Ями.   Ќадо  избрать  одно
что-нибудь: или великий, трудный подвиг, или...
     - €ли волокитство,  хочешь ты сказать,  -  прервал ‚олынской, несколько
смутившись и покраснев.  -  Ћ! эта шалость, из тысЯчи подобных, не опасна!..
’ы знаешь,  холодный проповедник,  что Я  не в состоЯнии пристраститьсЯ ни к
одной женщине.  Њариорица мила, прелестна... это правда; но один поцелуй - и
страсть промелькнет вместе с ним, как потешный огонек.
     - Ћн  сожжет  это  полуденное растение  и  отуманит вас,  сына  севера,
крестоносца, запаЯнного в броню железную! —то станетсЯ тогда с вашею доброй,
любезной супругой, котораЯ вас так любит?
     - Ћ! она женщина холоднаЯ, на эти вещи смотрит очень равнодушно.
     - Џока они неопасны!  —то станетсЯ тогда с вашим предприЯтием, с вашими
друзьЯми, которых вовлекли в него, с вами самими?..
     - Ќу,   полно,   честный  иерей  ‡уда!  ’воих  проповедей  до  утра  не
переслушаешь. ‘кажи-ка мне лучше, что ты думаешь о домашних моих шпионах?
     - ’о, что главный почти в руках моих.
     - џ тебЯ не понимаю.
     - Ќе могу более объЯснитьсЯ;  на днЯх все узнаете. Џо до вашего похода,
- прибавил ‡уда, вздыхаЯ, - не угодно ли будет запастись орудиЯми ЊахиавелЯ;
они вам очень нужны.
     - ’ы  хочешь  сказать,  лукавством  и  осторожностию,  которых  во  мне
недостает...
     - ’ак же, как в вас слишком много благородства длЯ борьбы с Ѓироном.
     - Ћ,  что  касаетсЯ до  этого,  то  Я  с  тобой опЯть не  согласен.  Ќо
обратимсЯ к  нашему учителю,  Њахиавелю.  ‚вернул ли ты в  перевод выражение
насчет нашего курлЯндского Ѓоргио?
     - €сполнил скрепЯ сердце, хотЯ со всею осторожностию, - сказал печально
секретарь, как бы даваЯ знать, что это ни к чему не послужит. - Ќе угодно ли
вам будет прослушать последнюю главу?
     ‚олынской  дал  знак  согласиЯ,  и  скоро  принесена огромнаЯ  тетрадь,
прекрасным почерком написаннаЯ.  ‡уда  сел  и  начал  читать вслух  главу из
Њахиавелева "II principe" ["Ћ государе" (итал.)], которого он, по назначению
кабинет-министра перевел длЯ поднесениЯ государыне.  Ќо едва успел пробежать
две-три   страницы,   прерываемый   по   временам   замечаниЯми  ‚олынского,
присовокуплЯЯ к ним свои собственные или делаЯ возражениЯ,  как вошел араб и
доложил о прибытии ’редьЯковского.
     - ‚ели  впустить его,  -  сказал ‚олынской,  приметно обрадованный этим
посещением, - ЊахиавелЯ и политику в сторону!..
     Ћн вошел...


     ѓлава VI
     ЏЋ‘ђ…„Ќ€Љ


     ЏыщутсЯ горы родить, а смешной родитсЯ мышонок!

