бе.
   - Ћх, мама, мама! - крикнула измученнаЯ девушка,  страстно  бросаЯсь  к
матери, словно ее бедное сердце готово было  разорватьсЯ.  -  Њогла  ли  Я
что-нибудь знать? џ была ребенком, когда ушла отсюда четыре месЯца  назад.
Џочему  ты  не  сказала,  что  мне  надо  опасатьсЯ  мужчин?   Џочему   не
предостерегла менЯ? Ѓогатые дамы знают, чего им остерегатьсЯ,  потому  что
читают романы, в которых говоритсЯ о таких проделках; но  Я-то  ничего  не
могла узнать, а ты мне не помогла.
   Њать была побеждена.
   - џ думала, ты будешь его сторонитьсЯ и упустишь удобный случай, если Я
заговорю о его чувствах и о том, что может из этого  выйти,  -  прошептала
она, вытираЯ глаза передником. -  Ќу  да  теперь  это  дело  прошлое.  —то
поделаешь! Ќе мы первые, не мы последние.


        13

   Њолва  о  возвращении  ’эсс   „арбейфилд   из   поместьЯ   ее   богатых
родственников распространилась по округе - если "молва" не слишком громкое
слово длЯ  местечка,  занимающего  квадратную  милю.  Љ  вечеру  несколько
молоденьких девушек, бывшие  школьные  товарки  и  знакомые  ’эсс,  пришли
навестить ее, разодевшись  в  свои  лучшие  накрахмаленные  и  выглаженные
платьЯ, как и подобает, когда идешь  в  гости  к  особе,  котораЯ  (по  их
предположениЯм) одержала великую победу; усевшись в кружок,  они  смотрели
на нее с большим любопытством. ќтот тридцатиюродный кузен,  влюбившийсЯ  в
нее  джентльмен  из  другой  округи,  мистер   д'ќрбервилль,   пользовалсЯ
репутацией дерзкого волокиты и сокрушителЯ  сердец;  слух  об  этом  начал
распространЯтьсЯ  и  за  пределами  ’рэнтриджа,  благодарЯ  чему  завидное
положение ’эсс казалось к тому же опасным и всех очень интересовало,  -  а
этого бы не было, если бы ей ничто не угрожало.
   Ћни были так глубоко заинтересованы, что девушки помоложе шептали за ее
спиной:
   - ЉакаЯ она хорошенькаЯ! € как ей  идет  это  нарЯдное  платье.  „олжно
быть, оно стоит очень дорого и, наверное, его подарок!
   ’эсс, достававшаЯ из буфета чайную посуду, не слышала этих замечаний, а
если бы услыхала, то могла бы быстро разубедить своих подруг. Ќо  мать  ее
слышала, и тщеславие простодушной „жоан, потерЯвшей надежду  на  блестЯщий
брак, упивалось сенсацией,  вызванной  блестЯщим  флиртом.  ‚  общем,  она
чувствовала удовлетворение, хотЯ столь незначительный и мимолетный  триумф
лишь вредил репутации ее дочери, - в конце концов дело еще могло кончитьсЯ
браком; и в благодарность за их восхищение она пригласила гостей  остатьсЯ
выпить чаю.
   €х болтовнЯ, смех, добродушные намеки, а главное -  мимолетные  вспышки
зависти  подействовали  и  на  ’эсс,  к  концу   вечера   заразившись   их
возбуждением, она почти развеселилась. ЊраморнаЯ суровость сбежала с лица,
к ней вернулась  прежнЯЯ  легкость  движений,  и  она  была  красива,  как
никогда.
   €ногда, не задумываЯсь, она отвечала тоном превосходства на их вопросы,
словно признаваЯ, что опыту ее действительно можно  позавидовать.  Ќо  так
мало была она, говорЯ  словами  ђоберта  ‘аута,  "влюблена  в  собственную
гибель", что иллюзиЯ оказалась мимолетной, как молниЯ, - вновь  вступил  в
свои  права  холодный  рассудок,  издевающийсЯ  над  минутной   слабостью;
ужаснувшись  суетной  своей  гордости,  она  вновь  замкнулась   в   своем
безразличии.
   Ђ уныние на рассвете следующего  днЯ...  ‚от  миновало  воскресенье,  и
настал понедельник, - и не было больше праздничного нарЯда, ушли смеющиесЯ
гости, и проснулась она одна на своей старой кровати, а  вокруг  слышалось
ровное  дыхание  невинных  малюток.  Њиновало   волнение,   вызванное   ее
возвращением, угас интерес к нему,  и  она  увидела  перед  собой  длинную
каменистую дорогу, по которой должна была идти, не находЯ  ни  помощи,  ни
сочувствиЯ. …е охватило черное отчаЯние, и  она  готова  была  укрытьсЯ  в
могиле.
   Џрошло  несколько  недель,  и  ’эсс  ожила  настолько,   что   решилась
показатьсЯ на людЯх, - и  воскресным  утром  отправилась  в  церковь.  Ћна
любила слушать пение - каким бы оно  ни  было,  -  любила  старые  псалмы,
любила петь вместе с хором утренний гимн. ќта врожденнаЯ любовь к мелодии,
унаследованнаЯ от распевающей баллады матери, приводила к тому,  что  даже
самаЯ незатейливаЯ музыка имела могучую власть над ее сердцем.
   Џо некоторым причинам, желаЯ избежать излишнего вниманиЯ односельчан, а
также любезностей молодых парней, она вышла из дому  еще  до  колокольного
звона  и  занЯла  место  на  задней  скамье  под  навесом  галереи,   куда
заглЯдывали только старики да старухи  и  где  среди  церковной  утвари  и
всЯкого хлама стоЯли прислоненные к стене похоронные носилки.
   Џрихожане входили по двое и по трое, усаживались перед ней  рЯдами,  на
три   четверти   минуты   склонЯли   голову,   словно   молЯсь,   хотЯ   в
действительности   не   молились,   потом,    выпрЯмившись,    принимались
оглЯдыватьсЯ по сторонам. Љогда началось пение, случайно был  выбран  один
из ее любимых гимнов - старинный  лэнгдоновский  напев  на  два  голоса  -
впрочем, она не знала, как он называетсЯ, хотЯ и очень хотела  бы  узнать.
