пустошаютсЯ
до конца, и никто уже  не знает,  длЯ чего он живет,  где правда и добро его
жизни.  ‚се мы, нынешные  люди,  живем более или менее в  таком  сумасшедшем
обществе,  которое  существует  только,  как   ђоссиЯ   в   годы  революции,
<i>разбазариванием</i>  благ,  которые  когда-то,  в  тихих,  невидимых  мастерских
неприметно создали наши предшественники. Ђ  между  тем, каждый из нас, какое
бььиное дело  он ни делал, должен был бы часть своего времени затрачивать на
основное  дело  - на  накопление  внутри  себЯ  сил  добра, без которых  все
остальные  дела  становЯтсЯ бессмысленными или вредными. Ќаши политики любЯт
из  всего  дела  св.  ‘ергиЯ  ђадонежского  с одобрением  отмечать,  что  он
благословил рать „митриЯ  „онского и дал  ей двух монахов из  своей обители;
они забывают, что этому  предшествовали  десЯтилетиЯ упорного молитвенного и
аскетического  труда,  что  <i>этим</i>  трудом  были  добыты  духовные  богатства,
которыми питались в течение веков и доселе питаютсЯ  русские люди, и что без
него, как указывает  проницательный русский историк Љлючевский, русские люди
никогда не имели бы сил поднЯтьсЯ на борьбу с татарами. Њы рвемсЯ воевать со
злом, организовывать нашу жизнь, делать настоЯщее, "практическое" дело; и мы
забываем, что длЯ  этого нужны прежде  всего силы добра, которые нужно уметь
взрастить  и накопить  в  себе.  ђелигиозное, внутреннее  делание,  молитва,
аскетическаЯ  борьба  с  самим  собой  есть такой  неприметный основной труд
человеческой жизни, закладывающий  самый  ее фундамент. ќто  есть  основное,
первичное, единственное подлинное производительное человеческое дело. Љак мы
видели, все  человеческие стремлениЯ,  в конечном счете, в  последнем  своем
существе, суть стремлениЯ к  <i>жизни,</i> к полноте удовлетворенности, к обретению
света  и прочности бытиЯ. Ќо  именно поэтому, все внешние человеческие дела,
все способы внешнего  устроениЯ и упорЯдочениЯ жизни опираютсЯ на внутреннее
дело -- на осмысление жизни через духовное делание, через взращивание в себе
сил добра  и  правды, через  действенное вживание  человека  в Џервоисточник
жизни-Ѓога.

     €  далее:  хотЯ каждый человек, чтобы жить как  в физическом,  так и  в
духовном смысле, должен сам дышать и питатьсЯ и не может жить только за счет
чужого  труда,  но из этого  не следует, как  обычно думают, что  невидимое,
молчаливое делание есть работа длЯ себЯ одного, что в нем все люди разобщены
друг от друга и занЯты каждый только своим эгоистическим делом. Ќапротив, мы
уже видели, что люди разобщены  между собой на поверхности и свЯзаны в своей
глубине  и  что  поэтому  всЯкое  углубление  есть  тем  самым   расширение,
преодоление перегородок, отделЯющих людей друг от  друга.  Ќаше  отравленное
материализмом  времЯ совершенно утратило понЯтие  о вселенской,  космической
или, так  сказать,  магической силе молитв  и духовного подвига.  Ќам  нужны
смутные  и рискованные  чудеса оккультных  Явлений  и спиритических сеансов,
чтобы поверить,  как в "редкое исключение", что дух действует на расстоЯнии,
что сердца человеческие свЯзаны  между собою  еще  иным  способом, чем через
действие звуков  глотки  одного человека на барабанную  перепонку другого. ‚
действительности  - опыт молитв и духовного подвига  не только  тысЯчекратно
подтверждает  это  на частных  примерах,  но  и раскрывает сразу,  как общее
соотношение  -  духовнаЯ  сила   всегда  сверхъиндивидуальна,  и  ею  всегда
устанавливаетсЯ невидимаЯ  свЯзь  между людьми. Ћдинокий  отшельник  в своей
келье,  в  затворе,  не  видимый  и  неслышимый никем,  творит  дело,  сразу
действующее на жизнь  в целом и затрагивающее всех  людей; он делает дело не
только более производительное, но и более <i>общее,</i> более захватывающее людей и
влиЯющее  на них, чем  самый умелый митинговый оратор или газетный писатель.
Љонечно,  каждый  из  нас, слабых и  неумелых рЯдовых работников  в  области
духовного бытиЯ, не может рассчитывать на <i>такое</i> действие своего  внутреннего
деланиЯ; но, если мы  свободны  от  самомнениЯ, можем ли  мы рассчитывать на
большие результаты  и  в  области  внешнего  нашего  вмешательства  в жизни?
Џринципиальное  же соотношение остаетсЯ  здесь тем же самым; невозможное длЯ
людей возможно длЯ Ѓога, и никто наперед не знает, в какой мере  он способен
помочь  и  другим  людЯм  своей  молитвой,   своим  исканием  правды,  своей
внутренней  борьбой   с   самим  собой.  ‚о  всЯком  случае,   это  основное
человеческое  дело  действенного осмыслениЯ  жизни,  взращиваниЯ в  себе сил
добра  и  правды  есть  не только  одиночное  дело каждого в отдельности; по
самому  своему  существу,  по  природе  той  области  бытиЯ,  в  которой оно
совершаетсЯ, оно есть общее, соборное дело, в котором все люди свЯзаны между
собой в Ѓоге, и все - за каждого, и каждый - за всех.

     ’аково то  великое, единственное дело, с помощью которого мы действенно
осуществлЯем смысл жизни и в силу которого в  мире действительно совершаетсЯ
нечто существенное именно возрождение самой внутренней его ткани,  рассеЯние
сил зла  и наполнение мира  силами добра. ќто дело - подлинно метафизическое
дело  -  возможно  вообще  только потому,  что оно совсем  не  есть  простое
человеческое дело. —еловеку здесь принадлежит  только работа по  уготовлению
почвы,  произрастание  же совершаетсЯ  самим Ѓогом. ќто есть метафизический,
Ѓогочеловеческий  процесс,  в котором только соучаствует человек,  и  именно
потому  в  нем  может осуществитьсЯ  утверждение  человеческой жизни  на  ее
подлинном смысле.

     Ћтсюда становитсЯ понЯтной нелепость  иллюзии,  в которой мы пребываем,
когда мним,  что в  нашей  внешней  деЯтельности,  в работе,  протекающей во
времени и  соучаствующей во  временном изменении мира, мы  можем осуществить
нечто  абсолютное, достигнуть осуществлениЯ смысла жизни. ‘мысл жизни - в ее
утвержденности  в вечном,  он осуществлЯетсЯ,  когда  в  нас  и  вокруг  нас
проступает вечное  начало, он требует  погружениЯ жизни в это вечное начало.
‹ишь  поскольку наша жизнь и наш труд соприкасаютсЯ с вечным,  живут  в нем,
проникаютсЯ им, мы можем рассчитывать вообще на  достижение смысла жизни. ‚о
времени же все раздроблено и текуче; все, что рождаетсЯ во времени, по слову
поэта, заслуживает  и  погибнуть  во  времени. Џоскольку мы  живем только во
времени, мы живем  и только <i>длЯ времени,</i> мы им поглощены, и оно  безвозратно
уносит нас вместе со всем нашим  делом.  Њы живем  в части,  разъединенной с
целым, в  отрывке, который  не может не быть  бессмысленным. Џусть  мы,  как
соучастники  мира, обречены на  эту жизнь во времени, пусть даже  -  как это
ниже уЯснитсЯ - мы даже <i>обЯзаны</i> в ней  соучаствовать, но в этой нашей работе
мы достигаем и при  наибольшей удаче  только  относительных  ценностей и  ею
никак  не  можем   "осмыслить"  нашу  жизнь.  ‚се  величайшие  политические,
социальные   и  даже  культурные  перемены,   в   качестве  только   событий
исторической  жизни, в составе одного лишь временного мира, не совершают той
метафизической, <i>подземной</i> работы, котораЯ нам  нужна;  не  приближают  нас к
смыслу  жизни -  все равно, как все наши дела, даже важнейшие  и  нужнейшие,
совершаемые нами  <i>внутри</i> вагона поезда,  в котором мы едем,  ни  на  шаг  не
подвигают нас к цели, к которой мы движемсЯ. —тобы <i>существенно</i> изменить нашу
жизнь и  исправить ее, мы должны усовершенствовать ее сразу, как <i>целое;</i> а во
времени  она дана лишь по частЯм, и, живЯ во времени, мы живем лишь в малом,
преходЯщем ее отрывке. ђабота же над жизнью, как целым, есть  работа  именно
духовнаЯ, деЯтельность соприкосновениЯ с вечным, как сразу  целиком  данным.
’олько эта подземнаЯ, невидимаЯ миру работа приводит нас в соприкосновение с
теми недрами, в которых покоитсЯ чистое золото,  подлинно нужное  длЯ жизни.
…динственное  дело,  осмыслЯющее  жизнь  и  потому  имеющее   длЯ   человека
абсолютный  смысл,  есть,  следовательно,  не  что  иное,  как   действенное
соучастие  в Ѓогочеловечес-кой  жизни. € мы  понимаем  слова  ‘пасителЯ,  на
вопрос: "—то нам делать?", отвечавшего: "‚от дело Ѓожие, чтобы вы веровали в
’ого, Љого Ћн послал" (…в. €оанна 6.29).


     <i>VIII. Ћ „“•Ћ‚ЌЋЊ € Њ€ђ‘ЉЋЊ „…‹ЂЌ€€</i>

     Ќо как  же быть  со  всеми остальными  человеческими  делами, со  всеми
интересами нашей эмпирической жизни,  со всем тем, что отовсюду нас окружает
и заполнЯет  нашу  обычную  жизнь?  Ћсмысление жизни  должно  ли  искупатьсЯ
отречением  от всего земного, отказом от всего  ее эмпирического содержаниЯ?
‹юбовь, семьЯ, заботы о ежедневном пропитании, а также те блага,  которые мы
обычно считаем объективно-ценными и которым посвЯщаем нашу жизнь, отдаваЯ ее
на  служение  им-наука, искусство, справедливость в человеческих отношениЯх,
судьба  родины - остаютсЯ ли по-прежнему  они  бессмысленными,  суть ли  они
иллюзии,  блуждающие огоньки, погонЯ  за которыми  зрЯ губит нашу жизнь и от
которых  мы должны поэтому просто отвернутьсЯ и отказатьсЯ? Ќе искупаетсЯ ли
в таком случае обретение смысла жизни ее ужасающим обеднением, и  не слишком
ли это дорогаЯ цена?

     ’ак  спрашивает  нас наша  непреодоленнаЯ ЯзыческаЯ природа. €  на  это
<i>прежде  всего</i>  нужно ответить так. Љто  не понимает,  что "смысл жизни" есть
благо,  превышающее  все  остальные  человеческие блага, что  подлинное  его
обретение есть обретение сокровища, безмерно обогащающего человеческую душу,
более  того, что оно есть  <i>единственное</i> настоЯщее, а не мнимое и  иллюзорное
благо и потому не может быть оплачено  "слишком дорогой ценой", тот, значит,
просто еще не изведал настоЯщей жажды, и не длЯ того  пишутсЯ эти слова. —ье
сердце не  откликнетсЯ глубоким внутренним трепетом на слова ‘пасителЯ: "Љто
хочет  душу свою сберечь, тот потерЯет  ее; а кто потерЯет ее ради ЊенЯ, тот
сбережет  ее.  €бо  что пользы  человеку приобрести  весь мир, а себЯ самого
погубить"  (…в.  ‹уки  9.24-25);  кто сам  не  сознает, что –арство Ќебесное
подобно "сокровищу, скрытому на  поле, которое, найдЯ, человек  утаил, и  от
радости о нем идет и продает все, что имеет, и покупает поле то", или же оно
подобно  "купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдЯ  одну  драгоценную
жемчужину, пошел и продал  все, что имел, и купил ее" (…в.  Њатф 13.44-46) -
тот еще  не готов  длЯ <i>исканиЯ  смысла</i> жизни и потому, очевидно,  никогда не
может  сговоритьсЯ  с теми,  кто  его ищет,  а тем  более  не согласитсЯ  на
условиЯ, при  которых его можно найти. Ѓез жертвы и отречениЯ нельзЯ  вообще
найти  смысла жизни  или -  что то  же -подлинной жизни, таков,  как  мы уже
знаем, внутренний закон духовного бытиЯ; а что  тут  не может  быть  слишком
большой жертвы, Ясно длЯ всЯкого, кто понимает, о чем идет здесь речь.

     ђаз навсегда и незыблемо стоит  один итог наших  размышлений: длЯ того,
чтобы искать и найти <i>абсолютное благо,</i> надо прежде всего  отказатьсЯ от того
заблуждениЯ, которое в  относительном и частном усматривает само абсолютное,
надо понЯть бессмысленность  всего на свете <i>вне свЯзи с</i>  подлинно-абсолютным
благом.  Љак  бы  часто   душа  наша,  колеблЯсь   между  двумЯ  мирами,  ни
возвращалась  к более естественной и легкой  длЯ нее мысли, что в богатстве,
славе,  земной любви  или  даже  в сверхличных благах,  таких,  как  счастие
человечества,   благо  родины,  наука,   искусство,  заключено  "настоЯщее",
"реальное" удовлетворение человеческой души, а все остальное есть туманнаЯ и
призрачнаЯ  "метафизика",  пробуждаЯсь,  она  снова  понимает  и,  оставаЯсь
правдивой,  не  может  не  понимать,  что  все  это  -  тлен,  суета  и  что
единственное,  что  ей  подлинно  нужно,  есть  смысл  жизни, заключенный  в
подлинной,  вечной,  просветленной  и  успокоенной  жизни.  Ћтносительное  и
частное всегда останетсЯ только относительным и частным, всегда нужно только
длЯ  чего-то иного -  абсолютного - и  легко отдаетсЯ или, по  крайней, мере
должно  отдаватьсЯ за него.  ќта  иерархиЯ ценностей,  этот <i>примат</i>  цели над
средствами,  основного над  вторичным  и  производным должен  быть незыблемо
утвержден в душе  раз  навсегда  и огражден  от опасностей  затуманиваниЯ  и
колебаниЯ, которому он подвергаетсЯ всегда, когда нами  овладевает <i>страсть -</i>
хотЯ  бы  самаЯ чистаЯ  и возвышеннаЯ  страсть.  †изнь  осмысливаетсЯ только
отречением от ее эмпирического  содержаниЯ; твердую, подлинную опору длЯ нее
мы находим лишь  вне ее; лишь  перешагнув за пределы мира, мы  отыскиваем ту
вечную  основу,  на которой он утвержден. ЏребываЯ  в  нем, мы им охвачены и
вместе с ним шатаемсЯ и кружимсЯ в бессмысленном вихре.

     € все же таким  чисто отрицательным выводом мы  не можем  ограничитьсЯ,
потому  что он  был бы односторонним. €бо смысл жизни, раз найденный,  через
отречение  и жертву, в последней глубине бытиЯ, вместе с тем осмысливает <i>всю</i>
жизнь. –арство Ќебесное,  будучи подобно  одной жемчужине, за которую охотно
отдаетсЯ все  остальное  имущество,  вместе с тем подобно закваске,  котораЯ
сквашивает "три меры муки",  подобно горчичному  зерну, которое вырастает  в
огромное тенистое дерево. ‚ыражаЯсь отвлеченно, мы можем сказать: абсолютное
отыскиваетсЯ  через противопоставление  его  относительному, оно-вне  и выше
последнего; но  оно  не  было  бы абсолютным,  если бы  оно  вместе с тем не
проникало все относительное и не охватывало его. Ќикакое земное человеческое
дело, никакой земной  интерес не может  <i>осмыслить</i> жизни,  и в этом отношении
они все совершенно бессмысленны; но когда жизнь уже <i>осмыслена</i> иным началом -
своею последней глубиной, то она  осмыслена всецело и, следовательно, все ее
содержание. ‚ тьме нельзЯ отыскать свет, и свет противоположен тьме; но свет
освещает  тьму. Ѓыло  бы  совершенно  ложным,  противоречащим  христианскому
сознанию и  подлинному  строению бытиЯ  стремлением  оторвать  Ѓога от мира,
замкнутьсЯ  в  Ѓоге и  оградить  себЯ  от мира презрением  к нему. €бо  Ѓог,
превосходЯ мир и будучи сверхмирным, сотворил этот мир и в нем Явил  ‘ебЯ; в
Ѓоговоплоще-нии  Ћн  ‘ам  влил ‘вои  силы в  мир,  и  истина христианства, в
которой  мы узнали  истинное  обретение  смысла  жизни,  есть  не  учение  о
трансцендентном  и  отрешенном от мира  Ѓоге, а учение  о  Ѓоговоплощении  и
Ѓогочеловечестве, о нераздельном и  неслиЯнном  единстве  Ѓога и человека, а
стало  быть,  и Ѓога,  и  мира  (так  как  существо  мира-в  человеке).  ‚сЯ
человеческаЯ жизнь, просветленнаЯ своей свЯзью с  Ѓогом и утвержденнаЯ через
нее,  оправдана; всЯ  она  может  совершатьсЯ  "во славу  Ѓожию",  светло  и
осмысленно. …динственным условием этого ЯвлЯетсЯ  требование, чтобы  человек
не  служЯлмиру,  "не  любил  мира  и   того,  что  в  мире",  как  последних
самодовлеющих благ, а чтобы  он рассматривал свою мирскую жизнь  и весь мир,
как  средство и орудие  Ѓожьего  дела,  чтобы  он употреблЯл их  на <i>служение</i>
абсолютному  добру  и  подлинной  жизни.  †изнь,  как  наслаждение,  власть,
богатство, как упоенность миром и самим собой, есть бессмыслица;  жизнь, как
<i>служение,</i> есть Ѓогочеловеческое дело и, следовательно, всецело осмысленна. €
каждое  мнимое  человеческое  благо - любовь к женщине,  богатство,  власть,
семьЯ, родина - использованное, как  <i>служение,</i>  как  путь к истинной жизни и
озаренное лучами "света тихого",  терЯет свою суетность, свою иллюзорность и
приобретает вечный,  т.е. подлинный <i>смысл.</i>  •ристос благословил  брак в Љане
ѓалил ейской, Ћн повелел платить дань Љесарю - под условием несмешениЯ его с
Ѓогом.  €оанн  Љреститель,  нарЯду  с  абсолютным  требованием  -  сотворить
достойные плоды покаЯниЯ, на вопрос "—то делать?" заповедал народу  делитьсЯ
одеждой и пищей с неимущими, мытарЯм - не требовать  более определенного им,
а  воинам  -   никого  не  обижать,  не  клеветать,  довольствоватьсЯ  своим
жалованием (…в. ‹уки 3.8-14).

     € все же здесь остаетсЯ еще неЯсность. ‘казано ведь: "–арство Њое не от
мира сего", "Ќе любите  мира и того, что в мире".  ‘лужение Ѓогу ведь и есть
отречение от  мира, ибо нельзЯ  сразу служить  двум господам, Ѓогу и мамоне.
Љаким же образом возможно  мирское  служение, оправдание мирской жизни через
свЯзь ее с Ѓогом?

     —еловек по своей природе принадлежит к двум мирам - к  Ѓогу  и к  миру;
его сердце есть точка скрещениЯ двух этих сил. Ћн не может служить этим двум
силам сразу и  должен иметь  только  одного господина - Ѓога. Ќо Ѓог  есть и
’ворец  мира, и через  Ѓога  и в Ѓоге оправдан  и  мир.  Љто может  отречьсЯ
всецело  от  мира,  от  всего  того в мире, что не согласуетсЯ с Ѓогом  и не
божественно, и  идти прЯмо  к  Ѓогу,  тот поступает праведно,  кратчайшим  и
вернейшим, но  и труднейшим путем обретает оправдание  и смысл своей  жизни.
’ак идут  к Ѓогу отшельники и  свЯтые. Ќо  кому это не дано, у  того  другое
предназначение:  он вынужден идти  к Ѓогу и  осуществлЯть смысл  своей жизни
<i>сразу  двумЯ  путЯми:</i> пытатьсЯ по мере сил  неуклонно  идти  прЯмо к  Ѓогу и
взращивать в себе  …го силу и  вместе с тем идти к Ќему через переработку  и
совершенствование мирских сил в себе и вокруг себЯ,  через приспособление их
всех  к  служению Ѓогу. ’аков путь  мирЯнина.  €  на этом пути  необходимо и
<i>правомерно</i>  возникает  та двойственность, в  силу  которой отречение от мира
должно сочетатьсЯ с  любовным соучастием  в нем, с усилием его же средствами
содействовать его приближению к вечной правде.

     „ругими  словами, существует  истинное и  ложное отречение  от  "мира".
€стинное заключаетсЯ в действительном подавлении в себе мирских  страстей, в
свободе от них,  в Ясном и действенно подтверждаемом усмотрении призрачности
всех  мирских  благ.  ‹ожное  отречение  состоит в  фактическом  пользовании
жизненными  благами, в  рабстве  перед  миром  и  желании  вместе с  тем  не
соучаствовать  действенно в  жизни мира  и  наружно  не соприкасатьсЯ  с его
греховностью. Џри таком мнимом отречении человек, стараЯсь воздерживатьсЯ от
внешнего соучастиЯ в  грехах мира, но пользуЯсь его благами, грешит на самом
деле  <i>больше,</i>  чем  тот,  кто,  соучаствуЯ  в  мире  и  обременЯЯ  себЯ  его
греховностью,  стремитсЯ  в  самом  этом соучастии  к  конечному преодолению
греховности.  ‚ойна   есть  зло  и  грех;   и   монах,  и  отшельник  правы,
воздерживаЯсь от участиЯ  в ней; но они правы потому,  что они не используют
никогда плодов войны, что им не нужно уже само государство, ведущее войну, и
все, что дает человеку государство; кто же готов воспользоватьсЯ ее плодами,
кто еще нуждаетсЯ в государстве, тот несет ответственность за его  судьбу и,
греша вместе с ним, менее грешит, чем когда умывает руки и сваливает грех на
другого. ЏоловаЯ любовь  есть  несовершеннаЯ любовь, и действительность есть
совершенное состоЯние человека, подлинно и на кратчайшем пути ведущее его  к
Ѓогу; но, по слову Ђпостола, лучше женитьсЯ, чем  разжигатьсЯ, и потому брак
есть  мирской  путь  очищениЯ  плотской  жизни,  в  котором  несовершенно  и
искаженно выражаетсЯ  таинственнаЯ  свЯзь  мужчины и женщины -  символ свЯзи
Ѓога с  человеком.  ‡абота о пропитании,  об  одежде  и пище  есть выражение
человеческой слабости и человеческого невериЯ; от нее праведно свободен тот,
кто, подобно  ‘ерафиму ‘аровскому, может питатьсЯ полевой травкой,  и каждый
из нас в меру сил должен старатьсЯ освобождатьсЯ от нее; но, поскольку мы не
свободны от нее,  трудолюбие  лучше  безделиЯ, и заботливый семьЯнин  меньше
грешит, чем  праздный гулЯка  и эгоист,  равнодушный к нужде  своих близких.
Ќасилие над  людьми,  принудительнаЯ борьба даже с преступником есть  грех и
выражение  нашей слабости;  но  истинно свободен от  этого греха не тот, кто
равнодушно   смотрит  на  преступление  и   холодно  пассивен  в   отношении
причинЯемого  им  зла, а  лишь тот,  кто в  состоЯнии  силою  Ѓожьего  света
просветить злую волю и остановить  преступника;  всЯкий иной <i>меньше</i>  грешит,
применЯЯ  насилие к  преступнику,  чем  равнодушно умываЯ  руки  перед лицом
преступлениЯ.

     ‚ообще говорЯ, нужно помнить, что человек праведно свободен от мирского
труда и мирской  борьбы только в том случае, если  он в своей духовной жизни
осуществлЯет <i>еще  болев  тЯжкий</i> труд,  ведет  <i>еще более  опасную  и  трудную
борьбу.</i> Љак благодать не отменЯет закона, но его восполнЯет, как имеет право
не думать о законе лишь тот,  кто благодатно осуществит  <i>больше,</i> чем требует
закон, так и от  нравственных  обЯзательств,  налагаемых самим фактом нашего
участиЯ в жизни, свободен лишь тот, кто сам на себЯ налагает обЯзанности еще
тЯгчайшие. —еловеческаЯ жизнь по самому  своему существу есть труд и борьба,
ибо  она осуществлЯетсЯ,  как мы  уже знаем, только  через  самопреодоление,
через  действенное свое перевоспитание  и усилие  впитываниЯ  в себЯ  своего
божественного     первоисточника.     Џоэтому     ложны    и    неправомерны
сентиментально-идиллические вожделениЯ "убежать" от суеты мира, от его забот
и тревог,  чтобы мирно и невинно наслаждатьсЯ  тихой жизнью  в  уединении. ‚
основе этих стремлений лежит невысказанное убеждение, что мир вне менЯ полон
зла  и соблазнов,  но  человек  сам по  себе,  Я сам, собственно  невинен  и
добродетелен;  на  это,  исходЯщее  от   ђуссо  убеждение  опираетсЯ  и  все
толстовство.  Ќо  этот  злой мир  в действительности Я несу <i>в самом  себе</i>  и
потому никуда не могу от него убежать; и нужно гораздо больше мужества, силы
воли, нужно - как показывает опыт отшельников - преодоление гораздо большего
числа искушений или более Явственных искушений, чтобы в одиночестве, в  себе
самом и  одними лишь духовными  усилиЯми  преодолеть  эти  искушениЯ.  †изнь
отшельника есть не жизнь праздного созерцателЯ, не тихаЯ  идиллиЯ, а суроваЯ
жизнь  подвижника,  полнаЯ жестокого трагизма  и  неведомой  нам  творческой
энергии воли. ‘ерафим ‘аровский, простоЯвший на коленЯх на камне 1000 дней и
ночей  и говоривший о цели  этого  подвига:  "’омю томЯщего мЯ",  обнаружил,
конечно, неизмеримо больше терпениЯ  и  мужества,  чем  наиболее героический
солдат на войне. Ћн боролсЯ  со всем миром в себе, и потому  был свободен от
внешней борьбы с миром. Љто не может совершить того же, кто живет в мире и в
ком  живет мир, тот тем самым обЯзан нести и бремЯ, которое мир возлагает на
нас,  обЯзан  в  несовершенных,  греховных,   мирских  формах  содействовать
утверждению  в мире  начал  и отношений, приближающих его к его Ѓожественной
первооснове.

     ‚  сущности,  в  основе этого  ложного, идиллического  аскетизма  лежит
представление  (заимствованное из чисто чувственной области) о разобщенности
людей  или  о возможности их  разобщениЯ чисто  физическим  способом - путем
"уединениЯ", удалениЯ  от  других  людей. Ќо, как  мы  знаем,  в глубине,  в
первооснове своей жизни люди не  разобщены, а исконным образом свЯзаны между
собой; их объ-емлет одна общаЯ стихиЯ бытиЯ - будет ли  то  стихиЯ добра или
зла.  Љаждый  несет ответственность  за  всех,  ибо страдает  одним  злом  и
исцелЯетсЯ одним, общим длЯ всех, добром.  Џоэтому физически отъединЯтьсЯ от
людей и не участвовать в их мирской судьбе имеет право лишь тот, кто боретсЯ
в  себе  с  самим  корнем  мирового  зла  и  растит  в  себе  само единое  и
благодетельное   длЯ   всех,  субстанциальное  добро.  ‚сЯкий  же,  кто  еще
противопоставлЯет себЯ другим, кто  имеет свои личные  страданиЯ  и радости,
еще  зависит  от  мира,  еще  живет  в  мире,  т.е.  и извне  соучаствует  в
коллективной жизни  мира (хотЯ бы физически и видимым  образом уклонЯлсЯ  от
этого соучастиЯ),  а  потому  ответствен  за  <i>нее,</i>  обЯзан  соучаствовать  в
налагаемых  ею  обЯзанностЯх. Ћн  обЯзан  осуществить наибольшее  добро  или
достигнуть наименьшей  общей  греховности  в данном,  совершенно конкретном,
определенном данными условиЯми  человеческой жизни положении.  Ћтсюда именно
длЯ того, кто осознал смысл  жизни, вытекает необходимость каждый шаг  жизни
ставить в  свЯзь с  ее абсолютной первоосновой;  рождаютсЯ обЯзанности перед
миром и людьми  - обЯзанности  доброго гражданина и доброго человека вообще;
если при  исполнении этих  обЯзанностей он  неизбежно соучаствует  в мировой
греховности, ибо  всЯ  эмпирическаЯ,  мирскаЯ жизнь полна  несовершенства  и
греховности, то он должен сознавать, что  эту греховность он <i>все равно</i> несет
в себе,  что  в  ней  он все  равно соучаствует,  даже оставаЯсь пассивным и
удалЯЯсь от  людей;  но  в  последнем случае он  не искупает ее нравственным
делом,  которое   в  конечном   счете  вытекает   из  любви   к  людЯм,  как
непосредственного выражениЯ любви к Ѓогу. ‘казано: "Ќе любите мира, ни того,
что  в мире: кто любит мир, в том нет любви Ћтчей. €бо все, что в мире... не
есть от Ћтца, но от  мира сего. € мир проходит, и похоть его,  а исполнЯющий
волю Ѓожию пребывает вовек", (I  посл. €оанна 2.15-17).  Ќо тот же апостол -
апостол любви -  вместе с тем сказал: "Љто  говорит:  Я люблю Ѓога,  а брата
своего ненавидит, тот лжец; ибо не любЯщий брата своего, которого <i>видит,</i> как
может  любить  Ѓога, Љоторого <i>не</i> вйдит?  € мы  имеем от Ќего такую заповедь,
чтобы любЯщий Ѓога любил и брата своего" (€посп. €оанна 4.20-21). ќта любовь
к  "видимому брату"  и обЯзанность облегчить его страданиЯ и помогать  ему в
его борьбе со  злом и стремлении к добру,  эта  любовь к  живым людЯм  в  их
чувственно-эмпирической конкретности, осуществлЯемаЯ внешними, эмпирическими
же  действиЯми в мире, есть  источник всех наших мирских обЯзанностей; и она
свЯзует  наше  непосредственное  отношение  к  Ѓогу,  нашу  духовную  работу
осмыслениЯ жизни с нашей деЯтельностью в миру и мирскими средствами.

     Ќо  что можно вообще  сделать в  миру  и мирскими средствами?  —то  это
значит с той точки зрениЯ, котораЯ нас только и интересует, котораЯ только и
должна  интересовать всЯкого прозревшего человека, понЯвшего бессмысленность
эмпирической   жизни,  как  таковой,   с  точки  зрениЯ   осмыслениЯ  жизни,
осуществлениЯ  в  ней сущностного  добра и  истинной жизни, стремлениЯ  к ее
"обожению"? Ќеобходимо  отдать  себе  Ясный, чуждый  всЯкой  двусмысленности
отчет в этом.

     Љак  уже  сказано,  в  подлинном,  метафизическом  смысле существует  у
человека только одно-единственное  дело - то, о  котором  ‘паситель напомнил
Њарфе,  сказав ей, что она заботитсЯ и  печетсЯ о многом, а лишь единое есть
на потребу.  ќто  есть духовное дело - взращивание  в  себе субстанциального
добра, усилиЯ жизни  со •ристом и во •ристе, борьба со  всеми  эмпирическими
силами,   препЯтствующими  этому.  ЌикакаЯ,  самаЯ  энергичнаЯ  и  в  других
отношениЯх полезнаЯ внешнЯЯ деЯтельность не может быть в буквальном, строгом
смысле <i>"благотворной",</i> не может  сотворить или осуществить ни единого  грана
добра в мире;  никакаЯ самаЯ суроваЯ и успешнаЯ  внешнЯЯ  борьба со злом  не
может  уничтожить ни единого атома  зла  в  мире. „обро вообще  не  творитсЯ
людьми,  а только взращиваетсЯ  ими, когда они  уготовлЯют в себе  почву длЯ
него и заботЯтсЯ об его росте; растет и творитсЯ оно силою Ѓожией. €бо добро
и есть Ѓог. Ђ единственный способ реально <i>уничтожить</i> зло есть вытеснение его
сущностным добром; ибо зло, будучи пустотой, уничтожаетсЯ только <i>заполнением</i>
и,  будучи тьмой, рассеиваетсЯ  только  светом.  Џодобно пустоте и тьме, зло
нельзЯ никаким  непосредственным, на него  обращенным  способом,  раздавить,
уничтожить, истребить, ибо при всЯкой такой попытке оно  ускользает от  нас;
оно  может  лишь  исчезнуть,  "как  тает  воск  от   лица  огнЯ",  как  тьма
рассеиваетсЯ светом и  пустота  исчезает при заполнении.  ‚  этом подлинном,
сущностном смысле добро и  зло  живут только в  глубине человеческой души, в
человеческой воле  и помыслах, и  только  в этой глубине  совершаетсЯ борьба
между ними и возможно вытеснение зла добром.

     Ќо человек есть вместе с тем телесное, а потому и космическое существо.
…го  волЯ  имеет  два конца: один - внутренний, упирающийсЯ в метафизические
глубины,  в  которых  и совершаетсЯ  это  истинное, подлинное  дело,  другой
-наружный, проЯвлЯющийсЯ  во внешних действиЯх, в образе жизни, в порЯдках и
отношениЯх  между  людьми.  ќта  внешнЯЯ  жизнь,  или жизнь  этого,  во  вне
обращенного,  наружного  конца человеческой  воли не  безразлична  длЯ жизни
внутреннего существа  души, хотЯ никогда не может заменить ее и выполнить ее
дело. Ћна играет длЯ  этого внутреннего существа души двоЯкую пособную роль:
через  ее дисциплинирование и упорЯдочение можно  косвенно воздействовать на
внутреннее существо воли,  содействовать его работе, а через  ее разнуздание
можно ослабить  внутреннюю волю  и помешать  ее работе; и, с другой стороны,
общие  внешние   порЯдки  жизни   и   то,  что  в   ней   происходит,  может
благоприЯтствовать или вредить духовному бытию человека. ‚ первом  отношении
можно  сказать,  что  всЯкое  воспитание   воли  начинаетсЯ  с  внешнего  ее
дисциплиниро-ваниЯ и  поддерживаетсЯ  им:  полезно человеку  рано  вставать,
трудитьсЯ  хотЯ  бы   над   ничтожным   делом,   упорЯдочить   свою   жизнь,
воздерживатьсЯ  от излишеств; отсюда -рЯд внешних норм поведениЯ, которые мы
должны соблюдать сами и к которым должны приучать других; и работа по такому
внешнему упорЯдочению жизни -  своей и чужой - косвенно содействует основной
задаче  нашей  жизни.  ‘  другой  стороны, добро,  раз  уже  осуществленное,
проЯвлЯетсЯ во вне и благодетельно длЯ всей окружающей его среды;  зло также
существует и обнаруживает  себЯ  истреблением, калечением жизни вокруг себЯ;
оно,  как  магнит, притЯгивает к себе  все вокруг  себЯ  и заставлЯет  и его
обнаруживатьсЯ и портить жизнь, и оно, таким образом, может затруднить и - в
меру нашей слабости - сделать  невозможной нашу  внутреннюю духовную  жизнь.
Џоэтому <i>ограждение добра</i>  вовне,  создание внешних благоприЯтных условий длЯ
его обнаружениЯ и действиЯ вовне,  и <i>обуздание зла,</i> ограничение свободы  его
проЯвлениЯ  есть важнейшее  вспомогательное  дело человеческой  жизни.  ’о и
другое есть дело,  с одной  стороны, права, как  оно  творитсЯ и  охранЯетсЯ
государством,  дело нормированиЯ общих,  "общественных" условий человеческой
жизни и, с другой стороны, повседневное дело каждого  из нас в нашей личной,
семейной,  товарищеской,  деловой жизни.  €так, внешнее  воспитание  воли  и
содействие ее  внутренней  работе через  ее дисциплинирование в действиЯх  и
поведении  и  создание общих условий,  ограждающих  уже  осуществленные силы
добра и обуздывающих гибельное  действие зла - вот  к  чему сводитсЯ мирское
дело человека,  в чем бы оно ни заключалось. €дет ли речь о труде длЯ нашего
пропитаниЯ, о  наших отношениЯх к людЯм, о семейной жизни и воспитании детей
или  о наших  многообразных общественных  обЯзанностЯх  и нуждах -  всюду, в
конечном  счете, дело сводитсЯ  или на  наше индивидуальное и  коллективное,
внешнее воспитание, косвенно  полезное длЯ  нашего  внутреннего,  свободного
духовного перевоспитаниЯ, или на работу по ограждению добра и обузданию зла.

     „ва  взаимно-противоположных  и именно  потому сходных заблуждениЯ, два
непониманиЯ основной структуры бытиЯ препЯтствуют здесь укреплению здорового
и  разумного  отношениЯ к  жизни.  ‘мешиваЯ  внешнюю  жизнь с внутренней, не
понимаЯ отличиЯ между ограждением добра и обузданием зла, с одной стороны, и
осуществлением  добра и истреблением  зла -  с  другой, одни утверждают, что
всЯкаЯ внешнЯЯ, общественнаЯ  и  государственнаЯ  деЯтельность бесполезна  и
есть   зло,   а   другие,  напротив,  считают   ее   равноценной  внутренней
деЯтельности,  мнЯт через нее осуществить добро и истребить зло. ’олстовцы и
фанатики внешних дел права и государства разделЯют <i>одно и то же заблуждение:</i>
смешение    сущностно-творческого   с   вспомогательно-механическим   делом,
внутреннего с внешним, абсолютного  с относительным. <i>Ћтвергать</i> относительное
на  том  основании,  что  оно  -  не абсолютное,  и признавать  его,  только
превозносЯ  его  до  значениЯ  абсолютного,  значит  одинаково  не  понимать
различиЯ   между   абсолютным  и   относительным,  одинаково  не  признавать
относительной  правомерности  относительного,  значит  в  <i>том</i>   или   <i>другом</i>
отношении нарушать завет: "воздавайте кесарю кесарево, а Ѓогу Ѓогово". <i>Џравы</i>
толстовцы,  когда говорЯт, что  насилием нельзЯ  сотворить благо и истребить
зло, что всЯкаЯ внешнЯЯ, механическаЯ и государственно-правоваЯ деЯтельность
не  осуществлЯет  и  не  может  осуществить   самого  главного:  внутреннего
обретениЯ   в  себе  добра,  внутреннего  свободного   воспитаниЯ  человека,
нарастаниЯ любви в человеческой жизни. Ќо они <i>неправы,</i> когда поэтому считают
всю эту сферу жизни и деЯтельности ненужной и гибельной. …сли нельзЯ на этом
пути сотворить благо, то можно и должно <i>ограждать</i> его; если нельзЯ истребить
зла, то можно <i>обуздать</i> его и не позволить ему разрушать жизнь. Ќикакие самые
суровые кары, вплоть до смертной казни, не уничтожают ни одного атома зла  в
мире, ибо  зло  в своем бытии неуловимо длЯ внешних мер; но  следует  ли  из
этого, что мы должны давать убийцам и насильникам свободно губить и калечить
жизнь и не имеем  права их обуздать?  ѓосударство,  справедливо  говорит ‚л.
‘оловьев,  существует  не длЯ  того,  чтобы  осуществить рай  на земле,  оно
бессильно совершить это; но оно существует, чтобы предупредить осуществление
<i>ада</i>  на земле. <i>Џравы</i>  фанатики общественности  и политики, когда утверждают,
что обЯзанность каждого гражданина и мирЯнина заботитьсЯ об улучшении общих,
общественных  условий жизни, действенно  боротьсЯ  со злом  и содействовать,
хотЯ бы и с мечом в руках, утверждению добра. Ќо они  <i>неправы,</i> когда думают,
что с мечом в руках можно истребить зло и  сотворить благо, что <i>сами добро и
зло</i>  творЯтсЯ  между  собой  в  политической деЯтельности  и  борьбе.  „обро
<i>творитсЯ-</i> и только  им, его творением, зло <i>истреблЯетсЯ</i> одним лишь  духовным
деланием и его осуществлением - любовным единением  людей. Ќикогда еще добро
не было осуществлено никаким декретом, никогда оно  не было сотворенно самой
энергичной  и  разумной общественной  деЯтельностью;  тихо  и  незаметно,  в
стороне от шума,  суеты  и борьбы общественной  жизни, оно нарастает в душах
людей, и  <i>ничто</i> не может заменить этого глубокого, сверхчеловеческими силами
творимого органического процесса. € никогда зло не  было истреблено, как уже
указано, никакими  карами и насилиЯми; напротив,  всегда, когда насилие мнит
себЯ всемогущим и мечтает действительно <i>уничтожить</i> зло (а не только обуздать
его,  оградить  жизнь  от   него),  оно  всегда  плодит  и   умножает   зло;
свидетельство тому - действие всЯкого террора  (откуда бы он ни исходил и во
имЯ чего бы ни совершалсЯ), всЯкой фанатической попытки истребить зло в лице
самих  злодеев; такой террор рождает  вокруг себЯ  новое  озлобление, слепые
страсти мести и ненависти. "Ђполитизм", пренебрежение  к общественной жизни,
нежелание   маратьсЯ   соучастием  в  ней  есть,  конечно,  недомыслие   или
индифферентизм;  а  религиозный  аполитизм  есть   лицемерие  и   ханжество.
Џолитический же фанатизм  и  рождаемый им  культ  насилиЯ и  ненависти  есть
слепое идолопоклонство, измена Ѓогу и поклонение статуе кесарЯ.

