он
не женитсЯ за неимением чем содержать жену,  что его обкрадывают, что у него
в  долгах много пропадает.  €  будто бы потому он ел черствый хлеб с мЯкиной
пополам,  жердочками  подпирал  валившуюсЯ хижину  свою,  все  крЯхтел,  все
жаловалсЯ на свою бедность и беспрестанно завидовал богатым. Ћсобенно, когда
старики перебирали того или другого,  разбогатевших от кладов, он насупливал
брови, как сыч, лицо его подергивало туда и сюда, дрожь его пронимала, и наш
сапожник  невидимо утекал  из  круга  рассказчиков в  свою  пустую  избушку.
‘обирались смелые  проказники подметить,  что  у  него  делаетсЯ  по  ночам,
собирались,  да,  видно,  не выполнили.  •рабро только Языком шли на рать! ‚
одно времЯ он вовсе покинул работу,  скрылсЯ -  и целый месЯц не слышно было
стуку его молотка.  Џриходившие с  заказами со  страхом отступали от  пустой
избушки,  в  которой только двери,  по  блажи ветра,  стонали на петлЯх.  Ћн
пришел домой длЯ того только, чтобы через несколько дней умереть; но лежа на
смертной постелешке,  -  знать, ему от хорошего житьЯ уже тошно приходило! -
послал за  пастором рингенским и,  стуча зуб об зуб,  объЯвил ему то,  что Я
буду вам теперь рассказывать.
     "‚ы знаете или слышали,  свЯтой отец,  - так говорил сапожник духовнику
своему,  -  какаЯ жадность к  богатству одолевала менЯ с молодых лет,  но не
знаете,  с  каким усердием отыскивал Я сокровища в горах,  и,  открытьсЯ уже
должен,  приступаЯ к  ‘трашному суду,  отыскивал их в  местах,  где покоЯтсЯ
усопшие.  џ потревожил кости трех витЯзей русских, схороненных в болоте близ
Ћденпе; сделал то же с римским рыцарем*, который столько лет спит на высотах
гуммельсгофских под  баюканье лесов;  всего  на  все  разрыл Я  собственными
руками в полночные часы одиннадцать могил;  одиннадцать покойников воззвал Я
от сна вечного". - ’ут у самого умирающего волосы встали дыбом; холодный пот
выступил по нем; он закашлЯлсЯ: ге! ге! ге! - так, что пастор хотел прочесть
отходную;  но сапожник,  вздохнув немного, продолжал: "‚ долине за Њенценом,
окруженной со  всех сторон лесом,  -  видело только небо!  -  была мне  одна
удача".  -  ‡десь  опЯть  духовник не  мог  расслышать,  что  прошептал ему,
скрежеща зубами,  кающийсЯ. Ћправившись, он опЯть начал говорить: "Џрихожу с
кладом  домой,  в  осеннюю  месЯчную  ночь.  „омишка  мой  едва  лепилсЯ  на
жердочках;  дверью менЯ  ударило;  филин встретил менЯ ужасным свистом,  как
будто бичом полоснуло менЯ по сердцу;  собака с  развалин замка отвечала ему
воем.   —тобы  себЯ  успокоить,   высекаю  огонь,  зажигаю  фонарь  и  спешу
полюбоватьсЯ сокровищем своим:  почти все золото, чистое, как луч солнечный!
’олько...  были...  пЯтна!..  Џринимаюсь считать деньги... ‚друг одиннадцать
голосов захохотали,  двенадцатый вздохнул тихо;  но этот вздох, отец свЯтой,
был длЯ менЯ ужаснее всех.  Ћт страха... ру... полотно выпало у менЯ из рук,
и деньги рассыпались".  -  Ќе забудьте, почтеннейшие господа и вы, фрейлейн,
что это - боже менЯ сохрани! - не Я говорю, а умирающий сапожник.
     ______________
     * € доныне показывают на этом болоте три камнЯ, под которыми лежит прах
русских витЯзей.  ѓуммельсгофские крестьЯне водили менЯ на место,  где будто
бы похоронен какой-то римский рыцарь.

     - Џомним, помним! - отвечали слушатели ”рица.
     Ључер помахал себе в лицо шлЯпой, как опахалом, потом надел ее, хлопнул
искусно бичом так,  что,  казалось,  разрезал лес пополам,  и продолжал свой
рассказ.
     - "Ѓыло к полуночи,  - говорил задыхающимсЯ голосом сапожник духовнику,
- Явились ко  мне,  одна за  другой,  одиннадцать девушек в  белых платьЯх с
венками на головах. Ћни принЯлись собирать деньги с полу и в несколько минут
опЯть наполнили...  полотно;  только требовали за труды,  чтобы Я поплЯсал с
ними на  мЯгкой траве,  при свете месЯца.  џ  должен был выполнить их волю и
плЯсал с ними до петухов, пока не выбилсЯ из сил. Љаждую ночь будем посещать
тебЯ,  сказали они  мне,  пока не  выдашь нам  двенадцатой подруги;  без нее
нельзЯ нам веселитьсЯ в  прекрасной долине за Њенценом на мЯгкой траве,  при
сеете месЯца.  ‚от  уже  одиннадцать дней,  как  они не  дают мне любоватьсЯ
кладом моим,  рассыпают его,  опЯть собирают,  мучат менЯ  своими плЯсками и
грозЯт мне тем же,  пока Я жив,  если не выдам им двенадцатой,  а кого, - не
знаю.  Ќа  рассвете нынешнего днЯ  отнес  Я  без  счету  горшок с  золотом в
развалины замка и  там  заклал его  в  стене восточной башни,  от  середнего
круглого окна четвертый камень вниз.  ’ы видишь,  отец духовный,  в  каком Я
теперь состоЯнии. ‚ерно, менЯ, двенадцатого, девы требовали к себе в долину.
ђади отца небесного, похороните менЯ там. —увствую, что смерть близка... но,
умираЯ,  хочу, по крайней мере, облегчить себе переход в вечность... искупив
хоть часть грехов моих...  добрым делом".  -  ‡аметьте, он не смел сказать -
богоугодным делом.  -  "Ћтказываю половину своего сокровища бедным, а другую
рингенской церкви,  чтобы она..."  ‘  этим словом сапожник испустил дух  так
скоро,  что усердный пастор не  успел прочесть отходной.  Ќемедленно созвано
было  множество окружных прихожан,  дворЯн  и  простолюдинов и  объЯвлено им
завещание покойного.  ‘начала  приступили к  открытию сокровища в  восточной
башне рингенского замка. Њесто, где оно хранилось, было так твердо, что едва
сдалось  на  усилиЯ  нескольких дюжих  парней,  вооруженных добрыми  ломами.
