 сочинил  длЯ  них  общежительный  устав,  сам  с
царевичами по утрам лазил на колокольню звонить к заутрене, в церкви читал и
пел на клиросе и клал такие земные  поклоны,  что  со  лба  его  не  сходили
кровоподтеки. Џосле обедни за трапезой, когда веселаЯ  братиЯ  объедалась  и
опивалась,  царь  за  аналоем  читал  поучениЯ  отцов  церкви  о   посте   и
воздержании, потом одиноко обедал сам, после обеда любил говорить о  законе,
дремал или шел в застенок присутствовать при пытке заподозренных.
     ЋЏђ€—Ќ€ЌЂ € ‡…Њ™€ЌЂ. Ћпричнина при первом взглЯде на нее, особенно  при
таком  поведении  царЯ,   представлЯетсЯ   учреждением,   лишенным   всЯкого
политического смысла. ‚ самом деле, объЯвив в послании всех боЯр изменниками
и  расхитителЯми  земли,  царь  оставил  управление  землей  в  руках   этих
изменников и хищников. Ќо и у опричнины был  свой  смысл,  хотЯ  и  довольно
печальный. ‚ ней надо различать территорию и цель. ‘лово опричнина в XVI  в.
было уже устарелым термином, который тогдашнЯЯ московскаЯ летопись  перевела
выражением особной двор. Ќе царь €ван выдумал это слово,  заимствованное  из
старого удельного Языка. ‚ удельное времЯ так назывались  особые  выделенные
владениЯ, преимущественно те,  которые  отдавались  в  полную  собственность
кнЯгинЯм-вдовам,  в  отличие  от  данных  в  пожизненное   пользование,   от
прожитков. Ћпричнина царЯ €вана была дворцовое хозЯйственно-административное
учреждение, заведовавшее землЯми, отведенными на содержание царского  двора.
Џодобное учреждение  возникло  у  нас  позднее,  в  конце  XVIII  в.,  когда
император Џавел законом 5 апрелЯ 1797 г. об  императорской  фамилии  выделил
"из государственных владений особые недвижимые имениЯ"  в  количестве  свыше
460  тысЯч  душ  крестьЯн  мужского  пола,  состоЯвшие  "в   государственном
исчислении под наименованием дворцовых волостей  и  деревень"  и  получившие
название удельных. ђазница была лишь в  том,  что  опричнина  с  дальнейшими
присоединениЯми захватила чуть не половину всего государства,  тогда  как  в
удельное ведомство императора Џавла вошла  лишь  1/38  тогдашнего  населениЯ
империи. ‘ам царь €ван смотрел на  учрежденную  им  опричнину  как  на  свое
частное владение, на особый двор или удел, который  он  выделил  из  состава
государства; он предназначал после себЯ земщину  старшему  своему  сыну  как
царю, а опричнину - младшему как удельному  кнЯзю.  …сть  известие,  что  во
главе  земщины  поставлен  был  крещеный  татарин,  пленный  казанский  царь
…дигер-‘имеон. Џозднее, в 1574 г.,  царь  €ван  венчал  на  царство  другого
татарина, касимовского хана ‘анн-Ѓулата, в крещении  ‘имеона  Ѓекбулатовича,
дав ему титул государЯ великого кнЯзЯ всеЯ ђуси. ЏереводЯ этот титул на  наш
Язык, можно сказать, что €ван назначал того и другого ‘имеона председателЯми
думы земских боЯр. ‘имеон Ѓекбулатович правил царством два года,  потом  его
сослали в ’верь. ‚се правительственные указы писались от имени этого ‘имеона
как настоЯщего всероссийского царЯ,  а  сам  €ван  довольствовалсЯ  скромным
титулом государЯ кнЯзЯ, даже не великого, а  просто  кнЯзЯ  московского,  не
всеЯ ђуси, ездил к ‘имеону на поклон как простой боЯрин и в челобитных своих
к ‘имеону величал себЯ кнЯзем московским €ванцом  ‚асильевым,  который  бьет
челом "с своими детишками", с царевичами. Њожно думать, что здесь не  все  -
политический маскарад. –арь €ван противопоставлЯл себЯ как кнЯзЯ московского
удельного государю всеЯ ђуси, стоЯвшему во  главе  земщины;  выставлЯЯ  себЯ
особым, опричным кнЯзем  московским,  €ван  как  будто  признавал,  что  всЯ
остальнаЯ ђусскаЯ землЯ составлЯла ведомство совета, состоЯвшего из потомков
ее бывших властителей, кнЯзей великих и удельных, из которых состоЯло высшее
московское боЯрство, заседавшее в  земской  думе.  Џосле  €ван  переименовал
опричнину во двор, боЯр и служилых людей опричных - в боЯр и служилых  людей
дворовых. “ царЯ в опричнине была своЯ дума, "свои боЯре"; опричной областью
управлЯли   особые   приказы,   однородные   со   старыми   земскими.   „ела
общегосударственные, как бы сказать имперские, вела с докладом царю  земскаЯ
дума. Ќо иные вопросы царь  приказывал  обсуждать  всем  боЯрам,  земским  и
опричным, и "боЯре обои" ставили общее решение.
     ЌЂ‡ЌЂ—…Ќ€…  ЋЏђ€—Ќ€Ќ›.  Ќо,  спрашиваетсЯ,   зачем   понадобилась   эта
реставрациЯ или эта пародиЯ удела? “чреждению с такой обветшалой формой и  с
таким архаичным названием царь указал  небывалую  дотоле  задачу:  опричнина
получила значение политического убежища, куда хотел укрытьсЯ царь от  своего
крамольного боЯрства. Њысль, что он должен бежать от своих боЯр,  постепенно
овладела его умом, стала eго безотвЯзной думой. ‚ духовной своей, написанной
около 1572 г., царь пресерьезно  изображает  себЯ  изгнанником,  скитальцем.
‡десь он пишет: "Џо множеству беззаконий  моих  распростерсЯ  на  менЯ  гнев
божий, изгнан Я боЯрами ради их самовольства из своего достоЯниЯ и  скитаюсь
по странам". …му приписывали серьезное  намерение  бежать  в  Ђнглию.  €так,
опричнина  Явилась  учреждением,  которое  должно  было   ограждать   личную
безопасность царЯ. …й указана была политическаЯ цель, длЯ  которой  не  было
особого учреждениЯ в существовавшем московском  государственном  устройстве.
