торую он вынужден был
оставить одну на нсостывшем пепелище родной деревни. …й теперь все времЯ
нужна помощь, думал он, а защиты искать будет не у кого, кроме чужих людей; и
слезы его иссЯкали от отчаЯниЯ. ’ут с телеги доноситсЯ душераздирающий крик,
”едор бросаетсЯ к жене и находит ее без чувств: кто-то из солдат охраны только
что унес его ребенка.
     -- —то ты делаешь? -- кричит отец, обезумев от боли.
     -- •очу положить его тут, у дороги, пусть кто-нибудь похоро* нит; он же
умер, ты что, не видишь? -- отвечает казак.
     -- Ђ Я хочу увезти его с собой!
     -- Ќечего.
     ‚ эту минуту сбегаютсЯ на шум другие солдаты и хватают ”едора; уступаЯ
насилию, он поначалу впадает в оцепенение, потом плачет, умолЯет:
     -- Ћн не умер, он просто в забытьи, позвольте мне его поцеловать,-- твердит
он, рыдаЯ,-- обещаю, что если сердце у него не бьетсЯ, Я не возьму его с собой.
Њожет быть, и у вас есть сын, и у вас есть отец, так сжальтесь надо мною,-- просит
несчастный юноша, сраженный столькими ударами судьбы. ‘мЯгчившись, казак
отдаст ему ребенка; но стоит отцу прикоснутьсЯ к его ледЯному телу, как волосы
его встают дыбом; он оглЯдываетсЯ крутом, взглЯд его встречаетсЯ с одушевленным
свыше взором Љсении -- ничто на свете, ни горе, ни несправедливость, ни смерть,
ни безумие не в силе воздвигнуть преграду между двумЯ сердцами, рожденными,
чтобы понимать друг друга: то ЃожьЯ волЯ.
     ”едор делает Љсении знак, солдаты почтительно расступаютсЯ перед бедной
сумасшедшей, та подходит и принимает из рук отца тельце ребенка, но по-
прежнему не произносит ни слова. „очь ’еленева молча снимает с себЯ платок,
отдает его ”едору, а потом сжимает в объЯтиЯх младенца. Ѓлагоговейно держа
свою ношу, она стоит неподвижно до тех пор, покуда ее возлюбленный брат, сидЯ-
щий между плачущей матерью и умирающей женой, не скрываетсЯ из виду
навсегда. Ћна долго провожает глазами обоз ссыльных мужиков; наконец, когда
последнЯЯ повозка исчезает на дороге, ведущей в ‘ибирь, и она остаетсЯ одна, она
уносит с собой ребенка и принимаетсЯ играть с его хладными останками и
ухаживать з",| ними с величайшей изобретательностью и нежностью.
     -- ‡начит, он не умер! -- говорили окружающие. -- Ћн воскреснет, она его
воскресит!..
     .0 сила любви!.. кто положит тебе предел?
330


     Џисьмо восемнадцатое
Њать ”едора не уставала винить себЯ за то, что не сумела удержать Љсению в
хижине сумасшедшего старика.
     -- Џо крайней мере ей бы не пришлось смотреть на казнь отца, -- твердила
добраЯ …лизавета.
     -- ‚ы бы сохранили ей рассудок, и она страдала бы еще больше,-- отвечал
матери ”едор, и оба снова погружались в угрюмое молчание.
ЃеднаЯ старуха долго и, казалось, безропотно сносила все;
ни резнЯ, ни пожар не исторгли из груди ее ни единой жалобы;
но когда ей, вместе с другими жителЯми ‚ологды, пришлось в наказание ехать в
ссылку, покинув избу, где родилсЯ ее сын, где умер отец ее сына, когда ее
разлучили с умалишенным братом, мужество оставило ее: вконец обессилев, она
цеплЯлась за бревна избы, целовала их, в отчаЯнии вырывала из щелей
пропитанный дегтем мох. †енщина эта, не жалуЯсь, потерЯла все, но разлука с
семейным очагом сделала ее безутешной. ‚ конце концов ее оттащили и привЯзали
к телеге, где, как мы видели, оплакала она новорожденного сына своего дорогого
”едора.
     ’рудно поверить, но заботы Љсении, ее животворное дыхание, быть может, ее
молитва вернули к жизни ребенка, которого ”едор считал погибшим. ЃлагодарЯ
этому чуду нежности или набожности чужаки-северЯне, присланные, чтобы
заселить пустынные развалины ‚ологды, почитают Љсению как свЯтую.
„аже те, кто считает ее сумасшедшей, никогда бы не осмелились забрать у нее
ребенка брата; никому и в голову не приходит отнимать у нее драгоценную, у
смерти похищенную добычу. ќто чудо, сотворенное любовью, послужит
утешением ссыльному отцу, и сердце его еще откроетсЯ длЯ счастьЯ, когда он
узнает, что сын его спасен, и спасен ею!!
     Џо пЯтам за Љсенией ходит коза; она кормит ребенка. €ногда можно видеть
словно ожившую картину: дева-мать сидит на солнышке близ черных развалин
родной усадьбы и братски улыбаетсЯ сыну своей души, ребенку ссыльного.
‘ чисто девичьей грацией она качает малыша на коленЯх, и воскресшее дитЯ с
ангельской радостью обращает к ней свою непередаваемую улыбку. ‘ама о том не
подозреваЯ, она перешла от милосердиЯ к любви, от любви к безумию, а от безумиЯ
к материнству; Ѓог хранит ее; ангел и безумнаЯ целуютсЯ, парЯ над юдолью плача
     -- так перелетные птицы встречаютсЯ за облаками.
€ногда вдруг чудитсЯ, что ее посещает какое-то мЯгкое печальное
воспоминание: тогда уста ее, бесчувственное эхо минувшего, машинально шепчут
загадочные слова, единственное и высшее выражение ее жизни, и смысла этих слов
не постичь никому из новых обитателей ‚ологды: "’ак значит, он любил менЯ!"
331


     Ђстольф де Љюстин
ђоссиЯ в 1839 году
     ЉЋЌ…– €‘’Ћђ€€ ’…‹…Ќ…‚Ђ
Ќи русский поэт, ни Я не остановились перед тем, чтобы отнести к Љсении
слова "дева-мать"; ни он, ни Я не считаем, что чем-либо оскорбили возвышенный
стих католического поата:
     Ћ дева-мать, Ќочь своего же сына *
или осквернили глубочайшую тайну, обозначенную им в столь кратких словах.
•* "ђай" „анте, песнь XXXIII, 1-й стих.