ЏоказалсЯ горшок,  вынули его:  в  нем лежало что-то,  завернутое в каком-то
полотне,  раскрыли  -  и  что  ж  нашли?  -  —еловеческий  череп,  обернутый
саваном!..  Џосоветовались между собой и положили: череп в саване похоронить
по христианскому долгу,  на высоте против долины,  в которую одиннадцать дев
требовали к себе двенадцатую,  и поставить на могиле деревЯнный крест;  тело
же  сапожника,  ради отца небесного,  которого он  поминал при  кончине,  не
бросать на съедение вороньЯм и волкам в поле,  а зарыть просто, как еретика,
в темном ущелье леса,  неподалеку от долины.  ’ак и сделано было.  ’о, что Я
вам рассказал,  слово в слово,  записано тогда в рингенскую церковную книгу,
сам свЯщенник тут же руку приложил.
     - —то правда,  то  правда!  -  сказал пастор.  -  Џодобное происшествие
действительно записано  в  старинной метрической книге  рингенского прихода.
Њой собрат,  -  продолжал он усмехаЯсь,  - управлЯвший тамошней паствой, лет
близ ста тому назад,  много чудесностей поместил в этой книге; между прочими
и сказание ”рица в ней отыскать можно.  Ќо Я не знал,  что долина, к которой
подвигаемсЯ, имеет с ней такие близкие сношениЯ.
     - ќто не все еще,  господин пастор!  ‚ долине творЯтсЯ такие дела...  и
днем  рассказывать их,  так  ужас  берет.  Ќадо  вам  прежде объЯснить,  что
исстари,  то есть с того времени, как похоронили череп с саваном на высоте и
зарыли сапожника в  глухом ущелье,  ходило предание,  что  двенадцать дев  -
заметьте,  уже двенадцать -  в белых платьЯх,  с венками на головах,  каждую
полночь собираютсЯ в  долине,  плЯшут несколько времени хороводом на  мЯгкой
траве,  при  свете  месЯца,  и  потом в  разные стороны убегают.  Љогда девы
разыграютсЯ,  из ущельЯ показываетсЯ высокое привидение,  смотрит на них, не
двигаЯсь с  места,  вздыхает так,  что противный берег начал оседать;  а как
скоро кончитсЯ плЯска их,  уходит опЯть в свое ущелье.  Ќазад тому несколько
лет  завелсЯ в  здешней стороне обычай  привозить на  высоту  утопленников и
удавленников.  Ќо поверите ли,  почтеннейшие господа и  вы,  фрейлейн,  лишь
только положат одного из  этих  несчастных близ  креста,  в  ту  же  ночь он
пропадает!  ‚идали,  что длинное,  как шест, привидение из ущельЯ выползает,
идет прЯмо на высоту,  поднимает мертвое тело на плечи и  уносит его в  свое
домовище.  Ѓез того, сказывают, девы не плЯшут в долине при свете месЯца, на
мЯгкой траве.  „ороги к ущелью не проложено, а видны только огромные ступни,
нечеловеческие, - Я покажу их, вам, как проедем мимо них.
     - Ђ бывал ли кто в страшном ущелье днем? - спросила девушка.
     - Ќикто из живущих не смеет взглЯнуть в  него,  -  отвечал кучер,  -  а
зашел туда  невзначай (сколько лет  тому назад,  не  упомню) прохожий егерь,
нетутошный, из дальних мест. ‚идно, он не слыхал об этих ужасах.
     - —то ж он там видел?
     - „олину,  темную, как глубокий осенний вечер, серые камни, обрызганные
кровью  и  обставленные вокруг  косматого привидениЯ,  которое  осветило его
большими нечеловеческими глазами и встретило визгом,  стоном и скрежетом.  ‚
ушах у егерЯ затрещало, глаза его помутились, рубашка на нем запрыгала, и он
едва-едва не  положил тут душонки своей.  ’олько молитве да  ногам обЯзан он
своим  спасением.  ‘  того  времени всЯкий другу  и  недругу заказывает хоть
полуглазом заглЯдывать в ущелье.
     - Ќо тебе,  ”риц,  -  спросил пастор,  - случалось ли проезжать здесь в
полночь и видеть привидение?
     - Ѓыла на менЯ эта напасть прошлого года,  когда ехал Я за фрейлейн,  -
только Я  об этом ей не сказывал.  ‚от видите,  господин пастор,  до поездки
этой Я и сам посмеивалсЯ над ужасами долины,  как охотник не боитсЯ медведЯ,
пока не  побывает в  его лапах.  „умал все,  что тут какие-нибудь вздоры или
шашни кроютсЯ. Ѓыла ночь месЯчнаЯ. ‡наЯ, что до Њариенбурга придетсЯ работка
рыжакам,  плетусЯ потихоньку и, подремливаЯ, киваю головою, будто носом рыбу
ужу.  ‚друг,  только что спустилсЯ с  косогора в  долину,  рыжаки захрапели,
навострили уши, съежились и стали в пень; Я - ну, ну! не тут-то было. ‹ошади
мои дрожали,  как будто домовой их объезжал,  и ни с места. ‘мотрю вперед, и
сам  обомлел:  вижу  привидение,  не  ниже  кареты,  плететсЯ через долину с
мертвецом на спине.  џ уставил глаза в лошадей и, куда уж он девалсЯ, ничего
не видал. ‹ошадки фыркнули и мчали менЯ с четверть мили.
     - Ђ дев видал ли ты?
     - ѓрех солгать,  дев-то  Я  ни разу не видел.  Љак прикажете,  господа,
останавливатьсЯ ли в „олине мертвецов?
     - —то скажет наша Љете? - улыбаЯсь, спросил пастор свою соседку.
     - …сли за мной дело стало,  -  отвечала девушка, - так Я просила бы вас
сделать мне  удовольствие остановитьсЯ в  долине,  страшной только ночью,  а
днем... это рай!.. вы увидите сами, папахен.
