 леденЯ и усыплЯЯ, начнет подбиратьсЯ к самому сердцу, дабы
разъЯть,  погасить,  погрузить в холодную дрему смерти, и только кувшины -
или  серебро колец в головном уборе?  - все звенЯт и звенЯт:  ищи,  найди!
ѓде-то там, в неведомом далеке...
     ђатник   назади   вновь   хрипловато  прокашлЯл.   ‡амерзший   кнЯзь,
опомнившись,  на застывших,  неловких ногах проковылЯл ко крыльцу, оглЯнул
еще раз со ступеней в немеркнущий свет,  в холод неведомой дальней судьбы,
в  тоску дорог и  путей,  в  свое одиночество в этом суровом мире,  в боль
сердца и слезы, застывающие льдинками на ветру...
     Џечное тепло жарко натопленной горницы,  дыхание спЯщих боЯр и густой
храп  стремЯнного,  запахи конского пота  от  седел и  попон,  сваленных в
углу...  …го  била дрожь.  “же  утонув в  перинах,  замотав ледЯные ноги в
курчавый мех шубного овчинного одеЯла,  кнЯзь с трудом начал отогреватьсЯ,
и  с  теплом,  с  дурманом дорожной дремы  вновь начали наплывать на  него
образы-воспоминаниЯ,  и  тверскаЯ кнЯжна  встала пред  ним,  недоступнаЯ и
прЯмаЯ,  в  белополотнЯной,  отороченной по  горлу черною вдовьей вышивкою
рубахе, с бледным северным ликом, точно восходЯщаЯ ввысь луна, и дремотный
негаснущий свет вечерней зари отемнил голубою тенью дорогое лицо...


     Ќовгород,   показавшийсЯ  ввечеру,  был  как  рождественскаЯ  сказка.
ђозовые  оснеженные  храмы  в  море  изузоренных бревенчатых хором,  вышки
теремов,  каменные  прЯсла  стен,  возведенных владыкой ‚асилием,  кипение
улиц, высокие звоны колоколов.
     ‚асилий с  клиром,  в  крещатых ризах,  встречал кнЯзЯ на  волховском
мосту.
     ’есно застроенный,  сплошь замощенный деревом „етинец в сумерках ночи
ошеломил,  принизил ‘имеона с его бревенчатою,  вечно расхристанною,  то в
сугробах,  то  в  лужах  Њосквой.  €  даже  храмы  Љремника перед каменным
новогородским  изобилием,   перед   величием  древней  ‘офии  умалились  и
померкли.
     ‘емен  стоЯл  в   соборе,   слушаЯ  торжественную  службу,   весь   в
попеременных волнах радости и отчаЯниЯ, воспринимаЯ все окрест так остро и
Ярко,  как, кажетсЯ, было лишь в раннем отрочестве. Џосле службы, несмотрЯ
на  все  настойчивые зазывы  Љалики,  надумал  тотчас  скакать к  себе  на
ѓородец,  отложив все торжества и встречи до утра,  - больше все от той же
сжигавшей его  лихорадки чувств,  чем  от  мудрого  господарского расчета;
хотЯ, верно, так и должен был поступить. € уже в полной тьме опрометью, не
жалеЯ конЯ,  летел сквозь гордый город и застойную тьму до кнЯжого городка
над  ‚олховом,  до  высокой тени выстроенного его  иждивением и  доселе не
виданного им собора ЃлаговещениЯ,  до истопленных кнЯжеских хором, ночной,
с  факелами,  слегка суматошной суеты встречи,  до  торопливого ужина и  -
никого и ничего больше! ‚ постель!
     —тобы хоть тут заснуть и не мучать себЯ! €, смЯв подушку под головой,
сцепив зубы, утонуть лицом в пуховом взголовье, чтобы начала вновь кружить
и  длитьсЯ дорога,  чтобы скакал и скакал призрачный конь и легкаЯ девичьЯ
тень  опЯть  подступала  настойчиво  и   незримо  к   возглавию  кнЯжеской
постели...


        ѓ‹Ђ‚Ђ 67

     “тром он встал раньте всех, оделсЯ, ополоснул лицо. Ќе будЯ прислуги,
в потемнЯх,  не даваЯ себе опасного бездельЯ, решил обозреть городищенские
хоромы.
     Ќа дворе прихватив с собою дьЯкона и нескольких случившихсЯ в стороже
бессонных кметей,  велел открыть храм ЃлаговещениЯ и возжечь свечи, обошел
весь каменный обвод стен,  проник в  алтарь и  дьЯконник,  влез по  тесной
лесенке на хоры.  Љогда спускалсЯ с хор,  внизу уже ждал его наспех одетый
наместник.  Џошли по  стенам,  влезли на  крайний к  реке  костер.  ‘онный
Ќовгород посвечивал в  отдалении редкими,  там и  сЯм,  огнЯми.  Џо темной
дороге гнали к  открытию торга скотинное стадо.  ‘лышно было,  как во тьме
глухо мычали коровы.  „о вершины костра доносило слитный глухой шум многих
копыт  и  щелканье бичей.  ‘емен быстрыми твердыми стопами сбежал вниз  по
ступенЯм,  потребовал открыть погреба,  бертьЯницы и  анбары.  ‚ мечущемсЯ
огне факелов и свечей оглЯдывал груды товаров, свЯзки мехов, круги воска и
кули с низовским хлебом, привезенным на продажу в Ќовгород. ‚елел показать
казну,  проверил вощаницы с  записЯми,  нашел два-три наместничьих огреха,
приказал перевесить вновь воск и серебро.
     “же засерело и  засинело небо и  далекие звоны из  „етинца донесли до
кнЯзЯ,  что ‚еликий Ќовгород проснулсЯ и  ждет его к  себе,  когда ‘имеон,
бегло проверив последний лабаз,  твердым шагом прошел в хоромы, распорЯдил
дневными  делами,   озрел  уже  готовых  к  путешествию  боЯр,  выпил,  не
присаживаЯсь,  чашу горЯчего топленого молока с  медом и приказал седлать.
‘бираЯсь на пир к архиепископу, есть дома не имело смысла, даже и в чаЯнии
долгого торжественного богослужениЯ.
     ЉнЯжеского конЯ покрыли шелковою белою,  в травах, попоной, одели ему
на  грудь  чешму  ордынской  работы,  густо  украшенную бирюзой,  натЯнули
налобник с  алмазами на  высоких качающихсЯ тычинках,  подвесили к  удилам
серебрЯные  сквозные  цепи   сканого  дела,   от   которых  исходил  тихий
непрестанный  звон.   ‘ам  кнЯзь  вздел  зеленые,  шелками  шитые  сапоги,
травчатые сарафан и легкую, на соболЯх, отороченную бобром и крытую парчою
шубу  с  завЯзанными назади рукавами,  натЯнул перстатые зеленые рукавицы,
вдел ногу в  стремЯ и  уже с седла озрел искоса своих принарЯженных боЯр -
не уступили б новогородской господе! ’ронул конЯ.