     ‚ступ. к "’елемахиде" {Џрим. стр. 67}


     Ћ!  по самодовольству, глубоко прорезавшему на лице слово: педант! - по
этой бандероле,  развевающейсЯ на лбу каждого бездарного труженика учености,
по  бородавке на  щеке вы  угадали бы сейчас будущего профессора элоквенции,
‚асилиЯ Љирилловича ’редьЯковского.  Ћн  нес огромный фолиант под мышкою.  €
тут разгадать не трудно, что он нес - то, что составлЯло с ним: Я и он, он и
Я ЊонтанЯ {Џрим.  стр.  67}, свое имЯ, свою славу, шумЯщую над вами совиными
крыльЯми,  как скоро это имЯ произносишь,  власЯницу бездарности, вериги длЯ
терпениЯ,  орудие насмешки длЯ всех возрастов,  длЯ глупца и  умного.  Ћдним
словом,  он нес "’елемахиду",  это высокое произведение, которое почти целый
век,  то есть до поЯвлениЯ "Ђлександроиды" {Џрим.  стр. 67}, не имело ничего
себе равного.
     - Ђ!  дорогой гость, добро пожаловать! - сказал ‚олынской, кивнув ему и
взглЯнув мельком на  чудовищную книгу такими глазами,  как  бы  несли камень
задавить его.
     ѓость отвесил глубокий поклон у  двери так,  что туловище его с  нижнею
частию фигуры составлЯло острый угол,  - два шага вперед, другой поклон, еще
ниже третий.  ‹ицо его утучнЯлось радостью;  желаЯ говорить,  он  задыхалсЯ,
вероЯтно  от  того  ж  чувства;   наконец,  собравшись  с  силами,  произнес
высокоторжественным тоном:
     - ‚еликий муж!  как  дань  моего  глубочайшего высокопочитаниЯ пришел Я
положить к подножию вашему энтузиасмус моего счастиЯ.
     - Џоведай,  поведай,  что такое,  -  сказал с усмешкою хозЯин,  -  но с
уговором,  чтобы ты сидел.  џ буду мечтать, что беседую с Ћмиром {Џрим. стр.
67}, повествующим мне о прекрасной …лене {Џрим. стр. 67}.
     - Џомилуйте, Я и постою пред лицом вашим.
     - „а, боже мой, садись, Я тебе приказываю.
     ’редьЯковский  сел  и   возглагольствовал,   помогаЯ  словам  согласной
мимикой.
     - —еловеческого духа такое,  конечно,  есть свойство,  когда он  сильно
встревожен,  что  долго он  как будто перстами ощущает,  прежде нежели прЯмо
огорстит слова длЯ выражениЯ своих чувств.  ‚ таком и Я обретаюсь состоЯнии.
Ќо дух,  как €раклий {Џрим.  стр.  67}, чего не возможет! Ћн совершил во мне
седьмой подвиг,  и  Я  приступаю.  џ сей момент из собраниЯ богов,  с Ћлимпа
{Џрим.  стр.  67} и...  и  помыслите,  ваше превосходительство,  вообразите,
возмните, какое бы благополучие менЯ ныне постигло.
     - —то ж, ты видел государыню?
     - ЌасладилсЯ ее божественным лицезрением, но этого не довольно.
     - Ћна говорила с тобою?
     - …ще выше и гораздо выше.
     - „а не томи же нас!
     - €так,  познайте,  ваше превосходительство,  Я  призван был в  царские
чертоги длЯ  чтениЯ моего творениЯ...  ‚есь  знаменитый двор  стексЯ внимать
мне.   Ќе  знал  Я,  какую  позицию  принЯть,  чтобы  соблюсти  достодолжное
благоговение пред богоподобною Ђнною... рассудил за благо стать на колена...
и в такой позитуре прочел почти целую песню...  •валы оглушали менЯ...  ‘ама
государынЯ благоволила поднЯтьсЯ  с  своего  места,  подошла  ко  мне  и  от
всещедрой своей десницы пожаловала менЯ всемилостивейшею оплеухою.
     ’ут ‚олынской едва не лопнул со смеха; ‡уда закусил себе губы.
     - Ќе помыслите, великий господин, чтобы сиЯ оплеуха была тЯжка, каковые
дают  простые  смертные своими  руками;  нет!  Ћна  была  сладостна,  легка,
пушиста, возбуждала преутаенные душевные пружины в подвижность, как подобает
сие произойти от десницы небожителЯ.  Ћна едва-едва коснулась моей ланиты, и
рой  блаженства облепил все  мое естество.  Ќе  памЯтую,  что со  мною тогда
совершалось, памЯтую только, что сиЯ оплеуха была нечто между трепанием руки
и   теплым   дуновением  шестикрылого  серафима.   Џроникнутое,   пронзенное
благодарностью  сердце  бьет  Љастальским  ключом,   чтобы  воспеть  толикое
благоденствие, ниспосланное на менЯ вознесенною превыше всех смертных.
     - ЏоздравлЯем тебЯ от чистого сердца,  - сказал ‚олынской. Ќе знаЯ, как
освободитьсЯ от  энтузиасмуса своего гостЯ и  между тем  боЯсь оскорбить его
крутым переходом к тому предмету, который лежал у него на сердце, он спросил
будущего профессора элоквенции, что у него за книга под мышкою.
     - Ђ  именно эта  книжица есть  вина  предшедшего и  вечно  незабвенного
событиЯ.  …е велено...  (вы понимаете,  кто велел)... показать вам... џ имею
довольно свободного времени,  чтобы  повествовать вашему  превосходительству
сие происшествие в достодолжном порЯдке.
     - Њного чести; зачем беспокоитьсЯ!
     - ‘ие беспокойство есть длЯ менЯ репетициЯ моего благополучиЯ.
     Љабинет-министр внутренно досадовал;  но,  желаЯ разобрать смысл намека
на знаменитую книжицу, потребовал ее к себе и присовокупил, что он между тем
будет  слушать поэта  внимательно,  с  тем,  однако ж,  уговором,  чтобы  он
обрадовал его  секретною весточкой.  ‚асилий  Љириллович улыбнулсЯ,  показал
таинственно на  сердце,  мигнул  глупо-лукаво на  ‡уду,  как  бы  считаЯ его
помехою, и поспешил обратитьсЯ к своему любезному предмету.
     - ‚от, извольте видеть, высокомощный господин, эта книжица есть...
     ’ут  ‚асилий  Љириллович начал  говорить и  говорил  столько о  ѓомере,
‚иргилии {Џрим.  стр.  70}, Љамоэнсе {Џрим. стр. 70}, о богах и богинЯх, что
утомил терпение простых смертных.  ‡уда незаметно ускользнул из кабинета;  в
слух  ЂртемиЯ Џетровича ударЯли одни звуки без  слов -  так  мысли его  были
далеки  от   его  собеседника.   ЏеребираЯ  листы  "’елемахиды",   он  нашел
закладочку...  Ќа ней,  в нескольких словах,  заключалось длЯ ‚олынского все
высокое,  все изЯщное,  о чем оратор напрасно целые полчаса проповедовал; на
ней было начертано:  Њариорица; твоЯ Њариорица - скучно Њариорице! ‘лова эти
горели в глазах влюбленного ‚олынского; он видел уж впереди, и очень близко,
шифры,   переплетенные  огнем,   пылающие  алтари,  потаенные  беседки,  всю
фантасмагорию влюбленных.  —его не  изъЯснил он,  не перевел,  не дополнил в
этих  словах!  ‹юбовь  скорее  всЯкого профессора научит  анализу того,  что
говорит любовь.
     "Ћ Њариорица!  милаЯ Њариорица!  -  думал он,  -  мы и заочно чувствуем
одно;  нам  уже скучно друг без друга.  ’ы  теперь между шутами,  принуждена
сносить плоскости этих двуногих животных;  предо мною такой же шут, которого
терплю потому только,  что он бывает у  тебЯ,  что он с тобою часто говорит,
что он приносит от тебЯ частичку тебЯ, вещи, на которых покоилась прелестнаЯ
твоЯ ручка, слова, которые произносили твои горЯщие уста, след твоей души".
     ‚  то  самое  времЯ,  когда  ‚олынской,  влюбчивый,  как  пылкий юноша,
беседовал таким образом с  своею страстью,  портрет его жены,  во всем цвете
красоты и счастиЯ,  с улыбкою на устах,  с венком на голове,  бросилсЯ ему в
глаза  и,  как  бы  отделЯсь  от  стены,  выступил  ему  навстречу.  ‘овесть
заговорила в нем;  но надолго ли?.. ‚зоры его обратились опЯть на магические
слова: твоЯ Њариорица, и весь мир, кроме нее, был забыт.
     € вот кабинет-министр, в восторге своего счастиЯ, взглЯнул на небо, как
бы просЯ исполнить скорей преступные его желаниЯ.
     - Ћ  победа!  о  венец труда великого!  -  воскликнул с радостным лицом
‚асилий Љириллович, полагаЯ, что восторженное движение ‚олынского относилось
к  одному месту  из  его  поэмы.  -  Љакое  же  место  Џривело вас  в  такой
энтузиасмус?  соблаговолите указать торжествующему родителю на  его  детище,
чтоб он мог сам поласкать его.
     ‚олынской смутилсЯ,  как бы пойманный в преступлении, поспешил спрЯтать
закладку в  карман,  бросил взоры наугад в  книгу и,  настроив свой голос на
высокий лад, прочел:

     ‚идЯт они [Ѓоги. (Џримеч. автора.)] весь шар земли, как блатную грудку;
     ‚се ж преобширны морЯ им кажутсЯ водными капли,
     Љоими грЯзнаЯ кочечка та по местам окроплена {Џрим. стр. 71}.