     - Ѓудь по-твоему, дружок! ‘лышишь ли, ”риц?
     - Њое  дело  слушатьсЯ,  -  сказал,  качаЯ головой,  кучер,  -  хоть бы
приказали мне прикорнуть на  лапках у  самого сатаны;  лишь бы  моим рыжакам
было где вздохнуть!


                                ѓлава третьЯ

        Љђ“ЏЌ›‰ ђЂ‡ѓЋ‚Ћђ

                                              ЏоспорЯт, да сочтутсЯ;
                                              €тог все старый подведут!
                                              „а мы свой счет найдем ли тут?

                                                         "‡апрос нерешенный"

     - ЏостараемсЯ,  -  сказал офицер с  видом таинственности,  -  свести на
обратном пути знакомство с здешними духами.
     Џастор,  забывавший так же скоро оскорбление,  как и  приходил в  гнев,
видЯ,  что  конный  товарищ искал  завЯзать разговор,  посмотрел на  него  с
дружеской улыбкой и присовокупил:
     - „ухи еще беда невеликаЯ! от них можно оборонитьсЯ и молитвою.
     - ‚аша правда,  господин пастор!  - сказал офицер. - ‚аша правда! Ђ вот
беда,  как нагрЯнут сюда в  ужасной плоти и образе русские варвары,  которые
бродЯт по соседству.
     - Џо соседству?  это в  самом деле ужасно!  -  лукаво произнесла та,  к
которой относилась речь.
     - …ще хорошо бы,  -  продолжал конный спутник, - если б пожаловали сюда
так называемые регулЯрные войска русские;  а как,  доннерветтер, сделают нам
эту честь татары да калмыки!  ‚ы,  сестрица,  конечно,  не видывали еще этих
зверьков?  Ћ!  их можно показывать в железной клетке за деньги.  Џредставьте
себе  движущийсЯ чурбан,  отесанный ровно в  ширину,  как  в  вышину,  нечто
похожее на  человека,  с  лицом плоским,  точно сплющенным доской,  с  двумЯ
щелочками вместо глаз,  с маленьким ртом, который доходит до ушей, в высокой
шапке даже среди собачьих жаров; прибавьте еще, что этот купидончик со всеми
принадлежностЯми своими: колчаном, луком, стрелами, несетсЯ на лошадке, едва
приметной  от  земли,  захватываЯ на  лету  волшебным  узлом  все,  что  ему
навстречу попадаетсЯ, - гусей, баранов, женщин, детей...
     - € шведских офицеров - не правда ли? - примолвила сидевшаЯ в карете.
     - „о  сих пор был неудачен лов последних:  не  знаю,  что будет вперед!
‚прочем, не в первый раз получать мне щелчки из рук моей любезной сестрицы в
разговоре о  войске  русском,  которое имеет  честь  быть  под  особенным ее
покровительством.  ЏодвергаЯ себЯ  новым ударам,  докончу то,  что  Я  хотел
сказать о калмыках. ђаз привели ко мне на батарею подобного урода на лошади.
     - Ќе  страшного  ли  Њурзенку,   которого  имЯ  с  ужасом  твердит  всЯ
‹ифлЯндиЯ? - спросил пастор.
     - Ќет!  этот  разбойничий атаман,  которым  напуганы здешние  женщины и
дети,  покуда гулЯет еще по  белу свету.  Њой пленник был не такой чиновный.
Љак  бы  вы  думали,  сестрица,  что у  него было под седлом?  Љонское мЯсо,
скажете вы?  - Ќет! ‚спомнить только об этом, так волосы становЯтсЯ дыбом. -
Њладенец нескольких месЯцев, белый, нежный, как из воску вылитый!
     - “жасно, если это не выдумка! - сказала девушка.
     - Ќе намерен убеждать вас верить мне:  а  хотел Я договорить,  что этим
уродом шведский артиллерист велел зарЯдить шведскую пушку и  отослать его  в
русский лагерь.
     - Њне совестно спросить офицера великой армии шведской, при каком месте
происходил этот подвиг; скажу вам, в свою очередь, что одна жестокость стоит
другой.  Ћднако ж,  если  бы  в  самом деле вздумалось этим господам татарам
пробратьсЯ на дорогу нашу?
     Џастор,  видевший или думавший видеть,  что неустрашимость его спутницы
начинала несколько остывать, спешил на помощь ей против нападений офицера.
     - ђазве, - сказал он, - мы не имеем благородного и сильного защитника в
нашем друге?  Ћт грозных орудий,  которыми он запассЯ и  умеет владеть,  как
ловкаЯ швеЯ иглою, целый десЯток бедуинов рассеетсЯ.
     - Ђ если их будет сотнЯ?  ‚ульф один; мы с вами, папахен, не сладим и с
одним уродом, какого описал нам услужливый братец. ”риц же скорее ускачет со
своим Ђрлекином и ‡ефиркою, чем за нас вступитсЯ. —то ж будет тогда с нами?
     Ључер покачал головой и  погрозил у своего уха пальцем,  как бы упрекаЯ
за  несправедливые выговоры.  Љапитан,  желаЯ  повеселитьсЯ насчет храбрости
сидевшей в карете, продолжал грубые шутки свои:
     - Ѓедному, ничтожному шведу карачун дадут, господина пастора изжарЯт на
вертеле,  а вас, бесстрашнаЯ фрейлейн ђабе, увезут в плен, в дикую Њосковию,
может быть, к падишаху их в...
     - Ќет,  менЯ  не  разлучат с  моим вторым отцом!  -  возразила девушка,
прижимаЯ к себе иссохшую руку старика.
     - ”уй,  фуй,  ‚ульф!  -  вскричал пастор,  у которого лицо вспыхнуло от
необдуманных слов цейгмейстера.  -  ‚ы и  в шутках показываете вещи в черном
виде.  Ќынешний день вы,  позвольте вам  сказать,  особенно доказали,  что в
ваших речах нет ни ѓрации,  ни Њинервы{52}. …ще прибавлю, сударь, - и татары
имеют  начальников русских;  а  разве  русские не  христиане?  разве они  не
озарены светом …вангелиЯ так же,  как и мы, лифлЯндцы и шведы? € они уважают
не только своих попов, но и немецких пасторов: Я слыхал многие тому примеры.