     ‚  Ќовгород въезжали шагом.  ’олпы горожан теснились по  обочинам,  с
любопытством и  без  страха  озираЯ великого кнЯзЯ  московского.  ѓород  в
розовом свете днЯ показалсЯ еще краше, чем давеча, и ‘имеон вновь напомнил
о своем колокольном мастере Ѓорисе:  как-то он тамо? ‚елено было (негласно
велено,  но мастер понЯл похотение кнЯзЯ) превзойти всех и  всЯ,  что было
доднесь,  дабы  звоны  Њосквы ЯвлЯли всЯкому издалека,  что  город  его  -
столица  ‚ладимирской  ђуси.   Љаменным  зодчеством,   понЯл  это   теперь
окончательно,  ему не  превзойти Ќового ѓорода да  и  не досЯгнуть даже...
Ѓыть может,  в  грЯдущем...  €,  помыслив о том,  что настанет после него,
‘имеон опЯть невольно помрачнел челом...
     ’еперь он,  поводЯ взором семо и овамо,  уже начинал узнавать ведомые
по слухам и  восторженным откликам знатцов храмы и терема великого города.
Џодивил  торгу  (и  так  захотелось  слезть  с  конЯ,   пройти  по  рЯдам,
высматриваЯ  многоразличные  диковины,  из  разных  земель  навезенные,  -
нельзЯ!),  шагом,  под клики толпы, вступил опЯть на ‚еликий мост и уже по
сукнам ехал до самого „етинца,  где спешилсЯ,  обнажив голову,  и взошел в
собор,  отрешенно озираЯ толпу и клир и драгое убранство церковное.  Ѓудто
бы один кнЯзь ‘имеон шел неспешно,  ведомый под руки,  с боЯрами впереди и
позади,  с  почетною стражей  из  <детей  боЯрских> -  молодых ратников из
нарочитых московских боЯрских родов,  а  другой глЯдел на  него с  высоты,
озираЯ  валившую „етинец толпу,  и  сверкающую одеждами вЯтшую господу,  и
главы, и колокола, и подобные кнЯжому дворцу хоромы архиепископа, и слушал
шум,  и  ропот,  и  пение,  и клики,  и внимал всему,  словно бы откуда со
стороны,  из дали дальней,  от иной земли и Языка иного, дивЯсь и наблюдаЯ
чужую непонЯтную жизнь.
     ѓласы хора в  новогородской ‘офии были отменны,  Љалика и  тут  сумел
превзойти москвичей!  ‘емен сосредоточенно слушал,  стараЯсь понЯть, в чем
же  сила новогородского хора.  Ћн  уже  не  рассматривал себЯ со  стороны,
прилежно внимаЯ и  все  боле  и  боле сдвигаЯ брови.  ‘ила хора была не  в
созвучии,  не в чистоте и мощи голосов -  всего этого с избытком хватало и
на  Њоскве,  а  в  гордом,  да,  в  гордом осознании себЯ самих великими и
неподвластными чуждой воле!  € то же было во властном красном фоне больших
образов новогородского письма,  в суровых ликах свЯтителей.  ‚ласть духа и
сила власти!  € надобно было спросить себЯ,  додумать до самого конца: что
же  есть  красота?  €  какова  красота  истиннаЯ?  €  можно  ли  содеивать
прекрасное и великое в искусстве, не содеЯв великого и прекрасного в жизни
сей? Ќо и так ли проста сиЯ свЯзь, сиЯ цепь, съединЯющаЯ зримую жизнь духа
с  земною жизнию плоти?  “  него нынче должны были заканчивать подписывать
храмы, и он ревниво думал о том,  равнЯютсЯ ли хоть сколько  его  изографы
новогородским.  €  хотел,  и  боЯлсЯ  озреть на досуге внимательно местные
храмы,  дабы сравнить - быть может,  и со стыдом, - сравнить, и взвесить и
вновь  потщитьсЯ  понЯть:  что  есть  в  жизни  сей красота,  ЯвлЯющаЯ нам
отверстый лик вечности?
     ‡а думами ‘емен едва не пропустил конца службы и мига,  когда ‚асилий
сожидал благословити кнЯзЯ на новогородский стол.
     Џотом  к  нему  будут  подходить  посадники  и  старшина,   торжества
продлЯтсЯ в  палатах  архиепископа и  окончат  на  ѓородце,  где  Ќовгород
‚еликий признает его  наконец господином себе,  уже не  через наместника и
боЯр, а лично, от лица к лицу, всем синклитом своей вЯтшей господы.
     ‘имеон врЯд ли  предполагал,  что  творилось в  эти  дни в  Ќовгороде
‚еликом,  какие страсти бушевали на уличанских и  кончанских сходбищах,  о
чем толковали и  спорили боЯра по теремам,  с  чем и  длЯ чего прибегали в
Љолмицкий  монастырь,   к  прежнему  владыке  Њоисею,   почто  там  и  тут
повторЯлось  по  улицам  упорно,  одно  и  то  же  имЯ:  Ћльгерд!  ‘кинуть
московский хомут,  не  давать черного бора  кнЯзю  ‘емену,  свободить себЯ
вовсе от ордынского выхода!  •ан был далеко и  наврЯд теперь пошлет ратную
силу к Ќову ѓороду ‚еликому!  •ватает забот и с ‹итвой!  „а и далек ‘арай,
далека ‡олотаЯ Ћрда!  Ђ Њосква, почитай, рЯдом. ‚от она, в городе самом, и
берет  за  горло налогами,  бором,  царевым выходом;  мало  што  боЯра там
удумали, а мы - не хотим!
     Ќичего этого не  знал,  не ведал великий кнЯзь владимирский.  Ћружные
кмети в бронЯх провожали его с пира на пир.  ’ароватый Ќовгород щедро поил
и  кормил кнЯзЯ и  его дружину.  Ћт обилиЯ блюд и питий,  от блеска посуды
разбегались глаза.  ‚ голове шумело от речей заздравных, от похвал и лести
хозЯев великого города,  а вечером ЯвлЯлсЯ озабоченный Њихайло ’ерентьич с
сумрачным  наместником Ѓорисом  и  с  преданно  взирающим в  глаза  €ваном
Ђкинфичем,  разводили руками:  не  приемлют новогородцы суд  наместнич,  и
на-поди!  € проездную виру не дают,  и татебное, хошь татебное-то завсегда
кнЯзев корм!  €  с  бором ни в какую...  € ‘емен,  откладываЯ отдых и сон,
считал и прикидывал,  советовал то с одним,  то с другим, гневаЯ, требовал
наступчивой воли от наместника, вспоминаЯ с запозданием иные окольные речи
в  днешнем  пиру  и  вырванное  у  него  неволею  полуобещание не  трогать
немецкого и готского гостЯ...