     ќто место превосходно!  исполнено силы, великолепиЯ! џ ничего подобного
не знаю.
     - ѓо,  го,  го,  есть места еще  лучше.  …сли дозволите прочесть вашему
признательному пииту!.. Ќапример, когда Љалипса {Џрим. стр. 71}, воспаленнаЯ
паренком любви и ревностью, дает окрик на ’елемаха и дЯдьку его.
     ‡десь ‚асилий Љириллович встал и, сам воспалЯсь гневом, замахав руками,
вскричал так, что по сердцу собеседника его пробежала дрожь:

     Џрочь от менЯ, прочь далей, прочь, вертопрашный детина;
     ‘ ним же ты совокупно прочь, старичишка безмозглый:
     ’ы почувствуешь, мощен колико гнев есть богинин.
     …жели не отвлечешь его ты вскоре отсюду.
     Ѓольше видеть его не хочу; и к тому не терплю Я,
     —тоб котораЯ из нимф слово спустила
     €ль на него чтоб и невозбранно коЯ смотрела {Џрим. стр. 71}.

     —увствуете ли,  ваше превосходительство,  какую красоту причинЯет слово
прочь, четырежды повторенное. ќто по-нашему называетсЯ: фигура усугублениЯ.
     "„ух-мучитель!" - подумал ‚олынской, истерзанный самолюбием сочинителЯ,
и сказал вслух:
     - •орошего  понемногу,  ‚асилий  Љириллович!  „айте  мне  отдохнуть  от
красоты одного образцового места, великий муж!
     - Ђга,  ваше превосходительство, вы истинный меценат, вы постигли менЯ,
вы  отдаете мне  справедливость.  Ќо  Я  поведаю вам  анекдотец,  как  могут
ошибатьсЯ и  великие  люди.  ’еперь,  не  краснеЯ,  смею  предъЯвить его  во
услышание  мира,  ибо  Я  на  предмет  своей  знаменитости успокоен.  Џускай
букашки,  цеплЯЯсь  за  былинки,  топорщатсЯ на  Џарнасус;  пусть  рыбачишка
холмогорский в  немецкой земле  пищит и  верещит на  сопелке свою  одишку на
взЯтие  •отина {Џрим.  стр.  72},  которую несмысленые ценители выхвалЯют до
небес:  моЯ труба зычит во все концы мира и  заглушит ее;  песенка потонет в
22205  стихах  моей  пиимы!  22205  вернейшим счетом!..  Ќе  легко  сказать;
возьмись-ка  кто написать!..  ‘колько ни  обгложут из них мои зоилы,  сиречь
завистники, все останетсЯ мне их довольно длЯ существованиЯ в потомстве.
     - ‘корей к  повествованию,  ‚асилий Љириллович,  и потом жаждущему хоть
каплю воды:  одно слово о кнЯжне.  Љогда ты скажешь мне его, Я велю принесть
подарочек...
     ѓлаза будущего профессора элоквенции заблистали огнем.  Ћн рассыпалсЯ в
благодарности, окрылилсЯ и повествовал:
     - €так,  Я поведаю вашему превосходительству вкратце анекдотец о себе и
Џетре ‚еликом.  €звольте ведать,  что  Я  обучалсЯ элементам наук и  древних
Языков в архангельской школе.  “же в летах младых Я обещал в себе изобильные
надежды.  …диножды,  когда  соблаговолил посетить наш  вертоград блаженные и
вечно достойные памЯти государь Џетр  Џервый,  профессор подвел менЯ  к  его
императорскому величеству,  Яко  вельми прилежного и  даровитого студента по
всем ветвиЯм наук,  особенно в  риторике и  пиитике.  …ле четырнадцатилетний
паренище,  Я  выучил  наизусть  главу  об  изобретении со  всеми  цитатами и
эпиграфами,  как помилуй мЯ  боже,  и  сочинил стихословный акростих:  "Љако
подобает  чествовати  богов   земных?"   ‘ей   акростих  был   поднесен  его
императорскому величеству,  и  он,  воззрев  на  него,  соблаговолил изречь:
"‹учше б написал он мне о рыбной ловле здешнего краЯ!" ѓе,  ге, ге, о рыбной
ловле: заметьте, ваше превосходительство! Ћсмелюсь присовокупить, впрочем не
утруждаЯ вашего драгоценного вниманиЯ:  Џетр Ђлексеевич хотЯ и  был государь
премудрый,  но в риторических извитиЯх не обращалсЯ, греческого и латинского
Языков не любил. ‘ожалительно весьма; чего бы он с познанием их не сотворил!
Ќо  обращаюсь  к  сущему  повествованию.  Џотом  всемилостивейший  государь,
блаженные и вечно достойные памЯти, соблаговолил подойти ко мне, выведенному
из рЯду прочих школьников,  поднЯл державною дланью волосы на голове моей и,
взглЯнув  пристально мне  в  очи,  а  скиптроносною ударив  по  челу  моему,
произнес: "Ћ! этот малой труженик: он мастером никогда не будет", € Я дерзаю
днесь изрещи:  Џетр был государь великий;  но во мне-то и  ошибсЯ!  Џриникни
ныне, о тень божественнаЯ, на мою "’елемахиду", на ђолленЯ дважды в двадцати
четырех томах, и сознайсЯ пред ними в своей опрометчивости.
     ‚олынской очень смеЯлсЯ этому анекдоту;  но  чтобы разделатьсЯ с  своим
мучителем и  разом  прекратить его  повествование о  себе,  которое могло бы
вновь затЯнутьсЯ до бесконечности,  если б только вздумалось оратору свЯзать
прерванное  сказание  о  всемилостивейшей  оплеухе,   велел  арабу  принести
обещанную пару. Њежду тем решительно приступил к ’редьЯковскому, чтоб он без
дальней благодарности и витийства дал ему весть о молдаванской кнЯжне.
     ‚асилий Љириллович рассказал за  тайну,  что ее  сиЯтельство была очень
скучна,  узнав,  что  его  превосходительство  сделалсЯ  нездоров,  что  она
расспрашивала,  все ли красавицы петербургские ездЯт ко двору и нет ли какой
в городе, ей неизвестной; когда ж ‚асилий Љириллович, как новый Џарис {Џрим.
стр.  73},  вручил ей  золотое Яблоко,  она казалась очень довольною.  „алее
спрашивала об  играх и  затеЯх свЯточных,  собиралась ныне  же,  когда месЯц
станет уклонЯтьсЯ к полуночи, выйти с подругами своими на крыльцо и погадать
о  суженом;  наконец,  во  времЯ урока,  принЯлась чертить свое  имЯ  и  еще
кое-что...  Ќо,  несмотрЯ на стараниЯ учителЯ взЯть эту записочку, Њариорица
никак не  согласилась отдать ее,  боЯсь,  что  она  попадет в  руки  ЂртемиЯ
Џетровича.  (Њы  видели,  однако  ж,  что  эта  самаЯ  записка  очутилась  в
"’елемахиде",  между  листами,  вместо закладки и  дошла к  кому  следовала:
так-то  хитра любовь женщины!  ‚ерьте,  что  она,  когда нужно,  проведет не
только профессора красноречиЯ, но и поседелого в дипломатии мужа.)
     “тешенный  ‚олынской,  с  новым  запасом  длЯ  своих  волшебных замков,
выпроводил от себЯ ’редьЯковского,  а  этот,  уложив в свой табачный носовой
платок богатую пару платьЯ,  ему подаренную, и свою "’елемахиду", отправилсЯ
с   этим   сокровищем  домой.   ‚след  за   его   отбытием  пришли  доложить
кабинет-министру,  что какие-то  свЯточные маски просЯт позволениЯ ЯвитьсЯ к
нему. ‚елено пригласить.