’ем более имею право ожидать их  снисхождениЯ,  что могу изъЯснЯтьсЯ с  ними
без помощи переводчика...  вы знаете,  что Я  употребил несколько часов моей
жизни на изучение Языка русского.
     - Љ сожалению, знаю! - прервал офицер. - Џотраченный порох!
     - Ќет,  сударь!  -  продолжал пастор,  все  более и  более горЯчась.  -
Ќадеюсь, что мои оружиЯ получше защитЯт менЯ, нежели вас ваши мариенбургские
заржавленные пушчонки.  ‡а менЯ ћвенал,  —етыре монархии, Џуффендорф с своим
вступлением во ‚семирную €сторию,  ЏланисфериЯ, весь Џолитический ’еатр{52};
все,  все уже они стоЯт у менЯ на страже;  все заговорЯт за менЯ по-русски и
умилостивЯт победителей!  ‚ижу коварную улыбку вашу: "‚се пустЯчки! об них и
слухом не слыхать в Њосковии!" - говорите вы. Ќет, сударь, - об них известен
ученейший человек в  ђоссии,  библиотекарь патриарха,  которому Я уже послал
переведенные мною на его родной Язык "Orbem pictum" и  "Vestibulum"{53} и  с
которым мы условились составить славЯно-греко-латинский лексикон{53}.
     - Џрекрасно!  вы в  военное времЯ и  переписочку ведете с  неприЯтелЯми
своего государЯ, врагами нового отечества вашего!
     - Ќароды   враждуют,   брань   кипит   -   просвещение   делает   свое,
прокрадываетсЯ хитростью,  где не пускают его силою.  Њечи накрест,  -  музы
через них  умеют подавать друг другу руки!  €згнанные из  одного места,  они
поселЯютсЯ в  соседстве назло и  к  несчастью гонителей.  Ѓраннолюбивый Љарл
напугал  их  в  веции  и  ‹ифлЯндии:  они  отправлЯютсЯ вереницей к  Џетру,
умеющему приласкать их.  вециЯ  становитсЯ близорукою,  бледнеет,  слабнет;
ђоссиЯ,   просвещаЯсь,   богатеет,   мужаетсЯ.   ѓорькаЯ  истина,   господин
цейгмейстер, но все-таки истина!
     - кольное умствование,  вылупившеесЯ из  засиженного Яйца какой-нибудь
ученой вороны!  Ќалетит шведский лев, и в могучей лапе замрет ее вещательное
карканье!  Ћт библиотекарЯ московского патриарха ступени ведут выше и  выше;
смею ли  спросить:  не  удостоитсЯ ли  и  царь получить от  вас какую-нибудь
цидулку?
     - Ђ  что вам до этого,  львам и орлам севера?..  „а,  господин из свиты
львиной, мариенбургскаЯ ученаЯ ворона надеетсЯ скоро и очень скоро посвЯтить
‚еликому  Џетру  переводы  ћлиЯ  –есарЯ,   Љвинта  ЉурциЯ,  "Institutio  rei
militaris",  "Ars navigandi" и ќзоповы притчи{53}.  Ћн любит древних героев,
потому что их в  себе воскрешает.  Ќе одни шведы будут учителЯми его в науке
войны и мореплаваниЯ, может быть, и нашим книжечкам, и нам скажет он некогда
спасибо! ќзоп - о! он, говорЯт, знает его наизусть{53} и словами фригийского
мудреца умеет обличать самонадеЯнность,  невежество,  бестолковое удальство,
грубость, неуважение к старшим.
     ‡десь пастор отдохнул немного,  потом, обратившись к своей спутнице, не
смевшей сказать ни слова в защиту того или другого,  ибо,  по-видимому,  уже
между ними не было слова на мир, снова продолжал:
     - Ќазло господину цейгмейстеру,  чтобы он вперед не пугал тебЯ, Љете, и
не  говорил двусмысленностей,  предсказываю,  что в  случае похищениЯ нас ни
жарить, ни печь не станут, менЯ - в уважение моего сана, моих трудов, тебЯ -
в  уважение твоего хорошего личика,  которое и  на  ђуси проглЯнуло бы,  как
солнышко.  Ќапротив,  нас повезли бы в Њоскву,  там ученые люди нужны.  –арь
сзывает их и подалее, чем из ‹ифлЯндии. џ определилсЯ бы при немецкой церкви
пастором;  стал бы  проповедовать слово божие,  как здесь делаю;  основал бы
академию, scholam illustrem{54};* а ты, моЯ милаЯ Љетхен, была бы украшением
почтенного семейства какого-нибудь боЯрина...  Ћй, ой! ”риц, по каким кочкам
ты нас везешь!
     ______________
     * знаменитую школу (лат.).

     - ЌастоЯщаЯ ЊосковиЯ,  -  пробормотал сердито  офицер,  -  песок,  лес,
кочки, буераки!
     - Ђ  вот  мы  сейчас и  в  пригожей долине,  в  которой угодно было вам
остановитьсЯ, - сказал кучер. - ‘лышите? слышите?
     - —то такое еще там?  -  спросил пастор, которого гнев уже растрЯссЯ по
ухабам.
     - џ  слышу,  несет из  долины запахом цветов,  точно от  букета,  что у
фрейлейн на шлЯпке.  Ђвось либо духи не едЯт травы, и моим рыжакам будет что
покушать.  ‚от она,  „олина мер... (”риц, озираЯсь кругом, не договорил речи
своей.)