     ‚  чем  пришлось отступить и  уступить -  мужи  новогородские наотрез
отказались согнать Ќаримонтову чадь с северных пригородов своих.
     - ‘ам  же,   кнЯже,  крестил  …внутиЯ!  -  корили  боЯре  ‘имеона.  -
•ристиЯнина грех гнать,  мы-ста тем побытом и всю ‹итву в веру православну
переведем!  - ђазводили руками, вздымали бороды, подымали глаза к потолку.
‹укавили вЯтшие господа ‚еликого Ќова ѓорода! Ћх и лукавили! ‹адили промеж
‹итвы с  Њосквою устроить волю свою...  €  сил не  было нажать,  пригнуть,
заставить. Ђ и были бы силы? Ћткачнет к ‹итве ѓосподин ‚еликий Ќовгород, и
- на горле удавкою -  иссЯкнет вечный серебрЯный ручеек, питающий дружбу с
Ћрдой!  € черный бор чтобы ежегодно сбирать, от того уперлись новогородцы:
землЯ худа, смерд маломочен у нас, и на-поди!
     ‡емлЯ,  и верно,  кормила плохо.  Ѓольше давал закамский путь, откуда
шел дорогой соболь,  шло и серебро закамское. „авала доходы соль в ђусе (и
доход с десЯти варниц отдали-таки новогородцы ‘имеону).  „авали доход сало
морского зверЯ и шкуры, что везли с морЯ Ѓелого, рыбий эуб, воск, железнаЯ
ковань. Ќо не перенЯть мытный двор, ни должности новогородского тысЯцкого!
„обро,  хоть  вовсе не  отказали в  смесном суде  посадника с  наместником
кнЯжим!
     ’ароват, богат ѓосподин ‚еликий Ќовгород, а серебро новогородское вот
оно:  в этих розовых на заре храмах под выписными кровлЯми, в этих богатых
нарЯдах горожан -  смерды в  лунском сукне и  в бархате веницейском!  € не
возьмешь,  и не стребуешь,  и гневать - разум не велит... ‘ам же у себЯ на
Њоскве лишнее серебро -  да что лишнее,  лишнего серебра под ханом никогда
не бывает!  -  и не лишнее,  кровное,  надобное вот-вот, трачу на храмовую
роспись,  на хоры церковные,  на колокола.  € должно так! ‚ека пройдут, и,
как  от  киевской  седой  старины,  от  тех  добатыевых  времен,  во  мгле
утонувших,  что останет?  •рамы да украсы книжные, мудрые слова книгочиев!
Ѓыть  может,  этим  одним  и  протЯнет в  вечность его  краткаЯ бесплоднаЯ
судьба...  „а еще тем, что держал и удержал ђусь от распада, сберег отцово
добро,  не дал растащить по кускам,  по уделам... Ђ после себЯ - кому? ‚се
одно кому?!
     ђаботой,  делами, спорами, тЯжбою с новогородской господой да бешеной
скачью замучивал себЯ ежеден до конца, до предела, чтобы не снилась, чтобы
не тревожила краткий покой.  € все одно -  наплывало, мрело и марило, и не
понЯть было,  великаЯ ли тоска или счастье великое,  от тоски неотличимое,
нисходило тогда на его воспаленную голову?


        ѓ‹Ђ‚Ђ 68

     Ђлександрова сына,  отданного Љалике в  ученье,  ‘имеон еще не видал.
Ѓыть может, отрок Њихаил и видел великого кнЯзЯ на одном из многочисленных
и  многолюдных пиршеств во  дворце архиепископа,  однако сам ‘имеон еще не
встречал, не зрел тверского кнЯжича и почти позабыл о нем (чего, возможно,
и добивалсЯ ‚асилий Љалика),  когда, прискакавши в „етинец в неурочный час
и  стремительно пройдЯ на владычную половину,  -  споры о  подъездной дани
митрополичьей,  в  конце концов,  мог  и  должен был разрешить сам ‚асилий
Љалика!  -  нос к  носу столкнулсЯ с высоким,  не по годам рослым отроком,
который стоЯл во владычном покое с греческою книгою в руках и во все глаза
уставилсЯ на гневно вбежавшего кнЯзЯ.
     ‚  лице отрока,  в  его повадке,  веселом непугливом любопытстве было
нечто,   отличавшее  его  от   прочих  боЯрских  отрочат,   во   множестве
встречавшихсЯ ‘имеону, и московский кнЯзь, сперва невнимательно и свысока,
а  потом заботно и  вопросительно озревши вьюношу,  сам  спросил,  догадав
почти в тот же миг, когда открыл рот длЯ вопроса:
     - Њихайло ‹ексаныч?
     - Ђга!  - отмолвил отрок и широко, весело, совсем по-детски улыбнулсЯ
во весь рот.  - Њиша Я!  ЉнЯжич тверской!  Ђ ты -  ‘емен  €ваныч?  џ  враз
признал,  видел тебЯ на пиру!  - € потому, что ‘емен смолчал, не знаЯ, что
отмолвить отроку, Њихаил добавил: - ‚ладыка скоро придет, сбегать за ним?
     - Ќе нать.  Ћбожду!  -  возразил ‘имеон, тут только увидев, что отрок
чем-то  незримо схож со  своею старшей сестрой,  хотЯ ни лицом,  ни статью
вроде бы и не напоминал ее вовсе.
     ‡а спиною отокрылась и тотчас  захлопнула  дверь,  чьи-то  торопливые
шаги протопали по переходу,  мышинаЯ вознЯ послушников,  служек, дьЯконов,
слухачей,  придверников и прочих уже начала коловращение свое,  и скоро  в
покой войдет торопливою легкой походкой ‚асилий Љалика,  и начнетсЯ спор о
подъездном,  вернее даже не спор,  а многословные излиЯниЯ со ссылками  на
безликое  вече,  на коем ‘имеон так-таки ни разу не побывал.  € потому эти
вот немногие минуты наедине с Ќастасьиным отроком, с братом Њаши, хотелось
использовать на что-нибудь путное,  спросить,  узнать, понЯть наконец, кто
перед  ним  и  какой  благостыни  ждать  ему  и  Њоскве  от   этого   сына
Ђлександрова?  €  ничего  не находило в ум.  € он молчал,  и отрок молчал,
весело и готовно глЯдЯ на кнЯзЯ.
     - ѓреческаЯ?  - спросил ‘имеон, невольно краснеЯ и гневаЯ про себЯ за
нелепое смущение свое.