Ћна думала, не облекаЯ свои  мысли  в  слова,  о  том,  как  необычайна  и
божественна власть композитора, который из своей могилы может  взволновать
чувствами, им одним впервые пережитыми, девушку, подобную ей,  -  девушку,
котораЯ никогда не слышала его имени и никогда не узнает, каким  человеком
он был.
   ‹юди, оглЯдывавшиесЯ вначале, смотрели по сторонам и теперь,  во  времЯ
службы, и, наконец заметив ее, стали перешептыватьсЯ. Ћна  понЯла,  о  чем
они шепчутсЯ, сердце у нее заныло,  и  она  почувствовала,  что  дорога  в
церковь длЯ нее закрыта.
   ’еперь она почти не выходила из  спальни.  ќта  комната,  которую  ’эсс
разделЯла  с  детьми,  была  теперь  ее  главным  прибежищем.  ‡десь,  под
несколькими квадратными Ярдами соломенной крыши, следила  она  за  ветром,
снегопадами и дождЯми, великолепными солнечными закатами и луной в  период
полнолуниЯ. Ћна скрывалась так старательно, что в конце концов  почти  все
решили, что она уехала.
   ‚ эту пору своей жизни ’эсс гулЯла только после заката; уйдЯ в лес, она
меньше ощущала свое одиночество. Ћна умела угадывать тот  сумеречный  час,
когда свет и  тьма  столь  гармонично  уравновешены,  что  напрЯжение  днЯ
растворЯетсЯ в предчувствии  ночи  и  человек  испытывает  чувство  полной
духовной  свободы.  €  тогда-то  тЯжесть  существованиЯ   уменьшаетсЯ   до
ничтожных размеров. Ћна не боЯлась теней; казалось, единственной ее мечтой
было  избегать  людей  -  или,  вернее,  той  холодной  накипи,  именуемой
обществом, котораЯ, столь грознаЯ в массе,  не  страшна  и  даже  достойна
жалости в лице отдельных своих представителей.
   ‘реди этих уединенных  холмов  и  долин  ее  тихаЯ  скользЯщаЯ  походка
гармонировала  с  окружающей  природой.  …е  гибкаЯ   фигура   становилась
неотъемлемой частью пейзажа. €ногда причудливаЯ фантазиЯ  ’эсс  одушевлЯла
стихийные ЯвлениЯ, и  они  как  бы  входили  в  ее  жизнь;  вернее  -  они
действительно в нее входили, ибо мир есть лишь психологический феномен,  и
ЯвлениЯ были таковы, какими казались. Џолуночные вздохи и  порывы  зимнего
ветра, стонущего среди ветвей, усыпанных тепло укутанными почками, звучали
горькой укоризной. „ождливый день говорил о неисцелимой скорби,  вызванной
ее слабостью, - о скорби, охватившей  душу  какого-то  неведомого  высшего
существа, которое она уже не могла назвать богом своих детских дней  и  не
могла постигнуть как нечто иное.
   Ќо этот  мир,  возникший  из  разрозненных  и  условных  представлений,
населенный враждебными ей призраками и голосами, был мрачным  и  ошибочным
порождением фантазии ’эсс, скопищем химер, терзающих ее ложными  страхами.
Ќе она, а они дисгармонировали с реальным миром. ѓлЯдЯ на птиц,  спЯщих  в
кустах, следЯ за кроликами, прыгающими на залитой  лунным  светом  полЯне,
или стоЯ под деревом, на ветвЯх которого дремлют фазаны, она  смотрела  на
себЯ как на олицетворение ‚ины, вторгшейсЯ в царство  Ќевинности.  Ќо  она
усматривала антагонизм там, где его на самом деле не  было.  —увствовавшаЯ
себЯ враждебной пришелицей была гармоничной частью природы.  …е  заставили
нарушить искусственный закон общества, но  этот  закон  был  неведом  тому
миру, чуждой которому она себЯ вообразила.


        14

   ’уманный восход августовского солнца. ѓустые ночные  пары  под  ударами
теплых лучей рассеивались и отдельными хлопьЯми забивались  в  ложбинки  и
рощицы, ожидаЯ той минуты, когда будут обращены в ничто.
   ‚ тумане солнце имело странный вид существа мыслЯщего,  одухотворенного
и длЯ адекватного своего выражениЯ требовало местоимениЯ мужского рода.  €
вид этот - в особенности при абсолютном безлюдье вокруг -  сразу  объЯснЯл
происхождение  древнего  культа   солнца.   Љазалось,   никогда   еще   не
существовало под небом более разумной религии.  ‘ветило  было  златокудрым
богоподобным существом с лучистым ликом и кроткими глазами, с  юным  пылом
взирающим на землю, котораЯ, до краев была переполнена любовью к нему.
   Ќемного позднее свет его проник сквозь щели ставней в  дом,  отбрасываЯ
полосы, подобные докрасна раскаленной кочерге, на буфеты, комоды и  другую
мебель, и разбудил тех жнецов, которые еще не вставали.
   ‚се было румЯно в то утро, но  Ярче  всего  разрумЯнились  две  широкие
деревЯнные выкрашенные лопасти, которые поднимались у  краЯ  желтой  нивы,
примыкающей к деревне Њарлот.  ќти  две  лопасти  и  две  другие,  нижние,
образовывали  вращающийсЯ  мальтийский  крест  жнейки,  которую   накануне
вечером привезли на поле, чтобы все было  готово  к  сегоднЯшнему  дню.  ‚
солнечном свете цвет краски, покрывающей их, стал гуще, словно их  окунули
в жидкий огонь.
   Џоле было уже "открыто", то есть по всей его окружности  узкаЯ  полоска
пшеницы была сжата серпами, чтобы проложить путь длЯ лошадей и машины.
   „ве группы - одна состоЯла из мужчин и подростков, другаЯ из  женщин  -
поЯвились на дороге в тот час, когда тень, отбрасываемаЯ живой изгородью с
восточной стороны, коснулась кустов с западной  стороны,  так  что  головы
идущих озарЯлись восходЯщим солнцем, а ноги были  окутаны  предрассветными
тенЯми. ‹юди свернули с дороги  на  поле,  пройдЯ  между  двумЯ  каменными
столбами ближайших ворот.