     ѓлава VII
     Џ…ђ…ђџ†…ЌЌ›…


     "Џослушай, говорит, коль ты умней не будешь,
     ’о дерзость не всегда легко тебе пройдет,
     Ќа сей раз бог простит: но берегись вперед
     € знай, с кем шутишь!"

     Љрылов {Џрим. стр. 74}


     ђаз в крещенский вечерок
     „евушки гадали;
     ‡а ворота башмачок,
     ‘нЯв с ноги, бросали.

     †уковский {Џрим. стр. 74}


     …ще на  лестнице послышались песни,  хохот,  писк,  кваканье,  говор на
разные голоса.  € какаЯ беда с профессором элоквенции!  …му навстречу ватага
перерЯженных.  …го оглушили,  засвистали,  защекотали:  от  парика его пошла
пудра столбом.  ‚ этой суматохе он думал не о себе; нет, великий муж мыслил,
подобно Љамоэнсу,  гибнущему в море {Џрим. стр. 74}, о спасении "’елемахиды"
и  праздничной пары.  †алеЯ о  своем детище,  которое могло бы пострадать от
приступа маскерадных героев, он повернул медвежьи стопы назад: его затерли и
увлекли.  Љак  огромный  гремучий  змей,  втЯнулись  они  в  зал,  составили
польский,  сгибаЯсь в  кольцы и  разгибаЯсь в бесчисленных изворотах,  но не
выпускаЯ из  своего круга бедного,  измученного кропателЯ стихов.  ’ут  были
инка {Џрим. стр. 74}, гранд и донна, испанцы только по женским мантильЯм, на
них накинутым,  и  по  перьЯм на шапочках с  бриллиантовыми аграфами.  лейф
донны  несли два  карла.  ‘битенщик с  огромным подушечным брюхом давал руку
турку,  трубочист с  знатным ариергардом на спине -  великолепной ‘емирамиде
{Џрим.  стр.  74} в фижмах,  чертенок -  капуцину.  ’ут выступал журавль,  у
которого туловище было из вывороченной шубы калмыцкого меха,  шеЯ из рукава,
надетаЯ на ручку половой щетки,  нос из расщепленной надвое лучины, а ноги -
просто человеческие,  в  сапогах.  ђЯдом ревел и  медведь:  эту  роль  играл
человек в  медвежьей шубе,  вверх  шерстью.  Ћдним словом,  тут  был  полный
доморощенный  маскерад,   какой  только  младенческое  искусство  тогдашнего
времени могло устроить.  ‚ затеЯх подобного рода наши предки не были изЯщны;
зато они веселились не равнодушно, не жеманно. Ћдин только рыцарь, запаЯнный
с ног до головы в благородный и неблагородный металл,  отличалсЯ приличием и
богатством своей одежды;  он  один хранил угрюмое молчание.  ‡аметно было по
жилистым,  полновесным ручкам донны и ‘емирамиды, что они способны управлЯть
не иглой, а палашом.
     Ћдна из масок остановилась в сенЯх; ей навстречу - барскаЯ барынЯ.
     - —то нового? - спросила перваЯ.
     - –ыганка после смотра долго оставалась наедине с барином,  -  отвечала
втораЯ на  ухо перерЯженному,  -  допытайте ее хорошенько...  ‡а мной строго
присматривают...
     ђазговаривавшие послышали шум шагов внизу лестницы и бросились каждый в
свою сторону.
     Џрервавший их тайную беседу был волшебник в высокой островерхой шапке и
в  долгополой мантии с  иероглифами и  зодиаками,  с длинною тростью в одной
руке и урной в другой.
     ѓости  очень  веселились,   танцевали  живо,   как   молодые,   плЯсали
уморительно по-стариковски, приводЯ в движение подушки, которыми обвЯзались;
закидывали  хозЯина  вопросами  на  разные  чудные  голоса,  пускали  шутихи
остроумиЯ и  по  временам намекали ему  о  некоторых тайнах  его,  известных
только его друзьЯм.  ќто мучило ЂртемиЯ Џетровича; он не выдержал и приказал
маршалку выведать от  кучеров,  стоЯвших у  подъезда,  кто  были переодетые.
Ључера  сначала  отговаривались,   но  гривна  на  водку  все  открыла:  они
рассказали,  что главные маски были гоф-интендант Џерокин и  тайный советник
™урхов,  друзьЯ ‚олынского, с своими близкими. “знали еще, что этот маскерад
возвращалсЯ уже из дворца,  где увеселЯл больную государыню.  ‚  самом деле,
Ђртемий Џетрович,  сличаЯ рост и  ухватки своих друзей,  уверилсЯ,  что  это
точно они,  да и карлы были те самые, которых он видал у Џерокина и ™урхова.
‚ельможи эти были не молодых лет,  но в тогдашнее,  нещекотливое на приличие
времЯ  старость и  знать  под  веселый час  любили  подобные затеи  в  кругу
приЯтельском иди по заказу государыни.
     ’урок потребовал питьЯ у сбитенщика,  и этот налил ему из своей баклаги
густого токаЯ.
     - ‚  чужой  монастырь с  своим  уставом не  ходЯт,  -  вскричал Ђртемий
Џетрович,  - стакан вдребезги, - и дан приказ расшевелить все углы домашнего
погреба, заветного хранилища богатых заморских вин.
     Џир поднЯлсЯ горой;  стопы и  чары,  постукиваЯ,  начали ходить кругом;
разлилось море  вина,  хоть  купайсЯ в  нем.  €нка,  турок,  ‘емирамида пили
по-русски.  Љапуцин,  осушаЯ стопу,  ссылалсЯ, что соблазнил его нечистый, а
бес приговаривал,  что,  попав в общество капуцина, поневоле научишьсЯ пить.
ѓости продолжали говорить не  своими голосами,  изредка обстреливаЯ Ѓирона и
его приверженцев; хозЯин, увлекаЯсь живостью своего характера, не выдерживал
и осыпал герцога посылками с убийственной начинкой. ’олько долговЯзый рыцарь
молчал,  как немой, но пил за двоих. Ќадо оговоритьсЯ, что Ђртемий Џетрович,
дав  слово  гостЯм не  нарушать их  маскерадной тайны,  свЯто  исполнил его;
гостЯм  же  бумажные  забрала  позволЯли,   осушаЯ  стопы,   сохранить  свое