        Џ€‘њЊЋ „…‚џ’ЌЂ„–Ђ’Ћ…
Џетербург в отсутствие императора.-- Џогрешности архитекторов.-- †енщины редки на
петербургских улицах. -- ѓосударево око. -- ‚олнение придворных. -- Њетаморфозы. --
Ћсобенный склад русского честолюбиЯ.-- ‚оенный дух.-- Ќеобходимость, которой
подчинЯетсЯ даже император.-- —ин.-- „ух сего установлениЯ.-- Џетр I.-- …го понимание
чина.-- ђоссиЯ превращаетсЯ в полк. -- „ворЯнство уничтожено. -- Ќиколай более русский,
чем Џетр I. -- —ин разделЯетсЯ на четырнадцать классов. -- ‚ чем преимущество человека,
принадлежащего к последнему классу. -- ‘оответствие гражданских классов воинским
званиЯм. -- Џродвижение по службе зависит единственно от воли императора.--
“дивительнаЯ сила честолюбиЯ.-- …го последствиЯ.-- Њысль, подчинившаЯ себе русский
народ.-- ђазличные мнениЯ относительно будущего зтой империи.-- ‚зглЯд на характер
русского народа.-- ‘равнение между простолюдинами в Ђнглии, во ”ранции и в ђоссии. --
Ѓедственное положение русского солдата. -- Ћпасность, которой подвергаетсЯ …вропа.--
ђусское гостеприимство.-- Љакова его цель.-- ‡атруднениЯ, какие вызывает желание
осмотреть что-либо самостоЯтельно. -- ”ормальности, считающиесЯ изъЯвлением
учтивости. -- ЏамЯть о ‚остоке. -- ‹ожь по необходимости. -- ‚оздействие способа
правлениЯ на национальный характер. -- ђодство русских с китайцами. -- Ћправдание
неблагодарности. -- Њанеры людей, приближенных ко двору. -- Џредубеждение русских
против иностранцев. -- ђазличие между русским и французским характером. -- ‚сеобщаЯ
недоверчивость. -- ‘лова Џетра ‚еликого о характере своих подданных. -- ‚изантийцы.--
‘уждение Ќаполеона.-- ‘амый искренний человек во всей империи.-- €спорченные
дикари.-- ЊаниакальнаЯ приверженность к путешествиЯм.-- Ћшибка Џетра ‚еликого,
которую повторЯли и его преемники.-- €мператор Ќиколай единственный попыталсЯ ее
исправить.-- „ух его царствованиЯ.-- Ћстрота г-на де ла ”ерронне.-- “дел государей.--
ЃессмысленнаЯ архитектура.-- Љрасота и польза петербургских набережных.-- Ћписание
Џетербурга, сделанное ‚ебером в iyi8 году.-- ’ри площади, сливающиесЯ в одну.-- ‘обор
‘вЯтого €саака.-- Ћтчего государи чаще, нежели народы, ошибаютсЯ, выбираЯ место длЯ
городов.-- Љазанский собор.-- ѓреческое суеверие.-- –ерковь в ‘мольном.-- †енскаЯ кон-
грегациЯ с военным уставом.-- ’аврический дворец.-- ЂнтичнаЯ ‚енера.-- „ар папы
Љлимента XI Џетру I.-- ‘оображениЯ по этому поводу.-- ќрмитаж.-- ЉартиннаЯ
галереЯ.-- €мператрица …катерина.-- Џортреты, написанные г-жой ‹ебрен.-- “став
кружка, собиравшегосЯ в ќрмитаже, который был составлен императрицей …катериной Џ.
Џетербург, i августа 1839 года
     Љогда Я последний раз писал вам, Я обещал, что не вернусь во ”ранцию,
покуда не доберусь до Њосквы; с тех пор вы не можете
333


     Ђстольф де Љюстин ђоссиЯ
в 1839 году
     думать ни о чем другом, кроме этого легендарного города -- легендарного вопреки
историческим фактам *. € в самом деле, пускай название "Њосква" звучит весьма
современно и вызывает в памЯти достовсрнейшие событиЯ нашего столетиЯ,--
удаленность бывшей столицы и величие этих событий придают ей поэтичность, как
никакому другому городу. ‚ этих эпических сценах есть нечто величественное и
странным образом контрастирующее с духом нашего века, века геометров и
торговцев ценными бумагами. ’ак что Я с огромным нетерпением жду, когда
окажусь в Њоскве: такова теперь цель моего путешествиЯ; Я выезжаю через два днЯ,
однако в эти дни буду писать вам прилежней, чем когда-либо, ибо непременно хочу
представить сколько возможно полную картину сей обширной и ни на что не
похожей империи.
     ‚ы не можете даже вообразить, насколько печальное зрелище ЯвлЯет собой
Џетербург в отсутствие императора; город сей, по правде говорЯ, и в другое времЯ
не назовешь веселым; но лишившись двора, он превращаетсЯ в пустыню, -- к тому
же, как вы знаете, ему постоЯнно грозит гибелью морскаЯ стихиЯ. € вот нынче
утром, прогуливаЯсь по его безлюдным набережным и опустевшим променадам, Я
говорил себе: "‡начит, Џетербург скоро затопит; люди бежали из него, и вода
возвратитсЯ на свое законное место-- на болото; на сей раз природа воздала по
заслугам ухищрениЯм искусства". Ќичего подобного: Џетербург вымер, потому что
император отбыл в Џетергоф -- вот и все.
     Њоре выталкивает воды Ќевы, и они поднимаютсЯ так высоко, а берега ее так
низки, что широкое, с бесконечным множеством рукавов устье похоже на
застывшее наводнение, на трЯсину,-- рекой Ќеву называют за недостатком более
точного определениЯ. Ќева в Џетербурге -- это уже море; выше по течению это
водоспуск длиною в несколько лье, сток ‹адожского озера, воды которого текут по
нему в ”инский залив.
     ‚ ту пору, когда возводились петербургские набережные, у русских царила
мода на низкие зданиЯ -- мода весьма неразумнаЯ длЯ страны, где высота стен
уменьшаетсЯ на шесть футов из-за снега, покрывающего землю восемь месЯцев в
году, и где ни одна возвышенность не сообщает пейзажу живописности и не
нарушает ровного круга -- недвижной линии горизонта, обрамлЯющей города,
плоские, как морскаЯ гладь.
     ‘ерое небо, стоЯчаЯ вода, пагубный длЯ жизни климат, топкаЯ почва
бесплодной, слЯкотной низины, монотоннаЯ, плоскаЯ равнина, где землЯ похожа на
воду чуть более темного оттенка, -- лишь поборов все эти неприЯтные
обстоЯтельства, человек мог придать живописность Џетербургу и его окрестностЯм.
Ѓез сомнениЯ, толькб прихоть, прЯмо противоположнаЯ чувству прекрасного, могла
пону-
     • ‘лова оти -- ответ на письмо, полученное из Џарижа. 334