   ‚скоре   послышалось   стрекотанье,   напоминающее   любовную   песенку
кузнечика.  ќто  заработала  жнейка  и  за  изгородью  показалось  длинное
вибрирующее тело машины, которую тащили три лошади. Ќа одной из  них  ехал
погонщик, а другой работник управлЯл жнейкой. †нейка проехала  вдоль  краЯ
полЯ, медленно вращаЯ лопастЯми, и скрылась за гребнем холма; через минуту
она выехала с другой стороны полЯ,  двигаЯсь  тем  же  ровным  ходом;  над
жнивьем сверкнула меднаЯ звезда на лбу передней лошади,  затем  показались
Яркие лопасти и, наконец, всЯ машина.
   “зкаЯ  полоса  жнивьЯ,  охватывающаЯ  поле   после   каждого   объезда,
становилась шире и шире, и, по мере  того  как  проходили  утренние  часы,
площадь, где еще не сжата была пшеница, все уменьшалась.  Љролики,  зайцы,
змеи, крысы,  мыши  отступали  дальше  в  хлеба,  словно  в  крепость,  не
подозреваЯ, сколь эфемерно их убежище и какаЯ судьба ждет их к концу  днЯ,
когда до ужаса маленьким будет оставленный им уголок и они собьютсЯ в кучу
- друзьЯ и враги; а потом лЯжет под зубцами неумолимой жнейки пшеница, еще
покрывающаЯ последние несколько Ярдов,  и  жнецы  перебьют  всех  зверьков
палками и камнЯми.
   Џшеница ложилась позади жнейки маленькими кучками, и каждой кучки  было
достаточно, чтобы свЯзать  из  нее  сноп;  этим  и  занимались  энергичные
вЯзальщики, шедшие сзади, - главным образом женщины, хотЯ среди них были и
мужчины в ситцевых рубахах и штанах,  стЯнутых  кожаным  ремнем,  так  что
можно было свободно обойтись без двух задних пуговиц, которые  при  каждом
движении вЯзальщика поблескивали в солнечных лучах, словно два  глаза,  на
поЯснице.
   Ќо  значительно   интереснее   в   этой   компании   вЯзальщиков   были
представительницы другого пола, ибо женщина приобретает особое очарование,
когда становитсЯ неотъемлемой частью природы, а не ЯвлЯетсЯ, как в обычное
времЯ, лишь случайным предметом на ее  фоне.  ђаботник  на  поле  остаетсЯ
индивидом; работница есть неотъемлемаЯ часть полЯ, - каким-то образом  она
терЯет  грани  своей  личности,  впитывает  в  себЯ  окружающее  и  с  ним
ассимилируетсЯ.
   †енщины - вернее, девушки, ибо почти все  они  были  молоды,  -  надели
чепцы  с  длинными  развевающимисЯ  оборками,  защищающими  от  солнца,  и
перчатки, чтобы жнивье не изранило им  рук.  Ћдна  была  в  бледно-розовой
кофте, другаЯ в кремовом платье с узкими рукавами, третьЯ в юбке, красной,
как лопасти жнейки. †енщины постарше надели коричневые грубые "робы",  или
халаты, - привычный и наиболее удобный костюм длЯ работницы,  от  которого
отказывались молодые. ‚ это утро взглЯд невольно возвращаетсЯ к девушке  в
розовой ситцевой кофте, так как фигура у нее более гибкаЯ и изЯщнаЯ, чем у
других. Ќо она так низко надвинула на глаза чепец, что,  когда  она  вЯжет
снопы, оборки скрывают даже щеки, хотЯ о цвете ее лица можно догадатьсЯ по
темно-каштановой прЯди волос, выбившейсЯ из-под чепчика. Ѓыть  может,  она
обращает на себЯ внимание отчасти потому, что совсем к этому не стремитсЯ,
а другие женщины частенько посматривают по сторонам.
   ђаботает она монотонно, как часовой механизм; из последнего  свЯзанного
снопа выдергивает пучок колосьев и приглаживает  их  ладонью  левой  руки,
чтобы верхушки торчали на одном уровне, потом,  низко  наклонившись,  идет
вперед, обеими руками подбираЯ пшеницу и прижимаЯ ее к коленЯм; левую руку
в перчатке она подсовывает под  сноп,  пока  не  коснетсЯ  правой,  сжимаЯ
пшеницу  в  объЯтиЯх,  словно   возлюбленного,   затем   соединЯет   концы
выдернутого пучка колосьев и, придавливаЯ коленЯми  сноп,  свЯзывает  его,
времЯ от времени оправлЯЯ юбку, которую приподнимает ветер. Џолоска  голой
руки видна между кожаной перчаткой и рукавом платьЯ, а к концу днЯ женскаЯ
неЯснаЯ кожа будет исцарапана и начнет кровоточить.
   €ногда она распрЯмлЯетсЯ, чтобы отдохнуть, потуже завЯзать  передник  и
поправить сбившийсЯ чепец. € тогда видно ее лицо - овальное лицо  красивой
молодой женщины, глубокие темные глаза и  длинные  тЯжелые  косы,  которые
словно цеплЯютсЯ умолЯюще за все, чего коснутсЯ. ™еки у нее бледнее,  зубы
ровнее, а красные губы тоньше, чем у большинства деревенских девушек.
   ќто ’эсс „арбейфилд, или д'ќрбервилль, слегка изменившаЯсЯ - та же,  да
не та; в эту пору своей жизни она чувствует  себЯ  здесь  чужой,  пришлой,
хотЯ живет не на чужой стороне. Џосле долгого затворничества  она  наконец
принЯла на  этой  неделе  решение  занЯтьсЯ  полевыми  работами  в  родной
деревне, ибо длЯ земледельцев настала самаЯ горЯчаЯ пора года, и,  что  бы
ни делала ’эсс по дому, ее труд не вознаграждалсЯ бы так, как уборка хлеба
в поле.
   „вижениЯ других женщин мало чем отличались  от  движений  ’эсс,  и  всЯ
группа двигалась, словно танцоры в кадрили, переходЯ  от  снопа  к  снопу;
каждаЯ женщина прислонЯла свой сноп к другим, пока не образовывалась копна
из десЯти - двенадцати снопов.
   Ћни поели, и  работа  продолжалась.  —асам  к  одиннадцати  можно  было
заметить, что времЯ от  времени  ’эсс  печально  посматривает  на  вершину
холма, хотЯ и не перестает вЯзать снопы. ‚ одиннадцать часов из-за  холма,
на котором пшеница была уже сжата, показались головки детей в возрасте  от
шести до четырнадцати лет.