     ‚ самом деле,  начинал редеть лес,  показались излучины ‚айдау, зеленые
лужки,   холмы,  рощи  и,  наконец,  уединеннаЯ,  живописнаЯ  долина.  ђечка
пересекала дорогу поперек,  бежа с левой стороны на правую;  тут, удержаннаЯ
горой,  потЯнулась прЯмо,  потом обогнулась влево дугой и,  наконец, понесла
далее  свои  ропщущие  по  камнЯм  воды,  в  извилинах своих  все  повинуЯсь
своенравному направлению обступивших ее холмов. „ружно обсаженнаЯ деревьЯми,
она за ними притаилась и казалась издали вьющейсЯ по лугу тенистою дорожкой;
только  журчание изменЯло ей.  Џо  правую сторону возвышалась гора,  которой
нетронутую временем отлогость покрывал с  подошвы  до  гребнЯ  сосновый лес,
немного протЯнувшийсЯ по нем мрачною оградою и вдруг вразрез остановившийсЯ;
далее самаЯ вершина горы была на  довольно большое пространство обнажена,  а
желто-глинистый бок ее,  до самого низу,  обселсЯ в виде прЯмого, как стена,
утеса.  Ќа  этой-то  вершине стоЯл необыкновенной величины деревЯнный крест,
почерневший от времени и  непогод;  он господствовал над всею долиной,  а из
нее,  казалось, захватил полнеба. „алее по косогору начиналась роща; из чащи
ее  выпадала дорожка.  ‹евую сторону долины обсели несколько зеленых холмов,
иные вполовину обнаженные, другие осененные красивыми рощами, примыкавшими к
густому лесу, из которого чернелось ущелье привидениЯ.
     Џереехав мостик,  карета повернула с  дороги налево и  стала  там,  где
подножие холма и  речка сходились углом.  ‘идевшаЯ в карете выскочила из нее
на мураву, не дожидаЯсь чужой помощи.
     - Љакие прекрасные места!  -  воскликнула она.  - …сли такова ЊосковиЯ,
то...
     Ћна хотела что-то сказать, не договорила и продолжала, смутившись:
     - ’енистаЯ роща ждет нас на этом холме;  в ней,  будто нарочно длЯ нас,
разостланы цветистые ковры.
     - …сть из  чего набрать венок длЯ  будущего победителЯ шведа ‚ульфа!  -
присовокупил офицер, сошедши с лошади и привЯзав ее к карете.
     - Љакие вы недобрые,  ‚ульф! ќтого Я не помышлЯла даже в шутку. Њогу ли
не желать,  во всЯком случае,  успеха тому,  кто был другом моему отцу, кого
любит так много мой благодетель, мой второй отец? ђазве вы не принадлежите к
нашему маленькому семейству?
     - Џолно,  полно,  дети! - сказал ласковым голосом пастор, которому ”риц
помогал вылезть из экипажа.  - утка пусть останетсЯ шуткой. ‘корей мировую!
аминь!
     ЏрекраснаЯ девушка протЯнула ‚ульфу руку; он спешил ее поцеловать.
     - ‚от так-то!  -  вскричал старик, всплеснув руками в знак одобрениЯ. -
ќто лучше,  чем смотреть друг на друга сентЯбрем.  Ђ знаете ли,  друзьЯ мои,
все настоЯщие беды наши,  не выключаЯ и вашей размолвки,  происходЯт оттого,
что адрес, поданный лифлЯндцами блаженныЯ памЯти королю, был худо сочинен.
     - Ђдрес? - спросила в один голос примиреннаЯ чета с видом изумлениЯ.
     - „а,  точно!  Я  вам это сейчас объЯсню.  …сли бы  он  написан был как
должно,  то есть,  как Я думал написать его, король принЯл бы его милостиво.
‚спомните,  что его величество, не разобрав еще хорошенько адреса, поданного
депутацией,  потрепал ЏаткулЯ по плечу и  сказал ему:  "‚ы говорите в пользу
своего отечества, как истинный патриот; тем больше Я вас уважаю".
     - €  через  несколько дней  прозорливый государь велел палачу поласкать
шею у почтенного лифлЯндца! - возразил с усмешкой офицер.
     - Ќе нам - богу судить деЯниЯ царей! Ќовому отечеству моему от этого не
было легче.  Ќо дело не в том.  ‚озьмите в соображение, что блаженныЯ памЯти
король,  наш  милостивейший господин,  приказал сделать эту  экзекуцию через
несколько времени,  то есть тогда,  когда успели его величеству протолковать
несообразности адреса,  чего не  мог он  при слушании его понЯть.  €так,  вы
видите, что все зло произошло, опЯть скажу, от неловкого сочинениЯ адреса. ‚
противном  случае  Џаткулю  не  погрозили бы  плахою,  он  не  бежал  бы  из
‘токгольма от  мысли,  что  палач будет играть головою его,  как мЯчиком,  -
головою,  которой, надобно признатьсЯ, подобную не нахожу более в ‹ифлЯндии.
€ его ж, стыжусь выговорить, наш брат духовник, Ќордбек, упрекает, почему он
ушел от приговора закона! Ќо дело не в том. ’огда бы, то есть, если бы адрес
написан был,  как Я полагал его написать,  Џаткуль не находилсЯ бы в русском
войске,  не  служил бы  ереметгофу -  выговариваю имЯ  этого  полководца на
немецкий лад. Џо-русски надобно сказать ереметев; но дело не в том. Џаткуль
не  служил бы  ему живою лифлЯндскою ландкартой,  не  шевелил бы  страстей в
своем  отечестве,  война  кончилась бы  скорее,  мы  не  боЯлись  бы  теперь
соседства русских,  вы не ссорились бы в разговоре о них...  € бог знает, от
каких бед избавил бы нас адрес,  дельно составленный, обдуманный не горЯчими
умами, но холодным стариковским рассудком. …сли бы адрес...
     Љонца бы  не  было сильному,  всесокрушающему потоку,  льющемусЯ из уст
нашего оратора,  длЯ которого слово "адрес" было то же, что поднЯтие затвора
у спуска воды на мельнице,  -  если бы не поспешил ”риц заткнуть прорыв этот
докладом,  что поставит карету и лошадей в уголку долины,  в тени. Њежду тем
пастор,  воспитанница его и  ‚ульф вошли в  рощу;  усердный конюший понес за
ними несколько подушек. —ем далее углублЯлись они в нее, тем более жар терЯл
силы.   ‚етерок   вилсЯ   мотыльком   между   деревьЯми  и   обвевал   наших
путешественников негою  прохлады.  ‘плетшиесЯ ветви  душистой  липы,  всегда
шепчущей осины  и  клена  широколиственного манили их  под  себЯ  к  отдыху;
однообразное  жужжание  пчел   склонЯло  к   дремоте.   Џастор,   утомленный
путешествием,  охотно предалсЯ зову природы:  он прилег в  беседке,  которую
нежнаЯ заботливость его  спутницы устроила со  всеми  возможными удобностЯми
длЯ него.  ‘тарец,  забыв мертвецов, адрес, переводы и все великие намерениЯ
свои,   вскоре  заснул  крепким  сном   душевного  спокойствиЯ.   ЏрекраснаЯ
путешественница села не  в  дальнем расстоЯнии от  него под наметом цветущей
липы  и  занЯлась чтением "‘ветлейшей Ђргениды",  одного из  превосходнейших
романов настоЯщего и прошедшего времен (по крайней мере,  так сказано было в
заглавии книги),  сочиненного знаменитым Ѓарклаем{57}.  Џодалее  цейгмейстер
задремал,  прислонЯсь ко  пню,  обвитому пышным мохом и  ползуном.  Ћн  имел
осторожность  взЯть  с  собою  карабин,   который  поставил  в  приЯтельском
отдалении. ”риц... но мы расскажем, что с ним случилось, чрез главу.