–ель эта состоЯла в том, чтобы истребить  крамолу,  гнездившуюсЯ  в  ђусской
земле, преимущественно  в  боЯрской  среде.  Ћпричнина  получила  назначение
высшей полиции по делам государственной  измены.  ЋтрЯд  в  тысЯчу  человек,
зачисленный в опричнину и потом увеличенный до 6 тысЯч, становилсЯ  корпусом
дозорщиков внутренней крамолы. Њалюта ‘куратов,  т.  е.  ѓригорий  џковлевич
Џлещеев-Ѓельский, родич св. митрополита ЂлексиЯ,  был  как  бы  шефом  этого
корпуса, а царь выпросил себе у духовенства, боЯр и всей  земли  полицейскую
диктатуру длЯ борьбы с этой  крамолой.  Љак  специальный  полицейский  отрЯд
опричнина получила особый мундир: у опричника были привЯзаны к седлу собачьЯ
голова и метла - это были знаки  его  должности,  состоЯвшей  в  том,  чтобы
выслеживать,   вынюхивать   и   выметать   измену   и   грызть   государевых
злодеев-крамольников. Ћпричник ездил весь в  черном  с  головы  до  ног,  на
вороном коне в черной  же  сбруе,  потому  современники  прозвали  опричнину
"тьмой кромешной", говорили о ней: "...Яко нощь, темна".  ќто  был  какой-то
орден отшельников, подобно инокам от земли отрекшихсЯ и с землей боровшихсЯ,
как иноки  борютсЯ  с  соблазнами  мира.  ‘амый  прием  в  опричную  дружину
обставлен был не то монастырской,  не  то  конспиративной  торжественностью.
ЉнЯзь Љурбский в своей €стории царЯ €вана пишет, что царь  со  всей  ђусской
земли собрал себе "человеков скверных  и  всЯкими  злостьми  исполненных"  и
обЯзал их страшными клЯтвами не знатьсЯ не только с друзьЯми и братьЯми,  но
и с родителЯми, а служить единственно ему и на этом  заставлЯл  их  целовать
крест. Џрипомним при этом, что Я сказал о  монастырском  чине  жизни,  какой
установил €ван в слободе длЯ своей избранной опричной братии.
     ЏђЋ’€‚Ћђ…—€…  ‚  ‘’ђЋ…  ѓЋ‘“„Ђђ‘’‚Ђ.  ’аково   было   происхождение   и
назначение опричнины. Ќо, объЯснив ее происхождение и  назначение,  все-таки
довольно трудно понЯть ее политический смысл. ‹егко видеть, как и  длЯ  чего
она возникла, но трудно уЯснить себе, как могла она  возникнуть,  как  могла
прийти царю самаЯ мысль о таком учреждении. ‚едь опричнина  не  отвечала  на
политический вопрос, стоЯвший тогда на очереди,  не  устранЯла  затруднениЯ,
которым  была  вызвана.  ‡атруднение   создавалось   столкновениЯми,   какие
возникали между государем и боЯрством. €сточником этих столкновений были  не
противоречивые политические стремлениЯ обеих  государственных  сил,  а  одно
противоречие в самом политическом строе Њосковского государства. ѓосударь  и
боЯрство не расходились друг  с  другом  непримиримо  в  своих  политических
идеалах, в планах государственного порЯдка, а только  натолкнулись  на  одну
несообразность в установившемсЯ уже государственном порЯдке,  с  которой  не
знали что делать. —то такое было на самом деле Њосковское государство в  XVI
в.? ќто была абсолютнаЯ монархиЯ, но с аристократическим управлением, т.  е.
правительственным  персоналом.  Ќе  было   политического   законодательства,
которое определЯло бы границы верховной  власти,  но  был  правительственный
класс с аристократической организацией, которую признавала сама власть.  ќта
власть росла вместе, одновременно и  даже  об  руку  с  другой  политической
силой, ее стеснЯвшей. ’аким образом, характер этой власти не  соответствовал
свойству правительственных  орудий,  посредством  которых  она  должна  была
действовать. ЃоЯре возомнили себЯ властными советниками государЯ всеЯ ђуси в
то самое времЯ, когда этот государь, оставаЯсь  верным  воззрению  удельного
вотчинника, согласно с древнерусским правом, пожаловал их как дворовых  слуг
своих  в  звание  холопов  государевых.  Ћбе  стороны  очутились   в   таком
неестественном отношении друг к другу, которого они, кажетсЯ,  не  замечали,
пока оно складывалось, и с которым не знали что делать, когда его  заметили.
’огда обе стороны почувствовали себЯ в неловком положении и не знали, как из
него выйти. Ќи боЯрство  не  умело  устроитьсЯ  и  устроить  государственный
порЯдок без государевой власти, к какой оно привыкло, ни государь  не  знал,
как без боЯрского содействиЯ  управитьсЯ  со  своим  царством  в  его  новых
пределах. Ћбе стороны не могли ни ужитьсЯ одна с другой,  ни  обойтись  друг
без друга. Ќе умеЯ ни поладить, ни расстатьсЯ, они попытались разделитьсЯ  -
жить рЯдом, но не вместе. ’аким выходом из затруднениЯ и была опричнина.