   ‹ицо ’эсс слегка зарумЯнилось, но она не прервала работы.
   ‘таршаЯ  в  группе  ребЯт  девочка  в  сложенной  углом  шали,  котораЯ
волочилась по жнивью,  несла  на  руках  что-то,  напоминающее  с  первого
взглЯда куклу, - это был  ребенок  в  длинной  рубашонке;  другаЯ  девочка
принесла  завтрак.  †нецы  прервали  работу,  взЯли  принесенную   еду   и
расположились вокруг копны. Ћни принЯлись за завтрак, и мужчины, передаваЯ
друг другу кружку, щедро наливали эль из каменного кувшина.
   Ћдной из  последних,  прервавших  работу,  была  ’эсс  „арбейфилд.  Ћна
присела у копны, слегка отвернувшись от своих товарок. Љогда она  уселась,
работник в кроличьей шапке и с красным платком за поЯсом протЯнул ей через
копну кружку элЯ. Ќо  она  отказалась.  ђазложив  завтрак,  она  подозвала
рослую девочку,  свою  сестру,  и  взЯла  у  нее  ребенка;  та  рада  была
освободитьсЯ от ноши и, перейдЯ к соседней копне; стала играть  с  другими
детьми.  Џокраснев  еще  сильнее,  ’эсс  украдкой  и  в  то  же  времЯ   с
достоинством расстегнула кофту и начала кормить младенца грудью.
   Њужчины, сидевшие поблизости,  вежливо  отвернулись;  кое-кто  закурил,
один  рассеЯнно  и  любовно  поглаживал  кувшин,  который  был  осушен  до
последней капли. ‚се женщины, кроме  ’эсс,  принЯлись  оживленно  болтать,
времЯ от времени приглаживаЯ скрученные узлом волосы.
   Љогда младенец оставил грудь, молодаЯ мать посадила его себе на  колени
и, глЯдЯ вдаль,  начала  его  укачивать  с  мрачным  равнодушием,  которое
граничило с неприЯзнью. Џотом вдруг стала осыпать его поцелуЯми  и  словно
не могла насытитьсЯ, а  ребенок  расплакалсЯ,  испуганный  этим  неистовым
порывом, в котором страсть смешивалась с ненавистью.
   - Љак бы она там ни притворЯлась, а все-таки ребенка она любит, хотЯ  и
говорит, что лучше бы им обоим лежать на кладбище, -  заметила  женщина  в
красной юбке.
   - ‘коро она перестанет это твердить, - отозвалась другаЯ, в  коричневой
юбке. - ѓосподи, и к чему только не привыкаешь со временем!
   - Ђ не по доброй воле пошла она на это. ‚ прошлом году как-то  ночью  в
‡аповеднике слыхали  рыданиЯ,  и  кое-кому  пришлось  бы  плохо,  если  бы
подоспели люди.
   - Ќу, по доброй или не по доброй, а все равно жалость, да и только, что
случилось это с ней, а не с кем другим. Ќу, да  так  уж  всегда  бывает  с
самыми красивыми. ‚от дурнушки  -  те  могут  ничего  не  боЯтьсЯ.  ‚ерно,
„женни? - ѓоворившаЯ повернулась к одной из женщин,  котораЯ,  несомненно,
подходила под такое определение.
   †алость - это было подходЯщее слово; даже враг и  тот  почувствовал  бы
сострадание, глЯдЯ на сидевшую здесь ’эсс, чей  рот  напоминал  цветок,  а
большие неЯсные глаза были не черными  и  не  голубыми,  не  серыми  и  не
фиалковыми, но, пожалуй, сочетающими все эти цвета и сотни других, которые
можно  было  увидеть,  всматриваЯсь  в  радужную  оболочку,   где   вокруг
бездонного зрачка ложились один на другой различные  цвета  и  оттенки,  -
’эсс, женщину почти безупречную, если не считать слегка  неуравновешенного
характера, унаследованного от предков.
   ђешение, неожиданное длЯ самой ’эсс, впервые за много  месЯцев  привело
ее на полЯ. ‘начала она терзала и  томила  свое  трепещущее  сердце  всеми
муками сожалениЯ,  какие  только  может  придумать  одинокое  и  неопытное
существо, затем здравый смысл подсказал ей выход: она  почувствовала,  что
поступит  хорошо,  если  снова  будет  полезной,  снова  вкусит   прелесть
независимости, чего бы это ни стоило. Џрошлое есть прошлое; каково бы  оно
ни было, его больше нет. Љаковы бы ни были  последствиЯ,  времЯ  над  ними
сомкнетсЯ, - пройдут года, и наступит день, когда длЯ  всех  они  исчезнут
навсегда, а она сама будет погребена и забыта. Њеж: тем деревьЯ  были  так
же зелены, как и раньше, так же пели птицы и так же Ярко  светило  солнце.
‡накомый пейзаж не омрачилсЯ ее скорбью, не заразилсЯ ее болью.
   …й следовало понЯть одно: мысль,  заставившаЯ  ее  так  низко  склонить
голову, - мысль о всеобщем жгучем интересе к ее положению основана была на
иллюзии. Ќикому не было дела до ее жизни, до ее переживаний, ее  страстей,
ее мироощущениЯ, кроме нее самой.
   „лЯ всех остальных людей ’эсс была  лишь  мимолетной  мыслью.  „аже  ее
друзьЯ думали о ней лишь мельком, хотЯ и часто. …сли бы она  горевала  всю
жизнь,  длЯ  них  это  означало  бы  только:  "Ђ,  она  сама  делает  себЯ
несчастной". …сли бы старалась она  быть  веселой,  отогнать  все  заботы,
радоватьсЯ дневному свету, цветам, ребенку - длЯ них все  это  воплотилось
бы в  короткой  фразе:  "Ћна  держитсЯ  молодцом".  Ћдна,  на  необитаемом
острове, сокрушалась бы она о том, что с ней случилось? Ќе очень. …сли  бы
она только что вышла из рук творца и увидела себЯ безмужней женой,  ничего
не ведающей о жизни и ЯвлЯющейсЯ лишь матерью безыменного  ребенка,  могло
ли бы такое положение довести ее до отчаЯниЯ?  Ќет,  она  принЯла  бы  его
спокойно и нашла бы в нем  радость.  ‘корбь  не  родилась  из  глубины  ее
существа, а порождена была социальными условностЯми.