                              ѓлава четвертаЯ

        Љ’Ћ ЋЌ€ ’ЂЉ€…?

                                       “ж разумеетсЯ, что это мы узнаем!{57}

                                                                 •мельницкий

     Ћтдых  наших  путешественников представлЯет нам  удобный случай  короче
ознакомить с ними читателЯ нашего. Ќачнем со старшего лица.
     ќрнст ѓлик{57} был пастором в лифлЯндском городке Њариенбурге, лежавшем
близ  границ псковских.  ‹ифлЯндиЯ не  была  его  отечеством:  он  родилсЯ в
‚еттине,  что  в  герцогстве Њагдебургском,  где отец его,  •ристиан,  также
свЯщенствовал.  „ед  его  €оган  был  некогда типографщиком в  ‹ейпциге.  Ћт
первого получил он  в  наследство любовь  к  добру,  от  второго -  любовь к
просвещению;  и с таким достоЯнием почитал себЯ богатым.  ‡анесенный разными
обстоЯтельствами,  о  которых умалчиваем по незанимательности их,  сначала в
ђигу,  потом в  настоЯщее местопребывание свое,  он  везде,  где только жил,
приносил с  собою  известность почтенного имени  и  оставлЯл памЯть о  своих
добрых делах.  Џо  летам и  сану его,  а  более по уважению и  любви к  нему
обывателей мариенбургских можно было  назвать его  патриархом этого городка.
Ќо  как  доброе  сердце его,  найдЯ  тесным этот  круг  деЯтельности,  умело
расширить его  за  несколько десЯтков миль от  Њариенбурга,  так и  любовь и
уважение успели найти ѓлика из отдаленных мест ‹ифлЯндии.
     „обро делать считал он такою же потребностью,  как пить и есть.  Ћн был
небогат;  но  догадливаЯ любовь  к  нему  прихожан  и  окружного дворЯнства,
вознаграждаЯ недостатки его, доставлЯла ему постоЯнные способы исполнЯть эту
потребность.  ‡а стыд не считал он получать дары,  потому что их же раздавал
неимущим:   в   этом  случае  почитал  он   себЯ  только  посредником  между
благотворением и  несчастьем.  Ќе  делал он  такого скрытого добра,  которое
преданные  люди  обыкновенно,   в  подобных  случаЯх,  разглашают  человекам
двадцати;  не  любил он  также и  открытой дележки.  ‡ато с  какою пламенною
готовностью  спешил  он  к  беспомощному  больному  с  лекарем,  лекарством,
пособиЯми всЯкого рода и даже хожалою (горничною, старою девкой ѓрете, часто
заменЯвшею  его  в   таких  человеколюбивых  подвигах),   с  каким  усердием
поддерживал  он  существование бесприютной вдовы,  отдавал  бедных  сирот  в
учение разным ремеслам, оказывал великодушные пособиЯ подсудимым!
     - ‡аконы должны делать свое, - говаривал он, - а Я, как человек, свое.
     Ћднако ж  острый взглЯд его умел почти всегда отличать в  числе истинно
бедных  и  несчастных,  составлЯющих  везде  многочисленное  семейство,  тех
самозванцев-несчастливцев,   бродЯг,   тунеЯдцев,   просЯщих   милостыню  по
привычке, когда могли бы работой рук своих доставать себе пропитание. Ћпекун
злополучиЯ,  великодушный,  но  не  безрассудный,  он  отказывал последним в
вещественном пособии,  но  преследовал их  духовными благодеЯниЯми,  мерами,
более действительными к  исправлению порока;  он  успел даже  многих из  них
отучить  от  бродЯжничества.  ќтот  добродетельный человек основал в  городе
рабочий дом,  богадельню и  училище,  помнЯ,  как он говорил,  что пороки не
иначе  можно  изгнать  из  общества,  как  удовлетворением  трех  главнейших
потребностей человека:  укреплением тела,  очищением сердца  и  просвещением
разума.  “спехи его благодетельных средств были доведены до  того,  что дали
бургомистру  возможность  в  одно  воскресенье  прибить  у  всех  въездов  в
Њариенбург доски с надписью:  ‡десь не позволЯетсЯ просить милостыню. ‚ этот
достопамЯтный день  гражданами  поставлены были  в  кирке  великолепные,  по
тогдашнему  времени,  органы.  ‚ечером  же  окна  пасторского дома  внезапно
осветились необыкновенным светом.  Ћн  выставил свою лысую голову из  окна и
был  изумлен  необыкновенным зрелищем:  по  озеру  летело  с  разных  сторон
множество двойственных огней,  которые  соединились у  берега  против  дома,
произвели в  воздухе блестЯщее зарево и  зажгли воды.  ђаздались,  при звуке
мечей,  громкие "виваты",  и пропет был охриплым голосом почетнейших жителей
кант{58},  сочиненный в  честь виновника общего их благополучиЯ,  в  котором
сравнивали его с ‹икургом{58}, ‘олоном{58} и многими другими законодателЯми.
’оржество это  извлекло у  доброго старца слезы  и  радостью взволновало его
кровь до того,  что он не мог заснуть прежде рассвета. €звестно нам также по
преданию,  что сочинитель канта,  городской школьный мастер „ихтерлихт,  был
несколько  дней  в   лихорадке  от   одной  мысли  перейти  в   потомство  с
новорожденным своим творением.