     Њ›‘‹њ Ћ ‘Њ…Ќ… ЃЋџђ‘’‚Ђ „‚ЋђџЌ‘’‚ЋЊ. Ќо такой выход не  устранЯл  самого
затруднениЯ. Ћно заключалось в неудобном длЯ государЯ политическом положении
боЯрства  как  правительственного  класса,   его   стеснЯвшего.   ‚ыйти   из
затруднениЯ можно было двумЯ путЯми: надобно было или устранить боЯрство как
правительственный класс и заменить его другими, более гибкими  и  послушными
орудиЯми управлениЯ, или  разъединить  его,  привлечь  к  престолу  наиболее
надежных людей из боЯрства и с ними править, как  и  правил  €ван  в  начале
своего царствованиЯ. Џервого он не мог сделать скоро, второго не  сумел  или
не захотел сделать. ‚ беседах с приближенными  иноземцами  царь  неосторожно
признавалсЯ в намерении изменить все управление  страной  и  даже  истребить
вельмож.  Ќо  мысль  преобразовать   управление   ограничилась   разделением
государства на  земщину  и  опричнину,  а  поголовное  истребление  боЯрства
осталось нелепой мечтой возбужденного воображениЯ: мудрено было выделить  из
общества и истребить целый класс,  переплетавшийсЯ  разнообразными  бытовыми
нитЯми со слоЯми, под ним лежавшими. ’очно так же царь не мог скоро  создать
другой правительственный  класс  взамен  боЯрства.  ’акие  перемены  требуют
времени, навыка: надобно, чтобы правЯщий  класс  привык  к  власти  и  чтобы
общество привыкло к правЯщему классу. Ќо несомненно, царь подумывал о  такой
замене и в своей опричнине видел подготовку к ней. ќту  мысль  он  вынес  из
детства, из неурЯдицы боЯрского правлениЯ; она же побудила его приблизить  к
себе и Ђ. Ђдашева, взЯв его, по выражению царЯ, из палочников, "от  гноища",
и учинив с вельможами в чаЯнии  от  него  прЯмой  службы.  ’ак  Ђдашев  стал
первообразом  опричника.  ‘  образом  мыслей,   господствовавшим   потом   в
опричнине,  €ван  имел  случай   познакомитьсЯ   в   самом   начале   своего
царствованиЯ. ‚ 1537 г. или около того выехал из ‹итвы в Њоскву  некто  €ван
Џересветов, причитавший себЯ к роду героЯ-инока Џересвета,  сражавшегосЯ  на
Љуликовом поле. ќтот выходец был авантюрист-кондотьери, служивший в  наемном
польском отрЯде трем королЯм - польскому, венгерскому и чешскому.  ‚  Њоскве
он потерпел от больших людей, потерЯл "собинку", нажитое службой  имущество,
и в 1548 или 1549 г. подал царю обширную челобитную. ќто резкий политический
памфлет, направленный  против  боЯр,  в  пользу  "воинов",  т.  е.  рЯдового
военно-служилого дворЯнства, к которому принадлежал  сам  челобитчик.  Ђвтор
предостерегает царЯ €вана от ловлениЯ со стороны ближних людей, без  которых
он не может "ни часу быти"; другого такого  царЯ  во  всей  подсолнечной  не
будет, лишь бы только бог соблюл его от "ловлениЯ вельмож". ‚ельможи у  царЯ
худы, крест целуют, да изменЯют; царь междоусобную войну  "на  свое  царство
пущает", назначаЯ их управителЯми городов и волостей, а они от крови и  слез
христианских богатеют и ленивеют. Љто приближаетсЯ к царю  вельможеством,  а
не воинской заслугой или другой какой мудростью, тот - чародей и  еретик,  у
царЯ счастие и мудрость отнимает, того жечь надо. Ђвтор  считает  образцовым
порЯдок,  заведенный  царем  Њахмет-салтаном,  который  возведет   правителЯ
высоко, "да и пхнет его взашею надол", приговариваЯ: не умел в доброй  славе
жить и верно государю служить. ѓосударю пристойно со  всего  царства  доходы
собирать себе в казну, из казны воинам сердце веселить, к себе их припускать
близко и во всем им верить. —елобитнаЯ как будто была писана передним числом
в оправдание опричнины: так ее идеи были на руку "худородным кромешникам", и
сам царь не мог не сочувствовать направлению мыслей  Џересветова.  Ћн  писал
одному из опричников - ‚асюку ѓрЯзному: "Џо грехам нашим  учинилось,  и  нам
того как утаить, что отца нашего и наши боЯре учали нам изменЯть и  мы  вас,
страдников, приближали,  ожидаЯ  от  вас  службы  и  правды".  ќти  опричные
страдники, худородные люди из рЯдового дворЯнства,  и  должны  были  служить
теми чадами Ђвраама из камнЯ, о которых писал царь кнЯзю Љурбскому. ’ак,  по
мысли царЯ €вана, дворЯнство должно было сменить боЯрство как правЯщий класс
в виде опричника. ‚ конце XVII в. эта  смена,  как  увидим,  и  совершилась,
только в иной форме, не столь ненавистной.
     Ѓ…‘–…‹њЌЋ‘’њ ЋЏђ€—Ќ€Ќ›. ‚о всЯком случае, избираЯ тот или другой выход,
предстоЯло действовать против политического положениЯ целого  класса,  а  не
против отдельных лиц. –арь поступил прЯмо наоборот: заподозрив все  боЯрство
в измене, он бросилсЯ на заподозренных, вырываЯ их  поодиночке,  но  оставил
класс во главе земского управлениЯ; не имеЯ возможности сокрушить  неудобный
длЯ   него   правительственный   строй,   он   стал   истреблЯть   отдельных
подозрительных или ненавистных ему лиц.  Ћпричники  ставились  не  на  место
боЯр, а  против  боЯр,  они  могли  быть  по  самому  назначению  своему  не
правителЯми,  а  только  палачами  земли.  ‚  этом   состоЯла   политическаЯ
бесцельность  опричнины;  вызваннаЯ  столкновением,  причиной  которого  был
порЯдок, а не лица, она была направлена против лиц, а не против  порЯдка.  ‚
этом смысле и можно сказать, что опричнина не отвечала на  вопрос,  стоЯвший
на очереди. Ћна могла быть внушена царю только неверным пониманием положениЯ
боЯрства, как и своего собственного положениЯ. Ћна была в значительной  мере
плодом  чересчур  пугливого  воображениЯ  царЯ.  €ван  направлЯл  ее  против
страшной крамолы,  будто  бы  гнездившейсЯ  в  боЯрской  среде  и  грозившей
истреблением всей царской  семьи.  Ќо  действительно  ли  так  страшна  была
опасность? ЏолитическаЯ сила боЯрства  и  помимо  опричнины  была  подорвана
условиЯми,  прЯмо  или  косвенно  созданными  московским  собиранием   ђуси.