   Љак бы ни рассуждала ’эсс, что-то  побудило  ее  одетьсЯ  опрЯтно,  как
одевалась она раньше, и выйти на полевые работы, так как на  рабочие  руки
был теперь большой спрос. ‚от почему она держала  себЯ  с  достоинством  и
спокойно смотрела людЯм в глаза, даже когда прижимала к груди ребенка.
   ђаботники встали со снопов,  потЯнулись  и  потушили  трубки.  ‹ошадей,
которые были выпрЯжены и накормлены, снова впрЯгли в красную машину. ’эсс,
быстро доев завтрак, подозвала сестру  и,  отдав  ей  ребенка,  застегнула
платье, надела кожаные перчатки и,  снова  наклонившись,  выдернула  пучок
колосьев из последнего свЯзанного снопа, чтобы перевЯзать следующий.
   ђабота продолжалась весь день и весь вечер,  и  ’эсс  вЯзала  снопы  до
сумерек. Џотом все поехали  домой  в  одном  из  самых  больших  фургонов,
сопутствуемые круглой  тусклой  луной,  котораЯ  поднЯлась  на  востоке  и
походила  на  истертый  золотой  венчик  какого-нибудь  тронутого  тлением
тосканского свЯтого. ’оварки ’эсс пели песни, проЯвлЯли большое участие  к
ней и радовались концу ее затворничества,  хотЯ  и  не  могли  удержатьсЯ,
чтобы лукаво не спеть несколько куплетов из  баллады  о  девушке,  котораЯ
пошла в веселый зеленый лес и вернулась оттуда не  такой,  как  прежде.  ‚
жизни все уравновешиваетсЯ и компенсируетсЯ: событие, которое  в  какой-то
мере сделало ее парией, привело также к  тому,  что  в  это  времЯ  многие
считали ее интереснейшим  человеком  в  деревне.  „ружелюбие  товарок  еще
больше отвлекало ее от мыслей о себе, живость их была заразительна, и  она
почти развеселилась.
   Ќо теперь, когда ее горести этического порЯдка рассеивались,  случилась
новаЯ беда, затронувшаЯ инстинкт, который не признавал никаких  социальных
законов. ЏридЯ домой, она с ужасом услышала,  что  днем  ребенок  внезапно
захворал. ќтого следовало ждать - такой он был крохотный и слабый, - и тем
не менее ее охватило смЯтение.
   „евушка-мать забыла о том,  что  ребенок,  поЯвившись  на  свет,  нанес
оскорбление  обществу;  страстным  ее  желанием  было  не  смывать   этого
оскорблениЯ, сохранЯЯ жизнь ребенка. Ћднако очень  скоро  выЯснилось,  что
час  освобождениЯ  маленького   пленника   плоти   пробьет   раньше,   чем
подсказывали ей наихудшие опасениЯ; и, убедившись в этом, она  погрузилась
в тоску, вызванную не только  близкой  потерей  ребенка:  малютка  не  был
крещен.
   ‚се последнее времЯ ’эсс находилась в состоЯнии покорного безразличиЯ и
считала, что если за ее поступок  ей  суждено  гореть  в  аду,  она  будет
гореть, и дело с концом.  Џодобно  всем  деревенским  девушкам,  она  была
начитанна в ‘вЯщенном  писании,  добросовестно  выучила  историю  Ђголы  и
Ђголибы и знала, какой урок следовало из нее  извлечь.  Ќо  когда  тот  же
вопрос коснулсЯ ее  ребенка  -  он  принЯл  совершенно  иную  окраску.  …е
ненаглЯдное дитЯ умирает, и ему отказано в вечном блаженстве.
   —ас был поздний, но она сбежала с лестницы и спросила, можно ли послать
за свЯщенником. Љ  несчастью,  это  совпало  с  моментом,  когда  ее  отец
особенно гордилсЯ древним благородством своего рода и  с  особой  остротой
чувствовал, насколько ’эсс  запЯтнала  это  благородство.  Ћн  только  что
вернулсЯ из трактира ђолливера после еженедельной выпивки.  Ќет,  ни  один
поп не войдет в его дом, заЯвил он, и не посмеет совать нос  в  его  дела;
теперь по ее вине необходимо все скрывать больше, чем когда бы то ни было.
Ћн запер дверь и положил ключ в карман.
   ‚се улеглись спать, и ’эсс в беспредельном  отчаЯнии  тоже  легла.  Ћна
ежеминутно просыпалась и среди ночи убедилась, что ребенку стало хуже.  Ћн
умирал - тихо и безболезненно, но умирал.
   Џробило час ночи; в этот мрачный час фантазиЯ сбрасывает оковы рассудка
и зловещие возможности приобретают несокрушимость фактов. …й казалось, что
ребенок обречен на самые страшные муки ада,  ибо  осужден  вдвойне  -  как
некрещеный и как незаконнорожденный; она видела, как  сатана  подбрасывает
его на вилах с тремЯ зубцами, - такими вилами  в  дни  выпечки  хлеба  они
подбрасывали топливо в печь; эту картину дополнила она другими странными и
нелепыми деталЯми мучительных пыток, о которых иногда осведомлЯют молодежь
сей христианской страны. ‚ тишине  спЯщего  дома  мрачное  предчувствие  с
такой силой овладело ее воображением, что ночнаЯ сорочка стала влажной  от
пота, а кровать вздрагивала от ударов ее сердца.
   „ыхание младенца становилось все более затрудненным, и муки матери  все
усиливались. Ѓессмысленно было осыпать малютку поцелуЯми;  она  больше  не
могла оставатьсЯ в постели и начала лихорадочно ходить по комнате.
   - Ћ боже милостивый, сжальсЯ, сжальсЯ над моим  невинным  младенцем!  -
воскликнула она. - Њолю  тебЯ,  обрушь  гнев  свой  на  менЯ,  но  пожалей
ребенка.
   Ћна прислонилась к комоду и  долго  лепетала  несвЯзные  мольбы,  потом
встрепенулась: "Ђ что, если малютку можно спасти самим?  Њожет  быть,  нет
никакой разницы..."
   ѓолос ’эсс прозвучал так радостно, что, казалось, лицо ее  должно  было
светитьсЯ в полумраке.
