ов из этой книги, и приказал-де еще переплет
поберечь,  книги  никому не  давать и  возвратить ее  рано  поутру человеку,
который за  ней  придет.  Ђрабу  наказано было  отдать  посылку,  как  можно
осторожнее,  или в  собственные руки кнЯжны,  или горничной,  однако ж  так,
чтобы  он  слышал,  что  книга  отдана кнЯжне.  ‘  сердцем,  полным страха и
надежды,  как водитсЯ в таких случах,  ‚олынской отправил своего черномазого
ЊеркуриЯ.


     ѓлава VIII
     ‡ЂЏЂ„Ќџ


     Љого кто лучше проведет,
     € кто хитрой кого обманет?

     Љрылов {Џрим. стр. 86}


     ‘  сырыми от  снега  башмаками возвратились гоф-девицы домой из  своего
путешествиЯ в волшебный мир гаданьЯ. Џо каменным истертым ступенЯм дворцовой
лестницы прЯдали они, как серны. ‚се собрались в комнате Њариорицы.
     - Ќаши русские барышни свычны со снегом, - сказала кнЯжне ее горничнаЯ,
уговариваЯ переменить обувь,  -  им ничего!  а  вы у нас прилетнаЯ птичка из
теплых краев.
     - € Я хочу быть русской!  -  отвечала Њариорица;  однако ж послушалась,
чувствуЯ, что ноги ее были очень мокры.
     “садили  кнЯжну  в  огромные президентские кресла,  которых древность и
истертый бархат  черного порыжелого цвета  еще  резче  выказывали это  юное,
прелестное   творение,    разрумЯненное   морозом,   в   блестЯщей   одежде,
полураспахнувшейсЯ как  бы  длЯ  того,  чтобы обличить стройность и  негу ее
форм.  ќто был розовый лист,  павший на рЯсу чернеца,  лебедь,  покоЯщийсЯ в
темной осоке.  ЋкруженнаЯ подругами,  которые смотрели на нее, как бы желали
себе:  одна -  ее мЯгких волос,  свивавшихсЯ черными лентами около шеи и  до
поЯса,  другаЯ -  ее румЯнца,  третиЯ - ее стана, плеч и бог знает чего еще;
замечаЯ в их глазах невольную дань ее превосходству и видЯ это превосходство
в  зеркале,  осыпаннаЯ нежными заботами служанки,  стоЯвшей на коленах у ног
ее,   Њариорица  казалась  какою-то  восточною  царицей,  окруженною  своими
подданными. ѓорничнаЯ проворно скинула с нее обувь, брала то одну, то другую
ногу  в  руки,  грела их  своим дыханием,  потом на  груди своей;  согревши,
положила одну ножку на ладонь к себе,  любовалась ею, показала ее в каком-то
восторге подругам кнЯжны, как бы говорЯ: "џ такой еще не видывала! вы видали
ли?" -  и,  поцеловав,  спешила обуть.  Њариорице,  раскинувшейсЯ на бархате
кресел,  которые,  казалось,  бережно отверзали ей  свои древние ручки,  как
старец осторожно принимает в иссохшие объЯтиЯ милое дитЯ свое,  -  Њариорице
приЯтны были  искренние ласки горничной.  Ћднако ж  она  вздохнула.  Љто  из
мужчин, видавших ее, не желал бы быть предметом и живым истолкователем этого
вздоха?
     € вот фатализм опЯть взвилсЯ над нею,  как хищный орел, чтобы вырвать и
эту сокровенную жертву.  Љто-то постучалсЯ у дверей.  ‘лужанка вышла и скоро
возвратилась с  огромною книжицей и  поручением от господина ’редьЯковского,
переданным вполовину.
     - Ћх,  уж этот мне ‚асилий Љириллович!  - сказала кнЯжна, топнув слегка
ногой и с досады надув губки.  -  ‹егко ли?..  выучить наизусть эти стихи, в
которых вЯзнет Язык, будто едешь на ленивом осле по грЯзным улицам •отина!..
‚ыучить наизусть! Њучитель! безбожник!
     - ‚елено еще доложить вам,  сударынЯ,  -  примолвила торопЯсь служанка,
будто  стараЯсь  рассказать выученный урок,  -  что  ваш  учитель,  дескать,
осталсЯ опочивать у егарей-мастера ЂртемиЯ Џетровича ‚олынского,  просит вас
переплет книжицы поберечь, ее самое никому не давать, а возвратить человеку,
который от него прислан будет завтра поутру, как можно ранее, потому-де, что
книжица эта ему очень нужна.
     Џри   этом  докладе  мысль,   что   в   посылке  скрываетсЯ  что-нибудь
таинственное,  пробежала, как огненнаЯ змейка, в голове сметливой и - нечего
греха таить -  влюбленной девушки. “гадчик-сердце шибко застучало. Њариорица
призадумалась было,  как математик над решением трудной задачи, но поспешила
спрЯтать  в  душу  свои  догадки,  раскрыла книгу  с  важностью президента и
принЯлась за урок, читаЯ его вслух. Ћт первых стихов:

     ‚  крайней тоске завсегда уже пребывала Љалипса...  {Џрим.  стр.  87} и
прочее, -

     гоф-девицы были в восторге.
     - Љак  это хорошо!  так и  тЯнет за  душу,  -  говорили они;  но  вдруг
захохотали,   смотрЯ  лукаво  друг  на   друга,   когда  дошли  до  описаниЯ
кораблекрушениЯ:

     ‘е вдруг узрела она кораблЯ разбитого доски,
     ‹авки гребецки почти на дщицы переломаны, весла
     ’акже туда и сюда по песку разметаны, купно
     ™еглу, кормило одно и верви при бреге пловущи...
     [™еглу -  Њашта:  {Џрим.  стр.  87} NB. ’олкование г. ’редьЯковского. ‚
стихах соблюдено его право- или кривописание. (Џримеч. автора.)]

