерд, брызгаЯ
слюной и уставЯ руки в боки. - Ќаехало семо, незнамо кого!
Љирилл в конце концов не выдержал: снЯл серебрЯное кольцо с пальца,
бросил смерду. ’от потер кольцо толстыми коричневыми пальцами, зачем-то
понюхал и скрылсЯ, ворча, как уходит, отлаЯв свое, сердитый уличный пес.
- Ѓалуешь, господине! - осудил, покачиваЯ головою, местный батюшка. -
€м-ить за все уже дадено из казны кнЯзевой! ‘лабину покажешь - опосле они и
не отстанут от тебЯ!
џкова разыскали не без труда на дальних пожнЯх. џков был хмур.
- ‘кота посбавить придет по первости! - произнес он вместо приветствиЯ
охлюпкой, весь распаренный и черный, подъезжаЯ к господину. Џосле уже
поздоровалсЯ, рассеЯнно оглЯдел ‘тефана. - ‹юдей мало! •оврЯ заболел, а
Ѓронька косой ногу обрезал.
Љирилл посупилсЯ, оглЯдел немногочисленные стога, повел головою позадь
себЯ:
- …нтих оставить тебе?
џков кивнул молча. Љирилл оборотил лицо к холопам, повелел строго:
- Љосить оставлЯю! џкова слушать, как менЯ!
„омой возвращались вдвоем. „орогою ‘тефан заместо холопа треножил и
поил коней, готовил ночлег, разбиваЯ походный шатер, стелил ложе отцу и
себе, варил над костром кашу. Љирилл молчал. ‘тефан помалкивал тоже. € было
хорошо. „аже нравилось: нравилсЯ вольный путь, тишина, свобода. Ќравилось
незнакомое до сих пор и трогательное чувство заботы о старом отце.
Љ жнитву воротились покосники. џков все беспокоилсЯ, не увезли бы сено,
оставленное почти без доглЯду, и вскоре, доправив необходимые дела, опЯть
поскакал в ђадонеж. ‚арфоломей с Џетром все расспрашивали ‘тефана: как там и
что? ‘тефан хмурилсЯ: "‘ами узнаете!" ђаз только и проронил: "Ќароду
наехало, что черна ворона"... ђадонеж так и оставалсЯ длЯ ‚арфоломеЯ
загадочным красивым именем - где-то там, далеко-далече, в неведомом,
незнакомом краю.
‘валив жатву, подсушив и ссыпав в кули зерно, вновь нарЯжали людей на
новое место - рубить лес, класть начерно клети под будущие хоромы. Ћ
ђадонеже уже говорили буднично, как о привычном, те, кто был и отправлЯлсЯ
опЯть. “меренно ругали местных - московлЯн, поругивали и землю - значительно
худшую, как согласно утверждали все, чем ихнЯЯ, ростовскаЯ.
‘валив страду, вновь заездили друг к другу родичи. ’ормосовы подымались
целым гнездом, великую силу народа уводили с собою. Ћнисим наведывалсЯ не
раз и не два. Џриезжал и ѓеоргий, сын протопопов, тоже намеривший переезжать
в ђадонеж...
ел снег, подходило ђождество. ’еперь ждали только твердого наста да
первого мартовского солнышка, чтобы по весне тронутьсЯ в путь. € уже
охватывало нетерпение: скорей, скорей, скорей!
Љирилл почти не выезжал из ђостова. Џередавал кнЯзю Љонстантину
складную грамоту, улаживал дела градские и посольские, платил на последЯх
трудно добытым серебром татарскую дань, снимал честь местническую, навек
отлагаЯ от себЯ родовую славу. Ћтымались от старого боЯрина кормлениЯ и
селы, слагались званиЯ и почести.
Џриходили, прощались, - а кто и не приходил вовсе, - некогда зависимые
от Љирилла купцы, гражане, деловой люд. ЉланЯлись в поЯс, просили не
гневать. Љирилл отдавал поклоном за поклон, иных, кому обЯзан был чем,
награждал чести ради. Џомалу награждал, помногу-то и нечем было уже! € чуЯл
старый Љирилл, что словно раздевает себЯ, словно с уходом всех этих людей и
людишек, купчин и смердов меньшает, умалЯетсЯ и он сам...
Ќевеселым было нынешнее ђождество, невеселы ‘вЯтки! •оть и так же
шатались рЯженые в личинах и харЯх по селу, так же, с визгом, скатывались
девки с парнЯми на санках с горушек, так же бешено гонЯли разубранные
упрЯжки лошадей на ЊаслЯной. Ќо терем боЯрский все это веселье задевало
словно бы краем, словно бы и там, на селе, уже простились заране с
разоренным великим боЯрином.
€ как жаль, как страшно было лишитьсЯ уютных горничных покоев родимого
дома, жарко горЯщей семейной божницы, тихого привычного угла в родимом дому!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Џо весеннему санному пути уходили обозы. ’ормосов обещал приглЯдеть за
Љирилловым добром. ЏерегонЯли скот. Ћпустели хлева, опустела челЯднЯ, и
давно уже надо было и им самим сниматьсЯ с места, но все медлил Љирилл, все
никак не умел доделать до конца всех дел своих, перерезать или перерубить
все нити, что свЯзывали его с этой землею и с ђостовом. € дождались-таки
распуты, и уже пережидали бездорожье, и уже когда стаивал снег и обнажалась
землЯ, пустились наконец в путь.
€з утра в доме хлопают двери, выносЯт, торочат, увЯзывают. ‚арфоломей
мечетсЯ, носит, помогаЯ, вместе со всеми. ‡а деловой суетою в предутренних
сумерках некогда ни оглЯнуть путем, ни вздохнуть. Ќо вот уже и рассвело, и
запрЯжены кони, и боЯрский возок Љирилла уже стоит на дворе. ‚се!
“гасли огни в обреченном доме. ‡амотанные в дорожное платье, покидали
горницы последние жители. ЌЯнька ворча засовывает в печку старый лапоть,
положив несколько теплых еще угольков, ласково зазывает "хозЯина" -
домового: "Џоди, поди, хозЯюшко!"
ЉрестЯт углы, кланЯютсЯ, прощаЯсь с хоромами. Џоследними, уже вытащив
наружу сундуки и укладки, бережно снимают иконы со стен, выносЯт, укладывают
в боЯрский возок. € с этим настает конец дому. ’еперь только непрошеный
ветер станет гулЯть по опустевшему жилью, да летучие мыши повиснут под
стрехою, да ласточки станут лепить свои гнезда в углах выморочных комнат. €
скоро, очень скоро, ежели не найдетсЯ покупщик, прохудит и прогнетсЯ крыша,
рухнут, подгнив, толстые переводы, осыпав землею и гнилью сырые полы, станут
потаскивать то и иное мужики из окрестных деревень, а там - не огонь, так
времЯ и до зела истребЯт бывшую боЯрскую хоромину, сровнЯют с землею стены,
в муравьиную труху обратив тесаные стволы, печь упадет грудою камней в
красноватой осыпи, густым бурьЯном зарастет землЯ, и юные тонкие березки
веселою порослью пробьютсЯ сквозь сор и тлен, укрыв все, что еще напоминало
о человечьем житье, и обратив вымороченную пустошь в веселую звонкую рощу.
Ќа дворе, когда уже все приготовилось к отъезду, видитсЯ, сколь их
мало! …два сорок душ набралось напоследЯх всей оставшейсЯ верной Љириллу
дворни. Ќу, да еще те, кто уехал наперед, с џковом. Ќегустою толпой за
воротами стоЯт провожатые, прибрели из деревни. ЃоЯрской чете на
расставанье, кланЯЯсь, подносЯт хлеб-соль. ЊариЯ принимает хлеб
прослезившись. ‘вЯщенник кропит и крестит обоз. Ќо вот уставное благолепие
рушитсЯ. †енки начинают голосить. “льЯниЯ, соскочив с телеги, кидаетсЯ на
шею какой-то деревенской родственнице, и обе воют, словно хоронЯт друг
друга. Џод вой, шум, провожальные крики, чей-то смех и чей-то плач трогают
первые телеги. ‘тарый постельничий, ковылЯЯ, бежит из-за дома, протЯгивает
Љириллу что-то - оказываетсЯ, мешочек с родимой землею, забыли нагрести
второпЯх.
Љолеса на выезде глубоко врезаютсЯ в мЯгкую, только-только
освобожденную из-под снега землю. ‘зади машут шапками и рукавами, кричат, и
непрошеные слезы навертываютсЯ на глаза ‚арфоломеЯ, - словно в тумане
расплываютсЯ лица провожающих и уходЯт, уходЯт вдаль. Ћн цеплЯетсЯ руками за
борта телеги, тЯнет шею, стараЯсь еще узреть, еще увидеть что-то самое
последнее. Љони, разбрызгиваЯ грЯзь, уже идут рысью. Џрощай, отчий край,
прощай, ђостов!

—Ђ‘’њ II

ѓлава 1

‚ давние, незапамЯтные годы новгородцы, пробираЯсь реками и
переволоками сквозь сплошные леса междуречьЯ, избрали и утвердили себе здесь
дорогу - прорубили просеки, настлали гати на болотах, поставили памЯтные
кресты на взлобках высоких берегов. ђеки были полноводны, край нехоженый.
Џодымались по волжской Ќерли и, ежели не входили прЯмо в Љлещино озеро,
откуда можно было по ’рубежу и Љержачу достигнуть ЉлЯзьмы, то уклонЯлись
правее, в речку Љубрь, в верху которой срубили на крутой горе †дан-городок,
а оттуда, лесными волоками и малыми реками, в истоках ‘улоти и „убны, путь
шел на ‚орю, в верховьЯх которой облюбовали себе гости новгородские высокий
обрывистый мыс, что почти кругом обтекало рекою, делавшей здесь широкую
излучистую петлю, обрыли рвом пологий скат холма, насыпали вал, поставили
частокол с рублеными башнЯми по насыпу, углубили спуск к воде под стеною,
воротнею башней укрепили узкую греблю, что только и соединЯла обрывистый
холм с материком, под холмом устроили пристань, поставили амбары и лабазы.
Љрепостцу от случайных набегов дикой мери или воинственных вЯтичей могла
оборонить горсть ратных. ’ак и возник городок ђадонеж, почти неприступный в
те далекие патриархальные времена.
„авно уже ушли новгородцы из этих мест. Ќе два ли века минуло с тех
пор, как пал в битве с суздальской ратью на †дане горе новогородский
посадник Џавел, знатный землепроходец великого вечевого города; давно уже
перенЯли и стали заселЯть местный край великие кнЯзьЯ владимирские.
€збранный некогда новгородцами речной путь был заброшен, ибо открылись иные,
удобнейшие. ‡ахирел маленький городок, и кабы не новаЯ перемена судьбы, не
быть бы ђадонежу совсем - исчез бы он, как и многие иные, в густой щетине
восставших лесов. Ќо открылась дорога из Њосквы на ЏереЯславль, утвержденный
за собою властной рукою умного и дальновидного зачинателЯ Њосквы, кнЯзЯ
„анилы, "своЯ" дорога, мимо пока еще чужого „митрова, и вновь обрел значение
древний городок, стоЯвший как раз на полпути от Њосквы к ЏереЯславлю. Ђ там
подоспела волна ростовских беглецов, и край глухой и дикий начал наполнЯтьсЯ
народом, стуком топоров, криками ратаев по веснам. Ќа вырванных у лесной
глухомани пожогах поднЯлись рожь, Ячмень и овес, и новые, теперь уже
московские градодели принЯлись летать, рубить и достраивать бывшую
новогородскую твердыню на крутой излуке извилистой лесной реки.
‡емли эти кнЯзь €ван Љалита, устроив и населив, завещал после смерти
своей супруге, …лене, после которой они перешли к младшему сыну €вана (в те
поры еще и не рожденному!) Ђндрею. Ќо этого еще нет, это когда-то будет, и
€ван Љалита еще живет и здравствует, и боретсЯ с тверским кнЯзем
Ђлександром, хитрит с “збеком, скупаЯ в Ћрде Ярлыки на чужие кнЯжениЯ, чтобы
и там, как в ђостове, самому начать собирать ордынскую дань. €дет тихое,
подобное просачиванью воды, устроение земли, и не будь "†итиЯ" ‘ергиЯ,
написанного …пифанием Џремудрым, нивесть, и узнали бы мы, как шло это,
сквозь завесу веков невидное глазу перемещение людских потоков, всплеснувшее
еще полстолетьЯ спустЯ, когда и кнЯзь €ван, и дети его давно уже упокоились
в земле, дерзким величием Љуликова полЯ.

‚ ђадонеж приехали ночью. Ћт холода и усталости пробирала дрожь. ’ело,
избитое тележною трЯской, совсем онемело, сон одолевал до того, что перед
глазами все начинало ползти и плыть. •отелось одного лишь - куда бы
ткнутьсЯ, хоть в какое-то тепло, и уснуть. Џетю сморило так, что холопы его
из телеги вынесли на руках. ‚ темноте они стоЯли дрожа, словно куры под
дождем, маленькой жалкою кучкой, потом куда-то шли, спотыкаЯсь, хлебали, уже
во сне, какое-то варево, носили солому в какой-то недостроенный дом - с
кровлею, но без потолка, отчего в прорехи меж бревнами лба и накатом
виднелось темно-синее небо в звездах. ’ут, на попонах, тюфЯках, рЯднине,
накинув на себЯ что нашлось теплого под рукой - толстины, попоны, зипуны, -
они все и полегли вповалку спать: слуги, господа и холопы, мужики, женки и
дети. Љирилл с Њарией одни остались в тесном, набитом детьми и скотиной
поповском дому. ‚арфоломей едва сумел сотворить молитву на сон грЯдущий и,
как только лег, обнЯв спЯщего Џетюшу, так и провалилсЯ в глубокий, без
сновидений, сон.
“тром он проснулсЯ рано, словно толкнули под бок. ‚се еще спали,
слышались тЯжкое дыхание и стоны уломавшихсЯ за дорогу людей. ЉакаЯ-то женка
хриплым от сонной одури шепотом уговаривала младенЯ, совала ему сиську в
рот. Њогуче храпели мужики. Џрохладный воздух, вливаЯсь сверху, овеивал
сонное царство. Њежду тем снаружи уже посветлело. ‘тали видны начерно
рубленные, еще без окон, стены, в лохмах плохо ободранной коры, и висЯщие
над головою переводы будущего потолка с каплЯми и сосульками свежей смолы.
‚арфоломей тихо, чтобы не разбудить братика, встал, укрыл Џетю поплотнее
рЯдном и шубою и стал выбиратьсЯ из гущи тел, стараЯсь ни на кого не
наступить. ‘ трудом отворив смолистое, набухшее полотно двери, он по
приставной временной лесенке соскочил на холодную с ночи, все еще отдающую
ледЯным дыханием недавней зимы, в пЯтнах тонкого инеЯ, землю и, ежась и
поджимаЯ пальцы ног, пошел в туман.
Ѓледное небо уже легчало, начинало наливатьсЯ утреннею голубизной.
‡везды померкли, и близкий рассвет нежно-золотым сиЯнием уже вставал над
неЯсной зубчатою преградой окружных лесов. ‘тройнаЯ, стоЯла близь деревЯннаЯ
островерхаЯ церковь. Ќазад от нее уходили рЯды рубленых изб, клетей, хлевов
и амбаров. Ќад рекою, угадываемой по еле слышному журчанию, стоЯл плотный
туман. ‘ краю обрыва, к которому подошел ‚арфоломей, начиналось неведомое,
за которым только смутно проглЯдывали вершины леса и светло-серый, почти
незаметный на блекло-голубом утреннем небосводе крест второй церковки,
целиком повитой туманом.
‚от легко пахнуло утренним ветерком. џрче и Ярче разгоралсЯ золотой
столб света над лесом. ’уман поплыл, и в розовых волнах его открылсЯ город -
сперва только вершинами своих костров и неровною бахромой едва видного
частокола меж ними. ѓородок словно бы тоже плыл, невесомый и призрачный, в
жемчужно-розовых волнах, рождаЯ легкое головное кружение. Џронизанные светом
опаловые волны тумана медленно легчали, тоньшали, открываЯ постепенно
рубленые городни и башни, вышки и верхи церковные. Ќаконец открылсЯ и весь
сказочный, в плывущем мареве городок. Ћн стоЯл на высоком, как и
рассказывали, почти круглом мысу, обведенный невидимою, тихо поющей понизу
водою. Љ нему от ближайшей церкви вела узкаЯ дорога, справа и слева
по-прежнему обрывающаЯсЯ в белое молоко.
‚от вылез огненный краешек солнца, обрызнул золотом сказочные, плывущие
терема и костры, и ‚арфоломей, замерший над обрывом, утверждаЯсь в сей миг в
чем-то новом и дорогом длЯ себЯ, беззвучно, одними губами, прошептал:
- ђадонеж!
Џотом, когда светлое солнце взошло и туман утек, открылось, что не так
уж высок обрыв, и долина реки не так уж широка и всЯ замкнута лесом, и
городок, как бы возникший из туманов, опустилсЯ на землю. ‚иднее стали где
старые, где поновленные, в белых заплатах нового леса, стоЯчие городни. €
костры городовой стены, крытые островерхими шеломами и узорною дранью,
вросли в землю, как бы опустились, принизились. Ќо ощущение чуда,
открывшегосЯ на заре, так и осталось в нем.
ЋсклизаЯсь на влажной от ночной изморози, а кое-где еще и непротаЯвшей,
твердой тропинке, он сбежал вниз, к реке, и напилсЯ из нее, кидаЯ
пригоршнЯми ледЯную воду себе в лицо, и заглЯделсЯ, засмотрелсЯ опЯть, едва
не позабыв о том, что его уже, верно, сожидают дома. € правда, по-над
берегом доносило высокий голос “льЯнии:
- Ћлфороме-е-ей!
Ћн единым махом взмыл на обрыв и тут в лучах утреннего солнца разом
узрел и стоЯщий на курьих ножках смолисто-свежий, изжелта-белый сруб, и в
стороне от него грудЯщихсЯ под навесом коров, что уже тЯжко мычали, подзываЯ
доЯрок, и веселые избы, и розовые дымы из труб, и румЯное со сна,
улыбающеесЯ лицо младшего братишки с отпечатавшимисЯ на щеках следами
соломенного ложа, взлохмаченного, только-только пробудившегосЯ, и заботную
“льЯнию, и мужиков, и баб, что, крестЯсь и зеваЯ, выползали, жмурЯсь на
Яркое солнце, и заливистое ржание конЯ за огорожею, верхом на котором сидел
сам џков, прискакавший из лесу на встречу своего господина.
‡вонко и мелодично ударили в кованое било в городке, и тотчас стонущими
ударами стали отозвалось било ближней церкви. ѓрудь переполнЯло безотчетною
молодой радостью - хотелось прыгать, скакать, что-то стремглав и тотчас
начинать делать.
- Ђуу! - отозвалсЯ ‚арфоломей на голос “льЯнии и вприпрыжку побежал к
дому, из-за угла которого - ему навстречу - уже выходил ‘тефан с секирою в
руке, по-мужицки закатавший рукава синей рубахи. ЌачиналсЯ день.

ѓлава 2

Ќазавтра они всею семьей ЯвлЯлись волостелю. ‚нове и страшно было
узнать Љириллу, что он, почитай, и не боЯрин уже, что несудимой грамоты на
землю у него нет, что отвечать ему теперь по суду придет не перед кнЯзем, а
перед волостелем, или наместником, ’ерентием ђтищем (и вот еще почему ђтищ
не похотел ближе сойтись с бывшим ростовским великим боЯрином! ЌеровнЯ тебе
тот, кого ты волен судить!) и что хоть он и вольный человек, муж, владелец
холопов и земли, но когда выйдут последние льготные лета, придет ему и дани
давать, Яко всем, и мирскую повинность сполнЯть нарЯду с прочими, только что
не в черносошные крестьЯне записали его, а в вольные землевладельцы, и то
благостынЯ великаЯ!
€ знал, и догадывал Љирилл, что будет именно так, а все надеЯ была,
глупаЯ, тщеславнаЯ надеЯ, что блеск прошлого величиЯ, прежних заслуг на
службе кнЯжеской, когда он пребывал в нарочитом звании своем, что-нибудь да
будут значить и здесь, на московской земле. ‚се оказалось тщетою,
обольщеньем ума, марой. € приходилось принимать сущее как оно есть, полной
чашей испивать горечь бытиЯ.
Ќо надо было жить, и не просто жить, а начинать жизнь сызнова. €
повелись труды неусыпные. "Ќеусыпные" не длЯ украсы словесной, а в самом
прЯмом и строгом смысле этого слова. Љоротка весеннЯЯ ночь! Ќо и то в дому
Љирилловом вставали до свету, до первых петухов, а ложились, когда уже
багрЯные отсветы заката густели и меркали над отемневшей землей.
ЊариЯ твердою рукою взЯлась вести дом. Ћна еще подсохла, глубокие
прЯмые морщины пробороздили щеки. Љогда и сколько она спала - никто толком
не знал. €з утра, до петухов, она уже была на ногах, нарЯжала на работы,
шила, пекла и стрЯпала, доила коров и кормила телЯт, сама прЯла шерсть и
лен, успеваЯ в то же времЯ надзирать за всем обширным хозЯйством, видеть
работу каждого, да и сверх того каждому находить когда строгое, когда и
утешительное слово, ободрить, приласкать, успокоить: лечила ожоги, поила
болЯщих травами, ободрЯла Љирилла, изрЯдно опустившегосЯ и потишевшего на
первых порах. Ђ когда заглЯдывали то ћрий, то Ћнисим, то который ни то из
’ормосовых или местных радонежан, умела и гостЯ принЯть, и не терЯла ни
перед кем повелительной осанки своей, паче мужа блюла гордость боЯрскую.
Љазалось, именно про нее были сказаны слова о жене, день и ночь неустанно
утверждающей руце своЯ на всЯкое делание благопотребное, а ум простирающей
на служение мужу и ѓосподу Ѓогу своему.
Џод ее строгим взглЯдом и мужики не терЯли себЯ, рубили хоромы, валили
лес, готовили пашню под новый посев, чистили пожни. Џриходило работать
секирою и тупицей, пешней и мотыгою, теслом и скобелем, молотом и сапожною
иглою. ЊЯли кожи и сучили дратву, тачали и шили, гнали деготь, чеботарили и
лили воск.
Ќе хватало людей, да и приказать, как прежде, нельзЯ было уже - вольные
смотрели поврозь, ладили отойти от господина жить в особину, слободскими
землепашцами. Љабы не дружные усилиЯ всей семьи, кабы не ‘тефан,
развернувшийсЯ на диво, не одюжил бы Љирилл и первого года своего в
ђадонеже, хоть и помогали ему, сильно помогали наездами ’ормосовы, и Ћнисим
не оставлЯл родича, а все же тем и самим несладко было попервости выставать
вновь на радонежской новине!
‘тефан въелсЯ в работу свирепо. Ћн рубил, тесал, ворочал тугие стволы,
сам ковал коней, сам щепал дрань на хоромы. ‘ухощав, высок и крепок, с
серебрЯным крестом на распахнутой груди, с огневым мрачным лицом, он круто и
безошибочно вырубал чашею углы, проведЯ чертою, твердо брал секиру и в один
дух, не останавливаЯсь, проходил весь ствол, выгонЯЯ затем словно играючи
бело-розовый смолистый паз; сам-один, бледнеЯ от натуги, ворочал неподъемные
дерева, лихо клал на мох, покрикиваЯ на холопов, которые (те, что не
покинули господина своего) слушались теперь ‘тефана беспрекословно.
‚арфоломей любовалсЯ братом. €зо всех сил, стараЯсь не отстать, спешил
прежде слова исполнить любое его повеление. Ќе обижалсЯ, когда ‘тефан,
принимаЯ его работу, лишь молча, коротким кивком одобрЯл любовно и чисто
вырубленный створ двух бревен или выглаженную до блеска ‚арфоломеевым
топором колоду окна. "ѓде, как и когда навык брат все это делать? -
восхищенно думал ‚арфоломей, изо всех сил по ‘тефанову указанию уминаЯ
сыромЯтину в вонючей жиже широкого дубового корыта. - Ћткуда он знает
мужицкий труд?"
‘тефан частенько и ошибалсЯ, конечно, и творил не так и не то, и,
наливаЯсь темною кровью, склонЯЯ чело, подходил к џкову ли, или к кому из
опытных мастеров прошать о том, и другом, и третьем, но ‚арфоломей в
юношеском обожании своем вовсе не замечал огрехов старшего брата, даже и
тогда не чуЯл их, когда ‘тефан, наказав ему что-нибудь делать, ЯвлЯлсЯ
вечером, после целого днЯ старательной работы ‚арфоломеЯ, и говорил угрюмо:
- Ќе так! ‚ыкидывай все! Ќаново зачинай!
Џервый раз это случилось с копыльЯми, которые ‘тефан неверно разметил,
а ‚арфоломей по его указке наготовил целую гору, испортив заготовленное
дерево. ЉопыльЯ были слишком глубоко зарублены и не годились в дело. ‘тефан
в молчаливой Ярости ломал и швырЯл копылы об пол, а ‚арфоломей смотрел
молча, жалеЯ брата паче собственного загубленного труда.
Љогда впервые пошли на пожогу, ‘тефан, глЯнув искоса, повелел
‚арфоломею сурово:
- ‹апти обуй! ‘апоги погубишь!
‚арфоломей переобулсЯ без слов.
‚ синем дыму, в сплошной горечи низового пожара, задыхаЯсь и кашлЯЯ,
надрываЯсь над вагою, которой он выворачивал горелые пни и шевелил чадЯщие
кострища, ‚арфоломей скоро оценил братнин совет. Ќоге стало вдруг горЯчо, и,
глЯнув вниз, он увидел в дыму свой собственный затлевающий лапоть. ‚оды не
было, и пришлось долго совать и возить ногою по земле, прежде чем смолисто
занЯвшийсЯ лапоть окончательно потух.
‚ дыму точно призраки шевелились люди, открытыми ртами, словно рыбы,
вытащенные из воды, хватали дымный воздух, кашлЯли, выжимаЯ слезы из
воспаленных глаз. ‚ременами то тот, то другой, отшвыриваЯ вагу, с руганью
отбегал вон из пожара к близкому болотцу, там валилсЯ ничком в сырой мох, на
несколько блаженных мгновений погружал обожженное лицо в холодную ржавую
воду. Ћдин ‘тефан, черный, страшный, с пронзительными белками глаз на
закопченном лице, так ни разу и не ушел с пожоги. ‘калЯсь, сцепив зубы,
ворочал и ворочал вагою, кучами таскал мелкий сор, раздуваЯ костры,
обжигаЯсь, выпрыгивал прЯмо из пламени и снова, сбив и охлопав предательские
искры с затлевающей свиты, кидалсЯ в огонь.
Ћкружный лес то совсем заволакивало дымом, и тогда крайние дерева
словно висели в густом чаду, лишенные подножиЯ своего, то дым прижимало на
миг к земле повеЯвшим с вершин ветром, головы людей выныривали из тумана,
свежий дух врывалсЯ в опаленные легкие, и снова тЯжкаЯ едучаЯ мга подымалась
ввысь, заволакиваЯ все окрест.
‚арфоломей ворочал и ворочал, размазываЯ сажу и пот по лицу, временем
поглЯдываЯ на Џетра - не провалилсЯ бы невзначай в какую огненную Яму. Љогда
ставало невмоготу, читал про себЯ "Ћтче наш" или свой любимый псалом: "Љамо
пойду от духа твоего, и от лица твоего камо бежу? Ђще взыду на небо, ты тамо
еси, аще сниду во ад - тамо еси, аще возьму криле мои рано и вселюсЯ в
последних морЯ, и тамо бо рука твоЯ наставит мЯ, и удержит мЯ десница твоЯ!"
Ђд был похож на пожогу, а спрЯтатьсЯ в глуби морЯ ужасно хотелось в такие
мгновениЯ, но после псалма как-то становилось легче: душа, а с нею и руки и
тело обретали утерЯнную твердоту. ЏетЯ уже дважды уползал в лес -
отлеживатьсЯ. ‚арфоломею очень хотелось того же. Ќо ‘тефан не уходил с
пожоги, и, ломаЯ себЯ, не уходил и ‚арфоломей.
Ќизилось солнце, темнело. џрче горели костры. Џросохшее дерево веселее
занималось белым пламенем. ‚ середке пожоги, где были навалены большие кучи
пеньЯ-колодьЯ, Ярел и ширилсЯ высокий, шатающийсЯ под ветром огонь.
‚ какой-то миг на пожоге поЯвилась мать, ЊариЯ. ‚ горьком тумане,
высокаЯ и легкаЯ, подошла к ‚арфоломею, словно видение, протЯнула берестЯной
жбан с квасом: "€спей!" ‚арфоломей пил захлебываЯсь, не в силах оторватьсЯ
даже, чтобы передохнуть. Ќапоив среднего сына, ЊариЯ, щурЯсь и подвертываЯ
голову от огнЯ, двинулась дальше - искать ‘тефана.
Љостры догорели и сникли только на рассвете. € до самого рассвета
‘тефан с ‚арфоломеем ворочали вагами костры, помогали огню, корчевали и
стаскивали в кучи тлеющие сучьЯ и тЯжелые хвойные лапы, что, подсохнув,
вспыхивали слепительными мириадами искр.
‘тефан, - мало поев и едва соснув на лесной опушке, подстеливши свиту и
завернув голову от комарьЯ, - на заре снова был на ногах, и ‚арфоломей,
оставшийсЯ по примеру брата стеречь костры, у которого уже никаких
решительно не оставалось сил - ни душевных, ни телесных, - тоже встал,
шатаЯсь, с трудом и болью разгибаЯ онемевшие члены, и, почти рыдаЯ, побрел
вслед за братом, тЯжко ступаЯ по горЯчему пеплу в огонь.
Џосле пожоги не пришлось даже передохнуть, ни отмытьсЯ путем. Џодпирали
иные заботы. ‘нова надобно было брать в руки топоры, ворочать камни, месить
глину и ладить упрЯжь.
‚арфоломей в тот день, как воротились с пожоги, лег было спать без
обычной вечерней молитвы. Ќо и обарываемый сном, тихо скулЯ от боли, от
сухого жжениЯ опаленной кожи, все-таки поднЯлсЯ, добрел до иконы и, встав на
колени (ноги уже не держали), горЯчо поблагодарил ѓоспода за данные ему силы
к труду. € стало легче. Ћдолев себЯ, уж и разогнутьсЯ сумел, и твердо дойти
до ложа, и солому перетрЯхнуть. …ще подумал, валЯсь, что сейчас, наверное,
лицом напоминает ‘тефана, и - не додумал, унырнул в сон.
Ќазавтра брат, свысока глЯнув на обгорелые останки лаптей в руках у
‚арфоломеЯ, процедил - скорее себе самому, чем ‚арфоломею:
- € лапти плесть надо уметь самому! - Џодумал, поджав рот, повелел: - “
ѓригорьЯ возьми новую пару, заутра пахать идем!
Џоздно вечером ‚арфоломей пробралсЯ в челЯдню, где густо грудились в
кухонном чаду и дыму останние Љирилловы холопы с женками и детьми, подсел к
’юхе Љривому, который как раз ладил берестЯной кошел... Ќе говорЯ о том ни
слова ‘тефану, сократив отдых и сон, ‚арфоломей за две недели выучилсЯ
прилично заплетать и оканчивать лапоть, постиг прЯмой и косой слой,
уразумел, как ловчее всего действовать кочедыгом.
’юха не шутЯ похваливал боЯрчонка. “ ‚арфоломеЯ и верно был талант в
руках. Љаждое дело к тому же он начинал постигать старательно и не срыву, не
стыдилсЯ, как ‘тефан, спрашивать и раз, и два о том, чего не понимал, и,
отдаваЯсь работе, забывал думать о себе, не разглЯдывал себЯ со стороны, как
другие, не гордилсЯ, но и не приходил в отчаЯние от неудач. Џотому, верно, и
получалось у него быстрее и лучше, чем у прочих.
‘тефан подивилсЯ ‚арфоломееву уменью:
- ‘ чего это ты?
- ‘ам же баЯл... про лапти... надо уметь... - смущенно отозвалсЯ
‚арфоломей. Џовертев перед глазами пару лаптей, сплетенных братом, ‘тефан
похвалил снисходительно чистоту работы. ‚арфоломей весь, до кончиков ушей,
зарозовел, даже в жар бросило от ‘тефановой похвалы. ђедко хвалил его брат!
…ще и с того, что не замечал ‚арфоломей своих успехов в труде. € когда
сравнЯлсЯ со ‘тефаном в плотницком уменье, не возгордилсЯ тем, наивно
продолжаЯ считать брата мастером, а себЯ всего лишь робким подмастерьем.
Џетр, тот работал хоть и старательно, но без огнЯ и надсады, не лез
изучать каждое ремесло подрЯд. Љогда братьЯ брались за топоры и ваги, Џетр
чаще всего возил и растаскивал бревна конем. Љогда ‘тефан или отец поручали
ему какое дело, исполнЯл старательно сказанное, но не более того, а на брань
улыбалсЯ покорно, не терЯЯ обычного своего спокойствиЯ. ‚прочем, ‘тефан к
младшему брату и не придиралсЯ так, как к ‚арфоломею, с которым, уже и сам
чуЯл, повЯзала их какаЯ-то инаЯ, большаЯ, чем у обычных родичей, свЯзь.
’емными вечерами, обарываемый сном, он порою толковал ‚арфоломею о гностиках
и тринитарных спорах, об Ђфанасии ‚еликом и Ћригене, объЯснЯл, в чем
заключалась ересь ЂриЯ, и как надо понимать вочеловеченье •риста, и что
такое пресуществление в таинстве евхаристии. „ом уже спал, уже задремывала
сама ЊариЯ, раньше всех подымавшаЯсЯ на заре, а братьЯ сидели, прижавшись
плечами друг к другу, тело гудело от целодневного труда, а ум, освобождаЯсь
от вЯзких пут суедневности, уносилсЯ в выси духовных сфер. ‡вучали
произносимые хриплым шепотом удивительные слова: "плирома", "эоны", "тварный
свет"; перед мысленным взором проходили неведомые города из высоких
затейливых хором, какие пишут на иконах, и жар протекшего летнего днЯ
претворЯлсЯ в жар далекой ливийской пустыни, где мудрые старцы свершали свой
подвиг отречениЯ от благ мирских.
Љогда труд творитсЯ по принуждению или по тЯжкой, приходЯщей извне
обЯзанности, не овеЯнной духовным смыслом, не пережитой, как внутреннЯЯ, из
себЯ самое исходЯщаЯ потребность, тогда труд - проклЯтие и бремЯ. € тогда
человек, обЯзанный труду, тупеет, что сказываетсЯ и во всей внешности его, в
безжизненном, не то сонном, не то свирепом, выражении глаз, в тЯжелом складе
лица, в угрюмой согбенности стана, в культЯпистости грубых, раздавленных
работою рук. Ќо тот же труд, столь же и более того тЯжкий порою, но
пронизанный высшим смыслом, горней мечтою, творимый сознательно и по воле
своей, - тот же труд, но понимаемый как подвиг, или завет предков, или дар
ѓосподень, враз изменЯет значение свое, придает свет и смысл самому бытию
человеческому, оправдывает и объЯснЯет всю громаду духовных сущностей,
творимых в веках разумом людским. €бо только знающий цену труду знает и
истинную цену слову, подвизающему на труд и подвиг.
Џока еще сохами ковырЯли горЯчую землю пожоги, морщась от пепла, что
клубами вздымалсЯ из-под ног и лошадиных копыт, а рало то и дело цеплЯло за
корни дерев, и дергалсЯ взмыленный конь, храпЯ и приседаЯ на круп,
‚арфоломей, в плечах и коленах которого не прошла еще боль недавней
огненно-дымной работы, не чуЯл ничего, кроме истомы телесной да редких
мгновений радости, когда рало шло, взрыхлЯЯ чистую землю, пока очередное
полусгоревшее корневище не останавливало конЯ, и приходилось рывком выдирать
тЯжкое рало из земли, перемешанной с пеплом, и вновь, налегаЯ на рукоЯти
сохи, вгонЯть его в лесную нетронутую целину. Ќе чуЯл ничего, кроме устали,
он и вечером, возвращаЯсь домой и знаЯ одно: пока не свалилсЯ в постель,
надобно омыть тело и сотворить молитву ѓосподу. Ќо вот окончили пахать,
собрали и сожгли останние корЯги и корни. ‹егкий дождик, спрыснув пожогу,
прибил пепел и тлен, и настала та свЯтаЯ минута, когда пришло сеЯть в землю
зерно.
€ как осуровели, каким внутренним светом наполнились лица! Љак
торжественно насыпали в кадь и в пестери припасенную рожь, как крошили в
кадь с семенным зерном сбереженный пасхальный кулич, и ставили свечи, и
свЯщенник читал молитву, обходЯ кадь с рожью, - это все было с вечера. Ђ
наутро, прибыв на пожогу еще по росе, старики Ћнтипа и ’юха, а с ними џков
со ‘тефаном (молодого боЯрина созвали из уважениЯ), разувшись и повесЯ себе
пестери на плеча, пошли, перекрестЯ лбы и пошептав молитвы, по вспаханному
полю, одинаковым движением рук разбрасываЯ сыпучие струи зерна. € следом за
ними, мало пождав, двинулись две конные упрЯжки с деревЯнными боронами, одну
вел ‚арфоломей, другую Џетр. € хоть пожога была не близко от дома, но и
Љирилл с Њарией к пабедью тоже Явились на поле, когда уже землЯ, разбитаЯ
боронами, лежала, ровнаЯ, на большей части бывшей пожоги, грачи и вороны с
криком вились над пашнею, норовЯ ухватить незаборонованное зерно, и мужики,
намахавшись вдосталь, уже заканчивали сев.
Џотом шли к телегам, и ’юха толковал ‘тефану как равному, что тот
крутовато заносит длань, надобно поположе, тогда ровнее лЯжет зерно и не
будет огрехов. ‚арфоломею в самом конце работы тоже дали немного побросать
зерна, и он с замиранием сердца, хоть и неумело еще, взмахивал рукою и кидал
разлетающуюсЯ в воздухе горсть семЯн, всею кожей ощущаЯ творение чуда: чуда
воссозданиЯ нового бытиЯ из семЯн предыдущей жизни. "‡найте же, не умрет
зерно, но прорастет! Ђ упавши на почву добрую, даст сторицею"... ‚ечнаЯ
тайна! ‚ечный оборот бытиЯ. ‚се тот же и всегда новый круг воссозданиЯ
творимого. Ќе так же ли точно и ’ворец силою вышней любви постоЯнно творит и
обновлЯет земное бытие? € тогда во всем, что вокруг и окрест нас, - …го
дыхание, …го волЯ и тайна великаЯ!
’еперь минувшаЯ пожога уже не глЯделась страшною, и прерывистый,
царапающий землю ход сохи получил оправдание свое. ’ворЯ - воссоздавай, и
будешь творить по воле ѓосподней!
‚ечером все вместе сидели за праздничным столом. ‚от и засеЯна перваЯ
пашнЯ на здешней стороне, первый корень пущен в землю новой родины!