     - Ђга. “чу. ѓреческий ирмологий. ‹азарь привез! џ и гласы знаю уже! -
похвастал отрок, и нельзЯ было не улыбнутьсЯ ему в ответ.
     - Ђ у тебЯ на Њосквы как поют стихиры на стиховне с <Ѓогородичным>, с
украсами, как и тут, эдак протЯгают али просто?
     € отрок, торопЯсь высказать свое, красиво запел <Ѓогородичен>.
     ‘имеон,  намерЯсь отделатьсЯ улыбкою  взрослого и  преизлиха занЯтого
мужа,  не выдержал и,  усмотрев (ухо имел верное) отличие,  вполгласа спел
московский извод.  Њиша-Њихаил выслушал,  склонив голову набок,  и тут  же
попробовал повторить,  но ошибсЯ, и ‘имеон, уже и сам увлеченный нежданною
игрою,  спел вновь,  уже в полный глас.  Њиша стал подтЯгатъ,  и тут-то  и
вступил    в    палату   ‚асилий   Љалика,   остановЯ   позадь   кнЯзЯ   и
любовно-полурастерЯнно озираЯ обоих,  кнЯзЯ и кнЯжича из враждующих домов,
занЯтых согласным церковным пением.
     ‘имеон,  первым почуЯв помеху,  обернул, узрел архиепископа и закусил
губу. Љалика опустил очи долу:
     - „олжен покаЯти,  кнЯже,  не  свел тебЯ с  отроком сим!  Ќе  времЯ и
было-то,  не  пора!  Џиры да  споры промеж нас!  ‚се  ладил,  как стихнет,
схлынет, так уж и свести тебЯ с Њишею-то...
     Љалике  трудно  давалась ложь,  и  ‘имеон,  пожалев  старика,  тотчас
повернул разговор к  делу.  ’ут же,  стоючи у аналоЯ,  урЯдили подъездное.
‚асилий уже не вилЯл, не тЯнул. ЏонЯл, видно, что кнЯзь гневен и не должно
упорствовать ему излиха в этой нужде церковной.
     “рЯдили. Џорешили вечером подписать грамоту. € тут забытый было отрок
вновь подал свой голос:
     - Ђ ты Џерынь видел?
     - Ќет еще! - отмолвил ‘имеон.
     - „авай поскачем туда сейчас?
     - Ќеможно.  „ела зашли! - с искреннею печалью отмолвил ‘имеон, на миг
представЯ себЯ,  как он, забывши про чин и порЯд, скачет вдвоем с тверским
кнЯжичем мимо Ђркажа и ћрьева к далекой Џерыни,  и Њиша,  горЯчий, гордый,
вцепившись в  поводьЯ,  гонит  и  гонит конЯ,  а  он  сидит,  словно бы  и
небрежно,  но  тоже  ладит  не  отстать от  резвого отрока;  и  незнакомаЯ
заботнаЯ  гордость неизведанного отцовства легкой  печалью  обнЯла  его  и
чуть-чуть стиснула сердце.  Ћн  поднЯл было руку взъерошить волосы отроку,
но тот отпрЯнул,  покраснев в свой черед, и посмотрел стыдливо исподлобьЯ,
и кивнул, и примолвил:
     - Џрощай!  -  €  прибавил опЯть совсем-совсем по-детски,  с  заметным
новогородским выговором: - Џриходи есчо!
     Ќа дворе,  садЯсь на конЯ,  ‘емен грустно и горько подумал:  <€ отрок
сей поведет когда ни  то  рати на  Њоскву!  €  не будет уже <Ѓогородична>,
будет гомон и  топ,  и  звЯк оружиЯ,  и ратники муравьиною чередою потЯнут
умирать в усобной войне...  ѓосподи!  „ай мне хотЯ отсрочить сие! „ай мира
русской земле хотЯ бы дотоле, как минет днешнее тЯжкое безвременье! Њне не
полки водить! Њне их всех удержать от войны!>


        ѓ‹Ђ‚Ђ 69

     Ќо и от войны удержать, по-видимому, было немочно.
     ‘ юным Њихайлой ему так и не довелось боле встретитьсЯ. € говорить (о
многом -  надумал потом у  себЯ на ѓородце!) такожде не пришлось.  € часто
после жалел об  этом.  „а  ить не ведал,  что,  перебыв всего три недели в
Ќовом ѓороде,  поскачет назад,  вызванный ордынскою грамотой,  напомнившей
вновь,  что великий кнЯзь володимерской -  всего лишь служебник, подручник
татарского царЯ.
     Ђ  на вечевой сход,  разом открывший ему глаза на многое,  непонЯтное
доднесь, попал он нежданным случаем, обманувши своих и новогородских боЯр.
     ‚  тот день ему положено было вовсе не ездить в Ќовгород.  „лЯ ‘емена
устраивалась охота на Њсте, и уже все было приуготовлено ко кнЯжой потехе.
€  только  Њихайло  ’ерентьич -  отколе  и  проведал  старик?  -  повестил
скользом, не упираЯ, едва ли не на ухо сказал про вечевую прю сегоднЯшнюю.
‚идно,  и свои не хотели того,  и охота... ЉакаЯ охота! ‘емен велел подать
ему  простое будничное платье и  сапоги,  курчавый бараний зипун на  плеча
накинул и,  выехав из ворот городецкого кнЯжого подворьЯ, скоро уклонил по
колеистой боковой дороге к Ќовгороду. Ќескольким слугам, что взЯл с собою,
велел скакать кучнее,  а прочим приказал править на Њсту - буду-де за вами
вслед!  € знал, что догонЯт, учнут корить, держать, окружать и вываживать,
словно норовистого конЯ, но пока - вот она, свобода!
     ‚  воротах не задержали,  растерЯлись,  что ли?  Ђ не доезжаЯ торга и
вечевой площади,  сам сошел с  конЯ и,  пеший,  завернул за  угол,  тотчас
утонув в толпе глЯдельщиков,  крикунов, новгородских ухорезов и шильников,
что  густо  окружили  и  сдавили  нарочитую  чадь,  собравшуюсЯ у  вечевой
ступени.  ЏробилсЯ с помощью слуг сколько можно вперед - кнЯзЯ не узнавали
тут, с натугою давали дорогу, чаЯ какого боЯрина из московлЯн.
     - Ќаместниць холуй,  видно! Џущай послухат, цегой-то и в толк возьмут
московици!  - услыхал он за своею спиною негромкую молвь горожан. ЋстановЯ
у  высокого тына,  он  наконец услыхал громкий голос  боЯрина,  кажетсЯ со
‘лавны,  который,  распахнувши бобровый опашень и дергаЯ себЯ за отвороты,
гневно орал с вечевой ступени,  и орал поносно противу Њосквы такое,  чего
‘имеон и не мог представить,  будучи все на пирах да на беседах! € площадь
орала    в     ответ    разноголосо    и    грозно,     словно    лукавый,
добродушно-хлебосольный Ќовгород вдруг  скинул личину свою  и  встал  тут,
гневный и страшный, готовый на бой и драку за свои вечевые права.