     - Ќе мешайте мне учитьсЯ,  -  сказала Њариорица,  принЯв гневный вид, и
подруги ее, смеЯсь, высыпали из комнаты.
     ‘ робостью осмотрелась кругом Њариорица.  ‚ комнате,  кроме ее, никого.
Ћна начала трудитьсЯ над книгой, перелистывать ее, шарить в ней...
     Њогла ли  она  думать,  что  в  перегородке,  отделЯвшей ее  спальню от
комнаты  ѓруни,  ее  горничной,  была  умышленно проверчена щель?  Њогла  ли
подозревать,   что  этой  горничной  настрого  приказано  обер-гофкомиссаром
‹ипманом  неусыпно приглЯдывать за  ее  поступками?  Ќе  будет  ли  наказов,
посылок,  записок -  и именно из дому ‚олынского?..  Ѓоже упаси ѓруню утаить
что-нибудь!  „омашний лазутчик кабинет-министра уж  дал знать герцогу,  чрез
кого  следовало,  о  склонности  ЂртемиЯ  Џетровича,  проскочившей наружу  в
разговорах его  с  ’редьЯковским и  ‡удою.  Ћ!  этот  случай золотой,  чтобы
очернить  соперника  и   врага   в   глазах   государыни,   строгой   насчет
нравственности, или запутать его в собственных сетЯх так, чтобы он не мог уж
вредить фавориту.
     ѓорничнаЯ искренно любила свою  госпожу,  и  нельзЯ было не  любить ее.
ЋбворожительнаЯ своею красотой и детскою добротою сердца, Њариорица казалась
существом,  похищенным из  двух  раев -  магометова и  христианского.  ѓруне
гораздо было  бы  приЯтнее повести любовное дело,  в  котором она  могла  бы
показать все  свое  мастерство и  усердие,  нежели  шпионить против нее,  но
выступить  из  повелениЯ  ‹ипмана,  обер-гофкомиссара,  любимца  Ѓиронова  и
крестника государынина, можно было только положа голову в петлю.
     ђодом жид,  он  осталсЯ жидом,  хотЯ по наружности обновил себЯ водою и
духом.  ‚ывезенный герцогом,  наг и  нищ,  из  ЉурлЯндии и  им обогащенный в
ђоссии,  он  готов был,  по  одному только намеку его,  оклеветать,  пытать,
удавить  и   утопить  кого  бы   ни  попало.   €   потому  ѓрунЯ  покорилась
необходимости. ’ворЯ крестные знамениЯ и читаЯ молитвы, она исполнЯла приказ
грозного перекрещенца.
     ‘лучалось ли  вам  играть в  отгадку под  музыку или  стук какой-нибудь
вещицы?  ’ак Њариорица искала чего-то  в  книге ’редьЯковского под маЯтником
своего сердца.  ’о билось оно тихо, то шибче и вдруг затрепетало, как голубь
в  руках охотника;  кровь пошла скоро,  скоро,  будто колеса в часах,  когда
порвалась цепочка:  Њариорица ощупала роковую записку.  ‚ынуть, прочесть ее,
упиватьсЯ страстными выражениЯми, отметить малейшие оттенки любви, слить эти
оттенки в  одну радугу надежды,  погоревать,  даже поплакать,  что бедный ее
Ђртемий Џетрович так страдает от любви;  наконец,  поцеловать раз,  еще раз,
нежно, страстно, роковое послание и потом спрЯтать его на груди, у сердца, -
вот  что  делала Њариорица и  что делает каждаЯ влюбленнаЯ девушка,  получив
записку от предмета своей любви (пожалуй, если угодно, от жениха)!
     ЌесмотрЯ на эту оговорку,  предчувствуЯ,  что грозное ополчение девушек
подниметсЯ на  менЯ  войной,  копьЯми своих булавок исковырЯет эту  печатную
страницу и  везде встретит менЯ криком:  "Ќеправда!  неправда!  ‘тыд автору!
‘мерть политическаЯ его сочинению!"
     ‚иноват,  виноват: Я пошутил; и если вы находите, что Њариорица сделала
очень дурно, принЯв послание, то вспомните, что она воспитывалась в гареме.
     "€ он стоит у ног моих, как стоЯла ѓрунЯ, обнимает, целует их! Ћ, какой
же  он  нежный,  страстный!.."  -  говорила про  себЯ  Њариорица и,  спрЯтав
записочку под подушку, объЯвила горничной, что она хочет лечь спать.
     ‡амечают испытатели природы, что такого рода записки обыкновенно клонЯт
на подушку.
     €  милаЯ восемнадцатилетнЯЯ кнЯжна,  сбросив с  себЯ всю тЯгость одежд,
еще раз посмотрела в зеркало, как бы хотела сказать: "„а, Я-таки недурна!.."
- вспрыгнула, как проворнаЯ кошечка, на пуховик, еще раз поцеловала записку,
обещаЯсь завтра поутру отвечать на нее, - а то, пожалуй, немудрено и убитьсЯ
бедненькому!   -   положила   ее   под   изголовье  и,   наконец,   заснула,
сладко-мучительно заснула.
     ѓрунЯ  видела все.  ‘тало ей  жаль  барышни,  и  она  решилась было  не
исполнить приказ ‹ипмана;  но мысль о заводах,  куда сошлют ее и где отдадут
за какого-нибудь горбатого,  кривого кузнеца, придала ей жестокой твердости.
Ћна  сотворила крестное знамение,  как  бы  умываЯ  себе  руки  в  невольном
преступлении, прочла молитву, подошла на цыпочках к постели барышни, не смеЯ
перевесть дыхание от  страха,  что  делает худое  дело,  и  от  страха,  что
Њариорица того и глЯди может проснутьсЯ.
     Љак  беззаботно раскидалось прелестное дитЯ!  ™еки ее  горели,  райскаЯ
улыбка перепархивала по устам.  ‚от рука горничной под подушкой... Њариорица
вздохнула...  и  ѓруне показалось,  что рука у  ней отнЯлась...  "Ћткрой она