   Ћна зажгла свечу и, подойдЯ  ко  второй  и  третьей  кровати  у  стены,
разбудила своих маленьких  сестер  и  братьев,  которые  спали  в  той  же
комнате. Ћтодвинув умывальник, чтобы можно было  обойти  его  кругом,  она
налила воды в тазик и заставила  детей  опуститьсЯ  на  колени  и  сложить
поднЯтые руки. Џока  дети,  еще  не  совсем  проснувшиесЯ,  испуганные  ее
поведением, все шире открываЯ глаза, оставались на коленЯх,  она  взЯла  с
кровати  младенца   -   ребенка,   рожденного   матерью-ребенком,   такого
крохотного, что,  казалось,  ’эсс  не  может  быть  его  матерью.  ’эсс  с
младенцем на руках стоЯла, выпрЯмившись, перед  тазом,  а  сестра  держала
перед ней раскрытый молитвенник, как держит  его  служка  в  церкви  перед
свЯщенником: ’эсс собиралась окрестить свое дитЯ.
   ‚ длинной белой сорочке, с толстой темной косой, ниспадающей  к  талии,
она казалась очень высокой и величественной. ЊЯгкий  тусклый  свет  жалкой
свечи скрадывал  те  мелкие  дефекты  лица  и  фигуры,  какие  можно  было
обнаружить при солнечном свете,  -  царапины  от  жнивьЯ  на  кистЯх  рук,
усталость, затуманившую глаза; молитвенный экстаз преобразил лицо, которое
привело ее к гибели,  сделал  его  безгрешно  прекрасным,  наложив  печать
царственного достоинства.  Њалыши,  стоЯвшие  вокруг  на  коленЯх,  мигали
покрасневшими, заспанными глазами и с напрЯженным удивлением следили за ее
приготовлениЯми - только усталость и поздний час мешали  им  проЯвить  его
действием.
   ‘амый впечатлительный из них спросил:
   - ’ы и в самом деле хочешь окрестить его, ’эсс?
   „евушка-мать задумчиво кивнула.
   - Љак его будут звать?
   Ћб этом она не подумала, но, когда она приступила к обрЯду крещениЯ, ей
пришло в голову имЯ, подсказанное фразой из Љниги ЃытиЯ, и она  произнесла
его:
   - ѓорем нарекаю тебЯ во имЯ отца и сына и свЯтого духа...
   Ћна окропила его водой, и наступило молчание.
   - „ети, скажите: "Ђминь".
   ’онкие голоса послушно прозвенели:
   - Ђминь.
   ’эсс продолжала:
   - Џринимаю этого младенца... -  и  так  далее  -  ...и  кладу  на  него
крестное знамение...
   Ћна окунула руку в таз и указательным  пальцем  начертила  на  младенце
большой крест, продолжаЯ  с  жаром  произносить  фразы  обрЯда:  он  будет
мужественно боротьсЯ с грехом, мирской суетностью и дьЯволом  и  останетсЯ
верным воином и слугой до конца своей жизни... Ћна исправно  прочла  "Ћтче
наш", а дети тоненькими, как комариный писк,  голосами  повторЯли  за  ней
слова молитвы и в заключение, словно служки, возгласили в тишине: "Ђминь".
   ’огда их сестра, еще более уверовав в действенную силу этого  таинства,
вознесла из глубины души благодарственную молитву.  ‘мело  и  торжествующе
произносила она  слова,  голосом  глубоким,  звучным,  ибо  изливала  свое
сердце, - и этого голоса до конца жизни не забудут  те,  кто  его  слышал.
ќкстаз веры словно просветлил ее, лицо ее  озарилось,  на  щеках  выступил
румЯнец, крохотное перевернутое пламЯ свечи сверкало  в  ее  зрачках,  как
алмаз. „ети смотрели на нее с возрастающим благоговением, и больше не было
у них желаниЯ задавать вопросы. ’еперь она не походила на  их  "сестрицу",
она стала большой, величественной и грозной -  божественным  существом,  с
которым у них не было ничего общего.
   ЃеднЯжке ѓорю недолго пришлось боротьсЯ с грехом, мирской суетностью  и
дьЯволом - к счастью, быть может,  длЯ  него,  если  принЯть  во  внимание
первые его шаги в жизни. ‚ синий  час  утра  этот  хрупкий  воин  и  слуга
вздохнул в последний раз, а когда проснулись дети, они горько заплакали  и
попросили сестрицу достать еще одного хорошенького малютку.
   ‘покойствие, которое охватило ’эсс после крещениЯ, не покидало ее и при
кончине младенца. Љогда рассвело, она почувствовала даже, что опасениЯ  ее
за его душу были немножко  преувеличены;  как  бы  там  ни  было,  она  не
испытывала теперь никакой  тревоги,  рассуждаЯ  так:  если  провидение  не
утвердит обрЯда, ей, ’эсс, ни к чему  райское  блаженство,  которое  можно
утратить из-за такого отступлениЯ от формы, - не нужно оно ни  ей,  ни  ее
младенцу.
   ’ак  ушло  из  жизни  нежеланное  ѓоре  -   этот   незваный   пришелец,
незаконнорожденный  дар  бесстыдной  Џрироды,  не   уважающей   социальных
законов; заблудившеесЯ существо, длЯ которого  вечное  ‚ремЯ  сводилось  к
днЯм и которому неведомы были ни  годы,  ни  столетиЯ;  длЯ  него  комната
наверху была вселенной, погода в течение недели - климатом, младенчество -
человеческой жизнью, а инстинкт сосать - знанием.
   ’эсс, немало размышлЯвшаЯ о крещении, не знала: достаточно ли  было,  с
точки зрениЯ догмы, этого обрЯда, чтобы  обеспечить  ребенку  христианское
погребение? Ќикто не мог на это ответить, кроме приходского свЯщенника,  а
он приехал сюда недавно и не знал ее.
   ‚ сумерках она пошла к нему,  но  остановилась  у  калитки:  у  нее  не
хватило мужества войти. Ћна отказалась бы  от  своей  затеи,  если  бы  не
встретила его на обратном пути. ‚ темноте она могла говорить свободно:
   - џ хотела бы кое о чем спросить вас, сэр.
   Ћн выразил готовность слушать, и она рассказала ему о болезни ребенка и
импровизированном обрЯде.
   - Ђ теперь, сэр, - добавила она взволнованно, - скажите мне,  длЯ  него
это будет все равно как если бы его окрестили вы?
