спользуешьсЯ случаем, так пенЯй на себЯ. Њожешь идти.
     „евушка расхохоталась.
     - Ќу,  уж и  взбеленитсЯ старуха!..  Џодложу Я  ей свинью!..  •а-ха-ха!
’олько... вы менЯ за нос не водите?
     - ‘тупай, - ответил ‚окульский, указываЯ на дверь.
     Ћна еще раз пристально посмотрела на него и вышла, пожав плечами.
     ‚скоре после ее ухода поЯвилсЯ пан €гнаций.
     - —то это за знакомство? - недовольно спросил он.
     - „ействительно,  -  задумчиво отвечал ‚окульский.  - џ еще не встречал
подобного животного, хотЯ видел их немало.
     - ‚ одной только ‚аршаве их тысЯчи, - сказал †ецкий.
     - ‡наю.  Ѓорьба с  ними ни  к  чему не  приводит,  потому что все времЯ
поЯвлЯютсЯ новые.  Ћтсюда вывод,  что  рано или поздно общество должно будет
перестроитьсЯ от основаниЯ до самой верхушки. €наче оно сгниет.
     - Ђга, - пробормотал †ецкий. - џ так и думал.
     ‚окульский простилсЯ с ним.  Ћн чувствовал себЯ как горЯчечный больной,
которого окатили холодной водой.
     "Ћднако,  Я вижу,  пока общество перестроитсЯ, - думал он, - сфера моей
благотворительности  сильно   сузитсЯ.   Њоего   состоЯниЯ  не   хватит   на
облагораживание низменных инстинктов.  —то  касаетсЯ менЯ,  то  Я,  пожалуй,
отдаю предпочтение светским дамам, зевающим в костеле, перед выродками, если
даже они молЯтсЯ и плачут".
     Ћбраз панны €забеллы предстал перед ним в еще более Ярком ореоле. Љровь
бросилась ему в голову,  и он в душе клеймил себЯ за то,  что мог сравнивать
ее с подобным существом.
     "Ќет,  лучше уж  сорить деньгами на  экипажи и  лошадей,  чем на такого
рода... несчастные случаи".
     ‚  пасхальное воскресенье ‚окульский в  наемной карете подъехал к  дому
графини.  “  подъезда уже стоЯла длиннаЯ вереница экипажей самого различного
ранга.   Ѓыли  там  щегольские  кабриолеты,  в  которых  разъезжала  золотаЯ
молодежь,  и  обыкновенные извозчичьи пролетки,  нанЯтые на  несколько часов
отставными сановниками;  старые кареты со старыми лошадьми и старой упрЯжью,
сопровождаемые лакеЯми в  потертых ливреЯх,  и  новенькие,  прЯмо  из  ‚ены,
колЯски,  а при них лакеи с цветами в петличках и кучера с кнутами, упертыми
в  бок наподобие маршальского жезла;  не было недостатка и  в фантастических
казачках,  облаченных в шаровары такой непомерной ширины,  словно именно там
была заключена всЯ спесь их господ.
     ‚окульский мимоходом подметил,  что  среди  этого сборища возниц челЯдь
знатных  господ  выделЯлась важной  степенностью,  кучера  банкиров пытались
верховодить,   что  вызывало  издевки  и  брань,   извозчики  же  отличались
самоуверенной бойкостью. Ључера наемных карет держались особнЯком, брезгливо
сторонились остальных, а те, в свою очередь, брезговали ими.
     Љогда  ‚окульский вошел  в  вестибюль,  седой швейцар с  красной лентой
низко  поклонилсЯ ему  и  распахнул дверь в  гардеробную,  где  джентльмен в
черном фраке снЯл с  него пальто.  ‚  тот  же  миг перед ‚окульским очутилсЯ
ћзеф,  лакей  графини,  который хорошо  его  знал,  потому что  переносил из
магазина в костел музыкальную шкатулку и поющих птиц.
     - €х сиЯтельство просЯт пожаловать, - сказал ћзеф.
     ‚окульский достал из  кармана пЯть  рублей и  сунул ему,  чуствуЯ,  что
поступает, как парвеню.
     "Ђх,  как Я глуп,  -  думал он.  -  Ќет,  Я не глуп. џ только выскочка,
который в  обществе должен платить каждому на каждом шагу.  Ќу,  да спасение
блудниц обходитсЯ дороже".
     Ћн  поднималсЯ  по  мраморной  лестнице,  убранной  цветами,  ћзеф  шел
впереди. „о первой площадки ‚окульский не снимал шлЯпу, потом снЯл, так и не
знаЯ, принЯто это или не принЯто.
     "‚ конце концов невелика беда, если бы Я вошел к ним в шлЯпе".
     ћзеф,   несмотрЯ  на  свой  более  чем  солидный  возраст,  взбежал  по
ступенькам,  как лань,  и куда-то исчез, а ‚окульский осталсЯ один, не знаЯ,
куда идти и  к  кому обратитьсЯ.  ќто длилось недолго,  но в  ‚окульском уже
начал закипать гнев.
     "Љаким барьером условностей они огородили себЯ!  -  подумал он. - Ђх...
если б Я мог все это разрушить..."
     ‘  минуту  ему  казалось,  что  между  ним  и  этим  высокочтимым миром
изысканных манер неизбежна жестокаЯ борьба,  в которой либо мир этот рухнет,
либо сам он погибнет.
     "•орошо, пусть Я погибну... Ќо Я оставлю по себе памЯть..."
     "Ћставишь по  себе  снисходительную жалость",  -  шепнул  ему  какой-то
голос.
     "Ќеужели Я так ничтожен?"
     "Ќет, ты только прекраснодушен".
     Ћн очнулсЯ - перед ним стоЯл ’омаш ‹енцкий.
     - Џриветствую,  пан ‘танислав, - сказал он с присущей ему величавостью.
- Џриветствую тем более горЯчо, что ваше посещение совпало с весьма приЯтным
семейным событием...
     "Ќеужели обручение панны €забеллы?"  -  подумал ‚окульский,  и  у  него
потемнело в глазах.
     - Џредставьте себе,  по  случаю  вашего посещениЯ...  ‚ы  слышите,  пан
‘танислав...  по  случаю  вашего визита Я  помирилсЯ с  пани  €оанной,  моей
сестрой...  —то  это  вы  словно  побледнели?..  ‚ы  встретите  здесь  много
знакомых. Ќе думайте, что аристократиЯ так страшна...
     ‚окульский опомнилсЯ.
     - Џан  ‹енцкий,  -  холодно  возразил он,  -  мою  палатку под  Џлевной
посещали и более знатные господа.  € они были со мной настолько любезны, что
теперь менЯ трудно смутить присутствием даже более знатных особ,  нежели те,
каких Я могу встретить в ‚аршаве.
     - Ђ... а... - пролепетал пан ’омаш и поклонилсЯ ему.
     ‚окульский был поражен.
     "Љаков холуй!  -  мелькнуло у него в голове.  -  € Я...  Я... собиралсЯ
церемонитьсЯ с такими людьми?.."
     ‹енцкий взЯл его под руку и  торжественно ввел в  первую гостиную,  где
находились одни мужчины.
     - ЏоглЯдите, вот граф... - начал пан ’омаш.
     - ‡наю,  -  ответил ‚окульский и про себЯ прибавил:  "„олжен мне рублей
триста..."
     - Ѓанкир... - объЯснЯл далее пан ’омаш.
     Ќо  не  успел  он  назвать  фамилию,  как  банкир  поспешил  к  ним  и,
поздоровавшись с ‚окульским, воскликнул:
     - Џобойтесь вы бога,  пан ‚окульский,  из Џарижа страшно теребЯт нас по
поводу этих бульваров. ‚ы им уже ответили?
     - џ хотел раньше поговорить с вами, - ответил ‚окульский.
     - ’ак встретимсЯ где-нибудь. Љогда вы бываете дома?
     - ‚ неопределенное времЯ. џ предпочел бы зайти к вам.
     - ’ак приходите в среду, вместе позавтракаем и договоримсЯ наконец.
     Ћни раскланЯлись. Џан ’омаш нежно прижал к себе локоть ‚окульского.
     - ѓенерал... - начал он.
     ѓенерал,  увидев ‚окульского,  протЯнул ему руку,  и они поздоровались,
как старые знакомые.
     Џан  ’омаш  становилсЯ  все  сердечнее,   с  удивлением  замечаЯ,   что
галантерейный купец знаком с  наиболее видными в  городе лицами и  не знаком
лишь с  теми,  кто,  имеЯ титул или богатство,  не  утруждал себЯ какой-либо
деЯтельностью.
     “  входа во  вторую гостиную,  где  было  несколько дам,  их  встретила
графинЯ. Џозади нее промелькнул ћзеф.
     "ђасставили пикеты,  чтобы  не  скомпрометировать выскочку,  -  подумал
‚окульский. - Ћчень мило с их стороны, но..."
     - Љак же Я рада,  пан ‚окульский, - сказала графинЯ, забираЯ его у пана
’омаша,  -  как  Я  рада,  что  вы  исполнили мою  просьбу...  ‡десь как раз
находитсЯ особа, котораЯ жаждет познакомитьсЯ с вами.
     ‚ первой гостиной поЯвление ‚окульского вызвало сенсацию.
     - ‚ы замечаете,  генерал, - заговорил граф, - графинЯ стала принимать у
себЯ галантерейных купцов. ќтот ‚окульский...
     - Ћн такой же купец, как мы с вами, - возразил генерал.
     - ‘кажите,  кнЯзь,  -  спросил другой  граф,  -  как  сюда  попал  этот
‚окульский?
     - …го пригласила хозЯйка, - отвечал кнЯзь.
     - џ не имею предубеждениЯ против купцов,  -  продолжал граф,  - но этот
‚окульский - человек, который во времЯ войны занималсЯ поставками и нажил на
этом состоЯние...
     - „а,  да...  -  прервал его кнЯзь.  -  Ћбычно подобного рода состоЯниЯ
подозрительны, но за ‚окульского Я ручаюсь. Њне говорила о нем графинЯ, а Я,
в  свою очередь,  спрашивал офицеров,  бывших на войне,  в том числе и моего
племЯнника. ’ак вот о ‚окульском единодушно говорЯт, что поставки, в которых
он принимал участие, всегда были добросовестны. „аже солдаты, когда получали
хороший хлеб,  говорили, что, наверное, его пекли из муки ‚окульского. ‘кажу
вам  больше,  граф,  -  продолжал  кнЯзь,  -  ‚окульский,  снискавший  своей
честностью   внимание   высочайших   особ,   неоднократно   получал   весьма
соблазнительные  предложениЯ.   Ќе  далее  как  в  Январе  этого  года  одно
предприЯтие предлагало ему  двести  тысЯч  рублей  только  за  фирму,  и  он
отказалсЯ...
     ѓраф усмехнулсЯ.
     - Ѓыло бы у него больше на каких-нибудь двести тысЯч...
     - ‡ато он не был бы сегоднЯ здесь,  -  возразил кнЯзь и,  кивнув графу,
отошел.
     - ‘умасшедший старик, - презрительно пробормотал граф вслед кнЯзю.
     ‚ третьей гостиной,  куда ввела ‚окульского графинЯ, помещались буфет и
множество столиков,  больших и маленьких, за которыми сидели по два, по три,
а  где и  по  четыре человека.  Ќесколько слуг разносили кушаньЯ и  вина,  а
распорЯжалась ими панна €забелла,  очевидно заменЯвшаЯ хозЯйку дома.  Ќа ней
было бледно-голубое платье и крупные жемчуга на шее. Ћна была так прекрасна,
так  величаво было каждое ее  движение,  что,  взглЯнув на  нее,  ‚окульский
окаменел.
     "Ќечего даже мечтать о ней..." - с отчаЯнием подумал он.
     ‚  ту  же минуту он заметил в  оконной нише молодого человека,  который
вчера был в  костеле;  сейчас он  одиноко сидел за  маленьким столиком и  не
сводил глаз с панны €забеллы.
     "Љонечно,  он любит ее!" -  подумал ‚окульский, и на него точно повеЯло
могильным холодом.
     "џ погиб!" - прибавил он мысленно.
     ‚се это длилось несколько секунд.
     - ‚идите  старушку,  котораЯ  сидит  между  епископом  и  генералом?  -
спросила  графинЯ.   -   ќто  вдова  председателЯ,  ‡аславскаЯ,  лучшаЯ  моЯ
приЯтельница,  она  непременно  хочет  познакомитьсЯ с  вами.  ‚ы  ее  очень
заинтересовали,  -  продолжала графинЯ с улыбкой,  - детей у нее нет, только
две хорошенькие внучки.
     ‘мотрите же,  сделайте удачный выбор...  Ђ пока присмотритесь к ней, и,
когда эти господа отойдут, Я вас представлю. Ђ, кнЯзь!
     - ђад вас видеть,  -  обратилсЯ кнЯзь к  ‚окульскому.  -  ‚ы позволите,
кузина...
     - Њилости прошу,  -  отвечала графинЯ.  -  ‚от вам,  господа, свободный
столик... џ вас на минуту оставлю...
     Ћна отошла.
     - ЏрисЯдем,  пан  ‚окульский,  -  сказал кнЯзь.  -  Ћтлично получилось,
право;  у  менЯ к  вам важное дело.  Џредставьте себе,  ваши проекты вызвали
большой  переполох  среди  наших  мануфактурщиков...  ЉажетсЯ,  Я  правильно
сказал:  мануфактурщики?..  Ћни  утверждают,  что  вы  хотите  погубить нашу
промышленность... ђазве ваша конкуренциЯ длЯ них так опасна?
     - џ пользуюсь значительным кредитом у московских фабрикантов,  примерно
в сумме до трех, даже четырех миллионов, - отвечал ‚окульский. - Ќо Я еще не
знаю, как у нас пойдут их товары...
     - ‘трашнаЯ... страшнаЯ цифра! - проговорил кнЯзь. - ‚ам не кажетсЯ, что
она представлЯет действительную опасность длЯ наших фабрик?
     - Ќет, что вы. Ћна только несколько снизит их колоссальные прибыли, что
менЯ,  впрочем,  нисколько не  трогает.  Њое  дело заботитьсЯ о  собственных
прибылЯх и  о  дешевых товарах длЯ  покупателей,  а  наши как  раз  и  будут
дешевле.
     - Ќо  взвесили ли  вы  этот  вопрос с  точки зрениЯ своего гражданского
долга?  -  спросил кнЯзь,  сжимаЯ его  руку.  -  Ќам  уже  так мало осталось
терЯть...
     - Њне кажетсЯ,  что наш гражданский долг как раз и  заключаетсЯ в  том,
чтобы   дать   покупателЯм  более  дешевый  товар  и   уничтожить  монополию
фабрикантов,  которые  свЯзаны с  нами  лишь  тем,  что  эксплуатируют наших
потребителей и рабочих...
     - ‚ы  думаете?..  ќто  мне  и  в  голову не  приходило.  ‚прочем,  менЯ
интересуют не фабриканты, а наша родина, наша несчастнаЯ родина...
     - —то можно вам предложить, господа? - вдруг произнесла возле них панна
€забелла.
     ЉнЯзь и ‚окульский поднЯлись.
     - Љак ты прелестна сегоднЯ, дорогаЯ! - сказал кнЯзь, пожимаЯ ей руку. -
Њне,  право,  жаль,  что Я не мой собственный сын...  •отЯ,  может,  это и к
лучшему.  ‚идишь ли,  если бы ты отвергла менЯ, - а это весьма вероЯтно, - Я
был бы очень несчастен... Ђх, виноват, - спохватилсЯ он. - ђазреши, дорогаЯ,
представить  тебе  пана  ‚окульского.  Њужественный человек  и  мужественный
гражданин... с тебЯ этого довольно, не правда ли?
     - џ  уже  имела  удовольствие...  -  тихо  проговорила панна  €забелла,
отвечаЯ на поклон ‚окульского.
     Ћн взглЯнул ей в глаза и уловил такой испуг, такую грусть, что душу его
снова охватило отчаЯние.
     "€ зачем Я пришел сюда?" - подумал он.
     Ћн глЯнул в  сторону окна и  увидел молодого человека,  который все еще
одиноко сидел над нетронутою тарелкой, прикрыв глаза рукой.
     "Ђх,  зачем Я, несчастный, пришел сюда..." - думал ‚окульский, чувствуЯ
такую боль, словно сердце его сжимали клещи.
     - Њожет быть,  выпьете вина?  -  спросила панна €забелла,  с удивлением
взглЯнув на него.
     - ‚се, что прикажете, - машинально ответил он.
     - Њы должны короче познакомитьсЯ,  пан ‚окульский,  -  говорил кнЯзь. -
‚ам следует сблизитьсЯ с нашим обществом,  в котором,  поверьте,  есть умные
головы и благородные сердца, но... не хватает инициативы...
     - џ выскочка,  у менЯ нет титула...  -  ответил ‚окульский,  чтобы хоть
что-нибудь сказать.
     - Ќапротив,  сударь...  титулов у  вас хоть отбавлЯй:  один -  это ваша
работа,  другой -  честность,  третий -  способности, четвертый - энергиЯ...
€менно эти  качества необходимы нам длЯ возрождениЯ нашей родины.  „айте нам
все это, и мы примем вас... как брата.
     Љ ним подошла графинЯ.
     - Џростите, кнЯзь, - сказала она. - Џан ‚окульский, прошу вас.
     Ћна подала ему руку, и оба направились к председательше.
     - ‚от пан ‘танислав ‚окульский, - обратилась графинЯ к старушке, одетой
в темное платье с дорогими кружевами.
     - ‘адись-ка сюда, - указала старушка на кресло возле себЯ. - ’ебЯ зовут
‘таниславом, не так ли? Ђ из каких ты ‚окульских?
     - €з  тех...  никому не  известных,  -  отвечал он,  -  а  менее всего,
наверное, вам, сударынЯ.
     - Ђ что, отец твой в армии не служил?
     - Ћтец нет, а дЯдЯ служил.
     - Ђ где он служил, не помнишь?.. € не ‘таниславом ли его звали?
     - „а,  ‘таниславом.  Ћн  был  поручиком,  а  потом капитаном в  седьмом
линейном полку...
     - ‚ первой бригаде второй дивизии, - перебила председательша. - ‚идишь,
дитЯ мое, вот уж ты мне и не совсем незнаком... Љак он, жив ли?
     - Ќет, скончалсЯ пЯть лет назад.
     “  председательши задрожали  руки.  Ћна  открыла  маленький флакончик и
понюхала его.
     - ‘кончалсЯ,  говоришь ты...  ‚ечнаЯ ему памЯть...  ‘кончалсЯ...  Ђ  не
осталось ли по нем какой-нибудь вещицы?
     - ‡олотой крест...
     - „а, золотой крест... Ђ больше ничего?
     - …ще  миниатюра,  его  портрет,  писанный на  слоновой кости в  тысЯча
восемьсот двадцать восьмом году.
     Џредседательша все чаще подносила к  носу флакончик;  руки ее  трЯслись
все сильней.
     - Њиниатюра...  -  повторила она.  -  Ђ ты знаешь ли, кто ее писал?.. €
больше ничего не осталось после него?
     - Ѓыла какаЯ-то пачка бумаг и еще одна миниатюра...
     - —то же с ними сталось?  -  допытывалась председательша с возрастающим
волнением.
     - ќти вещи дЯдЯ за  несколько дней до смерти собственноручно опечатал и
велел положить с ним в гроб.
     - Ђ... а... - простонала старушка и залилась горькими слезами.
     ‚  зале  засуетились.  Џодбежала встревоженнаЯ панна €забелла,  за  нею
графинЯ,  они  взЯли  председательшу под  руки  и  бережно увели  в  дальние
комнаты.   ‚се  взглЯды  тотчас  обратились  к   ‚окульскому,   гости  стали
перешептыватьсЯ.
     ‡аметив,  что  все  смотрЯт на  него и,  по-видимому,  о  нем  говорЯт,
‚окульский  смутилсЯ.   Ћднако,   чтобы  показать  присутствующим,  что  эта
своеобразнаЯ популЯрность нимало его не  трогает,  он  выпил один за  другим
бокал венгерского и  бокал красного вина,  которые стоЯли на столе,  и  лишь
потом  спохватилсЯ,  что  один  из  них  принадлежал генералу,  а  другой  -
епископу.
     "Ќу,  и хорош же Я,  -  подумал он.  -  Ћни еще скажут,  пожалуй, что Я
нарочно обидел старушку, чтобы выпить вино ее соседей..."
     Ћн поднЯлсЯ,  собираЯсь уходить,  и  его бросило в  жар при мысли,  что
придетсЯ  пройти  через   две   гостиные,   сквозь  строй  взглЯдов  и   под
аккомпанемент перешептываний. ‚друг перед ним очутилсЯ кнЯзь.
     - ‚идно,  вы беседовали с председательшей о днЯх,  давно минувших,  раз
дело дошло до слез,  -  начал он.  -  џ угадал, правда? Ќо вернемсЯ к нашему
разговору:  не  думаете ли  вы,  что хорошо было бы у  нас основать польскую
фабрику дешевых тканей?
     - ‚рЯд  ли  это  удастсЯ,  -  покачал головой ‚окульский.  -  Њогут  ли
помышлЯть о  больших  фабриках люди,  которые  не  решаютсЯ даже  на  мелкие
усовершенствованиЯ в уже существующих предприЯтиЯх?
     - Ђ именно?
     - џ говорю о мельницах,  -  продолжал ‚окульский. - —ерез несколько лет
нам  придетсЯ ввозить и  муку,  потому что  наши мукомолы не  хотЯт заменить
жернова валами.
     - Џервый раз  слышу!  ‘Ядемте здесь,  -  говорил кнЯзь,  увлекаЯ его  в
глубокую нишу, - и расскажите мне, что это значит.
     ’ем временем в гостиных оживленно переговаривались.
     - ЉакаЯ-то  загадочнаЯ фигура этот господин,  -  говорила по-французски
дама  в   бриллиантах  даме  со  страусовым  пером.   -   џ  впервые  видела
председательшу в слезах.
     - ђазумеетсЯ,  любовнаЯ историЯ,  -  отвечала дама с пером. - ‚о всЯком
случае,  кто-то  сыграл с  графиней и  с  председательшей весьма злую шутку,
введЯ сюда этого субъекта.
     - ‚ы допускаете, что...
     - џ в этом уверена,  -  возразила дама,  пожимаЯ плечами.  -  ‚ы только
присмотритесь к нему.  ‚оспитан,  правда,  прегадко,  но каков собой,  какаЯ
осанка! Ќет, благородную кровь не скроешь даже под лохмотьЯми...
     - Џоразительно,  -  говорила дама в бриллиантах.  - „а и состоЯние его,
Якобы нажитое в Ѓолгарии...
     - ђазумеетсЯ.  ќтим отчасти можно объЯснить, почему председательша, при
ее богатстве, так мало тратит на себЯ.
     - € кнЯзь очень к нему благоволит...
     - Џомилуйте,  не  слабо ли  это сказано?  ‚ы  только посмотрите на  них
обоих...
     - Њне кажетсЯ, сходства никакого...
     - ђазумеетсЯ.   Ќо...   эта  гордость,   уверенность  в   себе...   Љак
непринужденно они беседуют...
     ‡а другим столиком на ту же тему рассуждали три господина.
     - Ќу,  графинЯ совершила государственный переворот,  - говорил брюнет с
хохолком.
     - €,  надо сказать,  удачно.  ќтот ‚окульский неотесан, но в нем что-то
есть, - ответил седой господин.
     - ‚се-таки купец...
     - —ем, собственно, купец хуже банкира?
     - ѓалантерейный купец, торгует кошельками, - упорствовал брюнет.
     - Ђ  нам случаетсЯ торговать гербами...  -  вставил третий -  худенький
старичок с белыми бакенбардами.
     - Ћн еще вздумает искать себе жену в нашем кругу...
     - ’ем лучше длЯ девиц.
     - „а  Я  сам отдал бы за него дочь!  —еловек он,  говорЯт,  порЯдочный,
состоЯтельный, приданого не промотает...
     Њимо них торопливо прошла графинЯ.
     - Џан ‚окульский, - сказала она, подзываЯ его веером.
     ‚окульский поспешил к ней.  Ћна подала ему руку,  и они вдвоем вышли из
гостиной. ЉнЯзЯ, оставшегосЯ в одиночестве, сразу окружили мужчины; то один,
то другой просил познакомить его с ‚окульским.
     - ‘тоит,  стоит, - отвечал довольный кнЯзь. - Џодобного человека еще не
было в  нашей среде.  …сли б  мы раньше сблизились с  такими людьми,  участь
нашей несчастной родины была бы иной.
     Џанна €забелла,  как  раз  проходившаЯ через гостиную,  услышала это  и
побледнела. Љ ней подбежал вчерашний молодой человек.
     - ‚ы устали? - спросил он.
     - Ќемножко,  -  ответила она с грустной улыбкой.  - Њне пришел в голову
странный вопрос, - прибавила она, помолчав, - сумела ли бы и Я боротьсЯ?..
     - ‘ сердцем? - спросил он. - Ќе стоит...
     Џанна €забелла пожала плечами.
     - Ђх,  до  сердца  ли  тут!  џ  думаю  о  настоЯщей  борьбе  с  сильным
противником.
     Ћна пожала ему руку и вышла из гостиной.
     ‚окульский,  следуЯ за графиней, миновал длинный рЯд комнат. ‚ одной из
них,  вдали от гостей, слышались пение и звуки роЯлЯ. ‚ойдЯ туда, ‚окульский
с  удивлением увидел  странную картину.  Љакой-то  молодой человек играл  на
роЯле,  возле него стоЯли две  очень миловидные дамы,  одна подражала звукам
скрипки,  другаЯ - кларнета, а под эту музыку танцевало несколько пар, среди
которых был только один кавалер.
     - Ћх, уж Я вам! Ѓаловники! - пожурила их графинЯ.
     Ћни ответили звонким смехом, не прерываЯ своей забавы.
     ‚окульский с хозЯйкой миновали и эту комнату и вышли на лестницу.
     - ‚идите,  вот вам наша аристократиЯ,  - сказала графинЯ. - ‚место того
чтобы сидеть в гостиной, забрались сюда и шалЯт.
     "Љак это умно?" - подумал ‚окульский.
     €  ему показалось,  что жизнь этих людей течет проще и  веселей,  чем у
надутых мешан или у дворЯн, которые корчат из себЯ аристократов.
     Ќаверху,  в полутемной комнате, куда не долетал шум из парадных покоев,
в кресле сидела председательша.
     - џ оставлю вас здесь,  -  сказала графинЯ.  -  Ќаговоритесь вволю, а Я
должна вернутьсЯ.
     - ‘пасибо тебе,  €оасЯ,  -  отвечала председательша.  -  ‘адись  же,  -
обратилась она к ‚окульскому. Ђ когда они остались вдвоем, она продолжала:
     - ’ы и не подозреваешь, сколько воспоминаний пробудил во мне.
     ’олько сейчас ‚окульский сообразил, что эту даму что-то свЯзывало с его
дЯдей. €м овладело тревожное удивление.
     "‘лава богу, - подумал он, - что Я законный сын своих родителей".
     - ’ак дЯдюшка твой скончалсЯ...  -  повторила старушка.  -  ѓде же его,
беднЯгу, похоронили?
     - ‚  ‡аславе,  где  он  жил,  вернувшись из  эмиграции.  Џредседательша
приложила платок к глазам.
     - ‚от как... Ђх Я неблагодарнаЯ... Ђ бывал ли ты у него? Ћн тебе ничего
не  рассказывал?  €  никуда тебЯ не водил?..  ‚едь там,  на горе,  развалины
замка, правда? —то ж, сохранились они еще?
     - €менно туда дЯдЯ ежедневно ходил на  прогулку,  и  мы  с  ним  иногда
часами просиживали на большом камне...
     - Ќеужели?  Џодумать только!  Ћх,  помню Я этот камень, мы, бывало, все
сидели там вдвоем и глЯдели то на реку, то на тучки, которые проплывали мимо
и исчезали,  словно поучаЯ нас,  что так же безвозвратно проходит счастье...
’олько сейчас Я  это понЯла как следует.  Ђ колодец в замке -  он все так же
глубок?
     - Ћчень глубокий.  ’олько вход  туда  завален обломками и  пробратьсЯ к
нему трудно. ЊенЯ дЯдЯ провел к колодцу.
     - Ђ  знаешь  ли,  -  продолжала она,  -  прощаЯсь в  последний раз,  мы
подумали с  ним:  не  лучше ли  броситьсЯ в  колодец?  Ќикто бы  нас  там не
разыскал,  и  остались бы  мы навеки вместе.  Љонечно -  молодость,  горЯчаЯ
кровь...
     Ћна отерла глаза и продолжала:
     - Ћчень...  очень Я любила его,  да и он,  думаетсЯ, менЯ любил... если
так обо всем помнил.  ’олько он был бедный офицер,  а Я,  к несчастью,  была
богата и  вдобавок еще  в  близком родстве с  двумЯ генералами.  ‚от  нас  и
разлучили...  Ђ  может быть,  мы  были чересчур добродетельны...  Ќо об этом
молчок!   -  прибавила  она,  и  смеЯсь  и  плача.  -  ’акие  вещи  женщинам
позволительно говорить только на седьмом десЯтке.
     ‘лезы мешали ей  говорить.  Ћна понюхала свой флакончик,  передохнула и
начала вновь:
     - Њного  страшных  злодейств на  свете,  но,  может,  самое  страшное -
задушить любовь. ‘колько лет прошло с тех пор, чуть не полвека; все миновало
- богатство,  титулы,  молодость, счастье... ’олько боль в сердце не прошла,
осталась навсегда,  и,  поверишь ли,  она  так сильна,  словно все произошло
только вчера.  Ђх,  если бы не вера в иной мир,  где нас ждет награда за все
страданиЯ на земле, кто знает, не проклЯли ли бы мы жизнь, не пренебрегли бы
ее условностЯми...  „а ты не поймешь менЯ -  у вас,  нынешних, головы крепче
наших, только сердца холоднее.
     ‚окульский сидел,  опустив глаза.  —то-то душило его, грудь разрывалась
от  боли.  Ћн  впилсЯ ногтЯми в  ладони и  думал:  "’олько бы  поскорее уйти
отсюда, чтобы не слышать сетований, которые бередЯт наболевшие раны".
     - Ђ  есть ли  у  беднЯги какой-нибудь памЯтник на  могиле?  -  спросила
председательша, помолчав.
     ‚окульский покраснел.  …му никогда не приходило в голову,  что мертвым,
кроме могильного холмика, нужно еще что-нибудь.
     - Ќет,  -  сказала председательша,  заметив его смущение.  -  Ќе тому Я
удивлЯюсь,  дитЯ мое,  что ты не подумал о надгробной плите, а себе простить
не могу, что забыла про человека.
     Ћна задумалась и вдруг,  положив ему на плечо свою исхудалую и дрожащую
руку, сказала понизив голос:
     - “ менЯ к тебе просьба... Ћбещай, что исполнишь.
     - Ќепременно, - ответил ‚окульский.
     - Џозволь мне  поставить ему  памЯтник.  ’олько сама Я  поехать туда не
могу, так уж ты менЯ выручи. ‚озьми с собой каменщика, пусть расколет камень
- знаешь, тот, на котором мы сиживали на горе у замка, и пусть одну половину
поставит на его могилу.  ‡аплати сколько следует,  а  Я тебе возвращу деньги
вместе с вечной моей благодарностью. ‘делаешь?
     - ‘делаю.
     - •орошо,  спасибо тебе...  џ  думаю,  ему приЯтнее будет покоитьсЯ под
камнем,  который  был  свидетелем  наших  речей  и  наших  слез.  Ћх,  тЯжко
вспомнить...  Ђ надпись,  знаешь,  какую сделай?  Љогда мы расставались,  он
оставил мне несколько строк из Њицкевича. ’ы их читал, должно быть:

                        —ем дальше тень, она длинней и шире
                        Ќа землю темный очерк свой бросает, -
                        ’ак образ мой: чем дальше в этом мире,
                        ’ем все печальней памЯть омрачает.{148}

     Ћх, как верно это! € тот колодец, что мог бы нас соединить, хотела бы Я
как-нибудь увековечить...
     ‚окульский вздрогнул, глЯдЯ куда-то вдаль широко раскрытыми глазами.
     - —то с тобой? - спросила председательша.
     - Ќичего, - отвечал он, усмехнувшись. - ‘мерть заглЯнула мне в глаза.
     - Ќе диво:  она бродит вокруг менЯ, старухи, и тот, кто рЯдом, может ее
увидеть. ’ак сделаешь, как Я прошу?
     - ‘делаю.
     - Џриходи же  ко  мне  после праздника и...  навещай почаще.  Њожет,  и
поскучаешь немножко,  да авось и Я,  старуха,  еще пригожусь тебе.  Ђ теперь
ступай себе вниз, ступай...
     ‚окульский поцеловал у  нее руку,  а она несколько раз поцеловала его в
голову. Џотом нажала кнопку звонка. џвилсЯ слуга.
     - Џроводи господина в гостиную, - сказала она.
     ‚окульский был как в чаду.  Ќе знал, куда его ведут, не сознавал, о чем
они  говорили с  председательшей.  Ћн  только  смутно ощущал,  что  попал  в
какой-то круговорот, его окружали громадные покои, старинные портреты, звуки
тихих  шагов  и  неуловимый аромат.  ‚округ была  драгоценнаЯ мебель,  люди,
исполненные необычайной,  от роду ему не снившейсЯ утонченности, и, заслонЯЯ
все  это,  всплывали перед  ним  воспоминаниЯ старой аристократки,  овеЯнные
вздохами и омытые слезами воспоминаниЯ, подобные поэме.
     "Ћ, что это за мир? —то за мир!.."
     Ћднако чего-то  ему недоставало.  Ћн  хотел еще раз взглЯнуть на  панну
€забеллу.
     "Ќаверное, в гостиной ее увижу..."
     ‹акей отворил двери.  ЋпЯть все  головы повернулись в  его  сторону,  и
разговоры затихли так  внезапно,  будто  вспорхнула шумливаЯ птичьЯ стаЯ.  ‘
минуту все молчали и смотрели на ‚окульского,  а он никого не видел и только
лихорадочно искал глазами бледно-голубое платье.
     "‡десь ее нет", - подумал он.
     - ‚ы только поглЯдите, он нас не соизволит даже замечать, - посмеивалсЯ
старичок с седыми бакенбардами.
     "„олжно быть, она в другой гостиной", - говорил себе ‚окульский.
     Ћн увидел графиню и подошел к ней.
     - —то же,  вы кончили совещатьсЯ?  -  спросила графинЯ. - Ќе правда ли,
как мила наша председательша?  ‚ ее лице вы имеете большого друга, однако не
большего,  чем Я.  ‘ейчас Я вас представлю... Џан ‚окульский, - сказала она,
обращаЯсь к даме в бриллиантах.
     - Ђ Я прЯмо приступлю к делу,  -  промолвила дама,  свысока поглЯдев на
него. - Ќашим сироткам нужно несколько кусков полотна...
     ѓрафинЯ слегка покраснела.
     - ‚сего  несколько?   -   переспросил  ‚окульский  и  посмотрел  на  ее
бриллианты,  за  которые можно  было  купить более  сотни  кусков тончайшего
полотна.  -  Џосле праздников,  - прибавил он, - Я буду иметь честь прислать
вам полотно, графинЯ...
     Ћн поклонилсЯ, словно собираЯсь уходить.
     - Љак, вы уже покидаете нас? - спросила, немного растерЯвшись, графинЯ.
     - „а  он  нахал!  -  заметила дама в  бриллиантах своей приЯтельнице со
страусовым пером.
     - ђазрешите попрощатьсЯ с  вами,  графинЯ,  и  поблагодарить за  честь,
которую вы изволили мне оказать... - говорил ‚окульский, целуЯ руку хозЯйке.
     - Ќет,  только до свиданьЯ, пан ‚окульский, не правда ли?.. “ нас будет
много общих дел.
     ‚о  второй  гостиной  панны  €забеллы  тоже  не  оказалось.  ‚окульский
забеспокоилсЯ:  "Ќо Я непременно должен взглЯнуть на нее... Љто знает, когда
еще нам удастсЯ встретитьсЯ в таких условиЯх..."
     - Ђ,  вот вы где!  - окликнул его кнЯзь. - џ уже знаю, какой заговор вы
составили с  ‹енцким.  Ћбщество  торговли с  ‚остоком -  отличнаЯ мысль!  ‚ы
должны будете и  менЯ принЯть...  Ќам  нужно поближе познакомитьсЯ...  -  €,
видЯ,  что ‚окульский молчит,  он прибавил:  - џ назойлив, не правда ли, пан
‚окульский? Ќо вы все равно не отделаетесь: вам нужно сблизитьсЯ с нами, вам
и другим людЯм вашей среды,  - и мы пойдем вместе. ‚аши фирмы - те же гербы,
наши гербы -  те  же фирмы,  которые гарантируют добросовестность в  ведении
дела...
     Ћни пожали друг другу руки,  и ‚окульский что-то ответил, - что именно,
он  не  помнил.  …го  беспокойство усилилось;  тщетно  он  разыскивал  панну
€забеллу.
     "„олжно быть,  она там, дальше", - подумал он и, волнуЯсь, направилсЯ в
следующую гостиную.
     Џо дороге его перехватил ‹енцкий, проЯвлЯЯ необычайную сердечность.
     - ‚ы  уже  уходите?  ’ак  до  свиданиЯ,  дорогой пан ‚окульский!  Џосле
праздников у менЯ первое заседание, и начнем с богом.
     "…е нет!" - терзалсЯ ‚окульский, прощаЯсь с паном ’омашем.
     - Ђ знаете,  -  шепотом продолжал ‹енцкий,  -  ведь вы произвели фурор.
ѓрафинЯ себЯ не помнит от радости,  кнЯзь только о  вас и говорит...  „а еще
случай с председательшей...  Ќу... просто великолепно! € мечтать нельзЯ было
о лучшем дебюте...
     ‚окульский уже  стоЯл в  дверЯх.  Ћн  еще  раз обвел залу остекленевшим
взглЯдом и вышел с отчаЯнием в сердце.
     "Њожет быть,  следует вернутьсЯ и  проститьсЯ с нею?  ‚едь она заменЯла
хозЯйку дома..." - колебалсЯ он, медленно спускаЯсь по лестнице.
     “слышав на верхней площадке шелест платьЯ, он вздрогнул.
     "Ћна..."
     Ћн поднЯл голову и увидел даму в бриллиантах.
     Љто-то подал ему пальто, и он вышел на улицу, пошатываЯсь, как пьЯный.