ѓлава 3

‹адным, согласным перебором стучат топоры. ‘тефан с плотником Ќаумом и
младшим братишкою ‚арфоломеем рубЯт новую клеть, торопЯтсЯ успеть до покоса.
Џарит. Ћблака стоЯт высокими омертвелыми громадами, не загораживаЯ
Яростного солнца. ‡емлЯ клубитсЯ, исходит соками. ‹ист на деревах сверкает и
переливаетсЯ в дрожащем мареве. Ћкоем весь затЯнут прозрачною дымкой. ‚се
трое взмокли, давно расстегнули ворота волглых рубах. ‚олосы мокрыми космами
ниспадают на разгорЯченные, опаленные солнцем лбы. Ѓревна истекают смолою.
’опоры горЯчи от солнца - не тронь. —мокает и чавкает свежее дерево. ЃоЯрин
и мужик молча, враз, подхватывают топорами бревно, круто, рывком,
оборачивают (давно выучились понимать друг друга без слов) и тут же с двух
концов наперегонки зарубают чашки. ‚арфоломей торопитсЯ разложить ровным
рЯдом мох по нижнему бревну. “рЯдив свое, тут же хватаетсЯ за топор, изо
всех сил гонит крутую щепу, вычищаЯ паз. ѓотовое дерево тут же усаживают на
место. ‘тефан мрачен, досадливо щурит глаза, прикусывает губу, зло и твердо
врубает секиру, что означает у него какую-то настырную муку мысли, и
‚арфоломей отбрасывает пот со лба тыльной стороною ладошки, отдуваЯ с лица
долгую прЯдь льнЯных волос, коротко и преданно взглЯдывает на брата,
недоумеваЯ - чем же так раздосадован ‘тефан? €з утра уже обратали восемь
дерев, и клеть, глЯди-ко, растет прЯмо на глазах!
Ќаконец ‘тефан разгибаетсЯ длЯ передыху - сухощавый и высокий, в отца,
просторный в плечах, - легко вгонЯет секиру в бревно, обтирает чело рукавом
и слегка кивает Ќауму, который тотчас, соскочив с подмостий, проворно
забираетсЯ в тень за грудою окоренных бревен. ‘ам ‘тефан медлит, оглЯдываЯ
вприщур поставленный на стоЯки сруб, и ронЯет сквозь зубы не то брату, не то
самому себе:
- …динственнаЯ дорога - монастырь! Ќе прибежище в старости, не покой, а
подвиг! „а, да, подвиг!
‚арфоломей вперЯет взор в лицо брата - строгое, загорелое докрасна,
резкое и прЯмое, словно обрубленное топором ото лба к подбородку, в его
углубленные, огневые, обведенные тенью глаза.
- ”аворский свет? - переспрашивает с надеждою, - как на Ђфоне?! - (Џро
”аворский свет он может говорить и выслушивать бесконечно.) - ‘тефан! -
спрашивает он робко. - ’ы ведь мне так и не дотолковал того, как надобно
деЯть, чего там у их... мнихов афонских?
- —его тут уведашь... ‚ лесе живем! - рассеЯнно отвечает ‘тефан и
присовокуплЯет досадливо: - Ћ чем тут, в ђадонеже, можно узнать!
- Ќаучи менЯ греческому! - застенчиво просит отрок.
‘тефан остро взглЯдывает на брата, отводит взор и покачивает головой:
- Ќедосуг!.. ’рудно... - Ћн опЯть было беретсЯ за секиру, подкидывает
ее в руке, что-то поправлЯет легкими скупыми ударами носка.
‘олнце встает все выше и уже приметно истекает из середки своей тЯжелою
тьмой. ‚от край высокого облака легко коснулсЯ солнечного круга, пригасив и
сузив жгучие лучи. ‚ густом настое запахов смолы, пыли, навоза почуЯлось
легчайшее, чуть заметное шевеление воздуха. •оть бы смочило дождем!
- Ѓлаго есть! - громко проговаривает ‘тефан, втыкаЯ в ствол блеснувшее
лезвие секиры. - Ѓлаго есть, - повторЯет он, - что все так окончило!
ђоскошь, палаты, вершники впереди и назади, седла под бирюзой, серебрЯные
рукомои... Ќа кони едва ли не в отхожее место!
‚арфоломей слушает раскрыв рот, забыв в руке недвижный топор. Ќе сразу
уразумел, что ‘тефан бает про ихнюю прежнюю жисть.
- ђоскошь не надобе человеку! - режет ‘тефан, ни к кому не обращаЯсь,
горЯчечным взором следЯ пустоту перед собой. ‚арфоломей даже дыхание
сдерживает, мурашами по коже понЯв, что брат намерил сказать сейчас что-то
самонужнейшее, о чем думал давно и задолго.
- ѓосподь! ‚ поте лица! - ‘тефана распирает изнутри, и слова
выпрыгивают оборванные, словно обугленные, без начала и свЯзи. - Ђ мы все
силы - опасти себЯ от тЯжести! Ћблегчить плеча, от поту опастись! Ќа том
камени зиждем, что и сам тленен и временен! Ђлчем тех сокровищ, что червь
точит и тать крадет! € на сем, тленном, задумали строить вечное! ЊосковлЯне
правы, что отобрали у нас серебро!
- ‘рам, что, пока не свалит на тебЯ беда, сами не можем! ‘лабы духом!
Ќадо самим! Ќужно величие жертвы! „а, в монахи! - продолжал он Яростно, с
жутким блеском в глазах, - взЯть самому на себЯ вериги и тЯготу большую и
тем освободить дух! Ћт роскоши, от гордости, от похвал, славы - ото всего!
’огда! “зришь свет ”аворский!
€ сыроЯдцы нынь терзают ђусь из-за нас! Ќам, нам, русичам, надобно
сплотить себЯ духовно! —ел ты слова ‘ерапионовы? Њы, днесь, "в посмех и
поношение стали народам, сущим окрест!" …динение! Ђ затем - дух свЯтой
возжечь во всех нас! ‚от путь! „лЯ сего - и прежде - очистить себЯ от
скверны стЯжательской! „ьЯвол взыскует плоть, ѓосподь - дух! € это должны
мы! ЃоЯре! Њужики - они еще не вкусили благ, а мы, отравленные ими, должны
сами себЯ изменить! •ватит сил духовно, - сумеем поднЯть всю ђусь! ‚се
прочее - тлен. ‘лова не нужны. Ќужны дела! Џодвиг! Ќа ђуси пропала вера в
подвиги!
Љогда поднЯлась ’верь - громили евкала, ты еще мал был, - знаешь, Я
шаталсЯ по торгу. ‘обралось вече. € все знали, что надо помочь! € никто,
понимаешь, никто! Џервым чтобы. Љак старшина, мол, боЯре как? Љак набольшие
менЯ? € - предали! Ќа поток и разор ордынский предали тверичей! џ тогда
уразумел, понЯл: дух! „ухом слабы! Ќе силою! Ђ в училище нашем, в ђостове,
споры о тонкостЯх богословских, что там сказал Ќесторий... —то бы то ни, а -
сказал! Ђ мы - повторЯем только!
€ „митрий ѓрозные Ћчи! ЃесполезнаЯ смерть в Ћрде. Љак Я его понимал
тогда! ЏреклонЯлсЯ! ѓероем считал! Џодвижником... Ђ быть может, и он...
вовсе... от бессилиЯ...
Џодвиг! €дти вопреки! ‡наешь, ежели бы вдруг разрушились деревни и
словно от мора некоего народ побежал в города, стеснилсЯ в стенах, забросив
нивы и пажити, Я бы сказал тогда: паши землю! Ќо не опускайсЯ долу, не терЯй
высоты духовной! ‡най, что и там, на пашне, творишь ты не живота ради, а
ради духа животворЯщего твоего!
Ќо народ жив! Ћн как раз в деревнЯх, на земле, вот здесь, окрест нас.
Ќужен подвиг духовный, надобен монашеский труд! ‘овокупление в себе „уха
Ѓожьего! ”аворский свет! ќто огонь, от коего возгорит новое величие ђуси!
‘тефан замолк как отрезал. ‚арфоломей глЯдел на брата не шевелЯсь. Џуть
был означен. €м обоим. € - он знал это - другого пути не могло быть.
- ‘тефан! - спросил он после долгого молчаниЯ, - что нам... что мне, -
поправилсЯ он, зарозовев, - надо делать теперь? “креплЯть свою плоть длЯ
подвига?
- —еловек все может и так... - устало возразил ‘тефан. - ‚ Яме, в
училище, в голой степи, в плену ордынском годами живут люди! ‚ыдержать можно
много... любому... когда нет иного пути! ‘ильна плоть! ‚ажно самого себЯ
подвигнуть на отречение и труд, важно... да ты все знаешь и сам! - ‘тефан
вздохнул, вновь берЯсь за рукоЯть секиры. - Ќаума покличь!
‚арфоломей единый незримый миг медлит, обернув к брату пронзительный
взор, и прежде, чем соскочить с подмостий, выговаривает серьезно:
- џ с тобою, ‘тефан! —то бы ни сталосЯ впредь, Я с тобой!

ѓлава 4

€стекает ”илипьев пост. ЃлизитсЯ ђождество. ‡емлЯ плотно укутана в
толстую белую шубу. Њетет. ‘еребрЯные струи со звоном и шорохом обтекают
углы клетей. ‚есь ђадонеж в белой мгле. Љони под навесом жердевой стаи
сбились в кучу, прЯчась от ветра, греют друг друга. ’емной, убеленной ветром
громадою выситсЯ терем Љирилла, обширный, в две свЯзи, поставленный на
высокий подклет. ’ретьелетошние бревна уже посерели и потемнели от вьюжных
ветров и косых дождей. ‘нег, набитый ветром в углубленьЯ пазов, подчеркнул и
выкруглил белою прорисью каждое бревно. —елЯднЯ, поварнЯ, амбары и клеть
прЯчутсЯ и тонут в дыму мЯтели. …два-едва проглЯдывают соседние избы и
огорожи. ђедкий огонь мелькнет в намороженном слюдЯном оконце, редко
откроетсЯ дверь. Љому охота в такое непогодье высовывать нос из дому?
‚сЯ семьЯ Љирилла в сборе, кроме ‚арфоломеЯ. Ћн из утра уехал за сеном.
‚ первой, проходной, горнице терема, где разместились четыре семьи старшей
дружины Љирилловой, горит одинокий светец. Ѓабы прЯдут, судача о своем. „ети
залезли на полати, сопЯ, возЯтсЯ друг с другом в темноте. џков с „аньшею
лениво передвигают шахматы по доске. ђазговор о том о сем, но все больше
как-то задевает ’ерентиЯ ђтища - наместнику надобны люди, и многие
ростовчане уже заложились за боЯрина, даже один из бывших Љирилловых холопов
подалсЯ на сытные московские хлеба.
- Ќашему бы господину от московитов какую волостишку на прокорм... -
прЯча глаза, ронЯет „аньша. ђука его замирает в нерешительности, наконец
двигает по доске грубую кленовую фигуру. џков, сощурЯсь, переставлЯет лодью,
бормочет, словно бы про себЯ:
- Џрошло времЯ!
…го самого, отай, перезывали в дружину ’ерентиЯ, о чем „аньше пока
ведать не надлежит. "Ђ ни лысого беса нам не дадут!" - думает он сокрушенно,
пока еще по привычке не отделЯЯ себЯ от господина своего.
- Ќи лысого беса не дадут, устарел наш боЯрин! - произносит он почти
вслух, забираЯ лодьей супротивничьего конЯ.
‚о второй горнице, за рубленою стеною, за закрытою дверью - Љириллова
семьЯ. Џотолок в саже и здесь: топЯт по-черному. Ќо ниже досок - отсыпок
стены и лавки выскоблены дожелта, и в двух стоЯнцах теплютсЯ высокие свечи.
ЊариЯ, как по всЯкой день вечером, шьет, привычно и споро орудуЯ иглой.
Љирилл, примостЯсь рЯдом, у той же свечи, щурЯсь и отводЯ книгу далеко от
себЯ, перечитывает житиЯ старцев египетских. (Љ старости стали сдавать
глаза: вдаль хорошо видЯт по-прежнему, а вблизи все расплываетсЯ и двоитсЯ.)
‘тефан у второго стоЯнца тоже погружен в чтение - изучает греческий
синаксарий. Џетр плетет силки на боровую птицу. ‘тараЯ нЯнька сучит льнЯную
куделю, мотает готовую нить на веретено. ѓолова у нее слегка трЯсетсЯ. ’ихо.
‘лышно, как, огораЯ, потрескивают свечи в стоЯнцах. ЊариЯ, круто склонив
чело, замирает с иглою в руке, слушает жалобный голос ветра за стеною.
- „олжно бы уж Ћлфоромею быть! ‘ кем уехали-то?
- ‘ Ћнькой! - отрывисто отвечает ‘тефан. - „ороги замело, почитай,
совсем...
- ‚ьюжнаЯ зима, - подает голос “льЯниЯ, - конЯм истомно, поди!
- „оедут! - заключает ‘тефан и вновь утыкает взор в узорные строки
греческого письма. ЊариЯ, с некоторою тревогою поглЯдев на старшего сына,
вздыхает, переведЯ речь на иное:
- Ћнисим даве баЯл, кнЯзь €ван „анилыч будто опЯть в Ћрду укатил...
Љирилл отрывает покрасневшие глаза от книги, с трудом возвращаЯсь к
тутошнему земному бытию. ’рудно думает, шепчет что-то про себЯ, морща лоб.
- Ќадобе Ђлексан Њихалычу... - Ќе докончив, прислушиваетсЯ: - Ќе волки
ле?! ‚ьюга, не ровен час... Ќаши-то!
‘тефан подымает голову, угрюмо кидает:
- ‘иди, отец! џ выйду, послушаю. ‡аодно коней глЯну! - Ћн стремительно
встает, глубоко нахлобучивает шапку, на ходу набрасывает на плеча овчинный
зипун. ‘коро хлопает наружнаЯ дверь. Љирилл по-прежнему прислушиваетсЯ и не
понимает: не то это ветер в дымнике, не то и вправду далекий волчий вой? …му
как-то почти все равно, где сейчас находитсЯ какой кнЯзь, даже и чем
окончитсЯ прЯ Њосквы с ’верью, а всего важнее - воротитсЯ ли благополучно
‚арфоломей из лесу?
ЊариЯ тоже прислушиваетсЯ, но не столько к вою ветра, сколько к своим
скорбным мыслЯм, - видно по горькой прЯмой складке губ, по взору, недвижно
устремленному в пустоту.
- •лева надо рубить по весне, и повалушу, - произносит она наконец, - с
каких животов? •олопов всех распустил, дитю и приходитсЯ одному битьсЯ в
лесе в экое погодье!
- Ќе путем баешь, жена! - укоризненно отвечает Љирилл, помедлив. -
•ристос не велел роботити братью свою... Џо-Ѓожьи надобно...
- „ети! - восклицает ЊариЯ с тихим отчаЯньем. - Љабы не дети! ЏетЯ вон
мужиком растет, Ћлфоромей когда что самоуком ухватит у ‘тефана, а так-то...
ђостила, ночей не спала... ‚ крестьЯне пойдут?
Џетр подымает взглЯд, готовный, светлый. Њолчит, но Ясно и так: и
пойду, мол, что такого? Ќе ссорьтесь только из-за менЯ!
- Џочто перебрались сюда, третий год бьемсЯ... - бормочет ЊариЯ,
склонЯЯсь над шитьем. - Ќи почету, ни службы кнЯжой. ‹юди уходЯт, который
доброй работник, ты всЯкому вольную даешь! Ћсталась, почитай, одна
хлебоЯсть!
- џков есть! - веско замечает Љирилл.
- € џков уйдет! - с безнадежным отчаЯньем восклицает ЊариЯ.
- џков не уйдет! - убежденно и строго, сводЯ хмурью все еще красивые
седые брови, возражает Љирилл. ЊариЯ коротко взглЯдывает в укоризненные очи
супруга и еще ниже склонЯет голову с белыми прЯдЯми седины, что предательски
выглЯдывают из-под повойника.
- Џрости, ладо! - винитсЯ она вполголоса. - —ую, не то молвила...
’окмо... ‚ ђостове хоть ‘тефана выучили... Ђ здесь - одни медведи! “мрем в
одночасье...
- ѓосподь не оставит детей, жена! ‚се в руце его! - вздыхаЯ,
отмолвливает Љирилл. Џодумав, он добавлЯет: - Џремного величахусЯ, красно
хожаху, в злате и сребре! ѓордых смирЯет ѓосподь...
- ’ы ли величалсЯ! - ѓолос Њарии звучит глубоким лебединым горловым
переливом, ломаетсЯ и тонет в молчании. (‹юбимый, ладо, жалимой,
неталанливой мой! - досказывает за нее тишина.)
‘нова хлопает настылаЯ дверь. ‘тефан поЯвлЯетсЯ на пороге,
кирпично-красный с мороза.
- ’рофим опЯть конЯм сена не задал! - громко и возмущенно говорит он с
порога. - Џристрожил бы ты его, батЯ! - Ћн скидывает настылый зипун, вешает
шапку на деревЯнную спицу. ЏробираЯсь к столу, ронЯет, словно бы невзначай,
длЯ матери с отцом: - „о ночи не воротЯт, поеду встречь.
‚ьюга воет. ‚ оснеженных крохотных оконцах, прорубленных всего полтора
бревна и затЯнутых пузырем, смеркает короткий день.
Ќо вот наконец на дворе скрипЯт долгожданные сани. ‘лышно, как фыркают
кони. Џетр со ‘тефаном оба срываютсЯ с мест и наперегонки, ухватываЯ зипуны,
вылетают из терема. ’ут уже в синих сумерках грудЯтсЯ возы. Љони тЯжко
дышат, шумно отфыркивают сосульки с морд. ЊокраЯ шерсть в кольцах,
закуржавела от инеЯ. ‚арфоломей с Ћнькой, оба по уши в снегу, шевелЯтсЯ у
возов.
- Џрипозднились! Џробивали дорогу! - весело объЯснЯет сизый ‚арфоломей
прыгающими губами. …го всего трЯсет, но покраснелые, исхлестанные снегом
глаза сиЯют гордостью победы. ‚едь ему пришлось несколько часов подрЯд по
грудь в снегу пробивать дорогу конЯм, и на последнем выезде лопнул гуж, и
он, срываЯ ногти, развЯзывал - и развЯзал-таки! - застывший на морозе
кожаный узел, и передергивал гуж в хомуте, и затЯгивал вновь немеющими на
холоде окровавленными пальцами. € все-таки довез, дотЯнул, не бросив ни
которого в пути (как ему советовал Ћнька и как, приходЯ в отчаЯнье,
подумывал было он и сам), все четыре груженые воза, и теперь уже все позади,
и братьЯ сгружают сено, и выползают холопы на помочь, и —убарый, что шел
передовым, по грудь угрЯзаЯ в сугробах, и храпел, и билсЯ в хомуте, и прыгал
заЯчьим скоком, грозЯ оборвать всю упрЯжь, тоже не подвел, возмог - выстал,
вытащил-таки! Ђ сейчас стоит косЯ глазом и поводЯ боками, и тепло и небольно
прихватывает ‚арфоломеЯ большими зубами за рукава и стылые полы зипуна,
тычетсЯ мордою в руки и грудь ‚арфоломею, соскребаЯ об него сосульки с усов
и губ.
- Ѓалуй, балуй! - радостно бормочет ‚арфоломей, распрЯгаЯ конЯ, а тот
сам, сгибаЯ шею, помогает стащить хомут с головы и, освобожденный от сбруи,
переступив через оглобли, сам, волоча уздечку, уходит в загон к сбившимсЯ в
кучу конЯм. ‚арфоломей догонЯет —убарого, сует ему в рот оставшийсЯ в мошне
огрызок хлеба, и пока конь, благодарно киваЯ головою, грызет, снимает
заледенелую узду. ‡десь, за бревенчатою стеною терема, уже не так резко
сечет ветер, от конЯ пышет жаром, и ‚арфоломей на минуту прижимает ладони к
потной и мокрой шее —убарого, чуЯ, как живит конское тепло одеревенелые
пальцы...
‘коро сено убрано, дровни затащены под навес и все четыре лошади
распрЯжены и поставлены в стаю. Ћживленно переговариваЯ, работники
расходЯтсЯ по клетЯм. ‘инЯЯ ночь надвигаетсЯ на зимний ђадонеж. € так славно
сейчас сидеть дома, в тепле, у огнЯ! ’ак славно, сотворив молитву перед
трапезою, греть руки о глинЯную латку с горЯчими постными щами, так сладок
душистый ржаной хлеб, который ‚арфоломей по раз-навсегда заведенной привычке
не глотает торопливо, давЯсь кусками, как бы ни был голоден, а долго и
тщательно разжевывает, пока весь рот не наполнит слюной и пока хлеб не
превратитсЯ в нежную кисловатую кашицу, котораЯ уже как бы сама проникает в
горло - так жевать научили его за много лет добровольно принЯтые на себЯ
посты.
- ‘тефан, ты мне обещал сегоднЯ сказывать про ‚асилиЯ ‚еликого? -
спрашивает он вполголоса брата, отрываЯсь от еды.
‘тефан кивает.
‘нова хлопают двери. ‚сЯ облепленнаЯ снегом, румЯнаЯ, сиЯющаЯ, нежнаЯ в
своем пуховом платке и шубейке, забегает Ќюша, Џротопопова внучка - "Ђнна
ћрьевна", как полушутЯ зовет девочку по имени-отчеству деинка Ћнисим, -
ойкает, ласково и звонко произносит: "•леб-соль!" - и таратористо передает
то, с чем ее послали родители, сама озорными глазами оглЯдываЯ по очереди
всех троих братьев, что сидЯт за столом, и каждый по-своему - ‘тефан
снисходительно, ЏетЯ радостно, а ‚арфоломей застенчиво - невольно отвечает
на ее улыбку. ‡амечает кирпично-красное, промороженное лицо ‚арфоломеЯ,
строит ему в особину милую рожицу, но тут же, не выдержав, прыскает в
ладошку и, увильнув подолом, с заливистым хохотом убегает вновь в синий
холод, только щелк намороженной двери словно все еще хранит, замираЯ,
незаботный девичий смех.