теперь глаза,  -  думала невольнаЯ сообщница шпионства,  - менЯ, как громом,
прошибет".  Ќо  рука уж  под  изголовьем...  мысль о  заводах,  как  сильный
проводник, дала ей движение... записка схвачена... рука на свободе.
     ѓрунЯ залилась горючими слезами;  плакать,  однако ж, было некогда: она
обтерла слезы,  вышла  на  цыпочках из  отделениЯ своей госпожи и  Явилась в
ближнем коридоре.  ’ут чрез камер-лакеЯ подозвала к  себе одного из дежурных
пажей:  отдав ему роковую записку,  сказала,  как она досталась,  и чтобы он
вручил ее  герцогу,  когда тот будет проходить от государыни,  и  доложил бы
ему,  что бумажку нужно назад. Ќа такие случаи, в тогдашнее времЯ, пажи были
наметаны.  ѓорничнаЯ стала  на  часах у  своего отделениЯ,  а  проворный паж
нырнул в извилинах дворцовых коридоров, слабо освещенных.
     ѓерцог недолго заставил себЯ дожидатьсЯ.  ‚  дежурной комнате два пажа,
увидев в  замочную скважину,  что  он  приближаетсЯ,  в  одно  мгновение ока
растворили перед ним  обе  половины двери,  важно вытЯнулись и  в  поЯс  ему
поклонились.  ѓерцог ласково кивнул им,  вынул кошелек и, оделЯ их по горсти
мелкого серебра, примолвил:
     - ‡аправна, плутишка! люблю молодца! вот вам на сладка!
     Џажи поцеловали у него руку;  один же из них,  делаЯ это,  всунул в нее
потихоньку известную записку.
     - ’воЯ, помолодше, проводит моЯ! - сказал Ѓирон, махнув ему рукой.
     ‚  одной  из  ближайших  комнат  герцог  остановилсЯ и  спросил  своего
провожатого, погладив его по голове:
     - Ћт кого?
     - €з отделениЯ молдаванской кнЯжны,  -  отвечал быстро паж,  -  записка
принесена из  дома  ‚олынского,  в  книге  русского учителЯ;  горничнаЯ ждет
назад.
     Ѓирон говорил плохо по-русски,  но понимал лучше,  нежели показывал. Ћн
прочел записку,  и радость до того им овладела,  что руки у него затрЯслись.
"ђазвращать  во  дворце...  любимицу  государыни?..  ќтого  довольно,  чтобы
сгубить соперника!..  Ќо  Ѓирон ли  раскроет и  пресечет эту  свЯзь в  самом
начале?..  Ќет,  он  не  так  прост.  …му  нужно  продлить ее,  усилить даже
собственною  помощью,  запутать  молодца  и...  тогда...  —то  будет  тогда,
увидим".  ’еперь же  вынул он свою записную книжку и  велел пажу на одном из
листков ее списать роковое послание.  Љогда ж это было исполнено,  он сличил
подлинник  со   списком  и   сказал  своему  маленькому  секретарю  тем   же
исковерканным Языком,  которого дали мы образчик, но который не станем более
употреблЯть, избегаЯ затруднениЯ в разговорах:
     - Љакой прекрасный почерк!  ‡олотаЯ ручка!  да  где ты этому мастерству
училсЯ?
     - “ камер-лакеЯ €сполатова, - отвечал торжествующий паж с самодовольным
видом.
     - ‚иват, €сполатов! ’олько, вот видишь, дружок, надо быть аккуратным во
всех делах (при этом слове паж,  видимо,  опечалилсЯ: он думал, что исполнил
свое дело,  как искуснейший министр).  ‚прочем,  это безделица; Я говорю длЯ
переду.  ‡аметь своей  рукой в  моей  книжке месЯц,  число и  год  получениЯ
письмеца;  а как Я вижу, у тебЯ нет часов, то Я дарю тебе свои. (ђазумеетсЯ,
пажик  поцеловал опЯть у  Ѓирона руку  за  подарок и  исполнил приказ его  с
быстротою стенографа.)  ‚перед  Я  поручаю тебе  всЯкий  день  справлЯтьсЯ о
новостЯх  в  отделении  молдаванской  кнЯжны.  ќто  плутни,  мой  миленький!
негодные вещи,  которых не любит государынЯ!  ђазврат не должен быть терпим.
Њы должны показывать пример. Ќе учись этому, когда вырастешь.
     (Ќе  учись!..  ‹укавец!..  Ђ  сам  развращал дитЯ  ремеслом шпионства и
страстными выражениЯми, которые заставлЯл списывать.)
     Љогда этот  урок кончилсЯ,  Ѓирон отправил пажа к  горничной с  строгим
наказом держать Язык за  зубами,  а  уши на макушке.  Ќаграды не посылалось:
наградой можно б  избаловать служанку -  на  нее должен был действовать один
страх и гроза.
     ѓорничнаЯ трЯслась у  дверей своих,  будто прохваченнаЯ насквозь сырым,
сквозным ветром.  ‚зЯв от  пажа роковое послание,  она с  этой тЯжелой ношей
вошла в спальню своей барышни и тихо, украдкою положила записку под подушку.
     "ЃеднаЯ!  как сладко спишь ты!  -  подумала служанка,  - может статьсЯ,
видишь своего полюбовника во сне и не ведаешь,  что против тебЯ замышлЯют. €
Я,  окаЯннаЯ,  попала к тебе на этот раз!  —то ж?  кабы не Я, сделала бы это
другаЯ".
     €  с  этими мыслЯми пошла ѓрунЯ спать на  свое жесткое ложе,  молилась,
плакала,  но не могла заснуть до зари.  Џоутру рано,  пока барышнЯ ее спала,
отослала  она  книгу  к  ’редьЯковскому,   решившись  сказать,  что  за  нею
присылали.  ‚едь наказано было как можно ранее возвратить ее. Ђ то, неравно,
беднаЯ кнЯжна вздумает отвечать на письмецо; ответ перехватЯт, и опЯть новое
горе, новые заботы!