     ‘лово ѓлика к пастве было слово отца к детЯм:  он поучал,  увещевал, не
пугаЯ.  Џравда,  платил он  изредка дань веку своему,  щеголЯЯ в  проповедЯх
схоластическою  ученостью,  которою  голова  его  была  изобильно  снабжена,
тревожа  с  высоты  кафедры робкие  умы  слушателей варварскими терминами из
физики и  математики и  возбуждаЯ от  сна вечного не  только героев ѓреции и
ђима,  но даже ѓраций и Њинерву, с которыми он редко где-нибудь расставалсЯ.
Љ  чести его надобно оговорить,  что он в конце своих речей,  со скромностью
христианина,  почти  всегда  извинЯлсЯ  перед  слушателЯми,  что  отвлек  их
внимание от  даров небесных к  дарам человеческим.  Ќо  лучшее,  незабвенное
благодеЯние,  которое он  сделал не  только своим  прихожанам,  но  и  всему
лифлЯндскому краю, был перевод на латышский Язык Ѓиблии: с его времени закон
божий стал известен поселЯнам на  природном их  Языке и  понЯтен их разуму и
сердцу.
     “ченость его  вошла  в  пословицу.  Ћн  знал  хорошо  Языки  греческий,
латинский и,  что удивительнее всего в тогдашнее времЯ,  русский, на который
он  перевел множество латинских сочинений.  €м  хотел он сделатьсЯ известным
преобразователю русского царства  и  занЯть  в  его  истории почетное место.
—тобы достигнуть своей цели  и  между тем  согласить чувства верноподданного
шведского королЯ с нетерпеливою любовью к знаменитости,  он ожидал мира, как
жиды  мессии.   ‘трастный  поклонник  всего  великого,  ЯвлЯлось  ли  оно  в
лютеранине или иноверце,  в соотечественнике или чужестранце, он питал уже с
давнего времени пламенную любовь юноши  к  славе  царЯ  Ђлексеевича{59} (так
звали  его  запросто немцы) и  успел  напитать этим  огнем воображение своих
домашних.  …ще в  1697 году ("25-го марта" -  это число было у него записано
красными чернилами и  огромными буквами  в  календаре),  смешавшись в  толпе
лифлЯндских дворЯн,  прибывших встретить русского монарха на границе своей в
Ќейгаузене,  он  видел  там  лично этого великого мужа,  ехавшего собирать с
…вропы дань просвещениЯ,  чтобы обогатить ею свое государство. ’ам еще успел
он  угадать  его  сердцем,  которое часто  вернее  исследований ума  осЯзает
истину,  и  с  того времени,  с  целью далекою,  посвЯтил лучшие досуги свои
изучению Языка  русского.  Њы  видели по  прочитанной им  самим номенклатуре
книг,  им  переведенных на  этот Язык,  что  труды его  были велики;  узнаем
впоследствии, были ли они бесполезны.
     ‚сЯкаЯ фигура имеет свой  свет и  свою тень;  идеЯ человека соединЯетсЯ
всегда с идеей слабостей его:  это сказано и пересказано уже до менЯ. •орошо
еще,  когда свет преобладает над мраком;  мы  уже до  того дошли,  что стали
говорить:  хорошо б,  если бы на людЯх, с которыми мы имеем дело, проглЯнуло
где-нибудь белое пЯтнышко;  а то бывают ныне и такие черненькие,  как уголь,
который горит и  светит длЯ того только,  чтобы сожигать!  ќтим рассуждением
приговариваюсь к  тому,  чтобы  выиграть сколько можно  более снисхождениЯ к
слабой  стороне  нашего  ѓлика.   Џытливость  ума  его,  страсть  к  планам,
нововведениЯм и усовершенствованиЯм нередко простирались на мелочи,  нередко
проЯвлЯлись  в  смешных,  странных  способах.  ‚  наш  век  назвали  бы  его
прожектером.  Ќо  мы  видели,  что  эта  самаЯ  страсть  произвела множество
полезных,  истинно  благодетельных  дел  и  потому  не  только  была  в  нем
извинительна  -   она  заслужила  даже  благодарность  сограждан  и   памЯть
потомства.  Ќе средства,  а  цель достойна строгой поверки.  € потому охотно
отпускаем ему на суде нашем эту слабость.  Ќо что было в нем порок истинный,
так  это  своенравие.  Љогда  он  садилсЯ на  конька  своего,  неугомонного,
заносчивого,  то  никто не в  состоЯнии был его удержать,  хотЯ бы он скакал
через  рвы  и  плетни.  Џолучив ли  от  природы направление к  этому пороку,
утвержденный  ли  в  нем  чувством  собственных  достоинств,   дававших  ему
первенство в семействе,  в училище и в обществе, избалованный ли всегдашним,
безусловным  согласием  невежд  и   ученых,   он   забывал  иногда  смирение
евангельское, неприметно поклонЯЯсь своему кумиру. …сли он что-либо задумал,
расположил и  утвердил в  голове своей,  то начертаниЯ свои почитал лучшими,
какие  только можно составить,  по  ним  действовал и  заставлЯл действовать
людей,  с ним тесно свЯзанных и от него зависевших. Ќичто не могло заставить
его переменить свое намерение,  даже и  тогда,  когда обстоЯтельства заранее
открывали ему заблуждениЯ и ошибки его.
     - Љонец венчает дело,  -  говаривал он иногда, желаЯ оправдать неуспехи
своих  предположений и  расчетов,  и,  приближаЯсь к  цели,  нередко узнавал
прискорбным опытом,  что  основание их  было  непрочно и  ложно.  Љ  счастью
имевших с ним дело и не слепо выполнЯвших его начертаниЯ,  мщение никогда не
входило в сердце его.
     - Ѓлизорукие! ослепленные! невежды! - говаривал он об них в пылу гнева.
- “мываю себе руки в несчастиЯх, которые могут с ними случитьсЯ.
     …сли же противились Ярму его своенравиЯ люди сильные,  к  видам которых
привил он свои услуги, то соглашалсЯ скорее потерЯть свои пользы и разрушить
давнишние свЯзи, чем расстатьсЯ с начертаниЯми своими.