   €спытываЯ вполне естественное  чувство  профессионала,  узнавшего,  что
работу, которую следовало бы исполнить ему, взЯли на себЯ  его  неискусные
клиенты, он склонен был ответить отрицательно. Ћднако достоинство, с каким
говорила  эта  девушка,  и  страннаЯ  нежность,  звучавшаЯ  в  ее  голосе,
пробудили в нем более  благородные  чувства  -  вернее,  то,  что  от  них
осталось после десЯтилетних усилий привить формальную веру скептицизму.  ‚
нем боролись человек и свЯщеннослужитель - и победа осталась за человеком.
   - ЊилаЯ моЯ, - сказал он, - это все равно.
   - ‡начит, вы не  откажете  ему  в  христианском  погребении?  -  быстро
спросила она.
   ‘вЯщенник почувствовал, что попал в ловушку.
   “слышав о болезни  ребенка,  он,  как  человек  добросовестный,  ЯвилсЯ
вечером, чтобы совершить обрЯд; отказ впустить его исходил не от  ’эсс,  а
от ее отца, но он этого не знал и потому  не  мог  оправдать  неправильное
совершение обрЯда необходимостью.
   - Ђ... это другое дело, - сказал он.
   - „ругое дело... почему? - с жаром спросила ’эсс.
   - џ бы охотно это сделал, касайсЯ дело только нас двоих. Ќо  теперь  не
могу... по некоторым причинам.
   - Ќу, в виде исключениЯ, сэр!
   - Џраво же, не могу.
   - Ћ сэр, сжальтесь! - € с этими словами она схватила его за руку.
   Ћн отнЯл руку и покачал головой.
   - Ќу, тогда Я не буду вас уважать! - вспылила она. - €  никогда  больше
не пойду в вашу церковь!
   - Ќе говорите так опрометчиво.
   -  Ѓыть  может,  длЯ  него  это  все  равно,  если  вы  не  дадите  ему
погребениЯ?..  Њожет  быть,  это  все  равно?   ’олько   ради   бога,   не
разговаривайте со мной, как свЯтой с грешницей, а говорите, как человек  с
человеком, с несчастным человеком!
   Љак примирил свЯщенник свой ответ со строгими понЯтиЯми о сем предмете,
которых он, по его мнению, твердо  придерживалсЯ,  мирЯнин  постигнуть  не
может, хотЯ и может оправдать. ’ронутый ее горем, он сказал снова:
   - ќто все равно.
   ‚ тот же вечер младенца отнесли на кладбище в маленьком  еловом  Ящике,
прикрытом шалью древней старухи, и при свете фонарЯ похоронили  -  уплатив
могильщику шиллинг и пинту пива - в том жалком уголке божьего сада, где  с
божьего  соизволениЯ  растет  крапива  и  где  хоронЯт   всех   некрещеных
младенцев, известных пьЯниц, самоубийц и других людей, чьи  души  обречены
на гибель.  ЌесмотрЯ  на  неподходЯщую  обстановку,  ’эсс  храбро  сделала
крестик из двух брусков, свЯзав их обрывком веревки, и, увив его  цветами,
воткнула в  изголовье  могилы,  когда  однажды  вечером  смогла  никем  не
замеченнаЯ пройти на кладбище; в ногах могилы она поставила букет таких же
цветов  в  банке  с  водой,  чтобы  они  не  завЯли.  Ќеважно,  что   глаз
постороннего наблюдателЯ мог заметить на банке слова: "Њармелад  Љилуела".
ѓлаз материнской любви, провидЯщий нечто более возвышенное, их не видел.


        15

   "Џутем опыта, - говорит ђоджер ќшем, - находим мы кратчайший путь после
долгих скитаний". Ќередко случаетсЯ, что эти долгие  скитаниЯ  лишают  нас
возможности продолжать путешествие, - а тогда какой толк от нашего  опыта?
Ћпыт ’эсс „арбейфилд был именно такого рода - бесполезный. Ќаконец  узнала
она, что нужно делать, но кому были нужны теперь ее дела?
   …сли бы до ухода к д'ќрбервиллЯм она ревностно следовала в жизни мудрым
притчам и поучениЯм, знакомым с детства и ей и всему миру,  -  несомненно,
ее никогда не удалось-бы обмануть. Ќо ей не было дано - как это никому  не
даетсЯ - почувствовать всю правоту драгоценных  изречений,  пока  они  еще
могут принести пользу. ‚месте со свЯтым Ђвгустином она - и сколько других!
- могла бы иронически сказать богу: "’ы посоветовал избрать дорогу лучшую,
чем та, которой ты позволил идти".
   ‡имние месЯцы она провела в доме  отца,  ощипывала  птиц,  откармливала
индюков и гусей, шила братьЯм и сестрам платьЯ из нарЯдов, которые подарил
ей д'ќрбервилль, а она с презрением отложила в  сторону.  ’эсс  не  хотела
обращатьсЯ к нему за помощью. Ќо часто закидывала она  руки  за  голову  и
глубоко задумывалась, когда считали, что она усердно работает.
   Џо мере того как шли месЯцы нового  года,  с  философским  спокойствием
отмечала  она  даты:  ночь  катастрофы  в  ’рэнтридже   на   темном   фоне
‡аповедника; день рождениЯ и день смерти ребенка;  свой  день  рождениЯ  и
другие дни, отмеченные событиЯми, в которых она принимала участие. Љак-то,
глЯдЯ в зеркало на свое красивое лицо, она подумала о том,  что  есть  еще
одна дата, котораЯ имеет длЯ нее большее значение, чем все другие: день ее
смерти, когда исчезнет все ее очарование, день, который лукаво  притаилсЯ,
невидимый среди других дней  года,  ничем  себЯ  не  выдающий,  когда  она
ежегодно с ним сталкивалась, но, тем не  менее,  неизбежный.  Љоторый  же?
Џочему не чувствовала она озноба при ежегодных встречах с  таким  холодным
родственником? Њысль „жерими ’эйлора пришла ей в голову -  когда-нибудь  в
будущем те, кто знал ее, скажут: "‘егоднЯ такое-то  число  -  день,  когда
умерла беднаЯ ’эсс „арбейфилд", и в этих  словах  ничто  не  покажетсЯ  им
странным. Ђ она не знала, на какой месЯц, неделю, времЯ года  упадет  этот
день, которому суждено стать длЯ нее днем, когда времени больше не будет.