     ѓлава IX
     ‘–…ЌЂ ЌЂ Ќ…‚…


     € труп поглощен был глубокой рекой.

     †уковский {Џрим. стр. 92}


     Ѓыла  глухаЯ  полночь.  ЊесЯц,  насупившись,  бросал дремлющий свет  на
землю. Ќи одной живой души но всем улицам Џетербурга.
     ’олько на берегу Ќевы,  к ‘молЯному двору, прорывалсЯ конский топот. Ќа
дровнЯх неслись два мужика; один правил бойкою лошадью, другой сидел позади,
свесЯ ноги.  Ѓороды их  густо заиневело.  Њежду ними  лежал рогожечный куль,
порЯдочно вздутый.  ‚ид  этой  поклажи в  такое  времЯ  не  предвещал ничего
доброго.
     Ќачали спускатьсЯ на  Ќеву.  Џравивший лошадью оглЯнулсЯ,  укоротив бег
ее, и спросил своего товарища, не видать ли кого.
     - ’фу,  пропасть!  -  отвечал другой,  -  во всю дорогу вертелось перед
глазами черное пЯтно: то росло, то пропадало.
     - Ђ теперь?
     - Џропало вовсе.
     - ’ебе померещилось;  а может, и нечисть разыгралась за нами. Џолночные
часы!.. едем с мертвецом!..
     - Ќе впервинку возить; кажись, по нас в ходу и пословица: "‚ куль, да в
воду!" Ќет, братец, ныне времена жуткие. Љурицы по всем частЯм поют петухом,
петухи несутсЯ;  сказывают,  и  оборотень свиньею бегает по городу:  вчера у
дворца хотел ее часовой штыком, ан штык у него пополам.
     - “ж и кликуши по церквам вызывают нечисть. „а чего доброго ждать? Ќашу
русскую землю затоптали немцы,  и веру-то •ристову хотЯт под пЯту.  Џривезли
сюда  сотни две  монахов и  монахинь;  собираетсЯ набольший их  расстригать,
дескать не по его крещены. ‚ытье такое, хоть беги вон из Џитера!
     - Ќемец немцу рознь: и из них бывают добрые люди. ‚от, недалеко ходить,
племЯнник комиссара,  ѓуста €ванович...  даром,  что креста не носит.  ’о-то
простота, то-то душа ангельскаЯ! Ќе забыть мне вовеки его милости.
     - ‘ того, со безвременьЯ, как поласкали тебЯ кошками, а надглЯдывать за
секуцией было приказано ѓусту €вановичу?  Џомню.  ’олько что ударил тебЯ раз
заплечный,  а у него,  сердечушки,  слезы в два ручьЯ. ‚идел Я сам, сунул он
живодеру серебрЯный...
     - €  по  мне  словно мушки стали летать.  ‡а  то  душу  свою  длЯ  него
выворочу.
     - Ђ мы вот и крещеные,  да что делаем! сбываем людей, будто комаров, да
и погребаем тела христианские без попа и молитвы.
     - Ћх, ох, неволЯ! хоть раз запрег бы в нее самого хаворита...
     - € взмылил бы его, как давеча хохла.
     - —то, братенька, был ли на обливанце нашем крест?
     - …ще и ладонка.
     - ’ак он под ноготь диаволу не попадет!
     Ћдин из мужиков,  в  которых мы узнаем конюхов Ѓирона,  перекрестилсЯ и
сказал:
     - ЏомЯни, господи, раба твоего во царствии своем!
     „ругой сделал то же. Џосле чего оба вздохнули и замолкли.
     Ћни уж съехали на Ќеву.  ‚о многих местах по реке сделаны были проруби,
которые от  колыханиЯ воды  казались живыми  пастЯми,  движущимисЯ,  как  бы
готовЯсь поглотить жертвы, к ним привозимые.
     - ќкой погост!  -  произнес один из конюхов,  стараЯсь попасть духом на
веселый лад.  -  Ќе надобно копать могилок!  поделали добрые люди про всЯкой
обиход на весь приход!  Ќу,  матушка Ќева, кормишь ты нас добрыми сигами, да
мы не уреживаем пускать в тебЯ долгоперых ершей.
     ’ут правивший лошадью остановил ее у ближнего проруба.
     - Ќекстати тешитьсЯ, Ђгафоныч, - сказал другой, слезаЯ сзади дровней. -
‚от этак раз...  „а что за чудо?.. посмотри-ка по набережной... ‘ердце так и
упало.
     - ‘ловно сани летЯт!
     - Ќе погонЯ ли?
     - ‚от уж спускаютсЯ на реку. ќка небывальщина.
     - Ќе послал ли сам приглЯдеть за нами?
     - Џоскорей бы концы в воду!
     - “ менЯ и руки отнЯлись.
     - ’рус!  подержи конЯ,  а  Я  спущу мертвеца с  дровень да  возьмусь за
дубинку: нечего зевать!
     Њежду тем как эти слова приводились в исполнение,  сани въехали на Ќеву
и  стали  шагах  в  пЯтидесЯти от  конюхов.  €з  этих  саней выползло что-то
маленькое,  похожее  на  человека и  обезьЯну;  но  вдруг  малютка вырос  на
несколько аршин.  ѓигант начал отмеривать реку огромными,  саженными шагами.
Џри этом поЯвлении наши конюхи,  ни  живы ни  мертвы,  бросились на  дровни,
взвизгнули и были таковы.
     ‚еликан,   потерЯв  их  из  виду,   опЯть  сделалсЯ  крошкою.   Љ  нему
присоединЯлсЯ кто-то,  вышедший вслед за  ним из саней.  ‘вет месЯца осветил
лицо  араба  ‚олынского.  Њалютка был  ‡уда.  •одули помогли ему  исполински
вырасти в один миг и испугать кого нужно было.
     Ћни во всю ночь караулили похоронный выезд из конюшен бироновских.
     Љуль распороли,  и пред ними засиЯла ледЯнаЯ безобразнаЯ глыба.  ’олько
всемогущаЯ мысль могла проникнуть сквозь эту грубую скорлупу и разобрать под
ней  человека,  некогда сердцевину живого мира.  ќтот  кусок льду,  облекший
былое Я,  частицу бога, поглотивший то, чему на земле даны были имена чести,
благородства, любви к ближним; подле него зиЯющаЯ могила, во льду ж длЯ него
иссеченнаЯ;  над  этим  чудным  гробом,  который служил  вместе  и  саваном,
маленькое белое существо, полное духовности и жизни, называемое европейцем и
сверх того русским и ‡удою;  тут же на замерзлой реке черный невольник,  сын
жарких и  свободных степей Ђфрики,  может быть царь в душе своей;  волшебный
свет  луны,  говорЯщей о  другой подсолнечной,  такой же  бедной и  все-таки
драгоценной  длЯ  тамошних  жителей,   как  нам  наша  подсолнечнаЯ;  тишина
полуночи,  и вдруг далеко,  очень далеко,  благовест,  как будто голос неба,
сходЯщий по лучу месЯца,  - если это не высокий момент длЯ поэта и философа,
так Я не понимаю, что такое поэзиЯ и философиЯ.

        x x x

     Ћсмотрев ледЯную статую, ‡уда и араб похоронили ее в снежном сугробе на
берегу Ќевы.


         * —Ђ‘’њ ‚’ЋђЂџ * 


     ѓлава I
     џ‡›Љ


     Ќо знаешь? эта чернаЯ телега
     €меет право всюду разъезжать;
     Њы пропускать должны {Џрим. стр. 95}.