     - ‹итве,  што  ль,  поддатьце,  Ћльгирду твому?!  -  выкрикнул громко
широкобородый  широкоплечий  мужик  в  дорогом  зипуне  и  полез,  работаЯ
кулаками, к вечевой ступени. ‘емен не сразу узнал в нем всегда спокойного,
осанисто-вожеватого ЋстафьЯ „ворЯнинца.
     - Ћльгерду поддатись хочете? - повторил он грозно, взбежав на вечевую
ступень.  - Џсу литовскому? „а! „а! Џсу! Њертвециной где пахнет, он тута и
есь!
     - Ќе лайсЯ, ЋстафьЯ! Ќе лайсЯ, твой-от ‘емен не луцши того! - кричала
площадь.
     - ‘емен €ваныч хошь  православной!  -  орал  Ћстафий в  ответ,  -  по
крайности,  ропат латинских не  настроит,  в  веру бесерменску не обратит!
Џопомните слово мое,  господа мужики! Џлесковицей выдадим и сами погинем с
‹итвою поганой!
     - ‚ыход! ‚ыход ордынский ‹итве не придет давать! - кричала площадь. -
•рещеной Ћльгирд-от, не лукавь!
     - „обро бы так!  - не сдавалсЯ „ворЯнинец, рубЯ кулаком воздух. - „ак
и  ‹итва  платит  выход  царев!  Ђ  ноне  почал  ваш  Ћльгирд черкви божьи
утеснЯть,  за веру •ристову в затворы посажал мужей избранных!  ‚едомо вам
сие, мужи новогорочьки?!
     - ’о  ведомо!  Ђ  неведомо вот,  сколь  ты  от  кнЯзЯ ‘емена полуцил,
поведай,  ЋстафьЯ!  -  Ядовито неслось с площади.  € ‘емен,  то гневаЯ, то
стихаЯ,  немо  сжимал  кулаки.  •отелось крикнуть им  всем:  <Ќе  платил Я
Ћстафью!> -  и знал,  неможно,  не поверЯт,  да и оскорбЯт,  засмеют.  “же
понЯл, что тут, на вечевой площади, все могут содеЯть...
     Љ  нему  уже  пробивались,  уже  окружали  встревоженные  боЯра,  уже
уводили, поталкиваЯ, шепча:
     - ЌельзЯ,  неможно,  кнЯже, пустого не переслушашь! –то тута орут, не
клади, батюшко, в слух!
     Џришлось-таки уйти,  не дослушав. ‘есть на конЯ и скакать на ненужную
ему охоту, травить медведЯ, который вовсе и не был на вечевой площади и не
задирал кнЯзЯ, ни москвичей, а спал себе под снегом, пока загонщики, сунув
в устье берлоги корЯвую рогозу,  не вынудили его с ревом выскочить наружу,
под дружные рогатины убийц.
     ‚ечером Њихайло ’ерентьич посунулсЯ в опочивальню:
     - Ќу каково, батюшко? „обра ли охота пришла?
     - „обра!   -  отмолвил  устало  ‘емен.  -  ‘пасибо  тебе,  ’ерентьич,
надоумил!   “зрел  Я  их,   услыхал!  Ѓатюшку-покойника  в  который  након
припомнил...
     - „а,  -  повздыхал Њихайло,  присаживаЯсь на край скамьи,  - €ван-от
„анилыч многую прю с има перенес. Ќепокорлив, буен ‚еликий!
     - Ќе  то,  ’ерентьич,  вольны суть!  €  по  нраву мне  они...  ‘перва
вознегодовал,  а потом раздумал путем...  € неможно нам отступать с тобою!
Ћтступим - не устоит Њосква.
     - Ќе устоит! - покивав, отмолвил старик.
     - ’ут не ломить -  сгибать надобно... Љак ищо Ћльгерд с Ќовым ѓородом
поворотит! ‹аскою ежели...
     - ‹аскою наврЯд!  Ќе таков литвин!  -  твердо ответил старик и поднЯл
повеселевшие глаза: - …то нам с тобою надоть с има ласкою!
     - €  Я тако мыслю!  -  эхом отозвалсЯ ‘имеон.  -  ‘тупай,  ’ерентьич,
ложись почивать. „ень тЯжек: завтра опЯть черный бор требовать будем!
     ‘ам он еще долго не спал,  сидел без мысли и дела,  ощущаЯ едва ли не
впервой страшную тЯжесть в  членах,  и,  верно,  не охота и не медведи так
утомили его!
     Ђ  еще через два днЯ прискакал ордынский гонец,  и надобно стало,  не
довершив дел,  скакать на Њоскву.  €  даже той робкой отрады -  увидеть ее
вновь на  пути  домой -  не  довелось испытать:  ЌастасьЯ с  чадами была в
загородном поместье своем,  а скакать туда очертЯ голову, бросив и позабыв
все на свете,  великий кнЯзь володимерский не мог.  ‚ласть не токмо бремЯ,
она и узда похотеньЯм твоим! € стало б иначе, и коли настанет иначе - горе
властителю тому, горе и земле, под тем властителем сущей!


        ѓ‹Ђ‚Ђ 70

     ‚ Ћрду были отправлены киличеи. ‘нова встала прЯ о Ярлыках, купленных
родителем,  снова надобно было доказывать, что он, сын и наследник отцовой
воли, не отступит от отцовых примыслов и никому не позволит умалить власть
великого кнЯзЯ владимирского.
     ЉостЯнтин ‘уздальский на  сей  раз  вел  себЯ тише,  но  и  исподтиха
пыталсЯ ставить препоны ‘имеону.  € опЯть перевесило московское серебро да
страннаЯ, ему самому не понЯтнаЯ до конца ордынскаЯ дружба с „жанибеком.
     Ѓурно  зачиналась  весна.  ’екло  и  таЯло,  звонко  капало  с  крыш,
просыхающаЯ землЯ с  клочьЯми рыжей прошлогодней шерсти на глазах вылезала
из-под снега,  горбатЯсь, точно хребет большого зверЯ, выплывающего из-под
снегов,  из долгого зимнего сна,  и  распуганные птицы стаЯми метались над
талыми проплешинами,  то,  ринувши стремглав,  хватали что-то в  спутанной
сухой  траве,  то  взмывали ввысь  -  и  орали,  орали,  орали неудержимо.
Џризывно ржали кони,  и  у коней и у посадских жонок были одинаково шалые,
весенние глаза.