     Џисьмо девЯтнадцатое
     дить кого-то расположить рЯдами на ровной поверхности очень плоские
сооружениЯ, едва выступающие из болотного мха. ‚ юности Я приходил в восторг,
стоЯ у подножиЯ гористых берегов Љалабрии:
     передо мной был пейзаж, все линии которого, за исключением морЯ, были
вертикальными. ‡дешнЯЯ же землЯ, наоборот,-- плоскость, очерченнаЯ абсолютно
горизонтальной линией, что проведена между небом и водой. „ома, дворцы и
присутственные места, стоЯщие по берегам Ќевы, кажетсЯ, почти сливаютсЯ с
землей, или, вернее, с морем; среди них есть и одноэтажные, а самые высокие -- в
три этажа: на вид все они как будто расплющены. Љорабельные мачты вздымаютсЯ
выше крыш; крыши эти крыты железом и покрашены, отсюда их чистота и
легкость; но их сделали очень плоскими, на итальЯнский манер -- и снова вопреки
здравому смыслу! „лЯ стран, где много снега, годЯтсЯ лишь островерхие крыши. ‚
ђоссии вас на каждом шагу поражают последствиЯ непродуманного
подражательства.
     Њеж четырехугольных зданий Якобы романской архитектуры взору вашему
открываютсЯ обширные проемы, прЯмые и пустынные;
они именуютсЯ улицами; с виду они нисколько не похожи на южные, несмотрЯ на
обрамлЯющие их классические колоннады. ‚етер беспрепЯтственно гулЯет по этим
дорогам, спрЯмленным и широким, словно аллеи внутри военного лагерЯ.
Џечальный вид города еще усиливаетсЯ от того, что здесь редко встретишь
женщин. ’е, что недурны собой, никогда не ходЯт пешком. ‹юди богатые, если им
захочетсЯ пройтись, не преминут взЯть с собой лакеЯ, чтобы он сопровождал их, --
обычай, имеющий в основании осмотрительность и необходимость.
Ћдному императору под силу заселить это скучное место, один только он
способен создать толпу на этом бивуаке, что немедлЯ опустеет, как только его
покинет господин. ‚ механизмы вдыхает он живописную страсть и мысль; короче,
это чародей, чье присутствие пробуждает ђоссию, а отсутствие погружает в сон:
едва двор покидает Џетербург, как великолепнаЯ столица превращаетсЯ в зритель-
ный зал после спектаклЯ. €мператор -- это зажженнаЯ лампа. Џо возвращении из
Џетергофа Я не узнаю Џетербург; четыре днЯ назад Я уезжал из совсем другого
города -- но когда бы нынче ночью император возвратилсЯ, наутро все то, что
теперь нагонЯет скуку, пробуждало бы живейший интерес. Ќадобно быть русским,
чтобы понимать могущество государева ока: это нечто совсем иное, нежели око
влюбленного, о котором говорил ‹афонтен.
     ‚ы думаете, девушка в присутствии императора думает о своих сердечных
делах? ‚ы ошибаетесь: она думает, как добитьсЯ повышениЯ длЯ брата; старуха,
едва ощутив близость двора, забывает о своих недугах; пускай у нее нет семьи и ей
не о ком печьсЯ -- неважно, ведь царедворством занимаютсЯ ради удовольствиЯ,
раболепствуЯ бескорыстно, так, как игрок бескорыстно любит игру ради
335


     Ђстольф де Љюстин
ђоссиЯ в 1839 году
     самой игры. “ лести нет возраста. € вот, стрЯхнув с себЯ бремЯ прожитых лет, эта
морщинистаЯ кукла утрачивает и достоинство, отличающее старость: никто не
сжалитсЯ над суетливой дрЯхлостью, ибо она смешна. Џод конец жизни следовало
бы особенно прилежно исполнЯть то, чему учит нас времЯ,-- а оно учит нас
великому искусству отречениЯ. Ѓлаженны люди, с юных лет умевшие извлечь
пользу из этих наставлений!.. отречение есть доказательство душевной силы:
отказатьсЯ по своей воле, прежде чем потерЯть по чужой -- вот в чем кокетство
старости.
     “ придворных оно не в ходу, так что в Џетербурге к нему прибегают реже, чем
где бы то ни было. ђезвые старушки представлЯютсЯ мне настоЯщим бедствием длЯ
русского двора. ‘олнце государевой милости слепит честолюбцев, и особенно
честолюбцев в юбке; из-за него они не видЯт истинной своей выгоды, а она в том,
чтобы, скрываЯ убожество души, не уронить своего достоинства. ђусские же
придворные, подобно свЯтошам, не знающим ничего, кроме Ѓога, похвалЯютсЯ
нищетою духа: они ничем не гнушаютсЯ и в открытую занимаютсЯ своим ремеслом.
‚ этой стране льстец играет, выложив карты на стол, и, что самое удивительное,
используЯ всем известные приемы, умудрЯетсЯ еще и выигрывать! ‚ присутствии
императора больной водЯнкой начинает дышать, парализованный старик обретает
проворство, не остаетсЯ ни одного больного, ни единого подагрика, ни пылкого
влюбленного, ни падкого до развлечений юноши, ни острого на Язык мыслителЯ --
человека не остаетсЯ вообще!!! ќто пощечина всему роду человеческому. „ушу
этим подобиЯм людей заменЯют остатки скупости и тщеславиЯ, поддерживающие
их вплоть до самой кончины; двумЯ этими страстЯми живет любой двор, однако
здесь они вовлекают своих жертв в какое-то военное состЯзание -- все этажи
общества объЯты упорЯдоченным соперничеством. ЏоднЯтьсЯ еще на ступень в
ожи-" дании лучшего -- вот единственный помысел этой увешанной Ярлыками
толпы.
     Ќо какой же наступает всеобщий упадок сил, когда звезда, приводЯщаЯ в
движение все эти атомы, заходит за горизонт! Џеред вами словно ночнаЯ роса,
падающаЯ в пыль, или монахини ђоберта „ьЯвола, что возвращаютсЯ в свои
гробницы -- ждать сигнала к новому хороводу.
Џоскольку ум у всех и каждого направлен на продвижений по службе, любаЯ
беседа становитсЯ невозможной: глаза вели* косветских русских -- дворцовые
подсолнухи; русские говорЯт с ва^ ми, не придаваЯ произносимым словам никакого
значениЯ,-- взор же их остаетсЯ по-прежнему прикован к солнцу монаршей ми2
лости.
     Ќе думайте, что в отсутствие императора беседа становитсЯ более свободной:
он всегда стоит перед внутренним взором, так что в подсолнух превращаютсЯ не
глаза, но мысль. Ћдним словом, длЯ
     ‡‡б


     Џисьмо девЯтнадцатое
     этого несчастного народа император -- это ѓосподь Ѓог, это сама жизнь и сама
любовь. €менно в ђоссии следовало бы без устали твердить молитву мудреца:
"ѓосподи, храни менЯ от власти пустЯков!"
     Њожете ли вы себе представить, чтобы всЯ жизнь человека
свелась к надежде поклонитьсЯ государю в благодарность за один его взглЯд? Ѓог
вложил чересчур много страстей в сердце человеческое длЯ того употреблениЯ,
какое этому сердцу находЯт
     здесь.
…сли случаетсЯ мне поставить себЯ на место того единственного
человека, за кем тут признают право жить свободным, Я трепещу за него. —то за
ужаснаЯ роль -- играть роль провидениЯ длЯ шестидесЯти миллионов душ! ќто
божество, порождение политического суевериЯ, стоит перед выбором из двух
возможностей: либо доказать свою человеческую природу и дать себЯ уничтожить,
либо двинуть членов своей секты на завоевание мира, дабы подтвердить свою
божественность; оттого-то в ђоссии всЯ жизнь становитсЯ
школой честолюбиЯ.
     Ќо какой же путь пришлось проделать русским, дабы достигнуть подобного
самоотречениЯ? Љаким из имеющихсЯ у человека средств можно было получить
такой политический результат? каким? вот каким: это средство -- чин; чин есть
гальванизирующаЯ сила, видимость жизни тел и умов, это страсть, что переживет
любую другую!.. џ показал вам воздействие чина, теперь самое времЯ объЯснить,
что он собой представлЯет.
     —ин -- это нациЯ, разделеннаЯ на полки, это военное положение, на которое
переведено все общество, и даже те его классы, что освобождены от воинской
службы. Ћдним словом, это деление гражданского населениЯ на классы,
соответствующие армейским званиЯм. ‘ тех пор, как была установлена эта
иерархиЯ званий, человек, в глаза не видевший учений, может сделатьсЯ
полковником.
     Џетр ‚еликий, к которому неизменно приходитсЯ обращатьсЯ, чтобы понЯть
нынешнюю ђоссию, -- так вот, Џетр ‚еликий, наскучив некоторыми
национальными предрассудками, в чем-то походившими на аристократизм и
мешавшими ему в осуществлении его планов, пришел однажды к мысли, что
паства его чересчур много думает и чересчур независима; в стремлении устранить
сию помеху -- наиболее досадную длЯ ума активного и прозорливого в своей
области, но слишком узкого, чтобы осознать преимущества свободы, какую бы
пользу ни приносила она нациЯм и даже правителЯм их, -- сей великий мастер по
части произвола, со своим глубоким, но ограниченным пониманием вещей, не
придумал ничего лучшего, как поделить стадо, то есть страну, на различные
классы, не зависЯщие от имени отдельного человека, его происхождениЯ и славы
его рода;
     так, чтобы сын самого знатного в империи вельможи мог быть причислен к
низшему классу, а сын кого-нибудь из принадлежащих
337


     Ђстольф де Љюстин
ђоссиЯ в 1839 году
     ему крестьЯн -- возведен в один из первых классов, буде на то случитсЯ волЯ
императора. Џри таком разделении народа всЯкий человек получает место по
милости государЯ; вот как ђоссиЯ превратилась в полк из шестидесЯти миллионов
человек, вот это и есть чин -- величайшее из творений Џетра ‚еликого.
‚идите, как сей государь, причинивший своей поспешностью столько зла,
избавилсЯ в один день от вековых оков. ‘ей тиран, насаждавший добро и
возжелавший обновить свой народ, не ставил ни во что ни природу, ни историю, ни
прошлое людей, ни их характеры и жизнь. Џодобные жертвы позволЯют без труда
достичь великих результатов; Џетр I достиг их, но крайне дорогой ценой, а дела
столь великие редко бывают добрыми. Ћн отлично понимал, он лучше, чем кто-
либо, знал, что покуда в обществе существует дворЯнское сословие, деспотическаЯ
власть одного человека никогда не станет в нем абсолютной; и тогда он сказал себе:
чтобы осуществить мой способ правлениЯ, нужно уничтожить феодальный режим
без остатка, а лучший способ этого достигнуть -- превратить дворЯн в карикатуры,
подкупить знать, заставить ее зависеть от менЯ, то есть уничтожить; и тотчас
дворЯнство было если не разрушено, то по крайней мере превращено в нечто
совсем иное: новое учреждение отменило его, заместив, но не восполнив утраты. ‚
этой иерархии есть такие касты, в которые достаточно попасть, чтобы обрести
потомственное дворЯнство. ’аким-то образом Џетр ‚еликий -- которого Я бы
охотнее назвал Џетром ‘ильным,-- более чем на полвека опередив современные
революции, разделалсЯ с феодальной знатью. Ћна была у него, по правде сказать,
не такаЯ могущественнаЯ, как у нас, и очень скоро пала под тЯжестью
полугражданского-полувоенного учреждениЯ, из которого выросла нынешнЯЯ
ђоссиЯ. Џетр I обладал умом проницательным, но недальновидным. Ђ потому,
воздвигнув свою власть на одних развалинах, он не нашел ничего лучшего, как
использовать приобретенную необъЯтную силу длЯ того, чтобы с большей
легкостью обезьЯнничать, копируЯ европейскую цивилизацию.
’ворческий ум, прибегнув к тому образу действий, что усвоил себе этот
государь, сотворил бы совершенно иные чудеса. Ќо русскаЯ нациЯ, позже других
взошедшаЯ на великую сцену мира, гением своим избрала подражательство, а
орудием -- подмастерье плотника! Ѓудь во главе ее кто-нибудь менее
добросовестный, менее погруженный в детали, нациЯ эта заставила бы о себе
говорить -- правда, несколько позднее, зато длЯ пущей своей славы. ‚ласть ее,
будь она основана на внутренних потребностЯх, принесла бы миру пользу; покуда
она его только удивлЯет.
     Ќаследники сего законодателЯ в римском сагуме за столетие добавили к
беспомощной привычке подражать своим соседЯм еще и тщеславное намерение их
покорить. € вот ныне император Ќиколай наконец постиг, что ђоссии пришло
времЯ отказатьсЯ от заимст-
     338


     Џисьмо девЯтнадцатое
     вованиЯ чужеземных образцов ради господства над миром и его завоеваниЯ. Ћн
первый истинно русский государь, правЯщий ђоссией начинаЯ с €вана IV. Џетр I,
русский по своему характеру, не был русским в политике; Ќиколай, природный
немец, -- русский по
     расчету и по необходимости.
—ин состоит из четырнадцати классов, причем каждый класс имеет свои
особенные привилегии. —етырнадцатый -- самый низкий
класс.
     Ќиже него находЯтсЯ только крепостные, и единственное его
преимущество в том, что числЯтсЯ в нем люди, именуемые свободными. ‘вобода
их заключаетсЯ в том, что их нельзЯ побить, ибо ударивший такого человека
преследуетсЯ по закону. ‡ато всЯкий, кто принадлежит к этому классу, обЯзан
написать на двери номер своего класса, дабы не ввести в искушение либо в
заблуждение кого-либо из вышестоЯщих; тот, кто, пренебрегши этим извещением,
нанесет побои свободному человеку, становитсЯ преступником
и должен понести наказание.
     —етырнадцатый класс состоит из низших правительственных чиновников --
почтовых служащих, посыльных и прочих подчиненных, в чьи обЯзанности
входит передавать либо исполнЯть приказаниЯ вышестоЯщих начальников; он
соответствует званию унтер-офицера в императорской армии. ‹юди, включенные
в этот класс, служат императору, это уже не крепостные; у них есть чувство
собственного достоинства -- общественного, ибо человеческое достоинство, как
вы знаете, в ђоссии неведомо.
     Џоскольку всЯкий класс чина соответствует воинскому званию, армейскаЯ
иерархиЯ оказываетсЯ, так сказать, параллельной тому порЯдку, которому
подчинено государство в целом. Џервый класс расположен на вершине пирамиды
и состоит сейчас из одного-единственного человека -- фельдмаршала Џаскевича,
наместника
     царства Џольского.
Џродвижение каждого отдельного человека в чине зависит, повторЯю,
единственно от воли императора. ’ак что человек, поднЯвшись со ступени на
ступень до самого высокого положениЯ в этой искусственно устроенной нации,
может по смерти удостоитьсЯ военных почестей, никогда не служив ни в одном
роде войск.
     Ћ милости повышениЯ в чине никогда не просЯт, но домогаютсЯ
ее всегда.
     €менно в этом состоит страшнаЯ сила брожениЯ, которой пользуетсЯ глава
государства. ‚рачи жалуютсЯ, что не могут вызвать лихорадку у некоторых
пациентов, дабы излечить их от хронических болезней,-- царь же Џетр привил
лихорадку тщеславиЯ всему своему народу, дабы сделать его податливее и править
им по
     собственному усмотрению.
ЂнглийскаЯ аристократиЯ тоже не зависит от рождениЯ, ибо зиждитсЯ на двух
вещах, которые можно купить,-- должности
     339


     Ђстольф де Љюстин
     ђоссиЯ в 1839 году
и земле. Ќо если даже эта безвольнаЯ аристократиЯ до сих пор наделЯет корону
громадной властью, то каково же должно быть могущество господина, от которого
зависЯт все эти вещи вместе, и на бумаге, и на деле?
€з подобного общественного устройства проистекает столь мощнаЯ лихорадка
зависти, столь неодолимый зуд честолюбиЯ, что русский народ должен утратить
способность ко всему, кроме завоеваниЯ мира. џ все времЯ возвращаюсь к этому
намерению, ибо тот избыток жертв, на какие обрекает здесь "общество человека, не
может объЯснЯтьсЯ ничем иным, кроме подобной цели. ЃеспорЯдочное честолюбие
иссушает человеческое сердце, но оно в равной мере может истощить и ум, отбить
у нации способность к суждению настолько, чтобы она пожертвовала свободой
ради своей победы. Ќе знай Я этой задней мысли, пусть не высказываемой вслух,--
мысли, которой, быть может, не отдаваЯ себе в том отчета, повинуетсЯ множество
людей, Я бы почел историю ђоссии за необъЯснимую загадку.
’ут возникает главный вопрос: что такое эта мысль о завоевании,
составлЯющаЯ тайную жизнь ђоссии, -- приманка ли, способнаЯ более или менее
долго соблазнЯть грубый народ, или же в один прекрасный день ей суждено
воплотитьсЯ в действительность?
     ‘омнение это не покидает менЯ ни на минуту, и несмотрЯ на все свои усилиЯ,
ответа Я не нашел. ‚се, что Я могу сказать, -- это то, что с тех пор как Я в ђоссии,
будущее …вропы видитсЯ мне в черном цвете. Ћднако же совесть велит мне не
скрывать и того, что люди весьма мудрые и весьма опытные придерживаютсЯ
иного мнениЯ.
     ‹юди эти говорЯт, что Я преувеличиваю могущество ђоссии, что каждому
обществу предначертана своЯ судьба, что удел общества русского--
распространить свои завоеваниЯ на ‚осток, а затем распастьсЯ самому. “мы,
упорно не желающие верить в блестЯщее будущее славЯн, признают, как и Я, что
народ этот даровит и любезен; они соглашаютсЯ, что он восприимчив ко всему
живописному;
     они отдают должное его врожденной музыкальности и приходЯт к выводу, что
подобные склонности могут до определенной степени способствовать развитию
изЯщных искусств, но их недостаточно длЯ того, чтобы осуществились притЯзаниЯ
на мировое господство, которые Я приписываю русским или подозреваю у их
правительства. "ђусские лишены научного гениЯ,-- добавлЯют эти мыслители,-- в
них никогда не проЯвлЯлась способность к творчеству; ум их от природы ленив и
поверхностен, и если они и усердствуют в чем, то скорее из страха, чем из
увлечениЯ; страх придает им готовность пойти на все, набросать начерно что
угодно, но он же и мешает им продвинутьсЯ далеко по какой бы то ни было стезе;
гений, подобно геройству, по природе отважен, он живет свободой, тогда как
царство и сфера действиЯ у страха и рабства ограниченны -- как и у
посредственности, орудием которой они выступают. ђусские --
34њ


     Џисьмо девЯтнадцатое
хорошие солдаты, но скверные морЯки; они, как правило, более покорны, чем
изобретательны, более склонны к религии, чем к философии, в них больше
послушаниЯ, нежели воли, и мысли их недостает энергии, как душе их-- свободы*.
‘амое длЯ них трудное и наименее естественное -- это чем-то всерьез занЯть свой
разум и на чем-то сосредоточить свое воображение, так, чтобы найти ему полезное
применение; вечные дети, они смогут на какой-то миг одолеть всех с помощью
меча, но никогда с помощью мысли;
     а народ, которому нечего передать другим народам, тем, кого он хочет покорить,
недолго будет оставатьсЯ сильнейшим.
     „аже французские и английские крестьЯне физически крепче, нежели
обитатели ђоссии: русские более проворны, чем мускулисты, более свирепы, чем
энергичны, и более хитры, чем предприимчивы; в них есть некаЯ созерцательнаЯ
храбрость, но им недостает дерзости и настойчивости; их армиЯ, блистающаЯ на
парадах отменной дисциплиной и выправкой, состоит, за исключением нескольких
избранных частей, из людей, которых публике предъЯвлЯют в красивой форме, а за
стенами казарм содержат в грЯзи. –вет лица изможденных солдат выдает их
страданиЯ и голод -- ибо поставщики обворовывают этих несчастных, а те
получают слишком скудное жалованье, чтобы, тратЯ его частично на лучшую
пищу, удовлетворЯть свои потребности; обе турецкие кампании достаточно Ясно
Явили всем слабость этого колосса; короче говорЯ, у общества, не вкусившего при
рождении своем свободы, не знавшего иных политических потрЯсений, кроме
навеЯнных чужеземным влиЯнием, общества, неспокойного в самой сердцевине
своей, нет долговечного
     будущего...".
€з всего этого делаетсЯ вывод, что ђоссиЯ, мощнаЯ в своих
собственных пределах, наводЯщаЯ страх, покуда она боретсЯ лишь с азиатами,
сломает себе шею в тот самый миг, когда ей захочетсЯ сбросить маску и объЯвить
войну …вропе -- в подтверждение своей высокомерной дипломатии.
’аковы, насколько Я знаю, самые сильные доводы, что выдвигают против
моих опасений политические оптимисты. џ нисколько не ослаблЯл аргументацию
моих противников; менЯ они обвинЯют в том, что Я преувеличиваю опасность.
ѓоворЯ по правде, есть люди, и люди ничуть не менее достойные, которые
разделЯют мое мнение и неустанно корЯт оптимистов за слепоту, уговариваЯ их
признать зло, покуда оно еще не стало непоправимым. џ представил вам обе
стороны вопроса; теперь слово за вами -- ваше суждение будет иметь в моих
глазах большой вес; однако же предупреждаю: если ваш приговор будет отличен
от моего, Я все равно долго и упорно, покуда хватит сил, буду отстаивать свое
мнение, пытаЯсь найти наилучшие доводы длЯ его подкреплениЯ. џ вижу этого
колосса
     • ‘м. портрет русских в письме тридцать втором, из Њосквы.
341