ѓлава 5

Њинуло ђождество. Џо деревне ходили со звездой, славили младенца
•риста. € тотчас затем заходили по ђадонежу рЯженые в личинах и харЯх, с
хвостами и рогами, плЯсали, изображаЯ чертей, таскали бесстудного
"покойника" из дому в дом, "проверЯли" визжащих девок. ‚арфоломей от рЯженых
спасалсЯ на чердаке. „аже Ќюша "Ђнна ћрьевна", не могла его выманить оттуда.
Ћн один только и не ходил, кажетсЯ, в личине по зимним улицам, перепрыгивал
через сугробы, под огромным, затканным голубыми алмазами звезд небом.
Ќа Љрещение устраивали йордан - пешали прорубь в речке в виде большого
креста; бабы свекольным соком окрасили ледЯные краЯ, и сверху, с горы, дивно
было глЯдеть на темно-алый, с бурлЯщею в глубине темной водою ледЯной крест
и цветную толпу радонежан по краЯм, веселыми криками приветствующих
храбрецов, что, перекрестЯсь, кидались нагишом или в одних рубахах в ледЯную
воду и тут же выпрыгивали, красные, словно ошпаренные, торопливо влезаЯ в
шубы и валенки.
Ќа Њасленой, так же, как и в ђостове, катались по улицам на
разукрашенных лентами и бубенцами конЯх. ѓадали и крестились, бегали в
церковь и к колдуну. †изнь текла причудливой смесью верований и суеверий,
своим, неуправлЯемым потоком, притекавшим из прошлого и уходЯщим в иные,
будущие века... € по книгам, по учительным словам €оанна ‡латоустого,
узнавалось, что то же самое было и встарь, и всегда, быть может... ’ак что
же - должен отринуть он этот мир, с гаданьЯми и колдовством? ЏроклЯсть, Яко
древние манихеи? €ли принЯть все как есть, согласитьсЯ и на ведовство, и на
нечистую силу, заговаривать кровь у знахарок и просить домового не гонЯть и
не мучить по ночам лошадей?
Ќа Њасленой произошло одно событие, не такое уж и важное самое по себе,
но заставившее подростка ‚арфоломеЯ впервые самостоЯтельно задуматьсЯ о
праве и правде и о том, как непросто и порою неожиданно разрешаетсЯ то и
другое в окружающем его земном бытии.
ђадонежанин Ќесторка, конский барышник, на своем караковом жеребце
обогнал в состЯзаниЯх праздничную упрЯжку самого ’ерентиЯ ђтища, наместника.
Љонь у Ќесторки был и правда дивный. ‚арфоломей живо помнил конские
бега, разубранные упрЯжки, цветную толпу орущих, свистЯщих, машущих платками
и шапками радонежан, гривастых, широкогрудых коней в узорных уборах, сбруи в
наборной меди и серебре, расписные легкие сани, ездоков в заломленных
шапках, в красных развевающихсЯ кушаках, вихри снега из-под копыт, и то, как
седоки, обгонЯвшие соперников, скалЯ зубы, приподымались в санЯх, словно
сами готовЯсь полететь вослед сумасшедшему конскому бегу... € как в тот миг,
когда сани победителЯ начинали обходить чужие и морда скачущего конЯ в пене
и блеске удил выдвигалась все больше и больше наперед обгонЯемой упрЯжки, а
переборы конских ног и просверк копыт сливались в одно сплошное, едва
различимое мелькание, - лавиною нарастал и ширил дружный крик со сторон:
"Ќадда-а-ай!". € на крике, на сплошной волне, под бешеный звон колокольцев
вырывалась вперед победоноснаЯ упрЯжка, и уже седок, выпрЯмлЯЯсь в рост, сам
орал и вопил, и гнал, слившись с конем и повозкой в единый катЯщийсЯ клубок,
в снежном вихре к победной мете.
Ќесторка пустил своего каракового на третий заезд. ‹егко обогнав
шестерых соперников, он скоро приблизил к упрЯжке ђтища и начал обходить ее
на виду у всех, у въезда в ђадонеж. Ќаместничий возчий попробовал было не
поддатьсЯ (прочие гонщики уже остались далеко позади), даже начал вилЯть, не
даваЯ пути. € тут-то Ќесторка, издав свой знаменитый разбойничий посвист,
выжал из конЯ все и еще раз все, караковый жеребец наддал, словно у него
выросли крыльЯ, и, мало не раздробив сани о сани, черной молнией пронессЯ
под носом игреневого наместничьего иноходца, уже в виду церкви вылетев
вперед, на простор укатанной ровной дороги, и тут еще наддал под
пронзительно-режущий Ќесторкин свист, а барышник в сумасшедшем беге конЯ еще
и сумел оборотить лицо, прокричав сопернику обидное, так что тот аж
сбрусвЯнел, бешено и безнадежно полосуЯ бока своего опозоренного скакуна...
Ђ потом, пока вываживали взмыленных коней, Ќесторка, оглЯдываЯ лихим
бесшабашным глазом ликующую толпу, хвастал, заламываЯ шапку, смачно
сплевывал на снег, ставши фертом, руки в боки, и сам ’ерентий ђтищ подъехал
к нему, улыбаЯсь и хмурЯсь одновременно, прошаЯ продать каракового, а
Ќесторка отрицательно трЯс головой, с беспечною удалью, через плечо,
отказываЯ самому хозЯину ђадонежа, под веселый смех и поощрительные возгласы
со сторон:
- Ќе отдавай! Ќипочем не продавай! Ђй да Ќесторка! Ђй да хват!
€ наместник, набычась, сердито вздев плеть, отъехал посторонь,
пристыженный смердом.
‚ечер и еще день барышник взапуски хвастал конем, а еще назавтра
молоньей пролетел слух, что ђтищ отобрал жеребца у Ќесторки, и не серебром,
ни меною, а за просто так: Явились наместничьи люди, свЯзали барышника, чтоб
не ерепенилсЯ, и свели жеребца к ’ерентью во двор.
Ќесторку, который запил с горЯ, жалели все. ‚арфоломей по старой памЯти
прибежал к отцу с просьбою как-то помочь, вмешатьсЯ, усовестить ’ерентиЯ
ђтища...
‘ детских лет, мало не задумываЯсь о том, видел ‚арфоломей, как
приходЯт к его батюшке мужики из села и даже горожане, купцы и ремесленники,
а он, важный, изодев праздничные порты, садитсЯ в точеное креслице и
посуживает их споры и жалобы друг на друга. Ћтца считали праведным и на суд
его никогда, кажетсЯ, не обижались. (‘амого отца в те поры судить мог только
кнЯзь.) Ѓывало, что и мелкие вотчинники обращались к Љириллу как к думному
боЯрину ростовского кнЯзЯ за советом и исправою. Љирилл ставил жалобщиков
одесную и ошую себЯ и давал им говорить по очереди, останавливаЯ, когда спор
переходил в брань или взаимные угрозы. Ћтец подолгу и терпеливо выслушивал
тех и других, посылал слухачей проверить на месте, как и что, ежели дело
касалось споров поземельных, и решал-таки дело всЯкий раз к обоюдному
согласию тЯжущихсЯ.
€ хотЯ знал, ведал ‚арфоломей, что ныне нет у родителЯ-батюшки той
власти, и даже сам он должен по суду отвечивать перед наместником, а все
казалось: как же так? Ћтец ведь! Ќикак не укладывалось новое их состоЯние у
него в голове... € только дошло, когда Љирилл, поднЯв усталый взор от книги,
скупо и строго отверг ‚арфоломеев призыв:
- Ќоне не Я сужу! „ела те наместничьи, ему и ведать надлежит. Ђ
наместник единому кнЯзю повинен. ’ак вот, сын! - Ћн вздохнул, утупил очи,
повторил тише: - ’ак вот... - € уже отворотЯсь, примолвил: - € не думай о
том, не тревожь сердца своего...
‚арфоломей вышел от отца повесЯ голову. Ќе думать, однако, он не мог. “
него мелькнула сумасшедшаЯ мысль - поговорив прежде с Ќесторкою, идти самому
на Њоскву, просить милости у великого кнЯзЯ. •оть и плохо понимал он, как
возможно ему, отроку, минуЯ тьмочисленную стражу, предстать пред очи
великого кнЯзЯ владимирского.
Ѓарышника он застал у дЯди Ћнисима, в людской, и тотчас понЯл, что
никакой разговор с ним сейчас невозможен. Ќесторка был до предела, до
положениЯ риз пьЯн. Џоминутно валЯсь на стол, размазываЯ рукавами по
столешнице хмельную жижу, он белыми, невидЯщими глазами обводил жило и в
голос, перемежаЯ ругань икотою, костерил почем попадЯ ’ерентиЯ ђтища.
Ћнисимовы смерды гыгыкали, слушаЯ барышника, подливали ему пива, которое тот
не столько пил уже, сколько выливал себе на колени и грудь, ухмыльчиво
подзуживаЯ его на новые и новые излиЯниЯ.
‚арфоломею на его первые горЯчие слова, сказанные, что называетсЯ, с
разбегу (не узнавши, верно, молодого боЯрчонка), Ќесторка ответил длинною
замысловатою руганью, в коей среди матерных слов был упомЯнут и суд кнЯжий,
и ’ерентий ђтищ, и сам великий кнЯзь московский.
- „урак он, ’ерентий твой (было добавлено и зело неподобное определение
к слову дурак), х....ый наместник! ЉонЯ отобрал! •а, ха, ха! Џущай подавитсЯ
моим конем, мозглЯк! „а Я бы на евонном мести! „а всех... ‚ рот...! Ѓабы
там, девок энтих, - табунами бы шли! Љоторую захочу! ’отчас ко мне на
постелю! ‘тада конинные! Џорты! ђухлЯдь! ‘еребро! ‚ы, вси! Џолзали б передо
мною на брюхах!
- Џолзали, ползали! - охотно, подмигиваЯ ‚арфоломею, отозвалсЯ один из
кметей. - „а ты испей! Ђвось и сам до дому-то доползешь!
- Ђ што! „оползу! Џра-слово... „а Я! „а ему... - € снова полилась
заковыристаЯ матернаЯ брань.
‚арфоломей уже не мог слушать долее гнусной похвальбы пьЯного
барышника. ‚ыйдЯ на волю, он почуЯл, что желание брести на Њоскву и искать
там Ќесторкиной правды из него улетучилось.
‚озможно, ’ерентий ђтищ был и прав, что поступил именно так! ‚о всЯком
рази, представив себе на миг обиженного Ќесторку на месте ’ерентиЯ ђтища,
‚арфоломей почувствовал, как его определенно замутило.
‘уд московский, скорый и не всегда милостивый, который творил в
ђадонеже наместник, быть может, отвечал больше воззрениЯм местных жителей на
саму природу власти и был даже понЯтнее им, чем торжественные разборы дела,
устраивавшиесЯ его отцом в ђостовской земле! „а похоже было, что и сам
Ќесторка в глубине души признавал правоту наместника, ответившего насилием
на глумливую выхвалу смерда. € что тогда должен делать и что думать он,
‚арфоломей, похотевший вступитьсЯ за обиженного?!

ѓлава 6

ЏостоЯнно таскаЯсь в челЯдню, где он обучалсЯ всЯческому рукомеслу у
всезнающего ’юхи, ‚арфоломей наслушалсЯ всЯкого. “же и приметы, и наговоры,
и значениЯ вещих снов, и вера в птичий грай сделались ему ведомы. “знавал он
- нехотЯ, само лезло в уши, - из речей, что вели при нем, нимало не
стеснЯЯсь подростка, женки, кто с кем дружит, и кто на кого сердце несет,
какаЯ ”екла или Њотька к кому из мужиков бегает на сторону, и от кого родила
дитю вдоваЯ …пишиха, и длЯ которого дела варит криваЯ Ћкулька приворотное
зелье. Ћн все запоминал молча, не вмешиваЯсь ни в бабьи пересуды, ни в
толковню мужиков, и, возвращаЯсь к себе в терем, открываЯ твердые доски
книжного переплета, думал о том, как же теперь совместить, - не длЯ себЯ,
длЯ них! - все это, слышанное только что, и высокие слова церковных
поучений? †изнь нельзЯ было ломать и корежить, это он уже постиг, скорее
даже не умом, сердцем. € тогда - не самое ли достойное и мудрое, в самом
деле, - монашескаЯ жизнь? ђЯдом и не вместе. ‘ миром, но не в миру. „лЯ
постоЯнного, но не стеснительного руковоженьЯ и наставительной проповеди
•ристовых заветов!
‚ерно, от этих непрестанных мыслей он и решилсЯ однажды на дело, едва
не стоившее ему головы.
Џро радонежского колдуна, по прозвищу ‹Япун …рш, давно и много говорили
в городке. ‚одились за ним дела темные, нечистые, даже страшные дела:
присухи, порчи молодых, насыльные болезни, порча коней и погубление младеней
по просьбам гульливых женок... Ќо последнее, что всколыхнуло весь ђадонеж,
была гибель ’иши ‘лизнЯ, доброго, богомольного мужика, что никогда и мухи не
обидел, всем готовый услужить и помочь.
‘ ‹Япуном они не ладили давно. ’иша лечил травами, пользовал скот,
почасту ничего не берЯ за свои труды, и всем тем, а паче, своею настойчивой
добротою, постоЯнно становилсЯ поперек разнообразных каверз …рша.
’ут они вроде бы помирились, и даже положили вместе рубить дерева. Ђ в
самом начале ”илипьева поста ’ишу ‘лизнЯ задавило деревом. ‘лух о том, что
дело не так-то просто и что без ‹Япуна тут не обошлось, сразу потек по
городку. ‚ лицо, однако ж, колдуну никто не говорил ничего, - боЯлись
сглаза. € на рассмотреньи у наместника так и осталось: в погибели сам
виноват, не поберегсЯ путем.
’юха, объЯснЯЯ ‚арфоломею событие, ворчал:
- „ак, ково тут, сам! Џосуди: эдак-то стоЯл ’иша, а эдак - ‹Япун. ’ута
дурак не постережетсЯ! ‘тало, прежде подрубил и свалил на ево, так! ‘ходи
сам, глЯнь. € дерева те не убраны, кажись, по сю пору.
‚арфоломей не поленилсЯ отыскать дальнюю делЯнку, где произошло
несчастье. Ћсмотрел роковое дерево, в самом деле не убранное до сих пор.
’ут, на месте, все казало Яснее Ясного. ’олько со злого умыслу можно было
так уронить дерево, не окликнув напарника. ‹юди ’ерентиЯ ђтища Явно
поленились проверить все путем.
„омой ‚арфоломей возвращалсЯ задумчивый. ‚ечером, в челЯдне, прЯмо
спросил ’юху, что ж он; получаетсЯ, все знал, а не повестил о том
наместнику?
- €шь ты, борзый какой! - возразил ’юха, покачав головою. - ‹Япун-то,
знаешь, колдун, ево и не взЯть никак! ‹юбой страже глаза отведет, а опосле
житьЯ не даст, мне ить из ђадонежа бежать придет!
Љогда в этот вечер ‚арфоломей выходил из челЯдни, сами ноги повели его
в конец деревни, а там, по проторенной узкой тропке, к дому ‹Япуна, нелюдимо
утонувшему в глубоких декабрьских снегах. ‚ сумерках уже смутно отделЯлась
граница леса и неба. Ќоги ощупью находили едва заметный человеческий след.
Љобель рванулсЯ на железной цепи, Яростно, с хрипом, взвыл, царапаЯ
лапами снег, когда ‚арфоломей, осклизаЯсь на оледенелых плахах крыльца и
тыкаЯсь в темных сенЯх, нашаривал рукоЯть двери.
- Љого черт несет, мать перетак!
„верь швырком отлетела посторонь. ‹Япун …рш вывернулсЯ в проеме, дыша
пивным перегаром, косматый, нелюдимо и остро вглЯдываЯсь в темноту.
‚арфоломей еще не знал, что скажет или содеет, но тут, услыша брошенное в
лицо: - "Џшел!.." - с густым, неподобным окончанием, - попросту, не думаЯ,
отпихнул плечом хозЯина и полез в жило, скудно освещенное колеблемым
огоньком сальника.
Џахло кровью, паленою шерстью и кожевенным смрадом. ‹Япун …рш вцепилсЯ,
было, в плечо, ‚арфоломею и так, вместе с ним, вволоксЯ в избу. ’о ли узнав
боЯрчонка, то ли почуЯв силу в госте, хохотнул:
- Ђа! ђостовской, ростовской! —аво, не куницу ли куплЯть хошь?
ЉлонЯ башку с павшею на глаза нечесаною космою волос, мерзко и блудливо
улыбаЯсь, он сожидал ответа, сам загораживаЯ гостю проход, в глазах копилась
пьЯнаЯ злоба.
- Ќичего, - спокойно отмолвил ‚арфоломей. - Џоговорить пришел!
- ’ак, так значит! Џоговорить! Ђ мне ентих разговорщиков не надоть! -
он качнулсЯ, рукою нашариваЯ что потЯжелее.
- ‘Ядь, ‹Япун! - возможно строже произнес ‚арфоломей. - ‘о мною ли, с
ѓосподом, а придет тебе говорить!
…рш засопел, вскинул зраком, глумливо протЯнул:
- ‘ ѓо-о-осподом?! „а ты не от ево ли, часом, идешь?
‹ицо ‚арфоломеЯ начало наливатьсЯ темным румЯнцем. ѓлаза отемнели.
Ќастал тот миг тишины, который приходит перед боем или взрывом бури.
Џеред ним, в глинЯном светильнике, прыгаЯ, мерцал огонек, неровно
выхватываЯ из темноты то грубый стол, заваленный обрезками кожи и шкур,
деревЯнными и железными скребками, небрежно сдвинутой к краю прокопченной
корчагой с варевом и полукраюхой черного хлеба, то - пузатую, глинобитную
печь, то полицу с глинЯной и медной утварью, то развешанные над головою в
аспидной, продымленной черноте сети, то груды копыльев и полуободранные
барсучьи туши на полу.
ђешась, словно кидаЯсь в прорубь (все, что хотел сказать допрежь того,
вылетело из головы), ‚арфоломей молвил, как бросил:
- ’ишу ‘лизнЯ ты убил?! - и - как словно от сказанного - загустел
воздух в избе. ‹Япун качнулсЯ, проминовав чан с черною жижей и молча,
страшно, ринул на ‚арфоломеЯ, схватив его измаранными в крови руками за
грудки. ‚арфоломеЯ шатнуло взад и вбок, но он устоЯл и изо всех сил сжал,
вывертываЯ запЯстьЯ, руки …рша. Њинуты две оба боролись молча, но вот …рш
ослаб, руки его разжались, и он, в свою очередь отпихнутый ‚арфоломеем,
отлетел до полу-избы.
- “йди-и-и! - взвыл ‹Япун и, сгребЯ первое, что попало под руку -
обугленную деревЯнную кочергу, - ринул снова на ‚арфоломеЯ. Ћни сцепились
вновь. Ќо теперь ‚арфоломей ожидал нападениЯ. ‘хватЯ на замахе, и круто
свернув вбок и книзу, он вырвал кочергу из рук …рша, и, - ринув его так, что
тот, отлетев за кадь, не удержалсЯ на ногах и сел на пол, - грЯнул двумЯ
руками кочергу о край кади, переломив пополам сухое дерево, и кинул обломки
под порог.
- ’а-а-ак! - процедил ‹Япун, звероподобно следЯ за ‚арфоломеем. - ‚
моем доме менЯ же... ’а-а-ак... - протЯнул он еще раз, круто вскочил на ноги
и вдруг, вместо того чтобы вновь броситьсЯ на ‚арфоломеЯ, принЯл руки в боки
и захохотал.
- „а ты чево? —ево? - сквозь булькающий, взахлеб смех выговорил он, -
чево надумал-то? Ѓудто Я? …то Я, значит, ’ишку убил? •а! •а! •а! •а! •а! -
он захохотал вновь и так звонко, что у ‚арфоломеЯ на мгновение - только на
мгновение, - шевельнулась неуверенность в душе: а вдруг все, что баЯли про
колдуна, обычный сельский оговор. Ќо тут он приметил, что глаза у …рша
отнюдь не смеютсЯ, а зорко и колюче высматривают. € он сделал - поступив,
впрочем, вполне безотчетно, - самое правильное: не ответив ничего и не
усмехнувши в ответ, стоЯл и ждал, прЯмо глЯдЯ в лицо ‹Япуну, а тот все
хохотал, натужнее и натужнее, и уже видать было, что совсем и не до смеха
ему, и, почуЯв, наконец, что более продолжать не след и что незваный гость
все одно ему не поверил, он вдруг круто оборвал смех, примолвив с прежнею
Яростью:
- Ќу, вот што, глуздырь! Џотешил менЯ, а теперЯ ступай отсель, пока Я
пса с цепи не спустил! Ќу?! - рЯвкнул он, шагаЯ к ‚арфоломею. ‚арфоломей
поднЯл правую руку, примериваЯсь схватить колдуна, в свою очередь, за
воротник.
- ’ы убил, - повторил он сурово и тихо, - и должен покаЯти в том!
- ’ебе, што ль, сопливец? - возразил, щурЯсь, ‹Япун и вновь взревел: -
‚он! ‚ дому моем!! ‚он отселе!!! - € - кинулсЯ вдругорЯдь. Ќо тут
‚арфоломей, изловчась, рванул его к себе за предплечье и, развернув на
прыжке затылком к себе, ринул в дальний угол, в груду копыльев.
- Ђ, так... ты так... Ќу, постой, погоди... - бормотал …рш, возЯсь на
полу, не поворачиваЯ лица к ‚арфоломею, а руками лихорадочно ища какое ни на
есть оружие.
- Ћставь, ‹Япун! - возможно спокойнее сказал ‚арфоломей. - ЊенЯ не
убьешь, да и Я не с дракою к тебе пришел.
- Ќе с дракою? - лихорадочно возразил ‹Япун, стоЯ на коленЯх и не
оборачиваЯсь. - Ќе с дракою! Ђ хозЯина в ево дому бьешь! „а и небыль сплел
на менЯ. Љово Я убил?! - прокричал он, вскакиваЯ и поворачиваЯ к ‚арфоломею
искаженное, едва ли не со слезами лицо. - Љово? Ќу?! Љово? - бормотал он,
наступаЯ на ‚арфоломеЯ. (‚ руке колдуна приметил ‚арфоломей длинное сапожное
шило).
- ’ишу ‘лизнЯ ты убил! - возразил ‚арфоломей и, сделав шаг вперед,
метко схватил …рша за запЯстье: - Ѓрось! - ‚ывернутое шило со стуком упало и
закатилось под кадь.
Ћбезоруженный, тЯжко дыша, колдун угрюмо, исподлобьЯ, давЯщим недобрым
взглЯдом уставилсЯ на ‚арфоломеЯ. ‚зглЯд его именно давил, казалось, имел
весомую тЯжесть, и ‚арфоломей, вспомнЯ, что баЯли про дурной глаз …рша,
начал про себЯ читать €сусову молитву. Њинуту и больше пьЯный колдун пыталсЯ
взглЯдом устрашить ‚арфоломеЯ, пока наконец не понЯл, что молодой барчонок
ему не по зубам.
- Њолод, молод, - процедил он сквозь зубы, - а уже...
- Ќе пугай, ‹Япун, - отмолвил ‚арфоломей, выдержав взглЯд колдуна, - не
пугай! ЏокайсЯ, лучше!
- ЉаЯти мне не в чем! € ты мне - не указ! Њертвое тело - дело
наместничье. Љ ’ерентию ђтищу иди, коли доводить хочешь. ’око преже докажи,
что Я ево убил, а не кто другой! „а ево и не убили вовсе, а бревном
задавило, слышь?
- ‘лышу. ’ы убил. Ѓыл Я на месте и дерева те глЯдел сам. € не
скоморошничай передо мною! ’ы убил, - отмолвил ‚арфоломей.
‚новь наступила тишина. ‚идать, …рш молча обмысливал сказанное. Ќаконец
он поднЯл на ‚арфоломеЯ обрезанный взглЯд, молвив с кривой полуулыбочкой:
- Ђ хошь и убил, не докажешь! - и опЯть наступила тишина.
- ’ы сам должен пойти и покаЯти в том! - твердо сказал ‚арфоломей. - €
не к ’ерентию ђтищу сперва, а к батюшке Ќикодиму, духовному отцу твоему.
‹Япун шатнулсЯ, подумал, усмехнув задумчиво. ‘клонил голову набок:
- ‘ тем и пришел ко мне?
- ‘ тем и пришел, - как можно спокойнее отмолвил ‚арфоломеЯ.
- Њолод ты ищо! - возразил ‹Япун, покачиваЯ головою. Ћн уже заметно
отрезвел. - Њолод и глуп. Љто ж, по-твоему, сам на себЯ доводит? ’ы хошь
видал таких? Ђли, может, тово, в житиЯх чел? „ак и все одно, не твое то
дело! Ѓыл бы мних, старец, куды ни шло! Ђ таких, как ты, много ходит, да
всем, поздно ли, рано, окорот бывает, внЯл? € не тебе, боЯрчонку, о правде
баЯть да о душе! Љово за правду ту наградили и чем? ЉакаЯ мне с того придет
корысть? Џетлю накинут да удавЯт! ‚сЯк в мире сем за свою выгоду держит! ’ы
мне: покайсЯ! Ђ Я тебе: - не хочу! ‚от и весь сказ! Ќу и... иди... €ди,
говорю, ну!
‚арфоломей на мгновение растерЯлсЯ. ‚ самом деле, он не мних, не
свЯщенник, и не его право - требовать покаЯниЯ от преступника. Ќо отступать
было уже нельзЯ, да он и не собиралсЯ отступать, не затем брел сюда один
зимнею ночью.
- Џойми, ‹Япун, - сказал он возможно строже и спокойнее, - Я знаю, что
ты убил ’ишу ‘лизнЯ, и мог бы прийти не к тебе, а к наместнику. џ пришел к
тебе, ревнуЯ о душе твоей, котораЯ, иначе, пойдет в ад. Ќе важно, накажут
тебЯ или нет. ‘колько тебе осталось лет жить на этом свете? Ђ там - жизнь
вечнаЯ. € ты сейчас губишь ту, вечную жизнь, обрекаЯ душу свою на вечные
муки! ’ы должен покаЯти пред ѓосподом и получить ептимью от духовного отца!
„олжен спасти свою душу!
- „ак тебе-то что! - выкрикнул ‹Япун. - ЊоЯ душа гибнет, не твоЯ! „ак и
катись к... - Ћн вновь произнес неподобные срамные слова.
- џ должен заставить тебЯ покаЯти, ‹Япун! - ответил ‚арфоломей.
‚озможно мЯгче и спокойнее он заговорил о том, что знал и ведал с
детства. Ћ ѓосподней благости, о терпении и добре и о том ужасе, который
ожидает за гробом нераскаЯнного грешника.
- ’ам ничего нет! Џонимаешь? Ќичего! „аже в котле кипеть, и то покажет
тебе благом великим!
Ћн говорил долго, и колдун слушал его сопЯ, но не прерываЯ, сумрачно
вглЯдываЯсь во вдохновенное лицо рослого отрока.
- Ќе понимаю Я тебЯ, - молвил он, помолчав, когда ‚арфоломей
выговорилсЯ и смолк. - ‘ловно и не мних ты, а баешь - чернецу впору...
Ћмманываешь менЯ! - возвысил голос ‹Япун. - Џрехитро наговорил, а поди-ко! -
он вдруг сложил дулю и сунул ее под нос ‚арфоломею: - Ќе хочу и не буду, не
хочу! - забормотал ‹Япун быстрою частоговоркой. - ‘коль душ изгубил, все
мои, вота!
- Ђли доведешь?! - выкрикнул он, кривЯсь, заглЯдываЯ снизу вверх в
отемневшие глаза юноши. - „оведешь?! - переспросил …рш судорожно, - видал,
што ль?! - выкрикнул он в голос.
- Џочто ж ты человека боишьсЯ, видавшего преступление твое, а ѓоспода,
который видит все с выси горней, а ангела своего, что за плечами стоит, не
боишьсЯ и не покаешь ему? - сурово вопросил ‚арфоломей. - Љрест-от есть на
тебе? Џерекрестись! - приказал он, возвысив голос.
‹Япун забегал глазами, поднЯл, было, руку, коснувшись лба, пробормотал:
- —ур менЯ, чур! „а ты юрод, парЯ, ей бо, юрод и есть! - бормотал он,
отступаЯ к стене.
- Џерекрестись, ну! - не отступал ‚арфоломей, - знаю про тебЯ все и -
зри! Ќе страшусь! € глаз твой дурной не волен надо мною! ѓосподь моЯ
крепость! - с силой продолжал ‚арфоломей. - —ас твой пришел, уже, молись!
…рш, не отвечаЯ, вдруг упал на оба колена и сложил руки перед собой:
- —ур менЯ, чур! ѓосподь... ‚ладычица... „ивий старец, камень заклЯт,
духи горние, духи подземельные...
- Џерестань! - приказал ‚арфоломей, морщась, и сам стал читать молитву
над склоненной головою ‹Япуна. ’от вдруг согнул шею, весь затрЯссЯ, словно
отходЯ от холода, забормотал неразборчивее, быстрее, слышалось только:
"‘вЯт, свЯт, свЯт..."
- ѓде у тебЯ икона?! - вопросил ‚арфоломей. - Џомолим вместе ѓоспода, а
после дойдешь со мною в дом церковный!
- Џойду, пойду... - бормотал ‹Япун, все ближе подползаЯ на коленЯх,
пока ‚арфоломей, отворотЯсь от него, отыскивал глазами в красном углу чуть
видный отемнелый лик какого-то угодника. ‘тав на колени и через плечо
оглЯдев колдуна, ‚арфоломей повелел ему:
- ЏовторЯй! - € начал читать покаЯнный канон. ‘зади доносилось
неразборчивое бормотание.
- џснее повторЯй! - приказал, не оборачиваЯсь, отрок.
‘трашный удар по затылку ошеломил ‚арфоломеЯ. Џеред глазами разверзлась
беззвучнаЯ, все расширЯющаЯсЯ сераЯ пелена и в эту сыпучую пелену, в муть
небытиЯ, рухнул он лицом вперед на враз ослабших ногах.
—то-то - то ли молодаЯ кровь, то ли промашка ‹Япуна, - спасли
‚арфоломеЯ. ‘ильный удар лицом о мостовины пола тотчас привел его в чувство.
‚скочив, еще мало что понимаЯ, и безотчетно оборотЯсь, он узрел, словно в
тумане, безумные глаза ‹Япуна и вздетый над его головою топор. ђассуждать
было некогда, следовало или кинутьсЯ в двери и бежать, бежать стремглав,
спасаЯ себЯ от смерти, или... ‚ какую-то незримую долю мгновениЯ он узрел и
дверь, и расстоЯние до нее, измерил мысленно путь от крыльца до калитки и в
следующую долю мгновениЯ кинулсЯ к ‹Япуну и вцепилсЯ руками в топорище
вознесенной длЯ очередного удара секиры. ђванув, он вырвал было топор из рук
…рша, но тут же его шатнуло, волна слабости пробежала от закружившей головы
к ногам, и в ту же секунду топор вновь оказалсЯ в руках у ‹Япуна. ‘обрав всю
свою волю и силы, не позволЯЯ убийце отступить длЯ нового замаха, ‚арфоломей
вновь вцепилсЯ в скользкое от крови топорище, и началась страшнаЯ,
молчаливо-ЯростнаЯ борьба, борьба воистину не на жизнь, а на смерть. €
только тЯжкое сопение да неуклюжее топтание сплетенных тел нарушали давЯщую
тишину.
…два переступаЯ немеющими ногами, ‚арфоломей доволоксЯ до середины избы
и приник к тЯжелой кади с вонючей жижей, в которой квасилась кожа. ‹Япун
сейчас был сильнее его, и ‚арфоломею, чтобы удержатьсЯ на ногах, надо было
оперетьсЯ о что-нибудь. Ћднако и тут его выручила прежнЯЯ выдержка. Ћдолев
слабость в ногах и не позволЯЯ себе ни одного лишнего движениЯ, ‚арфоломей,
крепко обнЯвши топорище, за которое отчаЯнно дергал ‹Япун, начал постепенно
отдавливать секиру вниз.
- Џусти! - хрипел ‹Япун, - пусти... Ѓрошу... ‘лово...
- Ќе бросишь... ‘ам пусти!
- ‚от хрест... Џусти, ну!
‹Япун изо всех сил рванул топор на себЯ, не видЯ, что ‚арфоломей
зацепил лезвие за край кади.
- Џусти! “йду... Џусти!
- ’ы... убийца... ’ебе... не будет спасениЯ, понимаешь? Ћтдай топор! -
говорил меж тем ‚арфоломей, надавливаЯ на рукоЯть.
- “бьешь!
- Ќе трону... „урень... Ћставь топор... Ѓогом клЯнусь, не трону Я тебЯ!
Ћн одолевал-таки. ‹Япун, не отпускаЯ рукоЯти, клонилсЯ все ниже и ниже
и вдруг, выпустЯ топорище из рук, стремглав ринулсЯ в угол и распласталсЯ
там по стене.
- Џощади!
‚арфоломей стоЯл, еще не понимаЯ своей победы. ‚ голове звенело. Ћт
крови промокло все - и свита, и рубаха. ’еплаЯ жижа сочилась у него по спине
и груди. Ћн поднЯл топор. ‘жал изо всех сил скользкое топорище и, не отводЯ
взора от побелевших, полных смертного ужаса глаз ‹Япуна, сделал к нему шаг,
и другой, и третий. ‚ углу, наискосок от них, стоЯла большаЯ изрубленнаЯ
колода длЯ мЯса. € ‚арфоломей, продолжаЯ глЯдеть прЯмо в лицо ‹Япуну, изо
всех сил (тьма на миг опЯть заволокла очи) вонзил топор в колоду, погрузив
светлое лезвие почти до рукоЯти в щербоватое дерево.
‚ ушах все стоЯл и ширилсЯ звон. Ќоги онемели, и чуЯлось - стоит
наклонитьсЯ, и предательскаЯ тьма охватит его и увлечет вниз, в небытие.
- Џомни, ‹Япун, - сказал он отчетливо и громко, - из утра надоть тебе
быти у свЯщенника и покаЯти во гресех своих!
…рш все так же пласталсЯ по стене, недоуменно смаргиваЯ, с безмерным
удивлением и страхом взглЯдывал то на ‚арфоломеЯ, то на угрЯзшую в колоде
секиру. "Џочто не убил?" - казалось говорил его взглЯд.
- Џомни, ‹Япун! - повторил ‚арфоломей, кое-как нахлобучиваЯ шапку на
разрубленную голову. ђывком открыв дверь (его опЯть повело головокружением),
‚арфоломей вывалилсЯ в темень ночи, на холод и мороз, сошел, не сгибаЯсь, по
ступенЯм и, не обращаЯ уже вниманиЯ на беснующегосЯ пса, деревЯнно зашагал
прочь от предательской избы.
Ќоги повели его к дому, но на середине пути он остоЯлсЯ, чуЯ озноб и
колотье во всем теле, и повернул вспЯть. Љазать себЯ матери в этом виде
нельзЯ было. ЏетлЯЯ по тропинкам осклизаЯсь, почти падаЯ, ‚арфоломей
добралсЯ до избушки знакомой костоправки ‘еклетеи и уже тут, почти терЯЯ
сознание, торопливо плел что-то, пока старуха, ворча, стаскивала с него
кровавый зипун с рубахою, осматривала и обмывала рану на голове, жуЯ
морщинистым ртом и покачиваЯ головой.
- ќдак-то и не падают, парень! ’уточка без топора, аль бо секиры не
обошлось... Ќу, молци, молци!
‹ежа ничком, уже в полусознании, чуЯл он, как бережно возитсЯ ‘еклетеЯ
над его раной... „омой он прибыл уже перевЯзанный, с туго замотанною
головою, в чужой рубахе, в кое-как обмытом от крови зипуне. ‘тараЯсь не
показыватьсЯ на глаза матери, пробралсЯ в темноте в угол, на свое место, и,
горЯчо прошептав: "ѓосподи! Ѓлагодарю тЯ за спасение! џко благ еси и
человеколюбец, и весь всЯ тайнаЯ души человеческой..." - провалилсЯ в сон, в
жар, в полубредовое небытие...
‘крыть от всех свою рану ему, конечно, не удалось, хотЯ о том, что
совершилось, он так никому и не проговорилсЯ.
- “пал затылком о топор! - ‚от и все, что из него выудила мать.
‚ызывали лекарЯ с наместничьего двора, рану вновь промывали и зашивали
(‚арфоломей тихо скрипел зубами, было много больнее, чем давеча в избе
‹Япуна и у ‘еклетеи).
Ђ потом он лежал горЯчий и безвольный, и кружилось, и плыло хороводом
перед очами, и плакала мать, и Ќюша прибегала и сидела рЯдом, вздрагиваЯ от
тихих слез и трогаЯ прохладными пальчиками его воспаленное чело, и ему было
хорошо-хорошо от ее касаний и от такого открыто-неложного страха за него.
Ќа все вопросы о том, что с ним произошло, ‚арфоломей или упрЯмо
повторЯл первую пришедшую в голову ложь, либо отмалчивалсЯ. ЉажетсЯ, только
один ‘тефан и догадал, в чем дело. Ќа третий или четвертый день кто-то из
холопов принес весть, что невестимо исчез колдун, ‹Япун …рш. ‡аколотил дом и
пропал неведомо куда. ‚арфоломей со ‘тефаном как раз разговаривали. Џервый -
лежа, второй - сидЯ на краю братней постели. ‚арфоломей умолк и насторожил
уши. ЏоднЯв глаза, он увидел внимательный взглЯд ‘тефана и смущенно отвел
взор.
- ќто ты его... довел? - хмуро, процедив сквозь зубы, вопросил ‘тефан,
внимательно оглЯдев перевЯзанную голову младшего брата. ‚арфоломей смолчал.
‘тефан задумалсЯ, слегка ссутулив плечи.
- ‚идишь, с ними, с такими, по-христиански нельзЯ. ’ут нужна власть,
закон. €ного не понимают. ’емные они!
- Ђ как же - первые - христиане - обращали - Язычников? - медленно
ворочаЯ Языком, выговорил ‚арфоломей.
- ’ам иное! - Љак же можно сравнить: неведенье истины или нежелание ее
знать! …жели кто сам обещалсЯ дьЯволу, того уже светом истины не
просветишь... Ђ ты, никак, ‹Япуна обращать в христианство надумал?
- џ упал... - нехотЯ отмолвил ‚арфоломей.
- Ќу, дак не падай больше! - грубо возразил ‘тефан, обрываЯ разговор. -
Њатерь исстрадалась совсем!
‚прочем, пролежал ‚арфоломей недолго. ‡дороваЯ природа взЯла свое. Ђ
‹Япун и верно пропал из ђадонежа и до времени боле о нем не слыхали.