     ’о,  что  сказано об  отношении  к общественности и  государственности,
применимо  ко всЯкому  внешнему, мирскому  деланию,  будь  то  экономическаЯ
деЯтельность,  забота  о  довольстве, о  порЯдке и благоустроенности  своего
дома,   будь   то   внешнее   воспитание    людей,   будь   то   техническое
совершенствование  жизни,  или   даже   научнаЯ  работа,  или   бескорыстнаЯ
деЯтельность  материальной   помощи  ближнему.  ‚сЯкаЯ  такаЯ  деЯтельность,
поставленнаЯ на  свое надлежащее место, именно как вспомогательное средство,
внешне  содействующее  основному делу  духовного труда  над обожением жизни,
совершаемаЯ  во имЯ •риста  и  со •ристом,  не  только  правомерна,  но  длЯ
всЯкого, неспособного  подавить  в себе сразу мирские  силы,  обЯзательна. €
всЯкаЯ такаЯ деЯтельность, совершаемаЯ, как абсолютное дело, мнЯщаЯ заменить
собою основную внутреннюю работу духовного  возрождениЯ человека,  гибельна,
как   измена   Ѓогу  и  слепое  идолопоклонство,  как   слепаЯ   плененность
бессмысленностью мирской жизни. Ќе даром ‘паситель сказал раз навсегда, <i>всем</i>
людЯм и длЯ <i>всех</i> их дел: "Ѓез <i>ЊенЯ не можете делать ничего".</i>

     Љак мы уже говорили, эта внешнЯЯ деЯтельность не  есть нечто, чем можно
было бы  подлинно <i>осмыслить</i> свою жизнь;  и  поскольку она притЯзает на такое
значение, это всегда есть иллюзиЯ; но она есть нечто, что само <i>осмыслено</i> уже
обретенным  и осуществлЯемым  в  непрерывном  внутреннем,  духовном  делании
смыслом, и, в качестве  такового, она  длЯ каждого в своем  месте  и в своей
надлежащей   форме  необходима  и  разумна.  €ли,  выражаЯ  то  же  самое  с
объективной стороны: всЯкое внешнее делание осуществлЯет  не  <i>цель,</i> а только
средство  к жизни; это средство разумно, поскольку мы сознаем разумную цель,
которой  оно  служит  и   ставим  его  в  свЯзь  с  нею;  и,  напротив,  оно
бессмысленно,  поскольку  мнит  само  быть целью жизни,  не  будучи в  силах
осуществить это притЯзание  и  отвлекаЯ нас от служениЯ истинной цели. Ђ это
означает следующее. ‚ нашей внешней деЯтельности мы  правомерно <i>служим</i>  лишь
тому,   что  само  <i>в  свою   очередь  служит-</i>   именно  служит  -абсолютному
Џервоисточнику жизни - Ѓогу и тем самым служит осуществлению нашей подлинной
жизни.   ‘лужение   государству   правомерно   постольку,   поскольку   само
государственное бытие воспринимает себЯ и воспринимаетсЯ нами, как  служение
Ѓогу, поскольку мы сознаем, что оно имеет свое, относительное и подчиненное,
назначение в  осуществлении подлинной жизни; материальные заботы правомерны,
поскольку  они  служат  не  обогащению,  как  самоцели  или как  средству  к
наслаждениЯм и  довольству, а лишь поддержанию жизни в той мере, в какой оно
действительно  необходимо  при  нашей слабости и  действительно  содействует
нашей духовной жизни  (мера эта очень невелика, и потому богатство, по слову
‘пасителЯ,  затруднЯющее  нам достижение  –арства Ќебесного,  вредно).  Ќи в
каком труде и интересе, ни даже в  естественной  любви  к человеку, котораЯ,
возникаЯ в нас, всегда манит нас надеждой на какое-то высшее удовлетворение,
нельзЯ усматривать последней цели;  все это разумно  и осмысленно, поскольку
само есть средство и  путь,  поскольку само есть <i>служение -</i>именно содействие
тому   внутреннему  служению,   которое   одно  только  и   есть   подлинное
осуществление нашей жизни.

     €  возвращаЯсь  назад, к  нашей постановке вопроса  о  смысле жизни, мы
должны вспомнить  то,  что уже достигнуто  нами. Љогда  человек отдает  свою
жизнь, как  средство, длЯ чего-либо частного,  в чем бы  оно ни заключалось,
когда он  служит какой-либо предполагаемой  абсолютной цели, котораЯ сама не
имеет отношениЯ к его  собственной,  личной жизни,  к интимному и  основному
запросу  его  духа,  к  его  потребности  найти  <i>самого  себЯ  в</i>   последнем
удовлетворении,  в  вечном  свете  и  покое  совершенной полноты,  тогда  он
неминуемо  становитсЯ  <i>рабом</i>  и терЯет  смысл своей жизни. €  лишь  когда он
отдает себЯ служению тому, что есть вечнаЯ основа и источник его собственной
жизни, он обретает смысл жизни. Џоэтому всЯкое <i>иное</i> служение оправдано в той
мере, в которой оно  само косвенно соучаствует в этом единственном подлинном
служении €стине, истинной жизни. "Џознаете €стину, и €стина освободит вас" -
освободит  от   неминуемого  рабства,  в  котором  живет  идолопоклонник;  а
идолопоклонствует,   по  свойству  человеческой   природы,  всЯкий  человек,
поскольку он именно не просветлен €стиной.

     …сть  один,  довольно  простой  внешний  критерий,  по  которому  можно
распознать,   установил   ли   человек   правильное,  внутренне-обоснованное
отношение к своей внешней, мирской  деЯтельности, утвердил ли он ее на свЯзи
со своим подлинным, духовным делом  или нет. ќто есть  степень, в  какой эта
внешнЯЯ деЯтельность направлена  на ближайшие, неотложные нужды сегоднЯшнего
днЯ,  на живые  конкретные потребности окружающих людей.  Љто весь,  целиком
ушел в  работу длЯ отдаленного  будущего, в  благоде-тельствование  далеких,
неведомых  ему, чуждых  людей,  родины,  человечества, грЯдущего  поколениЯ,
равнодушен,  невнимателен и небрежен в  отношении окружающих  его, и считает
свои  конкретные  обЯзанности   к  ним,   нужду  сегоднЯшнего   днЯ,  чем-то
несущественным и незначительным  по сравнению  с  величием захватившего  его
дела  -  тот  несомненно  идолопоклонствует. Љто  говорит  о  своей  великой
исторической миссии, и о чаемом светлом будущем и не считает нужным  согреть
и осветить  сегоднЯшний  день, сделать  его  хоть немного  более разумным  и
осмысленным  длЯ  себЯ  и  своих  ближних,   тот,   если  он  не  лицемерит,
идолопоклонствует. € наоборот, чем более конкретна нравственнаЯ деЯтельность
человека, чем  больше  она  считаетсЯ с конкретными нуждами  живых  людей  и
сосредоточена