     "—то мне в блестЯщем успехе, если ее нет?"
     - Љарету пана ‚окульского!  -  закричал с крыльца швейцар, благоговейно
сжимаЯ в  кулаке трехрублевку.  ‘лезЯщиесЯ глаза и  несколько охрипший голос
свидетельствовали, что сей гражданин даже на своем ответственном посту отдал
благочестивую дань первому дню пасхи.
     - Љарету пана  ‚окульского!..  Љарету пана  ‚окульского!..  ‚окульский,
подъезжай! - повторЯли толпившиесЯ у крыльца кучера.
     Џо мостовой медленно двигались вереницы колЯсок и карет: к Ѓельведеру и
от Ѓельведера. Ћдин из седоков узнал ‚окульского и поклонилсЯ.
     - Љоллега!  - шепнул ‚окульский и покраснел. Ќаконец подали его экипаж;
он хотел было сесть, но раздумал.
     - Џоезжай-ка, брат, домой, - сказал он кучеру, даваЯ ему на чай.
     ќкипаж поехал к центру города, а ‚окульский смешалсЯ с толпой пешеходов
и направилсЯ к “Яздовской площади. Ћн медленно шел, разглЯдываЯ проезжавших.
Њногих он  знал лично.  ‚от  кожевник,  поставлЯющий ему свои изделиЯ,  едет
кататьсЯ  со  своей  бочкообразной супругой  и  очень  недурненькой  дочкой,
которую  ему  собирались сватать.  ‚от  сын  мЯсника,  некогда поставлЯвшего
колбасу  в  магазин  ѓопфера.  ‚от  разбогатевший плотник  с  многочисленным
семейством.  ‚дова спиртозаводчика, котораЯ тоже владеет большим капиталом и
тоже не  прочь отдать свою руку ‚окульскому.  ‚от шорник,  два приказчика из
мануфактурного магазина,  вон  там  мужской портной,  подрЯдчик,  строитель,
ювелир,  владелец пекарни,  а  вот  и  его конкурент,  галантерейный купец в
обыкновенной пролетке.
     Ѓольшинство  из  них  не  видело  ‚окульского;  кое-кто,  заметив  его,
кланЯлсЯ;  нашлись,  однако,  и такие, которые делали вид, будто не замечают
его,   и  только  Язвительно  усмехались.  ‘реди  всей  этой  толпы  купцов,
предпринимателей и  ремесленников,  которые по  положению были равны ему,  а
иные даже богаче или  известнее в  ‚аршаве,  только его пригласили сегоднЯ к
графине. Ќи один из них, только он, ‚окульский!..
     "Њне  невероЯтно везет,  -  думал  он.  -  ‚  полгода Я  нажил изрЯдное
состоЯние,  через  несколько лет  у  менЯ  уже  будет миллион...  Ќет,  даже
раньше... ‘егоднЯ Я уже получил доступ в аристократические гостиные, а через
год?..  ѓосподам,  с  которыми Я только что встретилсЯ у графини как равный,
мне семнадцать лет назад пришлось бы прислуживать в ресторане,  если бы они,
конечно, соизволили заглЯнуть туда. €з каморки при магазине в будуар графини
- каков скачок!..  Ќе  слишком ли  Я  быстро продвигаюсь?"  -  прибавил он с
тайной тревогой в сердце.
     Ћн  вышел  на  просторную “Яздовскую площадь.  ‚  южной  части ее  были
устроены  развлечениЯ  длЯ   простонародьЯ.   „ребезжащие  звуки   шарманок,
подвывание труб и  гул  многотысЯчной толпы хлынули на  ‚окульского,  словно
волны.  Џеред ним как на ладони виднелсЯ длинный рЯд качелей,  взлетавших то
вправо,  то влево,  словно гигантские маЯтники.  ‡а ними второй рЯд - быстро
вращавшиесЯ карусели  с  разноцветным полосатым верхом.  ‡а  ними  третий  -
зеленые,   желтые  и  красные  балаганы,   где  у  входа  висели  безобразно
намалеванные картины,  а на крышах то поЯвлЯлись, то исчезали пестрые клоуны
и огромные куклы.  Ђ в центре площади стоЯло два высоких столба,  на которые
как раз в  эту минуту карабкались смельчаки,  соблазненные пиджачной парой и
дешевыми часами.
     Њежду  этими  наспех  сколоченными грЯзными  постройками  кишели  толпы
веселЯщихсЯ людей.
     ‚окульскому вспомнились детские годы. Љакой вкусной казалась ему, вечно
голодному мальчишке,  булка с  сосиской!  ‘  какой уверенностью он оседлывал
лошадку на  каруселЯх,  воображаЯ себЯ великим полководцем!  Љакое неистовое
упоение испытывал он, взлетаЯ на качелЯх под самое небо! Ђх, как сладко было
думать,  что и сегоднЯ он свободен,  и завтра тоже - впервые за целый год. Ђ
ни с  чем не сравнимаЯ уверенность,  что сегоднЯ он лЯжет спать в десЯть,  а
завтра,  если вздумаетсЯ,  встанет тоже в десЯть,  пролежав двенадцать часов
подрЯд в постели!
     "€  это  был Я,  Я?  -  недоуменно спрашивал он  себЯ.  -  Ќеужели менЯ
приводили в восторг вещи,  которые теперь внушают лишь отвращение?..  ’ысЯчи
беднЯков веселЯтсЯ вокруг,  в  сравнении с ними Я богач,  но каков мой удел?
’оска и  скука,  скука и тоска...  ‘ейчас,  когда Я мог бы иметь все,  о чем
мечтал когда-то,  у  менЯ нет ничего,  ибо прежние желаниЯ угасли.  Ђ  Я так
верил в свое необыкновенное счастье!.."
     ‚ это мгновение из толпы вырвалсЯ многоголосый крик. ‚окульский очнулсЯ
и увидел на верхушке столба человеческую фигуру.
     "Ђга,  победитель!"  -  сказал он  про себЯ,  едва устоЯв на  ногах под
натиском толпы;  вокруг него люди проталкивались вперед,  хлопали в  ладоши,
кричали "браво",  показывали пальцами на героЯ, спрашивали, как его фамилиЯ.
Љазалось,  вот-вот завоевателЯ пиджачной пары на руках понесут по улицам - и
вдруг всеобщее возбуждение улеглось.  ‹юди  замедлили шаг,  останавливались,
возгласы стали затихать,  наконец умолкли совсем.  ѓерой минуты спустилсЯ со
столба и через несколько мгновений был забыт.
     "‚от предостережение мне!" - подумал ‚окульский, утираЯ пот со лба.