ѓлава 7

Њать как-то обмолвилась, сидючи за шитьем.
- ‘корей бы ‘тефана оженить, да и вас с Џетром тоже! Њы с отцом старые
уже, уйдем в монастырь. „ом без хозЯйки - сирота!
- џ, мамушка, о женитье не думаю! - отмолвил ‚арфоломей. - •очу
послужить ѓосподу!
ЊариЯ поглЯдела внимательно, перекусила нитку.
- ѓлЯди, сын! ‚ монастыри уходЯт больше в старости, к покою, опосле
трудов мирских... - Џодумала еще, помолчала, добавила тише: - Ќу, как
знаешь, не неволю.
Ћ женитьбе ‚арфоломей и вправду не думал. Ћн рос, вытЯгивалсЯ,
становилсЯ шире в плечах, огрубело лицо, Явилась юношескаЯ, проходЯщаЯ к
мужеству, неуклюжесть. Ќо все уходило в силу рук и в пытливость ума.
€ Ќюше, внучке Џротопоповой, он отвечал вполне чистосердечно, когда
она, подсаживаЯсь к нему, глЯдела, как ‚арфоломей большими руками ладил по
просьбе девушки тонкую берестЯную коробочку длЯ иголок и ниток, и
заглЯдывала любопытно, и невзначай касалась его плечом, и влажными
пальчиками трогала загрубелые длани юноши ("Љакие у тебЯ руки большие!"),
удивлЯЯсь, как это он такими большими пальцами выплетает и узорит столь
тонкую крохотулю? €, поглаживаЯ его словно бы рассеЯнно по запЯстью,
выспрашивала вполголоса:
- Џравда ли, что ты пойдешь в ченцы?
‚арфоломей, сосредоточенно действуЯ кочедыгом, кивает головой:
- „а!
Ќюша хмурит бровки, словно облачко набежало на Ясный небосклон,
замирает на миг и вновь начинает ластитьсЯ:
- ђасскажи чего-нибудь! - просит она. € он, не отрываЯ глаз от дела,
сам любуЯсь своим мастерством, начинает вполголоса сказывать: про старцев
египетских, ѓерасима и льва, девушку, прожившую неузнанной в мужском
монашеском платье, про ЂлексеЯ Ѓожьего человека... Ђ она сидит, взглЯдываЯ
искоса на него, примолкшаЯ, и клонит голову, изредка вздыхаЯ, а то вновь
начнет молчаливо водить теплым пальчиком по запЯстью ‚арфоломеЯ, то щиплет,
дурачась, светлый пух бороды, а то захохочет, недослушав, вскочит, убежит,
поворотЯ от двери, позовет лукаво:
- Ѓежим в горелки играть!
‘ Ќюшей ему было хорошо и покойно. ’еплело внутри и хотелось так и
сидеть рЯдом, бесконечно что-то делаЯ, и чтобы она дурачилась, и
выспрашивала, и тепло дышала в ухо, водЯ соломинкою по шее, и - ничего
больше! ђешению его идти в монахи Ќюша никак не могла помешать. ’ак он
думал. „а так, до поры, и было на деле. Џлотское не волновало пока, не
мучило ‚арфоломеЯ. Ѓыть может, еще и потому, что он с детства установил длЯ
себЯ строгую, полумонашескую жизнь: очень мало спал, умеренно ел и
непрестанно трудилсЯ. ‚се, чем будущий ‘ергий впоследствии изумлЯл братью
свою, все его многоразличные умениЯ были приобретены им теперь, в эти
радонежские годы.

‚ марте валили дерева, возили лес на хоромы. ‚озили помочью, самим бы и
не сдюжить было. ’ормосовы подослали людей и сами помогли. ‘ родней-природою
всЯкий труд в полагорЯ!
Љогда обтаЯло, на дворе уже высилась груда окоренных, истекающих смолою
бревен, только катай и руби, и уже руки чесались в охоту взЯтьсЯ за
отглаженное ладонЯми до блеска темное топорище и повести ладным перестуком
спорую толковню секир.
‘нова зеленым пухом овеЯло вершины берез, вновь стройные девичьи хоры
потекли над рекою. Ќа ’роицу завивали березку, парни угощали девиц
прЯниками, а те их отдаривали Яйцами; и снова ладили упрЯжь, пахали и сеЯли,
вновь чистили пожни, выжигали лес под новые росчисти. •озЯйство
устраивалось, крепло, и все же длЯ боЯрской семьи Љирилловой это был путь
вниз.
—ерез лето, осенью, когда собрали урожай, свезли и обмолотили снопы и
засыпали хлеб в житницы, ушел џков. —естно ушел, простЯсь и оставЯ после
себЯ налаженный порЯдок в дому. “шел к ’ерентию ђтищу, наместнику.
- ‚оин Я! - объЯснЯл џков старому Љириллу. - Њесто дают старшого, буду
в дружине, там, авось... € парень у менЯ растет, куды его?
- •ристос с тобою, џша! - отмолвил Љирилл. - Ќе корю! Њне, видно, уже в
монастырь пора, а тебе - глЯди сам!
- ’имоху, батюшка, выгнал Я, лодырь он, да и на руку нечист. ’ы его
назад не бери, горЯ примешь! - напутствовал своего господина џков. - „аньша,
коли не уйдет, будет тебе вместо менЯ. „а и ‘тефан ноне уже с понЯтием.
Џрости, боЯрин! - џков рухнулсЯ в ноги. Љирилл поднЯл его, поцеловались
трижды. Џо-хорошему, по совести расстались. € все-таки это было бедой.
ђушилсЯ дом. ‚место прибытков, доходов и кормов оставалось все меньше слуг,
наваливало все больше работы на плечи сыновей, и - где там научение книжное!
Џосев, покос, жнитво, молотьба, навоз, дрова, сено... Ђ выйдут льготные
годы? ЏрибавЯт сюда дани-выходы, кормы, повозное, та же ордынскаЯ дань,
мирские тЯготы... Љаково-то будет ‘тефану - нравный, гордый! € вовсе сыны сЯ
обратЯт в крестьЯн! Ђ случись пора ратнаЯ, не иначе идти им простыми
кметЯми, в том же городовом полку радонежском броней - и тех нет у его
сыновей!
Љирилл давно начал сдавать, а тут одрЯхлел как-то сразу. Ѓыть может, не
столь от трудов тЯжких, сколько от безнадежности этих трудов. € хозЯйство
порушилось бы, кабы не дружнаЯ помочь ’ормосовых, кабы не Ћнисим, что,
схоронив в одночасье жену и младшего своего, не шутЯ прилеплЯлсЯ все боле и
боле к семье Љирилловой.
Џомочью молотили снопы. ‘ умолота пировали в дому Љирилловом. € вроде
бы не много лет прошло с тех, прежних, ростовских застолий, а как
изменилось, как опростело все! € уже не в шелку, а в простой посконине сидЯт
за столом вчерашние знатные мужи ростовские, и серебро со стола, почитай,
поисчезло почти целиком, простаЯ, глинЯнаЯ да деревЯннаЯ посуда стоит перед
ними. „а и блюда попроще, без иноземных, привозных Яств и питий. € уже не
двоезубою серебрЯною вилкою, а просто рукою ухватывает жаркое с деревЯнной
тарели ’ормосов, кромсает засапожником гусиную ногу и смачно хрустит ею -
так, как обык на домашних пирах с холопами и прислугой. € речи ведутсЯ
простые - про урожай, жнитво, умолот, а о том, что творит в Ћрде €ван
„анилыч или Ђлександр ’верской, разве пару раз и упомЯнут только. Ћнисим,
бывало, ввалитсЯ, громогласно начнет вещать, что творит там, наверху, в
Њоскве, куда поехал великий кнЯзь владимирский да кого вызывают на суд к
хану, - рассказывает, а словно все то уже и не трогает взаболь. €ные заботы
у всех на уме: не вымерзло б Яровое, не залило бы покосов водой, да почем
сало, говЯдина, кожи? Ќынче легота вышла, приходит и дани давать, и на тот
же ордынский выход опЯть собирать серебро!
Ќо и другое сказать: проще, сердечнее стало застолье! Џосле работы с
цепом, после страды совместной, теснее и ближе становит круг не позабывшей
друг друга ростовской родни. ‚етшает, уходит в небылое боЯрскаЯ слава и
роскошь минувших времен. џвлЯют иные, дражайшие, сердечные свЯзи. € пока
живы они, пока уработавшиесЯ на помочах веселые родичи, пропарЯсь в бане,
вместе сидЯт за праздничным столом и поют, любуЯсь друг другом, и смеютсЯ и
шутЯт, и черпают ковшами темное пиво из круглой ведерной братины, и готовы
друг за друга, почитай, и самих себЯ отдать, - до тех пор ничто еще не
окончилось и не изветшало на земле ни длЯ них, ни длЯ всего народа русского!
’ак точно ли рушит, точно ли вниз упадет Љириллов боЯрский дом?

то ни в полюшке пыль, пыль,
Љурева-а-а стоит!
то ни в полюшке пыль, пыль,
Ќепогодушк-а-а-а!
„оброй молодец, доброй молодец,
„оброй молодец в перелет летит,
‚ переле-е-ет лети-и-и-т...
Џод ем добрый конь расстилаетси-и-и...

Џоет мать. Џоет Ћнисим, подперев, по обычаю своему, голову обеими
руками. Џоет, понурЯсь, отец. ‚ысоко ведут братьЯ ’ормосовы, и песнЯ, про
гибель молодца в далекой степи, торжественной грустной красотою наполнЯет
праздничный терем, уводЯ в иные миры, в далекие страны и в выси горние...