     “же постукивали нетерпеливые молоточки живописцев в  храмах,  и  хоть
еще  изморозью зимнего  холода  седели  стены  церквей,  но  уже  готовили
растворы, терли краски, толкли алебастр, приуготовлЯЯ себЯ к трудам: нынче
все остатние росписи должны были окончить и  установить иконостасный чин и
в Њихаиле Ђрхангеле, и в ‘пасе.
     Џод Љремником,  на литейном дворе,  готовили опоку, рыли Ямы, долбили
залубеневшую землю,  уже везли возами древесный уголь,  и  ‘имеон не пораз
уже побывал в  дымном и  грЯзном,  разворошенном и полуразоренном мастером
литейном дворе, где, по Ѓорисову слову, все было не так и все надобно было
ломать и ладить наново.  € ломали,  и ладили, и ‘емен останавливал ‚асильЯ
Џротасьича,  хватавшегосЯ уже который раз за голову,  и  давал серебро,  и
слал  за  рукомесленными мужиками  в  ЏереЯславль  и  ‚ладимир,  а  мастер
хлопотал деловито,  орал, не стеснЯЯсь ни кнЯзЯ, ни боЯрина, круто менЯл и
иначил.  ђаз только, обрасываЯ потные прЯди волос со лба и отираЯ взмокшее
чело, призналсЯ ‘емену, словно бы равному себе:
     - ‡ришь,  кнЯже,  многонько иначу тута,  а зато опосле и менЯ помЯнут
добром на  Њосквы!  Ќе  последни колоколы лью,  да и  иное што -  уклад ли
добрый, иное железо, ковань ли... ‹итейный двор - всему кнЯжесьву голова!
     € ‘имеон,  морщась от пыли,  от жара и дыма костров,  согласно кивнул
головой.  —тобы рать шла в  бой в  броне и  ощетиненнаЯ железом,  не  жаль
серебра! Љровь - дороже, как говаривал покойный отец.
     ‚от так-то мыслил он. € объЯснЯл, поЯснЯл, показывал молчаливо: казал
и церкви, и городню, и литейный двор... Љазал ей, той, далекой, и объЯснЯл
ей, и прикидывал - что примет, промолчит, от чего охмурит чело... ‘жилсЯ с
этим и  сам не замечал порою,  как шевелит губами,  как в  забытьи дорогое
имЯ, шепотом сказанное, срываетсЯ с его губ. Ћн с нею входил в расписанный
храм,  с нею глЯдел во вдохновенные,  гордые свершенным трудом и тревожные
(по нраву ли  пришло кнЯзю?)  очи мастеров;  он тихо спрашивал ее:  а  как
тебе?  €  поЯснЯл то,  что постиг из  слов Ђлексеевых -  о  детском,  юном
творчестве русских мастеров иконного  письма,  сравнивал  с  новогородскою
величавою   иконописью,  отдавал  должное  тверским  изографам,  молчаливо
соглашаЯсь с нею,  что ему  еще  не  достичь  Њихайлы  ‘вЯтого,  и  тотчас
возражаЯ,  что тем паче,  тем злее и тверже должен он совокуплЯть страну и
русский Язык!  Њихайло рассорил с Ќовым ѓородом!  <Ђ ты?>  -  прошала  она
ревниво.  <Ђ  Я?>  -  € он терЯлсЯ,  не ведаЯ,  как и что ответить ей.  Ќе
позабыли новогородцы низовского похода,  устроенного ‘имеоном, не позабыли
и выплаченных тогда тысЯч серебра... <Ђ Я?! Њаша, ЊариЯ, ты помоги, не дай
ожесточеть, не дай утерЯть веры в себЯ!>
     - —ье  ты  имЯ  бормочешь по  ночам?  -  ревниво спросила его однажды
ЋпраксеЯ (спали в разных изложнЯх,  дак, верно, служанки донесли!). ‘имеон
померк,  омрачнел,  отговорилсЯ безделицею.  ‘ам,  в гневе,  помыслил,  не
переменить ли всех теремных баб.  „а опомнил, понЯл, что слухи пойдут того
зазорнее.
     Ђ  уже  возникли  новые  стены  литейного  двора,   дубовые,  надежно
присыпанные изнутри утолоченной глиной,  уже  встали печи,  каких  еще  не
видали  на  Њоскве,  и  уже  лепил  мастер огромную восковую куклу  малого
колокола,  проверЯЯ и выверЯЯ,  намерЯсь лить без швов, сперва выплавив из
землЯной формы воск.  €  уже по Њоскве ходили слухи,  один чуднее другого.
ѓлупые  бабы  распускали нелепые байки,  уверЯЯ,  что  чем  больше  пустых
сплеток пройдет по Њоскве, тем звончее сольютсЯ новые колокола...
     Џотому и  слухи об  ордынской беде кнЯзь ‘емен сперва было отверг как
небылое.  Ќо потом приехали киличеи, прискакал татарин Ђминь, на коем лица
не было,  прибежали испуганные гости,  кто и с полпути завернув, покинувши
товар.  “верЯли,  что и Ћрнач,  и •азторокань, и ‘арай, и Ѓездеж, и прочие
грады бесерменские завалены трупами,  люди харкают кровью и мрут,  и казнь
та от Ѓога на всех тамо живущих:  и  на бесермены,  и  на татарове,  и  на
ормены,  и на обезы,  и на жиды,  и на фрЯзы,  и на черкасы - Яко не бысть
кому и погребати их!
     Њолодой гость коломенский, трЯсЯсь от пережитого ужаса, сказывал, как
из  ихней  ватаги один  польстилсЯ на  даровой товар,  набрал с  мертвецов
узорочьЯ да к утру и сам в жару лежит,  и приЯтелей двое, что с им в шатри
были,  такожде;  а  после и  почали кровью харкать и  в одночасье погинули
вси...
     - „ак мы уж и огнем, и дымом окуривали, и уж никоторого не взЯли у их
добра!  Ђ ходом,  ходом в степь да по бездорожью, и уж каким грехом один у
нас,  Ќестерко,  заболел дорогой.  <Ќе кидайте,  братцы!>  -  молит,  а мы
плачем, да от него посторонь! ‚от тебе конь, вот хлеб да бурдюк с водою, а
нас не замай, тово! ‘таршой у нас и лук наладил: стрельну, грит, ступай со
•ристом!  €  тот плачет,  и  мы ревем,  а  с  того токмо и спаслись!  € уж
старшому-то  у  нас не  первой снег на  голову пал,  грит:  етаЯ зараза от
людина к людину идет,  дак в никоторый город не заходить,  идти степью,  и
тово, - на ђусь бы не занести пакости той!
     ‘емен в  тот же  час,  собрав думу,  велел поставить заставы и  всех,
оттоле идущих, держать до трех и более дней и окуривать дымом платье...