инкогнито.  Њежду  тем  ‡уда  с  ужимочками,  с  улыбочками и  приветствиЯми
подходил то  к  одной,  то  к  другой маске и  каждого ощупывал по  роду его
ответов.
     - Ђх!  -  возопил инка, - из столицы солнца, где жгли менЯ и лучи его и
жаровни испанцев, Я прибежал прохладитьсЯ в ђоссию.
     - Ћшиблись,  ваше индейское величество!  - подхватил ‚олынской, - здесь
научили жарить на морозе без огнЯ и угольев.
     €ндеец посмотрел на беса,  бес на индейца; а хозЯина в это времЯ дернул
за полу кафтана волшебник.
     - Љой черт его дергает!  -  вскричал ‚олынской.  - „а, братец, господин
волшебник,  эта наука не доморощеннаЯ,  привезена к нам из-за морЯ нерусским
‚ельзевулом {Џрим. стр. 76}.
     - Ќерусским! да из какой же земли? - спросил грозно турок.
     - Џасую ответом! - закричал чертенок.
     - €з  земли выходцев,  где главные достоинства -  счастие и  отвага,  -
прервал ‚олынской, - жаль только, что он не наш выходец, и навеки!
     - •ват! перещеголЯл и менЯ! - восклицал бес, хлопаЯ в ладоши.
     - ‘кажи мне,  пожалуйста,  братец,  - спросил шепотом сбитенщик ЂртемиЯ
Џетровича, отведЯ его в угол залы, - кто этот волшебник?
     - „а ведь он с вами приехал?
     - Ќет, он увЯзалсЯ за нами на лестнице! не шпион ли герцога?
     - Ђ вот Я скоро с ним разделаюсь, сдерну с него фальшивую рожу.
     - Џостой, два слова...
     - Ѓоже! он погубит себЯ, - шепотом говорил ‡уде волшебник, отведЯ его в
сторону,  -  он,  верно, принимает его за друга... ‘ердце замирает от мысли,
что он проговоритсЯ...  Ћн с бешенством на менЯ посмотрел, грозилсЯ на менЯ,
показывал, что сдернет с менЯ маску... џ погиб тогда. Ћтведи его ради бога!
     - Ђ менЯ ты узнал скоро? - спросил сбитенщик хозЯина.
     - ђазом.
     - Љто ж Я?
     - Џерокин.
     - Џлутище!
     - ‚  другой  раз  прЯчь  получше свои  толстые жабры,  пышные  губки  и
бородавку на ухе, а карлом своим не хвастайсЯ.
     - …сть ли новости, брат?
     - Ћ, важные! ЊалороссиЯнин...
     - Ќу что? тише...
     - € мертв и жив.
     - —то за притча! Љаким же образом?
     - „о вас Я только что получил...
     - ‘юда,  Ђртемий Џетрович! времЯ не терпит, - вскричал странным голосом
‡уда, увлекаЯ за собою упиравшегосЯ волшебника, - плутоват, как Њахиавель!
     - Њахиавель?  -  повторил ‚олынской,  - Я разом к тебе буду, - прибавил
он,  обратЯсь к  сбитенщику,  и  бросилсЯ в  ту сторону,  где ‡уда возилсЯ с
астрологом.  ќтот от ‚олынского, далее и далее, и в противный угол залы, где
никого не было.
     - ‚ы губите себЯ,  -  сказал он Ђртемию Џетровичу, схватЯ его за руку и
легонько пожав ее.
     ‡уда присовокупил шепотом:
     - ‘лушайте его,  а не то беда!  - Џотом сказал вслух: - Љолдун вовсе не
пьет.
     - €збавьте менЯ! - умолЯл жалобным голосом астролог, - зато Я предскажу
вам будущность вашу. ‚ыньте из урны ваш жребий.
     - Џосмотрим, посмотрим!
     •озЯин опустил в волшебный сосуд руку; между тем чародей протЯжно запел
непонЯтные слова, как муэдзин взывает на минарете к молитве.
     - ќй,  люди,  сюда!  - закричал ‚олынской, - держите его! беда колдуну,
если он напророчит мне худое: утоплю его в вине.
     —еловека три  ухватились за  волшебника;  из  них  и  ‡уды  составилась
порЯдочнаЯ группа,  почти закрывавшаЯ главные лица  этой  сцены.  Њолчаливый
рыцарь встал с  своего места и,  не  слыша,  что  они  говорили между собою,
впилсЯ в  их  душу глазами,  сверкающими из-под маски,  которую в  это времЯ
коробило.
     ‚олынской вынул из урны свернутую бумажку и  прочел:  "Ѓерегитесь!  все
ваши гости лазутчики Ѓирона,  выучившие роль ваших друзей и приехавшие к вам
под именами их.  Ћни хотЯт втеретьсЯ к вам в кабинет. Ќе оскорблЯйте рыцарЯ:
это брат герцога".
     ђука записки была та же, которою писали длинное таинственное послание.
     - •итраЯ штука!  - вскричал хозЯин, стараЯсь не казатьсЯ озабоченным. -
Џредсказывать,  что мне не будет более успеха в волокитстве!.. Љачать его за
то!..  ќй,  качать колдуна!  Ћсторожнее!  - прибавил он потихоньку одному из
своих слуг, взЯвшихсЯ за волшебника.
     €  двадцать молодцов,  исполнЯЯ свЯто приказ своего господина,  под лад
песни бросали гостЯ вверх, как мЯчик, и принимали его бережно на руки, будто
на  пуховики.  Њежду тем  Ђртемий Џетрович шепнул под шумок одному из  своих
слуг, чтобы стерегли вход в кабинет, отослали домой сани приехавших гостей и
запрЯгли три удалых тройки с  собственной его конюшни;  потом,  возвратЯсь к
мнимому Џерокину, продолжал начатый с ним разговор.
     - ‚от видишь,  любезный друг,  -  сказал он,  -  Я только что пред вами
получил прошение на  имЯ  государыни за  подписью какого-то  ѓорденки и  еще
нескольких важных лиц.  ‚  нем описываютсЯ злодеЯниЯ Ѓирона.  Ќо -  слышишь?
просЯт вина!  Ќе взыщи.  ‡автра в восемь часов утра приезжай ко мне с нашими
задушевными - Я вам расскажу все подробно.
     - ‡ачем откладывать?.. завтра... что-нибудь помешает...
     - Ќас могут услышать.
     - ‚ойдем в кабинет...
     - Ќе могу,  право слово!..  ќй! маршалок! бокал сюда! - закричал грозно
‚олынской, пристав к шумЯщим гостЯм, и запел:

     —арочка моЯ,
     ‘еребрЯнаЯ,
     Љому чару нить,
     Љому выпивать...

     „а какаЯ же чара! - прибавил он, наливаЯ бокал, - не только с хмельком,
да и с зельицем...

     ‚ыпивать ее
     Ђртемию Џетровичу, -

     запели два-три голоса с коварною усмешкой.
     - Ђ  Я  так думаю -  всем гостЯм моим,  -  возразил с такою же усмешкой
хозЯин.

     € чара обошла всех гостей, кроме волшебника, успевшего скрытьсЯ.
     - ќй! скорей еще вина!
     —ертенок,  воспользовавшись обращением ‚олынского к  своему дворецкому,
погрозил вслед ему пальцем и примолвил:
     - Џоболе таких вин,  как твои,  господин хозЯин,  и ты не увернешьсЯ от
наших когтей.
     Ќа эту шуточную угрозу, ‚олынским услышанную, он отвечал:
     - “  нас,  по  милости хозЯина,  во всЯкое времЯ найдетсЯ довольно вин,
чтобы виноватым быть. Ѓеда, беда сбитенщику! ‡а ним, Я вижу, опЯть недоимка.
‡уда,  не отходи от него,  пока не очистит,  а  то в доимочный приказ,  и на
мороз босыми ногами.
     - —то  скажете вы  на  все  это,  господин рыцарь?  -  спросил чертенок
молчаливого крестоносца.
     ђыцарь молча ударил по эфесу меча своего.
     - Ћшиблись,  господин!  вы  вместо секиры привесили благородный меч,  -
сказал ‚олынской горЯчась.
     - Ќе  миновать тебе и  ее!  -  был ответ рыцарЯ,  как будто вышедший из
могилы.
     •озЯин вспыхнул, но старалсЯ скрыть свое негодование.
     - —то-то помалчивает наша ‘емирамида? - лукаво спросил инка.
     - Ћна горюет,  -  продолжал ‚олынской,  -  что ошиблась в выборе своего
рыцарЯ.  Ќо  добраЯ  ‘емирамида узнает когда-нибудь свою  ошибку -  к  черту
угрюмого конюшего (при этих словах рыцарь нахохлилсЯ), и блаженство польетсЯ
в ее стране, как льетсЯ теперь у нас вино. „рузьЯ, за здравие ‘емирамиды!
     - ‡а здравие ‘емирамиды! - воскликнули гости, и стопы зазвучали.
     - ‚иват! - возгласил турок.
     - “ра! родное ура! - закричал хозЯин.
     - ‚иватом у нас в Џетербурге встречает войско свою государыню.
     - ‚ойску велЯт немцы-командиры,  а нам кто указывает!  “ра! многие лета
царице! веки бесконечные ее памЯти!
     - ‘лышишь?  -  сказал  чертенок шепотом,  толкнув монаха,  -  памЯть ей
вечнаЯ!
     - „а,  да,  Я слышал, - отвечал капуцин, - слышал, верно, и благородный
рыцарь. Њы все свидетели; от этого он не отопретсЯ.
     ‚олынской подошел к  своим слугам и приказал,  чтобы качали попеременно
всех его гостей.
     - Ѓойчее! - прибавил он мимоходом, - разомните им кости!
     ќтот  приказ развЯзал руки качальщиков.  Ќадо было видеть,  как  летали
турок, чертенок, капуцин и прочие маски.
     - ‡лодеи! разбойники! тише, родные, пощадите! - кричали они, посылаемые
сильными руками к потолку.
     Џри  этом  действии славили  гостей  под  именами  Џерокина,  ™урхова и
других, за кого приказано было людЯм принЯть их. …два унесЯ свое тело и душу
из  этой потехи,  они еще принуждены были щедро наградить за славление:  так
водилось у  наших  предков.  Џерокин более всего держалсЯ за  свои  уши,  но
бородавка на одном из них не уцелела.  ‚олынской притворилсЯ, будто этого не
заметил. ѓрозный рыцарь, по просьбе его товарищей, ‘емирамида, из уважениЯ к
ее высокому сану и полу, и ’редьЯковский, который уже храпел на стуле в углу
комнаты,  обнЯв крепко свою "’елемахиду",  одни избавились от торжественного
возношениЯ под потолок.
     - “мирать!   -  закричал  ‚олынской,  став  на  середину  зала.  €  всЯ
многочисленнаЯ дворнЯ,  бывшаЯ в комнате, окружив своего владыку и преклонив
голову,  пала к  нему в  ноги,  как морские волны,  прибитые взмахом ветра к
подножию колонны,  стоЯщей посреди пристани.  Ќесколько минут  лежали слуги,
будто мертвые,  не смеЯ пошевелитьсЯ;  но вдруг,  по одному мановению своего
господина,  встали,  затЯнув ему громкую песню славы. Џод лад ее поднЯли его
на  руки  и  осторожно  покачали.   Љогда  ж  эта  русско-феодальнаЯ  потеха
кончилась,  ‚олынской нарЯдилсЯ в богатый кучерской кафтан и предложил своим
гостЯм прокатитьсЯ.
     ‘огласились тем  охотнее,  что  замашки хозЯина грозили уж  опасностью.
Љаково ж было их изумление и страх,  когда они, вместо своих экипажей, нашли
у  подъезда сани  с  людьми,  им  вовсе  не  знакомыми?  ’ри  бойкие тройки,
прибранные под масть, храпели и рыли снег от нетерпениЯ.
     - €звините,   друзьЯ,   -  сказал  ‚олынской,  -  ваши  сани  отосланы.
ђазмещайтесь смелее; Я вас покатаю и развезу по домам.
     Ќезваные  гости  не  знали,  как  вырватьсЯ из  западни:  надобно  было
согласитьсЯ и  на  это  предложение хозЯина,  который в  подобных случаЯх не
любил  шуток,   и   постаратьсЯ  во   времЯ  катаниЯ  ускользнуть  от   него
подобру-поздорову.  Љогда  ж  почти все  маски разместились,  продолжаЯ свое
инкогнито,  Ђртемий Џетрович приказал кучерам на двух санЯх,  при которых на
облучках уселись еще по  двое дюжих лакеЯ,  чтоб они умчали своих седоков на
‚олково поле и там их оставили.
     - ‘лышите!  на ‚олковом поле сбросить их -  произнес он грозно;  потом,
обратЯсь к гостЯм,  прибавил:  -  утка за шутку!  прощайте, господа! ’еперь
смейтесь на мой счет сколько вам угодно! катай!..
     Ќесчастные жалобно возопили,  но  кучера гаркнули,  свистнули,  полозьЯ
засипели,  бубенчики на лошадЯх залепетали,  и в один миг сани,  навьюченные
жертвами шпионства, исчезли из виду.
     - ’еперь,  -  сказал  ‚олынской,  садЯсь  кучером в  третьи  сани,  где
поместилсЯ рыцарь печального образа,  довольно нагруженный вином, и обратЯсь
к нему, - позвольте отвезть вашу светлость к ‹етнему дворцу. ‚ы уже довольно
наказаны страхом и,  прибавлю, стыдом, что попали в шайку подлых лазутчиков.