ѓлава 8

„а! Ќезримо отдалились, отодвинулись от них в далекое далеко кнЯжеские
труды и печали боЯрские. €ные труды и печали иные тревожат днесь вчерашних
ростовских боЯр, а теперешних радонежан. Џростой изначальный труд на родимой
земле заботит их ныне более всего.
Ћ том, что тверской и московский кнЯзьЯ вновь поехали в Ћрду на суд
ханский, повестил проезжий кнЯжой гонец, но ни тревог, ни надежд прежних
известие это ни у кого не вызвало. Ђ про казнь Ђлександра ’верского с сыном
”едором в Ћрде в ђадонеже и узнали-то только в канун ђождества.
Ќо не всегда, не во всем и не у всЯкого отдаление гасит навовсе работу
разума. ЋсвобожденнаЯ от пут суедневной властительной суеты мысль воспарЯет
порою ввысь, к горним основам бытиЯ, и тогда, издалека, все видитсЯ и
крупнее и четче, и за кипением преходЯщих страстей возможет разглЯдеть
мыслЯщий ум главное, великое и нетленное, к коему даже и величайшие из
событий земных относЯтсЯ всего лишь как узорнаЯ бахрома к ризам
свЯтительским или как пена к пучине бушующих вод.
‚новь и опЯть валЯт лес на новые хлева и хоромы. „невные труды
закончены, холопы ушли, и только ‘тефан с ‚арфоломеем задерживаютсЯ в лесу.
‘нег сошел, но землЯ еще дышит холодом, и чуть солнце садитсЯ за лес,
начинает пробирать дрожь. ‘тефан сидит на поваленном дереве сгорбЯсь и
отложив секиру, накинув на плеча суконный охабень. ‚арфоломей - прЯмь него,
кутаЯсь, как и брат, в сброшенный давеча во времЯ работы зипун. Ћн вырос,
возмужал, оброс светлою бородкой и толкует со ‘тефаном уже почти как равный,
хотЯ ‘тефан по-прежнему побивает его усвоенной в ђостове ученостью.
ѓибель тверских кнЯзей в Ћрде - вот что вызвало на этот раз спор и
толковню братьев. …ще днем во времЯ работы, прерываЯсь длЯ отдыха, обсуждали
они: надобна ли была эта ЯростнаЯ, почти полувековаЯ борьба ’вери и Њосквы
длЯ блага ђуси ‚еликой? Ќе лучше ли было без спора подчинитьсЯ сильнейшему?
€ли такаЯ готоваЯ покорность силе развращает власть и спор городов нужен был
ко благу страны? € кто сильнейший? € в чем сила? € может ли сила сочетатьсЯ
с правдою, и как и когда?
‚рЯд ли, служи они оба на дворе кнЯжеском, приходило бы в голову
братьЯм обсуждать между собою все эти глубинные основы бытиЯ!
‘ейчас, оставшись с глазу на глаз со старшим братом, ‚арфоломей
спрашивает со страстной настойчивостью у ‘тефана:
- Ћткуда зло в мире? Џусть там, наверху, это нужнаЯ борьба за вышнюю
власть. Ќу, а зачем, скажи, ’ерентий ђтищ отобрал за спасибо конЯ у
Ќесторки? ‡ачем, ради какой злобы, Њатрену ‘ухую заколдовали на свадьбе, и с
тех пор баба сохнет день ото днЯ и чад приносит все мертвых? Љогда ‹Япун …рш
убил ’ишу ‘лизнЯ, знали об этом все и молчали, потому что боЯлись дурного
глаза ‹Япуна, а отнюдь не своей совести! Ђ когда у ЋндреЯнихи летось сгорел
двор, то никто ей не восхотел помочь в беде, кроме нашего бати да Ћнисима, и
только потому, что ЋндреЯниху облыжно считают колдовкой!
‚ конце концов, не так и важно теперь, кто был прав и кто виноват в
кнЯжеском споре, а вот откудова зло в мире? Ћткуда само зло! ‚ечнаЯ рознь
братьев-кнЯзей, убийства, неправый суд, жестокость, бедность, леность,
зависть, болезни и, паче всего, равнодушие людское! —то должен думать и
творить верующий? Љак все это согласить с благостью Ѓожией? ‚едь ѓосподь
злого не творит! Ќе должен творить!
- —ти Ѓиблию! - передергиваЯ плечами и хмурЯсь, устало отвечает ‘тефан.
- ‚сЯкий иудей скажет тебе, что ѓосподь и награждает и карает за
несоблюдение заповедей своих. Љоли ты беден, нищ, наг и болен, и не успешен
в делах, значит - наказан ѓосподом! Љоли богат, славен, успешлив, значит -
взыскан и любим Ѓогом!
(‚арфоломей очень Ясно представлЯет себе этого иудеЯ, в его черно-белом
полосатом талесе, усевшимсЯ на омшелый пень, будто на камень в пустыне
‘инайской.)
- ќто неправда! - горЯчитсЯ ‚арфоломей, - этого не говорил •ристос!
(€удей, измысленный им из пЯтен лишаев и бород белого мха на суковатом
дереве, в этот миг пренебрежительно отворачивает лицо и, выпЯтив нижнюю
челюсть, произносит надменно:
- —то ваш •ристос!)
- ’ак Я-то и молвил им! - взрываетсЯ ‘тефан. - …ще тамо! ‚ ђостове! ‚
училище! Ѓог €зраилЯ и Ѓог …вангелиЯ - разные боги!
Ћдин жесток и темен - "темное облако и смерч огненный", другой светел и
милостив, и сам есть свет предвечный!
Ћдин дал закон, другой - благодать.
Ћдин карает жезлом железным, верным велит обрезание и убийство
побежденных: другой запрещает то и другое и зовет к милосердию!
Џервый предписывает месть, второй - прощение кающегосЯ...
Ћдин пасет избранный народ, народ €зраилЯ, обещаЯ ему в награду всю
землю; другой принимает всех равно в лоно свое, обещаЯ верным не земные
блага, а небо - жизнь вечную! € милостив он настолько, что сына единородного
послал на крестную муку во спасение людское! "Ќе судить мирови, но да
спасетсЯ им мир". ‚от так!
€ фарисеЯм, книжникам, рек €исус: "Ћтец ваш дьЯвол, и вы похоти отца
вашего хощете творити... Ќесть истины в нем... џко лжец есть и отец лжи!"
Ћ том же и митрополит €лларион глаголет в "‘лове о законе и
благодати"...
€ более того скажу! Ђврааму и Њоисею навернЯка ЯвлЯлись разные боги! €
ежели хочешь, €егова - это огненный демон или даже сам дьЯвол, соблазнивший
целый народ! Ќарод, некогда избранный Ѓогом, но позже соблазненный золотым
тельцом и приЯвший волю џлдаваофа, отца бездны!
„умал ты о ветхозаветных заповедЯх? Љ чему речено, что прежде рождениЯ
человека предначертано всЯкое деЯние его и даже каждый волос его сосчитан
ѓосподом? —то защищает закон? Њертвую косноту зримого бытиЯ, и только!
‘порь, кричи, воинствуй! Ќо ежели до рождениЯ предуказаны все дела твои, то
нет ни греха, ни воздаЯниЯ, ни праведника, ни праведности, есть лишь
избранные, - но тому ли учил •ристос?
Љак создан мир? Џомнишь, Я тебе, еще младеню сушу, баЯл о том? „а и
создан ли он?!
- „а, да! ‘оздан! € Ѓог, создав мир, опочил от дел своих! - кричит,
голосом ‘тефана, призрачный иудей в полосатом талесе. - € промыслом Ѓожьим
предначертано сущее прежде всех век!
- Ќет! - кричит ‘тефан в ответ иудею, - Ѓог творил мир "прежде век", и
потому творит его вечно! Ќесвершенно творение! € мы сами творцы, и Ѓог живой
и творЯщий, и можно, и должно ждать чуда, и перемен, и вмешательства ЃожиЯ,
и милости горней! Ћтсюдова и приход •риста! ђазве вочеловеченье ‘ына ЃожиЯ
не есть акт творчества, изменЯющий мир? Ђ второе пришествие? Љогда •ристос в
силе и славе придет карать злых и мертвые восстанут из гробов? Љак же можно
помыслить свершенным этот земной, тварный мир?!
—ему учил нас •ристос? Ќе вдобавок к прежним десЯти заповедЯм, а вместо
них дал он свои две, всего две! ‡аповеди Ќового ‡авета! "‚озлюби ѓоспода
паче всего на свете и ближнего своего - Яко самого себЯ!"
(Џризрачный иудей совсем расплылсЯ, стал почти невидим, в узорах
косматых мхов, облепивших поверженный древесный ствол.)
- Ќе сам ли ‘паситель, - кричал ‘тефан, - ниспровергал мертвую косноту
обрЯдов иудейских, велЯ совершать молениЯ втайне, в келье своей? Ќе он ли с
бичом в руках изгонЯл торгующих из храма? Ќе требовал ли он, как в притче о
талантах, ото всЯкого деЯниЯ прежде всего? Ќе воскрешал ли он в день
субботний? Ќе простил ли грешницу? Ќе проклЯл ли древо неплодоносное, не
дающее смокв? Ќе заповедал ли он каждым поступком своим, что несть правила
непреложного, но есть свыше данное божественное откровение и закон ѓосподней
любви? € не он ли, не сам ли •ристос указал на свободу воли, данную человеку
отцом небесным?
„а! Њы свободны в поступках своих, и с каждого спроситсЯ по делам его!
Ђ они мне в ответ: "…ресь Њаркионова"... Њол, грешно даже мыслить так о
‚етхом завете... ѓрешно мыслить! Ђ совсем не мыслить разве не грешнее во сто
крат? „а, "покаЯние" - это передумыванье! „умать и передумывать учил нас
ѓосподь!
‘тефан умолк, и ‚арфоломей в сгущающейсЯ тьме холодного молчаливого
леса (солнечные лучи уже ушли, уже начинала тускнеть и бледнеть палеваЯ
полоса заката, и мрак незримо подступал, окутываЯ стволы) вновь увидел
полосатый талес и надменно выпЯченную челюсть бухарского иудеЯ, что с
презрением взирал на христиан, не могущих согласить себЯ друг с другом и с
Ѓогом своим...
- …ресь Њаркионова... - задумчиво повторЯет ‚арфоломей.
- „а! - отзываетсЯ ‘тефан. - Њаркионова ересь... Ѓыл такой, единый из
гностиков, Њаркион, отвергавший ‚етхий завет... ѓностики, видишь ли, не
считали мир прЯмым творением Ѓожиим, а манихеи персидские, те и вовсе начали
утверждать, что видимый нами мир - это зло. Џорождение дьЯвола. ЃеснующийсЯ
мрак! Њрак, пожравший свет, заключенный в телесном плену и ныне жаждущий
освобождениЯ. € надобно разрушать плоть, губить и рушить этот тварный мир,
чтобы выйти туда, к свету... ‚от, ежели хочешь, и ответ на твой вопрос! ‡ло
в мире потому, что сам мир - зло. € убиваЯ, насилуЯ, обманываЯ друг друга,
люди сотворЯют благо. ’ак учат богумилы болгарские, близки к ним и
павликиане отвергающие свЯтые таинства...
(Ѓогумил должен быть одет в долгой болгарской срЯде, похожей на
русскую, а взглЯд его, наверно, пустой и страшный - нельзЯ же ненавидеть
мир!)
- Њир не может быть злым, раз он создан ѓосподом! - отвечает ‚арфоломей
болгарину, покачиваЯ головой. - ЏоглЯди! Њир прекрасен и светел! ‡ачем же
иначе •ристос рождалсЯ здесь, в этом мире, и в человеческом обличии?
- ѓностики утверждали, что тело •риста было эфирным, призрачным, и
никаких мук он испытывать не мог, - возражает богумил.
- Ќеправда! ‘кажи, ‘тефан, ведь это даже не могло быть правдою, да?
…сли бы он не чувствовал, то это была бы та самаЯ "лжа", порождение дьЯвола!
"Ќас ради человек... ‘традавша и погребенна"... - сказано в символе веры! Ќе
будь муки крестной не было бы и самого •риста!
- € незачем ему было бы ЯвлЯтьсЯ в мир! - подсказывает ‘тефан угрюмо.
Ћба надолго замолкают, слушаЯ засыпающий лес и следЯ как ночнаЯ мгла
беззвучно и легко выползает из чащоб, окутываЯ своею незримою фатою вершины
дерев.
- •очешь! - вновь нарушает молчание ‘тефан, пожимаЯ плечами. - Џрими
учение латинЯн, что дьЯвол - это падший ангел ѓосподень, за гордыню
низринутый с небес. € что он тоже служит перед престолом ѓоспода. ‘лыхал,
что объЯснЯл лонись проезжий фрЯзин? “ них когда отлучают от церкви - дак
клЯтвою передают человека в лапы дьЯвола! “ них все стройно, у латинЯн. ‘
рук на руки, так сказать...
‚арфоломею легко представить себе ученого фрЯзина. —ерез ђадонеж
постоЯнно проезжают купеческие караваны, и тогда все подростки выскакивают
за ворота, поглазеть на чужеземную справу, на бритый или окладистые,
крашенные хною бороды, сборчатые кафтаны, халаты, тюрбаны, береты, шлЯпы с
перьЯми, на чудные одежды немецких, датских, персидских, бухарских,
татарских гостей...
“ченый фрЯзин в плаще и плоской, точно блин, широкой шапке, в коротких
исподних портах садитсЯ, откинув плечи и опершись о рогатый сук, точно в
прЯмое высокое кресло с узорной спинкою, и тоже бормочет что-то свое в
сгущающейсЯ темноте.
- ‘оюз ѓоспода с дьЯволом Я принЯть не могу! - громко возражает
‚арфоломей.
- Ђ по учению блаженного Ђвгустина, - подсказывает ‘тефан, киваЯ с
кривою усмешкой на неподвижного фрЯзина, - каждому человеку заранее
начертано Ѓогом: погибнуть или спастись. ‡аранее! …ще до рождениЯ на свет!
Ћн тоже был манихеем в молодости, Ђвгустин блаженный! …сть темные души,
уготованные гибели, и есть те, кого ѓосподь прежде век назначил ко спасению.
€ переменить своей судьбины не можно никому! (”рЯзин важно склонил голову в
своем смешном широком колпаке) - ‚от почему они и сошлись. - ‘тефан, не
оборачиваЯсь, кивнул в сторону призрачных иудеЯ с фрЯзином. - Ќа
предопределении!
Џелагий возражал Ђвгустину, так ЏелагиЯ проклЯли! Ќикто не хотел в
тогдашнем ђиме исправлЯть самого себЯ по заповедЯм •ристовым! ‚сех
устраивала судьба, заданнаЯ до рождениЯ, да еще к ней купленные у Џапы
индульгенции!
„умаешь, почему мы с католиками теперь не в одно?!. €з-за символа веры
только? €з-за "filioque" пресловутого? Љак бы не так! ќто древний спор, с
самых ветхозаветных времен! ‘пор о предопределении! ‘пор о заповедЯх
•ристовых! Ћ свободе воли и о том. Ѓог или сам человек должен отвечивать за
злые поступки свои! Ќаша православнаЯ церковь каждому дает надежду спасениЯ,
но и каждого предупреждает: не споткнись!
‚арфоломей молча склонЯет голову. Ћб этом они с братом толковали
досыти, и не раз. € пусть ученый фрЯзин, окутанный темнотою ночи, изрекает
свои непреложные истины, пусть ропщет иудей и отрешенно молчит мертвоглазый
болгарин, длЯ коего весь мир - греховное порождение сатаны. Ѓог добр,
премудр, вездесущ и всесилен!
- € все-таки ты не ответил мне, ‘тефан, откуда же зло в мире?
- …сть и еще одно учение, - отвечает голос ‘тефана из темноты, - что
зла в мире и нету совсем. Џопросту мы не понимаем всего, предначертанного
ѓосподом, и за зло принимаем необходимое в жизни, то, что ведет к далекому
благу! "ѓорек корень болезни лечит". ‚от как, словно в споре Њосквы и ’вери
о кнЯжении великом. Њожет, убийства Ђлександра с ”едором и тут ко благу
грЯдущего объединениЯ ђуси?
- "Ћтыди от менЯ, сатана!" - возражает ‚арфоломей предательскому
темному голосу, - ты ли это говоришь, ‘тефан? ‡ло есть зло, и всЯкое зло,
раньше или позже, потребует искуплениЯ! € в молитве ѓосподней речено:
"€збави нас от лукавого!" ‚ыходит, однако, дьЯвол постоЯнно разрушает
всемогущество Ѓожие? Љак это может быть, ‘тефан? џ должен знать, с чем мне
иметь дело в мире и против чего боротьсЯ!
Џравда ли, что, не Явись •ристос на землю, люди уже давно погибли бы от
козней дьЯвольских, злобы и ненависти друг ко другу?
€ почему не погибнет сам дьЯвол, творец и источник зла, ежели он есть?
Љак помирить необходимость зла с всемогуществом божьим?!
- Ђ как помирить свободу воли с вмешательством Ѓожиим в дела земные?! -
отвечает ‘тефан вопросом на вопрос. - „умаешь, так уж глуп был Ђвгустин со
своим предопределением? Ќе-е-ет, не глуп! Ќадо допустить одно из двух, или
свободу воли, или... всемогущество Ѓожие!
- ‘тефан, ты смеешь противопоставить ’ворца творению своему?
- Џойми! ‘оздав пространство вне себЯ, Ѓог сам себЯ и ограничил, ибо
находитсЯ вне, снаружи. ‘ледовательно, Ћн не вездесущ.
- ‘тефан, Я чую в мире присутствие Ѓожие везде, и всегда и всюду!
- —уешь "присутствие в мире", - вот ты сам и ответил себе ‚арфоломей!
Ќо дальше. ‘оздав необратимое времЯ. ѓосподь не может уже содеЯть
бывшего небывшим. ‘ледовательно, Ћн не всемогущ.
- ’ы искушаешь менЯ, ‘тефан!
- ‘оздав души, наделенные свободной волей, Ћн не может, не должен мочь
предугадывать их поступки! ‘ледовательно, Ћн и не всеведущ!
- ‘тефан, что же ты тогда оставлЯешь от величиЯ ЃожиЯ?!
- ‹юбовь! - звучит голос ‘тефана из темноты, как последний призыв,
последнЯЯ надежда к спасению.
- ‹юбовь! - Яростно повторЯет ‘тефан. - ќто так, именно потому, что Ћн
добр! €бо ежели бы Ћн был вездесущ, то Ћн был бы и в зле, и в грехе, а этого
нет!
- ќтого нет... - эхом откликаетсЯ ‚арфоломей, начинаЯ соглашатьсЯ с
братом.
- ќто так, потому что Ћн милостив! - возвышает голос ‘тефан, - ибо если
бы Ћн был всемогущ и не исправил бы зла мира, то это было бы не сострадание,
а лицемерие!
- ќто так, - кричит ‘тефан, - потому что если бы Ћн был всеведущ, то Ћн
знал бы и злые наши помыслы, и люди не могли бы поступить иначе, дабы не
нарушить воли …го! Џонимаешь?! Ќо тогда за все преступлениЯ должен был бы
отвечать ѓосподь, а не люди, которые всего лишь исполнители воли ’ворца!
Ѓог добр, следовательно, не повинен в зле мира сего, а источник зла -
сатана! - ‘тефан, чуть видный в темноте, отирает лицо рукавом. Ћн весь в
холодной испарине.
- ‡начит, - медленно спрашивает ‚арфоломей, - ты признаешь силу сатаны,
‘тефан?!
- „а!
("„а!" - эхом повторЯет болгарин-богумил. "„а!" - гортанно вторит ему
иудей. - "Ќет!" - произносит ученый фрЯзин: - "‘атана подчинен ѓосподу!")
- „а! - продолжает ‘тефан. - Ќо ежели сатана сотворен Ѓогом, то вновь и
опЯть вина за его деЯниЯ - на ѓосподе.
- ќтого не должно быть! - твердо возражает ‚арфоломей призрачным
собеседникам.
- „а, этого и не может быть! - подтверждает ‘тефан. - €, значит, сатана
не тварь, а порождение небытиЯ, и сам - небытие, нежить! џ это понЯл давно,
тогда еще... "ќйнсоф" - тайное имЯ бога каббалы, он же и есть дьЯвол, или
сатана. Ќо "эйнсоф" означает пустоту, бездну, ничто!
- ‘атана действует! - возражает ‚арфоломей. - Њожет ли несущее сущее
быть бытийным, действенным? џ не спорю с тобою, ‘тефан, Я просто спрашиваю:
как это можно понЯть?
- „а, сатана действует. €, значит, небытие может быть действенным,
бытийным... Џогоди! Ќо не само по себе! Ќебытие незримо влиЯет на нашу
свободную волю, как... ну, как пропасть, как боЯзнь высоты, что ли!
€спользует необратимость времени (страх смерти!), сочитсЯ через разрывы в
тварном пространстве; короче, находит пути именно там, где ѓосподь
добровольно ограничил себЯ.
’е люди, животные или демоны, кто свободною волей своею принЯл закон
сатаны, становЯтсЯ нежитью и терЯют высшее благо - смерти и воскресениЯ на
‘трашном суде. €бо тот, кто не живет, не может ни умереть, ни воскреснуть.
‘мерть сама по себе не зло, ибо за нею идет новаЯ жизнь. ‡ло и ужас - вечное
жаждание, вечнаЯ неудовлетворенность, без надежды на конец. ќто и есть
царство сатаны!
- Ќо мог же ѓосподь предвидеть... заполнить... или и вовсе уничтожить
пустоту?
- „а, а как ты без пустоты представишь движение?
Ћн и уничтожит. Ќа ‘трашном суде. € тогда наступит полный покой. Љонец
времени.
- ‡начит, пока жива землЯ, всегда будет зло, и всегда, непрестанно и
неустанно надобно побарывать лукавого?
- ‚сегда!
- ‹юбовью и верой?
- Џравдою. ‘ила зла только во лжи! - восклицает ‘тефан со страстною
силой. - ‹ожью можно преодолеть ход времени - не того, ѓосподом данного
прежде всЯких век, а времени в нас, в нашем разумении! ‹ожью можно доказать,
что и прошлое было не таким, каким оно сохранилось в памЯти и хартиЯх
летописцев! Ћболгать свЯтых и опозорить мертвых героев; внушить, что те, кто
отдавал душу за други своЯ, искал в жизни лишь низкой корысти... „аже
доказать, что бывшего как бы и не было совсем!
‹ожью легко обратить свободную волю в несвободную, подчиненную маре,
мечтам, утехам плоти и прочим прелестЯм змиевым... „а попросту внушить
смертному, что все совершаетсЯ помимо воли его, по непреложным законам
предопределениЯ!
‹ожь созиждит великое малым, а малое содеет великим; ложь сотворЯет
бывшее небывшим, а небывшее награждает призрачным бытием на пагубу всему
живущему!
‡най, что наивысший свЯтой сатаны - €уда, предавший учителЯ! ’от, кто
следует примеру €уды, свободен даже и от греха, ибо все, что он творит, надо
звать благом. ќти люди пребывают по ту сторону добра и зла. €м позволено
все, кроме правдивости и милосердиЯ! € они долго живут... ‡десь на земле. “
них ведь нет вечной жизни!
- ЊенЯ сейчас посетила ужаснаЯ мысль, ‘тефан! Ќе мнишь ли ты, что наш
кнЯзь €ван „анилыч тоже...
- ’ы хочешь, чтобы Я здесь, сидючи в этом лесу, приговорил к смерти или
жизни вечной великого кнЯзЯ московского? - невесело усмехнулсЯ ‘тефан. -
Ќет, Ћлфоромей, не мыслю! - подумав, ответил он. - ЊнитсЯ мне, кнЯзь €ван
строго верует в ѓоспода и, творЯ зло, ведает, что творит. Ќадеюсь на то.
‚ерую!
- ‚еришь ли ты тогда, что покаЯнием можно снЯть с души любое бремЯ и
избегнуть возмездиЯ за злые дела на ‘трашном суде?
- Ћб этом знает только ѓосподь! Ќе в воле смертных подменЯть собою
высший суд и выносить решениЯ прежде ѓоспода... ‚ сем, брате, еще одно наше
расхождение с латынскою ересью!
€ запомни, Ћлфоромей, дьЯвол всегда упрощает! Ћн сводит духовное к
тварному (мол, тварное важнее, первее духовного, да и вовсе оно одно
существует на свете), сложное к простому, живое к мертвому, мертвое к
косному, косное раздроблЯет в незримые частицы, и те исчезают в "эйнсофе", в
бездне, в пустоте небытиЯ!
’олько силою пречестного креста спасена землЯ от уничтожениЯ злом и
ныне готовитсЯ к встрече Џараклета, утешителЯ, который идет к нам сквозь
пространство, времЯ и злобность душ людских, идет и вечно приходит, и вечно
с нами, и все же мы чаем его повседневно и зовем в молитвах своих! ќто
тайна, не открытаЯ нашему скудному разуму.
‘тефан кончил, как отрубил. Ќаступила звенЯщаЯ тишина.
- ‘тефан, ежели ты прав, - медленно отвечает ‚арфоломей, - и Я
правильно понЯл тебЯ, то борьба со злом заключена в вечном усилии естества,
в вечном духовном творчестве, ежели хочешь, да и в вечном борении с собою? €
еще все-таки в любви, в сострадании ко всему живущему! €наче, без любви, Я
не могу помыслить себе духовного подвига. € еще, наверно, в неложной памЯти
о прошлом... ’ак Я понимаю твои слова о правде и лжи?
Ќо ты так и не сказал мне твердо, брат мой! ‡ло первее всего от нашей
свободной воли или от сатаны? „олжно ли прежде укреплЯть себЯ в ѓосподе?
€ли, прежде всего, молитвами отгонЯть нечистого?
- ’ы хочешь спросить, прав ли, что собираешьсЯ в монастырь?
- џ не об этом хочу спросить тебЯ, ‘тефан! - с упреком перебивает
‚арфоломей. - Џуть мой давно означен! Њне вот здесь, теперь, сидЯ в этом
лесу и на этом древе, перед ликом всего того срама, что ныне творитсЯ на
русской земле, надо понЯть, виноваты ли прежде всего люди, сами русичи, в
зле мира? € не только теперь, а и через века и века, на кого лЯжет вина в
бедствиЯх родимой земли? ‚едь ежели зло, это действенное "ничто", как ты
говоришь, то только от смертного зависит не дать ему воли!
‘тефан медлит. € лес молчит и тоже ждет, что скажет старший на заданный
младшим вечный и роковой вопрос.
- „а, виновны! - глухо отвечает наконец ‘тефан. - …жели ты так требуешь
ответа... Ќо, ѓосподи! - ронЯет он с болью, закрываЯ лицо руками. - Џощади
соплеменников моих! ’ак хочетсЯ найти причину зла вовне самого себЯ!
‚ этот-то миг громко хрустнула ветка под чужою ногою. Ћба брата враз и
безотчетно вздрогнули. Ќезнакомец, фрЯзин по виду, - верно, из купеческого
каравана, давеча заночевавшего в городке, легко перешагнул поваленное
дерево, выступив сквозь призрачную фигуру иудеЯ, и уселсЯ на корЯге,
напротив них, прЯмо на колена растаЯвшего богумила, усмешливо и быстро
оглЯдев того и другого спорЯщих русичей.
Ќепрошеный гость был высок, худ, с длинным большелобым лицом и слегка
козлиною, похотною складкою рта. ’емную, поблескивающую одежду незнакомца
нельзЯ было рассмотреть в сумерках.
- „остойные молодые люди! - воскликнул он высоким скрипучим голосом. -
‚ы так шумите, что Я, неволею, выслушал все ваши ученые рассуждениЯ и решил
присоединитьсЯ к беседе. ‚ы! € вы также! - он слегка, не вставаЯ, поклонилсЯ
братьЯм, каждому в особину, - говорили тут о-о-очень много любопытного! Ќо,
увы! „олжен и огорчить, и успокоить вас обоих! „ьЯвола вовсе нет!
(’олько после подумалось ‚арфоломею, почему ни он, ни ‘тефан не
вопросили незнакомца: кто он и откуда, и почему так хорошо понимает русскую
молвь, и как очутилсЯ в лесу, в отдалении от ђадонежа? ’еперь же оба
невольно и безвольно заслушались диковинного гостЯ своего.)
- џ попытаюсь примирить ваши недоумениЯ! - начал незнакомец. - ‚ам,
конечно, неведомо учение божественного ќригены? „а, да! Ѓританского мниха, -
кстати, соплеменника любезного вашим сердцам ЏелагиЯ, - изложенное им в
сочинении: "De divisione Nature" - "Ћ разделении природы". Ќеизвестно? ’ак
вот, ќригена утверждает, как и вы, молодой человек, что Ѓог создал мир из
самого себЯ. Ќо Ѓог слишком огромен! ќто сама вселеннаЯ! Ѓожественный мрак!
Ћн, если хотите, кхе-кхе - потеет творением своим! €, конечно, вовсе не
подозревает о созданном им мире! ‚озможно даже, будучи бесконечен, не имеЯ
ни начала, ни конца он не ведает и о своем собственном существовании!
‹юди же, сотворенные Ѓогом, и сами творЯт из разума своего виденьЯ,
мысли и - образы! (ѓость повел руками округло, и ‚арфоломей подивилсЯ тому,
какие у незнакомца долгие персты, и какие длинные ногти: верно, не работал
ни разу!) - ‚ы сами, молодые люди, только что весьма приЯтно сочинЯли, или
создавали! - поправилсЯ он, - мысленный мир. €з тварного и временного
производили духовное и вечное! €бо идеи, "образы вещей", как говорил великий
Џлатон, вечны! „а, да! €деи, они суть ваши созданиЯ! Ђ весь окружающий нас
мир, увы, ничего не творит, а лишь ждет приложениЯ сил человека! Љаковое
приложение сил и порождает иногда, гм-гм! некоторые неудобства, или даже
жестокости, или то самое "зло", причина которого так заинтересовала вашего
братца, кажетсЯ, если не ошибаюсь? € вы, достойные молодые люди, Я вижу, не
тратили тут времени даром, а создавали... ѓм! Ќу, не создавали, а рубили,
рушили, то есть творчески изменЯли окружающий вас мир, - "сотворенное и
нетворЯщее", как говорит ќригена!
‚опросите себЯ: зло ли вы приносили миру или пользу? Ѓыть может, лес
станет еще гуще расти на этом месте сто лет спустЯ? Ђ быть может, тут
образуетсЯ с годами зловонное болото? ‚о всЯком случае, лес вам необходим, а
значит, была причина, из которой проистекает следствие, а из него новаЯ
причина и так далее. ‚се обусловлено в мире, молодые люди! ‚се имеет
необходимую причину свою! ‡ачем же вмешивать кого-то. Ѓога или „ьЯвола, или
возлагать ответственность на самого человека за то, чему причиною неизбежные
и вечные законы бытиЯ? Ќе надо казнить себЯ и отыскивать какое-то
действенное зло в мировых событиЯх, молодые люди! Ќе надо! ‹учшее лекарство
от ваших бед - полное спокойствие совести! Џроизнесите только: "сие от менЯ
не зависит", - и вы почуете сразу, как вам приЯтно и просто станет жить!
€ последнее! - незнакомец наклонилсЯ к ним и понизил голос до шепота: -
Џоследнее, что называет удивительный ќригена в рЯду четырех стихий,
образующих мир, это души покойников "несотворенное и нетворЯщее", по вашим
словам "нежить", а точнее мертвецы, уходЯщие назад, в божественный мрак, и
особенно любезные ѓосподу! €бо нет ни раЯ, ни ада, ничего нет, и нет
никакого „ьЯвола и мире, ибо Ѓог, как вы сами недавно изволили заметить,
злого не творит! •а! •а! •а! •а! •а! - ђаскатилсЯ он довольным хохотом,
окончив свою речь и видЯ смЯтенное недоумение обоих братьев. € тотчас,
словно большаЯ птица с криком и тЯжелым хлопаньем крыльев, ломаЯ ветви,
пронеслась по темному лесу и исчезла во тьме. ’олько замогильный мЯукающий
крик филина жалобно прозвучал в отдалении.
- ‘тефан! - воскликнул ‚арфоломей, первым пришедши в себЯ. - —то это?
Љто это был, ‘тефан? - требовательно вопросил он.
Ќо мрачен и дик был взглЯд ‘тефана, и ничего не ответил он на братний
призыв. ‚арфоломеЯ словно облило всего загробным холодом. ‚здрогнув, он
прошептал:
- ѓосподи, волЯ твоЯ!
ђука, которую он поднЯл, чтобы перекреститьсЯ, словно налилась свинцом,
и ему с трудом удалось сотворить крестное знамение.
Њрак уже вовсе сгустилсЯ. € деревьЯ стоЯли тЯжелые и сумрачные, сурово
и недобро остолплЯЯ вечных губителей своих.
- ‘тефан! - позвал ‚арфоломей в темноту. - Џочему ты не сказал ему
сразу: "Ћтойди от менЯ, сатана"?!

ѓлава 9

’ак и не удалось Љириллу на новом месте поправить свои дела
господарские. ‘емьЯ все больше опрощалась. „а и ’ормосовы, да и ћрий, сын
протопопов, и сам Ћнисим, некода думный боЯрин ростовский, все они стали
тут, в ђадонеже, простыми вотчинниками, рЯдовыми держателЯми земли. ‚се
прочее зависело от рабочих рук, деловой сметки, въедливости в труде. ќтими
добродетелЯми, слава ѓосподу, сыновьЯ Љирилловы обижены не были. ’рудились
все, ежегодно подымали новые росчисти, и по труду в доме есть и достаток, и
хлебный запас.
—ередою проходЯт ђождество, ‘вЯтки, ЊасленаЯ, Џасха, ’роица с качелЯми
и хороводами, пахота, сев, покос, жатва хлебов. Ђ годы идут, и та самаЯ
Џротопопова внучка, Ќюша, что с озорными смешинками в глазах почасту
забегает в Љириллов терем и теребит ‚арфоломеЯ, то упрашиваЯ его что-нибудь
сделать ей, то выманиваЯ на улицу, начинает чинитьсЯ, не бегает вприпрыжку
уже, а плавно выступает, трепетно опускаЯ ресницы, и хорошеет - день ото
днЯ.
‘тефан начинает вдруг невесть с чего хмурить чело при Ќюшиных приходах,
безотчетно строжеть, а затем - тЯжко и молча гневать на себЯ за что-то,
непонЯтное ‚арфоломею. ‘таршие словно и не замечают ничего. Ќе замечает, не
понимает ничего и ‚арфоломей. Ћн так сроднилсЯ, так сжилсЯ с их общим, как
думалось ему, ладным согласием: дружбою с Ќюшей и общим со ‘тефаном решением
о пустынножительстве, что ничто мирское, казалось ему, уже не должно бы было
коснутьсЯ ни его, ни Ќюши, ни тем паче брата ‘тефана. Џрозрение пришло к
нему нежданно, в один летний вечер, и потрЯсло ‚арфоломеЯ до самой глубины
естества, до тЯжкого, неисходного отчаЯниЯ.
Ћн возвращалсЯ с корзиной из лесу. Ќизилось солнце. “же багрЯные,
схожие со старинным золотом столбы вечерних лучей, пробившись понизу сквозь
мохнатый заплот могучих елей, легли на черничник и травы. Џламенно-темные
стоЯли на закате стволы дерев. ‚арфоломей невольно замедлил шаги, следЯ тот
миг, когда алые светы, багрец и черлень угаснут и сиреневый холод, легчаЯ,
обоймет небеса и наполнит туманом кусты. Ќа опушке, прЯмь заката, стоЯли
двое, и ‚арфоломей не сразу узнал ‘тефана с Ќюшею, а признав, остоЯлсЯ
растерЯнно и застыл.
‘тефан стоЯл высокий, тонкий в закатном огне, непривычно-неуверенный,
круто склонив чело и судорожно комкаЯ пальцами кожаные завЯзки плетеного
поЯса, а Ќюша - в вечной позе всех любимых, чуть наклонившаЯ голову,
покорнаЯ и загадочно-недоступнаЯ, с цветком в рассеЯнных и чутких пальцах,
слегка отклонив задумчивое лицо от закатных лучей, всЯ уже словно овеЯннаЯ
бархатною лиловою голубизною наступающей ночи.
‚арфоломей глЯдел, выпустив корзину из рук, и не шевелилсЯ. ‚ нем не
пробудилось ревности (это чувство было еще и чуждо ему), но зато поднЯлась
глубокаЯ обида на брата, что предал то высокое, о коем говорил он сам и о
чем ‚арфоломей мыслит теперь самой глубиною души. Ћбида и горечь, горечь
одиночества захлестнули его, словно волною. Ћн отступил, еще отступил,
стараЯсь не хрустнуть веткою, не выдать ничем своего невольного присутствиЯ
тем двоим, на закате. Ћтступил еще и еще, и, поворотЯсь, пустилсЯ бежать
стремглав прочь, в лесную глухомань, с ослепшими от слез глазами, не
разбираЯ уже ни дороги, ни преград на пути...
‚арфоломей бежал по лесу, и ветки хлестали его по лицу. Ѓежал отчаЯнно,
надеЯсь хотЯ устать, но сильное сердце не давало одышливости, и чуть только
он останавливалсЯ, застывал, внимаЯ красному гаснущему пламени заката меж
еловых стволов, как тотчас перед его мысленным взором вставали те двое: брат
с опущенной долу головою и Ќюша в задумчивом ожидании, с забытым цветком в
руке... € в нем тотчас подымалось волною отчаЯние на измену брата и Ќюши, и
он опЯть пускалсЯ бежать через корни, корЯги, кочки и водомоины, спотыкаЯсь,
падаЯ, обрываЯ рубаху и лицо о колючие ветви, сбиваЯ пышные, с болотным
запахом, папоротники, и с надрывным отчаЯнием чуЯл, что беда бежит вместе с
ним, не отступаЯ ни на шаг.
‘меркалось. “же угасли последние потоки расплавленного дневного
светила, уже мохнатые руки туманов поднЯлись из болот, и глухо вдалеке ухнул
филин, и он все бежал и шел, шатаЯсь от горЯ и усталости, и снова бежал,
неведомо куда и зачем.
Ќаконец сами ноги привели его на высоту, на сухую горушку, и тут, упав
в жесткий брусничник и белый мох, он затрЯссЯ, исходЯ звучными в ночной
тишине одинокими рыданиЯми. Ќеведомо почему, безотчетно, русич даже и так
вот, чтобы упасть и завыть от горЯ, выберет место высокое, "красное" место
из тех, которые исстари зовут "Ярами", в честь древнего славЯнского
бога-солнца џрилы, выберет высоту и выйдет на высоту. Ќе памЯть ли то о
гористой прародине далеких пращуров, с которой, разойдЯсь широким разливом
по равнинам ђуси, все равно выбирали русичи длЯ поклонениЯ солнцу (и
выбирали, и насыпали сами!) высокие крутые горушки, где и водили хороводы в
џрилину честь? € позже хороводы водили всегда на "горках", и любовь к высоте
осталась, хотЯ и в том, что церкви Ѓожии ставили на местах высоких, красных,
на холмах и крутоЯрах великих русских рек. „а и селились на высоте,
предпочитаЯ ходить вниз к реке за водою, лишь бы оку была открыта неоглЯднаЯ
ширь земли и небес.
Ќа таком вот пригорке, с коего, верно, открывалась днем замкнутаЯ
чередою лесов уединеннаЯ долина, а теперь лишь сквозистаЯ тьма облегала
окрест, и лежал ‚арфоломей, затихаЯ в рыданиЯх, лежал и думал, успокаиваЯсь
понемногу и начинаЯ смутно понимать, что потерЯно далеко не все, что измена
брата еще ничего не изменила в его, ‚арфоломеевой, судьбе, и от мыслей о
‘тефане и Ќюше, он, невестимо, обратилсЯ к тому, чей великий пример всегда и
во всем предстоит мысленным очам христианина.
€сус ведь был, хотЯ и сын Ѓожий, в земном бытии своем такой же, как и
все, человек. € как человек сомневалсЯ в назначении своем, страдал, мучилсЯ
(наверное, как и Я сейчас!). € молил даже: "да минет менЯ чаша сиЯ!" - в
последнюю ночь, оброшенный (ученики и те заснули, несмотрЯ на просьбу
учителЯ!). € муку принЯл один... ‘ловно знак, завещанный грЯдущему! —то же,
значит, и всЯкий смертный может повторить путь ‘пасителЯ от начала и до
крестного конца? Њожет и - значит - должен? € вот зачем и почему •ристос и
вочеловечилсЯ, родилсЯ, страдал, молил и погиб на кресте! € поэтому можно! -
Ћн даже приподнЯл голову, ослепленный вспыхнувшей мыслью, безотчетно
вперЯЯсь в окрестный мрак. - Њожно и должно! „олжно быть равным •ристу, это
не гордынЯ, а требование Ѓожие! Ѓыть равным ѓосподу! ‚ трудах, в скорбЯх (не
в чудесах, конечно, то уже была бы гордынЯ!), в повторении - вечном, как
таинство свЯтого причастиЯ, в вечном повторении крестного пути!
’еперь он увидал и широту ночного окоема, и игольчатую бахрому лесов на
закатной, охристо-желтой полосе, поразилсЯ тому, как близко увиденное сейчас
к тому, что не по-раз снилось ему ночами. ‚от, в такой же лесной пустыне, на
таком же холме! € пусть ‘тефан... ’олько поможет ему... Џусть он будет длЯ
него ‚арфоломеЯ, словно €оанн Џредтеча. Ђ Ќюшу он будет любить. € беречь,
раз ее любит ‘тефан! Ћна ведь не виновата ни в чем!
‘нова прокричало в отдалении. ‘изые руки туманов тЯнулись уже к
вершинам елей, и бледно-желтое мертвенное сиЯние осеребрило вершины.
‚сходила луна.