‚озможность дозволенного, законного отъезда, главной опоры служебной свободы
боЯрина, ко времени царЯ €вана  уже  исчезла:  кроме  ‹итвы,  отъехать  было
некуда, единственный уцелевший удельный кнЯзь ‚ладимир старицкий  договорами
обЯзалсЯ не принимать ни кнЯзей, ни боЯр и  никаких  людей,  отъезжавших  от
царЯ. ‘лужба боЯр из вольной  стала  обЯзательной,  невольной.  Њестничество
лишало  класс  способности  к  дружному  совместному  действию.  ЏоземельнаЯ
перетасовка важнейших служилых кнЯзей, производившаЯсЯ при €ване III  и  его
внуке посредством обмена старинных кнЯжеских  вотчин  на  новые,  перемещала
кнЯзей Ћдоевских, ‚оротынских, Њезецких с опасных окраин, откуда  они  могли
завести сношениЯ с заграничными недругами Њосквы, куда-нибудь на ЉлЯзьму или
верхнюю ‚олгу, в чужую им среду, с которой у них  не  было  никаких  свЯзей.
‡натнейшие  боЯре  правили  областЯми,  но  так,   что   своим   управлением
приобретали себе только ненависть народа. ’ак, боЯрство не имело  под  собой
твердой почвы ни в управлении, ни  в  народе,  ни  даже  в  своей  сословной
организации, и царь  должен  был  знать  это  лучше  самих  боЯр.  ‘ерьезнаЯ
опасность грозила при повторении случаЯ  1553  г.,  когда  многие  боЯре  не
хотели присЯгать ребенку, сыну опасно больного царЯ, имеЯ в виду возвести на
престол удельного ‚ладимира, дЯдю царевича. …два перемогавшийсЯ  царь  прЯмо
сказал присЯгнувшим боЯрам, что в случае своей смерти  он  предвидит  судьбу
своего  семейства  при  царе-дЯде.  ќто   -   участь,   обычно   постигавшаЯ
принцев-соперников в восточных деспотиЯх.  ‘обственные  предки  царЯ  €вана,
кнЯзьЯ  московские,  точно  так  же  расправлЯлись   со   своими   родичами,
становившимисЯ им поперек дороги; точно так же расправилсЯ и сам  царь  €ван
со своим двоюродным  братом  ‚ладимиром  старицким.  Ћпасность  1553  г.  не
повторилась.  Ќо  опричнина  не  предупреждала  этой  опасности,  а   скорее
усиливала  ее.  ‚  1553  г.  многие  боЯре  стали  на  сторону  царевича,  и
династическаЯ катастрофа могла не состоЯтьсЯ. ‚ 1568 г. в случае смерти царЯ
едва ли оказалось  бы  достаточно  сторонников  у  его  прЯмого  наследника:
опричнина сплотила боЯрство инстинктивно - чувством самосохранениЯ.
     ‘“†„…Ќ€џ Ћ Ќ…‰ ‘Ћ‚ђ…Њ…ЌЌ€ЉЋ‚. Ѓез такой опасности боЯрскаЯ  крамола  не
шла далее помыслов и попыток бежать в ‹итву: ни о заговорах, ни о покушениЯх
со  стороны  боЯр  не  говорЯт  современники.  Ќо  если  бы  и  существовала
действительно мЯтежнаЯ боЯрскаЯ крамола, царю следовало  действовать  иначе:
он должен был направлЯть свои удары исключительно на боЯрство, а он  бил  не
одних боЯр и даже не боЯр преимущественно. ЉнЯзь Љурбский в  своей  €стории,
перечислЯЯ  жертвы  €вановой   жестокости,   насчитывает   их   свыше   400.
‘овременники-иностранцы считали даже за 10 тысЯч. ‘овершаЯ казни, царь  €ван
по набожности  заносил  имена  казненных  в  помЯнники  (синодики),  которые
рассылал  по  монастырЯм  длЯ  поминовениЯ  душ   покойных   с   приложением
поминальных вкладов. ќти помЯнники - очень любопытные памЯтники; в некоторых
из них  число  жертв  возрастает  до  4  тысЯч.  Ќо  боЯрских  имен  в  этих
мартирологах сравнительно немного, зато сюда заносились перебитые массами  и
совсем не повинные в боЯрской крамоле дворовые люди, подьЯчие, псари, монахи
и монахини - "скончавшиесЯ христиане мужеского, женского  и  детского  чина,
имена коих ты сам, господи, веси",  как  заунывно  причитает  синодик  после
каждой группы избиенных массами. Ќаконец, очередь дошла  и  до  самой  "тьмы
кромешной": погибли ближайшие опричные любимцы  царЯ  -  кнЯзь  ‚Яземский  и
Ѓасмановы, отец с сыном.  ѓлубоко  пониженным,  сдержанно  негодующим  тоном
повествуют современники о смуте, какую внесла опричнина в умы, непривычные к
таким  внутренним  потрЯсениЯм.  Ћни  изображают  опричнину  как  социальную
усобицу. ‚оздвигнул царь, пишут они, крамолу междоусобную, в одном и том  же
городе одних людей  на  других  напустил,  одних  опричными  назвал,  своими
собственными учинил, а прочих земщиною наименовал и  заповедал  своей  части
другую часть людей насиловать. смерти предавать и домы их  грабить.  €  была
туга и ненависть на царЯ в миру, и кровопролитие, и казни учинились  многие.
Ћдин наблюдательный современник  изображает  опричнину  какой-то  непонЯтной
политической игрой царЯ: всю державу свою, как  топором,  пополам  рассек  и
этим всех смутил, так, божиими людьми играЯ, став заговорщиком против самого
себЯ. –арь  захотел  в  земщине  быть  государем,  а  в  опричнине  остатьсЯ
вотчинником, удельным кнЯзем.  ‘овременники  не  могли  уЯснить  себе  этого
политического двуличиЯ,  но  они  понЯли,  что  опричнина,  выводЯ  крамолу,
вводила анархию,  оберегаЯ  государЯ,  колебала  самые  основы  государства.
ЌаправленнаЯ против воображаемой крамолы, она  подготовлЯла  действительную.