     Ђстольф де Љюстин
ђоссиЯ в 1839 году
     вблизи, и мне трудно себе представить, чтобы сие творение божественного
Џромысла имело целью лишь ослабить азиатское варварство. Њне представлЯетсЯ,
что главное его предназначение -- покарать дурную европейскую цивилизацию
посредством нового нашествиЯ; нам непрестанно угрожает извечнаЯ восточнаЯ
тираниЯ, и мы станем ее жертвами, коли навлечем на себЯ эту кару своими
чудачествами и криводушием.
     ‚ы не ждете от менЯ исчерпывающего отчета о путешествии;
Я не пишу вам о множестве знаменитых либо просто интересных вещей, потому
что они не произвели на менЯ сильного впечатлениЯ;
мне хочетсЯ остатьсЯ свободным и описывать лишь то, что живо менЯ поражает.
ЋбЯзательные описаниЯ отбили бы у менЯ вкус к путешествиЯм: на свете довольно
каталогов, и мне не обЯзательно прибавлЯть к такому количеству цифр еще и
собственные перечни.
     ‡десь ничего нельзЯ осмотреть без церемоний и предварительной подготовки.
ЋтправитьсЯ куда бы то ни было, когда вам придет охота это сделать, -- вещь
невозможнаЯ; предвидеть за четыре днЯ, куда вас увлечет ваша фантазиЯ,-- все
равно что вовсе не иметь фантазии, однако, живЯ здесь, с этим в конце концов
приходитсЯ смиритьсЯ. ђусское гостеприимство, ощетинившеесЯ формальностЯми,
осложнЯет жизнь даже тем иностранцам, к которым здесь больше всего
благоволЯт; оно лишь приличный предлог, чтобы стеснить путешественника в
передвижениЯх и ограничить свободу его наблюдений. ‚ас чествуют, так сказать,
по русскому обычаю, и из-за этой прескучной учтивости наблюдателю нельзЯ
никуда пойти и ничего рассмотреть без провожатого; он никогда не остаетсЯ один,
а потому ему труднее судить обо всем самостоЯтельно -- но именно этого и не
хотЯт ему позволить. ‚ъезжаЯ в ђоссию, надо свою свободную волю оставить
вместе с паспортом на границе. ‚ам хочетсЯ взглЯнуть на достопримечательности
какого-нибудь дворца? к вам приставЯт камергера, который заставит вас отдать
должное всему дворцу, сверху донизу, и присутствием своим вынудит раз-
глЯдывать всЯкую вещь в подробностЯх -- то есть на все смотреть его глазами и
восхищатьсЯ всем без разбору. ‚ам хочетсЯ пройтись по военному лагерю, весь
интерес которого длЯ вас -- в расположении бараков, в живописных мундирах, в
красивых лошадЯх, в солдатах, что устроились по своим палаткам? вас будет
сопровождать офицер, а то и генерал; в госпитале вашим проводником будет
главный врач;
     крепость вам покажет -- вернее, вежливо ее от вас скроет -- комендант; директор
или инспектор школы либо иного публичного учреждениЯ, уведомленный заранее
о вашем визите, встретит вас во всеоружии и отлично подготовитсЯ к ответам на
все вопросы, чтобы не боЯтьсЯ вашего осмотра; архитектор, выстроивший здание,
сам проведет вас по всем его частЯм и сам объЯснит все, о чем вы не спрашивали,
     -- дабы утаить то, что вам интересно узнать.
‚се эти восточные церемонии приводЯт к тому, что, дабы не
342


     Џисьмо девЯтнадцатое
тратить все свое времЯ на испрашивание разрешений, вы отказываетесь от мысли
повидать очень многое из того, что хотели: вот вам и первое их преимущество!..
‹ибо, если любопытство ваше настолько сильно, что заставлЯет упорно досаждать
людЯм, вы по крайней мере будете вести свои разысканиЯ под таким пристальным
наблюдением, что они не принесут никакого результата; вы будете иметь дело
только с начальниками так называемых публичных заведений, и только
официально; вам оставЯт только свободу изъЯснЯть законной власти свое
восхищение, продиктованное вежливостью, осмотрительностью и благодарностью,
до которой русские весьма ревнивы. ‚ам ни в чем не отказывают, но повсюду
сопровождают:
     вежливость здесь превращаетсЯ в разновидность слежки.
‚от так вас и тиранЯт, под тем предлогом, что оказывают вам честь. ’аков
удел избранных путешественников. —то же до путешественников, не имеющих
покровителей, то они вовсе ничего не видЯт. ‘трана эта так устроена, что ни один
иностранец не может разъезжать по ней не только беспрепЯтственно, но даже
просто безопасно без прЯмого вмешательства представителей власти. Ќадеюсь, вы
узнаЈте восточные нравы и восточную политику, что скрываютсЯ здесь под маской
европейской воспитанности. ‘оюз ‡апада и ‚остока, с последствиЯми которого
сталкиваешьсЯ на каждом шагу,-- отличительнаЯ черта русской империи.
ЌедоцивилизациЯ везде создает формальности; цивилизациЯ утонченнаЯ
уничтожает их; это как высшаЯ учтивость, которой чужда всЯкаЯ натЯнутость.
ђусские до сих пор верЯт в действенность лжи; и мне странно видеть .это
заблуждение у людей, столько раз к ней прибегавших... Ќе то чтобы их ум был
недостаточно тонок или проницателен; но в стране, где власть до сих пор не
понЯла преимуществ свободы даже длЯ себЯ самой, люди подвластные поневоле
пугаютсЯ ближайших последствий искренности, создающей иной раз некоторые
неудобства. Ќе могу не твердить каждую минуту: все здесь, и народ, и сильные
мира сего, вызывают в памЯти византийцев.
     Ѓыть может, Я не испытываю достаточной благодарности за те показные
заботы, какими русские окружают всЯкого известного чужестранца; просто Я вижу
их потаенные мысли и, сам того не желаЯ, говорю себе: все это усердие --
проЯвление не столько благожелательства, сколько скрытого беспокойства.
Ћни хотЯт, следуЯ благоразумному предписанию Њономаха *, чтобы
чужеземец удалилсЯ из страны довольный.
     Ќе то чтобы русскую нацию в целом заботило, что о ней говорЯт и думают,
нет; но несколько самых влиЯтельных родов снедаемы ребЯческим желанием
перекроить европейскую репутацию ђоссии.
     * ‘м. эпиграф к книге и "Љраткий отчет о путешествии".
343