ѓлава 10

„о самой свадьбы ‘тефана ‚арфоломей виделсЯ с Ќюшею с глазу на глаз
всего один раз. Ќа людЯх она то гордо проминовывала его глазами, то
хохотала, начинала дурачитьсЯ, словно девочка... ’о вдруг замирала,
испуганно глЯдЯ в пустоту.
€ уже не становилось тайною, что дело идет к свадьбе, и уже
пересылались родичи, - только бы уже стало и помолвку объЯвить в церкви, и
заваривать пиво...
‚арфоломей шел по заулку над речкой с удочкой в руках и свЯзкой ивовых
прутьев, и тут нежданно повстречал Ќюшу. Ћба стали враз, как вкопанные.
‘ловно и не видели доселева один другого, словно сегоднЯшним еще утром не
пробегала Ќюша мимо него по-за церковью, даже не поглЯдев на ‚арфоломеЯ, не
выделив его из негустой толпы парней... Ђ тут, как нарочно, и вокруг никого
не случилось, и - не пройти, не пробежать, гордо задрав нос, и дышитсЯ уже
неровно и жарко, как после игры в горелки... —то содеЯть и что сказать? Љак
бы лучше было им и вовсе никогда не встречатьсЯ!
Ћна дернулась, хотела пройти - и остоЯлась, совсем рЯдом - вот, только
бы за руки взЯть. ‚арфоломей, ‘тефан - оба они сейчас сплелись,
перемешались, перепутались у нее в голове.
- ‡дравствуй! - тихо промолвил он, лишь бы что-то сказать, и чуЯ, как у
него сохнет во рту и ноги наливает мутнаЯ слабость.
- ’ы... - начала было Ќюша, поднЯла на ‚арфоломеЯ ждущие глаза,
потупилась снова и вновь поднЯла (да не молчи ты, не молчи, когда кричать в
пору!). Ћн же - только смотрел на нее, словно бы издалека-издалека, с
дальнего берега.
- ’ы... - спросила Ќюша с отчаЯньем в голосе. - ’ы... правда... во
мнихи пойдешь? € не женисси никогда?
- „а. - € торопливо, чтобы она не сказала чего лишнего, договорил: - џ
все знаю, Ќюша. € желаю тебе счастьЯ.
- „а? Ђ Я... Я... - она вдруг зарыдала, некрасиво уродуЯ губы, - а Я...
Я... Я... Я боюсь! - наконец выговорила она и вдруг, сорвавшись с места,
стрелой побежала с плачем по заулку.
‚арфоломей чуть было не кинулсЯ вслед. Ќо девушка, словно угадавши его
движение, зло и резко отмахнула рукой, и он осталсЯ на месте, словно
пришитый, лишь глазами следЯ за удалЯющейсЯ фигуркой в хлещущем по ногам
долгом сарафане... ‚ерно, так и надо! ’ак и должно было стать. € ‘тефан,
наверное, прав. € Ќюша тоже права. “ него, у ‚арфоломеЯ, своЯ стезЯ, и идти
по ней он должен только один. Љак древние старцы египетские! € не должна
Ќюша становитьсЯ схимницей. Љакие у нее грехи? ђосла, играла в горелки,
хороводы водила по весне, вместе с подружками гадала о женихах...
Ћн закрывает глаза и вновь видит Ќюшу. Ќе ту, что убежала сейчас, всЯ в
слезах, а другую, далекую, прежнюю.
†аркое лето, они сидЯт вдвоем на обрыве над рекою. ‘ухо шелестит на
склоне трава. Ќюша, привалЯсь к его плечу, заплетает венок.
- Њне хорошо с тобой! - незаботно произносит она... •орошо... € слова
повисают, словно трепещущие синие стрекозы над бегучей водой... Њне тоже
хорошо... ‘казал, или только подумал тогда? Џрошло, миновало...
…ще одно воспоминание: он играет на жалейке. Ќюша слушает. Ћни вдвоем
пасут овец. Љогда это было? „авно уже! Ќо он помнит и место то, за деревнею,
на той стороне, и большую бабочку с глазчатым узором на крыльЯх, что тихо
вынырнула из леса и, ослепленнаЯ солнцем, вцепилась в Ќюшин платок, да так и
застыла, расправив крыльЯ, дорогим небывалым украшением.
- “бей! - сказала Ќюша вздрогнув.
- ЌельзЯ. Ћна живаЯ, - возразил ‚арфоломей. - ЏоглЯди, как красиво!
‹учше всЯких камней самоцветных. - Ћн осторожно снЯл платок и показал Ќюше
недвижную, распростертую бабочку. € они долго, голова к голове, разглЯдывали
лесное чудо... Љогда это было? ’уман. - "Њне было очень хорошо с тобой!" -
шепчет ‚арфоломей в пустоту...
Ђ в другой раз... Ћна попросила его рассказать ей про Њарию …гипетскую.
‚арфоломей очень любил этот рассказ и очень живо представлЯл себе все: и
жару, и сухие камни пустыни, и тень человека, убегающую от путника все
дальше и дальше в пески... € будто сам слышал звук ее ломкого тоненького
голоса, звук речи отшельницы, отвыкшей от людей, почернелой и иссохшей,
словно живые мощи, с долгими седыми волосами, выгоревшими на солнце, как
кость. € эти ее первые слова, о том, что она женщина и стеснЯетсЯ своей
наготы. Ђ потом строгий рассказ о греховной молодости, с юности, с
двенадцати лет бескорыстное служение только одной плотской любви, а в
двадцать восемь - обращение, и столь же безоглЯдный, сразу, безо всего, уход
в пустыню, и далее - сорок лет одиночества в жаре и холоде песков, сорок лет
ни одного лица человечьего; и сперва - грешные мысли по ночам, а потом - все
легче и легче... ’ело иссохло, одежда, какаЯ была, истлела и свалилась с
плеч. ‘орок лет безоглЯдной любви к ѓосподу и пречестной Њатери его.
- ’ы погнушаешьсЯ мною, Я такаЯ грешница! - сказала, а когда начала
молитьсЯ, на целую пЯдь вознеслась от земли...
Ќюша в который уже раз слушала это житие в передаче ‚арфоломеЯ и
молчала, и клонила голову, а потом вопросила вдруг:
- Ђ у тебЯ какие грехи, зачем ты идешь в монахи?
- ‡ачем? Њолить ѓоспода о спасении!
- Љого?
- ‚сех. ‚сех людей. ђусичей, ближчих своих! - ответилось легко, так бы
ни ‘тефану, ни даже себе самому не сказал в иную пору... € вот Ќюша уходит.
“шла. € можно открыть глаза и долго глЯдеть в пустой заулок вдоль серых от
дождей и непогод жердевых изгород, обросших лопухами, чертополохом и
кашкой...

‘вадьбу старшего сына ‘тефана с Ђнною, внучкой Џротопоповой, Љирилл с
Њарией решили отпраздновать шумно. Џекли и стрЯпали сразу на полгородка.
Џусть не было питий и блюд иноземных, зато своих наготовили вволю. ЉулебЯки
и расстегаи, целые полтеи дичины и баранины, копченые окорока поросЯчьи и
медвежьи, птица и дичь, пироги, прЯженцы, загибушки и шаньги, медовые коржи,
многоразличные каши и кисели, бычачий студень и разварнаЯ уха из отборных
окуней и налимов, - не считаЯ грибов, капусты, редьки, Ягод лесных и лесных
орехов, сваренных в меду... € хоть мисы и тарели были деревЯнные и глинЯные,
а не из серебра и ордынской глазури, - не хуже прежнего боЯрского получилсЯ
стол! ЊариЯ, выходЯ в клеть, удовлетворенно озирала приготовленное изобилие,
и двадцать бочонков Янтарного пива, сваренного к свадьбе из отборного
ржаного солода, тоже не должны были опозорить своих хозЯев!
„ружками у ‘тефана были оба брата и младшие ’ормосовы. ‚арфоломей,
перевЯзанный через плечо узорным полотенцем, чуЯл то же, что и у всех,
лихорадочное возбуждение, хоть и отказалсЯ опружить по ковшу пива, как
предложил ’ормосов перед тем, как ехать за невестой.
‘вадебный поезд в лентах и бубенцах нарочито промчалсЯ, громыхаЯ, по
всему ђадонежу из конца в конец со свистом и улюлюканьем и уж потом, лихо
заворотив, сгрудилсЯ у невестина дома, под смех, крики и возгласы конных
поезжан выплачиваЯ пивом и калачами воротнюю дань загородившим въезд парнЯм
и девкам.
‚арфоломей втайне все боЯлсЯ увидеть Ќюшу. Ќо в многолюдстве, шуме и
гаме, среди мелькающих лиц подружек, стрЯпей, вывожальщиц, родственниц и
просто гостей и гостий, в колеблемом свете свечей, ее было трудно и
рассмотреть. Ќи за невестиным столом, ни в церкви ему так и не довелось
увидеть Ќюшиного лица близко-поблизку. € только уже когда молодых привезли в
дом и сват ржаными пирогами, предварительно скусив кончики (не выколоть бы
глаз молодой!), снЯл плат с Ќюшиной склоненной головы, увидал ‚арфоломей ее
разгорЯченное, с пЯтнами Яркого румЯнца, с широко распахнутыми глазами,
счастливо-испуганное и растерЯнное лицо. Ћна едва ли кого видела, едва ли
слышала что-либо отчетливо. Љрики, песни, шум и возгласы пирующих - все
летело мимо нее. Ћна вставала, деревЯнно подставлЯла лицо под поцелуи
‘тефана (и ‚арфоломей был рад тогда, что ему надобно подавать и разносить
блюда, а не сидеть против молодых, глЯдЯ на эти, стыдные перед чужими,
обрЯдовые ласки, за которыми как бы означивалось то, о чем ему и думать даже
не хотелось).
Ћт духоты, шума, пьЯного угара у него, чуть не впервые в жизни,
разболелась голова, и, улучив миг, когда молодых наконец со смехом и
озорными шутками повели в холодную горницу укладывать на ржаные снопы.
‚арфоломей выскользнул на улицу, пробралсЯ сквозь толпу глЯдельщиков,
окружавших терем, и, увильнув на зады, оставшись один, вдруг, неожиданно длЯ
самого себЯ и непонЯтно о чем, заплакал так, как не часто плакал и в
детстве. ђыдал, уцепившись руками за выступ амбарного бревна, вздрагиваЯ,
трЯсЯсь, терЯЯ силы и обвисаЯ, трогаЯ зачем-то поминутно ладонЯми колючие,
подсыхающие репьи, шмыгаЯ носом, слыша, как горЯчие слезы с частым шорохом
опадают на подсохший осенний лист...
‘лезы, впрочем, так же вдруг, как начались, и окончились. ‚арфоломей
вытер полотенцем лицо, подумав, что нельзЯ оставлЯть следов слез, постоЯл,
приходЯ в себЯ, покрутил головою. Ћт только что испытанного и вызвавшего
жаркие слезы острого приступа одиночества все еще оставалось сухое жжение в
груди.
‚спомнилось невпопад, как Ќюша, испуганно приоткрываЯ рот, протЯгивала
ложку, кормЯ ‘тефана за свадебным столом, и, верно, очень боЯлась не
замарать ему лицо обрЯдовой кашей. Ђ сама, когда ложка перешла в руки
‘тефана, решительно зажмурила глаза и рот открыла широко, словно галчонок...
Ћн улыбнулсЯ в темноте, еще раз решительно вытер слезы и пошел в терем...
‡астолье продолжалось и еще день, и еще. Ќазавтра молодаЯ мела горницу,
выбираЯ дареные деньги из сора. Ќа третий день всею свадьбой ходили к теще,
на блины...
‚ечером третьего днЯ Ќюша столкнулась с ‚арфоломеем в сенЯх, нос к
носу. ѓлЯдЯ на него сиЯющими, ослепленными глазами, прижимаЯ ладони к
вискам, протараторила:
- Ќичего не понимаю! Ќаверно, счастливаЯ! ’олько ты менЯ тоже не
бросай, слышишь?
Ќеожиданно обнЯла, крепко поцеловала влажным ртом и тут же убежала
прочь...
Ћна так изменилась за эти два днЯ, что ‚арфоломей, оставшись один,
долго склеивал и никак не мог склеить образ той, прежней Ќюши, и этой,
нынешней...

ѓлава 11

„лЯ ‘тефана с Ќюшею по весне намерили срубить новый терем, пока же
пополнившеесЯ семейство Љириллово помещалось за одним столом, и только
ночевать молодые уходили в клеть. Џоэтому весь "медовый месЯц" всЯ труднаЯ
притирка молодых друг к другу происходила на глазах у ‚арфоломеЯ, рождаЯ в
нем то глухую боль, то недоумение. Ќеволею приходилось наблюдать капризы и
ссоры молодых, перемежаемые вспышками едва прикрытой чувственности,
действительные и мнимые обиды друг на друга и то, как Ќюша со ‘тефаном, сидЯ
за общим столом, вдруг переставали замечать окружающих, и тогда взрослые
отводили глаза, а за ними и ‚арфоломей с Џетром старались скорее отвлечьсЯ
чем-нибудь сторонним или затевали громкий разговор, лишь бы не видеть того,
что происходило у всех на глазах между молодыми супругами.
Ќюша еще плоховато стрЯпала; не умела приказать слугам, не справлЯлась
со стиркою и шитьем. ‘тефан гневал, сводЯ прЯмые брови, и ‚арфоломей со
страхом наблюдал, как жалко вздрагивают Ќюшины губы, словно у обиженного
дитЯти.
ђаз, во времЯ одной из подобных размолвок, с глазу на глаз, ‘тефан
ударил Ќюшу, и та с криком выбежала из клети, держась за щеку. ‚арфоломей
как раз возвращалсЯ из конюшни. ‚сЯ кровь прилила ему в голову... Љ счастью,
на крыльцо в этот миг вышла мать.
- Ћлфоромей! - позвала она. Ћн оборотил лицо на материн зов, но не
двинулсЯ. ѓолос Њарии был необычайно строг: - Ћлфоромей! - повторила она. -
Џоди сюда!
Ќабычась, он двинулсЯ к крыльцу.
- Џомоги мне! - приказала ЊариЯ, и увела его в амбар, где ‚арфоломею
пришлось ворочать и перекладывать по указанию матери какие-то кули и бочки.
€ лишь получасом позже, когда он порЯдком взмок от усиленной работы, ЊариЯ
сказала ему:
- Ќу, будет! - € повелела: - ЏрисЯдь!
Ћн сел на кадушку с топленым маслом, угрюмо утупЯ взор.
- ‡апомни, Ћлфоромей, - сказала мать, - никогда не встревай в чужую
жизнь! ‚ семье, меж мужем и женою, и не то еще бывает порой. ќто очень
трудно - всю жизнь прожить с человеком! “ нас с родителем твоим тоже всЯкое
бывало попервости да по младости лет. €ного и на духу не скажу. € все одно:
он муж, глава! †ена не уважит, и сам себЯ уважать не станет супруг, и люди
осудЯт, и всему дому настанут скудота и разор! Њуж, хошь с рати воротит,
суровый да темный, хошь из лесу, с тЯжкой работы какой, хошь с полЯ, с
пахоты, голодный да злой, дак и огрубит непутем, а ты пойми, приветь,
накорми, успокой, выслушай со опрЯтством!
- „ак - вправе - и бить? - тЯжко, словно ворочаЯ камни, вопросил
‚арфоломей.
- Ђ об этом люди знать не должны. € еще скажу: добраЯ жена завсегда в
доме госпожа. „ело супруга - дом обеспечить, дело жены - дом вести. Љоли у
тебЯ всего настрЯпано, да чисто, да тепло - и злой одобреет. Ќо уж коли
кормишь, можно и сдержать от худых-то дел! €ного и не позволишь супругу, а
только чтобы он себЯ по-прежнему уважал и чадам чтобы был отец, глава!
Њуж-от один на всю жизнь. € детЯм отец! Ќе отберешь их, маленьких-то, ни у
отца, ни у матери!
’ы вот спроси, легко ли нам? Ћногда и недоспишь, и куска недоешь, и
болеть не позволишь себе! ‘упруг, чада - болеют, жена, мать - завсегда на
ногах... ‘ мужем прожить да воспитать детей достойно - тут те и монашеский
подвиг, и ратный труд! ‚он уж и на беседе, воззри: парни с жалейками да с
домрами придут, а девицы - с прЯжею да шитьем!
‚арфоломей внимал, все так же опустив очи долу, и неЯсно было, чует ли,
понимает ли мать? ’ут только вопросил, словно просыпаЯсь ото сна:
- Њеньше работают мужики, чем бабы?
- Љак ты, дак и не меньше! - отозвалась мать. - Њужской труд иной. Ќа
рать женок не пошлешь. ЋпЯть же поле пахать, лес валить, хоромы класть... ‚
извозе тоже женка не выдюжит... ‚от так-то, сын! € потому в чужую беду
никогда себЯ не мешай. ‘ами дойдут до ума. ‘тефан нравный, а Ќюра еще
молода. Ќа ‘тефане, глЯди, весь дом держитсЯ. Њожет когда и уважить ему
молодаЯ жена! „а и любЯт один другого. Ђ у любимых кажнаЯ обида - вдесЯтеро.
€ ты того не зазри. Ќе нарушай семью! Џовидишь, сами собою снидут в мир!
- Њамо! - сказал ‚арфоломей, подымаЯ строгие глаза: - ‚есною, когда
‘тефану срубим дом, Я ухожу в монастырь.
- •орошо, сын.
ЊариЯ поднЯлась с заметною усталостью. ЏоднЯлсЯ и он, укрощенный, но не
убежденный.
Њать, однако, оказалась права. Љ вечеру ‘тефан с Ќюшею помирились. Ѓыть
может, он попросил прощениЯ у нее. ‡а ужином Ќюша глЯдела на него всЯ лучась
нежностью, то и дело лебединым движением руки трогала невзначай плечо
‘тефана, подкладывала ему лучшие куски, и в голосе ее слышалсЯ опЯть тот
глубокий горловой перелив, который бывает только у счастливых и спокойных за
свою судьбу жонок.
Ќо был ли счастлив ‘тефан? ‘ ‚арфоломеем они не разговаривали. ђаботали
вместе и дружно по-прежнему, без слов понимаЯ друг друга в труде, но
сердечные тайны, и паче того замыслы грЯдущего, уже не возникали в их
немногословных беседах и, казалось, врЯд ли возродЯтсЯ когда-либо вновь.
’о, что он любил Ќюшу, было слишком видно, и это несколько примирЯло
‚арфоломеЯ с изменою старшего брата. Ќо вот был ли он счастлив по правде,
по-настоЯщему, до конца? ќтого ‚арфоломей навернЯка не смог бы утверждать.
‡апрЯтаннаЯ глубоко, на самое дно души, не могла же, однако, умереть в нем
та жажда деЯний, котораЯ сжигала ‘тефана с отроческих лет? —то же он теперь
собираетсЯ делать, что вершить на жизненном пути? €ли так и похоронит гордые
замыслы своей юности в ежедневном, уйдет в семью, в детей, будет по крохам
собирать, скапливать добро, чтобы где-то во внуках или правнуках войти в
рЯды рЯдовых московских вотчинников?
Љогда ‚арфоломей видел, как Ќюша, ласкаЯ мужа взглЯдами, выгибаетсЯ,
показываЯ округлившийсЯ стан, и ее маленькие груди зовуще натЯгивают полотно
рубахи, ему становилось тошно и обидно за ту, прежнюю Ќюшу, исчезнувшую без
остатка в этой теперешней, "бабьей" и земной. ’ело ее казалось ему в такие
мгновениЯ потным и нечистым, и его охватывал настоЯщий ужас за ‘тефана: на
что же он променЯл свои великие мечты?
‚арфоломей кожею чуЯл за брата, что тот долго не сможет вести такую
жизнь, и ждал беды, срыва, катастрофы. € когда понЯл, чего ждет, стал изо
всех сил отдалЯть неизбежное. ‡аботливо помогал Ќюше справлЯтьсЯ с
хозЯйством, незаметно длЯ брата старалсЯ занЯть его какими-либо делами,
подсовывал ему книги и просил настойчивее, чем прежде, растолковать неЯсное
- лишь бы не дать ‘тефану почувствовать гибельную душевную пустоту, котораЯ
(он понимал и это) рано ли, поздно, так и так настигнет ‘тефана и - что
тогда?!
‘вЯтками, как-то нежданно длЯ многих, оженилсЯ младший братишка
‚арфоломеЯ, Џетр, на Љате, дочери местного свЯщенника отца Ќикодима, давней
Ќюшиной подружке.
‚новь собирали свадьбу, варили и стрЯпали, гонЯли по ђадонежу на
разукрашенных конЯх с колокольцами. Ѓыло много шуму, смеху, песен, давки и
толкотни... € вот за столом в дому Љирилловом поЯвилась втораЯ молодуха,
веселаЯ хлопотуньЯ.
ЉатЯ оказалась толковой хозЯйкой, ловко стирала, вышивала и штопала,
вкусно стрЯпала, легко исполнЯЯ все то, что Ќюше давалось со значительным
трудом. Љазалось даже, что не она состоит при Џетре, а Џетр при ней, -
особенно когда ЉатЯ, словно старшаЯ сестра, ерошила ему волосы, а Џетр
улыбалсЯ детскою довольною улыбкой.
Њать как-то обмолвилась: "два голубка!" € верно, на них приЯтно было
смотреть. ‚о всЯком случае, тут ‚арфоломей не чуЯл никакой внутренней
тревоги.
‘пали они в общей горнице, за занавескою, и, укладываЯсь, долго
возились и хохотали, точно расшалившиесЯ дети.
Џетру с дочерью отец Ќикодим обещал со временем отдать половину своего
дома. Џока же все жили одной семьею, по-прежнему садЯсь трапезовать за один
стол.
‘ Љатиным приходом в доме стало людно и весело. „ве невестки судачили
взапуски друг с другом, решаЯ какие-то свои, женские дела, вместе исполнЯли
работу по дому, и то грозное, чего все времЯ ждал ‚арфоломей, как-то
отдалилось, утихло, почти исчезло на времЯ с окоема семейной судьбы.
‚ марте стало Ясно, что Ќюша ждет ребенка.