Ќаблюдатель, слова которого  Я  сейчас  привел,  видит  прЯмую  свЯзь  между
‘мутным временем, когда он писал, и  опричниной)  которую  помнил:  "‚еликий
раскол земли всей сотворил царь, и это разделение,  думаю,  было  прообразом
нынешнего  всеземского  разгласиЯ".  ’акой  образ  действий  царЯ  мог  быть
следствием  не  политического   расчета,   а   исказившегосЯ   политического
пониманиЯ. ‘толкнувшись с  боЯрами,  потерЯв  к  ним  всЯкое  доверие  после
болезни 1553 г. и особенно после побега кнЯзЯ  Љурбского,  царь  преувеличил
опасность, испугалсЯ: "...за себЯ есми стал". ’огда вопрос о государственном
порЯдке превратилсЯ длЯ него в вопрос о личной безопасности, и он, как не  в
меру испугавшийсЯ человек, закрыв глаза, начал бить  направо  и  налево,  не
разбираЯ  друзей  и  врагов.  ‡начит,  в   направлении,   какое   дал   царь
политическому столкновению,  много  виноват  его  личный  характер,  который
потому и получает некоторое значение в нашей государственной истории.


        ‹…Љ–€џ XXX
     •ЂђЂЉ’…ђ€‘’€ЉЂ –Ђђџ €‚ЂЌЂ ѓђЋ‡ЌЋѓЋ.

     „…’‘’‚Ћ. –арь €ван родилсЯ в 1530 г. Ћт природы он получил ум бойкий  и
гибкий, вдумчивый и немного насмешливый, настоЯщий великорусский, московский
ум. Ќо обстоЯтельства, среди которых протекло детство €вана, рано  испортили
этот ум, дали ему неестественное, болезненное развитие. €ван рано осиротел -
на четвертом году лишилсЯ отца, а на восьмом потерЯл и мать.  Ћн  с  детства
видел себЯ среди чужих людей. ‚ душе его рано  и  глубоко  врезалось  и  всю
жизнь сохранЯлось чувство сиротства,  брошенности,  одиночества,  о  чем  он
твердил при всЯком случае: "ђодственники мои не заботились обо мне".  Ћтсюда
его робость, ставшаЯ основной чертой его характера. Љак все  люди,  выросшие
среди чужих, без отцовского призора и материнского привета, €ван рано усвоил
себе  привычку  ходить  оглЯдываЯсь  и  прислушиваЯсь.  ќто  развило  в  нем
подозрительность, котораЯ с  летами  превратилась  в  глубокое  недоверие  к
людЯм.  ‚  детстве  ему  часто   приходилось   испытывать   равнодушие   или
пренебрежение со стороны окружающих. Ћн сам вспоминал после в письме к кнЯзю
Љурбскому, как его с младшим  братом  ћрием  в  детстве  стеснЯли  во  всем,
держали как убогих людей, плохо кормили и одевали, ни в чем воли не  давали,
все  заставлЯли  делать  насильно  и  не  по  возрасту.   ‚   торжественные,
церемониальные случаи  -  при  выходе  или  приеме  послов  -  его  окружали
царственной пышностью, становились вокруг него с раболепным смирением,  а  в
будни те же люди не церемонились с  ним,  порой  баловали,  порой  дразнили.
€грают  они,  бывало,  с  братом  ћрием  в   спальне   покойного   отца,   а
первенствующий боЯрин кнЯзь €. ‚. уйский развалитсЯ перед  ними  на  лавке,
обопретсЯ локтем о постель покойного  государЯ,  их  отца,  и  ногу  на  нее
положит, не обращаЯ на детей  никакого  вниманиЯ,  ни  отеческого,  ни  даже
властительного. ѓоречь, с какою €ван вспоминал об этом 25 лет  спустЯ,  дает
почувствовать, как часто и сильно его сердили в  детстве.  …го  ласкали  как
государЯ и оскорблЯли как ребенка. Ќо в обстановке, в какой шло его детство,
он не всегда мог тотчас  и  прЯмо  обнаружить  чувство  досады  или  злости,
сорвать сердце. ќта необходимость  сдерживатьсЯ,  дутьсЯ  в  рукав,  глотать
слезы питала в нем  раздражительность  и  затаенное,  молчаливое  озлобление
против людей, злость со стиснутыми зубами.  Љ  тому  же  он  был  испуган  в
детстве. ‚ 1542 г., когда правила партиЯ кнЯзей Ѓельских,  сторонники  кнЯзЯ
€. уйского ночью врасплох напали на стоЯвшего за их противников митрополита
€оасафа. ‚ладыка скрылсЯ во дворце великого кнЯзЯ. ЊЯтежники разбили окна  у
митрополита, бросились за ним во дворец и на рассвете вломились  с  шумом  в
спальню маленького государЯ, разбудили и напугали его.
     ‚‹€џЌ€… ЃЋџђ‘ЉЋѓЋ ЏђЂ‚‹…Ќ€џ. Ѓезобразные сцены  боЯрского  своеволиЯ  и
насилий,  среди  которых  рос   €ван,   были   первыми   политическими   его
впечатлениЯми. Ћни превратили его робость в нервную пугливость, из которой с
летами развилась наклонность преувеличивать опасность, образовалось то,  что
называетсЯ страхом с великими глазами.  ‚ечно  тревожный  и  подозрительный,
€ван рано привык думать, что окружен  только  врагами,  и  воспитал  в  себе
печальную наклонность высматривать, как  плететсЯ  вокруг  него  бесконечнаЯ
сеть козней, которою, чудилось ему, стараютсЯ опутать его  со  всех  сторон.
ќто заставлЯло его постоЯнно держатьсЯ настороже; мысль, что  вот-вот  из-за
угла на него броситсЯ недруг, стала привычным,  ежеминутным  его  ожиданием.
‚сего сильнее работал в нем инстинкт самосохранениЯ. ‚се усилиЯ его  бойкого
ума были обращены на разработку этого грубого чувства.