‡найте,  за час до вашего приезда менЯ известили о вашем посещении, и потому
Я  приготовилсЯ вас встретить.  Њои шпионы не  хуже герцогских.  ‚ы,  думаю,
поймете,  что  шутками насчет вашего брата  хотел Я  только доставить вам  и
вашим товарищам пищу длЯ доноса.  “верьте,  однако ж, его светлость, что как
Я, так и друзьЯ мои никогда не потерпим личного оскорблениЯ, даже и от него.
Њы спокойны:  клевете и  зависти не сделать белого черным.  Џреданность наша
государыне всем известна;  должного уважениЯ нашего к  герцогу мы никогда не
нарушали.  Ќо  длЯ всЯкой предосторожности,  чтобы не перетолковали в  худую
сторону моих шуток,  ныне ж донесу ему обо всем,  случившемсЯ в моем доме, и
об оскорблениЯх,  мне лично сделанных людьми, играющими роль его лазутчиков.
Ќадеюсь, если вы не хотите, чтобы нынешнЯЯ историЯ известна была государыне,
и вы подтвердите мое донесение.  ‚от ‹етний дворец!  извольте сойти,  целы и
невредимы; благодарите за то родству вашему с герцогом курлЯндским. Џокойной
ночи, ѓустав Ѓирон!
     Ќе отвечаЯ ничего,  со стыдом вышел рыцарь из саней и скрылсЯ у входа в
жилище герцога.  ЋстававшаЯсЯ при нем свита выпрыгнула за ним,  как лЯгушки,
распуганные на  берегу,  опрометью бросаютсЯ в  свое болото.  Ќе  так хорошо
кончили свое  ночное  поприще их  приЯтели.  Џо  буквальному тексту  данного
приказа, они выброшены на ‚олковом поле, получившем свое знаменитое название
от волков,  приходивших туда каждую ночь доканчивать тех,  которые при своей
жизни не были пощажены жестокостью собратий, а по смерти их пренебрежением.
     Њаски в лунную ночь на кладбище - и еще каком, боже мой! - где трупы не
зарывались:  инка,  ‘емирамида, капуцин, чертенок, это разнородное собрание,
борющеесЯ с мертвецами,  которые,  казалось им,  сжимали их в своих холодных
объЯтиЯх,  хватали когтЯми,  вырастали до  неба  и  преследовали их  стопами
медвежьими; стаЯ волков, с вытьем отскочившаЯ при поЯвлении нежданных гостей
и  ставшаЯ в  чутком  отдалении,  чтобы  не  потерЯть добычи,  -  таков  был
дивертисмент,  приготовленный догадливою местью  героЯм,  храбрым только  на
доносы. Љ довершению их горЯ, надо было им пройти до своих квартир несколько
верст пешком и на морозе.
     ’оржествующий ‚олынской, обещаЯсь быть вперед осторожнее (что он не раз
уже  обещал),  отослал слуг  домой  и  в  кучерской одежде поехал шагом мимо
‡имнего дворца.
     ‹уна,  полнаЯ и  свежаЯ,  как дева,  только что достигшаЯ периода своей
физической образованности, выказывала на голубом небе округленные, роскошные
формы свои:  то  едва закрывалась сквозной косынкой облачка,  то  шаловливый
ветерок сдергивал ее. Ќочь была так светла, что можно было читать. Ќа улицах
никого.   ’ишина  и   игра   лунного  света  придавали  этой  ночи  какую-то
таинственность.  Џо ‹уговой линии во всех домах огни были погашены; одетые к
стороне дворца мраком,  зданиЯ стали, как угрюмые, исполинские стражи его, и
простерли вперед тень  свою,  будто огромные зазубренные щиты.  Ћдин  дворец
изукрашен  был  огнЯми,  игравшими  сквозь  окна,  как  золотаЯ  фольга,  и,
затопленный светом луны,  благоприЯтно обратившейсЯ к  нему  лицом,  блестел
мириадою снежных бриллиантов.  ‚оображаЯ себЯ витЯзем наших сказок,  катилсЯ
‚олынской по  снежному полотну  мимо  этих  волшебных палат,  где  жила  его
кнЯжна.  ‘ловно духи,  его преследовавшие, тени от коней его то равнЯлись со
дворцом, то далеко убегали, ложась поперек Ќевы.
     ђаз проехал мнимый Ямщик под самыми окнами Њариорицы и  мимо маленького
дворцового подъезда.  ЉакаЯ  досада!  никого не  видно.  ‚  другой,  объехав
две-три улицы и  возвращаЯсь опЯть к крыльцу,  как бы очарованному длЯ него,
он заметил издали мелькнувшие из сеней головы.  Ѓлиже -  нельзЯ сомневатьсЯ:
это  головы женские.  Ќа  лестнице,  сошедшей в  улицу,  захрустел снег  под
ножками;  хрустнуло и  сердце у  ‚олынского.  ‘ильною рукою замедлЯет он шаг
коней.
     „евушки смеЯлись,  бросали свои башмачки, спрашивали служанку, ходившую
поднимать их,  в  какую  сторону легли  они  носком,  резвились между собою,
пололи снег и, наконец, увидев мимо ехавшего Ямщика, начали спор.
     - ‘проси ты, - говорила одна.
     - Ќет, ты! нет, ты! - слышалась перестрелка тоненьких, нежных голосов -
голосов,  заставлЯющих прыгать  все  струны  вашего  сердца,  особенно когда
раздаютсЯ в свЯточную ночь,  в таинственной ее тиши, когда и живописец-месЯц
очерчивает длЯ вас пригожие личики говорЯщих.
     Ќаконец, одна осмелилась и спросила мнимого Ямщика:
     - Љак тебЯ зовут, дружок?
     ‚олынской содрогнулсЯ и  невольно остановил лошадей;  в этом вопросе он
узнал звуки Њариорицына голоса.
     - Ђртемием, сударынЯ! - отвечал он, скинув шапку.
     - Ђртемий?  -  повторила, задумавшись, молдаванскаЯ кнЯжна, и кровь ее,
поднЯвшись быстро от сердца в лицо, готова была брызнуть из щек.
     - Ђртемий? - закричали, смеЯсь, девушки, - какое дурное имЯ!
     - Ќеправда! оно мне нравитсЯ, - подхватила кнЯжна.
     - Љто бы это был ваш суженый?  -  продолжали ее подруги. - ‚се, кого мы
знаем, не пара вам: или дурен, или женат.
     "џ  знаю  моего  суженого,  моего  неизбежного",  -  думала Њариорица и
молчала, пылаЯ от любви и чувства фатализма.
     „евушки перешептывались,  а  лихой Ямщик все еще стоЯл на  одном месте;
наконец, и он осмелилсЯ обратитьсЯ к ним с вопросом:
     - ‘мею спросить: вас как зовут?
     - Љатериной! „арьей! Ќадеждой! Њарьей - посыпались ответы.
     - Ќеправда, неправда, - сказал гневно один голосок, - Њариорицей!
     € этот голос был покрыт хохотом подруг ее.
     џмщик вздохнул,  надел шапку набекрень и тронул шагом лошадей,  затЯнув
приЯтным голосом:

     ‚доль по улице метелица метет;
     ‡а метелицей и милый друг идет.
     "’ы постой, постой, красавица моЯ!
     …ще дай ты насмотретьсЯ на себЯ,
     Ќа твою, радость, прекрасну красоту;
     Љрасота твоЯ с ума менЯ свела:
     ‘окрушила добра молодца менЯ".

     ‚озвратившись домой,  Ђртемий  Џетрович  застал  воспитанника ђолленева
спокойно спЯщим на том же стуле,  на котором хмель приютил его.  ‚любленному
пришла мысль воспользоватьсЯ длЯ своих замыслов положением стихотворца.
     "Џора к делу! - сказал он сам про себЯ. - Ћна так неопытна; давно ли из
гарема?  кровь ее горит еще жаром полуднЯ:  надо ковать железо, пока горЯчо!
‘ветское приличие, которому скоро ее научат, рассудок, долг, одно слово, что
Я женат...  и мои мечты все в прах! Ќапишу ей записку и перешлю с господином
’елемахом:  этот молчаливый посланный гораздо вернее. Ћна найдет ее... будет
отвечать,  если менЯ любит...  а  там тайное свидание,  и Њариорица,  милаЯ,
прелестнаЯ Њариорица, - моЯ!"
     € ‚олынской пишет,  исполненный адских замыслов, вскруживших ему голову
до того,  что он не видит ужасной будущности,  которую готовит вдруг и своей
супруге и  девушке,  неопытной,  как  птичка,  в  первый  раз  вылетевшаЯ из
колыбельного гнезда своего на зов теплого, летнего дыханиЯ.
     ‚от что он пишет:
     "Ќе выдержу долее!..  Ќет,  не достанет сил человеческих,  чтобы видеть
тебЯ,  милаЯ,  прекраснаЯ,  божественнаЯ Њариорица,  видеть  тебЯ,  любить и
молчать. Људа бежать мне с моим сердцем, растерзанным мукою любви? Џочему не
могу вырвать его из груди своей, чтобы бросить псам на съедение?.. Њысли мои
помутились,  горЯчка пробегает по  жилам,  уста мои  запеклись:  одно слово,
только одно слово,  росинку надежды -  и  Я  блажен,  как ангелы на небесах!
‚идишь,  Я у твоих ног,  обнимаю их,  целую их след,  как невольник, который
чтит в тебе и свою владычицу и божество,  которому ты свет,  жизнь,  воздух,
все,  что длЯ него только дорого на  земле и  в  небе.  Ћ  милаЯ,  бесценнаЯ
Њариорица! “жели жестокостью своей захочешь ввергнуть менЯ в бездну тартара?
“жели хочешь видеть труп мой  под окнами твоими?..  ђеши мою участь.  Џоложи
ответ в  ту  же книжку,  которую к  тебе посылаю,  и  возврати мне ее на имЯ
’редьЯковского завтра поутру, как можно ранее".

     ‚олынской не  затруднилсЯ сочинить это  письмецо:  любовь  и  опытность
помогли ему.  Ќе  так  легко было сочинителю пустить записку в  ход.  “зел в
руках опьЯневшего ’редьЯковского развЯзан;  но  лишь только Ђртемий Џетрович
дотронулсЯ до "’елемахиды",  как творец ее, по какому-то сочувствию, замычал
во сне.  „ано ему забытьсЯ опЯть сном,  и новый џзон {Џрим.  стр.  85} опЯть
принЯлсЯ за  похищение золотого руна.  Њычание повторилось,  но  в  то самое
времЯ,  как ‚олынской,  со всею осторожностью,  вытЯгивал из узла громоздкое
творение,  араб вкладывал на  место его также осторожно полновесный фолиант.
Џослышав тЯгость в своих руках, ’редьЯковский захрапел.
     Џодрезана бумага под переплетом "’елемахиды", и письмецо вложено в него
так,  что, коснувшись нежным пальчиком, сейчас можно было его ощупать. ‡атем
велено арабу  ехать  во  дворец,  отдать книгу  кнЯжне Њариорице ‹елемико от
имени ее учителЯ,  ‚асилиЯ Љирилловича, который, дескать, ночует у господина
‚олынского и приказал-де ей выучить к завтрашнему дню, длЯ произнесениЯ пред
государыней,  первые десЯть стих