ѓлава 12

Љ дубовым ведрам с водою ‚арфоломей теперь не позволЯл Ќюше даже
притронутьсЯ. Ћн всегда оказывалсЯ тут как тут, когда ей надо было отнести
белье, или ночвы с мукою, или иное что, требующее усилий. € так же враз, как
поЯвлЯлсЯ длЯ помощи, он и исчезал, не позволЯЯ Ќюше сказать себе спасибо.
‚арфоломей вел себЯ так, впрочем, не из одной только скромности. ‡а столом
он старалсЯ вовсе не глЯдеть на Ќюшу. ’о бессмысленное, тупое выражение лица
(словно бы все силы души истрачены и поглощены тем, что совершаетсЯ там,
внутри), которое поЯвлЯетсЯ почти у каждой женщины в пору беременности и
делает ее похожей на корову, козу или свинью (в зависимости от склада лица и
тела), пугало ‚арфоломеЯ все больше и больше. ќта сугубаЯ поглощенность в
животном естестве - тусклый взор, припухлые, жующие губы - должна была
разрешитьсЯ длЯ нее небывалым ужасом. ’ак, по крайней мере, казалось ему.
‘ама Ќюша вроде бы совсем не страшилась родов. Џодолгу секретничала и
хихикала с Љатей, а на мужа глЯдела теперь с еще большим подобострастным
обожанием. Џроходили недели, и уже очень заметный холмик живота, худоба щек
и голубые тени у глаз начали говорить о том, что срок близок.
ла весна. Џодтаивали сугробы. ђушились пути. Љони призывно ржали,
катались по мокрому снегу. Ћрали птицы. ‚лажные, пухлые облака плыли по
синему, безмерному, омытому влагою и продутому весенними ветрами океану
неба. ‚ доме ладили сохи и бороны, чинили упрЯжь.
‘правили Џасху. “же землЯ вылезала из-под снежных покровов, и на сухих
пригорках весело пробивалась молодаЯ трава, когда московский гонец примчал в
ђадонеж известие о смерти кнЯзЯ €вана.
Ќачались толки и пересуды. Љалита - хорош он или дурен - был длЯ всех
залогом прочности бытиЯ. Ќи сколько-нибудь заметных войн, ни паче того
татарских набегов при нем не бывало. „аже и жадные послы - бич поволжских
городов - миновали вотчину кнЯзЯ €вана при его жизни. € что-то будет теперь?
„авно так много и горЯчо не толковали о господарских делах в ђадонеже.
Ћнисим, вроде даже помолодевший, врывалсЯ в дом, тормошил Љирилла (старый
ростовский боЯрин сильно сдал в эту зиму, совсем отошел от хозЯйства, и все
больше или лежал на печи, или читал божественное), кричал:
- Ќоне суздальский кнЯзь, ЉостЯнтин ‚асилич может велико кнЯженье под
себЯ забрать! ‘мотри-ко! ‘емен-от €ваныч молод, тово! € ЉостЯнтин Њихалыч
тверской туда ж поскачет, верно говорю! Џонимай! Љак бы на прежно не
поворотило!
Љирилл слабо отмахивал рукою:
- ’ебе, Ћнисим, износу нету! Ђ Я уж в домовину глЯжу. ‘ыны, вон...
’еперича нам за московита надо стоЯть. †изни наново не переделашь, так-то...
Ћнисим недолго сидел, поддакиваЯ медленной речи Љирилла, и вновь
срывалсЯ, бежал узнавать, выехал ли кнЯзь ‘имеон в Ћрду и о чем толкуют на
дворе наместничьем?
‚арфоломей глЯдел ему вслед, дивЯсь и любуЯсь.
- ‚олнуетсЯ! - со вздохом говорил отец по уходе Ћнисима. - ‘таро-прежне
житье забыть не может! Џахать надо, вота что! € молить ѓоспода, не стало б,
невзначай, нахождениЯ ратного!
- Ћн-ить, отец, не моложе тебЯ? - спрашивал ‚арфоломей.
- ѓодами-то Я старее! Њне-ка, поди уж, постриги творили, когда он еще в
колыбели лежал... „а и жил незаботно, сердца не долил никоторой печалью. ‚ек
был таков: накричит, нашумит, а все не взаболь ему, все, словно шуткует!
- “ деинки Ћнисима жена умерла, отец! - осторожно возражал ‚арфоломей.
- „а вот, поди ж ты... - отец вздыхал, и слегка дрожащею рукою вновь
нашаривал и раскрывал толстый "€зборник" с узорными, писанными красною
киноварью и золотом заглавными буквицами, а ‚арфоломей отправлЯлсЯ в
житницу, где хранилась семеннаЯ рожь. „лЯ него за протекшие годы ђадонеж
стал настоЯщею родиной, и потому о своей судьбе и судьбе ихнего дома
мыслилось ему неотрывно от судьбы кнЯзЯ московского. —то бы ни случилось
теперь, получит ‘имеон €ваныч великое кнЯжение или нет, отселе они никуда не
уедут уже и разделЯт судьбу всего московского кнЯжества!
Ђ небо, промытое синью, огромно, а воздух свеж, как юность, и даже
тому, неизбежному, что когда-то приходит к каждому ослаба сил, старость и
смерть, - трудно поверить в пьЯнЯщую пору весны, когда тебе девЯтнадцать
лет!
‚новь зеленой фатою оделись березы. ‚новь тЯжелое рало вспарывает
влажную, клеклую землю прошлогодней пожоги. ’олько руки нынче крепко, уже не
по-мальчишечьи, держат рукоЯти сохи и рало послушно и ровно ведет борозду,
не выпрыгиваЯ, как прежде, из земли. €, любуЯсь собою, проверЯЯ силу рук,
‚арфоломей слегка нажимает на темно-блестЯщие рукоЯти, чуЯ, по натуге конЯ,
взрыхлЯемую глубину, и вновь отпускает, выравниваЯ, и послушное рало тотчас
приподымаетсЯ, все так же ровно, без огрехов и сбоев, разламываЯ влажное
лоно земли.
—то бы ни решил хан в далекой Ћрде, о чем бы ни сговаривались кнЯзьЯ,
что сидЯт где-то там, за дубовыми стенами больших городов, в узорчатых
теремах, или, как сейчас, едут в дали-далекие по рекам и посуху, - есть труд
"в поте лица твоего", и радостно исполнЯть его именно так, чтобы горЯчие
струи бежали по спине, и рубаха была - как выжми, и чтобы сила послушно
играла в руках, и легко и просторно дышала грудь, и нечаЯннаЯ радостнаЯ
улыбка невзначай освещала лицо, открытое ветру и солнцу! € чтобы впереди был
подвиг. ‚еликий духовный труд! € каждаЯ новаЯ борозда невестимо приближает
его к этому подвигу. ‘коро! Ћчень скоро! ‘тупай, сгибай крутовыидную шею,
конь! ’Яни сильнее! € ты тоже мокр, мой товарищ! € твои мышцы, как и мои,
мощно ходЯт под атласною кожей. ’ы добрый конь! € хозЯева твои хорошо
додержали тебЯ до весны, не дали исхудать, опаршиветь, потерЯть силы к
весенней страде! ’Яни, конь! ЌаклонЯй морду, упирай сильнее в землю копыта
свои! ‚от и новаЯ борозда! “же половина полЯ рыхло чернеет за нами и полна
жорких скворцов и грачей, что, суетЯсь и вереща, уничтожают сейчас разную
насекомую нечисть, жуков и личинок. Џогодите, птицы! ‡автра начнем вас
гонЯть, надобно сеЯть хлеб!
’Яни, конь! ’ы, не ведаЯ того, созидаешь основу земного бытиЯ! ’ы и
твой пахарь исполнЯете высокий завет, данный ѓосподом: в поте лица (всегда в
поте лица!) добывать хлеб свой, хлеб насущный, им же стоЯт кнЯжениЯ, царства
и Языки. ’Яни, конь! ‚ начале начал всегда ЯвлЯетсЯ труд, созидание. ’руд
земной и подвиг духовный - двуединаЯ основа истинного бытиЯ. € этот юный
пахарь скоро станет твоим молитвенником, землЯ русскаЯ!
Ќачались те дни великого напрЯжениЯ сил, схожие с ратной страдою, когда
мужики приходЯт с полЯ в грЯзи, поту и пыли и, едва ополоснувши лицо и руки,
молча садЯтсЯ жрать, и только отвалЯсь от глинЯной латки со щами и рыгнув,
бросают сиплым от устали голосом:
- ’от клин... у горелого займища... весь нонече довершил!
€ жена, гордо подымаЯ плечи, спешит с кашею, и дочь, чуть не в драку с
сынишкою, торопЯсь наливает молока бате, и оба восхищенно взирают, как ест,
двигаЯ желваками, косматый отец. Љлин у горелого займища довершен! Ђ еще
тетка ЊотриЯ баЯла, что до субботы тамо ему не управить! —ево! џ говорил!
Ќет, Я говорила! Ќет, Я!
- Ќе балуйте, тамо! - € рассеЯннаЯ тЯжелаЯ рука нашаривает юркие
льнЯные головенки, которые торопЯтсЯ теменем, носом, лбом прижатьсЯ к
горЯчей отцовской ладони и с ней и через нее прикоснутьсЯ, притронутьсЯ к
вековечному великому подвигу россиЯнина, взрастившему хлеб и обилие на
трудной своей земле.
‚арфоломей ухитрЯлсЯ вечером, когда все валились от усталости с ног,
еще натаскать воды, чтобы Ќюше с Љатей было легче с утра со стрЯпнею, после
чего, прочитав вечернее правило, провалилсЯ в каменный, без сновидений, сон.
Ќюше подошло родить, когда уже отсеЯлись, и подступало времЯ покоса.
Љак на грех, в доме не было никого, и ежели бы не ‚арфоломей, - заглЯнувший
со всегдашним: не надо ли чего? - невесть что бы и стрЯслось.
‡авидЯ Ќюшино лицо, покрасневшее, в крупном поту, точно усыпанное
градинами, заслышав ее протЯжные стоны, ‚арфоломей растерЯлсЯ. •отел было
бежать за повитухою, но Ќюшин крик:
- Ћлфера-а-а! Ќе оставлЯй менЯ, не оставлЯ-а-а-ай! Ђ-ой! Ћй! Ђ-а-ой! -
заставил его остоЯтьсЯ. ‚ голове лихорадочно напоминалось: что надобно,
надобно что?! ‚оды горЯчей, много! - сообразил он - и скорей! ‚ загнетке еще
нашлись горЯчие угольЯ. Џод непрерывные, то затихающие, то усиливающиесЯ
стоны он раздул огонь, затопил печь, вдвинул прЯмо в огонь большой глинЯный
горшок с водою. Џотом, сцепив зубы и стараЯсь ни на что не смотреть,
развЯзал и распустил на Ќюше поЯс и завЯзки сарафана и исподницы, совершенно
не понимаЯ, как он станет принимать роды у нее.
"‚асильиху надо! - с отчаЯнием думал он. - € в доме никого, ни отца, ни
матери и ни единой бабы, все на огородах да в поле!" „вадцать раз намеривал
он побежать за помочью, но Ќюша, вцеплЯЯсь в него потной рукой и дико
оскаливаЯ зубы, мотаЯ раскосмаченною головою, не отпускала ‚арфоломеЯ от
себЯ...
‚ самый, как показалось ему, последний миг в горницу ворвалась
Љатерина, за нею следом попадьЯ, Ќикодимиха, и ‚арфоломей, к великому своему
облегчению, был выставлен за порог, где его и нашла мать, ЊариЯ, в великом
страхе и трепете.
‚арфоломей так и не понЯл, когда же домой ЯвилсЯ ‘тефан и когда, в
какой миг, его самого снова позвали в горницы, где и показали крепенького, с
красною, точно ошпаренной рожицею, уже умытого и запеленутого малыша.
‚зглЯнув на постелю, он увидел прежде всего промытые страданием и
счастьем огромные Ќюшины глаза. Љазалось, всЯ прежнЯЯ тонкаЯ духовность, и
еще что-то несказанное, неземное, воскресли в ней после перенесенных родовых
мук.
‚арфоломей стоЯл недвижный, оторопелый и смотрел, переводЯ взглЯд с
роженицы на ребенка. Џочему он был уверен, что Ќюша должна умереть? (Ѓольше
того, знал, что так оно и будет!) € почему он и сейчас не чувствует, что
ошибсЯ в предведеньЯх своих?
Ћднако Ќюша была жива, и по робкой, счастливой улыбке, посланной ею
‘тефану (‚арфоломей только теперь заметил старшего брата, стоЯвшего в
головах постели), он понЯл, что все уже позади, и то, чего он так боЯлсЯ в
последние месЯцы, вновь отошло, отодвинулось, исчезло, или почти исчезло,
точно прошедшаЯ стороною, в немом блеске далеких молний, так и не
разразившаЯсЯ гроза.
“дивительно быстро и как-то между делом (покос был трудный, часто
перепадали дожди, и приходило то стремительно сметывать, то опЯть рассыпать
длЯ просушки полусухие копны) ‚арфоломей научилсЯ обстирывать и обмывать
Ќюшиного малыша, даже и купал его сам, в корыте, держа на ладони (и
справлЯлсЯ с этим ловчее юной матери).
‘тефан снисходительно допускал такое вмешательство брата в свою
семейную жизнь. ‘о временем, войдЯ во вкус, иногда и сам сваливал на
‚арфоломеЯ докучные "бабские" заботы:
- Ћлфер! Џомоги там! - произносил он, утыкаЯ нос в книгу, и ‚арфоломей
тотчас откадывал недошитый хомут и бралсЯ обихаживать малыша.
‹юльку длЯ ребенка готовили оба брата: ‘тефан сколачивал остов, а
‚арфоломей вырезал узоры на ней.
Њладенца, по обычаю, когда минуло сорок дней со днЯ родин, нарекли
Љлиментом, в честь свЯтого Љлимента равноапостольного.
‚оскресшаЯ Ќюша так привыкла к услугам ‚арфоломеЯ, что подчас
переставала даже стеснЯтьсЯ его. Џросила подать малыша, одновременно
выпрастываЯ набухшую грудь из расстегнутого сарафана.

ѓлава 13

Ћсень. ‘рублены новые хоромы длЯ ‘тефана с Ќюшей. Џетр с Љатериной
перешли жить к отцу Ќикодиму. Ѓезо споров поделены слуги, пажити и добро.
Ћпустел старый Љириллов терем. Љогда-то тесный, рубленный всего в две
свЯзи, он теперь нежданно оказалсЯ слишком большим.
€з Ћрды воротилсЯ кнЯзь ‘емен с пожалованьем. ‚еликое кнЯжение
владимирское осталось за Њосквой. ђадонежане, старые и новые, вздохнули
облегченно. Ќе знали еще, каков новый кнЯзь и как проЯвит себЯ, но так
хотелось прочного, незамутненного кнЯжескими ссорами и наездами ханских
послов мира! Џо хотенью своему и кнЯзЯ ‘емена за глаза наделЯли многими
добродетелЯми: нищелюбив, справедлив, богомолен, трезвенен... ‚скоре
радонежскаЯ дружина, вкупе с переЯславской, ушла в поход к Ќовгороду
‚еликому. ’уда же выступили владимирскаЯ, суздальскаЯ, ростовскаЯ и
ЯрославскаЯ рати. ЉнЯзь ‘емен, видимо, не шутЯ намерил продолжать дело отца.
Ћбщего ополчениЯ, впрочем, не собирали, так что сыновьЯ Љирилловы остались
дома. ‚идно стало, что до серьезной войны дело все-таки не дойдет.
‚арфоломею по осени пришлось ехать с хлебным обозом в Ќижний Ќовгород,
так что серьезный разговор с матерью отложилсЯ опЯть.
‚оротилсЯ он с огрубевшим, иссеченным холодными ветрами лицом,
повзрослевший, смутный от переполнЯвших его новых впечатлений и дорожных
картин, в коих ему теперь предстоЯло разбиратьсЯ на досуге.
Ќищие на раскисших дорогах; грЯзь и дожди; купеческие байки о
разбойниках, вырезывавших, по дороге к Њурому, будто бы целые караваны
гостей торговых; дымные, вросшие в землю, крытые соломою избы; скирды хлеба;
воронье на падали; бабы, что, сложив руку лодочкой, долго смотрЯт вослед
обозу, словно провожаЯ родных; короткие ночлеги, дорожнаЯ усталость и тоска;
и вдруг, на круче ЉлЯзьмы, вознесенный громадою валов и царственною роскошью
белокаменных соборов, потрЯсший его ‚ладимир, про который он только лишь
слышал до сих пор.
Ћн выстоЯл службу под величавыми сводами “спенского собора, побывал в
„митровском храме, засунув нос и на митрополичий двор, откуда его, впрочем,
довольно нелюбезно выгнали, потолкалсЯ в торгу, наслушавшись разных
разговоров и толков, наглЯдевшись на торговое многолюдство, уличную тесноту
и - всегда резкое в огромном городе - сочетание выставленного напоказ
богатства и нищеты. “же здесь он увидел многочисленных татарских гостей,
развалисто, словно хозЯева, ходивших по городу, приметил и косые взглЯды
горожан, бросаемые на непрошеных гостей, и татарскаЯ "дань неминучаЯ", о
которой каждую осень починали толковать в ђадонеже, наполнилась длЯ него
новым глубоким смыслом. ‘трана с великим прошлым, некогда могучаЯ и славнаЯ,
была зажата и стеснена горстью сыроЯдцев чужой, бехметовой веры! ‚се, о чем
с прискорбием говорили еще в детстве, во граде ђостове, все, о чем толковал
ему брат и спорили взрослые в ђадонеже, нет-нет да и возвращавшиесЯ к
прошлому, недоумеваЯ, почему с такой легкостью поганые завоевали страну? ‚се
обрастало теперь плотью, зримо ЯвлЯлось взглЯду и требовало действенных
решений ума. ЃродЯ по владимирскому торгу, ‚арфоломей живо вспоминал
рассказы ‘тефана о давнем ростовском вече, так и не похотевшем помочь
восставшей ’вери. Ћн остро вглЯдывалсЯ в лица, гадаЯ, как бы поступил на том
ростовском вече этот мужик, и тот ремесленник, или этот вон рыжий купчина с
толстенными ручищами и весело-румЯным незаботным лицом? Џошел бы со всеми
громить поганых или бежал бы впереди всех, спасаЯ свою жизнь?
Љак понимают сами себЯ, как чувствуют ближних своих все эти люди?
‚от боЯрынЯ, вылезши из возка перед лавкою гостЯ-сурожанина, надменно
оглЯдывает толпу и кидает не глЯдЯ сунувшейсЯ к ней нищенке медную монету
ордынской чеканки, за которой та, падаЯ в грЯзь, долго елозит, разыскиваЯ
деньгу под ногами прохожих, и, наконец найдЯ, удовлетворенно прЯчет куда-то
за пазуху... Ђ вот минуту спустЯ около той же нищенки останавливаетсЯ баба,
бредущаЯ с рынка, и, улыбаЯсь, что-то выспрашивает ее, а та отвечает,
пригорюнЯсь, покачиваЯ головой, только и слышно: "ЊилаЯ!" - "€-и, милаЯ!" -
"Ђ Я, милаЯ!"...
- Ђ у нас летось и все погорело! - „оносит до него голос нищенки, уже
значительно более бодрый, чем в начале разговора, совсем без плаксивости,
словно делитсЯ с кумою деревенскими сплетнЯми. € наконец баба достает из
торбы ножик и каравай хлеба, отрезает краюху и подает нищенке, и обе
кланЯютсЯ одна другой, и снова только и слышно: "ЊилаЯ!" - "„а што ты,
милаЯ!". †енщины наконец расходЯтсЯ, и нищенка украдкою мелко крестит
поданную краюху. "‚от этот лепт - от ѓоспода!" - думает, провожаЯ ее
глазами, ‚арфоломей.
—то может их всех собрать, сплотить воедино, заставить понЯть, что все
они братьЯ, единый народ, и никоторый никоторого не богаче и не беднее, как
понЯли это сердцем те две женщины, одна из которых поделилась с другою
краюхою хлеба не выхвалы ради и не ради платной заслуги перед престолом
‚севышнего, а только затем, что та нынче во временной трудноте, в беде,
котораЯ ее саму пристигнет когда-то или, поди, уж и пристигала не раз!
‡десь опЯть и наново утверждалсЯ ‚арфоломей в правильности избранного
пути. ’олько молитва, дух ѓосподень, только свЯтаЯ православнаЯ церковь
возможет вновь собрать и съединить во взаимной любви многострадальный
русский народ!
‚ Ќижнем Ќовгороде ‚арфоломей, опЯть же впервые, увидал торговую мощь
великого волжского пути. €хний хлебный обоз, где был собран двухлетний запас
не одного только Љирилла, но многих радонежан (хлеб посылали столь далеко, в
Ќижний, нарочито: чтобы выручить толику серебра на ордынский выход),
показалсЯ лишь малою каплей, крохотной ниточкой среди тьмочисленных обозов,
притекающих ежедневно и еженощно на великий нижегородский торг.
ум, рев, разноголосое мычанье и блеЯнье пригонЯемых стад скотинных;
конское ржание; нелепые, горбатые туши верблюдов и их покачивающиесЯ над
толпою безобразные морды; разноЯзычный гомон тьмочисленной толпы, смешенье
лиц и одежд; рабы и рабыни, выставленные на продажу... ‚еличавый ход великой
реки; скопление судов у пристаней - бокастых паузков, учанов и насадов,
лодей и лодок, волжских "веток" и новогородских "ушкуев"; персидские,
татарские, бухарские, фрЯжские и иные заморские гости, армЯне и греки, аланы
и черкасы, хазары, имеретины и готы, тверичи и новгородцы, торгующие в своих
походных лавках рыбьим зубом, воском и многоразличной узорной кованью; груды
товаров в рогожных кулЯх, бочонках, бочках, корчагах и Ящиках, то под
легкими навесами, то просто так наваленные на берегу...
•леб удалось продать (выменЯть на шкуры, обменЯв последние, в свою
очередь, на серебро) только на четвертый день к вечеру. Ќасколько удалась
сделка, ‚арфоломей (торговались и считали старшие) не мог судить. Ћт него
требовалось теперь только одно: зашить в поЯс причитающиесЯ ему рубли и
серебрЯные диргемы и довезти их сохранно до дому (что он и исполнил
невредимым воротЯсь в ђадонеж).
‡а четыре днЯ в Ќижнем насмотретьсЯ пришлось всЯкого. ЏотрЯсло его, что
русские продавали русских же рабов иноземцам. Љак это могло быть, никто ему
толком изъЯснить не умел даже и сами рабы-полонЯнники. Љого-то выкупали из
татарского полона, кого-то тут же и продавали вновь. Љто-то, быв холопом у
своего боЯрина, попал сюда после разорениЯ господина... ‚ том, что свои
продают своих, было опЯть нечто такое, против чего должен он будет
когда-нибудь направить все силы своей души. Ќе должно христианину роботити
братью свою! ‚ообще не должно! Љ чести русской церкви, что она запрещала
держать холопов на землЯх своих. Ќо те рабы, те домашние холопы, свои,
ближние, почти члены семьи, как у них в дому, - тот же ’юха Љривой, его
старший друг и учитель в многоразличных ремеслах, - что ж, после смерти
родителЯ и он мог бы попасть сюда, на это всесветное торжище, и быть продану
в дали дальние, в чужие земли, к Языкам незнаемым: в песчаную Ѓухару, в
степи ли, на Љавказ, за †елезные ворота или еще дальше, за море •валынское,
в сказочную Џерсию, в …гипет, или пустыню аравитскую?!
€ вместе с тем, какаЯ сила во всем! Џравы суздальские кнЯзьЯ, что
замыслили перебратьсЯ сюда, в эти недостроенные еще, раскидисто рубленные на
горе бревенчатые твердыни, в гордый Љремник, вознесенный над торгом и
великою, уходЯщей в далекие дали рекой. € пожалуй, не так уж и легкомыслен
был деинка Ћнисим, кричавший, что суздальский кнЯзь сможет восхотеть
схватитьсЯ с кнЯзем московским за великий владимирский стол! € этому, - тут
же подумал он, - не надо дать свершитьсЯ. „а будет единою исстрадавшаЯсЯ в
которах кнЯжеских ђусскаЯ землЯ. ‚прочем, в суете нижегородского торга,
подобнаЯ мысль и самому ему показалась предерзкою. Љак, в самом деле,
справитьсЯ с этим кипеньем, напором и всесокрушающим движением? —ей голос не
утонет и сможет быть услышан в реве, гуле и грохоте этой толпы? ’руду
духовному потребна тишина великаЯ. €з многошумной Ђлександрии или Ђнтиохии
сирийской праведники уходили в безлюдье пустынь, дабы там наедине с природой
и создателем событиЯ воспитывать и устремлЯть дух свой к подвигу отречениЯ.
€ уже воспитавши себЯ, умудренные опытом пустынножительства, приходили
проповедовать на стогны многошумных городов...
‡а два днЯ до отъезда ему удалось узнать о пригородном монастыре
‚ознесениЯ ѓосподнЯ, основанном не так давно постриженником Љиево-Џечерской
обители „ионисием, который сперва ископал себе пещеру, подобную киевским, и
спасалсЯ в ней, пребываЯ в полном безмолвии.
Ќе медлЯ нимало, ‚арфоломей направил свои стопы в монастырь, даже не
придумав толком, о чем он станет беседовать с „ионисием, ежели тот восхощет
принЯть незнакомого отрока.
Њонастырек был невелик, церковь и кельи - новорубленые, из еще
светлого, едва обветренного леса. ‘ замиранием сердца вошел ‚арфоломей в
ворота монастырЯ. ‚се было так знакомо, так сходствовало его тайным
помыслам! Џривратник, вглЯдевшись повнимательнее в лик юноши и улыбнувшись,
сам спросил, словно бы догадав о намерениЯх гостЯ:
- Љ авве „ионисию?
‚арфоломей молча кивнул, весь залившись жарким румЯнцем.
- Џожди мал час! - ответствовал привратник.
ла служба. ‚арфоломей стал позади негустой толпы прихожан и начал
горЯчо молитьсЯ. ’о ли место, где стоЯл монастырь, то ли душевное
расположение ‚арфоломеЯ были таковы, что он на молитве забыл обо всем на
свете и был как во сне, так что, когда привратник тронул его за плечо, он не
сразу сумел обернутьсЯ, понЯть, что его зовут, и прийти в сознание.
„ионисий, вероЯтно, приметил незнакомого юношу еще на молитве, во времЯ
богослужениЯ. ‚о всЯком случае, быстро оглЯдев гостЯ с головы до ног и,
видимо, понЯв, что перед ним далеко не простой паломник, что ходЯт по свЯтым
местам, сами не ведаЯ, чего же ради, он пригласил ‚арфоломеЯ к себе в келью,
поставленную на скате горы, чрезвычайно простую, рубленную в две свЯзи, из
второй половины которой ход шел прЯмо в пещеру, ископанную некогда
подвижником длЯ первого пристанища своего и служившую ему и поныне убежищем
молитвенного уединениЯ.
„ионисий был еще не стар, худ, горбонос, с проницательным и острым
взглЯдом, в котором тотчас угадывались ум, волЯ и сугубаЯ твердота нрава.
‚арфоломей, принЯв благословение у старца и справЯсь с первым
смущением, как можно кратче изъЯснил, кто он и откуда и каковых родителей.
„ионисий удовлетворенно склонил голову, его первое впечатление об этом
отроке подтверждалось - гость был еще менее прост, чем даже и сам умел
помыслить о себе!
‘качками, словно падающаЯ со скалы вода, разговор, затронув то и другое
и третье, втек наконец в русло общих духовных интересов, и оба скоро понЯли,
что "нашли друг друга". ’ак люди близкого духовного склада и равной культуры
по двум-трем невзначай брошенным замечаниЯм узнают один другого в толпе и
тотчас находЯт и общие темы длЯ разговора, и даже общие умолчаниЯ о том, что
известно и понЯтно каждому из них и неведомо окружающей толпе.
Џо какой-то странной робости, или по скромности, ‚арфоломей до самого
конца так и не призналсЯ старцу, что сам собираетсЯ в монастырь.
Ћ чем они говорили в ту свою первую встречу, ‚арфоломей тоже
впоследствии не мог свЯзно припомнить. ‚прочем, он больше слушал, чем
говорил сам. …го всегдашнее немногословие сослужило ему и в этот раз добрую
службу. ‡апомнилось только, что речь как-то вдруг повернулась к тому, о чем
он так пытливо и страстно думал на протЯжении всей дороги. ‘корби родимой
земли, ее прошлое величие, величие ее пастырей духовных и долг праведника
перед лицом днешней беды - вот то, что немногими Яркими словами набросал
пред ним „ионисий и что, словно клинок и ножны, так сходилось с его личными
размышлениЯми.
ЏровожаЯ ‚арфоломеЯ, не посмевшего слишком злоупотреблЯть временем
знаменитого подвижника, „ионисий тонко улыбнулсЯ и заметил, что не говорит
гостю "прощай", чаЯ узреть его еще не раз, и, возможно, в новом обличии.
‚арфоломей и здесь не призналсЯ в своих, почти угаданных „ионисием мечтах,
только пламенно покраснел в ответ и, покраснев, похорошел почти девическою
или, скорее, ангельскою красотою. ’аким и запомнилсЯ „ионисию, не раз
вспоминавшему потом, уже много времени спустЯ, о первой встрече с будущим
радонежским подвижником.
ЏодъезжаЯ к дому, ‚арфоломей думал только об одном: как скажет матери,
что все сроки исполнились и ему теперь надлежит, не отлагаЯ боле ни на день,
ни на час, исполнить то, к чему он приуготовлЯл себЯ всю предыдущую жизнь.

ѓлава 14

„ома все было вроде бы по-прежнему. ’олько отец, встречаЯ сына, почти
не поднЯлсЯ с постели, да мать, всматриваЯсь в его слегка загрубелое,
решительное лицо, приветствовала ‚арфоломеЯ с незнакомой ему ранее
почтительной робостью. ‚ыслушиваЯ дорожные рассказы, она накрывала на стол,
опрЯтно и быстро расставлЯла блюда, достала тарель с рыбным студнем, сама
натерла редьки сыну и налила топленого молока.
- Ќюша и ‘тефан здоровы, все слава Ѓогу! ЃанЯ истоплена. Џоешь, помойсЯ
и ложись почивать. “тро вечера мудренее! - ’ем и закончилсЯ их первый
разговор.
Ќазавтра она, еще до прихода братьев с женами, сразу же после трапезы,
сама увела его длЯ разговору в светелку и, плотно прикрыв двери, усадив сына
на лавку, а сама, севши прЯмь него на сундук, потупилась, разглаживаЯ платье
на коленЯх сухими, узловатыми руками, затруднЯЯсь, с чего начать. Џод ее
пальцами повиделось, что и ноги у матери усохли, истончились совсем, и всЯ
она, как вдруг бросилось в очи ‚арфоломею, высохла, олегчала, почти потерЯв
женскую округлось плоти.
Ќаконец ЊариЯ, справЯсь с собою, поднЯла глаза:
- Ћтец плох! ‚идишь сам, уж и встает с трудом! ‚се тебЯ сожидал... ’ы
потолкуй с им... Ќедолго ему с детьми говорить-то осталось...
‚се было не то, и ЊариЯ вновь опустила глаза долу. ‚арфоломей молчал.
Ћн ее понимал, конечно, не мог не понЯть, с самого первого поглЯду, с того
еще мига, как зашли в особный покой и уселись прЯмь друг друга беседовать. -
’ы видешь, мамо, сколь Я ждал и терпел! Ђ теперь уже ничто не держит менЯ.
ЃратьЯ избрали свои пути, а менЯ сожидает мой. € отец не должен зазрить. Ќе
вы ли сами говорили, что Я "обитель свЯтой ’роицы", и мой путь изначала -
служить ѓосподу! Ћтпусти, мамо! - говорило его молчание.
- ЃратьЯ заходЯт? - спросил он. ЊариЯ кивнула головой.
- Ћногда и Љатерина забежит... „а што! ЃратьЯ оженились, пекутсЯ ныне,
как женам угодить! - тЯжело отмолвила она. - ‘о стариками молодым трудно.
‘воЯ жисть... - не кончила. ‚арфоломей промолчал.
(Ћтпусти менЯ, мамо! џ был заботливым сыном тебе и отцу. Ѓыть может,
самым заботливым из сыновей. Ђ сейчас - отпусти! “же исполнились сроки. ’ы
знаешь сама! € птица вылетает из гнезда, когда у нее отрастают крыльЯ, а Я
человек, мамо, и путь мой означен от юности моеЯ! Ќехорошо умедлить на пути
предуказанном самим ѓосподом!)
- ’ы, Ћлфоромей, печешьсЯ, како угодить Ѓогови, это благаЯ участь! Ќо
подумай и о нас с отцом. Ћба мы нынче в старости, в скудости и в болезнЯх!
Љого, кроме тебЯ, могу Я просить? ‘ама бы... Ѓез отца... прожила и за
невестками! ѓолоса не возвышу уже и мира не нарушу в семье. Ђ отец не может!
‚се блазнит ему господинство в доме... Ќе хочу, чтобы при гробе лет
повздорил со своими детьми!
Њолчит ‚арфоломей. (Њамо! Џочто не ‘тефан и не Џетр а Я должен взвалить
на плеча свои еще и сей крест и сию суетную ношу! Ќе уподоблюсь ли Я жене
нерадивой, умедлившей встретить жениха? Ќе сам ли •ристос повелел бросить
отца своего и матерь свою и идти за ним? „умаешь ли ты обо мне, мамо? Ђ
ежели Я не справлюсь с собою и, втайне, почну желать вашей кончины, твоей и
отца, мамо? ’ого греха мне и ѓосподь не простит!)
- ’ы не станешь ждать нашей смерти, Ћлфоромей! - возражает мать
молчанию сына. - Ђ жить нам осталось недолго. „отерпи! Џроводи нас с отцом
до могилы! Ћпусти в домовину и погреби. ’огда и ступай, с Ѓогом! Ђ Я и из
могилы благословлю тебЯ на твоем пути! Џрипаду к стопам ѓоспода нашего, да
наградит тебЯ за терпение твое!
(Њамо! ’ы разрываешь, мне сердце! џ должен уйти! ’ы это знаешь сама.
€ли Я беспощаден к тебе? €ли это юность моЯ так не может и не хочет больше
ждать? €ли Я жесток пред тобою мать моЯ, рождшаЯ и воспитавшаЯ мЯ, и
вскормившаЯ млеком своим? €ли Я, как и прочие дети, будучи в неоплатном
долгу у родителей своих, ленюсь и небрегу отплатить хотЯ малым чем долг свой
при жизни родительской? ѓосподи, подай мне знак, дай совет, как поступить в
этот час!)
- џ не понуждаю тебЯ, Ћлфоромеюшко. ’окмо прошу! Ќе можешь - ступай с
Ѓогом. Џростись токмо с отцом по-хорошему. Њы ить и одни проживем, с
ѓосподней помогой! Џрости менЯ старую!
Ћна потуплЯетсЯ вновь, и ‚арфоломей видит, как вздрагивают худые
материны плечи, как кривЯтсЯ судорожно губы, сдерживаЯ рыдание, как робкаЯ
слеза осеребрЯет ее ресницы...
(’ы не ведаешь, мамо, какой жертвы просишь у менЯ! џ уступаю тебе, но и
сам боюсь за себЯ в этот миг. ‚ыдержу ли без ропота этот последний искус?
ѓосподи, владыка добра! Џомоги мне днесь на путЯх моих!)
- •орошо, мамо. џ остаюсь, - говорит он.
…му приходитсЯ поскорее поддержать мать, чтобы ЊариЯ не рухнула в ноги
сыну своему.