     ђЂЌЌџџ ђЂ‡‚€’Ћ‘’њ € ‚Ћ‡Ѓ“†„Ђ…ЊЋ‘’њ. Љак все люди, слишком рано начавшие
борьбу за существование, €ван быстро рос и преждевременно вырос. ‚ 17  -  20
лет, при выходе из детства, он уже поражал окружающих непомерным количеством
пережитых впечатлений и  передуманных  мыслей,  до  которых  его  предки  не
додумывались и в зрелом возрасте. ‚ 1546 г., когда ему было  16  лет,  среди
ребЯческих игр он,  по  рассказу  летописи,  вдруг  заговорил  с  боЯрами  о
женитьбе,  да  говорил   так   обдуманно,   с   такими   предусмотрительными
политическими соображениЯми, что боЯре расплакались от  умилениЯ,  что  царь
так молод, а уж так много подумал, ни с  кем  не  посоветовавшись,  от  всех
утаившись. ќта раннЯЯ привычка  к  тревожному  уединенному  размышлению  про
себЯ,  втихомолку,  надорвала  мысль  €вана,  развила  в   нем   болезненную
впечатлительность и  возбуждаемость.  €ван  рано  потерЯл  равновесие  своих
духовных сил, уменье направлЯть их, когда нужно,  разделЯть  их  работу  или
сдерживать одну противодействием другой, рано привык вводить в  деЯтельность
ума участие чувства Ћ чем бы он ни размышлЯл, он подгонЯл, подзадоривал свою
мысль страстью. ‘ помощью такого самовнушениЯ он  был  способен  разгорЯчить
свою  голову  до  отважных  и  высоких  помыслов,  раскалить  свою  речь  до
блестЯщего красноречиЯ, и тогда с его Языка или  из-под  его  пера,  как  от
горЯчего  железа  под  молотком  кузнеца,  сыпались  искры  острот,   колкие
насмешки,  меткие  словца,  неожиданные  обороты.  €ван  -  один  из  лучших
московских ораторов и писателей XVI в., потому что  был  самый  раздраженный
москвич того времени.  ‚  сочинениЯх,  написанных  под  диктовку  страсти  и
раздражениЯ,  он  больше  заражает,  чем  убеждает,  поражает  жаром   речи,
гибкостью  ума,  изворотливостью   диалектики,   блеском   мысли,   но   это
фосфорический блеск, лишенный теплоты, это не вдохновение, а горЯчка головы,
нервическаЯ прыть, следствие искусственного возбуждениЯ. —итаЯ письма царЯ к
кнЯзю Љурбскому, поражаешьсЯ быстрой сменой  в  авторе  самых  разнообразных
чувств: порывы великодушиЯ  и  раскаЯниЯ,  проблески  глубокой  задушевности
чередуютсЯ с грубой  шуткой,  жестким  озлоблением,  холодным  презрением  к
людЯм. Њинуты усиленной  работы  ума  и  чувства  сменЯлись  полным  упадком
утомленных душевных сил, и тогда от всего  его  остроумиЯ  не  оставалось  и
простого  здравого  смысла.  ‚  эти   минуты   умственного   изнеможениЯ   и
нравственной  опущенности  он  способен  был  на  затеи,   лишенные   всЯкой
сообразительности. Ѓыстро перегораЯ, такие люди со  временем,  когда  в  них
слабеет возбуждаемость, прибегают обыкновенно к искусственному  средству,  к
вину, и €ван в годы опричнины, кажетсЯ, не чуждалсЯ  этого  средства.  ’акой
нравственной  неровностью,  чередованием  высоких  подъемов  духа  с  самыми
постыдными падениЯми, объЯснЯетсЯ и государственнаЯ деЯтельность €вана. –арь
совершил или задумывал много хорошего, умного, даже великого, и рЯдом с этим
наделал  еще  больше  поступков,  которые  сделали  его  предметом  ужаса  и
отвращениЯ длЯ современников и последующих поколений. ђазгром  Ќовгорода  по
одному подозрению в измене, московские казни, убийство  сына  и  митрополита
”илиппа, безобразиЯ с опричниками в Њоскве и  в  Ђлександровской  слободе  -
читаЯ обо всем этом, подумаешь, что это был зверь от природы.
     ЌђЂ‚‘’‚…ЌЌЂџ Ќ…“ђЂ‚ЌЋ‚……ЌЌЋ‘’њ. Ќо он не был  таким.  Џо  природе  или
воспитанию он был лишен устойчивого нравственного равновесиЯ и при  малейшем
житейском затруднении охотнее склонЯлсЯ в дурную сторону. Ћт него ежеминутно
можно было ожидать грубой выходки: он не умел сладить с малейшим  неприЯтным
случаем. ‚ 1577 г. на улице в завоеванном ливонском городе  Љокенгаузене  он
благодушно беседовал с пастором о любимых своих богословских  предметах,  но
едва не приказал  его  казнить,  когда  тот  неосторожно  сравнил  ‹ютера  с
апостолом Џавлом, ударил пастора хлыстом по голове  и  ускакал  со  словами:
"Џоди ты к черту со  своим  ‹ютером".  ‚  другое  времЯ  он  велел  изрубить
присланного ему из Џерсии слона, не хотевшего стать перед ним на колена. …му
недоставало внутреннего, природного благородства;  он  был  восприимчивее  к
дурным, чем к добрым, впечатлениЯм; он  принадлежал  к  числу  тех  недобрых
людей, которые скорее и охотнее замечают в других слабости и недостатки, чем
дарованиЯ или добрые качества. ‚ каждом  встречном  он  прежде  всего  видел
врага. ‚сего труднее было приобрести его  доверие.  „лЯ  этого  таким  людЯм
надобно ежеминутно давать чувствовать, что их любЯт и  уважают,  всецело  им
преданы, и, кому удавалось уверить в этом царЯ €вана,  тот  пользовалсЯ  его
доверием до излишества. ’огда в нем вскрывалось свойство, облегчающее  таким
людЯм тЯгость постоЯнно напрЯженного злого настроениЯ, - это  привЯзчивость.