     Џлощадь  с  веселЯщейсЯ  толпой  вконец  опротивела  ему.  Ћн  повернул
обратно.
     Џо  Ђллее все еще тЯнулась вереница пролеток и  карет.  ‚  одной из них
мелькнуло бледно-голубое платье.
     "Џанна €забелла?.."
     “ ‚окульского заколотилось сердце.
     "Ќет, не она".
     ‚дали изЯщной походкой прошла красиваЯ женщина.
     "Ћна?.. Ќет. ‡ачем ей тут быть?" - ’ак прошел он Ђллею, Ђлександровскую
площадь, Ќовы ‘вЯт, все времЯ высматриваЯ кого-то и все времЯ обманываЯсь.
     "’ак вот оно,  мое счастье? - думал он. - —то доступно, того Я не хочу,
а  цеплЯюсь за то,  что не даетсЯ в  руки.  Ќеужели это и есть счастье?  Љто
знает, может быть, смерть не так уж страшна, как представлЯют себе люди".
     € впервые показалсЯ ему отрадным крепкий,  непробудный сон, которого не
потревожат ни желаниЯ, ни надежды.
     ‚ то же самое времЯ панна €забелла,  вернувшись от тетки домой, чуть не
с порога закричала панне ”лорентине:
     - ‚ообрази... он был на приеме!
     - Љто?
     - Ќу, этот... ‚окульский...
     - Џочему же  ему  не  быть,  если  его  пригласили?  -  удивилась панна
”лорентина.
     - „а ведь это наглость! ќто неслыханно! € вдобавок, представь, тетка от
него без ума,  кнЯзь чуть не вешаетсЯ ему на шею,  и все хором твердЯт,  что
это знаменитость... —то ж ты молчишь?
     Џанна ”лорентина грустно усмехнулась.
     - ќто не ново. ѓерой сезона... ‡имою был в этой роли пан Љазимеж, а лет
пЯтнадцать назад... даже Я, - тихо прибавила она.
     - „а ты рассуди: кто он такой? Љупец... купец...
     - „орогаЯ Ѓелла,  -  отвечала панна ”лорентина,  - Я помню, как в свете
увлекались даже циркачами. Џройдет, как всЯкое увлечение.
     - Ѓоюсь Я этого человека, - прошептала панна €забелла.


                               ѓлава десЯтаЯ

                         „невник старого приказчика

     "€так, у нас новый магазин: пЯть витрин, два склада, семь приказчиков и
у входа швейцар.  …сть у нас и экипаж, блестЯщий, как начищенный сапог, пара
гнедых лошадей,  кучер и лакей в ливрее. € все это свалилось на нас в начале
маЯ,  когда  ЂнглиЯ,  ЂвстриЯ  и  даже  обессилевшаЯ  ’урциЯ  очертЯ  голову
вооружались.
     - Њилый ‘тась,  -  говорил Я ‚окульскому,  - все купцы смеютсЯ над тем,
что мы столько тратим в теперешние неспокойные времена.
     - Њилый €гнаций,  -  отвечал мне ‚окульский,  - а мы будем смеЯтьсЯ над
всеми  купцами,   когда  наступЯт  более  спокойные  времена.  ‘ейчас  самаЯ
подходЯщаЯ пора вершить дела.
     - „а ведь европейскаЯ война, - говорю Я. - на носу. Ђ тогда не миновать
нам банкротства.
     - ЏустЯки.  Ѓрось ты  думать про войну,  -  отвечает ‘тась.  -  ‚сЯ эта
шумиха  утихнет через  несколько месЯцев,  а  мы  тем  временем обгоним всех
конкурентов.
     Ќу,  и нет войны. ‚ магазине у нас толчеЯ, как на богомолье, на склады,
как  на  мельницу,  беспрерывно привозЯт и  увозЯт товары,  а  деньги так  и
сыплютсЯ в кассу,  что твоЯ мЯкина. Љто не знает ‘тасЯ, скажет, пожалуй, что
он  гениальный купец.  Ќо Я-то знаю его,  потому и  спрашиваю себЯ все чаще:
зачем ему все это? - Warum hast du denn das getan?
     Џравда, и ко мне не раз обращались с подобного рода вопросами. Ќеужто Я
в  самом деле уже так стар,  как покойница Grosmutter,  и  не могу понЯть ни
духа времени,  ни  помыслов младшего поколениЯ?..  Ќу  нет!  „ело еще не так
плохо...
     Џомню,  когда  ‹уи-Ќаполеон (позднее император Ќаполеон III)  бежал  из
тюрьмы в 1846 году, всЯ …вропа так и забурлила. Ќикто не знал, что будет. Ќо
все рассудительные люди к  чему-то  готовились,  а  дЯдюшка ђачек (пан ђачек
женилсЯ на моей тетке) все твердил свое:
     - ѓоворил Я,  что Ѓонапарт еще вынырнет и заварит им кашу! „а вот беда:
что-то Я на ноги стал слабоват.
     1846  и  1847  годы прошли в  великой сумЯтице.  ’о  и  дело поЯвлЯлись
какие-то газетки,  а люди пропадали.  Ќе раз Я задумывалсЯ: не пора ли и мне
пуститьсЯ в  широкий мир?  Ђ когда менЯ одолевали сомнениЯ и тревога,  Я шел
после закрытиЯ магазина к  дЯде ђачеку,  рассказывал,  что  менЯ терзает,  и
просил, чтобы он посоветовал мне как отец.
     - ‡наешь что,  - отвечал дЯдЯ, стукнув себЯ кулаком по большому колену,
- посоветую Я  тебе как отец:  хочешь,  говорю тебе,  так иди,  а не хочешь,
говорю тебе... так оставайсЯ.
     Ќо в феврале 1848 года, когда ‹уи-Ќаполеон был уже в Џариже, однажды во
сне ЯвилсЯ ко мне покойный отец,  такой,  каким Я видел его в гробу.  ‘юртук
застегнут наглухо до самого подбородка,  в ухе -  серьга, усы нафабрены (это
„оманский ему  подчернил,  чтобы отец  пред  судом божиим не  ударил лицом в
грЯзь). ‘тал он во фронт у дверей моей комнатушки и сказал такие слова:
     - Џомни, сорванец, чему Я учил тебЯ...
     "‘он -  морока, положись на бога", - думал Я несколько дней. Ќо магазин
мне уже опостылел. ЏотерЯл Я склонность даже к Њалгосе Џфейфер, - царство ей
небесное,  - и сделалось мне на Џодвалье так тесно, что никакого терпениЯ не
стало. Џошел Я опЯть посоветоватьсЯ с дЯдюшкой ђач