ѓлава 15

Ѓлижайшие два года не прошли совсем даром длЯ ‚арфоломеЯ. Ћтец был
прикован к постели, братьЯ и верно, как говорила мать, больше угождали женам
своим, и на него пали те хозЯйственные заботы, которые ранее исполнЯли џков,
‘тефан, „аньша или сам боЯрин Љирилл. …му пришлось-таки поездить и походить
с обозами, неволею научитьсЯ торговать; много раз бывать в ЏереЯславле, этой
второй церковной столице московского кнЯжества, где он даже завел знакомства
в монастырских кругах; побывал он и в других, ближних и дальних городах - в
•отькове и „митрове, в ћрьеве-Џольском и ‘уздале, спускалсЯ по ‚олге от
ЉснЯтина до “глечаполЯ. Џо крайней мере единожды довелось ему увидеть
Њоскву, куда ‚арфоломей попал в числе радонежан, вызванных на городовое
дело. (Љогда набирали народ, можно было и поспорить, - свободные вотчинники,
в отличие от черносошных крестьЯн, не несли городового тЯгла, но ‚арфоломей
не стал спорить. …му самому было любопытно поглЯдеть стольный город своего
кнЯжества, а работы он не боЯлсЯ никакой.)
Њосква, хотЯ и обстроеннаЯ Љалитой и красиво расположеннаЯ на горе, над
рекою, все же сильно уступала ђостову, ‚ладимиру и даже ЏереЯславлю. ѓород,
однако, был многолюден, а народ напорист и деловит: москвичи Явно гордились
своею столичностью. ‚арфоломей нашел времЯ побывать в монастырЯх, „аниловом
и ЃогоЯвлениЯ, обегал Љремник, благо они тут и работали, починЯли приречную
городьбу, и даже увидал мельком кнЯзЯ ‘емена, - молодого, невысокого ростом,
с приЯтным лицом и умными живыми глазами. Ћн шел в сопровождении каких-то
боЯр и свиты и слушал, киваЯ головой, то, что говорил ему забегавший сбоку,
привзмахиваЯ руками, седой боЯрин, сам же бегло окидывал взглЯдом
строительство, и даже, остановЯсь невдали от ‚арфоломеЯ, указал рукою одному
из боЯр на что-то вызвавшее его особое внимание. Џередавали, что кнЯзь ‘емен
только что воротилсЯ из Ћрды, где представлЯлсЯ новому цесарю, —анибеку.
Њелькнул и исчез пред ним кусочек той "верхней" жизни, со своими,
неизмеримо важнейшими, чем его собственные, трудами, успехами, бедами и
скорбЯми. ‚ажнейшими уже потому, что от них, от этих трудов кнЯжеских,
зависели жизни и судьбы тысЯч и тысЯч прочих людей - боЯр, торговых гостей,
ремесленников и крестьЯн. —то было бы сейчас со всеми ними, не прими —анибек
милостиво кнЯзЯ ‘емена? ‚ерно, уже бы скакали гонцы по дорогам и в воздухе
пахло войной!
Њитрополита ”еогноста, как ни хотелось ему, ‚арфоломей в этот наезд так
и не видел. ЃаЯли, что духовный владыка ђуси все еще не воротилсЯ из Ћрды.
Џригородные московские монастыри, как и большие монастыри ЏереЯславлЯ -
ѓорицкий и Ќикитский, вызывали в нем одно твердое убеждение: туда он не
пойдет. ‚арфоломей даже затруднилсЯ бы сказать, почему именно. ‚ерно, из-за
той самой "столичности", котораЯ тут упорно лезла в глаза: соперничества и
местничества, тайной борьбы за званиЯ и чины, страстей, свЯзанных с
близостью к престолу, которые он и не знаЯ знал, - чуЯл кожей этот дух
суетности, враждебный, по его мнению, всЯкому духовному труду. ђаз за разом
ворочаЯсь из своих путей торговых, ‚арфоломей все больше убеждалсЯ в том,
что его замысел: уйти в лес и основать свой собственный, скитский монастырь,
есть единственно правильный и единственно достойный путь длЯ того, кто
хочет, не суетЯсь и не надмеваЯсь, посвЯтить себЯ единому Ѓогу.
Њежду тем времЯ шло. Љирилл все больше слабел и уже начал не шутЯ
поговаривать о монастыре. Ћн бы, верно, и давно уже посхимилсЯ, да не желал
оставлЯть Њарию одну, а та тоже, давно подумываЯ о монастыре, не могла
оставить одиноким своего беспомощного супруга. €м обоим не хватало какого-то
толчка, быть может, внешней беды, дабы решитьсЯ покинуть мир.
“ Љати с Џетром поЯвилсЯ ребенок, девочка, а вскоре обе невестки опЯть
понесли, почти одновременно.
‚арфоломей, который нынче нечасто встречалсЯ с Ќюшей, не сразу почуЯл
приближение беды. Ќюша была уже на сносЯх, когда ‚арфоломей, встретив ее
случайно у младшего брата (она пришла к Љате за какою-то хозЯйственною
надобностью), вдруг, невесть с чего, испугалсЯ до смертного ужаса. „а, лицо
у Ќюши было слегка нездоровым, подпухло, под глазами поЯвились отечные
мешки, но не это перепугало ‚арфоломеЯ. Ћна болтала, даже смеЯлась,
пробовала подшучивать над ним, а глаза у нее в это времЯ - отсутствовали. ‚
них, в самой-самой глубине зрачков, была пустота. Ћн решил, что это
наваждение, пробовал стрЯхнуть с себЯ глупый страх и не мог. —то-то должно
было произойти, возможно, то, чего он ждал тогда, два года тому назад, и
просто ошибсЯ во времени? ‚ечером этого днЯ он долго и горЯчо молилсЯ о
здравии рабы Ѓожьей Ђнны, но и молитва как-то не доходила до сердца на этот
раз, не могла перебить тревожного ожиданиЯ беды.
Њного лет спустЯ ‚арфоломей, к тому времени старец ‘ергий, так развил в
себе эту способность угадывать грЯдущую человеческую судьбу, что уже ни разу
не обманывалсЯ в предчувствиЯх своих. ЃлизкаЯ смерть или тЯжкое несчастье,
увечье ли, плен, болезнь виделись ему заранее, как бы написанными на челе
человека, и даже сроки несчастий он мог предугадать и называл довольно
точно. (‘войство нередкое у людей тонкой духовной организации, хоть и не
объЯсненное до сих пор наукой.)
Ћ своих предчувствиЯх ‚арфоломей не говорил никому. ’олько внутри себЯ
во все эти последние месЯцы как бы сжималсЯ весь, собиралсЯ в комок, словно
ожидаЯ удара.
‘ама Ќюша ничего такого не подозревала: была весела, ровна, хлопотливо
готовила свивальники и сорочки будущему младеню. Ћна уже и ходила тЯжело,
переваливаЯсь, точно утка.
Ћсенние ветры сушили и вымораживали землю. ‘ухой серый ольховый лист на
утренниках хрустел под ногой.
ђоды прошли благополучно, - так повестила ему Ќикодимиха (‚арфоломей
как раз возвращалсЯ из лесу). ЃезумнаЯ надежда на то, что он и ныне сумел
ошибитьсЯ, билась в нем, когда он взбегал по ступенЯм ‘тефанова терема. Ќо с
первого же взглЯда на брата, на его потерЯнное, смЯтое лицо, на хмурую
Љатерину, что сидела ссутулЯсь у постели роженицы, ‚арфоломей понЯл, что
дело плохо. Ќюша лежала всЯ в жару, румЯнаЯ, почти красиваЯ, и не узнавала
никого. “ нее тотчас после разрешениЯ от бремени началась родильнаЯ горЯчка.
Џрибежала мать, вызывали ворожею и ‘еклетею, знахарку. Ѓольную
обмывали, поили травами, заговаривали - не помогало ничего.
ѓадали, что делать с младенем (Ќюша опЯть принесла мальчика). ’о ли
искать кормилицу, то ли выпаивать ребенка козьим молоком из коровьей титьки?
‘пор разрешила Љатерина, сама недавно родившаЯ, котораЯ решительно унесла
ребенка к себе:
- ‚ыдумают, тоже, кормилицу! Љака еще и придет, поди их разбери! -
сердито проговорила она, - у менЯ самой молока хоть залейсЯ! Ќадо - и троих
выкормлю!
ЏотЯнулись томительные часы, дни, когда Ќюша была между жизнью и
смертью. †ар наконец спал, и она пришла в сознание, но таЯла, как свеча.
†енщины, сменЯЯсь, не отходили от больной. ‚арфоломей, забросив все дела,
тоже сидел у Ќюшиной постели в очередь с братом. …му было тЯжелее, чем
‘тефану. Ћн знал, что это конец.
Ќюша то плакала, то жаловалась, просила помочь, капризила, словно малое
дитЯ. Ќесколько раз просила принести ребенка, даже брала на руки. ‘лабым
голосом прошала у ‘тефана:
- Љак назовем?
Џосчитав сроки, ‘тефан назвал несколько свЯтых. Ћстановились на €оанне.
- ‚анЯтка! - тоненьким детским голоском прошептала Ќюша и попробовала
улыбнутьсЯ.
‚арфоломеЯ она, когда он приходил, брала за руку и подолгу не
отпускала, не позволЯла отходить. Ђ когда он сменЯлсЯ, упрекала шепотом:
- Џокидаешь, да?
- ‘тефан придет! - отвечал ‚арфоломей.
- ‘тепан... - Ќюша прикрывала глаза.
„ень ото днЯ ей становилось все хуже. Џохоже было, что и крестить
ребенка придетсЯ уже без матери...
‚арфоломей пыталсЯ всЯчески разговорить, успокоить Ќюшу, обещал скорое
выздоровление. Ћна слушала, и непонЯтно было - верит или нет? ‚ерно, ей
очень хотелось верить, что так и будет.
...‚ этот день ‚арфоломей припозднилсЯ с делами и, когда подходил к
‘тефанову дому, невольно ускорил шаги. ‘тефан стоЯл на крыльце и ждал брата.
- ’ебЯ зовет! - выговорил он хмуро.
- Ћчень плоха? - вопросил ‚арфоломей. ‘тефан, не отвечаЯ, махнул рукою
и пошел как-то вкось, деревЯнно шагаЯ, в глубь сеней.
Ќюша лежала тихаЯ-тихаЯ, почти не дыша. …му показалось даже, что она
спит. Ќо Ќюша, заслышав шаги, тотчас открыла глаза.
- ’ы один? - ‚арфоломей кивнул и уселсЯ на скамеечку, рЯдом с постелью,
нашариваЯ исхудалые Ќюшины пальцы.
- ‘ейчас ЉатЯ придет, - сказала Ќюша без всЯкого выражениЯ и замолчала.
Џальцы ее были холодны и даже не ответили на его пожатие. Ћн вздумал было
вновь утешать ее, но Ќюша слабо, как отгонЯЯ муху, отмахнула головой и
спросила, глЯдЯ мимо него, в пустоту:
- ‘кажи... Ќе обманывай только! џ умру?
‚арфоломей склонилсЯ к постели, беззвучно зарыдав. Љогда-то он так же
точно не мог соврать умирающей маленькой девочке. Ќо сейчас ему было тЯжелее
во сто крат.
- „а, - прошептал он. Ќюша с трудом поднЯла руку и огладила его
разметавшиесЯ кудри.
- Ќе плачь! - сказала она. - Њы встретимсЯ с тобою там, да?
- „а! - захлебываЯсь слезами, не подымаЯ лица, отмолвил он.
- џ была такаЯ глупаЯ! - задумчиво протЯнула она, - глу-у-упаЯ, глупаЯ!
Ѓольше такаЯ не буду... Џомнишь, ты мне сказывал про Њарию …гипетскую? Њне
надо было вместе с тобою уйти в монастырь! Ќу, не вместе, а где-нибудь
рЯдом... € приходить к тебе на исповедь каждый год. Ќет, каждый месЯц! €ли
лучше по воскресным днЯм... Ћй! Љто там? - испуганно выкрикнула она,
уставЯсь в темный угол.
- Ќикого нет! - отмолвил ‚арфоломей, невольно поглЯдев туда же.
Ќюша говорила все торопливее и торопливей и уже Явно начинала
заговариватьсЯ. ’емно-блестЯщий взглЯд ее сделалсЯ недвижен, а рука заметно
отеплела. “ нее подымалсЯ жар...
Љак давно это было уже! € словно все повторЯетсЯ вновь: ‘тефан,
испуганный, стоит за дверЯми, а она - девочка Ќюша - умирает у него на
руках...
•лопнула дверь. ЉатЯ от порога спросила:
- †ива?
- †ива еще! - помедлив, ответил ‚арфоломей и прошептал тихо, самому
себе: - …ще жива...
‚ комнату постепенно собирались женщины. ‚ошла мать. Џотом попадьЯ.
Ќюша бредила, взглЯд ее сделалсЯ мутным, она уже врЯд ли узнавала кого.
‚арфоломей встал и вышел на улицу. ‘тефан стоЯл в сенЯх и плакал, зарывшись
лицом в Ќюшин тулуп.
Ќюшу обрЯжали вечером. Ћбмыли, переодели, положив на три днЯ в открытую
домовину. Њного суетились, много плакали. Џриходил, ведомый под руки, отец.
Њелко покачиваЯ головою, говорил с покойницей как с живой, в чем-то упрекал,
за что-то хвалил ее. Џриходили Ќюшины подружки, родственницы и матери
подружек. „ьЯчок из церкви читал над Ќюшей часы.
„ома варили кутью, готовили поминальную трапезу. ЉатЯ сердито
раскачивала колыбель с маленьким ‚анюшей, приговаривала ворчливо:
- …тот-то будет жить! €шь, голосина какой! Ѓеда, матки нету на тебЯ,
пороть-то тебЯ будет некому!
‚арфоломей наклонилсЯ над колыбелью (младенец тотчас затих и зачмокал
ртом) и осторожно поцеловал крохотный лобик. ‚ этом ребенке теперь осталась
ее душа...
Љогда колоду с телом уже опустили в могилу, засыпали землею и, утвердив
крест и разделив кутью, разошлись, ‚арфоломей задержалсЯ на погосте. ЋтойдЯ
в сторону, он поглЯдел на небо. •олодное, оно еще хранило отблеск угасшего
солнца, и легкие, лилово-розовые облачка, просвеченные вечерними лучами,
прощально сиЯли над землей, прежде чем потускнеть и растворитьсЯ в сумерках
ночи.
"џ была такаЯ глупаЯ, больше не буду!" - донессЯ до него тихий голосок.
Ћттуда? ‘ высот горних? €ли с погоста?
ЋглЯнувшись, он заметил вдалеке высокую фигуру ‘тефана, что брел,
шатаЯсь, в сторону леса. ‚арфоломей догнал брата, тронул за рукав. ‘тефан
оглЯнулсЯ, глаза его почти безумно сверкнули.
- Ђ-а, это ты!
- €дем домой. †дут, - выговорил ‚арфоломей. ‘тефан поглЯдел слепо,
двигаЯ кадыком, силЯсь что-то сказать. Ќаконец разлепил тонкие губы:
- Џерст ѓосподень! ‘удьба... „олжен был сразу... ђазом... ‚се
оставить... Ћставить мир... „олжен был уйти в монастырь... „а! „а! ‡а дело!
Џоделом мне! Џоделом! Џоделом! Ѓоже! - выкрикнул он, давЯсь в диком смехе и
рыданиЯх, - почему ее, а не менЯ?!
‚арфоломей силой увел его с погоста.

ѓлава 16

‘тефан ушел в монастырь сразу же, как отвели сороковины по Ќюше. „ом и
добро передал Џетру, ему же с Љатею вручил на руки обоих младенцев.
‘мерть Ќюши и уход ‘тефана осиротили семью. Ћтец сразу сник, начал
забыватьсЯ, почасту сидел, уставЯ глаза в пустоту, и что-то шептал про себЯ.
Њать перебирала какие-то трЯпки, доставала старинные выходные порты из
сундуков, молча прикидывала, думаЯ свою, тайную думу. …диножды сказала, без
выражениЯ, как о решенном:
- Њы с отцом уходим в монастырь. Љ ‘тефану, в •отьково. ’ам и женскаЯ
обитель недалеко.
‚арфоломей этого ждал и потому только молча склонил голову.
- ‚от, сын! - прибавила ЊариЯ, усаживаЯсь на край сундука и бессильно
ронЯЯ руки на колени, - вот, сын... †ивешь, живешь, сбираешь, копишь, а длЯ
чего оно? ‚се истлело, изветшало, исшаЯло, как и мы с родителем твоим! —аю,
недолго уже и проживет старый... „а и мне без него незачем больше жить.
‘коро освободим тебЯ, Ћлфоромеюшко! ’ы уж потерпи...
‚арфоломей сделал безотчетно самое верное: подошел к матери и молча
приник к ее плечу. Ѓольше они об этом не говорили.
‚скоре в доме началась деловитаЯ суета прощаний, сборов, вручениЯ
вольных грамот последним оставшимсЯ холопам. “ходЯ в монастырь, Љирилл
отпускал на волю всех.
Ћтбирали что поценнее на продажу, на вклады в монастыри - останнее
серебро, рухлЯдь, иконы и книги. Љак мало оставалось от прежних ростовских
богатств боЯрина Љирилла! Ќасколько богаче были они в своем старому дому,
уже разоренные, уже приуготовившиесЯ к переезду в ђадонеж! € какою ненужною
суетою выглЯдели все эти скудные осенние сокровища боЯрской семьи! †изнь
кончаетсЯ, и кончаетсЯ все. Ќичего не унесешь с собою. Ќичего или почти
ничего не оставишь от себЯ на земле! ‚се почнет рассыпатьсЯ прахом, стареть
и ветшать прЯмо на глазах. € лучше, много лучше поступить по обычаю, раздав
одежды нищим, а драгую утварь - церкви, на помин души. ’о, что надобно
человеку, он всегда создает сам. Ќе потому ли и •ристос заповедал не
скапливать богатств тленных, кои червь точит и тать крадет?
‚арфоломеЯ мать благословила семейною иконою Ѓогоматери. Ћтец вручил
ему образ ЌиколаЯ Њирликийского. Ќесколько служебных книг, труды ‚асилиЯ
‚еликого - вот все, что оставалось ему и с чем он вскоре уйдет в монастырь.
‚арфоломей сам отвозил родителей в •отьково. ‘ам передавал вклады и
договаривалсЯ с игуменом.
Ћтец, принЯвши постриг, вскоре слег и уже не вставал. Ѓрат, с которым
он поместилсЯ вместе в келье, ухаживал за Љириллом ѓоспода ради, отказавшись
от предложенной ‚арфоломеем платы.
‘тефан также почасту сидел у отца. „ва монаха, отец и сын, они почти не
разговаривали друг с другом, разве Љирилл просил подать воды или помочь
поправить взголовье. Ћба молчали, каждый о своем. ’ак же молча ‘тефан
вставал по звуку монастырского била, когда начиналась служба, и Љирилл молча
кивал ему, разрешаЯ уйти. ’олько раз как-то и вопросил ‘тефан, с отдышкою,
глЯдЯ в потолок:
- ’ута останесси? Ђли куда на Њоскву, может? - и в голосе просквозила
робкаЯ надежда на то, что сын, в коего Љирилл вложил некогда все силы своей
души, все-таки не посрамит чести семьи, достигнет, досЯгнет, хотЯ бы и на
духовном поприще, достойных их прежнему боЯрскому званию высот. ‘тефан понЯл
невысказанную мысль отцову, кивнул, отмолвил кратко:
- Њожет быть. Џодумаю, отец. - Ќе хотелось огорчать старика, хотЯ
сейчас, после смерти Ќюши, всЯкие мысли о суетном преуспеЯнии покинули
голову ‘тефана, и хотел он - так, по крайней мере казалось ему самому -
только одного: уединениЯ.
‚арфоломей навещал родителей изредка. Ќадо было опЯть пахать, снова
сеЯть, вести ненужное ему хозЯйство, хотЯ бы ради того, чтобы отец с матерью
могли умереть в покое, не заботЯсь тем и не гадаЯ о домашних делах, и чтобы
после всего передать дом и землю Џетру непорушенными.
Ћсенью он отвез в монастырь два воза с обилием: хлебом, мЯсом, рыбой и
разноличною овощью. Ћтец был уже очень плох, и смерти его сожидали со днЯ на
день. ‚арфоломей рассудил, довершив домашние дела, воротитьсЯ в монастырь и
пожить тут, послушествуЯ, до кончины родительской.
‡емлЯ уже подмерзла. Љонь весело бежал по отвердевшей дороге, и первые
белые снежинки, нерешительно порхаЯ над землею, садились ему на ресницы и
щеки, тут же истаиваЯ и превращаЯсь в крохотные капельки воды, когда
‚арфоломей возвращалсЯ в монастырь. ‚сю дорогу он волновалсЯ: застанет ли
отца в живых? € только ступив на монастырский двор, увидел, что не опоздал.
Ћтлегло от сердца.
€з кельи отца как раз выходила худощаваЯ высокаЯ монахинЯ - сиделка.
‚глЯдевшись, он узнал мать. ЏоклонилсЯ ей в ноги (чуть было не бросилсЯ на
шею). ЊариЯ всхлипнула; крестЯ сына, выговорила:
- €ди скорей, отходит! ‚чера соборовалсЯ уже.
Љирилл с трудом признал ‚арфоломеЯ. ‚зглЯд его становилсЯ мутен, руки,
беспокойно перебиравшие одеЯло, уже плохо слушались старика. Џрошептал:
- ЏетюнЯ где?
- Џослезавтра приедет, - коротко отмолвил ‚арфоломей, тотчас понЯвши
про себЯ, что младший брат уже не застанет отца в живых.
Љирилл начал отходить к полуночи. “мирал тихо, только два-три раза и
вскинулсЯ, всхлипнул беспокойно. „ыхание все слабело и слабело и наконец
остановилось совсем. ‚арфоломей закрыл глаза отцу. ‘крипнула, отворЯЯсь,
дверь кельи.
- “же? - спросил ‘тефан.
- “же, - помедлив, отозвалсЯ ‚арфоломей.
‘тефан стал рЯдом, и оба начали читать заупокойный тропарь:
"‘о духи праведных скончавшихсЯ душу раба твоего, ‘пасе, упокой,
сохранЯЯ ю во блаженной жизни, Яже у ’ебе, —еловеколюбче!
‚ покоищи твоем, ѓосподи, идете вси свЯтии ’вои упокоеваютсЯ, упокой и
душу раба твоего, Яко един еси —еловеколюбец!
’ы еси Ѓог, сошедший во ад, и узы окованных разрешивый, сам и душу раба
’воего упокой!
…дина чистаЯ и непорочнаЯ „ево, Ѓога без ‘емене рождшаЯ, моли спастисЯ
души его!
‘лава Ћтцу и ‘ыну, и ‘вЯтому „уху, ныне и присно, и во веки веков..."
Ћтца хоронили истово, соблюдЯ весь сложный чин монашеского погребениЯ.
Ћтпевал родителЯ сам игумен. ‘колько здесь было неложного уважениЯ к
покойному, сколько благодарности за нескудный вклад в монастырь, ‚арфоломей
не стал гадать.
Њать слегла тотчас после погребениЯ отца. “ нее ничего не болело, но
она почти перестала принимать пищу и тихо угасла, недотЯнув двух дней до
ђождества. Џохоронили ее на монастырском кладбище, рЯдом с отцом. “покой,
ѓосподи, в высЯх горних души усопших рабов ’воих, Љирилла и Њарии, и дай им
вкусить за все их труды земные, вечный покой!
‚арфоломей оставалсЯ в монастыре до сорокового днЯ. "‡акрыл глаза
родителЯм и покрыл их землею, со слезами" - как и обещал матери. ‘правил все
полагающиесЯ службы и требы, устроил вечное поминовение: "“красил памЯть их
панихидами и литургиЯми, и милостынЯми ко убогим и нищим" - сказано в
…пифаньевском житии.
Љогда он уезжал из •отькова, стоЯл один из тех теплых дней позднего
февралЯ, в которые кажетсЯ, что уже наступила весна: подтаивает снег,
обтекают и звонко ломаютсЯ сосульки на южных свесах крыш, и в воздухе веет
тонким обманным ароматом прозЯбаниЯ.
Ќа душе была светлаЯ радость. Ќе потому только, и даже вовсе не потому,
что радость пристойно испытывать христианину, проводив любимых своих в жизнь
вечную из этой, временной, полной страстей и печали земной жизни. € не
потому, что ему было только лишь двадцать два года и в воздухе обманно пахло
весной. Ќет! Ћн вспоминал сейчас мать такою, какою она была в его раннем
детстве, и отца иного, высокого и еще полного сил, - словно бы сейчас,
сбросив с себЯ изветшавшую плоть, они становились вновь, и уже навечно,
прекрасны и молоды. € похоронены они были пристойно, и оплаканы детьми, и
отпеты, как надлежит христианам, и упокоены в гробах на кладбище, а не
зарыты кое-как при дороге, как зарывают иного бедолагу, которого нужнаЯ
смерть пристигнет в пути.
Џристойно, даже торжественно закончен круг жизни. € теперь только
Џревышний ’ворец станет ведать дальнейшую судьбу своих усопших рабов.
Ћкончен круг жизни достойно прожитой, в постоЯнных, неусыпных трудах и
постоЯнном преодолении несовершенств и немощей плоти. € от сознаниЯ того,
что круг их земной юдоли наконец завершен, на душе и была светлаЯ радость
покоЯ. ‘ветло смотрелись подтаЯвшие, притихшие леса, уходЯщие в вечерний
сумрак, светло и Ясно глЯделось небо над примолкшей землей.
Ќастанет весна. ЋсЯдет снег. ЃратиЯ заботливо поправит сырые холмики
недавних захоронений. Џосохнет, посереет землЯ. ‡атравенеют могилы. ‚ысокие
былинки станет покачивать ветер, ведЯ свои, еле слышные, разговоры с
травой...
Ћн поднЯл голову. Ќа вечернем небосклоне выцветал гаснущий
бледно-охристый свет, а сверху, на отемневшей синеве неба, зажглась одинокаЯ
звезда.
‚ этом мире у него теперь не осталось уже никого, кроме ѓоспода.
- ‚иждь! € прими менЯ в волю свою! - прошептал ‚арфоломей, подымаЯ
чело, на которое неживою тенью упал вечерний гаснущий отблеск зари.
„орога в монастырь, дорога, по которой он медлил пойти ради них,
дорогих сердцу его существ, давно задуманнаЯ дорога, на коей его вновь
обогнал ‘тефан, лежала наконец-то открытою перед ним.

ЏримечаниЯ

…вхаристиЯ - таинство пресуществлениЯ хлеба и вина в истинное тело и
кровь •риста. ќто основнаЯ цель церковной литургии.
Љондак - церковное песнопение, содержащее тему праздника или почитаниЯ
свЯтого, в честь которого совершаетсЯ литургиЯ.
’ропарь - молитвеннаЯ песнь, выражающаЯ сущность празднуемого
свЯщенного событиЯ или изображающаЯ главные черты жизни и деЯтельности
прославлЯемого свЯтого.
Ђнтифон - попеременное пение двух хоров, разделенных на два клироса.
…ктеньЯ - слово греческое, означает "прилежное моление"; рЯд
молитвенных прошений, возглашаемых диаконом или свЯщенником от лица всех
молЯщихсЯ.
Љмети - воины.

Last-modified: Sun, 20 Apr 2003 06:31:40 GMT
Ћцените этот текст: