х.  ’ы  восстановлЯешь его,  снова служишь ему  с  благоговением,
приносишь чистые жертвы,  достойные божества, созидаешь ему храм до неба; но
чернь говорит: "Љумир осквернен" - и бежит поклонЯтьсЯ другим богам.
     ‡уда  встречает  ‚олынского  и,  не  дав  ему  прочесть  ответ  кнЯжны,
рассказывает, с какими прекрасными намерениЯми триумвират друзей собралсЯ на
свой  подвиг,  как  Џерокин решалсЯ пожертвовать благополучием своей  сестры
делу общему,  уничтожив брак ее  с  Ђртемием Џетровичем.  Џристыженный таким
великодушием,  ‚олынской дает обет не уступить им в благородстве,  что бы ни
заключалось в ответе Њариорицы. Ћн колеблетсЯ даже, не раскрыв письма, сжечь
его.  Ќо  на  дне  сердца затаилась еще любовь вместе с  первородным грехом,
любопытством,  и он читает ответ кнЯжны.  ‘лезы капают на письмо;  он целует
бумагу.
     - Ќет,  Я недостоин всех этих жертв,  - говорит он, отдаваЯ ‡уде письмо
длЯ прочтениЯ.  -  …ду на свидание -  не могу не ехать... ѓосподи! подай мне
твердость. „руг! молись за менЯ о том же.
     Ќо прежде чем он отправлЯетсЯ на это свидание,  поручает ‡уде вложить в
расселину камнЯ,  в ограде ‹етнего сада,  бумажку,  на которой написано: "Ќа
днЯх,  или Я действую один!" ’ак приказал тайный, неизвестный друг на случай
нужды в нем.
     Ћн  едет  в  условленный час,  но  боитсЯ,  чтобы  клевреты  Ѓирона  не
подшутили вновь над ним; он страшитсЯ за Њариорицу и молит все силы небесные
сохранить ее от новой беды, а ему не дать упасть в борьбе неравной.
     ‡а несколько сот шагов до дому Ђпраксина оставлЯет ‚олынской свои сани.
Ќочь темна, он бредет ощупью вдоль стен и у назначенного места становитсЯ на
страже в  пустой будке.  "€  теперь,  -  думает он,  -  должен Я  проститьсЯ
навсегда с этой чародейкой,  длЯ которой было забыл отечество, друзей, жену,
все на свете,  теперь,  когда она отдаетсЯ мне совершенно и лучшие мечты мои
исполнЯютсЯ?  —ем не пожертвовал бы Я несколько недель назад,  еще вчера, за
миг, который мне ныне обещан и которого страшусь! Ќо подвиг, мною затеЯнный,
не  свыше ли  сил  человека?..  “стою ли  Я  против него?  „рузьЯ в  тюрьме,
отечество гибнет: вот мысль, которою должен Я себЯ поддерживать".
     €  вот он ждет Њариорицу полчаса и  более,  в  шорохе шагов запоздалого
прохожего или ночного лазутчика, в шелесте ветра, в полете птицы, в огоньке,
блеснувшем и  померкшем в  одной из дворцовых комнат.  Ќикого.  Ћкостенев от
холода, выходит он из своей засады... слышен говор... сердце у него замирает
- все опЯть замолкло:  никого!  ’ихо, жутко, как на кладбище. ‚друг мимо его
пронеслось что-то черное,  как дух полуночный,  как вихрь, и пахнуло на него
ужасом;  но,  заметив его,  остановилось,  страшно взглЯнуло ему  в  глаза и
захохотало так,  что  подрало его  по  коже  и  волосы встали дыбом.  Ћн  за
привидением,  хочет его схватить -  привидение от него, и снова адский хохот
рассыпаетсЯ в  тишине ночи,  и ужас впилсЯ когтЯми в сердце и терзает его на
части.
     - Ћпоздал!  -  каркнул,  наконец,  будто над  его  ухом зловещий голос,
сопровождаемый свистом и скрежетом зубов, - уж было проклЯтие!.. Ќо все-таки
ты пришел поздно, голубчик!..
     ‚не  себЯ  ‚олынской ищет  схватить вещуна -  и  хватает один  холодный
воздух.  …му  чудитсЯ,  сыпал искры следом бесовский глаз  и  кто-то  черным
клубом кувыркалсЯ пред ним  по  снегу.  Љрест,  охотничий нож  спасут его от
злого духа или человека; но что сделалось с кнЯжною? почему не пришла она на
свидание,   ею  самою  назначенное?   Ќе  насмешка  ли?..   Ќе  может  быть!
Љакое-нибудь  несчастье  задержало  ее  дома  или  перенЯло  на  пути!..  Ћн
идет-таки ко дворцу, бродит долго около него - ни одной души, кроме часовых!
Љ  страху,  к муке душевной присоединилось вскоре и чувство физической боли:
мороз  обул  его  ноги  в  ледЯные коты,  накинул на  грудь ледЯной панцирь,
который кольцами своими дальше и  дальше врезываетсЯ ему  в  тело.  Ќет  сил
терпеть более!  Ћн  возвращаетсЯ к  своим  санЯм  с  тЯжелою ношею  страшных
воспоминаний и  еще ужаснейшей неизвестности об  участи кнЯжны,  проникнутый
насквозь холодом,  проклинаЯ свою любовь,  себЯ и все в мире.  “ж эта любовь
начинает ему надоедать...
     ‘ кнЯжною вот что случилось.
     Ќетерпение любви  заставило ее  выйти  из  дворца  несколькими минутами
ранее  назначенного длЯ  свиданиЯ  времени.  …е  нельзЯ  признать  в  одежде
горничной;  такой прелестной субретки еще свет не видывал.  ‹юбовные проказы
так же  обыкновенны во дворце,  как и  в  хижине,  и  ее пропустили вместе с
ѓруней без препЯтствий,  тем легче,  что надзор за нею,  как мы сказали уже,
был снЯт по повелению герцога.  Ќо шаг за дворцовое крыльцо -  и  ее ожидает
присмотр более строгий,  более неусыпный,  заменЯющий целую сторожевую цепь,
самую  исправную  полицию,  превосходЯщий своею  бдительностию даже  шпионов
Ѓирона: это присмотр матери. ‘ердцу Њариулы дана весть, что дочери ее грозит
беда, и она с первою тенью ночи на бессменной страже у маленького дворцового
подъезда.  Ќикто  не  смеет  ее  отгонЯть:  она  купила это  право заслугами
‹ипману.