     —ума (это была она,  токмо слова того в  те  поры не  ведали на ђуси)
прошла, выморив города ордынские, дальше на ‡апад, вдоль морЯ Џонтийского,
в Ѓолгарию и фрЯжские богатые земли,  куда ее привезли в кораблЯх с зерном
и крысами генуэзские купцы...
     Њор -  не  в  мор.  Џока он не тронул ђуси,  жизнь шла своим побытом.
‘мотреть   первый   колокол,   освобожденный  от   опоки,   еще   горЯчий,
темно-сверкающий,  сбежалось едва  ли  не  пол-Њосквы.  ‘имеон  приехал  с
‚ельЯминовым,  Ђкинфичами и  Љобылою.  Ћт  металла шел  истомный и  душный
нутрЯной жар.   Њастера   шатало,   литейные  мужики  все  были  взмокшие,
перемазанные и без конца пили и пили малиновый квас,  что выставили  им  в
бочках по распорЯжению великого кнЯзЯ.
     ‘емен  подошел к  горЯчему колоколу,  тихонько ударил,  вслушиваЯсь в
чистый, негромкий, застывающий где-то в глубине звук. Ќаруже видать дымную
работу знатца,  а  талан,  тайное знание,  не всЯкому и  литейному хитрецу
ниспосланное, познаетсЯ токмо опосле, когда с высоты падут тЯжелые звоны и
по чистоте, по густоте, по красоте гласа колокольного станет Явен истинный
талан колокольного кудесника.  €  не в  пудах веса,  не в  тЯжести сугубаЯ
хитрость (хотЯ и в них тоже!), но иной и зело тЯжкий колокол глух и прост,
а другой - словно с горних высей песнь херувимскую вещает собою!
     € ‘имеон,  почуЯв великий жар,  отходит,  пЯтЯсь,  от колокола, топча
сапогами осколки опоки, и косит на полуопруженную бочку с квасом: черпнуть
ли оттоль и ему? € ей, призрачной Њаше, тихонько говорит: <‘лышишь?> € она
кивает,  и  будто улыбнулась даже,  и отвечает:  <‘лышу!> -  неслышнаЯ длЯ
иных,  и прохладным пальчиком трогает его щеку,  и ему сейчас - потеретьсЯ
обласканною кошкой о ее легкую твердую ладонь...
     €ван  Ђкинфич и  тут  нашелсЯ-таки.  џвил  оловЯнный жбан  с  тем  же
малиновым квасом. ‘имеону налил стопу:
     - €спей, кнЯже! €стомно тут, у огнЯ!
     ‚ечером кормили и  поили принарЯженных,  выпарившихсЯ в бане мастеров
во  дворе  ‚ельЯминова.  ‘амого  Ѓориса  с  подручными усадили за  стол  в
повалуше,  с  кнЯзем и боЯрами вместЯх.  ѓотовый колокол всю ночь охранЯла
сторожа.
     Њастер и за высоким столом себЯ не ронЯл.  …л мало,  боле вкушал, пил
тоже в строгую меру,  и держал себЯ, и речи вел толково, блюдЯ чин и место
свое. € даже €ван Ђкинфич опосле, весело подмигнув, изрек:
     - ’акова-то хошь посольское дело править пошли, одюжит!
     Ђ дома была опЯть она,  незримаЯ.  € молча,  лежучи одиноко на спине,
сказывал ей  про  мастера,  про  гордую его  повадку,  про  то,  что так и
надобно,  что талан без гордости не талан и  по мастерству должно уважение
имать к мужу.
     <Њихайло ‘вЯтой ето знал!>  -  отвечала она,  и он,  киваЯ в темноту,
соглашалсЯ с нею:  <„а, Њихайло џрославич высокого ума и высоких доблестей
был муж в русской земле!>
     € ей была люба похвала его, и она слегка тронула его опЯть прохладным
влажным пальчиком,  освежила чело, прикоснулась к персЯм, ароматом повеЯла
над ресницами, примолвила: <‘пи!>
     <‘плю...> -  отозвалсЯ он, счастливый, и только легкое, точно облачко
на  небосклоне Ясным  весенним  днем,  воспоминание печали  и  одиночества
коснулось-овеЯло его напоследЯх. <Ќу и пусть, - отмолвил он упрЯмо судьбе.
- ‚се одно она моЯ и  со мной!  €  ничто и никто не будет,  не сумеет,  не
полюбит ее так, как Я!> € теплое подступило к глазам, и защипало смеженные
вежды.  ‚оскресшаЯ юность? Џечаль? Ѓыть может, надежда? ЌепокорнаЯ ничему,
упрЯмаЯ - точно жизнь, точно воздух, точно дыхание ее...
     Љогда отлили -  без пороков, трещин и раковин - третий, самый большой
колокол  (тут  была  сотворена  разъемнаЯ опока,  и  мастер  по  горЯчему,
прочеканивал колокол,  зачищаЯ  литейные  швы),  в  Љремнике сотворили пир
силен длЯ выборных,  лучших людей со всей Њосквы.  €  еще больший праздник
московитам створилсЯ,  когда  готовые колокола были  поднЯты ввысь сотнЯми
кметей  на  многих  долгих ужищах и  первый малиновый звон  необыкновенной
красы и  силы потек над Њосквою,  на  века означив одну из главных любовей
церковного храмоздательства россиЯн;  дивны были  завсегда на  ђуси  звоны
колокольные!
     ‘лушать колокола приезжали нарочито из иных градов, и великой усладою
‘имеону Явилось,  когда к  исходу лета прислал к нему на Њоскву с просьбою
суздальский кнЯзь ЉостЯнтин:  да  вдаст мастера сего отлить и  ему великий
колокол ко храму!
     Ћбсудили думою.  Њастера ‘имеон послал.  ѓорЯчо верилось,  что с  тем
вместе заместо вражды и  котор  учнет  ставитьсЯ между Њосквою и  ‘уздалем
доброе согласие на грЯдущие годы. € пусть такого и не створилось потом, но
сама жажда любви, согласиЯ и добра передаетсЯ незримо, словно токи тепла в
темноте,  и  подчинЯет себе,  и  утишает худые страсти и злобу.  ‚ерно,  и
ЉостЯнтин ‘уздальский почуЯл,  понЯл,  внЯл  упорному стремлению ‘имеона к
союзу и  дружеству и  в  остатние,  недолгие уже годы свои хотЯ наружно не
враждовал с московским властителем.
     ‹ето шло. Џоспевали хлеба. …ще один год мира казалсЯ уже вырванным из
пасти военной беды и  кнЯжьих котор...  “вы!  Ѓеда не  прошла и  которы не
кончились между кнЯзьЯми.
     Ѓеда неслась, загонЯЯ коней, катила с севера на Њоскву, с запаленными
вестоношами,  беда уже миновала ‚олок ‹амской и близила к Њоскве, и кнЯзь,
еще ничего не знаЯ,  не ведаЯ,  отревоженно поглЯдел,  подымаЯсь на коне к
’роицким  воротам,   почему-то   на  север  и   вспомнил  опасного  соседа
литовского,  который нынче,  слышно,  начал гонение на христиан в  ‚ильне,
посадив двоих лучших мужей своих -  Ќежилу и  Љумца (в  крещении ЂнтониЯ с
€оанном) в узилище за прилюдное исповедание веры •ристовой.
     Ќапомнилось про то почему-то именно теперь и отревожило сердце глухим
предчувствием беды.  Ћн  посилилсЯ отогнать смутную  думу.  ‚оротил домой,
принЯл  ”еофана  и   ЊатвеЯ  ЃЯконтовых  с  делами,   принЯл  юного  €вана
ђодионовича,  наследника великого отца и пространного сходненского имениЯ.
‘ына  ђодионова  привел  €ван  Ђкинфич  (вдова  ђодиона  Ќесторыча сестрою
приходила Ђкинфичам),  просил принЯть в службу, в ближнюю дружину кнЯзеву.
‘емену мальчик пришел по  нраву.  <Џримем?>  -  спросил он  тихонько Њашу,
продолжаЯ  привычную игру.  €  она,  улыбнувшись,  кивнула  ему,  смолчав.
Њужское дело, не бабье, набор дружины!
     Ђ  в  ту пору гонец уже подскакивал к  самой Њоскве.  € ‘емен получил
пыльный свиток из  рук  пропахшего конским потом,  мокрого и  пропыленного
насквозь вестоноши как раз когда собиралсЯ ехать к ЃогоЯвлению знакомитьсЯ
с  новым игуменом,  коего очень советовал ему  приблизить к  себе Ђлексий,
намекаЯ,  что тот сможет стать постоЯнным духовником великого кнЯзЯ. ‘емен
помнил о  просьбе своей,  но теперь,  именно теперь немного страшилсЯ отца
духовного. ’айну мечты своей не хотелось открывать никому.
     Ћн  было  отложил  грамоту,   но,  внимательней  всмотревшись  в  лик
умученного вестоноши,  тотчас сорвал печать и  развернул свиток.  ‘ первых
слов стало Ясно,  что надобно собирать думу.  Ћн  отложил конЯ,  послал за
боЯрами и поднЯлсЯ к себе в изложню.
     Ћльгерд с  Љейстутом и  всею литовскою ратью двинулись к Ќову ѓороду,
взЯли елону до ѓолина и  ‹угу до ‘абли,  разграбив весь край,  и  осадили
Џорхов.  Ќаместник Ѓорис присовокуплЯл,  что в  Ќовгороде ‚еликом замЯтнЯ,
рать,  выступившаЯ к ‹уге,  встречу Ћльгерду,  бунтует,  а Ћльгерд требует
расправы с Ћстафьем „ворЯнинцем: <Џонеже лаЯл мЯ и назвал псом!>
     ’еперь все зависело от  ‚асилиЯ Љалики.  Ќо  не  успела еще собратьсЯ
дума,  как второй гонец,  отставший от  первого всего на три часа,  принес
иную,  горчайшую весть:  осажденный Џорхов сдалсЯ, откупившись от Ћльгерда
тремЯстами шестьюдесЯтью рублЯми,  а возмутившаЯсЯ рать бегом воротилась в
Ќовгород и, притащив посадника ЋстафьЯ „ворЯнинца на вече, казнила его без
милости, ркучи: <џко в тоби волости наши поимали ‹итва!>
     ЋстафьЯ,  по  сказкам,  изрубили в  куски  и  долго  топтали  ногами.
Ќаместник  великого  кнЯзЯ  сидит  на  ѓородце,  не  рискуЯ  показатьсЯ  в
Ќовгород,  а  ‚асилий Љалика изо всех сил хлопочет о  мире с ‹итвой.  „а и
Ћльгерд, кажетсЯ, не думает уже осаждать города...
     Ћбе грамоты были Явлены сошедшимсЯ думным боЯрам. ‚ палате, где кнЯзь
уставно сидел  в  своем  четвероугольном креслице,  а  боЯра -  по  лавкам
одесную и ошую от кнЯзЯ,  повисла ощутимаЯ,  напрЯженнаЯ, как предгрозоваЯ
темень, тишина.
     - ђатей нынь не собрать по-быстрому,  жатва! - первым высказал Ђндрей
Љобыла и  тут же поЯснил:  -  “  них тамо попозжае нашего хлеб валЯт,  дак
потому... Њыслю, и Ћльгерд не задержит в Ќовогородской-то волости!
     - €  самим жать  надобно!  -  подытожил €ван  Ђкинфич,  уперев руки в
колена и свесЯ голову.  - ’ута иное! - Ћн скользом остро глЯнул на ‘имеона
и вновь потупил взор: - Ђ хотЯт ле новогородцы-ти нашей помоги?!
     „ума  зашумела,  многие  недовольные  голоса  возникли  противу.  Љто
помоложе,  так прЯмо кипели взЯтьсЯ за мечи.  ‚стала громкаЯ прЯ, и ‘имеон
не прерывал ее,  понимаЯ,  что надо всем дать и выговоритьсЯ, и перекипеть
гневом.  Ђ  Ћльгерд...  —то ж Ћльгерд?  Ќе так же ли,  набегом,  взЯл он и
вырезал ’ешинов,  мыслЯ отнЯть Њожай от Њосквы, и не так же ли быстро ушел
волчьею тропотой,  уносЯ добычу и уводЯ полон,  точно и не кнЯзь вовсе,  а
степной,  неподвластный закону разбойник...  Ђ  жатва  уже  шла,  и  кмети
сейчас,  забыв про  мечи и  кольчуги,  серпами и  горбушами валили высокую
рожь, на диво уродившую в нонешнем добром году.
     €  прЯ,  что громче и  громче вздымалась в  кнЯжеской думе,  и крики:
<€дти!>,  <Џогодить!>,  <„ать памЯти псу!>, <„околе терпим!> - все было не
то,  не о  том и не к делу.  € видел,  что иные старики молчат,  покачиваЯ
головами,  и знал уже,  научилсЯ, понЯл, что надобно принимать не первое и
не  второе  решение,  а  искать  третьего,  всегда  третьего!  Ќежданного,
мудрейшего первых двух,  иного и -  верного. Ќо что было третье в сей час?
Ћрда!  †алоба в  Ћрду!  Ќо Ћрда сейчас обезлюжена мором,  уцелевшие ушли в
степь,  грады пусты...  € все-таки -  только Ћрда!  Ќа предбудущее.  Џусть
помыслит,  подумает „жанибек, пусть взвесит! Ќу, а самим? †дать. Ќадо хотЯ
пережда