     “тром  вышли  наши  цыганы с  постоЯлых дворов,  где  отведена им  была
квартира вместе с другими товарищами, привезенными на игрище.
     „ворец,  государынЯ,  золотые кареты,  прекраснаЯ, разрЯженнаЯ кнЯжна -
все это еще кружилось радужным вихрем пред глазами цыганки.  ‘ердце ее росло
от восторга;  она шла наравне с палатами; она мечтала, что с Њариорицей весь
Џетербург,  весь  народ русский принадлежит ей  и  что  ее  слово,  если она
захочет,  будет указом. Ќо как мало надобно, чтобы эти восторги, это счастие
и  величие  уронить в  прах!  „лЯ  этого  стоит  ей  только  вспомнить слова
камерлакеЯ:  "Ќе тронь ее,  братец!  видишь,  как она похожа на молдаванскую
кнЯжну; точно мать ее или старшаЯ сестра!"
     "‚друг из кнЯжон в  цыганки!  Љаково так упасть?" -  повторЯет про себЯ
Њариула и просит вновь своего товарища, слугу и друга помочь ее горю. ’олько
ему одному поверила она частью свою тайну:  душа его длЯ тайны Њариулы,  как
крыша гробоваЯ - раз заколоченнаЯ, не открываетсЯ ни длЯ кого.
     ’оварищ уж со вчерашнего днЯ думал,  гадал, прилаживал мысленно, как бы
исполнить слово и утешить свою благодетельницу; наконец, придумал способ.
     Ќадо знать,  что  ‚асилий был  некогда русским матросом.  Џо  цыганской
своей породе, любЯ волю более всего, бежал из службы, таскалсЯ несколько лет
по всем захолустьЯм ђоссии,  по Ѓессарабии и Њолдавии,  коновалил,  покупал,
крал и  продавал лошадей,  обманывал кого и  где мог и попал было под гвоздь
хотинского кадиЯ [судьи (араб.)].  ‘лучись при этой беде Њариула,  знававшаЯ
его  прежде и  бывшаЯ в  милости у  хотинского паши,  и  Њариула спасла его.
ЋбЯзанный ей своею волей и  благосостоЯнием,  он с тех пор не покидал ее и с
нею-то попал в  Џетербург.  ‚озвратитьсЯ ему туда не было опасно:  в  тучном
старике не могли узнать прежнего молодца.
     ‘татистика низших рЯдов общества,  от полатей до подклета, в городе и в
округе,  была ему известна,  как его карманы.  ‘о времени его бегства она не
могла много изменитьсЯ,  и  потому в  услуге,  которую ‚асилий хотел оказать
своей куконе,  метил он  на пособие одной задушевной приЯтельницы.  ќто была
крестьЯнка в  ђыбачьей слободе,  которой отец  передал искусство врачеваниЯ.
‚ыведав, что она еще здравствует, он повел к ней Њариулу.
     ‚от  повернули цыганы на  большую прешпективу.  ’акое  громкое название
дано было улице,  котораЯ тЯнулась, с перехватами пустырей, от ‹уговой линии
к  Ђничковой слободе.  ’огда Џетров город переводилсЯ с  острова этого имени
большою частью на Ђдмиралтейскую сторону, и потому прешпектива застраивалась
нарочитыми домами. Ђ каковы были эти нарочитые дома, можно судить по лучшему
из них,  комедиантскому театральному дому,  деревЯнному и с крышею из дерну,
воздвигнутому,  как  сказал  древний описатель Џетербурга,  длЯ  отправлениЯ
трагедий,   комедий  и  опер.  Ћбразчик  этого  великолепного  храма  ’алии,
Њельпомены {Џрим. стр. 96}, и прочих, и прочих существовал еще несколько лет
тому  назад  в  подмосковном  селе  Љускове.  „ругие  домы,  более  скромной
наружности,   выбегали,   однако  ж,  по  вызову  правительства  на  большую
прешпективу и  своими новенькими,  черепичными или  гонтовыми крышами {Џрим.
стр.  96} свидетельствовали, что и они достойны показатьсЯ в большом свете и
стать  в  указанную  линию.   „еревЯнный  ѓостиный  двор  в  два  Яруса,   с
бесчисленными мелкими арками,  как стойлами,  отстраивалсЯ на том месте, где
стоит нынешний. Ћн примыкал еще тогда к березовой роще, уступившей ему часть
своего достоЯниЯ, но сохранившей другую, большую часть к стороне Ђничковской
слободы,  как  бы  убегаЯ  от  наступчивых,  бойких горожан к  жителЯм более
спокойным.  Ќо  и  тут  людкость столицы (не  дала долго отдыхать утесненным
гамадриадам {Џрим.  стр.  96},  завела рынок посреди рощи и в скором времени
свЯтотатственно  посЯгнула  на   последние,   кое-где   мелькавшие  деревьЯ,
осенЯвшие хижину старого инвалида морских баталионов.  ѓде теперь и Ђничкова
слобода, и гордый комедиантский дом, и домики, чопорно выходившие на большую
прешпективу,  чтобы похвастатьсЯ своими черепичными кровлЯми, как набеленные
и разрумЯненные купчихи выходЯт в праздничный день к своим воротам, на людей
посмотреть,  а  более себЯ показать?  ѓде все,  о чем теперь говорили!  ђЯды
огромных  камней,  классически вытЯнутых по  шнуру,  классически уравненных,
стали  на  пепелище  первобытного  Џетербурга,  как  холодные,  великолепные
памЯтники,  воздвигнутые  наследственною  обЯзанностью  над  прахом  любимых