     ‚се существо ее превратилось в слух.  ‚идите ли,  как она из-за колонны
вытЯгивает шею,  будто  пеликан  из  гнезда  своего,  стерегущий птенцов  от
хищного зверЯ;  видите ли,  как сверкает ее одинокий глаз и  роет во мраке и
удит в нем предметы, как она жадным ухом прислушиваетсЯ ко всему, что только
движетсЯ.   ‘квозной  ветер  от  Ќевы  хлещет  ее  крылом  по  лицу,   мороз
прохватывает до сердца,  коробит ее -  Њариула терпит. Ћдна мысль держит еще
теплоту жизни в  ее груди:  она,  может быть,  спасет дочь свою от погибели.
ЃеднаЯ греет попеременно руки то под мышками, то своим дыханием; она боитьсЯ
переминатьсЯ,  чтобы не заскрипеть по снегу ногами.  Ѓьет зуб об зуб,  как у
собаки, окоченелой от холода; мысли мутЯтсЯ, но одна из них не покидает ее -
мысль  о  спасении дочери.  ‚от  идут...  ‘ходЯт с  лестницы две  женщины...
оглЯдываютсЯ... ‚етер пахнул на лица их беглый свет от фонарЯ: одна из них -
Њариорица;  это она,  сердце матери не  могло ошибитьсЯ.  „ано им  несколько
шагов вперед, и в несколько прыжков цыганка догнала их.
     - Људа ты,  барышнЯ?  -  спросила она встревоженным голосом,  остановив
кнЯжну за рукав шубы.
     Њариорица хотела бежать, но, узнав голос цыганки, остановилась.
     - Ђ,  это ты?  -  сказала она,  -  как ты менЯ испугала! —то, отдала?..
Ѓудет?..
     ќтот вопрос все объЯснил матери.
     - Ћтдала...  Ќо ты не пойдешь далее!  -  произнесла Њариула глухим,  но
твердым, повелительным голосом, стиснув ей руку своею.
     - ЉакаЯ царица!.. Џусти ж!.. ’ебе что за забота?
     - Њне,  мне много заботы.  Ќи с места, говорю тебе, или Я тебЯ опозорю,
закричу слово и дело, созову народ, встревожу дворец, весь город.
     - ЏроклЯтаЯ цыганка!.. •очешь денег? Њало, что ль, тебе дано.
     - Ќет, мне дано много... над тобою, видишь, там на небе, откуда блестит
звездочка, - произнесла Њариула вдохновенным голосом; потом, силою отведЯ ее
от ѓруни в  сторону,  наклонилась на ухо и сиповатым шепотом,  в исступлении
прибавила:  -  џ...  мать твоЯ.  ‚спомни табор цыганский,  пожар в  џссах...
похищение у Янычара,  продажу паше,  уродство мое,  чтобы не признали во мне
твоей матери: это все Я, везде Я, где грозила только тебе беда, и опЯть Я...
здесь, между тобою и ‚олынским: слышишь ли?
     Ћна говорила,  и,  казалось,  всЯ утроба ее трепетала; в горле ее билсЯ
предсмертный колоколец.
     ‚  этих  словах было  столько могущества,  столько ужасной истины,  что
кнЯжна в  каком-то очаровании,  в каком-то непонЯтном убеждении,  что это ее
мать,  не показываЯ ни радости, ни печали, не говорЯ ни слова, уничтоженнаЯ,
машинально повлеклась назад  во  дворец.  Ќо  цыганка изнемогла:  жестокость
ударов, нанесенных ей в такое короткое времЯ, беспрерывнаЯ душевнаЯ тревога,
страх за  дочь,  ночи без  сна на  холоде,  дни без пищи,  проклЯтие дочери,
мысль,  что погубила ее,  открыв, что она, цыганка, ее мать, помутили тут же
ее рассудок. ЃеднаЯ мать!
     Њы  рассказали уж,  как  она,  в  первом  припадке своего сумасшествиЯ,
встретила ‚олынского и столько напугала его.


     ѓлава X
     ‚Ћ’ ЉЂЉЋ‚› Њ“†—€Ќ›!


     Aussi tu me dois plus que de I'amour...
     tu dois m'aimer comme maitresse et
     comme mere... entends-tu, Henri, il у va
     de ton honneur.. car c'est une chose
     sainte et sacree qu'un tel amour

     Sue
     [Џоэтому ты  мне обЯзан более чем любовью...  ты должен менЯ любить как
возлюбленную и как мать...  слышишь ли, Ђнри, речь идет о твоей чести... ибо
это любовь возвышеннаЯ и свЯтаЯ. ‘ю {Џрим. стр. 237} (франц.)]


     —то  скажет ему  Њариорица в  оправдание?  что  может она сказать?  Ћна
встретила  свою  мать  цыганку  -  не  так  ли?  ’огда  как  ‚олынской хочет
развестись с женою длЯ того,  чтобы женитьсЯ на ней,  женитьсЯ, однако ж, на
кнЯжне,  любимице государыни -  не на цыганке же! —тоб ему принадлежать, она
готова идти к нему в услужение;  ее любовь выдержит все превратности судьбы,
все пытки,  но выдержит ли это испытание его сердце?  “жаснаЯ ночь!  ‘ какою
безотчетною радостью шла  она  в  объЯтиЯ друга,  и  вместо сладкого поцелуЯ
прожгло все ее  существо клеймо позора.  Ќа  какие жертвы решалось пламенное
дитЯ ‚остока,  и чем вознаграждена за это!...  Ћна горько плачет она смочила
всю подушку слезами,  хотела б выплакать на ней свое сердце,  свою жизнь. Ќо
мысль расстатьсЯ с  ним,  как бы то ни было,  хоть смертью,  длЯ нее ужаснее
всего.
     „очь цыганки!..  от одной мысли об этом кровь останавливаетсЯ и стынет,
рассудок мутитсЯ.  Ќо,  полно,  говорено ли это было?.. ‘лышала ли она точно
эти слова? …сли и сказано, не обман ли из каких-нибудь видов?
     "Ќет,  -  говорит Њариорица сама с собою,  - все это слышала Я, все это
слишком горькаЯ правда! ’ак помню, будто во сне, телегу с навесом из грубого
холста,  теплую грудь и теплые лобзаниЯ женщины, пожар и опЯть эту женщину в
борьбе с Янычаром,  похищение,  завет и опЯть ее, и везде ее. Љто ж это все,
как  не  мать?..  Џонимаю теперь  и  первое страшное свидание наше  здесь  в
Џетербурге, и робость ее, и жаркие ласки, которые только может выдумать мать
и которых мне было так стыдно, не знаю отчего. Ћ! с какою нежностью, с какою
любовию целовала она мои руки,  и  Я  не понимала,  почему стороннЯЯ женщина
менЯ так  любит.  ‡а  деньги ‚олынского,  -  думала Я.  Ќеужели сердце можно
купить до  такого притворства?  Џускай придет она,  Я  сама расцелую ее руки
сто,  тысЯчу раз,  оболью их  слезами...  ’олько чтоб никто этого не видал -
чтобы он не узнал!  „а она этого сама не потребует.  Џонимаю теперь и заботы
обо  мне  и  брошенные деньги,  будто  обожгли они  ее.  ‘амаЯ эта  ночь  не
доказывает ли  ее  любви?  Ћна говорила,  что изуродовала себЯ длЯ менЯ ж  -
наверно,  чтобы не  признали во  мне ее дочери.  ‚олынской сказывал ведь мне
когда-то, что видел женщину, на менЯ очень похожую: он говорил, конечно, про
нее!  „обраЯ мать!..  —ем Я  тебе заплатила за это?  постыдными поручениЯми,
проклЯтием!..   ѓосподи  милосердый,  возьми  назад  мое  безумное  слово!..
Њатушка,  прости менЯ!  „обраЯ, несчастнаЯ мать! несчастнаЯ дочь! ‚идно, обе
родились под злополучною звездою!"
     ’ак говорила сама с собою Њариорица,  обливаЯсь слезами. Ќа все вопросы
ѓруни отвечала она только, будто цыганка сказала ей, что Ђртемий Џетрович не
мог прийти на свидание.
     ђоковаЯ тайна была похоронена на  дне  сердца,  но  с  этого днЯ червЯк
смерти засел уже в нем.  Џравду говорила когда-то Њариорица цыганке - первый
поцелуй сжег ее.
     Ќа  другой день  после этого происшествиЯ сидел ‚олынской дома в  своем
кабинете,  озабоченный участью своих друзей,  преданных суду,  и  ломаЯ себе
голову,  как бы скорее распилить цепи на них и ђоссии. Џоверенный камень, на
углу ‹етнего сада,  отвечал ему:  скоро, очень скоро, ныне, завтра, на днЯх,
или никогда!
     - Ќе скрою от вас,  -  говорил ‡уда кабинет-министру,  -  что Я работаю
вдвоем,  даже втроем; но клЯнусь вам, что не могу еще объЯснить вам, кто мои
сообщники или чей Я сообщник.  ‘кажу только,  что один -  мужчина,  другаЯ -
женщина.
     - Ќе спрашиваю,  кто вы,  не хочу спрашивать,  -  отвечал ‚олынской,  -
боюсь ныне сам за себЯ...  „ействуйте,  но только скорее, хоть бы стоило мне
это головы.
     - Ћ  бог даст,  мы  спасем вашу голову,  переменив теперь способы наших
действий.  Џрежде,  как вам известно,  старались мы  взбесить Ѓирона ледЯною
статуей и другими средствами,  чтобы он нагрубил ее величеству и вывел ее из
терпениЯ;  теперь  хотим  прЯмо  к  сердцу  государыни,  но  путЯми  тихими,
вкрадчивыми, которые не могли бы ее испугать и которых, однако ж, не могла б
она избегнуть.
     Ћставшись один в своем кабинете, ‚олынской предалсЯ тоске о прошедшем и
какому-то  тЯжкому предчувствию.  ѓолова  его  спустилась на  грудь;  черные
длинные  волосы  пали  в  беспорЯдке  на  прекрасное,  разгоревшеесЯ лицо  и
образовали над  ним  густую  сеть,  сквозь  которую  глаза  бросали  отблеск
пламенной и сумрачной души.
     ‚ таком точно состоЯнии застали мы его,  когда сотни разноплеменных пар
ЯвлЯлись к нему на смотр.
     Њного ли  прошло тому времени?  еще не было и  праздника,  длЯ которого
делалсЯ этот  смотр,  а  чего не  изведало с  того днЯ  его  сердце,  какого
блаженства и  мук оно не  испытало!  Ћн  мысленно прошел фазы своей безумной
любви, и слезы закапали из глаз.
     ‘веча нагорела,  думы сменЯли думы;  дремота отЯгчила его  веки,  и  он
заснул.
     ‚просонках слышит суету в доме,  потом скрип двери... Ћткрывает глаза -
и видит пред собою в сумраке...  женщину в пышном расцвете лет и красоты,  с
голубыми глазами,  в которых отражаетсЯ целое небо любви! ‡аметно, однако ж,
что оно подернуто облаком уныниЯ.  ™еки ее  пылают,  густые белокурые локоны
раскиданы в  беспорЯдке по шее,  белой,  как у лебедЯ.  Ѓоже!  не видение ли
это?.. ќто жена его!
     ‚олынской не смеет пошевелитьсЯ.
     Ћна стоит у дверей, как изгнаннаЯ пери у ворот раЯ; она смотрит на него
с  робостью,  ищет чего-то в глазах его,  просит,  умолЯет о чем-то и боитсЯ
подойти.  Ќикогда не  казалась она  ему  так хороша!  ‹юбовь и  еще какое-то
чувство,  не менее горЯчее, но более чистое, вооружили ее в эти минуты всеми
своими прелестЯми длЯ победы над неверным.
     ‚ смущении продирает ‚олынской глаза.
     - ’ы  не узнаешь менЯ,  Ђртемий Џетрович?  -  говорит она ему,  смЯгчив
упрек нежностью выражениЯ,  и слезы заструились по ее лицу. - ’ы не выгонишь
менЯ теперь; разве выбросишь менЯ мертвую, истоптав прежде своими ногами; но
знай...  ты погубишь со мною своего младенца.  џ пришла к тебе на суд мужа и
отца.
     - Ќаташа!  милаЯ Ќаташа!  -  мог только произнести ‚олынской,  и  она в
объЯтиЯх его. € он увлекает ее к себе на колена, прижимает ее руки к сердцу,
целует ее  в  очи  и  в  уста.  Ћна  прильнула к  нему всем существом своим,
обвилась около него,  как плющ,  то прижимает его страстно к груди своей, то
посмотрит ему в очи,  не верЯ своему счастию,  то милует его,  резвитсЯ, как
дитЯ, убирает его кудри, потопив в них свои розовые пальчики, то путает с их
черною смолью лен своих кудрей.
     - Њилый Ђртемий!  - говорит она, упоенннаЯ чистым восторгом, - вижу, ты
менЯ любишь по-прежнему...  Ђ как они мне солгали,  жестокие!..  Ѓудто ты...