     ѓлик давно лишилсЯ жены и детей. ‚замен их провидение послало ему такое
существо,  которое, пополнив все его утраты, подарило его лучшими утешениЯми
в жизни.  ќто была воспитанница его,  Љатерина ђабе{61}.  Ћтец ее, служивший
квартирмейстером в  шведском  ќльфсбургском  полку,  умер  вскоре  после  ее
рождениЯ (в 1684 году). Њать ее была благороднаЯ лифлЯндка, по имени первого
мужа,  секретарЯ какого-то лифлЯндского суда, Њориц. ‹ишившись второго мужа,
она из  ѓермунареда,  что в  ‚естготландии{61},  приехала по  делам своим на
родину  с  малолетнею дочерью своею  (нашей героинею) в  рингенское поместье
господ ђозен, где и скончалась в непродолжительном времени. Њалютка осталась
после нее круглою сиротой,  не только без покровительства,  но и без всЯкого
призрениЯ.  ђоопскому пастору „ауту случилось быть в  ђингене;  он взЯл ее к
себе и  дал  ей  убежище и  содержание.  ‚  ђоопе жила она  несколько лет  в
унижении под тЯгостным господством пасторши,  женщины злой и  властолюбивой.
Ќадобно было,  чтобы  судьба привела нашего доброго ѓлика в  ђооп,  чтобы он
увидел худое обращение этой  мегеры с  бедным приемышем,  в  котором заметил
необыкновенную кротость и  ум.  Ћн легко выпросил ее у госпожи „аут,  бывшей
полною  властелиншей  в   доме.   ‘   десЯти  лет   Љатерина  ђабе   жила  у
мариенбургского патриарха. ‘ того времени расцветал этот прелестный цвет под
нежными попечениЯми второго отца ее.
     „евице ђабе минуло осьмнадцать лет.  —ерные глаза,  в которых искрилась
проницательность  ума,   живость  и   доброта  души,   черты  лица,   вообще
привлекательные,  уста,  негою образованные (нижнЯЯ губа  немного выпуклаЯ в
средине), волосы черные как смоль, которых достаточно было, чтобы спрЯтать в
них  „ушенькина любимца{61},  величественный рост,  гибкий стан,  свежесть и
ослепительнаЯ белизна тела -  все в ней было обворожительно;  все было в ней
роскошью природы.  „уша ее  была вылита по  форме ее  прекрасной наружности.
‹ишить  себЯ  приЯтной вещи,  чтобы  отдать ее  бедному;  помнить добро,  ей
сделанное кем бы  то ни было;  пожертвовать своим спокойствием длЯ угождениЯ
другим;  терпеливо сносить слабости тех,  с  которыми она жила;  быть верною
дружбе,  несмотрЯ  на  перемену обстоЯтельств,  и  особенно преданною своему
благодетелю -  таковы были качества девицы ђабе.  Ќо достоинства души, редко
достающиесЯ в  удел ее полу и  которыми провидение щедро наградило ее,  были
необыкновеннаЯ твердость и  сила характера.  …ще в  детстве,  слушаЯ ужасные
сказки,  она смеЯлась, когда подруги ее от страха едва смели дышать. ЏроходЯ
в  сумраке вечера через кладбище,  дети одного с  нею возраста прижимались к
старшим провожатым своим,  шибко стучало сердце их:  ее же было так покойно,
как обыкновенно;  она еще старалась отстать от других,  спешила полюбоватьсЯ
памЯтником, остановившим ее внимание, и тихими уже шагами их догонЯла. …й не
было  десЯти  лет,  когда  у  соседа случилсЯ пожар:  все  в  доме  бегали и
суетились;  она взЯла кувшинчик с  водою и,  когда спросили ее,  куда идешь,
отвечала спокойно:  заливать огонь.  ’вердость души девицы ђабе,  столь рано
умевшей пренебрегать опасностЯми,  возмужав с летами, сделала ее способною к
необыкновенным победам над собою и  трудными обстоЯтельствами в  решительные
минуты ее жизни.
     Ќекоторые  из   граждан  мариенбургских,   думаЯ,   что   длЯ   бедной,
незначительной девушки  они  слишком  завидные искатели,  заочно  собирались
просить руки ее,  но при свидании с  нею,  по какому-то невыгодному длЯ себЯ
сравнению,  решительно  переменЯли намерение  свое.  ’ак,  пришедши  в  храм
любоватьсЯ   искусством  художника,   истощившего  гений   свой   в   дивных
изображениЯх,  забываешь,  длЯ чего пришел,  и, в благоговении повергнувшись
перед свЯтынею, остаешьсЯ в храме только молитьсЯ. „евица ђабе одна не знала
могущества своих прелестей:  жива,  простодушна, как дитЯ, ко всем одинаково
приветлива,  она  не  понимала другой любви,  кроме  любви  ко  второму отцу
своему,  другой привЯзанности,  кроме дружбы к ‹уизе ‡егевольд (с которою мы
впоследствии познакомим нашего читателЯ).
     ’олько один избранник осмелилсЯ простирать на нее свои виды: именно это
был цейгмейстер ‚ульф,  дальний ей родственник, служивший некогда с отцом ее
в  одном корпусе и  деливший с  ним последний сухарь солдатский,  верный его
товарищ,  водивший его к брачному алтарю и опустивший его в могилу;  любимый
пастором ѓликом за благородство и твердость его характера, хотЯ беспрестанно
сталкивалсЯ  с  ним  в  рассуждениЯх о  твердости  характера  лифлЯндцев,  о
намерении посвЯтить Џетру I  переводы Љвинта ЉурциЯ и  Ќауки мореходства и о
скором просвещении ђоссии; храбрый, отважный воин, всегда готовый умереть за
королЯ своего и отечество;  офицер, у которого честь была не на конце Языка,
а в сердце и на конце шпаги.  Ќа него, как на отличного артиллериста, вместе
со  старым  комендантом  мариенбургской  крепости,  подполковником Ѓрандтом,
возложена была Љарлом XII защита ее.  Њного прав имел он  на уважение девицы
ђабе:  она и уважала его,  любила,  как друга отца ее,  как брата, не более.
‚прочем,  он  не  был  создан длЯ того,  чтобы возбудить в  ком-либо нежную,
истинную страсть,  придающую часто любимому человеку достоинства, которых он
не имеет, между тем как равнодушие к другому отнимает у него и те прекрасные
качества,  которыми е