народных поэтов.
     ‹юблю  воображать себе  этот  первобытный Џетербург,  но  только летом,
когда  закат  солнечный  набрасывает  на   него   фантасмагорический  отлив.
†ивописно красуетсЯ он с  своими палатами,  важно поглЯдывающими свысока,  и
толпою мазанок, постепенно пробивающихсЯ в знать; с своими полуголландскими,
полурусскими  домиками,   над   которыми   строители  истощили  независимые,
безотчетные затеи,  как  бы  хотели  ими  сказать:  "‚сЯкий молодец на  свой
образец".  Ћдни кровли домов -  уж  богатаЯ жатва длЯ взора,  любЯщего везде
отыскивать поэзию.  ‘  какою негою раскидываетсЯ солнышко по  мураве их,  на
которой времЯ подобрало оттенки зеленого,  желтого, ржавого и дикого цветов!
Џоследние лучи как хорошо графЯт розовые черепичные крыши (кое-где в два-три
этажа,  словно две-три  шлЯпы  треугольные,  одна  на  другую нахлобученные,
кое-где  стрельчатые,  минаретные или  наподобие голубЯтен)!  Љак поигрывает
солнечный луч  в  Яблоке  адмиралтейского шпица,  будто  в  золотом  шарике,
который вертитсЯ поверх скачущего водомета!  Љак  искритсЯ в  крестах божиих
храмов, большею частью деревЯнных, и выбивает огненный сноп о луженое железо
высоких палат!  Ђ крыльца разнохарактерные то прЯчутсЯ на двор,  то чванливо
подбоченили зданиЯ или выступают на улицу;  а кораблики с веющими флагами на
воротах; а мельницы с вычурными колпаками и ходулЯми на берегу ‚асильевского
острова,  кивающие ‡имнему дворцу и  смотрЯщиесЯ вместе с  ним и Њеншиковыми
палатами в  одно зеркало Ќевы;  а подле этих палат свита мазанок,  ставшаЯ в
ранжир под именем ”ранцузской слободы;  а Ќева без мостов, которую то и дело
снует флотилиЯ раскрашенных лодок или из которой вырастают мачты, как частый
тростник на озере,  и,  наконец,  рощи и луга посреди этого города:  все это
разве не живопись, не поэзиЯ?..
     Ќо  зимой,  и  особенно зимой  1739/40 года,  не  желал  бы  Я  быть  в
первобытном Џетербурге.  ќто  ѓолландиЯ и  ‘ибирь вместе,  одна  призваннаЯ,
другаЯ оседлаЯ,  с изумлением сошедшиесЯ у ”инского залива; они косЯтсЯ друг
на  дружку и  силЯтсЯ выжить одна  другую.  ђазумеетсЯ,  что  в  морозы наша
русачка  берет  верх.   „аже  и   на   именитой  прешпективе  она   ЯвлЯетсЯ
самовластною.   Њножество  пустырей;   домы,   будто   госпитальные  жители,
выглЯдывающие в белых колпаках и в белых халатах и ставшие один от другого в
стрелковой дистанции, точно после пожара; улицы только именем и заборами, их
означающими;  каналы  с  деревЯнными  срубами  и  перилами,  снежные  бугры,
безлюдство, бироновские ужасы: незавиднаЯ картина!
     ’олько к  концу  большой прешпективы,  около  ѓостиного двора,  русский
торговый дух оживлЯет ее.  Ѓойкие сидельцы, при поЯвлении каждого прохожего,
скинув шапку и вытЯнув руку,  будто загонЯют цыплЯт,  отрЯхнув свою масленую
головку,  остриженную в кружок,  клохчут, лают, выпевают, вычитывают длинный
список товаров,  вертЯт калейдоскоп своих приветствий, встречают и провожают
этим гамом,  как докучливые шавки, пока потерЯют прохожего из виду. "—то вам
угодно?  ЃарынЯ,  сударынЯ, пожалуйте сюда! —то покупаете? ѓосподин честной,
милости просим!  —то потребно?  †елезо,  мед,  бахта, платки, бархат, парча,
деготь,  бумага!..  Ћбраза променивать!.. Њеха сибирские! €кра астраханскаЯ!
‘афьЯн казанский!  Љо мне,  сударынЯ, у менЯ товар лучший! - Ќе слушайте, он
врет...  у менЯ...  -  …й-богу, уступлю за бесценок... с убытком, только длЯ
почину... с легкой руки вашей..." € готовы разорвать прохожего. Ђ вздумай он
войти в лавку, так продавец в убыток запросит с него в пЯть раз дороже, чего
товар стоит.  †еманные барыни в  разноцветных бархатных шубах,  в  платочке,
обвЯзавшем по-русски  голову,  причесанную по-немецки,  с  большими муфтами,
расхаживают  по  рЯдам,  как  павы,  и  бранЯтсЯ  с  купцами,  как  матросы.
ђазрумЯненные купчихи в  парчовых кокошниках и полушубках чинно кивают,  как
глинЯные кошечки,  не  шевелЯ своего туловища и  едва процеживаЯ сквозь зубы
свои  требованиЯ.  Љое-где  важный господин в  медвежьей шубе  и,  наперекор
северной  природе,  в  треугольной  шлЯпе,  венчающей  парик,  очищает  себе
натуральною тростью дорогу между  стаей  докучливых сидельцев,  предоставлЯЯ
последи {Џрим.  стр. 99} нахалов-слуг разметать влево и вправо эту мещанскую
челЯдь.  ‚оловьи и  подъезжие {Џрим.  стр.  99} извозчики то и  дело шнырЯют
около ѓостиного двора с отзывом татарских времен:  пади!  пади!  ’ам кричат:
"блины  горЯчи!",  "здесь  сбитень!",  "тут  папушники!",  бубенчики  звонко
говорЯт на  лошадЯх;  мерно  гремЯт  полосы железа,  воркуют тысЯчи голубей,
которых русское православие питает и лелеет,  как свЯщенную птицу;  рукавицы
похлопывают;  мороз сипит под  санЯми,  скрипит под  ногой.  ‚езде движение,
говор, гам, брЯцанье.
     ќти  предметы,  эта  суета торговаЯ новы длЯ  наших цыган;  на  все они
заглЯдываютсЯ, всего заслушиваютсЯ.
     ‚друг откуда-то раздаетсЯ сторожевой крик. ЉажетсЯ, это вестовой голос,
что наступает конец мира.  ‚се следом его молкнет, всЯкое движение замирает,
пульс не  бьетсЯ,  будто жизнь задохнулась в  один мир  под  стопою гневного
бога.  ‚есы,  аршины,  ноги, руки, рты остановились в том самом положении, в
каком застал их этот возглас.  Ћдин слух, напрЯженный до возможного, заменил
все  чувства;  он  один  обнаруживает в  эти  людЯх  присутствие жизни:  все
прислушиваетсЯ...
     ЋпЯть  раздаетсЯ  возглас,  волнуетсЯ,  всходит  будто  со  ступени  на
ступень, ближе и ближе; уж можно слышать в нем слово: "џзык!"
     - џзыка ведут! џзыка!.. - повторЯют с ужасом сотни голосов.
     ‘лово "џзык" стонет в обоих этажах ѓостиного двора, по улицам, слабеет,
усиливаетсЯ и сообщаетсЯ,  как зараза. Џочти каждый человек - его отголосок.
Ѓросают товар, деньги, запирают лавки, запираютсЯ в них, толкают друг друга,
бегут опрометью,  задыхаЯсь,  кто  куда попал,  в  свой,  чужой дом,  сквозь
подворотни,  ворота на запор, в погреб, на чердак, бросаютсЯ в свои экипажи,
садЯтсЯ,  не торгуЯсь,  на извозчиков;  лошади летЯт,  как будто в сражении,
предчувствуЯ вместе  с  людьми опасность.  €  в  несколько мгновений большаЯ
прешпектива, ѓостиный двор, всЯ часть города пуста, словно вымершаЯ.
     ’олько на площадке, против ѓостиного двора, видны два человека. Ћни как
бы обезумленные, не понимаЯ ничего, не знаЯ, что делаетсЯ около них и что им
делать, ожидаЯ чего-то ужасного, стоЯт на одном месте. ќти два человека наши
цыганы.
     ЋборачиваютсЯ...
     Ќа  них,  прЯмо-таки  на  них  идет,  сопровождаемый  пешим  конвоем  и
полицейским чиновником  на  лошади,  какое-то  чудовищное существо.  ’ак  по
крайней мере он кажетсЯ издали.
     –ыгане думают бежать,  но куда?  “ж поздно;  их может тотчас настигнуть
верховой.  „а  еще их  ли нужно?  Ћни за собой ничего не знают.  Ќе хотЯт ли
спросить их о чем?..  ‚ таких переговорах они стоЯли на одном месте,  ожидаЯ
на себЯ конвоЯ.
     —удовищное существо ближе,  ближе к ним;  уже в нескольких шагах. Њожно
различить,  что  это человек,  покрытый с  головы до  пЯт мешком из  грубого
холста,  в  котором оставлены только прорехи длЯ  глаз и  длЯ рта.  Ћ!  этот
человек существо ужаснейшее. Ќедаром упреждает его бегство и опустошение. Ћн
равнозначителен чуме, трусу {Џрим. стр. 100}, наводнению. Љогда из маленькой
холщовой прорехи слышитсЯ магическое слово  и  дело,  оно  ведет к  допросу,
пытке и казни,  оно мертвит прежде смерти: не менее ужасно голоса крокодила,
раскрывающего  пасть,   чтобы   поглотить   свою   жертву.   ќто   одно   из
привилегированных зол,  от  которых  освободила нас  …катерина ‚еликаЯ.  …го
звали: "џзык".
     —то ж такое был џзык? - “головный преступник, которого водили по городу
в  нарЯде,  нами описанном,  чтобы указать на участников в его преступлении.
ђазумеетсЯ, этим ужасным средством пользовались, длЯ исполнениЯ своих видов,
корысть или властолюбие, месть или желание продлить и запутать суд.
     џзык  подошел  к  испуганной цыганке  и  оговорил ее  роковым "словом и
делом".  …е  окружает  конвой;  полицейский чиновник  грозно  приказывает ей
следовать за ним. ’рЯсЯсь от страха, потерЯв даже силу мыслить, так внезапно
нахлынула на  нее беда,  она хочет что-то  сказать,  но  губы ее издают одни
непонЯтные,  дрожащие звуки. ЏокорЯсь беспрекословно, она следует за ужасным
оговорителем.
     - ‚озьмите и менЯ,  -  кричит ее товарищ,  которого с нею разлучали,  -
коли она в чем оступилась,  так Я с нею половинщик.  ‘просите ее сами,  Я не
отхожу от нее день и ночь; без менЯ она не зарежет цыпленка.
     - Ќа тебЯ не показывает џзык, - сказал полицейский чиновник, - нам тебЯ
не нужно.
     - ‚ы должны и менЯ с нею взЯть; Я на себЯ показываю.
     –ыгану возразили убеждениЯми прикладов.
     - Ѓейте менЯ,  мучьте менЯ,  - продолжал кричать ‚асилий, - растерзайте
мое тело по  кусочку,  выньте мою душу по  частЯм,  Я  не  отстану от  своей
куконы.
     €,  несмотрЯ на угрозы и  скорое исполнение их,  он последовал за своей
подругой и госпожой.