нет,  нет,  Язык не двигаетсЯ, чтобы выговорить их ложь. Ќе верю! Ћни, может
статьсЯ,  хотели испугать менЯ и  заставить скорее приехать.  Ќо ты простишь
менЯ, когда узнаешь, зачем Я так мешкала.
     Ћна потупила свои прекрасные глаза и покраснела, как девушка.
     - ‚идишь,  -  прибавила она,  взЯв его руку и приложив ее под сердце, -
здесь наше дитЯ... ты отец его!
     ’олько тот,  кто в первый раз носит это имЯ, может понимать все высокое
этого слова,  все  его очарование.  Ќо  ‚олынской боитсЯ верить и  предатьсЯ
новому чувству:  оно  так неожиданно!  Ќе  обманывает ли  жена,  чтобы более
привЯзать его к себе? Ћна знает, как он желает детей.
     - ’ы не веришь, друг мой?.. - ’ут она взглЯнула на образ божьей матери,
стоЯвший в  углу в  киоте.  -  Џоверь ей!..  ‚озьми,  положи свою руку,  вот
здесь...  слышишь,  как трепещет твое дитЯ, будто рыбка; он отозвалсЯ своему
отцу,  он тебЯ приветствует...  џ  сама не верила,  когда поехала в  Њоскву,
долго не верила.  Ќо когда узнала совершенно, что Я мать... не ведаю, что со
мною делалось от радости;  счастие мое было так велико,  что Я  не смела ему
предатьсЯ и  потом боЯлась его  потерЯть.  џ  прибегнула к  богу,  к  свЯтым
угодникам его с молитвами сохранить наше дитЯ; ездила к ’роице на поклонение
‘ергию-чудотворцу,  в Љиев к почивающей там свЯтыне,  в Ќилову пустынь.  „лЯ
чего ж другого оставатьсЯ было мне так долго без тебЯ! Ќо везде мысль о тебе
менЯ не покидала; на пути, в храмах божьих, у свЯтых гробниц ты был со мною;
везде молилась о тебе,  о твоем здоровье,  о твоей любви ко мне. „умала, как
ты обрадуешьсЯ неожиданной вести -  тебе так хотелось детей!..  Џишу к  тебе
письмо об этом; но ты, видно...
     - Ќе получал, друг мой!
     - ‡лые люди!  Љак они искусно работали!..  Ќе получал?..  € вот причина
твоего молчаниЯ. Ќо Я все-таки не переставала думать, как тебЯ это обрадует.
€ вдруг в Њоскве говорЯт мне, что ты полюбил какую-то молдаванскую кнЯжну...
брат мой пишет,  что ты хочешь...  ѓосподи!  не понимаю теперь,  как у  менЯ
достало сил жить после этого письма... он писал, что ты хочешь развестись со
мною. € брат сам уговаривал менЯ, длЯ какого-то общего блага, согласитьсЯ на
этот развод.  ЊенЯ с тобою разлучить?.. Ћ! они не знают менЯ! Џускай сам бог
придет  развести нас!  (ЌатальЯ крепче обвила его  своей  рукою,  как  будто
боролась еще,  чтоб его не отнЯли у нее.) ‡лодеи!  едва не убили менЯ,  наше
дитЯ.  Ќе знаю,  как Я все это перенесла. џ молила пречистую деву-богородицу
сохранить тебЯ от  этого убийства;  едва не выплакала душу свою в  молитвах.
Њилости ее велики:  все, что насказали мне о тебе, - ложь, Я это вижу, Я это
чувствую по твоим ласкам.  •очу думать, что все это был сон ужасный! Џовтори
мне,  милый Ђртемий,  что  это  все солгали злые,  завистливые люди,  что ты
любишь менЯ по-прежнему.
     - „а,  милаЯ,  душа моЯ,  это все ложь, - повторЯл ‚олынской, осыпаЯ ее
самыми пламенными ласками,  от которых она убиралась в лучшие цветы счастиЯ,
как невеста к венцу,  и горела неизъЯснимым восторгом.  - Њожет статьсЯ, это
вышло оттого,  что Я  пошутил с одною полоненной кнЯжной...  но божусь тебе,
это была шалость,  глупость,  вспышка одинокого сердца, развлечение от скуки
без тебЯ... Ќегодные! стоило ли из этих пустЯков пугать тебЯ!.. ‘ чем могу Я
тебЯ сравнить,  тебЯ, прекрасного, бесценного друга!.. Љак сладко любить без
боЯзни! Ќи бог, ни люди не мешают нам.
     Њожет быть, вспомнил он в это времЯ вчерашний мороз, страх и муки.
     - ‚осторги наши так  чисты,  а  кто  нам  мешает быть самыми страстными
любовниками? Ќе правда ли?
     - Ћ!  Я буду молить бога дать мне уразуметь все,  что есть прекрасного,
дорогого в  любви на земле и  в небе,  соберу в груди моей все сокровища ее,
весь мир  любви,  открою все заповеданные тайны ее  и  буду истощать их  длЯ
тебЯ,  милый друг!  ‘ердце научит менЯ находить длЯ тебЯ новые ласки, каждый
день изобретать новые.
     - ЃесценнаЯ!..  Ќет,  Я  тебЯ не знал!  (€ в  забвении страсти он хотел
сказать:  и  Я  мог променЯть тебЯ!..  но остерегсЯ.)  ’ак у нас будет дитЯ,
милое, прелестное, похожее на тебЯ? может быть, дочка!
     - Ќет,  Я подарю тебе сына,  такого же пригожего,  статного,  как и ты.
Џосмотри, сдержу ли слово!
     ‘ этих минут любовь и счастие семейное водворилось в доме ‚олынского, и
Њариорица забыта.


         * —Ђ‘’њ —…’‚…ђ’Ђџ * 


     ѓлава I
     ‹ћЃЋ‚њ ЏЋ‚…ђ…ЌЌЂџ


     Љогда ‡уда говорил,  что  из  любви Њариорицы построит лестницу хоть на
небо,  он знал, что говорил. ЏоспешаЯ воспользоватьсЯ этою любовью длЯ своих
видов, написал следующее письмо к кнЯжне:
     "ЋбстоЯтельства,   в   которых  находитсЯ  г-н  ‚олынской,   заставлЯют
адресоватьсЯ прЯмо к вам без околичностей.  џ ‡уда, секретарь и друг его; от
менЯ  ничего не  имеет  он  скрытого.  ќтот  приступ достаточен,  чтобы менЯ
выслушать.
     ‚ам  известно,  что  друзьЯ ЂртемиЯ Џетровича за  смелую выходку против
герцога  курлЯндского посажены  в  крепость  и  ждут  там  своего  смертного
приговора.  Ќе  миновать этого  ж  и  Ђртемию Џетровичу,  если  какаЯ-нибудь
могучаЯ рука,  силою  чудотворною,  силою беспредельной дружбы или  любви не
оградит его заранее и  сейчас от  удара,  на него уж нанесенного.  ’ребуетсЯ
высокаЯ энергиЯ,  самоотвержение,  готовое на все жертвы.  “гадываю, скажете
вы: мне предстоит этот подвиг, и никому другому.
     ’ак вам,  кнЯжна,  вам, благороднейшее, возвышенное существо, предлагаю
этот  подвиг;  вы  позавидуете,  если он  будет предоставлен другому.  Њожет
статьсЯ,  нужно броситьсЯ прЯмо в огонь; но это единственное средство спасти
человека,  который вам  дорог,  не  говорю уже  -  необходим длЯ ђоссии.  Ќе
упоминаю вам о благе человечества в этом случае: вы этого теперь не поймете.
ЏредставлЯю только  гибель  любимого  человека,  обращаюсь только  к  сердцу
вашему и,  уверен,  скорее достигну, чего хочу. ѓрустно, больно было бы мне,
да и напрасно объЯснЯть вам,  что поЯвление ваше в Џетербурге, ваши наружные
и душевные совершенства,  которым никто не мог бы противитьсЯ,  отнЯли у нас
государственного  человека,   вырвали  краеугольный  камень  из-под   храма,
начатого им во имЯ спасениЯ отечества.  ‘ тех пор как он узнал вас, он забыл
все свЯтые обЯзанности свои,  изменил супруге,  друзьЯм,  чести, богу. ‚раги
его  воспользовались слабостью его  или страстью,  чтобы сделать ее  орудием
своих козней.  Ќо да идут мимо вашего сердца эти слова. € пойдут они наверно
мимо! ‚се это длЯ вас вздор; ваше сердце не поймет теперь ничего из этого. €
потому не говорю: возвратите его свЯтым его обЯзанностЯм, - напоминаю только
гибель любимого человека,  твержу только:  спасите его от плахи и  унижениЯ,
которое длЯ него еще ужаснее смерти.
     Њинуты дороги. ‚от в чем дело!
     ‚ы найдете здесь две бумаги. Џостарайтесь всЯчески, чтобы государынЯ их
увидела и  прочла,  но под условием,  чтобы Ѓирона при этом случае с  нею не
было.  „а благословит вас любовь на этот подвиг!  Џровидение,  конечно,  вас
назначило спасти  любимого человека от  гибели  и  позора.  —то  может  быть
сладостнее этого длЯ вас, существо необыкновенное!
     Ќо каким образом -  спросит вас государынЯ -  достались вам эти бумаги?
“читель ваш ’редьЯковский -  скажете вы -  оставил у  вас книгу (которую при
сем посылаю);  перебираЯ листы ее,  нашли вы бумаги и  при них записку (тоже
здесь прилагаемую).  ‘  ’редьЯковским мы  уж  сделаемсЯ на  случай,  если  б
потребовали его к государыне налицо длЯ допроса. ‡аписку можете ей показать.
‚ручаю вам судьбу Ђ.Џ."
     "…сли вы любите государыню, - сказано было в особой записке, - если вам
добраЯ слава  ее  и  спокойствие дороги,  вручите ей  осторожнее вложенные в
книгу ’редьЯковского бумаги,  но только тогда,  когда не будет у  нее злодеЯ
Ѓирона".
     ‚се  это  перешло чрез  руки  негра  ‚олынского в  руки  черномазой его
приЯтельницы,  жившей во дворце, и никто не видал, какими путЯми эта посылка
закралась на грудь Њариорицы.
     Љак дорого ей  это поручение!..  Ќе  другому кому,  не  жене его вручен
залог его  спасениЯ.  …й,  одной ей!..  Џровидение знает,  что она любит его
более всех на свете. Љак радует ее, возвышает это поручение! Ћна забывает уж
свое горе, бедственную ночь, мать: спасение милого ЂртемиЯ тут, у сердца ее,
тут он сам, его жизнь, его спокойствие, счастие, честь! ЉакаЯ нужда длЯ нее,
что она цыганка:  она выше всех в мире, - она спасительница милого человека!
"Ћн узнает,  -  говорит сама с  собою Њариорица,  -  что все это Я,  не  кто
другой, длЯ него сделала. …ще прикажите что-нибудь, господин ‡уда, но только
именем его, и вы увидите, буду ли уметь исполнить".
     €  глаза этого прекрасного созданиЯ разгорались огнем неземным,  и щеки
ее пылали.  ‘ каким восторгом примеривает она на себе терновый венец, ей так
расчетливо предлагаемый!  Ђ  ‚олынской что делал в  это времЯ?  ‡абывал ее в
объЯтиЯх той,  которой некогда изменил длЯ  нее ж,  дочери фатализма.  —то ж
была его любовь,  пылкаЯ,  безумнаЯ?..  вы легко отгадаете.  Ќе ошибалсЯ и в
этом случае ‡уда!

     ‚ечер во дворце.
     ѓосударынЯ необыкновенно тосковала во  весь день.  ‚  ушах и  сердце ее
отзывались смелые истины,  сказанные ее вельможами. ЌесчастиЯ ђоссии, если и
вполовину существовали,  как ей изобразили,  налегли на грудь ее, и без того
растерзанную болезнЯми и  привычкою к  предмету недостойному.  ЋсвободитьсЯ,
однако ж,  от него не имела сил и лучше решалась терпеть муки,  которым сама
себЯ обрекла. Ѓирон, понимаЯ очень хорошо свое настоЯщее положение, был весь
день неотступно при ней, окружал ее своею заботливостью и изыскивал средства
рассеЯть тучу,  налегшую на  чело императрицы.  ‘трельба в  цель в  галерее,
нарочно длЯ  того  устроенной,  карты,  шуты,  дурочки -  ничто не  могло ее
рассеЯть.  Ќаконец,  она  объЯвила герцогу,  что  очень  нездорова и  желает
остатьсЯ одна.
     ‘просив  руку  кнЯжны  и  опираЯсь на  нее,  государынЯ перешла в  свою
спальню.
     - „итЯ  мое,  -  сказала  она,  подвигаЯсь к  креслам,  стоЯвшим  возле
кровати, - как стучит у тебЯ сердце! так и бьет мне в руку. ‡дорова ли ты?
     - ‡дорова,  -  отвечала  Њариорица,  встревоженнаЯ приближением роковой
минуты,  в  которой должна  была  решитьсЯ участь  любимого человека,  -  но
беспокоюсь о вас.
     ‚место ответа Ђнна €оанновна с нежностью пожала ей руку и едва дошла до
кресел,  в  которые тЯжело рухнулась.  Ћна велела было позвать камер-девицу,
чтобы подать ей другие кресла, на которые обыкновенно клала больные ноги; но
Њариорица с  какою-то  упрЯмою заботливостью сама спешила все это исполнить,
стала возле нее на колена и  начала слегка поводить ладонью то по одной,  то
по  другой  ноге  государыни,  как  это  делалось каждое утро  и  вечер  длЯ
облегчениЯ ее  страданий.  „етские  попечениЯ ее  заметно были  приЯтны Ђнне
€оанновне.
     Ћни  были  одни  в   комнате.   Ѓезмолвие  нарушалось  только  вздохами
страждущей императрицы.  ‘вет  от  тронной канделЯбры сквозил через  голубой
штоф занавесов и  падал на  бледное лицо ее,  отчего оно принимало синеватый
цвет мертвизны; утомленные глаза ее по временам закрывались, и чтобы усилить
еще  это  подобие смерти,  пышнаЯ кровать возле  нее,  с  своим  убранством,
казалась великолепным катафалком,  готовым  принЯть останки того,  что  было
некогда царица.  ‘мотрЯ ей пристально в  глаза и  следЯ за движением ее губ,
кнЯжна как бы стерегла выход ее души из тела.  Љто б подумал, чтобы здесь, в
этих двух женщинах -  одной носЯщей уже  все признаки смерти и  уничтоженной
под  тЯжестью  предчувствиЯ,   другой  юной,   но  слабой,  дочери  цыганки,
принадлежащей  единственно  любви,  ничего  не  постигающей,  кроме  нее,  -
заключалась в  эти мгновениЯ судьба империи!..  Ќесколько минут продолжалось
их  безмолвное состоЯние.  "ѓосподи!  -  молила  кнЯжна,  обмираЯ от  страха
пропустить удобное времЯ длЯ подачи бумаг.  - ѓосподи! брось мне на этот раз
в душу луч своего уразумениЯ".
     Ќаконец, государынЯ открыла глаза и сказала:
     - „овольно, милаЯ! мне легче.
     Њариорица,  все стоЯ на коленах, схватила ее руку, с жаром прижала ее к
губам своим - губы были холодны, на руку государыни закапало что-то горЯчее.
     - —то с тобою? ты плачешь, кажетсЯ?
     - ѓосударынЯ,  когда Я вижу,  что вы страдаете,  может быть и не одними
телесными болезнЯми,  когда менЯ заверЯют в  этом люди вам преданные и  дают
мне способы спасти вас, что должна Я делать?
     - ЌоваЯ  беда!..   ЋбъЯснись,  что  такое?  -  воскликнула  государынЯ,
оторвавшись от спинки кресел, к которым была прикована своим изнеможением.
     Њариорица вынула из груди бумаги и,  подаваЯ их,  рассказала искусно, с
жаром,  что  велено  ей  было  сказать.  „рожащими  руками  принЯты  бумаги;
приказано осмотреть,  не стоит ли кто у дверей, и, когда это было исполнено,
государынЯ начала про себЯ чтение.
     Ћдна из  поданных бумаг был  подлинный донос ѓорденки,  за  который его
заморозили,  допрашивали  цыганку,  застрелилсЯ ѓроснот,  пытали,  мучили  и
уморили столько людей.
     "„ойдет до  государыни,  -  умираЯ  говорил мученик,  -  Я  передал мое
челобитье богу". € господь услышал этот завет на пороге смертном, принЯл это
условие земли  с  небом,  уберег его  сквозь все  препЯтствиЯ человеческие и
вручил по назначению.  ‘колько в этой бумаге ужасных истин насчет Ѓирона!  ‚
ней  описывались разные действиЯ его жестокости и  корыстолюбиЯ так Ясно,  с
такими верными доказательствами и важными свидетельствами, что можно было их
как бы в очи видеть. "Ќо сердце твое, всемилостивейшаЯ государынЯ, обольетсЯ
кровью,  -  писано было  между  прочим в  доносе,  -  когда узнаешь способы,
употреблЯемые длЯ  обогащениЯ  доимочного приказа,  отдающего  отчет  одному
Ѓирону и его одного обогащающего. Ѓатоги, плети, окачивание на морозе водою,
соленаЯ  пища   без   питьЯ,   тысЯчи  жестокостей,   какие   только  адскаЯ
изобретательность умеет разнообразить и  оттенить,  употреблЯемы без всЯкого
уважениЯ к  истинному несчастию и  без всЯкой ответственности.  ‡акона тут в
помину нет;  надо  всем  владычествует одна волЯ Ѓирона.  €з  тысЯчи случаев
опишу тебе,  всемилостивейшаЯ государынЯ,  только два,  которые покажут, как
сборщики должны быть  осторожны в  своих действиЯх,  и  внушат твоему сердцу
правила длЯ руководства их в  подобных случаЯх:  да различают они на будущее
времЯ неплательщика по несчастию,  насланному свыше,  от несостоЯтельного по
закоснелой лени,  разврату или  упрЯмству.  ‘амодержавное слово  твое  пусть
облегчит   участь   одиноких,    обремененных   многочисленным   семейством,
несчастных,  которых настигла кара божиЯ, лишив болезнЯми нескольких рабочих
рук, падежом - скота, пожарами - крова, неурожаем - куска хлеба. ‘оставители
закона должны помнить, что они имеют дело с человеком, а не с вещью, готовою
все вытерпеть.
     ‚ село NN [—итателю до имени нет, кажетсЯ, нужды. (Џримеч. автора.)] на
самое  рождество •ристово  нахлынули сборщики.  ‘вЯтость днЯ  должна  бы  уж
освободить от подобного нашествиЯ.  Ќапротив,  они, кажетсЯ, выбрали один из
самых   торжественных   праздников   христианина,   чтобы   наругатьсЯ   над
человечеством, которого образ благоволил принЯть в этот день сам искупитель.
Ћни  рассыпались по  деревне,  как  волки,  напавшие  на  беззащитное стадо,
требовали недоимок,  без толку собирали их,  по  собственной воле и  расчету
накладывали пени,  отбирали скот,  земледельческие орудиЯ,  хлеб в  анбарах,
мучили,   терзали  беспощадно  тех,  которые  и  этими  способами  не  могли
удовлетворить их.  ‘тук  палочных ударов  сменЯлсЯ плачем и  стенанием.  Ќад
одним  отцом  многочисленного  семейства,   которого  он   был  единственным
кормильцем, обрушилась более всего их жестокость. Ќа сходке пытали его всеми
бироновскими пытками,  но  при каждой перемене вместо денег получали от него
ответ, что у него шестеро детей, мал меньше другого, без матери, и что он не
ведает  даже,  где  добыть им  хлеба.  "‹жешь!  прикидываешьсЯ!"  -  кричали
сборщики и совещались,  какого нового рода пытку приложить к нему. "Ѓатюшки!
заплачу,  - вопил несчастный, - дайте мне только дойти до моей избы". ‘ этим
условием приостановили новые муки,  длЯ  него изготовленные.  ‚  ожесточении
приходит он домой;  навстречу ему дети,  обступают его, просЯт у него хлеба.
"’отчас! - говорит он, - всем достанетсЯ!"
     €сступленный, схватывает он нож и зарезывает все свое семейство. Ћдного
шестимесЯчного,   лежавшего  в   люльке  и  надсевшегосЯ  от  крика,   берет
окровавленными руками  за  ноги,  приносит на  сходку  и  с  ужасным хохотом
размазживает ему  голову  о  голову  главного  сборщика.  "„айте  ж  квиток,
разбойники! - закричал он, - шесть душ ровно из вашего счета вон".
     —ерез неделю деревнЯ опустела; в польских лесах поЯвилась новаЯ.
     ‚  другом селе,  при подобном случае,  отец отвел пЯтерых детей своих в
поле - это было зимою - и, несмотрЯ на плач их, всех заморозил. "џ хоть один
пойду в ад, - говорил он, - зато вы избавитесь от мук бироновских".
     ‚ другой бумаге, поданной Њариорицей, заключалось описание мученической
смерти ѓорденки и последствий ее.
     Џри чтении этих бумаг государынЯ смочила платок слезами.
     - Љак нас обманывают!  -  сказала она,  всхлипываЯ.  -  џ и сотой части
этого не знала.  Љак терзают бедное человечество, и все именем моим!.. †ивой
человек...  почти в моих глазах...  ледЯнаЯ кукла!..  Ѓоже мой! этому нельзЯ
почти верить!  €  вот преданность,  вот любовь ко мне!..  ‚се это одна жажда
корысти, одно желание властвовать надо всем, даже надо мною!.. Ќадо конец!..
ѓосподи!  прости мои прегрешениЯ и  не  лиши менЯ в  трудное это времЯ своей
великой помощи.  ЊилаЯ,  - прибавила она, - молчи обо всем, что ты знаешь из
этих бумаг,  из этого вечера: Я хочу собратьсЯ с силами... чтобы наказать...
Ћ! как тЯжело не иметь ни к кому довериЯ, не иметь друга! € вот царский сан,
которому столько завидуют!..
     ѓосударынЯ опЯть зарыдала.
     - “  вас  остаетсЯ  Ђртемий  Џетрович ‚олынской!  -  сказала  кнЯжна  с
особенным  восторгом.  -  ‚ырвите  свою  доверенность из  рук  недостойных и
отдайте  ему...  он  достоин  быть  любимцем царей;  вручите ему  управление
ђоссии, и вы увидите, какаЯ слава, какое счастье прольетсЯ на народ ваш, как
все будут благословлЯть ваше имЯ!
     €зумленнаЯ необыкновенным одушевлением, необыкновенною силою, с которою
говорила Њариорица,  Ђнна €оанновна пристально посмотрела ей в глаза, отчего
эта, краснеЯ, потупила свои.
     - ЌесчастнаЯ!  - грустно произнесла государынЯ, качаЯ головой, - и тебЯ
успел обворожить этот  чародей!  и  тебЯ не  избегнул злой рок!  Ћ,  молись,
молись богу!.. ’еперь позови мне камер-девицу; тебе и мне нужен покой.
     Ќо кнЯжна не двигалась.  Ћпомнившись от смущениЯ,  в которое бросили ее
догадки государыни,  она  рассчитывала,  и  очень верно,  что  если ныне же,
тотчас после  чтениЯ этих  бумаг,  не  сделано хоть  решительного приступа в
пользу ‚олынского,  то впоследствии и подавно ничего не сделаетсЯ. ‹юбовь, и
такаЯ любовь, как ее, внушает смелость; одушевленнаЯ ею, она сказала:
     - ѓосударынЯ, дайте же приказ освободить...
     - „рузей ‚олынского!  - прервала Ђнна €оанновна, как бы испуганнаЯ этою
просьбою, - теперь... ночью?..
     - ’еперь же,  государынЯ!  ѓосподь пошлет вам и  лучший сон и  утешение
вашему сердцу.
     Ћна  говорила с  таким горЯчим убеждением,  с  такою нежностью целовала
руки императрицы,  что эта не могла отказать,  велела подать себе чернилицу,
перо  и  бумаги  и  написала приказ коменданту крепости -  освободить из-под
ареста трех  вельмож,  засаженных туда  в  день празднованиЯ известных родин
козы.
     —рез минут пЯть хотели воротить посланного с  этим приказом -  так была
велика нерешимость Ђнны  €оанновны,  все  еще  боЯвшейсЯ выйти из-под  опеки
временщика, - но было поздно! „рузьЯ пользовались уже свободою и, уверенные,
что  вместе  с   нею  падет  могущество  фаворита,   благословлЯли  за   нее
императрицу.
     ‘  каким умилением чистого,  благодарного сердца,  с  какими радостными
слезами молилась кнЯжна, когда она пришла в свою спальню!
     - Њне,  мне обЯзаны его друзьЯ своею свободою; его собственное счастие,
слава его будут делом моим! - говорила она в упоении своего счастиЯ.


     ѓлава II
     “„Ђђ


     € что ни шаг,
     ’о новые беды иль новый враг.


     ‚ ту же ночь узнал Ѓирон о приказе коменданту Џетропавловской крепости.
Ѓешенство его не  знало меры,  пока он не мог доискатьсЯ,  что было причиною
этого  распорЯжениЯ,  на  которое  он  не  давал  своего  согласиЯ.  Ќа  все
расспросы,  кто был после него у императрицы,  ему могли только сказать, что
оставалась  с  нею  вдвоем  кнЯжна  ‹елемико  и  что,  когда  укладывали  ее
величество спать,  глаза ее  были красны от слез,  между тем как любимица ее
пришла к себе в необыкновенной радости.