     Ђстольф де Љюстин
ђоссиЯ в 1839 году
     ‡аглЯдываЯ еще дальше, приоткрываЯ завесу, какой любЯт здесь окутывать
любые предметы, Я обнаруживаю вкус к тайне ради самой тайны; это результат
привычки и сложившихсЯ нравов... ‘держанность здесь в порЯдке вещей-- как
неосторожность в Џариже.
     ‚ ђоссии повсюду властвует секрет -- административный, политический,
общественный; скрытность, полезнаЯ и бесполезнаЯ, умолчание об излишнем ради
того, чтобы умолчать о необходимом,-- таковы неизбежные плоды исконного
характера этих людей, упроченного воздействием здешнего образа правлениЯ.
‚сЯкий путешественник нескромен; за иностранцем с его вечным любопытством
надобно наивежливейшим образом приглЯдывать -- иначе он, чего доброго, увидит
вещи такими, каковы они есть, ведь это было бы в высшей степени неприлично.
Љороче, русские -- это перерЯженные китайцы; они не желают сознаватьсЯ, что
питают отвращение к наблюдателЯм из дальних стран, но если бы, подобно
настоЯщим китайцам, осмелились пренебречь упреком в варварстве, въезд в Џе-
тербург был бы нам заказан точно так же, как в Џекин: русские принимали бы к
себе только мастеровых людей, стараЯсь затем не отпустить работника обратно на
родину. ‚ы сами видите, отчего хваленое русское гостеприимство кажетсЯ мне не
столько лестным или трогательным, сколько досадным; под предлогом
покровительства менЯ свЯзывают по рукам и ногам; но из помех разного рода
невыносимее всего кажетсЯ мне та, на которую жаловатьсЯ Я не вправе.
Ѓлагодарность, которую Я испытываю за усердную заботу, предметом коей себЯ
ощущаю, есть благодарность насильно завербованного солдата: Я, человек прежде
всего независимый, то есть путешественник, все времЯ чувствую на себе иго --
моим мыслЯм стараютсЯ придать определенное направление... ‡десь не ведают
ничего, кроме учений, и умы совершают маневры наподобие солдат;
всЯкий вечер, возвращаЯсь к себе, Я себЯ ощупываю, чтобы понЯть, какой на мне
мундир, и делаю смотр своим мыслЯм, выЯснЯЯ их звание, ибо в этой стране все
идеи разбиты на классы в зависимости от положениЯ человека: находЯсь в
определенном звании, человек видит -- или притворЯетсЯ, что видит, -- вещи
определенным образом, и чем выше этот человек поднимаетсЯ, тем меньше он
думает, иными словами, тем меньше осмеливаетсЯ говорить.
џ всеми силами избегал завЯзывать с вельможами дружеские узы и
рассмотрел как следует только двор; мне не хотелось утратить свои права
независимого и нелицеприЯтного судьи, Я боЯлсЯ обвинений в неблагодарности или
в неверности; более же всего Я боЯлсЯ, как бы ответственность за мои личные
мнениЯ не легла на местных жителей. Ќо при дворе Я произвел смотр всему
обществу.
     Џервое, что поразило менЯ, -- это приверженность французское му тону при
отсутствии духа французской беседы. џ прекрасно видел за этим тоном русский ум,
колкий, саркастический, насмеш-
     344


     Џисьмо девЯтнадцатое
     ливый; в непринужденной беседе он показалсЯ бы мне забавным, но никогда не
внушил бы мне ни чувства безопасности, ни расположениЯ к себе. Ћднако ум свой
русские также скрывают от иностранцев. Џоживи Я здесь подольше, Я бы сорвал
маски с этих кукол: мне тошно смотреть, как они повторЯют все французские
ужимки. ‚ моем возрасте у притворства уже ничему не научишьсЯ; только одна
правда интересна всегда, ибо дает знание; только она всегда нова.
Џотому-то Я и старалсЯ как можно реже прибегать к гостеприимству людей из
высшего света; с менЯ вполне хватило неизбежного гостеприимства чиновников и
служащих всЯкого званиЯ; мне отвратительна их слежка, которую они пытаютсЯ
приукрасить патриархальным названием,-- это чистое лицемерие. ‘кажите, ведь
есть же страны, где гостеприимство еще не превратилось в неизбежный налог!
когда его оказывают там, оно ценитсЯ как особаЯ милость.
џ с самого начала приметил, что всЯкий русский простолюдин, от природы
подозрительный, ненавидит чужестранцев по невежеству своему, вследствие
национального предрассудка; затем Я обнаружил, что всЯкий русский из высшего
сословиЯ, не менее подозрительный, боитсЯ их, потому что почитает за врагов; он
заЯвлЯет: "‚се эти французы и англичане уверены, будто превосходЯт остальные
народы",-- русскому длЯ ненависти к иностранцу достаточно одной этой причины;
подобным образом во ”ранции провинциал опасаетсЯ парижанина. Ѓольшинством
русских в их отношениЯх с жителЯми других стран движут дикаЯ ревность и-
ребЯческаЯ зависть, которые, однако, ничем нельзЯ обезоружить; и поскольку эту
нерасположенность к общению вы ощущаете повсюду, то в конце концов, хоть и не
без сожалениЯ, сами начинаете испытывать то же недоверие, какое внушаете
другим. ‚ы заключаете, что если доверие неизменно остаетсЯ односторонним, то
это уже смахивает на обман, и с этой минуты становитесь холодны и сдержанны,
подобно людЯм, в сердцах которых вы читаете помимо своей и их воли.
‚о многих отношениЯх русский характер -- полнаЯ противоположность
немецкому. €менно поэтому русские утверждают, что они похожи на французов;
но подобие здесь чисто внешнее: души их, в глубине своей, нисколько не близки.
‚ы можете, коли вам так нравитсЯ, восхищатьсЯ в ђоссии восточной пышностью и
величием, можете изучать греческое коварство, -- но остерегайтесь искать там
галльской непосредственности, общительности, любезности, естественной длЯ
французов; признаюсь, еще меньше обнаружите вы здесь германского
чистосерде