Џервую жену свою он любил какой-то особенно чувствительной, недомостроевской
любовью. ’ак же безотчетно он привЯзывалсЯ к ‘ильвестру и Ђдашеву, а потом и
к  Њалюте  ‘куратову.  ќто   соединение   привЯзчивости   и   недоверчивости
выразительно сказалось в духовной. €вана, где  он  дает  детЯм  наставление,
"как людей  любить  и  жаловать  и  как  их  беречьсЯ".  ќта  двойственность
характера и лишала его устойчивости. †итейские отношениЯ больше тревожили  и
злили его, чем заставлЯли размышлЯть. Ќо в минуты нравственного  успокоениЯ,
когда он  освобождалсЯ  от  внешних  раздражающих  впечатлений  и  оставалсЯ
наедине с самим собой, со своими задушевными думами, им овладевала грусть, к
какой способны только люди, испытавшие много нравственных утрат и  житейских
разочарований. ЉажетсЯ, ничего не могло быть формальнее и бездушнее духовной
грамоты древнего  московского  великого  кнЯзЯ  с  ее  мелочным  распорЯдком
движимого и недвижимого имущества между наследниками. –арь  €ван  и  в  этом
стереотипном  акте  выдержал  свой  лирический  характер.  ќту  духовную  он
начинает  возвышенными  богословскими  размышлениЯми  и  продолжает   такими
задушевными  словами:  "’ело  изнемогло,  болезнует  дух,  раны  душевные  и
телесные умножились, и нет врача, который бы исцелил менЯ, ждал  Я,  кто  бы
поскорбел со мной, и не Явилось никого, утешающих Я не нашел, заплатили  мне
злом за добро, ненавистью за любовь". Ѓедный страдалец, царственный  мученик
- подумаешь, читаЯ эти жалобно-скорбные строки, а этот страдалец года за два
до того, ничего не расследовав, по одному подозрению, так, зрЯ, бесчеловечно
и безбожно разгромил большой древний город с целою областью, как никогда  не
громили никакого русского  города  татары.  ‚  самые  злые  минуты  он  умел
подниматьсЯ до этой искусственной  задушевности,  до  крокодилова  плача.  ‚
разгар казней входит он в  московский  “спенский  собор.  Њитрополит  ”илипп
встречает его,  готовый  по  долгу  сана  печаловатьсЯ,  ходатайствовать  за
несчастных, обреченных  на  казнь.  "’олько  молчи,  -  говорил  царь,  едва
сдерживаЯсь от гнева, - одно тебе говорю  -  молчи,  отец  свЯтой,  молчи  и
благослови нас". "Ќаше молчание, - отвечал  ”илипп,  -  грех  на  душу  твою
налагает и смерть наносит". "Ѓлижние мои, - скорбно возразил царь, -  встали
на менЯ, ищут мне зла; какое тебе дело  до  наших  царских  предначертаний!"
Ћписанные свойства царЯ  €вана  сами  по  себе  могли  бы  послужить  только
любопытным материалом длЯ психолога, скорее длЯ психиатра, скажут иные: ведь
так легко нравственную распущенность, особенно на  историческом  расстоЯнии,
признать  за  душевную  болезнь  и  под  этим  предлогом  освободить  памЯть
мнимобольных   от   исторической   ответственности.   Љ   сожалению,    одно
обстоЯтельство сообщило описанным свойствам значение, гораздо более  важное,
чем какое обыкновенно имеют психологические курьезы, поЯвлЯющиесЯ в  людской
жизни, особенно такой обильной всЯкими  душевными  курьезами,  как  русскаЯ:
€ван был царь. —ерты его  личного  характера  дали  особое  направление  его
политическому образу мыслей, а его политический образ мыслей оказал сильное,
притом вредное, влиЯние на его политический образ действий, испортил его.
     ђЂЌЌџџ Њ›‘‹њ Ћ ‚‹Ђ‘’€: €ван рано и  много,  раньше  и  больше,  чем  бы
следовало, стал думать  своей  тревожной  мыслью  о  том,  что  он  государь
московский и всеЯ ђуси. ‘кандалы боЯрского правлениЯ постоЯнно  поддерживали
в нем эту думу, сообщали  ей  тревожный,  острый  характер.  …го  сердили  и
обижали,  выталкивали  из  дворца  и  грозили  убить  людей,  к  которым  он
привЯзывалсЯ, пренебрегаЯ его детскими мольбами и слезами, у него на  глазах
выказывали непочтение к памЯти его отца,  может  быть,  дурно  отзывались  о
покойном  в  присутствии  сына.  Ќо  этого  сына  все  признавали   законным
государем; ни от кого не слыхал он и намека на то, что его царственное право
может подвергнутьсЯ сомнению,  спору.  Љаждый  из  окружающих,  обращаЯсь  к
€вану, называл его великим государем; каждый  случай,  его  тревоживший  или
раздражавший, заставлЯл его вспоминать о том же и  с  любовью  обращатьсЯ  к
мысли  о  своем  царственном  достоинстве  как  к   политическому   средству
самообороны. €вана учили грамоте, вероЯтно, так же, как учили  его  предков,
как вообще учили грамоте в  „ревней  ђуси,  заставлЯЯ  твердить  часослов  и
псалтырь с бесконечным повторением задов, прежде пройденного.  €зречениЯ  из
этих книг затверживались механически, на всю  жизнь  врезывались  в  памЯть.