     - Ћ!  Я отплачу этой поганой девчонке.  ќто ее дельце!  -  повторЯл он,
грызЯ ногти до  крови;  и  почти всю  ночь проходил,  как  часовой,  вдоль и
поперек кабинета своего.
     “тром следующего днЯ ЯвилсЯ герцог во дворец.  “грюмый и молчаливый, он
был принЯт государынею с  необыкновенною холодностью и  принуждением.  ЃоЯсь
остатьсЯ одна с  ним,  она  приказала кнЯжне не  отходить.  ‘  той и  другой
стороны -  ни слова об освобождении трех вельмож из-под ареста.  ‡аговорили,
однако ж,  неприметно о  празднике,  который так  давно  готовили к  свадьбе
Љульковского.
     - Љогда же он состоитсЯ? - спросила государынЯ.
     - ќто зависит от воли господина кабинет-министpa, - отвечал Ѓирон, - не
знаю, когда ему угодно будет назначить.
     Ќеудовольствие Явно означилось на лице Ђнны €оанновны.
     - Ќапротив, думаю, когда мне угодно будет. Ђ чтобы доказать вам, как он
скоро исполнЯет мои желаниЯ, Я назначаю завтрашний день.
     Џо приказанию ее,  записка к  ‚олынскому с  этим распорЯжением написана
кнЯжною,  подписана государынею и  тотчас же  отправлена.  Ѓирон  крЯхтел от
досады  и,   не  боЯсь  оскорбить  слуха  императрицы,  пускал  по  временам
неблагозвучные вспышки воздуха, который собирал в груди своей.
     - ‚аши  желаниЯ?   -  повторил  он,  иронически  усмехнувшись.  -  ‘мею
заверить,  что  он  считает  поручение вашего  величества оскорбительным длЯ
себЯ. Ћн объЯвил это при Ћстермане и Њинихе в самых дерзких выражениЯх.
     - „ела говорЯт лучше слов. Џокуда дозвольте вам не поверить. ‚прочем, с
некоторого времени  замечаю,  вы  особенно  нападаете  на  кабинет-министра,
который столько предан моим и  моей ђоссии пользам -  и  предан не  на одних
словах. Ќе с этого ли времени, как он выставил напоказ вашу ледЯную статую?
     ’ут она пристально посмотрела на герцога.
     ѓерцог побледнел и побагровел.
     - Џозвольте выйти  кнЯжне,  -  сказал он,  собираЯсь обрушить разом  на
голову ‚олынского решительный удар,  так  давно изготовленный,  и  между тем
стыдЯсь вмешивать кнЯжну в  свой донос перед ней самой.  Ќо  и  этот стыд он
скоро забыл.
     - ЊоЯ   ‹елемико   останетсЯ  при   мне,   -   отвечала   государынЯ  с
необыкновенною твердостью.
     - ‚ас обманывают.
     - ‡наю, но только не ‚олынской.
     - €менно  он.  ѓосударынЯ!  уж  под  крылом  голубки свивают доносы  на
верного,  преданного вам слугу (он посмотрел значительно на кнЯжну,  от чего
эта всЯ вспыхнула); поберегитесь, чтобы коршун не сел на ваш престол.
     Ќа лице государыни изобразилось какое-то сомнение и робость.
     - Џокуда этот коршун хочет выклевать мне глаза,  чтобы Я  не  видал его
коварных замыслов.  Ќо пусть прежде выпьет сердце мое! Џора к развЯзке! џ не
могу долее терпеть мое  унижение,  которое доселе скрывал от  вас,  сберегаЯ
ваше здоровье.  Ћдин из нас должен очистить другому место,  но не иначе, как
мертвый.  „орого ценю ваши милости и не дешево уступлю их.  ‚ыслушайте менЯ,
ваше величество; Я прошу, Я требую этого, и теперь же.
     - ‚ другое времЯ.
     - Ќадеюсь, скоро!.. Џравда, вам ныне не до менЯ; вас и без менЯ оступЯт
жалобами... может статьсЯ, ныне ж упадет к ногам вашим жена его...
     Џри  этом  слове  кровь ударила в  голову Њариорицы,  все  в  глазах ее
запрыгало и закружилось.
     - †ена? „а разве она приехала? - спросила государынЯ.
     - ‚чера вечером и, вероЯтно, тотчас узнала его свЯзи с непотребною...
     Ќож клеветы был прЯмо устремлен в сердце бедной девушки. Ћна не вынесла
удара;  грудь ее зажгло,  у сердца что-то оторвалось; она кашлЯнула, прижала
белый носовой платок к губам, и розовое пЯтно означилось на нем! Љак жестоко
наказывает ее  судьба за  одну минуту неземного блаженства на земле!  ѓерцог
радовалсЯ  уж  своему  торжеству,  видЯ,  что  государынЯ склонЯлась на  его
сторону;  но ожесточение,  с которым он напал на любимицу ее, разрушило все,
что он успел выиграть вновь из потерЯнных прав своих,  и положило между ею и
им  новую преграду.  ЌельзЯ было не догадатьсЯ,  на кого устремлены были его
стрелы,  облитые Ядом: цель сама означала себЯ слишком Явно; но времЯ, место
и способ обвинениЯ были худо выбраны.  ѓосударынЯ заметила ужасное положение
кнЯжны,  сжалилась над нею и взЯла ее сторону.  Ћтпустить ее от себЯ,  чтобы
освободить от  ужасных  намеков своего  фаворита,  она  не  решалась,  боЯсь
услышать что-нибудь важное насчет своей любимицы.  Љак бы  по  предчувствию,
она  страшилась  потерЯть  свое  последнее  утешение.  €  потому  с  прежнею
холодностью и твердостью разговор был обращен на другой предмет.
     ‚скоре доложили о ‚олынском.  Џри имени его Њариорица, казалось, ожила;
она не старалась оправитьсЯ, она в одну минуту оправилась, воскреснув душою.
     Ђртемий Џетрович вошел.  …сли б он видел, какой взглЯд на него бросили!
ќто был целый гимн любви.  —его в  нем не было?  моление,  упование,  страх,
покорность, любовь земнаЯ, судорожнаЯ, кипЯщаЯ, и любовь неба с его глубокою
беспредельностью,  с  его  таинственным раем.  Ќо  другой  взглЯд...  о!  он
пронизал  бы  вас  насквозь холодом  смерти.  Ђртеми