   ’ак за короткое времЯ наивнаЯ девушка превратилась в серьезную женщину.
ЏостоЯнные размышлениЯ наложили отпечаток на  ее  лицо,  в  голосе  иногда
звучала  трагическаЯ  нотка.  ѓлаза  стали  больше  и  выразительнее,  она
казалась теперь настоЯщей красавицей; ее лицо было прекрасным, а душа была
душой  женщины,  не  сломленной  и  не  озлобленной  тЯжелыми  испытаниЯми
последних двух лет. Ќе будь общественного мнениЯ, эти испытаниЯ  могли  бы
воспитать ее в свободном духе, и только.
   Џоследнее  времЯ  она  жила  столь  уединенно,  что  несчастье  ее,  не
получившее широкой огласки, было почти забыто в Њарлоте.  Ќо  она  понЯла,
что никогда не почувствует себЯ  легко  там,  где  люди  видели  неудачную
попытку ее семьи "заЯвить о родстве" - а с  ее  помощью  сделать  его  еще
более тесным и прочным - с богатыми д'ќрбервиллЯми. ‚о всЯком  случае,  ей
не будет легко здесь, пока  долгие  годы  не  сотрут  случившегосЯ  из  ее
памЯти. Ќо даже теперь ’эсс  чувствовала,  как  пульсирует  в  ней  жизнь,
согретаЯ надеждами; она могла бы жить счастливо в каком-нибудь уголке, где
нет воспоминаний. ‘пастись от прошлого и от всего, что к нему  относилось,
можно было только уничтожив его, а длЯ этого она должна была уехать.
   "“трачено ли навсегда  подлинное  целомудрие,  однажды  потерЯнное?"  -
спрашивала она себЯ. Ћна доказала бы, что нет,  если  бы  могла  задернуть
завесу  за  прошлым.  ‚  силе  возрождениЯ,  котораЯ  правит  органической
природой, несомненно, не могло быть отказано и чистоте.
   „олго и тщетно ждала она  случаЯ  снова  уехать.  Ќастала  на  редкость
дружнаЯ весна; казалось, можно было услышать, как набухали и  раскрывались
почки; и ее охватывало  то  же  волнение,  что  и  всех  обитателей  леса,
пробуждавшее в ней необоримое желание покинуть эти места. Ќаконец в начале
маЯ она получила письмо от старинной приЯтельницы своей матери, у которой,
хотЯ никогда ее не видела,  давно  уже  наводила  справки  о  работе,  она
писала, что на молочной ферме где-то на юге требуетсЯ опытнаЯ доильщица  и
что фермер охотно наймет ее на летние месЯцы.
   …хать приходилось не так далеко, как хотелось бы ’эсс; но,  пожалуй,  и
такое расстоЯние было достаточно, если вспомнить, как мал был радиус  того
круга, в котором она жила и где ходила о ней молва. „лЯ людей, замкнутых в
узких границах, мили равны географическим градусам, приходы - графствам, а
графства - провинциЯм и государствам.
   “ нее было одно твердое решение: в мечтах и делах  новой  ее  жизни  не
будет больше никаких д'эрбервилльских воздушных замков.  Ћна  -  доильщица
’эсс, и только. •отЯ ни слова не было об этом сказано, но  мать  прекрасно
понимала чувства ’эсс и больше не заикалась о предках-рыцарЯх.
   Ћднако   такова   человеческаЯ   непоследовательность:   новое    место
представлЯло длЯ нее интерес отчасти и потому,  что  оно  находилось  близ
родной земли ее предков (ибо они не были уроженцами  Ѓлекмура,  тогда  как
мать ее была родом из Ѓлекмура). Њыза  ’элботейс,  куда  она  ехала,  была
расположена неподалеку от одного  из  бывших  поместий  д'ќрбервиллей,  по
соседству с большими фамильными склепами ее прабабок и  их  могущественных
супругов. Ћна получит возможность поглЯдеть на них и подумать о  том,  что
не только д'ќрбервилль пал, подобно ‚авилону, но и  невинность  смиренного
потомка может пасть столь же неприметно. Ќо в то же времЯ она размышлЯла о
том, не ждет ли ее удача в стране ее предков, и  какаЯ-то  неведомаЯ  сила
бурлила в ней,  как  весенний  древесный  сок.  ќто  вновь  воспрЯнула  ее
нерастраченнаЯ юность,  несЯ  с  собой  надежду  и  непобедимый  инстинкт,
влекущий к радости.


        ”Ђ‡Ђ ’ђ…’њџ. ‚›‡„ЋђЋ‚‹…Ќ€…


        16

   ‚ благоухающее тмином майское утро,  когда  птицы  высиживают  птенцов,
через два с половиной года после возвращениЯ из ’рэнтриджа - в эти  два  с
половиной года неприметно восстановились душевные силы ’эсс  „арбейфилд  -
она вторично покинула родной дом. “ложив свои вещи  так,  чтобы  их  могли
прислать ей позднее, она выехала в наемной двуколке  в  маленький  городок
‘тоуркэстл, которого не могла  миновать  на  своем  пути,  уводЯщем  ее  в
сторону, почти противоположную той, куда поехала  она  в  первый  раз.  Ќа
гребне первого холма она оглЯнулась и посмотрела на Њарлот и  родительский
дом с сожалением, хотЯ ее стремление уехать было велико.
   ‚ероЯтно, ее родные там будут жить по-прежнему, не замечаЯ, что радости
у них стало меньше, так как ’эсс теперь далеко и  они  лишены  ее  улыбки.
Џройдет несколько дней, и дети будут играть так же весело, как  и  раньше,
не чувствуЯ после ее отъезда, что им чего-то не хватает. Џо ее мнению, эта
разлука с младшими детьми должна была пойти им на пользу: останьсЯ  она  -
и, пожалуй, не столько ее наставлениЯ могли бы принести им добро,  сколько
ее пример послужить во зло.
   —ерез  ‘тоуркэстл  она  проехала  не  останавливаЯсь,  стремЯсь  скорее
достичь  перекрестка  шоссейных  дорог,  где  хотела  дождатьсЯ  грузового
фургона, ходившего на юго-запад, - железнаЯ дорога только  опоЯсывала  эту
область,