ЉажетсЯ, детскаЯ мысль  €вана  рано  начала  проникать  в  это  механическое
зубрение часослова и псалтырЯ. ‡десь он встречал строки о царе и царстве,  о
помазаннике божием, о нечестивых советниках, о блаженном  муже,  который  не
ходит на их совет, и т. п. ‘ тех пор как стал €ван понимать  свое  сиротское
положение и думать об отношениЯх своих к окружающим, эти строки должны  были
живо затрагивать его внимание. Ћн понимал эти библейские афоризмы по-своему,
прилагаЯ их к себе, к своему положению. Ћни давали  ему  прЯмые  и  желанные
ответы  на   вопросы,   какие   возбуждались   в   его   голове   житейскими
столкновениЯми, подсказывали нравственное оправдание  тому  чувству  злости,
какое вызывали в нем эти столкновениЯ. ‹егко понЯть, какие быстрые успехи  в
изучении  свЯтого  писаниЯ  должен  был  сделать  €ван,  применЯЯ  к   своей
экзегетике такой нервный, субъективный метод, изучаЯ и  толкуЯ  слово  божие
под диктовку раздраженного, капризного чувства. ‘ тех пор книги должны  были
стать любимым предметом его занЯтий. Ћт псалтырЯ он перешел к другим  частЯм
писаниЯ, перечитал много, что мог достать  из  тогдашнего  книжного  запаса,
вращавшегосЯ в русском читающем обществе. ќто был начитаннейший москвич  XVI
в.  Ќедаром  современники  называли  его  "словесной  мудрости  ритором".  Ћ
богословских предметах он любил беседовать, особенно за обеденным столом,  и
имел, по словам  летописи,  особливую  остроту  и  памЯть  от  божественного
писаниЯ. ђаз в 1570 г. он устроил в своих  палатах  торжественную  беседу  о
вере с пастором польского посольства чехом-евангеликом ђокитой в присутствии
посольства,  боЯр   и   духовенства.   ‚   пространной   речи   он   изложил
протестантскому богослову обличительные пункты против его учениЯ и  приказал
ему  защищатьсЯ  "вольно  и  смело",  без  всЯких  опасений,  внимательно  и
терпеливо выслушал  защитительную  речь  пастора  и  после  написал  на  нее
пространное  опровержение,  до  нас  дошедшее.  ќтот  ответ   царЯ   местами
отличаетсЯ живостью и образностью. Њысль не всегда  идет  прЯмым  логическим
путем, натолкнувшись на трудный предмет, туманитсЯ или сбиваетсЯ в  сторону,
но порой обнаруживает большую диалектическую  гибкость.  ’ексты  писаниЯ  не
всегда приводЯтсЯ кстати, но очевидна обширнаЯ начитанность автора не только
в писании и отеческих творениЯх, но и в  переводных  греческих  хронографах,
тогдашних русских учебниках всеобщей истории. ѓлавное, что читал он особенно
внимательно, было духовного содержаниЯ; везде находил он н отмечал одни и те
же мысли и образы, которые отвечали его настроению, вторили его  собственным
думам. Ћн читал и перечитывал любимые места, и они неизгладимо врезывались в
его памЯть. Ќе менее иных нынешних записных ученых €ван любил пестрить  свои
сочинениЯ цитатами кстати и некстати. ‚ первом письме к кнЯзю  Љурбскому  он
на каждом шагу вставлЯет отдельные  строки  из  писаниЯ,  иногда  выписывает
подрЯд целые главы из ветхозаветных пророков  или  апостольских  посланий  и
очень часто без всЯкой нужды искажает библейский текст. ќто  происходило  не
от небрежности в списывании, а от того, что €ван, очевидно, выписывал цитаты
наизусть.
     €„…џ  ‚‹Ђ‘’€.  ’ак  рано  зародилось  в   голове   €вана   политическое
размышление - занЯтие, которого не знали  его  московские  предки  ни  среди
детских игр, ни в деловых заботах зрелого возраста. ЉажетсЯ, это занЯтие шло
втихомолку, тайком от окружающих, которые долго  не  догадывались,  в  какую
сторону направлена встревоженнаЯ мысль молодого государЯ,  и,  вероЯтно,  не
одобрили бы его усидчивого вниманиЯ к книгам, если бы догадались. ‚от почему
они так удивились, когда в 1546 г. шестнадцатилетний €ван вдруг заговорил  с
ними о том, что он  задумал  женитьсЯ,  но  что  прежде  женитьбы  он  хочет
поискать прародительских обычаев, как прародители его, цари и великие кнЯзьЯ
и сродник его ‚ладимир ‚севолодович Њономах на царство, на великое  кнЯжение
садились.  Џораженные  неожиданностью  дум   государЯ,   боЯре,   прибавлЯет
летописец, удивились, что государь так молод, а уж  прародительских  обычаев
поискал. Џервым помыслом €вана при выходе из  правительственной  опеки  боЯр
было принЯть титул царЯ  и  венчатьсЯ  на  царство  торжественным  церковным
обрЯдом. Џолитические думы царЯ вырабатывались  тайком  от  окружающих,  как
тайком складывалсЯ его сложный характер. ‚прочем, по его сочинениЯм можно  с
некоторой точностью восстановить ход его политического  самовоспитаниЯ.  …го
письма к кнЯзю Љурбскому - наполовину политические трактаты о царской власти
и  наполовину  полемические  памфлеты  против  боЯрства  и  его  притЯзаний.
Џопробуйте бегло перелистать его первое длинное-предлинное  послание  -  оно
поразит  вас  видимой  пестротой  н  беспорЯдочностью   своего   содержаниЯ,
разнообразием книжного материала, кропотливо  собранного  автором  и  щедрой
рукой рассыпанного по этим нескончаемым страницам. —его тут нет, каких имен,
текстов и примеров! „линные и короткие выписки из свЯтого  писаниЯ  и  отцов
церкви, строки и целые главы из ветхозаветных  пророков  -  ЊоисеЯ,  „авида,
€саии, из новозаветных  церковных  учителей  -  ‚асилиЯ  ‚еликого,  ѓригориЯ
Ќазианзина, €оанна ‡латоуста, образы из классической  мифологии  и  эпоса  -
‡евс, Ђполлон, Ђнтенор, ќней - рЯдом с библейскими  именами  €исуса  Ќавина,
ѓедеона, Ђвимелеха,  €евффаЯ,  бессвЯзные  эпизоды  из  еврейской,  римской,
византийской  истории  и  даже  из  истории  западноевропейских  народов  со
средневековыми именами ‡инзириха вандальского, готов, савроматов, французов,
вычитанными из хронографов, и, наконец, порой невзначай брошеннаЯ  черта  из
русской летописи - и все это, перепутанное, переполненное  анахронизмами,  с
калейдоскопической  пестротой,  без  видимой  логической  последовательности
всплывает и исчезает перед читателем, повинуЯсь прихотливым поворотам  мысли
и воображениЯ автора, и всЯ эта, простите за выражение, ученаЯ каша сдобрена
богословскими или политическими афоризмами,  настойчиво  подкладываемыми,  и
порой посолена тонкой иронией или жестким, иногда  метким  сарказмом.  ЉакаЯ
хаотическаЯ памЯть, набитаЯ набором всЯкой  всЯчины,  подумаешь,  перелистав
это послание. Ќедаром кнЯзь Љурбский назвал письмо €вана  бабьей  болтовней,
где тексты писаниЯ переплетены с речами о женских телогреЯх и о постелЯх: Ќо
вникните  пристальнее  в   этот   пенистый   поток   текстов,   размышлений,
воспоминаний, лирических отступлений, и вы без труда уловите основную мысль,
котораЯ красной нитью  проходит  по  всем  этим,  видимо,  столь  нестройным
страницам. ‘  детства  затверженные  автором  любимые  библейские  тексты  и
исторические примеры все отвечают на одну  тему  -  все  говорЯт  о  царской
власти, о ее  божественном  происхождении,