     ѓлава II
     „ЋЏђЋ‘


     Ђ что, питали? - „а! - —ем? кипЯтком, клещами?
     - ‘ловами!..
     Ќо что пред ними зуб клещей, в огне смола
     € все, что выдумал ад в сердце человека!..


     ‘трах заранее сметал людей с  улицы,  по  которой шел  џзык,  ведЯ свою
жертву. ‹ишь изредка дерзала ему навстречу вельможнаЯ карета.
     Љогда беднаЯ цыганка пришла в себЯ, перваЯ мысль ее была о Њариорице.
     "Њилое дитЯ мое,  -  твердила она про себЯ,  -  не  дадут мне злые люди
насмотретьсЯ на  твое счастие...  …ще б  только увидать тебЯ пристроенною за
богатого знатного ‚олынского,  и тогда б Я умерла спокойно,  радостно, как в
небе.  —то ж?  Я и теперь сделала все,  как мать, может быть и то, чего б не
сделала другаЯ...  Љабы еще к этому хоть одно приветное слово от тебЯ, дочки
моей!..  хоть бы одну слезинку на лицо матери прежде, чем закрою очи!.. Ќет,
нет,  страшно и подумать,  что ты увидишь в цыганке мать свою, страшнее, чем
смерть,  на  которую,  может  статьсЯ,  менЯ  теперь  ведут!  џ  свила  твое
благополучие высоко,  высоко: не снесу его в грЯзь, не дам стоптать людЯм...
Џускай казнЯт менЯ:  на плахе прошепчу твое дорогое имечко, буду молить бога
только о том, чтобы он при тебе заступил менЯ!.."
     –ыганка посмотрела на  небо,  к  стороне дворца,  на свою стражу и  шла
спокойнее.
     Њысли за мыслью,  догадки за догадкой вЯзались в голове ее;  вдруг одно
страшное сомнение мелькнуло пред ней  и  всю ее  обхватило...  сердце ее  то
кипело, как разожженнаЯ сера, то стыло, будто под ледЯной рукой мертвеца. Ќе
узнали ли ее тайну?.. Њожет быть, сходство? ужасное сходство!... Ќе ведут ли
ее  к  допросу об  этой  роковой тайне...  Ћ!  никакие пытки не  заставЯт ее
проговоритьсЯ.   —то  ей  муки?   лишь  бы  о   Њариорице  помину  не  было.
Ќеизвестность колебала ее душу из стороны в сторону;  смерть, смерть в груди
бедной матери.  Ћна торопилась,  она, кажетсЯ, хотела обогнать стражу, чтобы
поскорей к развЯзке, и по временам молила бога сохранить от беды только одну
драгоценную голову.
     Њариулу привели в  один  из  мазанковых домиков,  позади  ‹етнего сада,
принадлежащих к службам герцогским.  Џри входе сдернули с нее шубу.  ‚асилиЯ
остановили у  наружного крыльца:  здесь он  решилсЯ дожидатьсЯ своей куконы,
хоть  бы  замерзнуть.  —ерез огромную нечистую переднюю,  где  стоЯли дрова,
скамейка в инвалидном состоЯнии и непокрытое ведро с водой,  ввели Њариулу в
другую   большую  комнату  другого  содержаниЯ,   но   не   менее   мрачную.
Џродолговатый стол  занимал  средину  этой  комнаты по  наклону пола,  столь
эластического, что, ступив на один конец доски, можно было заставить прыгать
все,  на ней стоЯвшее.  Ћкна, запушенные на вершок морозом, пропускали в это
домовище синеватый цвет.  Љое-где  по  потолку свисла паутина,  будто крыльЯ
летучих  мышей.   ‚доль  черных  стен   лежали  кипы  бумаг,   которых  годы
существованиЯ мог  бы  исчислить разве архивный Љювье {Џрим.  стр.  102}  по
слоЯм пыли,  их  покрывавшим.  Ћдно,  что с  первого взглЯда утешало в  этой
комнате,  так это зерцало,  стоЯвшее на вощанке,  посреди стола;  но и  этот
памЯтник великой идеи  великого царЯ-законодателЯ оскорблЯли и  смелый паук,
завесивший его по местам своею тканью,  и  бесчеловечие,  поместившее разные
орудиЯ пытки в  боковой комнате,  в  которую дверь оставлена была,  как бы с
умыслом, полузакрытою. ќто была полицейскаЯ канцелЯриЯ при доме герцога.
     ‘мотрЯ на  эти  предметы,  цыганка ожидала ужасного допроса.  ‚ид особ,
представившихсЯ ее глазам,  не более был утешителен.  “ стола,  на судейском
месте,  сидел худощавый старик отвратительной наружности: рыжие космы падали
беспорЯдочно  на  плеча,   голова  его,  вытЯнутаЯ,  иссохшаЯ,  имела  форму
лошадиной,  обтЯнутой человеческой кожей,  с  глазами гиены,  с ушами и ртом
орангутана,  расположенными так  близко одни от  другого,  что  когда сильно
двигались челюсти,  шевелились дружно и огромные уши и ежились рыжие волосы.
ѓлаза его,  то останавливаЯсь неподвижно,  принимали мертвый цвет свинца, то
сверкали ужасно,  как пытливый зонд, или схватывали без пощады слабую душу и
держали ее  над  бездной.  Ћн  был  одет весь в  красно-коричневом,  даже до
шелковых  чулок;  богатые,  кружевные  манжеты,  закрываЯ  кисть  его  руки,
возбуждали подозрениЯ,  что под ними скрываютсЯ ногти нечистого. Џодле него,
сбоку стола,  сидел молодой человек лет двадцати пЯти, белокурый, тщедушный.
‚ лице его,  казалось, не было кровинки; мутные, безжизненные глаза выражали
сонливую или болезненную природу.  ‚прочем,  в  поступках и словах его можно
было  заметить какую-то  измученную таинственность:  он  весь  похож был  на
недоговоренный смысл,  означенный несколькими точками. Ћн держал нехотЯ перо
в руках и смотрел более на бумагу перед собой, нежели на живые предметы, его
окружавшие.  Џервый был  достойный клеврет Ѓирона,  обер-гофкомиссар ‹ипман,
второй  -  домашний  секретарь  их  обоих  и  племЯнник последнего,  ќйхлер,
которого он воспитывал как сына и  любил -  длЯ себЯ.  …два умеЯ подписывать
свое имЯ,  ‹ипман употреблЯл это живое орудие по  всем бумажным делам своим.
Ѓездетный,  не имеЯ кому передать,  кроме него, свои богатства и свою знать,
он  хотел не  умереть на земле хотЯ в  нем.  €  потому доставил ему завидный
пост, приближавший его к герцогу; место кабинет-секретарЯ было у племЯнничка
на мази.
     —удное это  желание не  умирать после  себЯ  на  земле!..  —асто  целое
потомство,  целый народ,  человечество пожинает на том поле, которое засеЯло
самолюбивое или возвышенное чувство одного человека.
     Џо  одну  сторону зерцала поставили Њариулу,  по  другую -  џзыка:  ее,
красивую,  опрЯтную,  в шелковом нарЯде, по коему рассыпались золотые звезды
(мать кнЯжны ‹елемико унизилась бы в  собственных глазах,  если бы одевалась
небогато),  ее,  бледную, дрожащую от страха; его - в черном холщовом мешке,
сквозь которого проглЯдывали два  серые  глаза и  губы,  готовые раскрытьсЯ,
чтобы произнести смертельный приговор.
     ЌачалсЯ допрос. Џрелюдий уж хорошо объЯснЯл, каков будет самый концерт.
     - ‘мотри,  цыганка!  - сказал грозным голосом рыжеватый судьЯ, - уговор
лучше денег: говори правду, или косточки твои заговорЯт нам за тебЯ.
     Ћн  указал в  боковую комнату.  ѓлаза его  при этом движении подрали по
сердцу Њариулы, как бы прошли по нем пилой.
     - Ќе ведаю за собой ничего,  -  сказала она,  собрав силы,  -  но о чем
спросишь,  господин,  на все готова отвечать.  ("‹ишь бы не о  Њариорице,  -
думала она,  - о! об этой не заставит менЯ сказать полслова и то, что вижу в
боковой комнате".)
     - …ще  прибавка к  нашему условию:  если сознаешьсЯ скоро,  в  чем тебЯ
обвинЯют, то мы держать тебЯ долго не станем. ’еперь к делу!
     - ‘лушаю, господин!
     - ‚от  видишь  этого  урода  в  мешке:   он  погубил  несколько  душ  и
доказывает,  что  ты  дорогою из  Њосквы сюда была в  коротких свЯзЯх с  его
атаманом,  который под  именем  малороссиЯнина ѓорденки пробиралсЯ в  Џитер,
чтобы ограбить казну.
     "Ђ!  -  подумала цыганка, догадываЯсь, к чему подбирались допросчики, -
слава богу! дело не о моем детище; после этого все пустЯки, вздор!.."
     ’Яжелый камень свалилсЯ с груди ее;  блистающие радостью глаза и улыбка
на устах ей изменили.
     - ’олько? - невольно спросила она своего судью.
     - ђазве этого мало? „ружба с атаманом! это ведет вместе с ним на плаху.
џзык,  твоЯ очередь!  ѓовори ж, что ты доказывал на нее. Љак ее зовут? какие
были у ней плутовские замыслы с атаманом?
     —еловек  в  мешке  начал  свой  донос,   искусно  сочиненный,  но  худо
затверженный.  Љто бы знал голос ”ерапонта Џодачкина, не обинуЯсь сказал бы,
что это был он.
     €  действительно,  это  был сынок барской барыни.  …го заставили играть
роль џзыка длЯ  того,  чтобы оговорит